Предваряя последующий рассказ о борьбе Само с франкским королём Дагобертом I, «Хроника Фредегара» сообщает о происхождении Само: «В год 40-й царствования Хлотаря (в 623/624 г. — М. Ж.) человек по имени Само, по рождению франк, из округа Сансского, увлёк с собой многих купцов [и] отправился торговать к славянам, прозываемым винидами. Славяне уже начали восставать против аваров, прозываемых гуннами, и царя их хагана… Когда виниды пошли походом против гуннов, купец Само о котором я рассказал выше, отправился с ними в поход; и там столь большая доблесть проявилась в нём против гуннов, что было удивительно, и огромное множество их было уничтожено мечом винидов. Узнав доблесть Само, виниды избрали его над собой королём; там он и царствовал благополучно 30 и 5 лет. Во многие битвы вступали против гуннов виниды в его царствование; благодаря его совету и доблести виниды всегда одерживали над гуннами верх. Было у Само 12 жён из рода славян; от них он имел 22 сына и 15 дочерей» ([91]).
Саннский паг (de pago Senonago), из которого происходил Само, — очевидно, регион с центром в городе Санс на Йонне. Это город в форме Senonas дважды упоминается в «Хронике Фредегара» как город, находящийся на пути в Париж[92] или из Парижа[93].
Форма названия данного города, имя которого происходит от кельтского племени сенонов, в «Хронике Фредегара» не совсем обычна для франкских источников меровингского времени. У Григория Турского Санс назван иначе: Senonica urbs[94]. В «Книге истории франков» он напрямую не упомянут, но назван его округ в форме paygo Sennonico[95], воспроизводящий форму названия Санса, близкую к засвидетельствованной у Григория Турского (Senonica → paygo Sennonico).
Дело в том, что сеноны как Senonas упоминаются во II книге «Хроники Фредегара»[96], в той её части, которая представляет собой изложение «Хроники» Иеронима Стридонского. У Иеронима в соответствующем месте сеноны обозначены как Senones[97]. Очевидно, Фредегар перенёс из своего источника это название в свою погодную хронику на город Санс, в точности сохранив его форму.
Отсюда понятно, почему у Фредагара название как города Санса, так и его пага, имеют оригинальную форму (Senonas → de pago Senonago). Население Саннского пага, как и всей Северной Галлии, было смешанным с преобладанием галло-римян[98].
Говоря о национальной принадлежности Само, в первую очередь надо прояснить значение слов «Хроники Фредегара» Samo natione Francos[99]. Обычно для обозначения национальной принадлежности Фредегар использует слово genere (оно использовано двадцать один раз[100][101]). Слово natione в качестве обозначения национальной принадлежности для Фредегара не характерно: не считая случая Само, оно встречается в «Хронике Фредегара» всего шесть раз (мы учитываем не только оригинальные пассажи Фредегара, но и примеры из компилятивной части «Хроники», т. к. Фредегар, так или иначе, ориентировался на язык своих источников). Случаи использования в «Хронике Фредегара» слово natione таковы.
1) Attamen semper alterius dicione negantes, multo post tempore cum ducibus transaegerunt usque ad tempore Ponpegi consolis, qui et cum ipsis demicans seo cum reliquas gentium nationes quae in Germania habitabant totasque dicione subdidit Romanam[102]. «Однако они (франки — М. Ж.) отвергали господство других и долгое время жили, управляемые вождями, вплоть до времён консула Помпея, который сражался и с ними, и с родами других народов, обитавших в Германии, и всех их подчинил римской власти»[103].
2) Romanorum XXXVIIII, Theudosms per Gratianumrégnat ann. XVII. Theudosius, natione Spanus prouinciae Gallileae ciuitatis a Gratiano Agustus appellatur[104]. «Тридцать девятым у римлян 17 лет правил Феодосий, которого привёл к власти Грациан. Феодосий, по происхождению испанец из провинции Галисия, был провозглашён императором Грацианом»[105].
3) Theudericus aduersis sibi nuneies territus mox post dies paschae de Emereta egreditur Gallias repetens, partem ex ea quae habebat multitudine uariae nationis cum ducibus suis ad campos Galliciae dirigit[106]. «Теодорих спустя лишь несколько дней после Пасхи выехал из Мериды, вернулся в Галлию, и часть войска, которое у него было, состоящую из множества различных народов, он отправил со своими военачальниками на поля Галисии»[107].
4) Theudericus natione Macedonum permissum Leonis imperatores principatum adsumit sicut huius libri gesta testatur, nam ille alius Theudericus Theudoris régi filius natione Gothus fuit[108]. «Как сообщается в этой книге, Теодорих, по рождению македонянин, с согласия императора Льва завладел властью. Но был и другой Теодорих, сын короля Теодориха, по рождению гот»[109].
5) Idacius patricius et uxor Eugenia, cum sine liberis essent, habentes in ministerio credetarius sibi puerum nomine Theudorura et puella nomine Liliam, quos comperissent diligentes, inuicem coniugium permiserunt copulare, erantque ambo natione Macedonis, unde paruuli captiui fuerant adducti[110]. «Патриций Идаций и его жена Евгения не имели детей. Но были у них в услужении раб по имени Теодорих и рабыня по имени Лилия, которым они очень доверяли. Когда они узнали, что те любят друг друга, они разрешили им заключить брак. Они оба были родом из Македонии, откуда детьми их привели в плен»[111].
6) Timorem uero sic forte sua concusserat utelitas ut iam deuotione ad reperint suae se trader dicionem, ut etiam gente que circa limitem Auarorum et Sclauorum consistent ei prumptae expetirint, ut ille post tergum eorum iret féliciter, et Auaros, et Sclauos citerasque gentium nations usque manum publicam suae dicione subiciendum fiducialiter spondebant[112]. «Страх же доблесть его внушала такой что уже с благоговением спешили предать себя его власти; так что и народы, находящиеся близ границы аваров и славян, с готовностью упрашивали его, чтобы он благополучно шёл позади них, и твердо обещали, что авары, и славяне, и другие народы вплоть до империи будут подчинены его власти[113].
В случаях (1), (3) и (6) речь идёт об абстрактно-обобщённом понятии «племена» или «народы», причём везде в контексте «подданства» (реального или предполагаемого). В случае (2) речь идёт скорее о принадлежности человека по происхождению к определённому региону, нежели о его национальности. В случае (4) речь идёт скорее о национальной принадлежности. В случае (5) невозможно сказать однозначно, идёт ли речь о происхождении из определённого региона или о национальной принадлежности.
Таким образом, слова Фредегара Samo natione Francos не поддаются однозначной интерпретации с точки зрения того, идёт ли в них речь именно о национальной принадлежности Само или просто о его происхождении из государства франков[114]. Допуская вторую возможность, надо иметь в виду, что население Франкской державы было полиэтничным, причём большинство его составляли не франки, а галло-римляне. Возможно, Фредегар сам достоверно не знал о национальной принадлежности Само, поэтому вместо своего привычного genere употребил менее характерное для него и менее определённое, а, соответственно, и более осторожное natione.
В исторической науке существуют четыре основные версии происхождения Само.
1) Основанная на прямолинейном понимании слов «Хроники Фредегара» гипотеза, согласно которой Само был этническим франком[115], возможно, названным в честь святого Самония[116]. В рамках этой гипотезы сложно объяснить резко враждебное отношение Само к франкам.
2) Гипотеза о галло-римском происхождении Само, опирающаяся на кельтскую этимологию его имени (*Sam / *Samo) и на то, что торговля в государстве франков («Хроника Фредегара» называет Само купцом — Samo negucians[117]) находилась преимущественно в руках галло-римлян[118]. Очевидно, что не все галло-римляне были довольны правлением франков в их стране, и в этом отношении данная гипотеза вполне объясняет дальнейшие действия Само, отмеченные непримиримостью к королевству франков.
3) Гипотеза о славянском происхождении Само, опирающаяся на соответствующее указание «Обращения баварцев и карантанцев»[119]; на враждебное отношение Само к франкам и его следование славянским обычаям: ношение Само и его придворными славянской одежды[120], следование Само славянскому языческому обычаю многожёнства[121], именование Само язычником со стороны франкского посла Сихария и самого Фредегара[122]. Имя славянского правителя, передаваемое франкскими хрониками, сторонниками данной гипотезы рассматривается как сокращение от славянского имени Самослав (имена с окончанием -слав традиционно широко использовались в славянском княжеском именослове), зафиксированного в средневековых источниках[123].
4) на враждебное отношение Само к франкам и его следование славянским обычаям: ношение Само и его придворными славянской одежды[124], следование Само славянскому языческому обычаю многожёнства[125], именование Само язычником со стороны франкского посла Сихария и самого Фредегара[126]. Имя славянского правителя, передаваемое франкскими хрониками, сторонниками данной гипотезы рассматривается как сокращение от славянского имени Самослав (имена с окончанием — слав традиционно широко использовались в славянском княжеском именослове), зафиксированного в средневековых источниках[127].
По этой гипотезе происходил Само из земель балтийских славян, некоторые из которых признавали власть франков (что дало основание автору «Хроники Фредегара» рассматривать его как выходца из государства франков), откуда и прибыл к среднеевропейским славянам, или же достоверность рассказа о происхождении Само из государства франков в принципе ставится под сомнение как возможный вымысел Фредегара[128].
Данные аргументы нельзя, на наш взгляд, считать безупречными: будучи славянским князем, Само, независимо от своего происхождения, должен был следовать славянским традициям и обычаям; в государстве франков VI–VII в. Христианство ещё не пустило среди населения глубоких корней (в частности, многожёнство практиковали сами франкские короли), поэтому обращение Само, оказавшегося среди славян, к языческим практикам не выглядит чем-то из ряда вон выходящим; сообщение «Обращения» о том, что Само был славянином, является домыслом его автора, сделанным на основе «Деяний Дагоберта I».
4) Гипотеза, безотносительно к этническому происхождению Само трактующая его имя, переданное латиноязычными источниками, как титул, ошибочно принятый их авторами за антропоним. Х. Кунстманн предположил, что славянское местоимение *samъ могло выступать также в значении «единовластный» и, соответственно, использоваться в качестве титула славянского правителя. «Король Само» (Samonem regem) в таком случае означает «единственный (единоличный) правитель»[129].
В «Хронике Фредегара» зафиксированы случаи путаницы имён и титулов: про аваров она говорит, что regem eorum gagano — «король их (по имени) хаган»[130]; одного из правителей славян она называет Walluc[131] (в некоторых списках Walduko), что по мнению большинства учёных, представляет собой превращённое в имя славянское обозначение правителя «владыка» / *vladyka[132] или «великий» / *velьkъ[133]; правителя паннонских болгар Фредегар именует Alciocus, что также может быть интерпретировано как титул (от тюркского alti-oq — «шесть стрел»)[134][135].
Мы находим гипотезу Х. Кунстманна о славянском княжеском титуле, превращённом Фредегаром в имя, вполне возможной, но считаем, что в неё надо внести существенную поправку. Едва ли само по себе местоимение *samъ использовалось в качестве титула. Скорее мы имеем здесь дело с сокращением от «самовластец» или «самодержец».
Употребление подобного титула или эпитета применительно к славянским князьям зафиксировано средневековыми источниками, причём его обладатель занимал очень высокое положение, что корреспондирует с именованием Фредегаром Само титулом rex («король»). Общая сводка использования данных титулов/эпитетов в древнерусских источниках XI–XIII вв. применительно к русским князьям, составленная нами, выглядит так.
1. Самовластец.
— О Ярославе Мудром (1015–1054) «Повесть временных лет» (далее — ПВЛ) говорит, что он в 1036 г. после смерти брата Мстислава «перея власть его всю и бысть самовластець Русьстѣй земли»[136].
— Согласно Ипатьевской летописи в 1162 г. Андрей Боголюбский (1157–1174) «братию свою погна… се же створи хотя самовластець быти всѣи Суждальскои земли»[137].
2. Самодержец.
— «Сказание о Борисе и Глебе» так говорит о Владимире Святославиче (980–1015): «Сущю самодрьжьцю вьсей Русьскей земли Володимиру, сыну Святославлю, вънуку же Игореву, иже и святыимь крыцениемь вьсю просвѣти сию землю Русьску»[138];
— Аналогично о нём сказано и в «Киево-Печерском патерике»: «В княжение самодръжьца Рускыа земля, благовѣрного великого князя Володимира Святославича, благоволи Богъ явити свѣтилника Рустей земли и наставника иночьствующим, яже о нем намь сказание»[139].
— В описании разговора киевского князя Изяслава Ярославича (1054–1078, с перерывами) с Федосием Печерским, в уста игумену в «КиевоПечерском патерике» вложены следующие слова, сказанные им Изяславу: «Послушай, благочестивый княже, еже въспроси благородие твое нашего смиренна. Вѣра ихъ (латинян — М. Ж.) зла и законъ ихъ нечистъ есть: во Савелиеву вѣру и въ ины ереси многы въступили суть и всю землю осквернили. Ты же, благовѣрный, самодръжче, блюди себе от нихъ»[140].
— «Сказание о перенесении образа Николы Чудотворца из Корсуня в Рязань» о Владимире Святославиче: «у сего бо апостола Иякова крестися самодержавный и великий князь Владимер Святославич Киевской и все Руси»[141].
— «Легенда о граде Китеже» о Владимире Святославиче: «Сей святый благовѣрный и великий князь Всеволод сын бѣ великому князю Мстиславу, внук же святому и равно апостолом великому князю Владимиру Киевскому, самодержьцу Российския земли»[142].
— «Галицко-Волынская летопись» о князе Романе Мстиславиче (1170–1205): «В лѣто 6709. Начало княжения великаго князя Романа, како державего быв та всей Руской земли князя галичкого. По смерти же великаго князя Романа, приснопамятнаго самодержьца всея Руси»[143].
— «Галицко-Волынская летопись» о литовском князе Миндовге (1236–1263): «Посем же сонмѣ минувшу лѣту одиному, и во осень убить бысть великий князь литовьский Миньдовгъ, самодержечь бысть во всей земли Литовьской»[144][145].
Учитывая, что Само стоял над другими славянскими князьями, признававшими его власть над собой, применение к нему титула/эпитета «самовластец»/«самодержец» выглядит вполне вероятным, хотя окончательно, к сожалению, ни одна версия происхождения Само и этимологии его имени или титула, не может быть доказана.
На наш взгляд, в качестве приоритетной должна рассматриваться версия о галло-римском происхождении Само, при этом данный вопрос не следует считать принципиальным. Избрание князя из числа выдающихся по своим личным качествам мужей — традиционное для славян и других народов периода «военной демократии» явление. Память о подобной практике сохранилась в русских былинах: «по былинам, спасённый Ильёй город предлагает ему быть воеводой (или князем) и «суды судить да ряды рядить» (или суды «судить все правильно»)»[146].
В качестве примера приведём один из соответствующих былинных текстов. Увидев, что Илья Муромец побил стоящие под Смолягином татарские полчища, «мужики смолягински» идут к Илье Муромцу.
«Говорили сами таковы слова:
«Скажись-ко ты, удалый-добрый молодец,
Ты с коей земли, ты с коей орды,
Какого отца, какой матушки,
Как тебя, молодца, именем зовут?
Живи во нашем Смолягине воеводою,
Суды суди все правильно,
Мы все будем тебя слушати»[147].
Как в ситуации, описанной в былине, так и в истории Само, решающее значение имеет не этническая принадлежность или происхождение, а личные качества человека как воина, полководца, политика и дипломата[148].
Соответствие истории Само можно найти в сообщаемом «Хроникой Фредегара» случае с франком Радульфом. Когда «держава» Само окрепла и славяне стали совершать регулярные набеги на восточные владения Франкского государства, королю Дагоберту I пришлось начать создание здесь собственных административных структур, могущих организовать оперативный отпор славянской угрозе.
В рамках данных мер в завоёванную франками Тюрингию, лишённую до этого всякой автономии, Дагобертом I был в период до 634 г. назначен в качестве герцога (dux) Радульф, сын Хамара (Radulfus, filius Chamaro[149]), которому поначалу удалось успешно организовать защиту региона от славянских ударов[150]. Однако в дальнейшем, возгордившись (superbiae) этими своими успехами[151], Радульф всё развернул на 180 градусов: он заключил сепаратный мир со славянами и утвердил с ними дружбу (amicicias), а своё оружие обратил против королевства франков, решившись на открытый мятеж против сына Дагоберта I, короля Австразии, Сигиберта III (632–656)[152].
Очевидно, что пойти на это Радульф мог только при широкой поддержке тюрингского общества. Тюринги во главе с Радульфом в 641 г. наголову разгромили напавшее на них австразийское войско Сигиберта III, после чего Радульф стал именовать себя королём Тюрингии (regem se in Toringia)[153], фактически уравняв себя с королями франков.
Мы видим здесь разительное соответствие истории Само.
1) Подобно тому как Само из государства франков прибыл к славянам, так и франк Радульф был назначен герцогом к тюрингам.
2) Подобно тому как Само у славян проявил себя храбрым воином, удачливым полководцем и умелым политиком, так и Радульф показал себя у тюрингов.
3) Подобно тому как Само показал славянам, что отныне отождествляет свои интересы с интересами славян, так и Радульф показал тюрингам, что отныне их интересы — его интересы.
4) Благодаря этому Само получил широкую общественную поддержку у славян, а Радульф — у тюрингов.
5) Само во главе славян, а Радульф во главе тюрингов, успешно разгромили франков, из государства которых они оба происходили.
6) И Само и Радульф на своей новой родине создали сильные политические объединения и заявили серьёзные дипломатические претензии на международной арене[154].
Ближайшей в славянском мире типологической аналогией избрания среднеевропейскими славянами своим князем Само является «призвание» словенами и их союзниками (кривичами, мерей и чудью) в IX в. в качестве своего правителя варяга Рюрика. «И въсташа словене и кривици и меря и чюдь на варягы, и изгнаша я за море; и начаша владѣти сами собѣ и городы ставити. И въсташа сами на ся воеватъ, и бысть межи ими рать велика и усобица, и въсташа град на град, и не бѣше в нихъ правды. И рѣша к себѣ: «Князя поищемъ, иже бы владѣлъ нами и рядилъ ны по праву». Идоша за море к варягомъ и ркоша: «Земля наша велика и обилна, а наряда у нас нѣту; да поидѣте к намъ княжить и владѣть нами». Изъбрашася 3 брата с роды своими, и пояша со собою дружину многу и предивну, и приидоша к Новугороду. И сѣде старѣишии в Новѣгородѣ, бѣ имя ему Рюрикъ; а другыи сѣде на Бѣлѣозерѣ, Синеусъ; а третеи въ Изборьскѣ, имя ему Труворъ. И от тѣх варягъ, находникъ тѣхъ, прозвашася Русь, и от тѣх словет Руская земля; и суть новгородстии людие до днешняго дни от рода варяжьска. По двою же лѣту умре Синеусъ и брат его Труворъ, и прия власть единъ Рюрикъ, обою брату власть, и нача владѣти единъ»[155][156].
Появление Рюрика в землях словен, главенствовавших в северной восточнославянской политии, стало результатом определённого соглашения, «ряда», между ним и словенами, а также их союзниками (кривичами, мерей и чудью). Опираясь на находки древнейших пломб, которыми опечатывалась собранная дань, В.Л. Янин вполне реалистично, на наш взгляд, наметил некоторые важные моменты «ряда» между Рюриком и северной восточнославянской политией: «Княжеская власть в Новгородской земле утверждается как результат договора между местной племенной верхушкой и приглашённым князем. Договор, по-видимому, с самого начала ограничил княжескую власть в существенной сфере — организации государственных доходов»[157]; «Ограничение княжеской власти в столь важной области, как сбор государственных доходов и формирование государственного бюджета, восходит, скорее всего, к прецедентному договору с Рюриком, заключённому в момент его приглашения союзом северо-западных племён»[158].
Выходцу из иной земли потенциально было легче подняться над распрями разных славянских «градов» (или «родов» в ПВЛ[159]), ни один из которых не хотел уступать другому, и объединить их. Очевидно, что перед славянскими «племенами» Центральной Европы первой половины VII в. стояла аналогичная проблема (необходимость объединения в ситуации, когда никто не хочет быть в подчинённом положении), обострённая борьбой с аварским нашествием.
Само был храбрым воином и выдающимся политиком, заслужившим уважение и признание со стороны славян. Кем бы ни был Само по происхождению (этот вопрос просто не может быть однозначно разрешён), по своему политическому положению он был славянским князем, выполнявшим традиционные для славянских правителей общественнополезные функции: защита своей земли, суд, текущее административное управление, охрана безопасности торговых путей, строительство городов и крепостей, сбор дани с подвластных его славинии[160] племён, руководство религиозными церемониями и общественными пирами и т. д.
Демократические порядки предков чехов с народным избранием судей и вождей из числа наиболее достойных по своим качествам мужей описывает Козьма Пражский (ок. 1045–1125): «Если только среди племени или в составе рода оказывался кто-либо, обладающий лучшими нравами и более уважаемый за своё богатство, люди добровольно обращались к такому человеку без его вызова, без свидетельства с печатью и с полной свободой толковали о своих спорных делах и о тех обидах, которые им нанесены. Среди таких людей выделился некий человек, по имени Крок, его именем назван град, заросший теперь уже деревьями и расположенный в лесу, что близ деревни Збечно. Соплеменники считали этого человека совершенным. Он располагал большим имуществом, а при рассмотрении тяжб вёл себя рассудительно; к нему шёл народ не только из его собственного племени, но и со всей страны, подобно тому как к ульям слетаются пчёлы, так к нему стекался народ для разрешения своих тяжб»[161].
Избрав себе в князья пахаря Пшемысла, чехи обратились к нему с такими словами: «Госпожа наша Либуше и весь наш народ просят тебя прийти поскорей к нам и принять на себя княжение, которое предопределено тебе и твоим потомкам. Всё, что мы имеем, и мы сами в твоих руках. Мы избираем тебя князем, судьёй, правителем, защитником, тебя одного мы избираем своим господином»[162].
Публий Корнелий Тацит (сер. 50-х — ок. 120 г.) сообщает о том, что германцы конца I — начала II в. избирали своих королей и военных предводителей: «Царей (reges) они выбирают из наиболее знатных (ex nobilitate), вождей (duces) — из наиболее доблестных (ex virtute sumunt). Но и цари не обладают у них безграничным и безраздельным могуществом, и вожди начальствуют над ними, скорее увлекая примером и вызывая их восхищение, если они решительны, если выдаются достоинствами, если сражаются всегда впереди, чем наделенные подлинной властью»[163].
Очевидно, подобные процедуры выбора на народном собрании (вече — *větje) князей и/или военных вождей из числа наиболее знатных и/или доблестных и одарённых талантами людей существовали и у славян[164].
Обратим внимание на явный параллелизм известия Тацита о вождях германцев, которые должны «увлекать примером и вызывать восхищение» и рассказа Фредегара о Само, который «проявил столь большую доблесть», что «узнав доблесть Само, виниды избрали его над собой королём». Славянское общество при этом выглядит более демократичным[165], чем германское: на основе доблести у славян можно было стать не только военным вождём (*vojvoda), но и князем (*kъnedzь)[166], в то время как у германцев последнее было прерогативой выходцев из определённого круга знатных семей.
Характерен в этом отношении приводимый Фредегаром эпизод: когда Само отказался принять франкского посла Сихария, тот, видимо для того, чтобы обмануть стражу, переоделся в славянскую одежду и предстал перед Само[167]. Получается, доступ к князю для славян был весьма свободным: любой человек мог рассчитывать на приём у него в случае необходимости, что указывает на демократический характер славянских общественных институтов.
Скорее всего, славянские жёны Само были представительницами местных знатных и влиятельных родов и, таким образом, своими браками он, будучи человеком «со стороны», «укоренял» себя в славянском обществе, выстраивал определённую политико-династическую систему, долженствующую укрепить славянскую «державу».
Обычай многожёнства у языческих славян в целом и у славянских князей раннего средневековья, в особенности, зафиксирован множеством источников: «Киевская летопись свидетельствует, что на Руси в XI веке, возможно в начале XII века, вятичи, радимичи и северяне имели по две-три жены; то же подтверждают Ибн-Русте и Казвини, а также ряд церковных и светских запрещений, относящихся к XI и XII векам. В Чехии наличие полигамии подтверждает Козьма Пражский, а биограф св. Войтеха указывает, что главной причиной, вынудившей епископа покинуть чешскую землю, было многожёнство, которое он не смог искоренить. Князь Бржетислав в 1039 году наряду с другими пороками резко обличал наложничество. Точно так же было и у поморян, где с полигамией ревностно боролся епископ Оттон Бамберский. Письмом папы Иоанна VIII, посланным в 873 году князю Коцелу, запрещалось двоежёнство в его княжестве на озере Балатон. На Балканах полигамию запрещал Козьма Болгарский. О гаремах славянских князей рассказывает Ибрагим Ибн-Якуб, отмечающий при этом, что они держат взаперти по 20 и более жён. Летопись упоминает гарем князя Владимира в Вышгороде, Белгороде и Берестове с пятью жёнами и 800 наложницами; Ибн-Фадлан рассказывает о другом русском князе, имевшем 40 жён; в Чехии много жён имел князь Славник; в Польше Мешко до принятия им христианства имел семь жён, а поморанский князь во время посещения его епископом Оттоном Бамберским имел несколько жён и 24 наложницы. В славянских языках для их обозначения имелся ряд терминов, из которых более всего известен термин наложница, а также суложница, приложница (suložnica, priložnica). Эта полигамия, разумеется, не являлась чем-то специфически славянским и была известна у всех соседей славян»[168].
Многожёнство в это время практиковали и франкские короли. Так современник и противник Само, Дагоберт I, по словам Фредегара, «предаваясь чрезмерному разврату, завёл множество любовниц и одновременно трёх женщин держал в качестве королев. Королевами же были следующие [женщины]: Нантильда, Вульфегунда и Берхильда. Приводить здесь имена наложниц значило бы чрезмерно увеличить эту хронику из-за их многочисленности»[169]; «В 8-й год своего правления, когда по королевскому обычаю он (Дагоберт I — М. Ж.) объезжал Австразию, он принял на своё ложе некую девушку по имени Рагнетруда, от которой в этом же году у него родился сын по имени Сигиберт»[170].
Весьма вероятно, что Само прибыл к славянам во главе целого купеческого каравана, возможно, военизированного. Учитывая нестабильность политической ситуации, купеческие путешествия средневековья нередко носили военизированный характер — купцам в любой момент могло потребоваться с оружием в руках защищать себя и свои товары[171].
Ни малейших оснований считать Само работорговцем, как это делают некоторые авторы[172], источники не дают. Торговля славянскими рабами становится в Европе значимым явлением существенно позже рассматриваемого времени — только с развитием германской экспансии на славянские земли, которая и дала поток славянских пленных, обращаемых в рабов[173]. У самих же славян формы зависимости в VI–VII вв. носили патриархальный характер, а виды эксплуатации были мягкими[174], что несовместимо со скольким-нибудь широким развитием работорговли. Поскольку в аваро-славянском конфликте Само активно встал на сторону славян, невозможно и предположение о покупке его экспедицией славянских рабов у аваров[175].
Скорее всего, поскольку торговый караван Само направился в ареал разгорающегося славяно-аварского вооружённого конфликта, основным товаром, который он вёз, было оружие для продажи его славянам (в западнославянском ареале археологи периодически находят франкское оружие, которые славяне могли получать именно в результате торговли). Учитывая, что Само с лёгкостью присоединился к боевым действиям на стороне славян, показал в них себя храбрым человеком, и, видимо, знатоком военного искусства, а впоследствии не раз побеждал как аваров, так и франков[176], можно предполагать, что он был человеком, знакомым с военным делом и знающим позднеантичную и франкскую военную тактику и стратегию.
Высказывалась гипотеза, что Само помимо торговой миссии, мог быть политическим эмиссаром франкского короля, и имел задачу помочь славянам в борьбе с аварами, тем самым подорвать могущество последних и усилить в Среднем Подунавье франкское влияние[177], однако рассказ «Хроники Фредегара» не даёт для неё оснований: торговая миссия Само к славянам представлена его собственным предприятием; ни о каких его связях с франкским правительством ничего не говорится; тому, что Само храбро показал себя в бою, Фредегар удивляется, что логично если речь идёт о купце и нелогично, если речь идёт об эмиссаре франкского правительства; дальнейшее поведение Само, ставшего славянским князем, отмечено резкой враждебностью к Франкскому государству (отказ принять франкского посла, отказ компенсировать преступление своих подданных против франкских купцов, регулярные набеги славян из «государства» Само на земли Франкского королевства).
Г.А. Шмидт предположил, что «византийский император Ираклий спровоцировал это восстание, чтобы отвлечь часть сил аваров, которые совершили в 618 и 626 гг. набеги на Фракию, в то время как Ираклий был занят войной с Сасанидами»[178]. Такая формулировка выглядит слишком смелой, но то, что византийские власти могли войти в контакт с восставшими славянами и оказать им определённую поддержку — вполне возможно.
Вероятнее всего видеть в Само опытного галло-римского купца, возможно, ранее служившего в армии или привыкшего защищать своё добро с оружием в руках в ходе торговых экспедиций, что позволило ему легко присоединиться к славянам в их битвах с аварами и проявить себя в них доблестным воином, блестящим тактиком и стратегом. Благодаря этому Само заслужил такое уважение славян, что они, подобно жителям города, спасённого в былинах Ильёй Муромцем, избрали его своим князем.
Осторожно можно высказать предположение, что Само по каким-то причинам находился в оппозиции к франкским властям (возможно, будучи галло-римлянином, он принадлежал к той их части, которая была недовольна политическим господством франков в их стране) или как-то пострадал от них, поэтому став славянским князем, он проявил крайне враждебное отношение к Франкскому королевству.
Вполне возможно и то, что «Само» — не имя, а титул или эпитет славянского правителя («самовластец»/«самодержец»), превращённый франкским автором в антропоним и заслонивший в «Хронике Фредегара» его подлинное имя.
Интересно, что в рассказах о Само в источниках («Хроника Фредегара», «Деяния Дагоберта I», «Обращение баварцев и карантанцев») его подданные называются не только «винидами» (традиционное германское обозначение славяноязычных народов in corpore), но и славянами (Sclavi). В эпоху начала средневековья это имя ещё не выступало обозначением совокупности всех славофоннных народов[179], а относилось только к их части. По мнению В.В. Седова словенами именовали себя носители пражской археологической культуры VI–VII вв.[180]. Д.Е. Алимов и С.В. Назин сформулировали гипотезу о более «узком» составе начальных носителей имени словене: учёные считают, что оно относилось к конкретному славяноязычному народу или группе народов в Среднем Подунавье, в Паннонии, Норике и соседних регионах[181], где согласно отражённому в ПВЛ «Сказанию о переложении книг на славянский язык» находилась Словѣньска земля[182] и проживали словене[183]. Понятие «Славянская земля» как синоним Великой Моравии фигурирует и в некоторых латиноязычных источниках: regio Sclavorum[184]; regnum Sclavorum[185] и т. д.
Оборот, аналогичный употреблённому Фредагаром, — «славяне, прозываемые винидами» (Sclavos coinomento Winedos), — встречается в «Житии святого Колумбана» Ионы из Боббьо (ум. после 659): «Между тем запала [ему] (Колумбану — М. Ж.) в голову мысль отправиться в пределы венетиев, которые также зовутся славянами (Venetiorum qui et Sclavi dicuntur), озарить слепые умы евангельским светом и открыть путь истины тем, кто изначально блуждал по бездорожью»[186], причём Фредегар знал «Житие» и по другому поводу ввёл обширную цитату из него в свою «Хронику»[187].
Попробуем разобраться, как Фредегар понимал соотношение этнонимов «виниды» и «славяне»[188]. Полный список употребления соответствующих имён в «Хронике» будет выглядеть следующим образом.
IV. 48. Samo… exercendum negucium in Sclauos coinomento Vuinedos perrexit[189]. «Само. отправился торговать к славянам, прозываемым винидами»[190].
Sclauiiam contra Auaris coinomento Chunis… ceperant reuellare[191]. «Славяне уже начали восставать против аваров, прозываемых гуннами»[192].
Vuinidi Befulci Chunis fuerant iam ab antiquito ut cum Chuni in exercitum contra gentem qualibet adgrediebant, Chuni pro castra adunatum illorum stabant exercitum, Vuinidi uero pugnabant[193]. «Виниды же издавна были «бефульками» гуннов, ибо, когда гунны шли в поход против какого-либо народа, гунны, собрав своё войско, стояли перед лагерем, виниды же сражались»[194].
Sin autem Vuinidi superabantur[195]. «Если винидов одолевали»[196].
Chuni aemandum annis singulis in Esclauos ueniebant, uxores Sclauorum et filias eorum strato sumebant[197]. «Гунны каждый год приходили зимовать к славянам, брали жён славян и их дочерей их к себе на ложе»[198].
Tributa super alias oppressions Sclaui Chunis soluebant[199]. «Сверх других притеснений славяне платили гуннам дань»[200].
Filii Chunorum quos in uxores Vuinodorum et filias generauerunt[201]. «Сыновья гуннов, рожденные [ими] от жён и дочерей винидов»[202].
Cum in exercito Vuinidi contra Chunus fuissent… nimia multitudo ex eis gladio Vuinidorum trucidata fuisset[203]. «Когда виниды пошли походом против гуннов. огромное множество их было уничтожено мечом винидов»[204].
Vuinidi cernentes utilitatem Samones eum super se eligunt regem[205]. «Узнав доблесть Само, виниды избрали его над собой королём»[206].
Plures prelia contra Chunis suo regimini Vuinidi iniaerunt suo consilio et utilitate Vuinidi semper Chunus superant[207]. «Во многие битвы вступали против гуннов виниды в его царствование; благодаря его совету и доблести виниды всегда одерживали над гуннами верх»[208].
IV. 58. Gente que circa limitem Auarorum et Sclauorum consistent ei prumptae expetirint, ut ille post tergum eorum iret feliciter, et Auaros, et Sclauos citerasque gentium nations usque manum publicam suae dicione subiciendum fiducialiter spondebant[209]. «Народы, находящиеся близ границы аваров и славян, с готовностью упрашивали его (Дагоберта I — М. Ж.), чтобы он благополучно шёл позади них, и твердо обещали, что авары, и славяне, и другие народы вплоть до империи будут подчинены его власти»[210].
IV. 68. Sclaui, coinomento Vuinidi, in regno Samone neguciantes, Francorum cum plure multetudine interfecissent et rebus exspoliassint, haec fuit inicium scandali inter Dagobertum et Samonem regem Sclauinorum[211]. «Славяне, именуемые винидами, в королевстве Само в большом множестве убили франкских купцов и разграбили [их] добро; это было началом распри между Дагобертом и Само, королём славян»[212].
Sicharius uestem indutus ad instar Sclauinorum[213]. «Сихарий, одевшись, как славянин»[214].
Dagobertus superueter iubet de uniuersum regnum Austrasiorum contra Samonem et Vuinidis mouere exercitum; ubitrebus turmis falange super Vuenedus exercitus ingreditur, etiam et Langobardi solucione Dagoberti idemque osteleter in Sclauos perrixerunt[215]. «Дагоберт… приказал [собранное] со всего королевства австразийцев войско двинуть против Само и винидов; когда тремя отрядами войско напало на винидов, также и лангобарды, за плату от Дагоберта, выступили в то же время как неприятели против славян»[216].
Sclaui his et alies locis et contrario preparantes[217]. «Славяне, со своей стороны, в этом и других местах приготовились»[218].
Pluremum nummerum captiuorum de Sclauos Alamanni et Langobardi secum duxerunt[219]. «Большое количество пленных из страны славян увели с собой алеманны и лангобарды»[220].
Aostrasiae uero cum ad Castro Vuogastisburc ubi plurima manus forcium Venedorum (Monod 1885: 149). «Австразийцы окружили крепость Вогастисбурк, где заперся внутри стен многочисленный отряд стойких винидов»[221].
Multis post haec uecebus Vuinidi in Toringia[222]. «Много раз после этого виниды вторгались в Тюрингию»[223].
Deruanus dux gentes Vrbiorum, que ex genere Sclauinorum errant[224]. «Дерван, князь народа сорбов, которые были из рода славян»[225].
Uicturia qua Vuinidi contra Francos meruerunt non tantum Sclauinorum fortitudo optenuit quantum dementacio Austrasiorum[226]. «Победу же, которую виниды стяжали над франками, принесла не столько храбрость славян, сколько безрассудство австразийцев»[227].
IV. 72. Alciocus cum septinientis uiris et uxoris cum liberis qui in marca Vinedorum saluatus est. Post haec Vuallucum ducem Vuinedorum annis plurimis uixit cum suis[228]. «Алциок с семьюстами мужчинами с жёнами и детьми. спасся в марке винидов. После этого он со своими людьми прожил много лет с Валлуком, князем винидов»[229].
IV. 74. Exercitum Vuinitorum Toringia fuisse ingressum (Monod 1885: 153). «Войско винидов вторглось в Тюрингию»[230].
Saxones… eorum studio et utiletate Vuinidis resistendum spondent et Francorum limite de illis partebus custodire promittent[231]. «Саксы… обязались с усердием и доблестью давать отпор винидам и обещали охранять в тех местах границу франков»[232].
IV. 75. Vuinidi iusso Samone forteter seuerint[233]. «Виниды по приказу Само сильно неистовствовали»[234].
Deinceps Austrasiae eorum studio limetem et regnum Francorum contra Vuinedus utiliter definsasse nuscuntur[235]. «В дальнейшем австразийцы с усердием и доблестью защищали границу королевства франков от винидов»[236].
IV. 77. Radulfus dux... instetuit pluris uecibus cum exercito Vuinedorum[237]. «Герцог Радульф… много раз сражался с войском винидов»[238].
IV. 87. Radulfus. amicicias cum Vuinidis firmans[239]. «Радульф. утвердив дружбу с винидами»[240].
В целом этноним «виниды» (23 раза) употребляется в «Хронике» чаще, чем «славяне» (15 раз), он привычнее Фредегару. В главах 72, 74, 75, 77, 87 использован только этникон «виниды»; в 58 главе, напротив, употреблено только имя «славяне». Характерно, что во всех названных главах сообщения о славянах предельно кратки и обозначающие их этнонимы встречаются лишь один-два раза. В главах 48 и 68, в которых содержится основной массив сведений о славянах, имена «виниды» и «славяне» идут вперемешку и полностью взаимозаменяемы, причём порой в рамках одной и той же фразы, что ясно говорит о том, что Фредегар употреблял их как синонимы и никакой семантической разницы между ними не видел.
«Виниды» — общегерманский (в т. ч. и франкский) экзоэтноним для обозначения совокупности славяноязычных народов[241], «славяне» — самоназвание их части. Сравним две формулы в «Хронике Фредегара»: Sclauos coinomento Vuinedos («славяне, прозываемые винидами») и Auaris coinomento Chunis («авары, прозываемые гуннами». На всём пространстве «Хроники Фредегара» имя «гунны» неоднократно применяется к аварам[242]). В обоих случаях используется самоназвание, которое поясняется через принятый у франков для обозначения соответствующего народа экзоэтноним. Полную аналогию такого словоупотребления находим в написанном в 790 г. седьмом письме учёного клирика англосаксонского происхождения Алкуина (ок. 730–804): Sclavos, quos nos Vionudos dicimus («Славяне, которых мы называем вионудами»); Avari, quos nos Hunos dicimus («Авары, которых мы называем гуннами»)[243].
«Хроника Фредегара», «Деяния Дагоберта I» и «Обращение баварцев и карантанцев» называют следующие ориентиры для определения общих границ возглавляемого Само славянского протогосударственного объединения: Аварский каганат, над которым Само одержал победу[244]; государство франков, с которым Само успешно воевал[245]; Австразию, бывшую базой для мобилизации франкских войск, направленных против Само, а также бывшую жертвой набегов славян[246]; земли лангобардов, в союзе с франками выступивших против Само[247] — видимо, лангобарды соседствовали со славянами в районе Фриули; владения алеманнов, по приказу Дагоберта напавших на земли Само[248]; Тюрингию, на которую совершали успешные набеги дружины Само[249]; земли саксов, обещавших охранять границы франкского государства от набегов славян[250]; земли лужицких сербов, князь которых Дерван признал себя вассалом Само[251]; Карантанию, которая находилась под властью Само[252].
Хотя, как было сказано выше, отожествление «княжества» Само с Карантанией в «Обращении баварцев и карантанцев», скорее всего, является искусственным, тем не менее, вхождение данной территории, с тем или иным статусом, в состав обширного объединения славиний, возглавляемого Само, выглядит весьма вероятным в свете сообщения Фредегара об участии лангобардов в войне Дагоберта I с Само, и признано большинством исследователей[253]. Видимо, в «Хронике Фредегара» Карантания фигурирует под именем расположенной рядом с Баварией «марки винидов» (marca Vinedorum[254]).
Сопоставление всех перечисленных географических объектов указывает на то, что полития Само, в её широком понимании (т. е. не в смысле её центра, а в значении всех славянских «племён», вошедших на тех или иных условиях, в её состав), находилась на территориях позднейших Чехии, Великой Моравии и Карантании, территория которой у Павла Диакона (725/730 — ок. 799) фигурирует как provincia Sclaborum[255].
Следовательно, «государство» Само находилось где-то в пределах среднедунайской Славянской земли ПВЛ, а возглавляемую им «державу» в широком её значении, видимо, надо рассматривать в качестве социально-политического предшественника Великой Моравии, также, возможно, Карантании, а затем Древнечешского государства. Данный регион был одним из важнейших очагов раннесредневекового славянского политогенеза с несколькими сильным центрами политической интеграции, разные из которых в разное время выходили на первый план.