Сказка про попаданца
Иван Сидорович прибился к цирку в седьмом классе. Учиться не любил, дома алкоголик-отец, драться и вместе с дружками "чистить" младших боялся (про колонии наслышан, половина района через них прошла).
Вот и связался с циркачами. Люди весёлые, щедрые, кормили его за малую помощь и даже дали раскладушку в уголке за слоновьей клеткой. Там его и нашёл директор цирка, Эфраим Раммштайн.
Мальчишка показался ему перспективным: тонкая кость, длинные мышцы, растягивающиеся связки. И Дядя Эфраим отдал его в обучение акробату Семеновичу, пьющему белорусу из Могилёва, потерявшему семью во время гастролей где-то в Самарканде. Жена с детьми зарылись в гору бухарских дынь и исчезли. Узбек-продавец, сморщенный как урюк, только руками развёл. Русские такие странные. Это он сказал по-узбекски. И Семенович, поверив продавцу, что семья найдётся, отправился дальше, в Новосибирск.
Семья так и не нашлась, но пришёл исполнительный лист на алименты, выданный Высоким судом эмира Бухары. С тех пор при виде восточных людей в полосатых халатах Семенович прятался то в мусорный бак, то в бутылку, то в карман Эфраима Раммштайна.
Платить алименты ему было нечем, всё пропивалось и раздавалось в порыве братской любви, охватывающей славянина после полулитра крепкого.
Ваня в учениках познал много боли, когда, делая его тело гуттаперчевым (что это, Ваня не знал, но больно было реально), Сидорович выворачивал ему суставы и сворачивал его тело в баранку.
Позже, когда акробат Семенович неудачно попытался пройти по канату после литры выпитой, Ваня получил антрепризу. Не было трюка, который ему не поддался бы. А врождённый страх не раз спасал ему драгоценную его шкуру.
В девяностые цирк закрылся. Артисты разбрелись, кто в банды, кто в бизнес.
Иван уже Васильевич решил стать депутатом. И при его гибкости и способности пролезть в любую щель без смазки, стал.
Депутатство закончилось вместе с жизнью, когда обиженные братки, посчитавшие откаты слишком накладными, взорвали депутатский "бумер" на проспекте Вернадского.
Сам Ваня не видел, по естественной причине, куски своего обгоревшего тела, но, улетая в бесконечность, слышал назойливую песенку в исполнении прибывшего на место происшествия опера Зубило: "Руки сами по себе, ноги сами по себе, голова - то ли там, то ли тут..."
Очнулся Ваня в ином мире. То ли в параллельном, то ли в перпендикулярном. То ли в нашем, но в древности.
В том мире славяно-русы жили на огромном пространстве от Пенджаба до Островов. Ваня быстро сообразил, что выдавать себя за титульную нацию - накладно.
И язык отличается, и реалий не знает. И тут два пути: подаяния просить или на рудниках уран добывать.
И он присвоил себе иранское происхождение, приняв имя Бабу.
Цирковые его навыки были в порядке. Тело гнулось, хотя и поскрипывало. Но на хлеб из ячменя, ячменное же пиво и индийских доступных женщин хватало.
Не раз его спрашивали местные: как достичь такого совершенства? Ваня ухмылялся: йога! Что это такое, никто не знал. Но к имени его прибавилась кличка "Бабу-Йога".
Со временем, когда тело перестало соглашаться выполнять сложные и опасные трюки, Бабу-Йога мог только иногда, для малого заработка, скрутиться в баранку, просовывая голову между своих ног и упираясь длинным носом (а нос у него подрос из-за общей худобы) себе в ягодицы.
Зрители бросали подаяние, но Бабу-Йогу за это презирали.
И когда он решил заработать, создав цирковую школу, детей ему не отдавали.
Бабу стал детишек заманивать, соблазняя рассказами о дальних гастролях и прекрасных девицах.
Некоторые, наслушавшись и научившись паре трюков, убегали на бескрайние просторы. Так пошли слухи, что дети, попавшие к Бабу-Йоге, служат ему основой для приготовления лагмана.И домик его, построенный на пне баньяна, обходили стороной.
Длинный горбатый от переломов нос, худоба, острые белые (вставные) зубы, пропавшие дети... Слава покатилась по Империи.
Дурная слава.
И катилась до тех пор, пока славяно-русский богатырь Святогор не отрубил Бабу-Йоге голову. Куда отправился далее наш попаданец? Узнать бы.
Если будет выступать, я пойду смотреть...