СКАЗ ПРО НЕВЕРОЯТНЫХ ЛЕСНЫХ ЖИТЕЛЕЙ И КЛЕЩА-ВРУНА
1. Кое-что о Светлолесье, Тайге и древесных хворях
Как ты уже знаешь, мой юный друг, многие сказки на свете начинаются с незатейливых слов «жили-были...»
И хотя рассказчик ручается, что эта история ему не приснилась, а случилась очень даже наяву, врата в наше предание отворяются точно так же: жили-были лесные жители, которые называли свою страну Светлолесьем, а себя величали светлолесами. Это был не очень большой, однако и не так чтобы маленький край, в котором его жители обитали уже очень давно. По правде говоря, когда-то они именовали себя иначе - прибрежцами. Название это происходило оттого, что одна из границ лесного края прижималась на севере к берегу прохладного моря. Но вот ведь какая история. В былые времена народам часто приходилось воевать, чтобы не быть изгнанными из собственных земель. К тому же, могущественные соседи порою дрались не только с прибрежцами, но и один против другого, и нередко их жестокие битвы разворачивались прямо посреди Прибрежья, потому что ему не посчастливилось оказаться между враждующими сторонами. И тогда жителям страны приходилось так же тяжело, как будто воевали они сами. Ведь во время любых войн быстро растёт злоба, да худо урожай.
Однажды, когда Прибрежье было до костей истощено долгой бранью с соседями, да в придачу ослаблено склоками собственных воевод, здоровенный воин с востока, - такой же холодный, как и могучий - насильно присоединил Прибрежье к своей огромной Тайге, не спросив на это разрешение и у самих жителей. В Тайге к тому времени томилось уже множество Степей и Нив, Дубрав и Кедровников, и даже Гор. А чтобы жители не помнили, кто они и откуда, захваченные земли частенько прозывали на новый лад, и долго воспитывали их под хлест кнута небылицами о происхождении, да задабривали медовыми пряниками, выпеченными на муке величия Общего Леса. И многих покорённых это даже устраивало, потому что вкусна сахарная пудра напыщенного каравая, и иные уста ради сладости звонкого имени готовы были забыть о пресном вкусе тихой любви, отвернувшись от своих не самых славных родителей. Прибрежцев стали величать светлолесами. Имя на слух было милым, да и не сказать, чтобы не находилось ничего общего с лесами Тайги, ведь на соседних участках корни часто оказываются переплетёнными между собой. И всё-таки себя они долго ещё называли по-старому. И даже поднимались на яростные восстания за право снова решать судьбу своего леса самим, и называть себя так, как того желают они. Впрочем, к той эпохе силы уже были настолько неравны, что на столетия прибрежцы остались в Тайге, вместе с прочим разнолесьем. Родной шёпот листьев в Прибрежье становился всё тише, а команды на очень певучем, но чужом языке Тайги, звучали всё громче, и со временем прибрежцы почти запамятовали зов своих предков, а иные даже стеснялись его.
Нужно сказать, мой друг, что в далёкие времена многие влиятельные леса в нашем мире охотились за чужими землями и прибирали их себе. Они бесчинствовали на новых территориях, и никак не могли отыскать тот колодец, который утолил бы их жажду величия. Души, покрываясь коркой, заряжали пушки ядрами, и грезили о том, как артиллерийский залп прогремит на все леса и сделает их прозвище самым прославленным среди иных имён. Под грохот канонады они громогласно короновали себя империями. А своих военачальников, вырубавших скипетром несчастные леса, объявляли выдающимися полководцами, и увековечивали их в мраморных и бронзовых памятниках, что воздвигались на площадях располневшего царства. Разбой же свой они всегда называли священным походом, который вовсе и не грабёж, а только забота о безопасности державы.
С тех пор немало воды утекло, и нынешний мир разительно изменился. Река времени подмывала ступени королевских дворцов, наносила слои тины на золотые троны, а ветра перемен по камушку выдували из казавшихся нерушимыми твердей, и почти все лесные империи со временем порядком обветшали. Некогда грозные и пышные их наряды вызывали отныне у окружающих не страх и восхищение, а отвращение и смех, и в конце концов, многие необъятные и пугающие чащобы разделились на уютные и приветливые сады да парки.
Всё это случилось позднее, а пока светлолесы, попав в разросшуюся Тайгу, вместе с другими вязнями осваивали просторы непрошеной страны, скитаясь порой по самым окраинам. Впрочем, не всегда они делали это по собственной воле. Но те, кто не сгинул в этот суровый час, находили себе убежище, налаживали скупой быт, и растили потомство - так саженцы, пережившие лютые зимы, зеленеют ростками и глубже пускают корни. Деревья перемешались, и некоторые виды растворились в общем лесу навсегда. Те же из народов, которые не забыли свои истоки, хранили глубинную память о предках и тайную мечту о свободе. Назвать братьями тех, кого силою согнали за высокую колючую изгородь, будет большой натяжкой, потому что роднёй не становятся по принуждению. Но на смену угнетённым поколениям, помнившим плеть рубцами на коже, выросли дети, которые больше думали о любви, чем о ненависти, и большинство жителей относились друг к другу вполне доброжелательно, не переваривая, скорее, убогость посадок и нищету, а не самих обитателей.
Тайга была больше остальных территорий в этом краю, и всеми управляла. А саму страну однажды титуловала Ласковым Общим Лесом. Тогда многие жители верили, что простые и красивые слова несут в своих красных семенах плодородие всему миру, и скоро всё будет общим, и все будут ласковыми. Но под этой маской добра и справедливости скрывались грубые желания, и при помощи пилы и обмана Ласковый Общий Лес разрастался оторванными от соседских земель участками. Новые леса рубили безжалостно, щепки летели, и земля в них становилась красной от кровавых слёз. Красными становились и больные глаза дровосеков. Поэтому навязчивой красоты Ласкового Общего Леса окружающие очень боялись. А он оставался глух к воплям о сострадании и браво маршировал, оглашая страх любовью и уважением. И конечно же, очень гордился завоеваниями.
Знает ли юный читатель что такое - гордость? Иногда говорят, будто это огромное достоинство живой Души. Но не всё так просто. Когда Душа гордится собой, потому что сделала что-то лучше, чем получалось у неё раньше - это взаправду очень ценная её черта. Так годовалый малыш радуется каждому удачному шагу, не задумываясь о том, самый быстрый ли он гонщик в лесу. Но если Душа не столько борется со своими страхами и ленью, сколько топчется по головам окружающих, выпрыгнув на миг выше всех, тогда её высокомерие становится проводником для холодной зависти и горячей войны. И ничто не приносит столько бед жителям нашего мира, как гордость, располневшая до гордыни. Особенно если она видит в своём фото икону, подогревается раскрасневшимися обидами, и смакует из трубочки коктейль вкусненькой лжи.
Пока на востоке господствовала Тайга с её болезнью красных глаз, такая же злая хворь зародилась в некоторых лесах запада. Она отличалась цветом, и была не красной, а коричневой, но её разрушительная сила была не менее бешеной. Особенно свирепствовала она в одном краю талантливых и образованных обитателей, которые называли свою страну Железной Волей. Поначалу они с Тайгой делали вид, будто приходятся один одному старыми приятелями. Они вместе, с торжественными улыбками, делили между собой пылающие соседские леса, как будто обитателями там были не живые хозяева, а ничейные игрушки. Но злые души не умеют доверять, и готовые на коварство сами, они постоянно ждут коварства от заклятых друзей. Воля и Тайга клялись во взаимной вечной дружбе, но оба скрытно готовились к войне. Одним ранним утром, когда ещё спят не только детки, но и взрослые, Воля вероломно напал на Тайгу. Огонь и дым взвились до небес, полчища воронов громко каркали, чёрные кресты схлестнулись в смертельном сражении с красными звёздами. Красная и коричневая болезни очень похожи: и если простуды обожают тела слабых, то эти хвори заражают души сильных. Каждая из них пыжится доказать, что именно она самая могучая правильность во вселенной. При этом не хочет и слышать, если кто-либо говорит ей, что она несёт в себе только разрушение. Подобные слова заболевшая душа считает не меньше, чем предательством, а сказавшего их - не меньше, чем врагом своего леса. Эти страшные болезни можно было бы вполне излечить, если бы в лесах, поражённых ими, не сжигали книги и не разбивали бы зеркала. Но тем, кто ещё мог сказать слово правды, повесили на рот тяжёлые замки, и болезнь через красно-коричневую ложь все немереные силы лесных душ направляла для заражения и уничтожения всего живого вокруг. Деревья сошли с ума и не могли больше ужиться друг с другом в одном лесу, сжигая в пламени старых обид любые растения вокруг себя. Коричневая болезнь западного леса прожорливо поглощала и уничтожала всё на своём пути, и ей всего было мало. Она продвигалась вглубь других лесов настолько стремительно, и была так беспощадна, что обитатели тех мест погибали миллионами, деревья истреблялись целыми лесами, и чтобы выжить в той страшной войне, жителям Ласкового Общего Леса пришлось забыть о прочих бедах, и сплотившись, сражаться плечом к плечу. Несколько лет шла та битва, равной которой ничьи глаза ещё не видели. Божественное перемешалось с бесчеловечностью, и осколки от взрывов разлетались по всей Земле. К счастью для Ласкового Общего Леса, в западных краях не все ростки быстро увяли из-за коричневой чумы. Некоторые растения сопротивлялись болезни отчаянно, защищались шипами роз, а пчёлы с их полей отдавали мёд в Тайгу, чтобы помочь перебороть коричневую заразу. Так вместе они и победили. Хотя для Ласкового Общего Леса, принявшего на себя основной удар, победа далась очень высокой ценой. В том числе и ценой жизней миллионов светлолесов.
После той войны, самой страшной в истории, жители во всех уголках мира долго обсуждали, как же так получилось, что они допустили в свои леса эту чудовищную болезнь. А жители западных лесов, где и зародилась коричневая беда, с тех пор очень внимательно следили за корнями деревьев и качеством удобрений, чтобы больше никогда не позволить подобной болезни проявиться вновь. Они под микроскопом исследовали её, обменивались мнениями, спорили, и наконец, решили, что всё-таки лучшей профилактикой от всех болезней будет чистить зубки правдивой пастой, делать упорную зарядку для силы рук, помогать друг дружке прилежно учиться, а если уж сражаться, так только на футбольных полях и прочих олимпиадах. Лучшими же лекарствами были объявлены доброе настроение и спокойная терпеливость ко всем, кто не похож на тебя. Это было выдающееся научное открытие, и обитатели западных лесов радовались выздоровлению и улыбались соседям. Ну правда: сколько же можно видеть в ком-то врага, придумывать угрозы и дуться на него за бородатые обиды? Тем более что захваченные некогда огороды давно перестали быть спасением от голода, на месте спаленных хат уже выросли каменные высотки с гнёздами, и ругались частенько из-за какой-нибудь сущей чепухи, вроде неподеленной связки дров пять тысячелетий тому назад.
И западные леса смотали да спрятали в сарай колючую проволоку, отомкнули замки на границах и стали видеть в соседях друзей, а не врагов, жить мирно да ездить один к одному в гости.
А в Ласковом Общем Лесу, краю победителей коричневой болезни, невыносимо страдали от перенесённой жестокой боли, и чтобы её приглушить, объявили день победы главным своим праздником, и принялись веселиться на нём с каждым годом всё больше да размашистей. Историю, как известно, пишут победители, и для библиотек восточного леса таежные историки настрочили увесистые тома, в которых было много про свои подвиги, - порой свершённые только на страницах - и совсем забыто про собственную вину. Безжалостно давился каждый крохотный голосок, посмевший вспомнить, как Ласковый Общий Лес, называвший себя безгрешной Родиной, и сам тяжело болел красной болезнью, из-за которой был весьма жесток к своим же обитателям, а в придачу тоже был не прочь поживиться чужими землями. А забыв это, никаких уроков победители не усвоили, и ни перед кем не попросили прощения, - даже перед собственными жителями, с которыми часто обращались ещё хуже, чем с врагом.
Обманув себя в одном, жители научились врать и во всём остальном. Дошло до того, что если кто-то стоял на месте, он смотрел в глаза другому и уверял, что куда-то бежит. Всё было наглухо закрыто, на границах опустился железный занавес, и от спёртого воздуха было нечем дышать. В конце концов, все устали от такой жизни, и чтобы окончательно не задохнуться, один из медведей в Ласковом Общем Лесу разрешил открывать окна и рты. И вдруг все поняли, что Ласковый Общий Лес стал как общий дом никому совершенно не нужен. И те лесные народы, которые были загнанны в Тайгу насильно, в один прекрасный день вышли оттуда, и стали жить порознь. Тайга и рада была бы удержать их, да слишком долго она сражалась сама с собой, сил на новые завоевания уже не осталось, а предложить уходящим, кроме памяти о великой общей победе, было совсем нечего. Ведь из-за глупого управления общим домом пришлось думать не о плясках и величии, а о куске хлеба для оставшихся жителей.
Светлолесы за смутные века в неволе порядком призабыли своё стародавнее имя, они почти не разговаривали на родном языке, пользуясь речью общего леса, и даже память о былой свободе была размазана и стёрта ластиком имперской болтовни. И когда свобода буквально упала им на голову, может быть, эта внезапность сыграла свою фатальную роль в будущем Светлолесья: ведь то, что даётся легко, и ценится не сильно.
Был декабрьский день, выпал снег, а светлолесы недоумённо поглядывали на спешащих прохожих, и многие чувствовали себя осиротевшими, потому что забыли, как жить самостоятельно, и привыкли чувствовать себя частью огромного муравейника. Но нужно было жить дальше. Из Тайги вышли другие леса, и став добрыми соседями светлолесам, все принялись поднимать и обустраивать покосившееся наследие. Прежде всего нужно было думать о том, как себя прокормить, потому что, живя в Ласковом Общем Лесу, жители так долго готовились к новым войнам, и так упорно ковали в кузницах новое оружие, что у них оставалось мало времени и сил на пшеничные поля, а забавки для детей и взрослых в мастерских общего леса делать вовсе разучились.
Теперь же над Светлолесьем установился небесный свет, никто никого не запугивал, и не было отныне у светлолесов большей заботы, чем пирог на столе и всякие безделушки для потехи, восторг от которых раньше был никому из них недоступен.
Когда светлолесы жили в Общем Лесу, им под строжайшим запретом воспрещалось вспоминать о прошлом, ежели оно не было описано таёжными придворными выдумщиками. И вот наступило время, когда стало возможно безбоязненно говорить о том, что раньше край светлолесов назывался Прибрежьем. Что был он довольно влиятельным, и с ним считались другие леса. Что, бывало, проигрывал он сражения, но и выигранных битв было немало. Что светлолесы, вдоволь наевшись военной каши, более всего ценили мирное небо, и на любые временные трудности житель леса обычно простодушно махал рукой: «Ай, лишь бы не война!». Что испокон веков это был край землепашцев и ремесленников, бережно расчищавших поля для посева, любящих каласы пад серпом своим, и делавших умелыми руками всякие полезные приспособления. Предки светлолесов всегда ценили волю, в их просторном лесу жили мудрые князья, которые добросовестно следили за исполнением закона и прав живущих. Но уважали прибрежцы не только славных воинов и сидящих в замках градоначальников, но и тех, кто мог их научить чему-то новому. И один из таких умниц, которого звали Румяная Корочка, стал первым, кто напечатал книгу в тех землях: ведь ни в Прибрежье, ни в соседних лесах, ни даже в Петербурге, по которому он бродил, читая стихи ещё не родившегося поэта, никто этого делать пока не умел. Да и как уметь, ведь компьютеров ещё не придумали, да и эра электричества была ещё далеко.
А якой жа цудоўнай была iх родная мова! Як быццам нябесная песня! Сунiца i летуценнiк, чараўнiк i калыханка. Кавярня, фiлiжанка, прыгажуня. Хвiлiначка ды знiчка. Каханне i Бацькаўшчына! А назвы месяцаў - гэта навогул сусветная скарбнiца!...
Люты.
Красавiк...
Верасень.
А ещё светлолесы узнали из старых рукописей, что с теми, с кем они долго считались одной семьёй, - с жителями Тайги - они некогда часто воевали, с переменным успехом, и никакими братьями один одного не называли. С тех пор минуло много лет, исчезли даже могилки тех, кто жил в ту эпоху. Не осталось никаких обид у прибрежцев, была только общая история и огромное желание жить в добром соседстве. А общие корни, как оказалось, у светлолесов были не только с восточными жителями, но и с другими соседями - северными, южными и западными. И, кстати, с ними они почти никогда не воевали.
И решили светлолесы вернуть из небытия стародавние символы и флаги, и постепенно вспоминать родной язык. Были сложные времена, хаос после распада Ласкового Общего Леса был неимоверный, и если фабричные станки ещё работали, то разорванные связи приходилось заново сшивать, или налаживать по ниточке новые. Потом этот период называли «лихие годы». Но не из-за того, что пропитание было не шибко жирным, а потому что при всех землетрясениях и прочих катаклизмах, когда рушатся дома и судьбы, всегда появляются из чащ мошенники, разбойники и мародёры, мечтающие пожить за чужой счёт. И многим светлолесам приходилось заботиться не о прошлом и будущем, а только о настоящем.
2. Несоразмерно коротенькая глава о свободной воле.
Знаешь, мой друг, свобода вообще стоит дорого. Своими крыльями ты выбираешь путь и спутников. Но если ошибся, винить будет некого. Победы часто будут общими, а поражения только своими. Свобода как бесконечно много даёт, так не меньше и требует. Не каждый способен этот полёт выдержать. Однако за счастье дышать вне клетки иные свободолюбивые существа готовы и жизнь отдать.
Но не все. Кто-то вполне доволен и тем, что для него построили тёплое стойло, кормят и разрешают выходить на прогулку. А то, что нельзя покинуть территорию загона, доят по расписанию и собственная шкура не вполне себе принадлежит - не столь уж важно, если на бойню сегодня ведут кого-то другого. Тут каждый выбирает сам. Но хочу сказать тебе, что когда живая Душа долго и безропотно кому-то подчиняется, она, к сожалению, теряет свои божественные ростки достоинства, естественную жажду воли, и превращается в молчаливую скотину, несмело мычащую разве что из-за пустого корыта, и слепо исполняющую всё, что прикажет хозяин с бичом в руке. И самое печальное, что когда кто-то открывает загон, оказывается, что живая Душа оскотинилась настолько, что сама уже не желает уходить от хозяина - только бы он её кормил и не сильно бил по согнутой спине. А другой выбор ей и не нужен. Так что рабы часто ненавидят не своих владельцев, а тех, кто призывает их снять кандалы.
А у свободной Души выбор есть всегда. Только выбор этот не в марках сигарет, а между нашими поступками. И кто-то крадёт чужие машинки, а кто-то делится своими. Кто-то дерётся и выталкивает деток с горки и песочницы, а другой выбирает играться вместе. Ты можешь закапризничать на весь магазин, требуя от мамы новую игрушку, а можешь только вежливо попросить. И если у мамы не получается купить тебе подарок, ты можешь не расплакаться, а обнять её, и сказать, что всё равно очень мамочку любишь.
И, конечно же, ты волен отстояться в сторонке, когда кто-то сильный обижает слабого - ведь если ты влезешь, тебе достанется тоже. Но можешь вступиться - и в этом тоже твоя свобода. Потому что свобода - это всегда решение между злом и добром. Ты сам делаешь выбор - курить или бросить, говорить плохие слова или нет, обижать или защищать, красть или делиться. И чем больше живых душ будут выбирать добро, тем счастливее будут жить обитатели лесов, наделённые всевышним свободной волей.
Кстати, и о Боге. Пока ты маленький, одни взрослые тебе говорят, что Бог есть, а другие, что бог - это выдумка. Друг мой, когда ты достаточно вырастешь, ты сделаешь выбор сам, верить ли тебе. Потому что, как ни странно, верить или не верить в создателя - это тоже выбор. А достаточных доказательств нет ни у кого, и часто только собственное сердце тихонечко шепчет тебе, что никто не идёт в одиночку. Но уже через минуточку в твоей голове появляется мысль, что всё это глупости.
3. Лучик и Ёжик.
Сказал автор уже много, а историю, о которой хотел поведать тебе, ещё и не начинал. Давай уж к ней перейдём.
...Жила-была... ах, погоди, ведь у нас уже было «жили-были». Но, знаешь, давай попробуем ещё раз. Значит, жила-была в Светлолесье одна принцесса, и звали её Лучик. На самом деле, принцесс вокруг было много. По правде говоря, в Светлолесье только принцессы с принцами и жили. Лучик была похожа на всех остальных наследниц королевства, которых ты видишь вокруг, а может быть, даже и в трельяже ванной комнатки. Она очень любила играть и смеяться, бегать за бабочками и воздушным шариком, лазить туда, куда запрещали мама и папа, и плакать, когда раздирала коленко. Она тоже, как и ты, иногда надувала губки, обижаясь на всякие пустяки. Но разве можно долго дуться, если детство построено из солнышка и дождичка, луж и радуги, обнимашек с родителями и озорных игр с друзьями во дворе?
Однажды (это, кстати, тоже одно из слов, с которых начинаются какие-нибудь важные события в сказках). Так вот, однажды наша сказочная героиня - а сколько ей было на тот момент годиков, никто точно не знает - подружилась с мальчишкой, которого звали Ёжик. По совести говоря, ещё не известно, кто с кем подружился - она с ним, или он с ней - но это, наверное, и не очень-то важно. Как все ёжики, мальчик тоже был задиристо колючим. Особенно, когда кого-нибудь защищал. А ты, конечно, знаешь, что настоящие мальчики должны защищать не только себя, но и тех, кого обижают?
Вот и Ёжик недовольно пыхтел, если кого-нибудь пытались обмануть или побить, тем паче того, за кого заступиться было некому. Ёжик громко сопел и щетинился, так что плохишам не очень-то хотелось с ним связываться.
Ты, конечно, уже знаешь, что обманщики живут рядом с нами: они могут тебе мило улыбаться, казаться дружелюбными, весело с тобой играться, и даже иногда чем-то помочь. Но если только обманщику чего-то захочется по-настоящему, он, не моргнув глазом, проведёт тебя, как лиса Алиса провела Буратино, и ему будет не важно, если ты от его обмана что-то потеряешь, или тебе будет больно. У обманщика всегда тысяча оправданий: он с жаром убеждает всех вокруг, а особенно себя самого, что делает всё только для пользы дела и для общего блага. И потому, как говорит обманщик, иногда не до правды.
Юный мой друг, никогда не будь обманщиком. Ты не представляешь, сколько бед в нашем мире происходит только оттого, что некоторые не любят правду! И даже если правда эта тяжела, словно бегемот - да-да, правда бывает очень и очень тяжела - всё равно она легче самого мелкого обмана. Некоторые из-за маленького вранья носят потом тяжесть на сердце всю оставшуюся жизнь. А иные легендарные книги утверждают, что Зло, которое есть в нашем мире, живёт и питается именно ложью, во всём его многообразии блюд, на первое, второе и третье. И только на десерт Зло закусывает синяками от драк, запивая их компотом из новых обманов.
Вот и Ёжик терпеть не мог обманщиков, и смело их разоблачал. А когда вырос. впрочем, об этом я расскажу немножечко позже.
А пока Ёжик впервые увидел Лучика. Как и другие нынешние принцессы, Лучик выбегала из дому не в бальном наряде и на хрустальных башмачках, а в льняном платьице или джинсах с футболкой. Она скакала в ухоженных, но повидавших приключения кроссовках, а на её голове красовалась заколка из маминой сумочки. Она счастливо улыбалась, и её сияние была сродни весеннему солнечному свету, от которого мир вокруг расцветает яркими красками, а сердца принцев вспыхивают томлением по прекрасному. Мы не знаем, что они увидели в глазах друг друга при первой встрече, и пусть это останется их тайной - ведь всем нам, и тебе, наверное, тоже нравится обладать какой-то тайной, и желать, чтобы о ней никто не узнал. Ну, кроме, конечно, мамы. Или папы. Или бабушки с дедушкой. Ещё братика с сестричкой, и совсем немножко друзей. Вот если о тайне знают только они, можно быть в уверенности, что о ней больше никто не узнает. Во всяком случае, в ближайшие пять минут. Но всё-таки я тебе расскажу по секрету, а ты никому не говори: принцесса Лучик и принц Ёжик не сразу полюбили друг друга. Это только в глупых сказках герои влюбляются с первого взгляда, а в жизни, как и в нашей взаправдашней сказке, такое если и случается, то далекооооо не всегда.
Ёжик был крепким парнишкой с храбрым сердцем, но вот он встретил Лучика и оробел перед ней. Знаешь, ведь часто парни робеют не перед опасностью, даже очень большой, а перед девочками, которые им нравятся. Хотя, говорят, и девочки тоже стесняются, если рядом с ними находится понравившийся мальчик. Но это неважно. А важно то, что Ёжик сам подошёл к Лучику и предложил ей дружить.
- При... привет!.. Как тебя зовут? - немного запнувшись, спросил Ёжик
- Лучик. А тебя?
- А меня Ёжик.
Это были такие простые слова, но почему-то их было не так уж легко сказать. Они стояли на лесной тропинке, и смотрели в глаза друг другу. Лучик улыбнулась, присела на корточки и провела ладошкой по листикам подорожника.
- Айда землянику собирать! - весело вскрикнула она, и бросилась вглубь леса.
- Уж лучше грибы, - буркнул Ёжик, и сопя, побежал за Лучиком.
- Ха-ха!.. Грибов пока мало. Эх, ты - грибник, сезонов не знаешь.
- Всё я знаю, я просто так, в шутку.
- Так ты - шутник? Ой-ха-ха! Я люблю, когда ребята умеют смеяться. Хотя гляжу на тебя и мне уже очень смешно. Насупившийся Ёжик - это прикольно, - она озорно кинула взгляд на Ёжика, и они одновременно расхохотались.
И так они вместе провели всё лето, бегая по тропинкам, опушкам и лугам, и даже иногда забираясь в самые чащи. По правде говоря, в лесу были места, которых Лучик всегда побаивалась: там было много бурелома, а кроны деревьев смыкались так плотно, что она чувствовала себя завёрнутой в ковёр из зелёного мха внизу и грозно раскачивающихся веток вверху. И она старалась не забегать в лес так далеко. Но ведь Ёжик был таким отважным, и рядом с его уверенностью Лучик и сама становилась смелее.
Потом пришла осень. Начался новый учебный год. Ёжик с Лучиком виделись гораздо реже. Конечно, дружба их ни капельки не затихла, но почти всё времечко теперь тратилось на учебники, на лабораторные и контрольные работы. Настоящие светлолесы очень трудолюбивы, и с ранних лет прилежно учатся, чтобы многое понимать, многое уметь, и быть полезными для своих близких. Видеться с друзьями хотелось чаще, но когда это желание приходило, каждый из них чуточку вздыхал, и садился за книжки. И только когда они справлялись с заданиями, или наступали выходные деньки, Ёжик с Лучиком, взявшись за руки, неспешно гуляли по красно-золотистому парку и смешливо пинали опавшие листики.
А ведь осенью светлолесы ещё и собирали урожай картошки. Делали это, обычно, всей семьёй, и нужно было в этом важном занятии помогать. В Светлолесье картошку выращивали все, и все её просто обожали. И по сей день ни одного праздничного стола в том краю не обходится без картошки! Жители научились делать из неё всякую вкуснющую вкуснятину: одни только драники чего стоят! И если ты, мой юный читатель, когда-нибудь приедешь в Светлолесье, обязательно попроси местных жителей приготовить тебе такое блюдо. Обещаю, что ты пальчики оближешь, и попросишь добавки.
Закончился сезон дождей, и в Светлолесье неспешно вошла зима. Встречаются среди ребят такие нежные создания, которые как только промочат ножки в тёплой летней лужице, так сразу бегут домой. А уж зима для них такой катаклизм, будто прямо на их носиках поселилась вечная мерзлота. И тогда их никак не вытянуть не то, что на улицу, а просто из-под пухового одеяльца. Но детки Светлолесья обожали зиму. Была она не такой суровой, как в глубинах Тайги, и её весёлый морозец не пугал светлолесов, а только раззадоривал их. Ой, ну как не любить кататься на санках и бросаться снежками? А лыжи в зимнем лесу? А коньки на крепко замёрзшем озерце возле дома? И пусть каждый светлолес втайне мечтал погреть свою спинку на берегу какого-нибудь тёплого моря, - попивая кокосовое молочко и ананасовый сок, - но он никогда бы не променял на одинокое лежание под пальмой возможность слепить с друзьями смешную снежную бабу. С морковкой вместо носа, угольками вместо глаз, с веточками вместо рук, и старым ведром на голове. Так что Ёжик с Лучиком и зимой не скучали.
А потом опять ворвалась весна. Её сменило лето...осень...снова зима. Так прошло несколько лет, и принц с принцессой превратились из забавных мальчика и девочки в прекрасных юношу и девушку, и школу они закончили тоже. Красота божественных созданий не так проста, как многим кажется. Разве можно заставить всех любить один и тот же цветок? И ты можешь обожать цвет синий, а кто-то будет млеть по всему оранжевому. Тоненькие губки так же прекрасны, как пухленькие. И если кто-то болтает о другом небесном создании, будто оно уродливо, это показывает не только невоспитанность говорящего, но и его глупость да слепоту, из-за чего он не способен рассмотреть настоящую красоту. Так что Принц и Принцесса были прекрасны, хотя я уже и подзабыл, как они выглядели. Но полагаю, точно такое же прелестное создание ты видишь и в собственном зеркале. Даже не сомневайся в этом!
Однажды во время прогулки по лесу, перед Лучиком и Ёжиком неожиданно выскочила бродячая собака. Она была крупной и без ошейника. Знаешь, собачки милые, когда собственные или если нарисованы. А когда их встречаешь в глуши да без хозяина, они могут оказаться очень опасными. Пёс недобрым взглядом уставился на Лучика, облизнулся, оскалился и грубо зарычал. Принцесса окаменела от страха, и боялась даже пошевелиться. Ёжик в ту же секунду встал перед ней, заслонив своим телом и на всякий случай привёл в боевую готовность колючие доспехи.
Он медленно прошептал: «Лучик, не смотри собаке в глаза и сделай шаг назад».
В ноги Лучика словно залили сто тонн олова, но она опустила взгляд и осторожно ступила назад. Ёжик сделал то же самое. Собака тяжело залаяла, но не бросалась. Лучик шагнула ещё раз, Ёжик за ней. Он успевал оглядываться по сторонам в поисках какой-нибудь палки, но ничего подходящего не мог отыскать. Тогда он посмотрел на деревья. Хоть и не все ёжики с принцессами шибко хорошо по ним лазают, но чего не сделаешь, спасая ножки от укусов. Однако и ближайшее подходящее дерево было дальше, чтобы можно было к нему успеть раньше собаки.
- Нельзя бежать и показывать ей спину - снова негромко сказал Ёжик, почувствовав, что принцесса готова дать стрекача, вспомнив свой первый разряд по лёгкой атлетике.
- Нельзя, нельзя, собака быстрее. - И они очень медленно, шаг за шагом, продолжали отступать.
В какой-то момент собака взвыла, щёлкнула своими острыми клыками, и так же быстро, как появилась, исчезла в лесных трущобах. Ёжик обнял трясущуюся от пережитого Лучика, и они поспешили выбраться из этого места. А Лучик думала, что собака сильнее ёжика, намного сильнее, и, наверное, Ёжик сам испугался. Значит, смелый не тот, кто не боится, а тот, кто готов на поступок даже сквозь страх. В тот вечер она впервые долго смотрела в глаза Ёжика, не улыбаясь, и не хотела ни о чём говорить. В этот день она поняла, что с этим принцем ей хорошо и без слов.
А через какое-то время Ёжик предложил Лучику обратиться вдвоём в волшебное заведение, куда входят Принцами и Принцессами, а выходят Королями и Королевами. Он пообещал ей построить Дворец, в котором они смогут долго и счастливо жить вместе, и никогда не будут расставаться. Наверное, это были одни из самых счастливых дней в их жизни, когда ноги не касаются земли, потому что Душа порхает и не знает усталости.
4. Немножко про сокровища, для которых строятся дворцы и добываются денежки.
Прошло ещё пару лет, дворцы сами по себе не растут, а быстро не строятся, и пара жила в небольшой норке. К тому же, эта квартира тоже принадлежала не им, и нужно было каждый месяц платить за проживание её владельцу. Вот почему Ёжику приходилось много работать, чтобы поскорее построить дом для королевской четы, и чтобы хватало денежек на прочие семейные нужды.
Знаешь, денежка очень удобна для того, чтобы менять свои умения на чьи-то другие. Невозможно уметь всё делать одинаково хорошо, и кто-то лучше всех умеет лечить, а другой чинить трубы или прокладывать провода. Для этого во взрослой жизни существуют профессии, и если кто-то упорно учился и добросовестно работает, к такому жителю обращаются за помощью, как к мастеру своего дела. И когда тебе понадобятся от мастера его навыки, ты договариваешься с ним, и платишь ему денежку. Для того чтобы он, когда ему понадобятся уже твои умения, мог бы тоже с тобой денежками рассчитаться. И тогда вы вместе сможете после работы сходить в магазин, и купить домой молочка, булочек, конфет, ну или какую-нибудь новую игрушку. Вы оба дадите денежек продавцу, чья работа состоит в том, чтобы всё вами купленное привозилось в магазин вовремя.
Всё это очень удобно, и пока не придумали ничего получше, именно так устроены отношения в лесах нашего мира. Плохих профессий нет, и каждая нужна по-своему. Некоторые очень важные жители, ходящие только в строгих пиджачках, иногда задирают носик и смотрят свысока на тех, кто моет полы. Хотя, если все перестанут убирать, представляешь, сколько грязи будет вокруг? И однажды её станет так много, что пиджачок не сможет выйти из дома, потому что с обратной стороны дверь будет завалена мусором.
Однако же, мой юный друг, будет правильным заметить, что для уборки с метлой и шваброй в руках много ума и не надо, так что эту работу могут делать едва ли не все. А если это может сделать любой, без всякого на то обучения, значит, и за работу такую много денежек не заплатят. А гораздо лучше оплачивается работа тех профессий, на овладение которыми понадобится много времени и упорства. Работу иного мастера, а не ломастера, могут сделать не многие, а случается, что и вовсе не может сделать никто, кроме кого-нибудь одного. И справедливо, если тот, кто в детстве и юности не только игрался, но и учился, будет в будущем приносить домой денежек больше, чем тот, кто только игрался, и почти совсем не учился.
И чтобы уж закончить это наше маленькое отступление от приключений Лучика и Ёжика, надо, пожалуй, сказать о самом главном. Да, денежки приносят порядок и удобство в обустройстве лесной жизни. Но иногда происходят ужасно печальные вещи, и некоторые обитатели забывают, что жизнь только для себя достойна всяческого сожаления. И когда все мысли каких-нибудь жителей начинают вертеться лишь вокруг того, как бы им побольше заработать, да послаще потратить, у таких обитателей постепенно черствеет сердце. Как черствеет хлебушек, если хозяин заботится не о нём, а о хлебнице, и бережно заворачивает в бумажный пакет именно её. Нельзя всё измерять толщиной кошелька, ведь и родители помогают тебе не за зарплату, а потому что любят тебя. К друзьям своим ты спешишь на помощь, не договариваясь об оплате. И часто в жизни ты будешь сталкиваться с теми жителями, которых сильно потрепала судьба, и далеко не всегда только по их вине. Так что им нужна будет твоя помощь, но рассчитаться они не смогут. И только твои милосердие и желание помогать покажут, не зачерствело ли твоё доброе сердце. А то знаешь, некоторые юные миллиардеры настолько гениальны в способах разбогатеть, что даже бабушку через дорогу без оплаты не переведут. Как же грустно будет жить в мире, где всё измеряется только денежками, и никто не захочет ничего сделать для ближнего без оплаты!
Лучик получила диплом наставника, и учила маленьких светлолесов разговаривать на языках других лесов. Ёжик освоил профессию, в которой нужно было рассказывать о полезных свойствах вещей и продуктов.
Но кроме работы, у Лучика с Ёжиком появились заботы и поважнее: в их доме раздались детские голоса. Ты ведь знаешь, что когда какая-то пара влюблена, у многих из них появляются детки. Честно говоря, я не уверен, что смогу тебе рассказать, откуда они появляются. Некоторые утверждают, что из капусты, другие уверены, что их приносит аист, третьи убеждены, что растут детки в мамином животике - в общем, это такая взрослая тайна, которая открывается только взрослым, и бесполезно, пока не повзрослеешь до нужного момента, об этом кого-то спрашивать. Потому что ровесники твои знать и сами не могут, а старшие будут улыбаться, но тайну не раскроют. «Подрастёшь, и всё узнаешь» - так они тебе скажут. И может статься, что они правы.
Детки были чудесные. А впрочем, разве бывают детки не чудесными? Ты тоже наверняка к таким милым деткам относишься. Поверь, родители считают своих ребятишек самым большим сокровищем. Таким большим, что не променяли бы его даже на тысячу затопленных фрегатов с миллионом золотых сундуков. Потому что, если хорошенечко подумать, то близкие, которых мы любим, не только самая большая наша драгоценность, но, пожалуй, и единственная, достойная искренней заботы. А все остальные богатства - уж как-нибудь.
Но это вовсе не значит, что мама и папа будут со своим сокровищем только сюсюкаться. Ведь детки такииие хитрюююшки! И если с ними лишь баловаться, то они становятся настоящими тиранами, которые только и делают, что кричат на весь дом, требуя сладостей и мамин смартфон. И потому родители должны, как бы они ни любили своих ребятишек, уметь иногда быть строгими, и учить своих деток порядку, честности, упорству и ответственности. Поверь, эти уроки настолько важны, что без них ты, когда повзрослеешь, не сможешь исполнить ни одну свою мечту. А когда у тебя появится детки свои, у тебя не получится окружить их заботой, потому что ты не захотел этому научиться. Поэтому не забывай умываться по утрам, хорошо учиться, ходить на турники, помогать по дому, и, само собой, поменьше капризничать, когда у мамы с папой болит голова, или они очень устали после работы. Капризничай, когда они отдохнут. Ведь времени на баловство в твоём детстве обязательно найдётся, его много у всех ребят.
Тем временем, Лучик с Ёжиком держали семейный совет, на котором решили, что мама посвятит себя воспитанию детей, а папа возьмёт на себя работу, за которую ему будут платить другие лесные жители. Они посчитали, что смогут покупать еду и игрушки, а заодно и копить денежку на кирпичики и брёвнышки для постройки дворца.
Детки росли, копилка наполнялась (потому что её никто не разбивал из-за всякой ерунды), и наконец, пришло время, когда Лучик с Ёжиком могли уже заложить фундамент уютного и просторного дома.
Конечно-конечно, мой дорогой друг, любящая семья может счастливо прожить и потеснившись, без всяких дворцов, но Ёжик был очень трудолюбивым, и постоянно помнил о своём обещании. А если уж чего-то пообещал, то надобно изо всех сил постараться это выполнить, не так ли?
5. Коротенькая история о том, как Клещ-Врун стал домоправителем.
В те времена хозяйством светлолесов управлял один весьма бестолковый слуга. Мало беды, что он был бестолковым, так он ещё был и самым бесстыжим обманщиком. Звали его Клещ-Врун.
Как же так получилось, что жители Светлолесья выбрали Клеща-Вруна управляющим своего общего дома? А дело вот в чём. Когда Светлолесье вышло за пределы Тайги, и получило неожиданную свободу, мало кто понимал тогда, что же делать со свалившейся в руки волей, и куда двигаться дальше. Жители были изрядно вымотанными от неразберихи в походе, и ели не сказать чтобы вдоволь. Тогда они решили выбрать себе домоправителя, который будет следить за порядком, руководить строителями общего дома, но при этом не станет мешать светлолесам трудиться и обустраивать собственный быт. Так что совершенно напрасно делает тот, кто считает домоправителей царями, или даже такими высокими персонами, что аж повыше Бога. Нет же, домоправители - это такие слуги, каким доверяют на время (и то, не навсегда, а только на некоторое) ключи от всех дверей, и разрешают им подписывать всякие бумажки, именуемые законами. И законы эти нужны, чтобы помогать жить не только домоправителю, а всем обитателям леса. Потому что строить он должен общий уютный дом, а не восемнадцать роскошных резиденций для своего дражайшего тельца.
Короче говоря, должность домоправителя очень почётна, но никогда нельзя забывать, что это звание слуги, а не хозяина. И разумеется, на такой важный пост выбирать должны из самых умных и честных обитателей.
На пост домоправителя Светлолесья тогда претендовало сразу несколько прелюбопытных персонажей. Однако как же сложно бывает различить тихую речь умного жителя, если рядом орёт глупый горлодрав! И если жители кого и расслышали, так это выползшее из-под поваленного забора странное насекомое, которое вовсю размахивало нелепыми лапками, неистово сипело на всю округу, и клялось, что лада в хозяйстве нет токмо из-за воришек, и ему одному ведомо, как навести жэстачайшы парадак. Светлолесы немного посмеивались с оратора: Клещ-Врун зачем-то отрастил усы, хотя всем известно, что приличные клещи их не носят. Видимо, он полагал, будто усы делают его взрослее и убедительнее, но выглядели они комично. А он ими шевелил, и беспрестанно обещал вывести на чистую воду всех казнокрадов. Как-то он даже не постеснялся поднять рубашку и показать своё худое брюшко, мамой клянясь, что этот животик едва не склевали треклятые воробушки. И что по нему много раз стреляли с рогатки какие-то хулиганы, так что однажды даже пришлось прыгать с высоченного моста, спасаясь от них. И все эти напасти, как поведал Клещ-Врун, обрушились на него за борьбу с лесными бандитами. Ох, какое же это было нелепое враньё! Но Клещ-Врун стоял на пеньке, изо всех сил топал ножками, безостановочно махал лапками и выкрикивал лозунги о ему одному известной формуле счастья. Наивные Светлолесы ахнули: «Малы жук, ды вялiкi гук!». И не имея времени разбираться, потому что нужно было засеивать поля зерном, поверили байкам Клеща-Вруна да кивнули головами: «А нехай будет! Не справится - другого выберем». Так Клещ-Врун и стал домоправителем.
Эх, смахнуть бы светлолесам этого клеща назад в траву, и пусть бы себе жил у забора, и травил бы там свой стенд-ап, стоя на старых дровах! Эх, доверчивые жители, зачем же вы призвали себе на работу такого проходимца? Почему не заставили его убегать после первого же обмана? Много бед принёс светлолесам их опрометчивый выбор, и много раз они после о своей ошибке пожалели.
Когда ты вырастешь, мой юный друг, и тебе случится выбирать управителя для какого-нибудь хозяйства, выбирай же не того, кто громче всех кричит, а того, кто дело говорит.
б.Как Ёжик пришёл к жабе, и что из этого вышло.
Воодушевлённый началом долгожданного дела - постройкой дворца - Ёжик одним ранним утром пришёл к местной жабе, посаднику Клеща-Вруна. Жители лесов не могут без позволения других обитателей строить что и где вздумается. Будь иначе, новые норки могли бы мешать жить остальным, и между соседями не было бы лада. Для этого и нужны были слуги в каждом райончике Светлолесья, у которых была большая карта, и там отмечались места, разрешённые для строительства норок, высоток и дворцов.
Вот и Ёжик пришёл за разрешением строить дом для своей семьи, и показал лесному слуге выбранное ими с Лучиком место на карте. Это место очень нравилось Лучику, оно было разрешённым, не занятым, и дворец там никому ни капельки не мешал бы.
Но всякая мокрица хочет летать, как птица, и Жаба, выпучив глазки на Ёжика, принялась важно надувать щёки. Её слизкий лоб сморщился в гармошку, и она монотонно заквакала про некие инструкции, выпущенные Клещом-Вруном, и запрещающие строительство дома Ёжиком.
- Да что за глупости?! - улыбнулся Ёжик, - Вот же на вашем плане это место разрешено для строительства.
- Ну и что? - скучно зевнула жаба, - Укваааааз!
- Что ещё за указ? Покажите, пожалуйста! - опешил Ёжик.
Жаба нехотя оторвала взгляд от зумы на экране из бука, спрыгнула с кресла на перепончатые лапки, вальяжно прошлёпала к шкафам, что были до потолка, и долго рылась в загромождённых папками полках. Она недовольно пофыркивала в сторону Ёжика, но наконец, довольно квакнула сама себе, и потянула из высокой стопки на заднем ряду толстенный фолиант в красном переплёте.
- Нате! - протянула она его, еле удерживая - Страница шесссотшейсятшесть.
Сказать по правде, то, что было напечатано в протянутой бумаженции, было изложено таким витиеватым языком, что разобраться было решительно невозможно. А многие слова так и вовсе противоречили одно другому. И если читалось про то, что «разрешается только», так тут же стояло «не разрешается никак». А в конце страницы Ёжик упёрся в огромную жирную фразу: «Не разрешается ничего и никогда, если это не понравится жабе, предъявившей сию бумажку». и на надписи этой стояло столько грозных печатей, что даже сама Жаба их немного побаивалась.
Ёжик был ошеломлён.
- Ничего не понимаю, вы можете мне разъяснить? Я же ничего особенного не прошу! - сказал он сдержанно.
Щёки жабы надулись ещё важнее, и сама она от распираемой важности стала ещё толще.
- Да что же тут непонятного? Вот же, общелесным языком написано: « Если какая-либо возможность не продиктована первейшей надобностью тех условий, в которых невозможно осуществление никаких возможностей, следует считать такую возможность невозможной» - гордо проквакала жаба, - Вам, надеюсь, всё понятно?
И тут жаба посмотрела на Ёжика из-подо лба таким пренебрежительным тоном (в этом месте твой учитель языка сразу сказал бы, что у взгляда не бывает тона), что Ёжик почувствовал себя ничтожным и глупым котёнком, только что нашкодившим в углу. Жаба уселась на место победоносно и в то же время буднично, с видом, будто она только что выиграла очередное сражение между великими армиями, и делала это каждый рабочий день, ещё до полдника.
Всё, что понял Ёжик из этого сумасшествия - это то, что полководец жаба и есть единственная причина отказа. Видимо, он ей не понравился с порога, потому что стоял перед ней нагло и целенаправленно, да ещё и смел чего-то требовать, словно от слуги.
«Стоп! Так ведь это же и есть место слуги!» - промелькнуло в голове Ёжика, и он вытер вспотевший лоб платочком, как все культурные ёжики.
« Но может быть, я себе это только надумал, а вся причина в другом? - размышлял в эту минуту Ёжик, - Например, в том, что жаба на ночь объелась мошками, и внутри у неё теперь всё урчало и ворчало, она злилась на это, и потому выплеснула недовольство животиком на первого встречного?»
Но выглядели эти мысли диковато, потому что объевшийся животик ещё не повод кого-то обижать. Особенно, если ты на службе, и твоё решение может поломать чью-то судьбу.
Однако чем дольше Ёжик наблюдал за неторопливой жабой, тем яснее ему становилось, что та далеко не впервые небрежно квакает «Квваааа-низззяяааааа!», и ей это попросту нравится. А наказывать её, видимо, некому.
В её кваканье слышались сплошные нелепицы, и Ёжик раздражено заметил: «Это же надо придумать такие дурные указы, в которых чтобы разобраться, сам чёрт голову сломит. А каждое слово может перевернуть с ног на голову любой проходимец! Я буду на Вас жаловаться!»
- Кваааа!...Да хоть тыыыысячу раз! - протянула Жаба, и лениво расплылась на своём маленьком троне.
«А теперь выйдете вон, и не мешайте работать!» - сухо закончила она, потянувшись в дорогую, сшитую из крыльев майских жуков, сумочку. Оттуда она достала зелёное зеркальце, и полюбовалась на то, как воинственно прекрасно выглядит.
- Ра... Рабооооотать? - полезли у Ёжика глаза на лоб от удивления
- Выйдите, или я вызову охрану, - как отрезала квакушка.
- А!..О!..Охрану?!! На меня?!! Вы совсем припухли?! - Ёжику от возмущения чуть не перебило дыхание. - А кого же здесь охранять, позвольте спросить?! И от кого?! Вы, кажется, забываетесь! Я буду жаловаться, имейте ввиду!
И Ёжик выскочил, хлопнув дверью.
«Нет, ну какая наглость! Видите ли, нельзя и всё тут! Ещё и охраной пугала!» - он был вне себя от ярости.
Чего он пока не понимал, так это то, что Клещ-Врун приучил своих наместников тому же, что усвоил сам: чувствовать себя нужно не лесным слугой, а повелителем лесных жителей. И каждый, даже самый мелкий наместник самого захолустного райончика, теперь требовал от местных обитателей отношения к себе такого же, как у холопа к вельможе. Он видел себя вершителем судеб, наделённым правом карать или миловать, и распоряжаться вверенным хозяйством как ему взбредёт в голову. И если бы Ёжик с Лучиком выбрали другое место для фундамента дома, нерадивый слуга нарыл бы в своих папках ещё пятьсот причин для нового отказа.
Вот так противная Жаба запретила Ёжику с Лучиком построить дворец своей мечты.
Друг мой, поймёшь ли ты, что творилось в эти минуты в душе Ёжика? Жизнь похожа на широкий песчаный берег вдоль бескрайнего океана. Представь, как ты играешь на этом милом и тёплом пляже со своими друзьями. И вот однажды с самыми близкими из них тебе захотелось построить красивый и большой песочный замок. Этот замок когда-нибудь смоют волны, но пока этого не случилось, в нём будет очень весело и уютно, и вы сможете там вместе проводить время. Но вдруг какая-то девочка, а может быть, мальчик, скучая в сторонке, и сами ничего не строя, примутся трясти перед тобой кулачком и приговаривать: «Ква-ква, низзя!». А на свой вопрос «почему это?» ты услышишь: «А потому, что тебе это говорю - Я! И вообще, сейчас старшего братика, у которого есть большая дубина, позову!». Наверное, тебя это удивило бы, огорчило, и даже, пожалуй, рассердило бы. Да что же это такое! Как же запрещать строить песочный замок, если он никому не мешает? И что бы ты делал?
7. Глава про кресло и других кабинетных жителей.
Ёжик, как и предупреждал, пошёл жаловаться на квакушку другому слуге, у которого обязанностей перед лесными жителями было ещё больше, и ранг которого был выше жабы. Но странную вещь заметил Ёжик: чем больше слуга должен был обитателям служить, тем величественнее и дороже было кресло в его кабинете. В этот раз кресло было таким высоким, глубоким и широким, что Ёжик даже не смог разглядеть утонувшего в нём слугу. И так и не понял, что за зверь разговаривает с ним.
- Здравствуйте! - вежливо произнёс Ёжик в сторону кресла.
- Здравствуйте! - ответило кресло ему.
- Скажите, не могли бы Вы мне помочь? - и Ёжик рассказал об их с Лучиком мечте, и о том, как из-за жабы они не могут её исполнить.
Кресло в ответ покачивалось взад-вперёд, как бы кивая головой в знак понимания, и учтиво слушало, не перебивая. А когда Ёжик закончил рассказ, из кресла метнулась какая-то мохнатая лапка и резво нажала на большую кнопку в грузном телефоне, дежурившим часовым на массивном столе.
В кабинет мигом влетела оса с розовыми полосками, и кресло приказало ей подготовить все бумаги по всем бумагам и пригласить на беседу Жабу Заболотовну. А когда оса полетела исполнять приказ начальства, кресло пообещало Ёжику разобраться с его вопросом самым тщательным образом, и решить проблему Ёжика в максимально короткие сроки - примерно в течение года.
- Ой! - всплеснул лапками Ёжик, - целый год ждать?
- А как Вы хотели, уважаемый!? Вы не представляете себе, какая на нас навалилась нагрузка! Нужно не только внимательно изучить всё дело, но и созвать для коллегиального решения комиссию из полёвки-экономки, белозубой землеройки, парочки серых крыс, дюжины кабинетных сонь и всего лишь одного выхухоля, но зато с двадцатью замами. Собрать же их вместе вызывает большие сложности, потому что на каждом из них лежит серьёзнейшая ответственность по перекладыванию бумаг из одной стопки на столе в другую. А ежели им добавляется ещё работа по перенесению бумажек в соседний кабинет, тогда найти их не представляется возможным, и даже их осы ничего не могут сказать, а только жужжат, что их начальство отправилось куда-то исполнять распоряжение свыше. Но Вы, Ёжик, не беспокойтесь, мы обязательно во всём разберёмся, а ответ вышлем по почте. Так что приходить сюда больше ни к чему.
И кресло дивным образом растянулось немножечко в ширину, так что Ёжик смекнул, что оно дежурно улыбается ему на прощание, и пора выходить.
Но Ёжик бы не был Ёжиком, если бы согласился ждать целый год. Он не очень-то поверил, будто так сложно созвать в одну комнату слуг, работающих под одной крышей, и потому постоянно названивал в болотное учреждение, напоминая о своей проблеме. На том конце провода трубку снимали осы, и жужжали «жжжждите жжже, жжжжжждите!». А потом трубку брать перестали, и Ёжику пришлось обивать пороги. Однако все слуги, и даже, казалось, стены конторы, только недовольно жужжали ему всё то же «жжжжждите жжжже, жжжжждите!».
И всё же настойчивость Ёжика так надокучила осам, жабе и креслу, что вопрос, который должен был решаться двенадцать месяцев, решился за один. Ёжик с нетерпением открыл аккуратненький конверт, и с волнением раскрыл лист, на котором было торжественным шрифтом выведена фраза: «В запросе отказать, потому что Жаба не может быть не права!». И гербовая печать, на которой, как показалось Ёжику, виднелся маленький волосок мохнатой лапы, тонувшей в кресле.
И куда бы Ёжик ни обращался после, где бы ни жаловался, везде происходило то же самое.
- Очень странные дела! - говорил Ёжик за ужином, обсуждая с Лучиком эту ситуацию, - Мы трудимся, мы исправно отдаём часть заработка на нужды айболитов, наставников, гвардейцев и прочих полезных служб. Мы ничего не нарушаем, и перерой хоть всё наше прошлое, а вместе с ним и всё нами нажитое, там не отыщешь никакой крамолы, или ворованного миллиона за диваном. Но вот мы о чём-то попросили слуг, и они нам вместо помощи - запрещают! Так почему же они мешают строить нам наше будущее?
8. Глава о том, как любой лесной ёжик может стать Колумбом и открыть для себя Новый Свет.
На следующее утро Ёжик поднялся раньше обычного и засобирался в дорогу.
- Что случилось? Ты куда? - удивлённым спросонья голосом спросила Лучик.
- Хочу проехаться по нашему краю, и посмотреть, как живут другие светлолесы. Может быть, это только мы с тобой такие невезучие, а всем остальным жабы служат как положено? Если так, поеду прямиком к домоправителю, пусть разбирается лично.
И Ёжик тронулся в путь, забравшись на самокат, и забросив себе на колючки парочку пирожков с грибами, которые состряпала для него Лучик.
Край Светлолесов был очень уютным для жизни. Если бы ты, мой юный друг, превратился на минуточку в жаворонка, и смог бы подняться ввысь так высоко, что тебя бы не видел никто, а ты мог бы внимательно всё оттуда разглядеть, то перед тобой открылась бы шикарная панорама Светлолесья. Ты увидел бы, как матушка Природа заботливо укрыла те благодатные земли роскошным изумрудным одеялом, кропотливо сотканным на небесах. Покров был ровненьким и гладким, словно отутюженным, и такая же аккуратность была и в характере светлолесов. Но где нигде над зелёной равниной возвышался озорной бугорок, или несколько холмов, словно под одеялом спали детки, и выпячивали свои коленки. А там, где леса заканчивались, выглядывали сытые щёчки полей, распаханные морщинками плодородных улыбок. И, конечно, глаза! Ах, эти игривые глаза синих озёр! Большие и маленькие, круглые и раскосые - они спокойно и счастливо смотрели в небо, с благодарностью за подаренную жизнь. А когда светлолесы, изрядно потрудившись, приезжали к озёрам, чтобы наполниться их блаженством, озёрная вода ласково целовала их утомившиеся ступни.
Ёжик с удовольствием путешествовал по родному краю. Знаешь, мой юный друг, я слышал от одного мудрого старика, что те сердца, которые разучились замечать красоту вокруг собственного дома, не почувствуют её и в дальних странах. Потому что могут меняться картинки, но сердце останется пустым. Вот и Ёжик, отложив в сторонку ежедневные заботы, будто заново открывал мир вокруг. Как, как он мог не замечать раньше вот эту милую рощу с невестами-берёзами и женихами-клёнами?! Почему его взгляд так давно не останавливался на цветущих яблочных садах? На кустах сирени и жасмина? Как можно было равнодушно проходить мимо каштановой аллеи? Сколько раз он бежал на работу вдоль вековой дубравы, и могучие дубы, казалось, с молчаливым упрёком смотрели ему вслед. И почему же в сосновом бору он только искал боровики, но не слышал, как звали его деревья, покачивая кронами: «Ёжик, Ёжик, гляди на нас! Мы же созданы для того, чтобы нами любоваться!».
И теперь Ёжик рассматривал всё это любо вокруг с таким восхищением, будто он и не жил среди этого, а попал сюда откуда-то из-за ста морей.
Но самое главное было даже не в этом благолепии. Ёжик открыл для себя то, о чём все слышали, но мало кто видит: как же прекрасны были сами жители этого чудесного края! Казалось бы, их он тоже видел каждый день, но, увы, мы настолько бываем заняты собою, что совершенно не обращаем внимания, насколько замечательные обитатели живут вместе с нами.
Ты знаешь, в этой тихой и светлой стране жили очень спокойные и миролюбивые божьи создания. Они ни на кого не нападали первыми и дружили со своими соседями, большими и маленькими, а весь их жизненный уклад наполнен был заботами полуросликов о плодородном участке, ухоженном лесе, чистом дворе, и залпах волшебных салютов по праздникам. Они не искали Кольцо Всевластия, и не нужен им был никакой Земной Престол, из-за которых целые народы сходят с ума и кромсают один одного. Всё, чего им хотелось взаправду - это чтобы не случилось опустошающих войн, и чтобы их детки росли здоровыми, умными и счастливыми. Они в благодарности поднимали головы, и просили Силы Небесные укрывать их край от всякой беды. Это, наверное, не так много. Но может быть, им хотелось именно главного, ради чего и нужно жить.
Конечно, их взоры тоже устремлялись на звёзды и мечтали о полётах в другие мира, но если ради постройки ракеты нужно было что-нибудь украсть у соседа, светлолесы вместо этого предлагали соседу построить космический корабль вместе, и лететь вдвоём.
Сколько бы дней Ёжик ни путешествовал, он всё не мог налюбоваться, насколько же добры и трудолюбивы его земляки. Они всегда с радушием принимали Ёжика в своих домах, рассказывая за обильным угощением всяческие интересности из своей жизни. Ёжик видел, что не только он, но и другие жители много трудятся, а после рабочей недели обожают весело отдохнуть. И, конечно же, Ёжик обратил внимание, насколько светлолесы почитают стариков и заботятся о памяти предков. Как они души не чают в своих детках. И насколько искренне любят родимый край. Так что, засыпая под треск дров в камине, в тёплой гостевой комнате, на пуховой перине и под белоснежным одеялом, Ёжик однажды даже прослезился от умиления.
Так, мой друг, погоди секундочку - автор забыл выключить плиту на кухне, на которой готовится сладчайшее вишнёвое вареньице. Я мигом.
9. Гпава о лице Ёжика, которое вытянулось, когда он слушал о приключениях светлолесов.
Вооот... Значит, на чём мы там остановились?.. А, ну да!.. Ещё Ёжик наслушался, как много самых занятных и неожиданных приключений может случиться даже под собственными окошками. Ведь нам это только кажется, будто вокруг самый обычный мир с самыми обычными явлениями. А на самом деле, если хорошенечко присмотреться, рядом с нами происходят настолько чудесные события, и живут такие удивительные существа, что ни у одного сказочника не хватит фантазии, чтобы всех их выдумать.
Один из хозяев как-то божился, что в его чулане хранится полено, которое совсем не полено. А это хранитель его дома - Хут, который горазд превращаться во что угодно. Захочет, и котом станет. А вздумается, так и колесом от разваленной телеги или старой деревяшкой. И каждый день приходится кормить Хута и носить ему яйца всмятку. А за это домовёнок делает кормильца немножко богаче. Как богаче? Ну, нонешние Хуты, к сожалению, золото не подбрасывают, но зато на банковской карточке хозяина каждый месяц сумма становится чуточку больше, чем была до этого.
Или вот рассказывала одна старуха, что в её детстве к ребятишкам зимой приходил не только Дедушка Мороз, но ещё и босоногий старик Зюзя. Он стучался в окошки домов уже с первых дней декабря, а бывало и раньше. И звал детишек гулять во двор.
- Эй, неженки, айда в снежки биться! - хохотал он и дышал узорами на стёкла.
И пока детки не боялись стужи и метели, и гурьбой вываливались на улицу, Зюзя готовил для них сосульки, снежные горки и заледеневшие озёра.
А потом у детей появились компьютеры, и родители не могли носики сорванцов от гаджетов оторвать. И когда Зюзя стучал в окошки и звал на мороз, детишки только ёжились, и говорили: «Ай, потом. Когда наиграюсь».
- «Зюзя сильно осерчал, перестал приходить, и с тех пор у нас зимы очень дождливые, а снега порой совсем не увидишь», - Так рассказывала Ёжику одна старуха.
О многих чудесах наслушался Ёжик. Про Цмока и Блуждающие Огоньки. Про Печурника и Лихо Одноглазое. И про всякое такое другое.
Честно сказать, не известно, чему тут можно верить, а что выдумка, но светлолесы клялись, будто всё это истинная правда, и при этом крестились у икон - на всякий случай. И если тебе, мой друг, интересны эти истории, когда-нибудь автор поведает тебе о таких диковинных приключениях, о каких ты слухом не слыхивал и видом не видывал.
10. Грустная глава про дубы, надвинутые капюшоны и открытые глаза.
А пока нам нужно догонять Ёжика, который всё колесил по родному краю, гостя по пару дней у хлебосольных хозяев. Кроме того, Ёжик очень подружился с дубами, и теперь после каждой встречи со светлолесами он доверительно поведывал о ней ближайшему исполину, могучие ветви которого моментально раскачивали его слова на всё Светлолесье, и даже далеко за его пределы. И если кому-то становилось любопытно, кто этот Ёжик, о котором шумят уважаемые великаны, он проходил через паутину в глубину леса, и найдя первого же сеятеля жёлудей, прикасался к его коре ладонями и любезно обращался к нему: «Ты, дуб, хочу знать про Ёжика». И тот с радостью передавал всё, что ему было известно про ёжиков и их страну для жизни.
Светлолесы всегда относились к дубам с почтением, но теперь те были ещё и в топе. Наверное, если бы Клещ-Врун интересовался не только своим брюшком, но и жизнью в лесу, он в этот момент изрядно позавидовал бы, что какое-то там дерево стало популярнее его, и приказал бы все дубы немедленно вырубить. Но к счастью для леса, клещи обитают только в траве, глазки их замечают лишь песочек да жучков, и они не в курсах про какой-то там дуб, или того выше - про облако.
Зато другие лесные обитатели были куда грамотнее, и про Ёжика у дубов спрашивали всё чаще. И желающих встретиться с ним становилось с каждым днём всё больше и больше. А Ёжик теперь не только слушал предания да анекдоты, но и откровенничал с жителями, расспрашивая, как им живётся, а заодно и про то, как к ним относятся лесные слуги. Ёжик ведь не забыл, как худо обошлись с его семьёй квакушки и мохнатые лапы. Теперь он желал выяснить, не поступают ли так же скверно и с другими светлолесами.
Но чем дольше Ёжик с лесным народом разговаривал, тем сильнее ему казалось, будто в житейских историях слышится какая-то досада и даже страх. Поначалу Ёжик решил, что ему померещилось, и надо бы переспросить.
- Так что же, у вас всё так хорошо, как квакают жабы в болотных новостях?
И как только Ёжик об этом спрашивал, многие лесные жители сразу же переставали улыбаться, испуганно осматривались по сторонам, и большинство из них, потупив взор и замолчав, осторожненько разбредались. Иные оставались, но вздрагивали от каждого шороха, сутулились, и просили говорить сильно потише.
- Эй, разве мы делаем что-то плохое? - удивлённо вопрошал их Ёжик.
А они в ответ накидывали свои капюшоны и пятились, пятились, словно раки.
Но к счастью, робко держались не все. Куда бы Ёжик ни добирался на своём самокате, везде находилось несколько смельчаков, которые не спешили давать драпака, поджав хвосты, и не умоляли его говорить шёпотом. Наоборот, они одобрительно похлопывали натруженными лапками по его колючим плечам, наперебой благодарили за то, что он интересуется их трудностями, и спускали с поводков своих улыбающихся лаек, которые вмиг разносили славную молву о прикольном еже. Как оказалось, многие уже очень давно скитались с фонариками по лесу, и искали в нём заблудившуюся Справедливость. Да вот никак не могли её отыскать. И теперь всё, чего они желали, это только, чтобы она их услышала, и откликнулась на громкое «Ау!». Они едва не хватали Ёжика за рукав, и во весь голос заклинали его поведать об их истории всем, кого он только встретит на своём пути. Ведь уже много лет никому они были не нужны, и никаким жабам до их проблем дела не было.
Оказывается, как поведали Ёжику, жабы не только ему, но и многим другим светлолесам запрещали строить песочные замки. Мало того, у некоторых отбирали и то немногое, что было нажито по крупицам. Светлолесов обложили какими-то немыслимыми поборами, так что зимой приходилось платить за снег, а летом за воздух. Штрафы за любую малюпасенькую провинность были такими огроменными, что для их выплаты нередко приходилось отдавать последние игрушки. Светлолеса мог лишить работы какой-нибудь мерзкий слизняк, а после не пускать его устроиться никуда, где за труд от зари до зари платили бы больше стакана риса. При этом, обрекая несчастных на нищенство, жабы ещё и презрительно квакали в их сторону: «Кввваааа!!!! Квввааааакие дармоеды!!!». А если честный житель, сплюнув от досады и не надеясь более на помощь болота, сам создавал какое-нибудь дело, к нему моментально слетались тучи паразитов и впивались на всю длину жала в тело нового хозяйства, высасывая оттуда все соки. Те же немногие, которым удавалось не разориться, непрестанно волновались, что жабы в любую секунду могут их хозяйство закрыть, а то и присвоить себе.
- Ёжик, а ты знаешь, сколько в Светлолесье темниц? - стали спрашивать его на встречах. - Неужто мы такие злыдни?
- Ой, ладно вам, ну какие мы злыдни? - огорчался таким вопросам Ёжик.
- Так почему же тогда все эти темницы постоянно переполнены?
- Прям уж и переполнены?
- Да, вот так вот, под завязочку.
- Так может быть, это самое. Есть за что, а?
- Ёжик, родименький, что такое ты сейчас спрашиваешь? Разбойников в темницах нынче немного.
- А кто тогда там?
- Те, кто сидят за три сорванных колоска. Те, кто громко спросили о том, о чём спрашивать запрещается. Те, кто не так посмотрели на того, перед кем нужно опускать взгляд. И больше всего тех, которые оказались не в том месте и не в то время.
- Подождите-подождите, как это...хммм... не в том и не в то?
- А вот так! В каждой темнице есть план заполнения камер, и пустовать они не должны. Иначе надзирателей лишат премий и не присвоят новое звание жандарм-майора.
Вот и рыщут они в поисках тех бедолажек, которых можно было бы упечь за решётку. А подвернётся такой под руку - тогда и повод найдётся.
- Да не смешите меня! - недоверчиво и совсем без улыбки выдавил Ёжик. - Какой ещё план? Как можно составить расписание несовершённых провинностей?
- О, ещё как можно! Не веришь нам - расспроси хотя бы своих знакомых, и ты увидишь, сколь многих уже перемололи эти жернова. И выжившие после них не удивляются ничему. Просто об этом мало кто говорит, и каждая такая семья переваривает своё горе в одиночку.
И Ёжик расспросил.
Тогда у тех, с кем он приветливо здоровался каждое утро, сходили улыбки с лица, и они начинали горько плакать.
Соседка справа рассказала, как её любимый и очень образованный муж согласился стать директором худеющего заводика. Только это оказалось не работой, а ловушкой. Потому что заводик хирел из-за глупых и мешающих жаб, с толстыми папками и непонятными указами. Новый руководитель перестал жаб слушаться, и дело сразу пошло на лад. А квакушки разозлились, что у него без них получается лучше, чем с ними, и сообщили куда следует, будто он виноват во всех старых долгах. И за это его бросили в темницу.
Сосед слева поведал, что его сестре на работе надоело кормить проверяющих обедом на халяву, и она однажды предложила им заплатить. Через час к ней прискакало контролёров ещё в пять раз больше, и все они заквакали, что хозяйка преступница, у неё одна немытая ложка, и её тоже отправили в темницу.
Соседи через дом рассказывали, как жабы заставляли их на работе подделывать цифры и расписываться под ними, а когда они отказались, их обоих оштрафовали, и они еле-еле остались на свободе. И то лишь потому, что одной жабе, у которой были самые пухлые щёки, они подарили свои шубки.
Другие обитатели, что жили немножечко дальше, рыдали о своём молоденьком сыночке, который по юной глупости попробовал с друзьями запрещённый сорняк на зуб. Но вместо того, чтобы получить на первый раз какое-нибудь строгое предупреждение, его со всей жестокостью наказали темницей на долгие годы, и он писал оттуда грустные письма о том, что мир слишком зол.
Тут к Ёжику сама подошла давняя знакомая, и сообщила, что её дочка оставила в лесной паутине маленькую записочку о животике Клеща-Вруна и про то, как уж слишком он располнел. Её только что увезли в острог тоже.
А светлолесы всё больше жаловались Ёжику. Детки плакались, что их папа мог поехать в лесной аэропорт, и пропасть. И никто не собирался помогать его искать. А родители делились жуткой историей о том, как однажды в лесном подземном тоннеле случился взрыв и пострадали многие жители. Но виноватыми сделали двух перепуганных пареньков, которые стучащими зубами и двух слов связать не могли. Их забрали в темницу навсегда.
Какой же град из замёрзших слёз обрушился на Ёжика! Какой поток ужасных историй хлынул! В какой-то миг Ёжик не выдержал, закрыл уши пальцами, а ноги сами понесли его бежать хоть куда-нибудь, да поскорее. Захотелось немедленно где-нибудь укрыться, и Ёжик готов был помчаться в свою норку, чтобы спрятаться там в самый дальний уголок, а ещё лучше - под юбку Лучика. А дворец... Да и фиг с ним, с дворцом! Главное, никуда не высовываться и не встречаться больше с этим кошмаром.
В телефоне у Ёжика была заставка с фотографией его семьи. Он остановился, и долго вглядывался в лица родных. Там Лучик и детки светились от беззаботного счастья.
« И что же нам теперь - до конца дней своих жить в страхе? - подумал он, - Бояться сделать что-то лишнее? Ничего вслух не говорить? Дрожать всегда, когда у входа останавливается чья-то телега?.. Разве это жизнь?!»
Ёжику нужно было побыть одному, и он потащился куда глаза глядят. Он брёл, брёл, пока не вышел на широкий луг, покрытый клеверным половичком. Стрекотали кузнечики, где-то рядом журчала речушка, с начёсом из камышей. За спиной о чём-то спорили ольха с тополями, переливаясь листочками на тёплом ветерке. Где-то в их ветвях пряталась сойка, и негрубо покрикивала на встречных прохожих, да запевала им вслед.
Вся эта нежная картинка никак не сочеталась с тем, о чём узнал Ёжик.
«Наш край оказался похож на сладкую конфетку в красивом фантике, - размышлял он. - Только вот вместо начинки там червяк. Так почему же этого никто не хочет видеть? И как так вышло, что я тоже долго ничего не замечал? Вот жили себе с Лучиком в центре Светлолесья, припеваючи, но стоило только открыть глаза, как весь этот рай растворился, словно дым. И теперь мне кажется, будто мы с Лучиком - Робинзон Крузо и Пятница, посреди джунглей необитаемого острова. И радуемся, что сегодня на завтрак дикари зажарили не нас»
11. Важнейшая часть нашей истории, в которой Ёжик размышляет про Зло и Обман.
Ёжик горевал и держал думу. Чем дольше он вспоминал плачевные истории светлолесов, тем больше сомневался, будто несчастья в лесу происходят только из-за расплодившихся жаб, понастроенных темниц или из-за каких-то случайных совпадений. Всё кричало о том, что в их милом краю, с умными и добрыми обитателями, давно поселилось и наводит свои порядки скрытое Зло. Его было не сразу различить, ведь Зло, как хитрый хамелеон, запросто меняло свой цвет, и готово было вылезти из кожи вон, только чтобы выглядеть Добром. Пока Зло ещё не разрослось и не окрепло, оно боялось быть разоблачённым. Оно белило бордюры, красило заборы, подметало улицы, а про удушливую вонь, которая завсегда его сопровождает, Зло говорило, что это не её, а запашок от гниения чужих лесов, доносящийся до самого Светлолесья.
А само между тем помаленечку откусывало и проглатывало кусочки оттого небесного светила, которое зовётся Волюшкой. Шли год за годом, и светлолесы сами не заметили, как очутились внутри сказки про краденое солнце. Они смотрели на родной лес, а видели колючую проволоку. Цветущие поля и вековые деревья больше им не принадлежали, а к смраду некогда чувствительные их носики со временем привыкли, и многие считали, что в родном краю приятно пахнет сеном и французскими духами.
Лишь те из них, кого Зло уже хватало и за нос, и за горло, с раздражением роптали, что в Светлолесье нет никакого Добра, а одно только притворство им. И прозревшие старались из норки не высовываться, а наоборот, рыли её поглубже и ставили двери покрепче, надеясь, что их это убережёт. А иные рассержено качали головами, и вопили на всю кухню, что с этим безобразием нужно же что-то делать.
Когда-то светлолесы вообще любили поговорить, и у некоторых даже были прозвища вполне говорливые, однако самое печальное оказалось в том, что из-за одного единственного слова правды, которым с детства учат мама и папа, теперь можно было обзавестись кучей неприятностей. Да ещё каких! Мир без правды дал трещину, как пересохшая без воды земля. А затем в этой трещине разверзлась чудовищная пропасть: больше никому не позволено было говорить о том, что видишь и думаешь. Произносить можно было лишь зазубренные фразы, которые были угодны Клещу-Вруну и его наместникам. И маленькие детки стали задавать своим родителям один страшный-престрашный вопрос: «Мама и Папа, для чего же вы учите меня говорить только правду, если когда я повзрослею, меня за неё посадят в тюрьму?». И мамы с папами не знали, что им ответить, а как-нибудь переводили разговор в другую сторону. И просили деток держать свой язык за зубами, а ещё лучше набрать в рот песка, и жить так, чтобы не вырвалось вдруг чего лишнего. Ведь правда стала опасной для всех и везде. И как ни странно, особенно в школе, куда тоже проникли ослизлые жабы.
Но разве можно было чему-нибудь научиться, кроме умения врать, если школьные жабы со всей прилежностью внушали деткам, чтобы те не верили своим глазам и ушам? А детки светлолесов интересовались наивными, но очень неудобными для жаб темами о солнечном свете и кислороде. Жаб от них плющило, они растягивались в длину и изворачивались, как ужи на сковородке. Они нечленораздельно квакали про то, что школьники ещё маленькие, чтобы быть слишком умными, и не их это дело. И часто всё заканчивалось диким ором тех, кто ходил в костюмах учителя, и на каждый неудобный вопрос угрожал нещадным наказанием.
А за враньём в Светлолесье теперь ухаживали усерднее, чем за любой школьной клумбой. Каждой завравшейся жабе единогласно подквакивало всё болото, неистово аплодируя мясистыми лапками. А уж тем, кто наловчился врать больше остальных, сам Клещ-Врун вручал почётные грамоты «За озарение враньём высшей степени». И от каждого светлолеса нынче требовали обманывать самому и не мешать обманывать другим.
Знаешь, мой друг, все обманщики ни во что не ставят остальных, и живут только для себя. Врун не умеет ни с кем дружить, потому что тот, кто живёт только для себя, тот и заботится только о себе. Он не хочет ни с кем делиться, и просто мечтает, чтобы только ему доставались все самые лучшие игрушки. А для того, чтобы ими завладеть, плут пойдёт на любое лукавство. И пока прохвосту верят, ему хорошо. Зато обманутых становится всё больше и больше, а улыбок всё меньше и меньше. Тени медленно разрастаются, пока не заполняют собою всё пространство, закрывая даже солнце. И тогда мир погружается во тьму. Ведь обман - это тьма, пожирающая свет. И в таком мраке даже маленькое слово правды становится лампадкой, стоящей на столе в тёмной комнате. Она освещает углы, и рассеивает сумрак вокруг. Лжецы страстно желают погасить этот свет, чтобы оставаться невидимыми. Ведь свет правды помогает обитателям заметить обманщика, и прогнать его. Вот потому-то вруны так не любят правду и честных жителей.
Но знай же, мой друг, что у каждого лгунишки есть тот, кого он обманывает сильнее всего. Это он сам. Проходимцы и сами на дух не переносят других проходимцев. Поэтому, чтобы не чувствовать себя негодяем, брехло для начала вовсю надувает самого себя. И только потом он морочит головы всем остальным. Присвоит врун игрушку, забытую кем-то на скамейке, и примется хорошенечко убеждать себя, мол, «ну вот - она же ничейная и никому не нужна, иначе её бы не оставили». А то, что её кто-то мог просто забыть, и теперь ищет и даже, может быть, плачет - такую правду врун себе говорить не станет. Иначе придётся признать себя воришкой, и думать о себе плохо. Того и гляди, ещё совесть разбушуется, и нужно будет возвращать игрушку хозяину - а ты же помнишь, что обманщики этого не сделают, потому что живут только для себя.
А ежели вруны встречают девочек и мальчиков, которые не станут красть чужую игрушку, а будут искать того, кто её потерял, они их так обзывают, что от стыда могут покраснеть даже случайно услышавшие камни. Ведь любой порядочный поступок напоминает им, что они о свою честь вытирают ноги, и это заставляет их чувствовать себя до невозможности неуютно. Тогда они с кривой усмешкой пытаются нарыть в честных ребятах какой-нибудь изъян.
Друг мой, мы все иногда оступаемся, и совершаем неблаговидные поступки. Но делаем это не потому, что так уж злы, а чаще всего, по непониманию или неосторожности. Только вот отличие в том, что совестливый лесной житель, уж если навредил кому, так обязательно извинится и постарается исправить то, что натворил.
Но какое же торжество приносят чужие ошибки лжецам! Ведь их глаза разучились видеть чистоту, а замечают только грязь. И когда всматриваясь долго-предолго в чью-то светлую одежду, они разглядят на ней крошечное пятнышко, так сразу забывают о том, насколько испачканы сами. «Ну вот видите, - метает молнии громовелжец, - все жители одинаковы! Каждый думает только о себе, все обманывают и воруют!».
Ох, эти нелепые отговорки несчастных созданий, которые никогда никому не верят, потому что сами врут не переставая! И с каждым новым обманом их рождённая светлой Душа всё сильнее темнеет, и всё больше коптит. А чуточку позднее я расскажу тебе, в кого такие Души превращаются.
Я надеюсь, мой друг, что несмотря на твой юный возраст, для тебя это было не слишком сложное место в нашей истории, потому что пройти мимо него было совершенно невозможно. Да и узнать об этом лучше с самого раннего детства.
А Ёжик узнал о правде в Светлолесье только теперь. И это было самое жуткое из всего им услышанного. Ему стало совершенно понятно, отчего же многие жители боялись его прямых вопросов: они давно жили в страхе, и опасались сказать что-то такое, что могло бы им сильно навредить. Но прежде, чем продолжить рассказывать о путешествии Ёжика, нужно поведать тебе ещё кое о ком.
12. Кое-что о клещах, или коротенькое повествование о том, в кого превращаются Души обманщиков.
А пока самое время рассказать тебе о клещах. Если тебе не доводилось ещё с ними встречаться, так знай: клещи живут тем, что пьют чужую кровь. Конечно, это не страшные вампиры, у которых отрастают в полночь клыки, и они выбираются летучими мышами из-под крыш своих высоких старинных замков. А затем набрасываются в ночной мгле на какого-нибудь одинокого путника. Ой, ну нет же! Это граф Дракула бессмертен в легендарных рукописях, а клещ остаётся только графой в списке паразитов. Он тоже не любит жару, но прячется не в тенях готических шпилей, а в высокой траве, и ловко прыгает из неё на неприкрытые ножки и головы проходящего мимо. Затем клещи осторожно присасываются к коже жертвы, так чтобы укушенный этого не почувствовал, и впиваются настолько глубоко, что вытянуть их из ранки бывает весьма затруднительно. Но и оставить их без внимания тоже нельзя: клещи не чистых кровянских дворей, им не знакома зубная щётка, и потому они переносят в своих противных ротиках всякие скверные болезни, от которых тот, в кого этот паразит впился, может очень тяжело захворать. Так что придётся в этом случае получать уколы и разные прочие капельницы. Потому, дорогуша, когда собираешься со старшими в лес или бегаешь с друзьями по зарослям за домом, помни, что хорошо бы в тех местах быть обутым не в сланцы, а в кроссовки. А то и в сапожки. И надеты на тебя должны быть не короткие шортики с безрукавкой, но спортивные штанишки, маечка с длинными рукавами, и ещё платочек или кепка на голове. Да, и нужно время от времени на прогулке, и уж конечно, после неё, посматривать, не ползает ли по тебе это вреднющее насекомое.
А домоправитель Светлолесья - Клещ-Врун - впился не в какое-то одно живое существо, а сразу во всех лесных жителей. Светлолесы думали, что выбрали себе слугу, а получилось, что хозяйство доверили настоящему злодею. Клещ-Врун не собирался служить лесным жителям, а вся его забота была только о том, как бы побольше выпить их них крови, и чтобы лесной народ не смахнул его назад под забор.
Ты, конечно же, понимаешь, что само по себе такое ничтожное создание не смогло бы долго быть домоправителем, его быстренько бы склевали лесные птички. Понимал это и Клещ-Врун. И как только ему доверили ключи от общего дома, он сразу же бросился искать в топи болот, в тёмных буреломах, в лужах и мусоре - себе помощников. Тех, кто тоже желал не трудиться, а сидеть на чьей-нибудь шее. И так как двери казны были для него теперь открыты, Клещ-Врун принялся бессовестно тратить общее богатство светлолесов на щедрые вознаграждения своим бесстыжим прихлебателям. Он не требовал взамен никакой полезной для Светлолесья работы, а только всенепременной охраны его мерзкого тельца, да беспрекословного исполнения любых, даже самых дурацких приказов, над которыми они не должны были ни капельки задумываться. Увы, но такие обитатели леса нашлись. И было их не так уж мало.
Я обещал тебе рассказать, в кого превращаются Души обманщиков. Так знай же, что врунишки очень легко становятся паразитами и всякими прочими жалкими тварями. Вот разобьешь ты папину любимую кружку, и чтобы тебя не наказывали (ой, ладно, и не всегда же тебя наказывают), соврешь родителям, что во всём виновато не твоё баловство, а это кружка сама собой прыгала, прыгала, доскакала на край стола и сама же упала на пол. А ещё ей помог ветер. Вместе с соседским мальчишкой, залетевшим в окошко, и скинувшим её. И вот так однажды обманешь кого-то, а тебе поверят, и может получиться, что потом тебе захочется соврать снова - во второй раз, в третий, в десятый, и после будешь юлить не переставая. Это неизбежно закончится тем, что ты будешь так же бесконечно изворачиваться не только перед окружающими, но и перед собой. Тогда в твоей бедной голове наступит сущий кавардак, так что она сама не сможет больше разобраться, где правда, а где кривда. И вот такие завравшиеся Души всё меньше становятся похожи на самих себя, а всё больше на каких-то совершенно несносных созданий. У них появляются мохнатые лапки и противные рыльца, раздваивается язык, а вместо скукожившегося сердца отрастает ненасытное брюшко, так что некогда благородное лесное существо самым гибельным образом превращается постепенно в какого-нибудь гадкого клеща. А иные становятся слизкими жабами, или и того хуже - опасными змеёнышами и прочими малоприятными особями. И ничего, кроме бед, тогда от них не жди.
13. Глава о важности каждой Божьей твари в лесу.
Друг мой, ты сильно ошибаешься, коли решил, будто автор пренебрежительно относится к каким-либо Божьим созданиям. Конечно, это не так. Если Всевышний вдохнул жизнь в какое-то существо, значит, оно точно необходимо лесу. И можно его опасаться да избегать, но ни в коем случае не испытывать при этом какой-то злобы или презрения. Знаешь, не все они коварны, чтобы только и ждать, как бы сделать деткам побольнее. Напротив, многие очень важны и приносят большую пользу. И даже такие вредины, как клещи, служат лесу хотя бы тем, что сами становятся обедом для иных птичек. Конечно, орёл за ними охотиться не станет, потому что ему пришлось бы для сытости съесть их сто тысяч штук. Но какой-нибудь воробушек вполне не прочь клеща и отведать. Водится вот в некоторых лесах такая певчая птичка, как... ох, запамятовал, каково её правильное имя - то ли зарянка, то ли захарянка, - но лесные жители прозвали её малиновкой, из-за ярко красной шейки. Малиновка услышит голосок такого вот нелепого созданья, прыг с жёрдочки на землю, под росток, и скушан кровопийца в назиданье. Или, к примеру, ежели у твоего дедушки есть дача, и ты на ней бываешь, то наверняка много раз тебе встречались там лягушки. Казалось бы, ну какой с этой квакушки толк? Скачет по травке, под ногами мешается. Забава, да и только? А вот и нетушки! Каждая попрыгушка поедает массу всяких огородных вредителей, среди которых и противные слизняки, портящие твою любимую спелую клубничку. А ещё они охотятся на комаров, так что если ты попросишь дедушку разрешения собрать у домика целую дивизию лягушек, то, наверное, ночью комарики не будут противно звенеть тебе на ушко, кусать, и не давать спать. Только собрать их нужно много-много! Так много, что, пожалуй, столько рядом с дедушкиной дачей и не водится.
А как не ценить змей? Ядовитая змея очень опасна, и ни в коем случае нельзя с ней заигрывать и баловаться. Но важно помнить: змеи очень мудры, и понимая, что их боятся, сами стараются не пересекаться с другими лесными жителями. И если уж пришлось с нею встретиться, так нужно позволить ей уползти, и, предупредив спутников, самим уйти в другую сторону. Ну, а самое главное в том, что змеи делятся своим ядом, и из него делают настолько важные лекарства, что ничем другим заменить их попросту нельзя.
Так что, как видишь, нет плохих и бесполезных существ. Только нужно сделать оговорку, что нет их среди тех, кого такими Божьими тварями воспитала Природа.
14. Глава о несносных созданиях, которые сами захотели превратиться в несносных созданий.
Но всё не так с теми, кому было уготовано от Небесного Создателя множество сияющих даров, и кто при этом сам захотел превратиться в существо, которое зарыло свой талант, и только то и делает, что непрерывно квакает, шипит, жалит и пьёт чужую кровь.
Их-то и призвал Клещ-Врун из тёмных уголков Светлолесья. Таких же обманщиков, как он сам, которые по своему хотению превратились в жаб, тараканов, крыс и прочих разносчиков заразы. Поющие птицы становились трутнями, а четвероногие хищники начинали пресмыкаться. Ах, среди них были бывшие еноты и хорьки, ястребы и журавли, породистые псы и благородные олени. И все они стали квакающей и шипящей массой, согласившейся подобострастно служить Клещу-Вруну.
У тебя наверняка есть друзья? К достойным всегда тянутся достойные и обычно в такой верной компании есть ребята, которые чуть смелее и шустрее остальных. Когда есть лидер - это круто, но если тот возомнит себя звездой, и захочет повелевать товарищами, дружбе быстренько приходит конец.
Нет, ну если друзья берутся за какое-нибудь хлопотное дельце, они и сами порой назначают среди своих командира. Но выбирают они не всесильного хана до конца земных дней, а только исполнителя какой-нибудь важной роли, и то ненадолго. Например, капитана на спортивной площадке. Слушаться капитана нужно, и это вовсе не стыдно, однако друзья ведут себя так только из чувства локтя, а не по принуждению. Потому что среди настоящих друзей не бывает хозяев.
А у врунов всё не так. Врунам неизвестна дружба - ну какая может быть дружба там, где каждый думает только о себе? Построй для них самый просторный замок с тоннами конфет и тысячами игрушек, а всё равно они превратят его в Замок Лгунов, где будут подсовывать один одному мороженое из мыла, но хихикать при этом и говорить «чесслово!». И чесслово, всё их общество - или вонючая трясина с полчищами комаров и слепней, либо затхлый подвал с легионами крыс и тараканов. Там они если чем и заняты, так только тем, что важно выпучивают глаза и животики, квакают и жужжат пуще остальных, суетятся в заплесневелых углах, - доедая объедки главных обманщиков, - и, конечно же, спят особенно крепко, когда у соседа начинаются неприятности.
Ну а самые гадкие из них, кровь которых из тёплой превратилась в холодную, сползаются в жуткий змеюшник, где намертво переплетаются в мерзком клубке жестоких рептилий. В их пустых взглядах если что и можно разглядеть, так только злобу и страх. Злобу ко всему живому. И страх перед всем живым. И страх этот не столько перед лесными жителями, сколько перед копошащимся и шипящим гадюшником, в который они сами заползли, и где в любую секунду на них готовы по приказу наброситься, покусать и проглотить. О, они знают, что такое легко может случиться: ведь у тех, кто выбрал пресмыкаться, не только покрывается кожа пятнами позора, но и длиннее прорастают ядовитые клыки, не знающие пощады. И не замечая жестокости в себе, они остро чувствуют её в других гадёнышах.
Так Клещ-Врун обзавёлся охраной. И оплаты для неё он не жалел.
Эх, позорные Души, превратившиеся в змеёнышей! Они были призваны стать защитниками леса, и оборонять его обитателей от мошенников и грабителей. Но те, кто думают только о себе, выбросили честь в мусорку и не собирались никому верно служить. Они удобно пристроились, не охраняя закон и порядок, а вслепую подчиняясь командам своих более крупных и толстых сородичей. И готовы были выполнить любое задание, прячась за трусливое «у меня же приказ», и шипя прелестное «ну вы же сами всё понимаете».
Чем более бесстыжим и безжалостным был змеёныш, тем более щедрой была для него подачка от Клеща-Вруна. Пресмыкающиеся настолько гордились службой в гадюшнике, что их геройские глазёнки сверкали доблестью из-под шлемов с тремя натянутыми балаклавами. А ежели их просили назвать своё имя, змеёныши представлялись как Сивокобылский Враль Пургаметович или Ерундов Бред Туфтогонович. Но документы при этом не показывали. И ничто не вызывало у них таких страха и ярости, как срывание масок. Поэтому, когда светлолес желал убедиться, что перед ним змея, а не ряженая ящерица, как его тут же скручивали и швыряли в темницу на несколько лет - как будто он только что едва не выдал государственную тайну.
Змеёныши наперегонки выслуживались перед Клещом-Вруном, и с высунутыми языками искали заговорщиков, готовых покуситься на брюшко паразита. Но так как светлолесы были ужасно миролюбивы, змеёнышам приходилось объявлять угрозой - хранение двух хлопушек и трёх пистонов, и арестовывать первого попавшегося с ними горемыку. Выдумав и тут же предотвратив покушение на ненасытный животик Клеща-Вруна, они браво отчитывались перед хозяином, прищёлкивая хвостом, и тот облегчённо вздыхал, радуясь, что его животику в ближайшие пять минут ничего не грозит. Тогда он вручал отличившемуся змеёнышу Главный Уродливый Большехвостый Орден Подлеца и Карателя, и нахваливал его, приговаривая за шведским столом, что негодяев он кормит не зря.
Но насколько бы век Клеща-Вруна не зависел от ядовитых клыков, он всем своим брюшком ощущал, что змеёныши ему раўня як свiння да каня, и надменно тыкал пресмыкающимся, заставляя в ответ к себе обращаться не меньше, чем «Вы, Верховный Главнокомандующий, Змей Горыныч». Хотя оставался при этом всего лишь жалким тараканишкой... ой, то есть, паразитом.
Вот и ответь мне, мой юный друг: разве можно назвать такую гнусную компанию друзьями? Это была банда врунов, которая собралась для того, чтобы грабить и делить добычу. И как в каждой банде, хладнокровные разбойники боялись батьку-главаря, он их тоже сторожился, и в этом ужасном гадюшнике никто никому не верил.
Вот какова незавидная участь тех, кто хочет жить только ради себя, и оттого всё время врёт. И дышат они тем, что рьяно выполняют приказы хозяина, визгливо квакают по команде, да брызжут ядом своей злобы на всё живое вокруг. Беда, беда тому краю, в котором жители позволяют болоту и гадюшнику разрастись и властвовать над собой!
15. Глава, похожая на салат из остатков в холодильнике, потому что в нём перемешаны Сплочённость, Великий Нехочуха и Священная Власть.
Ты знаешь, на самом деле добрых жителей намного больше, чем злых, но им иногда не хватает сплочённости. Вот почему мирным и добрым обитателям так важно поддерживать огонь дружбы, вместе ухаживать за общим домом, и не бросать друг друга в беде. Болотные гады боятся этого больше всего - что честные жители сплотятся, увидят как их много, и смогут дать отпор злодеям. Один только вид вышедшего на поляну лесного народа заставляет зубы рептилий стучать от страха. И в тех краях, где обитатели держались заодно, рептилии оставались только в сказках, зоопарках или уползали в такие глухие чащи, куда лесные жители и добраться то не могли. А на той несчастной земле, где каждый был сам за себя, и трусливо прятался за паршивое заклинание «моя норка с краю», рептилии постепенно занимали и хаты в центре, и хаты с краю, а напоследок забирали и жизни обитателей.
После выхода из Тайги светлолесы ещё немало лет варились каждый в своих заботах, и за это время они так и не вспомнили, насколько важно беречь и сам отчий край. Многие жители лесов и до сей поры полагают, что выбрав слуг для несения службы, можно про них забыть, и спроса не держать. «Высокiя парогi не на нашыя ногi, и я в велитику не лезу» - отмахиваются они, называя велитикой любые государственные дела, как будто они их не касаются. Но дела такие касаются совершенно всех, влияют на жизнь всего леса, и если ты не интересуешься велитикой, она рано или поздно заползает в твой маленький домик чёрной змеёй.
Друг мой, удивляться тут нечему! Ведь паразиты водятся в любом лесу, и всегда найдутся те, которые не хотят ничего делать, но только и мечтают, чтобы бесконечно нежиться на чьей-нибудь согнутой шее.
Можно даже больше сказать: если хорошенечко занырнуть в глубину самого себя и внимательно пощупать руками песочек на дне, то среди разноцветных водорослей получится найти парочку чудеснейших ракушек, внутри которых прячутся наши леность и хитринка.
Оставь школьников без присмотра, и многие перестанут открывать учебники, а будут только с гиканьем носиться по коридорам, стоять на голове, покуривать за углом, и рубиться на смарте в несчастный Майнкрафт (ладно-ладно, счастливый). Ах, только бы родители их кормили и покупали им новые приставки, компьютеры и прочие прибамбасы. И если позволить лени захватить себя в плен, мы станем как Великий Нехочуха. Потому родители должны поглядывать за тем, как школьники делают уроки, и напоминать им: гульня, ды не штодня. Вот наступят каникулы - тогда балдей на здоровье.
Точно так и в велитике. Ежели на слуг махнуть рукой и забыть про них, они перестают трудиться для лесного народа, а начинают заботиться о собственных удобствах. На важные должности приходят тогда не самые умные и честные, а те, кто любят только мягкие диваны. И попав на ответственные места, где от них зависят судьбы других обитателей, забытые слуги становятся нерадивыми, и очень скоро начинают считать обязанными не себя лесным жителям, а наоборот. Тогда они заявляют себя священной властью, якобы данной им Богом и Народом, и считают недостойными холопами всех тех, у кого нет ни высокого кресла, ни просторного кабинета. А с холопами, как ты понимаешь, никто почтительно обращаться и не собирается. Их обкрадывают, забирая всё лучшее себе. Их наказывают за всё подряд. Им запрещают иметь своё мнение, открывать рот и задавать вопросы. Их можно сечь розгами и гнать пинками под ярмо. А их детей делают холопами детей своих.
Вот так равнодушие тех, кто в велитику не лезет, превращает слуг в жаб и змеёнышей, а на себя и своих близких накидывает хомут батрака.
Жаль, как жаль, но именно это и произошло в Светлолесье, где для полчищ паразитов и гадёнышей настолько к месту пришёлся такой домоправитель, как Клещ-Врун!
1б.Наконец-то история о большой и беззаветной Любви, и ещё немножечко об устройстве страны для жизни.
Поначалу Клещ-Врун ещё заигрывал с честными жителями, и пытался нравиться хоть кому-то, кроме жаб и змеёнышей. Он был беззаветно самовлюблён, и как все подобные нарциссы, не любил более никого, но в то же время жаждал, и даже требовал, чтобы все любили его. А под любовью Клещ-Врун понимал только то, как армия его рабов вылизывала ему синие пятки, падала во время просьб на колени, и не смея взглянуть ему в ясны очи, на каждое его глупое слово хором орало: «Так точно, наш Несравненный и Единственный Господин!». А ежели кто-то перед ним не падал ниц, или восклицал похвалу не во всё горло, Клещ-Врун страшно обижался, и отдалял раба от кормушки в конец очереди, а то и бросал в тюрьму.
Так вот, первые годы своего правления Клещ-Врун ещё как-то хлопотал о лесных жителях. Не подумай только, будто он о них заботился, нет же, он всегда заботился только и только о себе. И как любого паразита, Клеща-Вруна волновало только то, чтобы его не скинули с тела, и чтобы это тело не сдохло раньше его. А потом хоть трава вокруг не расти: ни чернобыльская, ни островецкая. И пока паразит притворялся хорошим и морочил порядочным обитателям головы, в это же время он заменял на всех важных постах честных жителей на змеёнышей. Очень скоро рядом с Клещом-Вруном не осталось никаких помощников, кроме бездушных рептилий. Теперь, никого не стесняясь, он принялся набирать себе таких привилегий, которые даже и не снились честным жителям. Он брал из общей казны те деньги, которые нужны были больницам и школам, и отбабахал для себя любимого шикарные хоромы. Он спрятался от лесных обитателей за высокие остроконечные ограды, закрыл проезды к себе на сто бронебойных шлагбаумов, расставил змеёнышей на каждом шагу, и стал грозой всяких густых кустов, потому что за каждым из них ему мерещилась засада. А чтобы жители его не беспокоили своими несносными требованиями, он собрал из змеёнышей самую большую охрану в мире. Правда, охрану нужно было хорошенько кормить, потому что без регулярного завтрака она вся расползлась бы или, того хуже, сожрала бы на обед его самого. И потому Клещ-Врун разрешил змеёнышам грабить честных тружеников леса, присваивая себе заработанное их усердием и потом. Ах, они были рады охранять покой и тельце Клеща-Вруна за такую кормёжку! И если кто-нибудь осмеливался потревожить паразита по самому пустяшному вопросу, который клещу не нравился, змеёныши злобно шипели на вопрошающего, и заклеивали ему рот красным пластырем.
А о чём же хотели спрашивать Клеща-Вруна честные жители? Самые умные и благородные из них стали первыми интересоваться, отчего это им вообще запрещают задавать какие-либо вопросы. Ведь это очень странно, когда Хозяин не может спросить у слуги, потому что тот ему запрещает спрашивать. Но те глупцы, которые в велитику не лезут, умных и благородных не поддержали, и вопросов о свободе слова не задавали: им казалось это глупостями. Они забурчали только тогда, когда поняли, что надорванный на работе животик нисколечко не помогает покупать в магазине больше игрушек для себя и своих деток.
Нет, ну и впрямь, пчёлки раньше отдавали на нужды Светлолесья мёд из одного улья, а остальное оставляли себе. Теперь же к ним повадились шершни с лампасами на брюшке и эполетами на голове, и оставляли нетронутым только один улей, а весь остальной мёд молча изымали, так что пчелиные семьи зимой недоедали и мёрзли. Белка пожимала плечами, отчего это раньше от неё просили один мешочек с орехами, а теперь целых пять. Когда же было собирать для своих бельчат? Кабаны и зайцы, лисы и волки, аисты и стрижи - все были в недоумении: зачем же Клещу-Вруну так обдирать лесных жителей, если в лесу мало растут парки, да добре ямы на дорожках? И даже крупные медведи, жир которых Клещ-Врун недолюбливал чуть меньше, чем покусывающих его вшивых блох, недовольно бурчали в малиннике, что их обирают, и скоро ягод в лесу не останется. И как бы бедняжкам не пришлось перебираться в другой лес.
Всё это порядком достало светлолесов. Только вот право на вопросы они потеряли вместе со свободой слова, на которое когда-то тоже махнули рукой.
17. Глава про то, как было у отца три сына.
А разве волновало Клеща-Вруна и его лакеев, что они обкрадывают деток лесных обитателей, и те получают от своих мам и пап намного меньше игрушек, чем могли бы? Ха, да их это не беспокоило ни одной секундочки! Ведь у них было своё потомство, а остальные пропади пропадом! Честным лесным жителям запрещалось приводить деток на свою работу и устраивать их на вкусные места. Если честно, это правильное правило, только вот исполнять его Клещ-Врун заставлял лишь порядочных обитателей, а для себя и змеёнышей он сделал исключение. И отныне целые змеиные фермы стали обитать в тех местах, где должны были работать честные жители. Кум, брат, сват, и конечно же, подрастающие детки-змеёныши, заполонили собой уже не только высокие, но и средние, и маленькие кресла, и даже сиденья велосипедов, где вместо заботы о велозаводе, тревожились только о том, как бы украсть не меньше змеёныша из соседнего кабинета.
У Клеща-Вруна, словно в старой доброй сказке, было три сына. Только вот герой нашей сказки добрым не был. Старший сын получил в игрушку от папочки лесную лотерею. Ты ведь знаешь, мой друг, что за игра такая - лото? Если мама тебе её ещё не дарила, обязательно попроси об этом. Стоит она недорого, а играть в неё всей семьёй или с друзьями очень весело. Так вот, в лесу проводилась игра в лото для всех обитателей, и многие жители покупали лотерейные билеты, чтобы развеять вечернюю скуку. Ну, и чего уж там - с тайными мыслями о большой удаче тоже. Но как играть в такую лотерею, если организовал её сынок усевшегося на троне Клеща-Вруна? И спустя некоторое время жители обидно обозвали эту игру «плохотрон».
Средний сын Клеща-Вруна занимал такой важный пост в Светлолесье, который его папа не мог бы доверить более никому. Хотя, и сыну своему он тоже не особо доверял, но змеёныши вокруг были куда опаснее. Итак, среднему сыну было поручено следить за разговорами о Клеще-Вруне, и немедленно приказывать змеёнышам наказывать всех недовольных. Папочка разрешил сыночку закупить на золото светлолесов дорогущие специальные приборы, которые прослушивали и записывали на лесные устройства любые разговоры обитателей по телефону. И больше ни одна сорока не могла потрещать с подружками так, чтобы её не услышал средний сынок Клеща-Вруна. И в награду за победу над секретами простых светлолесов средний сынок получил от папаши звание Клещ-Генерала, на которое перепрыгнул, как хитрая букашка, через звания и головы змеёнышей.
Был ещё третий сынок, младший. Ох, этот младшенький... Это было что-то невообразимое... Знаешь, бывает в жизни, что с папами что-то трагическое случается, и их у деток нет. Иногда случается с мамами. Совсем беда, если что-нибудь плохое произошло с обоими родителями, и ребёнок остаётся сиротой. Тогда-то и становится понятно, насколько дружные обитатели живут в том краю: и если дружные, тогда таких деток забирают другие семьи, и относятся как к родным, а не отправляют их в детские дома. И если у тебя есть мама или папа, бабушка или дедушка, а может быть, все они вместе... знаешь... в этом месте прервись на минуточку, и подойди к ним да крепко-прекрепко обними. Скажи им, как сильно ты их любишь, и цени то, что они у тебя есть - потому что повезло так не всем, далеко не всем деткам.
Ну, а лесной народ увидал диво дивное: младшенький сынок Клеща-Вруна появился из ниоткуда. То есть, папа был, а мамы никто не видывал. Пока папа таскал его везде за собой, как любимую игрушку, мама, наверное, где-то его ждала. Но никто не знал, где же именно. Ах, этому бы милому ребёнку быть рядом с ней, бегать с игрушечным автоматом по двору да веселиться с другими детьми! Но папочка зачем-то раз за разом втягивал его в игры взрослые, и многие лесные жители стали подозревать, что Клещ-Врун настолько почувствовал себя королём, что и в младшем сыне видит отныне не меньше, чем принца-наследника.
Короче говоря, своё потомство Клещ-Врун очень удобно пристроил на шею лесного народа: они вместе сосали кровь, и тоже вели себя, как хозяева леса. Да и детки змеёнышей были не в обиде: они хотя и были потомками лакеев, и им позволялось красть много меньше, чем потомкам Клеща-Вруна, но имели они всё же больше, чем дети порядочных обитателей. Которым было сложно накопить богатство честным трудом, когда их так бессовестно обирали.
18. Противная глава про законы и червячков, а также про то, как лопухи превращают букашку в генералиссимуса.
А чтобы честные жители подольше оставались обманутыми, Клещ-Врун вовсю пыхтел не над постройкой хозяйства, а над возведением бутафорий. Всё вокруг превратилось в ярмарку, и даже самые толстые змеёныши наряжались в скоморохов. Клещ-Врун загримировал свою власть так, что простофили и впрямь думали, будто она принадлежит лесному народу. А всякий глупый его указ сопровождался словами, мол, так решили жители леса.
На самом деле, честные жители давно ничего не решали. И даже змеёныши с жабами решали только то, как усерднее лизать пятки Клеща-Вруна. Он придумал для своих подлиз тысячи совершенно не нужных должностей, каждая из которых изрядно мешала лесу, но зато служила хозяину с подлинным раболепием. Жабы и квакнуть не смели без приказа клеща, а взамен им бросали паёк из замороженных мошек и меняли протёртые кресла. И если светлолес обращался к ним за помощью, жабам позволялось надувать щёки на весь кабинет и распоряжаться душами челяди по своему усмотрению.
А для помощи жабам в каждом болотном заведении ползали под ногами особые лакеи Клеща-Вруна - длинные, толстые, с красными глазищами и зелёным пузом - противные червеологи. Клещ-Врун небрежно швырял им кусок гнилого мяса, и червеологи копошились в нём, а затем расползались по всему лесу, стараясь пробраться под одежду каждого встречного. И хотя светлолесов тошнило уже от одного их отвратного вида, но червеологов и разводили только для того, чтобы они не обращали внимание на брезгливость к себе, а ползали бы по светлолесам, и оставляли на них слизкие следы. А если кто-то попадался настолько толстокожий, что не чувствовал, как по нему кто-то ползает, то червь проникал прямо ему в ухо, пробирался до мозга, неспешно пожирал его, и после этого в пустой голове не оставалось ничего, кроме нудного голоса, бубнящего с утра до ночи, а иногда и во сне, дребедень о счастливой жизни под властью Клеща-Вруна. Так что те, кто вовремя не промывал уши паучьими каплями, начинали верить в то, что солнце не жёлтое, небо не голубое, а лапки у паразита вовсе не синие.
Но Клещу-Вруну и этих лакеев показалось недостаточно, и он отгрохал на запасы светлолесов серый и неказистый домище, который сам же и обозвал Палатами Сна и Терпимости. Туда привозили и выгружали бесцветных путатрутней. Под видом народных посланцев их отбирали из элиты болотных кабинетов. Чтобы не ошибиться, претендента приглашали в особое помещение, где на пустой стене висел странный портрет Клеща-Вруна, на котором не было видно его лица, а только полный рост со спины. Кандидат обязан был подойти к портрету и поцеловать его в то место, которое считал нужным. И так как многие жабы просто мечтали пройти эволюционный путь до путатрутней, то изображение чуть ниже спины было не только зацеловано, но и зализано до дыр. Тогда соискателя просили вывернуть карманы, закасать рукава и высунуть язык. И если карманы оказывались достаточно вместительны, лапы изрядно мохнатыми, а язык вполне шершавым, его в путатрутни утверждали. По прибытию в Палаты Сна и Терпимости их тот час кормили не в себя, и они от сытой неги мгновенно засыпали. Светлолесы их, обычно, и видели в этом состоянии, но как только Клеща-Вруна озаряла гениальная идея, которую он желал сделать законом, путатрутней немедленно будили. В этот момент им накрашивали губки, наводили причёску подмышками, докармливали утроенной порцией, и перекладывали их путапопками вниз на мягкие красные кнопочки, которые своим звоном при нажатии оглашали, что путатрутни в своей молчаливой полудрёме терпеливо и основательно размышляли, чуть не треснули из-за веса дум, и теперь со всем согласны.
Так в Светлолесье нынче рождались законы. И из-за такого скверного устройства порядочные лесные жители больше не могли принимать их сами и делать страну для жизни удобной для всех.
А чтобы повисеть на шее ещё хоть немножечко, паразиты врали, врали и врали. Они обманывали так бесстыдно, что долгое время многие наивные жители поддавались этому вранью, словно гипнозу, потому что не могли бы и представить, что языком чесать можно настолько изощрённо. А жабы и змеёныши повторяли за Клещом-Вруном любую чепуху, и даже пытались превзойти его в несении околесицы. Хотя, говоря по совести, сделать это было очень сложно, потому что Клещ-Врун был первым альпинистом, которому покорился пик Врувереста. И добраться до вершины без многолетней подготовки в трендежёрном зале и специальной амуниции в виде маски с неморгающими глазами, было невозможно.
Ну вот представь: для того, чтобы честные жители не задумывались о неприятных для самозванца вопросах, Клещ-Врун начал запугивать их несуществующими монстрами. А многие взрослые, если ты не знаешь, до сих пор верят в них, и когда их пугают страшилами, которых они никогда и в глаза то ни видывали, большие дяди и тёти превращаются в маленьких детишек, готовых спрятаться от монстров под одеяло, и ждать освободителя. А освободителем Клещ-Врун объявлял, конечно же, себя. Он раз за разом поднимался на трибуну трухлявого пенька с позолоченной ступенькой, и оглядывая стальную линию горизонта, брызгал слюной через головы шипящих змеёнышей, да сотрясал воздух: «Братья и сестры!.. Ой, тьфу ты!.. Светлолесы! Вокруг одни враги! Они хотят нас раздеть и обуть, утопить и сжечь, и самое страшное - наклонить! Но не беспокойтесь: им не удастся разрушить нашу стабильность, и наклонить вас ещё ниже, чем наклонил уже Я! Ваша осанка - гордо сгорбленная спина и высоко поднятая голова! Так что - никаких перемен! Ведь мы любим нашу крепкую власть, а любимую не отдают!» И он метал гневный взгляд по склонённым головам простаков, видя не лица, а выросшие лопухи вместо ушей, и ласково поглаживал бриллиантовую ручку стоящей рядом личной бронированной кареты.