Сладкая красотка

Глава 17 Шторм

Я стал генеральным директором Darcy Entertainment шесть лет назад, и это шестое гала-представление, которое я открываю. Я помню каждую сказанную речь. Я никогда не сомневался в текстах речей, подготовленных моими спичрайтерами, и конечно же не находился рядом во время их написания. (Примеч. спичра́йтер — составитель текстов речей, выступлений для высокопоставленных лиц государства, политиков, общественных деятелей или бизнесменов). Где-нибудь, наверно, лучше, чем здесь, но сегодня мне не хочется быть ни в каком другом месте. Мой галстук идеально завязан, а волосы уложены. Я стою в углу сцены, поправляя запонки. Мне хочется произнести хорошую речь, и в голове я слышу слова Фелисити о том, чтобы не произносить эту ерунду. Этим утром мы только разговаривали. Это было вполне обычно, но все же доставило мне удовольствие, и даже сейчас я обдумываю речь, которую по ее мнению мне следовало произнести. Я спрашиваю себя, что, черт возьми, произошло со мной? Тот, кем я был несколько недель назад, и тот, кто я сейчас — абсолютно две разные личности, словно прошло несколько лет. И все это из-за Фелисити Харпер.

— Леди и джентльмены, генеральный директор Darcy Entertainment и голливудский режиссер, Теодор Дарси, — произнес ведущий, и сразу же после этих слов я вышел на сцену, украшенную в черно-золотых тонах.

Свет был таким ярким, что я едва мог видеть людей в зале и телесуфлер, но мне было все равно. (Примеч. телесуфлер — дисплей, отображающий текст речи или сценария для диктора или актёра незаметно для зрителя). Подойдя к микрофону, я ждал, пока утихнут аплодисменты. Держа руки за спиной, я немного наклонился вперед и заговорил.

— Платон сказал, что музыка воодушевляет весь мир, дает душе крылья, способствует полету воображения и дает жизнь всему на земле. Аристотель полагал, что цель искусства заключается в том, чтобы иметь возможность увидеть не внешнюю оболочку вещей, а их суть. Мой дедушка, который, скорее всего, позаимствовал у какого-нибудь другого мудреца эти слова, сказал мне, что величие искусства проявляется в его способности растопить даже самые холодные сердца. Такое сердце, как мое. Я вырос в Голливуде, видел всех и всё, что только можно представить. Так что задеть меня до глубины души практически невозможно, или, по крайней мере, я так считал, пока не познакомился с молодой танцовщицей и композитором, которая всего несколько недель назад утром подавала кофе, во второй половине дня работала уборщицей в старшей школе, а ночью оператором колл-центра по обслуживанию кредитных карт. Сегодня вечером она танцует для всех вас и служит напоминанием о том, что талант таится в самых обыкновенных и неожиданных местах, и о том, что мы делаем и создаем не только для себя, но и для окружающих нас людей. И это искусство во всех своих проявлениях, несомненно, прекрасно.

Аплодисменты, звучавшие в самом начале, по сравнению с этими, теперь кажутся жалкими. Свет стал тускнеть, а я направился за кулисы, и камеры больше не были направлены на меня.

— Что случилось с Вайолет? — прошипела мама, схватив меня за руку и находясь в полном замешательстве и шоке.

Никто, кроме танцоров не знал о том, что произошло с Вайолет. Все поставлено на этот момент. Я никогда не нервничал ни по какому поводу, и впервые в жизни мои ладони были потными.

— Фелисити, дыши!

На мне надеты крылья, и Уолт держит меня за плечи.

— Я облажаюсь. Позови Мелроуз…

Он начал трясти меня.

— Пожалуйста, не заставляй меня влепить тебе пощечину.

— Уолт, я не смогу сделать это. Это безумие…

— Мой брат только что перед камерами заявил, что ты покорила его сердце, и если прямо сейчас ты отступишь, то поставишь его в неловкое положение. Черт побери, люди открыто станут называть его лжецом.

Прекрасно понимаю, что он, произнося эти слова, пытался спровоцировать меня, и это сработало, хотя я и не хотела. Не хочу облажаться на глазах у всех.

— Танцуй для себя, Фелисити. К черту всех. Если ты напортачишь, черт с ним… просто продолжай танцевать, — сказал Уолт, словно прочитал мои мысли.

Милостивый Бог, это Фелисити. Знаю, что никогда не обращаюсь к тебе, но пожалуйста, пожалуйста, не дай мне облажаться. Когда свет погас, я сделала глубокий вдох, борясь с приступом тошноты. Руки затряслись, голова закружилась, и я еще раз глубоко вдохнула. Мелроуз подошла ко мне, ее рыжие волосы были собраны в пучок. Она крепко сжала мою руку, после чего отпустила и выбежала на затемненную сцену.

Теперь нет пути назад.

Было похоже, будто танцоры загнаны в вихрь, они так легко передвигались по сцене. Женщины одеты в длинные ниспадающие белые платья, а мужчины в брюки свободного покроя. Под музыку, которую написала Фелисити, открылся занавес, словно затишье перед бурей. Звук ветра подталкивал танцоров на пуантах от одного угла сцены к другому. Снова и снова их тела вращались, словно их подхватывал ветер и поднимал над землей. Две танцовщицы встретились в центре и одновременно взметнулись в воздух, приземлившись на другой стороне сцены.

Прозвучал раскат грома, а затем вся сцена погрузилась во тьму. Когда же зажегся свет, на сцене появилась Фелисити с распущенными медово-каштановыми волосами и в таком же платье, как и все остальные, только черного цвета. Она сделала шаг вперед, затем еще два, после чего под нарастающий темп музыки побежала на передний план сцены, отчего задняя часть ее платья развевалась от искусственно созданного ветра.

Она вращалась и вращалась на месте, и я не мог даже отчетливо разглядеть ее лицо. Фелисити стала штормом.

— Вау, — сказала мама рядом со мной, хлопая в ладоши вместе с остальными. — Она хороша.

Она не просто хороша, она великолепна. Она единственная, кого я вижу на сцене. Весь смысл танца заключается в том, что она шторм, устрашающий остальных танцоров. Мрачная ухмылка появилась на ее губах, когда Фелисити прыгнула рядом с ними, пока танцоры продолжали танцевать. Идеально дублируя их движения, она постепенно подталкивала их к краям сцены, чтобы господствовать в центре. Каждый раз, когда один из танцоров приближался, она вращалась вокруг них, будто насмехаясь над ними, и каждый из них отступал. Это все часть роли злодейки, которую Фелисити играет на сцене. Соперничество в танце, спорте, да и вообще во всем, все это Уолт соединил в своей постановке.

Наконец, оставшись в одиночестве в центре сцены, она танцевала лучше, чем я когда-либо видел на репетициях. Но больше всего я не мог отвести взгляд от улыбки на ее лице. Все внимание было сосредоточено на ней, а затем остальные танцоры подбежали и окружили ее. Она начала метаться в одну сторону, затем в другую. Они сомкнулись вокруг нее, как стены. Фелисити остановилась, наблюдая, как они медленно приближаются к ней, затем поняла, что нет шанса на спасение… кроме как перепрыгнуть.

Это самое сложное па во всей постановке. (Примеч. па — различные движения, танцевальные шаги и прыжки в хореографии, а также танцевальный номер в балете, исполняемый каким-либо количеством танцовщиков). Я слегка приподнялся на своем месте. Давай же, Фелисити.

Она медленно отошла назад, почти исчезая в глубине сцены, а затем разбежалась и взметнулась в воздух над головами остальных танцоров, перепрыгивая их.

Дерьмо. Она слишком высоко подпрыгнула и не приземлится, как надо.

Даже мама ахнула, потому что на доли секунды казалось, что Фелисити летит. Но она приземлилась идеально.

У меня отвисла челюсть, и все зааплодировали, как будто все закончилось, но представление продолжалось.

— У нее страховка? — шепотом спросил у меня Артур, перегнувшись через Лорелей.

Я отрицательно покачал головой. Нет, она выполнила все самостоятельно.

Теперь все танцоры оказались за ее спиной, их ноги перемещались так быстро, что в это трудно было поверить. Как рой пчел или шествие барабанщиков на параде, они все танцевали синхронно.

Музыка в очередной раз стихла, и Фелисити заняла свою позицию, улыбнулась зрителям, а затем побежала в дальний конец сцены, напоследок выполнив заключительный прыжок, после чего исчезла на несколько секунд из виду. Затем вернулась, но уже в другой одежде. Теперь на ней были шорты, серая рубашка и еще одна рубашка на талии. На ногах красные гольфы и кроссовки.

Фелисити шла по сцене, будто по подиуму, привлекая внимание публики к себе. Затем она дважды хлопнула в ладоши, и музыка сменилась. Двое наших R&B и хип-хоп артистов вышли по разные стороны сцены. Танцоры позади нее тоже переоделись.

Я понятия не имел, что она приготовила этот номер.

Все утонченное изящество испарилось. Теперь Фелисити танцевала грубо и быстро. Чуть наклонившись вперед, она начала в такт музыки покачивать плечами и вращать талией.

«Ничего себе», — единственное, что пришло мне на ум, когда наши взгляды встретились, и она подмигнула мне. Мне безумно захотелось схватить Фелисити и обладать ею всеми возможными способами. Она и несколько других танцоров даже спрыгнули к зрителям. Я и не понимал, как сильно был увлечен ею, пока кто-то случайно не наступил мне на ногу. Все встали со своих мест. Даже мои родители.

Она сделала это.

Поднявшись, я протиснулся мимо родителей и, застегивая на ходу пиджак, направился за кулисы. Я ухмыльнулся, когда увидел, как все воодушевлены и болеют за нее, и покачал головой от их поведения, хотя не мог стереть улыбку со своего лица. Нолан подошел ко мне и подал большой букет роз и бутылку воды.

— Действительно ли я гений или гений — это я, брат? — Уолт скрестил руки за головой и, пританцовывая, направился ко мне с самой широкой улыбкой на лице. — Мы сделали это!

— Нет, Уолт, ты сделал это. Ты — гений, — признал я, дав ему насладиться его пятью минутами славы.

— Мне бы хотелось сказать, что дело во мне, — он улыбнулся. — Но это все она.

Выступление закончилось. Мне бы хотелось, чтобы у нее была возможность остаться на сцене и принять аплодисменты и все розы, брошенные к ее ногам, но это не такого рода мероприятие. Поэтому она покинула сцену, но как только Фелисити шагнула за кулисы, все зааплодировали.

На ее глаза навернулись слезы.

— Спасибо, — промолвила она, встав прямее и пытаясь отдышаться. — Всем огромное спасибо.

Она прижала ладони к лицу, как только увидела цветы, и так сильно заплакала, что все ее тело затряслось.

— Ты потрясающе выступила, — сказал я, ненадолго приобняв ее.

Она убрала руки с лица, и я заметил, что ее глаза покраснели. Затем Фелисити глубоко вздохнула и приняла цветы от меня.

— Спасибо, Тео. Спасибо тебе за все.

— Разве я не говорил тебе? Ты никогда не должна говорить мне «спасибо».

Прежде чем она успела ответить, кто-то захлопал в ладоши, хотя все остальные в это время уже не аплодировали.

Мы обернулись и увидели Вайолет в темно-фиолетовом платье и с заколотыми темными волосами.

— Ты была великолепна, Фелисити…

— Спасибо, Вайолет, — Фелисити повернулась к ней лицом. — Для меня много значит услышать такие слова от тебя.

— Прости. Я просто никогда не думала, что кто-то вроде тебя сможет станцевать что-то подобное, но с другой стороны, твоей матерью была Амелия Форд.

Я не знал, кто она такая, но несколько танцоров, кажется, оказались в курсе. Они ахнули и повернули головы к Фелисити, которая в полнейшем шоке уставилась на Вайолет.

Вайолет сделала еще шаг вперед.

— Твое настоящее имя — Фелисити Харпер Форд, не так ли? Дочь губернатора Нью-Йорка, Дэниэла Форда.

— Остановись, — сказала Фелисити, глядя на нее.

Но Вайолет не унималась.

— Мне следовало догадаться. Ты ее точная копия!

— Вайолет, достаточно. Тебе лучше уйти, — сказал я.

Она рассмеялась, отрицательно покачав головой.

— Она лгала тебе все это время, Тео! Она не находится в бедственном положении в свои двадцать с небольшим. Ее семья богата! Но даже не в этом вся суть.

Фелисити направилась к выходу.

— Ты училась в «Джульярде», пока у тебя не случился нервный срыв! — выкрикнула Вайолет. — Как и у твоей матери. Что у нее было? Ах, да. Шизофрения!

Розы, которые я вручил Фелисити, выскользнули у нее из рук, а на глаза навернулись слезы.

— Нет… — она покачала головой.

— И у тебя тоже! Ты сошла с ума. Говорят, ты попала в аварию и решила, что сбила свою собственную мать. Они нашли тебя посреди улицы, ты обнимала себя, плакала и все время повторяла «прости, мне так жаль…».

— Я сбила какую-то женщину и меня отправили в колонию для несовершеннолетних, — выкрикнула в ответ Фелисити.

— В колонию для несовершеннолетних? — рассмеялась Вайолет. — С каких пор больница Golden Crossroads Hospital стала исправительным учреждением для несовершеннолетних преступников? Одна ночь пребывания там обходится в две штуки, а ты пробыла в ней в течение трех лет. Ты на самом деле сумасшедшая, да?

Фелисити простояла еще несколько секунд, разинув рот и растерянно оглядываясь по сторонам. Слезы катились по ее щекам.

— Ты неправа, — прошептала она, после чего рванула к выходу.

— Фелисити! — я помчался за ней, но Вайолет схватила меня за руку.

— Дай ей уйти! — закричала она.

Я вырвался из ее хватки так настойчиво, что она пошатнулась.

— НИКОГДА НЕ ПРИКАСАЙСЯ КО МНЕ! — выкрикнул я ей прямо в лицо.

— Тео, она сумасшедшая, и с медицинской точки зрения…

— Единственный сумасшедший человек, которого я вижу здесь сегодня, это ты! Ты всегда была эгоисткой, Вайолет. Но я не понимал, что ты еще и жестока. Для чего все это представление? Чтобы поставить ее в неловкое положение перед всеми этими людьми? Что тебе с этого, кроме того, что ты выставила себя гребаной сукой, которая больше никогда не сможет танцевать?

Она посмотрела на меня так, словно я ударил ее.

— Она всем лгала.

— Единственное, что нас когда-либо волновало, так это ее способность танцевать, — сказал Уолтер. — И она никогда не лгала об этом.

— Вайолет, пошла вон из моего здания. Не связывайся со мной, с моей семьей или еще с кем-либо, кто близок мне. Тебе не рады. Ты — ничто, — сказал я и ушел, чтобы догнать Фелисити.

Для начала направился в раздевалку и, не потрудившись постучать, вошел, но там было пусто, хотя ее сумка все еще стояла на стойке. А затем я услышал, как вибрирует ее старый мобильник.

У нее был пропущенный звонок от Розмари — я помнил ее, поскольку она работала в той закусочной. Но не это было странно. Я открыл ее телефон и нажал на список звонков. Там были звонки мне, Розмари, ее боссу Мэнни, но звонки Клео и Марку длились не больше трех секунд.

Я набрал номер Марка.

— Набранный вами номер не зарегистрирован. Пожалуйста, повесьте трубку и попробуйте еще раз.

Я набрал номер Клео.

— Набранный вами номер…

Затем я зашел в ее сообщения и лучше бы этого не делал.

Клео, прости, ладно? Пожалуйста, приходи сегодня вечером?

Данный абонент не может получать сообщения.

Ха, да, я наконец-то снова выпью с тобой. Я забронировала места для тебя и Марка.

Данный абонент не может получать сообщения.

Просто порадуйся, что я выбила эти места для вас, и это не опера. Нет, это не вип-места.

Данный абонент не может получать сообщения.

— Эээ… сэр?— организатор мероприятия стояла у двери. — Вы в порядке? Ваши глаза…

Я взглянул в зеркало и, конечно же, увидел слезы, текущие по лицу. Кроме жгучей боли в глазах, я больше ничего не чувствовал. Вытерев слезы, я кивнул.

— Мне необходимо, чтобы ты проверила, пришли ли два приглашенных гостя, — сказал я со всей серьезностью.

— Имена? — сказала она, тыкая в планшет.

— Клео или Марк… — я взглянул в телефон, чтобы узнать их фамилию, — Оуэнс.

— Извините, сэр, никто из них еще не зарегистрировался.

Я кивнул. Клео и Марк не реальные люди. Они галлюцинации, которых Фелисити искренне считала своими единственными друзьями.

Она больна шизофренией.

— Ее настоящее имя — Фелисити Харпер Форд, — повторил мужчина рядом со мной, положив папку с данными о Фелисити, собранную по моей просьбе довольно давно. — Ее матерью была Амелия Форд — очень известная танцовщица в Нью-Йорке и за границей. Она болела шизофренией и умерла от сердечного приступа, когда мисс Фелисити была ребенком. Ее отец женился во второй раз приблизительно шесть месяцев спустя, и она по большей части жила обычной жизнью. Девушка посвящала все свое время музыке и танцам. Затем однажды во время поездки со своими друзьями они попали в аварию. У мисс Форд случился нервный срыв прямо на улице. Она продолжала кричать, чтобы кто-нибудь вызвал полицию, поскольку они убили ее. Но там никого не было, ведь они врезались в фонарный столб. Отец отправил девочку в больницу Golden Crossroads Hospital, где она пребывала до своего восемнадцатилетия. Покинув больницу, она взяла часть своего наследства и исчезла. Сняла большую часть денег со своих банковских счетов и тратила их в основном на одежду. Что странно, некоторая одежда была мужской. Похоже, она тратит деньги, а потом работает не покладая рук, чтобы вернуть их.

— Теперь можешь идти, — сказал я ему, откинувшись на спинку заднего сиденья в своей машине. Он открыл дверь и вышел.

Я вспомнил обо всем, что она рассказывала мне. О том, какую боль ей причиняла даже сама мысль, что она лишила кого-то жизни. И ничего из этого не было правдой. Не потому что она лгала, а потому что искренне верила, что так и было на самом деле. Значит, Фелисити находилась в одиночестве на протяжении почти десятилетия, разговаривая сама с собой или со своими галлюцинациями. И никто даже не понял, поскольку не существовало человека, который был бы так близок с ней, чтобы понять, что с ней что-то не так.

— Сэр, куда?

Это был простой вопрос, а вот ответ на него был куда более сложен, чем я мог себе представить.