Скрывая улики

– Спасибо, что уделили мне время, – приветливо сказал я.

Он взглянул на часы.

– Ваше время уже пошло, господин засранец. У вас в распоряжении пятнадцать минут.

Он счел необходимым напомнить о времени нашего интервью, а я счел необходимым испортить ему настроение.

Я тоже взглянул на свои часы.

– М-да. Весьма скромно.

– Мы с Винсом договаривались только о пятнадцати минутах.

– Да я вовсе не о времени сказал. Я имел в виду ваш рост, весьма скромный. Метр с кепкой, не больше. Так ведь, господин засранец?

Это был удар ниже пояса, и я прекрасно понимал, что имею все шансы вылететь отсюда, как пробка. Однако если я позволю вытирать о себя ноги, то все равно не получу того, за чем явился.

Казалось, еще секунда, и он прикажет вышвырнуть меня вон, однако он передумал. Мы обменялись оскорблениями, и он решил, что этого достаточно.

– Задавайте свои вопросы, – буркнул он.

– Кто мог желать смерти Линды Падилла? – Таким был мой первый ход.

– Из тех людей, кого я знаю, никто. Хотя, признаюсь, я не имел чести быть знакомым с вашим клиентом.

– Она строила свою карьеру на том, что выводила людей на чистую воду. Наверняка почти все они затаили на нее злобу. Но меня интересуют имена только тех, кто был особенно зол, кто ее действительно ненавидел и кого она сама, возможно, боялась.

– Линда не боялась никого и ничего.

– Расскажите мне о том, что ее связывало с Домиником Петроне.

– Шутить изволите? – Он засмеялся каркающим смехом.

– Если понадобится, я могу повторить этот вопрос на суде присяжных.

– Вот только не надо мне угрожать.

– Ну, подумайте сами, – сказал я как можно мягче и дружелюбнее. – Моя единственная цель – доказать невиновность моего клиента. Чтобы решить эту задачу, я готов найти настоящего убийцу или, по крайней мере, убедить присяжных в том, что виновен кто-то другой. Я спрашиваю вас о Петроне только потому, что он, по моему мнению, вполне подходит на роль убийцы Линды Падилла. Если это окажется не так, то я оставлю в покое и Петроне, и вас.

Он на минуту задумался. Вероятно, мысль о возможности быть оставленным в покое показалась ему заманчивой.

– Она знала Петроне, – сказал он. – Они познакомились то ли на деловом обеде, то ли на политическом собрании, что-то в этом роде.

Это было очень похоже на правду. Петроне старался создать себе имидж симпатичного и успешного бизнесмена, он водил знакомство со многими важными персонами, которые играли, как говорится, на правовом поле.

И все-таки я позволил себе усомниться.

– Вы об этом говорите так, словно это было ни к чему не обязывающее светское знакомство. Между тем мне известно, что их отношения подразумевали нечто большее.

Подумав, он согласился.

– Петроне был очарован тем, насколько она умна и независима. Он как бы даже оказывал ей покровительство. Она ему тоже по-своему симпатизировала. Но при этом понимала, что эта дружба может повредить ее политической репутации, и потому старалась держать его на расстоянии.

– Может быть, это его и взбесило?

Алан придвинулся ко мне почти вплотную.

– Доминик Петроне не мог причинить Линде Падилла никакого вреда, – прошептал он. – Никогда и ни при каких обстоятельствах.

– Так уж и не мог? – усомнился я.

– Готов поклясться, – заверил Алан, – он бы ее и пальцем не тронул. Чего нельзя сказать про вас. Вас он в два счета порвет на кусочки, а кусочки закопает.

Нечего сказать, славная перспектива.

Для адвоката день суда никогда не приближается. Приближаться могут дни рождения и каникулы. Приближается открытие чемпионата по бейсболу. А день начала суда присяжных нежданно-негаданно наезжает, подобно паровому катку. Вот только что казалось, что в запасе еще полно времени, а в следующий момент судебный пристав уже призывает всех встать.

Послезавтра наступит день, когда судебный пристав попросит всех встать в связи с началом слушания по делу «Жители штата Нью-Джерси против Дэниела Куммингза». А мы еще не готовы, совсем не готовы. Причем дело вовсе не в том, что мы не смогли уложиться в положенные сроки. Настоящая проблема состоит в том, что мы просто не в состоянии опровергнуть улики. Улики, которые множатся изо дня в день.

Винс уговорил меня сегодня вечером встретиться в «Чарли» для проведения последнего собеседования перед началом суда. И перспектива этого собеседования наводит на меня ничуть не меньший ужас, чем предстоящий суд присяжных.

Я бы чувствовал себя гораздо комфортнее, если бы Лори могла составить нам компанию. Однако сегодняшний вечер она посвятила Сондре, они договорились вместе пообедать, чтобы достойно отметить конец всех злоключений. Завтра я веду Сондру знакомиться с Уилли, который вот уже несколько недель спрашивает меня, когда же появится обещанный подчиненный.

Винс с каждым днем выглядел все более мрачным и подавленным, и именно в таком виде я застал его нынче вечером. Мы заказали пиво, и я приготовился отвечать на неизбежные вопросы. Однако того, что сообщил Винс, я мог ожидать от него меньше всего.

– Я намерен всем объявить, что Дэниел – мой сын, – сказал он. – Не хочу больше делать из этого секрета.

Думаю, что к такому решению он пришел не потому, что в их отношениях с Дэниелом наступил какой-то новый этап. Это был акт самопожертвования, потому что общественное мнение немедленно отнесет Винса к числу тех презренных и ненавистных людей, которые играют на стороне Дэниела. И уж конечно, такого рода новость негативно скажется на его карьере и репутации газеты.

– Тебе решать, Винс.

– Как ты думаешь, это не повредит Дэниелу?

– Ты имеешь в виду предстоящий суд? Не думаю, что это повредит. Скорее, наоборот, привнесет чуточку позитива. Возможно, в глазах присяжных он будет выглядеть более человечным и заслуживающим сочувствия. Только имей в виду, Винс, какое бы решение ты сейчас ни принял, на всякий случай надо приготовиться к поражению.

– Я сделаю это, Энди, – сказал он.

Ну, что ж, теперь, когда он принял свое решение, можно переменить тему.

– Скажи-ка, Винс, насколько хорошо ты знал жену Дэниела?

– Маргарет? Ну… мы несколько раз обедали все вместе.

– Когда ты навещал их, то останавливался в их доме?

– Нет, я жил в отеле. Так было удобнее всем.

– Тебе она нравилась? Как они смотрелись вместе?

Я уже приготовился услышать в ответ короткое «да» и «великолепно», но я ошибся. Винс минуту помедлил, обдумывая ответ и подбирая подходящие слова.

– Она всегда была очень мила со мной, – сказал он. – И я никогда не видел, чтобы они ссорились или что-нибудь в этом духе…

Его ответ предполагал продолжение, которое начиналось бы со слова «но».

– Но… – подсказал я.

– Есть такая поэма, – продолжил он. – Ее написал Эдвин Робинсон. Она называется «Ричард Кори». – Я знал эту поэму очень хорошо, в основном потому, что Саймон и Гарфункель украли этот сюжет для своей песни. Но больше всего меня поразило то, что Винс способен рассуждать о подобных материях. До сих пор я считал, что его чувство прекрасного не идет дальше плоских шуток. – В ней говорится о замечательном парне, про которого все думали, что он самый счастливый человек на свете. А потом все обалдели, когда узнали, что этот парень пришел как-то вечером домой да и пустил себе пулю в лоб.

– Короче, Дэниел и Маргарет выглядели как счастливая пара, но ты подозревал, что это не так. Я правильно понял?

– Более или менее, – согласился он. – У нее было полно денег, они жили в роскошном доме, ездили на шикарных тачках, но чего-то все равно не хватало… не было какой-то малости. Я не мог определить, чего именно… Да и сейчас не могу. Но, поверь, я это чувствую.

Винс выглядел таким подавленным, что я решил попытаться его растормошить.

– Теперь я понимаю, что ты не только один раз занимался сексом, но еще и прочел одну поэму. Завидую тебе!

Однако моя попытка разрядить атмосферу потерпела фиаско.

– Энди, ты все это время находился рядом и наблюдал за Дэниелом. Как ты думаешь, он на это способен? Я имею в виду, убить всех этих женщин? Убить Маргарет?

На моей памяти это был первый случай, когда Винс признался, что его тоже гложут сомнения. Хотя сомнения, как я теперь понимаю, были и раньше. По иронии судьбы, он признался в этом как раз в тот момент, когда я уже почти поверил в невиновность Дэниела.

– Послушай, Винс, я ничего не знаю о Маргарет, и у меня нет никаких предположений на этот счет. Но те убийства, которые произошли здесь, не имеют к Дэниелу никакого отношения. Хотя… не стану от тебя скрывать… я не уверен в этом на все сто процентов.

– Спасибо, – сказал он, после чего, не проронив ни слова, поднялся из-за стола и ушел прочь.

Это был совсем не тот Винс, которого я знал. Ну, разве что за исключением той маленькой детали, что он ушел, не заплатив.

Утром я первым делом заехал за Сондрой, чтобы отвезти ее в «Заведение имени Тары». За то время, что мы были знакомы, с ней произошла разительная перемена. Причем дело было не только в одежде классического покроя, которую Лори для нее подобрала. Перемены коснулись самой манеры себя вести. Ее упорное нежелание начинать новую жизнь постепенно ослабло и превратилось если и не в горячее рвение, то, по крайней мере, в готовность использовать свой шанс. Лори сотворила с ней настоящее чудо.

Меня немного тревожила ее предстоящая встреча с Уилли. Он уже успел войти в роль крутого босса, живущего под девизом: «Я начальник, ты дурак». Такой подход запросто мог напугать ее и заставить пойти на попятный. Кроме того, ей может показаться, что ухаживать за собаками, кормить их, чистить клетки и заниматься скучной бумажной работой – это совсем не круто.

Нельзя было полностью исключить и возможных личных конфликтов. Каждый из них – человек волевой и независимый, каждый привык полагаться только на себя. Работа в постоянном контакте может оказаться для них непосильным испытанием.

Когда мы с Сондрой вошли в помещение, Уилли нигде не было видно, и я попросил девушку подождать. Я обнаружил его на заднем дворе. Уилли возился с одной из собак, у которой был легкий кашель, но из опасений, что заболевание может быть заразным, ее в течение недели держали в карантине.

– Уилли, твой помощник прибыл.

Он радостно подпрыгнул.

– Ну, отлично! Тут на сегодня столько дел накопилось. Погоди, я возьму свой список.

Он еще и в глаза не видел Сондру, а уже успел приготовить для нее дневной список поручений.

– Забудь пока про свой список, Уилли. Имей совесть, этих дел не переделать и за неделю! Я советую вводить ее в курс дела постепенно.

Уилли ничего не ответил. Я даже не был уверен, что он вообще слышал, что я сказал. На всех парах он уже несся навстречу своему преданному слуге. Прибежав первым, он избавил меня от необходимости формального представления.

– Сондра!! – донесся до меня его радостный вопль.

– Уилли! Не верю своим глазам! – закричала она в ответ, не скрывая своего восторга.

К тому времени, как я вошел в комнату, Уилли кружил ее на руках, они обнимались и хохотали.

– У меня сложилось впечатление, что вы уже знакомы, – сказал я, искренне надеясь, что они познакомились не на панели.

– В обед сто лет! – сообщил Уилли, а потом обратился к Сондре: – Сколько лет мы знакомы?

– Черт знает сколько, – сказала она.

В конце концов, я решил, что «черт знает сколько» означает, что они знакомы со школьной скамьи. Они и в самом деле принялись вспоминать свою юность и старых друзей, которых разбросало по свету.

– Чем ты занималась?

– Ловила мужиков, – сказала Сондра.

Уилли спокойно кивнул, как если бы речь шла о сетевом маркетинге.

– И писала мне письма, – добавил он. – На самом деле, они очень много для меня значили. А я, скотина, даже не позвонил тебе, когда вышел.

– Да ладно! Я же понимаю, тебе было не до этого.

Заметив, что я не успеваю следить за их разговором, Уилли пояснил мне, что Сондра писала ему в тюрьму письма и что она с самого начала верила в его невиновность.

Не могу припомнить, чтобы когда-нибудь моя задумка получала такое блестящее воплощение. Уилли пригласил Сондру осмотреть наши владения, и никто из них даже не заметил, как я ушел.

Уже в дверях я услышал, как Уилли спрашивает Сондру:

– Выпьешь чашечку кофе? У нас есть самые разные сорта.

«Чтоб ты сдох, сукин сын!» Это послание, написанное аэрозольной краской на тротуаре напротив моего дома, я прочел, когда вышел с Тарой на утреннюю прогулку. Оно появилось сегодня ночью и преследовало совершенно определенную цель. А именно: вывести меня из равновесия в первый же день суда присяжных.

Как ни странно, оно не произвело на меня глубокого впечатления. Возможно, потому, что автор трусливо прятался под покровом ночи. В любом случае оно было далеко не самым зловещим из тех посланий, которые мне доводилось получать за последние несколько недель. Примерно двенадцать раз мне угрожали смертью, и по меньшей мере сто раз я получил признания в лютой ненависти. С каждым разом я реагировал на них все спокойнее, хотя ярость в отношении меня все усиливалась и угрозы крепчали. Кевин и Лори в один голос твердили, что мне надо нанять Маркуса в качестве телохранителя, однако я заматывал этот вопрос. Сам не знаю почему. В конце концов, это мое личное дело.

Утренняя газета опубликовала признание Винса в том, что Дэниел приходится ему сыном. Заметка была написана умно, деликатно и трогательно. По идее, эта новость не должна была восстановить против него общественное мнение. Ну, разве что возмущенные голоса будут звучать немного громче.

Дорога до здания суда не предвещала ничего хорошего. Казалось, буквально каждый житель Нью-Джерси решил либо лично принять участие в пикете, либо полюбоваться на пикетчиков. Правда, участники демонстрации вели себя вполне мирно, должно быть, потому, что в их рядах не было никаких разногласий. Каждый считал Дэниела убийцей и был убежден в том, что смертный приговор – единственно приемлемое решение.

Возле здания суда мне удалось припарковаться исключительно благодаря пропуску на служебную автостоянку. Для стороны защиты было выделено лишь два парковочных места, и поэтому Лори привез на своей машине Кевин.

Первым делом предстояло сформировать коллегию присяжных. Я видел своими глазами, как при входе в здание суда многие из потенциальных присяжных побросали плакаты с призывами вынести Дэниелу смертный приговор. Через несколько минут все собрались и расселись по своим местам. Ввели Дэниела, и испытания начались.

Каждый из ста восьми опрошенных кандидатов в присяжные подтвердил, что знаком с делом, которое будет рассматриваться, но только девяносто девять признались, что чувствуют себя готовыми судить беспристрастно. Это была моя задача – с помощью осторожных вопросов выяснить их намерения и оценить жизненный опыт, чтобы выбрать тех, кто сможет сказать правду.

Такер, со своей стороны, преследовал прямо противоположную цель. Поскольку речь шла о смертном приговоре, он хотел быть абсолютно уверен в том, что в числе присяжных не окажется ни одного несогласного с генеральной линией. Должно быть, Такер был склонен рассматривать пожизненное заключение как личный провал, смертельную инъекцию – как весьма скромную победу, а пытки и последующее публичное обезглавливание – как триумф.

Если учесть все эти обстоятельства, то состав присяжных получился не самым плохим. Кевин даже решил, что теперь мы точно победим, и Дэниел вполне разделял его энтузиазм. Несмотря на то, что Дэниел ежедневно просматривал газеты и я регулярно информировал его о наших шансах, похоже, он не отдавал себе отчета в том, что эти шансы очень сомнительные.

В последние дни наша команда работала по четырнадцать часов в сутки, тщательно готовясь к предстоящему суду. Однако вечером, накануне заседания, я, следуя своей давней примете, даже не думал о работе.

Обычно вечер перед решительной схваткой я проводил исключительно в обществе Тары, но к нам присоединилась еще и Лори. Я попросил ее не говорить ни слова о предстоящем суде, и она с радостью согласилась. Необходимо дать себе передышку и внутренне подготовиться к предстоящему испытанию.

Лори приготовила обед, а потом предложила посидеть в гостиной и перекинуться в карты. Думаю, она сделала это специально, чтобы поднять мою самооценку и заставить поверить в успех, ведь сама она была никудышным игроком. Лори признавалась, что когда берет дополнительные карты, то понятия не имеет, нужны они ей или нет, а по-моему, она просто выбирала красивые картинки. Я же, со своей стороны, всегда был выдающимся игроком, помнил каждую карту, которая находилась в игре, и никогда не делал необдуманных ходов.

Мы сыграли пять партий, и Лори выиграла всего лишь четыре раза.

Повысив таким образом свою самооценку, я взял Тару, и мы пошли гулять. Именно во время прогулки я мог себе позволить немного подумать о работе и сконцентрироваться на формулировке собственных доводов. А главное, я должен был настроиться на победу.

В фильме «Голубь», где Кевин Кляйн играет президента, есть одна сцена, которая мне очень нравится. Президент спорит с конгрессом и в самый рискованный и ответственный момент вдруг замечает, что его помощник впал в уныние. Тогда президент делает паузу и призывает помощника почувствовать наслаждение этого мига. Вот чего я должен добиться, чтобы выиграть суд! Надо настроиться на то, что суд – это игра. А выигрывает только тот, кто спокоен, раскован и получает от этой игры удовольствие.

На обратном пути нас обогнал автомобиль. Внезапно я увидел, как из окна машины вылетела бутылка из-под виски и, просвистев буквально в нескольких сантиметрах от Тариной морды, упала на тротуар. Послышался звон стекла.

– Ты проиграешь, ублюдок! – выкрикнул какой-то идиот с пассажирского сидения, и машина с ревом умчалась прочь.

Я наклонился и погладил Тару, стараясь убедиться, что ее не порезало осколками. Кажется, все обошлось, но собака дрожала всем телом. Как, впрочем, и я.

Похоже, не видать мне сегодня удачи.

– Всего лишь несколько недель назад мы все были охвачены ужасом, – именно так Такер начал свою речь, открывая прения в суде. – Мы все жили в предчувствии беды, ведь несколько наших сограждан были жестоко изуродованы и убиты. Мы боялись за наших жен, мы боялись за наших матерей, мы боялись за наших дочерей. Потому что среди нас завелось чудовище, которое устроило охоту на женщин. На ни в чем не повинных женщин, которые могли бы жить долго и счастливо, но в один миг у них отняли право на жизнь.

Такер умел прекрасно играть на струнах человеческой души, особенно если учесть, что уже в течение нескольких месяцев эти люди находились в состоянии транса. Он старался выстроить в умах присяжных такую конструкцию, согласно которой не счесть Дэниела виновным означало подвергнуть опасности своих родных и близких.

– Полиция проделала громадную работу по расследованию этих преступлений. Полицейские опираются не на умозрительные теории и шаткие предположения – им удалось найти и обобщить факты. Вещи, принадлежавшие убитым женщинам, были обнаружены у Дэниела Куммингза, что абсолютно неоспоримо доказывает его виновность. Как гражданин нашего общества я горжусь нашей полицией. По сравнению с тем, что сделали эти люди, моя задача проста. Я всего лишь должен изложить вам факты, чтобы вы могли вынести свое решение.

Обвиняемый не только совершил эти убийства, но еще и позволил себе издеваться над нами, издеваться над полицией. Господин Куммингз делал вид, будто он единственный человек, с которым убийца выходит на связь, единственный человек, которому убийца доверяет рассказывать о своих злодеяниях. Куммингз пытался нас убедить, будто убийца затаился в засаде и делает свои черные дела под покровом ночи.

Дальше этот процесс будет вести судья. Я же считаю своим долгом донести до вашего сознания одну простую мысль. Нам вовсе не обязательно знать мотивы этих преступлений. Мы можем только предполагать, какие причины толкнули Дэниела Куммингза на этот путь, но настоящий ответ по-прежнему будет таиться в темных глубинах его сознания.

Мы не обязаны искать в его действиях мотив, для нас этот мотив уже не важен. Что сделано, то сделано, и ничего невозможно исправить. Боюсь, что это прозвучит несколько жестоко, но задача присяжных вовсе не в том, чтобы сочувствовать, и вовсе не в том, чтобы пытаться понять подсудимого. Этот суд призван избавить общество от опасности. Именно вам как представителям этого общества предстоит принять простое решение и тем самым выполнить свою великую миссию.

Он повернулся и указал рукой в сторону Дэниела.

– Этот суд призван сказать вам, Дэниел Куммингз, что с убийствами отныне покончено. Теперь пришел ваш черед дрожать от страха, ожидая решения своей участи.

Он снова повернулся к присяжным.

– Благодарю за то, что выслушали меня.

Такер показал высший класс – у меня даже дух захватило. Боюсь, мне не под силу тягаться с таким зубром. Все, что я мог сделать в ответ, это донести до присяжных, что мы не собираемся немедленно сдаться и умереть.

Я встал.

– Уважаемые дамы и господа, присяжные заседатели! Это была великолепная речь, не правда ли? Не знаю, как вы, а я просто заслушался и ловил каждое слово, сказанное господином Закри. Разумеется, у меня были на то свои причины, несколько отличные от ваших. Лично я ожидал услышать хотя бы одно слово правды. И до сих пор не теряю надежды на то, что оно когда-нибудь будет сказано.

Господин Закри посчитал нужным умолчать о некоторых обстоятельствах рассматриваемого дела, поэтому я намерен сделать это за него. У меня достаточно времени, чтобы исправить его ошибки. Как и следовало предполагать, он назвал Дэниела Куммингза убийцей. Боюсь, что это его главное заблуждение, но к нему мы вернемся чуть позже.

Господин Закри говорил о неопровержимых уликах, найденных полицией, имея в виду вещи, принадлежавшие жертвам. Из его слов могло сложиться впечатление, будто эти предметы туалета были непосредственно надеты на господина Куммингза. Однако должен подчеркнуть, что они всего лишь были найдены у него дома и в багажнике его автомобиля.

В этот момент я сунул руки в карманы брюк и не обнаружил там бумажника. С растерянным видом я принялся шарить по всем карманам.

– Прошу простить меня, господа… Кажется, я потерял свой бумажник.

Я вернулся к своему столу, быстро просмотрел разложенные на нем папки с документами и даже заглянул в портфель. В замешательстве я взглянул на Кевина, но тот лишь всплеснул руками, всем своим видом показывая, что понятия не имеет, куда мой бумажник мог подеваться.

Потом я прошел к столу, за которым сидели представители стороны обвинения. Быстро осмотревшись, я полез под стул, на котором сидел Такер. Мой бумажник отыскался под ножкой стула. Я вытащил его оттуда и, радостно улыбаясь, показал всем.

– Господин Такер, ну как вам не стыдно?.. Господин судебный пристав, пожалуйста, задержите этого человека!

Присяжные заседатели, которые до самого последнего момента не могли взять в толк, что происходит, захохотали во все горло. Такер завопил, что он протестует. Судья Кэлвин, который, как я подозреваю, втайне получил удовольствие, наблюдая эту сцену, накинулся на меня и в довольно грубой форме потребовал не превращать судебное заседание в цирковое представление.

Дело было сделано. Как ни в чем не бывало, я продолжил свою речь.

– Особенно в речи господина Закри меня насторожила попытка возложить на вас миссию защитников. Можно проштудировать все законы, прочесть все учебники по юриспруденции (лично я, уж поверьте, все это проштудировал), но ни в одной из этих умных книг не содержится даже намека на то, что присяжный заседатель должен кого-то от чего-то защищать. Вам предстоит решить: виновен подсудимый или невиновен. И не более того. Если в результате вашего справедливого решения общество окажется защищенным, будет замечательно. Однако ваша роль ограничивается принятием правильного решения по поводу виновности или невиновности. Поверьте, сделать это не так уж просто. И этого будет вполне достаточно.

Согласитесь, чем бы каждый из нас ни занимался, он постоянно находится среди других людей. Никто из нас не прилетел с другой планеты и не начал жизнь с чистого листа. Все наши поступки уходят корнями в наше прошлое.

Ну, а господин Закри пытается убедить вас в обратном. Человек, обладающий безупречной репутацией, ни с того ни с сего совершает страшные преступления. Человек, не склонный к проявлениям жестокости, вдруг становится кровожадным. Человек, вне всяких сомнений, разумный внезапно проявляет необъяснимую глупость. – Я покачал головой. – Боюсь, это не пройдет. Уважаемый господин прокурор просит вас поверить в то, чего не может быть.

И наконец, я хочу заострить ваше внимание на том, что уже наверняка не раз приходило вам в голову. Как только господин Куммингз был задержан, убийства прекратились. О чем это говорит? По-вашему, это доказательство его виновности? По-моему, как раз наоборот.

Дэниел Куммингз оказался здесь совсем не случайно. За кулисами этой сцены скрывается талантливый режиссер, который и является настоящим убийцей. Продолжая убивать в то время, когда подозреваемый находится за решеткой, этот человек свел бы на нет собственный блестящий замысел. Согласитесь, это было бы глупо: столь тщательно сфальсифицировать улики против господина Куммингза, а потом самому же и вывести его из-под подозрения.

Дэниел Куммингз никому не причинял вреда. А потому, лишив его жизни, вы никого и ни от чего не защитите.

Я закончил свою речь и покинул трибуну с чувством выполненного долга. Кажется, мне удалось донести до сознания присяжных то, что я и собирался донести. Кевин взглянул на меня с восхищением. Дэниел тоже выглядел весьма довольным, хотя я строго-настрого велел ему сохранять бесстрастное выражение лица. Я заметил, как он обменялся торжествующими взглядами с парнями из Кливленда. Эти семеро специально проделали неблизкий путь, чтобы поддержать своего друга. Двое из этой компании даже принялись жестикулировать, выражая свой восторг. Надо будет сказать, чтобы впредь не смели делать ничего подобного.

Как эти ребята, так и Дэниел не могли понять главного. Сегодня показать на словах высший класс мне было несложно, а вот завтра мне придется иметь дело с фактами и уликами.

Когда участвуешь в суде по делу об убийстве, мечтать о нормальном рабочем дне не приходится. Ты работаешь до последней минуты и выкладываешься из последних сил. Заседание закончилось в четыре часа, а на половину шестого я пригласил всю нашу команду к себе домой. Такова была наша старая традиция: мы заказывали обед и весь вечер сообща готовились к следующему заседанию. Завтра начинается допрос свидетелей обвинения, и мы должны предвидеть тактику противника, обдумать ответные ходы и подготовиться к возможным неожиданностям.

Вернувшись домой, я быстро сводил Тару на прогулку, а потом поспешил заказать обед. Если это дело отдать на откуп Лори, то нам с Кевином весь вечер придется давиться здоровой низкокалорийной пищей.

Подготовка к завтрашнему заседанию продвигалась более или менее успешно. Такер собирался пригласить на завтра своих главных свидетелей. Допрос, как правило, движется медленно, а значит, у нас будет достаточно времени, чтобы вовремя оценить ситуацию и по ходу дела откорректировать линию защиты.

Беда в том, что нам так и не удалось найти хоть какую-то связь между жертвами убийцы, и это давало основание предполагать, что такой связи не было вовсе. Линда Падилла по-прежнему находилась в центре нашего внимания. Насчет других жертв Сэму не удалось обнаружить в Интернете хоть сколько-нибудь значимой информации. В итоге мы сумели выстроить две рабочие версии, одинаково небезупречные и трудно доказуемые. Согласно первой из них, главной мишенью была Линда Падилла, а все остальные убийства потребовались преступнику лишь для того, чтобы скрыть этот факт. Другая версия состояла в том, что вообще все жертвы были выбраны случайно, и единственной целью, которую преследовал преступник, было свести счеты с Дэниелом.

Кевин зачитал список людей и компаний, которым Падилла основательно попортила кровь в ходе своих публичных разоблачений. К сожалению, подавляющее большинство ее «жертв» скорее годились для того, чтобы опровергнуть, нежели подтвердить наши предположения. У всех криминальных структур имеются высокопоставленные покровители, но практически невозможно себе представить, чтобы кто-либо из этих людей и в самом деле взялся душить женщин и отрезать им руки.

Однако за неимением других зацепок, мы решили проверить каждый из этих случаев. Лори и Кевин поделили подозреваемых между собой и кое-что оставили для Маркуса. Деятельность многих компаний выходила далеко за пределы нашего штата – Линда Падилла и не думала ограничиваться местными злодеями.

Мы допустили досадную промашку: слишком поздно сообразили, что часть этих компаний находится в Кливленде. Знай я об этом раньше, то обязательно попросил бы Маркуса навести справки. Например, в нашем списке значилась одна крупная корпорация – «Кастл индастриз», названная по имени своего владельца Уолтера Кастла. Выяснилось, что ядовитые отходы этого производства попадали прямиком в Кливлендский залив, в результате чего была зафиксирована вспышка лейкемии среди местного населения. Правозащитная деятельность Линды Падилла обошлась компании в сотню миллионов долларов. Эта сумма значительно превышает лично мой уровень благосостояния, но я легко мог допустить, что для Уолтера Кастла она не оказалась критической. В любом случае я с трудом мог себе представить, чтобы шестидесятичетырехлетний миллиардер в отместку начал гоняться за женщинами и отрубать им руки.

Было еще несколько кандидатов, которые с большой натяжкой годились на роль одержимых мстителей. На мой взгляд, наиболее серьезные подозрения внушала швейная компания «Лансер». Линда Падилла поймала их на подпольном производстве с использованием нелегальной рабочей силы. Даже если такого рода делишки творятся в Таиланде, общественное мнение их не приветствует. Ну, а в нашем случае речь шла об Алабаме, и Падилла не оставила от этой компании камня на камне. Предприятие стоимостью в четверть миллиарда долларов в одночасье сделалось банкротом. А владелец компании, некто Рудольф Фолк, только усугубил свое положение, публично заявив, что Падилла его уничтожила.

У Кевина и Лори тоже нашлись свои «фавориты» из числа подозреваемых. Какое-то время мы их горячо обсуждали и сравнивали. Однако лично я почти не надеялся отыскать серийного убийцу среди этой братии. Если бы любой из этих людей возжелал смерти Линды Падилла, он бы попросту заказал ее, без всяких прелюдий вроде убийства ни в чем не повинных случайных женщин.

Как это ни печально, но в итоге все мы сошлись во мнении, что все равно не можем доказать ничью вину. Максимум, на что можно было рассчитывать, это убедить присяжных, что существуют реальные альтернативы на роль убийцы. Что и говорить, задача нелегкая сама по себе.

Кевин уже собирался уходить, когда раздался телефонный звонок. Я снял трубку и тут же раскаялся в этом, потому что на другом конце провода был Маркус. Я не мог разобрать ни единого слова и пожалел, что у телефона нет специального экрана с субтитрами.

Что же касается Лори, которую я подозвал к телефону, то она, похоже, не испытала ни малейших затруднений. Она даже кое-что записала и через минуту повесила трубку.

– Маркус ждет тебя по этому адресу, – сказала она.

Я взглянул на листочек с записью: речь шла о промышленной зоне на севере Паттерсона.

– Он не сказал, почему выбрал для встречи такое странное место? – спросил я.

– Нет, но уж если Маркус взялся звонить по телефону, можно не сомневаться, что это очень важно.

– Я еду с тобой, – сказал Кевин.

Тяжело вздохнув, я согласился. Мне совсем не улыбалось пребывать один на один с Маркусом, в то время как я мог бы лежать в постели один на один с Лори.

– А ты поедешь с нами? – спросил я ее.

– Нет, он настаивал на том, чтобы я не приезжала. Сказал, что не против, если приедет Кевин, но я точно должна остаться дома.

– Есть на планете хотя бы один человек, который понимает, что все это значит? – спросил я.

– Будем надеяться, что Маркус и есть тот самый человек, – пожал плечами Кевин.

Когда мы прибыли по адресу, указанному Маркусом, Кевин совсем приуныл. Заброшенный склад находился в самом конце Берген-стрит, неподалеку от реки, и имел вполне подходящее название: «Отходы Паттерсона». Открыв дверь, мы потревожили семейство крыс, и парочка грызунов метнулась прямо нам под ноги.

– Ужасное место, – сказал Кевин, и это было еще мягко сказано.

В темноте я увидел, что откуда-то выбивается полоска света, и наугад толкнул еще одну дверь.

В той комнате, куда мы попали, неожиданно оказалось настолько светло, что поневоле пришлось зажмурить глаза. Когда же я открыл их, то тут же пожелал закрыть обратно.

Помимо тряпья, которое было разбросано повсюду, а в углу, кажется, еще и тлело, единственными предметами в комнате были стол и стул. В центре пустой столешницы красовался такой длинный нож, что ему мог бы позавидовать Данди по прозвищу Крокодил. Нож был воткнут прямо в стол, так что рукоять смотрела строго вверх.

Неподалеку от стола стоял Маркус, а другой человек, незнакомый мне, сидел на стуле. Незнакомец лет примерно сорока пяти, невысокий, худощавый, бритоголовый и абсолютно голый.

– Ой, он голый, – сказал Кевин.

– Верно подмечено, – согласился я.

Все это напоминало сцену из пьесы абсурда, и я сумел понять только одно: почему Маркус столь категорически велел Лори не приезжать. Ему не хотелось ее смущать, а может быть, не хотелось смущаться самому при виде того, как Лори созерцает голого мужика. Что же касается самого голого мужика, то он меньше всего выглядел смущенным. На его лице был написан главным образом ужас, ну, и разве что немножко злости.

– Ну, Маркус, ты даешь… Кто этот человек и почему он голый?

– Джимми, – ответил Маркус и ткнул пальцем в угол. – Я сжег его одежду.

Ну, что же, по крайней мере разрешилась загадка тлеющего в углу тряпья.

– А почему мы знакомимся с Джимми в такой странной обстановке? – спросил я.

Маркус решил уклониться от прямого ответа, а вместо этого скомандовал Джимми:

– Расскажи им.

– Да ну вас… – пробормотал Джимми. – Знаете, что произойдет, если я не…

Маркус всего лишь посмотрел на него, а потом перевел взгляд на нож. Джимми в свою очередь посмотрел на Маркуса и тоже перевел взгляд на нож. Мы с Кевином обменялись взглядами и потупили глаза. В жизни мне несколько раз доводилось испытывать чудовищную неловкость, и настоящий момент был, пожалуй, одним из таких случаев.

– Я был в тюрьме, когда убили вашего друга.

Несомненно, Джимми имел в виду Рэнди Клеменса, и я насторожился.

– Я был одним из тех, кто дрался в коридоре, чтобы отвлечь внимание охраны. Но я не убивал его, я даже не знаю, как именно это случилось.

– За что они убили его?

Он позволил себе высокомерную ухмылку в мой адрес.

– А как вы сами думаете? За то, что он свистнул у них цветные карандаши?

Он даже покачал головой, как бы сокрушаясь над моей непроходимой тупостью. Маркус с явным намерением напомнить, кто тут главный, сделал шаг по направлению к столу.

– Чтобы заткнуть ему рот, – немедленно заговорил Джимми. – Он кое-что слышал, и у него не хватило ума помалкивать об этом. Когда он связался с вами, его решили убрать.

– И что же он услышал?

– Я не знаю, – Джимми покачал головой. – Но что-то связанное с теми убийствами.

– Доминик Петроне имеет к этому отношение?

Джимми медлил с ответом, судя по всему, обдумывая свое незавидное положение. Жизнь человека, который донес на Доминика Петроне, не стоит и ломаного гроша. С другой стороны, в настоящий момент он голый и находится в обществе Маркуса и длинного ножа. Куда ни кинь – везде клин. В конце концов, он, вероятно, решил, что сейчас для него опасность номер один Маркус и нож, и снова заговорил.

– Не могу поручиться, но очень похоже. Эту заварушку в тюрьме организовал Томми Лэсситер. Надо думать, он сделал это с подачи Петроне.

– Кто такой Томми Лэсситер?

Джимми дождался, пока я повторю свой вопрос дважды, и опять взглянул на Маркуса.

– Да ну вас… – снова пробормотал он, как бы давая Маркусу понять, насколько глупо беседовать с идиотами, которые не знают подобных вещей.

– Скажи ему, – приказал Маркус.

Джимми вынужден был подчиниться.

– Лэсситер – бандит, он здесь главный. Он совершенно чокнутый, но если он захочет, чтобы ты умер, ты умрешь. Вот так-то.

– Он работает на Петроне? – спросил я.

– И на него тоже. Он работает за деньги. Иногда ему платит Петроне, иногда кто-то еще. А кто платил в этот раз, я точно не знаю… клянусь. Но скорее всего Петроне.

Больше нам ничего не удалось вытянуть из Джимми, и напоследок мы дружно поклялись ему, что сохраним эту историю в тайне. Даже Маркус хрюкнул, что он обещает. Я в свою очередь тоже попросил Джимми держать язык за зубами. Впрочем, если он надумает кому-то рассказать о своих приключениях, это будет равносильно самоубийству.

Я повез Кевина к себе домой, чтобы он мог забрать оставленную во дворе машину. По дороге он спросил:

– Как ты думаешь, что Маркус собирался с ним сделать?

– Ты имеешь в виду, если бы тот отказался говорить?

– Да.

– Я думаю, он все бы сделал правильно. Например, если бы они тысячу раз подряд сыграли в «морской бой», то он всякий раз выходил бы победителем.

Мой ответ Кевину не понравился. Игре в «морской бой» Кевин предпочитал «игру в суд присяжных» и «игру в доказательства», которым его обучили на юридическом факультете. Однако проблема заключалась в том, что Маркус никогда не учился на юридическом факультете и этим играм его никто не обучал.

– Но ведь Маркус… он на нашей стороне? Он хороший человек?

Я пожал плечами.

– Мы не можем сказать, плох человек или хорош, до тех пор, пока присяжные не объявят свой вердикт.

Первым в качестве свидетеля Такер пригласил офицера полиции Гарри Хобарта, который в ночь убийства Линды Падилла первым прибыл на место происшествия. Обычно показания дежурного офицера не считаются серьезным свидетельством, поскольку в его задачу входит главным образом охранять место происшествия и дожидаться прибытия детективов. Однако в данном случае показания Хобарта имели большую ценность, потому что на месте происшествия находился Дэниел.

– Что конкретно делал обвиняемый, когда вы прибыли? – спросил Такер.

– Он лежал на ступеньках, ведущих в павильон. На уровне примерно второй ступеньки сверху.

– Он находился в сознании?

– Да, – сказал Хобарт. – Он говорил со мной.

– Что именно он сказал?

– Что ему позвонил убийца… и велел прийти в парк.

– Он что-нибудь говорил об убийстве, которое произошло?

– Нет. Он сказал, что не знает, что происходит внутри павильона, поскольку на него напали, когда он начал подниматься по ступеням. По его словам, в этот момент он потерял сознание.

Согласно дальнейшим показаниям Хобарта, он вошел в павильон и увидел тело Линды Падилла, после чего немедленно приступил к охране места происшествия. С Дэниелом он говорил очень мало, поскольку этим занялись прибывшие детективы.

Такер предоставил мне очередь задавать вопросы свидетелю. У меня не было особых вопросов, но я хотел, по крайней мере, напомнить присяжным о своем присутствии.

– Офицер Хобарт, по какой причине в ту ночь вы оказались в парке?

– Меня послал диспетчер. Звонили по номеру 911.

– Вам известно, кто звонил?

– Не думаю, чтобы человек, который звонил, назвал свое имя.

– Когда вы прибыли на место происшествия, звонивший находился там?

– Нет, его не было.

– Но вы признаете, что анонимный свидетель, который позвонил в полицию, присутствовал в парке в ту ночь? И видел, что произошло?

Он пожал плечами.

– Мне не известно, видел ли он что-нибудь.

Я кивнул, делая вид, что его ответ меня убедил.

– Все правильно. Возможно, он вообще ничего не видел. Возможно, он позвонил по телефону 911, чтобы доложить о том, что в час ночи в павильоне, находящемся в парке, абсолютно ничего не произошло. А диспетчер, возможно, отправил вас в парк, чтобы подтвердить, что ничего не произошло. Я правильно вас понял?

Такер заявил, что он протестует, поскольку я говорю не по существу, и судья Кэлвин принял его протест. Хобарт сменил тактику и рассказал о том, что в парке находились бродяги, которые отказались назвать свои имена, чтобы не быть впутанными в это дело. Я еще раз подчеркнул, что в парке находились другие лица. И сосредоточил внимание присяжных на том факте, что Хобарт видел на голове Дэниела рану, которая сильно кровоточила.

– В чем заключались ваши обязанности после того, как прибыли детективы?

– Следить за тем, чтобы посторонние не проникли на место происшествия.

– Вы рассказали детективам о том, что именно увидели на месте происшествия?

– Да, абсолютно обо всем, – подтвердил он.

– И также о своих наблюдениях? О тех, которые сочли важными?

– Ну, разумеется…

– И все, что вы им рассказали, было позднее включено в ваш рапорт?

– Да.

Я взял из рук Кевина копию полицейского отчета и протянул ее Хобарту, чтобы тот подтвердил, что этот документ составлял именно он.

– Пожалуйста, покажите мне то место в рапорте, где говорится о ваших подозрениях в отношении господина Куммингза.

– Но здесь об этом ничего не сказано.

– Таким образом, ничто не внушало вам подозрений? У вас не возникло предположения, что господин Куммингз сам себя ударил по голове? – спросил я.

– Нет… правда, нет. Но мое внимание было занято другими вещами.

– И пока вы осматривали место происшествия, вы оставили господина Куммингза без присмотра? – Я специально уточнил этот момент, чтобы всем стало ясно: если бы он подозревал Дэниела, то ни за что не выпустил бы его из поля зрения.

– Да.

– У защиты больше нет вопросов.

Я не собирался допрашивать Хогарта с особым пристрастием. Того, чего я добился, было вполне достаточно. Основные силы надо поберечь на тот момент, когда Такер пустит в ход свою тяжелую артиллерию.

Когда заседание закончилось, я поехал к себе в офис. Наша команда соберется у меня дома не раньше шести вечера, и поэтому я согласился встретиться с представителями «группы поддержки», прибывшей из Кливленда. Они попросили уделить им двадцать минут времени, но я надеялся уложиться в десять.

Войдя в кабинет, я увидел троих из семи молодых людей, присутствовавших на сегодняшнем заседании. Они уже поджидали меня. Одного из них Эдна вовлекла в обсуждение проблемы финансовых инвестиций. Она представила его мне как Элиота Кендэлла, который, насколько мне было известно, приходился сыном Байрону Кендэллу, основателю и одному из директоров «Кендэлл индастриз», крупной компании, занимавшейся грузоперевозками, которая имела головную контору в Кливленде. Элиот, наследник многомиллионного состояния, терпеливо стоял и выслушивал, как Эдна пытается навязать ему своего кузена Фреда в качестве управляющего финансовыми активами.

Второго звали Ленни Моррис, он был коллегой Дэниела по «Кливлендской газете». Третий из их команды, Джанис Марголин, возглавлял одну из местных благотворительных организаций, которую Дэниел активно поддерживал.

Элиоту Кендэллу было не больше тридцати лет, в то время как Ленни и Джанису можно было дать самое большее по двадцать пять лет. Элиот был явным лидером в этой тройке. Мне объяснили, что остальные члены команды, присутствовавшие сегодня на суде, вынуждены вернуться в Кливленд, ну а они намерены стоять до победного конца.

– Итак, чем я могу помочь вам? – спросил я, стараясь сразу же перейти к делу.

– Мы пришли сюда для того, чтобы задать вам тот же вопрос, – улыбнулся Элиот. – Наша цель – поддержать Дэниела, а значит, поддержать вас по мере своих сил.

– Благодарю вас, – сказал я. – Но я думаю, что мы справимся.

– Нисколько в этом не сомневаюсь. Но как бы то ни было, если вам потребуется пара свободных рук, мы согласны на любую работу. Если потребуются деньги, то я тоже в состоянии помочь. Вы называете нам проблему, а мы помогаем ее решить.

Меня глубоко тронула их искренняя готовность подставить свое плечо. Приятно было осознавать, что мой клиент пользуется уважением и симпатией таких достойных людей.

– Спасибо, я буду иметь это в виду.

Я старался говорить как можно более сдержанно, потому что, несмотря на их горячее желание вникнуть в «проблемы», в мои планы не входило посвящать этих людей во все подробности.

– Я должен вам кое-что сообщить, – сказал Элиот. – Мы наняли частного детектива. Не для того, чтобы он путался у вас под ногами, а просто… Ну, скажем, пара свежих профессиональных глаз никогда не повредит. Если ему удастся откопать что-либо полезное, вы сможете использовать эту информацию в своих целях.

Моей первой реакцией было неодобрение: все это выглядело как вторжение в мои владения и возможная помеха. С другой стороны, может, им и в самом деле удастся что-нибудь найти. Впрочем, моего мнения они вовсе не спрашивали.

– Если ваш детектив не станет претендовать на то, чтобы представлять интересы моего клиента в суде, я не возражаю.

– Разумеется. Можете не беспокоиться, – согласился Элиот.

– Дэниелу повезло, что у него такие замечательные друзья, – сказал я.

– Позвольте рассказать вам одну короткую историю, господин Карпентер. – В улыбке Элиота, как мне показалось, сквозила легкая снисходительность. – Когда моей младшей сестре было четырнадцать, она сбежала из дома… Оставила записку, что таким образом хочет избавиться от всех своих проблем. Мои родители повели себя глупо и долгое время замалчивали эту историю, делая вид, будто ничего не произошло. Наконец отец решился обратиться за помощью в средства массовой информации. В свою проблему мы посвятили Дэниела, о котором слышали много хорошего, хотя и не были знакомы с ним лично.

Я попытался напрячь память и припомнить эту историю, но ничего не получилось.

– Вы нашли ее?

Он печально покачал головой, и, казалось, болезненные воспоминания нахлынули на него с новой силой.

– К сожалению, нет, но вовсе не по вине Дэниела. Он лично организовал кампанию по ее поиску. Но я благодарен ему не только за это. Он подошел к нашей семейной проблеме с огромным сочувствием и деликатностью. Ни малейшего стремления раздуть сенсацию, ни тени самолюбования… просто строгое и беспристрастное изложение событий. С тех самых пор я считаю его своим другом.

Я подумал, что теперь ему представилась хорошая возможность вернуть моральный долг. Ленни с Джанисом тоже рассказали свои истории, пусть не такие драматичные, но по-своему не менее трогательные. Я заверил собеседников в том, что обязательно воспользуюсь их помощью, если возникнет такая необходимость. Разумеется, я не стал им говорить, что их истории могут сгодиться на суде только в одном качестве: они могут послужить прекрасной характеристикой моего подзащитного, когда речь пойдет о высшей мере наказания. То есть в том случае, если мы проиграем суд и будем пытаться не допустить хотя бы смертного приговора.

Наконец-то мне удалось их выпроводить, а самому отправиться домой. Лори и Кевин уже дожидались меня, и по страдальческой гримасе на лице Кевина я догадался, что Лори успела заказать обед. Проблема была в том, что мы с Кевином считали себя настоящими мужчинами, а следовательно, не могли питаться соевым пюре и вегетарианскими котлетами. Когда я достал картофельные чипсы и сухарики, Кевин набросился на них, как утопающий бросается к спасательному кругу.

Больше всего меня беспокоило в нашем деле то, что оно движется слишком гладко. То есть совершенно беспрепятственно скользит по наклонной плоскости к неминуемому провалу.

– Пора устроить встряску, – сказал я.

Кевин с энтузиазмом кивнул: он понимал, о чем речь, и был со мною солидарен. Вообще-то Кевин, по сравнению со мной, гораздо более консервативен, поэтому, если уж он согласился, что пора устроить встряску, значит, я должен был сделать это гораздо раньше.

– Что ты имеешь в виду? – спросила Лори.

– Это как внезапный переход от защиты к нападению, – начал я, и Лори обреченно вздохнула. – Видишь ли, в футболе «игра от защиты» – далеко не лучшая тактика. Наступает момент, когда нужен решительный натиск, который буквально взорвет ситуацию и окажет ощутимое давление на противника. В любом случае для нас это будет лучше, чем сидеть и смотреть, как Такер хозяйничает в штрафной зоне.

– Вот уж точно, – вставил Кевин.

– У меня есть предложение, – сказала Лори. – Мы можем на минуточку отвлечься от футбольных аналогий? Можем поговорить на более умные и возвышенные темы?

Я взглянул на Кевина – тот, судя по всему, ничего не имел против.

– Разумеется, – сказал я.

– Тогда представьте, что вы смотрите балет. Если танцовщицы появятся на сцене в пуантах и балетных пачках, зрители будут спокойно сидеть на месте. Они увидели именно то, что и ожидали. Но если нарядить балерин в кожаные чулки с подвязками, а на макушки приладить ушки Микки Мауса, то публика повскакивает с мест, пытаясь разглядеть, что за чертовщина там творится. Это встряхнет ее как следует.

– То же самое в опере, – подхватил Кевин. – Если на сцене не появится грудастая дамочка, публика будет недоумевать: «Что случилось? Какая может быть опера без солистки с пышным бюстом!»

– Ну, что скажете? – улыбнулась Лори. – Суд – тот же театр. Мы всего лишь подняли интеллектуальную планку.

Мы закончили раньше, чем обычно. Во-первых, мне хотелось кое-что обдумать в одиночестве, а во-вторых, мы с Кевином вовсе не горели желанием отведать то, что Лори планировала подать на десерт. Лично я далеко не был уверен в том, что мой желудок способен положительно воспринять соевый пудинг или суфле из брокколи.

Пришел Уилли. Он принес кое-какие документы, полученные из центральной службы защиты животных, и привел с собой Сондру. Свою спутницу он бережно поддерживал под локоть, а поскольку у нас в гостиной не наблюдается оживленного дорожного движения, я пришел к логическому выводу, что он вовсе не помогает ей переходить дорогу. Похоже, их отношения стремительно выходили за рамки служебных.

Другим бесспорным доказательством в пользу вспыхнувшей страсти был тот факт, что на запястье у Сондры красовались шикарные часики, а на шее – роскошный медальон с огромным голубоватым камнем, по виду очень напоминающим александрит. Я не считаю себя экспертом в ювелирном деле, но однажды мне довелось защищать клиента, которого обвиняли в краже неограненных александритов, и потому легко могу представить, сколько стоят такие камешки.

Прежде я никогда не видел на Сондре этих часов и этого медальона. А если учесть, что ее зарплата в заведении была не слишком высокой, то можно было не сомневаться: Уилли продал часть своих кофейных акций и преподнес даме королевский подарок.

– Как продвигается суд? – спросила Сондра.

– Более или менее, – я пожал плечами. – Бывало и получше.

– Ты намерен выиграть?

Уилли не дал мне ответить.

– Ну разумеется, он намерен выиграть. Я же здесь, а не в тюрьме. И знаешь почему? Потому что этот парень не привык проигрывать.

Похоже, что Сондру не слишком вдохновила эта тирада. Как-то раз она сказала, что лично мне желает успеха, но если Дэниел все же окажется виновным, то она готова собственноручно загнать ему иголки под ногти.

Уилли и Сондра стали уговаривать нас с Лори пойти вместе с ними в ночной клуб. Я поблагодарил за приглашение, но принять его было абсолютно немыслимо, и я с сожалением взглянул на часы.

– Уже половина десятого. Мне нужно хотя бы немного поспать.

– Ничто не мешает тебе вздремнуть пару часов. Мы все равно не пойдем туда раньше полуночи, – сказал Уилли.

Когда я вновь отказался, Уилли и Сондра в два голоса принялись меня убеждать. Они уверяли, что за пределами четырех стен существует другой мир – мир, где нормальные люди иногда развлекаются, в то время как идиоты вроде меня дрыхнут в постели. Мне эта картина виделась несколько иначе: те люди, о которых они говорят, явились откуда-то из другого измерения и пользуются благами нашей цивилизации, в то время как «нормальные» люди, вроде нас с Лори, на эти блага не претендуют. Что же касается Уилли и Сондры, то они находятся где-то на границе между этими двумя мирами. Я даже уверен, что мне есть чему у них поучиться. Но только не сегодня вечером, потому что я смертельно устал.

Человек по имени Дональд Прескотт посвятил свою жизнь разглядыванию микроскопических волокон. Причем делал он это не просто так, а по заданию главного полицейского управления штата Нью-Джерси. Согласитесь, вовсе не дурная работенка для человека, в котором одинаково сильны желание быть копом и инстинкт самосохранения. Должен заметить, что этот Прескотт имеет даже больше шансов добиться успеха, чем тот парень, который обводит мелом тела жертв.

Такер пригласил его в суд для дачи показаний по результатам анализа крови на шарфе, с помощью которого была задушена Линда Падилла и который был обнаружен вместе с кистями ее рук в багажнике автомобиля Дэниела. Полиции удалось даже заручиться свидетельством, что этот шарф или, по крайней мере, очень похожий на него Дэниел приобрел в одном из магазинов.

Такер взял в руки шарф, который проходил по делу в качестве улики.

– Это действительно те самые волокна? – спросил он.

– Я не уверен, что правильно уловил смысл, который вы вкладываете в слово «действительно», – ответил Прескотт. – Но волокна довольно необычные. Шарф дорогой и, как вы можете заметить, достаточно редкой расцветки.

Такер был сама чуткость и, казалось, ловил буквально каждое слово из его уст. Люди непосвященные – а именно такими и были члены жюри присяжных – могли и не заметить, что этот трюк он проделал за время суда по крайней мере трижды.

– У вас была возможность провести анализ других предметов одежды, принадлежащих обвиняемому?

– Да, мне передали для анализа одежду, в которой обвиняемый был в ночь убийства.

– Удалось обнаружить какие-нибудь волокна?

– В огромном количестве! – Прескотт иронически улыбнулся, постановка вопроса опять показалась ему некорректной. – Видите ли, волокна находятся повсюду. На чем угодно можно обнаружить множество всевозможных волокон. Если же ваш вопрос подразумевал микроскопические волокна ткани шарфа на одежде обвиняемого, то мой ответ будет утвердительным.

– Благодарю вас, – Такер тоже улыбнулся. – Именно об этом я и хотел вас спросить. Как много микроскопических волокон ткани шарфа было обнаружено на одежде обвиняемого?

– Достаточное количество, – сказал Прескотт. – Обвиняемый накинул его на плечи или, вероятнее всего, повязал на шею уже после того, как было совершено убийство.

– Почему вы пришли к такому выводу?

– Потому что микроскопические волокна ткани шарфа, обнаруженные на его одежде, содержат следы крови. Крови Линды Падилла.

После этого Такер любезно предложил мне продолжить перекрестный допрос. Все присутствующие в зале устремили на меня свои взоры, сгорая от любопытства, сумею ли я выкрутиться из этой кошмарной ситуации.

– Уважаемый детектив Прескотт, можете ли вы сообщить, в каком положении находился при этом мой клиент? Он стоял, сидел или лежал?

– Этого я знать не могу, – честно признался детектив.

– Находился он в сознании или без сознания?

– На этот вопрос я тоже не могу ответить.

Я удовлетворенно кивнул.

– Могла госпожа Падилла быть уже мертвой, когда шарф касался ее тела?

– Я могу только предположить, что такое возможно. Однако данный вопрос не в моей компетенции.

– А ваша компетенция позволяет вам утверждать, что никто иной, кроме моего клиента и жертвы, не касался этого шарфа в тот день, когда было совершено убийство?

– Нет, этого я не могу утверждать, – ответил он.

– Таким образом, основываясь на данных вашей экспертизы и на ваших сегодняшних показаниях, я могу предположить следующую ситуацию. Господин Куммингз лежал без сознания, госпожа Падилла была уже мертва, когда третий, пока неизвестный нам участник событий, повязал шарф ему на шею. Вы можете допустить такой вариант?

Прескотт болезненно поморщился. Он понимал, что если сейчас со мной согласится, Такер устроит ему веселую жизнь.

– Я не вижу никаких оснований полагать, что все было именно так, как вы говорите. Абсолютно никаких оснований.

– А какие у вас есть основания утверждать, что было иначе?

– Только логика.

Он так ловко выкрутился из положения, что мне тоже вдруг захотелось затянуть на его шее какой-нибудь шарф.

– Детектив Прескотт, в своих предположениях я опирался исключительно на данные вашей экспертизы и на ваши показания. Может быть, нам следует отложить допрос и подождать, пока вы уточните результаты своего исследования? Или вы уже сейчас готовы дать правдивый и честный ответ?

Он взглянул на меня с нескрываемой ненавистью, но сумел взять себя в руки и ответить спокойно и сдержанно.

– С научной точки зрения, ваши предположения имеют право на существование. Вероятность такого развития событий ничтожна, однако она существует.

– Благодарю вас, – сказал я и слегка покачал головой, как бы обращая внимание присяжных на то, что этот человек очень старался ввести их в заблуждение, но правда все-таки восторжествовала. – Детектив Прескотт, вам о чем-нибудь говорит имя Доминик Петроне?

При одном лишь упоминании имени Петроне по залу пробежала волна возгласов, свидетельствующих о глубоком потрясении, и когда эта волна докатилась до Такера, тот буквально подскочил со своего стула.

– Ваша честь, я протестую! Обсуждение господина Петроне не имеет никакого отношения к теме перекрестного допроса.

Разумеется, Такер был прав, и судья Кэлвин поддержал его протест. Но я все равно был доволен, поскольку вовсе и не ждал ответа на свой вопрос. Это была всего лишь та самая небольшая провокация, которую мы задумали накануне. И, судя по гулу голосов, который не стихал в зале, с поставленной задачей я успешно справился.

Я сказал, что больше не имею вопросов к этому свидетелю, и Кэлвин объявил о том, что следующее заседание суда переносится на сутки – в связи с тем, что присяжные должны пройти врачебное освидетельствование. На какое-то мгновение меня посетила надежда: а что, если доктора признают присяжных недееспособными? К сожалению, всерьез рассчитывать на такой поворот дела не приходилось, ведь в запасе было еще шесть человек, утвержденных на эту должность, которые были готовы в любую минуту занять места выбывших членов жюри. Если я и в самом деле хочу получить поддержку от мира медицины, то лучше попросить у медиков пробирку с возбудителями бубонной чумы.

В связи с этой неожиданной отсрочкой наша команда смогла собраться у меня дома чуть раньше, чем обычно. Собрание получилось коротким и довольно бестолковым, потому что наша провокация пока еще не принесла никаких плодов. Мы атаковали команду Такера, пробили брешь в его защите и нанесли несколько легких ударов, однако это еще не означало победы.

Кевин ушел около семи, а мы с Лори решили пообедать в «Чарли». Но сначала надо было сводить Тару в парк, потому что с ней давным-давно никто не гулял.

Мы находились примерно в квартале от дома, когда Тара, натянув поводок, внезапно рванулась через газон к одной из припаркованных возле тротуара машин. Уже почти стемнело, и я никак не мог разглядеть, что же ее так насторожило.

Когда я приблизился, чтобы взглянуть, задняя дверца автомобиля неожиданно открылась. Из машины вылезло нечто – то ли огромный человек, то ли средних размеров горилла – и схватило меня за руку. Увидав такое дело, Тара свирепо зарычала и вцепилась горилле в ногу.

Тот взвыл от боли и принялся дрыгать ногой, чтобы высвободиться из Тариной хватки. В этот момент у меня перед глазами возникла голубая вспышка, и через секунду я увидел, как Горилла подлетел в воздухе и буквально перекатился через машину, после чего с глухим ударом приземлился на газон.

Я застыл в полном оцепенении, чувствуя, что просто не в силах сдвинуться с места. При этом мои глаза продолжали следить за происходящим, и в следующую секунду они приметили Маркуса. Его пистолет был направлен на голову Гориллы, который тряс этой головой, пытаясь прийти в себя. Пистолет был темный, блестящий и твердый, как сам Маркус, и казалось, что у него просто такая необычная рука, которая заканчивается пистолетным дулом.

Из машины выскочил водитель, тоже вооруженный пистолетом. Свое оружие он поочередно направлял на Маркуса, на Тару и на меня. Горилла, который успел более или менее очухаться, тоже вытащил пистолет. Из всей компании безоружными оставались только мы с Тарой, хотя ее обнаженные клыки выглядели ничуть не менее угрожающе.

Первым заговорил Водила, причем сделал это неожиданно мягким голосом.

– Имей в виду, приятель, что нас двое.

Он обращался к Маркусу, подразумевая, что с их стороны вооружены оба, а с нашей – только Маркус. И хотя так оно и было, я все равно почувствовал себя униженным.

– Ну, – сказал Маркус, оценивая сложившийся дисбаланс.

– Так что лучше спрячь пушку, приятель, – предложил Водила.

– Ну, – повторил Маркус.

– Он прокусил мою чертову ногу, – сказал Горилла, который впопыхах не заметил, что Тара – сука, хотя в главном был прав.

– Никто не собирается причинять вам никакого вреда, – заверил Водила. – Просто господин Петроне хочет поговорить с адвокатом.

Совершенно очевидно, что он имел в виду меня, поэтому я сделал над собой усилие и разжал челюсти, чтобы ответить.

– В моей стране приняты более дружественные формы приглашения к разговору.

– Он опасался, что вы можете не принять его приглашения, – улыбнулся Водила. – На самом деле, если бы он пожелал вашей смерти, то вы бы уже умерли. Нас бы уже и след простыл, а вы бы валялись на асфальте с мозгами, раскиданными по травке.

Я взглянул на Маркуса, и тот в качестве ответа едва заметно кивнул, что я расценил, как совет делать то, что велит Водила.

– Где ваш хозяин? – спросил я.

– Полезайте в машину и все узнаете.

Маркус опять кивнул.

– Ладно, – согласился я. – Но при условии, что Маркус и его пистолет поедут вместе с нами. Если, конечно, захотят.

Повернувшись к Маркусу, я услышал только короткое загадочное хрюканье, но при этом его голова еще раз опустилась и поднялась, и я решил, что это означает согласие.

Я попросил их немного подождать, пока отведу Тару домой. Когда я появился на пороге, в глазах у Лори светился ужас.

– Что случилось? – воскликнула она.

Когда я в двух словах обрисовал, что случилось, она принялась расспрашивать меня о подробностях. Она не задала лишь одного вопроса, который лично у меня не шел из головы, а именно: «Какого черта там делал Маркус?»

– Похоже, тебя не удивляет, что там оказался Маркус, – заметил я.

– Это я попросила его присмотреть за тобой, – решительно заявила она. – Ты перешел дорогу кое-кому из нехороших парней.

– Ты должна была сказать мне о своем решении.

– А ты бы наверняка отказался. И нынче вечером некому было бы прикрыть твою задницу.

Лори была не в восторге от того, что мне предстоит встреча с Петроне. Еще меньше ее обрадовала моя просьба не вмешиваться в эту историю.

– Не женское это дело, – сказал я, перед тем как закрыть за собой дверь.

Это была шутка, но ни Лори, ни мне самому она не показалась такой уж забавной.

Беда была в том, что я буквально подыхал от страха.

Нельзя сказать, чтобы всю дорогу до дома Доминика Петроне мы непринужденно болтали. Единственной репликой, высказанной вслух, были мои сожаления по поводу того, что им пришлось меня ждать. Впрочем, я не утруждал себя особыми церемониями и просто сказал, что, зайдя домой, успел позвонить «своему другу Питу Стэнтону из полицейского департамента» и на всякий случай сообщить ему, куда я направляюсь.

Однако, как оказалось, моя хитроумная выходка ни на кого не произвела впечатления, а может быть, они просто сделали вид, что это их не волнует. Маркус и Горилла сидели сзади, а я занимал место пассажира рядом с Водилой. Никто из моих спутников даже не подумал спрятать пистолет. На всех, кроме меня, вид оружия действовал успокаивающе. Я же был близок к обмороку.

Умом я понимал, что опасаться за свою жизнь, по крайней мере в течение сегодняшнего вечера, у меня нет особых оснований. Однако сама мысль о предстоящей встрече с Петроне внушала мне чувство несколько более сильное, чем просто приятное предвкушение. Я знал, что он собирается сделать мне предложение, от которого я не смогу отказаться. Между тем, я был твердо намерен отказаться.

Наш путь лежал в западную часть Паттерсона, в тихий уютный пригород, где находились виллы, принадлежащие крупным преступным авторитетам. Об этом знали все, в том числе и я. Ходили слухи, что в этом районе отродясь не было совершено ни одного ограбления.

Дом Петроне производил впечатление солидного и благопристойного жилища. Во всяком случае, таким он казался снаружи. Двухэтажный, построенный в типично колониальном стиле, он выглядел прочным и безопасным. Сад был обнесен узорной чугунной оградой, а возле ворот, к которым мы подъехали, несли вахту три здоровенных охранника, которые в смысле комплекции ничуть не уступали Горилле.

Не спуская глаз с Маркуса, они пропустили нас внутрь. Мы вошли в дом через центральный вход, и я тут же отметил, что внутри все выглядит точно так же, как и в любом нормальном человеческом доме. Двое подростков были увлечены компьютерной игрой, и было слышно, что где-то в соседней комнате люди смотрят телевизор. Краем глаза я заметил в кухонной раковине несколько грязных тарелок и решил, что Клеменца, должно быть, не успела их помыть, после того как приготовила соус для спагетти.

Кабинет хозяина располагался в задней части дома, и, войдя туда, я увидел Доминика Петроне собственной персоной. Пару раз мы с ним встречались на каких-то благотворительных обедах: Петроне любил лишний раз засветиться на публике. Если не знать того, что он бандит, то можно было бы легко принять его за преуспевающего бизнесмена.

Петроне сидел за столом и смотрел по телевизору развлекательную программу. Когда мы вошли, он улыбнулся, после чего одними глазами дал Водиле знак, чтобы тот обыскал нас и забрал у Маркуса пистолет. Не могу сказать, чтобы я получил удовольствие от того, что меня обыскали, но делать нечего, пришлось подчиниться.

После этого Горилла и Маркус уселись друг напротив друга по разные стороны комнаты, а Петроне вышел из-за стола, чтобы тепло меня поприветствовать.

– Рад видеть вас, Энди, – сказал он. – Спасибо, что нашли время заглянуть ко мне.

– А я-то как рад вас видеть, Доминик! – ответил я. – Я тут был неподалеку и решил: дай, думаю, зайду. Посмотрю, как устроился старина Петроне.

– И правильно сделали! – кивнул он. – В самом деле, мне ужасно приятно. Садитесь, прошу вас.

Он усадил меня в кресло напротив своего рабочего стола, а сам сел за стол.

– Знаете ли, я тут смотрел новости, а там только и разговору про то, как вы упомянули в суде мое имя.

– Считайте, что я сделал вам бесплатную рекламу.

– Честно говоря, мне это совсем не понравилось.

– В таком случае советую допустить мысль, что я просто защищал своего клиента.

Обдумывая мои слова, он надолго замолчал, и в комнате воцарилась гробовая тишина. Наконец Петроне заговорил.

– В этом мире не так уж много людей, которыми я дорожу. Человек, может быть, десять, если не считать членов моей семьи. Остальные меня вообще не волнуют, мне на них плевать.

Он опять замолчал, и я тоже не придумал, что сказать.

– Однако Линда Падилла принадлежала к числу тех людей, которых я очень ценю. Я никогда и ни за что не сделал бы ей ничего дурного. И мне не нравится, когда кто-то публично утверждает обратное.

Все-таки до какой степени люди порой склонны заблуждаться! Похоже, он и в самом деле уверен, что я перестану упоминать в суде его имя только потому, что он дал мне понять, насколько ему это неприятно. Он возомнил себя всемогущим. С другой стороны, нельзя не признать, что ему и в самом деле достаточно только взглянуть на своего охранника, и я немедленно распрощаюсь с жизнью.

Я решил, что настало время поразить его своей осведомленностью.

– Вы еще скажите, что не знакомы с человеком по имени Томми Лэсситер.

По его лицу скользнула тень удивления, и я почувствовал, как напрягся за моей спиной тот, кого я мысленно называл Водилой.

– Круто! – пробормотал Петроне.

– Постойте-ка, неужели я ошибся, и вы вовсе не нанимали его?

– Нет, я его не нанимал.

– И вы не знаете, где он сейчас? – упорствовал я.

– Похоже, что это я ошибся, и вы на самом деле не такой крутой, как мне показалось. В противном случае, вы бы знали одну вещь. Если бы мне было известно, где искать этого человека, то сейчас мы говорили бы о нем в прошедшем времени.

– А вам известна причина, по которой он мог убить Линду Падилла?

– Боюсь, нас с Лэсситером нельзя назвать лучшими друзьями. И не спрашивайте меня почему. Вас это не касается. И вообще, мне уже начинают надоедать ваши вопросы.

– У меня остался только один. Зачем ему понадобилось убивать остальных женщин?

– Карпентер, я привез вас к себе в дом только для того, чтобы сказать, что не имею никакого отношения к этим убийствам и требую, чтобы вы прекратили утверждать обратное. Если вы перестанете трепать мое имя, я готов помочь вам выиграть этот суд.

Это уже было что-то новенькое, и к тому же слишком заманчивое, чтобы я мог пропустить его замечание мимо ушей.

– И каким же образом?

– Вы сразу это поймете. Могу только сказать, что у меня есть кое-какие рычаги влияния.

Он не собирался посвящать меня в подробности, и я решил не настаивать.

– Не могу вам ничего обещать, – сухо сказал я. – Жизнь моего клиента под угрозой.

– Дело ваше, – кивнул он, после чего сделал едва заметный жест в сторону Маркуса. – Только имейте в виду: в случае чего даже этот человек не сможет вас защитить.

Давая понять, что разговор окончен, Доминик просто-напросто вышел из комнаты. Водила за компанию с Гориллой отвезли нас обратно. Они молча высадили нас с Маркусом напротив моего дома, не давая себе труда поговорить немного о погоде и пожелать нам спокойной ночи.

В освещенном окне я увидел силуэт Лори, и мне так захотелось оказаться рядом с ней! Присутствие Маркуса для этого абсолютно не требовалось, но поскольку я чувствовал себя в долгу перед ним, то не мог так просто взять и уйти.

– Спасибо, – сказал я Маркусу. – Я ужасно благодарен за все, что ты для меня сделал.

– Ну, – кивнул он.

– Хочешь зайти? Мы могли бы что-нибудь выпить.

– Не-а, – сказал он и пошел прочь.

А я пошел в сторону дома, на ходу размышляя о том, что слово «не-а», пожалуй, самое прекрасное из всех, какие я когда-либо слышал.

Почти всю ночь мы с Лори обсуждали мою встречу с Петроне и ломали головы над тем, как именно он собирается повлиять на суд. Я поинтересовался, как, по мнению Лори, поступит Петроне в том случае, если я по-прежнему буду упоминать его имя.

– Если он умный человек, то выждет годик-другой, а потом расправится с тобой, обставив дело так, будто это был несчастный случай, – сказала она.

– А если он не настолько умен?

– В таком случае он вышибет тебе мозги через пару недель после окончания суда.

– Вообще-то он производит впечатление неглупого человека, – с надеждой заметил я.

– Вот и отлично, – согласилась Лори. – Значит, у тебя хватит времени написать завещание.

Искренне надеясь, что это была шутка, я постарался снова перевести разговор на то, каким образом Петроне может повлиять на суд. Передо мной была дилемма. С одной стороны, было похоже, что он и вправду испытывал симпатию по отношению к Линде Падилла, о чем мне, кстати, говорил и ее бойфренд Алан Корбин. Честно говоря, у меня не было серьезных причин подозревать Петроне в причастности к этим убийствам. А значит, было довольно некрасиво с моей стороны по-прежнему гнуть эту линию и вводить присяжных в заблуждение. По идее, мне следовало переключить их внимание на Томми Лэсситера. С другой стороны, это имя было им незнакомо, и уж точно не могло произвести столь глубокого впечатления, как имя Петроне. Кроме того, дразнить маньяка – это ничуть не в меньшей степени означало играть с огнем, а родители с детства запрещали мне баловаться со спичками.

Главным же вопросом был следующий: насколько я готов рисковать личной безопасностью из-за этого клиента? И должен ли я сообщить о случившемся Кэлвину? В последнем я был совсем не уверен. Судья ничем не сможет мне помочь, и даже наоборот, его чрезмерная осведомленность может только повредить.

Бессонная ночь дала о себе знать на следующее утро, когда я явился в суд с черными кругами под глазами. Такер, в отличие от меня, как всегда, выглядел бодрым и свежим, как и положено человеку, который ведет беспроигрышное дело и на которого работает целый штат помощников. За минуту до начала заседания он обратился ко мне с ехидным вопросом:

– Что, Энди, тяжелая выдалась ночка?

На секунду в мою голову закралось подозрение, что Такер в курсе моей встречи с Петроне, что он, возможно, даже следил за мной. Хотя, конечно, это маловероятно, дело просто в том, что я хреново выгляжу.

Я взглянул на сидящих в зале и заметил, что Винса нет на его обычном месте, в то время как парни из Кливленда были здесь – все, кроме Элиота Кендэлла. Такое случилось впервые, чтобы Кендэлл не явился на судебное заседание, и я даже забеспокоился, как бы он не передумал поддерживать Дэниела.

Первым свидетелем, которого пригласил Такер, был Нил Уинслоу, главный инженер сотовой телефонной компании, услугами которой пользовался мой клиент. Показания этого человека были призваны не оставить камня на камне от версии Дэниела, согласно которой подозреваемый находился в пятидесяти минутах езды от Истсайд-парка, когда ему позвонил убийца.

Такер успел хорошо подготовить своего свидетеля. Уинслоу коротко и понятно объяснил суду, что каждая передающая станция имеет свой радиус действия, и если клиент перемещается в пространстве, то его как бы передают «по цепочке». Свидетель изложил свои мысли в предельно доступной форме, так что понял даже я.

Необъяснимая ложь Дэниела повлекла за собой два серьезных негативных последствия. Первое, которое он уже успел с лихвой прочувствовать на своей шкуре, состояло в том, что полиция его заподозрила, и таким образом явились на свет все эти улики.

Второе последствие, ничуть не менее тяжелое, заключалось в том, что я не имел возможности опровергнуть показания Уинслоу. Убедившись в том, что Дэниел врет, присяжные наверняка сделают вывод, что он виновен. Мне и самому не давал покоя вопрос, зачем ему понадобилось городить эту ложь, причем Дэниел за все это время так ни разу и не дал мне внятного объяснения на этот счет.

– Господин Уинслоу, – начал я. – Почему так происходит, что иногда мой телефон прекрасно принимает звонки, а иногда в том же месте связь вдруг отсутствует?

– Причин тому может быть несколько. Ну… например, погода или перегруженность линии. Скорее всего, из-за этого.

– Я правильно вас понял, что причиной отсутствия связи могут быть погода и перегрузка линии?

– Совершенно верно, – кивнул он.

Это была, конечно, не победа, но хоть какой-то прогресс.

– Итак, вы сообщили Закри, что радиус покрытия одной вышки составляет семь километров.

– Правильно, – снова согласился он, хотя вопроса я еще не задал.

– Стало быть, если допустить, что станция находится на Таймс-сквер, а я нахожусь на углу Мэдисон и Восемьдесят пятой авеню, то есть в пяти километрах от вышки, то мой телефон сможет принять звонок?

– Нет, – он замотал головой. – На Манхэттене зона действия сигнала гораздо меньше.

– Вот как? Неужели? – Я сделал вид, что удивился. – Там что, какие-то другие вышки?

– Нет, но…

– Так почему же на Манхэттене сигнал бьет на меньшее расстояние? – не отставал я.

– Потому что там много высоких зданий. Мы называем это особенностями ландшафта.

– Таким образом, особенности ландшафта могут быть еще одной причиной, по которой в ту ночь отсутствовала связь?

Такер заявил протест, утверждая, что все это не более чем мои домыслы, и судья Кэлвин с ним согласился. Я сформулировал вопрос иначе:

– Господин Уинслоу, при условии нормальной погоды, нормальной загруженности и ровного ландшафта, радиус покрытия одной телефонной вышки составляет семь километров. Верно?

– Ну, примерно.

Я улыбнулся, стараясь тем самым подчеркнуть, насколько неточной может быть эта наука.

– Да, примерно семь километров. Так?

– Так.

– Значит, диаметр составит четырнадцать километров. Я имею в виду, примерно. Так?

– Да.

– Господин Закри зачитывал вам показания господина Куммингза, в которых тот сообщает, что получил звонок, когда находился в пятидесяти минутах езды. Правильно?

– Да.

– Говорилось ли в этих показаниях о том, что он ехал очень быстро и строго по прямой?

Такер опять заявил протест:

– Ваша честь, последний вопрос господина адвоката выходит за рамки компетенции свидетеля.

Я, в свою очередь, возразил:

– Меня всего лишь интересует, запомнил ли свидетель этот факт из показаний подсудимого, которые зачитывал ему господин Закри. Я могу потом вручить ему письменную копию этих показаний и сравнить, насколько точно он их запомнил.

Кэлвин отклонил протест Такера и позволил Уинслоу ответить.

– Я не могу припомнить, чтобы прокурор упоминал о скорости и траектории движения, – сказал свидетель.

– Господин Уинслоу, а вам лично когда-нибудь доводилось ездить за рулем по Северному Джерси?

– Да, я делаю это ежедневно.

– Вы замечали, что скорость движения автомобиля напрямую зависит от погоды, от интенсивности дорожного движения и особенностей ландшафта?

Среди присяжных и публики послышался смех, и Уинслоу тоже не смог удержаться от улыбки.

– Да, это так, – сказал он.

– Езду на автомобиле нельзя назвать точной наукой, верно, господин Уинслоу?

Такер заявил, что он протестует, и я сформулировал вопрос иначе. А потом отпустил свидетеля и сел рядом с Дэниелом, который, несмотря на мой строжайший запрет, буквально сиял от восторга.

Не прошло и трех часов после окончания судебного заседания, а я уже находился на борту самолета, летящего в Бостон. Минуло почти двадцать лет с тех пор, как я был здесь в последний раз.

Мы договорились встретиться в маленьком ресторанчике, что в старом городе, и когда я пришел туда в половине восьмого, Синди уже дожидалась меня, сидя за барной стойкой. Стройная эффектная брюнетка, сегодня она показалась мне еще красивее, чем полгода назад, во время нашей последней встречи. Парень, сидящий на соседнем стуле, изо всех сил пытался ее закадрить, но я уверен, что даже с трех тысяч попыток он все равно не преуспел бы в своем начинании. То была Синди Сподек, специальный агент ФБР по борьбе с организованной преступностью.

Мы познакомились с ней в прошлом году, когда Синди выступала свидетелем на Лорином процессе. Ее непосредственный начальник по ФБР, который считался едва ли не национальным героем, на самом деле был связан с крупной преступной группировкой, на совести которой было многих темных дел, включая заказные убийства. Свидетельствовать против него означало проявить большое мужество, но она, рискуя собственной карьерой, все-таки решилась на этот шаг.

В результате ее на несколько месяцев отстранили от работы в бостонском офисе ФБР, и она держалась только благодаря поддержке друзей. Однако потом, когда я позвонил ей, чтобы узнать, как дела, она сказала, что все в порядке и что ее карьера пошла в гору. А главное, она встретила потрясающего парня.

Увидев меня, Синди приветливо улыбнулась, мы обнялись и расцеловались. Теперь оставалось только отделаться от незваного ухажера и отправить его щипать травку на каком-нибудь другом пастбище. Когда с этим было успешно покончено, мы перебрались за столик в углу, где никто не мог слышать нашего разговора.

Для начала мы немного поболтали о всяких пустяках и даже показали друг другу фотоснимки наших любимцев. У Синди был двухлетний золотой ретривер, которого я выбрал специально для нее в нашем заведении. Свою Сьерру она считала лучшей собакой во всей Северной Америке. Конечно, она заблуждалась, и лучшей собакой была моя Тара, но об этом за пределами штата Нью-Джерси никто не догадывался. Я же предпочитал помалкивать об этом, потому что прибыл сюда совсем с другой миссией.

– Спасибо, что откликнулась на мой отчаянный призыв, – сказал я.

– Да уж, – нахмурилась она. – Ты поймал меня, как рыбу на крючок.

Дело в том, что я позвонил Синди только вчера и оставил на автоответчике сообщение, что нам необходимо срочно встретиться и поговорить о Томми Лэсситере. Я знал, что она не сможет мне в этом отказать, потому что Лэсситер находится в поле ее зрения уже достаточно долгий период времени.

– Я хочу знать о Лэсситере все, что знаешь ты, – сказал я.

Она улыбнулась мне с той снисходительностью, с которой улыбаются, беседуя со слабоумными.

– Чтобы сэкономить время, предлагаю построить наш разговор иначе, – сказала она. – Сначала ты рассказываешь мне, почему тебя это интересует, и выкладываешь информацию, которая у тебя уже есть. Только после этого я смогу решить, говорить ли тебе вообще что-нибудь. Или просто уйти, а тебя оставить расплачиваться за выпивку.

– Повезло мне! – Я скорчил кислую гримасу, а потом коротко пересказал ей историю Дэниела и то, какую роль сыграл в ней Лэсситер.

– А как ты узнал, что это дело рук именно Лэсситера?

– Маркусу удалось «разговорить» одного заключенного, который участвовал в организации убийства Рэнди.

– Маркус убедил его признаться? – Синди нахмурилась, потому что была знакома с Маркусом и имела представление о его методах.

– Да. Маркус, когда захочет, умеет быть очень убедительным.

Она какое-то время молча обдумывала услышанное, а потом наконец заговорила.

– Томми Лэсситер – необыкновенно изощренный и хладнокровный убийца. Кроме того, он получает удовольствие от своего ремесла. ФБР давно охотится за ним.

– У вас есть какие-либо сведения по поводу его причастности к моему делу?

– Насколько мне известно, нет. – Она покачала головой.

– В этой стране достаточно убийц. Почему именно этот попал в зону вашего пристального внимания?

Она явно колебалась, следует ли посвящать меня в эти детали. Уверен, что она уже размышляла на эту тему, прежде чем явиться на встречу со мной, а значит, сомнения были очень серьезными.

– Дело в том, что убийством он не ограничивается. Ему платят по меньшей мере в два раза больше, чем любому другому наемному убийце, потому что он оказывает кое-какие дополнительные услуги.

– И какие же? – спросил я.

– То, что я сейчас скажу, должно остаться между нами, – она строго взглянула мне прямо в глаза. – Договорились?

– Об этом узнают только Лори и Кевин, – заверил я.

Синди знала, что мне можно доверять, и потому продолжила свой рассказ.

– Он не только убивает, но еще и обеспечивает подходящую кандидатуру на роль козла отпущения. И, таким образом, отводит всякие подозрения как от себя, так и от заказчика убийства. Подставить невинного человека – это часть сделки. И он умеет делать это с блеском.

Эта новость обрушилась на меня, словно удар обухом по голове. Впервые за все это время я со всей очевидностью понял, что Дэниел невиновен. Огромный груз свалился у меня с души. А его место занял другой груз, ничуть не меньший: теперь я просто не имею права проиграть этот процесс.

– Ты готова дать в суде показания против Лэсситера? – спросил я.

– Ты в своем уме? – Она коротко и невесело рассмеялась. – Конечно, нет.

– За его преступления может поплатиться жизнью невинный человек.

– Может быть, так, а может быть, и не так. Вполне возможно, что Лэсситер вообще не имеет к этой истории никакого отношения. Тебе в любом случае потребуются другие свидетели и доказательства. Даже если бы я и согласилась выступить на твоем процессе.

– Позволь мне хотя бы сослаться на твои слова, – попросил я.

– Энди, попробуй меня понять. Если хотя бы слово из сказанного мной получит огласку, то все убийцы, сидящие по тюрьмам, в ту же секунду заявят, что их подставили, улики против них сфабриковали, а настоящим преступником является Лэсситер.

Я решил оставить свои попытки, но не только потому, что вполне разделял точку зрения Синди. Все равно на данном этапе я не мог использовать ее как свидетеля. Сначала еще нужно доказать, что Лэсситер действительно имеет отношение к делу Дэниела. Причем в этом мне не сможет помочь ни свидетель, найденный Маркусом, ни Доминик Петроне.

– И прошу тебя, будь осторожен, – добавила Синди. – Лэсситер очень опасен, он псих.

Я пообещал соблюдать осторожность и перевел разговор на другие предметы, более приятные, чем серийные убийства и отрезанные руки. В самом конце обеда, когда нам принесли кофе, Синди с улыбкой сообщила:

– Мы с Тоддом решили пожениться.

– Поздравляю. Но, черт возьми, кто такой Тодд?

– Я рассказывала тебе о нем. Коп из Бостона. Капитан полиции.

– Давно вы с ним знакомы?

– Три месяца, – сказала она. – Но я готова была сказать «да» уже после трех недель. Сердце ведь не обманешь.

Вот интересно, почему и Тодд, и Синди, и я – все убеждены в том, что сердце не обманешь, и только Лори продолжает сомневаться.

– Надеюсь, у вас с Лори тоже все хорошо? – спросила Синди.

Казалось, она сумела прочесть мои мысли, и это сбило меня с толку:

– Ну да, хорошо… очень хорошо… просто отлично…

Синди улыбнулась:

– Судя по твоим словам, ваши отношения постоянно прогрессируют.

– Так и есть.

– В таком случае, почему бы и вам не пожениться? – спросила она.

– Нет уж, увольте. Чтобы я когда-нибудь женился?! Я вольная птица… можно даже сказать, орел. Нет такой женщины, которая могла бы подрезать мне крылья. Хотя желающих – только свистни…

– Короче, я так поняла, что Лори не хочет свадьбы.

– Ну, не то чтобы совсем не хочет… – Я пожал плечами.

Сидя в самолете, совершающем обратный рейс, я старался мысленно обобщить те новые сведения, которые узнал сегодня. Теперь я уже не сомневался, что Линду Падилла убил именно Лэсситер, но при этом я понятия не имел, как убедить в этом присяжных. К тому же я понятия не имел, кто мог заказать ему это убийство. И зачем ему понадобилось убивать еще трех женщин.

Вопрос, почему он выбрал на роль козла отпущения именно Дэниела, тоже оставался открытым. Ведь вокруг полно гораздо более беззащитных людей, которых подставить было бы намного проще. Эти улики он мог подкинуть кому угодно. Но он выбрал Дэниела и тем самым превратил эти убийства в публичный спектакль, хотя, по идее, меньше всего был заинтересован в огласке.

Возможно, Дэниел просто нечаянно подставился. Или же у Лэсситера были к нему какие-то личные счеты, о чем мой подзащитный предпочел мне не говорить.

Пришло время еще раз потолковать с клиентом.

– Он сказал мне, что это он убил мою жену, – признался Дэниел после того, как я вынужден был как следует на него надавить.

Я заверил его, что мы обязательно проиграем этот процесс, несмотря на то, что мне известно имя настоящего убийцы. И тогда Дэниел дрожащим голосом заговорил о событиях той роковой ночи, а также о событиях другой ночи, когда погибла его жена.

Вид у него был такой виноватый и жалкий, что я поймал себя на желании придушить своего клиента с помощью его же наручников. Теперь многое становилось понятным из того, что мне следовало знать с самого начала, а не теперь, когда мы почти проиграли дело.

– Когда он тебе это сказал? – спросил я, изо всех сил стараясь держать себя в руках.

– В ту ночь, когда была убита Линда Падилла. Именно с этих слов он начал тот разговор по телефону.

– О чем он еще говорил?

– Что мы должны встретиться в парке. И он скажет мне, кто заказал мою жену. То есть кто заплатил ему за убийство Маргарет.

– И ты поверил, что это он убил ее?

– Я знаю, он сказал правду, – кивнул Дэниел. – Точно знаю.

– Откуда такая уверенность?

– Он рассказал, как она была одета… Описал браслет, который я подарил ей на день рождения. Он сказал, что снял с нее этот браслет… – На последних словах голос Дэниела дрогнул. – Нет никаких сомнений, Энди. Это он убил ее.

– Ладно. Итак, ты вошел в парк и… Что случилось потом?

– Я пошел туда, куда он велел, и стал ждать его на лестнице, ведущей в павильон. Должно быть, он напал на меня сзади, потому что следующий момент, который я могу припомнить, – это как я лежу на ступенях и разговариваю с копом.

– Почему ты с самого начала не позвонил в полицию?

– Он сказал, что если я это сделаю, то никогда не узнаю, кто заплатил за смерть Маргарет. Но я должен был… я должен знать, кто это сделал.

– Это все?

Он покачал головой, но заговорил не сразу: вероятно, подыскивал нужные слова.

– Он сказал, что мог бы свалить вину за смерть Маргарет вообще на кого угодно – это для него не проблема, – дрожащим голосом проговорил Дэниел, а потом уже спокойнее добавил: – Он сказал, что запросто мог бы подставить и меня.

– Так почему же ты молчал об этом на допросах?

– Отчасти, потому что боялся. Отчасти, потому что не хотел потерять контакт с этим человеком. А кроме того, пойми, мне и в кошмарном сне не могло присниться, что в убийстве Линды Падилла заподозрят меня. Черт возьми, когда я в первый раз говорил с копом, я ведь даже не знал, что она уже мертва. А когда меня арестовали, то я подумал, что менять свои показания уже поздно.

Я пытался осознать новую информацию, но она не укладывалась у меня в голове. Сейчас я мог думать только об одном: мой клиент – самоубийца, этот придурок сам себя утопил. Пожалуй, мне стало бы намного легче, если бы я мог сказать ему об этом прямо в глаза, однако я опасался, что после этих слов он окончательно свихнется. Пока я раздумывал о состоянии его психики, эти слова сами сорвались с моих губ:

– Ты сам себя утопил, придурок.

– Я знаю… – промямлил он, заставляя меня чувствовать себя виноватым. – Теперь уже правда ничего нельзя поделать?

– Понятия не имею, – честно признался я. – О чем еще ты должен был сказать мне раньше?

– Это все. Клянусь.

– Ты в самом деле считаешь, что кто-то заказал ему убийство твоей жены?

– Мне известно только то, что он ее убил, – сказал он после довольно долгой паузы. – Не думаю, чтобы они с Маргарет были знакомы. Поэтому у меня есть все основания считать, что кто-то заплатил ему за это.

Вернувшись к себе в офис, я в двух словах посвятил в эту историю Лори и Кевина. Какое-то время мы ломали голову над тем, как лучше всего донести новую информацию до жюри присяжных. Однако вариант просматривался только один: Дэниелу придется самому все рассказать в ходе перекрестного допроса. Я не был в восторге от этой идеи, но, к счастью, решение предстояло принимать еще не завтра.

Я решил отыскать Пита Стэнтона. В районном департаменте полиции мне сообщили, что у него сегодня выходной, зато по сотовому телефону удалось связаться с первой же попытки. Я сказал, что хотел бы кое-что с ним обсудить и даже готов сделать это по телефону, если он скажет, во что мне обойдется эта услуга. Пита очень раздражал тот факт, что я богат, и он прилагал все усилия, чтобы сделать меня чуточку беднее.

– Может быть, мы обсудим твою проблему после игры «Ников»? – сказал он.

Сегодня вечером «Ники» встречаются с «Лейкерами». Я и сам собирался сходить в «Чарли» и посмотреть этот бейсбольный матч по телевизору. Так что предложение Пита меня вполне устраивало.

– Давай встретимся в «Чарли», – предложил я.

– Мне до смерти надоело это заведение.

– Ну, и где же ты хочешь посмотреть игру?

– На стадионе.

До начала бейсбольного матча оставалось четыре часа, и наверняка все билеты давно проданы. Пит выразил надежду, что проблему с билетами я возьму на себя. Причем мы оба понимали, что единственная возможность – это приобрести их у перекупщиков за безумные деньги.

– Ты ведешь себя, как жадный прохвост, который понятия не имеет о том, что на свете существует бескорыстная мужская дружба.

Оскорблять его не входило в мои планы, однако я должен был высказать то, что думаю по поводу его поведения.

– …И так далее, и тому подобное, – прервал он меня. – Короче, забери меня в шесть на аэродроме.

– Ты все еще не завязал с этим занятием?

– Поверь, старик, это даже круче, чем секс, – ответил он.

Это было недоступно моему пониманию, поэтому я предпочел промолчать. В свободное от службы время Пит подрабатывает фотографом на аэродроме Тетерборо. Он снимает людей в тот момент, когда они прыгают с парашютом. И потом продает снимки тем счастливчикам, которые сумели благополучно достигнуть земли. Его клиентами становятся в основном новички, которым в жизни не хватает острых ощущений. Что же касается самого Пита, то он серьезно занимается парашютным спортом в течение многих лет.

Лично я разбираюсь в прыжках с парашютом примерно так же, как говорю на языке суахили или понимаю язык женщин. То есть я в них не разбираюсь ни капельки. Люди добровольно выпрыгивают из самолетов с единственной целью: попасть на ту же самую землю, с которой их никто не гнал и где они чувствовали себя в полной безопасности – до того, как добровольно залезли в эти самолеты. Ну, и в чем смысл?

Конечно же, парашютист получает все необходимое, чтобы обеспечить безопасность. А именно: кусок нейлона, который раскрывается над головой человека, который несется по направлению к земле с бешеной скоростью. Раньше я даже не представлял себе, насколько прочен этот нейлон. Например, я никогда не слышал о том, чтобы заключенные в тюрьме строгого режима, готовя побег, пытались перепилить нейлоновые решетки. Или чтобы опасных зверей держали в зоопарке в нейлоновых клетках.

Разумеется, парашютист не ограничивается куском ткани. Он предусмотрительно напяливает себе на голову изящную каску, которая никоим образом не защищает остальное тело. Как поступит парашютист в том случае, если нейлоновая тряпка подведет его и не раскроется? Вероятно, он постарается приземлиться на голову. Лично я не собираюсь играть в подобные игры со смертью. Мне это не нужно. В чем глубокий смысл этих действий? Мне и так хорошо: ведь я жив. Я прекрасно отдыхаю у себя дома, когда лежу на диване.

Когда я приехал на аэродром, Пит только что приземлился. Уже через пятнадцать минут все фотографии были распроданы, и он сидел в моей машине. Для того чтобы попасть на стадион, мне пришлось приобрести у «добрых людей» два билета по восемьсот долларов. А потом еще купить и вручить своему спутнику по банке пива в каждую руку.

С первых же минут этот матч превратился в настоящее стихийное бедствие. А к исходу первой половины игры наши «Ники» проигрывали со счетом шестнадцать – ноль, так что можно сказать, я заплатил по сотне долларов за каждое проигранное очко.

– Давай лучше поговорим о деле, – предложил я.

– Что, прямо сейчас?! Прямо на стадионе? – возмутился он. – Старик, не порти мне удовольствие от игры. Мы сможем потом пойти в «Чарли» и разговаривать там, сколько душа пожелает.

– А я думал, что «Чарли» тебе надоел.

– Так оно и есть. Но я сумею побороть в себе это чувство.

К концу третьей четверти игры счет дошел до двадцати семи очков не в пользу «наших». К счастью, примерно тогда же болельщикам перестали продавать пиво, и только благодаря этому мне удалось вытащить Пита со стадиона.

В машине на обратном пути я предпринял очередную попытку поговорить о деле. Мне вовсе не улыбалась перспектива превратить рабочую встречу с Питом в романтическое свидание при луне.

– Тебе известно что-либо о человеке по имени Томми Лэсситер?

Пит внезапно насторожился и замер. Впрочем, это неудивительно, если учесть, сколько пива попало к нему в желудок.

– А почему ты спрашиваешь?

– Он убил Линду Падилла.

Пит замотал головой.

– Лэсситер – наемный убийца, профессионал. Он не может быть серийным убийцей.

– Пит, это не пустые домыслы. Я знаю, о чем говорю.

– Так возьми же свое знание, покажи его присяжным и выиграй этот процесс.

– В том-то и дело, что мне нечего показать присяжным.

– Расскажи мне все, что тебе известно, – сказал Пит.

– Мне удалось поговорить с одним заключенным. Он сказал, что это Лэсситер организовал убийство Рэнди Клеменса.

– Тебе удалось найти человека, который осмелился настучать на Лэсситера? – В голосе Пита сквозило явное недоверие.

– Это удалось Маркусу.

Пит был знаком с Маркусом, поэтому никаких дополнительных объяснений от меня не потребовалось.

– Так о чем ты хотел меня попросить?

– Чтобы ты помог мне его поймать.

Пит расхохотался, и это была совсем не та реакция, на которую я рассчитывал.

– Останови машину и подожди здесь минуточку. Сейчас я его тебе поймаю.

– Я не шучу, Пит. Этот человек убил уйму народа. По-моему, самое время его остановить.

Пит постарался взять себя в руки, и его смех перешел в сосредоточенное сопение.

– Ты думаешь, он где-то на нашей территории?

– Не уверен, но думаю, что так. Я точно знаю, что он был здесь в то время, когда погибли эти женщины.

– Пойми, Энди, скорее всего он давно уже свалил. У тебя нет никаких доказательств его причастности к убийствам. Так чего же ты хочешь от полицейского, который может действовать только в пределах штата?

– Наверняка за ним числятся и другие преступления.

– Разумеется.

– Предположим, до тебя дошла информация о том, что его видели в наших краях. Это достаточный повод, чтобы объявить его в национальный розыск, или как там у вас это принято?

– Ты хочешь, чтобы я обратился с этим ходатайством к своему начальству?

Я кивнул.

– Скажи им, что ты получил эту информацию из надежного источника. Попроси сделать так, чтобы каждый коп в этом штате имел перед глазами фотографию Лэсситера. Кстати, я тоже хотел бы получить его портрет.

– Даже не знаю, что сказать, Энди…

– Согласись, Пит, вы ведь ничего не теряете. В худшем случае вам опять не удастся его поймать.

– Ладно, будь по-твоему.

Посчитав свою миссию выполненной, я развернул машину и, вместо того чтобы везти Пита в «Чарли», отвез его домой.

Когда я сам добрался до дома, Лори была уже в постели.

– Привет, – пробормотала она сонным голосом. – Как дела?

– Он пообещал сделать все, что от него зависит.

– Ну и отлично, – она улыбнулась. – Ложись спать.

Я начал раздеваться.

– Да, совсем забыл тебе сказать. Синди выходит замуж.

– Рада за нее.

Лори пыталась поддержать разговор, хотя было ясно, что ей гораздо больше хочется спать, чем беседовать.

– Она сказала, что женщина не может обмануть свое сердце.

– М-м-м-м… – это все, что Лори смогла сказать на заданную тему.

– По-моему, она права. А ты как думаешь?

– М-м-м-м…

Эти звуки я расценил как положительный ответ.

Капитана Терри Миллена Такер вызвал последним, и это было не случайно: именно его свидетельские показания были призваны достойно завершить картину. Миллен занимался расследованием этих преступлений с самого начала, вернее, с того момента, когда за дело взялась полиция штата. А главное, он больше, чем другие, общался с Дэниелом.

Все вещественные доказательства уже были представлены суду, причем самым эффектным образом. А теперь Такер наверняка рассчитывал, что Миллен сконцентрирует внимание присяжных на осведомленности Дэниела по части обстоятельств преступления. Конечно же, он намерен доказать, что Дэниел знаком с этими обстоятельствами по той простой причине, что сам и является преступником. Ну, а нашей задачей было доказать, что Дэниела посвятил во все детали другой человек – настоящий убийца.

Еще до того, как Миллен занял свое место на трибуне свидетеля, я понял, что меня лишили весомого повода заявить очередной протест. Раньше в своем официальном обвинении Такер указывал лишь убийство Линды Падилла, а по поводу трех остальных преступлений ограничивался лишь намеками, что давало мне повод протестовать. Сегодня же он явно был намерен заявить о них по всей форме.

Именно с этого Миллен и начал свои показания: он продемонстрировал фотоснимки с изображениями трех жертв, чем привел членов жюри в состояние шока. При виде страшных и отвратительных подробностей присяжные пришли в ужас и загорелись праведным гневом. Я видел, что Дэниел изо всех сил пытается следовать моему наказу и сохранять невозмутимый вид, однако его лицо помимо воли исказила гримаса. Уверен, что больше всего его угнетала мысль о том, что люди считают эти чудовищные злодеяния делом его рук.

Во время перерыва Дэниел обратился ко мне с неожиданной просьбой:

– Ты не мог бы дать мне копии полицейских отчетов по поводу этих трех убийств?

До сих пор он тщательно изучал только документы по делу Линды Падилла и ничем другим не интересовался, поскольку официально его обвиняли только в одном преступлении.

– Зачем они тебе?

– Не знаю, может, что-нибудь придет в голову… Чем черт ни шутит, вдруг я смогу доказать, что не имел возможности совершить хотя бы одно из этих преступлений? – Он в сомнении покачал головой. – Хотя, это очень маловероятно.

Я согласился принести ему копии этих отчетов, хотя особо не надеялся на то, что он сможет вспомнить что-либо важное спустя столько времени.

Перерыв закончился, и Такер продолжил допрос своего свидетеля.

– На каком этапе лично вы приступили к расследованию?

– После того как было совершено второе убийство – госпожи Симонсон, полицию штата попросили оказать содействие. Но только после третьего убийства – женщины по имени Розалия мы возглавили поиск, и лично я был официально назначен вести расследование.

– Что именно обвиняемый сообщил вам по поводу этого убийства?

– Он сказал, что женщина была убита у себя в квартире, что у нее были отрезаны кисти рук, а также сообщил, где спрятано ее тело. Он описал конкретное место, где находится мусорный контейнер, – сказал Миллен.

– Обвиняемый объяснил вам, каким образом ему стала известна эта информация?

– Да, – кивнул Миллен, – он сказал, что убийца позвонил ему и с гордостью сообщил об этом.

– Информация подтвердилась?

– От первого и до последнего слова, – снова кивнул Миллен.

– Между прочим, были ли зафиксированы подобные убийства с того момента, как обвиняемый был взят под стражу? – спросил Такер.

– Нет.

В течение последующих трех часов Такер максимально подробно допросил Миллена по поводу его контактов с Дэниелом. При этом он особенно упирал на тот факт, что Дэниел проявлял осведомленность, и его информация всякий раз подтверждалась. К тому моменту, когда наступила моя очередь задавать вопросы, между понятиями «обвиняемый» и «убийца» уже не чувствовалось никакой разницы.

– Капитан Миллен, господин Куммингз регулярно сообщал вам информацию. – Так я начал свой допрос. – В тот момент вы верили в то, что он получал ее от преступника?

– Я был не вполне уверен в этом, – сказал Миллен. – У меня всегда были некоторые сомнения.

– Говоря о своих сомнениях, вы подразумеваете, что допускали мысль о том, что Куммингз лжет?

– Такое приходило мне в голову.

– Но если вы допускали мысль о том, что он лжет и при этом владеет столь достоверной информацией, приходило ли вам в голову, что он и есть настоящий убийца?

– Да, именно так.

– В таком случае мне потребуется ваша помощь, капитан. Сторона обвинения предоставила суду копии отчетов о ведении расследования, однако отчет о результатах наружного наблюдения по какой-то причине не был приложен. У вас не найдется лишней копии?

– О каком наблюдении вы говорите? – Миллен, судя по всему, был сбит с толку.

– О наружном наблюдении за господином Куммингзом.

– Насколько мне известно, такого наблюдения не велось.

– Вот именно. Итак, посмотрим, что получается. Вы допускали мысль о том, что господин Куммингз лжет, а значит, допускали мысль о том, что он убийца, но при этом не сочли нужным установить за ним наружное наблюдение. Вы не опасались, что он может совершить очередное убийство?

Миллен попался в мою ловушку. Скорее всего, он и не думал подозревать Дэниела до самого последнего момента, пока тот не запутался в собственной истории с мобильным телефоном. Именно по этой причине никому и в голову не приходило устанавливать за ним слежку.

– За ним не велось наблюдения, – стиснув зубы, подтвердил Миллен.

– И почему же? – спросил я. – Вы полагали, что он не представляет опасности для общества?

– Задним числом легко судить о чужих поступках и принимать правильные решения. А в тот момент мы были по горло заняты расследованием…

– Таким образом, вы не установили слежки за потенциальным преступником по той причине, что были по горло заняты расследованием его преступлений. Я правильно вас понял? Если бы вы были заняты расследованием не по горло, то добились бы большего успеха?

На этот вопрос у него не нашлось достойного ответа. Воспользовавшись его замешательством, я снова и снова продолжал повторять вопрос на разные лады, до тех пор пока Такер и Кэлвин не потребовали продолжить допрос по существу.

– Скажите, пожалуйста, какое впечатление во время вашего общения производил Куммингз? Он показался вам умным человеком?

– Пожалуй, что так, – с явной неохотой согласился он.

– Вы хорошо представляете себе его работу в качестве репортера криминальной хроники?

– Более или менее.

– В таком случае, вам не показалось странным, что во время обыска улики оказались прямо под носом у полиции?

– С некоторых пор меня уже ничто не удивляет. Если бы люди всегда руководствовались только логикой и совершали только разумные поступки, то они бы не убивали себе подобных.

– Таким образом, вы признаете, что в действиях Куммингза, или иного лица, совершившего преступление, отсутствовала логика? В противном случае, он не стал бы хранить улики там, где их легко могут обнаружить?

– В действиях серийных убийц логика вообще отсутствует.

– По-вашему, они все – самоубийцы?

– Бывает и такое.

– И все они хотят, чтобы их поймали?

– Не исключаю такой возможности.

– Капитан, вы действительно считаете, что в ту ночь в Истсайд-парке мой клиент сам себя ударил по голове?

– Да, я так считаю.

– А чем он ударил?

Миллен недовольно поморщился, хотя наверняка мог бы предвидеть подобный вопрос. Дело в том, что полиции не удалось обнаружить ни одного предмета, с помощью которого могла быть разбита голова Дэниела.

– Я не знаю. Должно быть, он успел спрятать этот предмет.

– Куда?

– Затрудняюсь сказать. Мы же не могли обыскать каждый квадратный сантиметр на территории парка.

– Но вы обыскали каждый квадратный сантиметр внутри павильона?

– Мы постарались это сделать.

– Ах, вы постарались? – Я специально сделал акцент на это слово, подчеркивая свое недоверие. – И что же? Ваши старания увенчались хоть каким-то успехом?

Он взглянул на меня с ненавистью, но быстро сумел взять себя в руки:

– Полагаю, что так.

– И не обнаружили ни одного предмета, на котором были бы следы крови господина Куммингза?

– Нет.

– Вот что получается. Господин Куммингз проявил достаточную предусмотрительность, чтобы надежно спрятать орудие, которым стукнул себя по голове. Но тот же самый человек не проявил никакой предусмотрительности, положив отрезанные кисти рук жертвы в багажник собственного автомобиля. Я правильно понял ход вашей мысли?

Похоже, мне снова удалось загнать его в угол, и на лице Миллена отразилось замешательство. Наконец он придумал, как выкрутиться.

– Как я уже говорил, в действиях серийного убийцы очень часто отсутствует логика. Иной раз удается найти объяснение его поступкам, а иной раз – нет.

– Лично мне хотелось бы обнаружить какую-то логику в ваших свидетельских показаниях… У защиты больше нет вопросов к свидетелю.

Я взглянул на Кевина и по выражению его лица понял, что это был успех. Однако промежуточный успех еще не означает победу.

Поскольку других свидетелей у Такера не было, судья Кэлвин объявил об окончании заседания и сообщил, что следующее состоится в понедельник. Таким образом, у меня появилось время, чтобы подготовить ответный ход. У выхода из зала заседаний я столкнулся с Элиотом Кендэллом. Всю неделю до этого его нигде не было видно, и я уже подумал, что интересы бизнеса вынудили его вернуться в Кливленд.

– Вы не против, если я составлю вам компанию? – спросил он.

– Конечно, не против.

Я покривил душой. Больше всего мне хотелось сейчас побыть одному и спокойно обдумать результаты последнего перекрестного допроса. Однако ответить отказом на столь вежливую просьбу у меня не хватило духу.

Мы вместе спустились по ступеням здания суда и пошли в сторону автомобильной стоянки.

– Что-то вас давно не было видно, – сказал я.

– Мне пришлось вернуться домой, – пояснил он. – Дело в том, что умер мой отец.

– Мне очень жаль. Простите, я об этом не знал.

Отцом Элиота был Байрон Кендэлл, известный магнат в области грузовых перевозок и, возможно, миллиардер. Если бы мое внимание не было всецело поглощено судебным процессом, то я наверняка уже знал бы об этой смерти из прессы.