Сладкая летняя гроза

ГЛАВА ШЕСТАЯ

— Мне кажется, она сошла с ума, — сказал Джеффри Стюарту, когда они переливали свежее молоко в прохладные ведра на маслобойне.

— Я всегда считал, что она слаба на голову. Теперь это подтверждается.

Гэрету совсем не нужно было спрашивать, о ком они говорили.

— Ну что там еще? — спросил он, с опасением ожидая ответа.

— Начиная с рассвета, она торчит в саду, бродит там кругами, — сообщил ему Джеффри.

— Когда мы шли за молоком, она ползала под забором, говоря сама с собой, — добавил Стюарт.

— Она бормочет что-то на латыни, — сказал Джеффри тоном, как будто он предчувствует какое-то несчастье; как будто то, что она говорила на латыни, свидетельствовало о том, что Кристиана лишилась разума.

— Ползает под забором? — повторил Гэрет, сомневаясь в словах братьев.

— Да, а когда я ее спросил, что она делает, она ответила: «Смотрю, куда падают солнечные лучи». У нее точно не хватает нескольких шариков, Гэрет.

— Следит, куда падают солнечные лучи, — повторил Гэрет, он задумчиво свел брови. — Ты уверен, что именно это она сказала?

Джеффри кивнул.

— Да, я спросил, что она имеет ввиду, а она ответила: «Да так, неважно».

— А когда мы возвращались назад, она лазила по кустам, проклиная ежевику, — Стюарт уронил пустое ведро, которое громко зазвенело, ударившись о каменный пол.

— Это звучит благоразумно, — размышлял Гэрет, — потому что ежевика действительно сущее наказание.

Братья обменялись удивленными взглядами.

— Но не для «ее высочества», — возразил Стюарт, — как она сможет отличить ветви ежевики от кустов картофеля?

Гэрет пожал плечами.

— Кто знает. Пока она не ругается на меня и не падает в обморок на кухне, пусть себе ползает среди грядок.

— Она точно свихнулась, — пробормотал Джеффри, собирая пустые ведра из-под молока.

— Пусть все будет так. Не мешайте ей, — решил Гэрет, — нам она не мешает. Мне нужна ваша помощь в поле. Больше невозможно ждать дождя. Сегодня нужно наполнить бочки, погрузить на телегу и начать поливку.

Джеффри и Стюарт расстроились.

— Не грустите, сегодня вечером сходим в «Разбитую чашу» и выпьем, если захотите.

Они сразу повеселели при упоминании своей любимой пивной.

— Я уже целый месяц не видел Полли, — сказал Стюарт, — Вот такой должна быть женщина: крепкая, как старый сапог и спелая, как персик.

— Да, не то, что эта сумасшедшая, ползающая по саду, — согласился Джеффри.

— Ладно, хватит, — приказал Гэрет, — я пойду поищу Ричарда. Увидимся в амбаре.

Кристиана вырвала несколько сорняков, бросила их через плечо. Теперь она рассматривала несколько вытянутых стебельков, оставшихся в земле.

— Dianthus Carophyllus, — пробормотала она. — Так я думаю. Или хостяцкие пуговицы. Нужно немного подождать, пусть подрастут, тогда посмотрим.

Она достала из кармана большие ножницы и начала обрезать ветви ежевики, которые обвились вокруг вытянувшегося, начинающего желтеть розового куста.

— Вот тебе! Умри, уродина! — приказала она, морщась от колючек, вонзавшихся в ее нежные пальцы. Она перебросила обрезанные ветви ежевики через поросшую мхом каменную ограду сада, затем встала и полюбовалась сделанным.

— Розы, — повторила она, рассматривая иллюстрации из книги, которую дал ей Даниэль, — нужно обрезать, оставляя над землей пять почек. Это способствует росту новых здоровых побегов.

Розы она обрезала более нежно и аккуратно, по сравнению с буйными зарослями ежевики, стараясь оставить веточки с бутонами, рассматривая цветки, которым удалось выжить под покровом вьющейся ежевики и других сорняков.

— Слабая и нежная роза нуждается в подкормке, — прочитала она, — под основание растения укладывается коровий навоз или куриный помет, и накрывается соломой.

Она вытерла рукой мокрый лоб.

— Здесь будет замечательно, — устало заметила она. Она начала работать час назад, и хотя было еще утро, она была вся мокрая от пота. Солнце припекало спину, в волосах застряли листья.

Она опустилась на колени, изучая растения со слабыми замученными листьями, высокие стебли которых жадно тянулись к солнцу.

— Delphinium Consolida', — воскликнула она, гордясь собой. Она рассматривала цветочные бутоны растения. Уже сейчас было видно, что цветы будут темно-синего цвета. — Дельфиниум, ты можешь остаться и расти дальше, — сказала она, обращаясь к растению благожелательным тоном. — Розовые розы на фоне темно-синего цвета будут смотреться очень хорошо. Mersi beaucoup. Ну а вы, — она повернула посуровевшее лицо к простому, буйно растущему люпину, — вы должны уйти отсюда. Вас и так полно кругом.

Она начала беспощадно вырывать люпин и бросать его, как и ветки ежевики, через забор.

— Дискриминация простых масс аристократией, — услышала она голос над собой. Она оглянулась и увидела, что над ней стоят Ричард и Гэрет.

— Иди к черту, — вежливым тоном сказала она Ричарду и снова принялась за работу.

Ричард и Гэрет засмеялись.

— Что ты делаешь? — спросил Гэрет, подходя к ней поближе.

Тревожный крик Кристианы остановил его. Он посмотрел туда, куда она указывала своим грязным пальцем. Это был слабый вытянувшийся росток, на который он наступил тяжелым ботинком.

— Fritilla Meleagris, — воскликнула она, — или туманная любовь. Называйте ее как хотите, но не наступайте на нее.

Гэрет посмотрел на слабое, похожее на папоротник растение. Для него это был простой сорняк.

— Как тебе будет угодно, — наконец сказал он, поставленный в тупик внезапным интересом Кристианы к давно заброшенному саду.

Она скрылась за густыми кустами.

— Голубые и розовые кусты могут остаться, — говорила она, — и красные, конечно. Но Сallendula Officinalis не должна расти в этом уголке. Ты слишком яркая, ты раздражаешь глаз. Это все равно, что пользоваться оранжевым веером, надев розовое платье.

— Только богу известно, что еще может случиться, — пробормотал Ричард.

Кристиана поднялась из-за кустов, ветка прицепилась к ее волосам.

— Уходите отсюда, — приказала она, — вы мне мешаете. При этом она рассматривала свой палец, в котором застряла колючка. Чтобы утихла боль, она взяла его в рот.

Гэрет мягко улыбнулся.

— Вот, возьми, — сказал он, протягивая ей через густые кусты пару мягких кожаных перчаток, которые достал из кармана брюк.

Она взяла перчатки, ничего не сказав, ненова исчезла в кустах, как кролик.

— Пойдем, — сказал он Ричарду, — здесь происходит революция, и мне кажется, что аристократы побеждают.

Они направились к ждущим полива полям, оглядываясь на звуки раздающегося победного смеха.

— Delphinium Consolida', — восклицает голос Кристианы. — Разноцветная лилия, вырастает высотой до шестидесяти сантиметров.

К вечеру, наконец, обозначилась покрытая гравием дорожка. Кристиана вырвала весь мох и клевер, покрывавший ее. Ряды лаванды, которые росли вдоль дорожки, выглядели слабыми, вытянувшимися, но они скоро окрепнут, решила Кристиана, потому что теперь сорняки не будут заглушать их.

Сорняки были удалены, и такие цветы, как дельфиниум и мальва были привязаны теперь бечевками к колышкам. Между цветами стала видна плодородная черная земля, и они сразу стали расправляться, довольные, что дожили до дня освобождения.

Теперь это уже был сад, а не джунгли.

По краям клумбы цвели нежные настурции. Они склоняли свои желтые и бордовые головки на фоне нежной зелени. Здесь также росли фиалки королевского пурпурного цвета с ярко-желтой серединкой. Позади них возвышались синие колокольчики, их цветочки были как присборенные юбочки. Ароматные левкои и гвоздики лилового, кремового цвета и цвета темного вина, поднимали круглые пышные головки на нежных тонких стебельках.

Колокольчики нежно-голубого и белого цвета наклонялись над покрытой мхом невысокой каменной оградой. Был здесь и львиный зев, какое смешное название! Оно сразу же запомнилось Кристиане и часто слетало у нее с языка.

Она работала весь день, как настоящая крестьянка, вырывая разросшуюся колючую ежевику, рвала сорняки до тех пор, пока не заболели руки. Она очищала каменистые дорожки от мха и клевера до тех пор, пока не заболела спина.

Несмотря на боль, она чувствовала, что проникла в особый мир, соприкоснувшись с жизнью цветов в саду, и удивлялась их стремлению выжить даже в таких тяжелых условиях. Ее поражала сила изящных голубых незабудок, таких хрупких и все же стремящихся выжить, тянущихся к солнцу.

— Совсем, как я, — подумала Кристиана и вдруг поняла, что ей хочется, чтобы цветы выжили и продолжали цвести. Ей теперь совсем не хотелось доказывать Гэрету и Ричарду и всем остальным, каким полезным и умным человеком она вдруг стала. Просто ей хотелось, чтобы эти прекрасные цветы могли цвести.

К концу дня Кристиана была совсем измучена. Она сидела на прохладной каменистой дорожке, опершись спиной о ствол старого персикового дерева, не в силах пошевелиться.

Плечи ее болели, руки дергало, они распухли. Спина просто раскалывалась. Лицо ее загорело, она чувствовала это без зеркала, оно горело и было покрыто потом и пылью.

Ее розовые и лиловые юбки порвались так, что их уже невозможно было починить. Они были все перепачканы землей и зеленой травой. Кружево на груди и на рукавах платья было порвано клочками. Она вся была потная. Ей хотелось есть, но никакая сила в мире не могла ее заставить подняться.

Кристиана закрыла глаза и представила себе сад, каким он будет через несколько недель. Она попыталась представить себе буйное цветение там, где сейчас еще были вялые, слегка пожелтевшие листья. Но это потребует от нее еще много усилий.

— Ты жива?

Она с усилием открыла глаза и увидела, что над ней стоит Гэрет. Веселая улыбка играла на его лице. Руки его были засунуты в карманы брюк, белая рубашка с длинными рукавами была расстегнута у ворота, открывая сильную мускулистую грудь.

Лучи солнца просвечивали через его волосы, и они казались огненно-рыжими.

— Уходи отсюда, — ответила она, голос ее был не столько сердитым, сколько усталым, и она снова закрыла глаза.

Шаги его удалились, но затем он снова вернулся. Кристиана с подозрением приоткрыла глаза.

Он поставил рядом с ней деревянную кадку с водой и предложил ей кружку воды.

Она с благодарностью приняла ее и выпила без остановки. Холодная чистая вода из колодца таяла как лед в ее пересохшем горле.

— Ты хорошо поработала, — легкое удивление сквозило в его голосе, — я не думал, что ты сможешь столько сделать за один день.

Кристиана улыбнулась.

— Завтра я пришлю сюда Джеффри и Стюарта, чтобы они обрезали кое-какие ветви деревьев. Нужно, чтобы здесь у тебя было больше солнца.

— Ненавижу солнце, — проворчала она.

Гэрет засмеялся, показывая крепкие белые зубы.

— Лицо у тебя покраснело. Это видно в тех местах, где нет грязи.

Кристиана закрыла глаза, а когда она заговорила, голос ее был далеким и мечтательным.

— В Версале у меня была собственная ванна. Она была покрыта фарфором, разрисована розами и лилиями. И когда мне хотелось, моя горничная наполняла ее водой и вливала туда полфлакона жасминовых духов. Я никогда не мылась из чашки и не таскала ведра воды наверх

— Вместо тебя это делала горничная, — подчеркнул Гэрет.

Его слова заставили Кристиану задуматься.

— Бедная Тереза. А кроме того, я часто забывала платить ей жалование.

— Удивительно, что она не ушла от тебя, — в голосе Гэрета слышалось явное осуждение.

— А после ванны, — мечтательно продолжала Кристиана, — она причесывала меня, помогала мне одеться, и я ехала в оперу или балет, или на бал. Иногда я шла навестить Артуа. Мы вместе ужинали, а потом я играла на скрипке, — и она напела нежную, грустную мелодию, вспомнив золотые звуки музыки, наполнявшие ее жизнь. — Это Альбиони, объяснила она. — Какая красивая музыка, как я скучаю без нее. И без Артуа. Интересно, жив он или нет.

Гэрет продолжал сидеть. Легкий прохладный вечерний воздух овевал ее лицо. Она наблюдала, как золотые лучи весеннего солнца светили сквозь ветви дерева.

Гэрет снова вернулся.

— Вот возьми, — сказал он мягко, взял ее руку и вложил в нее кусок мыла.

— Это самое лучшее мыло, которое есть у миссис Хэттон. На масле из лаванды и первоцвета.

Кристиана поднесла мыло к носу и вдохнула его мягкий чистый запах. Она взглянула на Гэрета и увидела, что он держит в руке льняное полотенце.

— Если ты в состоянии идти, я отведу тебя на озеро, где ты сможешь искупаться. Нет ничего лучше купания в лесном озере после жаркого дня работы.

Он громко рассмеялся, при виде выражения ее лица, на котором были смешаны подозрение и сильное желание искупаться.

— Я повернусь спиной и посмотрю, чтобы никто не подошел. Не будь ребенком. Там прохладная и чистая вода, а ты пахнешь, как поросенок.

— Bugger off, — проворчала она, но протянула ему руку, и он помог ей встать. Она последовала за ним со двора, через зеленые поля, к зеленому лесу. Все тело ее болело, но она не могла устоять перед желанием искупаться в прохладной чистой воде.

Скошенная на лугу трава сушилась на солнце. От нее исходил приятный свежий аромат. Овцы, по мнению Кристианы, были слишком тепло одеты в свою густую теплую шерсть. Она весело засмеялась при виде ягнят, которые резвились вокруг медлительных тяжелых взрослых овец.

— Как только у них хватает сил прыгать в такую жару?

— Так же, как дети, — ответил Гэрет, сверкнув белозубой улыбкой. Жаркое солнце или глубокий снег — все равно развлечение для них.

Он легко перепрыгнул через низкую каменную ограду, которая огораживала поле и протянул руку Кристиане. Она тоже перепрыгнула, но с трудом. Тяжелые нижние юбки и громоздкие верхние тянули ее вниз.

— Какая глупая одежда, — заметил Гэрет. — Когда наша Вики жила дома, она часто ходила в брюках Джеймса.

Кристиане теперь было понятно почему. Тяжелое тесное платье впивалось ей в ребра, несколько слоев ее нижних юбок тяжело свисали вокруг ее потных ног, она чувствовала, что платье на спине промокло от пота.

Следом за Гэретом она вошла в лес, наслаждаясь тенью.

— Здесь коровья тропа, — объяснил Гэрет, ведя ее по извилистой дороге.

От усталости Кристиане не хотелось отвечать.

— Это недалеко, — добавил Гэрет, — а когда ты выйдешь из воды, ты почувствуешь себя прекрасно,

— Как хорошо было бы лежать в постели, и чтобы горничная приготовила для меня ванну, — проворчала Кристиана, — Вот что было бы прекрасно!

Гэрет бросил на нее раздраженный взгляд.

— Извините, ваше высочество. Может быть лучше довольствоваться тем, что имеешь.

Кристиана взглянула на него.

— А что я имею?

— Помимо плохого характера и высокомерия? Она ничего не ответила.

— У тебя есть жизнь. У тебя прочная крыша над головой, достаточно еды; брат, который заботится о тебе. И еще, глупый болван, твой деверь, который ведет тебя искупаться в красивом прохладном озере вместо того, чтобы пить пиво в «Разбитой Чаше». И почему я это делаю, сам себе не могу объяснить. Ты самая неблагодарная маленькая женщина, которую я имел несчастье встретить.

Они стояли на тропе среди густого леса, глядя друг на друга до тех пор, пока Гэрет не повернулся и не пошел вперед.

Кристиана подобрала свои многочисленные измазанные юбки и последовала за ним.

— Я тебе не нравлюсь, правда? — спросила она через минуту.

Гэрет обернулся через плечо, на его красивом лице было загадочное выражение.

— А ты не очень-то и стремишься нравиться, не так ли, — ответил он, не поворачивая головы и продолжая идти.

Кристиана задумалась над его словами. Не стремится нравиться? А какое это имеет значение, нравится она кому или не нравится? Но почему-то она почувствовала себя задетой.

— Свинья, — пробормотала она, стараясь, чтобы он не услышал, и ей тут же стало легче. Она гордо вздернула свой нос и тут же споткнулась о корень дерева, сломав каблук своих выпачканных туфель.

— Меrdе, merde, merde! — ругалась она. Гэрет впереди рассмеялся.

— Ты что, наступила на кучу? Я же говорил тебе, что это коровья тропа.

— Плевать, — резко ответила Кристиана и поковыляла за ним со сломанным каблуком.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Озеро было небольшое, вода казалась прохладной, зеленоватой и манящей. Высокие деревья и огромные листья папоротника росли по пологим берегам, сверкая на золотом солнце.

Кристиана вдохнула прохладный свежий запах воды и приятный запах теплых листьев.

— Как хорошо, — сказала она Гэрету, наступив на поваленное дерево. Ветки затрещали под ее ногой.

Он улыбнулся.

— Да, здесь хорошо, хотя это не фарфоровая ванна с розами и лилиями.

Кристиана стояла в нерешительности, держа в руке кусок мыла.

— Я пройду по берегу, — предложил Гэрет, видя, что она колеблется. — Я повернусь спиной.

— Да, уж постарайся не оборачиваться, — резко бросила она. Щеки ее горели от смущения.

Гэрет нетерпеливо вздохнул.

— Боже мой, ты такого о себе высокого мнения. Ты думаешь, наверно, что ты так ужасно красива, что я привел тебя сюда, чтобы изнасиловать? Так знай, ты не в моем вкусе. Ты слишком маленькая и худая, это во-первых. И у тебя слишком плохой характер, это во-вторых. Я люблю женщин мягких и нежных.

— Очень хорошо, — резко сказала она. — А теперь уходи.

Несмотря на его обещание не смотреть, Кристиана спряталась за кустами, чтобы раздеться, щеки ее горели. Быстро оглянувшись вокруг, она убедилась, что нигде никого нет и скользнула в воду с поросшего травой берега, держа кусок мыла в грязной руке.

Кристиана громко вздохнула от удовольствия, когда ее тело погрузилось в прохладную воду, смывая пыль и пот трудового дня. Нет, это совсем не напоминало фарфоровую ванну, это было лучше!

Она вошла в воду по шею, смеясь от радости. Мягкая грязь проникала сквозь пальцы ног, снимая с них усталость. Потом она плеснула водой на лицо и почувствовала приятную прохладу.

Кристиана чувствовала себя невесомой, жизнерадостной, бодрой. Даже ее волосы стали легкими. Темные пряди извивались вокруг шеи, плеч как жидкий шелк.

Она стала водить руками по воде. Руки тоже стали легкими, невесомыми, и ноющая боль от целого дня тяжелой работы вдруг стала исчезать, уплывая на глубину озера вместе с прохладными потоками воды.

Воздух был наполнен пением птиц, звучали нежные высокие ноты, как у флейты. Лучи заходящего золотого солнца проникали сквозь деревья и отражались, сверкая искрами, на поверхности воды. Безоблачное небо вверху выглядело как голубой купол, опрокинутый над озером, окруженным зелеными деревьями.

Кристиана чувствовала себя словно нимфа или лесная фея в волшебном заколдованном лесу. Она никогда раньше не испытывала такого блаженства от соприкосновения кожи с чистой водой, она никогда не испытывала такой радости и легкости.

Мыло источало нежный аромат и ощущалось как шелк на обнаженной коже. Она намылила волосы до чистой мыльной пены, долго скребла голову, прежде чем погрузить ее в воду, а когда промыла голову водой, громко засмеялась, тряся волосами. Брызги от ее волос летели во все стороны.

— Тебе нравится, да!

Инстинктивно она закрыла грудь руками, хотя грудь ее была в воде, оглянулась через плечо и увидела Гэрета, сидящего на берегу. Он широко улыбался.

— Повернись спиной, — крикнула она ему и лицо ее запылало, а где-то внутри возникло чувство страха.

— Не будь глупой, мне ничего не видно. А если бы даже я мог видеть, то не увидел бы для себя ничего нового.

Он посмотрел на беспорядочную кучу ее одежды, выбрал из нее розовые женские подвязки и стал рассматривать их с добродушной улыбкой. Они были отделаны белым кружевом и трогательными розочками, вышитыми розовым шелком.

— Симпатично, — заметил он.

Кристиана смотрела на него, и настроение у нее портилось.

— Ты похожа сейчас на мокрого котенка, — добавил он, бросая изящную вещицу на кучу ее одежды, снова переведя свой взгляд на нее.

— Спасибо большое. А теперь уходи.

— Как вода? Холодная?

Кристиана не поняла, то ли он не расслышал ее, то ли ему доставляет удовольствие ее смущение. Она решила, что последнее скорее всего.

— Вода прекрасная, спасибо. А теперь повернись спиной.

— По правде говоря, я собрался сам искупаться. Вот тут она действительно испугалась и возмущенно зашипела.

— Ты не посмеешь!

— А почему бы и нет? — смеясь спросил он. — В озере хватит места для двоих, я думаю.

Сказав это, он стянул через голову рубашку. Сердце Кристианы забилось, она начала возмущенно бить руками по воде. Он не войдет! Это просто невозможно. Он не сделает этого. Она в испуге оглянулась кругом, но убегать было некуда, только на глубину.

Кристиана начала отступать назад, озеро становилось глубже. Вдруг дно ушло у нее из-под ног, она не находила никакой опоры.

Страшно испугавшись, не находя твердого дня, она почувствовала, как вода накрыла ее с головой. Она хотела закричать, но не смогла, она задыхалась. Инстинктивно пыталась вдохнуть воздух, но заглатывала еще больше воды. Кристиана отчаянно замахала руками и на секунду увидела небо. В этот момент ей удалось глотнуть немного воздуха. Она попыталась глотнуть еще немного, но ее потянуло на дно, в мрачную бездну. Ее легкие болели, руки пытались за что-то ухватиться, но не находили ничего. На мгновение мелькнула мысль, неужели она тонет?

Легкие болели так, как будто готовы были разорваться, в глазах мелькали яркие круги. Кристиана чувствовала, что тело ее тонет, погружаясь все глубже в бесконечную черноту.

Что-то сильное схватило ее за талию и потащило из глубины. Она сопротивлялась, отбивалась руками и ногами, но неумолимая сила тащила ее.

Наконец она оказалась на поверхности воды и увидела ослепительно яркий свет. Она задыхалась, откашливалась водой, заглатывала болезненные порции воздуха, все еще с ужасом сопротивляясь той силе, которая сжала ее тело.

— Прекрати сопротивляться, я тебя сейчас вытащу. Прекрати бороться со мной, иначе опять пойдешь на дно. Все, ты уже на верху, все хорошо.

Потребовалось какое-то время, чтобы смысл этих слов дошел до нее.

— Прекрати сопротивляться и дыши.

Она с облегчением повисла на нем, когда поняла, что это Гэрет держит ее. Руки инстинктивно схватили его за плечи. Ничего не видя, она продолжала кашлять, сплевывая воду. Ребра ее болели, когда она заглатывала воздух. Гэрет заботливо поддерживал ее спину.

— Хорошо, теперь все хорошо. Не спеши, успокойся. Не хватай так воздух, а то потеряешь сознание. Постарайся расслабиться, дыши медленно и глубоко.

Дрожа, она старалась выполнять его советы.

Взор ее прояснился, тяжесть в голове стала проходить. Только потом она вдруг вспомнила, что она голая, и что она, как лиана обвила мужчину. Ее руки и ноги крепко обвились вокруг него, ее голая грудь крепко прижалась к теплой коже его груди. Она вдруг вся похолодела.

— Хорошо, — пробормотал он. Его рука, поддерживающая ее спину, стала легко и нежно гладить ее.

— Боже мой, ты меня так напугала. Я прямо в брюках прыгнул в воду. Ты так сильно дралась, я не ожидал, что ты такая сильная.

Его теплая кожа касалась ее, и она ощутила легкую дрожь, все ее тело обдало жаром. Голос его звучал мягко и нежно, как журчание воды.

— Тебе уже лучше? Ты уже хорошо дышишь? Она хотела что-то ответить, но горло ее сжали спазмы, его как-то странно сдавило. Но это не имело ничего общего с водой, которой она наглоталась. Его рука нежно гладила ее обнаженную спину. Рука была мягкой, как бархат. Ее вдруг охватила дрожь.

— Кристиана?

Она не могла говорить. Соски ее затвердели и пульсировали, прижимаясь к его теплой груди. Она болезненно ощущала, что ее ноги обвивают его бедра, а самая середина ее тела была тесно прижата к нему. Прохладная вода протекала между их телами, касаясь каждого дюйма ее кожи.

Удивляясь ее молчанию, он сильными пальцами приподнял ее подбородок, наклонил ее голову назад и посмотрел в ее лицо.

Кристиана ответила на его взгляд, не в силах отвести от него глаз. Выражение сочувствия на его лице сменилось удивлением, он вдруг все понял.

— О, боже, — пробормотал он, увидев, как покраснели ее щеки, как засверкали глаза. Он нежно провел рукой по ее щеке, его грубые пальцы коснулись ее губ.

Не в силах сдержать себя, она взяла губами его палец, пробуя на вкус его кожу и озерную воду.

Кристиана почувствовала, как участилось его дыхание, как внезапно напряглись мышцы. Сердце его громко билось в тишине леса.

Он посмотрел на нее сверху вниз, убрал пальцы с ее губ и провел ими по ее скулам, убирая черную прядь волос с лица.

Прохладная вода омывала их талии, и им хотелось остаться здесь навсегда, сплетясь вместе.

Гэрет улыбнулся ей мягкой нежной улыбкой. Его глаза сияли, прохладные зеленые глаза на загорелом лице.

— Ты хочешь меня, — мягко сказал он.

Он сказал это так просто, как мог бы сказать: «Небо голубое» или «Может быть завтра будет дождь».

Кристиана готова была умереть от стыда. И хотя ее тело прижималось к нему, а сердце бешено колотилось, хотя ее груди пульсировали, прижимаясь к его широкой плотной груди, — она солгала.

— Нет, не хочу, — прошептала она. Голос ее дрожал, она глубоко вздохнула и хотела снова повторить свою ложь, но в это время он закрыл ее губы своими.

Если бы он был груб, у нее, возможно, нашлись бы силы оттолкнуть его. Но он дотронулся до ее губ с такой невероятной нежностью, какой она никогда не испытывала. Тепло и страстно, с нежной настойчивостью он начал целовать ее, и она почувствовала, как приникает к нему, открываясь ему; желая, чтобы он целовал ее сильнее и сильнее. Когда их языки встретились, сладкий жар заставил ее издать где-то глубоко в горле тихий звук.

Он еще сильнее прижал ее к себе, губы его опустились вниз по шее, и она почувствовала его дыхание у своего уха.

— Скажи правду, только правду, — прошептал он.

Правда была в том, что она вся дрожала от невыразимых чувств. Он казался ей прекрасным, сильным, золотым от солнца. Она смотрела на капельки воды, скатывающиеся по его рукам, и ей всем сердцем хотелось, чтобы она была простой деревенской девушкой, для которой была неважна ее девственность.

— Я хочу, чтобы ты отпустил меня, — ответила она, но эти слова потребовали от нее больших усилий.

Гэрет тихо засмеялся.

— Я же просил сказать правду.

Рука его была на ее обнаженной груди и ласкала затвердевший сосок. Кристиана вся задрожала от страсти, дыхание у нее перехватило.

— Неужели так трудно сказать правду? — голос его был низким и нежным. — Ты хочешь меня. Это так просто и легко сказать.

— Нет, не хочу, — голос ее звучал напряженно. Он снова напряженно засмеялся.

— Какая же ты маленькая упрямица. Будешь лгать пока не задохнешься. Как тебе будет угодно. Но тела не лгут, Кристиана. Ты раскрыла свои губы навстречу мне, как изголодавшийся котенок, и вот смотри, — его пальцы ласкали сосок ее груди, пока он не стал покалывать и пульсировать. — Твоя прекрасная маленькая грудь не лжет. Твое тело знает, чего оно хочет.

Да, знает, думала она, чуть не плача от возмущения. Ее предательское тело прижималось к нему, отзываясь на его прикосновения, ее грудь стремилась к его руке, спина выгибалась.

Гэрет легко переложил ее к себе на руку, склонился над ней и взял губами ее вздрагивающий сосок. Губы его были твердыми и сильными, язык — горячим и влажным. Она ощущала это своим чувственным соском. Почти невыносимый жар охватил ее тело. Она застонала, откинув голову.

При этом звуке он почти грубо притянул ее к себе и снова впился губами в ее губы. Его язык ласкал ее с лихорадочным нежным жаром.

Он остановился только тогда, когда почувствовал ее руки в своих волосах, она тянула его к себе еще ближе, стремясь сделать поцелуй более глубоким.

— Ну соври мне снова, — прошептал он, обдав горячим дыханием ее щеку, — если сможешь.

Кристиана была не в силах что-то сказать. Руки его гладили округлости ее бедер, прижимая к себе еще крепче в прозрачной воде озера. Она вдруг почувствовала, что прижимается к его твердой плоти, и их разделяет только тонкая ткань его брюк.

Она хотела бы сказать ему, чтобы он опустил ее вниз, чтобы прекратилось происходящее между ними, но в то же время не хотелось снимать рук с его спины, хотелось сказать ему, чтобы он целовал ее снова и снова, чтобы он убрал прочь ткань брюк, разделявшую их и наполнил ее тело собою. Ей до боли хотелось этого. Губы его целовали ее шею. Он осыпал градом поцелуев ее нежную кожу.

— Скажи, что ты хочешь меня, — голос его был нежным, но настойчивым. Одной рукой он ласкал нижний изгиб ее бедра и Кристиана, дрожа, отвечала на его прикосновения. Горячие слезы дрожали у нее на ресницах губы ее тряслись, касаясь чистой, теплой кожи его плеча.

Его губы снова отыскали ее губы, он нежно укусил их, как бы пробуя на вкус. Она застонала под его поцелуями, когда его рука скользнула к мягкому темному холмику между ее ног.

Кристиана потеряла власть над собой. Никогда еще она не испытывала ничего более нежного и прекрасного. Его твердые пальцы ласкали ее нежно и умело. Она была почти без чувств. Ее охватила пульсирующая, покалывающая дрожь, которая пронзала ее тело. Сверкающие нарастающие волны огня накатывались на нее.

Потеряв стыд, она извивалась под его настойчивыми горячими пальцами, закрыв глаза от яркого солнца, которое сверкало на их обнаженной коже. Он начал что-то нежное говорить ей на ухо. Это возбудило ее еще больше. Пальцы его продолжали ласкать нежные розовые лепестки ее плоти, и она вся открылась ему, как розовый бутон, раскрывающийся на солнце.

— Вот хорошо, вот правильно. Какая хорошая девочка. Ты вся влажная, ты хочешь меня. Ты это чувствуешь, правда? Боже небесный, какая ты сладкая…. — его дыхание жаром обдавало ее ухо, голос его был хриплым и низким, пальцы настойчиво продолжали ласкать ее.

— Не сопротивляйся, милая, позволь мне…

Она позволила. Страстный крик вырвался у нее из горла, как крик животного. Тело ее сотрясали жаркие спазмы, жар волнами накатывался на нее.

Пульс громко стучал у нее в ушах. Пальцы впились ему в плечи. Горячие слезы хлынули у нее из глаз. Она ослабла, содрогаясь на его груди.

— Милая…. — он гладил ее по лицу, целуя мокрые и соленые от слез щеки.

Она содрогнулась от гнева и отвращения, стыдясь своего собственного поведения. Подобно дикому животному, она резко оттолкнула его руку от своего лица.

— Batard sale.

На красивом лице Гэрета отразилось недоумение. Ее гневный голос поразил его. Он встряхнул головой, откинув мокрые темные пряди волос со лба.

— Что?

Кристиана отвела взгляд от его чистого удивленного взора.

Все еще дрожа, она прикрывала руками обнаженную грудь и чувствовала себя разоблаченной и униженной. Ей хотелось ударить Гэрета.

— Кристиана, милая…

— Не называй меня так! Прекрати называть меня так! Ты ублюдок, ты глупый грязный ублюдок! — она задыхалась от гнева и стыда, пытаясь вырваться из его объятий.

Он взял ее за плечи и грубо притянул к себе, прохладной рукой повернул к себе ее лицо.

— Прекрати! Немедленно замолчи! Ты меня слышишь? — он не повысил голоса, но в глазах его сверкал гнев. — Что, черт возьми вдруг произошло с тобой? Ты случайно не сошла с ума?

— Отпусти меня, — голос ее был холоден, щеки горели.

Он засмеялся, но смех его был невеселым.

— Что? Бросить тебя в воду, чтобы ты утонула? Успокойся и скажи мне в чем дело? Я не принуждал тебя, упаси боже. Ты сама хотела этого…

Она яростно затрясла головой, чувствуя себя униженной.

— А-а, вот оно что. Понятно, — он замолчал на мгновение. Кристиана похолодела, боясь, что он скажет еще. — Черт возьми, какой же ты сноб.

Она взглянула на него сквозь пряди мокрых волос, закрывавших ее лицо и замерла, увидев выражение холодного гнева на его лице.

— Какой же ты сноб, черт бы тебя побрал, — медленно повторил он, — тебе трудно это пережить, не так ли? Если бы я был графом или принцем, что ж, тогда совсем другое дело, не так ли? Ты бы положила свою хорошенькую головку мне на плечо и ворковала бы мне на ухо. Но тебе трудно смириться с мыслью, что ты извивалась и стонала в руках какого-то чертова крестьянина, как какая-то простая девка, не так ли?

Кристиана не знала, что сказать. Лицо ее горело от стыда.

Гэрет некоторое время молчал, глаза его сверкали гневом, его полные губы сурово сжались. Он поднял ее на руки и понес к берегу, где резко опустил в воду на мелкое место.

— Одевайся и иди домой, маленькая девочка. И больше не шути со мной. Иначе в следующий раз, если ты будешь так смотреть на меня своими большими голубыми глазами и прижиматься ко мне, ты получишь то, чего ты заслуживаешь. Я не какой-то придворный щеголь и не стану играть с тобой в твои великосветские игры.

Глядя, как он быстро зашагал на глубину, она думала о том, что он, действительно, не был похож на придворного щеголя. Он напоминал ей языческого бога: длинные волосы его спускались до сильных мускулистых плеч, на его мокрой спине отражалось солнце.

Она продолжала стоять на месте, дрожащей рукой вытирая злые слезы, испытывая страшный стыд.

Он бросился в воду и быстро поплыл, делая резкие равномерные взмахи руками. Она же со злостью ударила по воде кулаком, но всплеск воды лишь слегка удовлетворил ее.

Она одела свое грязное платье, испытывая при этом неприятное ощущение и, ругаясь, и проклиная все, направилась домой через тихий спокойный лес. Кристиана не могла себе представить, как сможет встретиться с ним снова.

— Месье Ларкин!

Гэрет удивленно поднял голову, оторвавшись от бухгалтерских книг, лежащих перед ним. От неожиданности он поставил кляксу на аккуратные колонки цифр, вздохнул и положил ручку.

— Ну входи.

Она вошла в комнату, как коронованная принцесса, высоко держа голову. Выражение лица холодное, неприступное, надменное.

Он заметил, что она старательно одета. На ней было платье из шелка цвета лаванды. Тугой корсет высоко поднял ее грудь, которая нежно просвечивала сквозь кружево. Кружевом был отделан квадратный вырез ее платья. Она сделала высокую прическу, тщательно и замысловато уложила густые локоны, которые каскадами спадали на одно плечо.

Теперь она уже не была похожа на то перепачканное маленькое создание, которое пошло за ним из сада на озеро. Перед ним стояла настоящая аристократка, неприступно холодная и безупречно вежливая.

Он указал ей на прочно сбитый стул, стоящий напротив его письменного стола. Грациозно, изящно повернув голову, она опустилась на стул, зашелестев юбками. Волосы ее блестели при свете свечи.

Он не говорил ничего, просто сидел и ждал, что скажет она.

Она откашлялась.

— Я… Я считаю, что я не могу здесь больше жить.

Гэрет кивнул, стараясь не улыбаться в ответ на ее холодный официальный тон.

— Что ж, очень хорошо. И куда ты собираешься ехать?

Она приподняла темную бровь.

— В Новый Орлеан, конечно. К моему брату, кажется, это единственное место, куда я могу поехать.

Гэрет согласно кивнул и снова взял ручку в руку.

— Очень хорошо, очень благородно с твоей стороны. Счастливого путешествия.

Он снова склонился над бухгалтерскими книгами. В комнате стало тихо, слышен был только скрип пера.

— Месье Ларкин?

Он поднял голову и улыбнулся.

— Да?

— Я думала… что… У меня нет денег на билет.

— Понимаю. Да, это чертовски долгий путь. И я не могу сказать, что ты достаточно хорошо плаваешь, чтобы добраться туда. У тебя с этим небольшие проблемы, не так ли?

— Вы не могли бы дать мне взаймы денег? — быстро спросила она, и он видел, сколько труда стоило ей сказать это.

— Понимаю, значит мое социальное положение достаточно высоко, чтобы у меня можно было занять деньги, но только не для… других вещей.

Он с удовольствием наблюдал, как сразу покраснели ее бледные щеки, и как она прикусила зубами губу.

— Да, — тихо ответила она, стараясь не встречаться с ним взглядом.

— Кристиана?

Она быстро взглянула на него, надежда явно светилась в обеспокоенном взгляде ее голубых глаз.

— Нет.

Выражение ее лица сразу изменилось, темные брови сурово сдвинулись вместе, губы сжались.

— Почему нет? — требовательно спросила она. Гэрет откинулся на спинку .стула и лениво потянулся.

— Потому что мне так хочется.

Ее лицо побелело от гнева.

— Я не могу больше жить под этой крышей.

— А где же, черт возьми, еще ты можешь жить?

— Она могла бы перейти жить в домик дяди Алдена.

Гэрет и Кристиана одновременно быстро обернулись. Джеффри и Стюарт стояли в дверях, глаза их светились любопытством.

— Нет, черт возьми, она не сможет жить там, — возразил Гэрет.

— Но это и есть «не под этой крышей», — подчеркнул Джеффри.

— Прошу вас, кто такой дядя Алден? — спросила Кристиана.

— Он не сможет тебе надоедать. Он умер, — весело объяснил Стюарт.

Гэрет вздохнул.

— Я сказал нет, значит, нет.

— Кто, черт возьми, назначил тебя здесь чертовым королем? — возмутился Джеффри.

— Да, кто, черт возьми, назначил тебя здесь чертовым королем? — вслед за Джеффри повторила Кристиана.

— Не ругайся, — резко сказал ей Гэрет.

— А почему ей нельзя ругаться, если ей хочется? — возразил Стюарт старшему брату. — Мне нравится, как это у нее звучит. И Стюарт скопировал акцент Кристианы. Он и Джеффри захохотали как идиоты.

— Сколько вы сегодня выпили? — нетерпеливо спросил Гэрет.

— Немного, — ответил Джефф. — Но достаточно, чтобы лодка могла плыть, — добавил Стюарт. Они обменялись быстрыми взглядами.

— Но небольшая лодка, — поспешил добавить Стюарт.

Гэрет на минуту положил голову на руки.

— Чертовы дураки, — проворчал он. — Надеюсь, вы не забыли, что завтра у нас начинается стрижка овец? — многозначительно спросил он.

Стюарт икнул. Кристиана поежилась.

— Почему ее высочество хочет покинуть нас? — спросил Джеффри.

— Может быть потому, что от тебя несет пивом, — предположил Стюарт.

— А может быть из-за того, что ты икаешь, — возразил Джеффри.

— Полли переживала, что ты не пришел сегодня, — сообщил Стюарт Гэрету. — Она просила передать тебе поцелуй.

— Я бы на твоем месте поостерегся это делать, — предупредил Джеффри Стюарта, — Он в плохом настроении.

— Вам нечем больше заняться? — многозначительно спросил Гэрет.

— Нет, нечем. А почему Кристиана уезжает?

— Она не уезжает.

— Уезжаю, — возразила она, упрямо вздернув подбородок.

В открытую дверь просунулась голова Ричарда.

— А куда она уезжает? — спросил он, пережевывая кусок курицы. Коротконогая собака внимательно следила за ним, не сводя глаз с мяса.

— Она хочет жить в доме дяди Алдена, — ответил Джеффри.

— Привет, Дог! Какой хороший пес.

— Нет, — резко сказал Гэрет.

— Ну, есть собаки гораздо хуже этой.

— Я не о собаке, ты, недоумок. Кристиана не собирается жить в доме дяди Алдена.

— Я буду там жить, если захочу. Кто такой дядя Алден?

— Он умер. Я тебе уже это сказал. Сумасшедший старик.

— Ну тогда он не будет против, если я воспользуюсь его домом.

— Балда! — вдруг выпалил Ричард, и все удивленно уставились на него. — Дог, а не ее высочество, — объяснил он, и они все посмотрели на собаку, которая доедала кусок курицы вместе с костями.

Стюарт и Джеффри громко расхохотались. Гэрет резко поднялся.

— А ну, вон отсюда! Все до одного! Вон отсюда! Это не тебе, — добавил он Кристиане. — А ты прижми свою задницу к стулу и не двигайся.

— Что, черт возьми, с ним происходит? — возмутился Ричард.

— Он считает себя чертовым королем, — ответил Стюарт, подражая акценту Кристианы, которая сердито посмотрела на него, а Джеффри громко захохотал.

— Вон отсюда, — повторил Гэрет. Братья повиновались и шумно покинули комнату.

Гэрет захлопнул за ними дверь и снова вернулся за свой стол. На его стуле сидел Дог и притворялся, что спит. Гэрет столкнул его, и он с шумом плюхнулся на пол, потом, обиженный, поплелся к Кристиане и прислонился к ее шелковым юбкам лавандового цвета.

— Ну а теперь давай все поставим на свои места. Дом дяди Алдена находится около западного пастбища, у подножия холма, но он ни на что не годится, разве что для мышей. Он старый и грязный, я храню там всякий ненужный хлам.

— Убери все оттуда. А что касается мышей, я думаю, что они будут мне надоедать гораздо меньше, чем твои братья.

Гэрет пристально посмотрел на нее и откинул волосы со лба.

— Не надо мне приказывать. Если хочешь убрать оттуда барахло, убирай сама. У меня есть более важные дела. Я не собираюсь стоять и ждать распоряжений, как какой-нибудь чертов лакей.

— Следовательно, я могу туда переехать?

— А что вы будете есть, ваше высочество? Кристиана замолчала, пораженная.

— Я не подумала об этом.

— Да, это такие мелочи. Что ж, твой брат оставил тебя под нашим покровительством, и я не дам тебе умереть от голода.

— Прекрасно, я буду есть здесь, а расплачусь тем, что буду работать в саду. Я не собираюсь быть у тебя в долгу.

Гэрет вздохнул.

— Кристиана, если уж ты так чертовски хочешь держаться подальше от меня, пожалуйста, переезжай в тот дом, но избавь меня от этих великосветских сцен. Я знаю, почему ты хочешь переехать, и ты это знаешь тоже.

Лицо ее покраснело, она вскинула голову.

— И почему же, интересно узнать?

Гэрет улыбнулся, взял ручку и окунул ее в чернило.

— Потому что ты хочешь меня, — просто сказал он. Ее приподнятые брови сошлись вместе, она гневно взглянула на него.

— Иди к черту! — выпалила она, поднялась со стула и, шелестя юбками, вышла из комнаты.

С печальным видом Дог последовал за ней, стуча лапами по деревянному полу.

Из дневника Гэрета Ларкина,

15 мая 1790 года.

Поливали поля в восточной части фермы. Урожай будет плохим, если не пойдут дожди. Завтра начинаем стрижку овец, наняли еще пять мужчин для помощи.

Клубника через неделю поспеет, это почти на месяц раньше срока. Даниэль обнаружил каких-то жучков на листьях кортофеля, но он не знает, что это такое.

Кристиана начала приводить в порядок мамин сад. Она оказалась сильнее, чем я предполагал.

Я не могу оторвать от нее глаз. Интересно, осознает ли она, как она необыкновенно хороша? Она из тех женщин, которые созданы для любви. Когда она рядом, то ни о чем другом думать не возможно.

Интересно, сознательно или подсознательно, но она так соблазнительно покачивает бедрами, так очаровательно поворачивает голову. Ее губы, как спелые вишни, и когда она что-то говорит, мне хочется поцеловать ее.

Она спелая, как персик, но не позволяет себе отдаваться «низким» желаниям. А мне очень хочется повалить ее и дать ей то, чего она страстно хочет. Но мне бы доставило большее удовольствие заставить ее признать это. Если, конечно, она сама этого захочет.

Спаси меня, боже, от любви к ней.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

В эту ночь сновидения Кристианы были яркими и четкими, каждая деталь виделась с болезненной точностью.

Она снова купалась в лесном озере, быстро и искусно плавала, как сильфида[18]. Вода обтекала ее. Теплая, искрящаяся вода сверкала на солнце, как миллионы бриллиантов.

Деревья вокруг озера светились и двигались, словно живые. Их сочные зеленые ветви, казалось, что-то шептали ей, передавая свою силу. Листья сияли как изумруды на фоне изумительно голубого яркого неба.

Кристиана плыла по воде с такой скоростью, какая была невозможна в реальной жизни. Она подумала, что то же самое чувствовала бы, если бы умела летать. Вот также мимо нее пролетали бы облака.

— Скажи, что ты хочешь меня, — шептал Гэрет, поднимаясь из воды. Он весь сиял от радости. Кожа его сияла, как золотая, глаза его были такими же изумрудно-зелеными, как листья на деревьях, а его мокрые темные волосы падали на плечи.

Течение принесло Кристиану прямо к нему, поднимая ее какой-то магической силой. Она не сопротивлялась, наоборот, страстно обняла его и провела руками по его теплой коже, по его груди и животу.

Деревья, казалось, мерцали и склонялись над ней. Солнце светило ярко, лучи его были горячими. Голос Гэрета тепло и нежно звучал у нее над ухом.

— Скажи это, — шептал он, и Кристиана крепко обняла его, чувствуя, как его силы и энергия перетекают в нее.

— Я хочу тебя, — сказала она. Слова ее звучали четко и ясно. Когда она это говорила, она не чувствовала ни стыда, ни колебаний, и ей казалось, что эти слова придавали ей магическую силу, силу колдовства или магических чар.

— Но ты же знаешь, что ты бесполезный человек, — сказал Гэрет. — Ты совсем не такая как мы. Ты принадлежишь другому миру, не так ли?

Так же, как на самом деле, он отнес ее к берегу и отшвырнул от себя. Когда она упала на воду, она заскользила по ней и вдруг поняла, что пейзаж совершенно изменился, как это часто бывает во сне.

Она уже скользила по льду. Вокруг нее было огромное пустое ледяное пространство. Озеро замерзло и увеличилось до размеров моря. Поверхность его была покрыта прозрачным гладким льдом. Оно простиралось, насколько хватало глаз. Вдали, на фоне сверкающего серо-голубого пейзажа, стояли деревья, неподвижные и белые от мороза.

Вокруг нее завывал ветер, издавая звуки, похожие на звучание скрипки. Ветви деревьев стучали друг о друга.

Кристиане захотелось, чтобы у нее снова была накидка с капюшоном из голубого бархата. И вот она уже в этой накидке. Внезапно она снова оказалась в Версале зимним днем, как когда-то давно. Все каналы, прорытые в земле, оказались замерзшими, и все покупали или брали в аренду кареты с полозьями, чтобы кататься по сверкающему льду.

— Это уже лучше, — сказала Кристиана и засмеялась от радости, уютно устроившись в элегантных санях рядом с Артуа.

С другой стороны, наклонившись вперед, сидела Габриэль. Кристиана ясно вспомнила, как очаровательно она выглядела в тот день в красивом маленьком жакете из белого бархата, отделанного бесценным черным мехом норки. Бриллианты сверкали, как снежинки, в золотых волосах Габриэль под тонкой, как паутинка вуалью шляпы.

— Итак, мои дорогие леди, разве это не глупо вот так развлекаться? — Артуа указал рукой на роскошные сани, на сверкающие медные грелки в ногах, позванивающие колокольчики, которые украшали белых лошадей.

Кристиана громко засмеялась, так же, как в тот волшебный декабрьский день три года назад.

— Гони! — заставляла она Артуа, и он слегка стегнул вожжами по спинам лошадей. Сани понеслись по замерзшему каналу с веселой захватывающей скоростью.

Осмелев, они обгоняли других придворных в их роскошных экипажах. Холодный ветер и яркое дневное солнце обжигали их щеки.

Артуа кричал от радости, когда лошади увеличивали скорость. Габриэль начала хохотать. Кристиана присоединилась к ней. Они быстро мчались по льду. Колокольчики на санях звенели, ветер звенел в ушах, копыта лошадей громко стучали по ледяной дороге.

Они мчались все быстрее и быстрее, и сани более осторожных придворных уступали им дорогу.

Вдоль всего канала собрались люди, понаблюдать за развлечениями знати. Кристиана видела, как люди указывали на них, восхищаясь и завидуя этому трио, их молодости, красоте и богатству. Снег сверкал на солнце, как бриллианты в волосах Габриэль. Воздух был морозный и бодрящий, и они мчались с большой скоростью.

Когда Артуа, наконец, замедлил бег лошадей, они все трое задыхались от радостного смеха. Кристиана и Габриэль устали смеяться и прижимались к плечам Артуа.

Во сне Кристиана помнила элегантность его пальто из темного кашемира с серебряными филигранными пуговицами на рукавах, его кружевное жабо на шее было белым, как снег.

— Для воспитанных и элегантных людей мы ведем себя очень плохо, — заявила Кристиана, точно так же, как три года назад в реальной жизни.

Габриэль, все еще смеясь, сделала небрежный жест своей прекрасной, обтянутой перчаткой ручкой, а Артуа сказал:

— Именно поэтому нам так весело, не правда ли?

— Как я счастлива, что я вернулась, — сказала Кристиана. События во сне часто происходят странным образом. Во сне ей казалось, что она вернулась в свое прошлое, именно в тот день, когда они катались на санях. И все же она помнила, что произойдет с ней в будущем.

— Я тоже рад, что ты вернулась, — сказал Артуа, внезапно посерьезнев. — Но все уже изменилось, ты это понимаешь?

Кристиана оглянулась на сверкающий на солнце снежный пейзаж, на богатое убранство саней, на колокольчики, украшавшие лошадей, на замерзшие деревья и на розовое, сияющее радостью, лицо Габриэль.

— Нет, ничего не изменилось, все осталось так же, как было, — возразила она. — Ничего не изменилось, Артуа,

— Но посмотри, — нетерпеливо возразил он, — только посмотри, разве все так, как было? Не своди с ума моего слугу…

Сказав это, он отстегнул кружевное жабо. Его руки в перчатках двигались с обычной для него поспешностью. Он снял кружево с шеи.

Голова его упала и покатилась по снегу, как будто она только и держалась при помощи кружевного галстука.

Кристиана хотела закричать, но горло ее сжали спазмы. Она не смогла произнести ни звука.

От страха она проснулась и уставилась на остроконечный потолок своей комнаты на ферме Ларкина.

Утро еще только начиналось, комната наполнилась предрассветными сумерками. В доме еще было тихо.

Дрожа, она села в постели. Образы тех, кого она видела во сне, еще стояли у нее перед глазами. Она ясно видела перед собой лицо Габриэль с ямочками на щеках. Лицо ее сияло радостью. Она ясно видела расшитые серебром бархатные манжеты Артуа, слышала его голос, его резкую, быструю манеру говорить, которая некоторым казалась грубой, а она находила ее очень смешной. Он всегда смешил ее.

За окном прокукарекал петух. В темноте еще не наступившего утра это показалось ей мрачным предзнаменованием. Сон ее был настолько реальным, настолько явным, что ей казалось, что она сейчас увидит снег за окном вместо буйной весенней листвы.

Кристиана внезапно почувствовала себя очень одинокой. Она вдруг поняла, что даже если бы Артуа был жив, он был бы все равно для нее потерян, также как и Габриэль.

— Я не смогу этого вынести, — прошептала она, сердце ее сжалось тугим комком в груди.

Губы ее скривились, она тихо заплакала, уткнувшись в подушку, грустя о друзьях, которых она навсегда потеряла. Кристиана оплакивала себя, с болью понимая, что осталась совсем одна в мире, где ей нет места. Казалось, что она может умереть от боли и что жизнь ее уже никогда не наладится.

После работы в саду тело ее болело, пальцы рук тоже болели. Она встала, надела голубое платье, спустилась по лестнице и вышла в сад.

В саду было прохладно и тихо. Кристиана была удивлена, каким красивым стал сад после ее работы. Цветы выглядели более крепкими и здоровыми, как будто они подросли за одну ночь. Она наклонилась и провела пальцами по цветку лаванды, вдыхая его приятный аромат. Она подумала, что ранним утром запахи у цветов кажутся сильнее.

Бутон розы был слегка приоткрыт. Интересно, каким он будет, когда полностью раскроется.

Кристиана медленно переходила от одного цветка к другому, не думая ни о чем; только о форме и цвете растений, о том, как на них попадает роса, которая начинала сверкать, как только появлялись первые лучи солнца. Она любовалась цветами, их разноцветие успокаивало и радовало ее.

— Ты только посмотри, как здесь красиво, — раздался голос сзади, и ома быстро обернулась.

Это был Даниэль. Он был одет в рабочую одежду: грубая рубашка с длинными рукавами, старые брюки вместо аккуратного костюма и тщательно завязанного галстука, которые он надевал, когда ехал давать уроки латыни.

— Ты сегодня рано встала. Ты вышла полюбоваться своей работой.

Кристиана кивнула не без удовлетворения.

— Стало гораздо лучше, правда?

Даниэль улыбнулся, он с удовольствием осматривал сад.

— Гораздо лучше.

Кристиане стало теплее от его поддержки. У Даниэля были такие спокойные мягкие манеры, что было просто невозможно не чувствовать себя с ним уютно.

Он поставил ведро на землю, подошел к кусту розы, сорвал лист и показал Кристиане желтые пятна на обратной стороне листа.

— Ржавчина. Если увидишь такие листья, удаляй их немедленно, пока они не заразили другие листья.

Кристиана внимательно рассмотрела листок и кивнула.

— С тобой все в порядке? — глядя сочувственно в ее покрасневшие глаза, спросил Даниэль. — Ты выглядишь так, как будто плакала.

Кристиана вздрогнула и чуть не сказала ему, что это не его дело, но взгляд его был таким добрым, сочувствие было таким искренним, что она решила ответить ему честно.

. — Да, плакала. — она внимательно изучала соцветие наперстянки, пурпурные колокольчики с черными крапинками и белые внутри. Кристиана глубоко вздохнула прежде чем закончить ответ. — Мне приснилось, что я снова вернулась в Версаль, что мы снова катаемся на санях с Габриэль и Артуа. Сон был таким явным, мне кажется, что все это только что было на самом деле.

Даниэль молча кивнул.

— Иногда, — продолжала Кристиана, — я чувствую, что у меня все прекрасно. Мне это даже странно. Такого не может быть, но иногда мне кажется, что Габриэль не убивали, что Артуа может в любой момент войти в дверь и сказать: «Давай попьем кофе и разучим новую пьесу Моцарта». Мне кажется, что я никогда не перерезала горло мужчине.

Если Даниэль и был удивлен ее словами, он не подал вида, а просто спокойно стоял.

— А в остальное время? — спросил он наконец. Кристиана наклонилась и вырвала небольшой сорняк, который не заметила раньше.

— А в остальное время, — горло у нее сжалось, дыхание прерывалось, — она с ожесточением вырвала еще один сорняк, прежде чем закончила. — В остальное время я чувствую, что сердце мое разрывается. Правда, буквально разрывается. Иногда я чувствую себя самой одинокой женщиной в мире. Я чувствую боль, которая, как мне кажется, никогда не уйдет от меня. Боль приходит и уходит волнами. Я вспоминаю их по миллиону раз в день. Я знаю, Артуа посмеялся бы над этим, если бы он мог что-то сказать мне. Я вспоминаю Габриэль, ее шляпку, которая была на ней перед тем, как она умерла.

Глаза ее неподвижно смотрели в пространство и были горячи от невыплаканных слез.

— И я знаю, что я никогда их больше не увижу.

— Да, может быть, — согласился Даниэль, — но ты еще так молода, тебе только двадцать. Ты еще встретишь друзей, которые полюбят тебя.

— Слишком мало для этого шансов, — сказала Кристиана, вымученно улыбнувшись, — я не очень-то нравлюсь людям.

— Чепуха, — уверенно сказал Даниэль, — ты мне нравишься и братьям ты тоже нравишься по-своему. И Гэрету ты нравишься.

Кристиана фыркнула, издав при этом странный звук.

— Чепуха, — повторила она словечко Даниэля, щеки ее покраснели при упоминании имени Гэрета.

Даниэль рассмеялся.

— Нет, правда. Ты очень всем нравишься. Ты очень сильная и храбрая девушка. А ты в самом деле убила человека?

Он сказал это так просто, как будто речь не шла о самом ужасном в мире преступлении.

— Мне пришлось это сделать. Это было ужасно, ужасно и отвратительно. Но у меня не было другого выхода.

— Конечно, я уверен в этом, я в этом нисколько не сомневаюсь.

Они замолчали, слушая пение птиц на деревьях, негромкое ржание лошадей в стойле. Кристиана приблизилась к Даниэлю.

— Спасибо тебе, — сказала она тихо, не вполне осознавая, за что именно она его благодарит. Возможно, за то, что выслушал, за то, что не испугался ее признания в том, что она кого-то убила.

— Не думай об этом, — он похлопал ее по руке, затем взял ведро, направился к колодцу и сообщил ей. — Сегодня стрижка овец, работа начнется рано. К нам придут люди, чтобы помочь. Будет полный дом народу. А когда работа закончится, у нас будет праздник.

Кристиана кивнула, и снова обратила свое внимание на цветы. Она выбрала несколько незабудок, сорвала их, любуясь их нежно-голубым цветом, и украсила ими волосы.

На несколько минут она забыла о своем решении покинуть этот дом и переехать в другой, но голос Гэрета, приветствовавшего своих братьев, снова напомнил ей о случившемся. Она повернулась и пошла к дому, полная решимости осуществить свой план.

Кухня гудела как пчелиный рой. Миссис Хэттон уже ставила пироги в печь, резала толстыми кусками буженину, варила яйца. Джеффри, Стюарт и Ричард пили чай и спорили между собой, кто больше всех острижет овец. Собака бегала туда-сюда, стараясь стащить что-нибудь из еды и путалась у всех под ногами.

Мэтью Ларкин сидел за столом, перед ним лежала книга. Казалось, он был в состоянии блаженного забвения и не замечал волнения окружающих. Его редкие седые волосы торчали во все стороны.

— Ты действительно собралась переехать в дом дяди Алдена? — спросил Ричард, как только заметил вошедшую Кристиану.

— Да, собираюсь.

Миссис Хэттон бросила недоверчивый и немного насмешливый взгляд через плечо.

— Ты убежишь сразу же, как только увидишь этот дом, потому что это грязное место.

— Тогда я там все вымою. Дайте мне, пожалуйста, все, что нужно для этого.

Миссис Хэттон замахала на нее деревянной ложкой, как оружием.

— Послушай, моя девочка, у меня сегодня трудный день и совершенно нет времени. Все еще здесь. Мне всех надо отправить на работу. У меня нет времени для твоих глупостей. У нас сегодня гости и надо приготовить три раза еду. У меня нет времени учить тебя, как пользоваться щеткой. И я была бы тебе очень благодарна, если бы ты не путалась под ногами. У меня нет времени заниматься чепухой.

Кристиана рассердилась и уже хотела ответить, но внимание всех привлек шум подъехавших лошадей.

— Надо ехать, — заявил Джеффри, вставая. — Поехали за овцами. Где Гэрет?

— Где-то здесь, — ответил Ричард с набитым ртом. — Может быть он уже работает.

Кристиану все забыли. Они выходили из дома, хлопали дверьми, громко разговаривали, приветствуя прибывших друзей и соседей.

Не обращая внимания на недовольный взгляд миссис Хэттон, она взяла чашку чая и кусок теплого хлеба и вышла из кухни на солнце.

Двор был полон народа. Большинство из присутствующих она видела впервые. Люди громко кричали, приветствуя друг друга.

Гэрет стоял у входа в амбар, разговаривая с Даниэлем и двумя незнакомыми мужчинами. Рядом с ним стояла девушка, она держала Гэрета за руку.

Кристиана почувствовала внезапный приступ отвратительной ненависти.

В этой женщине было все, чего не хватало ей. Она была сильной и высокой, у нее была полная грудь, соблазнительно выступающая над туго обтягивающим лифом платья. Ее беленькая шапочка, казалось, только для того и была надета, чтобы были как можно лучше видны ее густые золотистые волосы. Щеки ее полыхали здоровым румянцем. Она смеялась над тем, что говорил Гэрет. Ее низкий смех невольно привлекал внимание.

Увидев Кристиану, она что-то сказала Гэрету. Он засмеялся и быстро сжал ее плечи.

Кристиана продолжала неподвижно стоять, когда девушка направилась к ней. Ее яркие в желто-красную полоску юбки покачивались, а золотистая коса сияла на солнце.

— Я Полли. — заявила девушка, — из «Разбитой Чаши». А ты Кристиана. Ваши ребята были у нас вчера, они мне рассказывали о тебе. Ой, какое красивое платье. Оно французское?

Кристиана посмотрела на свое небесно-голубое платье, украшенное лентами и плотным белым кружевом.

— Нет, — ответила она, — это платье я купила в Лондоне.

Лолли была разочарована.

— Ой, как бы мне хотелось увидеть что-нибудь из Парижа.

Кристиана не знала, что ей на это ответить. Итак, это была именно та Полли, которая просила Стюарта передать Гэрету поцелуй. На нее это было похоже. Глаза ее озорно и весело сверкали, ее веснушчатое лицо светилось любопытством.

— Как тебе живется здесь? Мне хотелось, чтобы мой брат устроил меня работать на ферму Ларкиных. Здесь некогда было бы спать. Здесь бы не знал, за что вперед хвататься.

Когда Полли засмеялась, ее круглая грудь, казалось, сейчас выскочит из лифа. Простая кружевная треугольная косынка, наброшенная на плечи, мало скрывала ее многочисленные прелести.

Кристиану смутили откровенная земная красота Полли и ее явное желание, которое отражалось в ее зеленых глазах, когда она следила взглядом за братьями Ларкиными. Они в это время передвигались по двору, седлая и запрягая лошадей для гостей.

— Ты только посмотри на них. Разве есть кто-нибудь лучше их? — Полли издала радостный звук и прижала руку к груди, как бы желая успокоить биение своего сердца.

— Честно говоря, — продолжала она, — когда я смотрю на них, у меня слабеют колени. Это точно. Любая девушка была бы счастлива поймать одного из Ларкиных.

Кристиане совсем не нравилось, как Полли улыбается Гэрету.

— Ты так думаешь? — холодно спросила она. Полли весело засмеялась.

— Ты что, с ума сошла? Ты только посмотри на них!

Кристиана взглянула на Гэрета, который стоял в кругу мужчин. Он возвышался над всеми почти на голову. Его яркие волосы сверкали на солнце. Рубашка с длинными рукавами была заправлена в облегающие старые брюки, которые подчеркивали его длинные сильные ноги.

Мужчины, с которыми он разговаривал, смотрели на него с уважением и восхищением.

— Да, он прекрасен, — выдохнула Полли, — Лучше всех. Я бы многое отдала, чтобы быть на твоем месте. У них прекрасная ферма, полная молодых, горячих мужчин. Как бы мне хотелось жить здесь!

Кристиана вспыхнула.

— А я не хочу, — отрывисто сказала она. — Дело в том, что я намереваюсь сегодня уехать. Я хотела уехать к моему брату в Новый Орлеан, но Гэрет отказался дать мне денег взаймы.

— Уехать? — воскликнула Полли, ее веснушчатое лицо казалось очень удивленным. — Почему? Куда ты собралась?

Кристиана не стала отвечать на ее первый вопрос.

— Гэрет сказал, что мне можно переехать в дом какого-то дяди.

— Что? Дом дяди Алдена? Кристиана кивнула. Полли покачала головой.

— Почему? Скажи мне, — потребовала она, как будто у нее было право знать.

— Это грязный маленький домишко. По крайней мере он был таким, когда я была там в последний раз. Потолок весь в пауках.

Кристиане совсем не хотелось знать, что делала там Полли и почему ей запомнился именно потолок.

— Я его еще не видела, — сообщила она, — я хотела попросить у миссис Хэттон мыло… и, что там еще нужно, чтобы вымыть комнату.

Полли отошла в сторону, давая дорогу Джеффри и Стюарту, несущим бочонок с пивом.

— Оставьте мне немножко пива, — весело сказала она им, — у меня сегодня выходной, и я хочу хорошо провести время.

— Не дождешься, — весело ответил Стюарт, одарив ее белозубой улыбкой.

Полли кокетливо им улыбнулась, затем снова повернулась к Кристиане.

— Тебе приходилось раньше мыть дом? — спросила Полли, подозрительно глядя на ее изящное платье из цветного батиста, белые кружевные юбки, которые были видны с боков, там, где верхняя юбка платья была присобрана шелковыми лентами.

— Нет. И я думаю, что миссис Хэттон не очень-то хочет помочь мне. Она не любит меня, как мне кажется.

— Я ей тоже не нравлюсь, — криво усмехнулась Полли. — Старая ведьма.

Как будто услышав их разговор, дверь со стуком отворилась, и на пороге появилась миссис Хэттон с пустым ведром. Она бросила на них подозрительный взгляд.

— Хм, — громко хмыкнула она и снова исчезла в доме.

Раздался громкий низкий смех Полли, и через мгновение Кристиана присоединилась к ней.

Гэрет посмотрел на них с противоположного конца двора. Он казался слегка обеспокоенным.

— Ну пошли, — приказала Полли, взяв Кристиану за руку. — Я помогу тебе вымыть дом, хотя я считаю, что ты просто с ума сошла, если хочешь отсюда уехать. Я знаю, здесь есть какие-нибудь старые платья Виктории, которые можно было бы тебе надеть. В таком нарядном платье нельзя заниматься уборкой.

— Но миссис Хэттон сказала, чтобы я не путалась у нее под ногами, — возразила Кристиана.

— Тогда ей же будет лучше, если она даст нам то, что нам нужно, — весело сказала Полли, — и мы не будем ей мешать. Одна ты провозишься там весь день. А ты же не хочешь пропустить вечеринку, правда?

Правда, Кристиана не считала, что она много потеряет, если пропустит вечеринку, но Полли была так возбуждена в ожидании предстоящего вечера, что Кристиана не стала ничего говорить.

— Знаешь, что я тебе скажу, — прошептала Полли, таинственно подмигнув ей, — когда Гэрет выпьет несколько кружек пива, он становится такой веселый.

Кристиана встревожилась. Что известно Полли, или она имеет в виду саму себя?

— Ты права, Полли. Мне не хотелось бы пропустить вечеринку. И… merci, Полли.

Полли зашлась от смеха,

— Мerci, — повторила она, — как ты интересно говоришь. Ручаюсь, что твой акцент сводит их всех с ума.

— Ты их видел, — спросил Стюарт у Гэрета, наблюдая, как Полли и Кристиана идут к дому, взявшись за руки. — Я не думаю, что нашему высочеству понравится наша Полли.

Гэрет смотрел, как две девушки, склонив головы друг к другу идут по двору. Полли смеялась громким низким смехом, ей вторил более мягкий, менее уверенный смех Кристианы.

— Интересно, о чем они могут говорить, — спросил с любопытством Стюарт.

Гэрет выглядел немного обеспокоенным.

— Я с ужасом думаю об этом. Ладно, поехали, ребята. Надо приступать к стрижке овец.

Он еще раз оглянулся на Кристиану и Полли. Черные блестящие локоны на фоне золотой головы. Он повернулся и пошел, надо было приступать к работе.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Полли толкнула обветшавшую дверь каменного дома. Ее вздернутый носик сморщился от отвращения.

— Боже мой, воскликнула она, проходя дальше в пыльную глубину комнаты, — если бы я была на твоем месте, я бы повернулась и сбежала отсюда.

Кристиана прислонилась к плечу Полли, сердце ее оборвалось.

Единственная комната была темной и затхлой, пыльная паутина свисала с потолка из углов. Воздух из открытой двери раскачивал ее. В комнате стояла старая кровать, покрытая неприлично выглядящими одеялами, куча старого грязного тряпья, груды непонятных и неприятных на вид вещей, а также спутанные рыболовные снасти.

Все было покрыто толстым слоем пыли.

Кристиана посмотрела через зеленый луг на дом Ларкиных, и он вдруг показался ей очень большим, чистым и удобным.

— Нет, — ответила она, опуская тяжелое ведро с водой, которое она тащила через все поле, — после того, что мне пришлось вытерпеть от миссис Хэттон, пусть меня лучше поджарят в аду, прежде чем я вернусь и скажу, что я не смогу убрать здесь.

Полли засмеялась.

— Я тебя понимаю. Старая ведьма, — она прислонила к стене щетку, которую принесла, и опустила ведро с мылом и тряпками рядом со щеткой. Она убрала свою золотую косу под шапочку, засучила рукава на своих крепких руках и завязала тесемки взятого в займы фартука.

Кристиана сделала то же самое, стараясь выглядеть такой же решительной и уверенной, как Полли, хотя плечи ее уже болели от довольно долгой дороги с ведром.

— Первое, что надо сделать, — заявила Полли, входя в затхлую комнату и изучая грязь кругом, как будто это был враг, — выбросить отсюда все барахло. Потом все это надо сжечь Кристиана последовала за Полли. В комнате был почерневший камин, у одной стены лежало разбитое стекло, напротив — поломанные створки окна. Она смахнула с окна пауков и с трудом открыла его, помучившись немного с заржавевшими защелками.

ПОЛЛИ поспешила помочь ей, и они вместе открыли рассохшееся окно. В комнате сразу стало больше воздуха и света.

Кристиана отошла от окна и вытерла испачканные руки об огромный фартук миссис Хэттон, которым она могла обвязать себя дважды.

— При свете все выглядит еще хуже, — сказала она, оглядываясь кругом. — С чего же мне начать?

Полли отшвырнула ногой разбитый стул.

— С чего хочешь. Давай прежде всего избавимся от всего этого барахла.

Пытаясь не рассматривать эти грязные вещи, Кристиана подняла одной рукой старый чайник, а другой — старую удочку.

— Пока мы будем работать, ты будешь рассказывать мне о Франции, — добавила Полли. — Ты действительно, была знакома с королевой? У тебя на самом деле было пятьсот платьев?

— И да, и нет, — ответила, улыбаясь, Кристиана, — далеко не пятьсот.

Полли была разочарована.

— Но у меня было очень много платьев, — поспешила добавить Кристиана, — а у моей подруги Габриэль была сотня платьев, и к каждому платью были туфли.

— И все французские, — вздохнула Полли. — Представляю себе.

Кристиана хотела отметить, что она и жила тогда во Франции, в конце концов, других вещей у нее и не должно было быть. Но у Полли было свое восторженное отношение ко всему французскому, также как миссис Хэттон наоборот очень подозрительно относилась ко всему иностранному.

— Да, все французские, — согласилась Кристиана. — У нее был свой собственный парикмахер и пять маленьких мопсов, у каждого из них был ошейник, украшенный бриллиантами.

— Бриллианты на каких-то паршивых собаках! — воскликнула Полли, и Кристиане пришлось согласиться, что звучало это немного глупо.

— Если бы я увидела таких собачонок, я бы повалила их на землю и забрала бы у них ошейники, — добавила Полли, и Кристиана, у которой иногда тоже возникало подобное желание, громко рассмеялась. Девушки принялись за работу.

К полудню они освободили дом от всех вещей, кроме кровати. Кристиана и Полли на коленях скребли и мыли полы и стены темным мылом, которое дала им миссис Хэттон. Щелок в мыле разъедал до волдырей пальцы Кристианы, но зато оно очень хорошо отмывало грязь и жир.

— Жемчуг и розы в твоих волосах, — мечтательно произнесла Полли. — Как бы мне хотелось тоже побывать в опере. А что Артуа подарил тебе на день рождения?

— Сережки, — тихо ответила Кристиана. — Каждая сережка состояла из восьми бриллиантов и большой, свисающей, как слезинка, жемчужины. Жемчужина такая крупная, как кончик моего пальца. Она распрямила на минуту ноющую спину и распрямила задеревеневшие пальцы. Затем снова взялась за тяжелую деревянную щетку и принялась мыть пол.

— Бриллианты и жемчуг, — эхом откликнулась Полли. — Ты все ему позволяла?

— Я… о нет! Нет, нет. Ничего в этом роде. Он и сам никогда не позволил бы себе. Никогда в жизни.

— Хм, — подозрительно хмыкнула Полли, — звучит очень подозрительно, я бы сказала.

Кристиана улыбнулась, посмотрев, как Полли льет воду на деревянный пол.

— Но зато он хороший друг.

— Догадываюсь. Восемь бриллиантов. Хотелось бы мне найти такого знатного человека, который бы ухаживал за мной и купил бы мне сережки. А уж я бы проявила к нему такое внимание, что он запомнил бы на всю жизнь.

— Артуа не нуждался в подобном внимании, — объяснила Кристиана. — Ему… ну, он не интересовался женщинами в этом смысле.

Полли была поражена.

— Какая жалость, — прокомментировала она, — а ты никогда не пыталась?

— Нет, никогда. Он бы пришел в ужас.

— Разве это мужчина, — отметила Полли. — Хотя он подарил тебе бриллианты, а это уже что-то.

Некоторое время они продолжали работать молча. Затем Полли поднялась на ноги и вылила грязную воду на улицу.

— Ну, теперь здесь по-настоящему чисто, — заявила она, — как ты думаешь?

Кристиана подумала, что она никогда в жизни не согласится больше скрести и мыть пол. Все ее тело, с головы до кончиков пальцев болело. Руки стали как деревянные, болели и щипали от едкого мыла. Но она была согласна, что дом теперь выглядел очень чистым.

Выкрашенные в кремовый цвет стены сверкали от чистоты. Полли мыла стекла окон до тех пор, пока они не засверкали как бриллианты. Полы стали гладкими и светлыми, отмытые едким щелоком.

— Да, все выглядит замечательно, — заявила она, поднимаясь на ноги. — Спасибо тебе, Полли.

Полли была довольна.

— Не стоит, — пожала она плечами. — С тобой приятно было провести время. Знаешь, большинству женщин я не нравлюсь.

Кристиане было понятно почему. Полли была хорошенькой пышной блондинкой, этот тип женщин особенно нравится мужчинам, и она прекрасно понимала это.

Она не считала нужным скрывать свою страсть к мужчинам и, соответственно, не видела причин отказывать себе в удовольствии.

— Они же уговаривают, — призналась откровенно Полли, — а я ничего не могу с собой поделать. У меня мягкое сердце.

— А сейчас мы отнесем это старое барахло в дом, и пусть Гэрет скажет нам, что ему нужно из этого. Потом мы перевезем сюда твои вещи и на этом закончим.

— Ты сама поговоришь с Гэретом, — быстро сказала Кристиана, — я не хочу. Ладно?

Полли обернулась, глаза ее светились любопытством.

— Ты в самом деле не хочешь разговаривать с ним? А почему? Не он ли причина твоего переезда в этот дом?

Кристиана смущенно поднялась на ноги, стараясь не запутаться в слишком длинной юбке, которую Полли подобрала для нее. Она поправила на голове белую шапочку и тряхнула куярями.

— Может быть. — призналась она. Полли стало весело.

— Ну-ка, рассказывай, — потребовала она. — Что случилось? У тебя с ним…

— Полли, ты что, ни о чем другом думать не можешь?

— Да, в основном только об этом, — весело призналась Полли. — А я сразу догадалась. Это совсем не трудно. Я видела, как ты смотрела на него, и как он смотрел на тебя. И тебе вдруг так приспичило переехать, что ты потратила весь день, отмывая такую грязную дыру, как эта. Так было у вас что-нибудь?

Кристиана вздохнула.

— Нет, Полли, мне нельзя. Видишь ли, мой брат пришлет за мной, как только он сможет. А когда я доберусь до Нового Орлеана, он поможет мне найти богатого мужа. А если я хочу удачно выйти замуж, мне нужно оставаться нетронутой.

Полли вскрикнула от ужаса.

— Ты что, хочешь сказать, что у тебя никогда не было?

Кристиана вспыхнула.

— Нет, — резко ответила она.

Полли покачала головой, глаза ее широко раскрылись от удивления.

— Как тебе это удалось? Я бы умерла.

— Чепуха, — ответила Кристиана. — Мы понесем это барахло в дом?

Полли кивнула, не двигаясь с места.

— Ручаюсь, что именно поэтому Гэрет не одолжил тебе денег на дорогу в Новый Орлеан. Он хочет, чтобы ты осталась здесь. Он хочет, чтобы ты принадлежала ему.

Кристиана задумалась.

— Нет, не думаю, я ему не нравлюсь. Полли фыркнула.

— При чем здесь нравишься или не нравишься? — спросила Полли бесцеремонным тоном. — Вот что я тебе скажу, если ты действительно, хочешь иметь деньги на дорогу в Новый Орлеан, приходи в «Разбитую Чашу, и мы дадим тебе возможность заработать. Нет ничего лучше, чем иметь хоть сколько-нибудь своих собственных денег. Что касается меня, то я не люблю ни от кого зависеть.

— Я тоже, — согласилась Кристиана.

Она последовала за Полли. День был прекрасным. Они собрали тяжелые старые вещи и понесли их в дом.

Овец собрали в один загон. Они жалобно блеяли, ожидая своей очереди.

Мужчины быстро и ловко работали. Смеясь и подшучивая друг над другом, они продолжали стрижку овец.

Быстрее всех работали Гэрет и Ричард, они были самыми ловкими и быстрыми работниками. Они поднимали каждую овцу на специально сколоченный большой деревянный стол, который стоял в тени деревьев. Даниэль и Стюарт крепко держали перепуганных животных, чтобы они не двигались, а в это время братья стригли их большими тяжелыми ножницами.

Они работали быстро и очень искусно. Длинные ножницы резали шерсть вплотную к коже овцы. Шерсть, если она была правильно острижена, падала с животного одним ровным целым куском, и Джеффри быстро уносил ее в амбар, где она сортировалась и связывалась в тюки для продажи торговцам шерстью.

Кристиана, как завороженная, следила за быстрой, ритмичной и ловкой работой. Было жарко, и все мужчины работали без рубашек. И куда ни посмотри, везде она видела сильные руки и голые спины, которые блестели от пота на солнце.

— Ты только посмотри на него, — прошептала ей на ухо Полли, толкая ее локтем, — только посмотри.

Кристиана взглянула на Гэрета. Тело его блестело от пота на солнце: сильные и гладкие мышцы груди, твердый мускулистый живот. Руки его двигались с легкой грацией, когда он состригал густую шерсть с овцы, лежащей перед ним. На его сильном теле не было ни одной лишней жиринки. Кристиана почувствовала, как ее обдало жаром, когда она наблюдала за движениями его стройных бедер. Она отвела взгляд в сторону.

— Перестань, Полли.

— И чего ты боишься? — настаивала Полли, снимая фартук. Она поправила лиф платья, чтобы лучше были видны ее прелести. — Снимай фартук, я знаю, чего ты боишься. Ты боишься отдаться. Глупая девочка. Тебе нужно попробовать.

Кристиана вспыхнула, но сняла фартук и постаралась поправить прическу.

— Полли, это невозможно, — Мой брат выдаст меня замуж, и я…

— Чепуха! — воскликнула Полли, насмешливо взглянув на нее. — Хотя я и была когда-то девственницей, но я уже отдавалась по крайней мере раз десять. Ты что, не знаешь, что это такое?

Вообще-то, не знаю, подумала Кристиана, хотя ей очень хотелось бы узнать что это такое.

— Джеффри, — позвала Полли, и Джефф, перекинув шерсть, которую он нес, другому работнику, поспешил к ним, перескакивая через деревянную ограду загона.

— Что случилось? — весело спросил он, вытирая пот с худого лица. Он с любопытством переводил взгляд с Полли на Кристиану. — Ты только посмотри, — воскликнул он, глядя на простую юбку Кристианы, на блузку с длинными рукавами, на туго затянутый черный корсет платья. — Ты выглядишь как простая девушка. Это, наверное, старое платье нашей Вик?

Полли взяла под руку Джеффа. Кристиана была поражена, как она сразу изменилась. Она вся светилась и двигалась мягко, как кошка.

— Джефф, нам очень нужна твоя помощь. Пожалуйста, помоги нам.

Джефф кивнул, ни о чем не спрашивая.

— Хорошо, ты просто прелесть. Возьми тележку и помоги нам перевезти кое-какие вещи в дом дядюшки Алдена.

Джефф нерешительно посмотрел туда, где шла стрижка.

— Спасибо тебе большое, добавила Полли. Она наклонилась и прижалась губами к твердой щеке Джеффа. Он покраснел и глупо заулыбался.

— А что нужно перевезти? — покорно спросил он.

— О, кое-какие вещи, — нежно ответила Полли, — чистый матрац, стол, стул. Вещи Кристианы. Бочонок воды, если можно. И еще, Джефф, посмотри, куда можно положить это барахло. Ладно?

Джефф поспешил к амбару, а Полли бросила торжествующий взгляд на Кристиану.

— Вот так. Вот это хорошая работа. Кристиана засмеялась.

— Полли, ты волшебница. Я так ужасно устала, что не смогла бы больше и пальцем пошевелить. Я бы просто умерла на месте.

— Ты просто не привыкла к тяжелой работе, — мягко сказала Полли. — Давай пойдем поищем что-нибудь поесть, пока Джефф закончит эту работу.

— А ты действительно уверена, что не хочешь пойти на вечеринку в дом, хотя бы ненадолго? — спросила Полли.

Кристиана покачала головой.

— Нет. Я в самом деле слишком устала, Полли, — она подняла подсвечник и поставила его на отмытый камин рядом с вазочкой, в которой стояли розы и зеленый плющ, принесенные Полли из сада.

Маленький домик уже ничем не напоминал грязную берлогу, каким он был еще утром.

Джефф принес из комнаты Кристианы пуховый матрац и положил на деревянную кровать. Полли ловко закрепила матрац на кровати. Постель Кристиана убрала сама, постелила пахнущие лавандой простыни и одеяла из своей комнаты на ферме.

Небольшой стол, стул, кувшин для воды, подсвечник, превратили комнату в простое, но очень уютное жилое помещение.

Сундук Кристианы стоял у кровати. Она открыла его и стала копаться в своих вещах. Если бы ей не пришлось потерять все, когда она бежала из Парижа! Филипп сделал все от него зависящее, чтобы пополнить ее гардероб в Лондоне, но отсутствие времени и денег не позволили сделать много.

— Вот это тебе, Полли, — сказала она наконец, — возьми это, пожалуйста. Спасибо тебе за помощь.

Полли подошла и взяла предложенную вещь в руки. Это была маленькая шапочка из плотного венецианского кружева с тонкой, как паутина, вуалью.

— Правда? — недоверчиво спросила она, благоговейно прикасаясь пальцем к изящной шапочке. Ее веснушчатое лицо выражало восхищение и удивление. Она рассматривала искусно сшитую вещичку, дотрагиваясь пальцами до букетиков роз, которые были вышиты розовым шелком по бокам шапочки.

— Я уверена, шапочка тебе пойдет.

Полли подошла к зеркалу, которое они украдкой принесли из большого дома, сняла свою простую шапочку и косынку, надела новую шапочку и стала поворачиваться перед зеркалом, рассматривая себя со всех сторон.

— Спасибо, — робко произнесла она, и Кристиана удивилась, услышав волнение в голосе девушки. — У меня ничего такого красивого никогда не было. Я чувствую себя как герцогиня.

Кристиана была смущена тем, что такой небольшой подарок был принят с такой благодарностью. Она ничего не ответила Полли.

— Ты уверена, что не хочешь вернуться в большой дом и посмотреть вечеринку? — снова спросила Полли.

— Нет, — повторила Кристиана. — Я думаю, что мне лучше остаться и отдохнуть. Я так измучилась, Полли. Я никогда в своей жизни столько не работала.

— Ну, как хочешь, — сказала Полли, — мне больше мужчин достанется. Она засмеялась низким смехом, тряхнув золотыми волосами и направилась к двери. В дверях она вдруг резко остановилась.

— Можно, я еще приду к тебе в гости? — быстро спросила она. — Так приятно, когда у тебя есть подруга.

Кристиана удивленно кивнула.

— Конечно, — она почувствовала, как у нее потеплело на сердце. — Ты права, Полли. Очень хорошо, когда есть подруга.

После ухода Полли она села на каменные ступеньки крыльца и долго сидела, наблюдая, как садится солнце. Закат был сначала золотистым, затем розовым и, наконец, алым. Поле стало темным.

Из большого дома слышались крики и смех. Изредка кто-то запевал песню. Интересно, Гэрет заметит ее отсутствие или нет? Возможно, и не заметит. Она была для них чужой и только мешала всем.

Кристиана закрыла глаза, прислушиваясь к стрекотанию сверчков. Раздавшийся в кустах шорох заставил ее вскочить, сердце ее застучало от страха.

Она облегченно рассмеялась, увидев Дога, который вилял своим хвостом. В зубах он держал целую буханку хлеба.

— Глупое животное, — громко сказала Кристиана, — ты специально пришел сюда, чтобы надоедать мне?

Дог уселся на подол ее платья и положил морду на ее колени. Он, казалось, не обращал внимания на то, что его здесь не ждали.

Кристиана слишком устала, ей не хотелось даже шевелиться. Она не стала отталкивать собаку, а оперлась о косяк двери и положила руку на крепкую спину Дога.

Животное вздохнуло, выронило хлеб из зубов и уткнулось носом в колени Кристианы, глядя на нее обожающими карими глазами.

— Глупышка, — повторила Кристиана, гладя ее теплую шелковистую спину. Через несколько минут присутствие этого теплого крепкого существа успокоило ее, она нежно гладила длинные шелковистые уши собаки.

Они сидели вместе и наблюдали, как наступает вечер, как из-за лесистых холмов поднимается луна, прислушивались к стрекотанию сверчков и веселым голосам, доносившимся из дома. Время от времени собака и Кристиана по очереди вздыхали, пока тихие звуки деревенской ночи не убаюкали их, и они уснули.

Гэрет сидел в затихшем после веселья доме и делал записи в бухгалтерских книгах, подводя итоги сегодняшней работы. Они получили хорошую прибыль.

— Гэрет, — он поднял голову и увидел в дверях Джеффри.

— Лошадей загнали? Все заперли?

— Да. Все уже разошлись. Стюарт заканчивает дела на маслобойке.

— Спасибо, — он снова принялся за работу, перо заскрипело по бумаге, — да, Джефф, ты не видел Дога?

— Нет, сегодня не видел. Некоторые собаки не желают помогать во время стрижки овец.

В дверь просунулась голова Даниэля, он был встревожен.

— Гэрет, Кристианы нет в доме. Гэрет удивленно взглянул на него.

— А где же она?

— Я не знаю. Я пошел к ней в комнату, а комната пуста.

— А что тебе нужно было в ее комнате? — резко спросил Гэрет. Даниэль укоризненно приподнял бровь.

— Я хотел дать ей книгу почитать, если ты не возражаешь.

— Она в доме дядюшки Алдена, — пришел на помощь Джеффри. — Я помогал ей переезжать. Полли помогла ей отмыть дом, и теперь он выглядит грандиозно. Гэрет вздохнул и положил голову на руки.

— Упрямая маленькая злючка, — проворчал он.

— Она действительно ненавидит тебя, Гэрет, — добавил Джеффри не слишком дипломатично. — Она сказала Полли, что уедет в Новый Орлеан, даже если ей придется добираться туда вплавь. Ты хочешь еще пива?

Гэрет оторвал голову от бухгалтерской книги и взглянул на полупустую кружку, стоящую перед ним.

— Нет, я уже выпил больше, чем достаточно. И вам тоже хватит.

— А почему она переехала отсюда? — спокойно спросил Даниэль, сунув книгу под мышку.

Гэрет, не мигая, посмотрел ему в глаза.

— Не думаю, что тебя это касается. Может быть потому, что она считает себя слишком благородного рождения, чтобы пачкать свои руки в земле и сближаться с такими крестьянами, как мы. Чертовы, ни на что не годные богачи.

Высокая фигура Даниэля наклонилась над столом Гэрета.

— Мне хотелось бы напомнить тебе, что наша мать тоже относилась к «чертовым, ни на что не годным богачам». А что касается того, что это не мое дело, то ты ошибаешься. Меня это касается так же, как и тебя. А может быть и больше.

— Что, черт возьми, это значит?

— А что, черт возьми, ты знаешь о ней? Ты ни разу не подумал, что у нее могут быть причины не доверять нам? Тебе никогда не приходило в голову, что она действительно страдает.

Гэрет минуту помолчал, удивленный тем гневом, который светился в глазах обычно спокойного Даниэля.

— Страдает? — переспросил он, помолчав. — Почему? Потому, что у нее нет горничной, которая бы одевала и обувала ее?

— На тебя это не похоже, Гэрет, быть таким злым и глупым. Неужели ты думаешь, что ей удалось бежать от революции невредимой? А что касается ее страданий, то она сможет рассказать тебе об этом, если захочет довериться тебе. А я не собираюсь выдавать ее тайн. Гэрет резко захлопнул бухгалтерскую книгу.

— Ну думал, что вы так близки с ней.

— Не думал, что ты будешь вести себя как ревнивый осел.

Джеффри в смятении смотрел на братьев.

— Думаю, что вы оба ведете себя как ослы, — заметил он.

— Брысь! — воскликнули оба одновременно.

— Нет, правда. Если она хочет жить в доме дядюшки Алдена, кто против? Если она хочет работать в «Разбитой Чаше» вместе с Полли, кто против?

— Что?! — взорвался Гэрет, глаза его потемнели. Джеффри удивленно смотрел на брата.

— Она упоминала об этом. Она хочет заработать деньги на дорогу в Новый Орлеан, ты ведь отказался одолжить ей денег.

— Почему она так рвется уехать отсюда, Гэрет? — снова спросил Даниэль. — Что произошло между вами?

— Занимайся своим делом, черт возьми, — грубо оборвал его Гэрет.

Он быстро вышел из комнаты, стук его шагов гулко раздавался по дому.

— Какой обидчивый ублюдок, правда? — заметил Джеффри.

Даниэль поправил очки на носу и устало посмотрел на брата.

— Не будь педерастом, Джефф.

— Сам педераст, — ответил Джеффри с оскорбленным видом. — Пойду-ка найду Ричарда и Стюарта и узнаю, не хотят ли они еще выпить пива. Вы с Гэретом оба слишком чувствительные стали. Должно быть вы оба стареете.

Когда Гэрет подошел к домику, стоящему у подножия лесистого холма, его встретило глухое рычание.

Он остановился и всмотрелся в темноту.

— Дог? Это ты? — тихо спросил он и услышал в ответ постукивание хвоста. — Глупое животное, — проворчал он, — рычишь на собственного хозяина.

Глаза его привыкли к темноте, он подошел ближе и увидел, что Дог лежит, уткнувшись в колени Кристианы.

Она спала, прислонившись к косяку открытой двери. Голова ее склонилась к плечу, одной рукой она держалась за крепкую спину собаки. Дог бросил на Гэрета подозрительный взгляд, снова уткнулся носом в колени Кристианы и продолжал спать.

Гэрет молча стоял, глядя на спящую Кристиану. Она спала крепко. Темные ресницы выделялись на ее бледных щеках, грудь соблазнительно поднималась и опускалась в такт ее дыханию.

Гэрет тихо, стараясь не шуметь, обошел ее и вошел в темный дом. Он с удивлением почувствовал свежий запах мыла и легкий запах роз. Он поискал в карманах спички и зажег новую свечу, которая стояла в подсвечнике на камине.

Да, она здесь поработала, и поработала, как следует. Комната из темной, грязной, заваленной разным хламом, превратилась в светлое чистое помещение. Интересно, как ей удалось перетащить стол и стул из дома. На столе лежала стопка книг и лист бумаги, исписанный наполовину.

Он взял в руки листок, нахмурился, увидев, что написано на иностранном языке. Он пожалел, что в свое время недостаточно уделял внимания учебе.

«Моп cher ami Artois…»'

Он положил листок на стол, внезапно почувствовав, что не имеет права читать чужие письма, снова подошел к открытой двери и взглянул на Кристиану. Выражение ее лица было мягким и спокойным. На одной щеке у нее была грязная полоска. Рука, которая свободно лежала на коленях, была красной, в волдырях. Он только сейчас заметил, что на ней было одно из старых платьев сестры: помятая домотканая юбка цвета зеленого мха поверх белой блузки с длинными рукавами и простой черный, туго зашнурованный лиф.

Некоторое время он неподвижно стоял в дверях, наблюдая как серповидная луна поднималась из-за темных холмов, прислушиваясь к ночному шуму леса, к стрекотанию кузнечиков. Легкий ветерок шумел в листве деревьев.

Неожиданно Кристиана заговорила.

— Нет, — четко сказала она. Он взглянул на нее и увидел, что она продолжает спать.

Рука ее вздрогнула и поднялась, а затем снова упала на колени. Веки ее слегка задрожали, затем успокоились.

Рядом с ней Дог вздохнул довольно, почесался, прогнал блоху и снова улегся спать.

Гэрет тихонько обошел их и сел на низкие каменные ступеньки, глядя на Кристиану. Итак, она считает, что сможет работать в «Разбитой Чаше». Он попытался представить ее, несущей тяжелые кружки с пивом, или хватающей за руку какого-нибудь подвыпившего крестьянина, как это делала Полли. Представив себе подобную сцену, он улыбнулся.

Но с другой стороны она так упряма, что вполне может пойти работать. Он смеялся, когда увидел, как она борется с сорняками в саду, но она справилась с этим. Он был уверен, что она трусливо вернется в дом, как только увидит, в каком состоянии находится домик дядюшки. И вот она уже перешла сюда жить.

Глядя на нее, он видел, как измучила ее тяжелая работа. Она не пошевелилась даже, когда зарычала собака, когда он переступил через нее и вошел в дом.

Кристиана тихонько всхлипнула, и Гэрет увидел, как слезинка выкатилась из уголка ее глаза и покатилась по щеке. Она остановилась в уголке ее мягких губ, поблескивая в темноте.

Что она могла видеть во сне, что заставило ее плакать? Может быть ее возлюбленный? А может, она плачет по своему дому?

— Это касается как меня, так и тебя, — сказал Даниэль. Черт возьми, что он имел в виду? Что за секреты у нее с Даниэлем? Почему именно Даниэлю доверилась она?

Гэрет вспомнил, что случилось на озере, как она смотрела на него жадными горячими сверкающими глазами. Как она дрожала от его прикосновений, как она прижималась своим нежным телом к нему…

Он почувствовал возбуждение от этих мыслей и одновременно ощутил вспышку гнева.

«Не забывай, — сказал он себе, — как она получила удовольствие, а затем отвернулась от тебя, оскорбляя». «Грязный ублюдок», назвала она его тогда, губы ее были искажены гневом.

— Ты сумасшедшая, Кристиана Сен Себастьян, — прошептал он, — и меня ты также сводишь с ума. Он сдул прядь волос с глаз и вздохнул. — Сумасшедший или нет, но я не оставлю тебя здесь спать. К утру ты здесь совершенно замерзнешь. Ну-ка Дог, убирайся.

Он столкнул тяжелую собаку с юбки Кристианы, легко поднял на руки спящую девушку и внес ее в дом.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Кристиане снилось, что она стоит на пороге дома во французской деревне. Октябрьская ночь была холодна, в воздухе пахло дымом.

— А где мой брат, месье?

Жан-Клод улыбался ей, обнажая гнилые темные зубы.

— Всему свое время, но сначала мы должны повидаться с моим братом.

Она вся дрожала, хотя была одета в плотную накидку с капюшоном. Не зная, что делать, она плотно прижимала к сердцу свою скрипку. Мягкая кожа футляра стала теплой от ее разгоряченного тела.

— Вы обещали, что отвезете меня к моему брату.

— Войдите в дом, мадемуазель аристократка, пока нас не арестовали. Таким как вы сейчас опасно показываться на людях. Или вы забыли?

Габриэль. Ее невидящие глаза. Кровь на густых золотых волосах.

— Нет, я не забыла, — она шагнула вперед, спотыкаясь о неровную дорогу. Грязь па дороге начала подмерзать. В своих легких мягких туфлях она чувствовала, какой твердой стала земля. На земле от мороза образовалась корочка, которая поблескивала при тусклом свете луны.

Дверь в дом отворилась, безумный страх сковал все ее тело. Не входи, беги отсюда, беги куда-нибудь, не входи в дверь…

Она начала драться, сдавленный крик застрял у нее в горле, она извивалась в руках, которые ее держали.

Сильная рука схватила ее за плечо и за запястье руки…

— Кристиана! Проснись! Это я, Гэрет!

Она замерла. Сердце ее продолжало бешено колотиться. Какое-то мгновение она не могла дышать. Затем медленно стала осознавать, что это был только сон.

В ночном воздухе был слышен запах мыла, чистого воздуха и прохладной травы. Она увидела вазочку с розами, которую принесла и поставила на камин Полли. При золотистом свете свечи бутоны роз выглядели прекрасно. На столе лежало недописанное письмо к Артуа.

«Мой дорогой друг, Артуа. Сегодня я решила, что тебя нет в живых. Но я все равно пишу тебе…»

Гэрет крепко держал ее в своих объятьях. Он весь пропах солнцем, свежим воздухом. Кожа его была теплой. Он был одет в рубашку из грубой ткани. Биение его сердца громко раздавалось в тишине ночи, дыхание было быстрым.

Она попыталась остановить дрожь. После ночных кошмаров ее всегда охватывал озноб. Она продолжала сильно дрожать, руки и ноги ее тряслись, как от холода.

Кристиана знала, если сейчас она попытается встать на ноги, ноги не удержат ее. Поэтому она просто закрыла глаза и ждала, пока дрожь не пройдет сама собой.

— Черт возьми, — взволнованно прошептал Гэрет, — ты не заболела?

— Нет, — она покачала головой и сделала слабую попытку улыбнуться. — Извини, пожалуйста.

— Не надо извиняться, — он продолжал держать ее на руках, не собираясь отпускать. Гэрет внимательно смотрел ей в лицо своими зелеными потемневшими, почти испуганными глазами. — Что с тобой?

— Ничего, — ей слишком трудно было объяснить, что с ней, и слишком больно, чтобы говорить об этом вслух.

— Черт возьми, что значит это «ничего». Ты меня просто напугала.

Она ничего не ответила. Через некоторое время он пронес ее через комнату и положил на постель, не сводя с нее внимательных глаз. Он взял старый деревянный стул и сел рядом, удобно вытянув ноги. При мягком свете свечи волосы его казались темными.

Некоторое время он сидел неподвижно, и Кристиана позавидовала его спокойствию. Он улыбнулся ей, его зубы казались ослепительно белыми на золотистом от загара лице.

Он наклонился к ней, взял ее руку, повернул на своей ладони, дотрагиваясь до покрасневшей, покрытой волдырями кожи.

— Что вы сделали со своими белыми нежными ручками, моя прекрасная леди, — мягко спросил он, и на щеке его заиграла ямочка.

Кристиана была благодарна ему за то, что он переменил тему разговора и была рада его присутствию в этом тихом домике. Ее ночной кошмар был таким реальным и таким близким, а он был таким земным и таким настоящим, далеким от того мира, в котором она жила раньше!

— Я убрала отсюда это чертово барахло и всю остальную рухлядь, которая была здесь.

— Очень хорошо, — улыбнулся Гэрет, — только ребята будут убиты горем. — Он не выпускал ее руку из своей, от него исходила какая-то уверенная теплота. Кристиане было так хорошо! Ее охватило чувство успокоения.

— Почему они будут убиты горем? — спросила она, желая продолжить разговор, чтобы он не ушел. Нет ничего хуже быть одной после такого ночного кошмара, когда нет сил отвлечься от этих страшных воспоминаний.

— Ну, в этот дом они завлекали местных девушек. В нашем доме уединиться не возможно.

— Я заметила, — Кристиана поморщилась. — Я правильно сделала, что сожгла те старые одеяла.

Гэрет тихо засмеялся.

— Правда? Молодец! Ты поработала сегодня как следует.

— Большую часть работы сделала Полли, — призналась Кристиана. — Она очень сильная, правда?

Кристиана чувствовала теплые сильные мозолистые пальцы Гэрета на своей руке. Большим пальцем он мягко водил по ее ладони. Теплый приятный трепет ощущала она от его прикосновения. У Кристианы перехватило дыхание, она забыла, о чем они говорили.

— Сегодня вечером было очень весело, но мы скучали по тебе. Было много людей, много пива. Время стрижки — великолепное время. Теперь до самого сбора урожая у нас не будет так много работы.

— Я не пришла потому, что слишком устала, — объяснила Кристиана, — а кроме того, мне кажется, что была бы там… лишней. Кажется, я только мешаю всем и причиняю беспокойство.

Гэрет улыбнулся.

— Ты действительно причиняешь беспокойство, даже когда тебя нет. Даниэль требовал объяснить ему, почему ты переехала? Что я должен был ему сказать?

Кристиана вспыхнула.

— Что угодно, но только не правду, — предложила она.

— Как это просто звучит, не так ли? Но на самом деле все не так просто. Я никогда раньше не лгал моему брату, и у него тоже никогда не было от меня секретов. А сейчас я обнаружил, что мы оба не можем сказать правду друг другу.

— Тогда скажи ему все, что хочешь. Все равно все обо мне думают плохо. Так какая мне разница? — слова ее звучали намеренно легкомысленно и горько.

Она убрала свою руку и отвела взгляд от лучистых нежных глаз Гэрета.

— Джеффри говорит, что ты собираешься работать в «Разбитой Чаше». Думаю, что тебе там не понравится. Я не могу представить тебя работающей среди всяких забулдыг.

— Полли считает, что я смогу там работать. Она говорит, что я заработаю достаточно денег. Может быть на них я смогу купить билет в Новый Орлеан. Но, между прочим, тебя это не касается. Почему тебя это должно волновать?

Гэрет откинулся на спинку стула и, казалось, задумался.

— Меня это волнует, — наконец сказал он, — по разным причинам. Во-первых, твой брат оставил тебя под нашим покровительством, и, я уверен, что ему бы не понравилось, если бы ты подносила пиво в какой-то пивнушке. Во-вторых, я не думаю, что тебе понравится та публика. Я не имею ввиду Поли. С девушками в барах обращаются без должного уважения, моя милая. Их может ущипнуть и поцеловать, кто угодно. И, наконец, мне бы этого тоже не хотелось.

Сердце Кристианы забилось. Она взглянула ему в глаза, пытаясь понять, не дразнит ли он ее.

— Против своей воли, я вдруг понял, что ты мне не безразлична, я все время думаю о тебе.

Какие простые слова, и как странно, что они так взволновали ее. Сердце ее задрожало, как натянутая струна, издающая нежный вибрирующий звук.

Она взглянула на Гэрета и увидела, что он внимательно рассматривает свои ногти. На его красивое лицо падала тень от свечи.

— Ну ладно, — он выпрямился на стуле и улыбнулся ей слегка грустной улыбкой. — Мне нужно идти. Я просто пришел посмотреть, как ты здесь устроилась и увидел, что ты спишь на ступеньках. Чтобы ты не продрогла до костей, я решил внести тебя в дом.

Ей не хотелось, чтобы он уходил, не хотелось оставаться одной в доме. «Нет, — поправила она себя, — тебе хочется, чтобы он остался, чтобы снова взял тебя за руку, чтобы смотрел на тебя своими зелеными глазами. Тебе хочется, чтобы он поцеловал тебя, глупая ты девушка».

Она вспомнила, как они вместе были в озере. Ее обнаженная грудь касалась его груди, ее ноги обвивали его сильные бедра, его язык ласкал ее язык.

При этом воспоминании ее всю обдало жаром. Щеки ее запылали, губы затрепетали.

Кто узнает об этом?

«Если бы я была девственницей, я бы отдалась уже раз десять», — сказала Полли. Интересно, как это происходит? Полли, конечно, знает.

Кристиана вздохнула, дрожа и взглянула на Гэрета. Он спокойно сидел, не сводя с нее глаз. Густая прядь волос закрывала его высокий лоб.

— Останься, — быстро произнесла она, так быстро, словно просто выдохнула это слово.

— О, Кристиана, — вздохнул он и откинулся на стуле. — Останься? Как ты просто сказала это «останься».

Она сильно покраснела.

Он внимательно посмотрел на нее.

— Почему?

Кристиана не ожидала этого вопроса. Вопрос был таким простым, но как на него ответить? Она отвечала молча; «Потому, что ты хороший и нежный. А когда ты смотришь на меня своим нежным взглядом, я чувствую, как вся горю. Потому что ты такой земной, сильный и настоящий, с тобой я забываю о прошлом, и я думаю, что если бы ты полюбил меня, я снова бы стала веселой и здоровой».

Но она никогда не смогла бы так сказать! Она пожала плечами и вслух произнесла:

— Я не знаю, какое это имеет значение?

Кристиана не поняла, разочаровал ли Гэрета ее ответ, потому что он снова принялся изучать свои ногти. Потом он поднял голову и быстро взглянул на нее с нежной улыбкой.

— Может быть и не имеет значения. Ты просто удивила меня. Вот и все. Останься, говорит ее величество. Ты думаешь это благоразумно? Для тебя?

— Мне все равно, — с преувеличенной уверенностью заявила она. — Ты всегда такой заботливый? Какая тебе разница?

Он добродушно рассмеялся. Кристиана опустила глаза и закусила губу.

— Почему мне надо остаться, Кристиана, — голос его звучал нежно и насмешливо.

Она взглянула на него сквозь ресницы. Взгляд его был ясным и теплым.

Кристиана знала, что он хочет от нее услышать. Ну ладно, черт с ним, он получит то, что хочет. Она приподнялась на локте, протянула руку и положила ему на шею, лаская его, посмотрев ему в глаза, она сказала:

— Я хочу тебя.

— О, как трудно было это сказать, да? — голос его был низким и хриплым, он говорил почти шепотом. — Ты действительно хочешь этого? Я еще не забыл, как вчера ты назвала меня грязным ублюдком, проклиная меня за то, что я коснулся тебя. А потом оставила меня с бодающимся бараном в штанах, готового пробить стену. Она покраснела до корней волос.

— Да, я действительно, хочу этого.

Он наклонился над ней и медленно поцеловал ее, захватив губами ее нижнюю губу, лаская ее своим горячим языком до тех пор, пока у нее не перехватило дыхание.

— Докажи это, — прошептал он.

Она приподняла голову, не зная, что делать. Доказать это? Неужели он хочет, чтобы она соблазняла его?

От откинулся назад, поднял голову и смотрел на нее, спокойно улыбаясь.

Кристиана колебалась лишь одно мгновение. Она поднялась с постели, пересекла комнату, подошла к двери и уверенно закрыла ее на засов.

— Как будет угодно, — сказала она, повторяя его любимую фразу. Если он хочет, чтобы она соблазнила его, она сделает это.

Кристиана попыталась вспомнить все, что знала о том, как нужно соблазнять мужчин. Нельзя сказать, что она совершенно ничего об этом не знала. В Версале придворные красавицы подробно обсуждали своих любовников и свои романы, так же подробно, как они обсуждали свои туалеты.

Кристиана подошла к свече и хотела погасить ее, но Гэрет резко ее остановил.

— Нет, пусть она горит. Если ты собираешься сделать это, я хочу, чтобы ты знала, что это именно я. Ты не спрячешься от меня в темноте и не сможешь притвориться, что вместо меня с тобой какой-нибудь красавец знатного рода из твоего прошлого.

Кристиана удивленно засмеялась.

— Неужели тебя это волнует?

Он ничего не сказал, только приподнял бровь и улыбнулся.

У нее перехватило дыхание, она не знала, куда девать свои руки.

— Очень хорошо.

— Ну, для меня это что-то новое. Как знатные женщины соблазняют своих возлюбленных, Кристиана?

Она судорожно вздохнула.

— Мадам Альфор внесли на большом серебряном блюде к обеденному столу ее любовника. Она была совершенно обнажена, только украсила себя виноградом и надела бриллиантовый браслет, который он ей подарил.

Гэрет вскинул брови.

— Довольно дорогое удовольствие.

— Да, это действительно так. Ее муж был разгневан.

— Его можно понять.

— Не из-за любовника, а из-за стоимости серебра, которое ушло на изготовление блюда. А маркиза Альваре наняла балетную труппу. Они танцевали совершенно обнаженные. Думаю, это было очень эффектно.

— Могу себе представить.

— Нет ничего страшного в том, что имеешь любовника, — быстро произнесла она, как будто стараясь убедить себя в этом. — В конце концов, у всех есть любовники.

— В самом деле? Ну тогда, давай, начинай. Я не стану мешать тебе.

Кристиана мечтала о первой ночи любви, но не предполагала, что она будет такой. Глубоко вздохнув, она прошла по комнате и остановилась перед Гэретом.

— Я не совсем представляю себе, как я должна поступить.

Он тихо засмеялся.

— Думаю, что соблазнять крестьянина нужно так же, как соблазняешь лорда. Только здесь не нужны серебряные подносы и обнаженные артисты балета. Почему бы тебе просто не поцеловать меня?

Она наклонилась и прижалась губами к его губам. Дыхание у нее перехватило от теплоты и нежности. Немного поколебавшись, она начала ласкать кончиком языка его губы, ощущая солоноватый вкус его кожи и на удивление приятный вкус пива.

Он потянулся к ней, притянул ее к себе и посадил на колени. Губы его впились в ее губы. Своими сильными, загрубевшими от работы пальцами он гладил ее по щеке, по волосам.

Жар распространился по всему ее телу. Она запустила пальцы в его волосы, притягивая его еще ближе к себе, стараясь продолжить поцелуй. Язык его проник в нее и настойчиво и с жаром ласкал ее язык.

Она почувствовала его руку на своей груди. Он расслабил шнуровку лифа, рука его скользнула в вырез платья. Сначала он слегка дотронулся до ее соска. Но она сразу же почувствовала, как сосок затвердел и стал покалывать в его пальцах.

Она дрожала от наслаждения, чувствуя, как вся горит, все крепче прижимаясь к нему.

— Какая ты сладкая, — его шепот заставил ее задрожать, губы его опустились к ямочке у основания шеи. — Ты пахнешь розами и клубникой.

Ей не хватало дыхания и не хватало его губ. Он поднял голову. Своей сильной рукой приподнял ее подбородок и заглянул в глаза.

— Ты не отвернешься от меня снова? Не оттолкнешь меня? Не станешь оскорблять меня и смотреть свысока?

— Нет, — прошептала она дрожащим голосом. Голос ее прозвучал в тишине комнаты как замирающий звук клавикордов.

— Разденься.

Она почувствовала, как запылали ее щеки, то ли от стыда, то ли от желания. Она смотрела ему в лицо, на его ровные высокие брови, на четкую линию его сильных скул, в его странные зеленые глаза. Он такой сильный, честный и открытый. Он ничего не скрывает и не прячет.

Кристиана наклонила голову и начала расшнуровывать лиф платья, затем платье спустила с плеч. Ноги ее дрожали, когда она развязала юбку, и та упала к ее ногам. Она сняла С плеч тонкую белую рубашку, которая с тихим шорохом упала на пол.

Гордо выпрямившись, Кристиана вынула заколки из волос, и они тяжелой волной упали вниз. Волосы были длинные, до самой талии. Прохладный воздух и жаркий взгляд Гэрета заставили ее задрожать.

— Кристиана, — прошептал он и пробежал руками по белой коже ее живота, по выпуклостям ее бедер, по ее ребрам. На фоне ее белой кожи его загорелые руки казались совсем темными.

Кончики сосков ее затрепетали, когда он обхватил руками обе ее груди. Ее розовые соски стали покалывать от его прикосновения.

— Боже, какая ты красивая, — его руки скользнули к ее талии, затем вниз, к бедрам, ласкали округлости ее ягодиц.

— Ты прекрасна, — прошептал он.

Затем он наклонился и прижался губами к нежной коже ее живота, потом к изгибу ее бедра. Волосы его щекотали кожу. Он притянул ее к себе и целовал бедра, а затем нежную кожу ягодиц. Она дрожала от наслаждения, схватив его за плечи, так как едва держалась на ногах.

Не говоря больше ни слова, он встал и начал раздеваться. Стянул через голову рубашку и отшвырнул ее в сторону, обнажив загорелую грудь, сильную, упругую и гладкую. Развязал темную потертую ленточку, связывавшую волосы, и они упали на плечи, придав ему дикий, почти варварский вид.

Она смотрела на него широко раскрытыми глазами. Он улыбнулся ей озорно, расстегивая два ряда пуговиц по бокам его брюк, легко снял брюки и ботинки.

Кристиана посмотрела на него и быстро отвела взгляд, почти напуганная желанием, которое вдруг охватило ее. Ей захотелось протянуть руку и дотронуться до его твердой длинной плоти.

Казалось, он совсем не смущался своей наготы. Легко и грациозно подошел к кровати, откинув волосы с глаз. — Иди сюда, моя дорогая леди, — прошептал он, протянув к ней руки. — Научи меня, как знатные люди занимаются любовью.

Она легко скользнула в его объятья, как будто ветер толкнул ее к нему, и впервые в жизни ощутила невыносимое наслаждение от прикосновения голой кожи к голой коже от головы до пят. Ей казалось, что теплый бархат ласкает ее тело, губы его снова впились в нее, но на этот раз с такой силой, с такой настойчивостью, что это потрясло ее. Ей показалось, что их тела слились в одно.

Его руки жадно и быстро скользили по ее телу. Он ласкал ее грудь, волосы, прижимая ее тело к своей разгоряченной плоти, которая прижималась к самой середине ее тела с почти невыносимым жаром.

— Ты моя, — прошептал он, когда оторвался от ее губ, и горячая дрожь охватила ее при звуке его голоса.

Она гладила руками его грудь, его руки, восхищаясь его силой, его мускулистым телом. Запах его тела и вкус его губ пьянили ее.

Она запустила руки в его волосы, и пальцы ее почувствовали шелк его волос. С инстинктом, старым, как мир, она обвивала своим телом его сильное тело.

Она застонала, когда он навалился на нее, а пальцы его отыскали ее тайные места меж ног, легко скользнув во влажный жар ее тела.

— Кристиана, — голос его был низким и хриплым. Она открыла глаза, не желая прекращать наслаждение, которое охватило ее.

Она была удивлена выражению его глаз. Они светились страстным желанием. Дыхание его было быстрым и прерывистым.

— Завтра, — его глаза обжигали ей лицо, — завтра, может быть, ты будешь ненавидеть меня и проклинать, если захочешь, но сегодня ночью ты будешь моей.

Кристиана хотела что-то сказать, но у нее не было слов. Она приподнялась и поцеловала его в губы. Тело ее извивалось под ним от страстного желания.

Без всякого предупреждения он вошел в ее тело, быстрым, сильным и твердым движением, заполнив ее до конца. Крик ее утонул в его победоносном крике.

В какое-то мгновение она подумала, каким странным и особенным было это ощущение, какая продолжительная и болезненная полнота.

Затем он снова впился в ее губы, и сладкая истома снова охватила ее. Она притянула его к своему телу.

Они слились в одно целое. Ее нежность и его сила двигались в одном ритме, в движении, которое было слаще, чем любая музыка, которая когда-либо создавалась. Это была яркая прекрасная гармония страсти и света.

Сердца их сильно бились рядом друг с другом, ноги ее обвивали его бедра, губы их встречались снова и снова.

Бедра ее извивались под ним, и он снова и снова наполнял ее. Она забыла себя от наслаждения. Яркий свет поднимал ее выше и выше. Тело ее было охвачено жаром, как солнечным светом. Вкус его кожи, звук его дыхания, прикосновение его волос к ее щекам…

Он приподнял ее над постелью и прижал ее тело к своему, обхватив сильной рукой ее ягодицы. Она прильнула к его груди и почувствовала, что еще шире раскрывается навстречу его страсти и силе.

Уши ее были наполнены темным гулом, наслаждение пронзало ее серебряными молниями, каждая последующая была ярче, острее и жарче предыдущей. Так продолжалось до тех пор, пока она не услышала свой собственный голос — дикий страстный крик. Это был крик слепой страсти. Мир вокруг нее сверкал яркими стрелами наслаждения.

Сквозь темный густой туман до нее долетел ответный стон Гэрета, и внутри своего тела она почувствовала, как он содрогается, достигнув предела.

Он не сказал ей ни слова после этого. Он только прижал ее к своей груди, нежно целовал ее лицо, осыпая поцелуями ее веки, щеки и губы, лаская ее волосы, прикасаясь к ним с благоговением.

А Кристиана, потрясенная и обессиленная глубиной страсти, которую они разделили вместе, чувствовала Себя, как будто ее коснулась волшебная магия. Она почти сразу же уснула с блаженным и приятным чувством, что рядом с ней в постели находится сильное горячее тело, которое защищает ее.

Никогда еще она не чувствовала себя такой живой частичкой целой вселенной. Через открытое окно было слышно, как стрекотали кузнечики. Легкий ветерок шевелил листву деревьев. Сердце Гэрета ритмично стучало у нее над ухом. Может быть, так чувствуешь себя, когда тебя любят? Если это так, то это волшебное чувство, самое сладкое чувство в мире.

Еще никогда в жизни она так спокойно не спала.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Она сидела за старым маленьким столиком у окна и писала. Розовые лучи восходящего утреннего солнца падали на ее темные волосы.

Гэрет открыл глаза и первое, что он увидел, была Кристиана. Чувство сожаления охватило его.

Черт бы меня побрал, что я наделал!

«Позаботься о моей сестре», — сказал Филипп. Гэрет был уверен, что его деверь совсем не одобрит такую заботу.

Его всегда уважали, как человека слова, и это было справедливо. Когда он разговаривал со своими соседями или братьями, они слушали его с уважением и доверяли ему. Он вспомнил, как загорались глаза Даниэля, когда он разговаривал с Кристианой.

А она просто протянула свою белую руку и сказала: «Останься». И он остался, потеряв голову от прикосновения ее нежных рук, от ее густых черных волос, которые ласкали его кожу, от ее жарких нежных объятий. Еще ни одна женщина не была для него такой сладкой, как эта.

А теперь, в результате, он чувствовал себя виноватым. Он молча наблюдал за ней. Она писала, не замечая того, что он проснулся. Перо скрипело по бумаге. Она писала, прикусив зубами нижнюю губу. Откинув волосы со лба, снова склонилась над письмом и улыбнулась тому, что писала. Улыбка ее была мягкой и нежной.

Одета она была в то же самое нежно-розовое платье, которое было на ней, когда она приехала. Его плотный лиф выпрямил ей спину и заставлял держать плечи распрямленными. Осанка сразу стала гордой и грациозной, как у женщин-аристократок.

— Пишешь своему любовнику?

Кристиана удивленно взглянула на него. Не таких слов ждала от него она.

— Я не знала, что ты уже проснулся, — сказала она наконец. Щеки ее густо покраснели.

— Я всегда просыпаюсь перед рассветом. Для меня это обычное дело.

Она растерялась, не зная, что сказать. Щеки ее пылали, она опустила глаза.

«Смущена, — подумал Гэрет, — стыдится того, что сделала. Пустила какого-то неуклюжего фермера в свою благородную постель».

— О чем ты думаешь, дорогая? — намеренно игривым тоном спросил он. — О том, что ты запятнала свою репутацию? Что тебе совсем не следовало просить меня остаться?

Она посмотрела на него ясным взглядом, руки ее сжались. В какое-то мгновение ему показалось, что она хочет расплакаться, но потом холодная мрачная маска опустилась на ее лицо.

Она пожала плечами, как будто ей это совершенно безразлично.

— Похоже, что ты сожалеешь о случившемся? Мне не надо было просить тебя остаться?

— Да, ты не должна была делать этого. И я, действительно, сожалею о случившемся.

Спина ее напряглась, голубые глаза холодно взглянули на него. Она снова безразлично пожала плечами.

— Меня это не волнует, месье. В конце концов, никто не узнает. Нам едва ли придется вращаться в одних и тех же кругах, не правда ли? Я скоро уеду в Новый Орлеан. Мой брат постарается удачно выдать меня замуж, и все будет, как и раньше.

Она резко отвернулась от него, откинув назад волосы, которые еще не были прибраны в прическу. Они тяжелой волной падали вниз и, казалось, были слишком тяжелы для ее тонкой стройной шеи.

Гэрет проклинал себя, чувствуя, что ему стало грустно оттого, что она так легко говорит о своем замужестве.

— Конечно, — согласился он, — как же иначе? Ты получила удовольствие. Это для тебя всего лишь небольшое приключение. Скажите мне, моя госпожа, как вы находите фермера в сравнении с вашим прекрасным французским любовником?

Она встала из-за стола, и только ее сжатые кулаки выдавали ее гнев.

— Я, действительно, не ожидала от вас такого. Мне надоел этот разговор. Простите меня, месье, но мне кажется, здесь слишком много народа.

Она грациозно поклонилась, подняла его ботинки и швырнула их к кровати.

— Я буду очень вам признательна, если вас здесь не будет, когда я вернусь.

Гэрет засмеялся. Она с холодным достоинством открыла дверь дома.

— Не грусти, — успокоил он, — может быть, твой брат скоро пришлет за тобой, и ты сможешь избавиться от грубых крестьян, уехать и начать новую жизнь.

Дог все еще спал на крыльце. Его тяжелое тело преграждало дорогу Кристиане. Она, не церемонясь, толкнула его ногой. Собака укоризненно взглянула на нее.

— Идите к черту, месье Ларкин, — бросила через плечо Кристиана. Не сумев столкнуть Дога, она переступила через него и пошла по тропинке к дому. Гэрет заметил, что маленькие, величиной с жемчужинку, пуговички, которые шли вдоль всей ее спины, были неровно застегнуты, что она пропустила две пуговицы в середине спины. Это почему-то растрогало его.

Дог неодобрительно посмотрел на Гэрета своими печальными глазами, тяжело встал на свои короткие ноги и заковылял за Кристианой, помахивая хвостом с белым кончиком.

— Глупая собака, — проворчал Гэрет, потирая лоб. К черту Кристиану, сказал он себе. Она захотела, чтобы он ее опрокинул, и она это получила, а если сейчас ей хочется изображать из себя оскорбленную, ради бога, пусть изображает.

Если бы он не выпил так много вчера, он ни за что не согласился бы остаться. Вчера он пришел сюда с намерением как-то помочь ей, а закончилось все тем, что он оказался в ее постели, соблазненный ее нежной красотой.

— Ничего в этом нет ужасного, — сказала она тогда, — у всех есть любовники.

«Может быть и так», — подумал Гэрет, но у него еще никогда не было такого сладкого и прекрасного создания, черт бы побрал ее высокомерную задницу.

— Ладно, забудь, — громко произнес он, спустил ноги с кровати, дотянулся до валявшихся в беспорядке брюк. Он быстро оделся, надеясь, что никто не заметит его отсутствия, повернулся к постели, чтобы взять ботинки, которые Кристиана бросила ему, и замер, похолодев.

Простыни были окрашены бледными пятнами крови. «Девственная кровь», — подумал он, и у него все похолодело внутри. Не может этого быть, и все же… Он вспомнил ее необычную скованность, ее крик, когда он грубо вошел в ее тело. «Я не уверена, что я должна делать», — прошептала она, когда он попросил ее соблазнить его. Ему никогда в голову не приходило, что она невинна.

— О, дьявол, — пробормотал он. — Что ты наделал, дурачина? Надо найти ее и извиниться. Остается только надеяться, что брат ее не склонен к дуэлям.

Гэрету непривычно было чувствовать себя виноватым, ему стало неприятно от этого ощущения, очень неприятно, черт возьми.

Он быстро прошел через амбары, увидел, что братья уже приступили к работе, и снова почувствовал укол совести оттого, что пропускает утреннюю работу.

Он направился к дому, остановился у колодца, умылся холодной водой и прополоскал рот. Раздавшийся смех заставил его взглянуть в сторону сада, где работала Кристиана.

Несколько минут он стоял молча, наблюдая.

Джефф и Стюарт выполнили свое обещание и как следует обрезали ветки старого персикового дерева, и теперь солнце хорошо освещало эту часть сада. Кто-то притащил туда старую деревянную скамью. Удобно устроившись на скамье, между Даниэлем и Джеффом сидела Кристиана. На ней был один из фартуков миссис Хэттон, которым она закрыла свое розовое платье. Старые кожаные перчатки, которые он дал ей, лежали у нее на коленях.

Стюарт, Ричард и Дог прислонились к освещенной солнцем каменной ограде. Все пили чай из толстых кружек и смеялись над чем-то, что говорил Стюарт.

Ричард достал из миски горсть первой клубники и протянул Кристиане. Она с улыбкой приняла ягоды.

— В Версале… — начала она, но Ричард прервал ее.

— Подожди. Я сейчас отгадаю, что ты собиралась сказать. — В Версале вы ели клубнику только из больших золотых блюд, и клубника была намного вкуснее нашей бедной английской клубники.

Она швырнула в него стебелек от ягоды и скорчила гримасу.

— Какое ты грубое создание! Я собиралась сказать, что в Версале клубника никогда не казалась такой вкусной. Почему это так, как вы думаете?

— РеЬая тии1се1 гашез, — ответил Даниэль. — Голод делает любую еду вкусной. А мы все соскучились по ягодам, так как уже давно не ели их.

— Вот там нужно поставить подпорки для вьющихся растений, — сказал Стюарт, указывая на боковые ворота, — вон там, над дорожкой, чтобы плющ вился по ней. Получится маленькая зеленая дверь. У нас когда-то была такая, правда?

Даниэль кивнул.

— Да, несколько лет тому назад. А еще, на персиковом дереве висели качели.

— Да, были, — воскликнул Джеффри, — помнишь, как ты разбил себе нос, Стью? Кто-то толкнул тебя и ты ударился головой, помнишь?

— Вик толкнула, — сказал Ричард, и все рассмеялись.

— Она напоминает мне твою мать.

Гэрет не услышал, как к нему подошел отец.

Он удивленно взглянул на отца через плечо, а затем снова на сцену в саду. Кристиана, наклонившись, ласкала уши Дога.

— Ты шутишь, — ответил Гэрет, стараясь найти сходство между Кристианой и его высокой рыжеволосой матерью.

— Нет, — они внешне совсем не похожи, — сказал Мэтью, очки у него спустились на нос; он засунул небольшую книжку, которую он принес с собой, в порванный карман сюртука. — Я имею ввиду, что они похожи манерой поведения. Она также двигается между цветов в саду и смотрит на них, как на детей. У нее есть дар выращивать цветы.

— Она совсем не такая, как мама, — коротко и уверенно сказал Гэрет.

— Мне хотелось бы, чтобы это было так. Твоя мать была очень изнеженной женщиной. Когда она впервые приехала сюда, она была как заблудившийся ягненок. Первое, чему она научилась, это ухаживать за цветами и травами. Цветы разбудили что-то в ее душе также, как у нашей маленькой французской гостьи. Как мне не хочется, чтобы она уезжала.

— Она здесь чужая, — резко сказал Гэрет, — ей не хватит сил жить такой жизнью.

— Ваша мать… — начал Мэтью.

— Некоторые говорят, что наша мать тоже не была достаточно сильной, — возразил Гэрет, — если бы она была сильной деревенской женщиной, может быть, она бы сейчас была среди нас, а не лежала бы под шестью футами земли на кладбище у церкви преподобного Финкла.

Мэтью был ошеломлен, и Гэрет пожалел о своих горьких словах.

— Извини, отец, — сказал он мягко.

— О боже, — пробормотал Мэтью. Он снял с носа очки и начал протирать их испачканным носовым платком, которым, кажется, только хуже выпачкал стекла очков. — Пневмония, — добавил он, подумав, — она не выбирает, мой мальчик.

Гэрет ничего не сказал.

— А что касается всего остального, мне кажется, ты слишком резок с нашей гостьей. Остается только удивляться, почему. Мне кажется, она такая милая, с ней так приятно. И еще мне очень приятно, что кто-то снова заботится о саде моей Бэтти. Иногда мне кажется, что я поступил несправедливо по отношению к ней, когда увез ее от привычной для нее жизни и привез сюда.

Гэрету было ужасно не по себе слышать печаль в голосе отца.

— Но если бы я не привез ее сюда, моя жизнь была бы тоскливой. Я не смог бы забыть ее. По крайней мере, у меня было двадцать лет счастья, но когда она ушла, она разбила мое сердце. И я не жалею ни о чем, мой мальчик. Это лучше, чем если бы я отказался от нее.

На другом конце двора серебряным колокольчиком звенел смех Кристианы. Она смеялась над Джеффри и Стюартом, которые начали бороться из-за последних оставшихся ягод.

— Только не проливайте кровь на мои левкои, — с притворным ужасом закричала она, и они сразу прекратили драться и с преувеличенной осторожностью отошли от цветов.

— Ей это не подходит, — резко сказал Гэрет отцу, — она совсем не похожа на мать, и нет смысла вести этот душещипательный разговор.

Мэтью улыбнулся и посмотрел на Гэрета с понимающей улыбкой, что разозлило его.

— Как сказал Бард[19], любовь слепа…

— К черту Барда.

Мэтью удивленно приподнял брови и направился назад, к дому, вынув книгу из кармана и хлопая по другим карманам, в поисках вечно теряющихся очков.

— Они у тебя на лбу, — автоматически подсказал Гэрет и улыбнулся отцу, который опустил очки на нос и пошел в дом, полностью погрузившись в чтение книги.

— Тебе надо пересадить немного цветов к своему дому, — сказал Даниэль Кристиане, — чтобы ты могла там ими любоваться.

— А разве можно? А они не завянут?

— Можно, конечно. Если хочешь, я помогу тебе.

— Тебе нужно избавиться от этой лаванды, — подсказал Джеффри, — она такая вонючая, пусть лучше эти розовые цветочки растут.

— Это … — показала на розовые цветочки Кристиана, — нежные вильямсы. Нет, я очень люблю лаванду.

— Они такие вонючие, — повторил Джефф, откидывая с глаз прядь волос.

— А что сегодня никто не собирается работать, а только весь день будете пить чай?

Кристиана покраснела, услышав голос Гэрета. Она наклонилась и стала гладить собаку, боясь встретиться с ним глазами.

— Пришел чертов диктатор, — приветствовал его Ричард. — Что-то я не видел вас сегодня утром в амбаре, ваше величество.

Гэрет оставил без внимания его слова.

— Овечью шерсть надо связывать в тюки и пересчитывать, лошадей надо пасти, надо привести в порядок все расчеты по журналам.

— Он стареет, — сказал Джеффи Кристиане украдкой, — и становится таким капризным, правда?

Она с трудом заставила себя улыбнуться.

— Я займусь счетами и расчетами, — сказал Даниэль, поднимаясь и потягиваясь. — У тебя замечательный сад, Кристиана, спасибо тебе за это.

— Мы с Джеффом поедем пасти лошадей, — заявил Стюарт. — Кристиана, ты можешь ездить на лошади?

— Да, очень хорошо… в экипаже, — призналась она, и эта шутка вызвала всеобщий смех.

— Это не проблема, мы тебя потом научим. Она кивнула, натянула на руки перчатки, которые ей были велики, наклонилась и подняла садовый совок, который оставила на дорожке.

— Я займусь подсчетом шерсти, — сказал Ричард мрачным тоном, — если вы, лентяи, поможете мне увязывать ее в тюки.

— Джеффи и Стюарт согласились и, добродушно переругиваясь, покинули сад.

Перед тем, как уйти, Даниэль легко дотронулся до ее плеча. Она улыбнулась ему в ответ.

Когда братья ушли, Кристиана повернулась к заросшему сорняками уголку сада.

Она скорее почувствовала, чем услышала, что Гэрет стоит над ней, но сделала вид, что не замечает его.

Он опустился рядом с ней на колени и положил свою руку ей на руку.

— Кристиана…

— Уходи отсюда.

— Мне нужно поговорить с тобой.

— Все это ерунда. Уходи отсюда.

Он вздохнул, взял совок у нее из рук и отшвырнул его в сторону.

— Мне не нравится, что ты ругаешься.

Она взглянула на него, и у нее комок подступил к горлу. Он с такой нежностью смотрел на нее!

— Ты тоже ругаешься. Твои братья ругаются. И мне тоже хочется ругаться, и я буду ругаться. Пошел ко всем чертям, не будь педерастом, поцелуй мою задницу!…

— Я целовал, — просто сказал Гэрет, — и она была свежей и сладкой как персик.

Кристиана запнулась и не нашла, что ответить. Лицо ее загорелось, и наконец она сказала:

— Все это чепуха.

Затем она попыталась подняться на ноги. Гэрет схватил ее за руку.

— Нет, не уходи. Садись и поговори со мной.

Она села и уставилась на мох, растущий между камнями дорожки, потом взяла палку и начала его ковырять.

— Ты была девушкой, правда?

Сначала она хотела солгать, но потом передумала и кротко кивнула головой.

— Черт возьми. Почему ты не сказала мне об этом?

— А если бы сказала, это бы тебя остановило?

— Ты прекрасно знаешь, что я бы не посмел.

Она посмотрела ему в глаза и удивилась, увидев в них сдерживаемый гнев и печаль.

— Какая тебе разница? Он рассердился.

— Очень большая разница. В противоположность тому, что ты думаешь обо мне, я считаю себя честным и благородным человеком, и я никогда не совершил бы этого, если бы знал.

— А теперь ты сожалеешь о случившемся и боишься, что я заплачу и отправлюсь к твоему отцу или к Даниэлю жаловаться. И тогда ты будешь вынужден совершить благородный поступок и жениться на мне, чтобы спасти мою репутацию. Поверь мне, Гэрет Ларкин, я не собираюсь так поступать. Неужели ты в самом деле думаешь, что я соглашусь похоронить себя в этом захолустье?

Слова ее были горькими и резкими. А на самом деле она только и мечтала об этом. Когда сегодня утром она открыла глаза и увидела, что Гэрет спит с ней, а его теплые сильные руки обнимают ее, она поняла, что именно об этом мечтала. Она представила себе, как проснувшись, он нежно улыбнется ей и скажет: «Оставайся».

«Дура», — сказала она себе и с ожесточением вырвала сорняк, стараясь не смотреть в глаза Гэрета.

— Я понимаю, — тихо ответил он.

— Ну, а теперь, когда я сняла камень с твоей совести, я была бы тебе очень благодарна, если бы ты оставил меня в покое. Иди смотри за своими овцами или за чем там еще.

Он сидел, не двигаясь, некоторое время, потом встал на ноги. Тень от его высокой фигуры упала на вьющиеся плети плюща и роз.

— Как будет угодно, — сказал он. Кристиана сидела, не шевелясь, пока не услышала, что он ушел.

— Мне все равно, — прошептала она, стараясь думать о Новом Орлеане, о новых платьях и красивых богатых молодых людях, с которыми ее познакомит брат.

Но через несколько мгновений она заплакала. Глупая собака прыгала вокруг нее, стараясь достать до ее лица и слизать языком ее соленые слезы.

— Глупое животное, — сказала Кристиана, а потом обвила руками тело собаки, покрытое шелковистой шерстью, и ей стало от этого немного легче.

В течение трех долгих недель длилось нелегкое для обоих перемирие. Гэрет избегал разговора с Кристианой, она все свое время посвящала саду.

Каждое утро она просыпалась рано, вместе с пением птиц, одевалась в одно из старых платьев Виктории и спешила через зеленый луг к дому. Коровы больше не пугали ее. Она шла на кухню, где завтракала с Мэтью и его сыновьями. Она заметила, что Гэрет в это время старался отсутствовать.

Она стала замечать, что ей все больше и больше нравится Мэтью. Ей нравилось, как он здоровался с ней. Каждый день он встречал ее какими-нибудь стихами или каким-нибудь умным изречением. Он всегда говорил ей, что она очень красива и восхищался ее работой в саду.

У нее вошло в привычку стучать в дверь Мэтью и напоминать об обеде, иначе он мог забыть о еде, закопавшись в своих книгах о римских раскопках, о греческих философах, и вообще перепутать день с вечером.

Стюарт и Джеффри соорудили ей подпорки, а Даниэль показал, как направлять ветви роз, чтобы они вились по ним. Он предложил ей вырвать плющ, который переплелся с ветвями роз, но ей нравилось, как темная зелень плюща оттеняла розы, и она решила оставить все, как есть.

За последний год Кристиана выработала у себя привычку не думать ни о чем неприятном, и всегда старалась следовать этому правилу.

Теперь она старалась больше думать о саде, и к ее удивлению, он стал оживать и расцветать. Розы, которые она подкармливала и поливала, начали цвести. Они украсили каменную ограду розовыми и красными букетами. Рядом с оградой рос ярко-синий дельфиниум. Он был одного цвета с синевой летней ночи, и был такой же синий, как ее бархатная накидка, которая была у нее в Версале. Неужели это было всего лишь год назад?

Кристиана вырывала сорняки и поливала левкои, срезала высокие пионы, которые уже отцвели, и следила за Догом, потому что он очень любил валяться среди фиалок и этому занятию предавался, по крайней мере, три раза в день.

Она перестала сооружать на голове модные прически, а стала просто заплетать волосы в косу, которая спускалась по спине до талии.

С нетерпением она теперь ждала вечер, когда работы заканчивались, и все искали повод, чтобы заглянуть к ней в сад. Джеффри и Стюарт, Даниэль и Ричард восхищались буйным цветением сада, и их похвалы согревали ее.

Кристиана поняла, что шутки их были добрыми, и сама стала подшучивать над ними. Она стала все чаще смеяться и впервые, за все время после революции, почувствовала, что здесь ее любят, что здесь она своя.

Каждый вечер после ужина она возвращалась в свой кирпичный домик на опушке леса. Дог ковылял за ней, его длинные уши свисали до земли. Кристиана запирала дверь на замок и крепко засыпала.

— Она хочет пойти в церковь, — обеспокоено сказал Джеффри Стюарту. Они были в амбаре, освещенном солнцем. В лучах солнца просвечивалась пыль, которая поднималась, когда они ворошили сено.

— Черт возьми, это совсем не интересно. А ты не спросил ее, может она лучше бы пошла с нами на рыбалку.

— Да, спросил, она только засмеялась. Сказала, что на рыбалку не пойдет, а хочет в церковь, потому что время пришло.

Гэрет, точивший косу на большом точильном камне, казалось, не обращал внимания на братьев.

— Говорит, что хочет исповедаться. Наверно, это католические штучки, Стью? А может наш викарий принимать исповедь?

— А в чем ей надо исповедоваться? Что она такое сделала?

— Не собрала фиалок?

Джефф и Стюарт рассмеялись, как дураки, и Гэрет через плечо бросил на них неодобрительный взгляд. Чтобы не нагревалось во время точки лезвие косы он брызнул воды на точильный камень.

— Я не хочу идти в церковь, — заявил Стюарт, — ты отведи ее.

— Что? А ты в это время один пойдешь на рыбалку?

— Я отведу ее, — сказал Гэрет, пробуя рукой лезвие косы.

Джефф и Стюарт посмотрели на него как на ненормального.

— Она хочет пойти с кем-то из нас. Или даже с Ричардом. Если честно, Гэрет, она тебя терпеть не может.

Гэрет приподнял бровь.

— В самом деле?

— Она, конечно, этого не говорит, — поспешил заверить его Джеффри, — но каждый раз, когда ты подходишь, сразу замыкается, и становится такой, какой была, когда только приехала к нам.

— Но сейчас она совсем не такая, как раньше, — одобрительно подчеркнул Стюарт. — Она загорела, и уже больше не напоминает чертову принцессу, а больше похожа на нормального человека.

— И у нее теперь есть даже оплачиваемая работа, — добавил Джеффри.

Стюарт бросил на него предостерегающий взгляд.

— Оплачиваемая работа? Правда? И где же такое может быть? — спросил Гэрет. Голос его звучал более резко, чем ему хотелось бы. Джефф занервничал.

— Что где? — спросил Джеффри, прикидываясь, что не понимает.

— Оплачиваемая работа, идиот.

— Я ничего об этом не знаю, — солгал Джефф веселым голосом.

— Нет, правда, он ничего об этом не знает. Не беспокойся о ней, Гэрет. Если она захочет пойти в церковь, думаю, что Даниэль может проводить ее. Он ей очень нравится. Они все время уединяются и болтают о чем-то.

Гэрету стало не по себе.

— В самом деле?

— Да. Они все время секретничают, как воры. Миссис Хэттон говорит, что может быть Даниэль женится на ней, и тогда она сможет остаться.

— Черта с два он на ней женится! — взорвался Гэрет. Его слова прозвучали очень громко в тишине амбара.

Братья удивленно посмотрели на него.

— Это ерунда, Гэрет. Я провожу ее в церковь, если она захочет.

— Я тоже могу ее проводить, — сказал Стюарт. — Кому нужна эта рыбалка?

— Тебе нужна, — ответил Джефф со смущенным видом.

— Вы оба пойдете на рыбалку, — сказал Гэрет тоном, не допускающим возражений. — Я провожу Кристиану в церковь, если она захочет туда пойти.

Гэрет вышел из амбара, а Джефф и Стюарт обменялись обеспокоенными взглядами.

— Кажется он сошел с ума. Что ты думаешь об этом?

— Он считает себя чертовым королем, — ответил Стюарт, отбрасывая волосы так, как это делает Гэрет.

Они рассмеялись и решили пойти на рыбалку.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Церковь оказалась совсем не такой, какой ее ожидала увидеть Кристиана.

Во-первых, она надеялась, что Стюарт или Джеффри проводят ее в церковь, а вместо них у главных ворот ее ждал Гэрет, который выглядел скованно в новом сюртуке. Его густые волосы были гладко зачесаны и аккуратно связаны на шее. Кристиана чуть было не передумала идти, но у нее не было другого выхода.

Она так тщательно одевалась, что вдруг почувствовала себя смешной в своей широкополой розовой шляпке, которая закрывала ей глаза. Ее широкое пышное платье развевалось, приоткрывая атласные туфельки.

Они шли пешком две утомительные мили и молчали. Нельзя сказать, что совсем молчали, но их разговор свелся к сдержанному обсуждению погоды и других подобных глупых вещей.

Церковь тоже была не такой, какой представляла ее себе Кристиана. Не было никакой мессы, никакого прославления Бога, никаких других знакомых восхвалений, не было мистического звона колоколов.

Она вспомнила, как в последний раз была в церкви с Артуа. Он ходил в церковь только тогда, когда там исполнялась особенно хорошая музыка. Они сидели под золочеными сводчатыми потолками и слушали хор, состоящий из двухсот сильных высоких и низких голосов, которые наполняли огромный собор такими прекрасными и магическими звуками, что казалось, что они уже попали в рай.

А сейчас она сидела в маленькой каменной церкви только с двумя узкими окнами рядом с молчаливым мужчиной, с которым она спала, и который теперь держится с ней, как с чужой.

Все пришедшие в этот день в церковь обитатели окрестностей вытягивали шеи, чтобы лучше рассмотреть новую родственницу Ларкиных, а также Гэрета Ларкина, чье появление в церкви тоже было явлением необычным.

Да, Джеффри и Стюарт были совершенно правы. Преподобный отец Финкл оказался старым болтуном. Гэрет сообщил ей по дороге сюда, что английские священники не исповедуют прихожан. Это вызвало у нее такое же раздражение, как фальшивая нота в церковном хоре.

Она наблюдала за викарием, за его худым страдальческим лицом и попыталась представить себе, как бы она сказала ему: «Отче, простите меня, я перерезала горло человеку». Нет, она не смогла бы ему исповедаться. Он, наверное, упал бы в обморок от ее признания.

Это было совсем не то, что ей хотелось. А ей хотелось, чтобы была привычная для нее процедура, чтобы было таинство исповеди. Ей хотелось во время исповеди снять с себя груз и получить отпущение грехов, когда священник говорит: «Pax tecum, пусть будет мир с тобой».

Она стала смотреть на цветные стекла окон и чувствовала себя словно ребенок, которому не разрешают вертеться. Она попыталась прочитать про себя литанию[20] Пресвятой Деве, но не смогла вспомнить текст. Она забыла слова «исцеление больных» и «прощение грешников» шли до или после слов «врата рая» и «утренняя звезда».

А кроме того, бесконечное повторение слов «Непорочная дева Мария», «чистая незапятнанная матерь Божия» только портили ей настроение.

Кристиана почувствовала большое облегчение, когда служба закончилась. Она быстро направилась к двери мимо любопытных взглядов местных прихожан, даже не глядя, идет Гэрет за ней или нет.

— Ну и что? — спросил весело Гэрет. — Я это называю потерей времени. Пропало такое прекрасное утро. Он поравнялся с ней и зашагал рядом. Кристиана взглянула на пего.

— Тогда почему ты пошел?

— А почему ты пошла? — спокойно спросил он. Она задумалась на мгновение, пока они шли по пыльной дороге в тени деревьев.

— Я думала, что от этого мне станет легче. Я думала, что викарий заменит мне священника. Я думала, что смогу исповедаться, и что Бог может простить меня.

Гэрет тихо рассмеялся. Он уже снял галстук и парадный сюртук и нес их небрежно через плечо.

— Ну и простил тебя Бог?

— Не будь таким глупым, — ответила Кристиана, — я даже не исповедовалась. Этот старый болтун совсем не похож на настоящего священника.

Гэрет снова замолчал. Они молча шли по дороге, каждый со своими мыслями.

— Мне кажется, я больше не верю в Бога, — вдруг сказала Кристиана.

— Здесь наши пути разошлись, — весело ответил Гэрет, ямочка заиграла у него на щеке, — потому что я совершенно определенно верю в бога.

— Не шути, когда я богохульствую.

— Я не шучу. Ни капельки. Но мне совсем не нужно, чтобы какой-то человек в церковной одежде исповедовал меня и я, конечно, совсем не верю, что рядом со старым Финклем стоит Бог.

Кристиана пристально посмотрела на него.

— А где же еще искать Бога, если не в церкви? Гэрет улыбнулся ей.

— Я думаю, Бог в самой земле. И доказательством является уже то, что солнце всходит и заходит, что звезды светят на небе, что каждую весну просыпается природа и все начинает расти. Каждый маленький цветок в твоем саду — это своего рода чудо. Есть ли на свете что-нибудь такое, чего не могла бы дать земля? По-моему, это самое настоящее доказательство существования Бога.

Кристиана задумалась.

— В этом есть смысл, — согласилась она.

— Ты подумай хорошенько, есть ли что-нибудь на свете, в чем ты очень нуждаешься и чего у тебя нет? Я, конечно, не имею в виду твое желание иметь двадцать платьев или горничных, которые готовили бы тебе ванну, подавали шелковые веера и всякую прочую чушь. Есть ли у тебя что-нибудь такое, что ты потеряла и без чего ты не можешь жить?

Она надолго задумалась.

— Наверное, нет. Но мне хотелось бы… Мне хотелось бы вернуть свою скрипку, — она взглянула на Гэрета, не смеется ли он над ней. — Я очень скучаю по музыке.

— Ты умеешь петь, я слышал, как ты поешь в саду.

— Какой ужас! — воскликнула смущенная Кристиана.

— У тебя красивый голос, — заверил ее Гэрет, Кристиана остановилась, следя глазами за жаворонком, парящим в просторном голубом небе.

— Это не одно и то же. У меня была прекрасная скрипка. Она издавала такие совершенные звуки, словно это было пение ангелов…

— Ты выращиваешь прекрасные цветы, — продолжал Гэрет.

Странно, но это так ее обрадовало, что она сразу забыла о своей скрипке.

— Правда? Ты так думаешь? Ты видел, как хорошо все стало расти? Скоро должны расцвести тюльпаны. Я не могу дождаться, когда они расцветут. Интересно, какие они будут; красные, белые или разноцветные? И розы растут очень хорошо. Они нравятся даже миссис Хэттон. На следующий год они будут еще лучше.

— На следующий год, — тихо сказал Гэрет, — тебя здесь не будет, а сад опять весь зарастет сорняками.

У Кристианы все похолодело внутри. Она сделала слабую попытку улыбнуться.

— Интересно, какие цветы растут в Новом Орлеане? Ты не знаешь?

Гэрет пожал плечами.

Это правда, — вдруг резко спросил он, — что ты собираешься работать в «Разбитой Чаше»?

— Да. Я думаю, приятно иметь немного своих денег.

— Мне не нравится эта идея. Кристиана пожала плечами.

— Если бы я был твоим… братом, я бы запретил тебе.

— Но ты им не являешься. Ты мне не брат, не отец, не любовник, поэтому у тебя нет никакого права запрещать мне.

— Разве мы не были с тобой вместе? Кристиана вспыхнула от неожиданного оборота, который принял разговор.

— Послушай, Кристиана, тебе в самом деле не следует там работать. Это плохая затея. Это не совсем приличное место.

Кристиана тряхнула головой.

— К твоему сведению, я там уже была. Не такое уж это ужасное место.

Гэрет был настолько поражен, что она рассмеялась.

— Не может быть. Я не верю. Когда это могло быть?

— Ричард и Стюард взяли меня с собой, мы навестили Полли, и я познакомилась с мистером Таббсом. Знаешь, он владелец пивной.

— Я прекрасно знаю, кто такой Таббс, — нетерпеливо сказал Гэрет.

— Как сказал бы Даниэль : Таково мое решение, и споры закончены.

— Не надо мне цитировать моего брата. Мне это совершенно не нужно. А по этому поводу, что говорит Даниэль?

— Так мне цитировать его или нет?

Кристиана никогда не видела Гэрета таким взволнованным, и она почувствовала, что это доставляет ей большое удовольствие.

— Не могу поверить, что Ричард и Стюарт взяли тебя с собой в «Разбитую Чащу», — продолжал он, как будто не слыша, что она ему сказала. Они должны были подумать прежде, чем так поступать.

— Они не хотели, но я их уговорила, — призналась Кристиана.

— Я в этом не сомневаюсь, — Гэрет был явно недоволен. — Меня только удивляет, что Даниэль и Джеффри не пошли с вами.

— Они бы пошли, — Кристиана едва сдерживала смех, — но ты и Даниэль учили Джеффри, как вести бухгалтерские книги.

Гэрет остановился посреди дороги, глядя на нее, как будто пришел конец света.

— Черт возьми! — взорвался Гэрет, и Кристиана чуть не подпрыгнула.

Он сошел на край дороги и ударил ногой по дереву, отступил, оглянулся кругом и снова стал бить ногой по дереву.

— Все говорят, что ты такой благоразумный и спокойный, а я теперь так не думаю.

— Да, я был таким, — закричал Гэрет. — Я был спокойным всю мою чертову жизнь! А знаешь, почему? Я тебе скажу почему! Потому что раньше тебя не было здесь, ты здесь не расхаживала с гордым видом, доставляя всем беспокойство. Вот почему!

Кристиана поправила шелковые розовые ленты, что свисали с ее шляпы, ожидая, когда он прекратит кричать. Ей пришло в голову, что если бы это случилось месяц назад, его гнев страшно напугал бы ее, но сейчас он больше смешил, чем пугал.

— И что я теперь должен делать? — продолжал он. — Ты околдовала моего отца, околдовала мою собаку. Мои братья теперь лгут мне, только чтобы угодить твоим эгоистическим капризам. А что хуже всего, они по полдня торчат в твоем саду, разглядывая твои цветы.

— Нет, это не правда.

— Как куча ленивых дураков. А твой чертов брат увез мою сестру на другой конец света, чтобы их там живьем съели краснокожие дикари.

— Сейчас ты говоришь так же, как миссис Хэттон, — заметила Кристиана, стараясь не улыбаться. Но она не могла отказать себе в удовольствии снова подколоть его. — А кроме того, все твои «чертово то», «чертово это» объясняются тем, как считает Джеффри, что характер твой портится в связи с тем, что ты стареешь.

— Мне тридцать, — закричал Гэрет, — и характер у меня нормальный!

Он остановился и перевел дыхание. Когда он снова заговорил, голос его был низким и спокойным.

— У меня нормальный характер, и я не стар.

— Как сказал бы Даниэль… — начала Кристиана, но Гэрет резко оборвал ее.

— Если ты сейчас начнешь мне цитировать этих чертовых древних римлян, я не отвечаю за свои действия.

Кристиана хотела засмеяться, но решила сдержаться. Она красноречиво пожала плечами и пошла дальше. Гэрет догнал ее и зашагал рядом с ней.

— А что касается миссис Хэттон, — сказал он своим обычным спокойным голосом, — Джеффри и Стюарт говорят, что она слышит звон свадебных колоколов.

Кристиана вскинула брови.

— Как это? — не понимая, спросила она.

— Ну это у нас есть такое выражение, это значит, что она надеется, что ты и Даниэль скоро поженитесь.

Кристиана взглянула на Гэрета, чтобы убедиться, что он не смеется над ней. Но он не шутил.

— Как такая идея могла прийти ей в голову?

— Я думал, ты лучше знаешь. Джеффри и Стью говорили мне, что вы все время секретничаете, как воры.

— Даниэль добр ко мне. Я могу обо всем с ним поговорить. Вот и все.

— И о чем же вы с ним разговариваете?

«О Франции, — ответила она про себя. — О том, что чувствуешь, когда убиваешь человека, в то время, как брат этого человека стоит за дверью и смеется над тобой. Об этих вещах я не могу говорить с тобой. Я боюсь, что ты станешь презирать меня».

— Да так, обо всем, — неопределенно пожала она плечами.

— А что Даниэль думает о «Разбитой Чаше»?

— Он считает, что очень хорошо, что теперь у меня есть подруга, и что мне пойдет на пользу общение с Полли.

Гэрет сердито засмеялся.

— Я так не считаю. Полли… немного свободно ведет себя со своими поклонниками. Мне бы не хотелось, чтобы ты переняла ее привычки.

Кристиана приподняла брови и посмотрела на Гэрета тем холодным взглядом, который выводил из себя маркизу Пьерфит.

— И ты еще называл меня снобом! Как смеешь ты критиковать Полли. Да это просто детские шутки по сравнению с тем, что я узнала от тебя.

Эти слова заставили Гэрета задуматься. Кристиана была этим очень довольна. Она взглянула на дорогу и увидела Дога, ковыляющего им навстречу. Он радостно вилял хвостом и с глупым видом свесил язык.

— А что касается «Разбитой Чаши», то — мир вокруг нас меняется, и мы меняемся вместе с ним.

Она поспешила к Догу, который опрокинулся на пыльную дорогу и бил хвостом.

— Я ненавижу эту чертову латынь, — устало сказал Гэрет. — Послушай, Кристиана, — позвал он, но она не слушала его, гладя Дога по животу и ласково разговаривая с ним, как обычно женщины разговаривают с животными.

Она не обращала на него внимания пока его тень не упала на нее.

— Я не шучу. Я не хочу изображать из себя тирана, но я не перенесу, если ты станешь работать в «Разбитой Чаще».

Она подняла голову и, сурово сдвинув брови, бросила на него строгий взгляд из-под полей шляпы.

— Ты сам себе противоречишь. Ты говоришь, что у тебя хороший характер, а сам кричишь на меня, Ты говоришь, что ты не тиран, а сам отдаешь мне приказы. У тебя нет никаких прав на это.

— Нет, есть права, черт возьми!

— Нет их у тебя, черт возьми! Ты снова начинаешь этот разговор.

Дог, лежа на пыльной дороге, тревожно переводил взгляд с Гэрета на Кристиану и обратно.

Кристиана поднялась на ноги и вздохнула.

— Послушай меня, Гэрет Ларкин. Как бы ты чувствовал себя, если бы ты проснулся однажды утром, а фермы твоей нет? Овцы, коровы, куры — все исчезло, все, до последнего камешка.

— Я тебя не понимаю.

— Потому, что я еще не закончила. Потерпи и послушай. Предположим, это случилось. А затем представь, что твой брат Ричард или Даниэль, неважно кто, отвез тебя куда-то в совсем незнакомое и непривычное для тебя место. Предположим, они отвезли тебя ко двору короля Георга и оставили там. И сказали бы тебе: «Вот, Гэрет, теперь ты будешь жить здесь».

— Я бы сбежал, а может быть, еще отлупил бы их по их задницам.

Кристиана вскинула руки кверху.

— Ты меня не слушаешь, Гэрет. А что если бы было невозможно уехать оттуда? И ты вынужден бы был там оставаться. Каждый день тебе пришлось бы общаться с политиками и послами, быть свидетелем всяческих интриг, и ты совершенно не понимал бы, чего от тебя хотят и что ты должен делать. А все смотрели бы на тебя и говорили: «Он чужой, он совершенно бесполезен. Он зависит от нашей доброты. На него просто приятно смотреть вот и все».

Некоторое время Гэрет молча смотрел на Кристиану. Щеки ее порозовели, глаза сверкали.

— А потом вдруг кто-то говорит тебе, — продолжала она, — что есть что-то, что ты можешь делать, что-то, что поможет тебе не чувствовать себя чужим. Ты можешь уже выше держать голову, ты почувствовал, что ты на что-то способен. Ты бы позволил кому-нибудь запретить тебе заняться этим?

Она ощетинилась, как сердитый котенок.

— Да, наверное, не позволил бы, — признался он. Гэрет сел напротив нее у дороги и взял ее за руку.

— Кристиана, ты неверно меня поняла. Я совсем не хочу, чтобы ты чувствовала себя так, как будто у тебя ничего нет. Я совсем не хочу, чтобы ты чувствовала себя бедной родственницей. Я просто беспокоюсь о тебе и о твоей безопасности. Что, если ты пойдешь домой, и за тобой увяжется какой-нибудь пьяный ублюдок. Сможешь ты защитить себя?

Она вздрогнула, губы ее крепко сжались.

— Ты не сможешь, моя милая. Ты маленькая и нежная, как ягненок. Я бы никогда не простил себя, если бы с тобой что-нибудь случилось.

Она отвернулась от него и смотрела на зеленые холмы. Лицо ее было спокойным, ничего не выражающим. Что-то непонятное мелькнуло в ее глазах, и Гэрету показалось, что она чуть не заплакала.

— Ты ведешь себя не честно со мной, — тихо сказала она. — Мне лучше, когда ты кричишь и бегаешь от злости кругами. Вместо этого ты называешь меня «милой» и говоришь со мной так, как будто ты мой возлюбленный. Это несправедливо.

Она убрала свою руку и поправила розовую ленту на своей шляпке.

— Это справедливо. И я твой возлюбленный, если быть честным.

— Нет, ты не мой возлюбленный! Он приподнял брови.

— А как еще это можно назвать, Кристиана? Как ты относишься к тому, что у нас было? Я целовал тебя, я держал тебя в своих объятиях, я занимался с тобой любовью. Ты сама позвала меня к себе, ты сама обнимала меня, я вошел в твое тело, и отдал тебе свое семя. И ты спала рядом с моим сердцем. Разве после этого я не стал твоим возлюбленным?

— Нет, не стал, — щеки ее покрылись красными пятнами, слезы дрожали у нее на ресницах. — Это означает, что ты только один раз и, по твоим словам против твоего желания, переспал со мной. Люди часто этим занимаются, животные тоже могут это. А возлюбленный — это совсем другое.

— Что же? — тихо спросил Гэрет.

— Возлюбленный, это тот человек, которому ты нравишься, который мечтает о тебе, который все время хочет быть с тобой, который ценит тебя. Это тот, кто восхищается тобой и говорит о тебе. Тот не возлюбленный, кто раз переспал с тобой и думает, что после этого можно от тебя избавиться.

В ее словах звучали печаль, горечь и обида.

Гэрет подошел к ней, повернул ее лицом к себя и взял за подбородок. Солнце отражалось в слезинках, дрожащих у нее на ресницах.

— Послушай меня, Кристиана. И подумай. Ты мне очень нравишься. Очень нравишься. И я восхищаюсь тобой. И не только потому, что ты красива, хотя ты действительно прекрасна. Я восхищаюсь теми усилиями, которые ты предпринимаешь, чтобы приспособиться к нашей жизни, восхищаюсь той заботой, которую ты проявляешь к отцу и к остальным. А что касается того, что я хочу от тебя избавиться, это совсем не так. Черт возьми, девочка моя, неужели ты думаешь, что одного раза для меня достаточно? Если бы это зависело только от меня, я бы вернул тебя назад в наш дом и в мою постель и занимался бы с тобой любовью каждую ночь всеми известными мне способами.

Она сидела совершенно неподвижно, глядя на него круглыми глазами. Легкий ветерок шевелил ленты ее шляпы и листья дерева над ними.

— И если ты считаешь, что тебе необходимо работать в «Разбитой Чаше», пожалуйста, работай. Попробуй. Но я буду приходить туда каждый вечер, чтобы проводить тебя домой. Я не позволю тебе одной по ночам бродить по дорогам. Ты меня слышишь?

Ее рука задрожала в его руке, и она кивнула головой.

— Спасибо тебе, Гэрет, — тихо сказала она. — Спасибо тебе большое. Для меня это очень много значит.

— Не понимаю, почему, — тихо засмеялся он.

— Правда, это важно. Я так хочу быть похожей на вас. Я хочу быть независимой и уметь постоять за себя. Так ужасно чувствовать себя одинокой и покинутой, чувствовать, что ты не такая как все. Иногда я себя чувствую так, как будто я живу сама по себе никому не принадлежа.

— Ты принадлежишь нам.

Она посмотрела на него с выражением боли и любопытства, как будто не веря ему.

— Ты принадлежишь нам, — повторил он, приблизившись к ней. Он притянул ее к себе, крепко прижимая к своей груди.

Некоторое время она сопротивлялась, плечи ее были напряжены и неподатливы его рукам, но потом она тихо вздохнула, обвила руками его шею и повернула к нему свое лицо.

Он нежно поцеловал ее. Губы его касались теплой нежной шелковистой кожи ее щек, лба, век, где еще дрожали на ресницах ее соленые слезы.

Когда губы их встретились, она издала гортанный звук, тело ее, казалось, таяло от соприкосновения с ним и становилось горячим, как теплое, яркое весеннее солнце.

Они отпрянули друг от друга, когда Дог начал отчаянно лаять и просовывать голову между ними, взобравшись на колени к Кристиане.

— Глупое животное, — пробормотал Гэрет, шлепнув его любя.

Кристиана засмеялась и взглянула на него затуманеным взором.

— Пошли, Гэрет, он напоминает нам, чтобы мы не забывали о своей репутации. Мы шокировали его тем, что сидим и целуемся на дороге.

— К черту репутацию, — сказал он, но сразу поднялся и протянул Кристиане руку, помогая ей встать на ноги.

— Шокирующее поведение, — подтрунил он над ней, — для благородной женщины из хорошей семьи?

— Но как раз именно то, чего можно ждать от девушки, работающей в баре, — возразила она, покраснев, и поправляя шляпу, которая съехала ей на спину.

Гэрет взял в руки один из ее густых локонов, лаская его пальцами, затем рука его скользнула по ее груди.

— Мне очень нравится эта девушка из бара. Может быть тебе лучше попросить Даниэля проводить сегодня домой. Это будет безопаснее. Длинная прогулка под ночными звездами по безлюдной дороге может оказаться слишком возбуждающей, моя милая.

Она засмеялась и весело посмотрела на него.

— Думаю, мне стоит рискнуть, Гэрет Ларкин, как говорили наши римские друзья…

— Не надо, — закричал он с тревогой в глазах, — что бы там они не говорили, скажи на нашем простом и родном английском языке. Даниэль поступает плохо, и я не хочу, чтобы ты перенимала его дурные привычки.

Она громко рассмеялась на его мольбу, но ничего не сказала, и они молча продолжали свой путь через луг к дому.

Впервые за эти дни они чувствовали себя уютно в обществе друг друга и смотрели друг на друга нежными восхищенными глазами.

— Наконец-то ты пришла, — закричала Полли. Ее лицо, усеянное веснушками, светилось радостной улыбкой. — Подожди минуточку, сейчас я покажу тебе, с чего нужно начинать.

Кристиана развязала ленты своей шляпки, наблюдая, как Полли ловко двигается в переполненной пивной. Ее сильные руки были заняты тяжелыми пивными кружками.

В пивной было душно. Воздух был наполнен кисловатым запахом эля и жареного мяса. Столики были заняты местными фермерами, которые, независимо от того, было это воскресенье или нет, собирались в таверне каждый вечер. Они вели разговоры о видах на урожай, о выращивании овец, а также обсуждали цены, которые предлагали лондонские торговцы.

Низкий смех Полли раздавался все время. Она двигалась по комнате, кокетливо улыбаясь одному, шлепая по руке другого и захватывая пустые кружки с освободившегося столика на обратном пути.

— Видишь, как это нужно делать, — провозгласила она, подойдя к Кристиане. — Сначала спроси, что они хотят заказать, затем иди к Таббсу, получи от него это и возвращайся к ним. Все довольно просто. И не позволяй никому цепляться к тебе.

Кристиана засмеялась вместе с Полли.

— А что делать, если они будут цепляться? — спросила она.

— Зови меня, — объяснила Полли, — и, если я не смогу вышвырнуть его отсюда, это сделает Таббс.

Она снова засмеялась и предложила Кристиане фартук.

— Сегодня мы постараемся закрыться пораньше, — добавила она, — чтобы можно было часик отдохнуть. Может быть нам самим удастся выпить пинту или две.

Кристиане совсем не нравился эль, но она не стала этого говорить.

— Бери столики отсюда до стены, — инструктировала ее Полли. — Сегодня ты начнешь, а постепенно освоишься.

Кристиана решила, что с работой она справится. Местные фермеры относились добродушно и терпеливо к ее медлительности.

— Это Кристиана; что живет у Ларкиных, — говорили они, представляя ее вновь пришедшим. И местные фермеры уважительно кивали головами, спрашивали о здоровье Мэтью и его сыновей и с восхищением отзывались о ферме.

— Никогда раньше у нас не было такого хорошего фермера, как Гэрет, — говорил один старик, — таким сыном любой мог бы гордиться. У этого парня все в руках горит. Если он бросит в грязь лошадиный помет, у него и он взойдет.

— У тебя хорошо получается, — прокомментировала Полли, передавая ей несколько тарелок с горячими блюдами. — Ты стала крепче по сравнению с тем днем, когда я впервые тебя увидела. Ты чертовски хороший работник.

Эти слова одобрения и веселая улыбка Полли согрели ее.

«Я могу работать, — подумала она, — я не беспомощна».

Кристиана засмеялась, увидев, как Полли столкнула одного парня со стула, когда он схватил ее руками за талию.

— Вот как, — весело бросила ей Полли через плечо, как будто вся сцена была разыграна ради Кристианы. Никому не позволяй лапать себя.

— Никто бы и не посмел, прокомментировал Таббс, наполняя три большие оловянные кружки и подавая их через стойку бара Кристиане. — Ты из Ларкиных, и никто из нашей округи не захотел бы связываться с братьями. Эти ребята обожают тебя, это действительно так. Ты бы послушала, когда они приходят. Только и слышишь: «Кристиана сделала это, Кристиана сделала то». Я не ожидал, что вы придете работать после того, как Полли привела вас сюда в первый раз.

Кристиана смотрела на него во все глаза, и теплое благодарное чувство наполнило ее.

— Это правда? — удивленно спросила она. Сначала она не поняла, почему эти слова наполнили ее счастьем, но потом осознала, что впервые за свои двадцать лет почувствовала себя членом семьи.

Самые веселые и шумные посетители таверны запели свои любимые застольные песни, и неожиданно для себя она подхватила последний куплет. Ее приятное сопрано заполнило таверну. Одобрительный смех и свист приветствовали ее, когда она закончила петь и засмеялась от удовольствия.

— Это Кристиана из семьи Ларкиных, — услышала она чьи-то слова, и они наполнили ее радостью.

Они с Полли стояли у стойки бара и отдыхали. У них был небольшой «передых», как сказала Полли. Вдруг двери таверны распахнулись, и в пивную вошли новые посетители.

— Черт возьми, — проворчала Полли, — только этого нам и не хватало.

Кристиана с любопытством разглядывала вновь пришедших, их было трое. Один из них, молодой джентльмен, был модно одет. Такого, отметила Кристиана, можно было вполне встретить на улицах Лондона или Парижа. Его слуга был одет во что-то темное. Третий — аристократического вида молодой человек-в модно причесанном парике и тщательно завязанном галстуке.

— Кто это? — спросила Кристиана, удивляясь неодобрительному восклицанию Полли.

— Тот, с каштановыми волосами в синем сюртуке, господин Джайлз, старший сын сквайра Торнли, а строит из себя чертова лорда. Второго парня я не знаю, но видно, что он очень высокого о себе мнения. Эти молодые лорды считают забавным для себя пообщаться иногда с простыми крестьянами, глядя на них свысока, — Полли грустно улыбнулась Кристиане. — Я всегда мечтала, что однажды какой-нибудь важный лорд войдет сюда, только раз глянет на меня, сразу влюбится и увезет меня отсюда, сделав своей возлюбленной. Но дело в том, что большинство из них противные и наглые молокососы, как эти.

Кристиана снова взглянула на джентльменов, которые усаживались в это время за стол. Их слуга смахивал со стола белым носовым платком воображаемую пыль, при этом он брезгливо морщился.

— Как будто этот чертов стол недостаточно чист, — сказала Полли с отвращением, — я обслужу их, если хочешь.

Кристиана хотела сказать Полли, что она и сама могла бы их обслужить, но Полли уже направилась к ним и резким голосом спросила, чего они желают.

Молодой человек с каштановыми волосами презрительно посмотрел на Полли.

— Начнем с того, Полли, что мне хотелось, чтобы нас обслуживала новая девушка. Мы уже сыты тобой по горло.

Слова его были грубыми и оскорбительными, они имели двойной смысл, и от этого щеки Кристианы загорелись. Итак, это был сын сквайра, которого Даниэль обучал латыни, готовил его к поступлению в университет. Даниэль был прав, называя его высокомерным отродьем.

Он с интересом разглядывал Кристиану.

— Подойди сюда, девушка.

Кристиана набрала воздуха, чтобы успокоить дыхание, и подошла к столу, высоко подняв нос.

— Ты недавно живешь здесь в деревне, не так ли, — требовательно спросил высокомерный молодой человек.

— Да, недавно, — гордо ответила она, — я живу здесь у родственников, пока не перееду в Новый Орлеан к своей семье.

Молодой человек был удивлен.

— Ты француженка, не так ли, девушка?

Слово «девушка» звучало очень неприятно, как показалось Кристиане, особенно, если его произносят таким высокомерным тоном.

— Должно быть, это маленький лягушонок[21], который живет у моего учителя латыни, — объяснил Джайлз Торнли своему другу. — Я слышал об этом.

Он снова повернулся к Кристиане, и ей захотелось залепить пощечину по его высокомерной физиономии.

— Таких, как ты сейчас много в графстве Эшби, в старом поместье Ношлай. Там сейчас мадам Альфор и другие.

У Кристианы перехватило дыхание.

— Мадам Альфор? Я знаю ее. Она здесь? В Англии? А другие? — сердце ее учащенно забилось. — А кто еще там есть? Вы не знаете их фамилий?

Молодой человек откинулся на спинку стула, глаза его светились интересом.

— Может быть и знаю, — признался он. Кристиане хотелось затрясти его, чтобы он быстрее назвал известные ему имена.

— Ну же! Кто именно?

Он улыбнулся своему другу, которого явно забавляло происходившее.

— Мне кажется, что мы можем заключить сделку: я назову тебе фамилии лягушатников, в поместье Ношлай…. а ты согласишься сегодня ночью согреть мою постель, девушка.

Кристиана замерла. Гнев охватил ее. В таверне стало тихо.

— Пастарайтесь запомнить, сэр, — сказала она ледяным тоном, — что мой титул не «девушка»: Я сестра маркиза Сен Себастьяна. Когда вы обращаетесь к тем, кто выше вас по происхождению, вы должны называть титул. Пожалуй, вас еще следует учить манерам, также, как вас учат латыни.

Джайлз Торнли покраснел от злости, а где-то в углу таверны раздался громкий презрительный смех.

— Ты дерзкая маленькая сучка, — начал Джайлз.

Кристиана очень спокойно взялась за спинку стула, на котором он сидел, выдернула стул из-под него, и молодой человек свалился на пол. Кристиана видела, как это делала Полли сегодня вечером.

Она повернулась спиной к нему и спокойно направилась прочь. Но оскорбленный Торнли, вскочив на ноги, бросился к ней и схватил ее за руку, не давая уйти.

— Как ты посмела? — выпалил он. — Как ты посмела? Я сделаю так, что это заведение закроют! Если ты еще раз позволишь себе такое, я сотру тебя в порошок! Ты грязная наглая маленькая сучка…

— Ни слова больше, Торнли.

Кристиана оглянулась и увидела позади себя Гэрета. Глаза его холодно сверкали, губы были плотно сжаты.

— Убери руку, не то я снесу твою высокомерную башку с твоих плеч. — Голос его был спокойным и чистым, и не было никаких сомнений в том, что он исполнит то, что обещает.

Джайлз не пошевелился. Глаза его сузились, желваки играли на скулах.

— Я это сделаю, — очень тихо сказал Гэрет, — и скажи своему другу денди, чтобы он убрал свою шпагу. Вас здесь только двое, а в этой таверне нет ни одного, кто не стал бы на мою сторону.

Кристиана стояла, не шевелясь, пока Джайлз не отпустил ее руку. Она быстро отошла в сторону, сердце ее громко стучало в тишине таверны.

— Убирайся отсюда, — сказал Гэрет Джайлзу, — и забудь о том молодом жеребце, которого я тебе собирался продать. Держись подальше от нашей фермы и от нашей Кристианы.

Джайлз оглянулся на присутствующих в пивной. Его встретили холодные взгляды местных деревенских жителей и фермеров.

— Я тебя знаю, — заявил он, — и я тебе этого не забуду.

— Очень хорошо, — ответил Гэрет любезным тоном, — постараемся и мы, чтобы ты этого не забыл.

— Я получила отставку, как выразилась Полли, — сообщила Кристиана Гэрету, который ждал ее верхом на лошади в глубине двора таверны.

— Кажется, ты расстроена, — удивленно заметил Гэрет.

— Так и есть. Было весело. Все так хорошо ко мне относились, и мне казалось, что я такая, как все, что у меня теперь есть свое место.

Гэрет молчал некоторое время, потом наклонился и взял ее руку в свою.

— У тебя есть свое место, Кристиана. Поехали домой.

Она подняла голову и посмотрела, как лунный свет играет в его волосах, освещая четкие линии его смелого лица.

Он поднял ее и удобно посадил на лошадь впереди себя. Его сильные руки обвились вокруг нее, его длинные ноги касались ее ног.

Он уверенно направил лошадь по темной дороге, и через несколько мгновений Кристиана, преодолев смущение, прислонилась спиной к его теплому сильному телу. Она вдыхала запах его кожи и прислушивалась к стуку его сердца.

— Спасибо тебе за то, что остановил Джайлза. Я действительно испугалась.

— Правда? По твоему виду этого не скажешь.

— Может быть я действительно не подхожу для работы в таверне, — призналась она.

— Да, это так, — согласился Гэрет.

Некоторое время они молча ехали верхом. Кристиана старалась не думать о близости Гэрета, о том, что руки его обнимают ее, что его сильные бедра прижимаются к ее ногам.

Но это было невозможно.

Она чувствовала, что для него это тоже было пыткой, потому что через несколько минут он тяжело вздохнул и коснулся губами нежного изгиба ее шеи, и она с готовностью повернулась к нему.

Тогда Гэрет остановил лошадь и повел ее в темноту деревьев. Кристиана пошла с желанием. Она отвечала на его жаркие поцелуи и ласки со страстью, которая потрясла ее.

— Я хочу тебя, — прошептала она, когда почувствовала, как его длинное твердое тело входит в нее. Когда же он содрогнулся, достигнув предела, и тяжело опустился на нее, она почувствовала радость и торжество, каких никогда не испытывала раньше.