Скрывая улики

Сэм подъехал к дому и посигналил под окном. Я махнул ему рукой, что сейчас спущусь, а сам приступил к выполнению особого ритуала, посвященного прощанию с Тарой. Чувствуя, что я скоро уйду, она обычно запрыгивала ко мне на диван, чтобы я ее погладил. Потом я клал на краешек дивана печенье, но она делала вид, что лакомство ее нисколько не интересует. Разумеется, к моменту моего возвращения от печенья не оставалось и крошки.

Сэм Уиллис – мой бухгалтер и мой друг, причем второе вовсе не вытекает из первого. По части финансов он просто гений, но при этом начисто лишен профессиональных амбиций. Вот почему я являюсь, пожалуй, единственным из его клиентов, кто умудрился по-настоящему разбогатеть. Когда на меня нечаянно свалилось кругленькое состояние, он радовался, как пятилетний малыш, которого привели в магазин игрушек.

Подходя к машине, я с опозданием сообразил, что не успел подготовиться к самой захватывающей игре, которая является неотъемлемой частью нашей дружбы. В свое время мы вместе придумали ей название – песенный диалог. Вместо обычных реплик мы взяли за правило обмениваться строчками из популярных лирических песен. Сэму в этом искусстве не было равных, я и в подметки ему не годился.

– Вперед, мой друг, – сказал я, садясь на сиденье рядом с водителем. – Прокатимся верхом!

Зачин вышел довольно хилый, я и сам это понимал, и Сэм лишь печально покачал головой. Подлинное искусство песенного диалога состоит в том, чтобы партнер мог тут же подхватить игру. А моя неудачная реплика вообще не предполагала никакого ответа.

Сэм мудро предпочел дождаться другого случая. Вместо этого он как бы вскользь заметил, что видел телепередачу, посвященную «делу Куммингза», и у него сложилось впечатление, что я выступаю адвокатом по этому делу.

– Могу я чем-нибудь помочь? – поинтересовался он.

Помимо того, что Сэм – финансовый гений и искусный песенный собеседник, он еще и волшебник по части компьютера. Он мне здорово помог, когда я работал над делом Лори. Вместе со своим напарником они добились таких фантастических результатов, что преступники устроили за ними настоящую охоту. Закончилась эта история трагически: его ассистент, Барри Лейтер, погиб. С тех пор чувство вины не отпускало меня ни на минуту.

– Не думаю, Сэм, что это потребуется.

Должно быть, мой уклончивый ответ его не убедил, и Сэм тут же вычислил причину.

– Это все из-за того, что случилось с Барри?

– И поэтому тоже. Короче, я не могу воспользоваться твоей помощью.

– Но ты же не виноват в том, что случилось, Энди. Мы миллион раз говорили с тобой об этом.

Конечно, он был прав, и потому я предпочел сменить тему разговора:

– Далеко нам ехать?

– Ну, если судить по карте… – пробормотал он и для пущей убедительности даже вытащил какую-то дорожную карту, – вниз по дороге, прямо под деревом, на берегу.

Мое сердце буквально зашлось от восторга. Дело было даже не в том, что Сэм, как бы между делом, процитировал «Вестсайдскую историю». Он вышел в искусстве импровизации на новый уровень. Не давая опомниться, он выстрелил в меня целой подборкой музыкальных тем. За считанные минуты он успел пригласить меня в отель «Калифорния», несмотря на то, что «мы все живем в желтой подводной лодке», и пообещал, что непременно на своих губах я почувствую «вкус меда».

Цель нашего следования – местная кулинарная школа – была уже совсем близко. И, что самое удивительное, она и в самом деле находилась «вниз по дороге, на берегу». Мы оказались в числе примерно восьмидесяти человек, которые явились на благотворительную дегустацию. Нас разделили на четыре равные группы и развели по отдельным комнатам, которые отличались от обыкновенных классов только тем, что на каждой парте вместо учебников расположилось по пять стаканчиков с вином.

– Похоже, будет классно, – сказал Сэм.

– Ура-ура, – откликнулся я без малейшего энтузиазма.

Мой друг поднял один из стаканчиков и провозгласил тост:

– Ну, Энди, за все хорошее!

– Не окажешь ли ты мне одну услугу, Сэм? Пожалуйста, не говори мне, что ты счастлив. О-о-о, так счастлив…

Итак, мы приступили к «обучению». Я словно перенесся на другую планету, где у людей принято пригубить глоточек вина, а потом долго и подробно анализировать свои ощущения. Причем с таким видом, будто они пытаются разгадать некую секретную формулу. Описывая нюансы вкуса, они употребляют такие мудреные слова, как «терпкий», «дубовый» и «искристый». Я был готов поклясться, что никогда прежде им не доводилось глотать или пробовать на зуб ничего терпкого, дубового или искристого. По крайней мере, я решительно не знал, каковы на вкус все эти понятия, и потому испытывал чувство неловкости. К своему стыду, я даже не вполне понимаю, о чем идет речь, когда люди называют вино «сухим». Допустим, я пролил немного на стол и промокнул лужицу салфеткой – можно ли считать, что это вино теперь «сухое»?

Казалось, все эти благотворительные откровения не только не просветили меня, но, наоборот, отупили настолько, что, когда все кончилось, я даже не соображал, какая сумма указана в чеке, который я подписываю. Я помнил только то, что обязательно должен отвезти домой Сэма, который к тому времени спал, уронив голову на парту и зажимая в одной руке нечто искристое, а в другой, наоборот, сухое и дубовое.

Я подписал чек, и мы медленно двинулись к машине. Шли мы гораздо дольше, чем даже могли, потому что нас без конца останавливали журналисты, их было не меньше двенадцати, причем трое или четверо были с телевидения, о чем свидетельствовали камеры и софиты.

– Привет, Энди, – окликнул меня один из репортеров. – Ты слышал, что говорят про Куммингза?

Ничего хорошего эти вопросы не сулили, и я понимал, что должен молчать, как партизан, или твердить: «Без комментариев». Мне ужасно хотелось узнать, о чем они все толкуют, но если я обнаружу свое любопытство, то тем самым неизбежно «прокомментирую» ситуацию.

– Нет, я не в курсе. Я ведь только что вышел с благотворительной дегустации.

Тут подлетел другой репортер.

– Никто не говорит, что это он совершил все эти убийства. Все говорят только о том, что он убил свою жену.

– Надо думать, под словом «все» вы имеете в виду прокурора. В отличие от Такера Закри, я надеюсь, что вопрос о виновности все-таки будет решать не прокурор, а суд присяжных. Спасибо, что пришли, ребята. Очень советую попробовать вина, особенно того, что с легким дубовым послевкусием.

Я продолжил свой путь к машине и слышал, как сзади, за моей спиной, Сэм комментирует мое странное поведение в своем неповторимом стиле:

– Не зная ласки матерей своих… Он голодал, он так страдал!..

Когда мне удалось наконец затолкать Сэма в машину, а самому кое-как устроиться на сиденье водителя, он вдруг взглянул на меня совершенно ясными глазами и трезво спросил:

– Наш мальчик и в самом деле невиновен?

– Именно это я и собираюсь выяснить.

Сэм видел меня насквозь и прекрасно понимал, что у меня есть очень серьезные основания сомневаться в невиновности своего клиента.

– А мне казалось, что ты всегда выбираешь только тех клиентов, которым сам веришь.

– Веру к делу не пришьешь.

– Эй, а ты уверен, что хочешь его защищать?

– Уверен, – сказал я без малейшей уверенности.

Сэм сокрушенно покачал головой:

– По-моему, тебе не следует этого делать.

Вот чего мне только не хватало, так это подобных советов.

– Поясни!

– Не ходи к нему на встречу, не ходи. У него гранитный камушек в груди.

Первые три коробки с документами по делу Дэниела Куммингза прибыли в понедельник, ровно в десять утра. Такер в очередной раз продемонстрировал, что намерен играть строго по правилам и вовсе не собирается попадать в неловкое положение из-за каких-то формальностей. Дело, которое он ведет, как всегда должно быть безукоризненным.

Нам доставили пока лишь малую часть тех документов, которые в дальнейшем будут приобщены к делу. Однако достаточно было прочесть первый документ и вспомнить о том, что это только начало, чтобы жизнь превратилась в кошмарный сон.

Первая коробка документов содержала технические выкладки. А поскольку я по природе своей человек, далекий от техники, то пришлось потратить немало времени, чтобы разобраться, что к чему. Если в двух словах, то речь шла о месте нахождения сотового телефона в момент, когда на него был получен звонок, сделанный с телефона-автомата. Все эти технические выкладки были призваны не оставить камня на камне от версии событий, изложенной Куммингзом. Получалось, что на момент звонка в ту ночь Дэниел находился от парка вовсе не в пятидесяти минутах езды, как он утверждал, а гораздо ближе. Более того, в той самой телефонной будке, откуда якобы ему звонил убийца, были обнаружены отпечатки пальцев самого Дэниела. Складывалось впечатление, что Дэниел звонил сам себе, и вся эта история со звонком маньяка была выдумана от начала и до конца.

Уже располагая этим доказательством, полиция получила ордер на обыск и, пока Дэниел находился в больнице, его дом и машину тщательно обыскали. В багажнике была обнаружена одежда Линды Падилла, а также шарф, которым жертва, судя по всему, и была задушена. Причем в этот шарф были завернуты отрезанные кисти ее рук.

Но и это еще не все. Три других шарфа, испачканные кровью, но, к счастью, без отрезанных рук, были найдены спрятанными у Дэниела дома, в туалете. Результаты экспертизы обнаруженных на них следов крови пока еще не готовы. Но лично я готов был держать пари, что ответ экспертов будет положительным.

Когда мы с Кевином и Лори дочитали документы до конца, в кабинете повисла такая жуткая тишина, что, казалось, мы слышим, как стекают капли крови с отрезанных рук. Лори первая нарушила молчание:

– Все это ужасно.

Кевин промолчал, а значит, полностью разделял высказанное мнение. Я же, будучи лидером стороны защиты, счел необходимым дать более позитивную оценку.

– Ну, что ж, такова точка зрения стороны обвинения. – Это было лучшее, что я мог придумать.

– А у тебя есть иная точка зрения?

– Пока нет, – сказал я. – Но я намерен ее выработать.

Лица моих друзей не свидетельствовали о бурном энтузиазме, скорее наоборот – они выражали вселенский ужас.

– Решайте, друзья, сами, – предложил я. – Если вы захотите выйти из игры, я на вас не обижусь.

– А ты остаешься? – уточнила Лори.

Я кивнул. То был не энергичный, исполненный энтузиазма кивок. Скорее это было похоже на то, что моя шея сначала безвольно ослабла, а потом с большим трудом вернула голову на место. Тем не менее выбор был сделан: я дал понять, что по-прежнему занимаюсь этим делом, причем исключительно ради Винса.

– В нашей практике уже были случаи, когда дело поначалу выглядело совсем плохо, – заметил Кевин. – Короче, я тоже остаюсь.

Мы оба посмотрели на Лори. Она прекрасно поняла, что Кевин намекал именно на ее «дело», когда против нее свидетельствовали чудовищные улики, но нам удалось их опровергнуть. С другой стороны, насколько я знал Лори, сама мысль о том, что придется помогать серийному убийце, приводила ее в ужас.

– Хорошо, – выдавила она наконец. – Я тоже остаюсь.

Я был несказанно рад, что мы по-прежнему вместе.

– А теперь давайте-ка попробуем это дело на зуб, – предложил я.

Спустя еще почти два часа коллективных умственных усилий я взялся в двух словах сформулировать стратегию, выработанную нами сообща. Выглядела она, прямо скажем, довольно хило, но это было все-таки лучше, чем ничего.

– Итак, одно из двух: либо Дэниел виновен, либо кто-то пытается его подставить. Поскольку первое предположение нас не устраивает, мы будем исходить из второго и придерживаться версии о существовании неизвестного злодея. Все, что нам нужно, это вычислить, кто он такой, и узнать, почему он пытается свалить вину именно на Дэниела.

Кевин, похоже, был не вполне согласен с моей формулировкой, что лишний раз доказывало, насколько он умен.

– Складывается впечатление, что мы ищем человека, который поймал первых попавшихся женщин, убил их и отрезал руки. Иными словами, какого-то психа.

Я понимал, куда он клонит, мне и самому не давала покоя эта мысль.

– …А псих навряд ли способен придумать и осуществить столь хитроумное преступление.

Лори, соглашаясь, кивнула:

– В противном случае, жертвы не были выбраны наугад.

Проблема заключалась в том, что у нас не было ни единого предположения, что общего могло быть у четырех погибших женщин. Юная медсестра, труженица панели, скромная старушка и кандидат в губернаторы. Было практически невозможно предположить, что этих женщин при жизни хоть что-то связывало. Но именно эту связь нам и надо было обнаружить в первую очередь.

Мы пришли к выводу, что сначала следует изучить каждое убийство в отдельности. Если мы сумеем доказать невиновность своего клиента хотя бы по одному из эпизодов, то таким образом снимем с него и все остальные подозрения. Мы старательно избегали разговора на одну щекотливую тему, а именно: если убийства на этом прекратятся, люди окончательно утвердятся в мысли, что Дэниел виновен. Иными словами, для того, чтобы выиграть дело, нам нужно, чтобы еще кого-нибудь жестоко задушили.

Кевин предложил привлечь к работе еще одного частного сыщика – Маркуса Кларка, который в свое время помог нам выиграть дело в защиту Лори. Методы его работы были настолько же нетрадиционными, насколько эффективными. Мы с Лори горячо одобрили эту идею, и Кевин вызвался разыскать Маркуса.

Кроме того было очевидно, что в нашем деле нельзя недооценивать роль общественного мнения, и эта часть работы целиком легла на мои плечи. Разумеется, я был не в восторге от такой перспективы, но важность этой задачи была несомненной.

Итак, два часа назад у нас на руках не было ничего. Теперь у нас есть стратегия и тактика, огромная куча информации, которую надо привести в систему, иначе говоря, вершина, которую предстоит покорить. Где-то очень глубоко внутри, настолько глубоко, что, возможно, это было всего лишь урчание в желудке, я почувствовал легкий позыв вступить в игру.

К участию в судебных делах я всегда относился как к захватывающей игре. Если в детстве я мечтал стать великим бейсболистом, то игра, в которую мне нравится играть сегодня, называется «уголовное право». Обычно она состоит всего лишь из одного гейма, и счет в ней не может быть, к примеру, четыре – семь. Победитель получает все.

Что ж, теперь я вполне готов. Мяч в игре.

Перед тем как дать согласие на три интервью, я просмотрел список из более чем тридцати предложений, который оставляла для меня Эдна. В течение всего дня каждая из программ, в которой я согласился участвовать, анонсировала мое будущее интервью как «эксклюзивное». Я согласился на такую постановку вопроса в том смысле, что буду беседовать с каждым из журналистов в отдельности. Разумеется, это вовсе не означало, что каждый услышит что-то особенное. Все понимали: то, что я скажу одному, я скажу и всем остальным. Теперь было бы неплохо придумать, что именно я собираюсь им сказать.

Я приехал в студию телевизионного центра в Форт-Ли, откуда передачи транслировались на всю страну с помощью спутника или еще чего-то в этом духе. Поскольку мы заранее договорились о том, что интервью должны проходить в одном и том же месте, своих представителей прислали сюда все три телеканала: Фокс, Эм-эс-эн-би-си и Си-эн-эн.

Хотя, по правде сказать, было бы гораздо лучше, если бы телеканал назывался «У!», а девиз его гласил: «Уклончивость». Или, скажем, телеканал «Для тех, кто спит», хотя я не уверен, что такие люди сегодня существуют.

Хотя среди моих собеседников и не было выдающихся звезд, каждый из них прилично владел своим мастерством. И каждый очень умело задавал вопросы, чтобы выпытать из меня улики, которые имеются в деле Дэниела Куммингза.

Кстати, я всегда получал огромное удовольствие от политических интервью и, как теперь выяснилось, не зря терял время на их просмотр. Основной трюк заключается в том, чтобы сказать то, что ты намерен сказать, совершенно независимо от тех вопросов, которые тебе задают.

Вот несколько наиболее типичных примеров.

Вопрос первый: Какую линию защиты предпочел ваш клиент?

Ответ: Он собирается защищаться так, как защищаются невиновные, потому что он невиновен. Мой клиент не сомневается в том, что суд его оправдает.

Вопрос второй: Какие улики против вашего клиента имеются у стороны обвинения?

Ответ: Пока об этом трудно говорить… Ясно лишь одно, что мы сумеем выстроить сильную линию защиты. Мой клиент не сомневается в том, что суд его оправдает.

Вопрос третий: Что вы ели сегодня на завтрак?

Ответ: Это хороший вопрос. Счастлив вам сообщить, что съел сегодня утром яичницу с беконом и блинчики. Ведь нам предстоит серьезная борьба, и мой клиент не сомневается в том, что суд его оправдает.

Последнее телешоу подразумевало, что я буду участвовать в передаче наряду с другими «экспертами», среди которых были и адвокаты, и представители прокуратуры. Все они проявляли чудеса красноречия, и было два момента, которые объединяли их всех. Во-первых, ни один из них не имел ни малейшего представления о фактической стороне дела и, во-вторых, никто из них не сомневался в том, что Дэниел будет признан виновным.

Потом перешли к ответам на вопросы телезрителей, и вот это было куда страшнее. В ходе всех моих предыдущих крупных дел общественное мнение, конечно же, придерживалось единой точки зрения и считало всех подозреваемых виновными. Но вокруг этого дела разыгрались особенно бурные страсти. Дэниела публика ненавидела лютой ненавистью, а вместе с ним ненавидела и меня.

Студию я покинул с огромным облегчением, после чего сразу поехал домой, где меня уже заждалась Лори. Она не на шутку расстроилась из-за того, что у меня пропал аппетит, хотя этот факт можно легко объяснить: в перерывах между интервью я от волнения съел никак не меньше тридцати пяти тысяч картофельных чипсов.

На протяжении всего обеда мы не сводили друг с друга глаз. Я таращился на Лори по причине ее несказанной красоты, от которой у меня буквально захватывало дух. Но поскольку Лори совсем не задыхалась, глядя на меня, то я заподозрил, что она таращится на меня по какой-то другой причине.

– Энди, я никогда не видела тебя таким.

– Что ты имеешь в виду?

– Обычно, когда ты начинаешь работать над новым делом, ты готов прыгать до потолка. Тебе всегда не терпится ввязаться в драку. То дело, которым мы сейчас занимаемся, по идее, должно вызывать в тебе массу любопытства. И что я вижу? Твое любопытство какого-то совсем другого сорта. Энди, объясни мне, пожалуйста, что происходит.

– Ну, ладно. Мне не нравится нынешняя ситуация. У меня такое ощущение, будто меня раздирают на части. Когда я играю, я должен жаждать безоговорочной победы. Но в случае с Дэниелом у меня нет этой жажды. Как его адвокат я должен добиваться его освобождения, но я вовсе не уверен в том, что его действительно нужно выпускать на свободу.

– В таком случае, может, тебе лучше отказаться?

– Может быть. А может быть, и нет. Ведь в чем смысл работы адвоката? В том, чтобы представлять позицию человека, который вполне может быть виновным. Единственный способ узнать точно, виновен он или нет, – это попытаться встать на его сторону.

Я пустился в такие назидательные рассуждения, что самому стало противно, и заставил себя замолчать.

– Он человек не бедный и в состоянии нанять себе другого хорошего адвоката. Вовсе не обязательно им должен быть ты.

– Так оно и есть, – неуверенно согласился я.

– Но его отца ты считаешь своим другом…

Лори, как всегда, смотрела в корень: всему причиной были наши отношения с Винсом. Она видела меня насквозь.

– Ну, вот ты и углядела во мне самое сокровенное.

Лори взглянула на часы:

– Я уже давно дожидаюсь возможности взглянуть на самое сокровенное.

С этими словами она наклонилась ко мне и поцеловала, а потом схватила за руки и потянула в спальню.

– Вот на этот счет у меня никогда не бывает двух мнений, – пробормотал я.

– Надеюсь, что ты говоришь правду.

Такого устрашающего впечатления, какое производит Маркус Кларк, на меня никто и никогда не производил. Его тело кажется железным. Поневоле приходит в голову, что если он что-нибудь себе сломает, то доктору придется чинить этот каркас с помощью сварочного аппарата. Поверхность его круглого черепа выбрита настолько гладко, что в нее можно смотреться, как в зеркало, и видеть свое отражение до мельчайших подробностей. Однако даже больше, чем его наружность, приводит в трепет его манера себя вести. Говорит он крайне мало, движется бесшумно и настороженно, короче говоря, представляет собой одну большую угрозу.

Преображается он только в присутствии Лори. Завидев ее, он начинает сиять или, по крайней мере, заметно смягчается, а иногда даже и разговаривает. То есть произносит отдельные предложения в среднем из трех слов. Всякий раз, когда мы оказываемся втроем, я испытываю непреодолимое желание спрятаться за Лорину спину.

Сегодня утром он появился у меня в офисе, чтобы договориться насчет работы. Маркус – частный сыщик, который в свое время нам очень помог. Когда Лори находилась под домашним арестом и сама никак не могла повлиять на ситуацию, он великолепно справился с задачей. По части добывания информации Маркусу нет равных. Каким образом он добивается столь фантастических результатов, я слабо себе представляю и, честно говоря, не горю особым желанием познакомиться с его методами.

Мы с Лори и Кевином собирались вплотную заниматься расследованием каждого из четырех убийств. При этом меня не покидало смутное ощущение, что убийство жены Дэниела рано или поздно сыграет в нашем деле серьезную роль. Для этого мне и потребовался Маркус – чтобы поехать в Кливленд и собрать нужную информацию. Разумеется, вместо него я мог бы отправить туда Лори, однако отсутствие Маркуса нанесет несоизмеримо меньший ущерб моей личной жизни, нежели отсутствие Лори.

– Он убил свою жену? – спросил Маркус.

– Нет, он же наш клиент. А наши клиенты людей не убивают. Как правило, их в этом подозревают, но мы с блеском развеиваем все подозрения.

– Ты хочешь, чтобы я узнал, кто ее убил?

– Вот именно, – подтвердил я. – Мне нужно все, до чего ты только сумеешь докопаться.

– Когда?

– Чем скорее, тем лучше. Эдна заказала для тебя авиабилет с открытой датой, но надо еще забронировать номер в гостинице.

– Безджакузный.

– Не понял?..

– Я никогда не останавливаюсь в номерах, где есть джакузи. А рядом должен быть «фастфуд».

– Какие-нибудь еще пожелания?

– Автомат для приготовления льда.

Я посмотрел на Лори, но она отвела глаза, и мне пришлось в одиночку сносить все эти капризы путешественника.

– Так-так, минуточку… Закусочная «фастфуд». Номер без джакузи, но с автоматом для приготовления льда… – Я сделал вид, будто записываю пожелания в блокнот. – Предпочитаете простые кубики льда или кусочки какой-либо особой формы?

Подтрунивать над Маркусом вообще-то было небезопасно, но он великодушно проигнорировал мои шуточки. Он заявил, что готов ехать немедленно, и я отправил его к Эдне, чтобы они оформили заказ.

Кевин ушел на встречу с супругом Бэтти Симонсон, пожилой женщины, которая стала второй жертвой убийцы. Сам я планировал заниматься случаем Нэнси Димпси, первой жертвы, но пока еще не чувствовал себя готовым к разговору с ее мужем. А потому решил составить компанию Лори, чтобы вместе с ней разобраться в истории третьей жертвы, которая при жизни была уличной проституткой. Что же касается убийства Линды Падилла, самой известной личности из числа погибших, это расследование мы решили отложить на самый конец и заниматься им сообща.

Пустырь, где была найдена третья жертва, производил жутковатое впечатление, хотя было всего восемь часов вечера. Он находится в промышленной зоне Пассейика, где, судя по всему, рабочие вкалывают в две смены. Дневная смена запасается кастрюльками с обедом и работает, стоя у станка. Ночная смена запасается презервативами и работает, лежа на спине.

Мы подъехали как раз вовремя: заступила ночная смена, а жертва, которая нас интересовала, при жизни работала именно в ночь. В полицейском отчете говорилось, что ее коллеги смогли сообщить только ее имя – Розалия, да и то неизвестно, было ли оно настоящим. Удалось приблизительно установить ее возраст – около двадцати лет, но больше об этой женщине не сумели узнать ничего.

Мы пошли по направлению к трем большим мусорным контейнерам, позади одного из которых и был в свое время найден обнаженный труп Розалии. Повсюду валялись отбросы, и я заметил несколько жирных крыс, которые при нашем появлении бросились врассыпную. Я никогда не был знаком с Розалией, и теперь уже не узнаю, каким она была человеком, однако для меня совершенно очевидно, что она умерла слишком рано, и ее смерть была страшной и унизительной.

Лори повторила то же самое предположение, которое она сделала в Истсайд-парке, где был найден труп Линды Падилла.

– Ее убили не в этом месте.

– Как ты догадалась? – Я отреагировал на ее слова точно так же, как и в прошлый раз.

Я поинтересовался просто так, на всякий случай, хотя и не сомневался в ее правоте. Наверняка Розалию убили в ее комнате, а это место было выбрано для пущего эффекта.

– Это же очевидно. Если человек задумал убить проститутку, ему достаточно просто снять ее, и она сама приведет его туда, где их никто не увидит. И ей уже оттуда никуда не деться. Думаю, где-то неподалеку у нее должна была быть комната.

Мы двинулись вдоль парапета, который отделял нас от своего рода выставки-продажи молодых женщин. Некоторые из них казались совсем подростками и в большинстве своем были темнокожими, хотя Розалия была белой. В настоящий момент они занимались коммерческой стороной вопроса, то есть беседовали с мужчинами, которые то и дело подъезжали на автомобилях и сигналили.

– Должно быть, заблудились и спрашивают дорогу, – сказал я.

Лори не откликнулась: она не любила шуток на подобные темы. К этим женщинам она испытывала сострадание и очень переживала по поводу их поруганного человеческого достоинства.

Мы подошли к двум дамочкам, которые топтались возле парапета, высматривая клиентов. На одной из них было вызывающе короткое красное платье, на другой – точно такое же, только зеленое.

– Привет. – Я не придумал более умного начала для предстоящего разговора.

Девушки посмотрели на меня без малейшего энтузиазма. Если они и испытывали ко мне сексуальное влечение, то успешно это скрывали.

– Копы, что ли? – предположила Вызывающе Красная.

– В прошлом – да, – ответила Лори. – А сейчас я занимаюсь частным сыском.

– А как насчет него? – Вызывающе Красная ткнула в мою сторону пальцем.

– Он адвокат.

Вызывающе Зеленая прыснула в ладошку, и обе девушки захихикали: моя профессия почему-то показалась им ужасно несерьезной.

– Ну, и что вам нужно? – спросила Вызывающе Красная.

– Хотим расспросить насчет Розалии – девушки, которую убили, – сказала Лори. – Мы пытаемся найти ее убийцу.

– Вы были с ней знакомы? – спросил я.

Вызывающе Красная бросила взгляд на Вызывающе Зеленую, и та, немного подумав, утвердительно кивнула.

– Вон там стоит Сондра. Они вместе снимали комнату.

Поблагодарив за помощь, мы пошли в указанном направлении и приблизились к женщине лет под тридцать, которая в одиночестве прогуливалась возле автомобильной стоянки. Лори представилась и объяснила, что мы хотели бы поговорить с ней о Розалии.

– Я не знаю, кто ее убил, – заявила Сондра и отвела глаза. Она явно надеялась, что мы удовлетворили свое любопытство и теперь исчезнем.

– Охотно верю, – сказала Лори. – Мы просто пытаемся узнать, что она была за человек. Возможно, это поможет понять, почему ее убили.

Сондра, все с тем же безразличным видом, рассказала то, что считала нужным. Розалия, с ее слов, была очень хорошенькая, ей везло, и у нее был талант, к тому же она была хорошим другом и компаньонкой. Она словно описывала свою подружку по студенческому клубу. Будь оно и в самом деле так, мы бы, возможно, не стояли сейчас возле мусорных куч, любуясь на подъезжающих клиентов.

– Розалия – это было ее настоящее имя?

Сондра пожала плечами:

– Хоть убейте, я понятия не имею, кем она была раньше, откуда приехала и почему. Согласитесь, в нашем деле это не важно.

– Вы можете предположить, почему ее убили?

– Еще бы! – вспыхнула Сондра. – Ее убили потому, что вокруг полно уродов, и она имела несчастье нарваться на одного из них.

Как мы ни старались, Сондра почти ничего не добавила к сказанному. Она могла только предполагать, что Розалия была родом откуда-то со Среднего Запада и вполне могла в свое время сбежать от богатеньких родителей. Иначе с чего бы молодой девушке так хорошо разбираться в дорогих марках одежды?

Мы показали Сондре фотографии остальных жертв. Оставалась слабая надежда, что она опознает по снимкам кого-то из знакомых Розалии, но чуда не произошло. Мы уже заканчивали разговор, когда рядом затормозил автомобиль, и парень, выскочивший из машины, прямиком направился к нам. Здесь, на бойком торговом месте, наверняка водились сутенеры, и этот тип, судя по прикиду и ужимкам, был одним из них.

– Они что, пристают к тебе, Сондра?

В ту же секунду Сондра вся как будто сжалась. Страх, который она испытала при виде этого человека, был настолько материален, что, казалось, его можно потрогать руками.

– Да нет, Рик, никто ко мне не пристает. Мы просто болтаем.

– Ах, вы просто болтаете! – криво усмехнулся Рик. – А я-то думал, что ты здесь просто работаешь.

Дальнейшие события развивались с молниеносной быстротой. Рик с такой силой ударил девушку по лицу, что сбил ее с ног. В следующее мгновение Лори схватила его за кисть и резко вывернула руку, после чего впечатала парня лицом в капот его собственного автомобиля. Он взвыл от боли, и я увидел, как по крышке капота заструилась кровь – судя по всему, из разбитого носа.

Он попытался было вырваться, но Лори, не ослабляя захвата, приподняла его за волосы и еще раз от души приложила лицом к металлической поверхности. После чего открыла свою сумочку, извлекла оттуда наручники и защелкнула браслеты на запястьях его рук, заломленных за спину.

Тут я наконец тоже смог принять участие в схватке. Правда, сделал это исключительно с помощью слов.

– Вот дерьмо, – сказал я.

Мой комментарий практически не повлиял на развитие событий, поскольку все основные события уже свершились.

Сондра тихонько всхлипывала, но Лори с Риком обращали на нее ровно столько же внимания, сколько и на меня, то есть не обращали совсем. Лори достала мобильный телефон, набрала номер участка и попросила своих бывших сослуживцев прислать полицейского, который мог бы провести задержание. Потом она вытащила из замка зажигания ключи от машины сутенера и изящным движением забросила их в сточную трубу.

Рик попытался что-то сказать по этому поводу, но его слова вместе с их буквальным значением утонули в потоке кровавых соплей. Лори отвесила ему подзатыльник, и правильно сделала, поскольку то, что он собирался сказать, все равно было противно природе. После этого она наклонилась к самому его уху и процедила сквозь зубы:

– Я намерена кое-кого попросить, чтобы приглядели за Сондрой. Если с ней хоть что-нибудь случится – ну, скажем, кто-то ее ударит или она простудится, – я запишу это на твой счет. По сравнению с тем, что будет, сегодняшнее приключение покажется тебе пляжной вечеринкой. Все понял?

Рик с трудом выдавил из себя набор звуков, которые при желании можно было расшифровать так:

– О да, моя чокнутая госпожа, я все прекрасно понял, только, пожалуйста, не бейте меня больше лицом об капот.

В этот момент подъехали полицейские, чтобы провести задержание и забрать Рика в участок, где ему будет предъявлено обвинение в разбойном нападении и кое-каких других грехах, о которых расскажет Лори. Тот факт, что у парня разбито лицо, не произвел на копов никакого впечатления, потому что они и не к такому привыкли. Я подтвердил, что Рик получил телесные повреждения в результате того, что пытался оказать сопротивление гражданскому аресту.

После того как они уехали, Лори повернулась к Сондре.

– Не хочешь завязать со всем этим? – спросила она. – Ты могла бы найти себе занятие получше.

Сондра фыркнула, как будто услышала полную нелепость:

– Ну, и куда мне идти?

– Это уже вторая проблема, – сказала Лори. – Главное – желание.

– Не волнуйтесь, со мной все будет в порядке.

Я достал свою визитку и протянул ее девушке.

– В случае чего, звони по этому номеру, – сказал я. – В следующий раз я не стану с ним церемониться.

Сондра ушла, а мы с Лори вернулись в машину.

– Я и не знал, что ты до сих пор носишь с собой наручники, – сказал я с идиотской улыбочкой.

– Ты не обидишься, если я скажу, что у тебя сейчас идиотская улыбочка?

– А у тебя найдется еще парочка? – спросил я, намекая на то, что одна пара наручников отбыла вместе с Риком.

– Найдется. Но я использую наручники исключительно во имя торжества справедливости.

– Вот черт, как же мне не повезло.

Если бы среди экспертов судебной медицины проводили конкурсы красоты, то доктор Джанет Карлсон, без сомнения, была бы признана первой красавицей. Или, точнее, последней красавицей, с которой люди сталкиваются в самый канун собственных похорон. Худенькая и довольно высокая, она, несмотря на свои тридцать пять лет, выглядела как старшеклассница.

Но стоит взглянуть на ее руки, затянутые в резиновые хирургические перчатки и сжимающие скальпель, – желание пригласить эту даму на ужин при свечах мигом пропадает.

Как-то раз я оказал услугу ее сестре – помог уладить неприятную ситуацию с бывшим мужем, и с тех пор Джанет ко мне благоволит. Пользуясь ее расположением, я уже не меньше пятидесяти раз обращался к ней за помощью, и она ни разу не выказала неудовольствия. Сегодня был как раз один из таких случаев.

Официальное медицинское заключение по поводу интересующих меня убийств пока не было готово. Или, еще вероятней, кое-кто пока еще не был готов показать его адвокату. Поэтому я сам отправился в кабинет судебной медицины, чтобы разузнать все, что только возможно. Едва завидев меня, Джанет помахала рукой, приглашая пройти внутрь. Она была явно настроена поболтать, что и неудивительно: остальные десять человек, с которыми ей в настоящее время приходилось иметь дело, все время молчали, лежа в холодильнике.

– По идее, я не должна тебе ничего рассказывать, – сказала она. – Такер, если узнает, распнет меня и высечет.

– Что за дивное видение… – пробормотал я, прикрывая глаза.

Она засмеялась:

– Ну, и что тебе от меня надо на этот раз?

– Информацию, которая поможет мне понять собственного клиента.

– Что-что? – переспросила она, хлопая себя по карманам. – Прости, я, кажется, забыла ее в кармане другого фартука.

Вдоволь нашутившись, мы перешли к делу, и Джанет коротко пересказала мне то, что собиралась написать в официальном заключении.

– Там все предельно ясно, Энди. Все четыре женщины были подвергнуты механическому удушению. Причина смерти в каждом из четырех случаев – асфиксия.

– Сексуальное насилие имело место?

– Нет.

– Но это довольно странно, если учесть, что жертвы были раздеты. Разве не так? – удивился я.

– Насколько мне подсказывает опыт, это действительно нетипичный случай. Но факт остается фактом: следов спермы не было обнаружено ни на телах жертв, ни где-либо поблизости. Правда, следует учесть, что два из четырех тел переносили с места на место. Тут есть над чем задуматься, правда, Энди? Эдакий целомудренный маньяк.

– Если причиной смерти стало удушение, то в какой момент были отрезаны руки?

– Уже после того, как наступила смерть. Надо сказать, что сработано очень чисто… он не пожалел времени. То же самое касается и одежды.

– Они нашли одежду?

– Только Линды Падилла, – сказала она. – Полагаю, что во всех остальных случаях он разрезал ее на куски… иначе остались бы хоть какие-то ссадины. Я практически уверена в том, что он разрезал одежду уже после смерти жертвы, причем, вполне вероятно, именно тем ножом, которым отрезал руки.

– Абсолютно хладнокровно? – Я не удержался от этого вопроса, несмотря на то, что Джанет, говоря об убийствах, старалась придерживаться исключительно научной терминологии.

– Я бы сказала, именно так. По крайней мере, никаких признаков волнения не наблюдается.

Я поблагодарил Джанет за помощь и отправился назад, к себе в офис. То, что я услышал от нее, было не только неожиданным, но и внушало смутное беспокойство. Сначала я опасался, что Дэниел окажется психопатом, или, по крайней мере, таким его признают присяжные. Но теперь, из портрета, нарисованного Джанет, выходило, что эти убийства – дело рук вовсе не психопата, а как раз наоборот – человека, который прекрасно отдает отчет в своих действиях. Получалось, что убийца умен, хладнокровен и невероятно жесток. И эта роль подходила Дэниелу еще больше.

С другой стороны, это могло обернуться и к лучшему. Если убийца более расчетлив, нежели импульсивен, то значит, он вполне способен придумать всю эту хитроумную комбинацию, имеющую целью свалить вину на Дэниела.

В офисе меня поджидал Винс, который тут же приступил к своему обычному ритуалу, то есть принялся засыпать меня вопросами о том, как продвигается дело. Я уже успел поделиться с ним всем, чем только мог. Во-первых, тем, что узнал от Дэниела, а во-вторых, тем, что сам ничего не знаю.

– Что тебе известно о сексуальных пристрастиях Дэниела? – спросил я.

– На что ты, черт возьми, намекаешь?

– Винс, это вполне закономерный вопрос. Замечал ли ты что-нибудь необычное?

– Разумеется, нет, – вспыхнул Винс. – Ты случайно не забыл, Энди, что он мой сын?

– Видишь ли, твои гены сами по себе еще не могут гарантировать, что он абсолютно нормален.

– Ты спрашиваешь, потому что убийца – сексуальный извращенец?

– Женщины были убиты, раздеты догола, и у них отрезаны руки, – сказал я. – Тебе не кажется, что в этом есть что-то ненормальное?

Винс абсолютно искренне считал, что его роль заключается только в том, чтобы без конца уверять меня в невиновности Дэниела. Пока он распространялся на эту тему, я успел пробежать глазами листок, который Эдна положила мне на стол. Это был список людей, звонивших в мое отсутствие.

Первым в списке значился Рэнди Клеменс. Он звонил только один раз, что и неудивительно, если учесть, что заключенный имеет право всего на один телефонный звонок в день. Напротив его имени рукою Эдны была сделана пометка: «Настаивает на немедленной встрече».

Четыре с половиной года назад я выступал защитником Рэнди Клеменса, которого судили по обвинению в разбойном нападении. Обвинение располагало очень серьезными, но небезупречными доказательствами. Лично я сочувствовал этому человеку и верил в его невиновность. А тот факт, что сегодня он звонил мне из тюрьмы, красноречиво свидетельствует о том, насколько успешной была моя защита. Узнав, что ему грозит тюремное заключение сроком минимум на пятьдесят лет, его жена подала на развод, забрала дочь и переехала в Калифорнию.

Мне до сих пор больно вспоминать этот случай, и я чувствую себя в долгу перед Рэнди, который оказался за решеткой. Один раз в несколько месяцев он звонит мне и делится очередной идеей по поводу апелляции. И всякий раз, изнемогая от чувства вины, я вынужден сообщать ему, что ничего не получится. Я уже смирился с этой мыслью, а вот он никак не может смириться и посмотреть правде в глаза: его игра окончена, и он в этой игре проиграл. Не осталось ни единого шанса.

Я попросил Эдну позвонить в тюрьму и постараться назначить мне свидание с Рэнди на субботу. Как всегда, мне очень не хотелось туда идти, но я не мог допустить, чтобы он, сидя в своей камере, думал, будто я его предал.

В офис вернулись Кевин и Лори, которых я пригласил, чтобы обсудить, что каждому из нас удалось накопать. Честно говоря, надежды на успех с первых шагов было немного. Я был почти уверен: если нам и удастся обнаружить какой-то мотив, то только в случае с Линдой Падилла. Я бы даже предпочел, чтобы до поры до времени все считали, будто у преступника вообще не было никакого мотива, кроме помешательства. Это всяко лучше, чем коллективные домыслы о том, чем руководствовался хладнокровный злодей.

Кевин рассказал о своей встрече с Арнольдом Симонсоном, супругом покойной Бэтти – той самой пожилой женщины, которая стала второй жертвой маньяка.

– Они оба были пенсионерами, а Арнольд еще и инвалидом: он повредил спину, когда работал бригадиром на картонной фабрике, – рассказывал Кевин. – Они дружили со школы, потом поженились и прожили вместе сорок два года. На будущий год собирались перебраться во Флориду. Двое взрослых детей, четверо внуков…

В этом месте голос Кевина задрожал.

– Короче говоря, никакого видимого мотива? – уточнил я.

– Абсолютно по нулям. Я показал ему фотографии других жертв, но он сказал, что раньше никогда их не видел.

Я кивнул. Как я и подозревал, этих людей не объединяло ничего, кроме того факта, что их убил один и тот же человек.

– Он показал мне семейный альбом… – продолжал Кевин. – И у кого только могла подняться рука на эту женщину!..

Я, в свою очередь, рассказал Кевину и Лори о том, что узнал в кабинете судебной экспертизы. Кевин высказал здравое замечание, что это всего лишь точка зрения профессионала, который пытается поставить себя на место преступника. Я посоветовал своим коллегам попытаться сделать то же самое, а сам отправился на встречу с клиентом.

Лори договорилась о встрече с мужем Нэнси Димпси, первой жертвы. После этого мы сможем все вместе сосредоточиться на случае Линды Падилла. Нам позарез нужно вычислить мотив преступления и найти подтверждение тому, что убийца действовал в здравом рассудке. Только так мы сумеем выстроить убедительную версию и доказать, что Дэниела нарочно подставили.

Кажется, только теперь Дэниел начал осознавать весь ужас своего положения.

Как я уже говорил, все прелести заключения можно понять, только если сам окажешься в этой шкуре. Когда он появился на пороге кабинета, предназначенного для свиданий, я увидел на его лице характерное выражение отрешенной подавленности. Однако, боюсь, он все еще не догадывается, что это пока цветочки и самое страшное ждет впереди. Настоящий кошмар начнется в том случае, если суд будет проигран и машина правосудия с корнем выдернет тебя из привычного мира, чтобы пересадить совсем в другую жизнь. Как однажды рассказал мне Уилли Миллер, хуже всего – это когда ты понимаешь, что надеяться больше не на что и все о тебе забыли.

Дэниел видел во мне единственную ниточку, которая связывает его с внешним миром, и свою единственную надежду выбраться отсюда. В этом он был абсолютно прав. От этой мысли мне делалось не по себе, сознание личной ответственности давило на меня чугунной гирей. Вот и сейчас, прежде чем я успел что-либо сказать, он устремил на меня взгляд, исполненный отчаянной мольбы. Он надеялся, что я принес ему хорошие новости, и его мучениям скоро придет конец.

Однако ничего подобного я ему не принес.

Формально я пришел сегодня для того, чтобы отчитаться, как продвигается расследование. А поскольку оно практически никак не продвигалось, я планировал покончить с этой процедурой очень быстро. В действительности я был намерен сделать следующее: восстановить цепочку событий в день убийства Линды Падилла. Я не верил в ту версию, которую изложил Дэниел, и от всей души надеялся, что для его лжи найдется какое-либо иное объяснение, нежели виновность в убийстве.

– Ты был лично знаком с Линдой Падилла? – спросил я.

– А почему ты спрашиваешь? Думаешь, это я убил ее?

Уклонившись от прямого ответа, я принялся объяснять ему, как должен вести себя подозреваемый. Он должен рассказать мне абсолютно все. Будет гораздо хуже, если на суде всплывет что-либо такое, чего я не знаю, но должен был знать. Если подозреваемого и жертву что-то связывало, то Такер непременно до этого докопается. А уж мне как адвокату сам бог велел узнать об этом первым.

– Да, я был с ней знаком, – проговорил он совсем тихо, так тихо, что получилось почти шепотом.

– Несколько близко?

– Встречались пару раз, ну, может быть, трижды. В последний раз я брал у нее интервью.

– На тему?..

– Я работал над большой статьей об организованной преступности в Нью-Джерси. Ну, как она зарождалась и какую роль играет сегодня… все в таком духе. Я попросил Линду Падилла быть моим консультантом, и она согласилась.

В том, что он сказал, для меня не было ничего удивительного. Когда речь заходила об организованных преступных группировках, нередко всплывало имя Линды Падилла, хотя и на уровне неопределенных слухов. Кое-кто даже утверждал, будто у нее в преступной среде имеются свои источники информации, благодаря которым она получает возможность давить на представителей власти. Скорее всего, эти слухи распускали те, кому довелось попасть под стрелы ее критики, либо ее потенциальные конкуренты на выборах. С другой стороны, нельзя не признать, что эти слухи были на удивление живучими.

– В каком контексте упоминалось ее имя?

– Сейчас я не могу процитировать в точности, но был намек на то, что она каким-то образом связана с криминалом и зависит от этих людей. Я задал ей этот вопрос напрямую, но она быстро поставила меня на место. Ответила отрицательно и больше вообще не пожелала возвращаться к этой теме.

Если Дэниел сейчас говорил правду и Линда Падилла действительно была связана с мафией, то у нас в руках был мотив. Вполне возможно, что именно по этой причине ее тело оказалось в Истсайд-парке и его потребовалось обводить мелом. Хотя, конечно, это ни в коей мере не проливает свет на остальные убийства, жертвы которых не были замечены в преступных связях, но в итоге получили все то же самое по полной программе.

– А теперь расскажи мне о том, где ты был в то время, когда совершались преступления.

Кислая гримаса на его лице была красноречивее любых слов. И все-таки он произнес эти слова:

– Я спал у себя дома. Утром мне приходится вставать в половине шестого, и поэтому я привык ложиться рано. Все убийства были совершены после полуночи. Единственное исключение – это когда погибла Линда Падилла…

Он мог дальше не продолжать, и так было ясно. В ту ночь, когда убили Линду Падилла, он не спал у себя дома, а находился в Истсайд-парке, возле ее трупа.

Я спросил Дэниела, как могло случиться, что отпечатки его пальцев оказались на трубке таксофона, установленного в парке. Этому он не мог найти никакого объяснения. Единственным предположением было следующее: пока он лежал в отключке, преступник каким-то образом ухитрился отвинтить эту трубку и вложить ему в руки, а потом приладить ее на место. Однако медики не брались определенно утверждать, терял Дэниел сознание или не терял. Я решил, что на досуге подумаю над этой версией и, возможно, сумею отыскать доказательства.

Дэниел продолжал настаивать на том, что находился очень далеко от парка, когда убийца позвонил ему на трубку. И я решил, что нужно поискать специалистов, которые смогли бы это подтвердить, если такие специалисты существуют в природе.

Когда речь зашла о найденных в его доме шарфах, с помощью которых были задушены другие жертвы, Дэниел оживился. Его версия на этот счет звучала гораздо более внятно и убедительно. Мне даже показалось, что он слегка переигрывает.

– Неужели тебе не ясно, Энди, что это чистая подстава? Будь я убийцей, неужели я стал бы хранить эти вещи у себя дома? Там, где их в любую минуту могут найти? Я десять лет веду криминальную хронику в газете! Я прекрасно знаю, как делаются такие вещи.

Пока я беседовал с клиентом, Эдна прислала мне сообщение. Нас уведомляли о том, что суд принял дело к рассмотрению, что, в принципе, не явилось для меня большим сюрпризом. Слушание состоится в понедельник, судья пока еще не назначен, но будет назначен не позднее завтрашнего дня. И хотя судей, как известно, назначают в произвольном порядке, я имел все основания подозревать, что на этот раз порядок будет чуть менее произвольным, поскольку дело имеет явную политическую окраску.

Примерно через полчаса я попрощался с Дэниелом, пообещав держать его в курсе дела. Теперь мой путь лежал в приемную доктора Карлотты Амбруцце, психоаналитика, у которой три или четыре года назад я прошел курс лечения из пяти сеансов. Тогда мы выясняли отношения с моей бывшей женой Николь, и я честно пытался отыскать причину семейного разлада в самом себе.

Помню, что больше всего мне тогда хотелось сесть и просто поговорить с доктором о моем браке. Однако доктор, которая предложила называть себя просто Карлоттой, потребовала, чтобы я лег на кушетку и постарался вспомнить свое детство. А поскольку я не мог припомнить ни единой проблемы из своего детства, то вся эта затея была очень похожа на пустую трату времени. Кроме того, я вдруг испугался: а что если в самом деле в моем детстве обнаружится что-то ненормальное? Этого мне ужасно не хотелось.

Карлотта тогда пришла к выводу, что я безнадежный врунишка и таким, скорее всего, останусь до конца своих дней. Я прервал курс лечения, что не помешало нам с доктором остаться добрыми друзьями и даже один раз вместе поужинать. Ужин обошелся мне в кругленькую сумму, но, во-первых, я смог наконец нормально поесть, а во-вторых, во время беседы я имел полное право не лежать, а сидеть.

Эдна организовала мне встречу с Карлоттой в ее офисе. Я явился на десять минут раньше назначенного времени и уселся в приемной, поджидая, пока откроется дверь ее кабинета. Мне было известно, что эта дверь откроется ни минутой раньше и ни минутой позже, чем предусматривает расписание.

Наконец дверь отворилась, и из кабинета вышел пациент. Мы, разумеется, предпочли не смотреть друг на друга. Я вообще стараюсь не таращиться на людей, а когда речь идет о пациенте психоаналитика, то уж и тем более. Карлотта вышла в приемную вслед за ним и пригласила меня пройти к себе.

Однажды, когда мы находились с ней в этом самом кабинете, за закрытой дверью, она задала мне неожиданный вопрос в лоб:

– Вы ведь пришли сюда не потому, что считаете себя больным и страстно желаете избавиться от душевного недуга? – В тот раз я предпочел отшутиться…

Сегодня я сделал вид, что намерен улечься на кушетку, но потом резко развернулся на каблуках и сел на стул напротив нее.

– Я пришел сюда получить ваш профессиональный совет и готов за него заплатить.

Подробно описав ей убийства, я поделился тем, что лично мне кажется странным в поведении убийцы. Мне было известно, что Карлотта никогда не занималась судебной психиатрией, и я понимал, что этот случай не вполне входит в ее компетенцию. Однако я надеялся, что она сможет подсказать мне правильный взгляд на события.

После того как я закончил рассказ, она немного помолчала, обдумывая услышанное, а потом спросила:

– Известно ли вам, с какой стороны было совершено нападение? Спереди или сзади?

Я совершенно упустил из виду эту подробность.

– Он нападал сзади. И, по всей вероятности, набрасывал на шею жертвы шарф.

Она снова задумалась и молчала теперь несколько дольше.

– Энди, должна признаться, что я не слишком хорошо разбираюсь в психологии серийных убийц.

– Надеюсь, что у вас все-таки получится попасть в точку.

– Ну хорошо, я попытаюсь, – кивнула она. – Давайте будем исходить из того, что убийства были совершены в результате психической патологии, иными словами, в действиях убийцы не было определенного мотива. В противном случае – если преступник действовал, скажем, из мести или из корыстных побуждений, или руководствуясь какими-либо иными подобными соображениями, – это не представляет для врача никакого интереса.

– Согласен.

– Мне представляется весьма важным тот факт, что не было изнасилования – ни до, ни после смерти жертвы. Уверена, что вам известно о том, что изнасилование – не столько сексуальное преступление, сколько преступление на почве стремления к власти и лидерству. Бывают случаи, когда насильник панически боится женщин и насилует жертву только в том случае, если она мертва и никоим образом не может ему помешать.

– Ну, а если не было покушения на изнасилование? И не было даже угроз? – спросил я.

– Можно предположить, что страх перед женщинами настолько велик, что убийца все равно не может добиться превосходства, хотя бы в сексуальном плане, даже если его жертва мертва. Повторяю, это всего лишь мои догадки, но тот факт, что все нападения были совершены сзади, дает основание предполагать нечто подобное.

– То есть ему не хватает смелости взглянуть жертве в лицо?

– Именно так, – кивнула она.

Все, что она сказала, представляло для меня живой интерес.

– А чем можно объяснить отрезанные руки?

– Сложно сказать… – Она в раздумье покачала головой. – Возможно, в свое время преступник испытал унижение со стороны женщины, и этот некий оскорбительный для него акт был совершен с помощью рук. Или, возможно, он чувствует, что женщины им манипулируют, и таким образом он как бы символически освобождается от своей зависимости. У нас слишком мало информации, Энди, для того, чтобы с точностью утверждать то или иное.

Я позволил себе привести несколько фактов, касающихся Дэниела, включая факт убийства его жены. Однако Карлотта не усмотрела между этими преступлениями никакой связи. По ее мнению, весьма маловероятно, чтобы один и тот же человек мог совершить убийство из корыстных побуждений и те преступления, о которых мы вели речь до этого.

Поблагодарив Карлотту за помощь, я отправился домой, чувствуя после разговора некоторое облегчение. Понемногу я начинал привыкать к мысли о том, что Дэниел, возможно, и в самом деле невиновен. Разумеется, улики утверждают обратное, но опровергать улики – это и есть моя работа.

Лори поджидала моего возвращения на лужайке напротив дома. Они с Тарой играли в мяч. Подумать только, две мои самые любимые женщины ждут не дождутся, когда их господин вернется домой. Немедленно подать сюда газету, трубку и домашние тапочки!

Однако до тапочек дело дошло далеко не сразу, поскольку Лори как раз собиралась отправить меня за пиццей. Кулинарные таланты Лори ограничиваются умением готовить превосходные салаты. А поскольку я считаю себя настоящим мужчиной, то пошел и купил себе настоящую мужскую пиццу с сыром, причем четыре куска съел целиком, с остальных четырех съел только сыр, а корочки отдал Таре.

После ужина Лори открыла бутылку вина, у которого оказался довольно терпкий привкус. Но я удержался от комментариев, посчитав, что общение с любимой женщиной при свечах, перед тем как отправиться в спальню – не самое подходящее время для ознакомительной лекции. Зато Лори поведала мне о своей встрече с Ричардом Димпси, супругом убитой Нэнси Димпси.

Лори сообщила, что этот человек произвел на нее крайне отталкивающее впечатление. По ходу их беседы он умудрился трижды упомянуть, что его брак был неудачным. По мнению Лори, это выглядело абсолютно бестактно, особенно если учесть трагизм самой ситуации.

– Еще немного, и он начал бы ко мне приставать, – сказала она.

– В следующий раз покажи ему тот замечательный приемчик «мордой об капот», который ты отработала на сутенере, – сказал я.

– Непременно, – согласилась она.

– Ты думаешь, он может быть убийцей?

– Нет, Энди, я так не думаю. – Она решительно покачала головой. – Тип довольно скользкий, но чтобы серийный убийца… Конечно, я могу ошибаться, но он совсем не подходит на эту роль.

Похоже, что на эту роль вообще никто не подходит, и это начинало действовать мне на нервы. Кроме того, на меня вдруг навалилась страшная усталость, и мне захотелось немедленно отправиться с Лори в постель. Проблема заключалась только в том, что Лори продолжала сидеть, уютно устроившись на диване, с удовольствием потягивать вино и поглаживать Тару.

Я принялся лихорадочно придумывать, как бы заманить ее в ловушку. Еще будучи холостяком, я разработал на этот счет множество методик и опробовал их на многих женщинах. У всех этих приемов было одно общее свойство: они никогда не срабатывали.

– Хочешь в кроватку? – спросила Лори.

– В любую минуту! – с готовностью откликнулся я и наглядно изобразил, что буквально валюсь с ног от усталости.

– Ну, так ты ступай! Ты выглядишь таким усталым. А я еще немного здесь посижу.

При мысли о том, что в постели рядом со мной не будет Лори, я почувствовал себя засунутым в микроволновку, которую включили на полную мощность.

– А знаешь, пожалуй, я тоже посижу с тобой. У меня сна ни в одном глазу, – заявил я. – Не могу даже припомнить, когда я в последний раз чувствовал такой прилив бодрости.

– Думаю, нам обоим пора ложиться, – улыбнулась она. – Ты идешь?

– А то как же! Я устал как собака.

Она взяла меня за руку, и мы пошли в спальню.

Да здравствует Энди – великий манипулятор!

Всякий раз, когда я приходил в тюрьму навестить Рэнди Клеменса, у него было одно и то же выражение лица, и сегодняшний день не был исключением. Значит, у него опять имеется чудесный план, гениальная идея, и он опять нисколько не сомневается: та информация, которую он сообщит мне сегодня, послужит ключом к его освобождению. Он настолько окрылен надеждой и полон энтузиазма, что начисто забыл о том, что такое с ним уже бывало миллион раз. Он всегда испытывал эти прекрасные чувства перед тем, как признать, что в очередной раз жестоко заблуждался.

Ну, а моя неблагодарная роль состояла в том, чтобы каждый раз лишать его надежды, сообщая дурные новости. В глубине души я лелеял тщетную мысль, что в один прекрасный день он придумает такой блестящий повод подать на апелляцию, до которого я сам не мог додуматься, и в итоге его выпустят на свободу.

Он вошел в комнату для свиданий и сразу же взглядом вычислил меня в толпе посетителей и осужденных, беседующих по телефону по обе стороны стеклянной перегородки. Он направился ко мне, потом на мгновение замер, настороженно вглядываясь в каждого, кто находился по его сторону. Потом, вероятно решив, что ничто ему не угрожает, наконец, сел.

– Спасибо, что пришел, Энди, – сказал он. – Я знаю, что тебя это очень напрягает.

– Ерунда, у меня тут неподалеку были дела.

– Ну да, конечно.

Рэнди криво усмехнулся, и в его глазах снова засветилась настороженность. Потом, понизив голос, он сообщил:

– Я знаю, кто убил этих женщин.

Если бы мне предложили угадать, что он скажет, то из тысячи предположений я бы ни за что не выбрал то сообщение, которое услышал.

– Что ты сказал?!

– Энди, пойми, я не могу орать об этом на всю тюрьму. У меня есть информация про эти убийства, и я хочу, чтобы ты помог мне подороже ее продать. Я им даю информацию, а они мне – свободу. Такое делается сплошь и рядом.

– А ты в курсе, что я защищаю человека, которого обвиняют как раз в этих убийствах?

Судя по несказанному удивлению на его лице, он этого не знал.

– О, господи! – воскликнул он. – Вот это здорово! Не могу даже поверить.

Что касается меня, то я не разделял его эйфории.

– Что именно тебе известно, Рэнди?

Он снова настороженно огляделся, и на этот раз это не показалось мне странным.

– Все дело в той, которая богата. Остальные – просто для отвода глаз.

– Ты хочешь сказать, что…

Он не дал мне договорить, решительно покачав головой.

– Нет, не здесь и не сейчас. Я обязательно помогу тебе, Энди. Но, пожалуйста, давай сначала ты выполнишь мою просьбу. Организуй мне десятиминутный разговор с прокурором, и твой клиент будет вне подозрений.

– Но прежде чем встречаться с тобой, он захочет узнать хоть какие-то подробности.

Рэнди снова решительно покачал головой.

– Не обижайся, Энди. Сейчас я не скажу больше ничего. Я действительно кое-что слышал… Ты должен просто мне поверить. Честное слово. Клянусь своей дочерью.

Я не стал мучить его больше. Рэнди дал мне пищу для размышлений, и можно было не сомневаться: он знает, о чем говорит. А вот я, со своей стороны, очень даже сомневался в том, что сумею оправдать его надежды.

– Хорошо, я попробую устроить тебе эту встречу. Начну прямо сейчас.

Он почувствовал настолько явное облегчение, что это было видно даже через загородку.

– Спасибо, – сказал он и направился к выходу.

И снова, перед тем как скрыться из поля моего зрения, он на секунду замер и внимательно огляделся по сторонам.

По дороге к машине я в общих чертах придумал, как помочь Рэнди. В том, что обращаться надо в районную прокуратуру, сомнений не было. Но я подозревал, что Такер может запросто пренебречь этой информацией, даже если и сочтет ее вполне правдивой.

Вместо него я позвонил Ричарду Уэллесу. Ричард с самого начала выступал обвинителем по делу Рэнди Клеменса, но не только по этой причине я остановился на его кандидатуре. Этот человек ни разу не дал повода заподозрить себя в предвзятости. Расхожий газетный штамп в данном случае был вполне оправдан: торжество правосудия его волновало больше, чем личная победа.

Мне повезло, и до Ричарда я дозвонился с первой же попытки. Я сообщил, что у меня к нему имеется срочный нетелефонный разговор. При этом я молил бога, чтобы он не счел мою информацию пустой болтовней и не истолковал превратно. Он согласился на встречу, и я предложил увидеться в кафе неподалеку. Меньше всего мне сейчас хотелось случайно столкнуться с Такером.

Когда я вошел, Ричард уже поджидал меня за столиком. Мы немного поболтали о пустяках, после чего я посвятил его в историю Рэнди.

– Надо сообщить об этом Такеру, – сказал он.

– Пойми, Ричард, я не могу. Он ни за что не пойдет мне навстречу. Я рискую повредить даже не одному, а сразу двум своим клиентам.

Понимая, что я прав, Ричард кивнул и принялся размышлять в поисках обходного пути.

– Надо полагать, ты сообщил мне все это неофициально? Не для протокола?

Я не понимал, к чему он клонит, но он ободряюще подмигнул мне, и я согласился.

– Так точно, – сказал я. – Абсолютно неофициально и не для протокола.

– А теперь предположим, что ты приходишь ко мне официально и говоришь, что твой бывший подзащитный Клеменс намерен сообщить некую информацию по поводу серьезных преступлений. Причем ты понятия не имеешь, о каких именно преступлениях идет речь, и даже не догадываешься, что это как-то связано с другим твоим клиентом.

Тут я наконец догадался, куда он клонит.

– Получается, что ты вовсе не обязан докладывать об этом Такеру. Более того, ты вынужден соблюдать полную конфиденциальность.

– По крайней мере до тех пор, пока не услышу, что именно скажет Клеменс, – кивнул он.

– Ричард, а теперь я должен официально тебе заявить…

Я наклонился к нему и, чувствуя себя несколько глупо, рассказал все то же самое, но в новой интерпретации. После этого он – тоже официально – дал согласие встретиться с Рэнди и выслушать его историю. Мы назначили эту встречу на утро понедельника, и Ричард пообещал сам уладить проблему с администрацией тюрьмы.

Уже после того, как мы попрощались, он вдруг повернулся ко мне и сказал:

– А знаешь, улик тогда было предостаточно, и я искренне верил в его виновность, но все-таки… Все-таки приговор по делу Клеменса никогда не выглядел абсолютно справедливым. Согласен?

– Еще как согласен!

Вести слушания по делу «Жители штата Нью-Джерси против Дэниела Куммингза» был назначен судья Кэлвин Ньюхаус. Родом из Новой Англии, с юридическим факультетом Гарварда за плечами, он знал закон как свои пять пальцев. Кроме того, он был весьма эрудирован и красноречив – из тех людей, кто без труда объяснит вам, какое вино и почему следует считать терпким. Говорил он с легким южным акцентом и любил изображать из себя старого брюзгу. Он демонстрировал полную независимость, пренебрегал формальной стороной дела, но в то же время придерживался «старых добрых традиций».

Бытовало мнение, что Кэлвин как судья склонен сочувствовать стороне обвинения, как, впрочем, и большинство судей. Правда, был один случай, когда мне удалось выиграть: Кэлвин согласился с доводами защиты, и обвиняемый был оправдан. Мне он тогда показался очень умным и по-настоящему беспристрастным, так что сегодня я был скорее доволен его назначением, чем наоборот. Могло быть и получше, но могло быть и не в пример хуже.

Несомненным плюсом было то, что Кэлвину всегда было совершенно наплевать на давление со стороны прессы и на общественное мнение в целом. Ему исполнилось шестьдесят четыре года – как ни крути, скоро на пенсию, и он мог по праву гордиться своей независимостью. Он не станет заведомо подыгрывать Такеру, но, с другой стороны, я тоже не имел оснований надеяться на особую благосклонность.

Сегодняшние слушания были в значительной степени формальными: представление судьи, который огласит дату суда присяжных, а также выслушает официальные заявления сторон. Несмотря на это, в здании суда было полным-полно представителей прессы. Вот уж поистине в мире ничего более важного не происходит!

Винс сходил домой к Дэниелу и принес ему костюм. Когда я взглянул на своего клиента при всем параде, то возблагодарил судьбу, что в зале пока еще нет присяжных заседателей. Если бы судья собирался отпустить Дэниела под залог (а он вовсе не собирался), то в качестве залога вполне можно было бы внести этот костюм. Обвиняемому ни в коем случае нельзя выглядеть респектабельно. Он должен смотреться, как паренек из народа: слегка потрепанный и без малейших претензий на моду. Надо будет сделать Винсу внушение на этот счет.

Такер согласовал дату суда присяжных – через два месяца – и очень удивился, узнав, что меня этот срок тоже устраивает. Конечно, я бы предпочел, чтобы времени было побольше, но Дэниел настаивал на том, чтобы мы продвигались как можно скорее. Казалось, он был убежден: чем скорее состоится суд, тем скорее он выйдет на свободу. Мне же, прежде чем я смогу разделить его убеждение, предстояло проделать еще уйму работы.

Судья Кэлвин поинтересовался ходом расследования и уточнил, на какой стадии оно находится. Коробки с документами поступали в мой офис ежедневно, однако там до сих пор не было данных экспертизы ДНК, на проведение которой уйдет еще несколько недель. Этих результатов я вовсе не ждал, затаив дыхание, поскольку не сомневался, что кровь и волосы на шарфах, найденных в доме Дэниела, принадлежат именно жертвам. Моя задача состояла в другом: убедить присяжных в том, что это не Дэниел положил их туда.

– Ваша честь, – обратился я к судье. – Сторона обвинения предоставила нам не все документы, а только те из них, которые непосредственно касаются господина Куммингза как подозреваемого. Вероятно, господин прокурор полагает, что защита не вправе ознакомиться с ними до начала суда присяжных. Я прошу предоставить нам все, абсолютно все документы, имеющиеся в деле, независимо от того, имеют ли они прямое касательство к моему клиенту.

Такер быстро взглянул на одного из своих коллег и встал.

– Ваша честь, существуют определенные правила ведения расследования, а потому просьба, высказанная адвокатом, представляется неправомерной. Сторона защиты проявляет чрезмерное любопытство.

Я покачал головой.

– Ваша честь, прошу принять во внимание тот факт, что мой клиент какое-то время был посредником между преступником и полицией. Полиция использовала его в качестве источника информации и поощряла его контакты с настоящим убийцей. Так продолжалось до тех пор, пока он сам не попал под подозрение. Мой клиент был связующим звеном в расследовании, и потому защита имеет право знать обо всех аспектах данного расследования.

Такер опять заявил, что он протестует. Он придерживался буквы закона и не мог понять, почему Кэлвин проявляет благосклонность к стороне защиты. Я же искренне надеялся, что судья постарается дать нам все шансы. Он прекрасно понимает, что речь идет о смертном приговоре. А это значит, что последующие апелляционные суды будут тщательно проверять его работу в течение многих лет.

– Я склонен согласиться с доводами защиты, – сказал Кэлвин после того, как Такер повторил свое возражение во второй раз. – Если сторона обвинения будет настаивать на том, что ознакомление защиты с этими документами способно причинить вред третьей стороне, я готов обсудить эти доводы в частном порядке.

Честно говоря, я не особо надеялся победить в этом споре, но коль скоро удача оказалась на моей стороне, надо попытаться выкачать из этой ситуации максимум пользы.

– Благодарю вас, ваша честь. Мы также просим предоставить нам возможность ознакомиться с результатами полицейского расследования, касающегося лично госпожи Линды Падилла, поскольку эти данные могут иметь прямое отношение к ее убийству. Мы искренне надеемся, что они помогут пролить свет на существование других людей, у которых был повод избавиться от нее.

После того, как прозвучал мой намек на возможную связь Линды Падилла с преступным миром, среди представителей прессы пронесся оживленный шепот, а Такер вскочил на ноги. Он был явно обескуражен.

– Ваша честь, смею заявить, что для подобных утверждений нет ни малейшего основания. В этих отчетах не содержится ничего такого, что имело бы отношение к данному делу.

– Насколько я понял, лично вы успели ознакомиться с этими отчетами. Не так ли? – веско спросил Кэлвин.

Он прекрасно понимал, что у Такера не было бы ни повода, ни возможности прочесть эти отчеты, если бы они и вправду не имели отношения к делу.

– Прошу прощения, ваша честь, я совсем не то хотел сказать. На самом деле, я даже не уверен в том, что подобные документы существуют. Но поскольку в них не может быть никакой информации, касающейся господина Куммингза, то я не вижу необходимости приобщать их к делу. Согласно законам штата, мы не имеем права предавать их огласке.

На этот раз Кэлвин опять помог нам выиграть, хотя и не с таким блеском. Он сказал, что готов ознакомиться с этими отчетами в личном порядке и передать их защите только в том случае, если они действительно будут ей полезны.

Я решился еще раз выступить с ходатайством об освобождении Дэниела под залог, хотя особо не надеялся на успех: обвинения, предъявленные моему клиенту, были для этого слишком серьезными.

– Вы специально заставляете суд понапрасну терять время? – поинтересовался Кэлвин.

– Никак нет, ваша честь. Я всего лишь пытаюсь защитить человека, которого прежде никогда не обвиняли в преступлении. Человека, который не представляет для общества никакой опасности и который всегда был достойным членом этого общества. А теперь оказался в камере и вынужден ждать, пока мы сумеем доказать его невиновность.

Такер поднялся на ноги.

– Ваша честь, согласно законам штата…

Кэлвин нетерпеливо прервал его.

– Просьба об освобождении под залог отклонена. Какой следующий вопрос?

Я встал.

– Ваша честь, сторона защиты подала прошение о переносе рассмотрения дела в другой округ. Мы остро ощущаем, что в обществе сформировалось предвзятое отношение к делу, и господин Такер постоянно подогревает общественное мнение, устраивая пресс-конференции в своих интересах. Такой подход делает невозможным подобрать беспристрастных присяжных. Мы предлагаем…

Он не дал мне закончить.

– Я читал ваше прошение, а также читал объяснения по этому поводу обвинительной стороны. Думаю, это займет чуть больше времени, чем обычно, но тем не менее нам удастся сформировать достойную коллегию присяжных. Ваше прошение отклонено. Итак, мы закончили, господа?

Мы не вполне закончили, хотя последний вопрос, который я собирался поднять, был явно обречен на неудачу.

– Ваша честь, в своих интервью господин Закри сообщил прессе, что в деле «несомненно фигурируют четыре убийства», в то время как моему клиенту предъявлено обвинение только в одном. Таким образом, получается, что эта «несомненность» все-таки внушает некоторые сомнения, и господину прокурору следует исправить свою ошибку. Именно поэтому я прошу запретить ему ссылаться на улики по первым трем преступлениям до тех пор, пока он не приобщит их к делу и не предъявит официальное обвинение.

Такер принялся оправдываться, ссылаясь на закон. Дело в том, что улики по трем первым преступлениям пока еще не получили подтверждения в виде «мотива, возможности, намерения и подготовки». Но я, в общем-то, и не надеялся выиграть этот спор, я всего лишь оттачивал свое будущее прошение о пересмотре дела.

Судья Кэлвин решил этот вопрос не в нашу пользу, и я отправился назад, в свой офис. Когда я рассказал Кевину и Лори о своей встрече с Рэнди Клеменсом, они ужасно обрадовались, едва ли не больше, чем я. Может быть, потому, что они не принимали так близко к сердцу бесчисленные предыдущие попытки Рэнди откопать хоть что-нибудь, что помогло бы ему выйти на свободу.

– Значит, он сказал, что все это – из-за Линды Падилла? – уточнила Лори.

– Он не упоминал ее имени. Думаю, из опасения, что нас подслушают. Но он сказал, что убитая была «богата», и я не думаю, что это качество может быть присуще какой-либо из других жертв.

Из Кливленда позвонил Маркус, чтобы отчитаться о проделанной работе, и мы включили телефонный аппарат в режим громкой связи. Когда говоришь по телефону с любым другим человеком, получается совсем не то, что при живом общении, ведь мимика и жесты зачастую значат даже больше, чем сами слова. Маркус же представляет собою ярчайшее исключение из этого правила. Бездушный аппарат способен абсолютно точно передать его индивидуальную манеру общения, поскольку этот аппарат так же лыс, холоден и лишен даже намека на подкожные жировые отложения.

Маркус побеседовал со следователем, который вел дело об убийстве Маргарет Куммингз, жены Дэниела. Судя по его словам, следователь не слишком огорчился по поводу того, что произошло с Дэниелом, поскольку с самого начала был убежден, что Дэниел имеет прямое отношение к убийству Маргарет.

Вообще-то Дэниел имел в Кливленде репутацию добропорядочного гражданина, общественность целиком и полностью поддерживала его, и присяжные единодушно оправдали. А тот следователь был, пожалуй, единственным человеком, который придерживался иного мнения.

– Ты думаешь, это Дэниел застрелил ее? – спросила Лори.

– М-м-м… заказал.

Таким образом Маркус выразил примерно следующую мысль: «Не совсем так. Следователь считает, что наш клиент, руководствуясь корыстными побуждениями, выступил заказчиком убийства».

Из последующего хрюканья и фырканья мы сумели понять, что по подозрению в убийстве был арестован какой-то человек, но в суде дело развалилось, и с него были сняты все обвинения.

Как и следовало ожидать, Маркус не нашел ни одной улики, способной подтвердить причастность Дэниела к убийству. Это и неудивительно, если учесть, что полиция Кливленда в свое время их тоже искала и не нашла.

Надо сказать, что, отправив Маркуса на поиски в Кливленд, я испытывал смешанные чувства. С одной стороны, была некоторая надежда, что ему удастся отыскать зацепку, которая поможет мне защитить Дэниела. С другой стороны, положа руку на сердце (процедура, которую я стараюсь проделывать как можно реже), я должен признать, что готов услышать о Дэниеле все, что угодно. Я надеялся, что Маркус поможет мне наконец понять, что же за человек мой клиент.

Наступил вечер накануне выходных, на которые я возлагал большие надежды. Лори собиралась провести уикэнд в моем доме, что, на первый взгляд, выглядело, как новый этап в развитии наших отношений. Однако на деле было не вполне так. На эти выходные как раз приходится футбольный чемпионат среди юношеских команд, и это значит, что, даже находясь на одной территории, мы все равно будем существовать в разных измерениях.

Пройдет какое-то время, и вся наша команда защиты, готовясь к суду присяжных, будет работать с утра до ночи, без всяких выходных. Но до суда еще далеко, и надо использовать любую возможность, чтобы отдохнуть и набраться сил. Сегодняшний отдых заключался в том, что мы с Лори сидели у меня в гостиной и смотрели по телевизору кассету с записью «Крестного отца». Телевизор с огромным экраном был единственной дорогой покупкой, которую я совершил после того, как разбогател, и он оправдал каждый вложенный в него цент.

Мы запаслись большим пакетом попкорна и уселись на диван смотреть фильм, а Тара улеглась между нами. Она нарочно легла таким образом, чтобы каждому из нас было удобно ее гладить. В этот момент меня буквально пронзило ощущение счастья от того, что Лори находится рядом со мной. Впервые в жизни меня посетила шальная мысль, что нам, возможно, следует пожениться.

Следующим озарением была мысль о том, что Лори никогда не поднимала вопрос о свадьбе. Вообще ни разу. До настоящего момента это меня вполне устраивало, но сейчас я вдруг забеспокоился. Почему она не горит желанием прибрать меня к рукам? Почему не пытается давить на меня своим совершенством? Почему не напоминает о том, что ее чертовы часы тикают и молодость уходит?

Я твердо решил не поднимать этот вопрос первым, но в ту же секунду слова сами сорвались с моих губ.

– Ты никогда не заговаривала о свадьбе, – сказал я.

Я безошибочно выбрал самый подходящий момент для этого разговора. Как раз в это мгновение один из героев обнаружил на подушке рядом с собою окровавленную конскую голову. Как всегда, когда мы смотрели с ней этот фильм, Лори вскрикнула. А чуть позже, когда снова успокоилась, рассеянно переспросила:

– Ты что-то сказал, Энди?

– Я сказал: «Смотри, кажется, сейчас на подушке рядом с ним окажется отрубленная лошадиная голова!»

Мы продолжали смотреть фильм, и мне вполне успешно удавалось держать язык за зубами вплоть до того момента, когда Майкл пришел в больницу навестить своего отца. И обнаружил, что охрана снята. В этом месте я всегда возмущался, почему никто не удосужился предупредить Сони. Майкл подошел к телефонному аппарату и начал набирать номер. И тут зазвонил мой домашний телефон.

– Я сниму, – сказал я. – Не исключено, что Майкл сейчас попросит нас прислать в больницу парней для охраны отца. Можем мы отправить туда кого-нибудь?

– Нет, – сказала Лори. – Все наши люди сейчас следят за доном Солоццо.

Я кивнул в знак согласия и снял трубку:

– Алло?

– Господин Карпентер, вас беспокоят из центральной районной больницы.

Поначалу мне это показалось очень забавным, потому что Майкл в кино звонил именно из больницы. Однако в следующий момент я сообразил, что ночной звонок из этого заведения не может сулить ничего хорошего.

– Что случилось? – спросил я.

– К нам поступила женщина с огнестрельным ранением.

– Что за женщина? – с тревогой спросил я, но почувствовал невольное облегчение от мысли, что Лори сидит рядом со мной.

– Она не могла назвать свое имя, а сейчас она находится в операционной. Но в ее кошельке мы обнаружили вашу визитную карточку.

– Она не похожа на… – нужное определение никак не приходило мне на ум, – …на женщину легкого поведения?

– Да, уверена, что так оно и есть.

– Я сейчас приеду.

Положив трубку, я повернулся к Лори, которая слышала конец разговора и ужасно разволновалась.

– Женщина в больнице… с огнестрельным ранением. Думаю, что это Сондра.

– Вот черт! – воскликнула Лори.

В полном молчании мы вышли из дома и сели в машину.

За всю дорогу до больницы Лори не проронила ни слова. Я не знал, о чем она думает, а расспрашивать стеснялся. И только после того, как мы припарковались на стоянке, она нарушила молчание.

– Я не должна была оставлять ее там, – сказала она. – Я должна была вытащить ее оттуда.

– Ты сделала все, что могла.

– Нет, – она покачала головой. – Мне надо было вытащить ее оттуда и показать, что в жизни есть кое-что получше. И всячески поддержать. Вместо этого я просто поинтересовалась, не хочет ли она бросить свое занятие. Она сказала, что не хочет, и я успокоилась.

– В том, что случилось, виноват только Рик. А уж ни в коем случае не ты.

Как раз когда мы вошли, Сондру на каталке привезли из операционной в палату. Мы заглянули через окошко, чтобы убедиться, действительно ли это она, и узнать, в каком она состоянии. Девушка спала, все еще находясь под действием наркоза. Врач сказал, что пуля попала ей в плечо, и пострадавшая потеряла много крови. Но ей повезло: пройди пуля несколькими сантиметрами левее, это означало бы верную смерть.

Что и говорить, в таком виде спорта, как стрельба из движущегося автомобиля, все решает точность.

Главный врач пригласил нас к себе в кабинет и поинтересовался, имеется ли у Сондры медицинская страховка. Я почему-то сомневался, что Рик столь трепетно заботится о здоровье своих работниц, и официально заявил, что беру на себя финансовую сторону лечения. Интересно, если человека подбирают на улице и он не в состоянии заплатить, его отключают от аппарата искусственного дыхания?

Смена дежурного офицера, который принял звонок о происшествии, уже закончилась, но побеседовать с нами подъехал Стив Сингер, детектив из полиции Пассейика. Они с Лори в приятельских отношениях, и это добрый знак. А дурной знак был в том, что однажды я обставил этого парня на зачете по бегу. И с тех пор, как мне кажется, он спит и видит, как бы выехать на происшествие, в котором жертвой убийства был бы я.

Сингер сообщил нам, что в Сондру стреляли из проезжающего автомобиля, но непосредственных свидетелей при этом не было, и преступникам удалось скрыться. Он поинтересовался, откуда мы знаем Сондру и каким образом у потерпевшей могла оказаться моя визитная карточка. Я рассказал нашу историю, после чего мой собеседник взглянул на Лори с явной надеждой, что она опровергнет мои слова.

– Тебе что-нибудь известно об этом? – спросил он.

– Стив, я лично была там, – подтвердила Лори.

Я заметил, как на его лице промелькнула гримаса разочарования, после чего он неохотно кивнул. Наверное, он до последнего момента надеялся арестовать меня, ну, хотя бы как сутенера, и только сейчас понял, что его мечтам не суждено сбыться.

– Ну, ладно. Можете еще что-нибудь добавить?

– У нее был сутенер – парень по имени Рик. Он ударил ее прямо на наших глазах, – сказал я.

Лицо Стива тотчас просияло.

– Постойте-ка, я об этом слышал! – сообщил он, обращаясь к Лори. – Ты надрала ему задницу, верно? Я слышал, как наши парни это обсуждали.

– Он поскользнулся и упал, – сухо сказала Лори. – Я просто не успела его подхватить.

– А ты чем занимался, пока леди разбиралась с подонком? – Стив повернулся ко мне. – Сторожил ее кошелек?

Такая постановка вопроса в очередной раз убедила меня в его невысоких умственных способностях. Он был абсолютно не в курсе событий. Ну, взять хотя бы тот факт, что в руках у Лори в ту ночь был не кошелек, а сумочка.

Я изготовился и нанес ответный удар.

– Если вы такие умные, то почему сразу же отпустили того подонка? Из-за этого сегодня пострадала женщина.

Стив презрительно фыркнул и направился в сторону телефона. Быстро переговорив с кем-то из своих коллег, он вернулся, исполненный самодовольства.

– Никто его не отпускал. Ваш Рик до сих пор сидит в камере, – сообщил он. – Вот так-то, умник.

Я на секунду растерялся, но быстро нашел выход из положения.

– Значит, он сумел организовать это покушение.

Поскольку к моим словам Сингер не испытывал ни малейшего доверия, Лори решила прийти мне на помощь.

– И в самом деле, Стив, это не похоже на случайное совпадение. Рика я предупредила, и он побоялся действовать открыто, потому что понимал: подозрение в первую очередь упадет на него.

Похоже, что Сингера нам удалось убедить, и он отправился в участок, чтобы потолковать с Риком.

– Мне будет не хватать его остроумных шуток, – сказал я Лори после того, как ее бывший коллега ушел.

Через несколько минут доктор сообщил нам, что Сондра пришла в сознание, и мы можем поговорить с ней.

Она выглядела совсем обессиленной, что неудивительно, ведь пуля тридцать восьмого калибра, попавшая в плечо, имеет свойство вызывать у человека упадок сил.

Девушка не имела ни малейшего представления о том, кто в нее стрелял.

– Машина довольно медленно проезжала мимо, и я увидела, как опустилось стекло. А что было потом, я не помню.

– Ты уверена, что целились именно в тебя? Может быть, рядом находился кто-то другой, кого и собирались застрелить? – спросил я.

Она печально покачала головой:

– Нет, им нужна была я. Именно я.

Сейчас она была просто не в состоянии сообщить хоть что-нибудь полезное для нас. А поскольку ей вскоре предстоит отвечать полицейским на те же самые вопросы, мы решили оставить ее в покое.

В машине, по дороге домой, Лори сказала:

– Энди, мы должны ей помочь.

– Сначала она должна захотеть, чтобы мы ей помогли, – заметил я.

Лори покачала головой.

– Нет. Так мы уже поступили в прошлый раз. Она не захотела, чтобы мы ей помогли, и мы успокоились. Типа, наше дело предложить… А этого оказалось недостаточно.

– И что ты теперь предлагаешь?

– Помочь ей, даже если она будет отказываться. Убедить ее в том, что она неправа. И только после того, как она дойдет до этого своим умом, мы сможем успокоиться. Мы не можем толкнуть ее обратно на улицу, не дав ни единого шанса.

– А как это будет выглядеть на практике?

– Мы устроим ее на работу и найдем жилье. Надо создать ей такие условия, чтобы она могла почувствовать себя человеком.

– Отличная идея, – сказал я.

В понедельник утреннюю прогулку с Тарой я свел к минимуму. Я собирался встретиться в тюрьме с Ричардом Уэллесом до того, как состоится его беседа с моим клиентом Рэнди Клеменсом, назначенная на половину десятого. Так что опаздывать было нельзя.

Я приехал даже пораньше, чтобы успеть позавтракать в ресторанчике «Блинная Доньи», который находился поблизости. Я заказал их фирменное блюдо – блинчики с бананом и грецким орехом. И когда мне его подали, оно выглядело как толстая лепешка с горкой бананово-ореховой пасты. Ни с того ни с сего я вдруг почувствовал себя старым. Наверное, потому, что помнил те славные времена, когда бананово-ореховая начинка находилась не поверх, а внутри тонкого блинчика.

Кроме меня в зале были только три посетителя, официантка маялась от безделья, и я решил поделиться с нею своим внезапно нахлынувшим чувством ностальгии.

– Представьте себе, я помню те времена, когда начинка из бананов и орехов была спрятана внутрь блинчика. Я чувствую себя таким старым!

– Как вам угодно, – сказала она, демонстрируя полное пренебрежение к моим культурно-историческим наблюдениям. – Принести вам кофе?

– Спасибо, не надо. Я не пью кофе до тех пор, пока не закончатся Олимпийские игры.

– Как вам угодно.

В двадцать минут десятого я поднялся из-за стола и направился в сторону здания тюрьмы. Блин раздулся в желудке, как пляжный мячик, и казалось, что этот мячик останется там навсегда.

Возле ворот меня поджидали Ричард Уэллес и Пит Стэнтон. Я немного удивился, увидев здесь офицера полиции, потому что Ричард ничего не говорил о своем намерении пригласить кого-либо еще. Однако потом я решил, что если Рэнди собирается назвать имена людей, замешанных в убийствах, то присутствие полиции просто необходимо.

– Доброе утро, друзья, – сказал я.

В ответ никто из них даже не улыбнулся.

– Энди, я пытался тебя предупредить, но ты был уже в дороге, – нахмурившись, сказал Ричард.

– Пришлось поменять планы?

Такое случалось сплошь и рядом, когда администрация тюрьмы по своему усмотрению переносила время свиданий.

– Энди, Клеменс убит.

Меня будто обухом по голове ударили.

– Как это произошло?

– Сегодня утром его зарезали по дороге в столовую.

В первую секунду я почему-то подумал о дочери Рэнди, которая никогда не узнает, каким замечательным человеком был ее отец и как сильно он ее любил. Когда она повзрослеет и будет готова понять, я обязательно разыщу ее и расскажу всю правду.

Пит первым нарушил молчание. Он положил руку мне на плечо и сказал:

– Пойдем, Энди, надо поговорить с начальником тюрьмы.

Мы прошли внутрь, и к тому времени, когда оказались в кабинете начальника, к охватившей меня печали добавилась уверенность в том, что убийство не было случайным. В стенах тюрьмы Рэнди провел четыре года, и у него не было не только конфликтов, но и вообще каких-либо недоразумений с другими заключенными. А именно в тот день, когда он собирался рассказать об убийствах, его самого убили.

– В коридоре завязалась драка, – сказал начальник тюрьмы. – Кто-то закричал, и все столпились вокруг. Клеменс оставался в стороне, и в суматохе никто не заметил, как он упал. Скорее всего, так и было задумано.

– Значит, в организации убийства принимали участие несколько человек? – спросил я.

– Именно так. Это было спланированное действие.

– Вы кого-нибудь подозреваете?

– Подозреваемых сколько угодно, и при этом ни одной улики. Однако могу вас заверить: если случается что-то подобное, то наверняка с подачи Доминика Петроне.

Доминик Петроне был известен как крестный отец организованной преступной группировки, которая вполне успешно действовала в Нью-Джерси. Рэнди Клеменс не имел к этой банде никакого отношения. Подозреваю, что Доминик Петроне даже никогда не слышал про Рэнди, а не то чтобы имел на него зуб. Если он и в самом деле организовал это убийство, то причина может быть только одна. Ему стало известно, что Рэнди Клеменс собирается рассказать нечто такое, что может ему повредить.

Эта дорожка снова вела к Линде Падилла и ее отношениям с преступным миром. Если это действительно так и ее убийство на совести бандитов, то мой клиент невиновен. Очень жаль, что я сумел это понять только тогда, когда погиб мой другой клиент.

По дороге назад я припоминал подробности нашей последней встречи с Рэнди. Я вспомнил, с какой настороженностью он оглядывался по сторонам и как на секунду замер перед тем, как выйти из комнаты. Он прекрасно понимал, что рискует своей жизнью, но ему не терпелось выбраться из тюрьмы, и он не мог не воспользоваться этим шансом.

Я еще раз мысленно прокрутил его слова, стараясь припомнить их как можно точнее. Он не говорил о жертвах напрямую, а только намекал: «которая богата», «остальные – для отвода глаз». Помимо всего прочего, я не знаю, каким образом эта информация попала к Рэнди и зачем убийце вообще потребовалось делать что бы то ни было «для отвода глаз».

В своем офисе я застал Маркуса, который дожидался моего возвращения. Он сидел напротив Эдны и стоически выслушивал истории ее последних достижений. У нее в жизни было два страстных увлечения: разгадывать кроссворды и штудировать сводки финансовых новостей, что, по сути, означало одно и то же. Маркус хранил загадочное молчание, которое могло означать все что угодно: ему интересно, ему неинтересно или он вообще спит. В любом случае его обычная немногословность никак не влияла на ход беседы. Эдна то и дело вставляла в свой монолог фразы типа «Я права?», «Вы меня понимаете?» и «Представляете?» и, судя по всему, была искренне уверена в том, что Маркус поддерживает разговор.

Он вернулся из Кливленда, после того как собрал столько информации, сколько смог. По правде говоря, не так уж и много. С одной стороны, Дэниел был известным и уважаемым журналистом, который не был замечен ни в каких связях с криминальным миром и не имел ни малейшей склонности к насилию. В его близком окружении были известные политики и крупные бизнесмены, которые поддерживали его в течение всего процесса. На другой чаше весов были подозрения, высказанные следователем, и слова нескольких друзей покойной Маргарет о том, что этот брак был неудачным и жена собиралась от Дэниела уходить.

Что касается Маркуса, то он разделял эти подозрения, считая, что Дэниел был вполне способен убить или выступить заказчиком убийства своей жены. Но так же, как и следователь, он не мог этого доказать. Наследство, неудачный брак… Чутье сыщика подсказывало Маркусу, что этого вполне достаточно. А такое понятие, как презумпция невиновности, нисколько его не смущало.

Лори и Кевин тоже подъехали, потому что мы планировали обсудить, как продвигается наше расследование по делу Линды Падилла. Известие о гибели Рэнди Клеменса их потрясло. Они не были знакомы с ним лично, но испытывали к нему горячую симпатию, ведь именно благодаря Рэнди наше дело сдвинулось с мертвой точки.

Смерть Рэнди лишний раз подтвердила правдивость той информации, которую он собирался сообщить. Кевин и Лори тоже нисколько не сомневались в том, что эта гибель не была случайной. Он собирался назвать имена, и носители этих имен – будь то Петроне или кто-нибудь другой – сделали все, чтобы по-прежнему оставаться в тени.

Я попросил Эдну доложить о результатах порученного мною небольшого исследования. Она должна была просмотреть как можно больше телепередач, в которых так или иначе затрагивается тема убийства Линды Падилла.

После гибели принцессы Дианы телевизионщики взяли за правило транслировать похороны от начала и до конца. Не могу взять в толк, что может быть интересного и полезного в созерцании, как люди причитают над покойником и демонстрируют свои отчаяние и скорбь, но, похоже, подобные передачи обеспечивают неплохой рейтинг. Клянусь, если кто-нибудь затянет на моих похоронах скорбную песнь, мне придется умереть еще раз – от стыда. Исключение могу сделать только для Сэма Уиллиса, который, иначе как с помощью песен, не умеет выражать свои мысли.

Единственное достоинство подобных программ, по крайней мере для нас, состоит в том, что они позволяют вычислить близкое окружение ныне покойной Линды Падилла. Именно с этими людьми нам следовало встретиться и поговорить в первую очередь. Эдна прекрасно справилась со своей задачей и составила для нас длинный список кандидатур.

Каждому из моих сотрудников досталось по несколько имен из этого списка. Я напомнил, что времени до начала суда присяжных остается в обрез, а потому действовать предстоит быстро и слаженно. На этом наше совещание закончилось.

– У Сондры дела идут на поправку, – сообщила Лори, задерживаясь возле моего стола. – Но чтобы окончательно выздороветь, ей потребуется еще какое-то время.

– Как долго ее продержат в больнице?

– На днях уже выпишут, но ей нужен покой и отдых, по крайней мере в течение пары месяцев.

– И где же она будет отдыхать?

– У меня дома.

Я нисколько не удивился, хотя, по правде сказать, нисколько и не обрадовался – по глубоко личным причинам. Я не знал, какое решение примет Лори. Оставит Сондру в одиночестве, а сама поселится у меня? Или ей будет удобнее, чтобы я переехал к ним? Или существует какой-то третий вариант, который сулит мне сплошное разочарование?

– Ты уверена в том, что это хорошая идея? – Этот вопрос я нарочно задал таким жалобным и безнадежным тоном, что Лори в негодовании щелкнула пальцами. Выдержав паузу, я добавил: – По-моему, это плохая идея. Ну, пожалуйста, позволь мне выгнать ее обратно на улицу.

– Непременно, – кивнула Лори. – Только имей в виду, Энди, это мое решение, и ты вовсе не обязан принимать участие во всей этой истории.

Ее слова пришлись мне по душе, потому что я и в самом деле не хотел влезать в эту историю. У меня и без того хлопот полон рот.

– Ты собираешься подыскать ей нормальную работу? – спросил я.

– По крайней мере, попытаюсь.

– Надо подумать, чем я смогу помочь.

Таким образом, я тут же успешно влез в эту историю и добавил к тем хлопотам, которых у меня полон рот, еще одну.

Наш разговор прервал звонок Винса, и я сообщил ему о своем намерении увидеться с Майклом Спинелли, одним из сотрудников Линды Падилла. Как выяснилось, Винс прекрасно его знает, что можно сказать, наверное, о большинстве жителей Западного полушария. Правда, тут же выяснилось, что Винс его недолюбливает, что тоже можно сказать о большинстве тех же жителей. Но Винс в свое время оказал этому человеку парочку услуг по части освещения в прессе кое-какой информацией и потому посчитал, что имеет полное право устроить для меня эту встречу.

Между делом я решил заехать в «Заведение имени Тары», чтобы узнать, как там идут дела, и извиниться за то, что не уделяю работе должного внимания. Мои извинения должны быть короткими, но емкими. Главное донести до Уилли ключевую мысль: я занят очень серьезным делом.

Уилли встретил меня бодрой улыбкой и коротко отчитался об успехах нашего заведения.

– Итак, только за последнюю неделю своих новых хозяев обрели Джой, Роки, Рипли, Сахар, Хомер, Хэнк, Кэрри, Иви, София и Чак.

Дважды в день наше заведение посещает дама-ветеринар, на которую мы сгоряча возложили обязанность придумывать собакам клички. Она страшно обрадовалась возможности проявить творческую жилку и первых трех собак назвала Попкорном, Крупой и Маслом. После этого полет ее творческой фантазии пришлось пресечь на корню, и теперь почти у всех собак вполне приличные имена.

Новость о том, что наши собаки надежно пристроены и живут в своих новых домах, как всегда порадовала меня, и в то же время я немного взгрустнул, что никогда больше не увижу Хомера, Сахара и Чака. Моя роль в их жизни ограничилась финансовой поддержкой, а значит, была совсем не главной.

Уилли показал мне снимки, на которых собаки были запечатлены вместе со своими новыми хозяевами.

– Старик, я доволен собой, – сказал он с гордостью, которую я счел вполне заслуженной.

– И это правильно. Ты уже разослал справки?

В нашем заведении собакам делали все необходимые прививки, здесь их также кастрировали и стерилизовали. И новый хозяин должен был получить все справки, которые требуются для оформления лицензии.

– Нет, пока еще не успел.

Я бросил взгляд на рабочий стол Уилли, вернее, в ту сторону, где, по идее, находился его рабочий стол, погребенный под грудой документов.

– Давай я тебе помогу, – предложил я, пытаясь создать на столе хотя бы видимость порядка.

Именно в тот момент, когда я рылся в поисках справки, подтверждающей, что Рипли привит от бешенства, меня и посетила гениальная идея.

– Вообще-то тебе нужен помощник, – заметил я, от всей души надеясь, что Сондра не боится собак.

– Ты имеешь в виду напарника? – Он решительно покачал головой. – Ничего не выйдет. Я тут сам себе хозяин.

– Я не сказал, что кто-то должен работать вместе с тобой. Я имел в виду, что кто-то должен работать на тебя. А ты станешь его боссом.

– Я стану боссом? – Эта идея явно его заинтересовала.

– Крутым боссом, – подтвердил я. – Предводителем. Кормчим. Главарем. Вождем краснокожих. Ты будешь приказывать ей, что делать и когда делать, а она будет эти приказы беспрекословно выполнять.

– Ты сказал «она»? – переспросил Уилли. – Ты имеешь в виду конкретного человека?

– Очень может быть. Есть у меня на примете одна кандидатура. Но эта женщина сможет приступить к работе не раньше, чем через два-три месяца.

– А где она раньше работала?

– Думаю, что-то связанное с гостиничным бизнесом. Кроме того, она знает толк в автомобилях.

Лучшего способа заинтересовать Уилли просто не существовало. И я покинул заведение, предвкушая, как Лори станет мною восхищаться, оттого что я так быстро и так успешно решил ее проблему.

Бывают моменты, когда я сам себе поражаюсь.

Независимо от того, кто убил Линду Падилла, одним из многих печальных последствий этого преступления явилось то, что человек по имени Майкл Спинелли лишился кормильца. Как один из ведущих менеджеров ее компании он, конечно же, собирался последовать за своим боссом вверх по служебной лестнице и попасть в команду губернатора. А ее смерть перечеркнула все его планы.

Винс устроил мне встречу со Спинелли в одном из филиалов компании. Каких-нибудь пару недель назад жизнь здесь наверняка била ключом, но сегодня при моем появлении никто даже не поинтересовался, кто я такой и что мне здесь нужно. Кругом царили упадок и запустение: организация потеряла смысл своего существования. Немногие из оставшихся служащих с унылым видом собирали свои вещи. Когда я спросил одного из них, где можно найти Спинелли, тот молча ткнул пальцем в сторону нужного кабинета и вернулся к прерванному занятию.

Не успел я войти в его кабинет и представиться, как услышал гневную тираду.

– С какой стати я должен разговаривать с вами? – проворчал он. – Я, конечно, понимаю, что каждый человек имеет право на защиту, но лично вас никто не заставлял защищать этого сукина сына. Будь моя воля, я бы указал вам на дверь. Но Винс – он ведь как прыщ на заднице…

– Последнее замечание я полностью с вами разделяю.

– Ну, и чего вы хотите?

– Хочу узнать как можно больше о том, что за человек была Линда Падилла.

– В смысле, что она ела на завтрак? Или за сколько минут пробегала стометровку? В таком случае, вам не повезло. Я вообще ни с кем не собираюсь обсуждать ее жизнь.

– Ну, это уж как пойдет… – сказал я. – Моя единственная цель – узнать, кто убил Линду Падилла, и только поэтому я вынужден расспрашивать о ее жизни. Я бы с удовольствием задал вам четкие вопросы по существу, если бы сам их знал. Но в настоящий момент я не могу определить, что важно, а что неважно, и поэтому вынужден задавать множество вопросов. Конечно, если вам известно, кто ее убил и почему, то уж будьте добры, поделитесь. Это сэкономит нам с вами уйму времени.

– Полиция считает, что ее убил ваш клиент, – сказал он.

– Что ж, такова точка зрения полиции, – согласился я. – Я же придерживаюсь иной точки зрения. Согласно моей версии, он невиновен.

Спинелли обреченно вздохнул:

– Итак, с чего я должен начать?

– Расскажите о ваших отношениях, – сказал я.

– Моя должность – консультант по политическим вопросам. Я помогаю политикам взбираться по карьерной лестнице: подсказываю им, что говорить, как говорить и кому говорить. Но, помимо моей науки, они и сами должны кое-что иметь за душой, обладать неким особенным даром, иначе ничего не получится. У Линды этот дар, несомненно, был.

– А для чего ей вообще понадобилось забираться по этой лестнице? – спросил я.

– Полагаю, что только она сама могла бы назвать настоящую причину или главную из причин. Если бы ваш клиент ее не убил.

Такой ответ меня не устраивал, и потому я не стал торопиться со следующим вопросом.

– Уверен, она сказала бы вам, что борется за справедливость, – продолжил Спинелли. – Что, согласно великой американской мечте, каждый должен воспользоваться своим шансом, как это удалось сделать ей. Всякий раз, когда она произносила эти слова, казалось, что она и сама в них верит.

– Ну, а что двигало ею на самом деле? Жажда власти? Стремление к славе?

– М-м-м… – Этот неопределенный ответ подсказал мне, что так оно и есть. Именно жажда власти и стремление к славе. Слава и власть – всегда одно и то же.

– И как вы оцениваете ее успехи?

– Ее первый ход был блестящим, – сказал он. – И за последние пару лет она успела сделать еще уйму блестящих ходов.

Я продолжал задавать вопросы, а он продолжал отделываться общими рассуждениями, из которых практически невозможно было понять, что же за человек была Линда Падилла. Складывалось впечатление, что он и сам этого не знает. Вероятно, она никогда не подпускала его к себе достаточно близко.

Я попросил его прокомментировать слухи о том, что Линда Падилла была связана с мафией, в частности с Домиником Петроне. Прежде чем ответить, он тщательно обдумал и взвесил каждое слово.

– Я никогда не видел их вместе. И она никогда не упоминала о нем в моем присутствии.

– Но у вас есть основания полагать, что они были знакомы? – спросил я.

– У меня нет никаких оснований ни для чего.

В конце концов, вероятно, для того, чтобы поскорее избавиться от моего общества, он подтвердил кое-какие слухи. Например, о том, что у Линды был бойфренд – некто Алан Корбин, влиятельный бизнесмен. Появляться вместе на публике они стали совсем недавно и при этом старались не афишировать свои отношения, однако Спинелли утверждал, что они были очень близки.

– Только, пожалуйста, не говорите ему, что это я вас на него вывел, – сказал он.

– Почему же? – удивился я.

– Он не из тех людей, с которыми я мечтаю поссориться.

На самом деле, имя Корбина значилось следующим в списке людей, с которыми необходимо встретиться и поговорить, и мне было совсем необязательно упоминать в этом разговоре имя Спинелли.

Дальнейшим пунктом моего маршрута был офис Сэма Уиллиса. Мне позарез нужна была помощь специалиста в компьютерном деле, а Сэм всегда выражал горячую готовность подставить плечо. Я долго не решался обратиться к нему, ведь в свое время его помощнику сотрудничество с нами стоило жизни. Однако другого выхода сейчас у меня не было.

Минут десять я нудно твердил Сэму о необходимости соблюдать осторожность. Я без конца повторял, что при малейшей опасности он должен немедленно прекратить поиски и сообщить мне. Серьезных причин опасаться за его жизнь у меня не было, но я хотел подстраховаться, насколько это возможно. Он клятвенно пообещал мне соблюдать осторожность, но сделал это, как я подозреваю, исключительно для того, чтобы успокоить мою совесть.

Я протянул ему копии полицейских отчетов и другие документы, которые нам удалось раздобыть.

– Об этих женщинах я хочу знать абсолютно все. Главное: существовала ли между жертвами при жизни хоть какая-то связь. Ну, скажем, обедали в одном ресторане, сидели рядом на стадионе – все что угодно. Это очень важно.

– Да, негусто… – пробормотал он, просматривая документы. – А ты уверен, что это ее настоящее имя?

Его заинтересовала Розалия – девушка, о которой ни нам, ни полиции практически ничего не удалось узнать.

– Этого никто не знает. Она была уличной проституткой. Я пытался навести справки у ее соседки по комнате, но мало чего добился. Оставь ее на потом.

– Хорошо, – согласился он. – Имей в виду, что мне потребуется время.

Никто не мог лучше, чем Сэм Уиллис, раздобыть с помощью компьютера нужную информацию. Однажды он так далеко зашел в этом деле, что попал под суд. Сэма обвиняли в том, что он взломал компьютерную базу данных одной крупной корпорации. Мне известно, что он сделал это в отместку за то, что корпорация несправедливо обошлась с одним из его клиентов. На том процессе я выступал его адвокатом, и нам сообща удалось добиться оправдательного приговора. С тех пор Сэм широко прославился как уникальный специалист.

– Имей в виду, если у тебя ничего не получится, мы это переживем.

Говоря эти слова, я прекрасно понимал, что Сэм воспримет их как вызов.

Он наклонился к моему уху и прошептал:

– Слушай. Хочешь узнать секрет? Обещаешь не разболтать? – Это была цитата из песни «Битлов».

– Обещаю, – сказал я, безуспешно пытаясь сделать вид, что ничего не заметил.

– Если эти данные есть в сети – а они там наверняка есть, – я обязательно их вытащу.

Мне понравился ход его мыслей.

– Но я вовсе не уверен, что нужные мне сведения вообще попали в компьютер.

– Человек – это такое животное, которое нуждается в общении. Ты даже представить себе не можешь, сколько народу сидит у себя дома и доверяет компьютеру все свои секреты. – Он с грустью покачал головой. – Все люди по сути одиноки… И откуда только берется это одиночество?

Я начал лихорадочно вспоминать соответствующую строчку в песнях «Битлов», но, к своему стыду, ничего похожего не припомнил. А потому решил, что пора уходить и дать Сэму возможность поработать.

– Обязательно позвони мне, если наткнешься на что-то ценное. Ладно?

– Ладно, – кивнул Сэм. – Расслабься.

Алан Корбин вовсе не горел желанием со мной беседовать. Я заподозрил это уже после того, как в течение недели безуспешно пытался с ним связаться. И мои подозрения переросли в уверенность, когда, случайно дозвонившись до него, я услышал в трубке:

– В гробу я тебя видал, грязный ублюдок.

И поскольку Винс, знакомый с Корбином едва ли не с пеленок, не смог организовать для меня эту встречу, я решил использовать Винса в качестве курьера. Одно за другим я передавал с ним письма, причем в один из конвертов даже была вложена повестка в суд для дачи свидетельских показаний. Эта угроза не возымела ни малейшего действия, чего и следовало ожидать: я не имею права официально вызывать людей в суд. В ответ на эту отчаянную попытку мне позвонил адвокат Корбина и послал куда подальше.

Однако прогулки «куда подальше» отнюдь не являются моим хобби, и, проявляя настойчивость, я написал еще одно письмо, которое снова переправил с Винсом. В этом послании я предупредил, что собираюсь встретиться с телеведущим Ларри Кингом и сообщить нации… (Да что там нации – всему миру! Ведь Си-эн-эн принимают повсюду)… Намерен сообщить, что могущественный Алан Корбин был посредником между Линдой Падилла и мафией в лице Доминика Петроне.

Винс, как мы и договорились, передал письмо Алану. Потом он рассказывал, что Алан орал так громко, что, казалось, у него сорвало крышу. И еще Винс сказал, что если я хочу когда-либо переговорить с Корбином, то должен немедленно отказаться от мысли об интервью на телевидении.

После угроз подать на меня в суд за клевету и дискредитацию, после бесконечных препирательств и торговли, Корбин наконец согласился принять меня в своем кабинете и уделить мне пятнадцать минут. В результате я оказался у него в приемной, и секретарь таращился на меня с таким видом, как будто я представился Энди Бен Ладеном.

В конце концов меня все-таки впустили в кабинет «Его величества», где я впервые по-настоящему осознал разницу между словами «бизнесмен высокого ранга» и «высокий бизнесмен». Корбин оказался коротышкой, и мне пришло в голову, что это одна из причин, почему он запал на Линду Падилла. Она была намного выше его и всегда могла присматривать, чтобы с верхней полки ему на голову не свалился какой-нибудь тяжелый предмет.