Сказки под ивами

X ПРОЩАНИЕ С ДРЕМУЧИМ ЛЕСОМ

Барсук не сильно ошибался, предсказывая Дремучему Лесу мрачную судьбу. Нет, когда четверо заключенных вернулись в свои дома, он все еще стоял нетронутым, в полной красоте первого месяца лета. Но дни его были сочтены.

Каждого из бывших арестантов ждало дома официальное извещение о Вторых общественных слушаниях, и лишь два из этих извещений (пришедших на имя Крота и Барсука) были с личными приглашениями принять участие в заседании. В том, что касалось выбора кандидатур, Барсук был абсолютно согласен с мнением секретариата Городского совета.

Впрочем, ждать чудес от Вторых слушаний не приходилось. Нет, разумеется, и Крот, и Барсук явились на заседание, но положительного результата это не дало. Голос протестующей общественности был задавлен процедурными уловками, обработкой граждан через прессу, а кроме того, соотношение сил было существенно изменено тем, что некоторым фермерам и землевладельцам были сделаны властями выгодные предложения, отказаться от которых те посчитали для себя неудобным.

После весьма формальных дебатов, в которых принимали участие не столько представители общественности, сколько говорливые юристы в кудрявых париках, было решено принять к исполнению первоначальный план с небольшими изменениями, касающимися в первую очередь личных интересов тех, кто отказался от противостояния официальным планам под тем или иным благовидным предлогом.

Оппозиция, состоявшая теперь в основном из представителей Дремучего Леса — Барсука, Крота а также части наиболее достойных ласок и горностаев, — была признана несущественной по сравнению с большим числом тех, кто, по мнению организаторов слушаний, получал от проекта значительную выгоду.

В итоге было решено приступить к вырубке леса «в течение тридцати дней».

Было также решено настоятельно рекомендовать мистеру Тоуду — «в целях рационального осуществления землепользования» — продать свою усадьбу под угрозой предстать перед судом общественного совета за саботаж и неисполнение воли общества и государства. Разумеется, председательствовали в том совете все же те персонажи — епископ, комиссар и судья.

В неприкосновенности оставалась лишь часть восточного берега Реки, известная как Кротовый тупик. Эти земли, принадлежавшие ближайшей Деревне, Деревенский совет сумел отстоять, доказав их нужность для сельского хозяйства и предоставив права находящихся под защитой Совета полноправных землепользователей Кроту и нескольким семьям проживавших по соседству с ним кроликов.

Барсук и Крот вернулись из Города подавленными и угрюмыми. За время их отсутствия в Тоуд-Холл успели наведаться бесчисленные визитеры — от скромных клерков до весьма важных чиновников. Все они под разными предлогами настаивали на встрече с хозяином усадьбы, но в разговоре очень быстро выяснялось, что целью всех визитов было уговорить Тоуда продать свою землю, получить компенсацию за моральный ущерб и проваливать отсюда под угрозой того, что «иначе хуже будет».

Доложив об этом друзьям, Тоуд вздохнул и добавил:

— Я им говорил, говорю и говорить буду, что ничего не стану делать, не предприму ни единого шага, не посоветовавшись со своими друзьями по Берегам Реки и не получив их одобрения, не говоря уже о том, что и в этом случае потребуется совпадение многих и многих условий.

— Это очень благородно с твоей стороны, — сказал Тоуду Барсук, — но не стоит, наверное…

— Друг мой, — перебил его Тоуд, — единственное, о чем я сейчас жалею, так это о том, что мой отец некогда не купил Дремучий Лес, который ему предлагали по сходной цене несколько десятков лет назад. Сделай он это — и теперь у нас была бы более прочная база для отстаивания наших интересов.

— Но даже при всем этом…

— Даже при всем этом, уважаемый мистер Барсук, цена, предлагаемая этими господами, растет на глазах. Она уже вдвое превышает ту, с которой они начинали торговаться. И если информация от моего агента — я имею в виду Мастера Тоуда, который отлично знаком по школе с сыновьями всех троих наших почтенных оппонентов, — верна, то они готовы торговаться и дальше, вплоть до весьма и весьма существенной суммы. Так что прошу выпить по бокалу шампанского. Сдается мне, я вполне могу позволить себе угостить друзей, а вам, ребята, судя по вашим физиономиям, это сейчас никак не помешает.

— Но, Тоуд, — запротестовал Крот, — ты же знаешь, что это не в моих правилах…

— Брось, старина, ты всегда так говоришь. От одного бокала плохо еще никому не было.

— Но…

— Никаких «но»! А ты, Барсук, надеюсь, не будешь отказываться? Мне кажется, нам всем было бы неплохо утопить наши печали в шипучем вине.

— Знаешь что, Тоуд, — заявил Барсук, — а я ведь отказываться не буду!

Барсук вдруг понял, что за последние месяцы, пребывая в неизвестности, он изрядно устал и даже физически ослаб. Теперь же, когда мучившее его дело разрешилось, хотя бы и наперекор его желаниям, мудрый зверь почувствовал даже некоторое облегчение: сейчас, по крайней мере, можно было заняться другими делами и начать обдумывать будущее житье-бытье в изменившихся обстоятельствах.

Так они сидели за столом еще долго-долго, впервые за длительное время, прошедшее после отъезда Рэта. Барсук и Крот говорили куда больше обычного, а Тоуд, как ни странно, значительно меньше. Ему нравилось просто сидеть и слушать тех, кто, казалось, всегда был с ним, кто, даже не всегда одобряя то, что он делал, тем не менее постоянно давал ему возможность почувствовать себя желанным гостем в их домах и сердцах.

Может быть, им говорилось так хорошо, потому что рядом не было молодежи, — впрочем, несмотря на то, что младшее поколение до сих пор называлось молодежью, это уже давно не соответствовало истине.

Неожиданно Тоуд глубоко вздохнул, встал из-за стола и подошел к огромному окну оранжереи, выходившему на реку. Постояв молча, он вдруг резко обернулся и воскликнул:

— А знаете… я уверен… наверняка… абсолютно точно — выход должен быть!

— Выход из чего? — осведомился Барсук, удивленный таким приливом воодушевления.

— Выход из той неприятной ситуации, в которой мы все оказались, — пояснил Тоуд. — Нет, идея эта не моя, а Мастера Тоуда. Когда он впервые предложил ее, я был склонен отказаться. Теперь же, когда сражение за Дремучий Лес проиграно и судьба его решена, я начинаю видеть в предложении моего воспитанника зерно истины!

Он запрыгал с лапы на лапу, глаза его загорелись столь знакомым друзьям деловитым огоньком. Впрочем, нельзя сказать, что Барсук и Крот сразу же вдохновились и приняли на веру предложение Тоуда. Слишком часто его «гениальные» планы приводили к весьма плачевным результатам.

— Я знаю, о чем вы подумали, — подмигнув друзьям, сказал Тоуд. — Но все же выслушайте меня, и, если кто-то из вас придумает лучший выход из западни, в которую мы угодили, я с удовольствием уступлю пальму первенства и присоединюсь к этому плану. Так вот, мой юный друг Мастер Тоуд завел в Городе немало полезных знакомств. Собрав и проанализировав всю доступную ему информацию, он пришел к следующему выводу: после вырубки Дремучего Леса жить в Тоуд-Холле станет совершенно невозможно. Он изрядно потеряет в цене из-за близости к новым городским кварталам, а главное — из-за бесчисленных хибар и развалюх, которые понастроят вокруг полугородские ласки и горностаи. Поэтому следует продать его за максимальную предлагаемую цену и, сорвав на этом немалый куш, купить другой участок — побольше, такой, чтобы его уже нельзя было испоганить окрестным строительством.

— Да в какой же глуши теперь можно будет найти такое место? — со вздохом спросил Барсук. — И потом, это, разумеется, не мое дело, но ты уверен, что у тебя хватит средств на такое предприятие?

— Предложения, которые я получил в отношении Тоуд-Холла, весьма и весьма серьезны, и цена все растет, — заявил Тоуд. — Есть основания полагать, что это даст нам необходимые средства…

Барсук чуть не прослезился: каким бы несносным ни был подчас Тоуд, его щедрость и великодушие никогда не подвергались сомнению. Вот и сейчас он подыскивал путь не только к собственному благополучию, но и жаждал помочь друзьям, а по возможности — и всем обитателям Берегов Реки и Ивовых Рощ.

— В любом случае, — сообщил Тоуд, — я собираюсь купить усадьбу где-нибудь в глухом, уединенном уголке. За счет удаленности от цивилизации, полагаю, можно будет недорого приобрести и изрядный кусок близлежащих земель. Тогда я смогу наконец расправить крылья и почувствовать вокруг себя достаточный для моей свободолюбивой души простор.

Барсук откровенно рассмеялся, услышав, как Тоуд чувствует себя стесненно в своем внушительном особняке.

— Я сказал Мастеру Тоуду, что не согласен с его планом, но он, как оказалось, на свой страх и риск продолжал, используя свои знакомства, подыскивать мне подходящее имение взамен этого. Я уже известил его, что мое мнение, вполне вероятно, переменится в самом ближайшем будущем. В конце концов, отец учил меня быть дерзким и решительным, так же я учил своего воспитанника, и вот результат!

Барсук одобрительно кивнул. Какой бы непродуманной ни была эта идея, какие бы почти непреодолимые препятствия ни стояли на пути ее осуществления, он был вынужден признать, что другого выхода и вовсе не предвиделось.

Через несколько дней на берегах Реки произошло то, что заставило всех окрестных обитателей вздрогнуть и задуматься о своем будущем. Ранним утром, когда жители Берегов Реки только-только отдергивали занавески — посмотреть, что готовит им очередной летний день, — воздух содрогнулся от небывалого рокота. Это шла от Города к лесу колонна тракторов. Многие видели вереницу этих чудищ, переваливающую через Железный Мост. Вскоре со стороны Дремучего Леса послышались визг пил, треск дерева, стук топоров — первые вековые дубы падали один за другим.

Не прошло и нескольких дней, как глубокая, широкая у опушки и острая, как стрела, просека рассекла Дремучий Лес до самого его центра; за считанные дни уничтожалось то, что росло, формировалось, менялось и приспосабливалось к себе и к миру десятилетиями, веками, а может быть, даже тысячелетиями.

До сих пор Барсуку удавалось стойко противостоять обрушившимся на него бедам. Немалую роль сыграли в этом и обсуждения планов спасения с Кротом и Тоудом. Но вид уничтожаемого леса, дровосеков, укладывающих одно дерево за другим, бульдозеров, копающих ямы под первые фундаменты, просто сломил его.

По мере того как просеки приближались к его дому, как исчезали с горизонта кроны самых высоких деревьев леса, Барсук становился все угрюмее и раздражительнее. Внуку Барсука, ожившему вместе с дедом, приходилось совсем тяжело. Он точно так же переживал за уничтожаемый лес, но к тому же был вынужден терпеть ставший совершенно невыносимым характер Барсука. Друзья стали частенько встречать Внука на берегу Реки, сердитого, усталого и жалующегося на то, что Барсук совсем измучил его своим бесконечным брюзжанием и придирками.

Крот, хорошо зная Барсука, его склонность к раздражительности и в то же время способность внимать трезвым, разумным советам и доводам, решил навестить друга как раз в тот день, когда внук Барсука с его собственным племянником собрались погулять вдоль Реки.

Крот постучал в дверь и стал ждать, осматривая тем временем то, что осталось от Дремучего Леса. Смотреть особо было не на что. Радоваться — тем более. От сумрака лесной чащи не осталось и следа, небо и солнце легко проникали сквозь кроны редких остававшихся не спиленными деревьев, из-за которых доносился рев и грохот работающих машин.

Наконец за дверью послышались шаркающие шаги, и хриплый голос неприветливо осведомился:

— Кто там?

— Это я, Крот! — крикнул гость погромче, помня об ослабевшем слухе Барсука.

Хозяин открыл дверь и появился на пороге — в очках на носу, в домашнем халате, непричесанный и неумытый.

— Ты посмотри, что они наделали! — взмолился Барсук. — Ты только посмотри! Что стало с нашим Дремучим Лесом!

Барсук даже не стал переодеваться, не стал запирать входную дверь — и это он, привыкший жить в чаще, знавший все опасности леса и прекрасно понимавший, что здесь всегда нужно держать дверь закрытой на хороший засов.

— Никого здесь больше нет, Крот. Один я остался, — вяло сказал Барсук, заметив удивленный взгляд друга. — Все соседи разъехались кто куда, ласки и горностаи переселились во временные жилища — до тех пор, пока им не построят новые дома. Ладно, пойдем прогуляемся. Эту прогулку ты никогда, слышишь? — никогда! — не забудешь.

Долго еще Крот не мог не то что забыть, но хотя бы на миг отключиться от воспоминаний о тоске и горечи на физиономии Барсука в тот день, когда они гуляли по опустошенным, обезображенным окрестностям.

— Они оговорили наш лес, они утверждали, что деревья здесь стары и непродуктивны, — сказал Барсук. — Многие из них якобы опасны, потому что толстые ветки то и дело ломаются и падают. Ну да, так оно и есть, Крот. Но ведь это обычное дело для любого леса, для самой маленькой рощицы. Ломается ветка, засыхает ствол, дерево падает — но на его место приходит новое. Тис растет быстрее дуба и прикрывает его от излишнего солнца, пока тот маленький. Потом дуб догоняет и перегоняет окружающие его деревья. Его ломающиеся под ветром сучья падают на растущие внизу кусты, но так они дают место и воздух слабым, совсем нежным росткам тиса, пробивающимся сквозь густой подлесок. И так было всегда. Понимаешь — всегда! Мы, старики, должны уступать место под солнцем молодым — и это правильно. Но не так, как здесь. Не так!

Пейзаж вокруг был действительно безрадостным. Старые и молодые деревья были спилены без разбора и отброшены в сторону, чтобы рабочие и машины могли добраться до следующих стволов. До слез трогали все еще отчаянно зеленевшие листья на ветвях рухнувших деревьев. На самых молодых жертвах листья уже начали увядать: никакое упорство, никакая тяга к жизни не могли заменить отсутствие корней и питания. Листья желтели и сохли, словно осень уже наступила — почти на полгода раньше срока. У поваленных деревьев было много сломанных веток: одни сломались под собственной тяжестью, другие — под грузом навалившихся на них стволов. И на каждом изломе, на каждом спиле выступил сок, блестевший на солнце, как слезы умирающего леса.

Барсуку не хватало слов на то, чтобы выразить всю горечь и глубину постигшего его несчастья. Он, знавший Дремучий Лес как никто другой, проживший в нем всю свою долгую жизнь, оказался свидетелем смерти того, чья жизнь была для него не менее важна, чем его собственная.

— Мы, живущие у Реки, сопереживали в основном ей, но ведь Река — это единое целое с той землей, по которой она течет. Частью этой земли был и наш Дремучий Лес.

Крот молча слушал Барсука, не в силах как-то ободрить или поддержать его. Он не мог представить для Барсука пытки страшнее, чем входная дверь дома, от порога которой начинается смерть и запустение.

Барсук оказался прав: этот день Крот не забыл бы никогда, даже если бы очень захотел.

Но ни он, ни Барсук не знали, что самое худшее еще впереди. Еще должно было случиться что-то страшное, чудовищное в своей неотвратимости и коварной внезапности.

Неожиданно затихли лесопильные машины, ушли из леса рабочие. Никто не приходил на работу на следующий день и еще день спустя. Словно смерч пронесся над Дремучим Лесом, поразив его в самое сердце, а затем улетел, оставив после себя страшные разрушения и никаких объяснений.

Прошла неделя, затем еще одна, а вырубка так и не возобновлялась. Питая какую-то слабую надежду, Барсук отправил в Город письмо, потом, не получив ответа, второе.

Лишь на третье послание ему ответили коротко и невразумительно.

Наступил июль, и там, где лежали останки Дремучего Леса, начала пробиваться новая жизнь. Тут и там сверкали свежей зеленью не задетые пилами рабочих тонкие, совсем молодые деревца. Еще ярче заявили о себе кусты, сохранившие в целости корни. Теперь, когда ничто не закрывало от них солнце, они разрастались прямо на глазах, а шиповник, раньше едва заметный на опушке и лесных полянах, даже зацвел, распустив множество розовых хрупких бутонов. И повсюду на каждом шагу из-под поваленных стволов и обломанных веток тянулась к свету трава, кое-где — вперемежку со жгучей крапивой.

Как-то раз, прогуливаясь с Барсуком среди этой странной смеси мертвой жизни и ожившей надежды, Крот вдруг увидел, как сильно постарел Барсук за последние месяцы. Его зрение изрядно ослабло, слух, и раньше не блиставший остротой, почти отказал ему; Барсуку даже пришлось приучиться носить с собой слуховую трубку. Более того, Барсук начал частенько говорить сам с собой, порой часами бурча что-то под нос.

— Барсук! Барсук! — Крот был вынужден кричать, чтобы его услышали.

— А? Да, Крот, тебе чего?

— Из Города нет новостей? Что они еще задумали?

— Пока ясно, что они передумали, и Дремучий Лес… он начинает… начинает опять…

Он оглянулся вокруг, словно ища поддержки, но так и не смог сказать: «Лес возрождается». Барсуку было ясно, что за оставшееся ему время лес не станет таким, каким был раньше. Жизнь Барсука заканчивалась среди разорения и мертвых деревьев. Как бы ни старались, как бы ни торопились малина с ежевикой и другие кусты, они никогда не смогут заменить ему могучей тенистой чащобы древнего леса.

С того дня Крот еще больше стал беспокоиться о здоровье Барсука, так как стало ясно, что, несмотря на явное торжество молодой жизни на вырубленных участках, Барсук был сломлен, подавлен и начинал на глазах сдавать.

— Барсук?

Но Барсук не отвечал; развернувшись, он медленно пробирался по узкой, едва заметной новой тропинке к своему дому, не услышав или не захотев услышать голос друга.

Несколько дней спустя, уже ближе к началу августа, до берегов Реки докатились новости из Города. Привез их Мастер Тоуд, который, закончив обучение, занял весьма перспективное место в финансовом центре Города. Оказалось, что человек, оплачивавший работу лесорубов и строителей, обанкротился и кредиторам пришлось подавать на него в суд. Работы остановились, потому что денег на их оплату не осталось, и никто не мог сказать, когда удастся, и удастся ли вообще, возобновить строительство.

Внимательно выслушав новость, а затем перечитав все, что было написано по этому поводу в привезенных Тоудом-младшим газетах, Барсук со вздохом заявил:

— Ну уж наши знакомые — судья, епископ и комиссар — внакладе не останутся. Эти-то сумеют найти другого подрядчика и закончить начатое дело.

Предчувствия не обманули старого Барсука. Не прошло и двух недель, как новые трактора с новыми рабочими пришли из Города, окончательно похоронив едва забрезжившую надежду на возрождение Дремучего Леса.

В час отчаяния, когда внук Барсука, каждый день встречаясь с Кротом, докладывал тому о все ухудшающемся состоянии деда, Крот вдруг примчался к Барсуку — взволнованный и нетерпеливый:

— Пойдем в Тоуд-Холл, Барсук. Пойдем сейчас же! Тоуд получил самое выгодное, на его взгляд, предложение по продаже усадьбы.

— Я полагаю, он его принял? — буркнул Барсук, не считая эту новость достойной такой суеты.

— В том-то и дело, что нет, то есть пока нет. Просто Мастер Тоуд подыскал ему отличное имение, как нельзя лучше подходящее под план Тоуда уехать отсюда. В общем, Тоуд посадил Выдру за штурвал своего катера и отчалил, сказав, что надеется не опоздать, но…

— Что «но»?

— Это твой сын Брок взбаламутил его, да еще Мастер Тоуд прислал подтверждающую телеграмму. Помнишь те места, которые я впервые увидел из окна дома, когда первый раз познакомился с твоим внуком? Помнишь это огромное пространство?..

— Ты еще назвал это место Дальними Краями…

— Для меня они всегда останутся дальними, — негромко сказал Крот, по щеке которого прокатилась одинокая слеза.

— …Далекое, дикое, неизведанное место, которое, как ты говорил, твой племянник, мой внук и остальная молодежь должны когда-нибудь исследовать.

— Точно-точно, — улыбнулся ему Крот. — Так вот, выяснилось, что место это называется Латберийским Лесом, часть которого выставлена на продажу. Тоуд помчался договариваться, и если он успеет…

— Какая часть леса продается? — спросил Барсук.

— Думаю, лишь маленький кусочек, но, видимо, этого вполне хватит при наших-то скромных запросах.

— Когда Тоуд должен вернуться?

— Наверное, сегодня, а может быть, завтра. Ты же знаешь нашего Тоуда.

— Сегодня вряд ли, — заметил Барсук. — Там по дороге — «Шляпа и Башмак», и я думаю, что не зайти туда наш приятель не сможет. Но завтра, Крот, как бы плохо я себя ни чувствовал, пусть это даже будет последним, что я сделаю в своей жизни, — завтра мы подкараулим почтенного мистера Тоуда и, если понадобится, вобьем ему в башку хоть какую-то толику здравого смысла. Одно дело — наш общий план, но куда это годится — отдавать Тоуд-Холл в обмен на клочок бросового леса, ни на что не годного ни людям, ни животным.

Барсук сдержал слово, и на следующий день, когда Тоуд как раз к обеду вернулся домой, они с Кротом уже поджидали его в оранжерее.

— Хорошо выглядишь, Барсук. Рад, что зашел. Привет, Крот, как дела?

Тут Тоуд замолчал и как-то сник.

— Вы пришли, чтобы отругать меня? — спросил он, поймав на себе взгляды друзей, — так они смотрели на него, только когда он делал большие глупости и причинял им большие неприятности.

— Ну? И что ты натворил? — грозно спросил Барсук.

— Натворил? Да так, самую малость. — Тоуд выудил из кармана кусок изрядно потертого, сложенного в несколько раз пергамента. —

Кое-что, что вы, насколько я могу судить, вряд ли одобрите. В общем, в течение месяца мне предстоит покинуть Тоуд-Холл, а вам — уехать из Дремучего Леса (вернее, того, что от него осталось). При заключении сделки я потребовал этих гарантий. Разумеется, Кротовый тупик остается за Кротом и мы все можем остаться у него.

Крот беспокойно поежился, но Тоуд лишь рассмеялся в ответ.

— Ты продал Тоуд-Холл? — спросил Барсук.

— Не то чтобы продал. Не совсем так. В общем, в конце концов агент церковных комиссионеров, предложивший лучшую цену за мою усадьбу, согласился на обмен.

— Обмен? — поразился Барсук. — Но на что?

— Ну… — Тоуд явно засмущался. — Я не смог рассмотреть все досконально. Был туман, а времени оставалось мало…

— Ты обменял фамильное имение на участок земли, который даже не был ясно виден?

— Слушай, Барсук, откуда ты все знаешь? Вот и епископ говорил именно такими словами: «участок земли», «не ясно виден…»

— Епископ?

— Ну да, это он подписал контракт от имени церковных комиссионеров. Не доверят же они такую сделку какому-то агенту. Я бы и сам не осмелился на такое дело, если бы не мой партнер…

— Какой еще партнер?

— Какой-какой! Мастер Тоуд, конечно же. Он сегодня с раннего утра мотается но всему Городу, выполняя формальности и собирая все необходимые бумаги. Говорит, что хочет успеть все до того, как туман рассеется и они передумают. Ничего, он молодой, но свое дело знает. И потом, сами понимаете, как сейчас дела делают: все бегом, бегом — иначе не успеешь. В общем, Мастер Тоуд, который, как я говорил, изучал право, а именно вопросы права собственности на недвижимость и документов, необходимых для проведения сделок с такой собственностью, — так вот, он полагает, что нам следует…

— Следует — что?

— Следует обменять Тоуд-Холл на эту вот бумажку…

Крот и Барсук были готовы взорваться.

— …которая представляет собой лишь копию списка многочисленных документов, которые мне — и нам всем — предстоит подписать. Я же не могу оставить за бортом тебя, Барсук, видя, как уничтожают твой дом и дома остальных прибрежных обитателей, будь они молодыми или старыми.

— А эти многочисленные документы — предположим, что они существуют, — что они удостоверяют? — настойчиво спросил Барсук.

Тоуд уткнулся носом в бумагу и, поводив по ней пальцем, зачитал:

— «Кроме вышеупомянутого участка земли мистер Тоуд (бывший владелец Тоуд-Холла), его родственники, подопечные или названные им близкие… — это все Мастер Тоуд надоумил меня написать так витиевато, — из числа обитателей Берегов Реки (имена которых указаны ниже) данным документом получают во владение участки территории, не используемые в хозяйстве и известные под названием Латберийской Заводи, а также Латберийских угодий… — так, там перечисляется еще много чего, а вот пункт, который, как сказал Мастер Тоуд, имеет большое значение: — А также тот, что обыкновенно именуется и именовался со времен начала летописания этих мест как Латберийский Лес». Вот так-то!

— Подожди, Тоуд, — не унимался Барсук, чувствуя какой-то подвох. — Значит, ты обменял Тоуд-Холл на какие-то три-четыре деревца, даже не разглядев их как следует в тумане?

— Туман или не туман — какая разница? — отмахнулся Тоуд. — Да будь погода ясной и солнечной, я все равно не смог бы оглядеть эту территорию за такое короткое время.

— Это почему же? Неужели участок такой большой?

— Примерно двести пятьдесят тысяч акров,[1] насколько мне известно. Это крупнейшее землевладение во всем графстве, не считая самого крупного из имений, принадлежащих короне. Говорят, отличная территория для пеших прогулок и дальних походов. Единственная проблема, — как бы невзначай обронил Тоуд, — это то, что туда нет права свободного доступа.

— Нет доступа?! — зарычал Барсук.

— Извините меня, ребята, что я вас перебиваю, — вступил в разговор Крот, видя, что Барсук и Тоуд готовы вцепиться друг в друга. — Но я хотел бы выяснить, что конкретно обозначает отсутствие этого самого «права свободного доступа».

— Это обозначает, — замогильным голосом ответил Барсук, недобро сверкая глазами, — что наш болван Тоуд обменял усадьбу с особняком и прочими постройками на кусок заболоченного, неухоженного пустыря, куда он не сможет попасть по той причине, что для этого ему пришлось бы пересечь территорию, находящуюся в частной собственности кого-то другого, и скорее всего этот кто-то никогда, ни под каким видом не даст разрешения на проход по своей земле. Вот что это значит!

— Ну и дела! — ошарашенно сказал Крот и даже присвистнул.

— Ты хоть побеспокоился узнать, кому принадлежит земля, по которой ты не можешь не пройти, чтобы попасть к своему приобретению? — с последней надеждой в голосе, почти ласково спросил Тоуда Барсук.

— Ну разумеется, — невозмутимо ответствовал Тоуд. — Это собственность его чести господина судьи…

— Судья! — в отчаянии взвыл Барсук. Он прекрасно понимал, что нет во всем графстве человека, который не даст Тоуду (бывшему владельцу Тоуд-Холла) права прохода по своей земле с большей радостью, чем его честь господин судья, столько раз сталкивавшийся с Тоудом в зале судебных заседаний и неизменно находивший его виновным, а его поступки — неимоверно опасными для общества деяниями.

— Слушай, Тоуд! — рычал Барсук, грозно наступая на него. — Как, скажи мне, как ты сумел сотворить такую глупость?

— Не беспокойтесь, ребята. У меня есть план!

— Еще один план! Учти, плохо тебе будет, если он не окажется хорош.

— Хорош, хорош, вот увидишь. Итак, изрядную часть вчерашнего вечера я провел в «Шляпе и Башмаке» по приглашению и за счет некоторых жителей Латбери, среди которых я числюсь кем-то вроде героя.

— И что дальше?

— А то, что многочисленная группа достойных джентльменов, увидев во мне прирожденного лидера, не только умеющего вести за собой народ, но и самоотверженно сражающегося с любым проявлением несправедливости, попросила меня возглавить акцию по массовому проникновению в Латберийские угодья — как раз те самые земли, через которые я пока что не могу добраться до своих новых владений.

Крот с Барсуком застыли в изумлении, раздираемые сомнениями в осуществимости этой идеи, с одной стороны, и восхищением перед отчаянной дерзостью такого плана — с другой. Тем временем Тоуд встал в позу, наиболее соответствующую, по его мнению, образу прирожденного лидера. Физиономия Крота вновь выразила уважение к неунывающему удальцу, смело идущему навстречу любым трудностям и опасностям. Мало-помалу, глядя на уверенного в себе Тоуда, Крот и сам стал подумывать о реальности воплощения в жизнь этой идеи.

— Я с тобой, Тоуд! — воскликнул он. — Уверен, будь Рэт с нами, он тоже присоединился бы к тебе!

Барсук, склонный все обдумывать тщательно и подробно, медленно ходил взад-вперед по оранжерее. Выждав момент, когда он отвернется, Тоуд подмигнул Кроту, словно говоря: «Подожди, вот увидишь, и он согласится».

Вслух же он сказал:

— Разумеется, если у Барсука есть более реальный план выбраться из этой заварухи, в которую мы попали, я с удовольствием присоединюсь к нему, оставив всякие авантюры.

Барсук остановился и, глядя Тоуду в глаза, сказал:

— Лучшего плана у меня действительно нет, да и просто другого тоже нет. Мне остается лишь присоединиться к твоим планам и добавить вот что: как бы стар и немощен я ни был, как бы сильно ни коснулась эта напасть и тебя, Тоуд, как бы заметно ни поседел наш старина Крот, я полагаю, что если уж нам суждено проститься навеки с Дремучим Лесом и Берегами Реки — а в том, что это прощание будет, я нисколько не сомневаюсь, — то Рэтти первым бы согласился с тем, что уйти мы должны сражаясь!

— Ура! — воскликнул Крот, а Тоуд сделал несколько яростных выпадов и нанес серию неотразимых уколов воображаемому противнику.

— Тем временем, — остановил его Барсук, — прежде чем мы займемся осуществлением нашего нового плана, думаю, я имею полное право сказать последнее прости Дремучему Лесу?

Времени для этого у Барсука оказалось предостаточно, ибо процедура переоформления Латберийского Леса на имя Тоуда заняла у Тоуда-младшего почти месяц, к концу которого все формальности были исполнены и оставалось лишь зарегистрировать передачу Тоуд-Холла и прилегающей земли судье и его компаньонам.

За это время Барсуку довелось увидеть, как падали последние деревья еще недавно могучего леса, как бульдозеры сначала вскрыли, а затем беспощадно засыпали и заровняли все те бесчисленные подземные ходы, которые он вслед за своим отцом выкапывал под корнями деревьев Дремучего Леса. Впрочем, недюжинный ум и сила воли не позволили мудрому Барсуку впасть в истерику и депрессию. Наоборот, усилием воли он заставил себя сосредоточиться сначала на переезде в Тоуд-Холл; где ему вместе с Внуком предстояло пожить некоторое время, а затем — на обдумывании того, как пойдет его жизнь, если план Тоуда увенчается успехом.

Он нашел неожиданную поддержку в лице Выдры. Тот, оказывается, уже давно решил уходить с обжитых берегов, но все стеснялся сказать об этом Барсуку, не желая расстраивать его. Узнав о том, что замышляет Барсук в компании с Тоудом и Кротом, Выдра решил, что настало время открыть секрет.

— Знаешь, Барсук, я часто говорил с Рэтом о том, как было бы хорошо попутешествовать по Реке дальше, чем мы привыкли, например вниз по течению, к самому морю.

— Понятия не имел, честное слово. А теперь, когда Рэт уехал, ты снова задумываешься об этом?

Выдра кивнул и с тяжелым вздохом сказал:

— Река без него совсем не та, но она сама захотела, чтобы он уехал. Вот так же и со мной. Кстати, Сын Морехода тоже склоняется к тому, чтобы присоединиться ко мне. Портли, надеюсь, уже достаточно взрослый, чтобы позаботиться о себе, и знаешь, я думаю, без меня ему даже будет лучше. Я хотел бы обследовать Реку ниже плотины, Сын Морехода поможет мне на этом участке, а потом решит, отправляться ему вновь за отцом в далекое путешествие по морю или же возвращаться и устраивать свою жизнь с вами, в вашем новом доме.

— Разумный ты зверь, Выдра, и всегда был таким, — сказал Барсук и добавил: — А Сыну Морехода действительно стоит посмотреть мир еще немного, прежде чем устраиваться на одном месте, а не то будет всю жизнь суетиться, нервничать, стремиться куда-то. Ему повезло: с таким спутником, как ты, он сумеет принять правильное решение насчет своего будущего.

Через несколько дней Выдра и Сын Морехода отбыли вниз по течению. Берега Реки и Ивовые Рощи вдруг показались совсем опустевшими.

С Кротом и его домом в Кротовом тупике судьба обошлась менее жестоко, чем с жилищем Барсука, что не помешало Кроту, никогда не предполагавшему, что ему когда-либо придется куда-то переезжать, окончательно запутаться с упаковкой вещей и приведением дома в нежилое состояние.

Наконец один из живших неподалеку кроликов — наиболее спокойный и разумный из них, поддерживавший с Кротом приятельски-соседские отношения, — согласился с предложением Племянника взять на время ключи от дома Крота до тех пор, «пока мистер Крот не вернется или не решит, что ему делать с домом и вещами».

Такая формулировка позволяла Кроту сохранить надежду на то, что когда-нибудь — может быть — они еще вернутся сюда и его дом окажется точно таким, как и раньше, в отличие от большей части Берегов Реки. Несколько успокоенный, Крот покинул свой тупик в то утро, на которое Тоуд запланировал отъезд на катере к Латбери, где и намечалось осуществить массовое проникновение в Латберийские угодья.

— До свидания, мистер Крот! До свидания! — кричали кролики вслед отъезжавшему на тележке извозчика с одной лишь корзиной для пикников, узловатой дубинкой да еще парой дорогих ему вещей в багаже.

— До свидания! — сказал Крот, обернувшись назад, не скрывая залитых слезами глаз.

Еще раз он посмотрел на оставляемый за спиной дом, еще один раз, а затем, резко отвернувшись, приказал себе больше не оборачиваться.

— Поехали! — сказал он извозчику. — И побыстрее!

Много лет спустя, когда Племяннику приходилось вспоминать тот момент, в который он понял, что его дядя — самый мужественный и решительный Крот из всех когда-либо живших на земле, он вспоминал этот день: седеющий, немолодой уже Крот, проживший большую часть жизни в своем Кротовом тупике, оказался достаточно молод душой и разумом, чтобы найти в себе силы порвать со столь дорогим прошлым и шагнуть навстречу будущему — с интересом и нетерпением, пусть даже оно, это будущее, было еще очень и очень неопределенным.