Тохунга Те Тахи-о-те-Ранги жил недалеко от теперешнего города Танеатуа. Он обладал огромной маной. Его фаре стоял отдельно от остальных домов па, потому что все боялись Те Тахи-о-те-Ранги: про тохунгу говорили, что он занимается колдовством и способен совершать самые страшные дела, даже наслать на человека смерть. Год за годом росла дурная слава тохунги, и люди боялись его все больше и больше, пока, наконец, их терпение не истощилось. А тут еще произошло большое наводнение, и все были уверены, что в этом несчастье повинен Те Тахи. Мужчины говорили, что тохунгу нужно убить, но никто не решался поднять на него руку. Много вечеров думали мужчины, как им быть, и в конце концов придумали. Они решили не поскупиться на похвалы и уговорить Те Тахи отправиться с ними на остров Факаари (Факаари — остров Уайт в заливе Пленти.), где из-под камней со свистом вырывается пар и при каждом шаге чувствуется, как Руаумоко (Руаимоко — бог землетрясений, повелитель вулканов и подземного огня.) ворочается под матерью-землей, на тот самый остров, где нет ни капли воды и человеку нечем утолить жажду. Они бросят его на этом страшном безводном острове и будут жить спокойно, не опасаясь его злодеяний.
Тохунге было лестно, что мужчины попросили его поплыть с ними на Факаари ловить птиц тити — буревестников. Охотники высадились на острове в конце дня. Два-три человека остались на берегу охранять лодки, а остальные разбились на несколько отрядов. Те Тахи вместе с самыми знатными ранга-тирами пошел на северо-восточный берег. Их сопровождали рабы, которые несли корзины с провизией и кувшины с водой.
Когда они нашли пещеру, где можно было укрытся на ночь, стало совсем темно. Мужчины зажгли факелы и несколько часов вместе с тохунгой ощупью пробирались по узким ходам пещеры, отыскивая птичьи гнезда, а потом при свете факелов убивали птиц. К тому времени, когда корзины наполнились доверху, все устали. Охотники и тохунга, едва передвигая ноги, забрались в пещеру, и скоро все уже крепко спали.
Первые солнечные лучи разбудили Те Тахи. Он сел и прежде всего посмотрел, цела ли его добыча. К его удивлению, корзин в пещере не было. Он знал, что охотники не могли унести их, потому что пища тохунги — табу. Но как ни странно, ни птиц, ни кувшинов, ни вождей, ни рабов в пещере тоже не было. И вдруг тохунга понял, что означало его одиночество. Он попался на удочку льстивых похвал, и его бросили на этом зловонном коварном острове, где из-под земли выбивается пламя. Тохунга вылез из пещеры и побежал по скалам к тому месту, где лодки пристали к берегу. На берегу не было ни людей, ни лодок, но далеко в море виднелись черные точки — лодки его соплеменников.
Невеселая улыбка появилась на лице Те Тахи. Он снял пояс, скрученный из листьев льна, и отделил от него три листика. Он сорвал эти листья с неприкосновенного куста льна, который рос в священнейшем из священных мест рядом с его домом. Эти листья обладали большой маной. Размахивая листьями, Те Тахи произнес заклинание, обращенное к Тангароа и Тутаре-кауикае, слуге бога моря, повелителю китов и океанских чудовищ. Ему не пришлось долго ждать ответа. Огромное чудовище появилось в заливе и подплыло к самому берегу. Струя пара поднялась над водой, утренний ветер подхватил ее и унес прочь. Те Тахи вошел в воду и подплыл к танифе, терпеливо ожидавшему, пока тохунга взберется к нему на спину и устроится в небольшом углублении, которое есть на спинах у всех китов и морских таниф, наверное, потому, что так им удобнее переносить людей.
Танифа с тохунгой на спине быстро пересек залив. Когда они проплывали мимо стремительно скользивших лодок, Тутара-кауикае хотел потопить их, но Те Тахи воспротивился.
— Пусть они будут наказаны стыдом, — сказал он. — Пусть милосердие умножит нашу славу.
Никем не замеченные, они проплыли мимо лодок, и танифа благополучно высадил тохунгу в устье реки Факатане, откуда он без труда вернулся домой. Те Тахи сидел перед своим фаре все с той же невеселой улыбкой на лице и держал в руках листья льна, а охотники один за другим проходили мимо него. Они шли с опущенными головами и не смели взглянуть на тохунгу: им было стыдно, что Те Тахи узнал, сколько злобы накопилось в их сердцах, и оказался сильнее их.
Через некоторое время тохунга покинул своих неблагодарных соплеменников и вскоре умер. Танифа пришел к своему другу и унес его тело в море, где тохунга превратился в мараки-хау — в морское чудовище с человечьим телом и головой, но хвостом вместо ног. С тех пор мараки-хау всегда помогает людям, когда им грозит гибель в воде.
В Ваиматуку на вершине холма была деревня, где Пуа-рата и Тау-тохито хранили деревянную голову-убийцу. В северной части Северного острова все знали об этой страшной голове, потому что она сеяла смерть. Холм, на вершине которого находилась деревня, назывался Маунгатаку. И каждого, кто осмеливался приблизиться к Маунгатаку, ждала гибель. Отряды воинов не раз пытались напасть на па и избавить окрестности Маунгатаку от страшного бедствия, но все попытки кончались неудачей. Сраженные злыми чарами, воины падали замертво, прежде чем успевали взяться за оружие. Они умирали, обратив лица к Маунгатаку, и вся местность вокруг холма побелела от их костей.
В Нга-пухи не было тохунги могущественнее Хакавау. Ему в душу запала мысль, что он и никто другой должен отомстить за смерть храбрецов, умерших такой страшной смертью, он и никто другой должен уничтожить деревянную голову, принадлежавшую Пуа-рате и Тау-тохито. Хакавау призвал своего атуа и погрузился в глубокий сон. Ему приснилось, что его атуа-хранитель растет и растет: голова атуа уже касается облаков, а ноги по-прежнему стоят на земле. Этот сон предвещал, что Хакавау выйдет целым и невредимым из битвы с деревянной головой.
Тогда Хакавау вместе со своим другом направился на юг. Многие уговаривали Хакавау отказаться от его затеи, но он никого не хотел слушать. Когда они пришли в Ваитару, дурные предчувствия так измучили его спутника, что он сказал другу:
— Мне страшно, мы погибнем, если пойдем дальше.
Но Хакавау не обратил внимания на его слова. Они пришли в Те Вету, и его друг снова сказал:
— Мне страшно, мы здесь погибнем.
Хакавау снова ничего не ответил. Но когда они дошли до Ваиматуку, запах разлагавшихся трупов едва не заставил их повернуть назад.
— Это страшное место! — воскликнули они одновременно. — Мы здесь погибнем, наверняка погибнем!
Хакавау произнес самое могущественное заклинание, и они осторожно пошли вперед, с ужасом оглядывая мертвые тела, гирляндами висевшие на кустах, и кости, что белели на земле. Хотя атуа защищал Хакавау, и он, и его друг чувствовали, как злые силы с холма Маунгатаку подбираются к ним все ближе и ближе. Каждую минуту друзья ждали, что на них обрушится неудержимый гнев злобных богов. Наконец они увидели па и сели, чтобы получше разглядеть поле будущей битвы. Хакавау произнес древнейшую каракию и призвал на помощь множество атуа из дальних стран. Одних он послал вперед и велел им напасть на невидимых воинов деревянной головы, другие остались охранять Хакавау и его друга.
Это был памятный день: тысячи и тысячи атуа явились на холм Маунгатаку по повелению тохунги из Нга-пухи. Злобные атуа Пуа-раты увидели их, выбежали за ограду па и бросились в бой. Нападавшие атуа отступили, злые демоны деревянной головы, заранее торжествуя, погнались за ними, но тохунга послал новый многотысячный отряд своих добрых атуа в незащищенную па. Атуа проникли в па, и, когда злобные демоны начали возвращаться, они хватали их одного за другим и убивали.
Странная эта были битва. Воины Пуа-раты ничего не знали о жестоком сражении, разыгравшемся на подступах к па, и продолжали стоять на сторожевых башнях. Как же они изумились, когда увидели двух путников, которые шли по тропинке прямо на них! Никогда еще не встречали они людей, у которых хватало духа приблизиться к па. Долгие годы чужестранцы не появлялись на холме, и воины Пуа-раты видели их только издали. Стражи покинули башни и прибежали к Пуа-рате, вокруг которого уже толпилось столько демонов, что в доме было тесно, как в лодке. Они в тревоге рассказали о двух незнакомцах, и Пуа-рата удивился не меньше, чем его дозорные. Он побежал к деревянной голове.
— Чужие идут! Чужие идут! Двое чужих, разве ты не видишь? — закричал он. — Защищай нас!
При этих словах из деревянной глотки всегда вырывался пронзительный крик, такой страшный, что от него леденела кровь и люди замертво падали на землю. Но сейчас деревянная голова издала лишь слабый стон, и Пуа-рата понял, что его демоны лишились силы и умерли во второй раз.
Хакавау и его друг стояли уже у ворот па.
— Проходи через ворота, — сказал тохунга своему другу. — С тобой ничего не случится. А я покажу им свою силу: перелезу через их священные укрепления.
Как только тохунга начал карабкаться по частоколу, разъяренные воины Пуа-раты закричали, чтобы он прошел через ворота и не нарушал табу их деревни, но Хакавау будто не слышал и продолжал лезть вверх.
Хакавау и его друг сидели в фаре Пуа-раты, и никто не смел прикоснуться к ним. Женщины раскрыли печи и разложили еду перед Хакавау и его другом, но Хакавау был многоопытным тохунгой: он знал, что пища врагов может обладать колдовской силой, и не хотел подвергать себя ненужной опасности. И он, и его друг хранили презрительное молчание. Хакавау доказал Пуа-рате силу своей маны и могущество своих атуа, и зло отступило.
Но белые кости и разлагающиеся трупы путников все еще лежали в лесу, среди папоротников, как напоминание о деревянной голове, которая наделяла злой силой тохунгу Пуа-рату и тохунгу Тау-тохито.
Наконец друзья встали. Они прошли между рядами онемевших воинов и подошли к воротам. Как только они их открыли, послышался вздох и протяжный жалобный крик. Деревянная голова лишилась своей чудодейственной силы, а Пуа-рата, Тау-тохито и все их соплеменники умерли в ту самую минуту, когда Хакавау и его друг покинули па. Так отважный тохунга из Нга-пухи навеки изгнал зло с холма Маунгатаку.
О Роне вздыхали сорок пять молодых мужчин из ее племени и множество других, которых она не знала. Среди них был Хакавау, тохунга из Кафии, который издали восхищался ею, но ни разу не сказал девушке о своей любви. А вот тохунга-злодей Паава, которому подчинялось великое множество атуа, поступил иначе. Один из его атуа рассказал Пааве о необыкновенной красоте Роны — светлокожей, веселой, прекрасной, как день. Однажды она купалась со своими подругами, и чьи-то невидимые руки схватили ее и перенесли в па, где жил Паава. И Паава насильно сделал ее своей женой.
Подруги с ужасом рассказали о таинственном похищении Роны ее брату Корокиа. Тот призвал на помощь всех, кто любил Рону, и их друзей. Корокиа знал, что никто, кроме злодея Паавы, обладавшего чудодейственной силой, не мог перенести девушку из одного места в другое.
Молодые мужчины поспешно явились на зов Корокиа и отправились в путь. Они боялись могущественного Паавы и крались по лесу, избегая тропинок, в надежде застать тохунгу врасплох. Только на опушке воины Корокиа сомкнули ряды и побежали по полю, окружавшему па тохунги Паавы. Но их приближение не осталось незамеченным. Они обезумели, прежде чем достигли частокола па. Некоторые из них бездыханными упали на землю, другие начали ожесточенно сражаться друг с другом. Из ста сорока человек, которые отправились за Роной, спасся только один. Только Корокиа остался в живых из всего отряда бесстрашных воинов.
Опечаленные родные долго советовались друг с другом и решили попросить Хакавау помочь им спасти Рону. Тохунга Хакавау, слывший искусным воином, погрузился в глубокую скорбь, узнав о похищении Роны.
— Если бы Пааву можно было одолеть в бою, — сказал он, — я с радостью повел бы воинов против него, но в этом деле все зависит от макуту. Я бессилен перед Паавой, мы ничего не добьемся, только погибнет еще несколько десятков храбрых мужчин. Надо сделать по-другому. Я поговорю с отцом.
Отец Хакавау выслушал сына и сказал:
— Да, злодея Пааву можно одолеть. Но не с помощью дубины, таиахи, или палицы-мере, а иначе. Надо, чтобы его сила обернулась его слабостью. Вот что я тебе скажу, сын мой: у меня есть брат, он хорошо знает заклинания, его мана могущественнее маны Паавы. Он живет в Уревере. Ты должен пройти долгий путь до Уреверы и рассказать ему, что случилось. Нас выносило одно чрево, он поделится с тобой тем, что знает, и посвятит тебя во все тайны своего искусства.
Прошло немало дней и недель, прежде чем Хакавау вернулся к отцу.
— Прими мою благодарность, отец. Спасибо тебе и твоему брату. Теперь я знаю заклинание, которое поможет мне одолеть злодея Пааву. С помощью этой каракиа я заставлю его пасть к нашим ногам.
Хакавау набрал небольшой отряд всего из пятидесяти человек, потому что в деревне почти не осталось мужчин, способных носить оружие. На этот раз отряд не старался скрыться от глаз врагов и скоро подошел к па, где жил Паава. Хакавау прокрался вперед, чтобы получше разглядеть па. Он заметил на сторожевой башне Пааву, который жестами указывал в сторону отряда Хакавау. Обладая даром проникать взглядом в невидимый мир демонов, Хакавау с тревогой смотрел, как атуа Паавы приближаются к ничего не подозревавшим воинам его отряда. Собрав все свои силы и припомнив все, чему его научил дядя, Хакавау произнес заклинание и призвал на помощь многочисленных атуа из Уреверы.
Благодаря своему особому зрению он видел, как они появились на поле и вступили в бой с атуа Паавы. Только два человека различали призрачных воинов, сражавшихся друг с другом. Их хриплое дыхание, крики демонов-соперников, тяжелые удары дубин, стоны раненых терзали слух только двух людей: Хакавау и Паавы. Некоторое время трудно было понять, кто сильнее, но атуа из Уреверы были опытными воинами и в конце концов обратили в бегство атуа, которых призвал на помощь Паава.
Тогда Хакавау возвратился к своему отряду.
— Вперед! — крикнул он. — Настал час отмщения. Один из храбрейших воинов приблизился к нему.
— О Хакавау! — воскликнул он. — Я знаю, ты ничего не боишься, а я дрожу, мне страшно выполнить твое приказание. Я умею драться с людьми из плоти и крови, но демоны убьют нас, прежде чем мы подойдем к наружной ограде па.
Хакавау посмотрел на него с удивлением.
— Бой окончен, — сказал он. — Я видел все, что произошло, своими глазами. Атуа Паавы мертвы. Сейчас ты сам в этом убедишься.
Хакавау пошел вперед, воины боязливо двинулись за ним. Им трудно было поверить в невидимый бой, но они верили своему вождю. Хакавау вел их по безлюдному лабиринту оград. Паава покинул сторожевую башню. Он видел разгром своих атуа и понял, что лишился маны. Вернувшись к себе в фаре, он ждал конца.
Хакавау велел привести Пааву, воины исполнили его приказ. Хакавау взял палицу-мере и подошел к Пааве. Мере дрожала в его руке, он поднес ее к голове Паавы, но отвел руку, потом снова приблизил, но так и не ударил Пааву. Хакавау только слегка прикоснулся мере к виску Паавы в том месте, где череп тоньше всего; умелый воин ловким ударом в это место сносит голову противнику. Мере поранила кожу, не повредив кость, и тонкая струйка крови побежала по лицу Паавы. Хакавау выдернул перья из волос Паавы, снял с его уха нефритовую подвеску и бросил на землю его плащ.
— Паава, настал конец твоему всевластию, — сурово проговорил он. — Твоя каракиа бессильна против моей. Я не убью тебя. Я покрою тебя позором. Помни о своем унижении, помни, что ты обязан мне спасением своей жизни. Отныне ты не тохунга и не рангатира. Теперь ты тутуа, низкорожденный. Отвечай, где Рона? — приказал Хакавау.
Развенчанный тохунга смиренно повел своего соперника к дому и проскользнул за дверь. Из дома вышла Рона. Она в самом деле была красавицей, желанной для каждого мужчины. У нее была светлая кожа, стройное тело, она двигалась легко и красиво, и в ее глазах светилось нежное пламя любви к молодому тохунге из Кафии.
Все остальные мужчины, которые мечтали о ней, погибли. Но какое значение имели эти беды — гибель молодых храбрых воинов, ласки ненавистного Паавы, долгая неволя, разлука с друзьями — какое значение имели все эти беды по сравнению с любовью мудрого, сильного, красивого, грозного, желанного Хакавау? Обрадованная встречей, Рона бросилась ему на шею, и Хакавау привел ее назад в родную па. Горе слилось с радостью, но в па еще оставались молодые люди, а это означало, что пройдет немного времени, и голые детишки будут бегать на марае и между домами в знак того, что к па возвращается былая сила.
Тот, кто кончал школу тохунг — фаре-маире, должен был доказать, что способен убить человека мыслью. После этого он получал звание тохунга фаифаиа. Чтобы получить более низкое звание, достаточно было убить мыслью собаку или птицу. Только тохунга фаифаиа, полностью овладевший всеми тайнами магии, обычно умел так искусно управлять своим разумом, что мог убивать мужчин и женщин.
Кохуру полюбил Титиа-и-те-Ранги, дочь Тафаки, тохунги из Уреверы, до того как выдержал это последнее испытание. Тафаки был знатоком магии, и люди боялись этого жестокого мстительного человека, потому что все знали, что Тафаки — тохунга фаифаиа. Кохуру сказал Тафаки, что хочет жениться на Титиа. Но старый тохунга с насмешкой заявил, что малолетний Кохуру не достоин его дочери и что он никогда не отдаст ему Титиа-и-те-Ранги.
Свет померк для Кохуру, он не знал, зачем ему жить, если нет у него Титиа. Кохуру решил стать достойным своей возлюбленной и доказать, что не уступает в могуществе тохунге из Уреверы. Он пошел к своему старому другу Татуа-нуи, обладавшему огромной маной, и рассказал о своей беде.
— Молодой ястреб может взлететь выше старого, — услышал Кохуру загадочные слова Татуа-нуи. — Поживи со мной три месяца, тогда увидим, на что ты способен.
Кохуру обрадовался: он был уверен, что Татуа-нуи откроет ему все тайны магии. Кохуру не знал, каким злобным может стать сердце тохунги фаифаиа, до какого бесчестья он может дойти. А Татуа согласился помочь своему молодому другу, потому что понял: Кохуру обладает огромной душевной силой. Татуа не сомневался, что сумеет ее использовать.
Через три месяца Татуа сказал Кохуру:
— Теперь ты все знаешь. Настало время доказать это на деле. Я испытаю тебя в Манукау. Будь осторожен, постарайся не нарушить ни одного табу, иначе ты обидишь своего атуа. Чтобы приготовиться к предстоящему испытанию, мы не должны есть, пока не дойдем до Манукау.
Татуа-нуи и Кохуру отправились в путь, но к этому времени Кохуру уже научился хитрить и обманывать — он постиг тайны магии и стал другим человеком. В чем-то он уже превзошел своего учителя, и душа его была полна коварства. До Манукау было далеко, и, хотя Кохуру знал, как опасно нарушать табу, он не хотел пускаться в такое трудное путешествие без запаса еды. Поэтому он спрятал под плащом только что срезанную ветку и пучок корней папоротника, к которым не прикасалась рука человека. Корни папоротника были привязаны к ветке.
Старый тучный Татуа-нуи с трудом передвигал ноги. На первой стоянке Кохуру воткнул ветку в землю, пучок корней повис в воздухе, и Кохуру мог грызть корни, не прикасаясь к ним руками.
Второй день путешествия оказался еще мучительнее для Татуа-нуи, потому что к усталости прибавились голод и жажда. На третий день Татуа-нуи совсем изнемог. Он ослабел от голода и жажды, а солнце палило все безжалостнее, потому что они приближались к безлесной Тамаки. Наконец Татуа-нуи со стоном опустился на землю.
— Подойди поближе, Кохуру, — прошептал он. — Я не могу больше идти. У меня не хватило сил дойти до Манукау, мой атуа сказал, что я умру здесь, на этом самом месте. Ты сделаешь то, что я задумал, и мой дух поможет тебе. На берегу гавани Манукау ты найдешь па, где живет Матуку. Это мой давний враг. Много лет тому назад я привел отряд воинов — тауа к его па в надежде застать Матуку врасплох. Я не знал, что Матуку каждое утро взбирается на холм позади своей па. С вершины холма он видит, приближается враг к его па или нет. В тот раз Матуку произнес заклинание, от которого мои воины обратились в бегство и погибли. Вот что случилось с моим отрядом. Никого, кроме меня, не осталось в живых. Я привел тебя сюда, чтобы ты помог мне убить тохунгу, но теперь тебе придется сражаться с ним в одиночку. Я начинаю долгий путь в Реингу, а ты должен в одиночку убить тохунгу. Помни, сын, чему я тебя научил, и будь тверд.
На следующее утро Кохуру проснулся и увидел, что Татуа-нуи мертв. Кохуру подкрепился едой и питьем и, не оглянувшись на своего спутника, продолжал идти вперед, пока не дошел до того места, откуда мог оглядеть па, где жил Матуку, так, чтобы тот его не заметил. Кохуру провел ночь в этом укрытии и увидел, как тохунга поднялся на холм посмотреть, не появились ли чужие на его земле. Высокий, прямой, он стоял в лучах восходящего солнца, будто нарочно подставлял себя под удар. Кохуру собрал все силы зла в своей душе и метнул их в ничего не подозревавшего тохунгу. Тохунга вздрогнул и упал на спину, а в глазах Кохуру загорелся огонь торжества. Кохуру осторожно прокрался по лесу, обогнул деревню и вскарабкался на холм.
Мертвый тохунга лежал у его ног.
Кохуру с честью закончил обучение магии, он больше не боялся Тафаки. Вернувшись в Уреверу, он снова уговорил Титиа стать его женой. Кохуру нужно было только согласие ее отца. Он заговорил с тохунгой, не сомневаясь в успехе, но тохунга был по-прежнему неколебим.
— Моя дочь выйдет замуж за человека, к которому я могу относиться с уважением, — сказал Тафаки.
— За Матуку из Манукау ты согласился бы выдать Титиа?
Тохунга вспомнил былые времена, и его глаза заблестели.
— Да, — сказал он. — Я охотно отдал бы ему Титиа.
— Ничего не поделаешь, — сказал Кохуру. — Матуку мертв.
— Когда он умер? Что с ним случилось?
— Матуку враждовал с одним тохунгой, — начал свой рассказ Кохуру. — Тохунга победил Матуку, он наслал на него смерть, находясь от него на довольно большом расстоянии. Согласен ты отдать дочь этому тохунге?
— Ну-у… Если он сумел победить Матуку, значит, это достойный человек.
— Тогда посмотри на эти вещи.
Кохуру передал Тафаки таиаху, нефритовый тики и зуб акулы.
— Ты знаешь, чьи они?
— Да, знаю, это вещи Матуку. Откуда они у тебя?
— Я взял их, когда его душа отлетела от тела. Это я убил Матуку. И значит, я достоин быть мужем Титиа-и-те-Ранги. Я пришел за ней.
— А чем ты докажешь, что это ты победил Матуку?
— Вот доказательства. Ты держишь их в руке.
— Я не о том, — нетерпеливо прервал его Тафаки, — любой человек может представить такие доказательства, если у него достанет дерзости обобрать мертвого. Чем ты докажешь, что у тебя достало сил убить Матуку?
— Испытай меня, если не веришь.
— Испытаю, — сказал Тафаки. — Если ты не хвастаешься, а говоришь правду, моя дочь станет твоей женой. Как раз сейчас женщины кончают работу на участках, где растет кумара. Скоро они выйдут на тропу, которая ведет в па. Пусть твоя мана поразит первую женщину, которая ступит на тропу. Если она умрет к тому времени, когда мы подойдем к ней, ты станешь мужем Титиа.
Им не пришлось долго ждать; какая-то женщина уже приближалась к тропе. Кохуру собрал все свои силы и произнес заклинание, насылавшее смерть. Они увидели, как женщина ступила на траву и упала на землю, как упал Матуку несколько недель тому назад.
— Видишь, Тафаки! Вот тебе доказательство!
Кохуру побежал к тропе, пожилой тохунга старался не отставать от него. Кохура поднял тело женщины и перевернул лицом вверх, чтобы Тафаки увидел, что она мертва.
Так с помощью магии Кохуру получил то, что хотел. Женщина, которую он убил, была его невеста Титиа-и-те-Ранги.
В лесах Пукекохе водилось так много голубей, птиц туи и зеленых попугаев, что местные племена могли не бояться голода. Они хранили свой маури (Маури — чудодейственный камень, которому маори приписывали плодородие земли или изобилие птиц в лесу и потому прятали его в строго охраняемых тайниках.) на склоне холма в тайнике, о котором знало всего несколько человек. Но слава об их маури дошла до Уреверы. Молодой рангатира из Тухое объявил, что готов украсть маури и принести своим соплеменникам. Это было немыслимое дело, потому что вряд ли кто-нибудь согласился бы показать ему тайник, куда почти никому не было доступа.
— Наберитесь терпения, — сказал рангатира своим соплеменникам. — Я все обдумал, но мне нужно много времени.
Рангатира взял самую лучшую одежду, сокровища, которые хранились у него в семье, и ушел из дома. Он шел много дней и ночей, но в конце концов пришел в округ Пукекохе. Водной из самых больших каинг к нему отнеслись особенно благосклонно, потому что красивая одежда и сокровища, которые он нес с собой, привлекли внимание девушки знатного рода, Рангатира всячески выказывал ей свое расположение, добился ее согласия выйти за него замуж, и соплеменники жены предложили ему остаться в каинге. Рангатира принимал участие во всех работах и, когда настало время охоты на птиц, отправился в лес вместе с другими молодыми мужчинами. В лесу рангатира не переставал удивляться и радоваться: так много было птиц, так легко их было убивать, такие они были жирные и мясистые! Он выражал вслух свое восхищение, и охотники признались, что обязаны этим изобилием своему маури. А один из хранителей камня расхвастался и сказал, что если взобраться на некий холм и вытянуть руки с растопыренными пальцами, то дикие голуби кереру сами подлетят к охотнику и сунут головы между пальцев.
В ответ вождь из Тухое вежливо дал понять своему новому другу, что не поверит его словам, пока сам не увидит, как ловят птиц таким способом. Друг рассердился. Через несколько дней он подошел к рангатире и сказал:
— Если ты мне не веришь, пойдем со мной. Конечно, тебе трудно поверить, потому что ты здесь чужой, ты пришел из Уреверы, где о такой охоте и подумать нельзя. Хочешь пойдем вместе на этот холм, прямо сейчас?
Рангатира согласился, и мужчины пошли в лес. Они поднимались вверх по холму, а птицы прыгали с ветки на ветку на каждом дереве. В подходящем месте друг рангатиры остановился и протянул руки. Все произошло так, как он сказал: кереру подлетели, просунули головы между пальцами, и он сжал их шеи — птицы оказались в силке.
— Теперь веришь? — спросил он с торжествующей улыбкой.
— Верю, потому что сам видел. Твои руки, наверное, обладают чудодейственной силой. Это произошло благодаря твоей мане. Должно быть, в этом все дело, может быть, здесь, в лесу, вовсе нет никакого маури.
Слова рангатиры напугали его друга.
— Что ты, моя мана здесь ни при чем. В Пукекохе столько птиц только благодаря маури.
— Я тебе не верю.
— Ну хорошо. Если ты поклянешься никому ничего не говорить, я покажу тебе маури. Его не так легко найти, но он спрятан недалеко отсюда.
Молодой рангатира обещал сохранить тайну, и друг показал ему красное дерево — рата. В углублении между корнями дерева лежал камень. Рангатира смотрел на него и думал, сколько же он весит. Камень казался не очень легким, но, пожалуй, его можно было унести одной рукой. Рангатира никому не сказал, что видел маури, и продолжал жить в деревне. Месяц проходил за месяцем, пришла пора вновь наполнять амбары. Рангатира почти не принимал участия в охоте на птиц, он предпочитал ловить угрей и часто проводил на реке всю ночь. Он нарочно возвращался домой только поздно утром, чтобы люди в деревне привыкли к его ночным отлучкам.
Однажды вечером он взял свои нефритовые украшения, спрятал их вместе с сушеной кумарой в кармане на поясе и ушел, сказав, что идет ловить угрей. Рангатира направился прямо к дереву рата, поднял священный камень, положил в корзину, в которой обычно носил угрей, и отправился в далекий путь домой.
На заре охотники взяли копья и вышли из каинги, но, когда они вступили в лес, их поразила тишина. Ни одна ветка не дрожала на деревьях, ни одна птица не подавала голоса. В какую бы сторону они ни пошли, всюду встречала их та же загадочная тишина. С гнетущим чувством надвигающейся беды они подошли к заветному дереву и увидели, что маури исчез. Охотники вернулись в деревню. Они собрали всех мужчин и обнаружили, что рангатира из Тухое тоже исчез. Отряды мужчин обошли все места, где он обычно ловил угрей, но не нашли его. И тогда они догадались, что рангатира — хитрый вор, они поняли, что это он лишил их чудодейственного камня.
Два отряда — два тауа скоро напали на его след: один поплыл в лодке вверх по Уаикато, другой пошел по берегу. Правда, это был старый след. Рангатира проплыл вверх по Уаикато до Таупири. Там он бросил лодку и пошел пешком. Он пересек болота и вышел к хребту Маунгатаутари, но камень становился все тяжелее, и рангатира замедлил шаг. Дорога шла вверх, рангатира остановился и оглянулся назад. Преследователи будто знали, по какой дороге он пойдет: рангатира видел, что они нагоняют его.
Он поднял камень и побежал к Роторуа, но теперь до него уже доносились крики воинов, и вскоре они приблизились настолько, что он слышал хруст веток и топот ног. Перед ним лежало озеро. Рангатира понял, что не сумеет ускользнуть от врагов и принести камень своим соплеменникам. И тогда он решил, что маури, который он добыл с таким трудом, будет принадлежать ему одному и никому больше. Он обхватил камень обеими руками, бросился с обрыва в воду и в то же мгновение пошел ко дну.
С тех пор никто больше не видел ни рангатиру из Уреверы, ни маури из Пукекохе. Отряд преследователей печально вернулся в родные места, где почти не осталось птиц. Чудодейственный камень исчез, и эта утрата была невосполнима. С тех пор прекратилась охота на птиц с копьями и в Пукекохе люди уже не могли жить так счастливо, как прежде. Но говорят, что благодаря маури, излучающему свою благодатную силу сквозь воду озера, в лесах вокруг Роторуа, доходящих до Уреверы, птиц стало гораздо больше.
Хине-ту-а-хоанга, хранительница песчаника Фаиапу, завидовала Нгауе, хранителю драгоценного нефрита Поутини. Хине не могла не мучиться от зависти и ревности, пока Нгауе жил рядом с ней и владел сверкающим куском нефрита. Она наговаривала на него, распускала про него сплетни, и друзья начали коситься на Нгауе. Его жизнь стала невыносимой, и в конце концов Нгауе решил, что единственное спасение для него — это покинуть свой дом на Гаваики.
Нгауе сложил в лодку все, что нужно для долгого плавания, взял с собой Поутини и отправился в путь, сам не зная, куда плывет. Он был готов уплыть куда угодно, лишь бы избавиться от преследований Хине. Как только Нгауе отплыл от берега, взбалмошная Хине затосковала: она не могла смириться с тем, что никогда больше не увидит Поутини. Фаиапу и Поутини постоянно враждовали, но не могли жить друг без друга, потому что Фаиапу, песчаник, — это точильный камень, на котором точат наконечники из нефрита, Поутини.
Хине поспешно спустила лодку на воду и поплыла за своим врагом, чей парус она видела на горизонте. День за днем плыла Хине, пока Нгауе не высадился на острове Тухуа. Хине тоже высадилась на острове, но вскоре снова убедилась, что не может долго выносить присутствие Нгауе, а Фаиапу и Поутини не в состоянии мирно ужиться друг с другом. Нгауе взял Поутини и вновь поставил парус, а неугомонная Хине-ту-а-хоанга, коварная и завистливая Хине, продолжала преследовать его, пока он не приплыл к берегам Ао-Теа-Роа, земли, которую ни он, ни она никогда прежде не видели.
Перед ними лежала страна снежных гор, окутанных облаками, страна зеленых лесов, полных звонкоголосых птиц, и Нгауе решил, что здесь он сможет без помехи радоваться своему сокровищу, Поутини. Нгауе хотел положить конец распре между камнями и плыл, не останавливаясь, вдоль берега Ао-Теа-Роа. Наконец он подплыл к устью реки Арахуры и спрятал навеки свой бесценный нефрит. Нгауе опустил камень в торопливо бегущую реку, над которой шептались деревья, и холодная вспененная вода сомкнулась над ним.
Нгауе поплыл домой и увез с собой кусочек Поутини, потому что не мог расстаться со своим сокровищем.
— Что ты видел в далекой стране? — спросили его люди, когда он вернулся.
Нгауе улыбнулся и рассказал много удивительного о птицах моа, во много раз больше человека, о нефрите, погребенном в холодном горном потоке, о трубастых голубях, о белых цаплях необыкновенной красоты, о деревьях, усыпанных ярко-красными цветами, будто объятых пламенем. Нгауе вынул спрятанный кусок Поутини и сделал несколько наконечников и подвесок. Он рассказал своим соплеменникам, как много на Южном острове нефрита, который так их обрадовал.
Рассказы Нгауе передавались из уст в уста. Наверное, эти рассказы и привели маори в страну Ао-Теа-Роа.
Одно из распространенных названий нефрита — кахуранги. Слово это имеет много значений: бесценный дар, драгоценность, светящаяся гора, одеяние небес. Имя Кахуранги носила прославленная прародительница племени, которое шило на берегу залива Хаураки.
Потомки Кахуранги стали могущественным процветающим народом. Они хвастались силой своего семейного клана — хапу и считали, что достигли благоденствия благодаря собственной доблести. Из-за этого они перестали почитать богов и пренебрегали выполнением священных обрядов.
Кахуранги видела, как возгордился ее народ, и скорбела. Однажды она покинула свой дом на небесах и появилась под видом путника в одной из каинг. Тохунга и горстка верных ему людей еще соблюдали древние обычаи. Они пошли к реке вместе с Кахуранги и произнесли несколько заклинаний. В знак окончания церемонии приветствия тохунга ударил веслом по воде. В то же мгновение вспыхнул яркий свет, будто кто-то разложил костер, и со дна реки поднялась скала. Когда свет погас, Кахуранги исчезла, но скала, разделившая поток на два рукава, осталась.
Долгое время никто не осмеливался приблизиться к таинственной скале, которая, казалось, светилась изнутри. Как-то раз одна старая женщина, обладавшая, как считали в каинге, чудодейственной силой, осмелилась подойти к ней. Она даже прикоснулась к скале рукой. И в ту же минуту небо потемнело, раздался оглушительный удар грома, ветвистая молния разорвала тучи, ударила в скалу и скала исчезла. Вскоре тучи рассеялись, выглянуло солнце и осветило реку, которая катила свои воды, как катила их долгие годы до появления скалы. Вокруг все дышало спокойствием, и только у женщины невыносимо болела рука. Она пробралась сквозь кусты к мутной заводи, вошла в реку и, плеская воду на голову и тело, стала молиться богам. Боль прекратилась так же внезапно, как началась, и женщина почувствовала, что Кахуранги наградила ее маной — силой, дающей жизнь. Старая женщина прибежала назад в каингу и рассказала о том, что случилось, своим соплеменникам. Сначала они смеялись над ней, но, когда увидели, что она бегает быстрее любого мальчишки, поверили в чудодейственную силу, которой наделила ее Кахуранги.
А потом на племя посыпались беды. Несколько вождей вдруг заболели, от засухи и насекомых погиб урожай, враги совершили несколько набегов на каинги. Для могучего племени настали черные дни. Арики и рангатиры самого большого хапу пришли к одному прославленному тохунге и попросили его заступиться за них перед богами. Тохунга всю ночь молился, взывал к богам и произносил древние заклинания, которым научился еще в молодые годы. Странные переливы его голоса, который то поднимался, то падал, приводили в дрожь людей, лежавших у себя в фаре.
Утром тохунга созвал всех на марае.
— Боги сказали вот что, — торжественно начал он. — Завтра к нам придут гости. Люди из нашего племени. Среди них будет старая женщина по имени Токе-факатете, которая прошла в тени скалы Кахуранги. Это она — причина всех ваших несчастий. Боги сказали, что наша прародительница Кахуранги, из любви к нам, вновь вернулась на землю, чтобы избавить нас от гордыни и наставить на путь добра. Она приняла вид скалы, но эта старая женщина лишила скалу чудодейственной силы, и Кахуранги покинула нас. Частица ее маны перешла к Токе, но Токе — дурная женщина. Когда явятся гости, не спускайте с нее глаз. Ее рука хранит ману Кахуранги. Ночью Токе пойдет на реку, чтобы омыть ману, а после этого сядет на песчаном холме и будет выкладывать на земле круг из ягод. Как только она кончит, вы должны схватить ее, собрать ягоды и отвести ее в фаре, где горит огонь. Попросите, чтобы она открыла вам свою тайну. Если она не захочет, бросьте ягоды в огонь и держите ее за руку. Когда сгорит последняя ягода, вы увидите при свете пламени ману Кахуранги. Возьмите кусок коры с красного дерева рата и прижмите к руке Токе. Тогда мана перейдет к вам. Если вы сделаете все, что я сказал, и сбережете кору, хранящую ману, вы снова будете преуспевать во всех ваших начинаниях.
Тохунга поднял руки, благословил своих соплеменников и упал на землю. Когда люди приблизились к нему, они увидели, что боги взяли его душу к себе на небеса.
Соплеменники запомнили слова тохунги, и на следующий день, когда родные пришли к ним в гости, не спускали глаз с Токе-факатете. В сумерках, после того как последняя ягода вспыхнула в огне, мана Кахуранги перешла в кору раты и ее погребли в священной земле.
В ту же ночь арики призвал на совет всех старейших племени.
— Мне приснился сон, — сказал он. — Среди гостей есть вождь. Он должен жениться на моей дочери и увести ее к себе. Только тогда у нас снова будет достаточно еды и одежды. Ребенок, который у них родится, вернет нам ману Кахуранги и наше могущество.
На следующее утро арики умер, и свадебная церемония состоялась у его тела. Ночью дочь арики не могла найти себе места от тоски, и озабоченный молодой муж спросил, что ее тревожит.
— Мне приснился сон, — сказала она. — Дух отца предстал передо мной и сказал, что я должна выкопать кору раты.
Когда взошло солнце, муж и жена вместе с несколькими друзьями пошли собирать моллюсков и корни папоротника, чтобы принести их в дар богам. Потом осколком обсидиана молодой женщине остригли волосы, и густые пряди черных волос устлали всю землю вокруг нее. Наконец мужчины отрыли кору, подняли и положили на голову женщины. Она вскрикнула от боли, а когда кору сняли, оказалось, что остатки волос сгорели, и все увидели ее белый гладкий череп.
— Значит дух Кахуранги еще живет в коре, — прошептали мужчины и положили кору в старательно вырезанную ваку — ларец.
— Возьмите кору с собой, — сказали они. — Она защитит вас от беды и поможет в пути.
Мужчины вернулись в па, а вождь и его жена отправились в путь.
Они поднимались на горы, пересекали широкие равнины и ждали, чтобы боги подали им какой-нибудь знак. Измученная женщина заболела, но муж не мог найти воды, чтобы дать ей напиться. Ночь была темная, на расстоянии вытянутой руки ничего не было видно. Муж сидел рядом с женой, ему под руку попались камешки, и он стал нехотя бросать их куда придется. Некоторые камешки падали на землю с глухим стуком, другие задевали на лету ветки и листья, и вдруг мужчина услышал всплеск.
— Вода! — закричал он.
Как только вождь поднял жену на руки, луна вышла из-за склона горы и осветила небольшое озерцо, со всех сторон окруженное деревьями. Вождь положил жену на травянистый берег и окунул в воду ее голову. К женщине тут же вернулась бодрость, и она снова почувствовала себя здоровой и сильной. Тогда вождь и его жена бросили в воду пучок листьев дерева титоки в дар духу озера. Внезапно из расселины скалы пробился луч света и упал на их лица. Они попытались поднять ларец, но он стал таким тяжелым, что они не смогли сдвинуть его с места. Скала больше не светилась, луна спряталась за облака, и в темноте они услышали плач ребенка. Женщина сжала руку мужа и прошептала:
— Молись за меня богам. Женщина пошла по воде и остановилась у скалы, только что излучавшей свет. Взглянув вверх, она увидела лицо старого тохунги. Слезы бежали по его татуированным щекам, изрезанным глубокими морщинами.
— Дочь моя, твоя храбрость вознаграждена. В этом месте появилась на свет Кахуранги, это ее голос долетел до твоих ушей. Ее силы жизни переселились теперь в тебя. Горе и радость — все минет, и. наше племя вновь обретет могущество.
В па, где жил вождь, не устраивали ни пиров, ни празднеств. Дозорные на сторожевых башнях изо дня в день с тревогой смотрели вдаль, ожидая возвращения молодого вождя с женой. Все обрадовались, когда они появились, но люди почти не разговаривали друг с другом, потому что тень проклятия еще лежала на племени.
Через несколько дней в страшную бурю у дочери вождя родилась девочка. Шесть дней прожило это крошечное существо, и шесть дней ее крики заглушала буря, которой не видно было конца. На шестой день молния сверкала не переставая, и девочка, казалось, купалась в пламени, а на седьмой день малютка сказала:
— Не горюйте обо мне. Мои слезы будут вам защитой. Они покажут вам, как сильно я люблю свое племя.
После этого ее душа покинула тело, и боги взяли ее к себе. Мать подошла взглянуть на ребенка и увидела, что девочка исчезла. Но там, где прежде лежал ребенок, она нашла кусочек нефрита, похожего на слезу и прозрачного как вода священного озера. Камень назвали Кахуранги.
— Это дух нашей малютки и мана наших предков, — сказала сквозь слезы молодая женщина. — Сама Кахуранги явилась на землю в образе нашей малютки и принесла мир и процветание нашему племени.
Пока люди дорожат Кахуранги, племя хаурака будет процветать и их мана не иссякнет, потому что они пронесли ее сквозь горести, страдания и позор и вернули с помощью любви.
У Тамы-нуи-а-ранги было очень некрасивое, просто безобразное лицо. Говорили, что Тама любит бродить с места на место, не брезгует воровством и постоянно занят поисками новых рабынь. У него было несколько детей, еще совсем маленьких.
Однажды к нему в гости пришел вождь Ту-те-коропанго со своими воинами. Когда гости поели, начались танцы. Увы, Тама и его соплеменники, наряженные в юбки — маро из собачьих хвостов, выглядели такими жалкими рядом с гостями в ослепительных маро из ярко-красных перьев! Пристыженный Тама ушел в фаре и сидел в одиночестве. Но его жена Руку-тиа осталась на марае и не могла отвести глаз от красивых мужчин в нарядной одежде, в особенности от их вождя. Руку-тиа понравилась вождю, он тут же дал ей это понять, и она не осталась равнодушна к его пылким речам.
— У твоего мужа холодная морщинистая кожа, — сказал вождь. — Пойдем со мной, я буду о тебе заботиться.
Тама предавался горестным размышлениям у себя в фаре, а Ту позвал его детей и сказал, что уходит вместе с их матерью. Ту велел детям сидеть и ждать. И только когда отец выйдет из дома, сказать ему, что мать ушла к другому, более привлекательному мужу, а ему, Таме, нечего даже пытаться догонять ее, потому что он встретит слишком много препятствий на своем пути. На суше его ждут колючки и жгучие травы, непроходимые чащи и глубокие ущелья, на море подстерегают чудовища и бурные пучины. Вот что уготовил ему Ту-те-коропанго.
Выслушав рассказ детей, Тама-нуи-а-ранги погрузился в глубокое раздумье. Ту-те-коропанго прельстил Руку-тиа, потому что был красивее и привлекательнее Тамы. Тама решил вернуть жену, но он был не в силах бороться с препятствиями, воздвигнутыми с помощью колдовства. К тому же Тама знал, что, если даже он одолеет их, это ему все равно не поможет, пока его некрасивое лицо не станет другим.
Тама оставил детей дома и отправился в путь. Вскоре он встретил белую цаплю котуку и принял облик этой красивой птицы. Медленно взмахивая крыльями, Тама полетел в сторону Рарохенги и вскоре опустился на незнакомом озере среди холмов.
Его предки Ту-фенуа и Ту-маунга вместе со своей дочерью Те Кохи-ваи оказались поблизости и увидели птицу.
— Этой птицы прежде не было на озере, — сказал Ту-фенуа. — Посмотрите, у нее восемь изгибов на шее. Как бы узнать, кто к нам прилетел?
— Сплети амулет из травы — таматане, тогда мы узнаем имя незнакомца, — сказала дочери Ту-маунга.
Те Кохи-ваи сплела амулет и бросила в цаплю. Амулет обвился вокруг шеи птицы. Те Кохи-ваи приблизилась к птице и повела ее к родителям. Пока они шли, птица превратилась в мужчину, и когда Тама-нуи-а-ранги предстал перед своими предками, те сразу узнали его. Тама не мог отвести взгляд от их лиц, потому что у его предков была татуировка жителей нижнего мира. Такая татуировка наверняка вернула бы ему благосклонность жены, Тама сразу это понял и попросил предков украсить его лицо. Они с готовностью нарисовали на его лице красивые завитки и плавно изогнутые линии. Тама взглянул на свое отражение в воде и обрадовался, но после купания в озере от узора не осталось и следа. Предки снова украсили лицо Тамы, Тама выкупался, и узор снова исчез.
— Почему ваша татуировка остается на лице, а моя так легко смывается? — с досадой спросил он.
— Мы не можем сделать тебе несмываемую татуировку, — сказали Ту-фенуа и Ту-маунга. — Такую татуировку умеют делать только Тока и Ха, другие твои предки, они живут у стражей нижнего мира. Тока и Ха обучались этому искусству, у них есть нужные инструменты и краски.
Немало дней провел Тама в пути, но в конце концов нашел Току и Ха и попросил их сделать несмываемую татуировку. Они отговаривали Таму: говорили, что ему будет очень больно, что это тяжелое испытание, во время которого он может даже умереть. Тама указал Токе и Ха на их собственную татуировку, которая почему-то не отняла у них жизни. Против этого Тока и Ха ничего не могли возразить. Они только сказали Таме, что боль покажется ему куда страшнее смерти. Но Тама хотел во что бы то ни стало украсить лицо несмываемым узором, и мастера взялись за работу. Таме было так больно, что он часто впадал в беспамятство. Один раз в минуту просветления он простонал:
— О Тока! О Ха! Мне очень плохо.
— Это не мы причиняем тебе боль, — сказали Тока и Ха, — это игла.
Тока и Ха довели работу до конца и отнесли Таму в фаре, где он пролежал у костра несколько дней, пока не поправился. И вот невзрачный уродливый Тама стал настоящим красавцем. Теперь любая женщина с радостью назвала бы его своим мужем.
Тама еще раз выкупался в озере и убедился, что узор на лице не боится воды. Тогда он заторопился к детям, а они так обрадовались красивому лицу отца, что собрали ему букет душистых цветов.
Но Тама недолго оставался с детьми. Прошло немного времени, и он отправился на поиски жены. Перед уходом из дома Тама измазал лицо грязью и золой, чтобы никто не увидел его татуировки. Он взял с собой деревянный нож маипи, острый кремень, несколько пучков душистого мха и решил одолеть преграды, которые воздвиг на его пути Ту-те-коропанго. Заклинания помогали Таме сдвигать горы, с помощью ножа маипи он прорубал путь сквозь колючий кустарник и куманику в густом лесу, а там, где маипи оказывался бессильным, пускал в дело острый кремень.
На долю Тамы выпало много приключений.
В Поу-тири Тама встретился со своим рабом Тиму-аки, который принес ему еды. Тама произнес заклинание, и раб превратился в гору, которая с тех пор так и называется Тиму-аки. Некоторое время Тама прожил в пещере недалеко от этой горы.
Потом Тама в одиночестве отправился дальше. Он встретил нефрит, живой, похожий на человека. Тама убил его и повалил на землю. Но нефрит раскололся на куски и разлетелся во все. стороны, из-за чего его теперь находят в разных местах.
Наконец Тама вышел на берег океана и увидел каингу Ту-те-коропанго. Соплеменники Ту-те-коропанго рубили дрова на опушке леса. Тама подошел поближе и спросил, зачем им столько дров. Тама был такой жалкий, такой грязный, что они приняли его за раба, но все-таки сказали ему, что готовят дрова для костров, потому что вечером Руку-тиа, жена Ту-те-коропанго, будет развлекать их танцами. Покончив с дровами, они позволили Таме пойти вместе с ними. После вечерней трапезы Тама сел в темном углу большого дома.
Все молча ждали появления Руку-тиа. Жена Ту явилась в богато украшенной юбке — маро. Как только она вышла на середину круга между кострами, Тама тихонько произнес заклинание, и его жена начала безудержно проливать слезы. Наконец, она опустилась на корточки, вытерла слезы и опять встала. Но в ту же минуту слезы снова полились у нее из глаз. Раз за разом повторялось одно и то же. Собравшиеся зашептались, Ту рассердился, но ничего не мог поделать. Он тряс Руку-тиа и под конец начал ее бить. А она все плакала и плакала, пока костры не догорели и люди не стали укладываться спать. Только тогда Ту-те-коропанго понял, что Руку-тиа не в силах танцевать, и разрешил ей лечь.
Тама произнес другое заклинание, и люди в доме погрузились в беспробудный сон. Как только Тама убедился, что все спят, он вынул из-под мышки пучок мха и развязал его. Приятный запах распространился по дому. Руку-тиа села и сказала:
— Ах, как приятно пахнет!
Потом взглянула на Таму и спросила:
— Тебя послал мой муж Тама-нуи-а-ранги?
Тама спрятал ароматный мох и развязал другой пучок, с неприятным запахом. Руку-тиа наморщила нос от отвращения. Тама снова достал ароматный мох, и Руку-тиа снова спросила, не посланца ли Тамы видит она перед собой. Ту-те-коропанго проснулся от звука ее голоса, он услышал имя Тамы и рассердился.
— Что ты болтаешь! Я воздвиг на его пути столько препятствий, что ему никогда их не одолеть.
Руку-тиа обиделась.
— Глаза этого жалкого раба напомнили мне о муже, — сказала она сердито.
Ту что-то проворчал и снова заснул, Руку-тиа тоже легла на свою циновку.
Тама тихонько выбрался наружу. Он спустился на берег, вошел в воду и смыл грязь с лица. Потом завязал волосы, надел самый красивый плащ, вернулся назад и сел возле фаре. Он снова произнес заклинание, но на этот раз другое, потому что хотел заставить жену выйти из дома. И действительно, подчиняясь какой-то неведомой силе, Руку-тиа открыла дверь и вышла. Вдруг она почувствовала, что кто-то дернул ее за маро.
Руку-тиа оглянулась и увидела красивого молодого мужчину с узорной татуировкой. Мужчина сидел, прислонившись к стене дома, на нем был нарядный плащ. Руку остановилась и пристально посмотрела ему в лицо, потом вдруг отступила назад и крикнула:
— Тама, мой муж!
Тама усадил ее рядом, и они зашептались.
— Возьми меня с собой, — просила Руку-тиа. — Ту — жестокий мстительный человек. С тех пор как он заполучил меня, я ему больше не нужна. Он плохо со мной обращается, ты сам видел. Я знаю, что поступила нехорошо, когда оставила тебя. Возьми меня с собой, прошу тебя.
— Ты предпочла Ту мне, своему мужу, — не соглашался Тама. — Ты ушла к нему по своему желанию, ты не пожалела меня. Ты сама так решила. Теперь ты должна оставаться с Ту-те-коропанго.
Руку-тиа уткнулась головой в колени и тихонько заплакала. Тама встал и посмотрел на нее.
— Жди, — сказал он, смягчившись. — Наберись терпения и жди. Однажды утром ты увидишь в море парус моей лодки. Ты должна каждое утро смотреть на море. Когда увидишь парус, влезь на крышу амбара и крикни так громко, чтобы все слышали:
— Вон плывет мой муж, Тама-нуи-а-ранги!
Руку-тиа подняла голову, но ее муж уже ушел.
Тама вернулся домой и приготовил все необходимое для морского плавания. Тама знал, что Ту-те-коропанго заставит таниф и других морских чудовищ напасть на его лодку, но на этот случай он захватил только золу и толстое бревно. Гребцы заняли свои места, и Тама отправился в путь. Вскоре на его лодку напали танифы. Тама высыпал в море столько золы, что вода потемнела и танифы не могли разглядеть, где лодка. Тогда Тама бросил за борт бревно, поставил парус, и лодка заскользила по волнам, а морские чудовища сражались с бревном и думали, что это лодка Тамы.
Тама плыл всю ночь и на рассвете увидел землю. В то утро Руку-тиа рано поднялась на крышу амбара и вдруг увидела белый парус.
— Вон плывет мой муж Тама-нуи-а-ранги! — закричала она.
Соплеменники Ту услышали ее крики и вышли из фаре. Пока они бегом спускались к морю, лодка приблизилась к берегу. Те, кто толпились у воды, без труда разглядели Таму-нуи-а-ранги, который стоял среди гребцов. Глубокие борозды его красивой татуировки были хорошо видны в лучах солнца. На его плечах был плащ из ярко-красных перьев.
— Ту! — закричали люди на берегу. — Тама приплыл!
Но Ту-те-коропанги и не подумал встать с циновки. Он не поверил своим соплеменникам, потому что не сомневался, что его мана закрыла Таме все пути с суши и с моря.
Тама велел Руку-тиа сесть в лодку. Сбросив плащ, Руку-тиа бросилась в воду и поплыла к нему. Тама перегнулся, схватил ее за волосы и одним ударом отсек ей голову. Потом он швырнул ее тело в лодку и поплыл домой.
Когда путешественники вернулись к себе в па, Тама завернул тело жены в плащ, положил в деревянный ящик и похоронил у стены своего фаре.
Плохие времена настали для Тамы. День за днем он сидел в своем опустевшем доме и думал о погибшей жене. Так прошла зима, наступила весна. На деревьях туту появились новые побеги. И вот однажды Тама услышал жужжание. Это пела трупная муха. Тама прислушался:
— У-м-у, пусть мне отсекли голову, у-м-у, — пела муха.
Тама понял, что в этой песне кроется особый смысл. Он приказал вынуть из земли ящик с телом жены. А когда ящик открыли, Тама увидел Руку-тиа, живую и невредимую. Она смотрела на мужа и улыбалась.
Рона была очень красивая, и муж горячо любил ее. Но они часто ссорились, потому что Рона то и дело сердилась и давала волю своему языку.
Однажды муж сказал Роне:
— Сегодня будет лунная ночь, в такую ночь хорошо удить рыбу. Я возьму мальчиков и поплыву подальше, до острова, там всегда много рыбы. Мы вернемся только завтра вечером, раньше нас не жди. Зато привезем хороший улов. Смотри, чтобы к нашему возвращению еда была готова.
На следующий день Рона приготовила печь и стала поджидать мужа и сыновей. Когда тени удлинились, она разожгла костер. Рона так хорошо рассчитала время, что раскаленные камни засветились в темноте, как раз когда до нее долетела песня спешивших домой рыбаков. Рона уже собралась положить еду в печь, как вдруг увидела, что в кувшинах нет воды. А ей нужно было вылить воду на раскаленные камни, чтобы на пару сготовить пищу.
Песня звучала все громче над затихшим морем, и Рона знала, что мужчины рассердятся, если еда не поспеет, потому что они долго довили рыбу и сильно проголодались.
Источник был недалеко. Рона схватила кувшины и побежала. Уже совеем стемнело, но на небе сияла полная луна, и Рона хорошо видела тропинку, залитую лунным светом. Вдруг случайное облачко закрыло луну. После яркого света Рона оказалась в темноте и потеряла тропинку. Она споткнулась о корень, пошатнулась и, пытаясь устоять на ногах, ударилась о скалу и разбила подбородок.
Роне было очень больно, она рассердилась на луну за то, что та перестала освещать ей путь, и крикнула:
— Вареная башка!
Луна услышала эти оскорбительные слова — это злобное проклятие! — и спустилась на землю (Маори считали голову священной частью тела, поэтому употребление эпитета «вареная», низводившее голову до обычной пищи, воспринималось как угроза и тягчайшее оскорбление.). Она схватила Рону и потащила на небо. Тогда Рона, спасая свою жизнь, уцепилась за ветку дерева нгаио. Но кому под силу сражаться с богами? Луна вырвала с корнями дерево, за которое в отчаянии цеплялась Рона, и унесла женщину вместе с деревом. С тех пор Рона живет на луне, и каждый может увидеть, что она держит в руках два кувшина и дерево нгаио, которое донесла до своего нового дома.
Нерадостным оказалось возвращение мужа и детей с рыбной ловли. Огонь еще мерцал в уму, сырая пища лежала рядом с печью, а Роны нигде не было. Только взглянув на ночное небо, муж и сыновья поняли, что длинный язык Роны в конце концов вывел богов из терпения. На круглолицей луне они увидели Рону с нгаио и двумя кувшинами.
«Помните, как дурно поступила Рона!» — говорится в старой поговорке маори.