Кристофер Сташеф Скорость убегания

Посвящается Гэйл Креллин, которая хотела знать, почему привидение Горация Лаэрта не признало в машине времени, по крайней мере, машину.

Глава 1

Она была девицей. Дар разгадал это сразу, как только ее увидел.

Честное слово, разгадать было не так-то просто, как кажется на непросвещенный взгляд. Во-первых, существо было обрито наголо, во-вторых, обряжено в бесформенный серый комбинезон, но Дар оказался настолько проницательным, что сумел распознать в нем не только человека, но и его половую принадлежность. Существо это вполне могло подрабатывать в витрине магазина в качестве манекена, на который напяливают дерюгу в промежутке между экспозициями.

Но этот манекен двигался. Именно благодаря динамике Дар понял, что это человек. Парень только что вернулся из шестинедельного торгового вояжа и собирался отправиться в следующий, потому что его босс Чолли терпеть не мог простоя персонала. А поскольку аборигены Вольмара не позволяли своим женщинам заигрывать с чужеземцами, молодой человек достаточно созрел для того, чтобы моментально распознать среди посетителей замаскированную под чучело девицу.

Девица эта ворвалась в его почти безгрешную жизнь настоящим метеором.

При ходьбе она вколачивала каблуки в землю, и Дар заподозрил, что скромница всячески пытается скрыть покачивание бедер. Это было логично, если связать воедино обритый скальп, серый комбинезон и отсутствие малейшего намека на макияж.

Из-за столика она пересела на высокий табурет. Сперва Дар решил, что она так поступила потому, что за стойкой бара в гордом одиночестве резвился Чолли, растолковывая капралу природу реальности. Но потом понял, что скорее всего она проявляет интерес к трепотне двух солдат — девичьи ушки были направлены в их сторону и стояли торчком, как параболические антенны.

— ...не было ни единого шанса, — пророкотал служивый с залысинами в когда-то густой шевелюре. — Не успел он зенки продрать, как хлоп, и я его захомутал.

— Вывел из строя? — улыбнулся блондин с нашивками рядового. — Насовсем?

— Спрашиваешь, — ветеран довольно хохотнул, — да, парню уже не отвертеться. Попомни мои слова, светит ему могила, а не земельный участок. И деньжата пусть не зажимает, все равно отдаст должок, вот увидишь.

Губы девицы побледнели. Она напыжилась и чуть не лопнула от переполнявших ее чувств. Дар сообразил, что необходимо предупредить взрыв, поскольку солдаты не способны понять устремлений штатских.

Дар же эти устремления воспринимал всеми фибрами. После длительного отлучения от женского общества, он был готов воспринять все, что угодно, лишь бы это исходило от прекрасного пола.

Он продвинулся вдоль стойки, чтобы оказаться под прицелом девичьих глаз, улыбнулся со всей возможной искренностью и прощебетал:

— Я вижу, обслуживание здесь не на высоте.

Минуту незнакомка в полном замешательстве разглядывала нахала, потом поджала нижнюю губу.

— Вы правы, здесь хорошо только смерть поджидать.

— Похоже, вы ведете себя так вольготно по отношению к Костлявой только потому, что упакованы в военную форму.

— Вольготно?

Дар оглядел свое облачение цвета хаки, потом бросил взгляд на солдат, на чьих суровых рожах читалось настойчивое желание принять слова девицы за оскорбление, и быстро заговорил, чтобы не дать ей возможности ляпнуть что-нибудь еще:

— Боюсь, мисс, что не совсем вас понял. Во-первых, на мне не военная форма, во-вторых, за весь этот год Костлявая не унесла ни одной жертвы.

— Конечно, не унесла, — отрезала она, — учитывая, что сегодня всего лишь седьмое января, но разве не об убийстве толкуют эти бомжи?

Хуже всего было то, что судя по акценту эти двое были родом из Нью-Перта, где слово «бомж» носит специфическое значение, ничего общего не имеющее с нуждающимися в пособии по безработице.

Старик рядовой разинул пасть и собрался рявкнуть, но Дар успел первым:

— Это очки, мисс. Всего лишь очки. Хотите верьте, хотите нет, но они всего лишь подсчитывают очки.

На какую-то долю секунды девушка смешалась, но только на очень крохотную долю. Затем ее лицо снова окаменело, как у человека, который абсолютно уверен в своей правоте:

— Почему я должна вам верить, и кто вы такой, если не причисляете себя к солдатам?

Дар собрал остатки душевного равновесия в кулак характера и попытался сказать как можно более равнодушно:

— Знаете, мисс, мне приходилось быть пилотом...

— И ваше признание должно произвести на меня впечатление, — скривилась она.

— Когда я вербовался, мне сказали, что звание пилота вызывает у девушек непреходящий интерес, — вздохнул Дар. — Надеюсь, что когда-нибудь так оно и будет.

— А я-то думала, что эта планета служит тюрьмой для солдат сухопутных войск.

— Так оно и есть. Но у армии тоже имеются звездолеты.

— Зачем? — нахмурилась она. — Разве не флот осуществляет перевозки?

— Вроде бы.

— Вы говорите чересчур уверенно. Каким же звездолетом вы управляли? Баржой?

— Космическим буксиром.

— А теперь чем занимаетесь?

Дар пожал плечами:

— Коммивояжерствую помаленьку.

— Вы — коммивояжер?! — она выпалила это с таким яростным негодованием, что даже Чолли отвлекся. Правда, на мгновение. — А значит, принадлежите к бессовестным негодяям, которые преследуют бедных туземцев!

— Бедных? — фыркнул старик-рядовой. Нет, не фыркнул, а гаркнул, что больше соответствовало истине.

Дар почесал в затылке:

— Боюсь, здесь какое-то недоразумение, мисс. Я даже затрудняюсь сказать, кто кого преследует: солдаты туземцев или наоборот.

— Подобная проблема меня не волнует, — вспыхнула она. — Шастаете по планетам, преследуете несчастных дикарей, пытаетесь отнять у них землю и уничтожить их культуру: всегда одно и тоже! Все повторяется, начиная с ацтеков и Кортеса* [1]! «Плевать на желания этих людей, сунем им современную технологию! Не имеет значения, какова их собственная религия впихнем им библию! Нечего спрашивать, владеют ли они землей — загоним их в резервации!» Да, мне приходилось читать о том, что здесь все только начинается, но если хотите знать мое мнение, это — геноцид. Худший вид империализма. И все это безобразие осуществляется руками чудесных, лояльных, бравых солдатушек нашей поразительно демократичной ФИО (Федерации Избирательных Округов), проклятые империалисты!

Она смачно сплюнула себе под ноги.

Солдаты негодующе выпятили грудь. По всем признакам вот-вот должна была разразиться буря, так что Чолли пришлось-таки отвлечься от весьма содержательного диалога и заторопиться к противоположному концу стойки, чтобы вставить словечко-другое для примирения. Проносясь мимо Дара, он успел пробормотать:

— Вот что, парень, говорю тебе: попробуй логику. Попробуй, будь другом, и увидишь, что старина Чолли прав. Только логика, Дар, помни, только логика.

Дару казалось, что он и без напоминания действует логично, но его усилия, к сожалению, были напрасны — бритоголовая оставалась глуха к доводам собеседника. Молодой человек глубоко вздохнул и решил попытаться вновь:

— Понимаете, мисс, во-первых, мы не сами забрели сюда. Если уж на то пошло, желания у нас не спрашивали.

Она нахмурилась.

— О чем вы толкуете? А-а, хотите сказать, что это — тюремная планета для военнослужащих.

— Да, что-то в этом роде.

Девица пожала плечами.

— Не вижу особой разницы: с вашего согласия или без него, но вы здесь, и посылают вас сюда тысячами.

— Ну, скорее, сотнями, если уж быть правдивым. — Дар почесал за ухом. — Мы получаем в год двести-триста... э...

— ...колонистов, — вставила рассерженная девица.

— ...заключенных, — закончил свою мысль Дар. — Лично о себе предпочитаю думать как о новобранце.

— Все равно не вижу разницы, — обрезала она. — Значение имеет только то, что здесь творится после того, как сюда попали вы. Идет беспощадная война с невинными аборигенами, а беззастенчивые коммивояжеры, вроде вас, попутно обдирают их как липку. Я знаю, что вы задумали. Слышала собственными ушами.

— Слышали? — навострил уши Дар. — Надо же, мы становимся знаменитыми. И где вы о нас слышали, а?

Обличительница пожала плечами.

— Какое это имеет значение?

— Большое. Для нас очень важно, слышали о твоей планете или нет. Если торчишь на краю обитаемой вселенной, так приятно хоть на какое-то мгновение ощутить собственную значимость.

— Вот вы о чем, — лицо девушки на мгновение смягчилось. — Но боюсь, вам не очень понравится то, что услышите. На Терре я работала клерком в архивах Бюро Внеземных Сношений. Среди прочих попадались иногда сообщения и о Вольмаре.

— Понимаю, — разочарованно протянул Дар, — всего лишь официальные рапорта...

Она кивнула с некоторой даже симпатией:

— Да, этих бумаг никто не видит, кроме бюрократов. Ну и, конечно, компьютера.

— Знаю, — Дар тяжело вздохнул и расправил плечи. — И все же это лучше чем ничего... О чем же в них говорилось?

— О немногом, но достаточно, — мстительно улыбнулась она. — Достаточно для того, чтобы понять: эта планета — тюрьма для провинившихся солдат, управляемая генералом — садистом и мазохистом одновременно; что не проходит и дня без боевых действий...

— А как же праздники? — пробормотал Дар под нос. — А воскресенья?

— Разве я не говорила, что у вас здесь чрезвычайно прибыльная торговля с аборигенами? За растительный наркотик вы рассчитываетесь бусами и запчастями, которые заказываете в метрополии через интендантскую службу. Чем не праздник для хапуг?

— И это все, что о нас известно? — удрученно спросил Дар.

— Все?! — она возмущенно уставилась на него. — Разве этого недостаточно?! Что еще хотите узнать о себе, может быть, предъявить реестр военных преступлений?

— Только не надо о преступлениях, вот они где, — провел рукой по горлу Дар. — Поговорим о чем-нибудь приятном... На Вольмаре тоже много приятного, как, например, эта таверна, увольнительные подольше, а если их не выпишут, можно сгонять и в самоволку...

— Скажете тоже, — фыркнула она. — Конечно, останься я в Бюро, подобные откровения самовольщика могли бы очутиться на моем столе.

Дар вскинул на нее глаза:

— Разве вы уже не работаете в БВС?

Она нахмурилась:

— Как бы я оказалась здесь, работая в Бюро?

Дар долгое время немо созерцал девицу, потом встряхнулся и сказал:

— Мисс, я считаю, что единственной причиной вашего появления здесь могла бы быть командировка БВС. Скажите, ну кто в здравом уме захочет добровольно посетить планету-тюрьму?

— Я, — произнесла она с сардонической усмешкой. — Взгляните: разве мои туалеты выглядят так, будто меня послало правительство?

Дар перестал что-либо понимать. Он пожал плечами:

— Извините, но я слабо разбираюсь в моде. А что, в качестве правительственного чиновника вы выглядели бы иначе?

— Конечно, — обозлилась она. — Я бы заявилась сюда в перманенте, в обтягивающем прозрачном платье и в туфлях на шпильке. Целых пять лет я терпела подобное издевательство.

— Вам не нравится модно одеваться?

— А вам понравилось бы каждый день выставляться на обозрение зевакам противоположного пола?

Губы Дара раздвинула улыбка, но он ничего не сказал.

— А вот мне не нравится! — вспыхнула она.

— И поэтому вы уволились?

— Более того, — гневно бросила она, — мне настолько надоело это конформистское шоу, что я уволилась со свистом.

— Со свистом? — переспросил Дар.

— Да, да, да! Уволилась! Бросила все к чертовой матери! — закричала она. — Я стала хьюмисткой!

— Хьюмисткой? А это еще что такое?

На мгновение она опешила:

— Вы действительно здесь, как у черта на куличках, ничего не знаете.

— Я уже пытался намекнуть на это, мисс. Мы знакомимся с новостями три раза в год, когда прибывает грузовой корабль. Так что пока не изобрели сверхсветовое радио, мы узнаем о событиях на Терре спустя пару лет.

Девушка покрутила головой:

— Вот и говори после этого об аборигенах. Ладно... Хьюмы и хьюмистки — это люди вроде меня, нонконформисты. Мы носим свободные комбинезоны, чтобы прятать тела от похотливых, алчных взоров. Мы обриваем головы, и нам не приходится делать прически а ля маркиза Помпадур. Мы избегаем каждодневной каторги, которую общество называет работой. Пусть лучше мы останемся бедняками, мы свое отслужили, у нас есть сбережения и вдобавок положенная доля правительственного годового дохода. А кроме того, мы не чураемся необходимого труда и умудряемся на это существовать. Нам хватает.

Мы делаем то, что хотим, а не то, что хочет межзвездный синдикат. Вот какие мы, хьюмы.

От этого заявления Дар слегка обалдел и выпятил губы трубочкой:

— Да. Вы не подчиняетесь никому и ничему. Анархия — мать порядка. Понял.

— Я не говорила про анархию, петух вы этакий. Я сказала, что мы нонконформисты.

— Ясно, — согласился с девушкой Дар. — Я вижу разницу, то есть увидеть попытаюсь...

Она хотела было наброситься на него, но Чолли поспел первым:

— Правильно, парень! Попытайся, попытайся, я тобой век гордиться буду, если что-нибудь получится. Но хорошо бы тебе почитать книжки по истории: без этого нельзя понять, что происходит в обществе. Первые из тех, кого впоследствии стали называть нонконформистами, появились в конце шестнадцатого века. Шекспир вывел одного из них в «Двенадцатой ночи» под именем Мальволио. Это были пуритане, кальвинисты, баптисты, члены разных протестантских сект, которые не входили в англиканскую церковь. Ортодоксы же свалили все конфессии* [2] в кучу и обозвали их членов нонконформистами, поскольку те не подчинялись Единой церкви. Впрочем, коль тебе приходилось видеть их в голографическом кино, например, «круглоголовых» Кромвеля, то, наверное, заметил, что все они на экране походят друг на друга, словно идеологические близнецы! Внутри своей оппозиционной культуры они сомкнулись более тесно, чем главенствующая церковь, так оно и осталось до сих пор. Когда называешь их нонконформистами, это вовсе не означает, что они не подчиняются стандартам своей группы, просто сама группа не желает подчиняться доминирующей культуре. А теперь, сержант... — и он снова погрузился в дискуссию о реальности.

Хьюмистка озадаченно посмотрела вслед Чолли.

— Если вдуматься, то ваш приятель безусловно прав, — она тряхнула бритой головой и взяла Дара под перекрестье глаз:

— Кто же он — бармен или профессор?

— Это Чолли, — объяснил Дар, — мой шеф.

Хьюмистка наморщила брови:

— Вы работаете на него?!

Дар заметил, что она готова вспылить, и ухмыльнулся:

— Верно, мисс. Чолли является владельцем, президентом и управляющим Вольмарской фармацевтической торговой компании инкорпорейтед.

— Шеф наркобизнеса, — потрясенно воскликнула она. — Главарь гангстеров, капиталистический рабовладелец?

— Это вы уж слишком. Скорее, бухгалтер в кооперативе.

Она вытянулась в праведном гневе и открыла варежку, чтобы изречь уничтожающую реплику. Но ничего придумать не смогла и ограничилась полным презрения взглядом.

Дар послушно превратился в типа, достойного презрения. Девица отвернулась, чтобы отпить глоток из своего стакана, и замерла, внезапно сообразив, что в руке у нее выпивка.

Дар взглянул на Чолли. Тот подмигнул ему со значением, потом состроил серьезную мину и вернулся к более серьезному занятию — толчению воды в шейкере за неимением ступы.

Из хьюмистки, казалось, выпустили воздух. Она вздохнула, поджала губы и пригубила опять:

— Во всяком случае, вы весьма гостеприимны... — она обернулась к Дару: — Но признайтесь, разве можно отрицать?

Дар мотнул головой туда-сюда в надежде отыскать продолжение:

— Отрицать что?

— Да все, что я думаю о вашей планете. Ведь сказанное мной — правда, не так ли? Начиная с вашего генерал-губернатора.

— Как вам сказать... Одно я знаю наверняка, генерал Шаклер не садист.

— Но тогда мазохист?

Дар помялся:

— Он почти вылечился. Что же касается остального... Впрочем, всего отрицать не могу, но мне кажется, что у вас создалось неверное впечатление.

— Я открыта для любых доводов, — сказала хьюмистка, ощетинившись. — Попробуйте доказать обратное.

Дар покачал головой:

— Доказывать, пожалуй, не буду. Надо все испытать самой, посмотреть, так сказать, собственными глазами.

— Да, конечно, — она многозначительно закатила глаза. — И как же, позвольте полюбопытствовать, мне удастся это сделать?

— Ну, — Дар лихорадочно искал ответ, одновременно просчитывая шансы вероятной выгоды против возможного риска. Получалось пятьдесят на пятьдесят. Он наконец решился:

— Кстати, я собираюсь в очередной вояж. Если хотите, присоединяйтесь. Конечно, гарантировать вашу безопасность на сто процентов не могу, но обычно торг проходит довольно спокойно.

Хьюмистка покрутила головой, и Дар почти увидел, как она убрала рожки и спряталась во внутреннюю раковину. Но потом створки щелкнули и в глазах девицы вспыхнули огоньки.

— Ладно, — она допила порцию и стукнула стаканом о стойку. — Прекрасно! — она сползла с табурета и заложила большие пальцы в карманы. Я согласна, торгаш. Где же твой личный караван со снаряжением?

Дар ухмыльнулся:

— Мы не столь примитивны, как думают о нас на Терре. Снаряжение на заднем дворе.

Он показал на неприметную дверцу рядом со стойкой.

Девица одарила его уничтожающим взглядом, но снялась с якоря и задрейфовала за ним следом.

Проходя мимо Чолли, они услышали, как распаленный бармен с жаром излагает:

— ...и тогда Декарт* [3] понял, что ему необходимо все доказать. Понимаешь, все, буквально все, от начала до конца. Никаких, предположений, одни голые факты.

— Понимаю, — сержант кивнул, напряженно хмуря чело, — предположи он что-нибудь и окажись это неверным, то все, что он потом выдумает, пойдет прахом.

— Верно, мой друг, верно! — с энтузиазмом поддакнул Чолли. — Поэтому он останавливается там, заказывает номер в гостинице и клянется перед всеми, что с места не сдвинется, пока не найдет хотя бы один факт, который можно доказать, хотя бы один способ, из которого будет следовать, что имярек действительно живет и существует. Вот Декарт сидит, думает, голову ломает и наконец его осеняет.

— И что же он надумал?

— Он надумал, что думает! А раз думает, то должен существовать кто-то, которому эти все мысли пришли на ум! И этот кто-то — он, Рене Декарт, конечно. Вот так. Простой факт, что он мыслит, доказывает, что он существует!

— Вот это да, — протянул сержант. Его лицо заметно просветлело.

Хьюмистка даже остановилась в дверях и прислушалась чуть ли не с обожанием.

Чолли же вдохновенно продолжал:

— Вот так философ все разложил по полочкам, не сходя с места в той гостинице. Cogito, ergo sum — написал он. (А писал он на латыни. Чтоб ты знал, приятель, все философы прошлого на ней изъяснялись). «Cogito, ergo sum», что означает: я мыслю, следовательно, существую.

— Ну и дела, — сержант почесал затылок и снова уставился Чолли в рот.

— Ага, усек. Значит, наши мысли делают нас людьми?

Хьюмистка со свистом втянула воздух и поглядела на Дара:

— Вы можете мне растолковать, здесь таверна или колледж с гуманитарным уклоном?

— И то и другое, — сказал Дар неопределенно и толкнул дверь. — Пора отчаливать!

Снаружи пригревало полуденное солнце. Дар подвел хьюмистку к длинным и узким гравинартам, полностью заставленным ящиками, острые углы которых угадывались под брезентом.

— Как видите, места для нас не осталось. Придется идти пешком.

— Только при условии, что я получу ответ.

— Какой ответ? — удивился Дар.

— Ваш шеф — он кто? Капиталист? Развращенный, беспринципный воротила-торгаш? Простой бармен? Или профессор?

— Так вы про Чолли... — Дар присел на корточки и проверил надежность строп-застежек, натянутых поверх брезента. — Вряд ли его можно назвать капиталистом, заведение дохода почти не приносит. К тому же Чолли добродетелен как священник, принципиален до мозга костей и ни разу на моей памяти никого не обжулил. Так что если не считать всего этого, то вы угодили в самую точку, мисс.

— Он и в самом деле профессор?!

— Прежде преподавал в Лунном университете.

Настал черед удивляться хьюмистке:

— Как же так? Почему он стал барменом?

Дар пожал плечами:

— Кто это знает? Мне кажется, определенную роль сыграла его фамилия, Бармэн.

— Бармэн? — переспросила она недоверчиво. — Чолли Бармэн? Ха, случайно это не Чарльз Т. Бармэн?

Дар нехотя подтвердил.

— Но он же знаменитый преподаватель! — воскликнула девушка. — Самый известный педагог из ныне живущих!

— В общем-то, да, — Дар в последний раз подергал крепления и поднялся. — У него были кое-какие теории по поводу перестройки системы образования. Как я понял, они оказались не очень-то популярны.

— Я тоже это слышала, хотя не могу понять почему. Он и предложил всего лишь обязательное образование в колледже каждому гражданину независимо от его социального статуса.

— И таким образом стал представлять угрозу для всех обладателей дипломов, — горько усмехнулся Дар. — Но за этим кроется нечто большее: Чолли убежден, что всякое образование должно осуществляться тет-а-тет, один на один, и это сразу подорвало его репутацию у чиновников от просвещения — жутко представить скольким учителям придется платить! Кроме того, он убежден, что всякое обучение должно проходить в неформальной обстановке, чтобы ученик не осознавал, что его вообще чему-то учат. А это значит, что профессорам придется искать себе прикрытие, такое, например, как роль бармена за стойкой. И это сразу настроило против него преподавательский состав всех университетов без исключения.

Хьюмистка наморщила бровки:

— Этого я не знала.

— Чолли опубликовал свои воззрения, их можно было прочитать вплоть до тех пор, пока партия лордес не убедила центральный бибколлектор перестать распространять труды опального профессора.

— Да? — девушка плотно сжала рот, словно проглотила кислятины. — А как же свобода печати?

— Не мне об этом судить. Зато теперь вы видите, почему за стойкой ведутся столь серьезные беседы — Чолли никогда не упускает шанс повысить образование своих посетителей. Стоит ему приохотить их к дискуссии, как они получают доступ к личному кабинету Бармэна — там всегда наготове бочонок с имбирным пивом, а стеллажи сплошь заставлены книгами.

Девица была потрясена:

— Если вас послушать, то вы и сами не прошли мимо этих книг.

Дар заговорщически подмигнул и поднял буксирную веревку:

— Ну что, почапали?

Они прошли по аллее и свернули на улицу. Хьюмистка машинально передвигала ноги, погрузившись в свои мысли. Наконец она не выдержала:

— А что профессор, собственно говоря, здесь делает? То есть, понятно, претворяет свою теорию в жизнь, но почему здесь? А не на планете, расположенной поближе к Терре?

— Похоже, это как-то связано с партией лордес.

— Вот фашисты! Я знала, что они хотят подчинить себе Ассамблею, но не имела понятия, что точат зуб и на образование.

— Судите сами, — Дар развел руками, — эти деятели утверждают, что нам необходимо эффективное централизованное правительство, другими словами говоря, проповедуют тоталитаризм. А для тоталитарного режима либеральное образование — самая сильная угроза.

— Наверное, вы правы, — ее лицо затуманилось. — Да, конечно. И что же вышло из его затеи?

— Чолли об этом не распространяется, но насколько я понял, его пытались на Луне убить. Профессору пришлось бежать. Убийцы преследовали его по пятам. Он удирал от них до тех пор, пока не оказался здесь.

— А здесь разве безопасно?

Дар улыбнулся:

— Да, пока всем заправляет генерал Шаклер. Кстати, раз уж мы собрались путешествовать вместе, давайте перейдем на ты и познакомимся. Я — Дар Мандра.

Девушка протянула руку:

— Саманта Байн. Зови меня Самми.

Дар торжественно пожал узкую ладошку и одарил Саманту самой теплой улыбкой из своего арсенала:

— Рад познакомиться, Самми. Добро пожаловать на нашу Terra Incognita.

— Да, — задумчиво произнесла она, — я вижу, здесь много такого, друг Горацио, что не попало в официальный рапорт.

* * *

Самми оглядела городские ворота и нахмурилась:

— Странно. Мне казалось, что города, окруженные крепостными стенами, отошли в небытие вместе со средними веками.

— Это произошло с изобретением пушек, которых не было у вольмарцев, когда была основана наша колония.

— А что, теперь у них есть пушки?

— Видишь ли, — попытался уклониться от ответа Дар, — скажем так, славные ребята аборигены плодотворно работают над этим.

— Эй! Вы! Там! Стоять!

Они оглянулись и увидели, как к ним направляется капрал в безукоризненно отглаженном кителе и бриджах.

— Послушай, Дар Мандра! — выпалил он, остановившись в нескольких шагах. — Ты бы должен знать, что начиная с двух часов пополудни не стоит выходить на прогулку.

— Неужели уже два часа? — Дар глянул на солнце. — Действительно. Боже, как летит время! — он развернул гравинарты по направлению к городу, который они только что покинули. — Пошли, Самми, пристроимся возле стены.

— Зачем? Что случилось?

— Вообще-то говоря, ничего. Просто настало время для одного из тех военных действий, которые ты обличала с таким гневом.

— Время?! — сдавленно пискнула Самми. — Вы что же, заранее определяете время этих побоищ?

— Разумеется. В восемь утра и в четырнадцать-ноль-ноль с восьмичасовым перерывом. Перерыва вполне хватает, чтобы отдохнуть, принять котловое довольствие и даже вздремнуть часок-другой.

— Восьмичасовой перерыв? Но между восьмью и двумя всего шесть часов.

— Ничего подобного. На Вольмаре двадцативосьмичасовые сутки, так что полдень приходится на четырнадцать-ноль-ноль, — Дар подтащил нарты к стене и сел на корточки, привалившись спиной к стене. — Постарайся, пожалуйста, не сходить с этого места.

— Не переживай, — Самми уселась рядом и с гордым видом скрестила руки на груди. — Я хочу добраться до Терры и рассказать о столь вопиющем бездушии. У меня нет желания угодить под случайный луч бластера.

— Бластера можно не опасаться, но тебя вполне могут затоптать.

Внезапно на гребне холма возникли ярко раскрашенные фигуры. Самми вытянула голову:

— Аборигены?

— Да, вольмарцы, — подтвердил Дар.

— Они лиловые от рождения?

— Нет, просто боевая раскраска. Не правда ли, набедренные повязки цвета шартреза* [4] в сочетании с лиловым создают приятную для глаза цветовую гамму?

Воины выстроились в неровную шеренгу, потрясая шестами с белыми наконечниками и голося во всю мочь:

— Голокожие, спускаться вниз! Тюремщики бедная туземец, сегодня вольмарцы сбросят заоблачное иго! Великий Вождь голокожих не досчитается большинства щенков из свой помет!

— Традиция! — пояснил Дар.

— Этикет? — с интересом спросила Самми.

— Нет. Угрозы для разогрева перед схваткой.

— Понятно, — Самми пожевала губу. — Но эти выражения! Я еще могу понять, почему они выкрикивают их на английском, но почему не на литературном, а на пиджин инглиш* [5]?

— Честное слово, не знаю, — пожал плечами Дар. — Кое-кто давно ломает над этим голову. Самым убедительным выглядит объяснение, что туземцы переняли этот диалект из голофильмов со стереотипным представлением о дикарях. Как правило, вновь открытые цивилизации чертовски романтичны.

Из ворот появились солдаты, выстраиваясь в четкую линию на расстоянии сотни метров от вольмарцев. Их обмундирование было вычищено, брюки отутюжены, сапоги отражали солнце, пряжки и пуговицы сверкали. Свои шесты — такие же, как у вольмарцев — они держали строго под углам в сорок пять градусов перед собой, уперев их в землю.

— Шаклер весьма заботится о моральном духе солдат, — продолжал пояснять Дар. — Каждый получает два премиальных кредита, если его сапоги надраены, еще два, если форма выстирана, еще два, если отглажена, и так далее.

Солдаты переговаривались кривыми ртами, не поворачивая головы друг к другу.

Дар со спутницей слышали отдельные фразы:

— Чертовы вольмарцы считают, что владеют целой планетой.

— Не могут по-человечески разговаривать, пока их как следует не проучишь!

— Если хотят навязать свою власть, то им придется здорово почесаться.

Самми покосилась на Дара.

— О чем они? Неужели солдаты считают вольмарцев правительством?

— Да, — повернулся к спутнице Дар.

Самми оглядела боевые шеренги:

— А где же оружие?

— Оружие? — Дар удивленно уставился на нее. — За кого ты нас принимаешь, за дикарей?

— Но ведь ты же сам сказал...

«Донг-г-г», — прозвучал гонг с крепостной стены, и офицеры, увлекая шеренгу в атаку, закричали:

— Вперед, за демократию!

Вольмарцы заулюлюкали и бросились навстречу солдатам.

Шеренги столкнулись и тут же распались на множество мелких групп, члены которых вопили и размахивали шестами.

— И это называется цивилизованными военными действиями? — Самми совсем растерялась.

— Да, — ответил Дар. — Нельзя убивать или калечить. Поверь, нам и без того не хватает солдат.

Она уставилась на него с недоверием:

— Как же определяют победителя?

— Взгляни на шесты, — указал Дар рукой. — Вместо наконечников мягкий мел. Заденешь противника, остается пятно.

Мимо вихрем пронесся солдат, преследуемый вольмарцем, вопящим, словно второгодник на школьной перемене. Внезапно солдат метнулся в сторону, присел и отмахнулся шестом. Грудь преследователя украсилась длинной белой полосой. Он резко затормозил, ошеломленно взирая на свой обесчещенный торс. Потом лицо туземца побурело и он двинулся к солдату, угрожающе замахиваясь дубинкой.

— Время от времени кто-нибудь не выдерживает, — пробормотал Дар вполголоса.

Заверещал свисток. Рядом объявился офицер:

— Отставить! Эй, местный, к вам обращаюсь. Для вас война окончена! По-моему, это так же очевидно, как и отметка мелом. Шагом марш куда следует, а то призову одного из ваших вождей.

— Поработители бедный невежественный дикарь, — возмутился вольмарец. — Наша поднимет восстание! Мы еще одолеем супостата!

— Завтра, завтра. Отложим восстание на потом, а пока отойдите за боковую линию, будьте добры! — и офицер замахал руками.

Вольмарец с места не сдвинулся, багровея от возмущения, потом в сердцах швырнул шест на землю и побрел ко все растущей толпе аборигенов и солдат.

Офицер похвалил подчиненного и вернулся обратно на поле битвы. Солдат вразвалку продефилировал мимо Дара, бросив на ходу:

— Один-ноль в пользу наших. Неплохо, приятель?

— И десять кредитов на твоем счету, — откликнулся Дар. — Совсем неплохо, приятель!

Солдат довольно ухмыльнулся, помахал на прощание рукам и потрусил вслед за командиром.

— Десять кредитов! — ахнула Самми, бледнея. — Генерал платит за каждую голову?!

— Да нет же! Ведь пометили не его, а он. Вольмарцы заплатят.

— Вольмарцы?!

— По окончании сражения вольмарцы перечислят солдату положенные десять кредитов. Должен же быть хоть какой-то риск в сражении, разве не так?

— Да, — согласилась Самми. — Конечно. Риск должен быть, — она поморгала глазами, — хотя бы финансовый. Я вижу, что не так уж тяжко приходится... э... павшим на поле боя.

— Что? — Дар посмотрел на поле: вольмарцы вперемешку с солдатами расселись на траве, дружелюбно болтая. Пара рядовых и трое воинов сновали тут и там, разнося кружки с пивом. — А почему бы и нет. Надо же как-то заполнить пустоту ожидания.

— Да, — согласилась Самми. — Почему бы и нет.

Внезапно зазвучали свистки по всему театру военных действий. Кипевший на поле битвы хаос резко сбавил обороты, распавшись на отдельных исполнителей. Большинство из сражающихся было явно недовольно.

— Отбой! — скомандовали офицеры.

— Урок войны окончен, — вторили им вожди вольмарцев. Противники потянулись к бочкам с пивом. Гул голосов усилился.

— «Непрекращающиеся боевые действия», — пробормотала Самми, очевидно цитируя отчет.

Дар откинулся назад и принялся насвистывать.

К любителям пива приблизились две экзотические фигуры — полковник в парадной форме и вольмарец в пестрой накидке и пышном головном уборе.

— Наши высшие чины, — представил новых действующих лиц Дар. — А также члены комиссии по перемирию.

— Рефери, — буркнула Самми.

— Не понял.

— Впрочем, не важно.

Офицер отвел в сторонку каждого солдата, на мундире которого виднелись меловые отметины. Некоторые из меченых казались удивлены тому обстоятельству, что оказались в числе жертв. Командир согнал всех в кучу, выстроил в две шеренги и пересчитал. Те же действия произвел и вольмарский предводитель, после чего высокие договаривающиеся стороны встретились.

— Что касается братство вольмарцы, — обратился туземец к полковнику, — наличествует двадцать десять погибшие. С твоя сторона — тридцать два.

— У меня те же цифры, старина, так что спорить не буду.

Вождь ухмыльнулся и протянул раскрытую ладонь.

— Плати, вражина.

Полковник вздохнул, вынул чековую книжку, выписал вексель. Вольмарец с улыбкой спрятал трофей в складках плаща.

К ним приблизились лейтенант и один из вождей рангом помладше, каждый с бумагами в руке. Старшие по званию взяли бумаги и принялись их просматривать, переговариваясь вполголоса.

— Кажется, все, — полковник постучал ладонью по торцу своей пачки. — Только одно несоответствие.

Вольмарец кивнул:

— Я то же самое.

— Что ж, будем выяснять... О'Шварцкопф!

— Сэр! — из гущи пивососов выступил капрал и встал во фрунт, щелкнув каблуками. При этом он умудрился не пролить ни капли из пивного жбана, прихваченного с собой.

— Этот воин... гм... Кслитплокс утверждает, что пометил тебя. Подтверждаешь?

— Так точно, сэр.

— Кслитплокс! — рявкнул вождь.

— Тута я, — вольмарец выбрался из группы товарищей.

— О'Шварцкопф заверяет, он тебя метить раньше, — обратился к подчиненному вождь.

— Так оно есть, — кивнул Кслитплокс.

— Должно быть, стакнулись, — заметил полковник.

Вождь пожал плечами:

— Поравняй их. Удар по нулям.

Полковник кивнул:

— Хотят обменяться десятками, их дело. Ладно! — он похлопал стопкой банкнот по бедру и отсалютовал вольмарцу:

— Кто куда, а я прямиком в банк.

— Я тоже идти, — вольмарец подхватил с подноса проходившего мимо солдата две кружки пива. — Выпить в честь дружба?

— Не возражаю, — полковник принял кружку. — За революцию!

— Ваз хель! — вольмарец чокнулся с ним. — Все на баррикады! Мы сломить и похоронить коррумпированное колониальное правительство.

— А мы покончим с тиранией Вольмара! Твое здоровье!

— За тебя! — согласился вольмарец и они выпили.

— Что же это такое? — набросилась на Дара Самми. — Кто против кого восстает?

— Все будет зависеть от того, у кого ты спрашиваешь. Я хочу сказать, что каждая сторона называет себя законным правительством планеты, так что каждый считает, что должен организовать сопротивление против правящего режима.

— Что за кретинизм! Да любой видит, что вольмарцы законные собственники планеты.

— Это еще почему? Они здесь такие же пришлые, как и мы.

— Да как ты можешь так говорить! — возмутилась Самми.

— Читал книгу по истории. Вольмарцы на самом деле потомки тонитов, последней оппозиционной субкультуры. Тебе надо бы послушать их музыку они различают целых двадцать четыре тона. Тониты оказались здесь, спасаясь от современной цивилизации.

Самми передернула плечами.

— Это ничего не значит. Все равно они прибыли сюда первыми.

— Спорить не буду. К тому же им кажется, что мы последовали за ними и опять хотим командовать. В конце концов, над нами стоит правительство, их же представления о политических дебатах сводятся к тому, что все усаживаются в кружок и спорят до тех пор, пока не охрипнут.

— Звучит просто божественно, — пробормотала Самый, закрывая глаза.

— Может быть, для постороннего это выглядит и так, но генерал Шаклер по-прежнему остается здесь единственным достаточно сильным правительством, против которого можно восстать. По крайней мере, так считают вольмарцы.

Нам, в свою очередь, кажется, что туземцы пытаются указать нам, как проводить колониальную политику. А этого мы не потерпим.

— Это ваше право, — пожала плечами Самми. — Мне, пожалуй, не стоит заводиться: сегодня я видела одну из самых бескровных боевых стычек, какую могла себе вообразить.

— Это уж точно, особенно если вспомнить, что здесь творилось первый год или два.

— Шла настоящая война?

Дар нахмурился:

— Привязав камень к концу палки, можно убить человека. Так оно и было на первых порах. Я видал немало проломленным черепом и тел, пронзенных копьями. Наши потери были поистине кровавыми.

— А мертвые вольмарцы выглядели предпочтительнее?

— Тогда нам казалось так, — Дар поморщился от нахлынувших воспоминаний. — Трупы вольмарцев были чисты, как клиенты морга. Лишь маленькие крохотные дырочки и никакой крови — лазер следов не оставляет.

Самми побледнела и схватила его за руку.

— Достаточно.

— Извини, — сказал Дар. — Вот уж не думал не гадал, что я такой искусный рассказчик.

— У меня чересчур богатое воображение, — Самми прислонилась к нартам. — Сколько тебе тогда было?

— Восемнадцать.

— И никто не мог придумать, как остановить бойню?

— Никто. А потом губернатором назначили Шаклера.

— И он сразу решил проблему. Заговорил всех до смерти?

Дар опешил:

— А ты откуда знаешь?

— Да я просто пошутила. Нельзя же в самом деле остановить войну словами!

Дар пожал плечами.

— Возможно, он взмахнул волшебной палочкой. Во всяком случае, ему удалось разговорить вольмарцев. Как, никто не знает, но в конце концов он склонил их к подписанию договора о нынешнем порядке ведения войны.

— А ты сильно удивишься, если открою тебе секрет? Человеку ничто человеческое не чуждо, понял?

— Временами человеки об этом забывают, — печально сказал Дар. — Что касается меня, то я верю Шаклеру, что бы он ни сказал.

— Надо понимать так, что все остальные придерживаются похожего мнения?

Дар кивнул.

— Пройдись по адресу секретаря флота, поизмывайся над исполнительным секретарем Федерата, можешь даже посмеяться над богом, но против генерала Шаклера слова не скажи.

Самми нахально улыбнулась:

— Мне кажется, что тому, кто скажет, придется несладко.

— Каких размеров «несладко» тебя устроит, чтобы стало понятно? Обычный стандарт — полметра в ширину, два в длину и три в глубину.

— Ишь ты, выступил против и загремел в могилу. Не должно быть у человека такой власти!

— Власти? Шаклер даже не приказывает! Так, просит...

— Ага, и все с ног сбиваются, кто быстрее выполнит. Отвратительно!

Дар окрысился:

— От солдата никто не требует привлекательности, солдат должен быть отвратителен, как отвратительно само понятие войны.

— Сексуальный стереотип воина должен быть привлекательным в высшей степени, — безапелляционно заявила Самми.

— Хорошо, хорошо, — усмехнулся Дар. — С другой стороны, скажи, какие чувства можно испытывать к человеку, который мало того, что спас тебе жизнь, но и сохранил твое реноме?

— Мое реноме не нуждается в сохранении.

Дар решил не ввязываться в спор:

— Послушай, Самми, войну можно остановить двумя путями: либо кто-то победит — а здесь этого не предвиделось, либо каким-то образом спасти реноме обоих противников. Шаклер избрал второй путь.

— Поверю тебе на слово, — Самми скорчила мину оскорбленной невинности. — Допустим, генерал нашел способ спустить пар, который возник в котле контакта от соприкосновения двух культур.

— Не только, — сказал Дар, — его метод дает разрядку любым внутренним побуждениям.

— Не хочешь ли сказать, что он предвидел и лечебный эффект своего нововведения?

— Обязательно. Ведь Шаклер — психиатр.

— Психиатр?

— Ну, конечно. Случайно руководство флота назначило губернатором именно того, кто больше других подходил для управления тюрьмой. Я хочу сказать, что каждого оказавшегося здесь обязательно тревожат проблемы личного плана.

— Даже если этот каждый не псих, — подхватила Самми, — то через полчаса, проведенных на этой планете, он сделается таковым. Но ведь Шаклер — мазохист.

— А кто еще способен выдержать такую работу? — Дар обозрел поле боя. — Кажется все стихло. Пошли.

Он перекинул веревку через плечо и потопал по равнине. Самми последовала за нартами:

— Не хотелось говорить, но признаюсь, что у меня мозги пошли набекрень.

Дар покосился на нее:

— Надеюсь, ты не обиделась?

— Да нет. По правде говоря, мне надо было с кем-то поделиться.

— Ага, наконец-то я дождался комплимента. А сначала у тебя сложилось не совсем верное представление о нас?

— Какой ты деликатный, — фыркнула она. — Не спеши радоваться. Я пока не могу утверждать, что ошибалась, но... э... скажем, встретила не то, что ожидала.

— Интересно, что же ты ожидала встретить?

— Отбросы общества, — отрезала она.

— В принципе, так оно и есть. Это лишь вопрос определения. Уже одно то, что ты в тюрьме, ставит тебя на самую низшую ступень положения в обществе.

— Но ведь в тюрьму попадают преступники.

— Может быть, когда-то так и было, но теперь могут сослать только за то, что ты оказался не на том месте не в то время.

— Это вопрос спорный.

— Нет, не спорный, — Дар сжал губы. — Можешь мне поверить.

— Убеди меня.

— Послушай, в тюрьме, даже такой большой, как эта, считается неэтичным спрашивать, по какой причине ты сюда угодил.

— Я так и поняла, — Самми пристально поглядела на него. — Но меня трудно упрекнуть в пристрастии к этике, поэтому я спрашиваю.

Лицо Дара побледнело. Он стиснул челюсти, потом глубоко вдохнул.

— Твоя взяла. Но, скажем так, речь пойдет не про меня, а про кого-то другого, с кем я знаком. Ладно?

— Воля твоя, — согласилась Самми.

Несколько минут Дар двигался молча, потом начал:

— Назовем его Джорджем.

— Назовем, — согласилась Самми.

— Джордж рос обычным мальчуганом. Сама знаешь, приличные родители, маленький городок с прекрасными учителями, никаких хлопот. Но школа ему надоела, и он сбежал.

— Его забрали в армию?

— Нет. Юный идиот записался добровольцем. А поскольку у него не было абсолютно никаких познаний в бухгалтерии и товарном учете, то его, разумеется, направили в интендантское подразделение.

— И там ты с ним познакомился?

— Можно сказать и так. Во всяком случае, из Джорджа сделали извозчика: научили, как управлять космическим буксиром. И он по уши увяз в перегрузке товаров с заатмосферных челноков на звездолеты и обратно. Воображал себя асом и все такое прочее.

— А мне показалось, что твой приятель завербовался в армию.

— Даже пехоте для сопровождения придают парочку звездолетов. Во всяком случае, это была отличная работа, но потом и она Джорджу надоела.

Самми прикрыла глаза.

— И он захотел сменить род занятий?

— Да, — кисло признался Дар. — Он подал документы, чтобы его перевели. И его перевели. Клерком на склад. Повышение, чтоб у них глаза повылазили! Джордж чуть с ума не сошел, болтаясь весь день под складскими перекрытиями в заботах о том, чтобы роботы правильно уложили правильные предметы в правильные ящики, а правильные ящики в правильные контейнеры. А в столовке он постоянно слышал хвастливые байки своих коллег по учету и контролю о том, как даже генералам приходится считаться с сержантами во главе компьютерных отделов, иначе товары, которые закажут армейские шишки, могут случайно оказаться отправленными на противоположную окраину Федерата.

— Звучит впечатляюще.

— Да, особенно для юнца. И тогда Джордж решил продвинуться по службе.

— Что ж, — тихо вставила Самми, — если усердно работать, то должны быть подвижки по службе.

— Да, конечно, — отозвался Дар. — В общем, так оно и случилось с Джорджем. Парень, правда, знал немного о компьютерах, всего лишь школьный минимум, поэтому рьяно взялся за обучение программированию. Сама знаешь, вечерние курсы по три часа в день плюс самоподготовка. И это сработало. Он успешно сдал экзамен и ему присвоили капрала.

— Пока все складывается удачно. Его усадили за компьютер?

— Несколько месяцев он только и делал, что вводил в память числовой материал. К концу первого месяца Джордж назубок выучил код каждого армейского взвода, каждого армейского звездолета. К концу второго наглядно представлял себе пункты их дислокации.

— А к концу третьего он уже понял, что эта работа ничуть не лучше общения со складскими роботами?

— Точно. И тут сержант подсовывает ему цифры, которые не вписываются в привычные рамки кодовых значений. Джордж отпахал достаточно долго, чтобы успешно расшифровать индекс товара, который оказался гигантской отопительной системой, и шифр назначения, указывающий на Гамму Бетельгейзе.

— Гамма Бетельгейзе? — Самми нахмурилась. — По-моему, я встречала упоминание данного объекта в каком-то рапорте. Это, случаем, не Планета Джунглей?

— Она самая, — кивнул Дар. — Джорджу приходилось отправлять туда пестициды и кондиционеры. Так что отопительный агрегат никак со всем этим не стыковался. Он помчался к своему сержанту и бодро отрапортовал о предотвращении дорогостоящей ошибки, видя себя уже повышенным в звании.

— А сержант велел ему заткнуться и делать, что велят?

— Да, Самми, у тебя есть опыт по части бюрократических штучек. Как говорится в девизе рядовых исполнителей? «Наша участь — не спрашивать зачем, а действовать и нести ответственность». У Джорджа было развито чувство ответственности! И тут он припомнил треп в столовке, почему генералы должны считаться с каптенармусами.

— А твой сержант, по всей видимости, не исключение из этого правила.

— Не будем о нем. Джордж поступил так, как считал правильным.

— Он настучал на сержанта?

— Он не был настолько глуп. В конце концов шифр — это всего лишь набор цифр. Кто способен понять, как эти числа попали в компьютер и откуда? Никто. И на второй вопрос, кто мог повлиять на сержанта, ответ тот же самый: никто. А вот сержант был способен превратить жизнь Джорджа в кромешный ад. Ни к чему хорошему донесение о проступке сержанта привести не могло. Так что Джордж выкинул фокус похлеще. Он поменял индекс отопительной системы на индекс гигантского кондиционера.

Глаза Самми расширились.

— Не может быть!

— Вот и тебя, — сказал Дар с горечью, — заела эта бюрократическая машина. Джордж был невиновен, он следовал инструкциям по эксплуатации компьютеров и считал, что люди должны быть столь же логичны.

Самми покачала головой:

— Бедняжка, что сталось с ним?

— Какое-то время ничего не происходило, а с Гаммы Бетельгейзе жалоб не поступало.

— Наверное, сержант стал придираться?

— В том-то и дело, что нет. Джордж должен был сообразить, что это неспроста. Но, как я уже говорил, он был еще мальчишкой и не разбирался в сержантской психологии. Он не выдержал томительного ожидания и послал запрос по системе связи с целью выяснить, что же случилось с грузом.

Самми даже глаза прикрыла:

— Во дает!

— Да-да. Это было сделано не для того, чтобы привлечь к себе внимание, но со стороны представлялось именно так. На Гамме Бетельгейзе все было нормально. Командующий даже отправил приказ о наложении взыскания на лейтенанта, который проморгал включить кондиционер в список, ибо охладитель уже спас в госпитале несколько сот жизней. Так что не успел рабочий день закончиться, как Джорджу было приказано срочно явиться к сержанту.

Сержант метал громы и молнии. Джордж сделал попытку объясниться, но сержант ничего слушать не хотел. Для него важнее была собственная холка, которую за невыполнение приказа относительно отправки отопительной системы успел ему намылить лейтенант, чью холку уже намылили по приказу командующего. Под занавес сержант заявил, что Джордж поступает в распоряжение лейтенанта для дисциплинарного взыскания.

— Значит, лейтенант хотел досадить генералу с Гаммы Бетельгейзе?!

— Либо лейтенант, либо кто-то из его начальников. Кто знает? Может, у Главнокомандующего служил какой-нибудь офицер, который поссорился с лейтенантом Джорджа еще в академии. Так или иначе лейтенант дал ход заявлению сержанта о дисциплинарном взыскании. Джорджа разжаловали в рядовые и приказали явиться для дальнейшего прохождения службы на Эту Кассиопеи.

— Могло быть и хуже, Дар, — высказалась Самми.

— Джордж слышал, что на Кассиопее воюют, но это его мало тревожило после общения с сержантами и лейтенантами. Хуже было другое, лейтенант, заимевший на него зуб, возглавлял подразделение компьютерной службы.

— Ой, ты хочешь сказать...

— Вот именно. У предписания оказался иной код, нежели у Эты Кассиопеи.

— Да ты что?!

— И когда Джордж в первый раз показал свое предписание сопровождающему офицеру, тот мгновенно решил, что раз рядовой направлен на тюремную планету Вольмар, следовательно, является преступником, а посему заковал молодца в кандалы.

— До чего же тонко, — пробормотала Самми, глядя в пространство. — Попасть за решетку без права последнего слова, чтобы смягчить решение трибунала... Этот лейтенант и в самом деле умник.

— Он просто неплохо разбирался в Системе. Вот как Джордж оказался на пути сюда и ничего не мог с этим поделать.

— Разве он не мог подать апелляцию? Да что это со мной, — Самми закусила губу, — конечно же, нет.

— Да, — вздохнул Дар. — Джордж сидел в карцере. Кроме того апелляция подается по компьютерной сети, а лейтенант... Да и кто подпустит преступника к терминалу?

— Но разве Джордж не мог обратиться к капитану звездолета?

— Зачем? Каждый заключенный утверждает, что невиновен. И еще, как только в твоем деле появляется запись о направлении на планету-тюрьму, тебе на лоб автоматически ставится клеймо преступника.

Самми медленно покачала головой:

— Месть, продуманная до деталей. Лейтенант заставил Джорджа страдать, загнав его к черту на рога с гарантией, что жертва не сможет отомстить, — она заглянула в глаза Дару. — Или, может быть, ты сможешь вернуться к нормальной жизни по истечении срока?

Дар покачал головой:

— Ни о каком сроке речи быть не может. На Вольмар ссылают только пожизненно, — он остановился и показал направо:

— Там кончается жизнь.

Самми повернулась.

Они стояли посреди широкой плоской равнины. В нескольких сотнях метрах правее от них возвышался пакгауз, отгороженный высокой изгородью.

Под ногами поблескивала в лучах местного светила почва, испещренная спекшимися в стекло проплешинами.

— Космопорт, — ткнула пальцем Самми в ту же сторону, куда показывал Дар.

— Чудесный пейзаж на первый взгляд, не так ли? Командование предпочло возвести его в самом унылом месте планеты, чтобы новоприбывшим жизнь медом не казалась. Здесь закончилась карьера Джорджа.

— И началась новая жизнь?

Дар отрицательно покачал головой:

— Два года он старался понять, что лучше: день, когда вольмарцы швыряют в тебя всевозможными колющими и режущими предметами, или ночь, когда над тобой измывается охрана? — он показал глазами на пакгауз:

— В конце концов парень уяснил, что худшее из зол на Вольмаре — охранники. У горилл, пусть настоящие обезьяны простят мне это сравнение, не только телосложение гориллы, но и соответствующий интеллект. Любимое занятие причинить боль более слабому. А кто слабее на планете-тюрьме? Ответ ясен: тот, кто на нее попал не по своей воле — заключенные.

— Да, кстати, а где охрана? Я что-то ничего гориллообразного пока не встречала.

— Бог их знает, куда их загнал компьютер. Когда сюда прибыл Шаклер, охране пришлось ретироваться.

Самми даже остановилась.

— Это невозможно.

— Почему? — Дар огляделся по сторонам. — Сама же сказала, что охранников не видела.

— Откуда я знаю, для меня военная форма едина.

— Шаклер решил, что ношение формы вселит боевой дух в заключенных. До этого мы щеголяли в традиционных полосатых робах.

— И все-таки, какая же тюрьма без охраны?

— Вопрос сформулирован неверно. Попытайся взглянуть на все глазами психиатра. Спрашивается, на кой ляд нужна охрана?

Девушка сосредоточилась.

— Наверное, для того, чтобы у пленников не было возможности сбежать...

— Куда? — Дар обвел рукой вокруг. — К вольмарцам в деревню? Так мы же враги с самого начала.

— Нет-нет. Удрать с планеты вообще, туда, где весь остальной мир.

— Как ты себе представляешь подобный побег?

Самми открыла было рот, но замерла.

— Если у тебя возникнет какая-нибудь конструктивная мысль, рад буду выслушать, — глаза Дара насмешливо блеснули.

Самми захлопнула рот, аж лязг пошел:

— Нужно набрать побыстрее скорость убегания* [6].

— Гениально! И как ты себе это мыслишь? Заняться спринтом? Взмахнуть руками?

— Не язви, для этого требуется всего лишь угнать звездолет.

— Мы об этом думали. Корабль прибывает сюда раз в месяц. Ты сама на таком прилетела и знаешь, где он находится?

— Звездолет на планету сесть не может, — стала рассуждать Самми вслух, — значит, крутится по орбите...

— ...вокруг луны Вольмара. Так что пассажиры доставляются с планеты сперва на спутник и только потом непосредственно на звездолет. Спускаемый с корабля челнок оборудован скрытыми видеокамерами, да и накопитель на луне тоже под непрестанным наблюдением, так что экипаж звездолета всегда в курсе происходящего.

— Скрытые видеокамеры? Откуда ты знаешь?

— Шаклер предупредил, прежде чем выдворить охрану с планеты.

— А как поступит капитан звездолета, если поймет, что в накопителе беглецы? — задала вертящийся на языке вопрос Самми.

— Очень просто: дистанционно выпустит из накопителя воздух и отключит отопительную систему. А там вакуум, не забывай. Нет даже сторожа, чтобы было кого оглушить и забрать ключи.

Самми содрогнулась.

— Не волнуйся, — утешил ее Дар, — в любом случае нам не добраться до накопителя.

— Почему?

— Как ты спустилась вниз?

— С планеты прислали паром.

Дар утвердительно кивнул:

— А тебе не показалось странным, что когда вы прибыли, парома на луне не было.

— Да, но я решила, что просто с дисциплиной не все ладно.

— Дисциплина действительно разболталась, — согласился Дар, — но ты заметила, что паром прибыл после того, как улетел звездолет. Перед отлетом капитан корабля послал на Вольмар импульс, который включил двигатель парома всего лишь на двадцать четыре часа.

— За эти двадцать четыре часа можно захватить паром, — торжествующе заявила Самми, — прибыть в накопитель и дождаться следующего рейса звездолета!

— Не получится, — сказал Дар. — Кислород и тепло в накопитель подают два или три человека из экипажа сразу после того, как прибывает звездолет. Потом челноком туда отправляют заключенных. Еще через некоторое время прибывает баржа с планеты и забирает очередную партию. Кислорода в накопителе хватает лишь на время между рейсами челнока и баржи, так что все продумано.

— Бог ты мой, наверное, эту систему придумал Шаклер.

— Нет, так было всегда. Меня не удивит, если это — обычное явление для тюремных планет. К тому времени, когда Шаклер прибыл на Вольмар, он знал, что в охранниках нужды нет.

— Сколько здесь осужденных за преднамеренное убийство?

— Не так уж много. Большинство было осуждено за убийство в состоянии аффекта, — Дар передернулся, вспомнив, что его слова не вполне соответствуют истине. — Правда, среди нас оказалось несколько настоящих убийц, и трое из них неудержимо рвались к власти.

— Зачем им власть, если они не могут покинуть планету.

— Прости, но, по-моему, ты несешь чушь. Только подумай, вся планета в твоем распоряжении.

— Но ведь денег нет.

— Настоящих денег нет, это верно. Но я же не утверждал, что убийцы хотели обогатиться. Они стремились к власти.

— Да чего здесь желать? — ляпнула Самми.

— Спасибо, что ткнула меня носом в дерьмо.

— Ой, прости, сама не знаю, что на меня нашло.

— В общем, после того, как отсюда убралась охрана, стало еще хуже. С гориллами в форме каждый знал чего бояться. Но со своими сокамерниками никогда не догадаешься, кто задумал воткнуть тебе перо в бок.

— А разве ножи дозволены?

Дар раздраженно прокашлялся:

— Раз даже вольмарцы способны наточить кремневый нож, то кто мог остановить убийц теперь, когда убралась охрана? Шаклер же заперся за тройными замками в здании администрации. И тогда-то полезли наружу скрытые пороки, и пришла Ночь Длинных Ножей. Каждый, кто точил на кого-то зуб, вышел на охоту за жертвой или превратился в жертву сам. И не успели мы опомниться, как кровь полилась рекой, и появились банды, рыскающие в поисках плохо лежащего.

Самми фыркнула:

— Что ценного здесь можно отыскать?

— Жратву, например. Справедливое распределение продуктов приказало долго жить. Озверевшие арестанты взломали склады и попортили больше еды, чем съели, — Дара передернуло. — Вообрази схватку не на жизнь, а на смерть из-за поганой ветчины, членовредительство из-за головки овечьего сыра и горсть выбитых зубов из-за упаковки маргарина. Тогда-то я и решил забиться в какую-нибудь дыру.

— Ваш генерал не святой, а какая-то акула, — вспыхнула Самми. — Как он мог все это допустить?

— Мне кажется, он знал, чем это кончится.

— Вы могли перебить друг друга до единого. Стоило анархии внедриться в умы...

— Да, могли, соглашусь, однако вероятность тотальной гибели чрезвычайно мала. Нас здесь полмиллиона. Это крупное сообщество, а анархия нестабильна. Когда маленькие банды поняли, что не смогут отбиться в следующий раз от нападения, то стали объединяться. В конце концов возникли армии — мы же солдаты. Процесс шел незаметно, просто внезапно обнаружилось, что враждуют между собой не тысячи и не сотни, а всего три группировки.

— И во главе их стояли те три чудовища, о которых ты упомянул раньше?

Дар кивнул:

— Силы были примерно равны, и разборки ни к чему не привели, лишь погибло с полсотни человек.

— Догадываюсь, что стало дальше: двое из троих заключили перемирие?

— Нет, вольмарцы взяли нас в оборот.

— Ах да, действительно. Зачем им ждать, пока вы организуетесь.

— Верно. Мы перестали выставлять часовых, и у вольмарцев хватило ума напасть на нас ночью.

— Почему же вас всех не перерезали во сне?

— Потому что у каждого из Большой тройки имелись телохранители — главари опасались друг друга. Завыли сирены, поднялся шум, беготня, напомню опять, мы все-таки солдаты, и армейская выучка взяла верх. Итак, мы отбились. А потом с оружием в руках, еще не отойдя после ночного сражения, мы, естественно, обратились к сержантам: «Что делать дальше и кто виноват?» Мало-помалу сформировались роты. Выборные лейтенанты запросили по радио генерала Шаклера.

— Зачем им это... — Самми оборвала себя на полуслове. — Ах да, солдаты всего лишь разновидность бюрократов, никто не захотел брать на себя ответственность.

— Да, муштра отбивает инициативу, и после нападения вольмарцев привычка подчиняться старшему по званию взяла верх. Во всяком случае, Шаклер времени даром не терял и организовал собственную сеть наблюдателей.

К тому же генерал неслабо разбирался в тактике и стратегии, и когда к нему обратились за помощью, стал отдавать приказ за приказом, — Дар покачал головой, ухмыляясь. — Если, конечно, их можно было назвать приказами: «Лейтенант Уолкер, слева прорывается группа из пяти десятков вольмарцев. Мне кажется, вам следует перебежать им дорогу. Вот будет для них сюрприз. Лейтенант Эйбел, взвод сержанта Далтера справа от вас атакует превосходящие силы противника, вышлите, пожалуйста, подкрепление из вашего резерва».

— Не может такого быть! Какой генерал осмелится вежливо разговаривать с подчиненными? Это же плевок в сторону субординации!

— Его замысел мы поняли позже. По сути дела он намекал, что мы ведем собственную войну, и вольны поступать как хотим. Но если нужен совет, то он рад помочь.

— Я так понимаю, что его советы пришлись вам по душе.

— Да, не прошло и часа, как вольмарцы были прижаты к городской стене. И тогда Шаклер попросил лейтенантов оттянуть силы и дать возможность туземцам убраться восвояси. Ответ лейтенантов сводился к одному: «Нечего их жалеть! Надо показать этим подонкам, кто здесь хозяин». «Покажите, покажите, — ответил им Шаклер, — а у каждого из них полно родственников, минимум по шесть-семь на любого из вас. К тому же загнанный в угол заяц дерется как лев, чего ему терять? Уж если вы настроились уничтожить их до единого, то за каждого убитого туземца заплатите по паре солдатских жизней». И лейтенанты отступились, признав справедливость слов Шаклера.

Аборигены же, проявив чудеса изобретательности, перебрались через стену и растворились в окрестных лесах.

— Победа, — тихо прокомментировала Самми.

— Да еще какая! Ибо не успели вольмарцы исчезнуть, как появились наши самостийные диктаторы со своими приспешниками и подняли гвалт: «Все в порядке, парни, война закончена. Верните оружие и разойдитесь по домам». — Дар ухмыльнулся. — Их можно было понять: в конце концов, разве не они открыли для нас свои арсеналы.

— Надеюсь, вы не стали петь под их дудку?

— Конечно, нет. Их тут же взяли на прицел. Солдаты молчали, а наши лейтенанты начали переговоры с бандитами.

— Какие переговоры?

— Это зависело от характера. Наиболее добросердечные скомандовали: «Руки вверх!», а все прочие: «Пли!» Операция прошла быстро и где-то даже милосердно по сравнению с тем, что нам пришлось испытать по милости этих бандитов.

— Что же дальше?

— А дальше лейтенанты устроили совещание.

— Они кого-нибудь выбрали?

— Не сразу. На пост командующего претендовало четыре кандидата. С голосованием дело затянулось настолько, что все ожидали не придется ли палить опять, но уже друг в друга.

Самми содрогнулась:

— Да вы что, животные, что ли?!

— Насколько я понимаю, философы еще не пришли к единому мнению на сей счет. Мое любимое определение: «Человек — это животное, которое умеет смеяться». К счастью, лейтенант Мэндринг, наверное, думал как я.

— Кто такой?

— Парень с чувством юмора. Он предложил проголосовать за генерала Шаклера.

Самми хотела возразить, но призадумалась.

— Вот, вот, — усмехнулся Дар. — Так же среагировало большинство. Потом до ребят дошло, что это шутка. Они принялись хохотать до упаду. Когда отсмеялись до последнего, в помещении сгустилась тишина.

— И?..

— ...появился лейтенант Гриффин с предложением связаться с генералом и спросить его мнение по данному вопросу. Так лейтенанты и поступили.

Обрисовав генералу ситуацию, они спросили, как бы он поступил на их месте.

Генерал ответил, что готов принять командование, но вообще-то следовало бы избрать кого-нибудь из собственных рядов.

Самми улыбнулась:

— Хитро! И что же, лейтенанты вернулись к тому, с чего начали?

— Лейтенанты спросили генерала, как им выбрать самого достойного.

Шаклер ответил: достаточно выкрикнуть имя лейтенанта и пусть каждый, кто испытывает к нему полное доверие, поднимет руку.

— И как прошли выборы?

Никак. Ни один не набрал большинства. Тут лейтенант Мэндринг вновь поставил на голосование кандидатуру генерала Шаклера.

— Долго думали?

— Достаточно долго, чтобы понять, как каждый присутствующий проголодался. Когда подняли руки, то «за» проголосовало триста шестьдесят из четырехсот.

— И это за человека, который прятался в крепости, когда остальные сражались? Ничего не понимаю.

— Наверное, парням надоела анархия. А еще потому, что его советы помогли победить — потерь было немного. Солдаты ценят того, кто их не считает пушечным мясом. Шаклеру объявили, что он выбран на руководящий пост.

— Мне кажется, он остался доволен таким исходом.

— Трудно сказать. Парни, которые ходили к нему, рассказывали, что генерал только вздохнул и попросил содействия в формировании парламента.

Так что после завтрака народу пришлось заняться конституцией.

— Конституцией? В тюрьме?

— Почему бы и нет. Мы же избрали Шаклера демократическим путем. И это был поворотный пункт, с которого мы стали считать себя колонией. Когда писалась конституция, мы называли своего вдохновителя не генералом, а губернатором.

— Как щедро с вашей стороны, — фыркнула Самми, — называть его так, когда Терра уже присвоила Шаклеру этот титул.

— Да, но мы-то не принимали в этом участия. А раз он получил поддержку населения, то мог теперь губернаторствовать легитимно. Как только его позиция упрочилась, он предложил Совету провести ряд реформ.

— Совету?

— Да, нашему законодательному органу. Даже вольмарцы теперь норовят провести в него своих представителей. И первой реформой Шаклера стало введение денежного обращения на всей территории Вольмара.

— Ха! А для чего на тюремной планете деньги?

— Для начала Шаклер уговорил Чолли организовать свой бизнес, а потом и другие заклю... колонисты стали заниматься предпринимательством. Отсюда и пошло оздоровление экономики.

— Должно быть, теперь у вас полно доморощенных капиталистов?

— Это вопрос перспективы. Во всяком случае, появилась нужда в кредитках. Кто-то начал их копить. Потом Чолли стал платить бешеные деньги за трубочный лист...

— Опиумный король?

— Можно сказать и так. Понимаешь, для этого наркотика созрел готовый рынок сбыта. У него интересный эффект: никакой эйфории, никакого кайфа, он не устраняет боль, как морфий, зато замедляет старение. Им очень заинтересовались крупные консорциумы.

— Понятно, — хмыкнула девушка. — В воздухе запахло крутыми бабками.

— Затраты на организацию поставок влетели в копеечку, особенно поначалу, однако Чолли сумел договориться с аборигенами на взаимовыгодных условиях, и торговля с ними расцвела пышным цветом.

— Вследствие торговых контактов вольмарцы, конечно, уже перестали быть столь воинствующими?

— Смотри, какая догадливая, — Дар ковырнул землю носком сапога. — Дальше было совсем просто договориться о показательных сражениях.

— Итак, торговля разрастается, замаячило процветание, вы делаете первые шаги к единому обществу на планете и... — Самми оборвала себя и тряхнула головой. — Невероятно! Центральные планеты погрязли в коррупции и пришли в упадок, а вы здесь, находясь по уши в дерьме, умудрились создать энергично развивающееся общество! На Терре давно отчаялись что-либо изменить, потому что потеряли веру в способность повлиять на происходящее.

— Что?! — Дар был потрясен. — Но у жителей Терры есть все. У них...

— ...нет ни черта, — разозлилась Самми. — На Терре каждый знает, что до смерти будет вкалывать на той же работе, как и его отец, и ничего не сможет изменить. Есть своя конура, свои сервороботы, свой паек. И на этом точка!

— Но ведь у вас даже нищие имеют такие роскошные виллы, что диву даешься. Никому в голову не придет заниматься домашним хозяйством, все делают роботы. Остается масса свободного времени.

— Да? И чем же его заполнить?

— Делай, что пожелаешь! Даже такой простак, как я, слышал, что входит в ваш паек.

Самми пожала плечами:

— Ну, да. Если способен напиваться каждый вечер, ходи на благотворительные коктейли. Если падок на сексуальные излишества, не пропускай «обнаженных шоу»... Фу, какая гадость!

Дар потрясенно поцокал языком: очевидно, перед его затуманенным взором замелькали картинки из «обнаженных шоу», как он их себе представлял.

— А дальше что?! — продолжала Самми обнажать язвы современного общества. — К чему мы придем? Чего на этом пути достигнем! Конечно, — она криво ухмыльнулась, — если родился в семье члена правительства, то это меняет дело, но даже среди продажных политиканов полно сомневающихся в правильности выбранного пути!

— Но ведь, — Дар обвел рукой небосвод, — там тысячи незаселенных миров, которые ждут людей!

— Подумаешь, — горько усмехнулась она. — Люди уже обживают другие планеты, но на Терре от этого лучше не становится.

— Не становится?! Повторюсь, но у вас любой живет словно удельный князь!

— Да, ты так считаешь? — Глаза Самми заблестели. — А где все его слуги, музыканты, придворные, рыцари, готовые сразиться за одну лишь улыбку принцессы?

— Роботы, видеозаписи, голограммы тебя уже не устраивают? — голос Дара сочился сарказмом.

— Видишь ли, принцессой можно ощутить себя лишь повелевая подданными, а их не купишь ни за какие деньги.

Дар с интересом уставился на нее, присвистнул и покачал головой:

— Послушай, но это же чушь собачья!

— А еще декадентство и стагнация, — ехидно добавила Самми. — Все давно протухло. Чего я не могу понять, так это того, как вам удалось избежать подобных явлений?

— Наверное потому, что мы и так на самом дне. Я имею в виду, нам некуда дальше скатываться, остается только ползти вверх.

В глазах Самми вспыхнули огоньки надежды:

— Действительно. Вы — на границе обжитой части Галактики. Терра далеко и на ее помощь рассчитывать не приходится. Остается надеяться лишь на самих себя. К тому времени, когда правительство Федерации пришлет вам рекомендации по поводу той или иной сферы деятельности, окажется, что вы давно уже их или нарушаете или им следуете. И вообще им на все...

— ...наплевать? — Дар понимающе усмехнулся. — Потому что Вольмар клоака на краю обитаемой вселенной, и сюда ссылают тех, кого хотят сгноить? Меня не удивит, если узнаю, что и от Шаклера хотели избавиться.

— Нисколько в этом не сомневаюсь. Шаклер — человек действия. Он способен всколыхнуть стоячее болото, в котором каждая лягушка мнит себя подводной лодкой. Я его прекрасно понимаю, сама из той же породы.

— Неужели? — бросил Дар, пряча улыбку.

— Но ты еще не рассказал, как вам удается облапошивать аборигенов.

— Времени не было. Потерпи до заката, увидишь собственными глазами.

Загрузка...