След на дне

ГЛАВА ТРЕТЬЯ НА РЕЗИНОВОМ ПЛОТУ

Джафар со своим надувным плотом и снаряжением для подводного плавания расположился на пустынном пляже, у самой кромки воды. Поселок, контора промысла и морских разведчиков нефти, причал для катеров, автобаза — все это осталось в стороне.

В море маячили свайные помосты с островерхими вышками. Иные скважины находились в работе, но большинство было уже пробурено. Нефть перекачивалась на берег по трубопроводам, проложенным по дну Каспия.

Одна вышка стояла на отлете, километрах в четырех от пляжа. Джафару хорошо были видны и сам островок и темные точки возле него — катера и киржимы. Суда заканчивали укладку нефтепровода. Эта буровая имела номер двадцать четвертый. Геологи долго спорили, прежде чем решились проложить скважину на новом участке: многие считали его бесперспективным. И вот из двадцать четвертой ударил мощный фонтан горючего.

Джафар улыбнулся, снял безрукавку. Расправив плечи, с удовольствием оглядел море. Был один из немногих дней, когда на Каспии полный штиль. Неподвижная вода казалась синей только на горизонте, а у берега она напоминала расплавленный алюминий.

Каспий, или Хазар по-азербайджански, удивительное море. Здесь мирно соседствуют крабы и раки, в сетях, поставленных на какую-нибудь мелкую рыбу, нередко запутываются белуги в пятнадцать-двадцать пудов, двухметровые осетры, огромные севрюги, сазаны…

Сейчас Каспий спокоен, ласков. А стоит только из-за прибрежных холмов вырваться знаменитому северному ветру, как море мгновенно вскипает, покрывается мелкими злыми волнами. Они быстро растут, дыбятся. И вот уже глыбы бело-зеленой воды обрушиваются на корабли, на устои стальных островов, на прибрежные рифы и скалы. Бывает, бешеный норд и штормовые валы корежат и рушат тысячетонные сооружения в море, и люди, если их заблаговременно не переправили на берег, бесследно исчезают в пучине.

Лет пятнадцать назад так погиб отец Джафара. Он был мастером в бригаде, которая впервые стала бурить нефтяные скважины далеко от берегов — в открытом море. Стальной островок бригады стоял на песчаной банке, километрах в одиннадцати от суши. Дело происходило зимой. Добуривались последние метры глубокой разведочной скважины, когда налетел жесточайший шторм. Все произошло неожиданно, вопреки предсказаниям синоптиков, и людей с буровой вовремя не сняли. Там остались две вахты и сам мастер.

В течение первых суток на островке не было причин для беспокойства. Несмотря на непогоду, работа шла, свободные от вахты отдыхали в домике на краю помоста — там была электрическая плита, несколько коек, имелся запас продовольствия, пресной воды, папирос. Каждые два часа мастер докладывал по радио на берег: на буровой все в порядке, работа продолжается, пройдено столько-то метров на пути к нефти.

На вторые сутки ветер достиг ураганной силы. Бригада прекратила работу — по островку было опасно передвигаться: ветер мог подхватить человека и унести в море. А там гуляли волны, каких еще не видел ни один нефтяник, — огромные, крутые, с лохматыми шапками желтой пузыристой пены.

«Волны с силой бьют в устои острова, ветер давит на вышку, — докладывал мастер по коротковолновой рации, — она начинает раскачиваться…»

Наступила ночь, а шторм не ослабевал.

На берегу собрались те, чьи мужья и отцы находились там, далеко за горизонтом, в непроглядной тьме. Среди них была и жена мастера с сыном — в ту пору Джафару едва исполнилось пять лет.

Ночью в тресте морского разведочного бурения никто не сомкнул глаз. Все работники собрались на радиостанции. Здесь царила тишина. Слышался только голос директора треста, разговаривавшего с далеким островом, да хриплый баритон в динамике — мастер бригады и в эти критические минуты был сдержан, мужествен. Ему было известно, что в порту наготове стоят корабли — они выйдут в море, как только чуточку стихнет и можно будет надеяться, что удастся приблизиться к буровой. Но он знал и другое: под напором урагана все сильнее раскачивается вышка, расшатывает остров — вот-вот он рухнет…

В три часа ночи связь с островом оборвалась.

Когда кораблям удалось подойти к банке, они обнаружили несколько торчащих из воды свай. Это было все, что осталось от острова.

Мать увезла Джафара в деревню — к своим родителям. Она прокляла море, отнявшее мужа. Она делала все, чтобы сын, когда подрастет, и думать не смел о Каспии.

Мать умерла шесть лет назад. А спустя год Джафар покинул селение, приехал сюда и стал работать в том самом тресте, где когда-то трудился отец…

Вздохнув, Джафар принялся за работу: проверил акваланг, осмотрел фотокамеру, бережно уложил ее в непроницаемый футляр. Он сам склеил эту коробку из органического стекла, придумал хитроумный запор: надвинешь крышку, повернешь рычаг, и в бокс с фотоаппаратом не просочится ни капли влаги.

На воде уже покачивалась автомобильная камера с пришнурованным к ней круглым куском брезента. Акваланг и прочее снаряжение были уложены на резиновый плот. Джафар надел ласты, оттолкнул плот от берега и поплыл за ним в море.

Уже неделя минула с того дня, как случай свел его с капитаном Беловым. Ну, было и прошло. Казалось, давно бы следовало забыть и о милицейской «Волге» с лопнувшим скатом и о бесплодной погоне за спекулянтом. Так нет, память то и дело возвращала к этому происшествию. Вот и сейчас в ушах звучал глуховатый голос Белова: «Позвони при случае».

Позвони!.. Всю эту неделю Джафар, что называется, дневал и ночевал на буровой. Там случилась серьезная неприятность: обвалились стенки скважины. На острове переполошились. Никто из нефтяников не считал себя вправе после работы съехать на берег. Сменившиеся с вахты наскоро ели и спешили к вышке, чтобы подсобить товарищам, — в то трудное время на счету была каждая пара рук.

«Работать на морской буровой — не халву есть». Афоризм принадлежал соседу Джафара по комнате в общежитии, старшине промыслового катера Фирузу. Вспомнив эти слова, Джафар усмехнулся. Да, нелегкое дело, что и говорить. Во всяком случае, у работников милиции жизнь намного спокойнее.

Он энергичнее заработал ластами. Скорее бы добраться до места. Не терпелось испробовать под водой цветную пленку. Джафар никогда еще не снимал на цвет пронизанное солнцем море, водоросли, сверкающих рыб…

Кого все же ловил капитан Белов? Мелкого жулика, по дешевке скупающего рыбу, добытую браконьерами? И сколько лет этому Белову? Пожалуй, тридцать. А человек с характером. Видать, упрямый: когда слушал ответы таксиста, губы сжал так, что побелели… Но вообще-то ничего особенного. Парень как парень.

Джафар попытался представить: ровно в пять Белов запирает свой кабинет, едет домой, съедает обед и, стащив с ног сапоги, с газетой в руках заваливается на клеенчатый диван. Жена и дети ходят на цыпочках: папа отдыхает… Фу, чепуха какая-то!

Размышления были прерваны стуком мотора. Подлетел катер, отработал назад и закачался рядом. Загорелый до черноты здоровенный парень в полосатой тельняшке приглушил мотор, оставил штурвал, перегнулся через борт и помахал пловцу рукой. Это был Фируз — сосед и приятель Джафара.

— Эй, — крикнул Фируз, — эй, парень, опять тебя понесло на рифы?

Вместо ответа Джафар шлепнул ладонью по воде и окатил катерника фонтаном брызг. Мгновенье — и Фируз прыгнул в море, ухватил Джафара за плечи, толкнул в глубину.

Они долго барахтались в ласковой прозрачной воде, ныряли, угощали друг друга шлепками.

— Ты откуда шел? — спросил Джафар, когда, утомившись, они забрались в катер и улеглись на корме. — Не с двадцать четвертой?

— Точно, оттуда. — Фируз поднял большой палец. — Полный порядок на буровой. Трубопровод уложили. Дали давление — держит. К вечеру пойдет нефть на берег. Думаю, тонн сто будет, не меньше. Так что можешь гордиться.

Двадцать четвертую скважину еще в прошлом месяце пробурила бригада Джафара, сдала ее промыслу и стала прокладывать новую. На днях он улучил час, съездил на ту буровую, посмотрел, как устанавливали фонтанную арматуру — сложную систему толстых труб и задвижек. Сейчас, когда подводная магистраль к двадцать четвертой проложена, задвижки откроют. Нефть из скважины хлынет на берег. Она будет бить через штуцер — стальную болванку с отверстием в горошину, бить с такой силой, что за сутки в резервуаре накопится сотня тонн горючего.

Катер дремал в неподвижной воде. Казалось, он вплавлен в гладкое голубое стекло. Неподвижны были и двое парней, разлегшихся на его палубе. Подложив под голову руки, Джафар мечтательно глядел в небо.

— Как думаешь, чего больше всего на дне океана? — вдруг спросил он. И сам же ответил: — Дно океана буквально усыпано зубами акул!

Фируз рывком повернулся на бок, озадаченно поглядел на товарища.

— Можешь мне поверить, — ровным голосом продолжал тот, будто читал книгу. — Акулы — это древнейшие обитатели океана. Миллионы их, как торпеды, носятся в толще воды. И у всех — хрящевой скелет, который очень быстро разлагается, когда акула погибает.

— А зубы что, остаются?

Джафар кивнул. Потом, после большой паузы, сказал:

— Да вообще там, в глубинах, есть еще много такого, о чем мы даже и не подозреваем. На дне Индийского океана ученые обнаружили следы какого-то существа. Глубоко под воду спустили фотоаппарат. Вспыхнул фонарь, защелкал затвор камеры. Когда снимки проявили, на одном из них увидели участок илистого дна с отпечатком огромной когтистой лапы…

— Трави больше!

— Это правда… Другая экспедиция совсем в другой части океана получила такой же снимок. Заметь: отпечаток в мягком иле. Совсем свежий след. Тот зверь, быть может, и сейчас бродит по океанскому дну… Ты представляешь?

— И в Хазаре могут найтись такие? — шепотом спросил Фируз. — Чем Хазар хуже океана?

— Могут, — Джафар помедлил. — Обнаружили же чудовище в одном из озер Северной Шотландии. Почему бы и в нашем море, которое в сотни раз больше…

— Слушай, Джафар, — Фируз испытующе поглядел на приятеля. — Я все забываю тебя спросить. Зачем ты купил эту штуку? — Он показал на плот с аквалангом. — Что задумал?

— Пока сам не знаю, — вяло сказал Джафар. — Просто мне интересно. Спустись разок под воду, поймешь…

Он надел ласты, перелез через борт.

— Когда тебя ждать? — крикнул Фируз.

— К вечеру буду.

Джафар толкнул плот и поплыл прочь от катера.