Сколько стоит ваше сердце?

Глава 43 О БЕЗ ВИНЫ ВИНОВАТЫХ

В возке было темно из-за плотных шторок но, неожиданно — просторно. Шесть человек запросто упакуется, даже на коленях сидеть не придется. Сейчас их было всего трое. Один конвойный сел рядом с Марком, как положено, блокируя выход к дверце, а второй — напротив.

В столице было тепло. После северных холодов Марк, выйдя из портальной залы на улицу, с удовольствием впитывал кожей лучи доброго, щедрого солнышка — пока его не толкнули в тюремную карету. Почти вежливо — но толкнули.

На шумный, деловой и любимый город полюбоваться не дали, а хотелось.

— Куда тебя? — грубовато спросил сержант, — в Лонгери? Раз дворянин…

— Безземельный, — уточнил Марк, — и новожалованный. Лонгери для меня пока немного слишком.

— Значит — в Рахту? В родном доме и стены помогают? — многозначительно хохотнул второй и захлопнул дверцу.

Возок застучал по булыжной мостовой деревянными колесами, подпрыгивая на каждом криво уложенном камне.

По этой уважительной причине в карете все молчали. Разговаривать во время путешествия по столице не рекомендовалось — если только кому-то сильно мешал собственный болтливый язык и он был не прочь с ним расстаться. В возке таких не нашлось.

Марк не возражал. Ничего полезного конвой все равно знать не мог.

Внезапный арест ошеломил, но только в первое мгновение. Потом включилась логика — царица наук. Собственно, этого следовало ожидать. И то, что Винкер не ждал… действительно, ведь, не ждал — говорило лишь о том, как сильно он устал за этот месяц, как много поднял и как мало спал.

Мозг ведь тоже не железный и нельзя его безнаказанно "разгонять" до предела, не давая отдыха. Вялость и апатия, накрывшие Марка, были обычным откатом, Ольхейм предупреждал об этом.

Сбежать… Это было нетрудно, его почти не охраняли. Протокол "А" предусматривал, что арестованный, практически, конвоирует себя сам. Сам является в тюрьму, сам снимает перевязь и сам кладет руку в браслет.

То, что побег равен признанию вины, Марка бы не остановило. Он так и так кругом виновен, куда больше? Надеяться, что добрый расследователь сам во всем разберется и отпустит — верх наивности, а доказывать свою невиновность на воле на порядок легче.

Но — данное слово! "Без веревок и цепей могу связывать людей…"

Может быть, стоило согласится на антимагический браслет? Сковырнуть его не то, чтобы просто… Но и не сильно сложно. Больно — да, рискованно. Каналы можно выжечь, а кто послабее иногда и кони двигает — но за себя-то Марк не боялся, выдержит.

Но… Дворянство, хоть и новое — это статус. Хоть какая-то гарантия, что не прикончат "при попытке".

Дорога до Рахты была длинной, даже напрямую. Тюремный возок ездил только через центр. Уж больно удобно было в узких улочках пригородов, где из-за крыш не видно неба, прыгать сверху на карету и резать упряжь и конвой.

Клепсидра, а то и побольше… Можно было использовать это время, чтобы подумать и выстроить линию защиты. Но Марк махнул на все рукой, привалился к спинке возка и крепко уснул. И за прошлую ночь, и за позапрошлую. Тело тоже не железное, а за этот месяц он его выжал досуха, в ремне два раза дополнительные дырки крутил. Так тоже нельзя.

А думать… О чем тут думать? Вариантов-то только два. Либо это ошибка, тогда они с расследователем быстро во всем разберутся, с Марка снимут все обвинения и он еще успеет повоевать в Кайоре или в Пьесте, как прикажут.

Либо — месть. За дворянство, за нашивки стратега, за "Рубиновое пламя", за его раннюю славу, страшноватую, но гремевшую по всей Империи. За Алету. Мало ли за что. Если тебе плюют в спину, значит — ты впереди. И обратный постулат тоже верен: если ты впереди — будут плевать, а то и нож кинут. Дело-то житейское. Разберемся. А сейчас — спать.

Конвойные если и удивились, то промолчали.

— Аней!

— Госпожа графиня! — горничная едва не кинулась на шею, но опомнилась и торопливо сделала реверанс, — Ой, а уж я-то здесь чего не передумала. А это, оказывается, змеюка — Рейли! Правильно ее Небо наказало.

Алета неторопливо бродила по своим, уже своим комнатам, трогая разные безделушки. Брала их в руки, вертела и снова ставила на место. Никогда не думала, что будет так скучать по Аверсуму, по резиденции. Даже по трескотне Аней.

Она улыбнулась и, наконец, сбросила дорожный плащ на руки девушки. Громкий возглас за спиной был полон ужаса:

— Святые Древние! Ваши волосы! Ваша дивная золотая коса!

— Ничего, Аней. Волосы — не голова. Отрастут.

— Просыпайся. Приехали, — сержант беззлобно ткнул Винкера в бок.

— Ага, — Марк помотал головой, разгоняя сонную одурь. После нескольких бессонных ночей одна наспех перехваченная клепсидра — мало.

— Спасибо, парни, что дали выспаться.

— Да не за что, — сержант хмыкнул, — всякое на своем веку видел: и молчунов возил, и крикунов, и тех, которые припадки изображают. А вот спящих, как младенцы — еще ни разу не доводилось.

— Новый опыт полезен, — хмыкнул Марк, — какие здесь порядки? Сначала к расследователю?

— Тебя велели прямиком к коменданту доставить. Видать, важная птица? А по тебе и не скажешь, тощий ты для птицы. Скорее, на весеннего волка похож. И такой же лохматый.

— Пусть будет волк, — не стал спорить Марк, — хотя, если разобраться, в птице тоже мяса немного, одни перья. Если она не курица.

— Курица — не птица, — авторитетно и убежденно заметил конвойный.

Винкера провели тем же коридором с пустыми нишами и потеками масла на стенах, мимо вонючих камер, деревянных колодок и цепей, вкрученных в стену. Марк невольно задумался о характере человека, который ходил сюда каждый день, на работу.

Кем нужно быть, чтобы избрать такую карьеру? Явно — не сребролюбцем. Рахта — не Лонгери, много к рукам не прилипнет. Да и высоко по такой лесенке не заберешься. Что за человеком ты стал, Хан Гамсун? Можно ли на тебя положиться так же, как раньше?

Впрочем, он и раньше рассчитывал только на одного человека — себя.

Бывший одноклассник оказался на месте. Сидел за массивным столом и сосредоточенно писал — залысины, кажется, стали еще больше? Или это от того, что Хан наклонил голову?

— Преступник доставлен, — доложил сержант, — мятежник, говорят, сам Эдер.

Хан поднял голову.

…Если и мелькнуло в глазах удивление, то так быстро, что даже Винкер ничего не заметил. Взгляд коменданта переместился на сержанта.

— Спасибо за службу. Вы свободны.

— Э-э… А браслет.

— Господин Винкер дворянин. Он не нарушит своего слова. Свободны, господа, — интонация Хана подействовала не хуже воздушного вихря — конвойных из кабинета словно вымело.

Несколько мгновений они смотрели друг на друга.

— Мятежник, — наконец, фыркнул Хан, — да еще чуть ли не сам Эдер. Злоумышление против Императора, попытка переворота, участие в заговоре… Не мог ты просто тележку с мандаринами у торговца укатить?

— Это неинтересно, — Марк едва заметно дернул уголком губ. И, не спрашивая разрешения, опустился на стул. — Ты же приглашал в гости, я не ошибся? Самую сухую камеру обещал…

Хан Гамсун уронил лицо в ладони и с силой провел по лицу.

— Это не смешно, — сообщил он. — Против тебя, действительно, выдвинули обвинение в государственной измене и участии в мятеже. Это — виселица, Марк.

— Если докажут. — Марк вытянул ноги чуть не на середину кабинета. Ужасно тянуло зевнуть, но это было бы совсем невежливо.

— Кофе хочешь? — понял его Хан.

— За чашку родину продам, — сознался Винкер.

— Тогда — хорошего. Очень хорошего. Кабри будешь?

— Он же золотой…

— Так и родина — штука не дешевая.

— Уговорил, — рассмеялся Марк, — давай свой Кабри.

Пока комендант тюрьмы отдавал распоряжения, Марк пробежался глазами по листу бумаги, который Хан ничем не прикрыл. Совесть его не мучила — бывший одноклассник отлично знал, что Винкер очень быстро читает вверх ногами и не только на имперском. И, раз он оставил этот листок, значит, рассчитывал, что Марк его прочтет.

Это был донос. Самый обычный, классический донос, который начинался, как и все доносы: "Довожу до вашего сведения…" Почерк был незнаком.

По мнению автора, стратег имперской армии Марк Винкер нарушил присягу (тюрьма), собрал войско мятежников с целью захвата трона (виселица), притворялся Святым (костер) и, наконец, сдал фиольской армии город Бар (четвертование, как минимум). На этом фоне саботаж в виде нарушения портальной связи и похищение благородной девицы выглядели сущей мелочью. Что-то вроде спертого из буфета варенья.

— Ознакомился? — спросил Хан, когда секретарь, обеспечив две чашечки отличного кофе, скрылся за дверью, — Какой шустрый мальчик, да? Всегда таким был, но… Для того, чтобы наворотить все, что здесь перечислено, нужно, как минимум, раздвоиться. — Внимательные глаза смотрели на Винкера с иронией, — я ничего не знаю про похищение девицы Шайро-Туан… хотя, это чисто мое мнение, девица сама активно напрашивалась, чтобы ее кто-нибудь похитил. Заметь — я ей не в укор. Если бы мне светил брак с императором, я бы тоже предпочел похищение…

Но кое-что я помню совершенно точно: сбой портальной сети случился десятого анери, а первые донесения об армии мятежников в Виете и "чудесах" Святого Эдера начали поступать двадцать седьмого меари. В это время ты сидел в Южном, а после — получал "Рубиновое пламя". И тебя видела целая толпа народу, включая императора.

— Ну, при должном старании и зеркальной связи можно успеть в оба места, — заметил Марк, беря на себя роль "адвоката Темных Богов".

— Если генерал Райкер подтвердит, что ты все время был у него на глазах…

— Генерал в тяжелом состоянии.

— Суд не завтра. Лучшие целители, крепкое здоровье… Думаю, генерал встанет. Так что это обвинение мы с чистой совестью можем отбросить. Что дальше? Сбой портальной связи? Тут все еще проще — это невозможно.

— Я это сделал, — скромно заметил Марк.

— Забудь. Это невозможно, любой ученый-зеркальщик это подтвердит не глядя, хотя бы мэтр Окли из Университета.

— Окли — дурак, — хмыкнул Винкер.

— Без разницы, зато с именем. Ему поверят. На том и стоять будем. Ты не мог саботировать работу порталов, потому что с точки зрения современной науки сие невозможно. Бар? Это вообще нелепость. Кому ты его сдал, если, когда армия вошла в город, над ним был поднят флаг Дженга. И этот влаг не спускали ни на клепсидру.

— В городе шли бои, — ради справедливости сказал Марк.

— Да, но флаг не спускали. Если флаг не был спущен, значит — город не был сдан, международное военное право тут абсолютно категорично. Того преступления, в котором тебя обвиняют, просто не было.

— То есть остается… похищение? — Марк исподлобья взглянул на Хана.

— Остается. Но если не было убийства, ограбления, изнасилования и продажи в гарем, то это, максимум — штраф за урон репутации. Да и то, по военному времени и не такое списывалось.

Марк молчал, прикрыв глаза. На его высоком лбу залегла резкая вертикальная морщина.

— Я не смогу тебе помочь, если не буду знать, что произошло с этой девушкой, — напомнил о себе Хан.

— Не помогай, — кивнул Марк, — Ты и так здорово помог, спасибо тебе, дружище. С остальным я как-нибудь сам…

— Сидя в камере?

— Сбегу, — пожал плечами Винкер, — или, скажешь, от тебя не бегают?

— Не в антимагическом браслете. Или… ты надеешься, что я, по старой дружбе, не стану одевать его тебе?

— И повиснешь рядом? Небо с тобой, Хан! Когда я был неблагодарным? Конечно, ты выполнишь свой долг, на иное я не рассчитывал, — Марк невесело улыбнулся, — Не переживай. Я же "уличная крыса", а мы живучие твари.

— Мы еще и стайные твари. Крысе в одиночку не выжить. — Хан поджал губы и не торопясь, подчеркнуто аккуратно расстегнул крючки на своем камзоле, а потом расшнуровал рубашку. — Собственной властью закрываю уста себе сроком на девять лет на все, что услышу и узнаю от Марка Винкера по поводу графини Шайро-Туан. Да сожжет меня Немое Пламя, если я нарушу сей запрет хотя бы во сне, горячке или под пыткой. Ашхариа!

На ладони Хана вспыхнул темный огонек. Комендант тюрьмы ловко свернул носовой платок, сунул себе в рот, закусил — и припечатал ладонь к груди. Тело Гамсуна скрутило жестокой судорогой боли, он упал грудью на стол и заскреб ногтями по разлетевшимся бумагам.

Прошло несколько томительно долгих мгновений, прежде чем Хан смог спокойно дышать.

— И вот так каждый раз, — его передернуло, — Очень низкий болевой порог, представляешь? Совсем не могу терпеть… но приходится. Итак, я слушаю тебя. Что там произошло между тобой и невестой нашего венценосного повелителя.

Марк зажмурился. И сказал — как в воду прыгнул:

— Я на ней женился. Солдатским браком.

Истерики не случилось. И громы небесные не разразились в кабинете. Хан лишь прикрыл круглые, чуть навыкате, глаза и выругался. Длинно и замысловато, но абсолютно бесстрастно.

— А вот это — петля, — произнес он после долгого молчания, — без вариантов. Ты жив, потому что императора пока нет в Аверсуме. Но это ненадолго. О чем думал?

— О том, что таких девушек — одна на миллион. А любовь — подарок Богов. От таких вещей не отказываются.

— Ты же неверующий, — хмыкнул Хан.

— Не в этом случае.

— Бездна, — Хан снова, уже привычным жестом потер лицо, — Дженга никогда не отдают то, что считают своим.

— Я тоже, — спокойно сообщил Марк.

— Демоны и ад… Я понятия не имею, как тебе помочь. Единственный совет, и это ценный совет: молчи о графине намертво. Что бы не вообразил себе суд — пускай. Правда — опаснее.

— Разберусь, — Винкер наслаждался кофе и выглядел расслабленным.

— Всегда хотел спросить… — Хан с интересом посмотрел на Винкера, — Ты, действительно, ничего не боишься? Вообще?

— В детстве отбоялся. Когда на башню за Классной Книгой лез. Так перетрусил, что… в общем, все остальное уже было как-то вообще не страшно.

— Даже не знаю: жалеть или завидовать.

— Прими к сведению и используй к выгоде, — серьезно посоветовал Марк, — это самый продуктивный путь. Если у тебя все… то я хотел бы оказаться в той самой теплой и сухой камере. Выспаться хочу — сил нет.

Гамсун заметно поколебался, но все же достал из ящика стола тяжелую, стальную штуку, напоминающую наруч. Открыл. Винкер ободряюще кивнул и вложил в него левую руку. Хан медлил.

И Марк сам защелкнул на себе браслет.

Темные стволы стояли стеной. Изумрудный мох, какой-то не по-хорошему яркий, ковром ложился под ноги, льстиво и подозрительно, а потом чавкал, и отпускал ногу неохотно. А иногда из под сапога порскала юркая, подвижная змейка.

И шорох — этот постоянный, неумолчный шум, днем и ночью, в закат и на рассвете. Он сводил с ума и навевал нехорошие сны. И пахло плохо — гнилой водой. Для людей, выросших на краю пустыни, гнилая вода, это… все равно, что оскверненный алтарь.

"Проклятое место — шептались солдаты, — проклятая земля…"

Из Бара Лессу удалось увести около трех тысяч вполне боеспособных ребят… Вот только боеспособность их таяла с каждым днем в этом лесу, а первобытный страх набирал силу, превращаясь в панику.

Утром обнаружилось, что почти четыре сотни человек исчезли. Просто исчезли, прихватив с собой лишь свои заплечные мешки. Видимо, решили, что с армией Лесса им ловить нечего.

Генерал пожелал им удачи и — добраться до родины. Пустыня всех примет. Дезертиров Священный Кесар повелел закапывать в пески по шею и оставлять на трое суток. Выживет — значит, Боги милостивы. На памяти Лесса таких "помилованных" не находилось. Пустыня жестока…

Но она и в половину не так ужасна, как эти болота…

На очередной поляне, где остатки войска решили устроить привал, их ждало открытие — четыре сотни пар сапог… тех самых. И — не пустых.

Рвало всех, самого Аргосского тоже. И сколько в этом было естественной брезгливости от нехорошего запаха, а сколько животного страха — кто знает?

Фиольцы двигались к границе с Кароттой… Точнее, они думали, что двигаются именно туда. А скользящий следом огромный змей не видел нужды их переубеждать или направлять.

Такой задачи перед ним не стояло. Он собирался не прогнать врага со своей земли, а оставить его тут. В этих болотах. И то, что генерал Аргосский бодро чесал вперед, описывая круг, и вскоре должен был повстречаться со своим собственным следом, его абсолютно устраивало.

К тому времени армия уменьшится еще больше.

Змей был огромен… Но даже он не мог съесть сразу три тысячи человек вместе с подкованными сапогами. Приходилось дозировать. Завтрак, обед, полдник и ужин.

— Как заключенный из пятнадцатой камеры? — спросил Хан.

— Спал почти сутки, — доложил надзиратель, — даже не ел. Ему и обед принесли, и ужин — и все пришлось унести назад. Мы два раза проверили, думали — может с собой покончил от отчаяния, всякое же бывает. Нет. Просто спал. Такое ощущение, что он дорвался до сна, как… простите, моряк до бабы.

— А сейчас как?

— Разминку делает. Это правда, что он — сам святой Эдер?

— С чего ты взял такую глупость? — удивился и возмутился Хан.

— Так похож, — простодушно отозвался тот, — сильно похож. У меня жена, сами знаете, сильно охоча в храм сходить, каждый день бы туда бегала… языком почесать. — Хан нахмурился. Подчиненный понял и быстро договорил, — Так я о чем — из храма она картинки разные приносит…

— Какие картинки? — насторожился Хан.

— Разные, — надзиратель смутился, — смешные иногда. Иногда нравоучительные. И со святым Эдером картинки были. Так я скажу — похожи они сильно. Так-то, на первый взгляд, может и не очень, а вот если этак ему повернутся, да такое лицо скроить… ну, поблагостнее… В аккурат Эдер и будет. И я вот что думаю — не могут быть два человека так похожи, если они хотя бы не родственники.

— У тебя остались эти картинки?

— Ну… — надзиратель смутился еще больше, только что пол сапогом не ковырнул, — Как сказать. Некоторые. Нравоучительные я детишкам отдал, думал, может чего полезное усвоят. А они их на кораблики перевели. А смешные…

— Я имею в виду те, которые с Эдером.

— Так те жена к себе в молитвенник прибрала.

— Возьмешь служебную лошадь и мухой за картинками. Привезешь все, что найдутся.

— А… жене-то я что скажу? — растерялся надзиратель.

— Тебе ордер на изъятие выписать? — холодно поинтересовался Хан.

— Спаси Святые Древние! Потом не отмоешься.

— Значит, найдешь, что сказать. Только давай быстрее, чтобы к пятой клепсидре тут был. Опоздаешь — все ночные дежурства твои.

— Понял. Ушел. Считайте, что уже принес.

Оставшись один, Хан задумчиво побарабанил пальцами по столу. Своему бывшему однокласснику он верил — Святым тот быть никак не мог. А вот родственником… В приют Змея не попадали мальчики из благополучных семей. Туда со всей столицы свозили сирот, детишек, выкинутых на улицу, как щенков жадными родичами и просто — не помнивших родства.

Мало ли таких? Спуталась знатная дама со слугой и не убереглась. Обычное дело. Куда ребенка? Да в канаву — и все дела.

А дела-то нехорошие и Его Величество их не поощряет. И такой дамочке, если ее найдут, отвечать по всей строгости. Самой — петля, а имущество — в казну. Так что мусорщики давно освоил доходный промысел — подбирали таких деток, платили монетку магу воды, узнавали родство — и трясли мамаш, как груши.

С мертвого — доходу поменьше, а с живого… Это ж серебряная жила!

Могло так получится с Марком? Да запросто! Могла ли его непутевая мамаша родить еще одного ребенка и на этот раз подкинуть его монахам? Еще проще! Преступление, оставшееся безнаказанным, почти всегда повториться, так уж устроены люди.

И выходит, Марк — брат государственного преступника?

Что-то подсказывало Хану, что вряд ли на суде это обстоятельство сыграет за друга. Скорее — утопит с головой. Надо ли копать?

"Обязательно", — сам себе ответил Хан. Мины и "ежи" нельзя оставлять в земле. Чревато. Копать, но — предельно аккуратно. Перышком. Чтобы ни одна сволочь не почуяла.

Если бы кто-то сейчас увидел лицо стратега генерала Райкера, решил: тронулся парень со страху. Оно было абсолютно безмятежным и совершенно счастливым. Выполняя упражнения на растяжку, Марк только что не мурлыкал под нос, сверкая довольной улыбкой.

А объяснялось все просто — он впервые за весь этот месяц, наконец, нормально выспался и сейчас чувствовал себя волшебно. В каждой клеточке тела пела сила и легкость, голова соображала на удивление ясно, а мышцы просто требовали нагрузки.

Тяжелый браслет немного тер кожу. Винкер прервался, оторвал от простыни (а то! камера по знакомству, с постельным бельем) полоску ткани, перевязал руку и затянул узел зубами.

…И опустился на койку, не отрывая взгляд от этого адского приспособления.

Воистину, адского. С его помощью магу можно было перекрыть доступ к любой стихии, кроме… стихии — антагониста. Да, вот такой забавный выверт. Браслеты изобрели почти полвека назад и до сих пор они считались вполне надежными.

Глава Ночного Братства Аверсума обещал тысячу золотых эров тому, кто придумает способ снимать браслеты без риска для магии. Но заветную тысячу так никто и не потребовал.

Чаровали их в Храме… Вернее, конечно, благословляли. Вот интересно: Святой Натан держал щит, Святой Йохан собирал стадо, Квентин — лечил. Все это они делали магией, с этим даже храм не спорил.

Когда, в какой момент и почему магия превратилась в… благословение? То есть в свою противоположность? И можно ли от этого защитится? Жрецы утверждают, что нельзя. Ерунда. Любую задачу можно решить, если только не убедить себя заранее, что она не решаема. Все решаемо. Только не все сразу.

А конкретно этой задаче кажется пришел… какое там есть цензурное слово? Черед ей пришел.

Марк взглянул на наруч с хищным прищуром. До стихии-антагониста дотянуться можно, хотя управлять нельзя, и откат, скорее всего, убьет мага. Но, в принципе, колдовать в браслете можно. А это значит — доступ есть. Просто урезанный. И его можно расширить.

Винкер с размаху хлопнулся на небрежно застеленную койку, закинул руки за голову, а длинные ноги, небрежно скрестив, уложил на спинку.

…Почему легче всего призывается стихия-антагонист? В учебнике написано, что создатель браслетов был не чужд садизма и сохранил для наказанных магов иллюзию могущества, чтобы они сильнее мучились и, в конце концов, не удержав заклинание, перегорали и погибали. Такая дополнительная страшилка для тех, кто еще не оступился, но уже всерьез подумывает об этом.

И — такой вопрос: а в храмах эти браслеты только благословляют? А изготавливают их где? В частности, почему они такие большие и тяжелые? Чтобы лучше держалось благословение? Но это — чушь, на сколько сохранятся свойства благословленного предмета, зависит не от толщины материала и, тем более, не от площади, а только от типа благословения и личной силы жреца.

Марк поднес наруч к глазам, вывернув руку так, чтобы видеть срез. Да, толстый. Но, демоны его разберут… Может быть, на свету?

Свет был только за окном, окно под потолком, потолок — высоко. Но когда ученых останавливали такие мелочи? Эдер, вон, по воде прошел и не заметил.

Кровать, конечно, была прикручена к полу… Ключевое слово — была. Переставить ее к окну не получилось, зато удалось снять основание. Не совсем то, но лучше, чем ничего.

До окна он все же добрался, наполовину балансируя на одной ноге — наполовину вися на пальцах. Вытянув вторую, с браслетом и выгнув шею под немыслимым углом, Винкер попытался заглянуть на внутреннюю сторону собственного "украшения". Показалось, или она, действительно, темнее — и немного блестит? Вернее, не блестит, а отражает…

— Надеюсь, ты пытаешься спилить решетку, а не повеситься? — ироничное приветствие Хана вернуло его с небес на землю.

— Тьфу, — сплюнул Марк, — Прикинь, так увлекся — даже не заметил, что у меня гости. Ты с кофе?

— А у тебя еще осталось, чем платить за Кабри? — шевельнул бровями комендант Рахты, — помнится, родину ты уже продал.

Винкер мгновенно произвел инвентаризацию своих "богатств".

— Из ценных вещей у меня остались еще душа и честь. На две чашки хватит, надеюсь?

— Да на кой мне твоя честь? Ты что — юная и прекрасная девственница? — отмотался Хан, — Ладно, демоны с тобой. Чашка Кабри за ответ на один вопрос. И, говорю сразу — под Немой огонь больше не пойду. Хватит с тебя простого честного слова. Тем более я, в отличие от некоторых, честь за чашку кофе не продаю.

— Ты еще просто не сидел в тюрьме.

— Да я каждый день тут сижу, — фыркнул Хан, — и, в отличие от вас, бездельников, еще и вкалываю как в каменоломнях.

— Что за вопрос? — Марк аккуратно вернул основание на прежнее место. Встало оно немного криво, но удар кулаком исправил дело. — Готов ответить авансом. А если вопрос мне понравится, то и слова не нужно.

— Он тебе не понравится, — честно предупредил Хан. — Но мне придется его задать. Со скольких лет ты себя помнишь, Марк?

Глава 44 МЕДАЛЬОН

Лохматых низкорослых лошадок расседлывали молча и быстро, перепаковывая поклажу в заплечные мешки.

— Нас не ждите, это приказ. Если сейчас выйдете, к вечеру в аккурат у ближайших пресных ворот будете, ими и уйдете в долину.

Угрюмые местные зыркали из под своих косынок не зло, а обиженно. Как дети! Каждый шел сюда с надеждой, что возьмут именно его. Но Маркиз решил вот так: трое пастухов, не самых сильных, но самых хладнокровных и "тихих" на скалах и… почти слепой Катиаш.

— Этого-то зачем берешь? — Маркиз обернулся, чтобы посмотреть на смертничка, который осмелился в поиске спорить с командиром… "Смертничка" не потому, что за это даже в цивилизованной армии наказывали. Таких и вешать не надо, сами нарвутся.

Катиаш и ухом не повел. Он был спокоен, как зверь Лефарат — его имя уже назвали, а остальное… собака лает — ветер носит. Пусть себе тяфкает, не подерется, так хоть душу отведет.

— Он лучше всех ловушки ставит, даром, что слеп, как крот. А пальцы такие, что с ними и глаз не нужно, — продолжил Смертничек. Так и буду его называть, решил Маркиз. — Так больше никто не умеет.

— Что ж ты не учился? — оскалился он. — Если такой умный?

— Он учился, — подал голос Катиаш. Скрипел старик, как несмазанная телега, — Хороший паренек. Не нарвется, так толк будет… лет через десять. Ловушки — оно дело такое, не сразу даются. Камень чувствовать надо, а это умом не взять, только с практикой приходит. Что на меня смотришь?

Новоименованный Смертничек и впрямь вылупился на старика так, словно на его месте вдруг возник тот самый зверь, которого не бывает. Но Катиаш-то этого видеть не мог!

— Вот об этом я и говорил, — удовлетворенно кивнул слепой, — чуять нужно все вокруг — и под собой тоже, футов на десять, минимум. Мастер чует на сто. Только до мастерства, дай Темные Боги, один из ста и доживает. Поэтому нас так мало. Земля берет дорого, как раз по ученику — за каждый фут.

— Тогда, тем более, тебе нельзя туда. Пропадешь ни за что.

— Катиаш идет, — повторил Маркиз, — без него мы Демонову Песочницу тихо не пройдем, а громко… можно сразу назад поворачивать.

И невольно подумал, что Кот никогда своих решений не объяснял, тем более — не оправдывался. Его приказы и так исполняли либо "бегом", либо "совсем бегом". Видно, авторитет командира тоже та еще зараза, с неба не свалится, хоть как ты талантлив. Заработать надо. Доказать каждому из полутора тысяч балбесов, что ты имеешь право приказывать…

Наконец, едва слышный стук лошадиных копыт по камню стих совсем. И Маркиз повернулся к своей маленькой группе. Очень маленькой — всего пятеро, вместе с ним.

— Идем как по сырым яйцам. Катиаш впереди — его слушать как мамку, папку и всех богов разом. Давай, отец.

Старик спрятал в соломенные усы улыбку и занял место во главе отряда. На душе у него было легко и тепло, словно семь таров камней свалилось. Катиаш никогда бы не признался, но отношение пасынка к скорой и "неправильной" свадьбе матери его царапало. Да и Тамире печалилась, а ее улыбка была для Катиаша личным солнышком. С тех пор, как взрыв огненного шара почти погасил для него настоящее солнце.

Ради ее улыбки он бы взялся Драконье Седло срыть до основания деревянной ложкой… Не срыл бы, конечно. Но, попытался бы, точно.

Место, где базировался полковник Респен, или, по-простому Демон, нашли уже давно, в одной из вылазок. И с тех пор не оставляли вниманием, но навещать не торопились, хотя Демон зверствовал в Кайоре почище, чем, недоброй памяти, генерал Кай. Но Маркиз чего-то ждал. И вот, наконец, вчерашней ночью вышли.

Приговор Демону вынесли еще когда, осталось только привести в исполнение. А до этого — пройти неслышно каменный лабиринт, напичканный ловушками, как праздничный кекс — изюмом. Ерунда. Начать и закончить.

Шли цепочкой, след в след, зрячие — за слепым… Сказать кому — не поверит. Но Катиаш двигался вполне уверенно, словно летучая мышь, у которой, как говорили ученые люди, тоже со зрением небогато, зато внутри какая-то приблуда, позволяющая и вовсе с закрытыми глазами летать.

Уже через десять шагов Катиаш остановился, да так резко, что пастух, который шел за ним, чуть не воткнулся в спину.

Не говоря ни слова, старик присел на корточки и прижал растопыренные пальцы к земле. Все замерли, стараясь даже дышать через раз. Томительно медленно катились капли в клепсидре. Наконец, Катиаш тихонько выдохнул, поднялся и сделал знак двигаться дольше.

Первая ловушка была обезврежена. Как он это делал — Бездна знает. А, возможно, и она — не твердо. Больше так никто не мог, хотя кое-что из своей мудреной науки старик молодежи передал: научил ставить невидимые сигналки, которые не рассеивались от пристального взгляда фиольских жрецов и простейшие огненные ловушки, которые на благословение реагировали очень просто — взрывались, забирая с собой благословляющего и его эскорт. А самых способных Катиаш учил "слышать камень". Сейчас такой "слышащий" был в каждой группе и смерти людей под обвалами прекратились.

Ночь они выбрали безлунную, амулеты не брали, "ночным зрением" пользоваться было нельзя. По этому параметру Маркиз и подобрал группу — кто хоть немного видит в темноте. Сам он чувствовал себя пятым колесом в телеге, но послушно ступал четвертым, стараясь попадать в ритм шагов Третьего. Этот ритм был единственной зацепкой в чернильной тьме лабиринта, единственным ориентиром.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍За одну клепсидру обнаружили и разрядили пять ловушек. Маркиз уже начал тихонько нервничать, ругая себя, что неверно оценил задачу. Двигаясь таким темпом, до рассвета они никак не успевали, а ускориться — с гарантией вляпаться в очередной пакостный сюрприз.

— Это ж бритые, — тихонько фыркнул Пятый, — у них всегда так, первые метры просто напичканы ловушками, следилками, сигналками и прочей дрянью. А чем дальше — тем легче. Середину как по айшерскому ковру пройдем, отвечаю! Вот ближе к лежбищу Демона опять солоно придется.

— Ну, дай-то Боги, — кивнул Маркиз и немного успокоился.

Демон торчал у него занозой даже не в пятке, а в таком месте, какое при дамах не называют. Не все военначальники у Кесара были похожи на покойного и никем не оплаканного генерала Рино, ой не все! Умных и талантливых мужиков тоже хватало. Демон был как раз из них: хваткий, серьезный, осторожный и жестокий. В общем, абсолютно лишний. И эту неправильность Маркиз решил устранить.

Песочница представляла собой не просто природное нагромождение скал: здесь было несколько очень серьезных разломов и целый комплекс сквозных пещер, в которых случалось заплутать даже коренным жителям… в основном, конечно, спьяну.

Катиаш вел группу не быстро, но очень аккуратно, так, что Маркиз даже начал потихоньку надеяться на благополучный исход дела.

Никчемный сюрприз подстерегал их там, где они уже ничего не ожидали встретить и, малость, расслабились. Правду сказал Пятый — как по ковру шли. Впереди маячили пещеры, вот от тех ждали пакостей, а раньше… Зачем бы ловушки сразу одна за одной? Неэкономно.

Но, видно, Демон считал по другому.

Катиаш ничего не почуял, он был просто Мастером. Изумительным, непревзойденным слепым Мастером. Магом не был, а ловушку мог почуять только маг.

— Стоп! — в одну пятую голоса скомандовал Маркиз. Отряд немедленно встал.

— Мне кажется, впереди чисто, — сказал Катиаш.

— Когда кажется — молитву читай, — поддел третий.

— Когда кажется — надо не молиться, а проверять.

— Впереди смерть, — просипел Маркиз отчего-то враз севшим голосом, — гляньте, кто видит, поблизости свежего покойника нет?

— Как это — нет? — удивился Второй, — обязательно есть. Слева, в десяти шагах от тропы. Как помер — отсюда не разглядеть, темно. А время я скажу — дня не прошло.

— Ты — некрос? — удивился Маркиз.

— Вот еще, — Второй дернул плечом — я вообще не маг, даже близко. Просто нюх хороший. Покойник совсем свежий, на здешнем солнце он уже завтра пованивать начнет, а через несколько дней сюда не войти будет. Если пустынные собаки раньше не подсуетятся.

— А почему их до сих пор нет?

— Потому что умные. Тут жрец поработал, душу к телу привязал и на семь человек заклял.

— Что это значит?

— А все просто, командир. Пока эта душа семь человек по облакам не отправит, сама будет тут сидеть, как привязанная.

— Вечно? — горестно охнул Пятый.

— Ага, щаззз! Такие заклятия вечными не бывают. Обычно они кратные, если семь человек — так и суток семь.

— Нас пятеро… А люди здесь ходят редко. Он такой шанс упустить не может.

— Так, может, того… Поговорить с ним, пропустит? Свой же? А мы ему семерых бритых пригоним.

Горячий ветер взметнулся вокруг отряда, кинул горсть песка в лицо говорившему, целя в рот и немедленно опал.

— Он не свой. Он — бритый. Фиолец.

Бойцы переглядывались, и глаза у всех были одинаковые: злобно-обреченные. Не даст им покойник пройти дальше, и, хорошо, если назад выпустит.

— Не выпустит, — подтвердил Второй, — Мы — его надежда на какое-никакое, а посмертие. Он ее не упустит. Никто бы не упустил.

…Вляпались! Всеми ногами и по самые уши. Следовало ожидать, что просто не будет. Но такой подлянки даже от Демона никто не ждал — своего же солдата пустить на ловушку. Вот мразь то, простите Святые Древние.

— Значит так, — Хан довольно успешно делал вид, что ничуть не волнуется, а Марк — что верит, — ты хоть и дворянин, но безземельный. Значит — суд будет носить обвинительный характер. Понимаешь, что это значит?

— Что я, по определению, виновен. Но мне дадут возможность оправдаться, — кивнул Марк.

— Хорошо. Понимаешь. Обжалование… Обжалование приговора только одно — судебный поединок. Но тебе и это не светит. Понимаешь, почему?

— Судебный поединок — это, фактически, божий суд, а я — атеист.

— Не хочешь принять милость Храма? Все-таки дополнительный шанс. На суде будет жрец и к новообращенным они куда как ласковее. Может, даже вступится.

Винкер вскинул брови:

— Большой — а в сказки веришь?

— Просто стараюсь помочь.

— Ты и так помог. Не грусти. Разберусь. — Винкер был благодарен другу, и даже больше не за наставления, а за возможность вымыться в теплой воде с мылом и чистейшую, даже слегка подкрахмаленную белую рубашку. В такой, если что, даже на виселицу идти приятнее, чем в тех грязных тряпках, в которые превратилась его одежда после всех приключений.

— Мне жаль, что я сам не могу судить.

С этим Марк согласился. Займи судейское кресло Гамсун, было бы куда как проще. Но — простолюдин не имел права судить дворянина, хоть и простого шевалье.

— Удачи тебе, и… хоть ты и не верующий — милости Неба.

Марк криво усмехнулся.

— Призывай лучше Бездну. Она скорее откликнется.

— Если понадобиться, я и демонов ада попрошу, — Хан положил руку на его предплечье, несильно, ободряюще сжал. — Иди. Пора…

Суд проходил в здании городской управы и до нее еще нужно было добраться.

По дороге Марк развлекался предположениями, кто будет его судить. Если бы он был одним из высоких лордов, вроде Монтреза, то в состав суда непременно вошел бы или сам император, или кто-то из его ближайших родственников. Но как аристократ он никто и звать никак.

С другой стороны — мятеж, попытка занять трон. Это, однозначно, прерогатива высшей знати и его судил бы лорд, даже, останься он простолюдином. Значит, будет кто-то из глав провинций. В столице сейчас князь Гевор, Рудим из Валендора и кто-то из Шадди. "Кого-то" отбрасываем сразу, судить может лишь полноправный лорд. Гевор — ближайший родственник Алеты, считаем — пристрастен. Значит — Рудим. И это неплохо. Умный судья в его положении просто подарок судьбы.

Жрец может быть любым, гадать бесполезно, да и ни к чему — он будет против Марка. Винкер никогда не скрывал свое истинное отношение к Храму, так почему сейчас Храм должен поддержать его? Просто потому, что Марк ни в чем не виноват?

Если бы вешали только виновных, это мир был бы Облачным садом.

Третий член суда должен быть военным, но армия далеко и воюет. Значит, возьмут первого попавшегося лейтенанта гвардии. И попадется Шанту. Просто потому, что он попадается всегда.

Еще в бытность свою стражем резиденции Марк подозревал, что капитан гвардейцев просто терпеть не мог дурака и пользовался случаем отослать его куда угодно, хоть ненадолго.

Неожиданно возок дернуло, да так, что он едва не перевернулся. Марк едва успел выставить ноги вперед и упереться в противоположное сиденье. Тонко заржала лошадь, послышалась ругань возницы… и вдруг вздрогнула крыша, так, словно кто-то на нее прыгнул с размаху.

Звякнул сбитый замок и в возок вместе с утренней прохладой просочился… человек. Невысокий, щуплый. Без особых примет. Лицо — под амулетом не вспомнишь, настолько никакое. Глаза вроде бы темные, нос вроде бы прямой, подбородок… как у всех. Обычный подбородок.

В Винкера что-то полетело. Марк схватил — на рефлексах. Разжал ладонь. Сначала показалось — шенга. Нет… круг полый, но в нем не два треугольника, совсем другой символ: три сцепленных открытых угла. Марк его не знал.

Он поднял глаза, надеясь на объяснение. Зря.

— Одевай, — велел человечек, — под рубаху. И, если суд повернется так, что совсем не выскочить, покажи этот знак жрецу. Только жрецу, больше никому. После суда заберем.

— Кто вы и чем я должен буду расплатиться за вашу помощь? — спросил Винкер, пропуская цепочку меж длинных пальцев с аккуратными, квадратными ногтями.

— Это потом. Сейчас жизнь свою спасай.

— Нет. Я так не играю, — Марк протянул кругляш обратно.

— Вот, упрямый! Враг моего врага — мой друг, слышал такое?

— Слышал. Но не верю.

— Хорошо. Враг моего врага — мой союзник. Временный. На очень короткое время. Так покатит?

— Так выглядит интереснее. И все же: какова цена?

— Много ли вещей дороже твоей жизни? — спросил человек. В полутьме возка лицо его едва угадывалось и Марк подумал, что не сможет узнать своего гостя, не смотря на идеальную память.

— Если я начну их перечислять, то на суд мы опоздаем, — невольно улыбнулся Марк, — и не только на этот. На последний, который грядет в конце времен — тоже.

— О-о, — скривился тот, — Идеалист! Надо же так влететь, а! Ну, хорошо. Я немного превышу свои полномочия, где наша не пропадала. Цена будет такой: после суда к тебе придет человек — за вот этим медальоном. Ты его выслушаешь. Он тебе сделает три предложения. На одно из них ответишь согласием. На любое, которое тебе больше понравится. Два других можешь отклонить.

— Не пойдет, — Винкер снова протянул таинственный медальон, — вслепую слова не даю.

— Что же ты такой упертый-то, а? Хорошо… Одно предложение будет таким: не давать никому личной вассальной клятвы до конца войны.

Марк прикрыл глаза, на несколько мгновений, не больше. А то, что эти мгновения ему понадобились, чтобы разогнать мозг до предельной скорости, просчитывая варианты… об этом никому знать не нужно.

Короткая пауза в разговоре была почти незаметна. Он снова открыл глаза и спросил, негромко, с мягкой, но непрошибаемой уверенностью:

— Моя мать жива?

Таинственный гость переменился в лице, сразу и разительно. Исчезла ничем не примечательная, расплывчатая маска, похожая на непропеченный блин, на котором даже возраст не читался.

Сейчас напротив Винкера сидел мужчина лет тридцати, уроженец одной из западных провинций… или столицы, здесь всяких кровей намешано, с жестким взглядом серо-стальных глаз, тонким, прямым носом, красиво очерченными губами, верхняя чуть меньше нижней и слегка раздвоенным подбородком. Очень запоминающееся лицо.

— Кто проболтался, Бездна их всех забери?

— Никто. Успокойтесь. В вашем садке гнилой рыбы нет. Просто я — стратег. Меня специально учили собирать информацию и делать из нее правильные выводы. Это моя работа, почему же вы удивляетесь, что я делаю ее хорошо?

— Очешуительно ты ее делаешь, Бездна тебя забери, — высказался гость. Немного помолчал. Марк терпеливо ждал, у него, в отличие от гостя, времени было много.

— Нет, — ответил он наконец, — она умерла сразу после родов.

— Вторых родов? — уточнил Винкер.

В серых глазах мелькнуло странное чувство, среднее между восхищением и испугом. Восхищения было больше.

— Ты человек? Или демон из пасти ада?

Винкер взглянул на гостя и подарил ему еще одну сдержанную улыбку:

— Ну… пристрелить из арбалета уже хотели. Чтобы посмотреть, не пролетит ли стрела сквозь меня. Можете попробовать меня изгнать.

По стенке кареты постучали, со стороны козел, громко и размеренно — четыре раза.

— Что ж… Может и попытаюсь. Потом. Сейчас, увы, нет времени на ритуал. Мы подъезжаем к площади. Я не прощаюсь и — желаю удачи.

— Спасибо, — кивнул Марк, — удача мне понадобиться.

И, больше не колеблясь, надел медальон на шею, старательно заправив под рубашку.

Таинственный гость исчез из кареты вместе с еще одним порывом ветра так же быстро и бесшумно, как появился. Она даже не замедлила ход.

Глава 45 ВЕРЕВКА ИЗ ПЕСКА

Либо на восходе немного просветлело, либо глаза привыкли, только темнота уже не казалась такой непроглядной. Их нее выступили контуры ближних скал, обозначилась тропа под ногами.

Вот сейчас бы самое время поторопиться… но покойник шансов не давал. Ловушка на плохой смерти — такая дрянная дрянь! Его ведь, чтобы "закрепить", не просто убили, а плохо убили. Неправильно…

Бойцы стояли молча и настроение у всех было насквозь паршивое. Выходов пока рисовалось только два: либо прорываться сквозь "тенета" ловушки, либо быстро построиться и по-братски пристрелить друг друга.

— Может, дождаться, пока бритые придут ловушку проверять, и…

— А зачем им ее проверять? — лениво удивился Катиаш, — такие — не проверяют. Они осечек не дают.

Маркиз сел прямо на землю. Острые камешки немедленно и больно впились в зад, но он даже не подумал пошевелиться. Подумаешь — камни. Не стрелы же и не болты.

— Слу-у-ушай, — сказал он вдруг. Смотрел парень не на ребят из отряда и не на отчима, а на неподвижное, распятое на камнях тело, которое уже угадывалось во мраке. — Ты ведь меня понимаешь? Покажи, что понимаешь.

Небольшой фонтанчик пыль взметнулся под ногами и тут же опал. Похоже, покойник был не прочь пообщаться.

— Как тебя зовут, я не знаю. Так что звать буду Духом. Не против? Хорошо, — Маркиз поудобнее вытянул ноги, предлагая и остальным сесть рядом.

— Так вот, Дух. Вижу, что боец ты правильный и своих даже ради посмертия не тронешь. А нас, пятерых, тебе не хватит…

Пыль завилась в веревочку и немедленно окружила весь отряд, словно обозначила границы и заявила права. Пастухам стало не по себе, они тревожно запереглядывались. Маркиз только зыркнул, отметил, но ничего не сказал, словно так и надо. А Катиаш ничего не видел.

— Знаю, что думаешь. У тебя еще шесть дней, может, кто и появится. Нас искать придут, к примеру. Так я тебе скажу — не появится. И не придут. Приказ у них — не искать. И в Песочницу не соваться. Ты же понимаешь, что такое приказ?

…Веревка из песка шевельнулась и, такое впечатление, круг стал уже.

— Да, мы тоже понятливые, — хмыкнул Маркиз, — и не пугливые, так что зря стараешься. Я тебе другое предложить хотел. Интересно?

Скалы молчали. А молчание, как известно — знак согласия.

— Ты ведь у Демона не первый на ловушку пошел, я угадал? Ну-ну, злиться не нужно, — веревка пошла такими волнами, что видавших виды бойцов взяла оторопь. Легкая. Парни и правда были не пугливые. Таких и подбирал, — И не последний. После того, как пустыня сожрет твою душу, кто займет твое место? Не знаешь? Действительно, откуда тебе знать. Демон ведь вас не выбирает, просто берет первого, кто под руку подвернется, верно?

Пастухи все еще сидели в оцепенении, подбирая молитвы, а вот Катиаш уже расслабился. И даже начал улыбаться. Пасынок-то оказался не прост, не смотря на сопливый возраст. Не зря Кот его выделял, не за красивые глаза.

— Хочешь это прекратить? Раз и навсегда, Дух? Отомстить Демону за себя и своих друзей и сделать так, чтобы больше никто из них не стал "ловушкой". Хочешь убить Демона?

Песок взметнулся настоящим торнадо, а когда лег… Это была снова та же самая веревка, только круг еще больше сжался, и теперь почти касался их ног. Маркиз понял правильно.

— Ты думаешь, я обманываю и не смогу тебя освободить. А, даже если освобожу, ты немедленно развеешься? Зря. Дух, смотри — вытянув вперед ладонь Маркиз резанул по ней ножом и брызнул на землю кровью.

Пыль под ногами зашевелилась, словно вбирая в себя влагу жадно, с интересом. И — придвинулась еще ближе. Кем бы ни была эта тварь, она была очень опасным хищником. Смертельно опасным.

Но Маркиз не испугался. Было бы чего… Это ж не Эшери Монтрез в темноте шахты. Правду говорил сеньор: клин клином вышибают, страх страхом прогоняют. Сейчас Маркиз смотрел на сжимающуюся веревку, которой убить их всех было не сложнее, чем собраться и рассыпаться — и не чувствовал ничего. Кроме спокойной собранности и толики азарта.

— Убедился, Дух. Я — маг. Маг воды, а, значит, в жизни и смерти властен. Ибо вода — это жизнь, а ее отсутствие — это смерть. Я не просто отвяжу тебя, а напитаю своей силой. Ты сможешь убить Демона. А если убьешь сегодня — душа получит свободу и шанс на достойное посмертие.

Веревка шевельнулась словно в сомнении…

— Думаешь, стоит ли верить врагу? Напрасно, Дух. Я тебе не враг. Демону — да, но не тебе. Мы ведь враги до самой смерти, верно… Но не после нее. Так что я честен. И честно предлагаю тебе силу, свободу, месть — и достойное посмертие. Принимаешь?

Веревка на камнях еще раз дрогнула. И рассыпалась, размыкая круг.

Бойцы зашевелились, еще не веря в спасение.

— А он не обманет? До суха тебя не выпьет? — спросил Катиаш.

— Может и попытается, — пожал плечам Маркиз, — но ведь лучше я один, чем все.

— Это ты брось. Мне жена голову за тебя оторвет.

— Не оторвет. Иначе мой брат без отца останется…

— Что? — Катиаш повернулся всем телом, думая, что ослышался.

— То самое, — хмыкнул парень, — Ты же слышал — я маг воды. И уж такие то вещи раньше любого целителя вижу. Так что можешь начинать имя придумывать. Хотя — если я сегодня отсюда не уйду, назовете Кайтером.

— Если так будет — я этого Духа и на том свете достану, за ногу притащу назад и скормлю пустыне, — мрачно пообещал Катиаш. — Что делать?

— Да просто все, — вздохнул Маркиз, — я сейчас отворяю себе вену, кровь течет, Дух кушает. Когда насытится — сможет вырваться из ловушки.

— Как мы это поймем?

— Его тело рассыплется.

— А он нас всех, заодно, здесь не закопает? — поежился один из пастухов.

— Не закопает. В нем же моя сила будет, она не даст причинить вред своим. Нет, этот воин будет опасен только для Демона. — Маркиз закатал рукав и острым лезвием полоснул по вене. Вдоль. Руда заструилась на землю, немедленно впитываясь, словно пропадая, не оставляя даже мокрых пятен. Казалось, дорожная пыль жадно чавкает… только что не облизывается.

Кровь текла, Маркиз лежал и спокойно следил своими невыразительными, светлыми глазами, как вытекает его жизнь и сила. Сколько это продолжалось? Наверное, не слишком долго. А показалось — вечность.

Но вот поток превратился в капли, а потом и те подсохли.

— Завязывай, — скомандовал Маркиз. Катиаш быстро и ловко перевязал руку. Маркиз хотел, было, подняться, но голова закружилась.

— Там, во фляге, вино…

Катиаш занялся с пасынком, Маркизу было откровенно плохо. А вот трое пастухов с тихим ужасом уставились на редкое зрелище. Из песчинок собрался сначала пылевой столб в рост человека… Потом он подумал и подрос еще немного. И еще чуть-чуть, став вровень со скалой. И — обратился в песчаного воина. В потрепанной фиольской форме, с бритой головой. И с саблей.

Сабля тоже была из песка, но вот как-то парни ни на секунду не усомнились, что рубить и колоть она может ничуть не хуже стальной, а то и получше.

Огромный воин с высоты своего роста посмотрел на маленький отряд. Молча поклонился. Да и зашагал себе по тропе, в сторону пещер. В сторону ставки Демона.

— Ну, все, — отмер один из пастухов, — хана полковнику. Командир-то жив? Идти сможет? Или нести придется?

— Куда вы меня нести собрались? — просипел Маркиз, пытаясь встать. Почти получилось, хотя от потери крови и силы его шатало хуже, чем почетного гостя под конец деревенской свадьбы.

— Так… назад.

— Молодцы, — от души восхитился Маркиз. Ему даже лучше стало от такой милой деревенской непосредственности, — а боевую задачу за нас, стало быть, Дух не Святой выполнит.

— Ну… а что? — не понял боец.

— И базу Дух обыщет и зачистит… И все трофеи нам принесет, прямо в лагерь. Бантиком перевязанные. А, самое главное, зеркало расфигачит.

— А чего зеркало-то, оно же маленькое. Через него ни войск, ни жрецов не получить.

Маркиз вздохнул и вспомнил, каким нечеловечески терпеливым бывал Эшери в таких случаях.

— Приказы из штаба армии Демон как раз через это зеркало получает.

— Бумажки, — скривились парни, — толку с них. Можно подумать, без бумажек Демон хуже драться станет.

Маркиз еще пару мгновений подумал, понял, что гениального воспитательного приема он все равно в таком состоянии не родит — и махнул рукой на воспитание, а заодно и на образование.

— Значит, так. Катиаш, ставь меня на землю. Да не бойся, сразу не упал — и дальше не свалюсь. А вы, голуби… Великая тайна слова "приказ" вам известна?

— Да, командир, — парни как-то сразу подтянулись.

— Так вот — мы идем вперед. На базу Демона. Это приказ.

— А если ты, командир, по дороге свалишься?

— Возьмете за руки, за ноги и понесете, сменяя друг друга каждую клепсидру. Двое несут — один в охране. Еще вопросы есть? Очень хорошо. Вперед.

Катиаш на это только хмыкнул. Однако — слова поперек не сказал. То ли не хотел ронять авторитет сына, то ли сам был не прочь в трофеях покопаться. Кто их поймет, этих диких горцев?

Дорога петляла, как все тот же, не к ночи помянутый, почетный гость. Хвала Небу… или Бездне? — ловушек больше не попадалось.

Маркиз брел, едва переставляя ноги, двигаться быстрее он просто не мог. Пожалуй, таким темпом к базе Демона они доберутся не к рассвету, а, в аккурат, к закату.

Но и отступить он не мог. Темные Боги с ним, с Демоном, счастье, что он такая сволочь. Приговор ему вынесли единогласно, а от желающих привести в исполнение чуть ли не прятаться пришлось. Предлог для визита — лучше не выдумаешь. Опять же, трофеи…

Никому и ничего не пришлось объяснять, проглотили — как миленькие не то, что с крючком, с леской, удилищем и с рыболовом до кучи. Маркизу было немного стыдно за такое наглое и голимое вранье боевым товарищам и собственному отчиму… Но не объяснять же, что из всех трофеев базы его интересует только переписка Демона со ставкой, что за эти "бесполезные бумажки, годные лишь на растопку" он готов был класть своих бойцов десятками и даже жизнь Катиаша и счастье собственной матери оценил дешевле.

Не говоря о собственной бедовой голове.

Нет, говорить такое было точно нельзя. Не поймут.

…Не угадал.

Наблюдая исподлобья угрюмую физиономию князя Гевора, Марк настраивался на худшее. Гевор, Шанту, тут он попал в точку — и неизвестный жрец с таким отрешенным выражением широкого лица, что впору потребовать проверки на вменяемость. Этот капюшон, вообще, в курсе какой день и год на дворе и кто у нас император?

— Марк Винкер. Безземельный новопожалованный дворянин. Вам известно, в чем вас обвиняют?

— В общих чертах, Ваша Светлость, — Марк наклонил голову.

— Этого должно быть достаточно. Мятеж, злоумышление на Императора, заговор. О, тут еще и похищение! Как мне представляется, дело ясное — виселица. Если жрец будет милостив, то на закате. Спрашивается, ради чего меня вынудили проснуться так рано? — вопросил князь кого-то… или что-то. Возможно, потолок судебного зала ратуши над своей головой.

Зал этот, кстати, вопреки ожиданиям Марка, был совсем не велик: кафедра судьи, амулет истины и всего дюжина скамеек для зрителей. Из витражного окна просачивалось достаточно солнца, чтобы читать и писать, так что освещение не активировали. Если учесть серые стены, серый пол и серый же потолок, обстановка уютом не сражала.

— Ваша Светлость, мы должны соблюсти формальности, — напомнил Шанту.

— О… Эти формальности! Кому они интересны, любезный. Впрочем, вам виднее. Соблюдайте эти ваши формальности. Надеюсь, они не задержат нас надолго.

— Винкер, вы признаете себя виновным? — громко и отчетливо спросил Шанту, словно имел дело то ли с глухим, то ли с умственно отсталым.

— Для начала я все же хотел бы услышать, в чем именно меня обвиняют, — отозвался Марк, — заговор, мятеж… Все это как-то слишком расплывчато, не находите? Если вы бросаете такие обвинения, то, наверное, у вас имеется… что-то, что вы сочли доказательствами.

— Что мы сочли? Что вы, Бездна вас забери, несете? — удивился Шанту.

— О, это понятно, — Марк учтиво улыбнулся, — так как я невиновен, никаких реальных доказательств моей вины не существует. Но, возможно, есть что-то, что вы по ошибке сочли таковыми.

— Упорствует, — Шанту сокрушенно обернулся к князю, — Боюсь, Ваша Светлость, это надолго.

— Что значит, надолго? — нехорошо сощурился Гевор, — сегодня я обещал сопроводить княгиню в храм. Что нужно сделать, чтобы этот негодяй поскорее признал вину и освободил нас от созерцания своей гнусной рожи?!

Марк склонил голову еще ниже, пряча невольную улыбку. Праведный гнев Гевора был таким забавным.

— Боюсь, Ваша Светлость, нам придется перейти к полной процедуре. То есть зачитать все пункты обвинения, привести доказательства, заслушать свидетелей. Предоставить слово обвиняемому…

— Вы смеетесь?

— Э-э-э, — Шанту немного поколебался, но все же ответил честно, — Нет, Ваша Светлость. Такова обычная процедура.

— Как-нибудь сократить ее можно? Например, дать этому мерзавцу плетей…

— Боюсь, что нет. Он дворянин и применять к нему телесные наказания нельзя.

— О, Бездна! Клянусь честью, Рудим ответит мне за эту подставу. Начинайте же, чего ждете?

Шанту прокашлялся, развернул свиток и с самым серьезным видом принялся читать, изредка обеспокоенно поглядывая, но не в сторону Марка, а в сторону князя.

— … Присутствующий здесь Винкер обвиняется в том, что, будучи офицером и стратегом императорской армии он нарушил присягу и возглавил мятеж под именем так называемого "Святого" Эдера. Действуя в сговоре с другими злоумышленниками, он собрал Армию Света, состоящую, в основном, из третьего сословия, кою повел на город Бар с целью захватить Императора и узурпировать трон. А поскольку быдло, услышав победоносную поступь армии повелителя, разбежалось, сей Винкер переметнулся на сторону Фиоля и сдал город Бар генералу Лесу Аргосскому, открыв ворота… Ваша Светлость, тут еще много обвинений, но, мне думается, для смертной казни достаточно и этого?

— Безусловно, — кивнул князь, — что дальше? Подведи негодяя к амулету. Он солжет, сгорит и мы, наконец, поедем обедать.

— Обвиняемый, вы готовы принести присягу на амулете Истины? — так же громко вопросил Шанту.

— Что? Он еще имеет право отказаться? — рассвирипел князь, — Ну, знаете! Это уже ни в какие ворота не лезет! Я обращусь напрямую к Императору и потребую казни мятежников по какой-нибудь упрощенной процедуре.

— Князь, — Шанту растерялся, — суд и так проходит по упрощенной процедуре.

— Не стоит так горячиться, Ваша Светлость. От этого может произойти излитие крови в мозг, — ровно заметил Винкер, — я слышал, это очень опасно для людей вашего телосложения. Тем более, что причины для гнева нет. Я согласен принести клятву на амулете.

Шагнув к небольшому возвышению, Марк положил обе руки на большой шлифованный камень.

— Клянусь своей жизнью и посмертием, что не солгу ни словом, ни молчанием, — произнес он, — да покарает меня Живой Огонь, если я нарушу клятву.

Камень на мгновение ожил, вспыхнул мягким, оранжевым светом и словно очертил силуэт Марка. Амулет активировался. Теперь любая, даже самая безобидная ложь будет стоить ему жизни… и посмертия. Клятвопреступники лишались дороги в Облачный Сад.

Впрочем, Марк туда и так не собирался. Хотя бы потому, что не верил в его реальность.

— Итак, вы слышали обвинения?

— Да, господа судьи, — кивнул Марк.

— Признаете себя виновным? — Шанту подался вперед. Неизвестно, что он надеялся увидеть, но Винкер его жестоко обломал. Все так же держа руки на амулете, плотно прижимая их к его поверхности, он громко и отчетливо произнес:

— Клянусь своей жизнью и посмертием, что не злоумышлял против Его Императорского Величества ни словом, ни делом. Не собирал армию мятежников, не сдавал город Бар фиольской армии и не нарушал воинскую присягу. Да покарает меня Живой Огонь, если я солгал.

Ничего не случилось. Вокруг Марка не вспыхнуло кольцо огня, превращая его в пепел… Амулет остался спокоен. Точно так же, как и подсудимый.

— Что это значит? — Гевор обвел зал недоумевающим взглядом, — амулет неисправен?

— Это возможно, — с энтузиазмом кивнул Шанту.

— И что, это можно как-то проверить? Организуйте это побыстрее!

У Марка зачесался язык предложить князю провести проверку лично. А что — это будет очень быстро: подойти к камню, положить на него руку и чего-нибудь соврать. Если Его Сиятельство сгорит — значит амулет работает.

— Сын Неба, — мягко сказал жрец. Голос у него оказался низким и на диво не агрессивным, — Ответь мне… Можешь снять руку с этого камня, мне не требуются амулеты, чтобы различить правду и ложь. Скажи, веруешь ли ты, как должно, в Святых Древних и чтишь ли Завет?

— Нет, уважаемый, — отозвался Марк. И, пока глаза всех присутствующих не выскочили из орбит, добавил, — Я вообще ни в кого не верую. Насколько мне знакомы законы Империи, это не запрещено и не является преступлением.

Надо отдать должное капюшону, оправился он быстро.

— Ты не считаешь нашу веру истинной? — довольно резко спросил он.

— "Истина без пути к ней ведущему — есть труп", — процитировал Марк.

— Ересь! — Брови жреца встопорщились от возмущения.

— Не совсем, — Марк тряхнул темными вихрами, — Скорее — девиз. Он начертан на фасаде одного из самых уважаемых учебных заведений — Императорского Университета, который находится под патронажем Короны.

Лицо жреца все больше вытягивалось, грозя переплюнуть лошадиную морду. Винкеру стало даже жаль несчастного, у которого только что пошатнулся мир.

— Это точка зрения ученых, уважаемый жрец, — с сочувствием добавил он, — вам совсем не обязательно ее придерживаться. Просто мне она близка.

— Бездна адова! — рявкнул Гевор, — Здесь суд или научный диспут?

— Приношу извинения, — Марк наклонил голову, пряча бессовестно веселые глаза. Он ничего не мог с собой поделать — жизнь висела на волоске, а из него, как перезревшее тесто из опары, перло дурное веселье.

— Я уже закончил, — жрец пожал плечами, — может быть, этот человек в чем-то и виновен, но он явно не Эдер. "Святой" был посвящен Храму и мог благословлять. На подсудимом нет метки жреца и благословлять он не может. Значит — он не Эдер.

"Да здравствует логика, царица наук! Может, еще и отпустят… а у свинок есть крылья".

По проходу быстро прошел молодой паренек в скромном мундире младшего служащего, подался вперед, к Шанту, и что-то зашептал ему на ухо. И как Винкер не напрягал слух, расслышать ничего не удалось. Но судя по тому, как просветлело лицо Шанту, вряд ли это был императорский приказ о помиловании. Скорее — наоборот.

— Ваша Светлость, если обвиняемый не сам Эдер, то, наверняка — его сообщник. Суд готов выслушать свидетеля, буквально, только что доставленного зеркалом из Каротты верным слугой Короны, виконтом Нерги. — Ликующе возвестил Шанту. — Графиня Кароттская! Ваше Сиятельство, я прошу вас пройти к свидетельскому месту.

Величественная фигура, чьи очертания надежно скрывал темный плащ, плавной походкой поднялась на возвышение, справа от амулета истины. Сейчас от Марка ее отделяли лишь два шага и пара гвардейцев.

— Свидетельница, вы готовы принести присягу на амулете истины?

Женщина ощутимо вздрогнула.

— А… это обязательно? Мне сказали, что я могу отказаться…

Она шевельнулась и плотный капюшон сполз с головы, открывая бледное, в синеву лицо и огромные, тревожные глаза.

— Разумеется, вы можете, госпожа моя, это ваше право, — снисходительно улыбнулся Шанту, — но, уверяю вас, бояться совершенно нечего. Если вы не собираетесь лгать суду, амулет истины вам ничем не повредит. Графиня согласилась дать показания в обмен на снисхождение к проступку ее супруга, графа Шерена Кароттского…

— Который открыл границы для фиольской армии, — скривился Гевор, — мне кажется, или раньше это называлось не проступком, а как-то иначе? Что ж, госпожа моя, у вас есть шанс помочь супругу избегнуть веревки на закате, но лишь в том случае, если вы перестанете бездарно тратить наше время. Прошу вас!

Она подвинулась к камню, положила руку. Негромко произнесла, глядя в пол:

— Я, Беата Кароттская, урожденная Лантри, клянусь своей жизнью и посмертием, что не солгу ни словом, ни молчанием, — произнесла она, — да покарает меня Живой Огонь, если я нарушу клятву.

— Вам знаком этот человек? — пренебрегая этикетом Шанту ткнул в Марка пальцем.

— Да, — сказала женщина так же негромко. Со своего места Марку было заметно, что графиня кусает губы и ей требуется огромная воля, чтобы удержать ладони на камне.

— Кто он?

— Мой гость… Во всяком случае, был им.

— Он пришел к вам от мятежника Эдера? — Шанту, весь, подался вперед, наслаждаясь моментом и собственной значимостью.

Беата поежилась, словно мерзла. Винкер сжал кулаки, незаметно, но с такой силой, что побелели пальцы. Женщина попала в классическую "вилку" — если сейчас она скажет, что принимала его как посланца Святого, ее задушит клятва Молчания. Если представит его визит как обычный, светский — немедленно сгорит в Живом Пламени.

— Вы молчите, госпожа моя? Уверяю, вам нечего бояться. Просто скажите правду, Корона защитит вас и от мести мятежников, и от гнева супруга.

Тревожный взгляд Беаты заметался по залу и остановится на Марке.

— "Жестокий ожидая суд…" — тихо проговорил он, словно в задумчивости и умолк. Поймет? Вспомнит? Должна, она ведь графиня а, значит, получила хорошее образование. "Баллада о верном оруженосце" — это ведь классика. "Жестокий ожидая суд он понял в миг отчаяния: где ложь и правда не спасут, там сохранит молчание…"

Женщина выпрямилась, расправила полные плечи.

— Я не буду отвечать на этот вопрос. Законы Империи разрешают мне этого не делать, если ответ несет угрозу для моей жизни.

— Госпожа моя, — Шанту даже руками всплеснул, — Уверяю вас, если вы не собираетесь лгать, никакой угрозы нет. Амулет Истины устроен так…

— Болван! — потерял терпение Гевор. — Причем здесь амулет. Она под клятвой. Это ведь так?

Взгляд князя остановился не на Шанту и не на графине. На Винкере. Гевор тоже получил очень хорошее образование.

Глава 46 НЕПРИЛИЧНОЕ ПРЕДЛОЖЕНИЕ

Никаких стульев или скамеек подсудимым не полагалось. Зачем эти излишества, господа? Переводить хорошее дерево на стул для того, на кого уже и так потратились: баланда, охрана, веревка…

— Обвиняемый, вы можете принести клятву на амулете истины, что никоим образом не саботировали работу портальной сети?

— Вы же слышали уважаемого профессора. Это невозможно.

— Я хочу услышать еще и клятву!

Руки вновь легли на амулет и Винкер подумал, что к концу заседания он будет знать каждую грань и каждую щербинку.

— Клянусь своей жизнью и посмертием, что даже не умышлял нарушить работу портальных зеркал… — а что это вышло неумышленно, об этом помолчим. Лгать на амулете истины оказалось неожиданно легко. Нужно было всего лишь… говорить правду.

— Вы можете поклясться, что не сдавали город Бар врагу Империи, Лессу Аргосскому?

"…С полным желанием и даже удовольствием".

— Не желали узурпировать трон…

"Бездна Оборони! Только трона не хватало для полного счастья!"

— Не имели никаких прочих дел с мятежниками…

"В этом поклясться не могу, ибо, согласно присяге, с мятежниками воевал. Воевать — это ведь тоже, в некотором роде, "иметь дело"? Кроме этого? Нет, никаких дел не имел, клянусь с чистой совестью…"

Иногда амулет слегка теплел под пальцами, когда Марк проходил по самой грани. А однажды сделался по-настоящему горячим… когда его принялись спрашивать об Алете и о том, куда делось его воинское кольцо.

Вывернулся! И даже лицо удержал.

Шанту бесился, Гевор откровенно скучал, жрец был индифферентен, как спящий на заборе уличный кошак.

— Какие отношения связывают вас с супругой предателя Короны, графа Шарена Кароттского?

"…Вот как тут быть? Максимально честный ответ — клятва Немого Огня. Но сказать об этом — самому скрутить для себя петлю. Конечно, дело к тому и идет, но добровольно сделать работу, на которую подрядили Шанту и князя Гевора? Нет уж, пускай сами стараются, лодыри!"

— Отношения гостя и хозяйки. Госпожа графиня принимала меня в своем доме.

…Главное, оградить и уберечь Алету, все остальное может катиться в Бездну. Хорошо, что девочка пока не может одеть мое кольцо. Темные Боги! Неужели вот так и выглядит моя удача? И кривая ж она штука, хорошо, по ней чертежи не рисовать!"

— Суд удаляется, чтобы принять решение. Да наделят нас Святые Древние даром прозреть истину.

Зал опустел. Рядом с Марком, так и отстоявшим на ногах все заседание, остались лишь гвардейцы. Они тоже стояли, поэтому Винкер не чувствовал себя ущемленным в правах, только до демонов уставшим.

Медальон, который он получил по пути, уже давно перестал приятно холодить кожу и довольно сильно нагрелся. Словно просился на волю и мечтал показаться жрецу. Марк даже пару раз, украдкой, проверил, хорошо ли зашнурована рубашка, не торчит ли край не-шенги… Какие бы планы не строили на его счет таинственные незнакомцы, играть в "Журавля" чужими кубиками он не собирался ни единого мгновения.

Может быть, он и авантюрист… но не дурак и не самоубийца.

Для того, чтобы принять решение, Шанту и Гевору понадобилось меньше короткой клепсидры. Могли бы и вообще не уходить — какие, право, церемонии между своими?

— Имперский суд вынес приговор: присутствующего здесь Марка Винкера признать невиновным в организации мятежа, предательстве и саботаже…

Шанту закашлялся. Служащий проворно подсунул ему стакан воды. Хлебнув, тот продолжил, уже увереннее и громче.

— Однако, исходя из косвенных улик, суд счел, что обвиняемый, безусловно — виновен в пособничестве мятежнику Эдеру и похищении с неясной целью девицы благородного рода. Суд постановил: присутствующего здесь Винкера лишить дворянства, воинского звания и наград, и по истечение дня, положенного на молитву, повесить на закате за шею. Во славу Императора и Святых Древних. Вам понятен приговор?

— Безусловно и полностью, — кивнул Марк.

— Вы можете требовать судебного поединка, но для этого вам нужно принять шенгу и пройти обряд в Храме.

Жрец встрепенулся и посмотрел на Марка.

— Сын Неба, ты согласен?

Поклон Марка был безупречен по любым меркам.

— Уважаемый жрец, я отказываюсь. Принятие шенги под виселицей равно оскорбительно и для меня, и для Храма. Но благодарю за предложение.

— Святые Древние! — с истинной мукой выдохнул Гевор, — неужели ж я наконец поеду домой? Весь зад в этом клятом кресле отсидел, каменное оно, что ли? Надеюсь, господа, мы не обязаны присутствовать на казни? Иначе княгиня меня не простит…

Камера смертников отличалась от той, которую он уже успел обжить — и не в худшую сторону. И кровать здесь была удобнее, и стол. Даже чернильница с пером имелась и стопка бумаги — видимо, на случай, если приговоренный озаботится завещанием. Или прощальным письмом.

— Повезло тебе, мужик, — сказал один из конвойных, высокий детина из тех, кого зовут лосями.

— В смысле? — не понял Марк. Камера смертников, по любым меркам, была сомнительным везением.

— На молитву тебе не один день, а целых четыре выпало. Дни Святой Древней Иоланты, в это время не вешают. Но жрец все равно сегодня придет, правило такое.

— Я атеист, — напомнил Винкер.

— Без разницы, хоть демон с рогами. Положен жрец — значит явится, коли не задавится. Ты можешь его назад отослать, твое право. Но прийти он обязан.

Тяжелая дверь закрылась, лязгнули засовы, отсекая Марка от коридора… А в символическом плане, наверное, от мира живых. Но с символизмом у него никогда не складывалось. И стихи он не писал, как Эшери. Как-то формулы всегда были ближе.

Взгляд упал на собственную, левую руку, упакованную в тяжелый и неудобный браслет.

…Интересно, каким образом создатели этого дивного украшения умудрились сплавить стекло и металл? Антимагический наруч был даже не двух, а трехслойный: обычная, хотя и очень прочная сталь сверху, темное зеркальное стекло изнутри, а между ними тонкий, тоньше волоса, слой анеботума — Марк его даже не разглядел, просто угадал. По характеристикам.

Зато теперь стало полностью понятно, почему можно дотянуться только до стихии-антагониста. Зеркало же, да еще обращенное вовнутрь. Но если анеботум… То, по любому, портальная магия, а значит… Значит, до своей стихии, или до родственной тоже можно достать порталом. И очень просто!

Нет, конечно, на счет "просто" — это он погорячился, расчет будет адски сложным, но и всего лишь… Ничего невозможного в нем нет.

Когда снова по-кошачьи мяукнули дверные петли, Марк был по уши в формулах и почти не обратил внимание на конвойных, которые привели пожилого жреца с лысой, как колено, головой.

— Здравствуй, сын Неба, — тихо, вкрадчиво произнес он. Голос, как и у всех жрецов, был звучный и очень красивый. Специально их тренируют? Точно так же, как и приходить не вовремя?

— Извините, ваша Святость, — отмахнулся Винкер, — присаживайтесь куда-нибудь. Я сейчас закончу… наверное. Но, вообще-то, я не верующий, так что если вы торопитесь…

— Я подожду, — так же тихо и терпеливо ответил жрец и опустился на койку, застеленную шерстяным одеялом.

В камере стояла тишина, лишь поскрипывало перо, да жужжала муха, залетевшая сквозь окно под потолком.

Сколько прошло времени, Винкер не знал — слишком увлекся. Но когда последний символ занял положенное место, числа сошлись до четвертого знака после запятой и он, удовлетворенно и слегка самодовольно улыбаясь, выпрямился — пожилой жрец все еще сидел на койке. Кажется, он даже не пошевелился.

— Простите, — произнес Винкер с искренним сожалением, вставая и кланяясь, — со мной такое бывает не часто. Обычно я неплохо чувствую время.

— Пустое, — жрец шевельнул пальцами. Глаза у него были глубокие, светло-карие с легкой прозеленью и теплые, как вода в лесных ручьях. — У меня время есть.

— В отличие от меня, — кивнул Винкер. — Я слушаю вас, ваша Святость. Хотя не понимаю, зачем жрец махровому и законченному атеисту. Вряд ли вы убедите меня, что я всю жизнь ошибался. И вряд ли я соглашусь так резко повернуть, когда моей земной дороги осталось всего пара шагов… Ну, хорошо, пара десятков. Или сколько там до виселицы?

— Сто сорок два, — спокойно ответил жрец.

Брови Марка шевельнулись.

— Я знаю так точно, потому что не раз проходил этот путь, сопровождая тех, кто решил мне довериться.

— А-а, — сообразил Винкер, — тогда понятно. Ну что ж… Я пройду этот путь один. Полагаю — не заблужусь. А если что — конвойные помогут.

— На суде вы вели себя более чем достойно.

— Вы?!! — запнулся Марк, не зная, как тактично задать вопрос.

— Нет, я не прятался за занавеской. Незачем. У вас на груди артефакт, через который я могу слышать все, что происходит с вами.

Винкер нахмурился и полез под рубашку.

— Вы имеете в виду этот медальон? Кстати, удовлетворите мое любопытство. Я никогда раньше не видел этого символа. Что он означает?

Жрец… улыбнулся. В это трудно было поверить, но он и в самом деле улыбнулся приговоренному.

— Если бы мы с вами встретились в другом месте, я бы ответил, что знать такие вещи вам нельзя. И что я могу ответить — но после этого вам придется умереть. Или вступить в наше братство.

— Но теперь-то ограничения сняты…

— Вы не веруете, но, как я заметил, блестяще и разносторонне образованы. И наверняка знаете, что означают символы на шенге?

— Два треугольника означают шесть орденов, по углу на каждый. Круг — договор на алтаре.

Жрец слегка, едва заметно поморщился:

— От ученого я ожидал несколько иного, но — да. Официальная версия именно такая.

— Есть и неофициальная?

— Есть. Два наложенных друг на друга треугольника с легким смещением, заключенные в круг… Даже, скорее, в овал. На что это, по-вашему, похоже?

— На портал, — пожал плечами Винкер, — они считаются по трем точкам, а зеркала всегда овальные, либо круглые. Но Храм не любит порталов. А некоторые… не будем показывать пальцем и называть имена — так просто ненавидят, считая ересью и демоновым искушением.

— Некоторые из-за своей твердолобости и дурацких принципов отказываются от дружеской руки, просто потому, что ее протягивает Храм.

— Простите, если я вас невольно обидел, но Храм… — Марк смутился, чуть ли не впервые в жизни.

— Храм бывает разным, — перебил жрец. — Ваша мать, кстати, это отлично понимала. Умнейшая была женщина.

Марк легко, почти неощутимо вздрогнул. Было бы верхом наивности считать, что жрец этого не заметил, он не производил впечатления олуха или растяпы. Скорее. его можно было сравнить с профессором Эйстлером.

И — с ним точно не стоило играть игры. Он не Беата, далеко не Беата. Небось, тоже не нужен амулет, чтобы отличить правду от лжи. А уж умолчание расколет влет.

Марк опустился обратно на стул, напротив жреца и вытянул из-за ворота псевдо-шенгу.

— Если два треугольника — портал, то три разомкнутых угла… арка? Ворота в… другую вселенную? — в карих глазах мелькнуло что-то похожее на смесь одобрения и досады и Марк подался вперед, — Вы — человек?

— Я — да.

Это "я" было очень красноречивым. В голове у Винкера немедленно закрутился хоровод из тысячи вопросов. Они толкались, пытаясь вытеснить друг друга и пролезть вперед. Винкер молчал, пытаясь уговорить бурю в голове. А жрец… жрец тоже молчал. Он, похоже, просто ждал. И дождался.

— Моя мать… Как ее звали?

— Юстина. Юсти Несравненная.

— Фаворитка Рамера Восьмого? — если бы Марк не сидел, то, наверное, попробовал бы упасть. Повод был. — Только не говорите, что я имею какое-то отношение к императорской семье?!

— Хорошо, не буду, — пожал плечами жрец, — но самого факта мое молчание не отменит.

— Боги претемные! — высказался Винкер и бросил виноватый взгляд на жреца, — Простите. Это не от недостатка уважения к вашей вере.

— Я помню, вы — атеист. И воспринял ваши слова правильно — просто как выражение очень сильных чувств. Несколько грубое, но мы ведь не в обществе молоденьких дебютанток. Вы — младший брат Императора. И если бы не заговор, который увенчался частичным успехом, то вы бы уже заняли полагающееся вам место в резиденции. Место, которое раньше, долго и успешно, занимала ваша мать.

— Фаворитки Рамера Девятого? — хмыкнул Марк, — боюсь, не получилось бы. Не говоря уже о том, что мы родня, мы оба предпочитаем женщин (одну женщину, но об этом помолчим).

— Не говорите глупостей, — поморщился жрец, — вы меня прекрасно поняли. Вас учили и воспитывали, чтобы вы стали незримым голосом храма. Тенью за троном.

Железный самоконтроль дал сбой: Винкера заметно передернуло.

— Впору поблагодарить неведомых заговорщиков, что этого не случилось, — откровенно сказал он, — спрашивать, кто они, думаю, бесполезно?

— Одно имя я могу вам назвать. Этого человека уже нет в живых. Ниточка оборвана, так что…

— Феро? — выстрелил вопросом Марк, — секретарь императора? Это он вывел меня из резиденции, отдал мусорщикам, а потом нашел в трактире и привел в приют Змея?

— Вы не можете этого помнить, — изумился жрец, — вы были слишком малы.

— Сожалею, — Марк пожал плечами. Шок был силен, но поддаваться ему он не собирался. И выдавать мэтра Габрио — тоже. — У меня великолепная память. Я помню очень многое. В том числе и айвовое варенье…

— Что ж. Тем лучше. Это все упрощает. Наш договор. И дальнейшую работу. Не придется ничего писать. Лишние бумаги, они всегда… лишние.

— Договор? Мне жить осталось до конца праздников.

— Пустое, — повторил жрец, — Храм вытащит вас отсюда быстрее, чем Нерги запихал. Если вы захотите отомстить — граф сядет на ваше место. Хотите? — в карих глазах впервые мелькнуло что-то, похожее на вызов.

— А, можно, вместе с князем? — Марк был — сама невинность.

Жрец помедлил.

— Не сразу. — наконец, сказал он, — Храм не всесилен. Но с вашей помощью он станет сильнее.

— Тот человек, в карете, говорил что-то про три предложения?

— Они совсем просты: шенга, клятва верности Храму и клятва личной верности своему куратору. В данном случае — мне. Это обычные правила при вступлении в наш орден. А потом мы выйдем отсюда вместе и вы забудете эти стены, как страшный сон. Надеюсь, я не услышу этих юношеских глупостей о предательстве принципов?

— Нет, уважаемый жрец. Вы их не услышите, — Винкер встал, — Но самих принципов это не отменит. Благодарю за визит и беседу. Было приятно и… познавательно. Сожалею, что не оправдал ваших надежд, но я уже говорил — принятие шенги под виселицей не лучшая идея.

Он аккуратно снял медальон с шеи и протянул жрецу.

— Я не верю в Святых Древних, но точно знаю, что боги существуют и оскорблять их считаю… стратегически неверным.

Жрец уставился на не-шенгу непонимающим взглядом. Посмотрел на Винкера. Снова на медальон.

— Вы отказываетесь? — не поверил он. — От жизни?

— От тюрьмы чуть более комфортной и смертного приговора слегка отсроченного? — уточнил Марк, — Конечно. Предпочитаю не тянуть.

— Глупец, — постановил жрец. Встал. И вышел. Проходя мимо он, буквально, сдернул медальон с руки Винкера. И только этот жест выдал, как жрец на самом деле расстроен и зол.

Дверь захлопнулась. Снаружи упали засовы.

…Позади осталось уже три бронированных двери, вход в следующую комнату был перекрыт огромной плитой, вытесанной из целого камня. Отодвигалась она магическим приводом, настроенным лично на Демона: на его кровь. Тот же ключик деактивировал все ловушки на пути, а ловушек было много: огнеметы, парометы, камнеметы… не говоря уже о банальных самострелах. И все в коридоре длиной меньше тысячи шагов.

— Параноик, — тряхнул головой Маркиз.

— Человек, не испытывающий иллюзий, — по своему обыкновению, мягко возразил Эшери. — Он не мог знать, что Сопротивление вынесло ему смертный приговор. Но, вероятно, догадывался. Как удалось обезвредить ловушки?

Маркиз заметно смутился:

— Когда мы сюда пришли, Демон был еще теплым. Дух просто свернул ему шею… а перед этим распугал всю базу. Их можно понять: сидишь, никого не трогаешь, ножичек точишь — и тут является такая страхидла. Я бы и сам в штаны навалял…

— Ловушки, — с улыбкой напомнил Эшери. Трепаться Маркиз мог долго, а съезжать с темы умел так виртуозно, словно лет десять практиковался на светских раутах. Только там, где паренька учили, Монтрез преподавал.

— Подвесили Демона к потолку на крюк, как барана, да сцедили кровь в тазик, — равнодушно пожал плечами Катиаш.

— Умно, — оценил Кот.

Привод они уговорили с помощью той же крови. Она уже начала пованивать, но магии было все равно, чем там и как пахнет.

— Заклинь, — бросил Монтрез, — кинжалом или, лучше, камнем. Если что, я эту дверь, конечно, вынесу. Но не уверен, что потом не придется выносить нас. По кускам. Все же скала, которую грызли сотни лет… Если она решит осесть от взрыва, я ее пойму. И даже осуждать не стану, любому терпению есть предел.

Все это напоминало детскую страшилку: в черной-черной горе есть черная-черная пещера. В этой черной-черной пещере есть черная-черная комната. А в черной-черной комнате… Вот тут облом — сейф оказался светлым, с отчетливым металлическим блеском. Здоровая дура в человеческий рост, намертво вмурованная в камень.

— Я могу попытаться разрезать двери, — в сомнении протянул Маркиз. — Но не уверен, что внутри нет охранки, которая, при попытке открыть ее без ключа, уничтожит все содержимое.

— Я сильно удивлюсь, если ее нет, — согласился Кот.

— Молодежь, — фыркнул Катиаш, — отошли в сторону. А лучше — оба за дверь. Справлюсь — позову.

И уверенно положил пальцы на литую поверхность.

— Ты еще и по сейфам специалист? — изумился Маркиз, — А мама знает?

— Моя женщина знает обо мне ровно столько, сколько должна знать, — Катиаш сделал знак кистью, резкий и повелительный. Раньше Маркиз такого не видел, но как-то сразу понял: ему ПРИКАЗАЛИ заткнуться и не мешать специалисту работать.

Он хотел возмутиться и напомнить о субординации, но Эшери послушно шагнул к дверям. Вассал мгновение подумал — и последовал за сеньором.

Со своего места Маркиз мог видеть в тусклом свете амулетов лишь резкий, "птичий" профиль отчима. Острый подбородок, нос с горбинкой, нехарактерной для здешних пастухов. И слишком высокий лоб… Если Катиаш — местный крестьянин, то Маркиз — песчаный суслик. За кого же так поспешно выскочила его мама?

Чуткие, длинные пальцы без труда нащупали выемки, легли в них как-то очень привычно, словно делали так сто и один раз… Маркиз уже не удивлялся.

Катиаш выдохнул и последовательно надавил всеми пальцами, словно сыграл на клавикордах лишь ему известную мелодию.

На грани слышимости родился звук — неприятный, резкий. Похожий на вой шакала. С каждым мгновением он становился все громче, настойчивее, тревожнее.

Любой вменяемый человек, услышав его, немедленно бросился бы прочь… А вменяемый маг кастовал сферический щит и начал молиться. Ловушка активировалась — и пошел обратный отсчет. Теперь, если дверца сейфа не будет открыта вовремя — всем конец. Скорее всего — огненный. И это будет еще милосердно.

Маркиз оглянулся на сеньора. Эшери с жадным интересом наблюдал за стариком, прислонившись к косяку, и, кажется, пока никуда не собирался.

А Катиаш хладнокровно игнорировал опасность, продолжая подбирать свою музыку… Щелчок прозвучал, когда Маркиз уже мысленно раз шесть простился с жизнью. На литой поверхности образовалась щель. Тоскливый шакалий вой немедленно смолк.

— Готово, — старик отошел, уступая место у сейфа пасынку и командиру.

— Хорошая работа, кракер, — кивнул Эшери и нырнул в сейф чуть ли не с ногами.

Катиаш с Маркизом одарили друг друга одинаково удивленными взглядами.

— Кто такой кракер? — выпалил Маркиз.

— Откуда Его Светлость знает, кто я такой?

— Опа… — Кот вынырнул наружу, бутылочные глаза сияли, — Это мы удачно зашли! Здесь вся переписка Демона с штабом. Все приказы.

— Последний, — Маркиз потянулся вперед, — меня интересует последний.

— Похоже, Демон не успел его вскрыть, — Эшери острым стилетом вспорол конверт и спокойно высыпал под ноги зеленый порошок, убивающий мгновенно, даже при мимолетном касании… Времена, когда герцог Монтрез вскрывал корреспонденцию без перчаток, остались в далеком прошлом, вместе с деревянными лошадками.

"Иду на соединение со стороны Чианга. Со мной десять тысяч воинов. Через луну Кайора должна стать покорной, как прекрасно обученная наложница. Трауш". — Кот поднял голову, — Отправлен два дня назад, как раз, когда восстановилась связь. А Трауш… Это, часом, не тот самый луноликий принц, сын Священного Кесара?

— О как! — протянул Катиаш и хищно оскалился, — Может, ему еще и встать… в коленно-локтевую позу? А у этого луноликого луна не треснет?

Глава 47 СДЕЛКА

В дверь постучали. Два раза быстро, потом три — с долгим перерывом. Хозяин единственного каменного особняка в квартале проснулся мгновенно — опасно это было, не открывать, когда стучат особым стуком.

Маленький, щуплый человечек быстро нашарил на спинке кровати пестрый восточный халат, завернулся в него, сунул ноги в тапочки и заспешил вниз.

Когда стучали в черную дверь — он открывал только сам. Иначе прислуги не напасешься.

На крыльце стоял незнакомый мужчина: высокий, почти на голову выше хозяина, темноволосый и темноглазый. С короткой бородкой. В темном, почти черном костюме и без оружия. Хотя это как посмотреть… Наверняка что-то было: нож на запястье или в сапоге, подвешенное на кончиках пальцев заклятье.

Не зря же левую руку под плащом держит — не открывает. Что там у него? Арбалет?

Совсем безоружные ночью по Рыночному кварталу не ходили и в его двери не стучались. Тем более — условным стуком.

— Приветствую, Мастер, — незнакомец наклонил голову.

— Кто и от кого? — напористо спросил коротышка.

— Меня зовут Марк. И мне нужен Старший Брат.

— Наглость — вторая молодость, — хмыкнул хозяин, — а что ж не сам Император?

— Я хотел бы получить награду, — и незнакомец, откинув плотный шерстяной плащ, продемонстрировал ему руку, одетую в плотный наруч.

— Антимагический браслет, — мгновенно сообразил коротышка и попой толкнул дверь, — Пойдем. Такие дела не делаются на крыльце.

Они быстро прошли анфиладой сквозных комнат: двери, где они были, хозяин открывал пинком, а в светильниках не нуждался вовсе. Дрессированная прислуга не показывалась.

— Я слушаю, — объявил он, усаживаясь в широкое кресло, обитое темным шелком. Камин не горел, и разжигать его для гостя никто не собирался. Как и угощать вином.

— И смОтрите, — кивнул Марк, — смотрИте внимательнее, — незнакомец вытянул руку с антимагическим браслетом в сторону хозяина. Тот инстинктивно отшатнулся, ужас перед выдумкой неведомых магов был слишком велик.

— Проверьте, — предложил гость, — он и в самом деле застегнут, правильно. Его не снять.

Кривясь, словно выпил горькое и закусил кислым, коротышка прикоснулся к браслету. Тот и впрямь был заперт по всем правилам, надежно перекрывая магу доступ к стихиям.

— Ну? — сказал хозяин. Не вежливо, но доходчиво.

Не отрывая темных глаз от его лица, гость обхватил наруч длинными пальцами второй руки… и расстегнул. Совершенно спокойно, как расстегивают самые обычные украшения. Браслет упал на пол, глухо звякнув.

Хозяин уставился на него зачарованным взглядом. В этот миг гость мог сделать с ним что угодно: ударить, связать, убить. Сопротивляться коротышка не мог. Его мир рухнул вместе с наручем.

Марк понимающе усмехнулся.

— Можете потыкать в него пальцем, — разрешил он, — или ногой. Все нормально, он безвреден. Почти безвреден.

— Почти? — коротышка косился на браслет как конь на пожар, но от шока потихоньку отходил.

— Почти, — кивнул Марк, — его нельзя носить долго. Живым организмам присущ обмен, в том числе и энергиями. Если его полностью перекрыть… Это все равно, что заставить человека дышать только тем воздухом, который он выдохнул. Через некоторое время организм сам себя отравит.

— Как скоро это случится? — не без усилий коротышка вернул голосу твердость и заставил себя смотреть гостю в глаза.

— Два… максимум, три месяца. Чем слабее дар, тем дольше отпущенное время. Я заслужил обещанную награду? Приношу извинения за то, что приходиться торопить вас с решением, но у меня не так много времени.

— Этот вопрос могу решить я. Тысяча эров золотом, так? У меня они есть…

— Не так резко, — ночной гость вскинул руки, — во-первых, мне нужны не деньги. Я бы хотел получить услугу. Не знаю, как вам, но Старшему Брату она точно по силам и — не обременит.

— Что-то еще? — догадался коротышка.

— Да. Я не смогу передать вам ключ от браслета или какое-то универсальное заклинание. Просто потому, что его не существует.

— Тогда как, простите, вы его открыли?

— Это было сложно, — признался гость, сунул руку за отворот камзола и вытянул пачку не слишком хорошей бумаги. — Здесь восемь страниц расчетов. Я их оставлю вам, но должен честно предупредить — разобраться в них сможет далеко не каждый. Матрицу шестого порядка могут решить лишь несколько человек в империи.

— Это намного меньше, чем хотело бы получить братство. Это почти ничто… — голос хозяина сделался ледяным. Так бывало всегда в моменты сильного разочарования.

— Я заряжу вам десяток амулетов, больше, не смогу, мой дар не слишком велик. Они будут работать как ключи, но только один раз. Один амулет — один снятый браслет. За это вы…

— За это я оставлю вас в живых, — прищурился хозяин.

Он был зол и не скрывал этого. То, что они были наедине, ничего не значило — в своем доме коротышка, действительно, был хозяином и мог сделать с гостем все, что хотел.

— Мало?

— Вообще ни о чем, — откровенно признался Марк, — Любезнейший, я сбежал из камеры смертников. И утром собираюсь туда вернуться. Если не верите — можете проводить меня до Рахты и проследить, как за мной запрут дверь. Судите же сами, как дорого я ценю свою жизнь.

Коротышка плотнее запахнул халат.

— Назовите цену ваших десяти амулетов… и этих расчетов.

— Доступ в имперский архив. На одну ночь. И, желательно, человек, который разбирается в каталогах.

— Доступ в архив и?..

— Это все.

— Но бумаги из имперского архива защищены магически. Их нельзя ни украсть, ни подделать… хотя о чем я? Вы сняли браслет.

— Я не собираюсь заниматься подделкой документов, — гость пожал плечами. В черных глазах метнулись всполохи огня, — Для того, кого обвинили в попытке узурпировать трон, это мелко. Мне нужна только информация. Правдивая информация.

— И вы собираетесь найти ее в имперском архиве? — иронию в голосе хозяина не расслышал бы только безнадежно глухой. Да и выражение лица было насквозь соответствующее.

— Я умею работать с документами, — не повелся Марк, — Правда — это такая вещь, которую спрятать куда труднее, чем найти. Так мне настаивать на встрече со Старшим Братом? Или мы договорились?

— Тебе кто-нибудь говорил, что ты натуральный псих — спросил коротышка, неожиданно переходя на "ты".

— О, да. И псих, и демон, и безумец. Это может как-то повлиять на твое решение?

— Ни в малейшей степени, — пожал плечами коротышка, — потому что я его уже принял.

От Пальца Великана отделилась тонкая, высокая фигура и неслышным, стелящимся шагом спустилась вниз, не уронив по пути ни одного камешка.

Как он так умудрялся? Кот — он и есть кот, мягкие лапы, врожденное чувство баланса. Завидуйте молча, господа, вам такое понимание собственного тела не светит ни при каком ветре.

— От Алвара гонец, — сообщил Маркиз, — Они вошли в ущелье.

— Их и в самом деле десять тысяч? — индифферентным тоном поинтересовался Эшери.

— Похоже на то. С собой легкие баллисты.

Солнце, наконец, выбралось из каменного лабиринта и осветило Седло Дракона — два слоистых горных пика, отмечающие вход в узкое ущелье с тихим, на диво спокойным ручейком, струившимся по дну.

В долине как-то сразу, резко потеплело и парни сбросили с плеч шерстяные пледы.

— Интересно, они все туда влезут? — Маркиз изо всех сил старался держаться как обычно, спокойно и немного цинично.

— Должны, — пожал плечами Эшери, — нет — так поможем.

Монтрез, в отличие от вассала, ничего не изображал. Он и был спокоен.

— Клепсидра, — сказал он, — а то и больше. Пока можно отдыхать.

Поймав его сигнал, бойцы, караулившие баллисты и горшки с огненным зельем, расслабились. Кое-кто опустился на камни, пока еще не горячие, и достал тыквенные фляги. С водой, перед операцией Кот лично проверил.

Маркиз разглядывал каньон с резко отвесными стенами. Здесь он сужался до десяти — пятнадцати шагов. Тропа, что петляла по дну, была довольно ровной, без прыжков с камня на камень — почти дорога. Неудивительно, что луноликий выбрал именно ее.

Во время таяния снегов на вершинах гор, здесь расцветал пышный зеленый ковер… ненадолго, но вид ущелья неузнаваемо менялся.

Если забраться на гребень седла, в глубине каньона можно было разглядеть несколько небольших хижин, приткнувшихся в выемках на склонах. Кому пришла в голову явно нездоровая идея здесь поселиться и как они не боялись обвалов — загадка. Сейчас в домиках никто не жил, они с ребятами обследовали их и убедились, что хозяева покинули поселение, как минимум, лет десять назад.

Каньон выглядел мертвым. Даже ящериц не было.

— Ты хочешь о чем-то спросить?

— Да, — опомнился Маркиз, сбрасывая неуместную созерцательность, — кто такой кракер?

— Ты же уже догадался. Специалист по взлому и обезвреживанию ловушек, — мягко сказал Эшери, — судя по тому, как быстро Катиаш вскрыл сейф — очень высокого класса.

— Ночной Брат?

— Я этого не говорил, но похоже на то. Во всяком случае, тайный язык знаков "братства" он понимает как имперский.

Маркиз тихо выругался. Немного помолчал.

— И что я должен с этим делать? — вопросил он, наконец, кого-то… Возможно, землю под ногами. Смотрел он как раз на нее и весьма недобро.

— Ну… начни с того что это, возможно, не твое дело. И он, и Тамире — уже большие ребята и в состоянии сами справится со своей жизнью. Пригляди… издалека и деликатно. Будет нужна помощь — помоги. Но никогда и ни за кого не решай, как ему жить, каким богам молиться и что считать честью, а что — бесчестьем. Это… не работает. В большинстве случаев.

— Она — моя мать и я за нее отвечаю, — угрюмо сообщил парень, — я не хочу, чтобы она рисковала.

— Не хоти, — с грустной улыбкой разрешил Эшери, — это нормально. Никто не хочет. Только не мешай. Она нашла свое счастье. Трудное и страшное, но, похоже, именно такое она и искала всю жизнь. Тамире подарила тебе двадцать лет — позволь ей распорядиться остатком так, как она хочет. Это меньшее, что ты можешь для нее сделать.

— А если…

— Да мы все ходим под этим "если". Каждое мгновение. Мы на войне, ты помнишь об этом?

Парень стоял, широко расставив ноги и опустив упрямые глаза. Кот говорил умные и правильные вещи, но они не находили отклика в сердце, словно ломились в крепко запертую дверь.

— Я не хочу оставаться здесь без нее… — произнес он, наконец. Мучительно стыдясь своих чувств, которые считал недостойными взрослого человека, мужчины.

Эшери кивнул.

— Не хоти. Не хотеть можно… У тебя хорошая семья. Многие позавидуют.

— Я боюсь за нее. И за тебя… За тебя я тоже боюсь. Если б ты только знал, как я глупо и ненормально сильно боюсь за тебя, Эшери…

Маркиз сказал это, глядя в сторону. Ему было невыносимо стыдно и страшно, и он скорее бы умер, чем в этот миг посмотрел на своего сеньора и друга. Рассмейся Кот, Маркиз бы понял и не осудил. Скорее, он не понимал себя: воин, а распустил сопли, как девица.

— Бойся. Это не противозаконно. Даже храм не осуждает. Страх — это цена любви. Высокая, но все стоящее в этом мире стоит не дешево.

Кот протянул руку и взъерошил парню светлые, короткие волосы:

Маркиз вскинул голову. Серые глаза встретились с зелеными и парень почувствовал, что у него горят уши… Да что там, все лицо горело. И шея. Это ведь было почти признание. Или без "почти"? Парень охотно отдал бы правую руку за гарантию, что больше никто этого не слышал.

А Эшери смотрел безмятежно и улыбался так же тепло. И не мелькнуло в бутылочных глазах даже тени беспокойства. Словно для Кота это было… нормально. Вот так, спокойно, признаться другому человеку, что тот ему дорог. Что чувство взаимно. Что страх — один на двоих. Вот так взять — и показать свою уязвимость…

— Небо, — в шоке подумал Маркиз, — Пожалуйста, позволь мне умереть за Эшери Монтреза!

… Капли в клепсидре бежали очень быстро. Слишком быстро. Когда сработала первая сигналка, бойцы без спешки заткнули и отложили фляги, поднялись и бесшумно отступили под защиту больших валунов.

— Показались разведчики, — тихо бросил невысокий паренек, выросший словно ниоткуда. Кот кивнул.

— Тебя не засекли?

— Обижаете, Ваша Светлость? — Черные глаза блестели азартом.

— Перестраховываюсь. На всякий случай.

— Воины хорошие, пустынники. Они что-то чуют. Но луноликий гонит их вперед. Дурная кровь…

— А у него есть выход? — хмыкнул Маркиз.

— А он его искал? — двинул бровью Эшери.

Вторая сигналка оборвала бесполезный диалог. Веревка на земле была разложена заранее, и камни напитаны силой. И все было давно готово, даже бесполезные сомнения отброшены.

— Все активировали щиты, — скомандовал Эшери и быстро, легко, словно пальцы его танцевали — тронул камни, один за другим, в строгой последовательности, пробуждая силу.

Заклинание было самым простым, из разряда бытовых: "Стань целым". Правда, сил туда было вбухано — не меряно!

Горы вздрогнули. По щиту, который Кот выставил на автомате, застучали камешки, потом — камни, потом — булыжники. Монтрез даже не повернулся, чтобы взглянуть летящую с горы смерть. Земля качалась под ногами, горы трясло.

Маркиз не выдержал — и обернулся назад. И тоже вздрогнул. Два пика, когда-то бывшие частью одной вершины натужно, с грохотом, медленно — но неумолимо двигались навстречу друг другу, стремясь снова стать одним… а за ними смыкалось и все ущелье.

Но долго любоваться не пришлось: пылевое облако закрыло обзор, поднявшись до небес, а грохот стоял такой, что себя не услышишь, ори — не ори. Маркизу стало не по себе. Он плюнул на статус командира, самолюбие и прочие "само", улегся на землю носом вниз и закрыл уши руками. Так и пролежал, пока земля не перестала вздрагивать.

В себя парень пришел от простого, прозаического звука — со стуком сложился купол. Подняв голову и осторожно осмотревшись, Маркиз обнаружил, что пыль почти осела, в воздухе стоит непривычный запах сырой земли, а горный пейзаж необратимо поменялся.

Седла Дракона больше не существовало. Одно из красивейших ущелий Гуадлаахе, похоже, тоже исчезло и лица земли. А вместе с ним приказала долго жить и армия луноликого, принца Трауша, второго наследника фиольского престола… вместе с ним самим.

— Надо бы пойти, глянуть, — в сомнении протянул парень-разведчик, — но "зачищать", похоже, некого.

— Хотите сказать, мы одним ударом угробили десять тысяч человек? — Маркиз помотал головой: в ушах еще стоял грохот, а в волосах застрял песок.

— Ты все еще считаешь убитых врагов? — удивился Эшери, — Завязывай с этой дурью, а?

— А ты после какого бросил? — внезапно заинтересовался Маркиз.

— У тебя этот предел давно позади, — Кот подарил вассалу понимающую усмешку и аккуратно, прощупывая землю под ногами короткими импульсами, двинулся вниз, к месту эпичной катастрофы.

— А ты, — Маркиз повернулся к разведчику.

— А я и не начинал. Когда я научился считать до дюжины, их уже было больше, так что — смысл?

Пройти к ущелью оказалось задачей для титанов — дорогу перегораживали камни размером от головы лошади до небольшого дома. Разве — левитировать. Баллисты, кажется, тащили зря.

— Ручей жалко, — заметил один из бойцов, — красивый был.

— Ничего, — отозвался второй, — вода дырочку найдет.

Перешучиваясь, они собирали вещи, по привычке пряча следы стоянки. Эшери не стал их одергивать. Привычка полезная, а по горам еще бродит полно бритого народу, который придется ловить и в индивидуальном порядке объяснять, что война закончилась.

— Так что… победа? — неуверенно спросил Маркиз.

Эшери снова потянулся к его вихрам. Молодой командир отпрянул, но рот уже сам расползался в широкой улыбке.

— Теперь за дело возьмутся дипломаты, а мы свою задачу выполнили, — Кот посмотрел на ошалевших бойцов своими редкими светло-зелеными глазами, а потом вдруг сдернул с головы косынку — солнце сверкнуло на золотых волосах так, что глазам сделалось больно… И взмахнул ей, как знаменем, с ликующим криком: "Ния Меори!!!"

— Ния Меори!!! — такой же ликующий, дружный вопль заставил горы еще раз качнутся.

— Что такое "ния меори"? — вполголоса спросил Маркиз, когда все, наконец, успокоились и по кругу снова пошли фляги, теперь уже не с водой.

— Победа, — светло улыбнулся Эшери.

— На каком языке?

— А ты не догадался? Эх ты, командир! Учить тебя еще и учить…

— Саари, — голос Маркиза просел на целую октаву и сорвался в сип, — но ведь они же все были истреблены.

Кот беспечно пожал плечами.

— Историю пишут победители, это так. Но история не знает окончательных побед. Если хочешь быть воином, это второе, что ты должен запомнить.

— А первое?

— Первое, — прищурился молодой маршал, — окончательных поражений она тоже не знает. Предел есть не только у силы. Он и у слабости имеется.

— То есть… Не сдавайся? — сообразил Маркиз.

— Никогда, — подтвердил Эшери. И, наконец, сделал то, чего ему давно хотелось — крепко обнял строптивого вассала и прижал к себе. Тот дернулся, было, назад, но быстро понял, что бесполезно — руки Кота были стальным капканом.

Да и — расхотелось сопротивляться. Оглушительная радость победы была гораздо больше, чем страх, что кто-то подумает что-то не то. А потом со всех сторон навалились остальные, с медвежьими объятиями, хлопками и даже солеными поцелуями. Все были пьяны от счастья больше, чем от виноградных выморозок.

Ния Меори…

— Младший помощник расследователя в качестве сопровождающего тебя устроит? Допуска к секретам империи у него нет, но пользоваться каталогом умеет.

Марк ожидал увидеть молодого паренька, но от стены отделился мужчина, солидный и даже в летах: его голову обильно покрывала седина. Похоже, он все время был здесь, стоял у стены. Винкер его не замечал — до того мгновения, когда младший помощник сам решил показаться.

Привычно просканировав фон, Марк засек флер слабого, очень слабого "отвода глаз". Практически ни о чем… Такие вещи и магией-то не считались. Но слабость дара не помешала седому обвести вокруг пальца одного из лучших Бессмертных.

— Как я могу вас называть?

— Зовите Тенью, — поклонился младший помощник, который в миру носил имя Кей Ори, — до утра я ваша тень и дополнительная пара рук. Ваше имя мне ни к чему. Я буду звать вас "Ваша милость", если не возражаете.

"Милостью" Винкер перестал быть по приговору суда. Но это, и впрямь, была лишняя информация. Поэтому он кивнул и обвел глазами громадное помещение под зданием городской управы, заставленное стеллажами, уходившими за горизонт.

Интересно, он не погорячился, решив, что справится за одну ночь?

— Больше половины документов нам недоступны, — предупредил Кей, словно что-то прочитал по его лицу, — мы их даже в руки взять не сможем без соответствующего доступа. Это относится и к части каталога. Боюсь, я могу помочь не многим.

— Хватит, — Винкер тряхнул головой. — Секретные архивы нам без надобности. К тому же, наверняка их шифруют. Разгадать шифр можно, но долго.

— Тогда что? Хроники?

— Только не они! — Марк сделал протестующий жест, — им верить нужно через пять слов на шестое, да разве угадаешь, на какое именно — переврано все, что только можно: что из корысти, что по глупости.

Кей терпеливо ждал, сложив пухлые ладони на выступающем животе. Младшего помощника, казалось, совершенно не смущает, что он оказался ночью в помещении, вскрытом отмычкой, в компании человека, приговоренного к повешению.

Ори был готов как всегда максимально хорошо выполнить свою работу — помочь отыскать нужную информацию.

— Пожалуй… Платежные ведомости — это секретные документы?

— Только те, что еще не закрыты, но их тут и нет, они в казначействе. Заклинания нужно постоянно обновлять, а это — затратно. Да и кого интересует, по чем шорник покупает кожи, а кастелянша — белье?

— Мне нужны они все, по резиденции, за три последних месяца. Неси, — Винкер огляделся, увидел здоровенный двухтумбовый стол из темного дерева и мотнул головой, — туда. Сваливай все на край, я разберусь.

Он неторопливо снял камзол, повесил на спинку стула, закатал рукава рубашки. И хищно улыбнулся, чувствуя, как в груди разгорается огонек азарта. В отличие от исторических хроник, хозяйственные книги редко правят или уничтожают, а зря! Ой, зря!

Их пишут свои и для своих, так что степень откровенности этих документов очень высока. Если Храм, действительно, был увязан с резиденцией так плотно, как дал понять Его Святость, то обнаружить его следы — вопрос времени и внимания.

А уж сказать по следам, что за зверь и куда он направляется — это вообще простая, примитивная задачка на развитие логического мышления.

Главное, чтобы хватило времени до утра. Подвести Хана он не хотел, это было бы черной неблагодарностью за все, что сделал для него однокашник.

Глава 48 ГДЕ АЛЕТА ПОЧТИ УМИРАЕТ

Рамер Девятый, милостью Неба или, что вернее, его же немилостью, Император, отмокал в большой ванной, пытаясь сделать невозможное — за пару часов смыть с себя болотный запах, гарь и кровь… И разочарование.

Лесс Аргосский подтвердил свою репутацию умного парня и таки удрал в Каротту. Всего с десятком охраны — но удрал. Поймать его не удалось, генерал скрылся в столице провинции и, на его счастье, как раз в это время заработало зеркальное сообщение.

В ипостаси ползти в город Змей не рискнул, в Каротте его и так… не слишком любили.

Горячую воду подливали четыре раза, два флакона превосходного мыла как корова языком слизнула, но тонкий нюх оборотня все еще улавливал запахи, которые человеческую ипостась императора не то, чтобы раздражали… Просто будили не слишком приятные воспоминания.

Все же проигрывать, пусть и по мелочи, не слишком радостно.

Оставив, наконец, ванную, император облачился в просторный и мягкий халат, потребовал чаю и почту и погрузился в ожидание. Чая он ждал с удовольствием, почту — без удовольствия, но какое это имело значение? Кого, вообще, волнуют здесь его чувства и желания?

Да и сама жизнь, если уж на то пошло?

Император первый, кто имеет честь отдать все ради своей страны. Все — без кавычек. Кровь, силы, нервы, время, знания, страсть.

Он только что сожрал целую армию — хоть кто-то поинтересовался, не болит ли у него живот? Не болел, но поинтересоваться-то можно? Миндальных орешков предложить — от изжоги?

Большой желтый конверт на низком каменном столике он заметил не сразу, а когда заметил, сперва потянулся к небольшому ящичку, в котором лежали перчатки из кожи хэ, ящерицы, абсолютно имунной к любому яду.

Конверт был вскрыт и, видимо, проверен, как положено. Но здесь, в резиденции, паранойя была не болезнью, а признаком профпригодности и залогом долгой, счастливой жизни.

Бумагу он узнал сразу, по характерному запаху пыли, старых пергаментов и тихонько гниющих половиц. Так пахло в главном имперском архиве под зданием управы — и Рамера это насторожило.

Корреспонденция из архива приходила редко, всегда со специальным курьером, в конвертах, запечатанных очень характерной печатью.

…Не то время, не тот конверт, не тот рисунок на сургуче. Да, Прежде чем прикоснуться в письму, Рамер сложил желтый лист и совместил края аккуратно сломанной печати — и это не был клыкастый герб династии Дженга в компании пера и свитка.

Это было весьма схематичное и изображение змеи, танцующей на хвосте.

"Ваше Императорское Величество, — гласило письмо, — Вернее всего, то, что я вам сообщаю — дублирующие сведения, и большую их часть вы уже знаете. Все же СБ в резиденции работает неплохо.

Но, возможно, какие-то детали будут полезны.

Итак: шесть недель назад на вас было совершено покушение, виновника которого до сих пор не нашли. Имеется в виду не операция прикрытия, в результате которой выгорело крыло резиденции, а реальное покушение, состоявшееся раньше.

Во время традиционного Летнего бала жизнь Вашего Величества подверглась опасности в одном из коридоров резиденции. Виновником нападения оказался один из стражей, а заказчика, насколько мне известно, не выявили.

Повторюсь, возможно эта информация уже не представляет ценности и заказчик вам уже известен, тогда приношу извинения, что отнял ваше время.

Тогда вы уже знаете, что главный виновник покушения не Фиоль, а храм…"

Император был неплохо образован, но к безграмотности относился терпимо. Хотя написать слово "Храм" со строчной буквы… Доверие к сему "документу", и так невысокое, упало на порядок.

Скорее по привычке доводить начатое до конца, чем из реального интереса, император вернулся к доносу.

А как еще можно назвать сей пасквиль?

"… Обратите внимание на грамматику, — продолжал неведомый корреспондент, — она не случайна. В хозяйственных книгах есть два варианта написания слова Храм — со строчной и с заглавной. Первое можно принять за простую описку не слишком грамотного служащего, если не обращать внимания на суммы пожертвований. Они здорово разняться, и если Храму жертвуют, в основном, какие-либо покрова, утварь или мелочь, то храму — только денежные суммы и весьма крупные.

Семья погибшего стража в списках жертвователей именно храму (весь список в конце письма)…"

Подносы с чаем и почтой появились одновременно и были проигнорированы.

— Главу СБ ко мне, — бросил Рамер Девятый, больше не отрываясь от письма.

— Ваше Величество, вас хотела бы навестить невеста…

— Позже. Сейчас я хочу видеть Райкера.

Новый секретарь послал извиняющую улыбку графине Шайро-Туан, скромно примостившейся на диванчике в приемной.

— Его Величество примет вас сразу после главы СБ. Это может затянуться. Я пошлю за вами, как только у императора появится "окно".

— Спасибо, — отмела Алета, — я подожду.

— Чаю?

— Спасибо, — еще раз повторила Алета, — не откажусь. Если вам, конечно, не сложно.

Знаменитого генерала она узнала сразу: таких медведей в резиденции было немного — и поразилась. Глава СБ был бледен в зелень, нехорошо дышал и выглядел так, словно только что поднялся с больничной койки. Если не прямо из гроба.

Тем не менее, он довольно бодро ответил на воинский салют стражей и скрылся в личном кабинете императора.

Алета ненавидела ждать. Но альтернативы не было. Если бы Его Величество изволил уединиться с официальной фавориткой, она бы могла попытаться прорваться "к телу". Мало ли, может, ревнует? Но СБ — святое. Это понимала даже легкомысленная графиня.

— Это… что?

— А разве не видно? Список всех главных заговорщиков резиденции, причем, заметь, пронумерованный и в алфавитном порядке.

— Но откуда он у вас? — на белом лице генерала появились красные пятна то ли гнева, то ли растерянности. Не исключено, что того и другого.

— Появился, — с сарказмом ответил император, — лежу в ванной, никого не трогаю… А в моем кабинете материализуется добрый дух и решает все проблемы. Как тебе это, Арк?! Мой секретарь… Прошу прощения, бывший секретарь.

— Мой заместитель, — буркнул Райкер. — И… ваша любовница, отставленная после помолвки с графиней Шайро-Туан.

— Хвала Небу, самой графини в списке нет, — Рамера передернуло, — Заметь, письмо составлено так, чтобы мы легко проверили каждый шаг. Число, время. Даже ссылки на документы снабжены каталожными номерами.

— Добрый Дух работает в архиве?

— Не сходится. Откуда бы он тогда знал о покушении. Эти сведения не разглашались. В курсе были только я, Феро, палач Лонгери и парочка Серых. Все под бессрочной клятвой молчания…

— Тогда что это, прости меня, такое? — Рамер невежливо и совсем не аристократично ткнул пальцем в сломанную печать, — Тебе ничего не напоминает эта наскальная живопись?

Едва глянув, Райкер перевернул листы и недоуменно спросил:

— Почему "Марк"? Почему не стратег Винкер, шевалье, кавалер ордена "Рубиновое пламя"? Ни одной регалии, только имя?

— Потому что ему оставили только имя, — женский голос прозвучал громом среди ясного неба.

В дверях стояла графиня Шайро-Туан, в темно-зеленом глухом платье, без украшений.

— Алета?

— Простите, — графиня прошла вперед и остановилась напротив императора. Взгляд девушки был острым и ледяным. Рамер порадовался, что успел одеться. — Я случайно услышала… дверь приоткрылась. Видимо, от сквозняка.

— Дорогая, тебе можно входить ко мне без стука в любое время, — Рамер кивнул на удобное кресло, но она продолжала стоять, натянутая как струна и отчего-то гневная.

— Чем я успел тебя обидеть, госпожа моя? — терпеливо спросил император, невольно улыбаясь. В гневе Алета, как и многие женщины, невероятно хорошела, — Я только что прибыл с фронта, и, право, не припомню за собой никакого греха. Не понравился присланный подарок? Каюсь, его выбрал секретарь. Впредь подобного не повторится.

— Лицемер, — бросила Алета, выпрямилась еще сильнее, хотя, казалось бы — куда? Бросила короткий взгляд на генерала, — Ваша милость, будьте свидетелем: Я, Алета, графиня Шайро-Туан, требую расторжения помолвки. Немедленного!

— Ничего не понимаю, — Рамер озадаченно покрутил головой, — Что же такого там принесли от моего имени, что ты так разозлилась? В любом случае, нет никаких причин для гнева. Коробку немедленно унесут, а я прикажу позвать лучших ювелиров…

— Вы издеваетесь надо мной? — Из Алеты словно вынули стержень. Она ссутулилась и опустилась в предложенное кресло, — Я должна была знать, что человек, получивший мою клятву обманом, никогда не откажется от Кайоры и анеботума просто ради того, чтобы поступить честно… Но, во имя Неба, чем вам помешал человек, готовый отдать за вас жизнь?

— Рамер, я, конечно, могу и ошибаться, но, похоже, речь идет не о кольцах и шляпках, — заметил генерал, — что вы хотите сказать, моя госпожа?

— Присоединяюсь, — Рамер склонил голову, сверля Алету антрацитовым взглядом.

— Всего лишь то, что это — низко, приговаривать к смерти невиновного только из-за того, что он рискнул бросить вызов императору в борьбе за сердце девушки. Он подписался одним именем, потому что судом лишен дворянства, звания и наград. А фамилию ему дали в приюте…

— О ком вы говорите? — повторил генерал.

— О Марке! Вашем стратеге. Вы же не станете утверждать, что не знали о том, что он приговорен к повешению?

— Стоп, — Рамер вскинул руки. — Мне это напоминает какую-то комедию положений. Алета, сядь, налей себе чаю и успокойся. Я прибыл зеркалом из Каротты всего три часа назад, едва успел принять ванну и даже не позавтракал, мгновенно нашелся миллион дел, требующих моего личного внимания. Ты можешь мне не верить, но я, действительно, понятия не имею, о чем ты говоришь.

— Марк Винкер приговорен к повешению? — опешил генерал Райкер, — что за бред? Он — герой обороны Бара. Я написал представление к награде.

— Даже слушать подобную ложь тошно! — огрызнулась Алета, — Смертные приговоры дворянам утверждает император, лично. Его не могли приговорить без подписи Его Величества.

— В военное время — могли, — пожал плечами император, — если я на фронте, то все судопроизводство в столице проходит по упрощенной процедуре. Приговор мог утвердить любой член совета лордов. Арк, просмотри этот бумажный Аньер, наверняка нужный документ в сегодняшней почте.

Девушка наблюдала за торопливыми раскопками почтовой горы, дергая кружевной платок, так, что превратила дорогую и редкую вещь в спутанный комок ниток.

— Нашел, — объявил Райкер, выдергивая бланк со знакомой печатью. Часть писем и свитков с шелестом обрушилась на ковер у ног императора и его генерала, но ни тот, ни другой не обратили на них никакого внимания.

— Пособничество мятежу и похищение Алеты? — изумленно прочел Арк, — кто, мать его — собака серая, утвердил этот бред сумасшедшего? Бездна ему под копчик… Простите, моя госпожа!

— Ничего, — высоким, звенящим голосом отозвалась Алета, — вы хотели огласить состав суда. Мне тоже любопытно.

— Любопытство губит не только кошек, — Рамер бесцеремонно вынул бумагу прямо из рук генерала, скользнул по ней беглым взглядом, на мгновение замер. И тронул колокольчик.

Секретарь возник в кабинете уже с бумагой, дощечкой и карандашом, демонстрируя великолепную выучку.

Привычным способом Рамер Девятый позаимствовал карандаш, отделил от подкинутого письма лист со списком, дополнил его двумя именами и бросил секретарю. Парень невозмутимо поймал.

— Подготовишь приказ: всех, кто здесь поименован, в Лонгери. Основание — подозрение в участии в заговоре. Приказ мне на подпись и в производство, немедленно. Арк — бери гвардию, стражей… кого угодно, хоть наемников, но чтобы к вечеру все сидели в крепости. Справишься, или дать кого-то в помощь?

— Не в первый раз, — буркнул генерал и с грацией медведя развернулся на каблуках. Секретарь последовал за ним, оставив императора и Алету наедине.

— Вина? — спросил он, нарушая тягостную паузу.

— Спасибо, нет. Ваш секретарь уже напоил меня чаем.

— Ты больше не сердишься на меня?

— Нет, — она покачала головой, — даже готова извиниться. Я, действительно, не подозревала, что…

— Что в империи такой бардак? — иронично спросил Рамер Девятый, — не удивительно. Я и сам об этом не подозревал, пока не получил его во владение.

Он стоял к Алете спиной и рассматривал парк за окном, с выражением, которому девушка пока не подобрала названия. Да и не стремилась.

— Мне жаль, что все получилось именно так, — наконец, произнес Рамер, — Джайкери работала на Храм. Я этого не знал… Оправдание, конечно, так себе, но уж какое есть.

— Я тоже виновата, — самокритично признала Алета. — Пора становится взрослее.

Она по привычке тронула затылок, поймала пальцами пустоту вместо тугой косы. Нахмурилась.

— Еще и это придется как-то объяснять… Боюсь, сказка о том, что у меня случилось воспаление мозга и косы мешали прикладывать лед — не прокатит.

Рамер невольно улыбнулся.

— Не придется. Кто-нибудь знает, что ты лишилась косы?

— Аней.

— Она будет держать язык за зубами?

— Да, но…

Рамер подошел к столу и вынул их ящика толстый конверт из плотной желтой бумаги.

— Возьми. Надеюсь, твоя камеристка знает, что нужно делать. И адрес ведьмы знает.

Алета осторожно, словно ступая по тонкому льду, преодолела расстояние между собой и императором. Протянула руку и приоткрыла конверт. На руку ей выплеснулась тугая золотая волна.

— Мои волосы… — она подняла на императора удивленные глаза, — Но откуда они у вас, Ваше Величество?

— От Белого Хорька. Я получил их, когда стоял под стенами Атры.

— Не понимаю, — мотнула головой девушка, — альбинос сказал мне, что хочет, чтобы я избрала путь жрицы.

— А мне — что отпустит тебя за анеботовые шахты. А Священному Кесару — что приведет ему сбежавшую невесту. Аорон врал всем. Святой Воин, мать его маркитантка… Больше не врет. Монтрез очень серьезно подошел к своим обязанностям опекуна, твоего обидчика — на совочек замести не осталось.

— Значит, Эшери и Марк рисковали собой в Атре по вашему приказу? — в мягком голосе девушки опять зазвенела злая металлическая струна, — Вы послали их туда чтобы… что? Спасти меня — или убить? Чтобы на правах жениха унаследовать шахты? Со мной или без меня — какая разница?

— Как же с тобой сложно, Алета, — вздохнул мужчина, — может быть, все-таки вина? У меня есть фиольское. Или предпочитаешь вина Шиара?

— Предпочитаю правду и, если можно, без рюшек и бантиков.

— Хорошо, — неожиданно покладисто ответил Рамер, — Правда — так правда. Только помни, дорогая моя невеста, что ты сама этого хотела и не вздумай закрывать уши. Я не могу потерять протекторат над Кайорой. Не имею права. Империя зависит от анеботовых шахт настолько, что сейчас, когда их нет, мы живем "за счет поступлений от продажи государственного имущества". Примерно, как разорившиеся аристократы, чтобы выжить, продают фамильные драгоценности. Эту порочную практику завел мой отец и мне пока не придумать, как ее прекратить.

— То есть — моя жизнь ничего не значит?

— Я скажу больше, дорогая Алета — моя тоже ничего не значит. — Рамер равнодушно пожал плечами, — это такой эльс над пропастью длиной в жизнь. Каждый правильный шаг дает право на следующий — и не больше.

— Я не хочу так жить, — выпалила девушка, — Святые Древние! Вы обещали мне защиту, вы обещали, что никто не тронет! А вместо этого меня сначала травят эти ваши курицы, потом приходится отстаивать свою честь со шпагой в руке, потом меня похищают… А потом вы говорите, что готовы сдать меня за две дырки в земле!

— Добро пожаловать в большую политику. Это самое отвратительное место в мире, но тебе придется его как-то обжить… Говорят, женщина способна создать уют даже в сарае. Можешь приступать. Ни у тебя, ни у меня нет выхода. Я не хочу быть резким, Алета, но иллюзии уже стоили тебе волос. В следующий раз ты заплатишь жизнью, и хорошо, если только своей или моей. Это… недорого. Все-таки вина?

Рамер Девятый никогда не имел дела с южанками. Это его извиняло, до какой-то степени. Говорят, чтобы узнать женщину — жизни мало, а у него были каких-то пара свиданий, говорить не о чем.

Поэтому, когда Алета отступила, император лишь подумал, что сейчас в него полетит драгоценная ваза. Или пресс-папье. Ошибся, фатально недооценил противника. В руках у девушки оказался стилет.

Безжалостно рванув кружевной воротник, расшитый редким жемчугом, Алета приставила острие к своему горлу, в аккурат к ямочке над острыми ключицами. Пальцы подрагивали, глаза нехорошо щурились.

Истерика — как она есть.

— Расторжение помолвки. Прямо сейчас. На амулете.

— Алета, — попробовал Рамер Девятый. Тщетно…

Девушка, глядя на него в упор, надавила на рукоять. Тонкая кожа натянулась и за ворот скользнула темная, рубиновая капля.

— Хорошо, — Рамер вскинул ладони, — Замечательно! Будет тебе расторжение, не вопрос. Но, может, подождем до официального объявления нашей победы в войне? Сейчас это может плеснуть масла в угли и война разгорится с новой силой, а страна к этому не готова…

— Расторжение — сейчас. Оглашение — потом, — деревянным голосом объявила Алета, — я, так уж и быть, сыграю роль вашей невесты на балу в честь победы. Но не больше. И при условии круглосуточной охраны.

— Договорились, — кивнул он, — Я согласен. Ради Темных Богов, Алета, убери стилет, я не собираюсь тебя обманывать, я все же император, а не рыночный меняла.

— Сначала — клятва… И не двигайтесь. Стойте там! — вскрикнула она, заметив его движение.

— Нервная птичка, — выудив из-за ворота знакомый серебряный кулон, император сжал его в руках, привычно оцарапав палец. Боли от этой операции он уже давно не чувствовал.

— Я, Рамер Дженга, свободной волей расторгаю помолвку с Алетой Шайро-Туан, да свидетельствует мне моя кровь…

Договорить формулу он не успел.

Пальцы невесты, бывшей невесты разжались. Стилет выпал. Девушка вдруг скорчилась, словно от боли и закусила губу. Из носа закапала кровь, быстро — и вскоре превратилась в тоненькую струйку.

Она пачкала зеленое платье и пол, а девушка смотрела на императора в немом изумлении, явно не понимая, что происходит.

Рамер пинком распахнул дверь и крикнул в приемную:

— Целителя! Быстро!

Подхватив ее на руки, Рамер уложил Алету на ковер, диванчик был слишком короток, сдернул с себя камзол, скрутил валиком и подсунул ей под спину, так, чтобы голова запрокинулась.

— Алета?! — позвал он, чувствуя, что, как никогда близок к панике, — Алета, что с тобой? Ты что-нибудь ела или пила?

— Только чай в приемной…

— Проверить чай на яды, — Рамер не глядя кинул нужный амулет подскочившему секретарю, — и тащите сюда Абнера. Это может быть магия.

Целитель появился быстро, в этой службе копуш не жаловали и не держали. Мужчина в форме корпуса целителей безупречно вежливо, но решительно отстранил повелителя и опустился на колени перед девушкой, настраивая "диагноста".

Она смотрела с испугом и Рамер, совсем некстати, подумал о нелогичности женской натуры. Буквально, мгновение назад Алета была голова умереть, воткнув стилет себе в горло — в этом император-воин ошибиться не мог. Готовность к смерти он видел и давно ни с чем не путал.

А сейчас она перепугана, как ребенок, из-за носового кровотечения и доверчиво смотрит на целителя.

— Аккуратно вдохни, милая. А теперь медленно выдохни, — целитель взял ее за запястье, считая сердечный ритм.

— Что с ней, — не выдержал Император.

— Ничего хорошего, — тот выпрямился, — я не могу помочь девушке, потому что это не болезнь.

— Отравление?

— Нет. Причина магическая.

— Ловушка? Или ее атаковал маг?

Целитель поджал губы.

— Стопроцентной гарантии дать не могу, но больше всего это похоже на откат от магического обряда.

— Не понимаю, — Рамер мотнул головой, — можно как-нибудь простыми словами. Для не специалистов у которых мало времени и нервы ни к черту. — Целитель открыл, было, рот, но Рамер снова перебил его, — Уважаемый, еще проще. Для не специалистов в шаге от оборота.

Целитель оказался сообразительным. Он закрыл рот. Сменил "Просвещенное и Посвященное" выражение лица на обычное, только чуть больше встревоженное, еще мгновение помедлил:

— Над девушкой был проведен магический обряд на крови, с обязательным пограничным условием. Условие выполнено, но обряд все равно попытались отменить.

— И какие последствия?

— Клятва на крови, — напомнил целитель, пожимая плечами, — Вот кровью она и истекает.

— Это опасно?

Целитель посмотрел на императора, как на идиота. Кому бы другому это с рук не сошло, но ребятам в светлых камзолах с эмблемой этого цеха на рукаве сходило и не такое. С теми, кто с Серой Госпожой на "ты", лучше не скандалить. Даже в шаге от оборота.

— У нее две клепсидры, максимум. Потом потеря крови станет необратима.

— С этим можно что-то сделать?

— Я — не могу. Но, может быть, сможет маг.

— Благодарю, — воздух со свистом вырвался сквозь сжатые зубы. Во рту мелькнул раздвоенный язычок и целитель, который очень хотел попросить тело Алеты для опытов, благоразумно промолчал.

Девушке, даже на неопытный взгляд императора, становилось хуже. Она побледнела, струйка крови из носа сделалась шире и побежала живее. Пожалуй, прогноз на счет двух клепсидр оказался слишком оптимистичным.

— Где носит Абнера?

— Я здесь, повелитель. Что случилось? Ох, Святые Древние! — маг мгновенно оказался на коленях, поднял Алету за плечи — струйка крови потекла еще живее и девушка со стоном потеряла сознание.

— Что здесь произошло, Рамер? Такие откаты убивают очень быстро. Если графиня еще жива, значит, это случилось прямо сейчас.

— Разрыв помолвки, — повелитель дернул уголком губ, — она потребовала. В ультимативной форме. Бездна! Эта девушка умеет выставлять ультиматумы. Остается радоваться, что она не Священный Кесар, и не с ней нам вскоре садиться за стол переговоров. Иначе я бы сдался заранее.

Окровавленный амулет Абнер заметил сразу, он все еще болтался поверх одежды, пачкая безупречно белую батистовую сорочку императора.

— Нарушенное условие? Рамер… это было чертовски неосторожно с вашей стороны. Клятвы на крови прорастают в теле человека, который их дал, как корни дерева в земле. Разрывая их вот так, ты рвешь и телесную оболочку на части. Этого не пережить никому.

— Что-то можно сделать? — стиснув зубы, повторил император. Слова получились неясными, шипящими. Змеиный язык рвался наружу. В шаге от оборота? По наблюдениям Абнера, оставался волос. Если повелитель сейчас обернется, то и его, и Алету просто размажет по стенкам.

Когти рвать надо!

Вместо этого Абнер положил руку на запястье повелителя, напряженное, со вздувшимися венами и очень убедительно произнес:

— Успокойся. Немедленно. Рыжей ведьме демонски повезло, что это была именно помолвка, а не что-то другое. — Рамер смотрел на него. В антрацитовых глазах с бешеной скоростью вращалась бездна, — Ты ее любишь? Тогда — женись. Прямо сейчас, через клепсидру уже будет поздно.

Глава 49 БРАЧНАЯ НОЧЬ ПО-ИМПЕРАТОРСКИ

— Жреца. Быстро. Росы не нужно, хватит воды, но — поторопись.

Рамер снова опустился на ковер. Алета умирала. Черты лица заострились, сделались резкими и некрасивыми. Глаза, так волшебно оживляющие ее лицо, сейчас были закрыты и только копна растрепанных волос по-прежнему сияла. Но сейчас она смотрелась каким-то нелепым, театральным париком.

Император вознес хвалу Темным Богам за свою привычку даже в резиденции ходить вооруженным, добыл из ножен кинжал и аккуратно разрезал платье и нижнюю сорочку девушки, обнажив спину.

Какая-то злая пародия на брачный ритуал. Все не так и не правильно, все задом наперед…

Следующим движением он разрезал свою рубаху и прижал Алету к себе. Кожа к коже. Девушка была ледяной, но от жара его тела, как будто, согрелась. Или это иллюзия?

— Держись, — шепнул он, прямо в растрепанные золотые волосы, — просто держись, живи. Вцепись в этот мир зубами и не уходи. Не уходи, Алета. Тебе еще рано.

Она глубоко вздохнула и сделала попытку приподнять голову.

— Лежи, — он прижал ее к себе, — не шевелись. Ничего не говори. Просто дыши. Сражайся. Знаешь, как сражаются солдаты, когда враг слишком силен и очень мало шансов на победу? Они не считают врагов и не подбирают умные слова, чтобы красиво сдаться. Они просто встают на своей земле — мертво и каждым вдохом, каждым стуком сердца отвоевывают себе еще один маленький кусочек победы. Сражайся, Алета. Это твой бой…

Она снова попыталась сделать вдох. Рамер одной рукой освободил ее грудь из тугого корсажа. Что-то зашуршало. Он машинально вытащил сложенный в несколько раз лист бумаги и сунул за ремень.

Наконец, вечность спустя, послышались шаги. Жрец и помощник жреца, который тащил купель, изо всех сил стараясь не расплескать, и пыхтел, как дюжина ежиков.

К чести всей компании, увидев на полу полумертвую, окровавленную девушку и своего повелителя, в сорочке, разорванной до пупа, служители культа… промолчали. Хотя, может, это был не такт, а шок?

— Ваша Святость, вы можете немедленно провести свадебный обряд? — отрывисто спросил Рамер.

По сути это был вопрос, но тон повелителя не предполагал отказа.

— Девушка… Ее можно привести в себя хотя бы на несколько мгновений, — осторожно уточнил жрец, пока помощник устанавливал треногу и зажигал амулеты. — Иначе церемония может не свершиться.

— Вам нужно мое формальное согласие? — тихо, но на удивление ясно спросила Алета.

— Дитя…

— Ваша Святость, — Алета несколько раз моргнула, — у меня есть условие.

— Алета, — Рамер прижал ее плотнее, догадываясь, что именно близость его тела не дает девушке умереть. Он ее каким-то образом "держит". — Просто скажи, что ты согласна. Время уходит. Твое время.

— Сначала приказ…

— Какой еще приказ?

— Освободить из тюрьмы Марка Винкера. Снять с него все обвинения. Вернуть дворянство, воинское звание и награды. Невеста имеет право на один свадебный подарок от жениха. Я хочу этот.

Рамер почувствовал, что язык, с которым он с таким трудом совладал, опять пытается раздвоиться.

— Алета, я разберусь с этим странным делом, даю слово. Невиновные не пострадают. Но сейчас нет времени писать приказы. У тебя его нет. У Марка еще двое суток, а у тебя счет идет на мгновения.

— Приказ, — упрямо повторила эта… упрямица, сжимая зубы от боли, — пока вы его не подпишете, моего согласия нет.

— Бездна, Алета, ты в любой миг можешь снова потерять сознание!

— Тогда поторопитесь, Ваше Императорское Величество… — ее спекшиеся губы тронула некрасивая, циничная улыбка.

— Ваше Величество, — сунувшегося под руку секретаря Рамер едва не прибил, но тот вовремя развернул перед его глазами свиток, — Приказ. Я подготовил. Все, как сказала графиня: освободить, полностью восстановить в правах. Перо — вот, я его даже в чернильницу макнул.

Читать совместное сочинение его сумасшедшей невесты и секретаря повелитель не стал. Просто подписал размашисто и криво и бросил перо прямо на ковер.

— Действуй. И — пиши еще один приказ. На себя. Дарую титул, владения сам выберешь, из свободных. Сгинь с глаз долой.

Секретарь испарился быстрее утренних туманов над Альсорой. Дверь в кабинет захлопнулась.

— Теперь все в порядке? — сквозь зубы прошипел император.

К мяукающему звуку петель Марк уже привык. Подумаешь — скрипят. Тем более, ночью, когда он уходил, и уже под утро, когда вернулся, дверь выпустила и впустила его совершенно бесшумно. Хватило шепнуть ржавым железкам пару слов.

Воздушник он — или нет? Что такое ржавчина, как не окисление металла под воздействием агрессивных сред? То есть, дело как раз по специальности. А выйти из Рахты оказалось проще, чем пройти в занятый врагом Шиар или мятежную Атру. И выйти, и войти…

Винкер валялся на койке, закинув руки за голову, лицом к дверям, поэтому гостя увидел сразу. Господин комендант собственной персоной. В неизменной форме с судейским шевроном, дешевых сапогах из грубой кожи. И с корзиной. Большой такой и даже на вид симпатичной.

Из корзины аппетитно тянуло копченой олениной и торчало горлышко бутыли. Судя по форме… Бездна! Ради такой выпивки стоило попасть в тюрьму. Ценилась одна бутылочка так дорого, что Марк на знаменитую "Змеиную кровь" только облизывался.

— Ну и на кой? — с интересом спросил он. — Мне через пару дней в дорогу, на лошади задом наперед, а тебе — торчать тут еще неизвестно сколько. Лучше бы приличные сапоги себе купил.

— Думаешь, в приличных сапогах торчать веселее? — хмуро пошутил Хан, — Я вот по-другому рассудил. Я тебя сейчас хорошенечко подмажу, а ты, как предстанешь перед престолами Святых Древних, как раз за меня слово и замолвишь. И будут у меня не только сапоги, а карета, выезд, домик в пригороде. Жена-южанка. Красавица и умница. Хороший план?

— Дурацкий, — мотнул головой Марк, усаживаясь на койке, — я ж, если куда и попаду, то только к Темным Богам, а их, сам знаешь, просить опасно. Вдруг еще дадут.

— Да уж, — передернуло Хана, — оборони Небо.

Винкер кивнул на стул и сам принялся разгружать корзину. Кроме оленины тут были два куска разных сыров: один мягкий, молочно-белый, второй ядрено-желтый и твердый, паштет, целый каравай серого хлеба и пара ядреных луковиц с уже проклюнувшимися ростками.

— Императорский стол, — одобрил Марк, — Почти как тот, что нам с тобой ребята собрали и через окно просунули. Помнишь, когда мэтр Габрио нас посадил в погреб за то, что сапоги нашего математика заколдовали?

— И они от него по всему двору бегали? — невольно улыбнулся Хан, — Такое не забывается. А, помнишь, как Севе на зельях перепутал и налил воду в кислоту? Колбу рвануло, как огненный шар. Ты тогда с испугу первый раз в жизни воздушный щит поставил.

— Ага. Дурак был, — согласился Марк.

— Почему — дурак? — удивился Хан, — ты тогда не только Севе спас, но и Юхана с Анселем.

— Потому что умный человек не полотно бы развернул, а закатал эту дрянь в сферу с поглотителем. А еще лучше — погасил бы реакцию. Тогда нам всем не пришлось бы неделю класс ремонтировать.

— Откуда ты мог знать…

— Из учебника по стихийной магии за второй класс, — пожал плечами Марк, — мы к тому времени это уже прошли. Я ж говорю — дурак. И, судя по тому, к чему я в итоге пришел — так и не поумнел. Беда говорил, что хороший стратег просчитывает ситуацию на один ход дальше противника и этого хватает для победы. Я проиграл по всем фронтам, значит — стратег из меня, как из коровьей лепешки — снаряд.

— Ну, игра еще не закончена. — сощурился Хан и, ловко откупорив бутылку, разлил по кружкам тяжелое, рубиновое вино с терпким ягодным запахом, который мгновенно заполнил всю камеру.

Марк хмыкнул, послал Хану шкодную улыбку. Сделал замысловатый жест ладонью и на ней, прямо из воздуха, возникла юкка. Которой у смертника, после всех обысков, быть никак не могло.

— Порежь сыр, — индифферентно предложил он.

— Я этого не видел.

Хан поджал губы, закатал рукава камзола до локтей, показывая абсолютно голые руки и, глядя в глаза приятелю, зеркально повторил его жест. С тем же результатом. Только его юкка оказалась шире и короче.

— Ого! Я так не умею.

— Беды-то. Научу. Это не сложно. — быстро и ловко напластав сыра, Хан поднял кружку. — За предусмотрительность.

Марк вскинул брови:

— Почему именно за нее? Нет, качество нужное, но…

— Сначала выпей, потом спрашивай.

— Как скажешь, Хан, — Винкер быстро опустошил свою емкость, отломил и закинул в рот кусочек сыра, того, который был тверже и острее. — Ну так что, Хан? Я весь — внимание.

— Как только в воздухе запахло войной, — Хан предпочитал мясо, оленина была жестковатой и оттого речь его временами казалась не слишком внятной, но приятелей это не смущало, — я подал прошение на повышение допуска и принес клятву на амулете.

— Ты же судья, — удивился Марк, — допуск первой категории у тебя и так должен быть.

— Сейчас — высшей, — Хан мимолетно улыбнулся, словно не сказал и не сделал ничего особенного, и для парня из приюта такой взлет карьеры дело насквозь обычное.

— Так мы твой допуск обмываем, — дошло до Марка, — Ну, так это в корне меняет дело. Поздравляю. За это нужно обязательно выпить.

— Выпить нужно, — одобрил Хан, — но не за допуск. А за то, что сегодня ночью… если быть точным, за одну клепсидру до полуночи, я покидаю столицу и со срочной дипломатической миссией отбываю в Кайору. Зеркалом. Переговоры пройдут там. Я уполномочен доставить проект мирного соглашения. Допуск у меня достаточный.

— А почему ты? — изумился Марк и тут же перебил сам себя, вскинув ладонь, — Постой, сам отвечу. У Его Императорского Величества внезапно дипкурьеры закончились?

— Угу. И камеры в Лонгери — тоже. Полтора десятка, из тех, кто не так именит, даже ко мне привезли. Возмущались… Я им, как аристократам, по шелковой веревке пообещал. Даже продемонстрировал, как хорошо скользит — нигде не зацепится. Почему-то не оценили. Некоторые даже с лица сбледнули, почему бы это, не знаешь?

— Может, заболели? — блестя глазами, предположил Винкер. — Так что, за успех переговоров?

— Обязательно, — кивнул Хан и в очередной раз опростал кружку до дна. А вот Винкер свою только пригубил — и поставил обратно. Заметив это, Гамсун расплылся в улыбке.

— Хлеб режь, давай. Хороший хлеб. Специально для тебя пекли… По авторскому рецепту.

В лучших уличных традициях Марк не стал осквернять Короля Трапезы прикосновением железа, а разломил пышный каравай пополам. И оттуда, прямо на стол, глухо звякнув, выпал… ключ от антимагического браслета.

Взгляды встретились. Несколько мгновений мужчины смотрели друг на друга.

— Ну а что? Меня тут не будет. Тебя же это держало. Не хотел, чтобы я соседнюю камеру занял, так?

— А, может, он? — Марк качнул браслетом.

— Не-ет. С тебя бы сталось этой… пилкой для ногтей себе руку отчекрыжить… Не хочу!

— Все равно рискуешь. Будут на амулете допрашивать, признаешься.

— И что? Ты уже далеко будешь.

— А карьера?

— Ты много о карьере думал, когда ради Халида за Классной Книгой в башню лез?

— Много, — неожиданно сознался Винкер, — можешь быть уверен, и думал, и взвешивал что важнее: мои превосходные оценки или идиотская кляуза жреца.

— И до чего додумался? — с усмешкой спросил Хан.

— Что жизнь Севе стоит дороже моей карьеры. Но с чего ты решил, что моя жизнь дороже твоей? Приведи хотя бы один логический довод и, возможно, я проникнусь.

— Заметь, я тебя за язык не тянул.

Хан Гамсун потянулся к корзине, достал пачку листов дешевой бумаги, до этого момента Винкер их не видел. И аккуратно разложил на столе. В линию. Если выпитое вино как-то и сказалось на бывшем однокашнике, то Марк этот момент упустил. Линия вышла на диво ровненькой и аккуратной.

— Узнаешь? Это картинки, которые Небом ударенные художники малюют. Святой Эдер! Спаситель из тьмы безверия! Кто бы знал, как я ненавижу пафос. Больше — только плохой кофе и ночные дежурства… Или наоборот?

А вот это — мой хороший друг, воин, ученый и отличный мужик Марк. Которого изобразил наш тюремный художник… правда, хреново, руки у парня с похмелья дрожали — но узнать можно, — еще один портрет дополнил линию.

— И что это доказывает? — мрачно спросил Марк.

— А вот еще один шедевр живописи. Этот — получше. Настоящий художник рисовал. Кажется, даже придворный. Его Императорское Величество Рамер Девятый в день коронации… правда, без коня, зато в короне. Все как положено, — последний портрет завершил ряд. Больше картинок не было.

— Так то оно в глаза не бросается… Но я, перед тем, как стать судьей, долго простым расследователем бегал. Свидетеля допросить, портрет по его словам нарисовать… Если кто внешность изменить попытается — так поймать и на чистую воду вывести. У меня глаз набит.

— Осталось — морду, — хмыкнул Марк.

— Линия подбородка, крылья носа, верхняя губа. Лоб. А, самое главное — глаза. И цвет, и манера вот так их прищуривать — она у вас, у всех троих — фамильная. Даже в темноте и спьяну не перепутаешь.

— У нас — это у кого? — уточнил Марк, все еще надеясь на чудо. Но, похоже, на сегодняшний день боги исчерпали свое милосердие. Хан кивнул подбородком на "картинную галерею" и совершенно спокойно припечатал:

— У Дженга. Про матерей ничего не знаю, кроме императрицы, так что врать не буду, а вот отец у вас, всех троих — один. Его Императорское Величество Рамер Восьмой, ныне покойный. Ну, за батюшку, облака ему под ноги? — Гамсун снова наклонил бутылку и наполнил свою чашку. А чашка Марка и так была полна.

— Бездна! — выругался Винкер. — Этого следовало ожидать. В нашей компании дураков не было. Хан, я очень надеюсь…

— Да могила, могила. Сам же сказал — дураков не было. Но я ответил на твой вопрос? Почему твоя жизнь ценнее моей? Я — государственный служащий высокого ранга, и я обязан любой ценой защищать члена императорской фамилии. Я присягу давал.

— Боги претемные! — простонал Марк, откинул голову на спинку стула с и мольбой посмотрел на потолок, словно надеялся там найти ответы на все вопросы. Но потолок был самым обычным, никто не додумался заменить его плиты на неведомые Скрижали Хаоса, где время от времени всплывали Откровения. — Убери это… свидетельство своего морального падения, — он кивнул на ключ, — Или взлета, демоны тебя знают, Хан, неоднозначный ты мужик. Не потребуется…

— ?!!

Марк подарил приятелю свою собственную, не дженговскую, а чисто винкеровскую кривую усмешку, обхватил наруч пальцами… и открыл. Так, словно снял самое обычное украшение.

— Задница ада, — опешил Хан, мгновенно и полностью трезвея, — он же был под благословением верховного жреца!

— Не переживай, я не сильно устал, пока его взламывал.

Вот уж не думал повелитель двух континентов, что его брачная ночь будет такой. Всякое в голову лезло, но даже в самых странных снах он не мог представить, что проведет ее, пытаясь согреть девушку, которая почти убила себя, чтобы избежать этой свадьбы и этой ночи.

Что будет раз за разом аккуратно растирать ее маленькие, но неожиданно сильные ладони в твердых мозолях от шпаги и кинжала, и такие же маленькие ступни. На ногах Алеты кожа оказалась нежнее. Рамер долго согревал их своим дыханием, с трудом удерживаясь от поцелуев.

Потому что потом было бы не остановиться. Свою вторую сущность он знал неплохо. Змеи хладнокровны, но к его Змею это не относилось. А Алета, как назло, была такой красивой, что темнело в глазах.

Можно было взять ее силой. Абнер даже советовал — закрепить брак, для здоровья Алеты было бы полезно. Со временем смирится и привыкнет. Человек ко всему привыкает, если нет другого выхода.

Но ломать свою маленькую, отчаянную птичку не хотелось. Можно проявить силу и сразу показать женщине, где ее место. Но Рамер Девятый решил проявить терпение. Змей принял его выбор легко — терпение он уважал не меньше, чем силу.

Она проснулась с первыми лучами солнца. Как будто почувствовала… хотя, может быть, и почувствовала, кто знает южанок?

— Доброе утро. Ты вовремя, — он кивнул на распахнутое окно, из которого тянуло свежестью и неистребимой ничем сыростью. — Отсюда видно Верхнюю Гавань.

Алета подобрала под себя ноги, закутала плечи одеялом и села, неестественно прямая, глядя на него настороженно, ожидая… Чего? С легкой улыбкой Рамер обнял ее за плечи и притянул к себе. Уже привычно, сколько раз ночью делал так, когда казалось, что сердечко его птички начинает биться неровно.

И не было в его жесте ничего провокационного… Ну, разве, если сама Алета сделала бы шаг навстречу. Тогда — да, тогда — пожалуйста. С полным желанием и удовольствием.

Но девушка не собиралась делать никаких шагов, наоборот, сжалась, словно ее ударили. И несчастным голосом спросила.

— И что я теперь должна делать? Как верноподданная? Лечь на спину и молиться?

— Что за бред? — удивился Рамер, — и откуда ты его набралась?

Алета пожала плечами: ну, бред же и есть, как тут возразишь?

— Так что дальше? — повторила она с непонятной настойчивостью. В сторону окна, кстати, даже не взглянула, Небесная Гавань в это утро красовалась не для нее.

Рамер вздохнул. Попытка оттянуть неприятный разговор провалилась.

— Дальше — завтрак. Для тебя ветчина и сыр. Для меня — шоколад, — он грустно улыбнулся, — единственная слабость, которую я себе позволяю. И то только с утра. Оказывается, змеям не очень полезно, представляешь?

— Нет, — она мотнула головой, не поддаваясь ни на улыбку, ни на ласковый тон. Сидела, как маленький свежепойманный зверек в клетке, блестела глазами и даже дышать старалась неслышно.

— А потом… — Рамер свел брови, лоб пересекла глубокая морщина, — одна очень неприятная и крайне болезненная процедура.

— Какая? — спросила она почти равнодушно.

— Клятва Немого Огня. Я не маг, принимать будет Абнер. А, значит, под клятву пойдем все трое. И будет она не стандартная, на девять лет, а — вечная. Это очень больно, Алета. Здоровенные мужики сознание теряют. Поверь, если бы была хоть какая-то возможность этого избежать, я бы никогда…

— Я не боюсь боли, — тем же бесстрастным тоном перебила она. — Но по какому поводу клятва молчания? Да еще и вечная?

— По поводу твоего ребенка, Алета, — Рамер на мгновение прикрыл глаза. Все же железным человеком он не был, но вторая ипостась, да еще такая большая и опасная, давно приучила его брать себя под контроль практически мгновенно. Иначе весь дворец уже лежал бы в руинах. — Я понял, почему так странно сработала клятва. И почему ты едва не отправилась по облакам. Ты помнишь, как она звучала?

— "Клянусь расторгнуть помолвку через три года, если Алета Шайро-Туан за это время не понесет наследника императорской крови…" — почти дословно процитировала она.

— Ты заставила меня поклясться твоей жизнью. Условие выполнено. Ты не знала, что носишь ребенка? Я почему-то так и думал.

Он встал, неторопливо облачился в халат, затянув узел чуть крепче, чем нужно. Верхняя Гавань уже спряталась в облаках, а рассвет только разгорался, окрашивая город и парк во все оттенки золотого.

— Мне кажется, что Аверсум — самый красивый город во всех мирах, — задумчиво проговорил он, — но я, конечно, пристрастен. И допускаю, что у Кайоры тоже есть свое очарование.

— Какой ребенок императорской крови? — в голосе императрицы проскользнули отчетливые истеричные нотки, — этого не может быть! Я с вами никогда… Демоны! От поцелуев дети не рождаются!

— Вот поэтому — Немой Огонь. Безальтернативно. Ни у кого и никогда не должно даже мысли возникнуть, что трон Аверсума может занять кто-то еще. Что ты на меня смотришь с таким ужасом, дорогая жена? Ты — беременна от моего сводного брата. Если разобраться — дело-то житейское. Главное, что наследник все-таки Дженга… не конюх какой-нибудь и не повар. Это я стерплю.

На колени Алеты полетел лист бумаги, который она так любовно и неосторожно хранила на груди.

— Это Марк Винкер? Не слишком похож. Лицо немного длиннее и мягче, некоторые черты бы подправить… Но узнать его можно. Если приглядеться, он здорово походит на отца. И на мать. Правда, ее портреты я распорядился сжечь, но память у нас фамильная.

Я все думал, кого же он мне так напоминает… Самую блестящую куртизанку двора, Юсти Несравненную. Официальную фаворитку Рамера Восьмого и мать второго, признанного наследника. Императрица после меня потеряла способность иметь детей. Рождение Змея плохо сказалось на ее здоровье.

— Марк — принц Дженга? — потрясенно переспросила Алета. Похоже, из всего сказанного она уловила только это.

— Марк — никто. Младший принц Дженга погиб во время заговора, — голос императора, все такой же негромкий, вдруг придавил ее, словно тяжеленная каменная плита. Алета почувствовала, что задыхается. — Империи не нужны мятежи, тем более сейчас, когда мы разорены войной и остались без анеботума. Она просто не выдержит. Рухнет. И под ее обломками погибнем не только мы с тобой, дорогая жена. Погибнут миллионы.

— Вы убьете его? Ради высшего блага?

— Стоило бы, — пожал плечами Рамер Девятый, — но нужно посмотреть, сколько он знает. Если понятия не имеет о своем родстве с Дженга — пусть живет, под ненавязчивым присмотром. Женить его на какой-нибудь подходящей девушке из третьего сословия. Желательно — бесплодной. Стратег он неплохой, а как ученый — вообще гениален. Такими мозгами не разбрасываются, они дороже анеботума. Я так понимаю, ты согласна на клятву молчания?

Алета жестко сощурилась. В ней не осталось ни испуга, ни стеснения. Она смотрела на императора уверенно и зло. Как на врага. Сильного врага, только что победившего в очень важной схватке. Но которому еще далеко до победы в войне.

— Я согласна. Ради Марка. И ради нашего сына. Но не ради вашего трона, чтоб он провалился до самого ада!

— А вот как раз твои мотивы, дорогая Алета, мне совершенно параллельны, — усмехнулся Рамер, — главное, что ты все таки сделаешь то, что мне нужно. А со своими внутренними демонами договаривайся сама. Ты — сильная девочка, справишься.

Он пошел прочь, двигаясь неслышно, в самом деле, как змей, но у самого выхода обернулся. Антрацитовые глаза были серьезны.

— Если почувствуешь, что они одолевают — зови. Помогу.

Глава 50 ДИПЛОМАТИЧЕСКИЕ ИГРЫ

День выдался не жарким. То ли лето уже потихоньку катилось на вторую половину, то ли боги оказались милостивы, то ли просто так совпало — но парадные темные мундиры, которые стали бы орудием пытки в любой другой день, сегодня просто доставляли легкое неудобство. Вполне терпимое.

Эшери, казалось, вообще чувствует себя как рыба в воде. Затянутый в идеально пригнанную форму, с новеньким шевроном, шлемом золотых волос и фирменным равнодушно-доброжелательным выражением красивого лица, он был великолепен.

Маркиз невольно вспомнил другого Эшери — Кота, в потертых штанах и рубахе, задубевшей от соленого пота, сапогах из грубой кожи, косынке, повязанной на пастуший манер и целым арсеналом ножей во всех мыслимых и немыслимых местах.

Кот был ему ближе, чем герцог Монтрез. Но Котов с Маркизами на такие мероприятия не пускали, тем более, в качестве главных действующих лиц. Пришлось соответствовать.

И, если у Кота превращение в лощеного аристократа прошло, как маслом смазали, то Маркиз в шкуре дипломата чувствовал себя как та же самая рыба, но уже на сковородке. Не подпрыгивал, пытаясь удрать, лишь потому, что был порядком оглушен — хвала Богам, что не выпотрошен.

Впрочем, и этот светлый миг был, кажется, не за горами.

— А почему мы-то? — тихонько спросил Маркиз.

Эшери, не меняя скучающего выражения лица, сверкнул светло-зелеными глазами:

— У Императора не было другого выхода. Те, кому он изначально планировал поручить эту миссию, внезапно оказались втянутыми в заговор.

— Заговор?

— Ты в курсе, что такое "теологическая угроза"?

— Активизация радикальных течений в религии, — пожал плечами Маркиз, — вплоть до открытого террора под лозунгом: "Защитим нашу веру!"

— Молодец, — серьезно похвалил Эшери, — быстро вспомнил. А теперь, сделай мне личный подарок: выкинь из головы эту ерунду еще быстрее. Любое радикальное течение, независимо от лозунгов, это всего лишь грубый инструмент, который нужен только для одного — сеять бардак и хаос. Чтобы под его прикрытием умные и дальновидные люди могли спокойно делать свое дело.

— Если я правильно тебя понял, те, кто сеял бардак и хаос, сидят в Лонгери. А про тех, кто спокойно делает свое дело, мы пока ничего не знаем. И поэтому Его Величеству позарез нужны те, кому он точно может доверять. А из них под рукой только ты. И плевать, что ты ни разу не дипломат.

— Еще раз молодец. Только две ошибки: слишком резкие и словно "обрезанные" жесты. На таких сборищах тебя "читают" непрерывно все, кому не лень. А ленивые — время от времени, но обязательно в тот момент, когда ты пытаешься что-то скрыть. Так что мой совет — не пытайся прятать чувства, у тебя это получается плохо. Будь собой. Выражай их абсолютно открыто. Улыбайся, удивляйся, возмущайся. Здешний бомонд с ума сойдет, пытаясь понять, что же ты прячешь за таким ярким фасадом, им и в голову не придет, что ты искренен.

— Не можешь скрыть — клади на видное место? — улыбнулся Маркиз. — А вторая ошибка.

— В личном местоимении. Не "ты", а "мы". О тебе Его Величество тоже знает.

— И не одобряет? — скривился Маркиз.

— Может быть, и не одобряет, но, поверь — учитывает. Мы приехали.

Маркиз только головой покачал. Занавески кареты были закрыты, на клепсидру Кот не смотрел, однако, время прибытия к "Генеральскому" дому угадал с точностью до пары мгновений.

Стук колес изменился, с булыжника карета съехала на плиты, и, очень скоро, остановилась. Слуга распахнул дверцу.

Монтрез одобряюще похлопал по руке вассала и ступил на подножку.

К такому Маркиз готов не был… Их встречала вся Кайора: толпа народу, заполонившая улицу: лица и лица. Молодые, старые, мужские, женские. Целое море лиц — и все с широченными улыбками.

От вопля, которым их встретил город, чуть лошади не шарахнулись. Во всяком случае — присели и опытный кучер с трудом удержал их на месте. Но он не злился, на его загорелом, обветренном лице сияла такая же ликующая улыбка. Ния Меори…

Маркиз не сразу сообразил, что приветствия кричат не только Коту. Его тоже узнали. Молодой вассал еще не понял, как к этому следует отнестись, когда кучер с той же шальной улыбкой снял с пояса флягу и выплеснул ее содержимое в воздух, прямо над головой герцога Монтреза.

На голову и плечи обрушился душ… Это была вода, самая обычная ключевая вода, теплая, согретая телом возницы.

…Хвататься за шпагу? Ругаться? Но глаза людей светились такой чистой и незамутненной радостью. Да и — вода же, не кислота, и даже не краска.

Маркиз бросил взгляд на маршала. А тот просиял ответной улыбкой — словно солнце из-за туч выглянуло и коснулось всех и каждого из многотысячной толпы. Площадь стихла. Вся. Сразу.

— Шаатари ния меори, ки руш а ри меори, — звучный голос маршала без труда достиг самого последнего ряда. — Это не моя победа. Это наша победа.

Солнце нашло, таки, самый удачный момент, чтобы выглянуть из плотной пелены облаков — как раз тогда, когда сотни фляг разом опрокинулись и воздух над ковровой дорожкой, расстеленной для маршала, засверкал бриллиантовой крошкой.

…И пока они неторопливо пересекали двор и поднимались по широкой лестнице, небо над ними еще не раз взрывалось радугами.

До парадного крыльца новоявленные дипломаты и народные герои добрались, промокшие до белья…

— Святые Древние! — воскликнул новый хозяин города, местный уроженец, если судить по характерным выступающим скулам, — Здесь же, практически, пустыня. Как вы умудрились попасть под дождь?

Глаза его смеялись.

— Благословение Гуадлаахе, — отозвался Эшери, — надеюсь, нам выделят комнату, чтобы мы могли привести в порядок одежду?

Комната мгновенно нашлась. Она оказалась просторной, с двумя окнами, но почти без мебели.

— Вставай ближе, — велел Эшери, — просушу сначала тебя, потом себя.

Маршал снова был серьезен, но в глазах все еще плясали демоны саари, рожденные благословением Кайоры. Неожиданная ванна здорово подняла Коту настроение. Вот и пойми их, этих аристократов в неизвестно каком колене…

Маркиз встал напротив окна, поднял руки и немедленно ощутил дуновение приятного, теплого ветра.

— Что мы будем здесь делать? — спросил он, — просто ознакомим представителя Фиоля с текстом мирного соглашения, а если он не согласится подписать, пригрозим отвернуть башку?

— О, нет! — рассмеялся Эшери, — Все сложнее. Но ненамного. В распоряжении дипломата всего три средства, ты запомнишь их легко: убеждение, компромисс и угроза.

— И все? — удивился Маркиз, с удовольствием ощущая, что одежда снова стала сухой и приятной, — Но, если все так просто, в чем же тогда состоит то самое пресловутое искусство дипломатии?

— В том, чтобы в каждый конкретный момент выбирать правильное средство. Сейчас будет небольшой фуршет. Мы потолкаемся среди гостей и будем всем мило улыбаться.

— И бритым тоже?

— Этим — в особенности. Тебе придется намазать себе язык патокой с двух сторон. Что бы ты ни услышал и как бы сильно это тебя не возмутило, из твоего рта должен литься только мед, один мед и ничего кроме меда… Ну, в крайнем случае — сироп.

— Но что они могут мне сказать? — пожал плечами Маркиз, — мы ведь не знаем друг друга…

— Может быть. А возможно им что-то о тебе известно. Возможно, даже многое. Я не удивлюсь, если наши противники пройдутся по прошлому твоей матери. К примеру.

— И что, я должен буду им это спустить и спокойно утереться? — ощетинился Маркиз.

— Безусловно — нет. Ты должен их осадить. Но при этом умудриться облечь свою мысль в самую мягкую форму и — чтобы она произвела самое жесткое впечатление.

— Это будет сложнее, чем резать отряды Демона.

— Держись. Последний легкий день был вчера.

Вокруг Эшери тоже завертелась воронка теплого воздуха и через несколько мгновений он поправил воротник абсолютно сухого, безупречного костюма.

— Готов к великим свершениям?

— Нет, но кого это волнует? — криво усмехнулся Маркиз и первым направился в зал.

А он уже потихоньку заполнялся народом. Здесь были местные "главные люди", многих из них молодой командир знал. Точнее — встречал. Они здорово помогали: оружием, припасами, людьми и, главное — информацией.

Но тогда они казались Маркизу своими в доску ребятами, такими же пастухами в бумажных рубахах, грубых штанах и выгоревших на солнце косынках. Сейчас от утонченных гостей из Аверсума и Шариера их отличали только смуглые, сильно загоревшие лица. А в остальном: милорды и миледи — парадные костюмы, чулки и башмаки с драгоценными пряжками, постные лица.

"Бритых" Маркиз заметил почти сразу. Трудно не заметить полтора десятка мужчин в странных, по местным меркам, одеждах. Фиольцы были облачены в дипломатический компромисс между длинным камзолом и коротким халатом с запахом, сшитый из очень плотного шелка, свободные штаны и сапоги из такой мягкой кожи, что видны были пальцы на ногах. Но из толпы их выделяли не одежды, а, прежде всего — головные уборы, похожие на банные полотенца, закрученные хитрым образом.

Имперцы, согласно этикету, в доме с "обутыми ушами" не ходили…

Кота заметили. От делегации бритых немедленно отделился забавный человек: низкого роста, почти на голову ниже своих соотечественников, в очень ярком пурпурном "халате", и с длинной саблей на боку — она почти царапала пол, сверкая изукрашенными ножнами. Но улыбка сверкала еще ослепительнее. Маркиз поймал себя на желании пересчитать его зубы. Не в переносном смысле, а в самом прямом — вдруг их не тридцать два, а сорок восемь или, чем Бездна не шутит, пятьдесят шесть.

— Святой Каспер, — начал фиолец, не дойдя нескольких шагов, — и все ученики его! Глаза не обманывают меня? Ведь вы — герцог Монтрез?

Эшери растянул губы в улыбке и изящно наклонил голову.

— К вашим услугам, господин Тревия.

— Надеюсь, вы простите мне нарушение этикета, я увидел вас и не смог удержаться. Я — поклонник вашего таланта. Страстный поклонник!

На них стали оглядываться. Господин Тревия говорил довольно громко, то ли в попытке привлечь внимание, то ли просто не умел беседовать как-то иначе.

Маркиза так и подмывало спросить, что этому павлину надушенному привиделось, но, усилием воли, он наступил себе на язык и приказал смотреть, что будет. А "пурпурный", теперь уже понятно, работал на публику.

— У нас в стране ваши утонченные стихи пользуются огромной популярностью. Многие знают их наизусть. Особенно ваша изумительная любовная лирика. Такая экспрессия! Такая чувственность, страсть, пожар, соблазн!

Народ зашевелился, подвигаясь ближе. На лицах кайорцев появилось недоумение. Назревал скандал.

— Господин Монтрез, — воодушевленный молчанием Эшери, "пурпурный" пошел в атаку, — а, простите мне этот интерес… просто некоторые вещи наводят на мысли… Это правда, что ваши стихи посвящены мужчине? И что вы… хм…

Кот наклонился к уху фиольца и тихо, на грани слышимости, вкрадчиво спросил:

— Господин посол ищет пару?

Бритого шатнуло, словно Эшери применил воздушный кулак пятого уровня. Бормоча вперемешку извинения и ругательства, он счел за благо ввинтиться в толпу.

— И что это было? — с недоумением спросил Маркиз.

— Провокация, — пожал плечами Монтрез, — Обычное дело. На таких встречах обычнее провокаций только слова: "Добрый день" и "Доброй ночи".

Монтрез оказался демонски прав. Светский прием оказался настолько похож на обычный поиск, где нужно добыть информацию, избежать ловушек и не выдать себя, что Маркиз вскоре почувствовал себя легко, в меру собранно. Очень привычно.

И когда в словесном поединке, замаскированном под обычную, светскую беседу, все же сработала ловушка, нацеленная конкретно на него — он даже в лице не переменился. Смысл? На войне стреляют. Пытаются убить, иногда — успешно. Самые обычное дело — что же, обижаться на это? На врагов не обижаются, их просто закапывают.

Выглядело это, как простое любопытство.

— Маркиз Тарьен? Простите, а где находятся ваши владения? Не припомню такой аристократической фамилии…

— На другом континенте, — безмятежно улыбнулся Маркиз, салютуя Эшери нетронутым бокалом, — я принят в семью Монтрезов на правах личного вассала.

— Что же это значит? — озадачился собеседник, — кто ваш отец?

— Герой кайорского Сопротивления, Катиаш Раш. Представленный к награде за поиск в Демоновой Песочнице и взятие базы полковника Респена.

— Вы им так гордитесь… — любопытный мужик счел за благо культурно слиться.

— Он — мой отец, — пожал плечами Маркиз, — разумеется, я им горжусь.

Для переговоров отвели просторную комнату с окнами на море. Здесь почти не было мебели кроме большого овального стола, стульев и двух напольных ваз со специальными не пахнущими цветами.

— Мне следует что-то знать? — осведомился Маркиз, окидывая себя в большом, ростовом зеркале придирчивым взглядом. Все было, как будто, в порядке.

— Не позволяй на себя давить. Ни грубо, ни изящно. Повестка дня — мирное соглашение и это единственное, что мы будем обсуждать. Ни моя поэзия и ориентация, ни твое происхождение в этот список не входит. Улыбайся и отклоняй, — Эшери ободряюще улыбнулся, — я неплохо поработал на рауте, создавая нам с тобой репутацию клоунов: поэт и вояка, которых ничего не стоит обвести вокруг пальца. Надолго этой завесы, конечно, не хватит, но, может быть, хотя бы сначала наши противники проявят неосторожность и мы получим знак, до какого предела они готовы уступить, а где проходит мертвая линия.

— Мертвая линия? — Маркиз вопросительно поднял бровь.

— Такие встречи готовятся в высоких кабинетах. И каждый посол получает четкие указания: что можно уступить, а за что нужно держаться до последнего. За мертвую линию он не заступит, давить, угрожать, на ушах прыгать бесполезно — у него просто нет нужных полномочий.

— Надо же, как все интересно. Может быть, мне стоит выучиться на дипломата?

— Нравится? — сощурился Кот.

— Еще бы. Это как война. Только… другими средствами.

— Так и есть. Ну что, готов?

— Для тебя — на все, — отозвался Маркиз. Эшери качнул головой:

— Никому и никогда такого не говори. Это опасные слова. И опасные чувства.

— Почему нет? — удивился парень, — Я не разбрасываюсь ими на улице. А ты — мой сеньор и друг. Моя жизнь — уже твоя. А если тебе понадобиться моя смерть — возьми, я слова поперек не скажу. И это не слепое обожание. Это сознательный выбор.

Эшери пару мгновений помолчал, словно взвешивал слова Маркиза на невидимых весах.

— А ты вырос, — сказал он, наконец.

— Так ведь, вроде, уже пора? Идем, не будем заставлять "бритых" ждать.

Со стороны Священного Кесара за стол переговоров тоже сели двое: солидный мужчина в возрасте, должно быть, под своим головным убором он был убелен сединами. И, как не удивительно, тот самый "пурпурный" поклонник эротической поэзии с улыбкой в пятьдесят шесть зубов.

— Нам нужно зафиксировать договором, где пройдет новая граница Кайоры, — немедленно начал старший, — не скрою, Священного Кесара больше всего устроила бы линия по краю пустыни Чевара.

— То есть, Кайора полностью отходит Фиолю? — мягко уточнил Эшери, — надеюсь, Священный Кесар, да продлит Небо его годы, понимает, что это неприемлемо?

— Да. И поэтому он готов пойти на компромисс и оставить за Империей территорию за Кайевыми Пальцами.

Лицо Маркиз удержал. Выходит, тайна "пресных ворот" так и осталась тайной? Иначе посол Кесара вцепился бы в скрытую долину мертвой хваткой.

Эшери лишь кивнул, приглашая продолжать.

— Вы же понимаете, что, объективно, Фиоль сильнее? Из-за природного катаклизма мы потеряли в Кайоре крупное воинское соединение и… принца. Но мы можем себе это позволить. Для нас не фатальна потеря одной армии — и одного возможного наследника престола.

Священный Кесар в любой момент может направить сюда еще один корпус. И огнем пройдет всю Кайору, Айшер и Картаэллу, подобно генералу Каю. Если это случится, потомки запомнят вас вовсе не как гениального поэта. А как человека, который потерял Южный континент и стал виновником гибели тысяч подданных Империи.

— Если, — снова кивнул Эшери и очень мягко повторил, — Если, господин посол…

— Но Кайора не может эффективно противостоять всей мощи Фиоля, — глаза посла потемнели, — И далекая северная Империя, чей протекторат вы так неосмотрительно приняли, просто не успеет помочь. У нее нет для этого ни ресурсов, ни возможностей. Это очевидно для всех…

"Кроме поэтов и ублюдков!" — вслух ничего сказано не было, но фраза повисла в воздухе.

— Природные катаклизмы в Кайоре не редки, — задумчиво произнес Эшери.

— Это угроза? Не важно. Наши жрецы умеют с ними справляться. В Фиоле тоже много… сейсмоопасных районов. Было.

Вместо очередной тихой и убийственной реплики Эшери взял карандаш и провел линию по карте Кайоры.

— Аренда. На пятьдесят лет. Дорого. В конце концов, нам еще заново открывать шахты, деньги не помешают.

— Это шутка? — удивился посол, бросив на карту мимолетный взгляд, — не смешная, право. Даже для поэта. Империя желает возобновления военных действий?

— Не желает, — мотнул головой Эшери, — нужно быть ненормальным, чтобы желать войны.

— Ах, да… Вы же поэт… — снисходительно кивнул посол. — А вы, маркиз? Тоже устали воевать? Я слышал, ваша карьера сложилась совсем не плохо.

"…Карьера? Они спятили? Привилегия командира — первым сдохнуть на раскаленных как божий гнев, Каевых пальцах или стать добычей хищных призраков Демоновой Песочницы? Вскрывать "рыбкой" собственную вену и аккуратно пить кровь, когда нет воды? Сдирая ногти, голыми руками откапывать солдат из под завалов? В пекло такую карьеру!"

— Это так, — ровно кивнул Маркиз, — но на повестке дня у нас мирное соглашение, а не моя карьера. Давайте все же вернемся к нему.

— Слова настоящего военного, — пурпурный сверкнул акульей улыбкой.

…Переговоры? Встреча на высшем уровне? Торговля, вот как это называлось в переводе с высокого дипломатического языка на общедоступный.

Не то, чтобы это не было занятно… Будь Маркиз просто сторонним зрителем, он бы млел от такого спектакля. Но на кону стояла земля, где жили его родители и вскоре появится на свет его брат.

А демоновы проигравшие фиольцы почему-то держались как победители, уверенно диктовали условия, не просили — а требовали. Перли зверем Лефаратом, не желая уступать даже в малости.

И Эшери, железный Эшери неохотно, со скрипом прогибался, уступая и отступая. По шагу, но все дальше и дальше по карте Кайоры. Когда деревня Катиаша осталась за мертвой линией, Маркиз извинился и вышел.

Ему потребовалась почти клепсидра, чтобы совладать с собой.

Когда он вернулся, мирные переговоры уже подошли к концу. "Бритые" выглядели очень довольными и даже разговорились, в основном, между собой. Фиольский язык Маркиз понимал с пятого на десятое, но то, что соглашение оказалось для них очень выгодным, понял.

— Пятьдесят тысяч золотых эров за аренду, господа, — напомнил Эшери, — мой император должен получить их в течение трех месяцев. После этого договор вступит в силу.

Посол подвинул себе лист дорогой бумаги. Нахмурился.

— Но почему на имперском? Мы на земле Фиоля, и, значит, государственный язык — фиольский. Документ должен быть составлен на нем.

— Господа, — возразил Эшери, — дата! Пока еще мы находимся на имперских землях, до того, как они перейдут под юрисдикцию Фиоля, еще три месяца. Язык должен быть имперским.

— Какая глупость, — сверкнул зубами Тревия, — Господа, неужели из-за формальности мы сорвем подписание мира? Ну, давайте составим документ на третьем языке.

— Картаэльский? — с сомнением предложил Эшери, — он широко распространен в этих землях и, насколько я знаю, в ближних провинциях Фиоля тоже.

— А вы знаете картаэльский? — в первый раз удивился посол.

— Относительно. Но мне ведь и не потребуется слагать на нем стихи. Только перебелить деловое соглашение. Полагаю — я справлюсь. А вы, господа, проверите, чтобы я не запутался в падежах. Насколько я знаю, в картаэльском их целых пятнадцать.

Еще через две короткие клепсидры на договор легли четыре подписи и две печати. Подписывая документ со своей стороны, Маркиз чувствовал себя предателем и мечтал только об одном — чтобы весь этот неуместный фарс поскорее закончился.

За окнами шумно гуляла Кайора, празднуя победу. И даже не догадывалась о том, что двое "народных героев" за столом переговоров продали ее за пятьдесят тысяч золотых эров.

В карете Маркиз сам плотно задернул шторки. Видеть ликующие лица ему было мучительно. А еще мучительнее — смотреть на своего сеньора и кумира. Эшери, похоже, понимал, что происходит с молодым вассалом, и в душу не лез.

Так, в тягостном молчании они доехали до казарм гарнизона, где их, временно, разместили. Эшери немедленно ушел мыться и переодеваться, а Маркиз бросился на кровать ничком и принялся долго, нудно и неизобретательно ругаться.

Войну они выиграли. А мир, кажется, проиграли.

Глава 51 ЧЕСТЬ НЕ ПРОДАЕТСЯ. ЕСЛИ ДАЮТ МАЛО…

Желудок напомнил о себе громким бурчанием. Но настроение было — хоть вешайся и Маркиз решил телесные нужды гордо проигнорировать, первый раз что ли?

На адъютанта, который явился с приглашением к ужину, он глянул так, что тот освоил стихийный телепорт без зеркала: испарился из комнаты прямо через закрытую дверь.

Но если Кайтер надеялся, что теперь его оставят в покое, то, право… Такой наивности следовало удивиться и поаплодировать. Можно подумать, он первый день знал Эшери! Нет, и такт, и деликатность, и даже что-то похожее на совесть у Его Светлости, безусловно, присутствовали. Но не доминировали.

Кот появился в его апартаментах без стука, зато с бутылкой шиарского — жуткой кислятины, вяжущей рот.

— Как ты можешь это пить? — скривился Маркиз.

— Ртом, — отозвался Эшери, — Отличное вино, что тебя не устраивает? Только не говори, что тоже предпочитаешь эти сладкие сиропы? Вот объяснил бы мне кто эту вашу тягу к сублимации. Если хочешь варенья — так бери ложку и наворачивай, зачем же его по бокалам-то разливать?

Вассала передернуло.

— Пей сам, а.

— Маркиз, если тебя не мучает ностальгия и не тянет прогуляться по местам, где нас в прошлый раз чуть не убили, тогда пойдем просто на террасе посидим. Не нравится мое вино — пей свое. Отличный день. И он, кстати, еще не закончился.

Маркизу показалось, что он ослышался. А, внимательно присмотревшись к Коту, он с изумлением понял, что настроение у того болтается где-то в районе отметки "превосходно".

Даже не так. От Кота ощутимо тянуло боевым азартом, как от прогоревшего костра тянет жаром и дымом.

— Что-то случилось? — понял он.

— Еще нет. Но, полагаю, вот-вот случится. И ты мне понадобишься. Так что собирай себя в кучу — и вперед: пить и любоваться звездами.

Если маршал приказывает пить вино и любоваться звездами, боец ослушаться не может…

На просторную террасу они выбрались прямо через окно. Эшери было лень обходить дом вокруг, он обожал плевать на условности везде, где можно, и, с особым удовольствием — где нельзя. Маркизу вообще условности были чужды.

Их уже ждал небольшой столик, накрытый почему-то но троих и три же удобных плетеных кресла.

— Мы кого-то ждем?

— О, да. Он достаточно умен и предусмотрителен и у нас есть хорошие шансы его дождаться если не сегодня вечером, то завтра.

Эшери осмотрелся своим особым взглядом, вроде скользящим и слишком быстрым, но подмечающим малейшие детали. Так Кот смотрел в поиске. На бедре маршала уютно и привычно пристроилась не статусная "ковырялка", а тяжелая, боевая шпага.

Маркиз машинально проверил оба кинжала.

— Такое ощущения, что нас сейчас придут убивать, — поделился он.

— На самом деле вариантов три: либо убивать, либо покупать, либо договариваться. Первый для нас самый неинтересный. Второй можно рассмотреть. Третий будет означать, что мы все-таки выиграли эту войну.

— А… разве уже не все?

Кот сверкнул одной из арсенала своих ослепительных улыбок. Когда он улыбался так, хотелось бегом бежать на огненную равнину и падать на грудь первому же демону пострашнее с воплями: "Мамочка, спаси!"

— Все? Дорогой мой, я еще даже не начал.

Эшери опустился в кресло и ударом ладони по дну выбил из бутылки пробку. Он, действительно, собирался это пить, и, да простят его Темные Боги, кажется с удовольствием.

— Ты еще не передумал учиться на дипломата?

— Ну… если честно…

— Понятно. Тогда слушай дальше. Никогда не играй по чужим правилам, иначе обязательно проиграешь. Навязывай свои.

Адъютант точно был в родстве с демонами. Он возник за их спинами абсолютно неслышно.

— Ваша Светлость, там, у ворот карета. Вас хочет видеть господин… Кажется, это кто-то из фиольской делегации.

— Проводи его сюда, — распорядился Эшери.

Маркиз уставился на Кота, требуя объяснений.

— Жаль, что ни с кем не поспорил, — маршал плеснул себе вина.

Фиолец, немного нелепый в своем халате и шамайте — Маркиз все таки вспомнил, как называется этот головной убор, появился со стороны двора. Умный адъютант без указаний провел его так, чтобы никому не попасться на глаза.

Гость по-прежнему широко улыбался, но сейчас в его улыбке сквозила натянутость.

— Господин Монтрез, господин Тарьен.

— Добрый вечер, господин Тревия, — меланхолично кивнул Эшери, — присаживайтесь. Вина? Правда, не фиольское. Для нас вина вашей прекрасной родины слишком приторны. Какая неотложная нужда привела вас сюда в столь… странное время?

— Недоразумение, господин Монтрез. Всего лишь крохотное недоразумение, — посол опустился в кресло с таким видом, словно его вынудили присесть на десяток ежей. — Я надеюсь… И глава нашей делегации надеется, что оно быстро разрешиться к нашему общему удовольствию.

— Недоразумение? — темно-золотая бровь маршала медленно поползла вверх, а в зеленых глазах заплясали огненные демоны.

— Когда вы переписывали текст договора на картаэльском языке… Это ведь не родной для вас язык?

— Нет, но, смею думать, я знаю его достаточно хорошо.

— Увы, — Тревия всплеснул руками, — вы сделали ошибку. Небольшую, не критичную. Но подобные документы не должны допускать двоякого толкования.

— Что за ошибка? — спросил Маркиз, ощущая тот же самый азарт.

— Вот здесь… — фиолец споро развернул лист договора, — сущая мелочь, право. Даже неудобно вас беспокоить после такого напряженного дня. Но вот эту строчку следует исправить поскорее. Священный Кесар ждет документ уже утром.

Вызывающе неторопливо Эшери протянул изящную руку, вытянул из под ладони Тревии лист договора. Прищелкнул пальцами, вызывая светляк. Над столиком мгновенно закружились привлеченные светом мотыльки.

— Не вижу никаких ошибок, господин Тревия.

— Ну, как же, Ваша Светлость. Вот здесь: империя предоставляет землю в аренду сроком на пятьдесят лет за пятьдесят тысяч золотых эров.

— И что здесь неправильного?

— Земля… Видите ли, картаэльский язык… он несколько более конкретный, чем фиольский или даже имперский. Вы употребили слово "тера" — "земля" вместо "тера и ора" — "земля и недра". Просто "тера" в картаэльском означает — территория. Граница на карте. Термин для межевания.

Маркиз вцепился в десертную вилку, остро жалея о необходимости сохранять невозмутимость. Ржать хотелось, как коню. Чтобы не испортить Коту игру, он принялся с преувеличенным старанием разрезать спелый персик ножом для фруктов. Согласно неписанным правилам, разрезать его следовало на восемь ровных частей и никак иначе, причем, ни в коем случае не брызнуть соком. Задача была нетривиальной и поглотила юношу целиком. Оставив только глаза и уши…

— Из текста этого договора следует, что мы имеем право на землю Кайоры, но не на ее недра. Если даже мы посадим виноградники…

— Урожай будет считаться нашим, — подтвердил Эшери, — Так и есть, господин Тревия.

— Ошибку нужно исправить.

— Нужно, — неожиданно согласился Кот, — только не мою. Я не допустил никакой ошибки и составил именно тот договор, который хотел составить. Вы же сами несколько раз назвали меня поэтом. Хорошим поэтом. Поэты знают силу слова и умеют им пользоваться… Прошу меня простить, господин Тревия, но в нынешнем виде договор устраивает империю больше.

Улыбка фиольца погасла. Глаза сверкнули недобро.

— Так, значит, это была не ошибка, а…

— Лингвистическая диверсия, — учтиво подсказал Кот. — Ловушка. И вы в нее попались.

— Вы хорошо понимаете, что сейчас похоронили надежды двух народов на мир? Завтра же боевые действия возобновятся и на этот раз мы все же дойдем до Аверсума. — Тревию трясло и он больше не считал нужным сдерживаться.

— Послезавтра, — невозмутимо поправил его Эшери.

— Что?

— Я говорю, боевые действия возобновятся послезавтра. Если возобновятся. Завтрашний день будет посвящен молитвам и казни. Насколько я знаю Священного Кесара, такой договор он вам не простит. Предательство интересов государства… Как минимум. Четвертование на площади Шариера. Всей делегации, включая младших писарей, хотя их-то за что? Вот уж, воистину, без вины виноватые.

— Для поэта вы неплохо подкованы в законах, — скрипнул зубами гость.

— Он еще танцует здорово, — встрял Маркиз, не выдержав роли бессловесного подсвечника.

— Господин Тревия, — Кот внезапно стал абсолютно серьезным, — мы с вами неплохо развлеклись, поиграв в грозный победивший Фиоль и слабую, проигравшую Империю. А теперь давайте уже работать по-настоящему. И вы, и я знаем, кто на самом деле выиграл эту войну.

Эшери прищелкнул пальцами два раза. Из темноты возник уже привычный адъютант и подал тонкую папку.

— Вот текст договора, который мне бы хотелось увезти в Аверсум. Ознакомьтесь.

Мотылек подлетел слишком близко к осветительному шару, вспыхнул, с треском скукожился и осыпался пеплом на лист, который фиолец держал в руках. Договор был составлен на фиольском языке.

— Границы в довоенных пределах. Пятьдесят тысяч золотом в качестве компенсации… финансовое участие в восстановлении анеботовых шахт в размере половины расходов… десять процентов от добычи в течении… шести лет?!!! Но это…

— Это анеботум, господин Тревия. Миллионы только прямой прибыли. Вы умеете считать до миллиона? — улыбнувшись выпученным глазам посла, Кот мягко закончил, — Это очень выгодный договор. В течение шести лет он окупится, минимум, шесть раз. Вы это почувствуете. А потом… если Империю устроит внешняя политика Фиоля, он может быть продлен.

Я вам искренне советую его подписать.

— Вы советуете мне предать собственный народ?

— Я советую вам не совершать ошибку за компанию с недалекими политиками, а подарить своей стране будущее.

Серьезным, вдумчивым Тревия понравился Маркизу гораздо больше, чем с этим своим нездоровым оскалом.

— За такой договор Священный Кесар нас всех отставит от двора, а то и сошлет в дальние провинции.

— По крайней мере, не казнит, — пожал плечами Эшери. — А дальше — жизнь переменчива. И благосклонна к терпеливым.

— На счет миллионов — это серьезно?

— Предельно, — заверил Кот.

— У вас найдутся перо и чернила?

Стук колес по мостовой давно стих в ночи…

— Будешь мое вино? Или другое найти?

— Я из твоих рук сейчас даже лошадиную мочу выпью, — откровенно признался ошарашенный Маркиз. — Ну ты и жук!

— Убеждение, компромисс, угроза. Всего три средства… но больше и не нужно.

— А тот договор, который ты навязал послу… Он в самом деле выгоден Фиолю?

— Да, очень, — кивнул Эшери. — Я мозги наизнанку вывернул, чтобы сделать его именно таким. В дипломатии нет и не может быть интересов во-первых — сиюминутных, во-вторых — личных, и в-третьих — выгодных только одной из сторон. Если ты заключил договор, выгодный лишь тебе и не выгодный твоему партнеру — это плохой договор.

— Но почему? — изумился Маркиз.

— Потому что в ближайшее время он будет пересмотрен при помощи армии. Ты сэкономишь тысячи жизней, если сразу бросишь его в огонь.

Где-то поблизости залаяли собаки.

— А помнишь?

— О, да… Отлично повеселились. Давай свою кислятину. Надеюсь, у меня не будет от нее изжоги.

— Давай сюда свой приказ. И почему эти клятые петли всегда так невероятно скрипят, а? Смазываешь их, смазываешь…

— Традиция, — открыть сейф коменданта Рахты оказалось той еще задачей. Не смотря на то, что все присутствующие имели право и обладали необходимым навыком. Но охранные заклинания такого уровня — не шутка, и, когда дверь, наконец, открылась, двое из троих украдкой облегченно вздохнули.

А третий сделал это открыто.

— Сколько раз вскрываем этот сейф, и каждый раз осеняю себя кругом, что опять пронесло.

— Ключ от корпуса, ключ от камеры, ключ от антимагического браслета. Порядок. Удивительное, все же, дело. Сколько служу, а такого не видел.

— Ну, не гони. Помилования были. На коронации, на рождение наследника… В этот раз, похоже, на свадьбу?

— Тут другое. Не помилование. Признание невиновным и полное восстановление в правах.

— Смертника? — выпучил глаза тот, кто осенял себя кругом у сейфа.

— Да, вот так. Смертника. За два дня до казни. Повезло парню.

Весь дальнейший путь они проделали в молчании. Старший мысленно репетировал речь перед невинным узником — слова не складывались, толковые мысли разбежались. И когда перед носом возникла тяжелая, низкая дверь камеры, он махнул рукой и решил, что для приговоренного к казни сама жизнь и свобода — уже такой подарок, что никакая речь не понадобиться.

Речь и в самом деле не понадобилась. Камера оказалась пустой.

Абсолютно и совершенно пустой. Узник исчез. Троица добросовестно обшарила взглядом все небольшое пространство, заглянули под кровать… Осужденного Винкера словно прибрали демоны.

Как издевательство, или просто странный знак, на столе лежал расстегнутый наруч. Тот самый, снять который невозможно без серьезной травмы. Подобно обычному пресс-папье, он прижимал стопку исписанных листов бумаги.

Но никакой ясности эти "записки приговоренного" не внесли. По той простой причине, что из тридцати плотно исписанных и жестко исчерканных листов понятными… ну, относительно понятными оказались лишь три последние строчки.

По крайней мере, они были написаны буквами.

"Расчет индивидуального портала, подобного тому, который демонстрировал Святой Эдер, сделать не удалось. Сопряжения сходятся только в частных случаях, при значении Джи больше девяти, а это невозможно для большинства магически одаренных, так как личный резерв больше десяти — огромная редкость. Тупик. Пока альтернативы анеботуму нет…"

Бал в честь победы обещал стать самым грандиозным событием года, и затмить даже традиционный Летний. Портнихи сбились с ног, искололи руки а некоторые дамы высшего света получили нервный срыв, сообразив, что им придется появиться на балу в платье, которое они уже надевали!!!

Увы, приглашение на бал в честь победы — не то, что можно отклонить под предлогом нездоровья. Вы не патриотка, империи госпожа моя? А тогда, простите, патриотка чего? Интересно, а что поделывает ваш супруг и не связан ли он с иностранными шпионами?

После того, как цвет дворянства второй раз за лето получил апартаменты в замке Лонгери, так рисковать не хотел никто.

Императрице, конечно, нервный срыв из-за старого платья не грозил. Платье ей сшили. С мстительным удовольствием Алета потребовала ту же самую портниху и понаблюдала, как у той валятся из рук булавки, а губы нервно прыгают и никак не могут сложиться в этикетную улыбку.

Императрица держалась с ней подчеркнуто холодно, глядела сквозь и не проронила лишнего слова, чтобы противная тетка, не дай Святые Древние, не решила, что ее простили и помиловали.

Тем не менее, с платьем напуганная женщина справилась. Цвета красной меди, с кружевными вставками, глубоким вырезом и очень пышной юбкой из переливающегося, тяжелого шелка… на несколько мгновений оно почти примирило Алету со вздорной женщиной. Все же — талант.

Но природная мстительность взяла верх и Алета примеряла платье с таким недовольным лицом, словно ей принесли власяницу и вериги.

Его Величество выбрал именно этот момент, чтобы навестить супругу перед балом.

— Тебе помочь зашнуровать платье дорогая? — черные глаза светились торжеством. Рамер Девятый только что получил пакет из Кайоры и прочел мирный договор. На такие "пряники" он даже не рассчитывал.

Увидев повелителя, пестрая стайка девушек торопливо сделала удивительно синхронный реверанс и покинула комнату.

— Дела государства так плохи, что вы решили ввести режим жесткой экономии и уволить всех моих камеристок? — ровно осведомилась Алета. — А одевать меня будете сами?

— Интересная мысль, — мурлыкнул император, — я над этим подумаю.

— Тогда мне придется подумать о том, чтобы ввести новую моду: платье со шнуровкой спереди.

— Не все сразу, дорогая Алета. На сегодняшнем балу общество и так ожидает шок, — Рамер бросил взгляд на голову жены. Маленькая, аккуратная диадема крепилась шпильками и магией к короткой стрижке. От услуг ведьмы Алета отказалась наотрез. Надо сказать, этот пушистый золотой шлем шел ей необычайно, гораздо больше, чем традиционные локоны.

Пожалуй, после этого бала мода и в самом деле сменится… По крайней мере, его подданные перестанут косо смотреть на девушек с обрезанными косами. Мода была причиной более уважительной, чем болезнь или несчастный случай.

— Добро должно побеждать постепенно, — улыбнулся он. — На самом деле я зашел поблагодарить…

— Меня? — изумилась Алета.

— Возможно, судьбу в твоем лице.

— За что?

— За твоего кузена. Если б не твоя просьба о помощи, я бы не стал приближать к себе герцога Монтреза. После скандала с его матерью… Но Кот и в самом деле — находка. Я собираюсь дать ему титул Первого Герцога и Регента, на случай моей внезапной кончины.

Внимательный взгляд вцепился в лицо Алеты, ища хотя бы тень беспокойства. Но девушка лишь пожала плечами.

— Прекрасный выбор, Ваше Величество. Эшери не способен на предательство. Ему этого просто не позволят ни кровь, ни воспитание.

— Хотел бы я сказать то же самое о членах своей семьи, — вздохнул Рамер. Отличное настроение растаяло, как Верхняя Гавань с появлением солнца.

— Я имею право распорядится частью своего приданого? — поинтересовалась Алета.

— Безусловно. Правда, шахты еще не восстановлены, но, твой кузен отлично поработал, и деньги на это у нас есть.

— Я хочу отписать Эшери долю. Пять процентов.

Император качнул головой:

— Алета, это анеботум. Стратегический ресурс. Пять процентов…

— Он отвоевал для вас все. Дважды. Сначала в горах, а потом за столом переговоров.

— Дорогая моя, дело не в моей жадности. Доля закрепляется как фамильное владение, а мы не вечны. Неизвестно, какими будут наши потомки. Тот, у кого пять процентов в добыче анеботума, неизбежно влияет на политику государства. И твой кузен понимает это, как никто. Он просто не примет такого подарка.

— Посмотрим, — пожала плечами Алета. — Надеюсь, приглашения отправлены всем героям этой войны?

Рамер Девятый остался совершенно невозмутим, но правое веко дернулось. Один раз.

— Ты сильно рискуешь, дорогая, — негромко заметил он.

— Ничуть, — сухо рассмеялась она, — Ваш зверь пообещал, что не тронет меня. Ему я верю. В отличие от некоторых. А теперь, если вы намерены игнорировать мои вопросы, извольте покинуть комнату. Мне нужно закончить туалет.

Рамер развернулся и направился к дверям. Но у самого входа, уже привычно, задержался.

— Да, Алета. Всем. Кое-кому даже магическим гонцом. Мои дворяне совершили ошибку с этим судом. Или подлость, я еще не разобрался, но непременно разберусь.

Не стану скрывать, я бы охотно съел твоего верного рыцаря. Просто, чтобы больше не беспокоиться о репутации императорской семьи… Но подданные не должны сомневаться в том, что власть справедлива и верная служба вознаграждается честью, а не виселицей. Он будет там. Ты довольна?

— Да, Ваше Императорское Величество. Благодарю вас.

— Никаких глупостей. Ты поняла, Алета? Мое терпение не безгранично. Я, в отличие от своего зверя, никаких обещаний не давал.

— А как же брачная клятва? — невинно поинтересовалась она.

— Если ты ее не нарушишь, все будет хорошо.

И вышел. Хлопать дверью Рамер Девятый счел дурным тоном. Но — хотелось.

Глава 52 БЕЗУМНЫЙ ЭЛЬС

— Я демонски рад, что все выяснилось, — маркиз Лесанж сиял улыбкой и поражал наградами: рядом с очень престижным "Мужеством" сияла еще более престижная и редкая "Честь и Верность".

— А уж как я рад, — Марк покрутил головой. Людской поток на лестнице был таким плотным, что единственным способом не превратиться в щепку в нем, было — прижаться к перилам и держаться за них изо всех сил. — А где наша славная троица?

— Где-то, — Лесанж пожал плечами, — я их видел внизу, пускали пыль в глаза каким-то девицам. Те закатывали глаза, ахали и охали и, гадом буду, уже мысленно примеряли розовые платья[6].

Внезапно Винкер вытянулся струной и сощурился, словно смотрел в прицел арбалета.

— Что случилось?

— Друга заметил. Подойти бы, поздороваться да в морду плюнуть. Но, боюсь, на расстояние плевка он меня не подпустит.

— Где?

— А вон там. С двумя Ласси.

— Темные боги, можно подумать, я помню всех Ласси, их же как собак нерезаных. Даже без учета тех, кого в начале лета пересажали. Всегда завидовал твоей памяти.

— Было бы чему, — поморщился Марк, — иногда хорошая память это не дар, а проклятье.

— Ну, всегда есть способ устроить себе амнезию…

— Ты имеешь в виду — напиться до танцующих собак? Хорошая идея. Если после бала у тебя не пропадет желание, я, пожалуй, упаду тебе на хвост. А сейчас… кажется, народ немного рассосался. Идем.

Винкер ловко вклинился в толпу, пройдя ее как хорошо разогретый нож кусок сливочного масла. Причем, ведь даже не помогал себе кинжалом — про себя восхитился Лесанж.

…Этой встречи Марк не ждал и не боялся, ему было на нее откровенно плевать. Он вообще пришел сюда с четкой и ясной целью. Поэтому, когда голос, надоевший еще на суде, с характерным оттенком брезгливости произнес: "А этот мерзавец что здесь делает? В Рахте день открытых дверей? Или виселица сломалась?" — он лишь скользнул взглядом по вытянутому лицу князя Гевора, чуть склонил голову, показывая, что признал, но подходить не считает нужным, и развернулся спиной.

Длинное лицо князя вытянулось еще больше. Он вскинул руку, намереваясь подозвать кого-то из охраны. Но на запястье легли тонкие, по-девичьи изящные пальцы и легко, почти не прилагая усилий, потянули вниз.

— Добрый вечер, — улыбнулся Монтрез. На нем был мундир с нашивками маршала и впечатляющей коллекцией наград. Рубинового пламени, правда, не было. Зато сиял пафосный Бриллиантовый змей, которым отмечали за успехи на дипломатическом поприще.

Все это князь, конечно, заметил. Но, либо решил, что ему чудится, либо — что все эти цацки ничего не значат.

— Святые Древние, во что превратился императорский дворец? — вопросил он, прикрывая глаза руками, — сначала я встречаю здесь преступника, который каким-то образом избежал виселицы, потом со мной наглым образом осмеливается заговорить сын бродяжки, которого раньше не пускали дальше порога. С тех пор, как у Его Величества сменился секретарь, в резиденцию стало просто невозможно зайти.

Многочисленная свита Князя подвинулась ближе.

— Так может быть вы, Ваша Светлость, лучше дома посидите? — Эшери был сама галантность и предупредительность, — на южном континенте. Тем более, бритых мы там зачистили, жара спала. Скоро лаванда зацветет.

— Наслышан о ваших подвигах, — Князь чопорно оттопырил губу, — Господа, это тот самый Монтрез, сын еретички, который сжег живьем две сотни благочестивых жрецов, а уж сколько смиренных послушников, я даже и не знаю…

— Около двух тысяч, — любезно подсказал Эшери. — Хотите узнать подробности из первых рук? Я к вашим услугам, правда, ненадолго.

— Спешите еще кого-нибудь убить?

— Как получится, — приятно улыбнулся Эшери. — Пока я планирую только танцевать. Но если у кого-то вдруг возникнет желание нанести визит своему святому покровителю — обращайтесь. Я всегда рядом, господа, и всегда рад оказать услугу.

Кот обежал всю свиту взглядом, еще раз улыбнулся, развернулся на каблуках и, подхватив под руку какого-то светловолосого незнакомца, исчез в толпе.

— Ну и взгляд у сопляка, — передернуло пожилого барона, — словно метку поставил…

— Не слишком ты с ним круто? — поинтересовался Маркиз, — кто это?

— Князь Гевор, владетель Айшера.

— Серьезный мужик. Чего он тебе сделал? Нет, прошелся, конечно. Но ты, вроде, такие вещи мимо ушей пропускаешь.

— Просто я терпеть не могу, когда что-то пропадает зря, — откровенно ответил маршал, — а в данном случае зря пропадает великолепный череп. В нем трагически отсутствуют мозги. А Винкера нужно найти. У меня четкое ощущение, что он собирается свернуть себе шею.

фанфары, отмечая выход императора. В этот раз — под руку с императрицей. Кот закрутил головой, пытаясь отыскать Марка, но толпа уплотнилась до фактуры качественного гранита. Какое — искать, когда платок не достать.

Эшери впился глазами в венценосную пару, которая появилась в конце дорожки и медленно пошла вперед. Повелитель был в своем обычном "светском" настроении: скука и досада в пропорции сорок на шестьдесят. Или семьдесят на тридцать.

А вот кузина… Она ступала легко, выпрямив спину и вздернув подбородок, и, на первый взгляд, была всем довольна. Но Кот не был бы Котом, не умей он подмечать детали. Цветущий вид был "нарисован" на сестричке искусным придворным мастером поверх мертвенной бледности, даже с какой-то прозеленью.

Ей бы сейчас лежать и чай с травами пить, а не бал.

Но, не смотря на явное недомогание, Алета была настроена по-боевому, это маршал тоже понял. И непрерывно искала кого-то в толпе. Взгляд зеленых глаз метался от одного лица к другому но, похоже, не находил…

Оркестр играл марш.

— Любезнейший… — дирижер вздрогнул от неожиданности, но с ритма не сбился. Он бы не сбился даже если с неба полетели камни.

— Что вам нужно, господин…

— Винкер. Шевалье.

— Итак, я слушаю вас, шевалье, — не поворачивая головы бросил один из самых известных придворных музыкантов.

Марк говорил тихо, почти не разжимая губ, казалось, музыка полностью забьет слова. Но стратег прекрасно знал, насколько тонким слухом наградило Небо этого человека.

— У вас есть карта танцев и все они расписаны, так? Поменять невозможно?

— Точно так, — ответил мэтр.

— Когда я приглашу на танец девушку в рыжем платье, вы будете играть эльс.

— Тогда я потеряю место при дворе.

— Вам знаком мой мундир?

Мэтр чуть повернул голову…

— Черная Сотня? Бессмертные.

— Именно так.

— Это меняет дело, шевалье. Мы сыграем для вас эльс.

— Если будут проблемы, говорите, что я угрожал вам… скажем, переломать пальцы.

Мэтр усмехнулся, не переставая дирижировать оркестром. Он вспомнил этого человека. Вспомнил и недавний скандал.

— Почему на вас не все награды, шевалье?

— Все пока не получил. Был занят. Сидел в тюрьме.

— Для Шанту я бы эльс играть не стал.

— О, наверняка есть музыка, которую вы бы с удовольствием сыграли для Шанту.

— Безусловно. Похоронный марш…

— Мэтр, я ваш поклонник, — Марк отсалютовал и снова нырнул в толпу. Обнаруживать себя раньше времени не входило в его планы, но и тянуть он не собирался.

Едва войдя в зал, Винкер отметил, что посты утроены и расставлены так, чтобы не выпускать из поля зрения ни ара пространства. Алету обложили со всех сторон. Стерегли, как величайшую драгоценность короны. Может быть, конечно, очередное покушение… Но, похоже, все это сделано лишь для того, чтобы помешать им встретиться и поговорить.

Марк нашел взглядом высокую фигуру в черном, с цепью на шее и тонким венцом на темных волосах. Император улыбался, наклонялся к Алете, что-то шептал. И время от времени бросал в толпу ищущие взгляды. Которые не обещали ничего хорошего.

"Вы серьезно, Ваше Величество? Не думаю, что здесь будет труднее, чем в Атре".

— Стратег, — окликнул Винкера знакомый мягкий голос.

— Да, мой маршал, — Он обернулся. Взгляды встретились.

— Мне кажется, или вы собираетесь совершить эпичное самоубийство?

Врать Монтрезу почему-то совершенно не хотелось. Хотя Марк отчетливо понимал, что в этом бою Кот — союзник скорее императора, а никак не его. И тем не менее…

— Как получится, — ответил он.

— У меня есть хотя бы крохотный шанс отговорить вас от этой безнадежной затеи?

— Ну почему сразу безнадежной? Обычный бой с многократно превосходящим противником. Ничего нового. — Винкер криво улыбнулся, — Безнадежным он станет в тот момент, когда сама Алета скажет, что стала императрицей по доброй воле и желает оставаться во дворце. Не раньше. Раньше я не сложу оружия.

— Марк, я клянусь душой и магией, что устрою вам встречу. Вы сможете поговорить без свидетелей и прослушки…

— Мы и поговорим. Сегодня. Здесь. Хорошее место и хорошее время.

Кот сощурился.

— Вам не позволят.

— Это как? — изумился Марк, — Мой маршал, я стратег. Я не жду благоприятных условий, я создаю их сам.

Эшери покачал головой. И очень тихо сказал:

— Удачи!

А потом вытянул руку и прищелкнул два раза. Рядом, словно из под земли, вырос тот самый адъютант, который сегодня был в гражданском, но все равно на службе.

— Найди Маркиза. Боевая тревога. Прикрываем стратега Бессмертных. Никого не убивать.

— Исключения есть? — невозмутимо спросил тот.

— Только если Гевор геройствовать полезет.

— Это вряд ли, — усмехнулся адъютант и исчез, умудрившись даже никого не толкнуть.

Алета сидела в высоком, очень удобном кресле на небольшом возвышении, смотрела в глубину зала и старательно удерживала на лице улыбку. На самом деле ей хотелось даже не плакать, а подойти к зеркалу и как следует врезать самой себе прямо поперек лица. К зеркалу — чтобы не промахнуться.

И — чтобы видеть, что глупость и трусость наказаны.

Надо было бежать, пока имелась возможность. Пока шла война, границы были условны а люди пропадали целыми деревнями, и никто их не искал… Ведь предлагал же Марк повернуть коня на полночь.

Внизу танцевали, веселились и беззаботно флиртовали. Марк тоже был здесь. Он сменил невзрачную полевую форму на парадную и выглядел так, что, гарантированно разбил не одно женское сердце…

Демонов колдун просто не мог не выделяться в толпе: мундир Бессмертного, нашивки стратега, "Рубиновое пламя" и флер почтительной жути, которую внушали вошедшие в легенду — убийственное сочетание.

Императрица ревнует? О, да! Еще как! До скрипа зубов и злых слез.

Зачем ей понадобилась эта клятая помолвка на амулете? Провинциальная простушка решила, что обойдет в интригах того, кто вырос рядом с троном! Обошла? Обошла! Вокруг. И пришла четко в то место, где Змей с самого начала хотел ее видеть. Отличный план!

— Дорогая моя, ты хорошо себя чувствуешь? Может быть, устала?

"Не дождешься… "

Как ни странно, чувствовала она себя вполне сносно. Настроение, конечно, скакало белкой от злости до истеричного веселья, но в обмороке полежать не тянуло. Просто уже давно где-то на самом пороге сознания появилось беспокойство. Словно Алета была запертым домом, в который стучались, прося открыть. Но как? У нее не просто не было ключей, она даже не представляла, где тут дверь.

Император терпеливо ждал. Ах, да, на вопрос полагается отвечать. Забавный обычай…

— Замечательно, Ваше Величество. Отличный бал, я в восторге.

— Это заметно, — кивнул Рамер Девятый и повернулся к очередному подданному, который, наконец, прорвался к телу, чтобы выразить почтение, восхищение и что там еще полагалось выражать Императору — победителю…

И что теперь? Расслабиться и получать удовольствие? Собираясь на этот бал, Алета наивно надеялась, что удастся ускользнуть от бдительного ока стражи на какой-нибудь балкон… Святые Древние! Такая наивность достойна памятника в полный рост и на коне. То, как ее сторожили… Если членов императорской фамилии так охраняют всегда, то остается лишь удивляться — как на них умудряются устраивать заговоры с покушениями.

Попытка связаться с Алетой ментально не удалась. Собственно, Марк и раньше подозревал, что это не он такой талантливый, а Эшери, и то, что они провернули в Виете заслуга именно маршала.

Теперь гипотезу можно считать подтвержденной и строить на ее основании полноценную теорию.

Что ж… Никто и не ожидал, что будет легко.

Но они же сегодня вроде как герои? Вот и воспользуемся… преимуществом. За которое щедро заплачено кровью. В основном, конечно, "бритых", но и своей они пролили предостаточно.

Марк нашел глазами Гая, выбросил вперед руку с отставленным большим пальцем и медленно повернул его на горизонт. Глаза парня мигнули. Знак был принят. "Что бы не случилось — не вмешиваться".

Стратег коротким жестом отбросил со лба черные волосы, прохладно и отстраняюще улыбнулся милой темноволосой даме, которая очень уж явно искала его внимания. И пошел вперед. К тронам.

Возможно, "разгон" был слегка перебором, но другого способа быстро пройти эту толпу и ни с кем не поссорится Марк не знал. Значит, будем пользоваться тем, что имеем.

Его Императорское Величество моргнул, не понимая, что происходит. За Винкером он следил, краем глаза — но постоянно. Тот не пытался приблизится к Алете, или передать записку. За этим наблюдали специальные люди: ни один клочок бумаги не должен был попасть в руки императрицы. Вроде, все получалось. Пока…

Пока этот поганец не исчез в противоположном конце зала — и не появился здесь, рядом с тронным возвышением. Совсем рядом. В трех предписанных этикетом шагах.

— Ваше Императорское Величество, — почтительная коленопреклоненная поза, локоть прикрывает глаза, в которых — повелитель почему-то знал это совершенно точно, нет ни страха, ни сомнения.

Рамер смотрел на стратега, сощурив глаза и подмечал то, чего не видел раньше: фамильные выступающие скулы, характерную линию подбородка, похожие глаза. Очень просто увидеть нужное, если знаешь, на что смотреть.

Благородные, но слишком резкие черты Дженга сильно разбавила та, которую Рамер всегда, с самого детства называл не иначе как Эта Женщина. Фамильной властности младшему брату не досталось совсем, но вот командовал же! И легко, как дышал. По словам Райкера, полностью отвязанных Бессмертных стратег строил в ряды и колонны, даже не повышая голоса.

Зал замер, предчувствуя… что-то. Скандал? Взлет нового фаворита? То, что сделал Марк, было негласным "табу" — за такое платили вечной отставкой от двора. Для просьб существовало свое время и место…

Да только плевать ему и на время, и на место, и на отставку. И даже на собственную бедовую голову.

Интересно, сколько он может простоять в такой позе, довольно неудобной? Долго, — понял Рамер, гораздо дольше, чем это будет полезно для репутации Повелителя, прилюдно унизившего героя.

— Встаньте, стратег. Вы в курсе, что нарушили три этикетные нормы?

— Три, мой император? — Марк продемонстрировал легкое удивление, — Я полагал, что четыре.

— И у вас, безусловно, есть подходящее оправдание?

Невидимые шпаги, зазвенев, скрестились.

— Нет, мой повелитель. Оправдывается тот, кто совершил невольную ошибку. Я не ошибся, а нарушил сознательно. Готов принять любое наказание.

— Любое? — император резко подался вперед. Этот трюк всегда срабатывал: Дженга, высокие и мощные, окутанные аурой власти — подавляли даже когда не испытывали такого желания, а уж когда хотели…

Что чувствует волна, разбиваясь о волнорез? Недоумение. Как простой кусок рукотворного камня посмел противостоять концентрированной силе моря?

А что чувствует волнорез, разбивая волну? Похоже… ничего. Просто еще одна волна. Не первая и не последняя. Он ведь для того и сложен здесь из камней, чтобы разбивать волны.

— У вас есть просьба, которую нельзя отложить на более подходящее время? — голос императрицы прозвучал излишне громко. Это она от волнения, сообразил Рамер.

— Вы проницательны, моя госпожа.

— И что это за просьба? Титул? Деньги? Защита? — насмешливо предположил Рамер, сделав рукой Алете недвусмысленный знак — не вмешиваться.

— Нет, мой император.

И замолчал. Черт, в каком бродячем театре его учили так держать паузу?! Весь зал замер в предвкушении, словно тут, по меньшей мере, решается судьба мира.

— Что я могу для вас сделать, стратег, — сдался Рамер Девятый на милость нахала.

— Позвольте мне просить императрицу подарить единственный танец солдату, вернувшемуся с войны живым. Бессмертные прошли всю империю, но, видит Небо, женщины, красивее, чем Ее Величество, я не видел.

Договорив, Марк склонил голову в почтительном, до миллиметра выверенном поклоне.

"Как называется последняя стадия охренения?! Корону за такую же сказочную наглость, все равно с ней я ее обратно заберу!"

— Говорят, что Черная Сотня на "ты" с самой Серой Госпожой Смертью. Это так, стратег?

— Воистину, мой император.

— И что, она, действительно, прекрасна?

— В некоторые моменты она кажется прекрасней неба и солнца.

Рамер вздернул подбородок, посмотрел на Винкера свысока. И, не скрывая насмешки, спросил:

— И кто из них прекрасней, солдат? Твоя императрица? Или твоя богиня?

— Ее Величество. Вне всяких сомнений.

— Хм… Боги ревнивы. Не боишься?

— И уже давно, мой император.

Рамер Девятый откинулся в кресле:

— Того, кто не боится гнева богов, было бы смешно пугать моим гневом. Скажу просто: если ты его вызовешь — я тебя убью.

— Я понял, мой император, — невозмутимо кивнул стратег.

Интересно, дирижер оркестра помнит о своем обещании? Не упал в обморок, когда увидел, кто на самом деле "девушка в рыжем платье"? Не придется танцевать без музыки?

Это было бы обидно.

В мертвой тишине, провожаемый жгучими взглядами, завистливыми и восхищенными, Марк вывел Алету прямо на середину зала. А чего мелочиться? Он уже поставил на кон свою голову, плакать по волосам глупо.

Толпа расступилась перед ним, словно он и впрямь был смертником, идущим на эшафот.

Алета молчала, но Марк и не ждал, что она заговорит. Если один окончательно спятил, второму стоит сохранить хотя бы крохи благоразумия, во имя закона равновесия. Чтобы мир не сковырнулся в пропасть.

Запоздалая предосторожность. Учитывая, что его собственный мир уже давно летел в Бездну, гремя колесами. А едва рука легла на обнаженное плечо Алеты, еще и радостно взвыл, приветствуя свое падение.

"Если у меня когда-нибудь будут дети, я им обязательно скажу, чтобы ни в коем случае не влюблялись. Любовь стократ опаснее войны".

Ментальная магия так и не сработала. То ли ее заглушили, то ли Алета была к ней вообще не способна. Такое бывает… Ничего. Не страшно. И не важно. Все и так получится.

Оркестр заиграл первые такты. Мэтр сдержал слово, не испугался. Это был эльс. И не просто эльс, а "Виа Калесси", самый красивый, но и самый сложный, со множеством фигур.

Кажется, никто не рвался составить им компанию — толпа отхлынула к стенам, словно море во время отлива, оставив довольно большое пустое пространство.

"Не боишься?"

"Не с тобой…"

Виа Калесси, торжественный и глубокий, он начинался всегда одинаково и всегда очень просто, как летний дождь… Просто музыка. Просто шаги двух людей по паркету. Навстречу друг другу. Глядя в глаза — строго в глаза, как предписывал особый этикет эльса.

"Ты подойдешь ко мне? Решишься? И насколько близко?"

"Насколько ты позволишь. Сделай знак — и я сразу же остановлюсь…"

"Я не сделаю знака".

Дальше было странно… Может быть — магия? Но ни один оркестр никогда не мог сыграть Виа Калесси так же, как другие, и даже так же, как в прошлый раз. Каждый раз знаменитый эльс звучал по новому.

В этот раз он был необыкновенно глубок, как опрокинутое небо. Звуки позволяли им парить свободно, как птицам… но с каждым тактом, с каждой музыкальной фразой росла тревожность, словно в музыку вплетались предчувствия…

"Ты действительно не боишься гнева богов?"

"Я в него не верю".

"Во что же ты веришь?"

"В себя. И в тебя".

"Я оказалась слаба…"

"Не страшно. Я поделюсь силой. У меня много".

Накал возрастал, звуки становились почти болезненными, волшебный эльс словно рвал на части воздух в бальной зале — но двое кружились и кружились, выписывая сложнейшие фигуры легко, как дышали, и не было силы, способной разорвать нить, связавшую зеленые глаза с черными.

Музыка била в стены, как волны в камень. А две птицы взлетали, словно не было никакого шторма… Или, наоборот — они взлетали наперекор шторму, используя его ярость, как трамплин для своего взлета?

"Я люблю тебя…"

"Я люблю тебя".

Ну вот… А кто-то думал, что я не смогу с ней поговорить. Разве всегда нужны слова?

— Ну, хватит!

Музыка резко оборвалась. В низком голосе кипел такой гнев, что на этот раз мэтр не рискнул ослушаться. Никто бы не рискнул.

Алета опомнилась — словно с размаху упала с высоты на землю. Даже дыхание перехватило. Боги претемные! Не удивительно, что повелитель так разозлился. Какие там две ладони, вы о чем?

Волшебство эльса сыграло с ними дурную шутку. Марк держал Алету в объятиях, прижимал к себе. Как это случилось? Как они могли настолько потерять головы?

Толпа вокруг заволновалась с хищным любопытством, когда Рамер девятый соскочил со своего возвышения и направился к ним, ступая совершенно бесшумно, но так тяжело, что, казалось, планки паркета сейчас не выдержат и треснут.

Марк одним быстрым движением переправил Алету себе за спину и выпрямился, встречая гнев повелителя. Интересно, сколько мгновений до оборота?

Толпа слепа, но в некоторые моменты она прозревает. Например, когда ей грозит нешуточная опасность. Пространство, где недавно творилось волшебство эльса, рывком расширилось еще больше.

Никому не хотелось попасть под удар хвоста разъяренного змея.

— Хватит, — повторил повелитель голосом, вибрирующим от злости, — делайте идиота из кого-нибудь другого. Анеботум, конечно, отличная штука, но, демоны меня забери, не настолько, чтобы подбирать объедки с солдатского стола…

— Ваше Величество, а вы, часом, берега не попутали?

Алета стояла за спиной стратега и не могла видеть, как его ноздри раздулись от гнева, но зато отлично почувствовала, как, буквально, в мгновение окаменели спина и шея.

Она хотела выйти, чтобы попытаться предотвратить локальный конец света, помирить, объяснить… Марк не пустил. Просто заступил дорогу как тогда, вечность назад, на балконе. Где она первый раз танцевала с ним. Без музыки и в темноте.

— Ты что-то сказал, щенок? — между зубами императора мелькнул раздвоенный язык. Глаза превратились в щелки.

— Я говорю, надо бы извиниться.

— Что? Перед тобой? — опешил Рамер Девятый. Действительно опешил, настолько, что даже раздвоенный язык превратился в обычный.

— Да мне без разницы. Перед Ее Величеством.

— Значит, перед Ее Величеством, — протянул Рамер, пытаясь обойти Винкера по кругу. А тот поворачивался, продолжая держать Алету за спиной, — Извиниться, значит… Мне кажется, или ты меня пытаешься на дуэль вызвать?

— Стоило бы, — сощурился и Марк, — жаль — не могу. Я клялся охранять вашу жизнь, а не подвергать ее опасности.

— Так каких же демонов ты тут тогда тяфкаешь?

И тут… Повелитель глазам не поверил, решил — врут, бесстыжие. Стратег улыбнулся: широко и с такой искренней, злой радостью, словно плохой мальчик из сказки, которому на день рождения подарили личного демона.

— Убивать я вас не буду, мой император. А вот морду набью. — Перевязь со шпагой полетела прочь и звякнула, упав на паркет. Больше оружия на стратеге не было, но, согласно неписанному кодексу "уличных крыс" он вытянул руки вперед и продемонстрировал запястья, чистые от "левых" стилетов и рыбок.

К императору спешила охрана, проталкиваясь сквозь толпу. Но одному случайно крепко наступили на ногу, второй так же случайно словил локтем в лицо. Третьего, абсолютно случайно, но крепко придержали за форменный ремень.

— Не спеши, а то успеешь, — вкрадчиво шепнул Гай, который в новом черном мундире внушал настоящий ужас даже охране.

Пожалуй, он был прав, когда решил сменить на него синий, гвардейский.

Все это было настолько дико, что даже гнев схлынул. Император пришел в себя. Бездна! Напуганная толпа, напуганная девчонка, вдобавок — беременная. И явно полоумный влюбленный пацан, который, реально, решил с ним драться. На кулаках. Посреди бального зала. И плевать ему, что отсюда он пойдет прямиком на виселицу!

— Парень, опомнись. Я — оборотень. У меня реакция в два раза быстрее человеческой.

— Спасибо за предупреждение, я учту.

Нет… Само это точно не рассосется. Повелитель сделал знак охране не вмешиваться, по примеру стратега, отбросил в сторону длинный кинжал в узорных ножнах и приглашающе повел рукой.

— Ну, давай, щенок. Покажи, как ты кусаешься.

— Уступаю вам право первого удара.

"…Раз уж право первой ночи было за мной". Фраза осталась невысказанной, но прозвучала для императора так ясно, что он, в первый раз за годы правления, с чистой душой послал все к демонам и врезал, целя младшему братику в челюсть.

Врезал не жалея, не сдерживаясь, вовсю пользуясь преимуществом роста, силы и ускоренной реакции оборотня. Так, чтобы Марк через окно на газон вылетел.

Стратег отклонился, пропустил удар "сквозь себя", подставил летящему вперед императору длинную ногу, зацепил, уронил — и рухнул сверху, переводя битву в партер.

Такого бальный зал резиденции не видел со дня своей постройки. Здесь изысканно оскорбляли, элегантно травили, как в прямом, так и в переносном смысле, плелись смертоносные интриги…

Но еще никогда по наборному паркету не катался клубок из двух сцепившихся шипящих котов, которые упоенно лупили друг друга кулаками, ногами, коленями… только что не кусались.

Хотя, может, и кусались, уследить за дракой никто не мог. И лишь когда в стороны веером полетели капли крови, с людей словно спало заклятье оцепенения.

Кто-то из дам завизжал, кто-то рухнул в обморок на руки ближайшего кавалера. Герцогиня Лесанж, мать боевого соратника Винкера, здраво заметила:

— Водой их надо, водой. Есть здесь маги воды?

— Этого добра как собак нерезаных…

— Маркиз, — кивнул Эшери.

— Благословляешь?

— Давай, только аккуратнее…

Эпичное событие закончилось ледяным душем, обрушившемся в потолка на весь бомонд.

Видимо, в представлении Маркиза это и было "аккуратнее".

Глава 53 О ВРЕДЕ И ПОЛЬЗЕ ПОДСЛУШИВАНИЯ

— Мой император… Нет, я ничего не могу сделать, только кинуть еще одно заживляющее и обезболивающее заклинание. Здесь нужен целитель, иначе нос так и останется кривым.

— Плевать, — прогундосил Его Величество Рамер Девятый из под наложенной повязки. — Так и буду ходить, пусть щенку будет стыдно. Изуродовал своего повелителя. Хотя ему, кажется, тоже не хило прилетело.

Абнер покачал головой:

— А тебе не стыдно, Твое Величество? Оборотень в полной силе уделал в драке обычного человека и гордится этим, словно победил всех Темных Богов разом.

— Знаешь, я бы не сказал, что это было легко, — задумчиво проговорил император, — вот ни разу не легко. Мне попотеть пришлось. Он хорош. "Черный Рыцарь".

Рамер ехидно фыркнул, чуть не сбив повязку.

— Слышал, значит, как его зовут эти придворные олухи?

— Раз двадцать. Бездна! Теперь и не удавишь щенка по-тихому. Его слава взлетела до небес. Право, после всех военных подвигов банальная драка…

— Так ведь не с кем-нибудь, а с императором. На это нужно было решиться.

— Решиться?! — дернулся Рамер и тут же зашипел от боли. Лицо словно прошило раскаленным прутом. — Да ему плевать было, Абнер. С самой высокой башни Аверсума. Он и Святым Древним морды отрихтовал, если б чувствовал себя правым. Понимаешь? Для щенка не существует иерархии, вообще! Хоть император, хоть Верховный Жрец, хоть Темные Боги. Все эти его поклоны и приседания… Он и на пузо ляжет, не вопрос — но внутри, вот тут — даже головы не наклонит. Он — Дженга! Он может об этом не знать, но солнце в ведре не спрячешь.

— А точно не знает?

— Если и догадывается, то молчит как-то уж очень… не заинтересованно. Он ведь может получить не только трон, но и Алету. И что его останавливает, как мыслишь, Абнер?

— Явно, не братская любовь.

— Подумай, — Рамер отбросил тряпку в сторону, встал с дивана и заходил по комнате, — Если бы ты был на его месте, что остановило бы тебя?

— Я понятия не имею, как плетутся заговоры и готовятся перевороты.

— Мимо, — бросил Рамер, — Он — стратег. Его шесть лет учили именно этому.

— Плести заговоры? — вытаращился маг.

— Воевать и завоевывать. И, судя по этой войне, он вполне научился. Думай еще.

Абнер пожал плечами.

— Знаешь… Вот не хочу этого говорить, но, похоже, только смерть.

— Не хочешь говорить? А почему? — развернулся повелитель, — ты же сам тут тряс бородой, что Винкера надо убить. Что изменилось?

— Я сражался рядом с ним в Баре. Успел оценить. И, честно… не думаю, что с парнем будет так легко справиться. Там слишком богатая фантазия и явно нездоровое чувство юмора… помноженные на серьезную академическую базу знаний. Короче — пятьдесят на пятьдесят.

Абнер сморщился, словно выпил горькое и закусил колючим.

— Как все это восприняла Императрица?

— Понятия не имею, — ответил Рамер, — она со мной не разговаривает.

Маг улыбнулся.

— Женщины! Ничего, пусть до вечера подуется, ей полезно. Ночью все равно простит.

— Заткнись, — дружески посоветовал повелитель.

Маг сглотнул.

— Ты серьезно? Ты до сих пор с ней не… Но почему? Она — твоя супруга и у тебя есть все права.

— Потому что у козы — рога, а у змеи — хвостик, — огрызнулся тот, — сказано — заткнись, значит, заткнись и помалкивай.

— Темные Боги! — маг схватился за голову, — Ты сошел с ума! Императрица — красивая девочка, но тем, кто повенчан с властью, нельзя играть в такие игры. Выбрось их из головы, немедленно.

— Поздно, — спокойно отозвался император, — я уже сыграл.

— И… что?

— Проиграл. Кажется.

Абнер смотрел на него, словно увидел одну из легендарных скрижалей Хаоса, на которых, по преданию, можно было прочесть ответы на все вопросы и даже стереть свои грехи.

— Мне всегда было любопытно, каким образом все эти балбесы сходят с ума от любви. Что ж… узнал. И ни о чем не жалею. Но если примешь совет от старого друга — не повторяй мой опыт, Абнер. Только если смертельно заболеешь.

— Почему?

— Потому что остановиться на полпути ты не сможешь. Любовь — такая дрянь. Либо пьешь, пока не увидишь дно… либо не прикасаешься к этому зелью вовсе. Третьего не дано.

Сквозь открытое настежь окно тянуло вечерней прохладой и в комнату вползали запахи мокрой земли, цветущей воды, скошенной травы и, тонкой нитью, вплетался ясно различимый аромат меда и табака: так пахли самые поздние ари.

Парк был темным и тихим, шум фонтана отсекали две полосы густого кустарника, а прогуливаться, щебетать и целоваться под окнами СБ — таких рисковых парочек здесь не водилось.

— Остаешься?

— Как обычно, — пожал плечами Винкер, располагаясь за столом генерала Райкера. — Мне тут еще долго куковать.

— Ты — демонов везунчик, — заметил обычно молчаливый Кев, — прилюдно набить лицо самому повелителю и отделаться всего лишь неделей ночных дежурств… это нужно быть родней всем богам сразу.

— Ну, он меня тоже не погладил.

Нос стратега выглядел паршиво — распух и болел.

— Сходи к целителю. Иначе так и останешься кривым.

— Шутишь? — возмутился Марк, — Ни за что! Это же память на всю жизнь. Круче любого ордена. И ни один суд не заберет.

— Ну, если с этих позиций, — улыбнулся Кев, — ладно. Мы в "Золотую козу". Выпить за тебя?

— Как хотите. Главное, не нужно за меня драться. Я сам справляюсь. Записывай всех желающих в книжечку. Говори, что стратег отсидит и навешает всем желающим в порядке живой очереди.

Обменявшись небрежными приветствиями друзья расстались. Веселая троица направилась в кабак кутить, а Марк остался, отбывать наказание. Один. Не считая часовых у дверей здания.

Наказание… Скорее, счастливая возможность не толкаться в казарме, удерживая на лице изрядно надоевшую маску героя и Черного Рыцаря… вот же, ведь, прозвали. Не могли придумать что-нибудь не такое пафосное и банальное?

Правда, в одиночестве в него немедленно вцеплялась тоска, а когти у этой дамы были как у росомахи… Но от тоски имелось неплохое лекарство.

Из Лонгери прислали целую пачку протоколов допросов "светской" части заговорщиков. Увы, Храм был государством в государстве и чтобы взять за жабры жреца, любого жреца, даже самого мелкого, нужны были железные доказательства… или благословение Верховного.

Марк некоторое время покрутил в голове эту идею и с сожалением отбросил.

Кавалерийский наскок Райкера принес лишь один весомый результат — на переговоры отправился герцог Монтрез и, не иначе, каким-то чудом выгрыз у Фиоля "золотой" мирный договор.

Все остальное было плохо: зацепить удалось лишь часть замешанных в делах храма, остальные: кто попрятался, кто ушел в глухую оборону: не был, не участвовал, ничего не знаю, да свидетельствуют за меня Святые Древние! Очень удобные свидетели, право!

Конечно, дыба развязывала языки и не таким. Но — храм! "В Аверсуме начались преследования верующих!" Нет уж, Бездна упаси… Главная проблема с теологической угрозой была в том, что этот термин прекрасно работал в обе стороны.

Оставалось взять на вооружение медленные, но надежные методы ткачей гобеленов и вышивальщиц покровов. Медленно и печально, стежок к стежку, тщательно подбирая цвет и ни в коем случае не делая ошибок перетрясти весь высший свет и всю верхушку храма… Каждое мгновение рискуя нарваться либо на наемных убийц, либо на хитрозакрученное благословение, которое будет хуже любого проклятия.

Одна радость — Винкер пока не фигура. Не смотря на громкий скандал на балу. Никому в голову не пришло, и долго еще не придет связывать все эти аресты со скромным стратегом из штаба Райкера, одним из многих.

Вот и ладно, вот и славно.

Марк с головой нырнул в путанные строчки показаний арестованных, отчеркивая ногтем спорные моменты, сличая их с другими и, с помощью только ему понятных значков, отмечая несоответствия… Но кончики ушей по привычке торчали наружу.

И тихие, почти не слышные шаги по пустому коридору он уловил гораздо раньше, чем нежданный визитер взялся за ручку двери.

Вообще-то просто так ее не повернешь. Но он же воздушник. Тонкая послушная нить нырнула в металлическое нутро хитрой защелки и бесшумно отжала фиксатор. Вот теперь дорогой гость мог заходить беспрепятственно. Интересно, кого Бездна принесла и по чью душу.

Дверь бесшумно открылась и в комнату скользнула тень, плотно закутанная в длинный плащ. Вспыхнули все амулеты разом, ослепляя визитера, а Марк, отлипнув от стены, аккуратно, но сильно обхватил его поперек груди и приставил к шее юкку.

…Поправка, обхватил ее. К чести добычи, попавшей в ловушку, она мгновенно дисциплинированно застыла.

— Алета! — выдохнул он и посетовал, — Ты неосторожна…

— Святые Древние! Я должна осторожничать с тобой?!!

Разжать руки оказалось выше сил. Почему и воля, и благоразумие, и кодекс рыцаря постоянно пасуют перед таким простым, таким житейским "хочу"? Хочу держать эту маленькую женщину в руках, чувствовать ее тепло, гладить волосы, такие короткие и такие мягкие, слышать ее заполошное сердце совсем рядом со своим и вдыхать воздух, который она только что выдохнула…

Последнее — совсем особое, какое-то нереальное удовольствие, сродни вдыханию опиумного дыма. И эффект похожий.

В кресло он опустился, прижимая Алету к себе и мало что соображая. Если б его прямо сейчас пришли убивать, у ребят были бы отличные шансы на успех.

— Как ты сюда попала, там же караул у дверей?

— Я залезла через окно. Помнишь, как в Атре?

Через окно! Императрица… Нормально.

— И у меня очень мало времени.

— Его всегда мало.

— Марк! Я не предавала тебя…

— Я знаю. Поделишься, что случилось?

— Не могу. Я под клятвой Немого Огня.

Винкер сдавленно выругался.

— Жаль, не знал этого раньше. Бил бы сильнее. Но прийти ко мне тебе это не помешало? Значит, клятва только на разглашение информации? Не на встречи? Легче, но ненамного.

— Марк, я пришла не для этого. Тебе бежать надо. Прямо сейчас и как можно дальше!

В ее голосе и правда была паника. А лица Марк не видел — она как уткнулась в его плечо, так и сидела, притихнув, как мышка.

— Бежать, — покивал Винкер, — Подальше. Подальше меня уже посылали. И даже ходил. У меня там, можно сказать, баронство основано. А чуть конкретнее можно? Только, Алета, если эта тема хотя бы чуть-чуть пересекается с клятвой, лучше молчи. Немой огонь — та еще зараза.

— Тебя хотят убить.

Он невольно рассмеялся.

— Девочка, меня хотят убить с рождения. Кто эти самоубийцы, сказать можешь?

Она привстала и пристально посмотрела ему в глаза.

— Император. И Абнер.

— За мордобой? — вот теперь Марк, действительно, удивился. Не думал он, что Его Величество настолько… мелок.

— Нет. За другое. Тебе нельзя об этом знать, иначе, точно убьют. А я… Я случайно подслушала, так получилось.

…Так. А вот это было уже плохо. Абнера Марк успел узнать: серьезный мужик, хоть и без полета фантазии, но дело свое знал. Предположить, что его разговоры с императором о чем-нибудь, даже о выпивке и девках, может случайно подслушать провинциальная барышня, которая в резиденции без году неделя… Извините, для этого нужно быть очень наивным человеком.

Алете простительно, она девчонка, хоть и в короне. А вот в то, что на такую ерунду купился бывший страж — даже статуи на Аллее Просвещения не поверят.

— Значит, за другое, — кивнул он. — Это близко к клятве?

— Не знаю, — растерялась она, — по общей крови — это близко, как ты думаешь?

Она не успела договорить, крепкая ладонь зажала ей рот.

— Головой я думаю. Как правило. В отличие от некоторых. По крови — это не просто близко, это смертельно рядом. Помолчи пока, Алета. Мне нужно подумать…

Она затихла, только тепло и щекотно дышала ему в шею и это было безумно волнующе. И здорово отвлекало.

— Госпожа моя… Спокойно сидеть сможешь? Не кивать, не моргать, руками не махать. Ничего не говорить. И даже рот не открывать.

Она медленно кивнула.

— Я тебе сейчас скажу, за что император с Абнером хотят меня убить. Сам скажу. Если попаду в точку, просто промолчи. Вообще никак не реагируй. Как будто каменная. Сможешь?

— Смогу, — уверенно отозвалась Алета.

— Хорошо. Они узнали, что я — принц династии Дженга и официально признанный второй наследник престола, — нарочно ровно и очень спокойно произнес Марк, напряженно глядя на Алету, готовый в любое мгновение снова зажать ей рот.

Девочка повела себя великолепно. Даже ресницы не дрогнули, лишь в зеленых глазах метнулся животный страх.

— Все хорошо, Алета. Теперь посиди так, чуть-чуть. Дай клятве сообразить, что я — тоже посвященный. И тогда мы сможем об этом поговорить безопасно для тебя.

— Она разумна? — поразилась девушка.

— Не так разумна, как человек. Но — да, конечно. Своеобразный разум там имеется. Это же низший демон, которого подселяют в тело, натаскивая на определенные реакции.

— Демон? — не на шутку перепугалась она.

— Низший. Не опаснее обычного паразита. Пока ты соблюдаешь условия, он нейтрален и вообще спит. Ни на здоровье, ни на срок жизни не влияет. Во мне таких штук шесть живет, а Абнер своим, наверное, уже счет потерял. Он вообще считает… не очень.

Девушка ощутимо расслабилась. На бледные щеки вернулся румянец. Глаза снова заблестели не паникой, а интересом.

— Выходит, ты все знаешь? И давно?

Вместо ответа Марк грустно улыбнулся:

— Помнишь встречу с Темной Лодой? Бессмертной цаххе?

— Которая сказала, что видит над нами корону? И что она может быть одной на двоих. Мне это показалось полной бессмыслицей.

— Да тут задача-то на два действия. Как приютский воспитанник может получить корону? Ответ очень простой и очень короткий — никак. Если только он не имеет на нее Права Крови.

Лицо Алеты мгновенно словно выбелило. Она отстранилась так резко, что едва не опрокинула кресло.

— Ты все знаешь. Давно. И там, в лесу ты не любил меня, не хотел быть со мной. Ты просто… просто… застолбил свое право на анеботовые шахты. Тебе нужны были деньги для борьбы за трон. И поэтому из Ильса ты поехал к мятежникам Эдера. Темные Боги!

Этого Марк уже не стерпел. Он с силой дернул ее к себе, сгреб в охапку и закрыл рот поцелуем.

Говорить с женщиной можно. И, даже, наверное, нужно время от времени. Но говорить с женщиной в истерике — увольте! Более бесполезное занятие — только вразумлять пьяного вдребезги мужика.

Они опомнились от громкого хлопанья крыльев. Торопливо оторвались друг о друга, стараясь лишний раз не смотреть в глаза и оба, не сговариваясь, уставились на чудо, сидевшее на столе. Большие когтистые крылья, длинный клюв, полный мелких зубов и черные, внимательные глаза, в которых светился разум совсем не птичий.

— Ну ты… вовремя, — ругнулся Марк, накалывая руку, — Хотя, знаешь, все же, наверное, вовремя. Я ведь не железный.

Алета густо покраснела и подарила "птичке" взгляд, далекий от восхищения.

Получив порцию крови гонец встряхнулся, бросил на стол записку и растаял. Марк развернул письмо, даже не пытаясь его прикрыть или спрятать.

— Что это? — удивилась Алета, рассматривая ровные столбики цифр.

— Шифр штаба Райкера, — хладнокровно соврал Марк, понимая, что от правды сейчас не будет никакой пользы, кроме вреда. Алете и так досталось, хватит. Это не ее война, — Пойдем, провожу тебя через парк.

— Но… нас не должны видеть вместе, — запротестовала Алета, закутываясь в плащ.

— И не увидят. Отвод глаз кину, или невидимость. Алета, это не обсуждается, женщина не должна одна бродить в потемках.

Это крыло резиденции уже полностью отремонтировали. Видимо, и крушили с тем расчетом, чтобы быстро восстановить. Где находятся интересующие его покои и куда выходит окно, Марк знал совершенно точно. Как и у любого "серого", план дворца, со всеми залами, покоями, переходами, лестницами парадными и черными — был намертво впечатан в память.

Он мог, ночью разбуди, на память выдать, куда открывается любая дверь: внутрь или наружу и сколько раз нужно повернуть ключ в замке — ведь даже такая мелочь могла спасти не одну жизнь.

Алета благополучно добралась до своих покоев и мигнула осветительным амулетом в окне спальни. Ну что ж… Вздрогнули?

Конечно, Монтрез или тот же Абнер просто сотворил бы облако и пролевитировал с полным комфортом. Дар Винкера был слишком мал, чтобы удержать в воздухе. Только смягчить падение и избавить от тяжелых травм…

Во всех учебниках имперскими буквами было написано, что полноценная левитация возможна, лишь когда ваш уровень — седьмой и выше. Но — это если пытаться себя поднять стоя неподвижно. А если с разбега?

Для того, чтобы медленно и печально пройти по канату, много лет учиться нужно. А быстро пробежать? Ведь на порядок же легче, инерция поможет. Главное — не останавливаться. И ничего не бояться, но с этим у него и так все в большом порядке.

Места для разгона как будто хватало с избытком. Марк несколько раз качнулся с носков на пятки и побежал по ровной дорожке, вымощенной плиткой, увеличивая скорость. Первые несколько шагов он прицельно бросал под ноги "воздух", потом, почувствовав, что стихия слабо, но держит, "отпустил" себя и просто перебирал ногами быстрее, так быстро, как мог… и еще быстрее.

В результате, он рывком достиг балкона верхнего этажа, зацепился за перила и повис на них, чувствуя неимоверное облегчение и даже что-то похожее на запоздалые сомнения в собственной разумности.

Кто бы сказал, что он будет с удовольствием отдыхать — и почти расслабится, вися на серьезной высоте, уцепившись за край балкона? Наверное, только тот, кто понимает, насколько нормальные, видимые и твердые перила кажутся надежными по сравнению с левитирующим заклинанием, которое по массе годилось бы разве для некрупного кота, и не слетело лишь за счет набранной скорости.

Марк Винкер, ты демонов придурок, лишенный инстинкта самосохранения! Только проблема в том, что это давно не новость.

Все остальное было относительно просто. Балконную дверь загораживала стандартная сигналка от проникновения, которая не реагировала на стражей и "авторский" контур безопасности, почти полностью скопированный из учебника… Только что силой залит неоправданно щедро. Сила есть — ума не надо.

Марку вспомнилась ночь в приюте, когда он лез за книгой через окно, потому что дверь оплетали такие охранки, к которым он даже не знал, как подступиться. Сейчас он бы вскрыл их быстрее, чем подброшенный вверх камешек упадет обратно в ладонь.

…Абнер проснулся от того, что почувствовал опасность. Даже не так. Смертельную опасность. Это было глупо. Он во дворце, окружен двойным контуром, общим и личным — что может случиться?

Практика показала, что случиться может разное. Например, сидящий на краю кровати человек с небольшим, явно не благородным… ножиком. Остро отточенным, который метался меж пальцев, описывая круги и восьмерки.

— Ты…

— Лежать, — спокойно бросил ночной визитер, — передние лапы никуда не тянуть и в фиги не складывать, а то оторву так, что ни один целитель назад не приставит.

— Винкер, ты совсем спятил?

— Какая душевная чуткость, — восхитился Марк, — ты просыпаешься среди ночи, один и беззащитный, без возможности позвать на помощь. Рядом с тобой явный псих с ножом… А тебя в первую очередь волнует, насколько сильно он болен… Да ты святой!

— Что тебе нужно? — не повелся маг.

— Разговор. Это твоя работа? — нож исчез, зато между пальцев блеснула небольшая булавка, украшенная речной жемчужиной.

— Извини, я такого не ношу. Какое-то дамское украшение… Позволь посмотреть, может быть, и скажу, что это такое.

— Что это такое — я тебе и сам скажу. И, знаешь, мне вот даже интересно: ты всерьез думал, что к стратегу СБ можно подослать женщину, и он так расплывется, что не засечет прослушку? И не сумеет ее незаметно снять?

— Дай посмотреть, я разберусь!

— Лови, — Марк кинул Абнеру булавку. Тот протянул руку, но поймать не успел — тонкий прицельный импульс со стороны Винкера разбил ее прямо в полете. На постель уже просыпалась только пыль.

— Извини. Все, что было сказано между мной и этой дамой, не предназначено для третьих лиц.

— Что? Тебе? Нужно? — повторил Абнер, медленно закипая.

Страха в нем не было. У Бессмертных была репутация отморозков, но маг достаточно поболтался с этой дикой сворой, чтобы убедиться в их редкой, можно сказать, уникальной по нынешним временам, вменяемости.

Если стратег Черной сотни чудил, значит не просто так. У него был план. Остается лишь сообразить — что хуже: просто псих или псих с тщательно проработанным планом?

— Мне нужны две вещи. Во-первых, клятва. Ты душой и силой поклянешься больше никогда, что бы ни случилось, не втягивать эту даму в интриги.

— Я должен знать о какой даме идет речь, чтобы поклясться. Назови хотя бы имя.

— Хорошая попытка, — одобрил Марк, — но мимо. Имя назовешь ты и если ошибешься — будешь клясться еще раз, правильно.

Абнер поморщился.

— Душой и силой клянусь не использовать в каких-либо планах Алету Дженга, если только это не будет единственной возможностью сохранить ей жизнь.

Винкер поморщился, но оговорку признал и кивнул в знак того, что клятва принята.

— Удовлетворен? — раздраженно спросил маг, — Что второе?

— Второе… А развяжи-ка, сначала, свою милую ночнушку и покажи шенгу. Ты ведь у нас верующий, я ничего не путаю?

Глава 54 ДУМАЙ ДО ВЕЧЕРА

В "изумрудной" гостиной звучала лала. Какая-то баллада? Девушки-фрейлины сидели на мягких пуфиках у ног императрицы и делая вид, что поглощены музыкой, потихоньку перешептывались и перемигивались.

Солнце, проникнув сквозь витраж, рассыпало по полу цветные блики. Алета выбрала именно эту гостиную для своего утреннего "малого" приема именно потому, что здесь было солнечно.

В отличие от большинства придворных дам императрица-южанка не пряталась от солнца и не считала потемневшую кожу признаком дурного вкуса.

Впрочем, чего с нее взять? Провинциалка и всего лишь баронесса. До настоящего светского лоска там было — как до Полуночи пешком и без обуви. В тонком умении втоптать подданного в грязь одним движением бровей, Алета пока не преуспела. И дарить свои взгляды как бриллианты, редко, но правильно. И демонстрировать приязнь и холодность не снисходя до слов, и… Многого не умела императрица.

И, похоже, даже не собиралась учиться. На ее приеме царила непринужденная атмосфера южных "салонов", где собирались позлословить под медовые шарики с орехами и не стеснялись перемыть кости кому угодно, хоть самим Темным Богам.

В резиденцию она принесла солнце и мятежный дух Кайоры. И нашлись же те, кому это понравилось! После легендарного бала, который должен был разнести репутацию Ее Величества в брызги, неожиданно образовался целый фронт молодых и дерзких, которые провозгласили Алету своей Золотой Богиней и повязали на рукава ленты цвета красной меди.

А девушки, к ужасу матерей и дуэний, обрезали волосы и отказали "правильным" женихам. В этом сезоне было модно влюбляться в тех, кто носит черный мундир с шевроном в виде танцующей змеи.

Когда в гостиной появился Его Кривоносое Величество, фрейлины грациозно поднялись и синхронно присели в глубоком реверансе, пряча насмешливые взгляды.

— Дорогая, я бы хотел поговорить наедине.

Алета кивком отпустила свиту.

— О чем мы будем говорить?

Ее взгляд был холоден и прям. Да, эта девочка не привыкла уклоняться от схватки. Боец.

— Алета Дженга, я бы хотел знать, где ты была сегодня ночью.

— Спала, — она дернула плечом, — у вас есть сомнения?

— У меня есть уверенность.

— Вот как… И на чем она основана?

— На фактах. Это мой дворец и здесь ничего не происходит без моего ведома.

— Да, безусловно, ничего. Кроме заговоров, покушений и похищений, — насмешливо пропела она.

…Туше! Следовало помнить, что в словесном фехтовании она хороша так же, как на шпагах.

— Алета, я не собираюсь ловить тебя "на горячем". Я просто хочу знать: честь императорской семьи и супружеская клятва для тебя значат хоть что-нибудь?

— Вы обвиняете меня в измене?

— Пока — только в намерении. Ты можешь, глядя мне в глаза, поклясться, что у тебя не было такого намерения?

— Разве за намерения судят, мой император? — она медленно, очень изящно присела, демонстрируя прекрасные манеры и не менее прекрасные плечи.

— За подобные намерения коронованных супруг казнят без суда.

— Надеюсь, мой император, веревка будет шелковой.

— Алета! — он не сдержался и от души врезал кулаком в стену. — Ну что за ребячество? Неужели нельзя хотя бы попытаться… ужиться со мной мирно? Я ведь не урод и не садист, я готов исполнить любой твой каприз в разумных пределах. Взамен мне нужна хотя бы видимость согласия в семье. Неужели я требую так много?

— Мне нужно гораздо меньше.

— Чего же? Если это в моих силах, считай, что все твои просьбы уже исполнены.

— Просьба, — Алета произнесла это тихо и непривычно мягко, без вызова. На миг Рамеру Девятому даже показалось, что он слышит Эшери, и он невольно поежился, предчувствуя недоброе.

Когда Монтрез начинал вот так стелить облака под ноги, его оппонентам следовало убегать и прятаться, пока еще отпускают…

— Я хочу получить свободу. Я ношу ребенка крови Дженга и я вышла за вас замуж. Клятва исполнена. Теперь мы можем получить развод?

Повелитель выдохнул. Получил в обе руки? Держишь? Молодец, змей!

— Алета… Ты не хочешь даже попытаться? Просто — попробовать.

Антрацитовый взгляд встретился с зеленым… и стек водой. Кто сказал, что самый твердый камень — алмаз? Куда ему до изумруда!

— Я люблю Марка. И только с ним хочу прожить жизнь.

— Это твое окончательное решение?

— Да, мой император.

Еще один выверенный поклон — и еще один прямой взгляд. Да, женское коварство и хитрость тут и не ночевали. Его девочка — как шпага: прямая, чистая и смертельно опасная. Для того, кто имел неосторожность подставиться.

— Хорошо, — Рамер пожал плечами. — Ты получишь свою свободу.

— Правда? — недоверчиво спросила она, не спеша бросаться на колени и благодарить судьбу и богов. Птичка чуяла змею…

— Правда. Но будет несколько условий. Во-первых, твое приданое. Я не могу выпустить его из рук, Империя этого не переживет. Анеботум — кровь в ее жилах.

Она опустила ресницы. Спокойно. Молча. Потеря миллиардного состояния не заставила ее даже вздрогнуть… Демоны, Алета! Сколько же стоит твое сердце?

— Второе. В императорской семье не может быть разводов. Тут — без вариантов. Тебе придется умереть как Алета Дженга и воскреснуть как… Алета Наре или Алета Рут. Придумаешь сама.

— Простолюдинка? — тихо уточнила она.

— Ты же понимаешь, что больше ничего я предложить не могу. Дворянский круг узок, все знают друг друга. Баронессу будет не спрятать.

— Хорошо, я согласна. Будут еще условия?

— Молодая и здоровая императрица не может скоропостижно скончаться от отравления рыбой или несчастного случая. Пойдут слухи… Тем более, после того, что устроил на балу твой Черный Рыцарь. — Рамер поморщился. Сломанный нос все еще болел, не смотря на усилия Абнера и обезболивающие заклинания.

— Нужно будет ждать? Как долго?

— Единственная смерть, которая не вызовет подозрений, это смерть родами. Печально, но обычно.

— А… мой ребенок? — мгновенно сообразила она.

— Наследник останется во дворце.

Алета качнулась. Рамер хотел шагнуть вперед, чтобы подхватить. Но женщина выпрямилась сама.

— Вы поступите со мной и с Марком так жестоко?

Император пожал плечами:

— А я могу быть милосердным, Алета? У меня есть такое право… Даже, к демонам право, такая возможность? Ты исчезнешь. Новый брак я заключить не смогу, потому что перед Небом мы останемся супругами, соединенными клятвой. Купель не подарит мне еще одной белой ленты.

Империи нужен наследник. И твой ребенок — идеальный вариант безболезненно развязать этот узел. По крайней мере, я буду уверен, что пока он здесь, во дворце… его мать, отец, сестры с братьями не устроят новый мятеж.

Еще одного Святого Эдера Империя может и не пережить.

— Заложник… — не веря, шепотом переспросила Алета, — мой ребенок останется здесь заложником? Это — цена моей свободы? Ваше Величество… вы — человек?

— Нет. И ты это прекрасно знала, заключая помолвку. Торговаться с тобой я не буду, не на рынке. Цену я назвал. Платить или нет — выбор за тобой. Сроку тебе — до завтрашнего вечера.

— Почему так мало? — отстраненно удивилась она.

— Потому что у Змеев тоже есть нервы. И мои — уже ни к демонам. Два дня я выдержу, а потом… Не знаю, что будет потом. И знать не хочу. И тебе, моя дорогая, этого тоже лучше не знать — целее будешь.

Он развернулся и стремительно вышел.

…Спрашивается в задаче — ради какой Бездны ему это нужно? Он обещал быть самым осторожным солдатом на этой войне. Хотя — война кончилась.

Марк, должно быть, в сто пятнадцатый раз разгладил пальцами листок бумаги, принесенный гонцом. Расчет, на который он почти целиком убил последние сутки своей несвободы и так и не смог завершить. Оказалось слишком сложно.

Даже для него — сложно. А пацан — взял и сделал. В каком-то третьеразрядном трактире, за обеденным столом, между рагу и элем, под крики перебравших клиентов, грубые шутки подавальщиц и стук кружек. После дня пешего марша. Кривым и непотребно оточенным пером. Взял — и рассчитал этот демонов портал. Правда, лично для него и на один раз, но ведь сделал же!

Его Величество был весьма не глуп, себя Марк Винкер числил довольно умным парнем, но, похоже, настоящим гением в семье был Эдер. Младший Дженга. Который, кстати, пока так и не добрался до учителя… Он, кажется, после аскезы монастыря, самым банальным образом ушел в отрыв: трактиры, вино, девицы… интересно, парень хоть драться умеет? Ну, если что, заодно и научится.

Тем не менее, на ментальный вопль Марка откликнулся, быстро рассказал о себе и пообещал помочь. И — не подвел, поросенок. Прислал гонца. Правда, особо предупредил, что расчет сырой, чисто экспериментальный, его нужно еще сто раз проверить на курицах, и чтобы благодетель, снабдивший его вожделенной рекомендацией, даже не думал соваться в этот портал!

Винкер с чистой совестью поклялся бывшему Святому, что не думает. Ни единой секунды не думает. Смысл думать, если он давно все придумал и решил?

Близкое общение с Амулетом истины оказало ему дурную услугу — он научился виртуозно врать, не произнося ни слова неправды.

Расчет был мозгодробительно сложен и даже под "разгоном" требовал времени. Будет ли у него это время?

Восемнадцать переменных для всех точек сопряжения он запомнил, дикую в своей нелогичности, но, по-своему, даже красивую формулу не то, чтобы заучил — просто интуитивно прочувствовал, как танцевальный ритм…

Смяв в кулаке листок Марк кинул его в горящий камин, посмотрел, как рыжее пламя скручивает в кулек и доедает самую гениальную работу в современной высшей магии и порадовался, что автор — не он.

Потому, что через клепсидру у него будет отличный шанс уйти по облакам. Или по уголькам. А рисковать такой светлой головой, как у Эдера — преступление, на которое Марк не подписывался. Пусть парень будет в безопасности, занимается наукой. И пусть ни родная СБ, ни хитрожопый маг Абнер его никогда не найдут. Ашхариа!

Демоны огня среагировали на знакомый призыв и потянулись к рукам, но, сообразив, что никто их приглашать не собирается, разочарованно заплясали, жаля злыми искрами. Винкер улыбнулся, уколол палец и стряхнул в огонь несколько капель крови.

Сущности застрекотали, как болтливые сороки, деля неожиданное угощение. Смертные редко поступали так, а точнее — почти никогда. Никто не звал их, чтобы просто покормить, они же не голуби и не белки, а демоны… А вкус бескорыстно отданной крови оказался невероятно сладким и пьянящим.

Уже задним числом Винкер сообразил, что неплохо подстраховался на случай, если кто-то сильно умелый попробует провести ритуал допроса пепла. После пляски пьяных огненных сущностей никто тут ничего не прочитает, а если и прочитает, то совершенно не то, что сгорело в камине. Сущности — большие затейники.

Но это был именно "задний ум", кровь то он отдал просто так, поэтому их и повело. Выходит, все в руку?

Теперь предстояло ждать. Долго? Неизвестно. Марк осмотрелся, но не нашел ни одного подходящего кресла или диванчика. Старый заброшенный дом с волчьими мордами по периметру был украшен и обставлен по моде двухсотлетней давности: куча массивных кованых украшений по стенам и над камином, тяжелые двойные драпри, мебель с деревянными ручками и ножками, хитро выгнутыми, украшенными множеством деталей, вычерненными и вызолоченными… И совершенно неудобная. Много веса, много пафоса, мало комфорта.

Стулья чинно стояли вдоль стен, по три в нише. Марк вытащил один, развернул его к камину и уселся, вытянув ноги. Ночь выдалась прохладная, дом за века своего заброшенного бытия выстыл, развести огонь было самой удачной и правильной затеей.

Как ни странно, тяга оказалась отличной, хотя за двести лет никто не чистил трубы.

А вот двери пострадали. Винкер открыл их с большим трудом, а закрыть снова не смог вообще. Так и остались они приоткрытыми на одну створку. Время от времени из темного коридора залетал сквозняк и тревожил огонь. Стекол в старом доме не было, ни одного, а ставни, хотя кто-то их тщательно запер, со временем рассохлись и покосились.

Винкера, в отличие от сущностей огня, сквозняк не тревожил. Он сидел, глядя в огонь и спокойно ждал, очистив голову от ненужных мыслей и сомнений. Пляска языков пламени подходила для этого лучше всего.

…Первый визитер появился вовремя. Даже чуть раньше назначенной клепсидры. Он по-хозяйски прошел в зал, взял еще один стул и сел к камину.

— Огонь умиротворяет, — произнес он. Голос был точно таким, каким запомнил его Винкер — глубоким и очень красивым. Марк чуть повернул голову. Карие глаза, которые в полутьме казались черными, сверкающая, словно отполированная лысина.

— Да, — согласился Марк, — Есть в этом что-то первобытное. Если есть огонь, значит, все будет хорошо. И согреемся, и мясо приготовим, и от хищников отобьемся.

— Вы думаете? А Книга Творения объясняет нашу любовь к огню иначе.

— Я помню. Огонь пришел с неба в облике прекрасного юноши, чтобы спасти человека от обольщавших его Темных Богов.

— Чем вам не нравится эта версия?

— Своей очевидной нелепостью. На протяжении всей Книги подчеркивалось, что боги ревнивы, было даже несколько притч именно на эту тему. И вот они приходят к Первому Человеку всей толпой, чтобы обольстить… Как бы они его потом делили между собой? И — почему юноша и, вдобавок, прекрасный? Книга Творения поощряет однополую любовь?

Жрец рассмеялся. Действительно, весело и искренне рассмеялся.

— Но, господин мой, это ведь притча. Иносказание. Вы, вашим блестящим критичным умом должны были понять, что слово "обольстить" не следует понимать так буквально. Разумеется, боги не домогались его тела. Они хотели смутить его душу и разум.

— А есть разница? Или, полагаете, такое прочтение исключает ревность? По мне, так напротив. Если мой соперник в любви получил тело того, кого я считаю своим — это, конечно, печально, но еще не конец света. Еще можно бороться и победить. А вот если сопернику отданы душа и разум… Тут остается только признать поражение.

— Ересь, какая же ересь! "Женщина — есть самка человека, души и разума не имеющая…", Книга Лефара…

— Глава вторая, стих пятый, — кивнул Марк, — вот поэтому я и атеист. Меня смущает и настораживает отсутствие логики там, где она должна быть и ее наличие там, где ей, по идее, не место.

— Поясните?

— Охотно. Творение вышло из Замысла, а, значит, был чертеж. Почему же солнце было сотворено из Небесного света, а для луны и звезд понадобилось использовать демоново семя? Как следствие, люди узнали грех… Как хотите, Ваша Святость, но это все равно, что складывать крышу из сухого навоза, а потом удивляться, что неприятно пахнет.

— Где же, по-вашему, логики не должно быть?

— В предательстве Договора Святых Древних со Змеем. Предательство не может быть логичным по сути своей.

— Почему? — на этот раз жрец не играл, а удивился по-настоящему. — Разве мало предательств совершается не из-за страсти, а из-за выгоды?

— Ни одного. Ради выгоды работают, строят, ищут, воруют… Идут к цели, следуя замыслу и плану. Но не предают. Чтобы предать, нужно в один миг послать в Бездну расчеты и азартно поставить все на карту, в слепой надежде, что именно она и выиграет.

А Молитвослов описывает предательство Святых Древних как часть плана по спасению людей. Святые, которые хладнокровно планируют обман? Это называется: "взаимоисключающие предпосылки". Как хотите, но либо они не были Святыми, либо не было никакого плана.

— Но у вас он есть? — вдруг выстрелил жрец.

Теплый и добрый взгляд не изменился, просто стал пристальнее, намного пристальнее. "Благословение истины"… Жрецы узнают, когда им лгут.

— Разумеется, нет. Никакого плана, Ваша Святость. Предательство всегда спонтанно, как бросок костей в "Журавле". Я лишь надеюсь выиграть.

— Место за троном?

— Нет.

— Трон? — брови жреца шевельнулись.

— Не заинтересован.

— Тогда… императрицу Алету?

— Я люблю ее, — просто сказал Марк.

— Но… если императрица идет только в комплекте с империей?

Марк равнодушно пожал плечами:

— Святые Древние тоже хотели лишь прекратить войну на земле. А получили Небо и атрибуты власти. Возможно, им это тоже не слишком понравилось. Но они не отказались.

— Вы помните про три условия?

— Шенга, клятва Храму и личная присяга вам. Да, помню. Когда и где я смогу принести клятву?

— Здесь и сейчас. Свидетелями будет весь синклит храма. Они уже в пути. Пойдемте, встретим.

— Значит, я не ошибся, и этот дом действительно принадлежит храму. И зеркало здесь есть.

— Вы же умный человек, — усмехнулся жрец, — кто бы позволил пропадать такому дому в центре столицы? И, я надеюсь, когда вы получите то, чего так жаждет ваше сердце, ум и хладнокровие вернутся. Они нужны храму. Иногда предательство — благо, вся история нашего мира свидетельствует об этом.

— Хочется верить, — кивнул Марк и пошел вслед за жрецом.

Синклит храма. Восемнадцать человек, облаченных властью и спрятанных в тени… Они выходили из рамы, почтительно кланялись Его Святости, который оказался очень крупной шишкой, косились на Марка.

Винкер узнал нескольких деятелей храма, вхожих во дворец — они занимали серьезные посты, но, похоже иерархия Храма и храма здорово разнились. Иначе зачем настоятелю почтительно кланяться простому служке?

Мелькнула пара лиц, знакомых по "светской хронике" — дуэлянты, повесы, герои скандальных сплетен неожиданно пропавшие с глаз. Вот они, значит, куда делись. Выходит, храму нужны быстрые клинки. Интересно, зачем?

Зеркало погасло. Все приглашенные явились? Судя по тому, что Его Святость спокоен, никаких сюрпризов не случилось.

— Братья, — негромко позвал он, разом обрывая все разговоры, — поторопимся. Сегодня у нас важный день. Мы примем клятву и, наконец, назначим день.

— День — чего? Очередной мелкой провокации, — недовольно спросил один из бретеров в рясе.

— День, когда на трон, вместо Оборотня, взойдет тот, чья кровь чиста от скверны[7]. Сын Рамера Восьмого, облака ему под ноги и нашей сестры, Юстины, которая сполна выполнила свой долг перед храмом.

().

Девятнадцать человек осенили себя кругом. Марк не шевельнулся.

— Наш новый брат пока еще не принял шенгу, — пояснил Его Святость. — Это случится сейчас.

— Слава Святым Древним…

"…Абнер, тебя ждать — как Аверсум перестраивать!"

Амулеты вдруг мигнули и погасли, все, разом. Характерно заломило уши и зубы. На грани сознания возник противный писк.

— Купол! Дом накрыт отсекающим куполом. Это ловушка?

"…А у вас еще остались вопросы, господа заговорщики. Так вот вам ответ — на все разом".

Марк не стал искать изящное и красивое решение, а по-простому, расколотил портальное зеркало воздушным кулаком, вложив в него огромную часть своего невеликого резерва. Вот теперь все, никуда не денетесь. Если только Святые Древние вас отсюда прямо в Облачный Сад заберут.

Хотя, с другой стороны, зачем им напрягаться по такому тривиальному поводу? Все равно через несколько дней, на закате, попадете именно по этому адресу. Проще подождать и встретить с цветами.

— Предатель! — сверкнул глазами… кто-то. Марк не смог вот так сразу вспомнить его имя, у перегруженного мозга, под предельным разгоном не было возможности отвлекаться на этические дебаты.

— Ты понимаешь, что не выйдешь отсюда живым?!

"А вот это не факт…"

Восемнадцать переменных, пол мгновения на расчет и Марк Винкер в роли подопытной курицы… Темные Боги, иногда все же стоит слушаться младших братьев!!!

Воронка портала всосала его, как торнадо… и через целое одно, немыслимо долгое мгновение, буквально, выплюнула в целости и сохранности в цветущие воды Альсоры, рядом с Горбатым мостом. На мелководье. Прервав сладкий сон полутора десятков лягушек.

Ма-ать, мать, мать… Так самозабвенно он не блевал со дня выпуска в академии. Вывернуло наизнанку. Последнюю короткую клепсидру Марка тошнило даже не желчью, а "на сухую", раз за разом мучительно скручивая желудок и заставляя сгибаться в кашле.

По сравнению со спокойным, комфортным и, главное, совершенно безопасным переходом зеркалом, это было… Демоны, да человек менее крепкий запросто кони двинет!

Чтобы он еще раз, хоть когда-нибудь…

— Кто здесь? А ну, стоять. Передние лапы вытянуть!

— Кев, это я, — прохрипел Винкер, выползая с мелководья на твердую землю. Твердую — относительно. Берег Альсоры здесь был болотистым. Из под руки шмыгнула перепуганная молодая змея.

— Стратег? — опешил Кев, — Что ты здесь делаешь?

— Купаюсь, — скривился Винкер.

— И… как водичка?

— Дерьмо. Как и жизнь в целом.

— Исчерпывающе, — кивнул Кев, — тебе помочь?

— Ага. Застрели меня, чтоб не мучился.

Первое испытание личного портала на живом человеке прошло, можно сказать, удачно. По крайней мере, подопытный остался жив. Хотя, в данный момент, был этому совсем не рад.

— Кев, делай что хочешь, но раздобудь крепкого чая и сахара, — Марк помотал головой, разгоняя черные звездочки, пляшущие в глазах. Это оказалось ошибкой — его скрутил еще один приступ. Рвота с адской головной болью… Наверное, хуже только комбинация паралича и чесотки.

— Тебя что, опять пытались убить? — Осторожно спросил Кев.

— В точку. Девятнадцать человек разом. Но, как оказалось, это была самая меньшая из моих проблем.

— Какая у тебя жизнь интересная.

— Сам себе завидую, — согласился Марк, стараясь дышать коротко, "собачьим" дыханием. Но не выдержал, схватил большую порцию воздуха и снова упал на четвереньки, сотрясаемый спазмами.

— Никогда не буду есть курятину, — сообщил он Кеву, когда тот, кряхтя и матерясь, помог ему подняться. — Они, бедные, и так страдают во имя науки…

— Куры? — поразился Кев, — Ты головой не стукался?

— Конечно. Сразу перед тем, как подписался на эту авантюру. Слушай, почему мне не сообщили, что казармы переехали на другой континент, а? И кто, мать его, так… сузил дорожки. Как ни шагну — опять бордюр!

— Слушай, а это, вообще, чем-нибудь лечится?

— Мое нездоровое чувство юмора? Не-а. Но есть хорошая новость. От этого не умирают.

— Заткнись, — миролюбиво посоветовал Кев, принимая тело стратега на себя, как раненого.

Он более-менее пришел в себя только к вечеру. Ну, как — пришел… Земля не норовила при каждом шаге выскочить из под ног, стены не нападали из-за угла а желудок покочевряжился, но принял кусок серого хлеба.

Так жить уже можно.

Хороших новостей было две: Абнер купол удержал, так что команда Райкера взяла заговорщиков "теплыми", весь синклит разом. И отвертеться им будет трудно, вдохновенный монолог Его Святости по поводу свержения Оборотня был зафиксирован на амулет и подтвержден клятвой стратега. Даже для Верховного Жреца — достаточно.

Вторая хорошая новость заключалась в том, что взятый за жабры Его Святость не пережил такой несправедливости. Вряд ли сам. Скорее всего, расследователь неосторожно сказал какое-нибудь слово, которое и стало командой сердцу — остановиться.

Грешно радоваться чужой смерти. Но уж лучше этот скользкий тип, чем на допросах в Лонгери снова всплывут имена Юстины Несравненной, Марка Винкера и "Святого" Эдера. Помер и помер. Облака ему под ноги.

Поэтому, когда Винкеру сообщили, что его хочет видеть женщина в плаще и маске, он махнул рукой и распорядился пустить. Мало ли… Вдруг какая родственница заговорщика. Вдруг что интересное скажет. Ну, может быть, хоть отвлечет от мерзких приступов тошноты, которые все еще накатывали время от времени (не думать о курицах, не думать) и тупой, на грани чувствительности, но постоянной головной боли.

Жить не мешает, но… подбешивает.

Ее Величества он точно не ждал.

А она пришла, и на этот раз, похоже, вполне открыто. Плащ и черная шелковая полумаска — не в счет. Это не маскировка, а просто такой знак всем тактичным и понимающим: "Сделайте вид, что не узнаете меня в упор. Как-нибудь сочтемся".

Но, по крайней мере, на этот раз она воспользовалась дверью.

— Моя императрица…

— Я поняла, что хотела нам сказать Темная Лода. — игнорируя протокол встречи выпалила она, — Помнишь?

— Я не умею забывать, Алета.

— Она сказала, что я должна поступить правильно, как мать учила. А ты — ошибиться. Мать учит девушку только одному: быть хорошей женой, не перечить мужу.

— Это значит — поступить правильно? — переспросил Марк. — А я должен был ошибиться… Для воина это означает — выбрать не ту сторону. Предать.

— А мы сделали все наоборот. Я не смогла ждать… а ты оказался слишком честным.

— Но ведь ничего не закончено, Алета. Мы еще живы.

Она подняла голову, резким движением сорвала маску. На шнурке осталось несколько золотых волосков, но девушка даже не поморщилась от боли.

— Я благословляю Небо за то, что оно подарило мне тебя. Хотя бы ненадолго.

— Это слишком похоже на прощание. Ты пришла… с разрешения императора? Он отпустил тебя? И ничего не скажешь… Клятва.

Алета молчала, но взгляд зеленых глаз был даже слишком говорящим. Она не просила о помощи. Она приняла решение.

Марк прислонился к столу. Слов не было. Разбежались. Проклятая головная боль и мозг, изнасилованный безжалостным "разгоном". Вот теперь, когда это по-настоящему нужно, он не способен родить ни одной умной мысли!

— Алета… Мне ни к демонам не сдался этого город, это родство и эта карьера, пусть летят в Бездну и радуют Темных Богов. Единственное, что мне нужно здесь — ты. И — я украл тебя два раза, украду и в третий. У меня получится, как бы тебя не стерегли. Просто скажи, что ты согласна.

Она разомкнула губы.

— Прятаться всю жизнь. И всю жизнь бояться за тебя и…

— Да ты и так будешь бояться! Извини, я не должен этого говорить, но ты, похоже, просто не понимаешь, что за жизнь так опрометчиво выбрала. Ты говорила, что в Кайоре опасно? Так вот — помножь все опасности на шесть и ты поймешь, что тебя ждет во дворце. Тут убивают едва ли не чаще, чем в доках и рыночном квартале.

Жизнь на троне… Да на вулкане — и то безопаснее!

Алета вздрогнула.

— Прости, — Марк криво улыбнулся, — я сегодня не в лучшей форме. Говорю лишнее, делаю тупое… Ты просто подумай.

— До завтрашнего вечера? — совсем по-детски шмыгнула носом императрица.

— Почему? — удивился Марк, — А, это наш драгоценный кривоносый Повелитель тебе такие сроки выставил? Ну, так он сильно занят. А может, — тут Марк мстительно покосился на стену, и как раз ту, к которой прижимал раздвоенный язык любопытный змей, пробравшийся подземным ходом, — сам в своих чувствах не уверен, ему нужно все побыстрее. Я сроков не ставлю. Думай так, чтобы потом не жалеть. Учти все, а не только то, что лежит на поверхности. Я буду ждать твоего ответа. Сколько надо. Только оставь мне надежду.

Змей едва не укусил сам себя за язык. И тут переиграл! Оказался чище, свободнее от мелочных себялюбивых страстей… да и просто — умнее. Вот нужны рядом с троном ТАКИЕ братья?

И сам себе ответил — нужны. Такие всегда нужны. Да только таких рядом с троном не удержишь. Им… неинтересно.

— Я ошиблась, — признала Алета, — Мне нужно было все сделать по-другому, и тогда у меня бы получилось. Но куранту не танцуют задом наперед. Я знала, что терять больно. Но терять тебя… это почти как смерть.

Винкер подался вперед, взял девушку за плечи и очень осторожно, не сильно сжал.

— Вот этого никогда не говори. И даже не думай. Потому что это — неправда. Я люблю тебя, Алета. Этого ничто не изменит. В математике это называется "константа".

— Что это значит?

— Постоянная величина в ряду изменяющихся. На которую можно опираться при расчетах. В моей жизни ты уже есть — и будешь. А вот кем: любимой женой, любимой младшей сестренкой… или просто далеким воспоминанием — решать тебе. Я ради тебя пройду и по облакам, и по уголькам. Что бы ты не решила.

Императрица кивнула, медленно и очень тщательно завязала маску, накинула капюшон плаща и заправила под нее выбившиеся волосы. Вынула из-за ворота цепочку, разомкнула. Сняла стальное солдатское кольцо. И аккуратно положила на стол.

— С тобой никто не сравнится, — тихо сказала она. И вышла, шурша шелковым платьем.

Марк долго стоял в оцепенении, переваривая "явление императрицы солдату". Потом скрипнул зубами и с двух рук выбросил сразу два стилета, которые воткнулись в стену почти по рукоять.