Рассказывают, будто в старину не знали, как по животным счет годам вести. Этому научил людей сам Юй-ди, Нефритовый владыка. Вот для чего он однажды и призвал в свой Небесный дворец всех зверей и птиц. В те времена кошка с мышью в большой дружбе были и жили вместе, словно сестры. Обрадовались они, что приглашение в Небесный дворец получили, и сговорились идти вместе.
Всем известно, что кошки поспать любят. Знала за собой эту слабость и наша кошка, а потому решила загодя с мышью договориться.
— Ты ведь знаешь, сестрица мышь, как я люблю поспать, — вежливо начала она. — Разбуди меня, пожалуйста, завтра, когда придет время во дворец отправляться.
Ударила себя мышь лапкой в грудь и пообещала:
— Я непременно разбужу тебя! Спи, ни о чем не тревожься!
— Благодарю! — сказала кошка, почистила усы и, ни о чем не тревожась, уснула.
На другое утро мышь поднялась чуть свет. Она и не подумала разбудить кошку. Поела и одна отправилась в Небесный дворец.
А теперь расскажем о драконе, который жил в пучине. Он тоже получил приглашение во дворец.
«Уж кого-кого, а меня непременно выберут», — решил дракон. И верно. Вид у него и впрямь был воинственный: панцирь на теле так и сверкает, под носом усы торчком торчат. Один только был у него недостаток — голова голая, ничего на ней не растет. «Вот бы мне рога раздобыть, тогда никто бы со мной в красоте сравниться не смог!» Подумал так дракон и решил занять у кого-нибудь на неделю рога.
Только высунул он голову из воды, глядь — на берегу петух. Грудь выпятил и важно так расхаживает. В те времена у петухов огромные рога были. Обрадовался дракон, подплыл к берегу и говорит петуху:
— Дядюшка петух, а дядюшка петух, одолжи мне свои рога, я завтра с ними в Небесный дворец пойду.
— Ай-я! Братец дракон! — ответил петух. — Уж ты меня извини, но я тоже завтра в Небесный дворец пойду.
— Тебе, дядюшка петух, такие большие рога совсем не идут, голова у тебя чересчур мала, отдай их лучше мне. Взгляни-ка! Мне они в самый раз!
Случилось так, что в это время из расщелины сороконожка выползла. А сороконожки любят нос в чужие дела совать. Услышала сороконожка слова дракона и говорит:
— Дядюшка петух, а дядюшка петух! Одолжи братцу дракону рога, ну хоть на разок. А если боишься, я готова за него поручиться. Ну что, одолжишь?
Петух согласился. Ведь сороконожка поручилась за дракона. А он, петух, и без рогов собой хорош.
Пожаловали на следующий день все звери да птицы в Небесный дворец. Собралось их великое множество. Вышел к ним Нефритовый владыка и говорит:
— Отныне счет годам вести будем по зверям и птицам. А по каким — вы сами назовите.
И назвали звери вола, лошадь, барана, собаку, свинью, зайца, тигра, дракона, змею, обезьяну, петуха и мышь.
Почему именно их выбрали тогда звери — никто не знает. Почему петуха, а не утку? Тигра, а не льва?
Итак, выбрали всего двенадцать зверей. Выбрать-то выбрали. А как их по порядку расставить? Тут-то и пошли споры да пересуды.
— Самый большой из вас вол, пусть он и будет первым, — сказал Нефритовый владыка.
Все согласились, даже тигр. Но тут вдруг мышка-малышка подняла лапу и говорит:
— А я разве не больше вола? Отчего же тогда, завидев меня, все кричат: «Ай-я! Какая громадная мышь!»? Но никто никогда не сказал: «Ай-я! Какой громадный вол!» Выходит, люди считают, что я больше вола!
Дивился Нефритовый владыка:
— А ты правду говоришь? Что-то я не верю!
Тут обезьяна и лошадь в один голос закричали, что мышь просто-напросто врет. Однако мышь как ни в чем не бывало отвечала:
— Не верите? Давайте проверим!
Петух, баран, собака и заяц согласились.
— Давайте проверим, — сказал и Нефритовый владыка.
Отправились звери к людям.
И что бы вы думали? Все случилось точь-в-точь, как говорила мышь.
Когда мимо людей вол проходил, все наперебой хвалили его: «Какой хороший, какой тучный!» Только никто не сказал: «Какой громадный!» А хитрая мышь тем временем взобралась волу на спину, встала на задние лапки. Увидали ее люди и как закричат:
— Ай-я! Какая громадная мышь!
Услыхал это Нефритовый владыка собственными ушами, нахмурил брови и говорит:
— Ладно! Раз люди считают, что мышь больше вола, пусть вол уступит ей первое место. А сам пусть будет вторым.
На том и порешили. Вот отчего и поныне счет ведут с года Мыши, а уж потом идет год Вола.
Воротилась мышь домой рада-радехонька, что первая среди зверей оказалась, гордится, важничает. А кошка только-только глаза продрала, увидела мышь и спрашивает:
— Что же ты молчишь, сестрица мышь? Разве не велено нам сегодня во дворец пожаловать?
— Ты все еще почиваешь? А я уж из дворца воротилась. Двенадцать зверей выбрали, чтобы по ним счет годам вести, и я среди них первая!
Удивилась кошка, раскрыла широко глаза и спрашивает:
— Отчего же ты меня не разбудила?
— Забыла! — как ни в чем не бывало ответила мышь.
Разозлилась кошка, усы у нее торчком, да как закричит:
— Дрянь паршивая! А я еще тебе поверила, уснула, ни о чем не тревожась! Не ты ли обещала меня разбудить? Я знаю! Ты хотела навредить мне. Ну, погоди! Я с тобой рассчитаюсь!
Мышь вины за собой не признала и говорит:
— Что зря шуметь! Не разбудила — значит, не захотела. Это уж дело мое. Я тебе не служанка!
Кошка так и вскипела: задышала тяжело, оскалила зубы, бросилась на мышь и перегрызла ей горло — мышка только пискнуть успела да дернуть задними лапками.
Так и остались с тех пор кошка да мышь лютыми врагами.
А теперь расскажем о петухе. Вернулся он домой грустный-прегрустный и думает: «Нефритовый владыка потому дракона впереди меня поставил, что рога у него на голове были мои». И решил петух непременно отобрать у дракона свои рога.
Подошел он к пучине, смотрит — дракон весело резвится в воде. И сказал тогда петух дракону очень вежливо:
— Братец дракон! Верни мне, пожалуйста, мои рога!
Дракон удивился, но ответил с достоинством, не горячась:
— А, это ты, дядюшка петух! Да зачем тебе рога? По правде говоря, ты без них куда красивее. А мне твои рога уж очень кстати!
— Кстати они тебе или некстати — дело не мое, — невесело ответил петух. — Раз взял — надо отдать.
Дракон ничего не ответил. Подумал немного, потом вдруг почтительно поклонился петуху и говорит:
— Ты уж не взыщи, дядюшка петух! Время позднее, пора и отдохнуть. А об этом мы с тобой в другой раз поговорим.
Не успел петух и рта раскрыть, как дракон под водой скрылся. Разъярился тут петух, захлопал крыльями и как закричит во все петушиное горло:
— Братец дракон, отдай мне рога! Братец дракон, отдай мне рога!
Но дракон о ту пору уже крепко спал на самом дне пучины и ничего не слышал.
Долго кричал петух, охрип и совсем из сил выбился. Делать нечего. Решил он отыскать сороконожку. Ведь она тогда за дракона поручилась.
Отыскал петух сороконожку на груде камней, рассказал ей все по порядку и говорит:
— Госпожа сороконожка, вы поручились за дракона и не можете так оставить это дело.
Подняла сороконожка голову, помолчала и наконец медленно проговорила:
— Вернет тебе братец дракон рога. А не вернет — так и будет! Сам посуди! Не могу же я найти его на дне пучины!
Петух со злости даже покраснел.
— Какой же ты поручитель! Нечего тогда соваться в чужие дела. Беда случилась, а тебе хоть бы что!
— Не возводи, дядюшка петух, на меня напраслину, — стала оправдываться сороконожка. — Ты сам отдал дракону рога. А я просто так за него поручилась. Кто бы мог подумать, что братцу дракону доверять нельзя? Знай я это раньше, не стала бы за него ручаться.
— Что же теперь делать? — спросил петух, смиряя гнев.
— Я ведь сказала, что делать. Признать, что тебе не повезло, если дракон так и не отдаст рогов. Сам виноват. Прежде чем отдавать, надо было хорошенько подумать.
— По-твоему, я сам виноват? — Петух выпучил глаза, выпятил грудь и стал наступать на сороконожку.
— Сам виноват, сам виноват, надо было хорошенько подумать, — ни жива ни мертва твердила сороконожка.
Еще пуще покраснел петух, вытянул шею, клюнул сороконожку в голову. Раз-другой мотнул головой, сороконожку живьем проглотил.
С тех пор петухи каждое лето клюют во дворе сороконожек. А по утрам, только начнет светать, кричат во все горло:
— Лун-гэгэ, цзяо хуань во! Братец дракон, отдай мне рога!
В незапамятные времена в неведомом краю высилась громадная гора, а на той горе причудливые камни друг на дружку громоздились. На вершине горы в черной-пречерной пещере жил огромный тигр: шкура пятнистая, глаза выпуклые, на лбу белая мета, а силищи такой, что никто сравниться с ним не мог. Зарычит тигр сердито — земля задрожит, горы закачаются. У подножья горы в бездонной зеленой пучине громадная черепаха жила. Рассердится черепаха, ударит панцирем по воде — забегают, закружатся волны. Вытянет она шею — еще больше станет, в целый чжан[1] с лишком. А на самой середине горы росла сосна в несколько десятков чжанов высотой. Вся искривилась, изогнулась — тысяча лет ей. Изо всех сил старалась старая сосна пошире раскинуть свои ветви — боялась, как бы молодые деревья рядом с ней не выросли.
Хотя тигр жил на самой вершине горы, а черепаха — в глубоком омуте, были они неразлучными друзьями. Не увидятся день, другой — печалятся, трех дней не пройдет — бегут навестить друг дружку. То тигр спустится с горы, то черепаха на вершину поднимется. И всякий раз проходили они мимо старой сосны, частенько о ее здоровье справлялись.
— У-у, э-э, — шумела в ответ сосна, а сама втайне завидовала друзьям.
Не по нутру было ей могущество тигра, не по нраву сила черепахи, но пуще всего досаждала сосне их крепкая дружба. Давным-давно замыслила сосна разлучить неразлучных друзей, вражду посеять между ними, да все прикидывала, как это сделать. И придумала наконец. Только, пока она думала, засохла наполовину и почернела, а иглы ее желтыми стали.
Как раз в ту пору черепаха отправилась на гору проведать своего друга тигра. Добралась она до сосны и только было хотела поздороваться, как вдруг слышит — сосна ее спрашивает:
— Куда путь держишь, сестрица черепаха?
— Иду навестить старшего брата тигра, — отвечает черепаха.
Вздохнула тут сосна, да так тяжко. Подивилась черепаха и спрашивает:
— Ты что это вздыхаешь, сестрица сосна?
А сосна опять тяжко вздохнула и говорит:
— Не советовала бы я тебе ходить к тигру.
Пуще прежнего удивилась черепаха и снова спрашивает:
— Отчего же это ты не советуешь мне идти к тигру?
— Знала бы ты, — тихонько промолвила сосна, — как вчера на вершине горы он тебя поносил, уши бы мои не слушали.
— Как же он меня поносил? — стала допытываться черепаха.
— Могу сказать, а ты не рассердишься? — еще тише, чтобы никто не услышал, спросила сосна. — Так вот, обозвал он тебя головастиком, грозился, как придешь ты к нему, изгрызть твой панцирь и выпить твою желчь.
Услыхала это черепаха, высунула голову и в дикой ярости поползла обратно в свой омут.
А тигр ждал ее, ждал в пещере да и говорит сам себе:
— Что это сестрица черепаха не идет?
Вышел тигр из своего логова, огляделся вокруг: нигде не видать черепахи. «Пойду-ка сам проведаю ее». Решил так тигр и помчался вниз с горы.
Вдруг слышит — сосна его спрашивает:
— Куда путь держишь, братец тигр?
Отвечает ей тигр:
— Да вот, не дождался я черепаху и сам решил ее проведать.
Вздохнула тут сосна, да так тяжко.
— Ты что это вздыхаешь, сестрица сосна? — подивился тигр.
А сосна опять тяжко вздохнула и говорит:
— Не советовала бы я тебе ходить к черепахе.
Пуще прежнего подивился тигр и снова спрашивает:
— Отчего же это ты не советуешь мне идти к черепахе?
— Знал бы ты, — тихо промолвила сосна, — как она тебя только что здесь поносила, уши бы мои не слушали.
— Как же она поносила меня? — стал допытываться тигр.
Тогда сосна еще тише, чтобы никто не услышал, ответила:
— Обозвала она тебя поганым тигренком. Грозилась, как придешь ты к ней, вгрызться зубами в твои когти, стащить тебя за лапы в воду и утопить.
Услыхал это тигр, рассердился, хвостом махнул и обратно побежал.
Много воды с тех пор утекло, а тигр с черепахой так и не встретились больше. Да только горячий был у тигра нрав. Как вспомнит про черепаху, так злость его разбирает. Не стерпел он однажды, выскочил из пещеры и побежал к омуту.
А сосна рада-радехонька, чуть не смеется. Бежит тигр к омуту и ругается:
— Вот я тебе покажу, черепашье отродье, ты когти грозилась изгрызть да за ноги меня в омут стащить?
Высунулась тут черепаха из воды и тоже давай ругаться:
— Вот я тебе покажу, поганый тигренок, ты панцирь мой грозился изгрызть да желчь мою выпить?
Ругались они ругались да так распалились, что принялись драться. Только ни одному на ум не пришло правду от неправды отличить. Вцепилась черепаха зубами в тигриную лапу и в омут его стащила. А тигр вонзил клыки в черепаший панцирь и хоть умрет — не отпустит. Немного времени прошло, испустила дух черепаха, тигр водой захлебнулся.
На другое утро шел мимо омута юноша. Видит — на поверхности тигр с черепахой дохлые плавают. Позвал юноша людей, и решили они тигра с черепахой в деревню к себе отнести. Стали судить да рядить — откуда столько дров раздобыть, чтобы тигра с черепахой сварить. Услыхал это юноша и повел людей с топорами и пилами на гору.
Дошли до середины горы, где старая сосна стояла, посмотрел на нее юноша и говорит:
— Сосне этой, почитай, тысяча лет. Она уже наполовину высохла. Сама не растет и молодым деревьям расти не дает. Что ее жалеть? Срубим — на костер дров хватит.
Принялись все дружно за работу и повалили старую сосну.
Вот какую рассказывают историю.
Жил в старину бедный старик со своей слепой старухой. Детей у них не было, только собака да кошка. Дружно жили звери, так и ходили друг за дружкой, как тень за человеком, и хозяевам верно служили. Уйдет старик из дому, они со старухой дом стерегут, чужого близко не подпускают. Пуще сокровища берегли старики своих любимцев, не били, не ругали. С собакой и кошкой жилось им, горемыкам, не так тоскливо.
Пошел как-то старик в горы травы накосить. Идет обратно, смотрит — лежит на земле черная змейка, видать, оголодала, с места двинуться не может. Пожалел старик змейку, спрятал за пазуху, пошел своей дорогой. Пришел домой, выходил змейку, откормил. Но вот однажды говорит ей старик:
— Иди-ка ты из нашего дома, змейка. Рис у нас перевелся, травы больше нет — нечем нам тебя кормить!
Кивнула змейка головой и говорит:
— Добрый дедушка, если б не ты, умерла бы я с голоду. Да вот не знаю, как отблагодарить тебя. Только и есть у меня что собственный хвост. Возьми его, положи в деревянную шкатулку и схорони подальше, чтобы никто чужой не увидел. А как понадобятся деньги, потряси — посыплются из хвоста монеты.
Согласился старик. И только отрубил у змейки хвост, как она исчезла. Положил старик змеиный хвост в деревянную шкатулку, шкатулку закопал за кухней, куда никто чужой не заглядывал.
Только переведутся у стариков деньги, выкопают они заветную шкатулку, достанут змеиный хвост, потрясут, на пол медные монеты со звоном посыплются. Соберет старик монеты, отправится на базар, купит масла, соли, риса, хвороста. Вернется домой, еду варит. Сварит и разделит на четыре части: одну — старухе, другую — собаке, третью — кошке, а четвертую — себе. Так и жили они, не ведая нужды.
Но вот однажды постучался к старикам бродячий торговец. Боязно ему было одному темной ночью по дороге идти, вот и попросился заночевать. Впустил его старик.
А на другой день, еще до рассвета, прошел старик тихонько за кухню, достал из шкатулки змеиный хвост, потряс его. И на землю медяки посыпались. Только и слышно: цзян-цзян-хуа-лан. Торговец все это через окно видел. Только ушел старик из дому, как он тотчас же вскочил, откопал драгоценную шкатулку, сунул в корзину, поднял коромысло и ходу.
Вернулся старик домой, а старуха плачет, да так жалобно. Спрашивает старик:
— Какая беда приключилась?
А старуха отвечает:
— Шкатулку нашу драгоценную бродячий торговец унес!
Не поверил старик:
— Ты что это плетешь, старая? Схоронил я ее далеко да глубоко. Как же мог он ее найти? Видать, не там ты искала, где надо.
Сказал так старик и сам за кухню пошел. Искал-искал — ничего не нашел.
Пригорюнились старик со старухой. Старик тяжко вздыхает, а старуха слезами заливается. Тут как раз кошка с собакой со двора воротились завтракать вместе с хозяевами. А у хозяев лица печальные, брови хмурые, чуют кошка с собакой, что беда приключилась, а что за беда — не знают. Поглядел на них старик, вздохнул и говорит:
— Унес злодей торговец нашу шкатулку. Бегите скорее! Догнать его надо!
— Бежим, может, поймаем его, — сказала собака кошке, — видишь, как убиваются наши благодетели!
Выскочили они из дому и в путь отправились. Идут, вынюхивают все, высматривают — нигде нет драгоценной шкатулки. И решили они идти к торговцу. А дом его за рекой стоял.
Подошли они к реке, река бурлит, волны на ней пенятся. Кошка в комок съежилась от страха.
— Не бойся, — подбадривает ее собака, — как-нибудь переберемся на тот берег, я ведь умею плавать. А без шкатулки нам лучше домой не возвращаться.
Увидела кошка, что собака такая храбрая, сама расхрабрилась и вскочила ей на спину. Переплыли они реку и очутились в маленькой деревушке. Идут по деревушке, в каждый двор заглядывают, ни одного не пропускают. Вдруг видят — стоит во дворе большой дом, народу видимо-невидимо, кто в красном, кто в зеленом, — к свадьбе готовятся. И признали они в женихе того самого торговца, который у старика ночевал.
— Иди в дом, — говорит собака кошке на ухо, — разузнай, где схоронил торговец заветную шкатулку. Я бы сама пошла, да боюсь, приметят меня. А как узнаешь, сразу беги за околицу, я буду ждать тебя под ивой.
Кивнула кошка головой, мяукнула, взобралась на крышу, с крыши прямехонько во двор прыгнула, а со двора, через маленькое оконце, пролезла в спальню. Ищет кошка заветную шкатулку, все углы обшарила, нигде нет. Уселась кошка под кровать и думает, как же ей быть. Вдруг видит — из сундука, который в спальне стоял, мышка вылезла. Бросилась на нее кошка, а мышь дрожит в кошачьих лапах, отпустить просит. Говорит ей кошка с безразличным видом:
— Поможешь мне в одном деле, отпущу.
— Все сделаю, царица кошка, только прикажи, — пропищала мышка.
— Полезай в хозяйский сундук, посмотри, нет ли там деревянной шкатулки. Если найдешь, быстрее тащи сюда.
Залезла мышь в сундук, вмиг вытащила заветную шкатулку и с низким поклоном передала ее кошке. Кошка схватила шкатулку и пустилась наутек.
Увидел торговец кошку и как закричит:
— Держите кошку! Она украла сокровище! Держите ее!
Бросились люди за кошкой вдогонку, а она через стену шмыг, только ее и видели. Прибежала на околицу, а там ее собака под ивой дожидается, и двинулись они в обратный путь. Идут не нарадуются. Когда подошли к реке, собака строго-настрого приказала кошке:
— Увидишь рыбу или рака, смотри, рта не разевай, не то уронишь шкатулку в воду.
Теперь кошка больше не боялась через реку плыть. Она с важностью сидела на спине у собаки и воображала, как станут ее благодарить хозяева. Доплыли они до середины реки, вдруг видят — рыбешки в воде резвятся. У кошки даже слюнки потекли, не выдержала она и как закричит:
— Ой, сколько рыбы!
Хуа-ла — это шкатулка упала в воду и пошла ко дну.
— Говорила я тебе, чтоб ты рта не разевала да помалкивала. Как же теперь быть?
Приплыла собака с кошкой к берегу, кошку оставила, а сама на середину реки воротилась. Насилу вытащила из воды драгоценную шкатулку.
Устала собака, присела отдохнуть, глаза закрыла и не заметила, как задремала. А кошка тем временем схватила шкатулку и побежала домой.
Увидел старик, что кошка шкатулку принесла, обрадовался, бросился к старухе, чтоб добрую весть ей сообщить. И стали они наперебой расхваливать кошку: какая она ловкая да проворная. Открыл старик шкатулку, достал змеиный хвост, тряхнул — на пол медные монеты посыпались, звенят. Накупил старик всякой всячины, приготовил разные вкусные кушанья, стал кошку потчевать. Уселась кошка поудобнее, но не успела за еду приняться, как видит — бежит собака.
— Ах ты, дармоедка! Только и знаешь, что брюхо набивать! — накинулся на нее хозяин.
А кошка знай уплетает. Хоть бы словечко вымолвила. Так хотелось собаке попить да поесть, но ничего вкусного ей не досталось, пришлось довольствоваться остатками супа и риса.
С тех пор возненавидела собака кошку. Как увидит, сразу норовит схватить за горло.
Так и пошла у них вражда.
Задумал как-то один человек жениться. Но когда свадебный паланкин с невестой мимо горы несли, вдруг на дорогу тигр выскочил. Носильщики паланкина и вся невестина свита со страху разбежались кто куда. А тигр тем временем залез в паланкин, схватил невесту и унес к себе в пещеру. Берег он ее да ублажал, словно дочь родную, а она за его хозяйством присматривала. Каждое утро уходил тигр еду добывать. То петуха принесет, то барана или теленка. Девушка мясо варила и тигра кормила. А тигр, как стал есть вареное, так вскорости человечьему языку выучился.
Но вот однажды какой-то чиновник призвал к себе своих слуг и велел им петушиные яйца найти да воробьиные гребешки раздобыть, словом, то, чего и на свете не бывает. Делать нечего. Не стали слуги медлить, отправились в горы приказ чиновника выполнять. А тигр о ту пору как раз из дому ушел, девушку одну оставил. Услыхала она, что люди пришли, да как закричит: «Спасите!» Пошли люди на голос, подошли к пещере. Видят — девушка там сидит, и давай ее обо всем расспрашивать. А как узнали, что уже давно тигр ее в пещеру принес, уговаривать стали:
— Мы тебя вызволим, только обещай, что будешь нашему господину второй женой.
Девушка согласилась и отвечает:
— Буду я вашему господину второй женой, только уведите меня поскорее отсюда.
— А какой за тебя выкуп дать?
Отвечает девушка:
— Ничего мне не надо. Приготовьте только красный свадебный паланкин и еще корзину красных и зеленых палочек для еды.
— Когда велишь прийти за тобой?
— Завтра об эту же пору.
Стала девушка собираться в дорогу. А слуги чиновника воротились домой и обо всем доложили своему господину. На другой день приготовил чиновник все, что девушка просила, и послал людей в горы за невестой. Села девушка в паланкин и приказала бросать палочки для еды по всей дороге, до самого чиновничьего дома. А когда вошла в ворота, тотчас велела тыкву-дунгуа для нее купить, сварить ее на пару, а потом облить холодной водой, чтоб корка еще тверже сделалась.
Воротился тигр в пещеру, видит — пропала девушка, сразу смекнул, что это люди ее похитили, и пошел искать ее той самой дорогой, где были разбросаны красные да зеленые палочки. Пришел он прямо в дом чиновника, задрал голову, огляделся, вдруг смотрит — девушка наверху у окна стоит. Увидела она тигра и как закричит:
— Меня люди украли, разинь поскорее пасть, я сейчас в нее прыгну, и ты обратно в пещеру меня унесешь.
Разинул тигр пасть, а девушка возьми да и брось тыкву. Прямехонько в глотку ему угодила. Подавился тигр и сдох, а девушке его шкура да кости достались[2].
В давние времена жил в пещере, в горах, огромный комар. Хобот у него был длиной в полтора чи[3], тело покрывала длинная шерсть, а по бокам росли крылья — два больших и два маленьких. Мог он и по воздуху летать, и по земле ходить.
Каждый летний вечер съедал комар целую человечью семью. Люди думали и не знали, как избавиться от этой напасти, но ни один из них не осмеливался приблизиться к комару. Стреляли в комара из луков, но стрелы не брали его. Деревню за деревней поедал комар. Прилетел он как-то вечером в одно селение и опять съел целую семью. А на другой вечер случился в этом селении пожар. Высоко вздымались языки пламени, клубами валил дым — вся деревня сбежалась тушить пожар.
Показался вдали комар-людоед, но почему-то запищал и быстро повернул обратно.
Стали люди гадать, почему комар не полетел дальше.
— Комар обязательно прилетел бы, это он дыма испугался, — сказал один старик.
— Может, почтенный старец и прав. Попробуем завтра вечером разжечь костер побольше, — решили односельчане.
На другой день вечером собрали они большую кучу сухого хвороста, прибавили в нее немного сырого, подложили сухой и мокрой травы и разожгли на площади посреди села большой костер. Дыму было от него еще больше, чем от вчерашнего пожара.
Показался опять комар-людоед, но увидел дым и повернул обратно.
Как говорится в пословице: «Один расскажет десяти, а десять передадут сотне», — скоро по всем деревням разнеслась весть, что комар боится дыма. Каждый вечер стали раскладывать в деревнях дымные костры, и комар не осмеливался больше появляться и есть людей.
Прошло несколько дней, и снова собрались на совет жители деревни. Не могли крестьяне жечь такие большие костры, уж очень много хворосту уходит. Вот если бы самого комара сжечь или удушить дымом… И снова заговорил тот старик:
— Давайте натаскаем большую кучу хвороста, в середину поставим бумажное чучело, под хворост подложим веревки, концы их будем держать в руках, а сами спрячемся неподалеку. Как только покажется комар, подожжем концы веревок, и костер вспыхнет со всех сторон.
А комар изголодался совсем, уж дней шесть ничего не ел. Еле дождался, пока стемнело. Поднялся в небо и видит: над деревней нет дыма. Сделал круг — ни души, вся деревня спряталась куда-то. Заметил вдруг комар бумажного человека на площади и бросился на него. Только хотел сорвать одежду и напиться крови, как со всех сторон повалил дым. Комар в нем так и задохнулся.
Ударил гонг, собрались все на площадь — мужчины и женщины, стар и млад, — и каждый принес с собой по охапке хвороста. Поднялся сильный ветер, раздул большое пламя. Долго пылал костер, до самого рассвета, и сгорел в нем комар-людоед.
На другой день жители всех окрестных деревень захотели посмотреть на мертвого комара. Наступил вечер, и на трупе комара закопошились маленькие комарики, совсем такие, как большой.
— Давайте хворост, сожжем этих комариков. Вырвем сорняк с корнем, — сказал мудрый старик.
— Не надо их жечь, разве эти маленькие комарики могут есть людей? — стал говорить кто-то, и все решили, что комарики ничего худого сделать не могут, и поленились сжечь их.
Вот почему комары и до сих пор живут и каждое лето кусают людей.
Только очень боятся они дыма.
В давние-предавние времена хвосты у зайцев были совсем не такие, как сейчас. У первых на земле зайца с зайчихой хвосты были красивые, длинные и пушистые. Они очень гордились ими, считали себя лучше всех других зверей и частенько выкидывали всякие шутки, чтобы посмеяться над ними.
Но однажды из-за такой шутки потеряли зайцы свои красивые хвосты и остались с короткими, ни на что не похожими обрубками.
Вот как это было.
Как-то зайцы играли на берегу реки и увидели на другом берегу лужайку с зеленой нежной травкой, захотелось им перебраться туда и полакомиться. Только ведь и в те времена зайцы не умели плавать. Как тут быть? Думали они, думали, вдруг слышат — булькает вода: это старая черепаха вылезла погреться на солнышке. Блеснули зайцы глазами и стали расспрашивать старую черепаху:
— Тетушка черепаха, тетушка черепаха! Говорят, у вас много сыновей и дочерей. В самом деле у вас такая большая семья?
— Правда, правда, — радостно закивала старая черепаха.
— Раз уж зашла речь о больших семьях, то наша заячья семья все-таки больше, и братьев у нас больше, — сказал заяц.
— Не ври. Почему же я всегда вижу только вас двоих? — ответила черепаха.
Она была, конечно, права, мы ведь говорили, что в самые давние времена во всем мире только и были что этот заяц да зайчиха.
— Все наши братья сидят дома, — закричали зайцы-врунишки, — поэтому ты и не видишь их. Не веришь? Давай посчитаем, тогда решим, у кого семья больше!
— Как будем считать? — спросила черепаха.
— Сегодня будем считать ваших детей, а завтра уж наших братьев.
— Хорошо, — согласилась старая черепаха, — только как будем считать?
— Созовите сюда всех ваших детей, пусть они выстроятся в реке от одного берега до другого парами, а мы будем скакать по ним и считать: пара, две и так далее.
— Хорошо, — сказала старая черепаха.
Позвала всех своих детей, ровненько выстроила их парами, и они, вытянув шеи, легли на воду, как поплавки. Зайцы принялись считать, прыгая с черепахи на черепаху, и кричать:
— Пара, две, три…
Так добрались они почти до самого берега. Обрадовались зайцы, запрыгали что есть мочи и закричали:
— Глупые, глупые, обманули мы вас!
Только радоваться они стали слишком рано. Сами-то на другой берег переправились, а хвосты их еще тащились сзади, не успели зайцы убрать их. Услышали черепахи, которые были ближе к берегу, что кричат зайцы, вцепились зубами в заячьи хвосты и стали допытываться, в чем они обманули их. Рванулись зайцы, убежать-то убежали, да только хвосты их остались в зубах у черепах.
С тех пор и стали у зайцев не хвосты, а обрубки. Разве не говорят и сейчас: «Заячий хвост вовек не вырастет»?
Водил ящер дружбу с тигром. Но вот тигр захотел съесть ящера и говорит:
— Давай померимся силами, посмотрим, кто из нас сильнее и ловчее.
Понял ящер, что тигр задумал недоброе, и говорит:
— Бороться так бороться! Кто первый начнет, ты или я?
— Я начну, — ответил тигр.
— Хорошо, — согласился ящер, — жди меня внизу, у склона горы. Закрой глаза, разинь пасть, а я покачусь к тебе сверху. Попробуй меня схватить зубами.
«Так еще лучше, — подумал тигр, — меньше хлопот. Буду стоять внизу и ждать, пока он сам в рот не закатится».
Крепко-накрепко зажмурил тигр глаза, разинул во всю ширь пасть и уселся под горой.
Ящер вскарабкался на гору, подобрался в комок, быстро-быстро, колесом покатился вниз и влетел прямо тигру в пасть. Не успел тигр и челюсти сомкнуть, как ящер уже проскочил к нему внутрь.
Заметался ящер у тигра в животе, все кишки разорвал, потом вспорол тигру брюхо и вылез. Так тигр и умер, не узнав вкуса ящера.
Жил некогда очень злой и сильный зверь. На его голове росли крепкие рога, а глаза имели одну особенность — все, что они видели, казалось им меньше, чем на самом деле. Увидит зверь собаку, а она ему не больше кошки кажется, кошка — та маленькой мышкой представляется, а взрослый мужчина — пятилетним ребенком. Целыми днями носилась эта тварь по округе и причиняла людям только горе, да еще называла себя повелителем. И был этим зверем не кто иной, как вол.
Узнал о злодействах вола один шэньсянь[4], рассердился на вола и отнял у него глаза, а взамен дал гусиные. Воловьи же глаза отдал гусю. И сделал так, что мышка стала казаться волу с кошку, кошка — с собаку, а пятилетний ребенок — взрослым мужчиной. А за все то горе, которое причинил вол людям, шэньсянь заставил его пахать землю, помогая им.
С тех пор все волу кажется большим, а сам он превратился в послушное, смирное животное, с которым и пятилетний ребенок справиться может.
А гусь? Гусь с воловьими глазами стал очень храбрым, совсем ничего не боится. Кто ни подойдет к нему, будь то человек или скотина, он вытянет шею, расправит крылья и сердито кричит «ан-ан-ан», — словно испугать хочет.
Когда-то жили по соседству заяц и лев. Хоть и были они соседями, да уж больно лев зазнавался, всегда хвалился своей силой, презирал зайца, частенько издевался над ним, а порой и пугал. Невтерпеж стало зайцу, решил он отомстить льву и вот как-то раз говорит ему:
— Вэй, вэй, почтенный братец! Видел я в одном месте зверя такого же большого, как ты. И так он мне сказал: «Есть ли кто-нибудь, кто осмелится равняться со мной? Коль есть, пусть придет помериться силами, а не осмелится прийти, тогда пусть покорится и будет прислуживать мне!» Такой хвастун, просто вытерпеть невозможно! Ни с кем не считается!
— И ты не сказал ему про меня? — спросил лев.
— Уж лучше бы не говорил; я как вспомнил про тебя, а он как зарычит, да такое понес, что и слушать нельзя. Говорит, что не хочет даже, чтоб ты был у него на посылках.
— Где он? Где? — вне себя от гнева зарычал лев.
Повел заяц льва за гору, показал издали на глубокий колодец и говорит.
— Там, внутри!
Подошел лев к колодцу, заглянул в него, и правда, сидит зверь точь-в-точь такой, как он сам. Рявкнул на него лев, а он в ответ тоже как зарычит! У льва от злости аж шерсть на голове дыбом встала, у зверя тоже. Растопырил лев когти, чтоб напугать врага, а тот тоже когти высунул. Рассвирепел тут лев, сжался весь да как прыгнет в колодец. Так и утонул гордый лев в глубоком колодце.
Искал как-то голодный волк в лесу себе чего-нибудь поесть, да был неосторожен и в волчью яму угодил. И так пытался вылезти и этак — никак не может. Давай он тут кричать:
— Спасите, помогите!
На счастье, козел мимо проходил, пустил тут волк слезу:
— Спаси меня, добрый козел! Не о себе пекусь — о волчатах, — ведь они без меня с голоду помрут!
— Нет, — сказал козел, — спасу я тебя, а ты меня съешь!
— Только спаси меня, клянусь, никогда больше тебя не трону.
Пожалел козел волка, нашел веревку, один конец привязал к рогам, другой в яму опустил. Ухватился волк за веревку и выбрался наружу.
Хотел волк тут же козлу на спину вскочить и загрызть его, но устыдился и завел такую речь:
— Добрый козел, я давно не ел и могу умереть с голоду, раз уж ты помог мне выбраться из ямы, спаси меня теперь, пожалуйста, от голодной смерти.
— Ты же поклялся, что не тронешь меня!
— Таким уж я родился на свет — должен есть мясо, и все, как же мне пощадить тебя?
Совсем уж было некуда деваться козлу от острых волчьих когтей, как вдруг откуда ни возьмись бежит мимо заяц.
— Умный заяц! — взмолился козел. — Рассуди нас, пожалуйста, по справедливости!
Выслушал заяц, как было дело, и говорит:
— Оба вы правы, только я не верю вам, ну-ка покажите, как было дело. Посмотрю я на вас и тогда уж рассужу.
Ничего не подозревая, прыгнул волк в яму и стал просить козла о помощи.
— Ах ты, тварь негодная, неблагодарная, — сказал заяц, подойдя к краю ямы, — дожидайся теперь охотничьей веревки.
И обрадованный козел ушел вместе с зайцем.
Было когда-то одно озеро, на берегу этого озера лес рос, и жили в том лесу шестеро зайцев. Поспела как-то айва и свалилась с дерева в воду — гу-у-дун. Услыхали зайцы, испугались и бросились бежать. Увидела лиса, что они бегут, и спрашивает:
— Вы чего бежите?
— Гу-дун пришел!
Услыхала лиса и давай бежать.
Видит обезьяна: лиса бежит!
— Ты чего бежишь?
— Гу-дун пришел!
И обезьяна с ними бежать.
Так от одного к другому передавалась новость. Олени, кабаны, буйволы, слоны, медведи, носороги, барсы, тигры, львы — все пустились наутек. Бегут сломя голову, и чем дальше бегут, тем страшнее делается.
А жил под горой лев с длинной шерстью, увидел, что и львы бегут, и говорит:
— У вас и когти есть и клыки, вы ведь самые сильные, чего же вы бежите?
— Гу-дун пришел! — ответили львы.
— Что за гу-дун, где он? — спросил лев.
— Не знаем, — прокричали львы.
— Постойте! Надо все толком узнать! Кто вам сказал?
— Тигр!
Спросил лев с длинной шерстью тигра, а тот говорит: барс сказал. Спросил барса, тот говорит: носорог сказал. Спросил медведя, слона, вола, буйвола, кабана, оленя — всех одного за другим расспросил, один на другого сваливает. Добрался наконец до лисицы, лисица на зайцев указала.
Спросил лев зайцев, а те в ответ:
— Это страшный гу-дун. Мы шестеро своими ушами слышали. Пойдем с нами, мы покажем тебе это место.
Привели зайцы льва к лесу и говорят:
— Здесь гу-у-дун.
А тут как раз еще один плод в воду плюхнулся. Гу-у-дун — разнеслось вокруг.
— Ах вы! Ведь это айва в воду упала. Что ж тут страшного? А вы наутек пустились!
Вздохнули тут все с облегчением и поняли, что зря страху натерпелись.
Как-то раз обезьяна задумала путешествовать по Гималаям и составила подробный план своего пути: где в первый день остановится, где на второй будет завтракать — все записала! Потом еще раз все прикинула, проверила и похвалила себя за аккуратность. Когда обезьяна принялась укладывать вещи, мимо пролетал орел.
— Куда собираешься? — окликнул он обезьяну.
— Путешествовать по Гималаям! — гордо ответила та. — Хотя это и очень высокие горы, я непременно туда отправлюсь, даже если мне придется идти всю жизнь! Уже все готово! Три дня я рассчитываю провести на Джомолунгме… А ты, братец, неужели не хочешь прогуляться?
— Ах, сестрица, какая ты смелая! — воскликнул орел. — Желаю тебе удачи! А у меня есть другие дела, не могу сейчас путешествовать!
Он взмахнул крыльями и улетел. А обезьяна связала все вещи и вдруг обнаружила в своем плане пробел: как идти туда и обратно, там записано, а вот как гулять по Джомолунгме, она не обдумала! Обезьяна тут же развязала багаж и принялась составлять новый план.
На другой день с неба опять слетел орел:
— Сестрица обезьяна, ты еще не двинулась в путь?
— План не закончила, пришлось на день отложить! Но сегодня непременно отправлюсь!
Только орел улетел, как обезьяна снова просмотрела план: оказывается, она забыла указать места, где будет ходить по большой нужде, а где по малой. Снова пришлось остаться. На третий день обезьяна опять услыхала вопрос орла:
— Сестрица, все еще переделываешь план?
— Да, — ответила она, — но уж больше не придется, этот план будет самый подробный. Как закончу его, можно считать, что прошла две трети пути!
Орел с сомнением выслушал разглагольствования обезьяны, взмахнул крыльями и умчался вдаль. Обезьяна же складывала вещи, упаковывала тюки, готовила провизию… Хлопотала вовсю! Но только собралась в путь, как заметила, что солнце уже клонится к западу.
«Не годится! — подумала она. — Слишком поздно, в плане записано, что отправляться в путь надо, когда солнце на востоке, а если сегодня пойти, весь план сломаешь!»
На четвертый и пятый день шел дождь. И обезьяна не трогалась в путь, так как в плане было сказано, что выходить надо в ясную погоду… На седьмой день, как только солнце вползло на горные вершины, обезьяна взвалила на спину вещи, взяла план путешествия и двинулась к Гималаям. Она шла, раскачиваясь на ходу, и ликовала:
«Сегодня сделаю привал на лугу, завтра — в ущелье, послезавтра — на вершине горы, а через шесть дней вернусь домой. Я буду первой путешественницей по Гималаям!»
И тут она услыхала сверху голос орла; обезьяна остановилась и крикнула:
— Здорово! Я иду в Гималаи! Прощай! Как только вернусь, обязательно расскажу тебе все новости!
— Спасибо, сестрица! Только зря не трудись! Я ведь лечу как раз оттуда! — ответил ей орел.
Обезьяну будто холодной водой окатили, она остолбенела и не могла вымолвить ни слова. А потом грустно поплелась назад.
— Ты почему возвращаешься? — спросил орел.
— Не пойду в Гималаи! — буркнула она. — Решила путешествовать по Куньлуню!
— Разве у тебя нет плана?
— Этот план не годится, надо составлять новый!
Одной уродливой жабе надоело жить в озере, она надулась и — пу! — выпрыгнула из воды на берег, да с таким шумом, что даже испугала корову, которая паслась на лугу. Когда корова как следует разглядела жабу, то не выдержала и засмеялась:
— Вот так здорово! Высоко прыгаешь, милая!
Выслушав похвалу, жаба решила не ударить в грязь лицом и, надувшись, скакнула еще два раза.
— Ну что, матушка корова, выше я прыгнула? — гордо спросила она.
— Выше выше! — отвечала та.
— Выше твоей ноги?
— Конечно выше!
Жаба обрадовалась и снова спросила:
— Выше твоей спины?
— Гораздо выше! Боюсь, если ты еще поднатужишься, то прыгнешь прямо на небо! Смотри не перестарайся!
Жаба приняла слова коровы за чистую монету и задумалась. Не так уж плохо было бы попасть на небо! Жаба вернулась в озеро и стала мечтать. Она всегда считала себя умнее других и, когда разговаривала с соседками, непременно надувалась и пучила глаза, точно важная госпожа. Другие жабы, услыхав, что она хочет прыгнуть в небо, подняли ее на смех. А старая жаба принялась ругать ее за такие бредни и даже укусила разок. Все соседи решили больше с ней не разговаривать и спрятались подальше.
И вот на следующий день жаба задумала прыгать на небо. Рано утром она высунулась из воды, надулась и поглядела вверх. По небу как раз летел лебедь, и жаба крикнула ему:
— Эй, посторонись! А то я тебя собью!
— Ты чего кричишь? — спросил лебедь.
— Сейчас я прыгну в небо! — отвечала жаба.
Услышав это, лебедь захохотал, он смеялся до слез, а потом сказал нарочно:
— Прыгать прыгай, только не сбей меня!
Жаба вобрала в себя побольше воздуха и выпрыгнула на берег.
— Уже небо? — довольно спросила она.
— Нет, еще далеко! — ответил лебедь.
Пу! — жаба подскочила еще раз и вспрыгнула на камень:
— А это небо?
— Полдороги осталось, разок скакнешь — и на небе! — захихикал лебедь.
Пу-тун! — жаба перепрыгнула на большой камень, а лебедь закричал:
— Не прыгай дальше! Уже небо!
Жаба была в восторге. Она обскакала весь камень кругом, а затем плюхнулась назад в озеро.
— Я только что побывала на небе! — заявила она другим жабам.
— А какое оно, это небо? — спросили те.
— Да как большой камень! И совсем недалеко: три скачка — туда и один — обратно!
У зайца, как известно, передние ноги короткие, а задние — длинные. Он ловко скачет по пригоркам, мчится по лугам. И зовут его у нас поэтому «Везде носится».
Как-то раз, набегавшись, завернул заяц к речке напиться и увидал у воды улитку, которая куда-то ползла. Поглядел на нее заяц, поглядел и давай насмехаться:
— Ну и урод! А ползет-то еле-еле, небось за день больше трех вершков не пройдешь! Да ты, никак, не торопишься? Эх, лучше бы уж катилась, чем ползла, все скорее было бы! Ха-ха! Совсем как мертвая!
А улитка невозмутимо говорит зайцу:
— Старший братец заяц, я уж от рождения такая, везде поспеть не могу! Но осмелюсь предложить тебе: давай померимся — кто быстрее бегает?
— Эх ты, гнилая репа! — захохотал заяц. — Ползи хоть целых три года, потом я побегу — все равно догоню тебя.
— Так согласен? Значит, завтра встретимся вон около той кочки! — так же невозмутимо сказала улитка.
На следующий день вся улиткина семья собралась вместе, пришли и дальние родственники, и знакомые, и знакомые знакомых. Собралось улиток видимо-невидимо. Окружили они кочку плотным кольцом. Тут и заяц прибежал.
Глядь — а улитка все на прежнем месте у воды сидит!
— Эх ты, безногая тварь, все еще с места не сползла! Как же мы мериться-то будем?
— Не бойся, братец заяц, я сейчас добегу до кочки! — отвечает улитка.
Ухмыльнулся заяц и запрыгал к кочке.
Подскочил и кричит:
— Ну, где же ты?
— Здесь я, — отвечает одна из улиток.
Удавился заяц, потом подпрыгнул и стал бегать вокруг кочки. Обежал ее до половины и кричит:
— Эй, где ты, тихоход?
— Здесь, — отвечает улиткина старшая сестра.
Обежал заяц всю кочку, снова окликнул улитку.
На этот раз ее братец ответил зайцу.
Разозлился заяц и стал бегать вокруг кочки. Кричит, а ему каждый раз все тот же голос (для зайца все улиткины голоса одинаковы) отвечает.
Долго бегал заяц, потом повалился у воды и застонал. Глядь — а улитка на том же месте сидит!
Заяц от удивления даже рот разинул, да так широко, что верхняя губа лопнула. С тех пор у зайцев три губы.
Однажды летом два муравья тащили в свой амбар прошлогоднее зернышко. Один спереди тянет, другой сзади подталкивает, изо всех сил стараются, даже потом покрылись.
В это время на дереве цикада сидела. Пригожа, нарядна — платьице на ней из цветастого шелка. Не жалея горла, распевала она свою обычную песню: чжи-лю да чжи-лю. И время скоротает, и самой веселей станет. А вниз глянула — увидала, как муравьишки молча трудятся. Подлетела к ним и говорит первому:
— Такой жаркий день, а вы работаете. Хочешь, я спою вам песенку, зато когда наступят осенние холода, вы мне поесть дадите. Договорились?
Рассердился муравей, вытянул лапку и залепил ей хорошего тумака. Обратилась тогда цикада ко второму муравью, что сзади полз:
— Муравей, а муравей, ведь летом работать скучно, хочешь, я спою вам свою самую красивую песенку, а за это вы меня накормите, когда придет осень. Договорились?
Рассердился муравей и тоже изо всей силы дал ей оплеуху. От ударов голова у цикады гореть, как в огне, стала, болит нестерпимо.
Подняла лапку к голове, пощупала — вот беда-то! С каждой стороны по большой дырке пробито.
С той поры цикады уж не просят муравьев, чтоб те их кормили, прячутся в листьях деревьев и поют в одиночестве. А на голове у них так и остались две дырки. Позор, да и только!
Есть на земле гора, называется она гора Злых тигров. Сколько там водилось тигров, и сосчитать невозможно, потому на двадцать — тридцать ли[5] окрест не сыскать было человеческого жилья.
Но вот как-то перебрался в те места старый охотник Ким с сыном и невесткой. Выбрал у подножья горы закрытое от ветров место, поставил тростниковый дом, навел в нем порядок, и стала семья там жить. Каждый своим делом занялся: сын за хворостом ходил, невестка за хозяйством смотрела, а старик, взвалив на спину охотничье снаряжение, отправлялся в горы тигров бить. С той поры старый охотник раз в десять дней родню созывал, раз в полмесяца помощников искал, чтоб пособили таскать с гор тигров.
Поначалу старик все звал в горы сына, хотел его своему охотничьему делу обучить. Да только не поддавался сын на уговоры. Думалось ему: «Стану охотником, нет ли — все равно отец всех тигров перебьет, ничего на мою долю не останется!» Сколько раз отец его с собой тянул, а тот только головой мотает, отнекивается. Со временем старик перестал его звать.
Год прошел, другой, глядь, отец почти всех тигров перебил. И на горе и под горой люди теперь ходить не боялись, дома понаставили. Но вот старый охотник внезапно занемог и умер. Трудно стало без него молодым.
Уже много дней прошло, как похоронили отца, а сын с женой все его вспоминали и плакали. Уж так без него было тяжко, из сил выбивались. Но делать нечего. Сын по-прежнему за хворостом ходит, жена дом прибирает, воду кипятит да рис варит.
Отправился однажды парень за хворостом и дошел до большой горы. Набрал хворосту и только решил домой ворочаться, как налетел ветер и из-за огромного дерева прямо на него выскочил тигр. Парень в жизни живого тигра не видел. Перепугался он, ноги со страху как вареная лапша стали, хочет слово сказать, да вымолвить не может, только зубы стучат:
— Ты… ты… ты, да что ты, ты… ведь… не смеешь м-меня съесть!
— Почему мне не съесть тебя? Перебил же твой отец всех здешних тигров, моих родственников! Если бы не мои быстрые ноги, меня давно бы на свете не было. Уж раз ты мне повстречался, то я непременно тебя съем, — прорычал тигр.
— Подожди, тигр… Ладно… съешь меня, только позволь, я снесу жене хворост. Она… ведь она ждет меня… Заодно уж и попрощаюсь с ней… — дрожащим голосом взмолился парень.
«Так или иначе, но он уже мой», — подумал тигр и сказал:
— Ладно! Но приходи завтра утром пораньше, опоздаешь — не прощу!
Кубарем скатился с горы сын охотника, от страха и на человека стал не похож. Долго пришлось расспрашивать жене, пока разобрала она, что случилось. А как поняла, в чем дело, то спросила мужа, как же он теперь поступить собирается. Помолчал сын охотника, а потом сказал, дав волю слезам:
— Завтра чуть свет я… пойду в горы! Пусть тигр съест меня!
Рассмеялась жена и говорит:
— Ну что ж, иди. Ведь говорят же: тысячу раз ошибешься, десять тысяч раз ошибешься — всё твоя вина. Зачем не выучился ты у отца охотничьему ремеслу?
Стало светать, а парень уж в горы собрался. Взял с собой веревку и простодушно пошел навстречу смерти. Медленно шел он, шаг сделает, постоит, еще шагнет, помедлит, но все же к полудню добрался до назначенного места. Смотрит, а тигр уже под деревом сидит. Увидал парня и сердито зарычал:
— Ты как посмел так поздно явиться?
— Я… я…
Долго запинался парень, да так и не мог ничего выговорить. Вдруг слышит — из-за камней кто-то кричит громким голосом:
— Эй, парень, ты в горы за хворостом пришел? Да кто это около тебя? Уж не тигр ли?
Так сказал неизвестный и уже копье поднял. Глянул тигр — беда! Не старый ли охотник Ким пришел? Испугался тигр, но придумал уловку — велел парню сказать: «Не тигр это, а большое бревно!»
Парень тут же послушался.
— Так что же ты стоишь? Чего не вяжешь бревно веревкой? — снова раздался голос охотника Кима.
— Ты скажи, — стал учить его тигр, — «мне одному не обвязать, потому я за это и не принимаюсь».
— Коль один не справишься, давай я тебе помогу, — предложил охотник.
Совсем перепугался тигр и взмолился:
— Не зови отца на помощь, лучше уж один меня вяжи. Ведь я тебя не съел, так ты уж не очень сильно затягивай!
Весь дрожа, принялся парень тигра вязать. А охотник снова спрашивает:
— Сколько раз обвязал?
— Один.
— Не годится! Вяжи еще.
Стал парень еще вязать, стараться.
— А теперь сколько?
— Пять раз обвязал.
— Не годится! Вяжи еще.
Опять тот взялся за дело.
— А теперь сколько раз обвязал?
— Пятнадцать.
— Вот теперь хорошо, — сказал охотник и подошел поближе. Пригляделся парень: одежда отцовская, копье отцовское, а охотник-то, оказывается, его собственная жена!
Вот так жена не только мужа спасла, но еще и живьем тигра поймала.