Скитания

Глава 12 ПОСЛЕДНИЕ ДЕСЯТЬ СЕКУНД

Лориан был сильно разрушен. С середины января и до середины февраля 1943 года Черчилль задействовал почти две тысячи бомбардировщиков, чтобы уничтожить там базу подводных лодок с ее укреплениями. Город был превращен в развалины, много жителей погибло, но «волки» в своих убежищах из стали и бетона оставались невредимыми.

Хельмут Коппельман проклинал британцев. Это они были повинны в том, что в Лориане не осталось ни одного приличного кабака. По совету Гербера он только начал привыкать к французской кухне, и вот пришлось от нее отказаться.

Поначалу все шло вкривь и вкось. Командир отряда, корветтен-капитан, назначил его на подводную лодку, которая должна была вернуться с задания и снова выйти в море. Пока лодка будет приведена в боевую готовность и команда возвратится из отпуска, пройдут недели. Молодого фенриха, жаждавшего деятельности, это обрекало на томительное ожидание.

Чтобы занять себя чем-нибудь, Коппельман читал последние приказы: ежедневные, общие, чрезвычайные, приказы по флоту, отряду, подводной лодке и так далее. И вскоре заметил, что за время его отсутствия в области морской тактики произошли некоторые изменения.

Из-за массированных дневных налетов вражеской авиации подводные лодки выходили в море ночью. Тогда англичане сконструировали мощные прожекторы, которые включались самолетами, как только их средства радиолокационного контроля засекали корабль. Прожекторы излучали такой яркий свет, что артиллерийские расчеты на лодках не могли вести прицельного огня.

Этот дьявольский прибор англичане называли «подсветкой», или «трупным светом». Многие лодки стали жертвой нового изобретения. Дениц издал по этому поводу специальную инструкцию. Лодки ночью должны были находиться в погруженном состоянии и всплывать на подзарядку батарей только днем, отражая налеты авиации огнем бортового оружия в том случае, если погружение станет невозможным.

Хельмут Коппельман задумался над словами, сказанными гросс-адмиралом: «Наступят жестокие времена, но мы победим…» Жестокие времена, времена массовой гибели уже наступили.

Хельмут с нетерпением ожидал прибытия лодки. Командир отряда вызвал его к себе. Лицо его было серьезным. Связь с лодкой отсутствовала несколько дней. Очевидно, она была атакована. Последнее донесение было получено из пункта, расположенного в нескольких сотнях миль от берега. Никто не знал, что с ней произошло.

На флоте не принято, чтобы моряк, независимо от того, молод он или стар, матрос или адмирал, сидел без дела. Деятельный адъютант нашел подходящую работу томящемуся от безделья фенриху. Коппельман стал дежурным секретарем в командирском бункере.

— Это высокое назначение, — сказал адъютант. — Обычно такие обязанности выполняет офицер.

Коппельман был весьма польщен этим обстоятельством.

В командирском бункере сходились все линии связи, хотя это был только вспомогательный узел. Подводной войной руководили Дениц и его оперативное управление, которые с марта 1943 года располагались в Берлине, на Шарлоттенбургштрассе. Но командующий отрядом получал непрерывно все донесения: он должен был находиться в курсе стратегических замыслов и быть готовым к их выполнению.

Коппельман считал эти донесения необыкновенно интересными. Два разведывательных отряда подводных лодок находились в Атлантике и прочесывали определенную акваторию. Они двигались на параллельных курсах в поисках конвоев. На командный пункт приходили метеосводки из различных мест, и при известной фантазии можно было бы составить синоптическую карту Северной Атлантики.

Дикторы Нового Света сообщали о передвижении кораблей. Их деятельность простиралась от Гудзонова залива до Аргентины.

Разведслужба с помощью гигантских антенн прослушивала эфир, улавливала приглушенные сигналы с кораблей, пеленговала их. Она ловила даже радиопереговоры в конвоях. Таким образом удавалось определить их местонахождение и маршрут. Как правило, воды Атлантики бороздило множество таких караванов.

Хельмута удивило, как много мелочей нужно было предусмотреть при подготовке нападения. «Грабли» должны были действовать безотказно. Как только поступало сообщение, цепь из подводных лодок натыкалась на конвой.

С нетерпением ожидали в штабе донесений, но они не поступали. Ни одна из лодок не встретилась с конвоем. Только через два дня, когда длительное радиомолчание англичан было нарушено, загадка была разрешена: конвой прошел значительно севернее. Ему удалось ускользнуть. Стратегам с Шарлоттенбургштрассе пришлось составлять новые планы.

У Азорских островов был обнаружен еще один конвой численностью до тридцати пяти судов. Курс семь градусов, скорость десять узлов. Дениц задействовал все возможные средства.

Начался оживленный радиообмен с подводными лодками. С них передавали длинные, порой совершенно ненужные телеграммы. Это делалось умышленно, с тем чтобы демаскировать место сосредоточения лодок. По всей вероятности, командование конвоя постарается обойти опасный район. Обходной маршрут ориентировочно был рассчитан.

Наперерез конвою по этому маршруту и были направлены лодки. «Полное радиомолчание в пути, — последовал приказ. — На максимальной скорости занять новый район. Донесения лишь при атаке конвоя».

На этот раз все, казалось, должно было удаться. Семь подводных лодок повисли на хвосте конвоя. Дениц дал команду атаковать.

К сожалению, Хельмут в своем штабном бункере не дождался исхода боя. Обер-лейтенант, чьи обязанности временно он исполнял, вернулся из отпуска, и Хельмут вновь остался безработным.

Случай пришел ему на помощь: он встретил в городе своего бывшего командира капитан-лейтенанта Тиме, который тем временем побывал в поиске, но потопил всего три одиночных судна. Четвертое, самое главное, ушло у него из-под носа.

— Еще одиннадцать тысяч тонн — и тогда… — Тиме не докончил: упоминать о Рыцарском кресте, по офицерским обычаям, было нетактично.

Хельмут это знал. Он влюблено посмотрел на капитан-лейтенанта и красноречиво провел рукой по воротнику.

Тиме рассмеялся. Этот маленький фенрих был неплохо вышколен. Воспитание в Мюрвике сказывалось. Коппельман воспользовался хорошим настроением командира и пожаловался на свою судьбу. Тиме на минуту задумался. На мостике у него не хватало человека. Рулевой лежал в госпитале. Он, очевидно, не без умысла схватил сильнейший триппер.

В принципе ничего особенного в этом не было, если на месте рядового матроса окажется фенрих. Тиме приложил некоторые усилия, и в тот же вечер Хельмут был на лодке.

Боцман Хун с потухшей трубкой в зубах вместо приветствия хлопнул его по плечу. Остальные члены экипажа были тоже рады вновь увидеть его на лодке. Почти вся команда была налицо. Только четыре матроса прибыли из пополнения, и один молоденький, слегка застенчивый лейтенант занял должность вахтенного офицера. Его предшественник был убит.

Коппельман удивился, что обер-лейтенант Бергер все еще плавал в качестве стажера.

— Беда со Стариком, — пояснил Хун. — Ты же его знаешь.

— А где же Шварц?

— Окончательно свихнулся. До экватора мы шли в адской жаре, почти в поджаренном виде. А на пути к дому, в Бискайском заливе, томми надолго загнали нас под воду. Это оказалось для него чересчур.

Через два дня они вышли в море. По указанию высшего командования было образовано оперативное подразделение из пяти лодок. Они должны были идти на незначительной дистанции в кильватерной колонне.

В широких минных полях оставался свободным лишь узкий проход, да и то по нему периодически пускали тральщики. Тот, кто отклонялся от фарватера, рисковал напороться на мину.

Во главе подразделения и на этот раз шел тральщик, который уже был знаком Коппельману. Его зенитное вооружение значительно усилили. Последней лодкой в колонне шла «зенитная ловушка». Вместо обычного вооружения на передней и задней платформе этой лодки находился так называемый зимний сад — многочисленные счетверенные пулеметные установки. Эта посудина имела задачей при авианалете оставаться на поверхности и вести огонь всеми имеющимися средствами. Остальные лодки должны были по возможности срочно погружаться, а если не успевали это сделать, тоже вели огонь.

Опыта плавания с такими «ловушками» до сей поры не было, но командование прогнозировало хорошие результаты. Экипаж «ловушки», напротив, относился к новой системе со смешанным чувством. Было крайне неприятно выполнять роль подопытного кролика. В кубриках велись разговоры, которых ранее Коппельман не слышал. Некоторые открыто утверждали, что считают команду «зенитной ловушки» кандидатами на тот свет.

Первый воздушный налет последовал через полчаса после выхода в открытое море. Гигантская летающая лодка типа «Сандерленд» спикировала на подводные лодки. Тотчас залаяли зенитки. Лодка взмыла за облака. Некоторое время слышался лишь гул моторов. Очевидно, экипаж самолета с помощью бортовых локаторов определял силы и маршрут отряда, не высовываясь из облаков. Затем гул моторов начал стихать. Самолет улетел на север. Всем было ясно: сейчас появится подкрепление.

Через четыре часа последовал второй налет. На этот раз появились три «бофайтера». С тральщика и с «зенитной ловушки» открыли ураганный огонь. Тиме своевременно заметил опасность и погрузился. Когда его лодка вновь всплыла, самолетов уже и след простыл. Тиме развернулся и медленно прошел вдоль колонны.

В тральщик попала небольшая бомба. А поскольку два его отсека были тоже повреждены, командир решил в целях безопасности вернуться в Лориан.

«Зенитная ловушка» являлась основным объектом налета. Эта лодка с сильным креном качалась на волнах. Расчеты бортовых орудий были перебиты «бофайтерами». Многочисленные разрывы бомб нанесли ей значительные повреждения. Почти половина личного состава была перебита или ранена. Из офицеров уцелел лишь врач. Он вынужден был вести подбитую лодку до базы.

Пять подводных лодок собрались, обменялись сигналами. Продолжать им поход без тральщика или возвращаться в порт? Тиме, конечно, высказался за продолжение похода, остальные командиры хотели возвратиться в базу. Запросили по радио командование. Последовало указание: продолжать выполнение задания без зенитного прикрытия. Лодки послушно двинулись на запад. Тиме стоял на мостике до конца дня. Вопреки инструкции, он упразднил один из двух наблюдательных постов.

— Чем меньше людей на мостике, тем быстрее можно нырнуть под воду, — говорил он Коппельману.

Еще два раза они вынуждены были погружаться, и каждый раз бомбы падали тогда, когда их лодка уже была на безопасной глубине. Когда солнце скрылось за горизонтом, командир приказал погрузиться и идти на глубине двадцати метров. Вахтенные регулярно менялись.

Рано утром они вновь всплыли. Тиме внимательно осмотрелся вокруг, но не обнаружил других лодок. Оказавшись без лидера, они рассеялись по разным направлениям. Тиме задумался: что делать? Батарей могло хватить на три час ходу под водой. Оставалось одно — идти в надводном положении и заряжать аккумуляторы до тех пор, пока позволит обстановка.

Первый «Сандерленд» появился примерно в семь часов.

— Молочник идет! — крикнул маат.

Никто не засмеялся. Шутки над атакующими самолетами весной 1943 года уже не вызывали смеха.

Полчаса небо было чистым. Но едва Тиме высунул голову из башни, противник вновь появился в небе. А лодка еще продолжала зарядку аккумуляторов.

Потом некоторое время она шла под водой. Старший инженер озабоченно поглядывал на амперметр. Энергоресурсы в аккумуляторах подходили к концу. Тиме приказал всплывать. Он с облегчением заметил, что преследователи отстали.

Но радость была преждевременной. В полдень опять пришлось погружаться. В поле зрения лодки пролетел самолет. К счастью, он не заметил ее.

Вновь в течение получаса все было спокойно. Затем они были атакованы в надводном состоянии. Последовало срочное погружение. Две бомбы взорвались совсем близко. Правда, они не нанесли повреждений. Вскоре всем стало ясно, что зарядка аккумуляторов для беспрепятственного ночного движения почти невозможна. Опять ушли под воду. Маленькая лодка продвигалась вперед со скоростью улитки. Обер-лейтенант Бергер рассчитал, что при таких темпах движения они еще в течение шести дней будут в радиусе действий вражеских бомбардировщиков.

За день было девять воздушных тревог и столько же команд срочного погружения. Экипаж сбивался с ног, как на учениях в школе подводников. Более часа на поверхности оставаться не удавалось.

Ночью во время непродолжительного подводного движения они дважды испытали на себе воздействие «трупного света». Как раз перед этим была принята шифровка из штаба с предупреждением быть максимально осторожными при ночном надводном плавании. Тиме со злостью скомкал бумажку с текстом:

— Что у них, чувство провидения? Или они наблюдают за тем, что у нас здесь твориться?..

На следующий день воздушная тревога объявлялась всего восемь раз. Число налетов хотя незначительно, но уменьшалось.

Тиме сообщил в штаб свои координаты. Через минуту оттуда последовал запрос, почему лодка идет так медленно. Тиме бросил фразу, которую можно было понять только однозначно. Радист, ухмыляясь, перешел на передачу, которую не удалось закончить из-за нового налета и погружения. Когда командир вновь поднялся на мостик, его гнев наполовину остыл, он приказал изменить текст ответа в штаб, и маат вынужден был вырвать страницу из книги радиограмм. В конце концов Лутц Тиме хотел стать преподавателем в школе подводников, а для этого нужно было завоевать расположение влиятельных особ. Крошечная ошибка могла сорвать осуществление давно лелеемой мечты.

Лодку гоняли по Бискайскому заливу, как зайца сворой гончих. Самолеты появлялись отовсюду. Лишь на короткое время удавалось всплывать для подзарядки аккумуляторов. Непрерывно сыпались бомбы. Просто чудо, что ни одна из них не попала в цель.

Капитан-лейтенант Тиме вечером обошел все отсеки. Официально — чтобы проверить техническое состояние и выполнение командой отданных ранее распоряжений. В действительности же он хотел узнать, каково настроение экипажа.

Тяжелые дни непрерывного преследования противником наложили на людей заметный отпечаток. Многие были на грани нервного истощения. А ведь впереди еще значительный отрезок маршрута. Командир встречался со взглядами, которые выражали что угодно, только не дружелюбие. Но он не промолвил ни слова. Впервые он почувствовал себя неуверенно. Выдержит ли экипаж?

Наконец наступил первый день, когда ни разу не объявлялась воздушная тревога. Лодка достигла «черной зоны». Активность авиации Англии, Исландии, Гибралтара или США здесь была минимальной.

На параллели Азор двигался конвой — он держал курс на Ливерпуль. Штаб нацелил лодку Тиме наперерез конвою. Она должна была двигаться медленно, поскольку к месту пересечения курсов прибывала лишь через два дня.

Капитан-лейтенант, чтобы поднять настроение команды, сделал все, что было в его силах. Он сократил вахтенные смены, остальных отпустил спать. Выдан был шнапс, что на лодках практиковалось редко. Тиме остался с народом, он рассказал о большом морском бое в марте, когда 44 подводные лодки вступили в схватку с 80 кораблями. 21 из них был пущен ко дну, и лишь одна-единственная лодка потеряна… Он умолчал, что Дениц вынужден был прервать бой, поскольку экипажи находились на грани нервного истощения, а лодки имели тяжелые повреждения.

Беседа произвела на экипаж впечатление. Успокоенные и несколько ободренные, матросы забирались на койки.

Поступили новые сообщения. Конвой подвигался. Тиме был уверен, что ему удастся с выгодных позиций атаковать противника. К рассвету лодка находилась еще в сорока милях от судов.

— Воздушная тревога! — крикнул с мостика вахтенный.

Тиме схватил его за воротник:

— Здесь никогда не бывало самолетов! Вы что, не отрезвели после вчерашнего?

Но вахтенный стоял на своем:

— Точно, господин капитан! Это была маленькая одномоторная машина. Выглядела она совсем комично.

Тиме подумал, что вахтенный рехнулся.

— Одномоторная машина здесь, посередине Атлантики? А где она стартовала? Вы, умник… — Он дал команду всплывать, протиснулся сквозь узкий люк и тотчас соскочил вниз. На его лице отразилось величайшее смущение.

Долго листал командир справочник по типам самолетов и наконец наткнулся на «Блекборн-Скво». Коппельман вынужден был перечертить схему в вахтенный журнал. Это была многоцелевая машина, специально сконструированная для авианосцев. Постепенно он начал догадываться, в чем дело. Конвой при входе в зону действия подводных лодок был усилен легким авианосцем. С помощью своих разведывательных самолетов он проверял акваторию вокруг конвоя и на пути его следования.

Тиме заскрипел зубами. Его лодка была пригвождена к месту. Ночью он стоял в траверзе конвоя. На большой скорости он пытался уйти в сторону. Но как только рассвело, разведчик вновь загнал его под воду. Много раз пытался Тиме всплывать, и каждый раз проклятая «Скво» торчала в небе. Только вечером горизонт становился чистым.

На третье утро он приблизился к конвою на двадцать миль, но за день опять отстал до тридцати миль, так как вынужден был идти на малой скорости под водой. За ночь он сократил расстояние до цели, но днем все повторилось заново. Тиме понимал, что при таком авиационном прикрытии конвоя он не сможет выполнить задачу. Еще один, четвертый, день он тянулся за судами без малейшей надежды на успех. Вечером пришла телеграмма: «Атаку прикрытого авиацией конвоя не производить».

В эти последние апрельские дни военно-морское командование собирало силы, чтобы атаковать большой конвой под номером «ONS-5», который двигался южнее Исландии в направлении Ньюфаундленда. Подводные лодки выследили его, когда он покидал акваторию, на которой его прикрывали самолеты, базирующиеся в Исландии. Для атаки было несколько благоприятных дней, и если бы не удалось ее осуществить вдали от воздушного прикрытия, то дальнейшие попытки были бы вообще бесцельными.

Когда Тиме получил лаконичную телеграмму командования, к местонахождению конвоя уже двигались три дюжины подводных лодок под кодовым наименованием группы «Финк». Одна из лодок, вошедшая в огневое соприкосновение с противником, мастерским залпом торпедировала судно, остальные скрылись в завесе тумана, и контакт с ними был потерян. Предположительно соединение повернуло на юг.

Военно-морское командование приказало создать там линию форпостов из подводных лодок. Расчеты оправдались. Пополудни одна из них донесла, что в ее квадрате виден дым. Со всех сторон туда двинулись «волки».

Еще раз конвою удалось, маневрируя, ускользнуть от преследователей, и Тиме вместо выхода на перпендикулярный курс вдруг оказался в хвосте конвоя. По привычке он подумал, что курс перепутал обер-лейтенант Бергер, с которым подобные вещи ранее случались. В кают-компании разгорелась жаркая дискуссия, почему некоторые пароходы возвращаются. Будучи в хорошем настроении, Тиме объяснил. Он чуял добычу. Вблизи конвоя он вновь превратился в холодного тактика и уже не походил на угрюмого командира-неудачника.

Английское морское ведомство предписывало строго определенную минимальную скорость движения для судов в конвоях. Но зачастую владельцы поставляли для конвоя суда с такими дефектами, которые на предварительных испытаниях трудно было обнаружить.

В пути же эти суда нередко терпели аварии, требующие устранения только в доке. И происходили они не по вине команды, а из-за алчности судовладельцев и маклеров. Для них война оставалась блестящей сделкой. Высокие страховые премии обусловливались при сдаче плавсредств в аренду. Гибнет судно — владельцу прямая выгода. При этом рискует только экипаж. Владелец всегда остается в барышах.

Разразился шторм. Тяжелые волны накрывали лодку. На мостике можно было дежурить лишь будучи привязанным. Насквозь промокшие Коппельман и Хун спустились вниз. Шторм достигал семи баллов. Прогноз погоды предвещал ураган. В таких условиях атака на конвой немыслима.

Когда шторм пронесся мимо, вблизи показался силуэт парохода. Он вынырнул из сплошной пелены дождя. Небольшое судно бросало сильной волной из стороны в сторону. Тиме прильнул к перископу, прочно прижимая окуляры к глазам, но цель от сильного волнения показывалась лишь на мгновение и вновь исчезала.

Он вызвал ведущего инженера и попросил его высказать свое мнение. Тот начал докладывать всевозможные технические подробности, а тем временем суденышко скрылось в густой пелене тумана.

Командир загорячился: в восьмистах метрах от них — верная цель. Можно было потопить ее одним ударом. Он был готов взвыть от ярости. И это произошло с ним!

Тиме бросился в свою каюту: он не хотел ни с кем разговаривать. Команда вздохнула с облегчением. По крайней мере на час они были свободны от придирок Старика.

Хун и Коппельман переодевались в сухое. При этом боцман начал рассказывать о своей жизни до войны. Перед поступлением на военную службу он был капитаном собственного сейнера и ловил сельдь на Доггерманской отмели. Коппельман представлял себе рыболовный промысел значительно проще. Впервые он услышал о трудностях с тарой, порванных сетях и других проблемах.

Сама ловля рыбы — еще куда ни шло, но продажа добытой сельди всегда была связана с трудностями. Бессовестные перекупщики, пользуясь кризисной ситуацией последних лет, снизили цену на рыбу до минимума. Многие месяцы пароходик Хуна стоял без дела. За предлагаемую спекулянтами нищенскую цену никто не хотел ловить сельдь. Его команда получала мизерное пособие по безработице. Хун залез в долги. В течение года он работал не разгибая спины, пока паршивый пароходишко вновь стал его собственностью.

Хельмут задумался. Для него, выходца из состоятельной буржуазной семьи, приоткрылось окно совсем в иной мир.

Точно через час командир вновь появился на мостике. Об упущенном судне никто не обмолвился ни слова.

В полдень на волне вражеского соединения было перехвачено незашифрованное сообщение, которое многократно повторяли. Американец, который буквально разжевывал каждое слово, говорил что-то об уничтоженной подводной лодке: «Каталина»… потопила немецкую лодку. Координаты…» Это сообщение вызвало тревогу. До настоящего времени летающие лодки «Каталина» оперировали в прибрежной полосе. Теперь, очевидно после модернизации, радиус их действия увеличился и их начали посылать далеко в открытое море. Это ограничивало боевые возможности подводных лодок.

4 мая в 23 часа был отдан приказ о концентрированном ударе по конвою. Тиме добавил моторам двадцать оборотов, чтобы своевременно прибыть на место. В это время года в указанный час было еще не темно, и нанесение удара планировалось из подводного положения.

Незадолго до смены вахты, в 20 часов, на горизонте заметили первый шлейф дыма. Это было одно из судов конвоя. Тиме подошел к окулярам и заметил старое судно водоизмещением ориентировочно две тысячи тонн. Он не стал утруждать себя и подходить к пароходу ближе. Очевидно, его капитан был предупрежден об опасности торпедирования и организовал бдительное наблюдение. Тиме ни в коем случае не хотел его топить ранее указанного срока и тем самым привлекать к себе внимание кораблей сопровождения.

На форсированном ходу можно было спокойно продержаться до срока атаки. Маленький пароходик шел примитивным зигзагом, который мешал ему больше, чем атакующей лодке. Две торпеды были подготовлены, и с расстояния 600 метров промахнуться ими было мудрено.

Точно в срок, установленный командованием, две торпеды начали свой смертоносный пробег. 40 секунд — и попадание в середину корабля.

Лодка шла на перископной глубине. Море успокоилось. Только изредка на волнах вспенивались буруны. Поскольку другие корабли не появлялись, Тиме приказал всплывать. Судно было тяжело повреждено и уже накренилось. Лодка медленно обошла вокруг тонущего парохода. «Варшава» — значилось белыми буквами на его носу. Можно было прочитать также и порт приписки — «Гдыня». Итак, это польский корабль!

Радист отчаянно передавал в эфир сигналы SOS, в то время как остальные члены команды уже садились в шлюпки. Вскоре старое судно затонуло. Тиме лег в засаду. По его расчетам, вскоре должен был прибыть корабль конвоя, чтобы спасти команду. Однажды такой трюк ему удался. Почему бы не повторить его?

Он прождал три часа.

Коппельман начал постепенно понимать, что рядом разыгрывается драма. О спасении английской или американской команды позаботились бы сразу. А кому нужны несколько поляков? Из-за них командир конвоя, конечно, не станет рисковать.

Акустики зарегистрировали взрыв. Вероятно, был торпедирован еще один пароход, следовавший, как «Варшава», в хвосте конвоя. Однако когда через несколько минут опять раздался взрыв, к наушникам стал сам боцман.

— Похоже на взрывы глубинных бомб на большом удалении, — доложил он.

Тиме сменил курс и осторожно пошел на сближение. Спустя полчаса дежурный на мостике доложил, что впереди показался эсминец. Через короткие интервалы он сбрасывал глубинные бомбы. Всем стало ясно, что он преследует какую-то другую лодку.

Тиме молчал. Еще было время уклониться. Но при этом неминуемо погибнет преследуемая лодка. Если у эсминца не появится другая цель, при отсутствии волнения он без труда уничтожит подводную лодку.

Командир собрал офицеров и сообщил им о своем решении атаковать эсминец. Затем он перешел в носовой отсек и долго беседовал с матом, ведающим торпедным отделением. Были заряжены три торпедных аппарата.

Коппельман спросил вахтенного офицера, что это означает. Обер-лейтенант Бергер с трудом сдерживал волнение. Он считал атаку крайне рискованной. Но было бесполезно высказывать свою точку зрения, когда Тиме вдолбил себе что-либо в голову.

Бергер взял клочок бумаги, карандаш и разъяснил любознательному фенриху замысел командира:

— Через несколько минут эсминец обнаружит нас. Конечно, он попытается быстро забросать нас серией глубинных бомб. Мы останемся на перископной глубине. Как только он приблизится на 400 метров, мы выпустим торпеду прямо в лоб. Что будет вынужден предпринять эсминец?

Коппельман задумался — в создавшейся обстановке ответ напрашивался один.

— Он должен будет отвернуть по ходу вправо или влево, чтобы избежать встречи с торпедой.

— Правильно, господин фенрих! И тут-то мы через десять секунд выпускаем остальные две торпеды, установленные на повышенную скорость и незначительную дистанцию: одна — под углом плюс десять градусов, другая — под углом минус десять градусов. Одна из трех торпед должна поразить цель.

— А если ни одна не поразит?

— Тогда нам конец, — с горечью ответил вахтенный офицер.

А командир уже прилип к перископу. Предстояла решающая битва: или эсминец, или лодка.

— Эсминец пеленг 355 градусов, — последовало донесение из акустического отсека.

Тиме выругался:

— Идиот, он идет прямо на нас!

Акустик повторил:

— Эсминец пеленг ноль градусов.

Тиме учел поправку акустика. 700 метров, 600 метров! Сейчас уже без приборов отчетливо слышался шум винтов эсминца. На полном ходу корабли мчались навстречу друг другу. 500 метров!

Как только акустики отметили 400 метров, Тиме скомандовал второму аппарату пуск. Малейшая ошибка в расчете, техническая неисправность на этой стадии борьбы означала для лодки гибель.

Через несколько секунд Тиме послал остальные две торпеды.

— Эсминец отвернул вправо, — доложил акустик.

Но никто его не слышал — мощный взрыв потряс маленькую лодку. Торпеды попали в цель. Тиме дал команду отвернуть в сторону, оставаясь на перископной глубине. Коппельман засек точное время. Руки у него дрожали. Он уже намеревался с облегчением вздохнуть, как последовал новый, еще более мощный взрыв. Он растерянно посмотрел на командира, но тот лишь махнул рукой. Эсминец сам нанес себе смертельный удар. Когда в него попала торпеда, за борт свалились снаряженные детонаторами глубинные бомбы и взорвались под кораблем. Лодка могла теперь всплыть, ничего не опасаясь. На поверхности болтались какие-то обломки и мертвая рыба. Эсминец со всей командой затонул менее чем за минуту.

На горизонте не просматривалось ни одного судна. Необходимо было как можно скорее искать контакт с конвоем. Но командир решил немного подождать, в полной мере насладиться своим триумфом.

Утро было пасмурным. Когда в нескольких сотнях метров от места гибели эсминца появились пузыри воздуха, Тиме понял, что ждал ненапрасно. Лодка, за которой эсминец гонялся несколько часов кряду, всплывала. Тотчас же на волнах расплылось большое масляное пятно.

Экипаж Тиме был поражен. Лодка вынырнула на поверхность с каким-то необычным креном и сидела глубоко в воде.

— Да она как раздавленная консервная банка, — промолвил Хун.

Казалось просто чудом, что эта так сильно поврежденная лодка противостояла многочисленным атакам противника. Во многих отсеках обнаружилась течь. Просочившуюся внутрь воду матросы отливали ведрами через башенный люк, поскольку насосы были повреждены. Тиме не стал подходить к лодке на голосовую связь. Световыми сигналами он запросил только ее номер, чин и имя командира. Там, очевидно, были так обескуражены, что не смогли сразу ответить. И лишь когда Тиме отошел от места происшествия на несколько миль, последовал ответ с выражением признательности.

Около шести часов на горизонте показался дымовой шлейф. Команда решила, что им вновь попался отставший от конвоя корабль.

Облако дыма росло, и вскоре можно было различить над водой верхушки мачт. Однако первоначальное предположение не оправдалось. Отставшее судно пришлось бы догонять, а это само приближалось на хорошей скорости. Тиме забеспокоился и дал команду к погружению. Едва она прозвучала, как акустики отметили тихий шум навигационных приборов. Их преследовал эскортный корабль.

В первый заход он сбросил большую серию глубинных бомб. Тиме своевременно увернулся и ловким маневром вывел лодку из опасной зоны. Долгое время все было тихо. Командир шепотом переговаривался с двумя вахтенными офицерами. По их общему мнению, они встретили эсминец старого образца.

Тишина угнетала. Вероятно, эсминец тщательно прослушивает район акватории, в котором затаилась лодка. Прошел почти час, пока на поверхности не раздались шумы. Корабль подошел ближе и на прощание кинул еще четыре бомбы.

Тиме на малом ходу вновь вышел из опасной зоны и наткнулся на корвет. Характер шума, прослушиваемого акустиками, подтверждал худшие предположения. Обстановка становилась серьезной: наверху подводную лодку подстерегали два преследователя, которые четко взаимодействовали друг с другом. Офицеры понимали, что возможность проскочить через заслон маловероятна.

Вторую атаку корвет осуществил на встречном курсе. Вновь в воду падали бомбы. По меньшей мере шестнадцать, если Хельмут не сбился со счета. Скрипя, вздрагивала маленькая лодка. Непринайтованные предметы двигались из стороны в строну. Свет мигал.

— Правое торпедное отделение дает течь! — донесли из машинного отделения.

Командир запросил, как много воды поступает.

— 15 литров в минуту!

— Если так, терпеть еще можно!

Позже корвет предпринял новый заход, чтобы атаковать на полном ходу с близкого расстояния. На этот раз он сбросил с большим рассеиванием шесть бомб. Подводные удары достигали такой же силы, как и при атаке эсминца.

Течь в торпедном отделении усилилась. Тиме сам спустился туда и убедился, что никаких надежд на ее устранение нет. Лодка имела заметный дифферент на корму.

Акустики доложили о новой атаке эсминца. Тиме своевременно попытался вывести лодку из-под удара. Наверху, очевидно, рассчитывали на ее маневр влево, и перед тем, как сбросить новую серию бомб, эсминец развернулся и стал точно над противником.

В передней части подводной лодки раздался оглушительный взрыв. Внутрь тугими струями начала проникать вода. Полная темнота поглотила все вокруг. Только с пункта управления поступали бесстрастные донесения о глубине погружения: 80 метров, 90, 100. Наконец лодка остановилась.

Лихорадочно работали электрики. В носовом отсеке пытались локализовать прорыв воды. При свете карманных фонарей, в условиях сильного крена эта работа была и тяжелой, и опасной. Уже два раза командир с нетерпением спрашивал, что там случилось, и получал ответ: «Вода поступает через торпедный аппарат».

Но этим повреждения не ограничивались. Была помята балластная цистерна, вышел из строя компас — тем самым исключалась всякая возможность ориентироваться под водой. Возвращение на базу в поврежденной лодке стало весьма проблематичным, а без компаса оно становилось почти невозможным.

Поскольку акустические приборы тоже вышли из строя, наличие корвета поблизости можно было определить лишь по шуму его винтов.

Но не было бы счастья, да несчастье помогло. Бомбы рвались у самого дна, и взрывной волной лодку толкало в сторону и вверх. На глубине 30 метров отказал прибор, определяющий глубину. «Если в этом положении нас атакует эсминец, мы погибли», — подумал обер-лейтенант Бергер.

И действительно, противник быстро определил, что лодка зависла на малой глубине. То, чего опасался Бергер, случилось. Эсминец развернулся для атаки в четвертый раз. Чтобы определить это, не нужно было акустических приборов. Все слышали мощный рев машин быстрого и маневренного корабля.

— Полный вперед! — приказал Тиме, но лодка едва сдвинулась с места — попытка уйти на большую глубину не удалась.

— Заклинило передние рули глубины! — передали из центра управления по переговорному устройству.

— Все свободные от вахты — вперед! — приказал ведущий инженер. Матросы послушно ринулись в передний отсек. В темноте, по воде, наполнявшей помещения, передвижение было нелегким.

Когда поблизости прогремел взрыв, чрезвычайно деформировался корпус лодки. С треском отлетело несколько заклепок. Люди цеплялись за что попало, чтобы не удариться о стены и переборки. Послышались стоны — кто-то ушибся о падающий инструмент. Маат торпедного отделения Виль упал в обморок — гаечный ключ попал ему в висок.

Сильным давлением лодку бросило в глубину: 70, 80, 90 метров. Поступило сообщение:

— Вода подбирается из торпедного отделения к машинам. Правый дизель сорван с цоколя… Балластные помпы не работают…

Лодка все еще имела дифферент на корму. В некоторые отсеки было невозможно проникнуть.

К счастью электрики дали свет. Он был много слабее, чем раньше. Значительная часть емкости батарей была израсходована на маневр с целью уклониться от ударов эсминца. При слабом свете лица людей казались неестественно бледными. Коппельман пришел в ужас, глядя на них. Командир смотрелся пятидесятилетним стариком, а ему только что исполнилось 23 года.

Тиме расслабился лишь на несколько секунд. Затем его обычная энергия вернулась к нему, несмотря на все случившееся. Он лучше всех знал, что их положение в высшей степени серьезно, если не безнадежно. Но он не хотел сдаваться. Ни за что!

— Мы должны восстановить нормальный дифферент, — сказал он Бергеру.

— С выключенными помпами?

Командир жестко оборвал своего старшего офицера:

— Этого я исправить не могу! Люди должны стать в цепь и перелить воду в передний отсек.

Первый вахтенный офицер собрал команду. Пустые мармеладные банки, коробки, инструментальные ящики — все пошло в ход, чтобы освободить кормовой отсек, где вода достигала уже метровой высоты. В одних отсеках она доходила до колен, а в других до щиколоток.

Подводники образовали длинную цепь. Боцман набросился на Коппельмана:

— Оставьте в покое вашу дурацкую писанину! Бумаги нам не понадобятся.

Плеск воды, которая под мощным давлением неумолимо проникала в кормовое отделение, был ужасен. В носовой части незначительную течь временно законопатили и зачеканили. В кормовом отделении все поспешно наполняли свои емкости и передавали их от человека к человеку в носовую часть. Цепь работала напряженно. Эта упорная работа была, возможно, и бесполезна, но она захватила всех и не оставляла времени на размышления.

Постепенно лодка стала выравниваться. Вначале совсем незаметно, затем сильнее. Люди с удовлетворением почувствовали, что их усилия не бесплодны. Многие поцарапали себе руки импровизированными черпаками, но это были пустяки. Что значили несколько капель крови, когда дело касалось жизни всего экипажа?

— Если дадим малый ход, то сможем выровнять лодку рулями глубины, — сказал инженер.

Тиме спросил, сколько воды приблизительно проникло в лодку. Инженер ответил. Ориентировочно можно было рассчитывать, что сжатого воздуха хватит на всплытие.

Но, на беду, аккумуляторы находились в плачевном состоянии. Некоторые батареи были повреждены. В аккумуляторном отсеке на стенках и на полу образовывались меленькие пузырьки газа, свидетельствовавшие о том, что кислота, выплеснутая из батарей, начала разъедать стенки лодки и — самое страшное — этот газ отравлял воздух и затруднял дыхание. У помп лихорадочно работали специалисты.

— Через полчаса неисправности будут устранены и помпы заработают, — доложил маат.

Этот доклад был первым хорошим сообщением за долгое время.

Многие емкости с горючим протекали и приборы показали, что солярка смешалась в них с водой. На морской поверхности местонахождение лодки, видимо, уже обозначено гигантским масляным пятном. Но все было тихо. Ни звука от винтов, ни стрекота иных механизмов. Преследователи, очевидно, полагали, что лодка разбита и потоплена. Тиме ухватился за эту слабую надежду.

Носовое торпедное отделение было до переборок наполнено водой. Лодка висела в океане на глубине 70 метров почти полностью затопленная.

Коппельман видел, как командир шептался о чем-то с инженером.

— Динамичный подъем с нашими скудными энергетическими ресурсами невозможен, — промолвил инженер.

Капитан кивнул.

— Итак, попробуем скользящий подъем и затем медленную проводку.

С трудом двигалась подбитая лодка сквозь толщу воды. Однако через несколько минут они услышали над собой шум винтов корвета. Возможность уйти от преследователей полностью исключалась. Корвет приготовил все виды оружия, чтобы нанести лодке последний, смертельный удар. Целая серия глубинных бомб была сброшена им за борт.

На центральном пункте управления инженер пытался быстро переключить моторы, чтобы выжать из них максимальную скорость. Со страхом прислушивались люди к тихому шуму электромоторов и стуку винтов.

— Обе машины — самый полный вперед! — прозвучала команда.

В создавшихся условиях скорость возросла лишь наполовину. Истощенные батареи не могли обеспечить большую.

И вновь — уже в который раз — лодка каждым швом и каждой заклепкой содрогалась под взрывами глубинных бомб. Зажатая в гигантский кулак, она металась в толще воды.

На 125-метровой глубине она остановилась. С угрожающим шипением в корпус лодки врывались через бесчисленные маленькие и большие отверстия струи воды. Хельмут Коппельман невольно сравнил их с ядовитыми змеями, которые накидываются на беззащитные жертвы.

Некоторые из членов экипажа были тяжело ранены. Торпедному механику Шульту сильная струя воды отрезала левую руку, как бритвой. Ему наскоро перевязали обрубок, чтобы приостановить кровотечение. Спасти его могла лишь квалифицированная медицинская помощь, и не позже чем через несколько часов. Чтобы понять это, хватило даже познаний Хельмута, полученных им во время обучения.

Молодой матрос, совершавший свое первое плавание, стонал и плакал. Его товарищи тщетно старались определить, куда он ранен. Очевидно, у него было какое-то внутреннее нарушение или расстройство психики.

У старого Хуна сжалось сердце, когда он увидел искаженное болью детское лицо. Он ударил парня в подбородок так, что тот упал без сознания. Сильные руки заботливо уложили потерпевшего на койку.

Машиниста мощным взрывом отбросило в угол. Его висок слегка кровоточил, но он упал без сознания, и никто этого не заметил. Вода в отсеке в это время доходила до колен. Когда на упавшего случайно наткнулся проходивший матрос и машиниста подняли, он уже захлебнулся.

Лодка почти спокойно лежала в водной толще. Командир знал, что конец приближается. Что делать? Оставался единственный выход. Срочно всплывать и покинуть лодку. Еще недавно, обсуждая с инженером сложившуюся ситуацию, он категорически отвергал мысль о сдаче в плен. А теперь?

— Продуть цистерну! — крикнул он на пункт управления. — Ждать приказа на всплытие!

Инженер осторожно пустил воздух в балластные резервуары. Медленно, очень медленно лодка начала подниматься. Хельмут Коппельман сразу почувствовал это по снижению давления, которое всегда ощущал желудком. Нервы моряков были напряжены до предела. Еще имелась надежда. Если всплытие удастся, их, возможно, подберет корвет.

— 110 метров! — доложил маат из центрального пункта управления. И через несколько томительных секунд: — 100 метров!

«Почему мы не всплываем быстрее?» — с отчаянием думал Хельмут. Он вспомнил занятия по спасению экипажа в школе подводников. В легком водолазном костюме можно выходить из люка подводной лодки. Ему тогда понадобилось много времени, чтобы выучить наизусть длинный текст инструкции: «Выход из подводной лодки, лежащей на морском дне, может осуществляться в высшей мере отважными и решительными людьми. Он возможен только с определенной глубины. Если подъем производится с глубины более 10 метров, что чаще всего имеет место, тогда необходимо…»

Хельмут лихорадочно вспоминал. Говорилось ли в инструкции что-либо о 40 или 60 метрах? Об этом долго спорили, приводя остроумные аргументы из физики. До сорока — это бы еще куда ни шло, между сорока и шестьюдесятью — более чем рискованно…

Измеритель глубины показал 95 метров.

— Полностью продуть балластные цистерны! — в сердцах крикнул Тиме.

— Все цистерны продуты, — ответил инженер. Он бесстрастно констатировал то, о чем все уже догадывались: — Цистерна пробита. Подъем невозможен.

В этот момент всем стало ясно, что их судьба предрешена. Они навсегда закупорены в этой коробке. Им предстояла безнадежная, бессмысленная борьба со смертью и мучения, которые трудно представить.

Новый заход эсминца! Команда лодки отчетливо услышала вибрирующий шум мощных винтов корабля. Тиме ожесточено боролся. И им еще раз удалось избежать неминуемой гибели, хотя эсминец пронесся над ними. То, что они остались живы, казалось настоящим чудом, в которое трудно было поверить.

Мозг Хельмута лихорадочно работал. Они же выручили из беды подводную лодку, находившуюся, казалось бы, в безнадежном положении. Почему же к ним никто не идет на помощь? Он хорошо представлял, насколько безграничны просторы океана. Маленькая лодка казалась в них совершенно затерянной. Но были же случаи, когда лодки сталкивались в открытом море! И если бы у командира той, другой лодки достало мужества атаковать в лоб эсминец, а затем броситься на корвет! И если бы балластные цистерны к тому времени были отремонтированы!..

Если… если… если…

Бортовая связь больше не работала. Капитан не имел контакта с вахтенным офицером. Он послал на его поиски Коппельмана. Хельмут вышел из командирского отсека и начал спускаться вниз. Голова раскалывалась. Избыточное воздушное давление сжимало барабанные перепонки. Чтобы понять друг друга, нужно было громко кричать. В лодку тем временем продолжала поступать вода.

Хельмут искал во всех отсеках, однако вахтенного офицера нигде не было. Наконец он обнаружил его в офицерском отсеке. Бергер лежал на своей койке, повернувшись к стене. Когда Хельмут подошел ближе, он заметил рану на виске — Бергер застрелился. Его пистолет валялся рядом. На мгновение Хельмут остолбенел. «Бергер перешагнул этот таинственный порог, — подумал он. — Ему теперь не страшны никакие муки. Но это же трусость, когда офицер кончает жизнь самоубийством. А может быть, это мужество? Где здесь граница?»

Фенрих Хельмут Копепельман, 18 лет, не хотел умирать таким образом. Он поднял пистолет, поставил его на предохранитель и полез в башню. Когда командир услышал доклад фенриха, его лицо стало жестким, как бы высеченным из камня.

Тиме приказал второму вахтенному офицеру проверить наличие личного состава. Лейтенант отправился выполнять приказ. Никто не обращал на него внимания. Члены экипажа бродили с выражением обреченности на лицах. Некоторые просто лежали на койках. Под влиянием драматических событий дня они стали апатичными и никакого интереса к тому, что происходило в лодке, не проявляли. Некоторые вспоминали отпуск на родину, колоссальные пьянки, многочисленных девиц. Второй вахтенный офицер насчитал пятерых погибших и сорок шесть живых и сообщил об этом командиру. Тот протянул бумажку с донесением Коппельману, чтобы он занес эти данные в дневник — маленькую черную тетрадь.

Хельмут воспринял приказание командира почти болезненно. Через несколько минут с лодкой будет все кончено. Необходимо ли точно регистрировать, сколько людей уже мертвы и сколько еще неминуемо погибнет?

Зачем писать приложения к вахтенному журналу, который никто не допишет до конца и не прочитает? Однако он принялся выполнять распоряжение командира. Механически заносил в журнал букву за буквой, строчку за строчкой: «6 мая 1943. Время — 10:35. На борту 5 погибших…»

В большинстве помещений лодки слабо мерцали лампочки. Ток в аккумуляторах казался сейчас живительным бальзамом. Его нужно было экономить любой ценой.

Двум механикам с большим трудом удалось исправить акустическую установку. Они с гордостью доложили о готовности к работе. Занятые напряженным трудом по ремонту, они не знали, сколь катастрофично положение лодки. Лишь по лицам товарищей они поняли, что их сообщение не в состоянии вывести команду из апатии.

Акустические приборы начали работать.

— Атакует корвет! — поступило донесение.

Командир приказал включить рули глубины. Лодка медленно скользнула вниз. Несмотря на безнадежное положение, Тиме все еще оставался хладнокровным расчетливым тактиком.

Атакующий корвет зарегистрировал передвижение лодки по горизонтали, но не определил ее местонахождения по глубине. Бомбы легли точно по цели, но взорвались на 25 метров ниже лодки. Ее подбросило вверх, как в скоростном лифте.

У Коппельмана вновь затеплилась надежда. Может быть, этот маневр, рассчитанный капитаном, окажется спасительным? Может быть, он замыслил с помощью глубинных бомб противника вытолкнуть неподвижную лодку на поверхность? В этом случае по меньшей мере несколько человек смогут выйти через башенный люк. Коппельман непременно попал бы в число этих счастливчиков.

Как любой утопающий, он хватался за соломинку. Глубиномер показал 55 метров. Хельмут со страхом смотрел на стрелку прибора, как бы желая его загипнотизировать. На 40 метрах стрелка замерла окончательно.

В лодке становилось все темнее. Заработали водяные помпы. Изнурительный ремонт был закончен. Но насосы работали медленно, понадобились бы часы, чтобы откачать воду из всех отделений. Лампочки накаливания почти погасли. Помпы поглотили остатки электроэнергии.

Инженер вскарабкался в башню.

— Сколько электроэнергии имеется еще у нас? — спросил Тиме.

— Двести ампер-часов, — ответил инженер. — В полностью заряженном состоянии это должно было составлять 9100 ампер-часов. Недостает двухсот, чтобы привести в действие машины. Даже если мы все источники питания переключим на один мотор, винты смогут самое большее провернуться 20 раз.

— При этом мы поднимемся на десять метров, — подсчитал Тиме. — Оставь все по-прежнему.

Шум насосов действовал успокаивающе. Он заглушал чувство безысходности. Наводящая ужас тишина нарушалась только гулом машин.

Медленно работали помпы. Из наполовину залитой водой лодки выбрасывалось незначительное ее количество. Нет, это конец. Все, что сейчас происходило, напоминало агонию животного на бойне.

Над ними курсировал эсминец. Подводная лодка висела на небольшой глубине. Она ждала смертельного удара. Тиме не предпринимал больше ничего, чтобы уклониться от атаки эсминца: аккумуляторы были полностью разряжены.

Коппельман вспомнил, что он изучал в школе подводников о глубинных бомбах: «Глубинная бомба погружается со скоростью 4 метра в секунду. Ее взрыв предназначается для того…»

Лодка находилась на глубине 40 метров. Ему показалось, что он просчитал до 24, прежде чем наверху шлепнули по воде первые бомбы. Атакующий рассчитал почти прямое попадание. Еще 10 секунд — и жизнь кончится.

В первую секунду Хельмут вспомнил 4 сентября 1939 года. Они сидели тогда с Герхардом и Хайнцем в лесочке. Он мог бы самым точным образом описать то место, где они решили пойти служить на флот, стать офицерами. В этот день они образовали «морской союз» и купили справочник военно-морского флота Вейера.

Во вторую секунду в его голове промелькнула мысль о Куле. Седовласый гигант спрашивал весьма строго, что должен знать старательный ученик об Атлантике: происхождение, глубину, протяженность, значение для мирового судоходства. Когда Хельмут запнулся, отвечая на эти вопросы, он получил пощечину.

В третью секунду он вспомнил, как завхоз Ремиш не хотел приобрести для гимназии помпу для откачивания воды из подвала. Ремиш спорил с директором, утверждая, что в условиях военного времени это роскошь. Глупый Ремиш! Он, конечно, не знал, как важно иметь исправную помпу, чтобы выжить.

В четвертую секунду у него мелькнули воспоминания о лагере трудовой повинности в Экдорфе и своей первой любви. Он лежал с Хайдемари на прохладной лесной поляне. Она была одета в голубое, с белым горошком платье и вязаный жакет. Удивительно, но ее лицо он забыл.

В пятую секунду в его мозгу промелькнул Денхольм. Долговязый маат приказал ему драить комнату, в которой было на метр воды. Хельмут с удивлением спросил: «С чего же я должен начинать? Почему здесь нет помп для откачивания воды? Какая бессмыслица!» Маат вырос до гигантских размеров и, казалось, хотел проглотить фенриха.

На шестой секунде мысли его обратились к гросс-адмиралу Деницу и его речи в Мюрвике. Приглушенным голосом Дениц приказал командиру лодки Лутцу Тиме веерообразно выпустить сотни торпед и таким образом уничтожить весь конвой «ONS-5». Тиме приложил руку к козырьку и коротко сказал: «Слушаюсь, господин гросс-адмирал! Будет исполнено! Сейчас — самое время».

На седьмой секунде он вновь подумал о правилах спасения подводников. До 40 метров это вполне возможно. Лодка при этом должна лежать на грунте. Почему? И почему океан в этом месте имеет глубину свыше тысячи метров? Сорок метров было бы значительно удобнее для судоходства.

На восьмой секунде ему показалось, что он находится на большом танкере, который торпедировали в корму и машинное отделение. Он тотчас же спрыгнул в воду и поплыл изо всех сил прочь от тонущего судна, в то время как позади разливалась горящая нефть. Какой-то хороший пловец обогнал его, показав искаженное страхом лицо, и пробормотал: «Мы этим собакам за все заплатим в свое время…» Все жарче разгорался огонь, все ближе подкрадывалось пламя…

В девятую секунду он вспомнил утро, когда лодка прошла через масляное пятно. Всевозможные обломки и изуродованные трупы болтались на волнах. Капитан-лейтенант приказал ему выловить некоторые предметы и тела. Руки, ноги, оторванные головы с неестественно выпученными глазами. Его стошнило. Почему Тиме отдал это ужасное приказание?

В десятую — и последнюю — секунду Хельмут Коппельман подумал о той ночи, когда они торпедировали судно и эсминец. Он словно увидел себя через мощный бинокль выходящим на верхнюю палубу эсминца. Боль, часами сжимавшая его сердце, прошла. Спасен! Ну, все хорошо…

В этот момент неописуемой силы взрыв разорвал тишину. «Этого не может быть!» — стрелой пронеслось в его мозгу.

И все исчезло.