И многие жители Светлолесья начинали от этих слов дрожать в страхе, и бормотать: «Ох, ну как же мы без такого полководца справимся то? Если не он, то кто? Нет ведь больше никого. Да это же пить дать наш Аклещандр Врунорьевич Македонский, наместник Всевышнего».
Смешно ли тебе, мой друг, читать об этом? Но ведь так и случается с простаками, которые дрожат в страхе от глупых страшилок про далёких, а чаще и несуществующих монстров, но не видят змею под кроватью.
Знаешь, спроси у своих родителей, может быть, и они были теми, кто раньше в такие глупые сказочки верил. Во всяком случае, мама и папа мои - точно верили.
Ну а в Светлолесье каждая жаба, каждый трутень, любой змеёныш мечтали теперь лишь о том, как бы оказаться поближе к брюшку Клеща-Вруна. Ведь тем, кто устроился совсем рядом с паразитом, доставались от украденного куски помясистей.
Ох, как им нравилась такое устройство! Ох, как им нравилась власть Клеща-Вруна! Они считали, что слились с ним в одно целое, и сами себя грациозно величали яврушками. Они больше не прятались в топях болот, земляных червоточинах, старых пнях и тёмных норах, а выбирались на самые видные места, откуда квакали и шипели, обманывая честных жителей, и угрожали им расправой за малейшее неповиновение. И вся их забота отныне была, чтобы такая вкусная жизнь никогда не заканчивалась. Они даже не задумывались о том, что живы кровью и потом светлолесов, и превратились рядом с Клещом-Вруном в таких же паразитов. Души их с каждым днём чернели всё больше, и даже змеиная кожа потеряла узоры честных лесных гадюк, превратившись в шипящую оболочку для злобы.
И всё больше честных светлолесов понимали, что их никто не услышит, потому что самодур никого не слушает, кроме собственного брюшка. И брюшко Клеща-Вруна - истинный руководитель лесного края.
19. Глава про умелые руки, флюс и дантиста.
Конечно, ты можешь спросить: почему захватившие власть жабы и змеёныши не прогнали вовсе остальных жителей из лесу, раз они их так презирали?
Но как же прогнать? Каб рыбу есцi трэба ў ваду лезцi. А если прогнать всех порядочных светлолесов, придётся самим трудиться.
И как, скажите на милость, им тогда строить своими неуклюжими лапками плотины? Как разрабатывать своими глупыми мозгами, способными только к хитрости, - чертежи станков, макеты будущих заводов, программы для компьютеров? Кто из них способен сделать красивыми сады и парки, если они привыкли только шипеть и жалить, отбирать и ломать?
И как же это всё делать тем, кто привык сидеть на чужой шее?!
Друг мой, руководить - это тоже работа, и даже чуточку талант. И нередко такой труд тяжелее, чем любое усилие мускулами. Но для того, чтобы быть руководителем, нужно иметь любознательный ум и любовь к строительству. А ведь как умные тянутся к умным, так и бестолковые слетаются к бестолковым. Паразиты очень хитрые, но умными они не бывают. И вокруг глупого, но хитрого, Клеща-Вруна собралась целая армия дураков, передающая друг другу энергию недоумков.
Там, где этот легион трутней и жаб не успевал помешать, честные жители строили в лесу маленькие предприятия, которые приносили пользу другим лесным обитателям. Но стоило только Клещу-Вруну положить глаз на доходное дело, он, злобно завидуя чужому успеху, обирал его до последней нитки, либо и вовсе отбирал. И как только он давал в пользование захваченное предприятие жабам и змеёнышам, от их непроходимой тупости моментально в этом месте начинался бедлам и всё разваливалось на глазах. Частенько доходило до того, что Клещу-Вруну, дабы всё окончательно не рухнуло, приходилось лично участвовать в таких незатейливых занятиях, как покос травы, сортировка картошки и даже наполнение продуктами магазинов. Он решил, что светлолесы без него не разберутся, и в магазинах тоже начнётся бардак. Поручить же эту архиважную миссию какой-нибудь жабе было решительно нельзя - глупости своих подчинённых он не доверял ещё больше, чем честным обитателям. Но как только Клещ-Врун устраивался своим мегамозгом перед монитором компьютера, и начинал одним пальчиком печатать распоряжения «Два короба сметанки на Стеллу, десять пачек сливочного маслица на Пушкинскую», тот час в лесных магазинчиках возникали перебои с продуктами, что было неслыханным явлением для Светлолесья. А Клещ-Врун всё наводил и наводил жэстачайшы парадак. Да вот незадача: как только он брался за молоко, пропадали яйца. А как только брался за яйца, пропадал творог.
И вот за годы его правления такое безобразие наступило совершенно во всём. Соседи всё умнели и богатели, путешествовали по лесам мира, а светлолесы в это время топтались на месте, меся серую лужу из тоски. К тому времени, как Ёжик обо всём узнал, страна для жизни была в таком печальном состоянии, что даже кормить свои семьи честным жителям становилось всё тяжелее. И если на крохотный тортик ко Дню Рождения деток им пока хватало, хоть и с трудом, то хорошие компьютеры, красивые иллюстрированные энциклопедии и путёвки в санатории для измотанных мам и пап, купить они могли очень редко, а большинство и совсем никогда. А весь их отдых состоял в разогнутой спине вечером на огородах, которые они почему-то называли дачами - ведь каждый ребёнок знает, что на даче надобно отдыхать, а не пахать, как запряженная лошадь.
Наверное, честные жители давно бы взбунтовались, но ты ведь знаешь, мой друг, что если зуб болит, но пока ещё не очень, то мы не пойдём к дантисту. И стараемся не думать о том, что щека может опухнуть, и тогда придётся зуб не лечить, но вырывать, а это ещё хуже.
Вот и светлолесам зуб давно болел, и флюс был на всю щеку, но пока они только недовольно бурчали, потому что Клещ-Врун подкидывал им подачки, притупляющие боль.
Правда, казна была пуста уже много лет, и Клещу-Вруну приходилось выпрашивать в долг у соседей, которым он клялся своими усами, что ещё совсем чуть-чуть и он всё-всё-всё в Светлолесье наладит. Только вот у глупого паразита не могло наладиться ничего и никогда, и оттого выклянчивать в долг приходилось постоянно, и со временем эти суммы выросли настолько, что нужно было бы рассчитываться уже не только деткам и внукам светлолесов, но, наверное, и правнукам.
Однако такое прекрасное далёко Клеща-Вруна не тревожило. Ему было важно только ночь простоять, да день продержаться.
20. Гпава, в которой Лучик слушает Ёжика.
Мой дорогой друг, не считаешь ли ты, что давно пора вернуться к нашему герою - Ёжику, да посмотреть, как там у него дела?
Ох!.. Какая же скверная картина открылась Ёжику после доверительных историй честных жителей! Казалось, будто тишь да гладь Светлолесья разрывают вопли терпящих кораблекрушение с мольбами о спасении. Он вернулся домой, и глаза его сверкали гневом, лапки сжимались в кулачки, а шипы колючек готовы были вонзиться в тех, кто обижает светлолесов. Однако пусть змеёныши и боятся ёжиков, но он не мог сразу вот так пойти и поколотить их. Ведь если каждый лесной житель, которому что-либо не нравится, тут же поспешит драться, - вместо того, чтобы попробовать договориться о честном мире, - все в лесу начнут воевать, и может статься, что в живых останется какой-нибудь один единственный обитатель. Да и тот вскоре помрёт, потому что всё время быть одному невыносимо тоскливо.
Лучик с трепетом слушала рассказ Ёжика о путешествии, до боли мяла себе лапки, и крепче обнимала деток, потому что от одной мысли об их будущем ей становилось в сто раз страшнее. Страна оказалась вовсе не такой доброй, как представлялось ей раньше, а своими вылизанными пятками и тропинками она подходила для жизни только жаб, трутней и змеёнышей. Всем же порядочным обитателям приходилось довольствоваться крохами со стола Клеща-Вруна, и с каждым днём жизнь их деток была всё в большей опасности.
- Ёжик, - Лучик мягко прижала ладошки к щекам супруга, - может быть, нам перебраться в соседний лес, как сделали уже многие светлолесы? Смотри, сколько улетевших даже среди наших знакомых! И никто... ну ладно - почти никто - не вернулся обратно. Да, на чужбине несладко, особенно поначалу, ну а что нас ждёт здесь, кроме шипения и кваканья? И что будет с нашими ребятишками, когда они вырастут? Что же нам - учить их кривляться и врать? Мне страшно, что мы живём в таком лесу, где за правду жалят до смерти.
И Лучик расплакалась.
- Погоди, погоди, Свет мой! - обнял и принялся успокаивать её Ёжик - почему это мы должны покидать свою Родину? Пусть клещи уползают к себе в заросли, змеи в свои чащи, а жабы пущай плодятся в болотах, а не в кабинетах. Здесь же все наши друзья, вся наша родня! Здесь могилки наших предков! Это же наша земля! Вона, и с коричневой чумой справились, да и красную болезнь как-то пережили!
- Ай, да перестань, - разве мы её пережили?! - с разочарованием воскликнула Лучик. - Мне кажется, мы всё ещё ей болеем, и потому все наши беды никуда и не уходили.
- Хммм... - покачал головой Ёжик, - наверное, ты права. Но тогда мы можем помочь Светлолесью!
- Чем же? - недоверчиво посмотрела на него Лучик.
- Мы откроем глаза одурманенным светлолесам, рассказав им всю правду. А правда - это лучшее лекарство для крови, делающее её тёплой.
И Ёжик решительно встал перед Лучиком во весь рост, так что ей даже показалось, будто он вырос на полтора сантиметра. И из окошка его озарял багряный поток рассвета, как всегда и случается, когда какой-нибудь сказочный воин открывает в себе сердце благородного рыцаря.
Ну, спроба не хвароба, да к тому же, Ежик был прав: пока в ком-то текла тёплая кровь, и тьма не была ещё беспросветной, Светлолесье напоминало, скорее, солнечную Нарнию, чем мрачное царство Аида. А ведь Ёжик встретил на своём пути неисчислимые тысячи теплокровных. И каждый вопрошал его: «Так что же нам делать?». А Ёжик разводил руками и говорил: «Давайте начнём с того, что перестанем бояться, будем почаще собираться вместе, и разговаривать не шёпотом, а так, чтобы весь лес нас услышал! Глядишь, и поймём, как же нам избавиться от того, имя которого нельзя называть». И тогда жители улыбались в ответ, и кричали «Виват!».
И хотя толком никто не понимал, что именно нужно делать для победы, однако же не сказать, чтобы надежда на перемены появилась из ниоткуда. О ней мечтали, её высматривали на горизонте зоркие глаза соколов, и вот она появилась смутными очертаниями, а потом стала ближе, ближе, и наконец, заблестела на всё небо: наступало время вселесных выборов.
21. Глава про магнитные шарики и о том, как относиться к некоторым ошибкам.
Как ты, может быть, знаешь, домоправителя выбирают все жители края. За кого они отдадут большинство голосов, тот и будет им почётным слугой. К сожалению, иногда обитатели ошибаются, и слугой становится какой-нибудь проходимец. Это, разумеется, скверно, но ведь и ты иногда ошибаешься, не так ли? И мама с папой ошибались в жизни не раз. И поверь, бабушки с дедушками, прожив долгую жизнь, успевают наделать немало глупостей. Конечно, иная глупость может привести к самым печальным последствиям. Слыхал автор про одну маленькую прелестницу по имени Бусечка. Однажды, пока рядом с ней не было родителей, она наслушалась нелепых советов подружки, и вздумала навести на себя ещё большую, самую страшную на свете красотищу, для чего решила сделать пирсинг на языке. Только вот годиков ей на тот момент было всего лишь семь, и мама, конечно же, никакого пирсинга доченьке не позволила бы. А сказала бы: «Вот дорастёшь до восемнадцати лет, и делай, что хочешь. А пока что не ты за себя, а я за тебя отвечаю». И была бы мамуля совершенно права. Ах, Бусечка, ну такой сорванец! Конечно, она знала, что мама ей не разрешит, и потому втайне сделала то, что ей посоветовала непутёвая подружка: положила на язычок и под него два магнитных шарика, чтобы они вцепились друг в дружку и остались бы там сиять неземной красотой. Вот тогда бы она показывала язык всем забиякам. А может быть, даже и взрослым. Хотя, пожалуй, вот это как раз было бы и некрасиво. Так. И что ж? А вот что ж. Шарики то магнитные возьми да не вцепись один в другого, а юрк из ротика прямиком в животик. «Ой! - испугалась Бусечка, - а что же им там делать?». И побежала жаловаться на магнитики маме. Молодец, что побежала. Если б не рассказала маме, всё могло бы стать в тысячу раз хуже. А мама, конечно, наругала, - где это видано, чтобы мамы никогда не ругали? - но ужасно испугалась сама и сразу же повела дочурку к врачу. Врач, нахмурив брови, внимательно выслушал всё, потом попросил Бусечку открыть ротик и достать язычок. Затем положил её на холодную кушетку спинкой вниз и аккуратно пощупал животик. После этого девчушке сделали снимок на рентгене, и доктор долго в него всматривался. В итоге, он тяжело вздохнул и, глянув на Бусечку с тревогой, сказал маме, что нужно срочно делать операцию, и разрезать животик, чтобы достать злополучные магнитики.
- Вот кабы это были не магнитики, а простые шарики - озабоченно качал головой доктор, - ещё бы мы посмотрели что делать. Глядишь, они бы и сами до горшка добрались. А магнитики могут застрять в животике и очень сильно ему мешать. Так что заболеть от этого можно надолго, и пока все будут бегать по улице и веселиться, девочка будет целых два года лежать в больничной палате, и считать воробушков в окошке.
И врач приказал медсёстрам приготовить ему скальпель и бинты, а Бусечку уколоть медицинским сном, чтобы она спала, и ей в это время ничего не болело. Наркоз дали, но доктор был очень добрым и умным, совсем как Айболит, и не спешил разрезать животик, а попробовал достать шарики длинной специальной трубочкой. Руки у него росли из нужного места, а не оттуда, увы, откуда растут руки автора этих строк, и были они золотые - ну то есть, не то чтобы золотые, а просто очень умелые - и смогли они извлечь из животика эти магнитики без всяких скальпелей. Вот почему Бусечке очень повезло. А ты, выслушав эту историю, намотай себе на ус, или если усов пока нет, тогда на нос: брать в рот любые дурацкие предметы очень опасно. И делать этого никогда нельзя. Даже если советует лучший друг. Напротив, нужно ему самому дать совет не заниматься фигнёй. Да-да, именно так и сказать: «Не занимайся всякой фигнёй!». А ежели ты увидишь, что тянет в ротик какую-нибудь гадость тот малыш, что младше тебя, запрети ему, строго помаши пальчиком, и скажи со всей серьёзностью и взрослостью: «Ай-яяяй!»
Но хуже глупых советов могут быть только бестолковые подзуживания товарищей! И чем они задиристей, тем опасней. Знакома мне была одна компания, в которой любили «брать на слабо», и когда кто-то отказывался от какого-нибудь шального поступка, его презрительно высмеивали за трусость. И вот однажды купались эти ребята на берегу довольно широкого озера, и одному из них взбрело в голову предложить: «Айда на тот берег, но не пешком, а вплавь. А кто не захочет, тот засцал». (Знаешь, я даже не уверен, что такое грубое слово разрешат напечатать, или что его прочитают тебе родители, но ничего не поделаешь - именно этим словом чаще всего и подталкивают к роковому действию). Ну вот как тут можно не поплыть? Ведь на тебя же смотрят все друзья, а может быть даже и понравившаяся девчонка! И сцулём прозываться не хочется, правда?.. Но можно, можно отказаться! И нужно! И знай, что смелости для этого иногда нужно больше, чем для безумного заплыва! Мальчик, который это предложил, плавал хорошо. Да вот не все умели так же! И он переплыл первым, за ним другие, тяжело дыша и из последних сил. А последний мальчик доплыл до середины, и дальше не смог. Он стал барахтаться, звать на помощь, только вот помочь было некому, потому что у друзей самих сил не осталось, а тот, с которого всё началось, мог бы помочь, да испугался и убежал.
Друг мой, живи своим умом!
Не бегай по парапету на крышах многоэтажки только потому, что так делает кто-то из знакомых. Паркур начинается снизу, со спортивной площадки, а не с двадцатого этажа.
Никогда не пробуй на вкус всякую гадость, которую тебе предлагают за компанию! Жизнь прекрасна сама по себе, а от некоторых привычек очень сложно избавиться. Вначале они тебя ищут, а затем ты их. И некоторые, наслушавшись друзей, типа от одного раза ничего такого не случится, затягиваются так, что до конца дней своих остаются рабами шприцев, стаканов и сигарет. И, кстати, дни эти рабство сокращает очень и очень сильно.
Так что, не ходи по тонкому весеннему льду, даже если на него высыпали все твои друзья, ведь я уверен, что от кого-нибудь из самых близких ты уже слышал эту фразу: «Все пойдут топиться - тоже пойдёшь?»
Всё это страшные ошибки, которые ни в коем случае нельзя делать, и зависит это только от тебя: будешь ли ты жить своей головой, или чужой.
Но есть ещё одно место, где детки ошибаются не потому что глупые, а оттого что торопыги. Там, где пока ты совсем маленький, взрослые водят тебя за ручку. Ну, наверное, ты уже догадался, что речь идёт о дороге. Вот тут ошибки твои тоже ни к чему! Как бы ты не спешил, но заранее выключи музыку в наушниках, остановись на краю дороги, дождись, когда светофор загорится зелёным, на всякий случай внимательно глянь налево, затем направо, и только тогда, когда убедишься, что машины тебе не опасны, переходи на другую сторону. Прости, что пугаю, но твоя торопливая неосторожность на проезжей части может оставить тебя без ножек. А то и без головы.
Друг мой. Видишь, как много автор наговорил уже про ошибки, которые в жизни лучше б не допускать. Только вот пишутся эти строки не для того, чтобы ты заперся в детской комнате, пододвинул тахту к двери, и объявил бы родителям, что больше оттуда не выйдешь, потому что прямо на пороге тебе может упасть кирпич на голову. Мир иногда опасен, но прекрасен он всегда! И ради этого стоит рискнуть, да выйти наружу. А чтобы прожить хотя бы лет до ста, нужно только немножечко следовать простым жизненным правилам, слушать свою прелестную голову, и помнить, что бережёного Бог бережёт.
А теперь - и не удивляйся ни капельки - автор обязан сказать несколько слов и в защиту оплошностей. Друг мой, на дороге жизни многие ошибки обычны, постоянны, а порой и просто необходимы! Иногда, чтобы попасть в цель, придётся долго метиться и совершить немало промахов. Без падений никогда не научишься ходить, без оговорок никогда не научишься разговаривать, без мириад просчётов не случаются никакие научные открытия. Ты не сможешь вообще ничему научиться, пока не допустишь кучу ляпсусов и не оконфузишься несколько раз. Так что, друг мой, ошибки должны тебя не терзать, а учить упорству, потому что чаще всего успехов добиваются самые настойчивые, а не самые талантливые. А талант, который испугался ошибок и терпеливого их исправления, зарывается в землю, и остаётся только горьким воспоминанием о несбывшемся полёте. Так что оступаться порой, особенно в юности, бывает очень полезно, и жители одного далёкого леса произносят по этому поводу мудрую пословицу: если у тебя в молодости не было проблем, их следовало бы приобрести за очень большие деньги. Впрочем, может быть эта мудрость и не совсем о том, но мне очень уж хотелось поделиться ею с тобой.
А у жителей леса, выбирающих домоправителя, кто же осмелится отобрать право на ошибку? И даже если они выбрали того, кто будет худо справляться, у них остаётся возможность всё изменить. И на следующих же выборах лесной народ просто проголосует за другого слугу. А старый слуга с должности уйдёт, нравится это ему или нет. Такое вселесное голосование проходит раз в несколько лет. Больше того, умные жители многих лесов запрещают выбираться домоправителем чаще двух раз. А иначе слуга может посчитать свою должность престолом, и играться с ним, вместо того, чтобы заниматься общим хозяйством. Хитрый Клещ-Врун и тут провёл светлолесов: он спросил у них позволения избираться не два раза, а столько, сколько будет впереди выборов. Дескать, не успел он за коротенькие сроки в несколько лет наворовать себе. Эээээ, то есть, поймать всех воров. Ой, или всё же - наоборот?.. В общем, со временем жители совсем запутались в его обещаниях, и перестали за ними следить. Важно лишь то, что когда-то светлолесы клюнули на наживку, и сами же разрешили Клещу-Вруну избираться домоправителем бессчетное число раз, чему тот был несказанно рад. Эх, о чём они только думали?!
22. Глава про Перуна и кабинки для голосования.
Ну, жители то, может, и перестали следить за пустыми клятвами Клеща-Вруна, да вот за ними следить не переставали. Чтобы разведать, о чём те размышляют, змеёныши заползали с чёрного хода в школы, на фабрики, и подслушивали в кустах у скамеек, не поют ли светлолесы куплеты о том, что «у нас в стране на каждый лье по сто шпионов Ришелье». А если светлолесы их замечали и замолкали, тогда змеёныши рылись в мусорном баке, в поиске выброшенных записок. И как только находили какое-нибудь скомканное письмецо, написанное мелким подчерком, тотчас отправляли его на тщательнейшую экспертизу, дабы установить, не содержит ли сие тайное послание одну буквочку «о», одну буковку «а», целую буквищу «м», и аж две литеры «б». И если эти ужасные буквы находились на любой из страниц, пусть и в разных абзацах, змеёныши моментально складывали из них слово «паранойя», и спешили к Клещу-Вруну с докладом, что зреет очередной заговор.
Клещ-Врун злорадно назначал кого-нибудь автором письма, даже если этот автор и писать то не умел, и заговоров раскрывалось тем больше, чем ближе были очередные вселесные выборы. Тогда вещами, запрещёнными светлолесам для хранения, назывались то домашние шлёпанцы, то осиновый колышек, то серебряное копытце. И только когда это грозное оружие у светлолесов забирали, тогда паразит немножечко успокаивался и предвкушал себя победителем грядущих выборов. Он с нежностью трогал своё пузатое брюшко, и чванливо гундел пресмыкающимся лакеям: «Я сыт только на восемьдесят процентов. Глядите, чтобы животик мой не исхудал, а то быть вам бедными». Жабы и змеёныши вылетали из покоев Клеща-Вруна, и мчались по своим местам готовиться к выборам.
Выборы - событие важнейшее. И при этом дело совершенно не хитрое. Да и что же тут сложного? Всего-то нужно, чтобы каждый лесной житель добрался до ближайшей к его норке голосовальной кабинки, и вписал бы в особую бумажку, называемую бюллетень, имя того, кого он хочет назначить своим слугой. А обитатели, которым доверяют посчитать в конце дня голоса, просто должны сделать это по-честному.
Ну и как ты думаешь, мой дорогой друг, собирался ли Клещ-Врун допустить к подсчётам бюллетеней - честных жителей? Ага, сейчас!.. Если порядочный обитатель просил разрешить ему пересчитать результаты, ему квакали в ответ, что он не вышел ростом, рылом и происхождением. А если только он пробовал на безобразие возмутиться, жабы тут же призывали змеёнышей из особого подразделения, которые обладали самыми чувствительными в мире носами и ушами. И когда они приползали, то хватали порядочного обитателя, обвиняя его в том, что он попробовал пенку с пива два года назад, и потому до сей поры пьян. И кроме того, они слышат, как дебошир сквернословит. А если он немой, то ему же хуже - потому что громкие мысли ещё преступнее, чем сказанные слова. И их глазки под масочками на всё лицо стыдливо опускали взгляд, дескать, ну вот, мы же не виноваты, что всё слышим и видим - таков нам приказ.
Поэтому было не важно, как голосуют светлолесы, а важно было только то, кто подсчитывает голоса.
У каждой голосовальной кабинки Клещ-Врун рассадил преданно квакающих жаб, а присматривать за ними назначил Верховную Жабу - Жоподлизу. А так как над каждым проверяющим в Светлолесье был свой проверяющий, то контролировать ручную Жоподлизу наказано было змеёнышам, и им разрешалось слопать её, да и любую квакушку, при малейшем неподчинении. Итак, жабы эти должны были в конце дня все бюллетени из кабинки собрать, потом незаметно их сжечь, - чтобы никто не мог их проверить, - и сразу же спокойно соврать, будто честные жители вновь выбрали домоправителем Клеща-Вруна.
И ведь несколько раз это у них довольно легко получилось: жители пожимали плечами, и говорили друг другу, что, наверно, за Клеща-Вруна и в самом деле проголосовало большинство обитателей - ведь невозможно врать, что голосов за тебя отдан сто один процент. Вот кабы меньше, так, может, и не поверили бы. А сто один не может быть неправдой. Тех же недоверчивых умниц, которые всё равно сомневались, и задавали вопросы об этом грандиозном мошенничестве, змеёныши хватали, увозили в темницы, и обзывали экстремистами. А как известно, экстремистов читать и слушать нельзя, и потому остальные жители их не видели и не слышали.
В общем, с первых лет своего правления Клещ-Врун научился присваивать чужие победы. За всем этим внимательно следили дрожащие от страха жабы, а за жабами следили бесчестные и жестокие змеёныши. И вроде всё у Клеща-Вруна было схвачено, а всё-таки какая-то смутная тревога плескалась на этот раз в его брюшке, и он недоверчиво поглядывал на пупок, щупал его, и пытался понять, выдержит ли тот и не прорвётся ли от выпитой крови. Ашчушчэния были не те. И если в былые годы он ждал вселесных выборов, и предвкушал скорый триумф, - с парадом и фанфарами, - то теперь смутно предчувствовал войну, а вместо пышных торжеств на центральной поляне, перед глазами замаячил позорный секретный фуршет в сером подвале, в обществе квакающих жаб. И потому грядущие выборы начинали его раздражать, ещё толком и не начавшись.
Клещ-Врун давно считал себя небожителем, и ему казалось, что из зеркала на него смотрит молодой Перун. Но выглядело забавно, как Владыка торфяного Олимпа вцепился в болотный трон, и перепугано оглядывался, опасаясь, что его столкнут в топь разгневанные вопли народца. Хорошо было бы вовсе эти выборы взять и отменить, - вроде ж не бездельники, и могли бы жить, - но как это так исхитриться и найти для отмены повод, Клещ-Врун никак придумать не мог. Ну не объявлять же себя пожизненным правителем, запретив выборы?! Даже хозяин яврушек позволить себе такого не мог: где это видано, чтобы клещ стал царём целого края?! Ведь Закон был написан ещё задолго до его прихода, и даже такой пройдоха должен был хотя бы делать вид, что его соблюдает. Потому что Закон - это такие правила, которые одинаковы для всех. Не важно, умный ты или глупый, бедный или богатый, сильный или слабый - Закон не позволено нарушать никому.
Ох, но для вар'ята ж няма свята: ведь если не нарушать Закон, то придётся оставить место домоправителя и отвечать за свои обманы, кражи, а, может быть, и ещё чего похуже, о чём честные жители пока даже не догадывались. И потому Клещ-Врун врал уже ничего не боясь и никого не стесняясь, и в открытую призывал змеёнышей: «Если нужно сохранить мою власть, не обращайте внимание на закон. Знаете, иногда не до законов».
Так в Светлолесье и наступил настоящий хаос. Врал и беззаконничал Клещ-Врун, врали и беззаконничали его змеёныши. И только с бедных жителей, которых и так обирали как липку, ещё и требовали неукоснительного исполнения двадцать шестой запятой в две тысячи двадцатом томе, и довели, наконец, жизнь честных светлолесов до точки.
23. Глава во славу доблестного оружия!
А по Светлолесью витали под ручку страх и жажда перемен. Честные обитатели мечтали о новом домоправителе, который помог бы разогнать мерзкий гадюшник, но из-за того, что слишком многие долго не лезли в велитику и молчали, жабы со змеёнышами расплодились и чувствовали свою полную безнаказанность, получив её в награду за пресмыкание перед Клещом-Вруном. Я уверен, мой друг, что ты готов спросить, почему это добрые обитатели не взялись за мечи и не прогнали бы супостатов, как во всех хороших сказках?
Что тут ответить?.. Это правда, что в древних легендах богатырь брал молот в крепкие руки, подходил к наковальне, старательно выковывал могучий меч-кладенец, и потом ударами недюжинной силы отрубал головы грозному дракону. Но Клещ-Врун тоже читал эти предания старины, и потому запретил честным жителям хранить в доме не только меч-кладенец, но и вилы, и тапки, и дихлофос, и вообще любое средство от паразитов. Даже дедушкины зубы на полке считались смертельным оружием. А если кто-то случайно находил при копании грядки старый патрон, оставшийся там со времён войны с коричневой чумой, его немедленно обвиняли в терроризме, заставляя признаться несчастного, что он не картошку сажал, а делал подкоп под резиденцию Клеща-Вруна, и этим ржавым патроном собирался покуситься на его животик.
И те, у кого в голове вещал червеолог, всему верили. А остальные ходили в музеи, и с сожалением вздыхали, глядя на грозное оружие доблестных предков.
Зато бесчисленную охрану Клещ-Врун вооружал не жалея краденного у светлолесов золота. Главным оружием змеёнышей, подчёркивающим их особый ум, стала тупинка. Как встречаются в сказках сапоги-самоплясы, одевший которые начинает тут же плясать, и не может остановиться, пока их не снимет, также и тупинка обладала похожими магическими чарами. Эта волшебная палочка просто заставляла змеиные хвосты сжимать её изо всех сил, и сама лупила без разбору и жалости всех попадающихся на пути. Но как только тупинку клали на место, а ещё лучше - прятали куда-нибудь, как тут же, словно по невидимому мановению, змеёныши уже не хотели никого избивать, а тихонечко ползли к себе в норы, и ласково гладили змеиными хвостами своих детёнышей.
А ещё болотным военам выдали бронежилетки. Эти бронежилетки, на самом деле, мало от чего защищали, но зато каждый суровый змеёныш мог поплакаться в неё о своей тяжёлой судьбинушке, и о том, как из-за каждого угла за ним охотится дышащий прикрасным гневом светлолес с белыми зубами.
А светлолесы всё терпели и терпели это безобразие, и кумекали, как же им быть дальше. С одной стороны, они смотрели друг на дружку и понимали, что клыки, когти и копыта у них не отнять, и что перевес на их стороне. Но с другой, воевать за годы мира они разучились, и в кладовках у них хранились не мечи, а мячи. Так что вместо подготовки к войне светлолесы занимались всякими футболами, баскетболами, волейболами, гандболами и разными другими болами, а многие, увы, даже литрболами. Поэтому и мячи их всегда были так же накачаны, как терпение.
Но даже у владельцев такого выдающегося терпения, как светлолесы, это терпение накачивалось-накачивалось, да лопнуло.
24. Страшная глава про Чёрного Лебедя и трактор.
Причиной того, что терпение светлолесов лопнуло, послужил один нежданный гость Светлолесья - Чёрный Лебедь. Его давным-давно никто не встречал, а он, порядком всеми подзабытый, возьми да и выпорхни прямиком из Красной Книги. И в клюве своём он принёс настолько странную весточку, что жители поначалу опешили, и не могли в происходящее поверить.
А Чёрный Лебедь рассказывал, что по всему белу свету катится волна страшной эпидемии: далеко на востоке зародился неведомый ранее вирус, и теперь он угрожает жителям всех лесов мира. Если ты не знаешь, вирусы - это такие крошечные и невидимые без микроскопа забияки, которые хотят попасть в нос или рот обитателям, из-за чего у тех потом резко поднимается температура, появляется кашель, и приходится пить таблетки да лежать в кроватке. Так вот, с этим новым вирусом тела многих лесных жителей совершенно не умели бороться, и оттого таким заболевшим становилось очень плохо, и их нужно было срочно везти в больницу. Больницы, конечно же, быстро оказались переполнены. Леса были охвачены страхом, а кое-где даже началась паника, потому что учёные пока о новом вирусе знали немного: а когда о чём-то мало знаешь, тогда и боишься больше. Все соседи светлолесов поспешили закрыть границы, освободили жителей от работы, строго наказали сидеть им по норкам, и пообещали изо всех сил помогать, раз уж так получилось. И пусть это не всегда и не всем нравилось, однако же такая простая мера очень помогла не заразиться всем сразу, потому что лечить одновременно всех было невозможно. Ведь самоотверженные доктора, принявшие на себя удар первыми, и так работали на пределе возможностей, и как только могли, спасали болеющих. Разумеется, жителям приходилось выбираться из домов за продуктами и лекарствами, но добросовестные обитатели, которые заботились не только о себе, но и о других, надевали в аптеках и магазинах маски, чтобы не заражать друг дружку. Даже те из них, которые были уверены, что их здоровье окажется крепче болезни, и они с нею справятся, не слушали глупцов, голосящих о бесполезности масок, а слушали своё доброе сердце, и носили маски из заботы о других обитателей. И там, где жители уважали друг друга, всё было заметно легче: врачи справлялись, а домоправители помогали жителям, и платили им зарплаты, хотя те на работу ходить не могли.
Друг мой, а в какие же ещё времена домоправители должны особенно заботиться о лесных жителях, если не в тяжёлые?
Но вот Клещ-Врун даже в момент общей катастрофы не собирался заботиться о ком-либо, кроме себя. Он запретил жабам даже вспоминать об опасной эпидемии, не разрешал докторам говорить о её тяжести, засекретил сведения о том, как много несчастных светлолесов из-за нового вируса погибало, и не оказывал ни больницам, ни жителям совершенно никакой помощи в этой жестокой схватке. Он бросил бедных обитателей один на один со свирепой заразой. При этом жабы и змеёныши сами тряслись от ужаса и закрылись на сто замков в своих удушливых кабинетах. Зато работяг-светлолесов они безо всякой жалости гнали в спины на работу. А подлый Клещ-Врун из своих бдительно охраняемых дворцов ехидно хихикал, глядя на терпящих бедствие жителей. Он обзывал умерших от вируса старыми и толстыми, насмехался, что они сами во всём виноваты, а болеющим предлагал лечиться не микстурами, а работой в поле на тракторе.. Да-да, представь себе, этот домоправитель взаправду был как угол в девяносто один градус, и болезни он собирался лечить трактором. И слишком многие, увы, ушли в поля. Да там и остались.
25. Песнь о том, что Цой жив, но Клещ-Врун об этом не знает.
Это и стало последней каплей, переполнившей чашу терпения светлолесов. Их глаза, ослеплённые безостановочным враньём клеща и жаб, словно открылись заново, потому что даже самое хитрый обман со временем теряет свои чары. Жители переставали жмуриться от страха, смелее выглядывали из-под одеяла, а через лесную паутину до них доходили настоящие новости со всех уголков мира. «Он нас бросил» - с непередаваемой обидой заговорили они. И те, кто молчал, перестали молчать. Только бесчестные змеёныши, которые тоже хоронили в эпидемию своих родных и знакомых, молчаливо переползли через могилки, потому что им нужно было кормить детей.
Но из каждого окошка, из каждой проезжающей мимо телеги, - даже запряжённой оfцой - теперь громко звучала элегия подзабытого менестреля о том, как сердца требуют перемен.
Но как?! Как их добиться?!
Тогда жители начали смелее выбираться из своих норок, а многие только сейчас стали знакомиться с соседями. Они разговаривали друг с другом, наперебой рассказывая про свои невзгоды, и о том, как всё это им надоело. Все настолько устали, что терпеть это не было больше никаких сил, и порядочные обитатели водили пальцем по настенному календарю, считая дни до выборов, на которых они отправят опостылевшего клеща восвояси.
Клещ-Врун много раз прежде кокетничал со светлолесами, и с лукавой ухмылкой ручался, будто уйдёт с поста, как только его попросят об этом. Но ни разу не было такого, чтобы он при этом не добавил: «Да я хоть сейчас, я что - держусь за это кресло? Да не нужно оно мне и моим детям. Но вы же сами видите, что ещё не время, что в Светлолесье нет других достойных кандидатов». Он повторял этот приворот при любом удобном случае, и иногда было похоже, что эти слова произносит не живое существо, а просто трещит старая пла...кхххх... Что эти слова произносит не живое существо, а просто трещит старая пла...кххх... Что эти слова произносит не живое существо, а просто трещит старая пла...кххх...
Это было очередное надувательство, потому что в Светлолесье проживало несметное число умных и честных обитателей, готовых стать домоправителем не для собственной наживы, а для блага всех светлолесов. Но как только кто-нибудь из этих достойнейших жителей заявлял о желании выбраться домоправителем, как на него тотчас набрасывались всем гадюшником, и защёлкивали наручники на долгие годы, а иных жалили до смерти.
Вот и в этот раз Клещ-Врун, хоть и беспокоился, что всё проходило не так гладко, как обычно, однако не сомневался, что его змеёныши всех запугают, так что серьёзных соперников на выборах у него не будет.
26. Глава о том, как Ёжик поднял флаг, а Клещ-Врун антенну.
Ёжик тем временем продолжил путешествие по Светлолесью, но отныне мысли его были совершенно другими. Жителей на каждую новую встречу собиралось всё больше, и вместо растерянности Ёжик видел теперь решимость, а вместо страха - веру.
«Не нужно, не нужно никого бояться! - взывал он к светлолесам, - Ведь это наша страна для жизни, а не кормушка для негодяев!». И он брал в лапу тапок, и тряс им, напоминая всем, что непрошенные гости типа мух, клещей и тараканов очень боятся обыкновенных домашних шлёпанцев.
- Ёжик, будь нашим домоправителем! Мы верим тебе! Спаси нас от деспота! - просили его приходившие жители.
- Где ваши тапки, светлолесы? Наше будущее можно спасти только вместе!
Ёжик не сразу решился откликнуться на эти пожелания светлолесов. Он думал о том, что мало чего понимает в устройстве общего хозяйства, и что каждому хорошо бы заниматься именно тем делом, которое он умеет лучше всего. И Ёжик смог бы построить большой и светлый дом для семьи, но не был уверен, что общее хозяйство можно отстраивать теми же инструментами.
«Но! - пришло в голову Ёжика решение, - Мне не обязательно всем править. Ведь нам нужно только смести с этой должности Клеща-Вруна. А потом можно сразу же провести честные выборы, на которых каждый сможет выбирать того, кого хочет сам. Найдутся тогда толковее меня, и уж точно толковее Клеща-Вруна, и они помогут лесному народу обустроить общее хозяйство как нельзя лучше».
И вот тогда Ёжик обвестил, что будет бороться во вселесных выборах.
Эта новость вызвала взрыв воодушевления в Светлолесье. К Ёжику вызвались подсобить тысячи волонтёров, и никто из них не требовал оплаты своих усилий.
Вслед за Ёжиком о желании бороться за пост заявили ещё некоторые жители. Среди них были не только подставные жабы, но и несколько замечательных особ, желающих изменить жизнь порядочных светлолесов к лучшему. Громадные толпы собирались на их выступления.
Клещ-Врун из своей чёрной резиденции со страхом и ненавистью наблюдал, как жители готовятся выбирать другого правителя.
«Предааааатели!» - завопил он и затопал синими лапками.
И клубок змеёнышей, который постоянно его сопровождал, зашипел сотнями голосов: «Предателишшшш... предателишшшш... ».
Змеёныши неистово шипели, а из их ужасных раскрытых пастей стекал яд и падал на землю. И там, куда он падал, земля становилась красно-зелёной, и на ней ничего не росло.
А честные лесные жители снова вспомнили о своих предках, воевавших за независимость. Вспомнили про старожитный герб с грозным всадником, и крепили рисунки с ним себе на одежду и на всякие другие предметы. На дому и в мастерских, на каждом углу, стали шить флаги с милой сердцу светлолеса расцветкой - в знак того, что никогда светлолесы не забывали о свободе, и пришло время бороться за неё, как в былые времена сражались их славные предки.
Как же не понравились эти флаги Клещу-Вруну и змеёнышам! Пусть флаг - это всего лишь кусок ткани, но как символ он объединяет сердца ратников, позволяет их почувствовать себя единой силой. И если ты прочитаешь о битвах в древние времена, то поймёшь, как много значили флаги и знамёна для каждой армии, в любом из сражений. И насколько почётным было звание знаменосца. А если хорунжего ранили или убивали в схватке, самый отважный воин снова поднимал стяг, и армия вновь воспаряла духом, видя, что ещё ничего не проиграно, и бой продолжается.
И стала сползаться болотная нечисть в чёрную резиденцию на совет, чтобы выдумать, как бы им оболгать стародавний флаг, и запретить его. А Клещ-Врун призвал тысячу мух, и вежливо предлагал им присесть себе на коленки.
И зашипели чёрные глашатаи, прислуживающие хозяину: «Под этими знамёнами нас хотели поработить, а детей наших глотали живьём!»
И тысячи вонючих мух вылетали с собрания, носились по лесу и надоедливо жужжали над головами прохожих: «Дедыжжжвоевали! Дедыжжжвоевали!»
Эх, жаль, что деды, которые воевали, не дожили до этих времён. Уж их-то уговаривать взять тапки в руки было бы не нужно. И хотя в их молодости был свой монстр, попивший крови, но плоть его была из стали, слуги были из чугуна, а занавес из железа. И пришлось ждать, пока всё это не заржавеет и не рухнет само. Но вот мух, клещей и змеёнышей гнали бы деды так, что те собирались бы не в резиденциях, а в самых заброшенных буреломах, и не смели бы оттуда даже пискнуть.
Друг мой, но какая бы глупость не была произнесена, всегда найдётся тот, кто в неё поверит, если только она была завёрнута в яркую обёртку. И некоторые простаки, у которых червеолог выел мозг, слушали мух и змеёнышей, и из их широко раскрытых ртов начинал стекать такой же яд, как из клыков гадёнышей. Сколько было в той чепухе правды, и была ли она вообще там, они даже не пробовали задуматься. Такие жители, - с ушами, как у слонов,- были выдрессированы червеологом в пустой голове, и каждый вечер по его команде немедленно бросали все дела и недоеденные бутерброды, и неслись, пихая один одного, чтобы поскорее занять место перед глуповизором. Оттуда им вещали, что одно их ухо треугольное, второе овальное, а стародавний флаг светлолесов коричневого оттенка. И они, как круглые дураки, этому верили тоже. И оттого такие жители с трудом подбирали себе в галантерее шляпки на голову, потому что им жутко мешали выросшие на макушке маленькие телевизионные антенны.
Друг мой, тихонечко подкрадись к своим бабушке и дедушке, и проверь, нет ли и у них на затылке какого-нибудь электронного передатчика. Потому что он почему-то добре растёт на головах умудрённых жизнью обитателей. А если бы Клещ-Врун знал, как выращивать эти антенны на крышах абсолютно всех светлолесов, он непременно выпустил бы такой указ, обязательный для исполнения. Хотя мне сложно представить, что какая-то крыша может всё это без ущерба для себя выдержать.
27. О шлягерах и некоторых новых героях.
Ну а большинство жителей, которые раньше смеялись от глупостей холуев, теперь попросту перестали их слушать. Они уже уяснили: если лакей Клеща-Вруна открыл рот, значит, он хочет соврать, и готов снова нести какую-нибудь чушь.
А Клещ-Врун, увидев, что слушают его всё реже, рассвирепел пуще прежнего. Он требовал от придворных составителей хит-парадов, чтобы пестни клеща занимали все верхние строчки, и были бы не менее популярны, чем шлягеры ливерпульских жуков. Но как он ни пытался сипло затянуть «Йестудэй», все почему-то слышали «всё также играет шарманка», и морщились, как от вида прогнившего болгарского перца.
Стало понятно, что лесной народ за него не проголосует. И не только паразит, но и его змеёныши дрожали теперь как лист на ветру, потому что многие из них наворовали у светлолесов вдоволь, и теперь опасались понести наказание: ведь и закон был на стороне светлолесов, и ложь на них больше не действовала, и запугать их до конца никак не получалось. И поняли Клещ-Врун со змеёнышами, что последние доводы, которые у них сохранились - это злоба и яд.
И бросились со всем осатанением полчища змеёнышей на самых честных и смелых жителей леса. На тех, которые громче всех призывали вернуть светлолесам украденные солнце и воздух. И особенно на тех, кто мог бы по своему уму и чести стать домоправителем и навести порядок, разогнав обманщиков.
Среди первых, на кого открыли охоту пресмыкающиеся, оказались достойнейшие жители Светлолесья - храбрый заяц Полночный и матёрый волк Статный.
Ты не подумай, дружок, что заяц был храбрым, потому что ничего не боялся. Конечно, это не так, ведь заяц тоже состоял из плоти и крови, и как всякое живое существо, чего-нибудь очень страшился. Но Полночный умел быть благодарным и непрестанно говорил «Спасибо!» Небесному Создателю, в любовь которого верил. И потому больше всего заяц боялся огорчить того, кто так его любит. И чтобы ничем Его сияние не омрачить, заяц всегда говорил только правду. А ты ведь помнишь, Клещ-Врун просто ненавидел всех тех, кто говорит правду.
Волк Статный был прирождённым вожаком, но по своему благородству он не собирался вонзать зубы в престол, чтобы властвовать над стаей. Если нужно было окружающим помогать, он готов был служить им. Статный сам пришёл к Ёжику и пообещал оберегать его опытными советами, мощными клыками, и оставаться рядом до победы над Клещом-Вруном.
- Соперника нельзя недооценивать, - учил Ёжика волк. - Но одаривать его излишним почтением ещё хуже. У страха глаза велики, але не трэба з камара каня рабiць: на той стороне не столько сила, сколько злоба. Ума мало, да изворотливости доверху. Их много, но нас гораздо больше.
Статный когда-то тоже держал в лапах оружие, оберегая Светлолесье, и не замарал при этом свой блестящий мундир болотной грязью. Он был из тех опытных вояк, кто не захотел превращаться в змеёныша, потому что свою честь ценил несоизмеримо выше подачек. И как ни пытался подкупить его Клещ-Врун, и перетянуть на свою сторону, сделав змеёнышем, Статный в ответ только открывал волчью пасть, и клещ тогда в ужасе залетал в какой-нибудь угол, и визжал, чтобы змеёныши его немедленно защитили.
Полночный и Статный и раньше сидели в темницах - Клещ-Врун дрожал от их вида уже очень давно. И теперь он решил запереть их под замок снова, чтобы другие лесные жители смотрели на темницу, и боялись бы, как вселесной правды, так и собственной смелости.
В один из разогнавшихся дней из широкого русла длинной реки неспешно вышел бобёр Рико. Он всю жизнь руководил плотиной, на которой черпали воду и ловили рыбу лесные жители. Как владелец большого хозяйства, он жил богато, у него всё было хорошо, но и ему стало стыдно молчать, когда холуи клеща устраивали пляски на костях. Тогда он распрямился и начал громко рассуждать, почему управление краем прогнило до основания. Он рассказывал что и как нужно поменять, чтобы честные светлолесы тоже были счастливы. Он никого не оскорблял, не грозил побить тапком по шее или ладошкой по попе, а только призывал к усердию и порядочности. Он был тучный и головастый, и хотя многие жители недолюбливают работников плотин за излишнее сребролюбие, но бобру Рико поверили, потому что все соскучились по толковым мыслям и спокойному тону. Теперь жители собирали поддержку и Ёжику, и Бобру. Неравнодушного лесного народа стало ещё больше.
28. Ёжик и Гусеница.
Ёжик в это время находился в одной из красивейших окраин Светлолесья, куда однажды приземлялся Спаситель, и где стены древней Коложи тихо молятся за светлолесов, глядя с высоты утёса на мирную реку. А та веками молчит из деликатности перед богомольцем, и потому прозвана Немой.
Но не должен был молчать Ёжик. Он принёс жителям правду о Клеще-Вруне, подбадривал их, и с радостью наблюдал, сколько же много тех, кто желает избавиться от оков.
Это был обычный майский день, ближе к вечеру. Облаков было мало, светило ласковое солнышко. На опушке собралось много местных обитателей, они оживлённо разговаривали с Ёжиком, задавали ему всякие вопросы о жизни, и хлопали в ладошки, если ответ им нравился. Рядом играли музыканты и пели чудесными голосами лесные птички. Кто-то сидел на резных скамейках, а детки бегали, хохоча, друг за дружкой. В общем, всё было по-семейному. И вдруг собравшиеся заметили, что на середину опушки ползёт, бесцеремонно расталкивая окружающих, жирная белая гусеница. Она медленно пробиралась к Ёжику, и тогда никто ещё не знал, что её подослали приспешники Клеща-Вруна. Когда-то она была ночным мотыльком, но порхала на отблески грязных монет, и так как жила вопреки природе, то со временем её крылышки отвалились, и она превратилась в мерзкое существо, готовое вымазаться в любую грязь, только бы ей за это заплатили. Она деловито проскользила к Ёжику и стала тереться о его лапку.
- Фу, отойдите от меня! - брезгливо воскликнул Ёжик. И так как гусеница уползать не собиралась, сам ретировался в сторону.
- Почему ты убираешь свои чистые ноги от моей вонючей туши?! - заверещала во весь голос противная гусеница.
Но Ёжик не собирался с ней ругаться, потому что добрые жители уже ему шепнули: «Это подстрекатель». Гусеница должна была Ёжика вывести из себя и подтолкнуть на какую-нибудь, хотя бы маленькую, грубость. Тогда сразу появились бы змеёныши, и скрутили бы Ёжика, назвав его хулиганом, место которому только в темнице.
Однако Ёжика тотчас обступили честные жители, и гусеница не могла пробраться снова к его ногам. Она пихалась, извивалась, словно в танце ламбада, и увидев, что ничего не получается, демонстративно закатила заплывшие глазки. Слизь от неё разлеталась по всем сторонам, а сама она истошно принялась зазывать на подмогу змеёнышей.
Те были тут как тут.
- Что происходит? - спросил, подползая, один из них, нарочито удивляясь, будто это не он подослал гусеницу.
- Вот этот вот убирает ногу, когда я пытаюсь по ней ползать - визгнула гусеница и махнула недовольными губами в сторону Ёжика.
- Сейчас разберёмся! - громко зашипел змеёныш и повернулся к Ёжику. - Да как ты посмел! Гады, все сюда!
И в ту же секунду из припаркованных в ближайших кустах чёрных телег стремительно выползли притаившиеся там змеёныши, и принялись обвивать своими телами Ёжика и скручивать ему лапки.
- Эээээээй, в чём дело?!!! Оставьте нашего Ёжика в покое!!! - заволновалась стоявшая вокруг толпа. Началась толкотня, во время которой одному из змеёнышей так сильно наступили на самый кончик хвоста, что он громко расплакался и требовал потом от начальства оплаченный отпуск размером в несколько лет.
Друг мой, я очень хотел бы поведать тебе о том, как честные лесные жители отбили Ёжика от треклятых змеёнышей. Но увы, это не так.
Кабы Ёжика начали отбивать все, кто пришёл на ту опушку, так несомненно, что наш герой был бы и сейчас на свободе. Но светлолесы не бросились к Ёжику на помощь, потому что разучились сжиматься, когда нужно, в единый кулак.
Ведь ещё раньше Клещ-Врун выпустил для светлолесов указ, что помогать друг другу ни в коем случае нельзя, потому что это преступление. «Ну что тут сделаешь?» - округлились глаза у светлолесов, и они с приказом согласились. Тогда жабы воспретили им любые встречи по своей воле. «А может, так и надо?» - огорчились светлолесы. И потирали плечи, на которые сыпались удары плетью, если обитатели противились идти на организованный концерт кваканья и шипения. А вот пройтись с друзьями весёлой ватагой по проспекту, или посмаковать тортик с соседями во дворе, теперь было категорически нельзя. «Больше трёх не собираться!» - стало девизом Светлолесья.
Ты, мой друг, наверное, спросишь, что это за ерунда такая происходила? А дело всё вот в чём. Ты ведь знаешь, как легко перебить одинокую веточку, и как сложно переломать веник, собранный из множества тоненьких прутиков. Вот этого Клещ-Врун со змеёнышами и боялись больше всего: что светлолесы, которые десятилетиями жили только сами собой, смогут объединиться, свяжутся в одну уличную метлу, и тогда клещу с поганой свитой будет несдобровать.
А пока светлолесы на своей же родной земле сами себя загнали в стойло. И теперь, когда они осторожно выбирались оттуда, чтобы согреться на солнышке, когда стали обниматься и поддерживать друг друга, то растерялись, как только увидели, что болотная банда набрасывается на каждого честного жителя, без всякой к нему жалости.
Поэтому Ёжика увезли в темницу. А змеёныши долго не могли выдумать какую-нибудь его вину, из-за которой они это сделали. И всё, на что их ума хватило, это объявить разговоры Ёжика с честными жителями покушением на тельце Клеща-Вруна.
29. Глава о том, как Лучик вышла из норки и неожиданно получила большую подмогу.
Следующим, кого оболгал Клещ-Врун, был бобёр Рико. Плотина, которой руководил бобёр, работала у всех на виду долгие годы, строго соблюдая все разрешения, и никогда ни у одной жабы не было к ней вопросов. Теперь же змеёныши обвиняли бобра в том, что он испортил все деревья вокруг, хотел затопить лес и вырытая им для себя норка неприлично шикарная. Потому что богатым в Светлолесье мог быть только Клещ-Врун. В тюрьму швырнули многих других бобров, чья вина была только в том, что они по утрам здоровались с Рико лапками. И самое подлое случилось, когда вместе с Рико в темницу утащили и его сына. Так змеёныши показывали честным светлолесам, что не остановятся ни перед чем.
Но отчаянно благородных жителей оказалось слишком много, и каждого из них Клещ-Врун боялся, как огня. Он ежедневно строчил новые указы, запрещающие всё на свете, и истерично визжал, чтобы скрутили и заковали в кандалы самых ярких и смелых. Никто из порядочных обитателей не кусался, не дрался бивнями или рогами, но говорить правду стало даже опаснее, чем дотронуться до ядовитой змеи.
Когда Лучик узнала, что Ёжика заточили в острог, она спряталась от детишек в дальний уголок норки, чтобы они не видели её страха, и горько плакала там несколько часов. Но деток нужно было кормить, а за Ёжика нужно было бороться, и тогда Лучик совершила Поступок, который изменил весь ход событий, столь удобный для яврушек. Она пришла к Верховной Жабе, и решительно грохнула ей на стол листочек с требованием допустить её к участию в выборах. Жаба трясущимися лапками стала лихорадочно набирать телефонные номера резиденций Клеща-Вруна, и растерянным голосом просить дальнейших инструкций.
- Что же нам делать?! - буквально орала в трубку Жоподлиза, - Эта лучистая хамка требует от нас исполнения закона, и чтобы мы дали ей разрешение!
- Ахахахахаха!!!! Ахахахахахаха!!! - услышала она на том конце провода. Да-да, звонили они исключительно по древней проводной связи, потому что в вещем сне Клеща-Вруна ему провиделось, как над ним навис космический спутник в виде огромного уха, и подслушивает все его грандиозные планы. И потому он доверял только проводу, который был глубоко закопан, и привязан другим концом прямо к хвостам лакеев. А когда он секретничал с ними, то накрывался шапочкой из фольги, и прятался в тайном подвале, коих, как рассказывают, было немало нарыто для клеща и его детей где-то на юго-востоке Светлолесья.
Как же рассмешила Клеща-Вруна новость о том, что Лучик бросила ему вызов! Ему - Всесияющему Самодержцу! И кто?! Домохозяйка, варящая кашку детишкам!
- Ууууухахахахахахахахаха!!!! - не мог он успокоиться, - Пущайте её! Хай Гитл... Ой, то есть - хай будет!!! Поугораем с неё вместе!!!
Клещ-Врун был из тех недалёких злодеев, которые почитают только хитрость, злобу и грубую силу. В Лучике же ничего из этого не было. В её Свете были Любовь, Честность и Упорство. И он разрешил ей участвовать в выборах, ничтоже сумняшеся, что легко её объегорит, да и вообще никто за эту клушу голосовать не станет.
Но буквально этим же вечером на Лучика заквакали и зашипели легионы яврушек. Они насмехались над ней и её неопытностью в велитике. Они рассказывали гнусные небылицы о ней, а змеёныши бросились её запугивать.
Какой порядочный житель мог бы быть готов к вероломному и яростному налёту настолько гадких и отвратительных существ? И хотя многие честные жители бросились Лучика поддержать, были моменты, когда ей было так тяжело, что она подумывала отступить. Боялась она не столько за себя - ведь ради спасения Ёжика она была готова себя не жалеть, - но Лучик очень испугалась, что продавшие последние крупицы своей чести змеёныши отберут у неё родных деток. В эти минуты ей казалось, что она тонкая ивушка, стоящая одиноко в безбрежном поле, а на неё обрушился какой-то ужасный ураган. И как же она - такая маленькая и неумелая, - сможет от жестокой бури защититься?
Всё казалось безнадёжным и напрасным.
Но одним тёплым летним утром, после очередной бессонной ночи, в окошечко её норки вежливо и настойчиво постучались.
- Кто там ещё? - насторожилась Лучик, приучившись, как и все честные светлолесы, вздрагивать от стука.
- Лучик, впусти нас, не бойся! Это мы - рысь Мара и ласка Ника.
Лучик, конечно, слышала о них ранее, но не ждала к себе в гости.
- Заходите, - отомкнула она замок, и впустила наших новых героинь.
- Лучик, а ты слышала песню о том, как рушатся стены тюрьмы? - спросили они её.
- Слышала много раз, мне Ёжик её напевал.
- Веришь, что это возможно?
- Если б не верила, ничего б и не начинала. Просто мне сейчас очень трудно.
- Тогда принимай подмогу! - заулыбались неожиданные гостьи, - Вместе сил у нас будет в десять раз больше!
И девчонки с радостными возгласами бросились обниматься, понимая, что у честных светлолесов нет ничего и никого важнее, чем другие честные светлолесы.
А Клещ-Врун в это время не мог нарадоваться, что уже убрал с дороги самых сильных и опасных соперников. Всех принцесс он называл бабами, и не считал нужным обращать на них своё царское внимание.
Но женщины Светлолесья давно стали достойными гимнов, баллад и легенд. В них было столько света, что даже болотный мрак, как ни старался, не мог его полностью поглотить. И когда Клещ-Врун надменно приказал Верховной Жабе разрешить Лучику бороться за пост домоправителя, сокол-пустельга, озарённый новым восходом и пролетавший над прозаседавшимися лакеями, сбросил им на головы дохлую крысу, ничуть не пожалев о своей пустой тарелке. Сокола звали Макс, и это был его знак.
Знаешь, вообще во всякие приметы верить не нужно. Чаще всего это глупости девяносто девятого левела, и мы так устроены, что пока о примете не знаешь, она на тебя и не действует. Но как только какое-то поверье нам пересказали, и тут же маятник в нашей голове запускает странный механизм, который непрестанно тикает, а если стрелки доберутся до нужного места, так он настойчиво трезвонит.
- А помнишь, вчера мне курица дорогу перебежала, с пустым ведром в клюве? А сегодня из-за неё я пять копеек потерял, - примерно так говорят те, кто ищет чёрную кошку в чёрной комнате, когда её там нет.
Но знак сокола жители леса восприняли как примету свыше, и отныне она зажила своей жизнью, так и норовя воплотиться чёрным ужасом заклёванной крысы.
А смелые и честные девушки взялись за лапки, и поклялись защищать друг друга, да изо всех сил бороться за правду и за то, чтобы из темниц выпустили всех невиновных. Лучик с удивлением осматривала выросшие у неё крылья, встрепенулась, и веры в её дыхании становилось всё больше. Три лесные музы, о которых ещё вчера никто и не слыхивал, стали вдохновением для всех жителей, возжелавших свободы.
Лучик была к высоким креслам равнодушна. Взвалив на себя ношу и идя по следам Ёжика, она объясняла жителям, что если они помогут ей победить, то Лучик выпустит всех невинных узников из темниц и пусть тогда лесной народ сам выберет умнейшего и достойнейшего из кандидатов, не боясь клеща и змеёнышей. Таков был план девушек.
30.Глава про невероятных Чёрных Дроздов.
А лесной народ с восторгом поддержал этот план. Трио разъезжало на колеснице по всему лесу, и к ней присоединялось всё больше и больше добровольцев: ведь рутинной помощи нужно было очень много, и к тому же, не лишней была круглосуточная охрана, так как приспешники Клеща-Вруна непрестанно искали как бы ужалить Лучика, или нанести ей ещё какой-нибудь вред.
Сколько же лесного народа стало смелее выбираться из своих ухоженных норок! Они приветствовали Лучика и её отважную команду! В каждом удалённом уголке Светлолесья, в котором, как полагали клещ и змеёныши, все давно запуганы и не смеют поднять головы, на встречу с Лучиком высыпал осмелевший лесной народ, и восторженно взмахивал вверх пальчики с жестами виктории. Лес охватило небывалое упоение надеждой, вышедший лесной народ помогал чем только мог. И однажды, глядя на бесконечные ручейки честных жителей, стекающиеся на встречу с Лучиком, рысь Мара ласково промурлыкала: «Лесные жители, вы невероятные!». Только настоящая принцесса леса может урчать так, чтобы не лопали перепонки обитателей, и при этом вибрация её чудесного голоса добралась бы даже в самые отдалённые места Светлолесья.
«Вы - невероятные!» - понеслось эхом сквозь лес. Эти простые слова стали бальзамом на Душу светлолесов. Ведь о них так долго вытирали лапы! Им бесконечно врали, внушая, что они всего лишь пыль на сапогах хозяина, и ничего не значат. А вся их доля - быть пищей клещу и змеёнышам.
Тем временем, день избрания домоправителя был всё ближе. В один из светлых вечеров Лучик собиралась встретиться с честными жителями в небольшом лесном парке. Но к этому времени Клещ-Врун снова не чувствовал себя безмятежно. Он прекрасно видел, насколько разволновалось лесное море, и болезненно ощущал удары упорных волн по своей дряхлеющей шлюпке. Клещ-Врун перестал хохотать над Лучиком, и без конца приказывал своим приспешникам всячески ей мешать. Вот и в этот парк допрыгали несколько пухлых жаб, и заквакали в рупор, что встреча с Лучиком отменяется, по причине того, что на этом же месте и в то же время состоится лягушачий концерт в поддержку Клеща-Вруна. Лесные жители засмеялись, потому что клеща поддерживали только жабы, змеёныши, и те, у кого мозг съел червеолог. Впрочем, были ещё те, кто стыдливо поднимал свои лапки в пользу Клеща-Вруна, но очень стеснялся, если это кто-то увидит. На самом то деле они тоже были против, но очень боялись потерять работу. Короче говоря, вся подпорка Клеща-Вруна была каплей в море, и потому на концерты в его поддержку допрыгивали жабы-яврушки, доползали змеёныши, а из остальных жителей почти никто не ходил. И решили лесные жители в этот чудный вечер не расходиться из парка, а остаться и глянуть, кто же сюда явится. Ну, разумеется, оказалось, что кроме парочки пресмыкающихся, все остальные собравшиеся ждут Лучика, и поддерживают только её.
Жабы приказали выступить на концерте двум поющим птичкам - чёрным дроздам. Дрозды терпеть не могли клещей, они клевали их при первой возможности, но глупые жабы измеряли чужое сердце лягушачьей линейкой, и не сомневались, что дрозды станут петь панегирики Клещу-Вруну, потому что не захотят остаться без работы. Ведь за неповиновение их сразу бы уволили. Но плакались про кандалы кредитов далеко не все светлолесы, и эти дрозды неожиданно для змеёнышей стали петь не о прекрасном клеще, а о том, чего весь лесной народ жаждал больше всего. И сонм пришедших на эту удивительную встречу, вольным хором подхватил, подпевая дроздам: «Перемен - требуют наши сердца!!!»
Жабы, притянувшие клетку с дроздами на концерт, опешили от их наглости, и испугались не на шутку, что за эту песню им достанется по самое не балуй от самого Клеща-Вруна. Они заорали, чтобы народ замолк, они пытались переквакать его, стали дёргать за провода микрофонов, надеясь их отключить, - но ты же помнишь, мой друг, что холуи Клеща-Вруна были такими же бестолковыми, как он сам, и потому даже это простое действие у них долго не получалось. В конце концов, к дроздам подползли змеёныши и скрутили их своими хвостами, угрожая, что посадят их в самую тёмную клетку Светлолесья, и навсегда.
Но ты не волнуйся за этих смелых и благородных птиц: при первой же возможности они выпорхнули и улетели. Их приютил соседний лес, чтобы там они могли переждать, пока Клещ-Врун не издохнет, или его не склюют другие честные обитатели.
31. День выборов...
Наконец, наступил тот день, который с такой надеждой ждали честные лесные жители - день избрания домоправителя.
Погода была превосходной, - тёплой и безветренной, - а на небе не было ни одного облачка, а только сияло солнышко, как будто радуясь вместе со светлолесами грядущим долгожданным переменам.
Клещ-Врун со змеёнышами как только могли вредничали и вставляли палки в колёса Лучику и её отважной команде, но слишком большой была помощь порядочных светлолесов, чтобы Лучик на финишной прямой вдруг сошла бы с дистанции.
Как ты помнишь, Клещ-Врун тайным указом поручил не допускать даже на пушечный выстрел честных обитателей к подсчёту голосов. Туда могли попасть только жабы и змеёныши. Но их на все голосовальные кабинки не хватало, и потому клещу пришлось согласиться пустить и тех, кто хотя бы выглядел не очень подозрительно, и не был бы похож на честных светлолесов.
Команда Лучика не растерялась, и разослала телеграммы светлолесам с призывом приходить к голосовальным кабинкам в конце дня, и повязать на рукава белые ленточки с группой крови. Это помогало каждому увидеть то, о чём упорно молчали лакеи Клеща-Вруна: что светлолесов, желающих избавиться от опостылевшего паразита, очень и очень много. Намного больше, чем яврушек.
И вот во второй половине дня к кабинкам стали выстраиваться длиннющие очереди из честных светлолесов. Они сверкали белыми браслетиками и улыбались друг другу. Жабы в комиссиях дрожали в панике от такого количества осмелевших порядочных обитателей. Они зыркали по сторонам выпученными глазками и даже почти не квакали. Только председатель комиссии, самая слизкая жаба, каждый час прыгала к телефону, набирала трясущимися лапками номер Верховной Жабы и с ужасом лепетала: «Номер участка такой-то. Здесь почти все против нас. Жду инструкций. Жду инструкций». И когда ей отвечали, чтобы «следовала общему плану», жаба в ответ причитала сквозь слёзы: «Как нам следовать плану и обмануть их, когда почти все против нас? Они, по-вашему, что же - не видят?! Да они нас заклюют и сожрут с потрохами!». Но ледяной голос повторял: «Не волнуйтесь, жаба из участка такого-то. Всё уже решено. К вам приползут кому следует и спасут вас. Главное, в конце дня вызывайте змеёнышей, и не объявляйте никаким жителям никаких результатов. Жоподлиза всё объявит сама». И жаба ненадолго успокаивалась, а чтобы как-то от дурных мыслей отвлечься, садилась с другими жабами играть в наперстки. Но через час снова бросалась к телефону, потому что честных лесных жителей приходило на участки всё больше, и жабы смотреть на это без ужаса не могли.
Наступил ласковый вечер. Участкам пришла пора посчитаться. Самые смелые из светлолесов приходили к закрытию, потому что там должны были вскоре вывесить результаты голосования. Жаль, что не все светлолесы прочитали обращённые к ним телеграммы, и не все тогда пришли к своим участкам. Потому что в местах, где честных жителей собралось много, некоторые жабы дрогнули, и так испугались лесного народа, что даже забыли про приказы Клеща-Вруна, и посчитали всё честно. На таких участках Лучик победила с большим запасом. А там, где и честные обитатели не побоялись прийти, и среди членов комиссии оказалось мало жаб, Лучик разбивала клеща в пух и прах. И счастливые светлолесы приветствовали победу возгласами «Урррааааа!!!!!» и салютами.
Но увы, чаще происходило иначе. В тех местах Светлолесья, где порядочные обитатели остались в норках, на диванчиках, и к голосовальным кабинкам вечером вернулись немногие, жабы испугались тоже, однако не так, чтобы у них дошло до приступа честности. Они заперли на замок входные двери, закрыли окна, занавесили шторы и выключили свет, не отвечая на недоумённые вопросы честных обитателей, ждавших снаружи результаты. В темноте они судорожно подсвечивали циферблат телефона, и снова набирали штаб Жоподлизы, чтобы проквакать нервным шёпотом: «Алё! Алё! Мы в осаде. На нашем участке победила Лучик, и теперь нас окружили со всех сторон. Что делать? Что делать? Спасите нас от честных жителей!». А оттуда доносился истошный вопль: «Я те дам ща «победила Лучик»! Я тебя саму победю! Да так победю, что завтра же в кастрюле вариться будешь! Вызывай змеёнышей, а завтра получишь от меня цифры для объявления! И не вздумай говорить правду честным жителям! И мне не говори её тоже, я и без тебя всё знаю! А возьми эти несчастные бумажки и сожги их в своей норке, чтобы никто их больше не видывал! Всё поняла?!» «Так точно!!!» - то ли квакала, то ли хрюкала, то ли визжала в ответ жаба, и тут же звонила змеёнышам: «Пришлите немедленно дивизию отборнейших гадёнышей! Нас хотят захватить в плен пятеро смелых и честных светлолесов, и ещё пятеро просто честных. Если вы сейчас же не приползёте, мы вынуждены будем объявить честную победу Лучика!»
«ШШШШШШШШШШШШШШШШШШШ!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!»- доносилось из трубки, и жабы, трясущиеся от ужаса, не всегда понимали, это змеиный спасательный шум, или это шипение допотопной связи в проводах.
Нужно сказать, что за несколько дней до выборов перед змеёнышами выступила их начальница - гюрза Каратель. Была она родом из далёких гор, но там не прижилась, и приползла к Клещу-Вруну, чтобы за услужливую пайку, заменявшую ей забытых тушканчиков, жалить местных обитателей, к которым она не испытывала никаких чувств, кроме презрения и ненависти. «ШШШШЖирные обыватели! - шипела она на честных светлолесов, - Туповатый и недалёкий шшшшнарод!». И вот Каратель смотрела в глаза подчинённых гадюк, и гипнотизировала их: «ШШШШделайте ШШШШто хотитеШШШШ!!! ЕШШШШьте, ШШШШжальте, убивайтеШШШШ!!! СпиШШШШем всёШШШШ!!!»
И злые бесчестные змеёныши, у которых был в этот вечер шанс обернуться назад честными обитателями, окончательно предали Светлолесье. Теперь государством для них стал только Клещ-Врун, только его приказов они слушались, и лишь его одного защищали своим ядом! И не от разбойников, а от честных светлолесов.
И поползли орды гадёнышей к участкам, чтобы вывести оттуда перепуганных жаб. И принялись жалить и лупить тупинками мирно стоявших там честных обитателей. А всех, кто не смог от их укусов убежать, кидали в душегубки на колёсах, где перед тем, как отвезти в темницу, несчастных жестоко избивали.
Лесной народ разбежался от участков кто куда. Но не все помчались прятаться в норки. Многие были в таком возмущении, что направились к ближайшим полянам, где надеялись встретить других честных светлолесов. Кое-где их собралось очень много, и жители бурно обсуждали, что случилось, и что же делать дальше. И к каждой такой поляне стали сползаться армии змеёнышей. Вся рать Клеща-Вруна выползла защищать его от лесной совести. И так как слов для обмана у холуев уже не осталось, потому что обман этот стал понятен совершенно всем, Клещ-Врун объявил войну лесному народу и приказал змеёнышам всех разогнать по норам, при этом никого не жалея.
И грянул гром в мирном небе Светлолесья. То, чего не было со времён коричневой чумы, вернулось в этот край снова. Отовсюду слышались выстрелы, разрывы гранат, шипение змеёнышей и крики негодования светлолесов. И накрыло болью всех тех, чьи родители и бабушки лепетали «абы не было войны». Потому что когда какой-то народ вместо борьбы за свободу выбирает тёплую норку, он теряет и то, и другое.
Это была страшная ночь - ночь длинных тупинок. Змеёныши жалили и избивали, не зная пощады. На всех, кто попадался на их пути, сыпались безжалостные удары. Те трусливые зайчики, которые не пошли на участки, были избиты по дороге в магазин за морковкой. Другие надеялись, что надёжно спрятались в норку, но пули и осколки от гранат прилетали им в окошки и на балконы. И даже глупые яврушки, попавшиеся рядом со своей норкой, когда поправляли антенну, и орали при этом, что они свои и выбирают Клеща-Вруна, тоже получали наравне с остальными. Честные жители не могли в происходящее поверить. Как же так? Они выстраивались перед змеиным клубком, и выкрикивали: «Эй, мы же один народ! Неужели вам самим не надоело это безобразие? Давайте вместе посчитаем честно голоса, и будем после этого выстраивать честную жизнь! Змеи - с народом! Змеи - с народом! Змеи - с народом!».
А змеёныши в ответ шипели пуще прежнего, и швыряли в гущу светлолесов гранаты, от которых те слепли, глохли и получали другие тяжёлые увечья. А если кто-то из честных жителей медленно и в одиночку подходил к змеёнышам, чтобы заглянуть в их бесчестные глаза и спросить у них про клятву лесному народу, он поднимал вверх лапки, показывая пустые, без оружия, ладошки. Но его не слушали, а тотчас набрасывались, избивали особенно яростно и закидывали в душегубку. А некоторых смельчаков змеёныши, сами будучи трусливыми пресмыкающимися, из мести и зависти расстреливали в упор, помня обещание Карателя о том, что им за это ничего не будет.
И на каждой лесной тропинке, на каждой лесной опушке проходила бойня, где мирных светлолесов избивали и убивали предавшие их холуи Клеща-Вруна.
32. Глава о распутье и глухой слепоте.
Ты знаешь, мой друг, спустя какое-то время многие упрекали светлолесов за то, что они не стали давать змеёнышам сдачи.
- Что же вы разбегались, а не били в ответ? Ваших зубов и копыт хватило бы и на всё войско ССмеёнышей, даже если бы оно прикрывалось гусеницами, - слышали в свой адрес светлолесы.
Что тут ответить?.. В этих словах есть своя правда. Ведь был в эту ночь и пример, когда на одной из пристаней, у запруды, светлолесы не стали никуда разбегаться и умолять змеёнышей вспомнить свои клятвы перед ними. Как только жабы спрятались, а змеёныши принялись разгонять светлолесов, местные разъярённые зубры, фыркая гневным паром из ноздрей, выставили рога и опустили головы в боевую стойку. После чего двинулись на змеёнышей, и от их ярости скамейки вокруг разлетались в щепки. И змеёныши ретировались по добру по здорову.
И если бы то же самое в ту ночь случилось на каждой поляне Светлолесья, то, пожалуй, власть Клеща-Вруна тогда и закончилась бы. Ведь когда ты стоишь на берегу и тебе нужно переплыть на другую сторону, ничего не значит даже тысяча слов. А нужна только крепость руки. И если до бандита не доходят слова, честный житель обязан защищать себя и близких кулаками.
Но иногда в недостатке можно увидеть и скрытое сокровище достоинства. Светлолесы были не трусливее любого другого народа в мире. Просто они видели честь и совесть в себе, и до последнего верили в честь и совесть в других. Даже в жабах и змеёнышах. И если честный житель верит в добро, и не хватается сразу же за палку - разве можно считать это пороком?
Одно только худо: хулиганы считают слабостью твою доброту, и им плевать на неё.
Жестокая ночь длинных тупинок закончилась, а утром все те, кто пытался заснуть, очнулись в другой стране. В краю страха, где не до закона.
Весь этот день молчала разорванная лесная паутина, так что остановились не только новости и телеграммы, но и работа. Впрочем, сложно было трудиться после таких событий, и лесные жители - кто шёпотом, кто не боясь, - делились мнениями, что же случилось этой ночью. Самые смелые призывали: «Нельзя это так оставить. Пойдёмте сегодня снова, чтобы показать, что мы не дадим себя обмануть. Пусть жабы перестанут врать, потому что наш новый домоправитель - Лучик».
Но вечером всех, кто снова осмелился появиться на полянах, или даже маленьких тропинках, опять нещадно избивали и жалили змеёныши. И везде сновали душегубки.
Так повторилось и на третий день.
Стон и плач накрыли Светлолесье. Жители не могли отыскать своих близких. Тысячи были унижены, избиты и увезены душегубками в темницы, где их снова терзали и мучили. А иные оказались убитыми. И каждый чувствовал, как его обокрали. Жители закрывали глаза, надеясь, что это всего лишь страшный сон, и сейчас они проснутся всё в том же своём милом Светлолесье. Но глаза приходилось открывать, потому что уши слышали крики боли да мольбы о помощи.
Конечно, те обитатели, у которых червеологи съели мозг, теперь потеряли и зрение. И если им кричали, что избивают невинных светлолесов, они пожимали плечами, мол, «я ничего такого не вижу».
Друг мой, оставим в покое кротов, и их незрячее рытьё под землёй. Их просто не интересует ничего, кроме корешков и червячков. Только вот ты, наверное, и сам прекрасно знаешь, что есть слепота ещё более страшная, чем слепота глаз. Это та слепота, когда глаза видят всё, но они изо всех сил делают вид, будто ничего не видят. Такие глаза проходят мимо чужой беды, а хорошо видят лишь выгоду для себя. Они отворачиваются от выпавшего из гнезда птенца, а про путника, упавшего на дороге, легки на вывод: «Ай, да это же пьяница, не стоит тратить на него время». И прохожему, которого избили грабители, такие всегда говорят, что он сам виноват. А если они и остановятся, то разве что для того, чтобы снять на камеру лёгкую добычу кота или чьи-то мучения, и выложить побыстрее фото себе на страничку, облизываясь в ожидании славы. И от превращения в жаб и змеёнышей их отделяет всего один шаг.
Юный мой друг, ты ведь не относишься к таким обитателям, правда? Потому что страшно жить в мире, где всем всё равно друг на друга.
Увы, за годы правления Клеща-Вруна эта страшная слепота поразила Души многих светлолесов. Многих. Многих. Многих.
33. Света! Света!!! Света!!!!!!
Беспросветный мрак накрыл Светлолесье. Был месяц жнивень. Но не трудолюбивые светлолесы жали в полях, а злоба и смерть пожинали свои плоды.
И в этот момент, когда казалось, что солнце над Светлолесьем больше не взойдёт никогда, тени неожиданно стали отступать, а пространство начало наполняться цветочным благоуханием. Лесные нимфы, - цвет Светлолесья - вышли к тропинкам в белоснежных одеждах, в венках и с букетами. Они молча смотрели на случайных прохожих, на спешащие телеги, и в их беззлобных и бездонных глазах не было ничего, кроме взятой на себя боли и молчаливого зова о мире. И, о чудо! Даже змеёныши в этот момент замерли, перестали жалить, и вспомнили на мгновение, что и они не волосики на брюшке Клеща-Вруна, а такие же дети леса. И Мать-Природа, и Небесный Создатель смотрели из очей прекрасных девушек, и ничем не угрожали, а, казалось, только тихонечко и с родительской любовью укоряли: «Как же так, дитя моё, как же так.»
А под ногами у нимф разливались озёра - это лились из чудесных глаз прозрачные слёзы светлолесов, и даже самое жестокое сердце, если оно вообще ещё билось, не могло без содрогания смотреть на это драматическое и божественное зрелище.
И потекли ручейки из озера слёз по всему Светлолесью. Обитатели выглядывали из окошек, и не могли понять, откуда перед их норками появилась вода, если дождя давно не было. И увидели честные жители, что в этой светлой воде есть капельки крови. Тогда, переборов свой страх, они оставляли уютные норки, и шли вдоль ручейков к их истоку, и сами ручейками стекались на большие поляны.
Ах, сколько же лесных жителей вышло тогда! Ах, как же смелый и честный народ был прекрасен! Это змеёныши с жабами были сплошь чёрного и болотного цвета, да на одно озлобленное лицо. А лесные жители были как радуга и как музыка. Они переливались певчим вокалом, шерстью всех мастей и окрасом оперенья на любой вкус. Ручейки слились в одну полноводную реку, которая наводнила собой самые большие дороги и поляны. Ни одно деревцо по пути не было сломлено, ни одна травинка не смята любящими свою землю светлолесами. И если кто-то из них желал получше рассмотреть величественную панораму, которую художник-народ сам рисовал в эти мгновения, он снимал подковы с копыт, или подстилал покрывало под свои когти, и только тогда аккуратно становился на скамеечку, чтобы её не испортить.
Вокруг развевались тысячи знамён с колерами чистоты и самопожертвования.
Как бесята боятся креста с распятой невинной жертвой, так жаб и змеёнышей обжигал один вид белого с красным флага. А жители раскрашивали и свои шкуры, и свои лица, и телеги в стародавние национальные символы и цвета, показывая, что они не согласятся жить в трясине болота, и не позволят закрасить свой мир в сумрачную серость.
Святые небеса, как же перепугался Клещ-Врун! Как же тряслись от страха и злобы змеёныши! Они смотрели издалека и боялись подползать ближе, чтобы лесные жители не разодрали их своими клювами, клыками и когтями, и чтобы не передавили сотнями тысяч острых копыт. Змеёныши в балаклавах выглядывали из душегубок, и чувствовали себя выброшенными на берег беспомощными, задыхающимися от ужаса, маленькими карпёнышами. Ведь жителей леса было намного больше, чем всех змеёнышей вместе взятых.
И полились потоки обитателей по искалеченному телу Светлолесья! И один вид их затягивал раны и наполнял клеточки светлом и верой! Они были величавы, как Славутич, легендарны, как Варяжий Путь, прекрасны, как Русло Полесья, и с множеством притоков, словно Отец Рек.
Сказать, что жабы со змеёнышами были ошеломлены - не сказать ничего. Под волшебство хлынувшей лесной Совести некоторые из болотных тварей стали магическим образом воплощаться в своё первоначально благородное состояние. Они сбрасывали с себя боевую броню и слизкую кожу, выплёвывали отвалившиеся ядовитые клыки и выбирались из топи и гадюшника. А как только они покидали сии злачные места, так тут же принимали вид честных лесных обитателей.
Друг мой, было бы верхом несправедливости промолчать о том, что служили в серпентарии и настоящие лесные гадюки, которые приползали туда, наивно надеясь оберегать своими клыками Светлолесье и честь мундира. Когда же они увидели, что служить приходится среди тех, кто приполз не по призванию, а из продажности, оставаться среди оборотней им было очень тяжело. И однако же некоторые из них говорили себе: «Мой долг - остаться здесь, и вернуть честное имя змей. И если я могу помочь честным светлолесам, я постараюсь что-нибудь сделать, пусть это для меня и будет очень опасно»
Но всё-таки большинство оставшихся змеёнышей потеряли свой перворожденный облик навсегда. И теперь они были в сто раз злей и опасней, и ждали момента перейти в новое наступление.
34. Глава о шмелях, стрекозах и близкой победе.
Клещ-Врун прятался в своей главной резиденции. Он окружил свою чёрную нору сплошной змеиной цепочкой, и пообещал змеёнышам воровать для них до конца своих дней. Впрочем, доверять змеёнышам с перепуганными глазницами в масках он и не собирался. И пускай ласково гладил им хвосты, приговаривая «Красаўцы» (хотя окружающие почему-то слышали «мерзаўцы»), но на всякий случай в личном ангаре жужжали мохнорылые шмели, готовые в любую секунду взлететь с Клещом-Вруном, его семейкой и всем награбленным в какой-нибудь далёкий лес. А глупые жабы и бесчестные змеёныши пущай остаются на милость разъярённого лесного народа. Многие змеёныши чувствовали эту опасность собственной проклятой кожей, и Клещу-Вруну приходилось извиваться перед ними со всей изворотливостью, чтобы они только поверили в его новые пустые клятвы о том, что он их не сдаст. И пока Клещ-Врун слышал в ответ, что они с ним до конца, он, хоть и был перепуган до чёртиков, сдаваться не спешил. Как-то раз он вызвал к резиденции боевую стрекозу, и решил на ней пролететь над своими, как он считал, владениями. Он облетал по кольцу столицу Светлолесья, и сипло затягивал: «Моя прееееелесть!». В лапках его находился латинский автомат, на рукояти которого видна была странная гравировка с надписью «больным рожок не выдавать», и Клещ-Врун был уверен, что выглядит словно анаконда среди крыс. «Ишь, разбежались!» - рычал он на такой высоте, откуда не было видно ничего, кроме нелепых усов в отражении иллюминатора.
Это зрелище было настолько комичным, что с него хохотали даже змеёныши. А сотни тысяч светлолесов смеялись и издевательски махали ему снизу лапками.
- У-ле-тай!!! У-ле-тай!!! - разносилось по всему Светлолесью.
Ах, какие это были чудесные дни! Всем представлялось, что до победы рукой подать, и скоро мрак рассеется окончательно.
Стены темниц дрожали так, что, казалось, дунь на них, и они рухнут сами. Светлолесье было заполнено кличем: «Верим, можем, победим!». Настроение у всех было невероятным. И сами вышедшие были невероятными тоже.
Но как же обманчива порой близость виктории!
Ох, честные и благородные обитатели Светлолесья, почему же вы в эти минуты жили упоением своей бесчисленности, и совсем не подумали выбить силой ворота темниц, где томились ваши герои?! Те, кто мог из сумбурной стихии создать девятый вал и направить его на болото. Чтобы смыть всю гниль, весь мрак, скопившийся в бездушных топях. Как же заключённых не хватало на свободе, рядом с соратниками!
Но жители были очень добрыми и очень наивными, и полагали, что если они покажут как их много, что их большинство, тогда Клещ-Врун всё поймёт, и тихонечко уйдёт сам. Они верили, что и змеёныши прозреют, увидят, что служили негодяю и захотят превратиться обратно в достойных жителей, честь и отвага которых так нужны светлолесам.
И хотя некоторые лесные жители были настроены решительно, и пламенно призывали сметать со своего пути любые кордоны змеёнышей, остальные успокаивали их, и с улыбкою говорили: «А зачем? Смотрите, ведь теперь не мы их боимся, а они нас - даже пригнали на опушки бронированные телеги, построенные для обороны от иноземцев. Зыркают на нас, как на врагов. Но ещё чуть-чуть, и они поймут, что все мы - единый народ, светлолесы, и нам нужно не воевать друг против друга, а жить в чести и согласии».
И большинство решило, что не надо ничего штурмовать, да и вообще воевать ни к чему, а только нужно и дальше показывать, «как нас много», что «нас большинство», и как все жаждут не битв, а всего лишь честного подсчёта голосов и нового домоправителя.
Нимфы плакать перестали и растворились в ликующей толпе, а дыхание протеста превратилось в бразильский карнавал, где было весело, креативненько, но каждый день отдалял честных светлолесов от победы. Они спешили на марши по выходным, заряжались на них, как батарейки, на неделю, а по утрам понедельников собирали авоськи и, как ни в чём не бывало, торопились на работу, заглядывая на бегу в мелькающую паутину. Они надеялись увидеть там новость о проснувшейся совести змеёнышей и обрушенной от напора их смеха власти Клеща-Вруна.
Друг мой, как злые создания видят всё вокруг только в чёрном цвете, и подозревают каждого встречного в заговоре против них, так и добрые обитатели имеют свойство невольно обманываться. Они несут в ладошках свет окружающим, и им кажется, что вокруг только такие же добрые и порядочные жители, а если кто-то из них и нарушает правила, так всего-то нужно ему об этом сказать, и провинившийся всё поймёт, горько устыдится, и непременно свою ошибку исправит.
Но жизнь немножко сложнее. И если мягкий укор идёт от одного честного сердца к другому такому же, тогда ссоры и вправду можно избежать, а вину загладить или простить. Но горькая правда, высказанная со всей вежливостью добрым обитателем в сторону злого, часто доводит даже до драки. Если, разумеется, Зло, будучи обычно трусливым, посчитает, что оно в эту минуту гораздо сильнее Добра, и может безнаказанно его отлупить.
Правда всему живому нужна, как воздух. Но нужно не просто любить её, но и быть готовым бороться за неё, а то и драться, - если на правдивое слово накидываются с кулаками. Ах, мой друг, умение обнять брата с любовью после его оплеухи - будет величайшим твоим достоинством. Но если бьют твоего близкого, или правду тягают за волосы, а ты стоишь в сторонке и только наблюдаешь - это уже не великодушие, а трусость и подлость.
Так что, мой хороший, если у тебя есть выбор между наикрутейшей компьютерной бродилкой или бегом на стадионе, между стрелялкой в гаджете или занятиями на турниках, то, знаешь, займись-ка лучше физкультурой, и прокачивай свои натуральные скиллы, а не умения виртуального героя, которые ничем в реальности тебе никогда не помогут. А дух, мускул и ловкость тебе в жизни ооооооооооочень пригодятся. Пусть ты не станешь великим спортсменом или профессиональным воином, но по крайней мере, сможешь при необходимости завязать змеёныша на узелок, а когда силы неравны, потому что змеёнышей слишком много - убегать от них во всю мощь.
А честные светлолесы всё ждали и ждали, когда же Клещ-Врун соскочит с «царского кресла». Всё надеялись-надеялись, что змеёныши одумаются, и сами уже призовут клеща освободить место домоправителя. Но пока честные жители лишь мирно шествовали по лесным дорожкам и наслаждались «днями близкой победы», Клещ-Врун и змеёныши заседали в военных штабах, разрабатывали чёрные планы, и никуда уходить не собирались.
Но мы, мой друг, всё же не станем насмехаться над благородством. Не будем уподобляться жабам да змеёнышам, пресмыкающимся исключительно перед чьим-то кулаком, и не ведающим ни чести, ни света. И кто знает, не спасло ли Светлолесье шанс на своё будущее, отказавшись от ответного кровопролития в то ужасное время?
35-3б. Две пустые главы, созданные только ради того, чтобы следующая имела правильную нумерацию.
37. Клещ-Врун идёт в наступление, или привет капуцинам.
Вполне может быть, что чаянья светлолесов о мире были бы не напрасны, будь на месте домоправителя не Клещ-Врун, а кто-нибудь, у кого в сердце оставалась бы хоть капелька доброты. Но у клеща сердце давно иссохло, и никакой доброте места в нём не было.
Пока честные жители заливали своими могучими волнами тропы и поляны Светлолесья, змеёныши не смели их трогать, потому что очень боялись вызвать цунами в ответ. И тогда они открыли позорную охоту на тех светлолесов, которые возвращались с прогулок небольшими компаниями. Каждый день и каждую ночь змеёныши теперь выслеживали честных жителей, подкрадывались к ним, и когда за них некому было вступиться, трусливо бросались на них всей шайкой, безжалостно жаля и уволакивая с собой.
А Клещ-Врун оглашал всё новые и новые запреты для светлолесов. Отныне всем порядочным обитателям приказывалось всегда молчать и не высовываться из норок вообще никуда, кроме как для работы на плантациях сахарного тростника, чтобы обеспечить вкусностями сладкую жизнь паразитов.
Змеёныши ползали уже повсюду, их злоба растекалась по всему Светлолесью, и молот ведьм обрушился на несчастный край с утроенной яростью. Как же светлолесы не желали быть рабами клеща! Но каждый крохотный шажочек, любое тишайшее словечко против клещей и гадюшника могли закончиться для честного жителя ядовитыми укусами и темницей.
Надрывный плачь опять покатился над Светлолесьем. Да с такой чудовищной болью, что его услышали и содрогнулись даже в самых отдалённых уголках мира.
- Что там у вас происходит?! - заволновались соседние леса,- За что это вы избиваете честных жителей?!
- Не вашшшше дело! - желчно зашипели змеёныши в ответ.
И тогда соседи открыли свои границы для светлолесов, пообещав им убежище от змеиных клыков. Многих спасли они от неминуемой гибели. И только Тайга, которой правил не подзаборный клещ, а озёрный спрут, выдавала несчастных беглецов обратно змеёнышам.
Спрут презирал Клеща-Вруна каждой клеточкой своих длинных щупалец. Но в Тайге зима тоже подходила к концу, весна навалилась и выталкивала её прочь. Там подрастало своё поколение порядочных обитателей, которое мешало пожилому моллюску таскать добычу на глубину, да прятать подводный дворец с золотыми ёршиками. И он побаивался, что в Светлолесье домоправителем станет какой-нибудь Кот Коррадо, ловящий крыс-воришек, и это станет опасным примером, который научит таежных жителей бороться против обманщиков. К тому же, у спрута с клещом были и кое-какие общие тёмные делишки, а терять их ворам совсем не хотелось.
Клещ-Врун боялся Озёрного Спрута больше чем кого-либо, и даже пуще барабашки. Ладно бы, Спрут захотел утащить Светлолесье обратно в Тайгу, но ведь он мог и самого клеща утопить. И оттого, как только хоть одна присоска моллюска делала малейшее движение в его сторону, Клещ-Врун тут же становился на карачки, заискивающе заглядывал в глаза Спрута и сипло лепетал: «Чего изволите, Ваше Длинноручье?». При этом, как все холуйские души, Клещ-Врун страшно завидовал заплетённой власти Спрута, и пытался его обскакать хоть бы в чём-нибудь. И если становилось известно, что Спрут выловил на завтрак себе окуня из озера, как тут же Клещ-Врун филигранно вытягивал из ближайшей лужи белую акулу, и непринуждённо являл её миру, самодовольно покосившись глазками на восток. Но Спрут в ответ на это только снисходительно усмехался, и клещ, икнув от собственной смелости, после подобного подвига становился почему-то не выше, а чуточку ниже. Тогда он тужился как-нибудь свою дерзость смягчить. И если спрут защёлкивал таежные границы на замок, клещ тут же, пытаясь ему угодить, наглухо перекрывал границы Светлолесья.
Впрочем, паразит удивлялся себе, что сам не догадался сделать этого раньше: ведь он не на шутку перетрусил, что все светлолесы скоро убегут от него к соседям, и тогда он умрёт с голоду. Если, конечно же, ещё раньше его не слопают голодные змеёныши.
А запертые в клетке светлолесы искали в этот момент помощи. Но где её было найти? Знаешь, в каждом лесу есть каменный домик, называемый суд. Закон как гранит, и не может быть разбит чьими-то глупыми прихотями. Судьями становятся только мудрые и неподкупные жители леса. К судье и обращаются честные жители, чтобы их защитили от произвола. Однако Клещ-Врун и там разогнал всех порядочных лесных обитателей, и вместо сов и филинов в судебных залах отныне восседали белогрудые капуцины, которые кривлялись, глядя на книги законов, заставляли зрителей встречать их трюки стоя, и выносили приговоры, спущенные им по тайному телефону кем-то, кто прячется в темноте вышины, под самым куполом цирка. Всё это шутовство доходило до таких нелепостей, что светлолесов могли оштрафовать или бросить в темницу, например, за одежду «неправильных» цветов. Как это сочетание цветов может быть незаконным, совершенно непонятно, однако же «неправильными» цвета назначали всё те же попки путатрутней, и о том, что это несусветная глупость им было думать запрещено. Так что, если светлолес хотел подчеркнуть свою чистоту и пламенное сердце, надевая белое с красным, всё болото набрасывалось на него с кваканьем, что светлолес может быть только тухло-зелёным. А все иные сочетания цветов - экстремизм и угроза захвата власти.
Ну, наверное, мой юный друг, тебе смешно читать про такой вздор. Однако поверь мне, светлолесам давно уже смешно не было. Внутри этого дурдома они теперь жили. И тогда, когда вслед за змеями и жабами даже суды перестали заботиться о честных лесных жителях, наступило то ужасное время, когда защиты и справедливости просить стало попросту негде. Оккупировавшие все кабинеты змеёныши и жабы защищали только Клеща-Вруна и своё наворованное. А любой змеёныш мог теперь запросто наброситься уже не только на взрослого лесного жителя, но и на его ребёнка. И вместо того, чтобы быть за это сурово наказанным, в темницу бросали укушенного.
Не удивительно, мой друг, что на поляны выходило всё меньше лесного народа. Многие находились в темницах, кто-то смог вырваться и улететь в дальние края, а остальные зализывали раны и были порядком напуганы. И чем меньше обитателей выбиралось из норок, тем больше разрасталось Зло, почувствовавшее себя победителем.
38.Самая горькая глава в нашей истории.
Тут мы подошли, мой друг, к одному важнейшему месту нашей истории, о котором было бы очень грустно читать иному светлолесу. Дело в том, что ухода Клеща-Вруна взаправду желали очень многие жители леса. Иные горячие головы даже верещали, будто рост клеща не более трёх миллиметров, и не должна такая букашка управлять всеобщим хозяйством. Автор за это тебе ничего не скажет, потому что и сам невысокий, а покомандовать кем-нибудь страсть как иногда хочется. Но о чём можно поведать со всей уверенностью, так это о том, что из пяти светлолесов четверо были бы счастливы отправить Клеща-Вруна восвояси, и если бы это случилось, так день этот стал бы таким огроменным праздником, что во время веселья были бы съедены все пирожные, и не осталось бы ни одного целого дивана, и даже, пожалуй, пуфика. Потому что все они были бы сломаны от восторженного прыганья детей, их мам с папами, и даже дедушек с бабушками.
Только вот беда! Беда! Светлолесы настолько приучили себя слушаться глупых слуг, что совсем забыли, насколько ценны для Светлолесья они сами. И в этот важнейший для леса час многие не поверили сами в себя: пока одни отчаянно собирались на поляны, другие прятались в норках и робко выглядывали в окошки. Смелые звали их во весь голос, но трусишки задёргивали плотнее шторы и плелись к жёнам, чтобы поплакаться, как на работе их угнетают треклятые жабы-яврушки.
Увы! Боязливых оказалось в несколько раз больше, чем отважных. А если бы каждый светлолес поверил в себя, в своих друзей и соседей, у них обязательно получилось бы прогнать Клеща-Вруна уже тогда.
Знаешь, если ты сделал уроки и всё то, о чём родители просили тебя помочь по дому, не сиди в четырёх стенах, с головой в мониторе. А выбирайся-ка лучше на улицу, позови туда ребят, и играй в тысячи игр именно с ними. Ведь когда ты вырастешь и станешь совсем взрослым, на дороге жизни будет встречаться не только весёлый смех, но и невзгоды. И если ты всё детство проведёшь один на один с приставкой, так и трудности твои разделить будет некому. Потому что никто из виртуальной реальности к тебе на помощь не явится. А друзья, если они, настоящие - придут обязательно. Поэтому выходи во двор и играй в жмурки и прятки, догонялки и скакалки, футбол и два капитана. Учись не сдаваться и помогай остальным. А если случится, что тебя захочет обидеть тот, кто старше и сильнее, отнесись к этому, как к испытанию. Не только твоему. Когда увидишь, что кто-то из ребят, с кем ты только что игрался, в этот момент убегает домой, не нужно его обзывать вдогонку. Но и другом такого никогда не зови. А вот если он готов разделить с тобой как праздничный стол, так и синяки от пинков - смело становись ему другом тоже. Ты никогда не пожалеешь об этом совете. Даю зуб, слово пацана!
А ещё во взрослой жизни, да и не только во взрослой, появляется много дел, которые одному выполнить просто невозможно. Даже самый здоровенный великан на свете, который победит сто циклопов и тысячу чудищ, замучается в одиночку тащить рояль с первого этажа на десятый, и с рёвом «Да ну его нафиг!» помчится просить помощь у трезвых грузчиков.
Вот и в Светлолесье честным жителям всего лишь нужно было вспомнить про старинное красивое слово - толока. Так предки светлолесов называли какую-нибудь заботу, справиться с которой лучше всего получается только сообща. Это могло быть вырубкой мешающих деревьев, сбором созревшего урожая или постройкой семейного дома. Взаимовыручка была натурой светлолесов. Вот и для победы над клещом-тираном им тоже нужно было всего лишь объединить усилия. И ты же помнишь, мой друг, что именно этого единства и боялись более всего Клещ-Врун со змеёнышами.
Но оказалось, что слишком многие так долго сидели на печи и следили за мерцанием бездушного экрана, что забыли про дружбу и сплочённость, про слышанное в детстве «один за всех и все за одного», и из своих норок выйти не решились. Уютные норки они называли своим милым мирком, и считали, что надёжно в нём спрятаны от внешних тревог, словно рыбки в аквариуме. И даже в их немом шевелении губами читался девиз премудрого пескаря: «Надо так прожить жизнь, чтобы никто не заметил». А ежели какой-нибудь рыбак и появлялся у края аквариума да забрасывал в воду удочку, рыбки зажмуривали глазки и читали псалом «авось крючок не на мой роток». С тропинок кричали им: «Не бойтесь же - выходите! Нам вас не хватает!» Но удобнее верблюду пройти через игольное ушко, чем подняться с дивана имеющему стакан молока и телевизор. А отчаянные их умоляли: «Боитесь с нами на поляну? Так не идите тогда и на плантации - чтобы Клещ-Врун остался без сахара и нашей крови!». А рыбки в ответ выдували пузырь, и когда он лопал, из него разлеталось унылое нытьё: «Уууууууу.. Да если мы не выйдем - тогда остановятся печи крематория, и мы потеряем работу. А чем же кормить маленьких пескариков?». И они поглубже зарывались в песок на золотом дне, и даже не заметили, как их, прямо с пескариками и аквариумом захотели подарить, словно сувенир, какому-то барину.
А тех сил, от которых клещ со змеёнышами разбежались бы на все четыре стороны, смелым обитателям не хватило совсем немножечко. Ведь тот Народ, который посмел напомнить самозванцам о Законе, до чёртиков напугал как Клеща-Вруна, так и его змеёнышей. И может быть какого-нибудь одного светлолеса, променявшего плечо товарища на вечерний мультсериал, как раз и не хватило для победы.
39. Лучик направляется в логово гадёнышей.
Однако честные жители не остались без света: ведь у них была Лучик. Первые дни после выборов она вместе со всеми переживала жуткую боль за обманутый и изувеченный народ. И как только Жоподлиза язвительно проквакала о безоговорочной победе Клеща-Вруна на выборах, во что не поверил ни один нормальный светлолес, Лучик вновь надела белый браслетик на лапку, вспомнила про томящегося в застенках Ёжика, про всех униженных, избитых и убитых, и бесстрашно ступила прямо в логово змеёнышей. Она пришла с последней надеждой призвать их к чести, призвать исполнить свои клятвы перед лесными жителями, и исполнить лесной закон. Но там её ждала настоящая засада. Все самые толстые и ядовитые змеёныши уже были наготове жалить её. Как только она вошла к ним, они вмиг набросились на неё.
- ШШШШШ!!! ШШШШШШШШШ!!! ШШШШШШШШШШШШШ!!!! Пошшшшжалей Ёшшшшжика и своих детишшшшек!
Они взяли её в змеиное кольцо, ползали со всех сторон, а какая-то подколодная тварь, с лысиной вместо узора и немигающим пустым взглядом, угрожающе раскачивала прямо перед Лучиком своё мерзкое тело, и громко шипела про то, как змеёныши сейчас поползут в темницу и начнут жалить Ёжика. А потом приползут в норку Лучика и заберут её деток. И больше она их никогда не увидит.
Ко многому была готова Лучик, даже к темнице. Но к такому приготовиться невозможно. Если бы змеёныши не боялись лесного народа, они тут же расправились бы с Лучиком. Но это были дни, когда поляны были ещё заполнены светлолесами, и змеёныши опасались разозлить их ещё больше. А чтобы Лучик не попросила подмогу у честных жителей, её вывели через тайную дверь, силой усадили с детьми в телегу, затем скрытыми тропами отвезли в соседний лес, и приказали стражникам назад её не впускать. Ведь Клещ-Врун не сомневался, что зов Лучика будет услышан светлолесами, и они захотят в тот же день привести её на место домоправителя.
Конечно, после похода в гадюшник Лучик была перепугана так, как никогда в жизни. Но даже сейчас, когда её вышвырнули из Светлолесья, сдаваться она не собиралась. Ведь миллионы светлолесов выбрали её домоправителем и продолжали бороться.
И тогда вчерашняя девчушка, заботой которой всегда были только счастье Ёжика и детишек, стала учиться велитике. И учиться так быстро, что буквально за несколько недель её не могли узнать даже вчерашние знакомые. К тому же, в отличие от Клеща-Вруна, брешущего на древнегонском диалекте и трудном для понимания современным обитателям, Лучик владела языками разных лесов, и её с радостью приглашали и выслушивали в самых представительных избушках, откуда любого клеща моментально выметали бы веником. Соседи Светлолеья, где очутилась Лучик, очень переживали за неё, и помогали ей как могли. С этими соседями светлолесы были когда-то одной страной - Прибрежьем, так что у Лучика появились заступники и теперь она как могла билась за светлолесов из чужбины, бережно приютившей её и ставшей безопасней родного края.
40. Народные мудрости о том, что с драчунами играться никто не хочет.
Как и многие другие изгнанники, Лучик рассказывала в других лесах о том, что большинство светлолесов очень умны и добры, а Клещ-Врун со змеёнышами относятся к ним бесчестно и жестоко.
Вряд ли тебе, мой друг, тоже хотелось бы дружить и играться с тем, кто обманывает и дерётся. Вот и жители соседних лесов задумались об этом же. Они отказывались помогать Клещу-Вруну строить новые фабрики, ремонтировать старые станки, а когда он выслал им приглашение на спортивное состязание, они ему ответили: пусть твои жабы со змеёнышами бегают наперегонки друг с дружкой, а мы с врунами не водимся. И вручили клещу чёрную клюшку, у которой вместо крюка внизу красовалась деревянная фига.
Клещ-Врун тогда так разобиделся, что разрешил придворным змеёнышам пить вино в телегах, и бегать потом с дубиной по детским площадкам, чтобы распугивать ребятишек. Так что светлолесы даже сочинили колыбельную для малышей, которые не хотели ложиться спать.
Баю-баю-баю-бай!
Воет в бас ковбой Бабай.
Он змеёныша седлал
да с хвоста его упал
И теперь ещё он злей -
даже злей, чем Бармалей
С ним играться не хотят,
ведь он мучает котят.
Убегай скорее в сон,
а не то догонит он.
Ну, а если светлолесам не разрешали из своих норок высовываться, так что же им ещё оставалось делать, кроме сочинения сказок, стишков и поговорок? И родилось тогда в народе столько всякой шчучыншчыны, что впору было строить под всё это новую библиотеку. И тебе, мой друг, наверняка тоже из этого замечательного фольклора что-нибудь да встречалось. Ну вот послушай!
- Ползёт змеёныш, мается, вздыхая на ходу:
корытушко кончается, сейчас я упаду.
- Клещ-Врунишка громко плачет,
лес под дудочку не скачет.
Тише-тише паразит,
не то галка клюв вонзит!
- Врушку бросила хозяйка,
без моллюска попрошайка
ржавый трон держать не мог,
весь от слёз своих промок
- Глупый Голум тихо прячет тело мерзкое в утёсах..
Ой, кажется, это уже не то. Ну и хватит!
41. Глава об отчаянной взаимовыручке.
А знаешь, как ведут себя трусы, да ещё и разобиженные? Правильно, они становятся ещё более злыми и жестокими. И клещ со змеёнышами изо всех своих гадских сил мстили и мстили за пережитый ими ужас, и за то, что остальные светлолесы их презирают.
Друг мой, знай же, что даже в этих тяжёлых условиях светлолесы не сдались на милость клещу. Да и милости там никакой не было. Это в древности иные короли были исполнены великодушия, и могли как казнить, так и миловать - чтобы подданные видели не только силу меча, но и королевское благородство. Но трусливый клещ, как все трясущиеся создания, не знал и слова то такого - милость. Трусы не умеют быть милосердными, они могут только бить и жалить. Чем больше их испуг, тем сильнее они жалят. И если бы в те времена нашлась на заднем дворе чёрной резиденции завалявшаяся плаха, так не иначе, что Клещ-Врун высовывался бы из покоев своими усиками, и истошно орал бы на каждого проходившего мимо: «Голову с плеч!»
А светлолесы злили трусливого клеща всё больше и больше. Теперь честные жители, не дождавшись исполнения клятв от тех, кто их должен был защищать, и поняв, что надеяться больше не на кого, стали отчаянно помогать один другому. Ведь только в таких испытаниях и можно понять, кто твой настоящий друг.
Если жабы кого-то штрафовали, лесные жители скидывались по копеечке до нужной суммы. Если пресмыкающиеся кого-то забирали в темницу, лесные жители собирали передачи, писали письма, и поддерживали его семью, чтобы никто не чувствовал себя брошенным. Если кого-нибудь лишали работы, и он не мог больше приносить в дом еду, лесные жители делились с ним едой своей, и помогали устроиться на новое место. И если кого-то избивали, лесные доктора лечили побитого с особой лаской, и никакой платы за это не брали. Светлолес рад был укрыть пострадавшего светлолеса тёплым пледом, и нежно ему прошептать: «Поправляйся, а завтра будет новый день».
Однажды клещ и его змеёныши перекрыли живительный ручеёк, и в один из районов леса, где жили особо непокорные обитатели, перестала поступать вода. В том благодатном и удивительном месте каждую ночь вырастали новые боровики - цари грибов. Их белые тела были опоясаны красными ленточками, и они с озорством выглядывали из-под своих шляпок, да низко кланялись прохожим в благодарении: «Жыве светлолес!». Змеёныши каждый день приползали и срезали под корень грибы, но как только темнело, неизвестно откуда доносились восторженные возгласы: «Жыве светлолес! Жыве светлолес!». А утром весь район снова был в боровичках, бьющих поклоны добрым прохожим. И тогда клещ со змеёнышами вздумали наказать непокорных жителей. Они перекрыли воду, погасили фонари, а в холода отключили отопление в норках. Но что тут началось! Жители со всех уголков Светлолесья стали привозить на телегах бутыли и бочки, наполненные чистейшей водой. Они привозили печки и дрова для согревания. А если кому-то было совсем невмоготу, их приглашали жить в свои норки. Как ни шипели змеёныши, но глядя на такую взаимовыручку лесных жителей, они отступили, позволив ручейку снова свободно течь в том месте, где всё так же каждую ночь вырастали новые боровички.
Кроме этой беззаветной взаимовыручки, светлолесам было сложно ещё как-то бороться. Впрочем, некоторые по-прежнему хватались за обрывки разорванных в клочья законов, кружащихся между деревьями и падающих жёлтой листвой на дно заросших канав. Тысячи жалоб на змеёнышей и жаб непременно летали в лесные канцелярии. Но Клещ-Врун только ядовито усмехнулся, и собрав змеёнышей, повторял им свой приворот: «Для холопов мы издали законы, чтобы повелевать ими, но для вас закона нет. Творите что хотите, но я должен остаться у власти. И помните: если скинут меня, придут и за вами».
Вот так подлость прикрыла свою трусость ложью.
И особенно тьма боялась тех, кто несёт в себе свет, и называла солнечные лучи своими врагами. Ведь ложь, как самая близкая подруга мерзавцев, освещения правдой боится больше всего.
42. Глава о тех, кого змеёныши и Клещ-Врун боятся особенно.
Ты, может быть, слышал, мой друг, про такую профессию, как журавлист. Это ценнейшие работники леса, которые как старатели на приисках, промывают через сито все новости и слухи, чтобы по крупицам найти золото правды и отдать его лесному народу. Они бродят на своих длиннющих лапах по болотным просторам, и осматриваются, нет ли среди слуг тех, кто позарился на народное достояние, или кто худо обходится с порядочными обитателями.
В тех лесах, где всегда до закона, журавлистов оберегают змеи, даже если им не нравится, что те везде суют свой длинный нос. Ведь змеи там служат лесному народу, а не пресмыкаются за подачки хозяина, и потому защищают журавлистов, которые помогают им отыскать воришек. Казнокрады тянут из общего кармана, а значит и у змей тоже. А для охраны карманов честных обитателей лесной народ их на службу и нанимает. Платит им, и клятвы они дают именно ему. Но в Светлолесье всё было, как в королевстве кривых зеркал, со своими Абаж и Анидаг. Честь и правда считались уродством, и рептилии били поклоны главному ворюге, обещали защищать его брюшко от честных жителей, да были уверены, что содержат их не сборы лесного народа, а Клещ-Врун, из которого в туалете сыплются золотые монеты для змеёнышей.
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)
Поиск книг
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
Отборные классические книги
Классика
ВКОНТАКТЕБиблиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории
Любовные романы
Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров
Фантастика
Самые популярные книги в формате фб2
Топ фб2
книги