Славные времена

7. СМЕРТЬ ЖЕНЫ

В тот вечер я пораньше закончил дела в казармах в Гавани, где вместе со всем Черным Флотом базировался мой фрегат "Король Даир". Я подписал счета и еще раз проверил порядок в казарме. Отдав последние распоряжения дежурному мичману, я оседлал коня и вывел из офицерской конюшни. Вечерняя погода была чудесной. Я выехал из ворот пропахшей рыбой, дымом и смолой Военной Гавани и поскакал по вечернему городу домой.

И порт, и городские улицы бурлили ночной жизнью, несмотря на войну. Никакие бомбардировки и никакие морские сражения не могли навести уныние на наших граждан. Напротив, снятие блокады и сожженная эскадра противника у Южного мыса бухты столицы вселили в них бесстрашие. Империя, былая владычица нашего океана, была отбита с огромными потерями и на суше, и на море. Я улыбнулся, вспомнив "черепашью" атаку моих брандеров на глазах у всей столицы, когда мы без особенных потерь в составе моей команды сожгли флагман и два последних крейсера, отступавших после пушечной баталии на юг. На этом разгром врага и закончился. Серебряную медаль "За храбрость" тогда получили все офицеры фрегата, бронзовую - все матросы, но еще одну медаль следовало, по совести, послать Кирмону. Секрет победы был прост: если бы не его "драконий" амулет, мой уже подбитый тогда лидер-брандер не прорвался бы сквозь пушечный огонь и не провел бы остальные к остаткам вражеской эскадры.

В результате удачной операции мой гравюрный портрет появился в газете. Но не под довоенным заголовком: "Корнет столичной школы граф Альбер снова проехал на пари сквозь шикарный ресторан "Цветок столицы" на лошади, не повредив ни одного столика, не запачкав полов и успев поцеловать певицу Сорену, не слезая с коня. Певице поцелуй понравился". Или под более подробным заголовком: "Корнеты Альбер и Гирон задержаны в ночное время в Королевском Дворце во время прыжка из окна покоев фрейлин. Дуэли с охраной не произошло, напротив, во время содержания в караульном помещении нарушители привели свою форму в порядок (если честно сказать, мы просто застегнули сорочки, камзолы и, главное, штаны), и выпили со сменившимися гвардейцами за короткое время восемнадцать бутылок арасского вина, заказанного в соседнем с Дворцом ресторане "Дворянская радость". Корнеты и сменившиеся офицеры были отнесены дежурными гвардейцами (каковые были совершенно трезвыми) в арестное помещение - проспаться до утра. Комендант Дворца, бывший кавалерист, сомневается, что будет приняты серьезные меры, кроме обычных дисциплинарных: "Если уж не легкой кавалерии, то кому же быть отчаянными головами?" - сказал он нашему корреспонденту".

Нет, на победной гравюре отчаянный лейтенант Альбер был изображен с закрученными по-морскому усами (которые я после ухода из кавалерии, вообще-то, сбрил), в образцово застегнутом мундире (я был тогда в нижней рубашке, чтобы легче плыть, бросив горящий брандер) и с форменной шляпой морской пехоты на голове (как всегда, спускаясь на брандер, я завязывал мамин теплый платок на голову, оставив шляпу на фрегате, чтобы не уплыла в море). Со знаменем в руках я вел брандер под смертельным огнем со всех сторон прямо под бортовой залп флагмана. Такой глупости не допустил бы самый тупой военный моряк, не только бывший кавалерист вроде меня. Содержание же статьи было таким, что обо мне говорили в обществе целую луну, а я боялся покинуть военную гавань и появиться в свете, чтобы не попасть под беглый огонь дворянок на выданье и их энергичных матушек, не знавших, что я секретно женат на Калиле. Меня даже начали узнавать на улице, что меня немного раздражало.

Сейчас, в вечернем свете, со офицерской шляпой на голове, я был неузнаваем, и никто не здоровался со мной. Я спешил домой: моя маленькая наемница была уже сильно на сносях, и собиралась осчастливить меня через дней десять. Наш маг-врач сказал, что нашим первым ребенком будет девочка.

Я ожидал момента, когда я смогу представить Калилу дворянству. Несколько дней назад мама сообщила мне, что в обществе говорят о том, что я внезапно женился. Звучало это так: "Вы слышали, граф Альбер женился!" - "Когда, на ком?" - "Недавно, на офицере!" - "Что!?" - "На женщине офицере, иностранке!" - "А титул?" - "Она дворянка и красавица!" - и так далее. Откуда просочились сведения - боги ведают, а мама не знала. Итак, наступало время представления молодой графини Альбер двору. Я предвкушал танцы с Калилой на балах, любопытство высшего света - и долгое безоблачное счастье с любимой женщиной.

Закат накатывался на город, заливая небо оранжевым цветом - признак хорошей погоды на завтра. Зажигались огни ресторанов и харчевен, еще были открыты лавки. Играла музыка, в тавернах пили и танцевали, на больших перекрестках выступали небольшие цирковые группы. Сотни разноцветных огней от разных фонарей освещали город. Несмотря на войну, столица сияла все ярче и ярче с каждым годом, не боясь бомбардировок. Мы побеждали.

Я ехал средней рысью по широким улицам, козыряя встречным офицерам и приветствуя поклоном малознакомых дворян и кареты с дамами. Настроение мое было чудесным. Но уже недалеко от нашего городского дома амулет связи с отцом вдруг задергался у меня на шее. Я взял его ладонью, сжал и спросил:

- Что случилось, папа?

Вместо отца ответила мама, причем сдавленным голосом:

- Сынок, роды начались, скорей домой! Все идет труднее, чем...

Я пустил коня в карьер и быстро долетел до ворот дома. Наш слуга Адабан необыкновенно быстро открыл ворота прямо перед конем, и я влетел во двор и соскочил с седла. Адабан перехватил у меня повод, и я заметил, что он бледен. Во дворе стояло несколько карет со знаками Медицинской Коллегии. Я бросил на них взгляд, и сердце у меня внезапно похолодело. Сломя голову, обронив шляпу, я бросился вверх по лестнице.

В нашей спальне вокруг постели быстро и собранно двигались несколько человек в мантиях. Отец с матерью стояли в стороне, сдерживая волнение на лице. Я не успел даже раскрыть рот и спросить что-то, как один из врачей-магов решительно повернулся и подал маме на чистое полотенце у нее на руках маленькое тельце. Она подхватила его, и лицо её стало твердым. Маленький комок в руках вдруг закричал.

- Девочка, - громко, радостно сказала мама, заворачивая ребенка. Ее помощница подхватила пищащий сверток из рук и понесла в другую комнату, мама быстро пошла за ней - обмывать новорожденную.

Я, переводя дух, заглянул за спины врачей, и испугался. Лицо Калилы было черным и измученным, несмотря на сильный белый свет от амулетов. Лица врачей были тоже темные - и испуганные.

- Непонятно, что происходит, - тихо сказал наш семейный врач, наклоняясь над постелью.

- Ей все хуже, - ответил сильным голосом старик маг с белой бородой, завязанной медицинской салфеткой. - Она просит увидеть мужа. Он здесь?

- Я здесь, - чуть не крикнул я, продираясь между спинами магов. Калила протянула мне слабую руку.

- Я умираю, - слабо сказала она мне. - Помни... люблю... прошу...

Меня оттолкнули, и маги схватили её с четырех сторон. "Начали вместе, поддерживать внутренние органы, очищать лимфу и кровь!" - скомандовал старик. Маги зарычали от напряжения. Слабый свет полился из их рук на Калилу, закрывшую глаза. "Не выходит, что-то ломает ей органы!" - сказал один из магов. "Накопители" - скомандовал старый маг. "Не хватает" - ответил один из магов. "Слишком сильное отравление. Это какое-то заклинание". Я с ужасом слушал, стоя за их спинами.

Вдруг Калила сильно захрипела, и кровать затряслась от конвульсий. Ее маленькое и сильное тело боролось с напастью. Она задергалась; я подошел ближе, и ее рука вцепилась в мою со страшной силой, и ослабла. Я похолодел, понимая, что это значит.

Маги отпустили Калилу и медленно убрали руки. За их спинами стояли мой отец со страшным выражением лица, и мать, с платком, прижатым ко рту. Глаза ее были полны ужаса. Лицо моей жены было искажено в муке.

Кажется, я заплакал, и не стыдился этого. Все молчали. На лицах у магов были растерянность, безнадежность, усталость.

Внезапно сильный порыв ветра пронесся за открытым окном, и тяжелый удар о землю потряс дом так, что стекла в окнах зазвенели. За ним еще один порыв ветра, с треском ломающихся ветвей - и еще один удар потряс землю. Мама сразу поняла, кто это, и выскочила в дверь в какой-то безумной надежде. Мы с папой подняли головы от кровати, в которой лежало тело Калилы, и переглянулись. И правда - через несколько мгновений дверь в спальню снова распахнулась, и к нам вбежала все еще плачущая мама, и за ней вошли, застегивая одежду, Кирмон и Альта. Их лица были встревожены.

Без лишних слов они с двух сторон подошли в постели. Кирмон взял Калилу за руку - и сразу отпустил её, опустив голову. Альта положила обе ладони на живот Калилы - и сразу убрала их, и с ужасом посмотрела на меня. Всё было понятно без слов.

- Опоздали, - наконец, с хрипением в голосе сказала Альта. Она повернулась ко мне и со своей чудовищной силой схватила за плечи и притянула к себе. Бесполезно было с ней бороться. Её глаза с вертикальными зрачками, полные слез, заглянули в мои.

- Зачем ты не вызвал меня луну назад?! - с тоской прошептала Альта. - Я бы смогла бы что-нибудь сделать. А теперь мы одни с тобой остались. Ну почему вы так мало живете?

Она прижала мою голову к своему твердому как камень плечу и заплакала.

Утром за нашим траурным столом сидели отец, я, мой брат-корнет, прискакавший утром из кавалерийского училища, наш семейный врач, лучшие врачи страны - архимаги Саброз и Деларюс, и два дракона - Кирмон и Альта. Священник нашего Дома прочел последнюю молитву за душу усопшей, мы выпили вина - и он покинул нас, уйдя молиться над телом Калилы. Нам же предстоял тяжелый разговор.

- Что, собственно, произошло? - устало спросил мой отец.

- Все шло очень хорошо, - растерянно сказал наш врач, - и вдруг всё сразу словно взорвалось в ее внутренних органах. Они были словно моментально отравлены. Ее тело оказалось под атакой неизвестного мне заклинания.

- В ней было заложено заклинание отдаленного действия, - сказал Деларюс. - Я уже видел такие вещи. В решительный момент родов оно должно было убить ее и ребенка. А вот откуда оно - я еще не знаю. Спасти ребенка мы смогли чудом. Судя по всему, на девушке было сильное заклинание общего здоровья, замедлившее процесс умирания. Так ведь?

Он посмотрел на нашего врача, но тут раздался голос Альты:

- Я наложила его несколько лун назад, когда увидела, что она беременна. Это драконье заклинание, очень сильное. Но оно не справилось.

- Потому что смертельное заклинание тоже было драконье, - холодно сказал Кирмон. - Его накладывали из драконьего амулета. Но это делали не драконы.

- И кто же это делал? - нервно дернув головой, спросил отец.

- Во всем мире сейчас драконьи амулеты есть у пяти человек, - продолжал Кирмон. - Четверо носят их по разрешению Великого Дракона - это вы, Сергер и еще двое близких нам людей на Южном континенте. Эти амулеты защитные. И только у архимага Прекора есть наступательные амулеты, захваченные им во время Драконьей войны, точнее, снятые им с убитых магов и драконов. Могу добавить, что заклинание, судя по остаточным эманациям, было наложено шесть лет назад.

- Насколько я знаю, Калила бежала в изгнание пять лет назад, - устало сказал я.

- Значит, Прекор обрек твою жену на будущую смерть за год до начала гонений на ее семью, - сказал Кирмон. - Многозначительный факт. Если об этом узнают дворяне Таронии... Интересно, он сделал это по приказу короля, или сам решил?

- Иностранная политика, - проворчал старый архимаг Саброз, снимая ткань со своей белой бороды. - Казни дворян, тайные убийства наследников, отравления их жен и детей, грабеж имущества родов... Бедная девочка... А Прекор - ничтожество с драконьими амулетами, позор магов.

- Прекор - один из самых опасных людей на континенте, - сказал Деларюс. - Без него король Таронии не смог бы так давить на свое дворянство. Он и сам-то не образец порядочного политика, а на пару с Прекором... Мы расположены далеко от них, но они сейчас в союзе с империей. Формально - он наш противник.

- Кстати, - вдруг сказал Кирмон, - мы прилетели, потому что Альта заметила колебания её заклинания. Так-то мы собирались прибыть дней через десять, когда у леди Калилы наступали срока. Очевидно, заклинание Прекора должно было начать действовать за несколько дней перед родами, чтобы нанести неожиданный удар по будущей матери. Какая подлая выдумка! Запомним это.

Некоторое время отец молчал, затем поднял голову, как всегда, когда он должен был принять решение.

- Так кто отвечает за смерть моей невестки - король или архимаг? - сурово спросил он.

Все молчали. Ответ на вопрос указал бы, кого мы возьмем на прицел нашей мести. Но я уже все решил за себя.

- Сейчас это неважно, - спокойно сказал я. - Они умрут оба.

Архимаги переглянулись. Отец с беспокойством посмотрел на меня, а Кирмон поспешно сказал:

- Только не спеши, прошу тебя. Надо дождаться конца войны, еще выждать какое-то время... Удар должен быть неожиданным и успешным. Ваши кладбища полны молодыми смельчаками, которые атаковали без подготовки и плана. Главное - уничтожить Прекора. Мы сами не можем сделать это. Война с ним может стоить жизней драконов, и много, очень много жизней людей, чего мы не желаем. Столица Родонии сгорит в этой войне. Но если Прекора не станет, тогда король тоже не устоит. Поскольку Родония - союзник империи, ваш король охотно закроет глаза на ваше участие в этом деле. С вашей стороны это будет просто семейная месть. Все будет законно.

Альта при этих словах подняла голову и посмотрела прямо на меня. Я прекрасно понял ее взгляд.

- Не забывай, - продолжал Кирмон, - как воин ты хорош, но этого мало. Нужна магия. Ты должен стать для этой мести сильным магом.

Отец нахмурился - он всегда хотел, чтобы я остался наследником графства. Но я сказал:

- Да, я стану магом.

Альта накрыла мою ладонь своей горячей ладонью.

- Я буду с тобой, - шепнула она. - Я научу тебя всему, что знаю.

Я погладил ее по руке. Слезы стояли у нас обоих в горле. "Она так любила мою Калилу" - подумал я.

- Я поддержу тебя во всем, - с другой стороны сказал ломающимся юношеским баском все время молчавший брат. - Не беспокойся - я буду стоять за тобой.

Он обнял меня за плечи. Меня тронул его порыв. Брат еще не понял, что такое решение семьи сделает его человеком, отвечающим за графство всю свою жизнь. Веселая военная жизнь, карьера при дворе - его мечты не смогут исполниться.

Мой отец молчал. Невозможно было прочесть мысли на его усталом, угрюмом лице. Я понял, что он примет решение позже, чтобы не втягивать посторонних в наши дела. Но я мог бы предсказать это решение.