Глава 8

Войдя в квартиру, я увидела бедность: грустную, тоскливую и безысходную. Здесь было чисто, стояла вся необходимая мебель, на полках книги, на полу ковёр, на стенах обои. Всё есть, но также есть ощущение, что если всё это выбросить, квартира вздохнёт с облегчением.

Мне сразу вспомнился отчий дом в Горловке и мать, смотрящая на меня с укором:

— Слава, я всю жизнь горбатилась, чтобы всё это купить, а ты предлагаешь выбросить, потому что немодно? У себя будешь порядки наводить, а мой дом не трогай.

Она тогда так и не разрешила помочь с ремонтом, как я предлагала. Сразу после замужества я часто ездила в родную деревню, но с каждой поездкой понимала, что всё сильнее отдаляюсь от родных. Мама принимала, улыбалась, но я чувствовала, что она будто мне завидует, хотя вслух никогда этого не высказывала.

Все мои новости, о которых я рассказывала, приезжая в гости, воспринимались всегда снисходительно. Она будто с высоты своих прожитых лет оценивала мой короткий полёт и, не увидев, как я приземляюсь, сразу ставила на мне крест. Сначала мне хотелось как-то доказать, что я достойна хотя бы похвалы в свою сторону, потом я пыталась купить её расположение, заваливая дорогими подарками, но пропасть между нами росла очень быстро.

В конце концов, я плюнула, смирилась и лишь по праздникам ненадолго приезжала проведать родителей вместе с мужем. Серж всегда спешил, долго засиживаться времени не было, а мне так было даже лучше. Подарок на входе, быстрый чай с привезёнными с собой сладостями и скорое прощание, потому что пора.

Сейчас стоя в коридоре небольшой двухкомнатной квартиры Машки, я чувствовала себя так же, как и в доме у родителей: хотелось сделать пару глотков из кружки с ярлычком чайного пакетика на нитке, сказать "пока" и быстрее вернуться в свою уже привычную жизнь с каменной столешницей на кухне, с корзиной всегда свежих фруктов и исполнением любого желания без видимых усилий.

Но я здесь.

— Тебе помочь? — спросила я подругу, видя, как та раздевает дочь, положив её на разложенный диван в большой комнате.

— Поставь чайник, и проверь воду в фильтре, если нет — налей, — Маша говорила чётко и быстро, будто привыкла раздавать такие указания.

Меня это немного удивило, приходя в гости, ожидаешь немного другого приёма, но я не в гости, напомнила я сама себе. Войдя в тесную кухню, которая была даже меньше ванной в квартире мужа, я отыскала глазами чайник, налила туда воды и поставила на газ. На столе рядом с плитой увидела кувшин с фильтром для воды и наполнила его тоже. Присела рядом на табуретку и стала ждать. Машка всё не шла.

Чайник уже закипел, и я решила посмотреть, почему подруга так долго копается. Тихо пройдя по коридору и заглянув в зал, я увидела, как Маша делает Соне массаж. Девочка лежала в одном подгузнике на пелёнке, повернув голову на бок и недовольно хмуря бровки. Маша методично разминала сначала одну руку, потом вторую, ножки, спинку и аккуратно перевернула дочь, натягивая на неё кофточку и штанишки.

— Чайник закипел, — напомнила я о себе, стоя в дверном проёме.

— Да, я слышала, сейчас Соньку переложу и пойдём, — она положила девочку в стоящий рядом стульчик для кормления, пристегнула ремнями безопасности и перевела спинку в положение полулёжа. — Сначала её накормлю, потом мы перекусим, хорошо?

Я кивнула, а Маша пошла на кухню.

— Мне с ней посидеть? — задала я ей вопрос вдогонку.

— Как хочешь, только сильно не навязывайся, она не очень любит новых людей.

Что это значит, я не поняла, но сделала несмелый шаг в комнату. Соня не шевелилась, просто смотрела вбок и слегка причмокивала губами. Я не ещё разбиралась в детях. Своего опыта не было, а в окружении, в котором я в последнее время находилась было принято оставлять малышей с нянями, во время визита гостей. Сев рядом с детским стульчиком на диван, я улыбнулась Соне. Та сначала нахмурилась, долгим оценивающим взглядом осмотрела меня, а потом слабо растянула губки в ответной улыбке.

— Надо же, даже не заплакала? — удивилась входящая в комнату Маша.

В руках она несла бутылочку с молочной смесью.

— Сколько ей, — спросила я.

— Год и два месяца, — ответила подруга, привычным движением подкладывая полотенце, чтобы Соня не испачкалась при кормлении, и, жестом попросив меня освободить ей место рядом с дочерью.

— А что с ней? — тихо спросила я, тут же добавила, чувствуя, что могу обидеть своим любопытством. — Если не хочешь, не отвечай.

— СМА, — произнесла Машка неизвестную мне аббревиатуру и сразу расшифровала, хотя это мне тоже ни о чём не рассказало, — спинально-мышечная атрофия.

— А это лечится? — аккуратно поинтересовалась я, понимая, что могу нарваться на абсолютно любой ответ, и заранее готовясь к этому.

— Да, — грустным голосом произнесла подруга, — но это для нас слишком дорого, да котёнок?

Маша ласково погладила дочку по мягким детским волосикам и, привстав, чмокнула её в лобик.

— Одна порция лекарства стоит как моя квартира, а на первый курс лечения нужно сразу три с небольшим интервалом.

— И что же делать? — она говорила об этом так спокойно, без стенаний, без жалостливых слёз, нежно улыбаясь ребёнку.

— В очереди на лекарство стоим, по госпрограмме. По направлениям с детской на поддерживающую терапию в разные центры ездим и надеемся на удачу.

— Маш, а может в благотворительный центр обратиться? Они же часто на помощь детям собирают, хоть кто-то должен помочь, — предположила я самый первый вариант, пришедший в голову.

— Везде стоим в очереди, нам помогают, много помогают, если бы не добрые люди, я даже и не знаю, что бы со мной было.

Я сидела рядом и ощущала такой стыд. Маша была моей подругой, а я даже не интересовалась её жизнью после того как вышла замуж.

— Почему ты мне не рассказала? Я возможно смогла бы помочь, — в голове набатом била мысль, что сейчас, уйдя от мужа, я ровным счётом не смогу для них ничего сделать.

— Я как-то встретила твою маму в поликлинике, зацепились языками, и она мне рассказала, что Славка нынче зазвездилась и с простым людом не общается.

— Когда это было? — вскинулась я.

— Да я ещё беременная ходила, она ко мне в очереди в ЖК подсела и давай на тебя жаловаться. У нас с Витькой тогда ещё всё хорошо было, я счастливая была…

— А потом?

— А потом Соня родилась, сначала всё хорошо было, нормальный ребёнок, ставили отставание в развитии, назначали массаж, ближе к полугоду забили тревогу, кучу обследований назначили. А потом диагноз.

— И тогда он ушёл?

— Да, нас врачи сразу предупредили, что это за болезнь. Сказали надежд не строить, ввели в курс всех обстоятельств. Витька сломался и предложил Соню оставить, я не смогла.

— Боже, Машка, прости меня, — от этой страшной правды у меня из глаз потекли слёзы, я обняла подругу за плечи, желая хоть как-то её поддержать.

— А ты-то тут причём? Я к тебе никаких претензий не имею.

— Маш, как ты можешь об этом так спокойно говорить? — у меня тряслись пальцы рук, а внутри колом стояла боль и обида за больного ребёнка, за медсистему, за слабого мужчину, который вместо того, чтобы землю грызть за свою семью, просто ушёл. Ушёл! — Маш, я тебе помогу! Обещаю!

— Да ладно тебе, успокойся, Сонька терпеть не может слёзы, смотри, уже куксится, — грустно улыбнулась мне подруга. — Она сейчас после еды отдохнёт немного, и пойдём справки относить, ты с нами или здесь подождёшь?

— Наверное, лучше с вами, — растерянно сказала я, утирая слёзы.

— Тогда, пойдём, перекусим и собираться.

— Маш, ты такая сильная, — я не знала, что ещё говорят в таких случаях.

— Да ладно, я своё уже отплакала…

Загрузка...