Следователь и Колдун

Глава 1-2

— …Артур, хватит! Это уже не смешно!

Фигаро сидел за столом в своей комнате в «Золотом Гусе», сжимая в левой руке пирожок с картошкой, а в правой — автоматическое перо (то самое, подарок Алистара Мэтлби) и писал дневной отчет комиссару Пфую. Отчет был коротким: всего-то две страницы. Отчитываться пока что было, особо, не о чем.

— Артур, вы где?

…С того самого момента, как они с Конрадом покинули покои «Исполнителя Желаний», призрак не выходил с Фигаро на связь и вообще никак не давал о себе знать. Когда дверь комнатушки, в которой хранился странный серебряный шар захлопнулась за ними, Артур сказал «…мне нужно обработать информацию, так что ждите» и наглухо отключился. Орб Мерлина на пальце следователя то раскалялся, то разом становился жутко холодным, покрываясь инеем — похоже, призрак работал с чем-то мощным — но на связь Артур не выходил.

Фигаро вздохнул, сунул в рот остатки пирожка, запил чаем (местного разлива, довольно жидким и невкусным), сунул отчет в конверт, и, открыв ящик стола, достал из него толстый цилиндрик сургуча. Цилиндрик был до того похож на кусок домашней колбасы жаренной на вертеле, что следователь немедленно испытал приступ желудочной ностальгии: ему страсть как не хватало кухни тетушки Марты, после которой вся столичная еда казалась ему некоей разновидностью казарменной баланды.

Раскалив сургуч заклятьем, он накапал на конверт приличную блямбу, достал из кармана личную номерную печатку старшего следователя ДДД и запечатал письмо.

— Офис комиссара Пфуя, срочное, — произнес Фигаро и письмо с треском растаяло в воздухе. Это не было блиц-портированием; материя письма превращалась в энергию и формировала информационный пакет, который и доставлялся адресату. Хитрое колдовство, которое подгребли под себя спецслужбы, и которое с успехом могло бы заменить телеграф.

…Легкий хлопок, и в воздухе напротив стола материализовался Артур, растрепанный и злой.

— Ну что, «Артур»? Что случилось? Я же сказал — работаю! Вас что, кто-то пытается убить? В туалете Демон-Сублиматор? На Землю обрушился метеоритный дождь? У вас закончилось пиво?

— Пиво, кстати, и не начиналось. Я все забываю заказать. — Фигаро встал из-за стола, и прошелся по комнате, разминая ноги. — Извините, я просто…

— Да ладно, черт с ним. — Призрак махнул рукой, — Там работы на несколько дней. Но даже то, что мне уже удалось выяснить — очень, о-о-очень интересно. Так интересно, что я даже развлекся.

Артур воспарил к потолку и принялся в своеобычной манере нарезать круги по комнате.

— Начнем с этого вашего «Типуна». Я уже говорил, что это очень сложное заклятье, не очень-то и похожее на обычный «Типун». Так вот — я беру свои слова назад. Это не просто «необычное» заклятье, это шедевр квазиматематики. Не знаю, кто его написал, но, в иное время, я бы немедленно сделал этого человека своим заместителем и включил в Квадриптих… Кстати, как бы он тогда назывался?.. Пентакль? Пентаграмм?.. Пентюх?.. Ну, ладно, короче… Этот «Типун» — заклятье с двойным дном. Не каскадная конструкция, а именно что двойное заклятье, где «под капотом» простого ментального фильтра скрыт сложнейший пси-анализатор, не позволяющий — причем очень жестко — говорить на определенные темы. Маскировка настолько идеальна, что мне даже как-то завидно, что я сам до такого не додумался. Но самое интересное, — Артур поднял палец, — что даже в случае успешного преодоления ментального запрета носитель заклятья немедленно забудет все связанное с этим долбаным «Исполнителем Желаний». Круто, а?

— Но вы же сказали, что сможете снять это с меня?..

— Ха! Снять-то я могу, без вопросов. Но вот в чем фишка: сигнатура этого вашего заклинания одновременно является и ключом к двери, ведущей к «Исполнителю». Каково? Изящное решение!

— Но ведь вы можете просто взломать дверь…

— На двери — сложнейшая система сигнализации. Настолько сложная, что даже я не рискну в ней копаться — если уж малый, создавший подобное заклинание умеет так прятать концы… Вы, кстати, написали в своем отчете об этом… хм… походе в недра Академии?

— Нет, — следователь озадаченно почесал затылок, — даже не упомянул… Хотя, по уму…

— Вот видите! — Восторгу призрака не было предела. — Во какой ментальный блок! Мощный, легкий, и легко портируется в любую башку! Красотища!

— Вы, кажется, очень довольны происходящим…

— Доволен? — Артур на секунду замер у люстры. — Черт возьми, да! Меня это забавляет. Я, похоже, наконец, столкнулся с кем-то равным себе и вы даже не представляете, насколько это меня бодрит, Фигаро! Это вам не драугиров по болотам ловить, это настоящая битва интеллектов!

— Да? — Фигаро тяжело вздохнул. — А вот меня, простого следователя ДДД, это пугает… Древние артефакты плюющиеся золотом, гениальные колдуны… Кстати, что это за штуковина? Ну, этот «Исполнитель Желаний»?

И тут призрак в очередной раз удивил следователя. Он перестал метаться по комнате как подстреленная утка, мягко опустился на диван и, немного помолчав, сказал:

— Я не знаю.

— Что значит, вы не знаете? — Фигаро дернулся. — Вы, мать вашу, самый старый и опытный колдун в мире! Вы — Мерлин! Как вы можете чего-то не знать?!

— Надеюсь, «старый» — это не намек на мой возможный маразм. — Артур флегматично расправил бороду на груди и принялся заплетать в ней косички. — Но вы, похоже, понятия не имеете, что такое артефакты, Фигаро. Так вот, позвольте краткий ликбез: неучам, называющим «артефактом» любой старинный меч с заклятьем от ржавчины, нужно бить веслом по голове. Артефакт как есть — это зачарованный предмет, использующий сложные, неклассические, и, зачастую, невоспроизводимые колдовские техники. Очень часто такие штуки получаются чисто случайно, в результате экспериментов, целью которых было вообще что-то другое… Этот ваш «Исполнитель Желаний», скорее всего, артефакт. И для того чтобы в нем разобраться, мне необходимо затащить его в Орб и провести серию тестов — это как минимум. А, скорее всего, его вообще придется разобрать по винтику и даже в этом случае не факт, что я что-то пойму… Золото из воздуха — фи, чушь, ерунда. Но этот шар… Он что-то сделал с вашим приятелем. Какие-то тонкие, почти незаметные изменения в ауре. Скорее всего, на глубинных эфирных уровнях. И это меня пугает, Фигаро, очень пугает. Я слышал столько историй про артефакты, что если их записать, то понадобиться грузовик бумаги. Но историй со счастливым концом среди них почти не было.

— Но как выяснить…

— Как? Взять этого Конрада, связать, затолкать в Орб, разобрать на эфирные слои и провести тонкий анализ… Ну, не смотрите на меня так — я потом все соберу обратно. В общем, следите за ним, Фигаро. Следите внимательно… Эх, какой же хитрый черт: «…я никогда не потребую передавшего мне секрет рассказать о том, кто связал обещанием его самого и никому никогда не расскажу о том, кто передал секрет мне…». Вот же зараза… Ну, ничего, будем думать… А пока… Стоп, что это у вас?

— Где?.. А, это тестовое задание для подтверждения квалификации старшего следователя ДДД. Двести вопросов, прошу заметить! Из них половина — задачи по квазиматематике.

— Давайте сюда! — Артур решительно подлетел к столу, засучивая рукава. — Все равно вас никто не уволит, а мне нужно разгрузить башку. Люблю головоломки, хе-хе… А вы ложитесь спать — время позднее…

Два-сорок-«цэ». Галатея Фенрир, история колдовства. Шкафы, стеллажи, комоды с сотнями ящиков, лампы в зеленых абажурах на письменных столах. Алхимические светильники под потолком — тусклый свет едва касается красивых резных панелей темного дуба. Толстенные монографии и доска, густо исписанная датами.

— Откройте учебники на сто пятой странице, пожалуйста. — Глаза госпожи Фенрир строго смотрели из-за тонких стекол очков. — Период становления, Первый совет преподавателей Академии… Так, хорошо. Кто расскажет мне о характерных чертах этого периода? В общем и целом — я не требую деталей… пока… Нет, госпожа Шанталье, я знаю, что вы знаете… Спасибо… А, вот у нас тут новенький… Фигаро, кажется… Вот его мы и послушаем. Прошу!

Следователь тяжело вздохнул, закрыл тяжелый том и, не поднимаясь с места, стал рассказывать:

— Периодом становления, или же Малой реформацией Мерлина называется временной отрезок между окончательным поражением Старой Церкви в гражданской войне и полной передачей власти Первому Квадриптиху. Принято считать, что Период становления длился с… с…

«С 1270-го по 1282-ой, — буркнул в его голове Артур. Двоечник хренов…»

— …с 1270-го года по 1282-ой. Главным событием тех лет было, конечно же, основание Академии во главе с первым ректором, Жансултаном Алиевым и создание Отборочного комитета — специальной комиссии задачей которой был поиск одаренных детей, способных к колдовскому обучению.

— Все так, — Галатея кивнула, — только не «колдовскому обучению», а, все же, «обучению колдовству». Учились они так же, как и вы, штудируя манускрипты и практикуясь. Разве что процент несчастных случаев был тогда запредельно высок — до Общей теории оставалось еще тридцать лет… Хорошо, хорошо… А кто входил в состав первого ректората?

— Эм-м-м…

— Ну, Фигаро, это же так просто! Там всего три фамилии!

— А, точно… Ну, во-первых, конечно же, Моргана Благая. Потом Седрик Брунэ …тот самый. И… И… Этот, как его… Кроули.

— Уильям Кроули, Фигаро, да. Знаменитый Кроули, соавтор Общей теории, автор трехсот фундаментальных работ по метафизике, создатель базовой шкалы эфирных нагрузок и разработчик всех пятидесяти низкоуровневых заклятий, которые мы изучаем на первом и втором курсах… Ладно, в принципе, сойдет.

Она подошла к доске (ее хрупкая, токая как тростинка фигурка на секунду показалась следователю просто мазком белой краски на черной деревянной панели), поправила свои коротко стриженные светлые волосы, сухие и ломкие, легким движением руки очистила часть доски, взяла тонкими пальцами мел и сказала:

— Принято считать, что первым ректором Академии был господин Алиев. Но это не совсем верно. Он исполнял, скорее, обязанности почетного ректора, а на деле Академией управляли двое: Кроули и Брунэ. Потом Кроули погиб во время одного из своих экспериментов и власть Брунэ стала абсолютной… к тому же, ему благоволил Мерлин. Моргана же больше занималась политикой, до Академии ей не было особого дела…

«Это точно, — Артур хихикнул, — Брунэ был нормальным мужиком. Мы водки с ним выпили — океан! Работяга! А Кроули, сбереги его душу горний эфир, был той еще скотиной. Гений, не отягощенный моральными принципами. Его разнесло на кусочки во время опыта… Впрочем, не будем об этом. А Моргана…»

Дверь аудитории распахнулась, и через порог перелетел первокурсник в желтой мании: коротко стриженый, высокий и запыхавшийся.

— Кто тут Фигаро?! — возопил «первачок». — Ой, госпожа Фенрир! Простите! — Он изо всех сил замолотил кулаком по двери, очевидно, имея в виду вежливый стук. — Можно войти?!

— Можно, Роу. — Галатея возвела очи горе и тяжело вздохнула. — И не орите так.

— Спасибо, госпожа Фенрир!! Фигаро!! Тебя к замректору! Там какая-то путаница с бумагами… Ой! Извините! Я уже ухожу!..

Комиссар Пфуй, развалившись в своем гигантском кресле, хмуро посмотрел на Фигаро и пальцем подтолкнул к нему большой картонный конверт с клапаном-застежкой (многоразовый, для официальной корреспонденции).

— Читай.

Следователь присел на небольшой диванчик напротив стола, поджал под себя ноги и, взяв конверт, достал письмо — листок дрянной серой бумаги в косую линейку. Похоже, это была просто вырванная страница школьной тетради. Зато сам текст был написан очень тонким автоматическим пером специальными сверхустойчивыми алхимическими чернилами. Ароматизированными чернилами — Фигаро различил явственный запах лаванды и розового масла.

Каллиграфическим почерком, испещренным вычурными завитушками, на листке бумаги было написано следующее:

— Ну и что? — Фигаро пожал плечами. — Такое впечатление, что вы никогда не получали подобных писем от барышень, которым не доставало внимания.

Комиссар встал с кресла и прошелся по кабинету, заложив большие пальцы рук за широкий ремень. Огромный стол, два шкафа, большое окно, в которое лился поток солнечного света, тумбочка. И гора оружия, закрепленного на стенах: сабли, револьверы, палаши, автоматические винтовки… Похоже, Пфуй чувствовал себя некомфортно, если рядом не было более-менее приличного арсенала.

— Получал, — признал он, наконец, — но, как правило, такие письма это здоровенные полотнища на пять листов, в которых описываются всякие ужасы. Демоны в подвалах Академии, алхимики-отравители, Легкий вампир в столовой… А это очень короткая и лаконичная анонимка. К тому же в ней прямо указано имя студента, которому угрожает опасность. Что тоже нетипично.

— А кто доставил вам письмо?

— Почтальон. Который достал его из ящика для срочной корреспонденции. Знаете, эти коробки на перекрестках: опускаешь серебряк, открывается щель для писем, а тебе выдают талончик, где указан номер почтового ящика и время? Ну, вот через такой ящик его и отправили.

— Так. — Фигаро еще раз перечитал письмо и, зачем-то, понюхал бумагу. — И что вы выяснили.

— Письмо отправлено сегодня около семи утра. На конверте и самом письме куча отпечатков. Которые, понятно, нам ничего не дают.

— А отпечатки ауры?

— Сколько угодно. Но очень смазанные. Сам понимаешь, Столица. Куча народа вокруг. Можно лишь сказать, что письмо писал точно не студент Академии, что это девушка, что она — не девственница и любит фруктовое мороженое.

— Негусто.

— А я о чем говорю, — согласился комиссар, — информация, что называется, ни о чем… Итак, Фигаро, что ты сам можешь сказать об этом письме?

— Ну, — следователь взял из коробки на столе комиссара сигару и прикурил «от пальца», — во-первых, лично мне показалось странным это «Штайнеру Конраду». Не «Конраду Штайнеру», а именно «Штайнеру Конраду». У писавшего в голове явно какая-то конторская закавыка.

— Так, хорошо, — кивнул Пфуй, — продолжай.

— Во-вторых, адрес на конверте, который, за каким-то чертом, дублируется в самом письме. Не «Проспект Науки 1», а «Зам. ректора…» и так далее. Письмо адресовано не абстрактному «руководству Академии» — в этом случае, оно бы оказалось на столе у Анны — а лично вам.

— Еще лучше. Молодец.

— Ну и это вот «Вашей академии». Иными словами, писал не студент АДН. Который, тем не менее, знает о происходящем в ее стенах больше чем я и вы. Ума не приложу, откуда автору письма вообще известно обо всех этих смертях. Вы же говорили, что все это не предавалось широкой огласке.

— Даже если бы и предавалось, — комиссар задумчиво потер нос, — это мало на что повлияло бы. Все эти смерти — несчастные случаи. Кроме одного, которое, по сути, убийство, но там преступник уже давно уехал на каторгу… Я бы сказал, что письмо, возможно, написано… — он внимательно посмотрел на Фигаро и нахмурился.

— Преподавателем Академии. — Следователь кивнул. — Вам не кажется, комиссар, что мы постоянно возвращаемся к этой версии?

— Кажется. Но возможны и другие варианты.

— Понимаю. Допустим, письмо написано самим убийцей, который хочет отвести от себя подозрение. Но зачем оставлять отпечатки ауры? Для правдоподобности? Чушь. Послал бы письмо через обычный ящик, так там бы и отпечатки пальцев затерли.

— Допустим, кому-то нужно было прислать письмо срочно.

— Чтобы предупредить? — Фигаро пыхнул сигарой. — Хорошо, но тогда зачем убийце…

— Подставляться? Причины могут быть самыми разными. Во-первых, как тебе известно, маньяки часто сами желают быть пойманными. Вот только не похоже, что письмо написано маньяком. И в отпечатках ауры нет следов психической патологии.

— Может, убийца действует не один.

— Фи-и-ига-а-аро-о-о! — простонал Пфуй, заламывая руки, — да он пока что такой же убийца как мы с тобой! Все. Эти. Смерти. Несчастные. Случаи. И останутся таковыми, пока мы не докажем чей-то злой умысел… Но твоя идея хороша. Да, преступников может быть двое. Или даже больше.

— Колдовская банда в Академии. — Фигаро поежился. — Как-то неспокойно у вас тут стало за эти годы, господин комиссар.

— …конечно, возможна и такая ситуация, — продолжал рассуждать Пфуй, — допустим, действует группа. И одного из преступников начинают терзать муки совести… Нет, к черту пустые предположения… Но ты не закончил.

— Не понял? — Фигаро выпустил изо рта колечко дыма и вопросительно посмотрел на комиссара.

— Мы говорили о письме. Что еще кажется тебе странным?

— Хм… — следователь пожал плечами. — Признаться…

— Конрад Штайнер. В АДН полно студентов. Этот Конрад — один из немногих, кого ты знаешь. Фактически, один из четверки твоих новых приятелей. И тут — бабах! — кто-то пишет, что ему угрожает смертельная опасность. Ты не находишь это странным?

— Да, есть такое, — признал следователь. — Скажите, комиссар, а кто вообще может узнать, что я это я? Ну, в смысле, следователь Фигаро под действием трансформационной компрессии?

— Точно это известно только мне, Целесте и Качке. Качка вне подозрений — на время расследования он согласился не вылезать из своей лаборатории… ему, похоже, это и в радость. К тому же я ему доверяю. Он мой сокурсник, мы вместе прошли войну. Еще есть мы с Целестой… Ну, можешь подозревать нас, если хочешь.

— Не думаю, что это вы, комиссар, — вздохнул Фигаро. — За каким чертом тогда вам понадобилось бы тащить меня сюда из Нижнего Тудыма? И даже если это и вы, то для меня эта нить следствия все равно тупик.

— «Подозревай начальство превыше всего», — процитировал Пфуй. — Идем дальше: мог ли кто-то посторонний узнать, что на тебе заклинание трансформации? Технически — да, мог. Но для этого понадобилась бы специальная лаборатория с навороченными сканерами. И даже в этом случае сделать все необходимые замеры мог бы только о-о-чень хороший специалист. И не просто хороший, а уровня Качки или Целесты. Я, например, вообще бы ничего не понял. Для того чтобы правильно прочитать сигнатуры слабейших эфирных искажений которые вызывает трансформация нужно заниматься этим всю жизнь.

— …что опять возвращает нас к преподавательскому составу.

— Ты имеешь в виду Академию? Да, средствами АДН вполне можно провести такое сканирование. Но, опять-таки, результат нужно уметь интерпретировать. Единственный специалист такого уровня, имеющий доступ к защитным и аналитическим чарам Академии — Целеста. Которому, опять же, я доверяю целиком и полностью.

— Хорошо, но что вы предлагаете?

— В письме сказано, что покушение на жизнь Конрада Штайнера будет завтра. А завтра, как я понимаю, вы с ним будете пьянствовать?

— Откуда вы знаете? — Фигаро с подозрением уставился на Пфуя. — Мы же…

— Да успокойся ты, Фигаро, завтра вся Академия пьянствует! — расхохотался комиссар. — Праздник же! Твоя задача — не напиваться в дрова и внимательно следить за этим Конрадом. Будешь его телохранителем и, одновременно, очень внимательно наблюдай за всем, что будет происходить вокруг. И не дрейфь, мы с Целестой постоянно будем рядом.

— А если покушение случится сегодня?

— Во-о-о-от! Вот теперь я вижу следователя ДДД! Параноика и перестраховщика. Так держать, Фигаро!.. И, конечно же, я уже отправил Целесту следить за Конрадом. Поэтому сопромага сегодня не будет, можешь собирать свои учебники и отправляться домой. Выспись перед завтрашним днем хорошенько и прими с утра «Настойку Пзельцера». А то нажрешься как скотина еще до вечера…

— …Артур!

— М-м-м?

— Вы спите?

— М-м-м… Вы же знаете, что мне не нужен сон… Я читаю.

— А, какой-нибудь научный труд…

— Фу ты, нет! Откуда столько стереотипов?!. Я читаю Норрингтона, его «Покорителей льдов». Шикарная книга, по-моему!

— Так это ж подростковая литература…

— И что?! Какая разница?! Норрингтон — профессиональный путешественник. И пишет страсть как хорошо. Я тут добрался до места, где они застряли во льдах и решили добираться до Пика надежды на собаках, потому их механик случайно сломал паровой вездеход. А на улице днем — минус тридцать… Фигаро, а, это… Эта докторша… ну, Оливия… она выживет?

— Что?.. А, да, выживет.

— Класс! А продолжение есть?

— Есть. У Норрингтона сорок книг только на полярную тематику.

— Круто!.. Здорово!.. Но вы, кажется, хотели что-то спросить?

— Да. Я по поводу этого письма… Что вы об этом думаете?

— Вы видели эти вычурные завитушки? Это профаническая ванильная каллиграфия. Письмо, скорее всего, было надиктовано в каком-то фотоателье. Так что отпечатки ауры вам ничего не дадут от слова вообще.

— Черт… А ведь верно… Мне такой вариант даже в голову не приходил… А что значит «ванильная»?

— Не суть… Тут другое интересно: похоже, кто-то покопался в настройках администратора Анны и специально распределил вас именно в эту группу на факультете.

— О, дьявол!.. Но ведь это означает…Преподаватель… Значит, теперь точно…

— Нет, Фигаро, нет. Все гораздо хуже. Понимаете, преподаватели не имеют доступа к Анне. Никто даже не знает, как ей управлять.

— Но можно выяснить…

— Нельзя. Это красный уровень доступа. Он остался только у меня.

— …

— …и этот кто-то знает о вас все. Поэтому вся эта операция «засвечена» с самого начала.

— …

— У вас что, зуб болит?

— У меня мозг болит… Кто мог такое провернуть? Вот чисто теоретически?

— Я, Моргана, кое-кто из старых ректоров. Все они мертвы очень давно. Крутой программист на «ИИ-нитро». У вас такие не водятся. Очень крутой хакер нейросетевых систем. Был один — я привез — умер счастливым лет пятьсот назад на острове в Тихом океане… И, предвосхищая ваш следующий вопрос: нет, это не сама Академия. Она не разумна и Дух АДН здесь сформироваться не может — защита… Все, я иссяк. Не могу даже представить, кто это мог бы быть.

— Это плохо.

— Зато интересно!.. И не переживайте так: завтра я буду следить за этим вашим Конрадом пуще, чем Большой Брат за накалом патриотизма, хе-хе…

— Вы пытаетесь меня ободрить.

— Ну, честно говоря, да, пытаюсь. И себя тоже. Это тот редкий случай, когда я, Мерлин Первый, нифига не понимаю, что меня откровенно бесит… Не бойтесь, Фигаро. Этот таинственный тип знает о вас, но вряд ли знает обо мне. Сделаем ему сюрприз. Развлекайтесь завтра на здоровье, а послезавтра, когда в Академии никого не будет, мы отправимся к этому «Исполнителю Желаний». Думаю, самое время познакомиться с этой хреновиной поближе…

…Мотоколяска у молодого графа Сильвер-Понча, действительно, была замечательная.

Керосиновый «Гоббит-DC» легко тащил в гору не только самого Пончика, телосложением не уступавшего молодому быку, но и пассажирский прицеп на шесть мест: узкую, похожую на стол с установленными на нем кожаными сиденьями платформу. В «Гоббите», похоже, покопались умелые механики, и теперь трехколесная коляска, похожая на закрытую дополнительными фронтальными обтекателями пулю, догоняла по мощности небольшой паровой тягач. Медные заклепки сверкали на солнце, выхлопные трубы извергали струи керосинового чада, а шипованые немецкие покрышки вгрызались в траву и гравий, унося коляску все дальше от города, в сторону Западных холмов.

Жара стояла совершенно не мартовская, и следователь, расстегнув куртку, с наслаждением подставлял лицо теплому ветру, в котором запахи влажной земли смешивались с ароматами талого снега. На заднем сиденье Конрад, смеясь и ругаясь одновременно, одной рукой хватался за ручку безопасности, а другой придерживал длинный широкий мангал на пятнадцать шампуров. Таккер, отплевываясь (он сидел спереди, и вся пыль летела ему в лицо — пассажирская платформа была открытой), прижимал ногами ящики с пивом, то и дело норовившие выскользнуть из ременных крепежей. Сам Фигаро трясся посередке; на руках у следователя подпрыгивала здоровенная кастрюля, в которой, в недрах маринадного озера, томились куски нежнейшей молодой баранины. Шэн командовала.

— …Пончик, да не гони ты так! Еще часу нет, успеем!.. Нет, давай следующий поворот! На озерах сейчас людей как перьев в курятнике — праздник же!.. Что? Песчаные склоны? Да там уже, небось, последний прутик подобрали! Из чего костер разводить — из камней? Жми на Скалы, туда даже велосипедисты не добираются! И там лес… Осторожно, справа!

…Они обогнали старенький тарахтящий «Херц-8» (из фургона доносилось пение и хлопки пробок), затем оставили позади похожий на колесный самовар «Голубой Дунай» — паровой внедорожник, славившийся своей абсолютной проходимостью и черепашьими скоростями и нагнали «Королевского туриста» — коляску с мускульным приводом (эдакий велосипед-переросток). В «Туристе» потели, нажимая на рычаги, четверо студентов Технического колледжа (они, согласно традиции, цепляли свои бляхи с шестеренкой даже на банные трусы). «Техники», увидев «Гоббита», переглянулись, и еще сильнее налегли на рычаги и педали, так что на некоторое время скорости сравнялись. Завязался разговор:

— …почем брал свою таратайку? — красномордый детина на переднем сиденье «Туриста», отплевываясь и потея, давил на рычаги как бывалый кузнец на меха.

— По деньгам, — веско отвечал Понч, поддавая газу. — А у вас, гляжу, добавочная передача? С ручным усилителем?

— Нравится? — красномордый, на секунду оторвавшись от рычага, смахнул с лица пот. — Тебя, как видишь, на пятой уделываем!

— Конечно, нравится. — Пончик восторженно закивал. — Машинка у вас — прямо песня: задницы едут, а ноги идут! Не перетрудитесь, вам еще пить да жрать — тоже спорт, мать его ити!

Под дружное ржание пассажиров «Туриста» мотоколяска вырвалась вперед и, наконец, выехала на более-менее сносную дорогу — хорошо укатанную грунтовку. Теперь до нужного места оставалось совсем немного.

…Глядя на проплывающие мимо каменистые пустыри, заставленные строительной техникой (год-два и тут будут сплошные мануфактуры) Фигаро думал, что сейчас покуситься на жизнь Конрада мог разве что снайпер. Вокруг было безлюдно и тихо; единственным звуком, кроме стрекотания мотора «Гоббита» было далекое буханье забойщика свай — строители работали без перерывов и выходных (профсоюзы профсоюзами, а двойная праздничная ставка, все-таки, штука хорошая).

Вся еда и выпивка, которую они везли с собой, была давно проверена Артуром: ни ядов, ни взрывчатки, ни вредоносных заклятий. Сейчас призрак усиленно сканировал эфирное поле в радиусе ста верст, отмечая все, вплоть до икоты престарелого домового в избушке лесника у Тихих озер. Следователю, такими образом, оставалась более чем тривиальная задача: следить за тем, чтобы Конрад банально не свалился на дорогу и не сломал себе шею.

Все было хорошо. И все же странный легкий зуд в кончиках пальцев Фигаро то и дело возвращался, напоминая о себе. Словно кто-то, время от времени, дергал тонкую тревожную струнку в душе: смотри в оба, брат, смотри в оба…

Следователь смотрел. Вот только не вполне понимал, на что именно смотреть стоит.

— …Эх, хорошо! Просто одуреть как хорошо!.. Все, Фигаро, с этого дня ты официально назначаешься нашим Мастером шашлыка!

Мясо (мариновал Артур) буквально таяло во рту. Пиво, температура которого регулировалась простейшим заклятьем, было вкусным и холодным, привезенный Таккером индийский табак — ароматным и крепким. Жизнь была прекрасна.

Они сидели на вершине высокого холма, поросшего старым дубовым лесом. С западной стороны был высокий каменистый обрыв (в самом низу шумела небольшая быстрая речушка), с восточной — пологий подъем, по которому едва забрался их «Гоббит». До города было далеко и запахи стали и фабричных дымов здесь совсем не чувствовались.

Маленький костерок, из которого Фигаро уже добыл угли для мангала, тихо потрескивал посреди маленькой поляны. Давным-давно кто-то уже соорудил здесь импровизированные скамейки из сухих бревен сложенных «колодцем», ну а разборной походный стол притащил с собой Таккер. Все уже наелись и теперь пили пиво, предвкушая момент, когда дело дойдет до чего-нибудь покрепче. Здоровенная шестиместная палатка уже стояла чуть поодаль, окопанная по всем правилам фортификации (дождя, правда, не ожидалось; погодный дирижабль над столицей уже неделю не опускал синий флажок).

— …ты, Таккер, у нас умный, вот ты и скажи, почему стипендия за пятьдесят лет выросла всего на два империала?! У Королевства что, денег нет?

— Деньги-то есть, — Таккер, усмехаясь, откупорил бутылку «Пьяного чародея», — да только ты, Конрад, сам подумай. Взять, к примеру, господина Муравицкого, у которого ты пиво покупаешь. Муравицкий толкает тебе «Чародея» по четыре медяка, не учитывая стоимость тары, а сам имеет навару медяк с кварты — после уплаты налогов, конечно. Задирать цену ему смысла нет, потому как ты тогда пойдешь к господину Плюму за «Черной собакой». Ее, правда, пить можно только опосля водки зажав нос, но то такое. А вот если Муравицкий узнает, что у тебя стипендия выросла, так он цену сразу поднимет. И, получается, что накинули тебе империал, что нет — один хрен.

— А Гильдия ему — по башке! По башке! И Ценовой комитет!

— Ага. И все фабриканты разом от Западных кресов до Дальней Хляби сразу вой поднимут: ручное регулирование экономики, понимаешь! Гильдия, она-то, конечно, за ценами следит. Но для нее поперед всего барыш. И если сотня таких Муравицких ручку позолотит, то будет тебе «Чародей» по серебряку за кварту как пить дать — Комитет и вякнуть не успеет.

— А конкуренция?!

— Конкуренция бывает между селянами Дулей и Булей, которые репой торгуют. Все большие дяди давно друг с другом договорились, потому как сотрудничать оно куда выгоднее, чем враждовать.

— Ха! А Лютеция возьмет да и завалит рынок своим товаром за полцены! И прости-прощай родной наш жулик-фабрикант!

— Ну да. Если Гильдия перед этим пошлины на лютецианские товары не задерет до потолка. Поэтому-то у нас пачка «Флёра» стоит два серебряка, хотя в самой Лютеции — три франка. Сиречь, три медяка. Вкурил, деревня?

— Лучше я буду кизяк сушеный курить, чем этот «Флёр»…

— Зато у них наш «Уралтабак» — заморская диковинка. Из-под полы идет за сто франков пачка.

— Это дерьмо?!

— Угу. Хотя, заметь, на ввоз — сумасшедшая пошлина. А на кое-какой товар и вообще запрет…

«Артур! — Следователь отхлебнул пива и достал трубку. — Что на горизонте?»

«Горизонт чист, как помыслы монашки. — Призрак разве что не зевал. — Самый сильный колдун в радиусе двадцати верст — вы. Самый страшный Другой — древесный дух во-о-он в том дубе… Отдыхайте, Фигаро, отдыхайте. Если что, я немедленно отреагирую»

— …и вообще я больше индийский табак люблю. Пусть и британская колония, а продукт все равно страсть как хорош… Эй, Конрад, не спи! Вот тебе шампур, насаживай еще порцию.

— Это что, водка? А вино?

— Не взял я вина. От него похмелье… А где ветки?! Кто все дрова спалил?! Ночью хотите по буеракам лазать?! А ну, давайте все за валежником!

— А сам?!

— А я не могу, я руковожу… Эй! Больно! И где ты шишку-то взяла?!.

…Ночь, такая, что бывает лишь за городом, на окраинах. Искры костра, летящие к звездам, далекое зарево над городом. Миллионы огней над головами и миллионы огней над горизонтом. Небо во все поля.

— …так, за дам уже пили. Теперь давайте за науку.

— За науку тоже пили…

— За науку и повторить не грех! Видите, во-о-он там, почти у самого дальнего холма? Там где красные огоньки?

— Ну, стройка…

— Это, балда ты темная, не просто стройка. Это новая электростанция. Газовая! Новое… хик! Нового поколения! К ней все окрестные мануфактуры присосутся. И еще таких пять штук построят только в этом году.

— Растем!..

— А то! Я ж и говорю: за науку!

— За науку! Ура-а-а-а!..

Костры внизу, костры на соседних холмах. Запахи дыма и жареного мяса. Сизый туман поднимается с реки — холодный и зябкий, но здесь, у костра, тепло и уютно. Где-то шумят паровые экскаваторы — ни днем ни ночью не прекращается стройка.

Под походным столом уже собралась небольшая горка пустых бутылок, но гораздо больше полных сосудов зеленого стекла стояло на столешнице: огненная перцовка, холодная как арктический лед «Мятная», веселая «Портовая» от которой ноги сами идут в пляс, «Алхимик и колба» приглашающая к вдумчивой беседе, «Черт в бутылке» — розовое, ароматное зелье, настраивающее на романтический лад, «Демон»… И березовый сок в жбане.

Затем Пончик достал гитару и все сразу притихли, точно перед бурей. И точно: графский сынок рванул струны и запел:

И — все, долой тишину. Подпевали все: ревел быком Конрад, закатив от переизбытка чувств глаза, пела Шэн, внезапно оказавшаяся у Фигаро на коленях, пел, посмеиваясь, Таккер (и, надо сказать, пел замечательно), но, конечно, никто из них не мог превзойти самого Сильвер-Понча, голос которого бархатистым раскатом гремел над холмами:

…Сыграли «Сказочную тайгу», потом «Куклу колдуна», затем «Куплеты двоечника», «Студента», «Дыми, мой котел», «По барабану», и, конечно, «Последний корабль» — разухабистую песенку про фрегат набитый душами погибших студентов, который плыл в Ад, но так и не добрался до цели:

Затем Пончик попросил паузу — промочить горло. Конрад, извинившись, отправился «до ветру-с, прошу-с, прощения у дам-с…» и Фигаро, памятуя о своей миссии, увязался следом (к тому же, ему самому уже давно хотелось отлучиться).

…Остановившись у невысокого деревца, следователь расстегнул штаны и, облегченно вздохнув, приступил к делу, краем глаза посматривая за Конрадом, отошедшим к склону обрыва. Фигаро не очень-то переживал: до края пропасти оставалась еще почти сажень, а Конрад был не то чтобы очень пьян. Но…

Фигаро увидел, как это произошло.

Вековой каменный пласт под ногами Конрада внезапно поплыл. Земля, со зловещим шуршанием, двинулась к склону обрыва — медленно, обманчиво медленно, но неотвратимо, точно выскочивший из-за поворота грузовик.

Если бы Конрад был один, то менее чем через минуту он был бы уже мертв, лежал внизу у подножья холма изломанный о камни и приваленный несколькими тоннами земли сброшенной оползнем. Но Фигаро успел: судорожно выбросив вперед руку, он подхватил увальня простым кинетиком и отбросил назад.

Конрад, матерясь, шлепнулся на траву со спущенными штанами. Пласт земли и камней — их оказалось не так много, как показалось следователю вначале — с шорохом съехал со склона и рухнул вниз. Шум от падения был едва слышен.

— Эй, Конрад! — Фигаро, тяжело дыша, подбежал к рыжему, — ты что это тут творишь?

— А… — Конрад неловко поднялся на ноги, поднимая штаны, — А, Фигаро… Ты не видел, что тут только что было. Земля поехала, я еле отпрыгнул… Ну дела…

— Ты цел?

— А что мне будет? — Конрад фыркнул. — Ловкость у меня от папки. Пошли, еще по одной пропустим.

…Они зашагали обратно к костру. Фигаро, украдкой утирая пот, дернул за ментальную «ниточку» призрака.

«Артур! Это что сейчас было?! Вы видели?»

«Видел, конечно! — возмутился призрак. — Я же сказал: я все вижу… Нет, это не колдовство и не злой умысел. Реально случайность. Ни малейших возмущений эфира. Ни одного Другого вокруг… И, да, — если бы вы не успели, я бы поймал этого субчика в полете, а потом просто потер бы ему память».

«Странно это все, как по мне».

«Странно, — неожиданно согласился призрак. — Странно и тревожно… Вы, Фигаро, не расслабляйтесь. Бдите. Я начеку. Все должно быть хорошо… А, да, чуть не забыл: ваши Целеста с Пфуем тоже неподалеку. И они тоже все видели. Поэтому-то я и не вмешиваюсь без надобности. Но если не будет другого выхода — вмешаюсь, уж поверьте»

…Дрожь в руках следователь смог унять лишь час спустя. Но тревога все равно осталась, тревога и… легкое, почти незаметное покалывание в кончиках пальцев.

Которое никак не желало проходить.

…Выпили, спели еще несколько песен. Подкинули дров в костер, и пламя оранжевой птицей взвилось, казалось, к самым звездам.

— … что, только девять часов? Ты серьезно?

— Серьезней некуда. — Таккер щелкну крышкой маленького изящного брегета. — Только девять, точнее, начало десятого. А давай, Пончик, «Как я гулял на выпускном!»

— Я аккордов не знаю… Давайте лучше выпьем. За нас!

— За нас.

— Фигаро, — шепнула Шэн (горячие губы девушки почти прижимались к уху следователя), — не напивайся сильно. Хочу тебе… кое-что сказать. Потом.

…Пончик взял гитару, немного подумал, дернул струны и запел:

— Старая вещь, — тихо сказал Таккер. Ума не приложу, откуда Пончик их все знает.

Где-то в небесах над их головами глухо заворчал гром. «Гроза?» — подумал Фигаро. — «Не может быть. Небо чистое, какая, к черту, гроза?»

…Это произошло так быстро, что следователь даже не успел отреагировать. Но он увидел — каждая миллисекунда этого мига отпечаталась у него в памяти навсегда.

Невидимый многослойный щит — творение магистра Целесты, которое тот повесил на Конрада сразу же после инцидента у обрыва — изогнулся над головой парня как старый матрац, искря от чудовищной перегрузки, а в следующий миг раскаленный воздух с оглушительным грохотом вспыхнул, буквально разметав костер по поляне горящими клочьями.

Молния.

С ясного неба.

И щит выдержал. Он был рассчитан, в первую очередь, на отражение колдовских энергий, но выдержал, поглотив энергию молнии (как?! откуда?!) и развеяв ее без следа. Конрада просто оглушило, возможно, слегка контузило, но он остался жив.

Дальше все происходило очень быстро.

Хлопнул мокрой тряпкой воздух, сверкнул «сократитель» — порт ближнего действия — и в центр поляны буквально свалились Пфуй с Целестой. Комиссар, изрыгая ужасающие проклятия, в мгновение ока окружил склон холма щитами, способными отразить любую атаку, начиная от перегруженной шаровой молнии и заканчивая потоком античастиц. Целеста уже упаковывал Конрада в кокон поддержания жизни усиленный личными наработками магистра — теперь о рыжего лоботряса сломал бы зубы даже Демон-Сублиматор.

Сам следователь делал то же, что и все остальные: широко открыв рот наблюдал за происходящим. Ему даже не нужно было прилагать усилий, чтобы изобразить шок.

«Артур! Откуда?.. Что происходит? Что это за молния? Откуда она взялась?! Это не колдовство».

«Нет, не колдовство, — «голос» призрака дрожал, причем Артур даже не делал попыток это скрыть. — Чистейшая случайность. Разряд между сильно ионизированным слоем сухого воздуха и землей. Раз в двести лет такое случается… Но дело не в этом. Черт, черт, черт!! Мы опоздали, Фигаро, ох, как же мы опоздали… Я дурак, идиот, размазня…»

«Артур, — следователь шумно сглотнул, — что вы несете? Что значит, «опоздали»? Конрад жив, все хорошо. Сейчас комиссар с магистром унесут его отсюда в безопасное… Что, что такое?»

«Посмотрите на него, Фигаро. Посмотрите на Конрада… Да не так, болван! Через эфир!»

…Фигаро сложил «очки» из больших и указательных пальцев (руки заметно тряслись), поднес их к глазам и прошептал формулу.

Вспышка. Алые полосы в небе. Дрожь огней вокруг. Фрактальные переливы эфира. Но следователь не глядел на все это великолепие; его внимание было приковано к Конраду.

Слабое, едва заметное свечение ауры вокруг бесчувственной фигуры парня. Не обычный радужный кокон, а широкие, похожие на фестоны паутины бледные ленты, слабо колеблющиеся, словно водоросли под водой. И яркие шары света, отделяющиеся от макушки Конрада и вереницей уплывающие вдаль… в никуда.

«Полное расслоение ауры, Фигаро. Распад на первоэлементы. Ему жить осталось, от силы, три минуты…»

…Гулкие, пустые коридоры. Тусклый свет выкрученных на минимум алхимических ламп. Эхо: капли воды падают на железо — банс! Банс! И запахи: кровь, карболка, спирт.

Фигаро сидел на узкой лавочке, стоявшей в коридорах глубоко под домом комиссара Пфуя, курил и ждал. Он пытался думать, но все мысли куда-то запропастились, оставив в голове только мягкую вязкую пустоту.

Целеста и Качка боролись за жизнь Конрада уже больше трех часов. Следователю оставалось только одно: ждать. Он ничем не мог сейчас помочь магистру, но от этого ожидание не становилось менее мучительным.

Настроенного блиц-портала сюда не было, поэтому Конрада доставили «сократителем». Три минуты. Операционная у комиссара была готова всегда, поэтому далее никаких задержек не случилось. Разбудили Качку и сразу же занялись пострадавшим: магистр латал ауру, Качка спасал тело. Всех остальных, без каких-либо объяснений, отправили по домам под присмотром людей Пфуя — хмурых неразговорчивых мужиков в робах спецназа. Судя по всему, никто из веселой компании так и не понял, что произошло.

Фигаро, впрочем, тоже.

…Хлопнула дверь и в коридор вышел Пфуй, измученный и осунувшийся. Дрожащими пальцами достал сигарету (следователь впервые увидел комиссара с чем-то кроме сигары во рту), с третьего раза прикурил от старой военной зажигалки и сел рядом со следователем. Под глазами зам. ректора залегли глубокие черные тени и Фигаро вдруг понял, что у комиссара тяжелая эфирная контузия. Возможно, даже опасная.

— Все, Фигаро. — Пфуй выдохнул дым и закашлялся. — Остановка сердца и полное рассеивание ауры. Три часа бились как черти и все псу под хвост.

— И никакого колдовства? — следователь почувствовал странную тошноту, словно его желудок рухнул в шахту лифта. — Никаких внешних воздействий?

— Ни малейших. Ни обычных, ни Других. Чистая… случайность. — Комиссар сплюнул на пол.

— И что теперь?

Пфуй поднес к губам сигарету, потянул — табачный цилиндрик сгорел моментально, как бикфордов шнур — выдохнул облако дыма и, наконец, сказал:

— Там, за дверью, пять минут назад, я был на сто процентов уверен, что теперь уж точно закрою Академию. А потом понял: именно этого эта скотина и хочет. Чтобы все улеглось. Чтобы через тридцать лет вернуться опять и начать все по новой… Нет, Фигаро. Я поймаю эту мразь и распылю ее на атомы.

— Но если это несчастный случай…

— Шесть смертей подряд? Нет, это не случайность. Это злой умысел, Фигаро. Где-то в стенах Академии есть нечто, что убивает студентов. И мы найдем, где оно прячется, найдем и уничтожим угрозу раз и навсегда.

— Но риск… Могут погибнуть люди. Снова.

— Они и так погибнут — сейчас или тридцать лет спустя. — В голосе комиссара звенел лед. — Вопрос лишь в том, когда мы сумеем разорвать эту цепочку смертей… Вы с нами?

— Да, — Фигаро кивнул. — Я с вами, комиссар. Конрад… Он никому не причинил вреда. Ни малейшего. И вот теперь он мертв, а я даже не знаю, почему. Того кто за это в ответе… Впрочем, нет, я не умею пытать. Не умею причинять боль. Но вот Целеста…

— Да, если я изловлю эту тварь, то, пожалуй, лучше отдам ее Стефану. Хорошая мысль. — Комиссар задумчиво кивнул. — Боже вас упаси когда-нибудь попасть к нему в руки в качестве пленного. Допросы Целесты это… Впрочем, не к ночи о таком говорить.

— А сейчас?

— Сейчас?.. Идите, отдыхайте. Академия будет закрыта еще два дня — праздники. Мне… Мне надо прийти в себя. Контузия, чтоб ее… Нет-нет, все в порядке. Качка меня подлатает. А вы… Вы идите пока. Я с вами свяжусь.

— Спокойной ночи, шеф.

— Спокойно ночи, Фигаро.

…Ветер опять сменил направление, и небо над городом затянуло плотными коричневыми облаками. Электрические фонари лили на тротуары мертвенный белый свет; на улицах не было ни души. Ветер рванул полы плаща следователя и улетел, протащив по асфальту скомканную газету и несколько сухих прошлогодних листьев.

— Артур?

«Я здесь, Фигаро. Вы в порядке?»

«Нет. Я не в порядке. Нам нужно что-то делать».

«Да. И, к счастью, теперь я знаю, что именно».

«Неужели?»

«Не иронизируйте, пожалуйста. Ваш приятель… Этот Конрад… Он умер не зря».

«Да что вы говорите?»

«Да. Потому что теперь я вспомнил. Я уже видел такое, Фигаро. Видел, как умирали подобным образом… Идем, нам нужно как можно быстрее попасть в библиотеку Академии… Эта… Как ее… «Подвеска» в такое время работает?»

…Пустота и тишина. В Изменчивом Зале не было ни души и его стены, не поддерживаемые ничьей фантазией, превратились в простые темные полотнища, медленно колеблющиеся во мраке.

— Господа! В неурочное время пребывание в Академии возможно только с разрешения на… — начала, было, администратор Анна, но Артур, уже появившийся рядом со следователем, просто махнул в ее сторону рукой и негромко сказал:

— Желтый код.

Анна немедленно замолчала; лицо администратора застыло предсмертной маской — бледной и до жути красивой. Артур облетел стойку Анны, завис в центре медного кольца, распластавшегося на полу сразу за креслом администратора, поманил следователя пальцем, и, когда тот занял место рядом с ним, щелкнул пальцами.

— Два-десять-эн-аварийный, — произнес призрак. — Библиотека, хранилище пять.

Хлопок. Ветер с запахом ржавчины. Легкое головокружение.

Они стояли в центре такого же кольца, только расположенного в центре одного из библиотечных блоков Академии. Причем это был «желтый» блок, один из тех, куда студентов не допускали без специального разрешения администрации подписанного лично ректором.

— Ого, — тихо произнес следователь, — ого-го… Да это же блиц в пределах АДН. Никогда бы не подумал, что это возможно.

— Это не блиц, а шорт-треккер. Медленнее, чем блиц, но куда безопаснее… Идем, нельзя терять времени.

Они прошли мимо ряда стеллажей, на деревянных полках которых теснились древние тома. Их названия ни о чем не говорили следователю: «Эфиродинамика жидких сред», «Прикладная демонология» Аулера, «Квазигеометрия: начертание Фигур колдовских, Концентрирующих и Преображающих», «Люкс Некродум», «О великих Других»… Их сопровождал луч света, падающий откуда-то сверху, и освещавший лишь те несколько квадратных сажен, по которым они шли, поэтому Фигаро ничего не мог сказать о размерах помещения, в котором они находились. Густой алый ворс дорожки под ногами глушил шаги.

Наконец, впереди показалась стена, в которой была дверь. Толстую стальную панель украшала бирка с черепом и костями, под которой темнела выгравированная в металле надпись: «Красный блок. Вход только по личному разрешению старшего администратора!»

Фигаро присвистнул.

— Да это же Запретный сектор. Мне туда нельзя. То есть, совсем нельзя — трибунал.

— А никто не узнает, — Артур махнул рукой. — Я отключил регистраторы. — Он подлетел к двери, ткнул пальцем в замок и покачал головой:

— Так, ясно. Пароль. — Призрак сделал пальцем круговое движение. — Однако… Очень-Секретный-Пароль-Который-Никто-Не-Должен-Знать… — Он что-то прошептал и дверь, к удивлению Фигаро, с легким щелчком приоткрылась, чуть скрипнув на ржавых петлях (похоже, этот отдел библиотеки давно никто не посещал).

— Входите, Фигаро! Бегом! Она сейчас опять закроется.

…За дверью оказался такой же зал, что и перед ней: деревянные стеллажи, книги, редкие столики для чтения. Разве что дорожка под ногами была темно-синей, а падавший с невидимого потолка луч света — чуть ярче. Следователь почувствовал что-то вроде разочарования.

— Странно, — произнес он вслух, — я-то думал, тут будут крутые системы безопасности.

— Они крутые, уж поверьте, — Артур едко хихикнул. — Вы, например, никогда ничего здесь не найдете, если точно не будете знать, что ищете.

— Это как так?

— А вы попробуйте, — посоветовал призрак. — А я пока найду нужную литературу…

Он упорхнул и Фигаро остался в одиночестве. Некоторое время следователь нерешительно осматривался по сторонам, а затем подошел к ближайшему стеллажу и взглянул на полку.

Странно: на ней стояли, казалось, самые обычные книги: разномастные корешки переплетов тускло сверкали вытертой кожей, плотно прижимаясь друг к другу. Но все попытки следователя прочесть надписи на корешках оказались безуспешными: буквы, вроде бы, были знакомыми, но, при ближайшем рассмотрении, превращались в совершеннейшую белиберду:

«АуТх\ав45йЫхш!» «Ко45струК!» «ЛлоQewertysФы!»

Следователь попробовал снять один из томов с полки, но с таким же успехом он мог бы попытаться сорвать нарисованную на обоях розочку. Пальцы скользили по книгам словно по льду, оставляя в мозгу неприятное ощущение неправильности геометрии здешнего пространства: там где должен был быть угол внезапно оказывалась плоскость, плоскости обрывались непонятными дырами, ведущими в никуда, а полки, казалось, вообще не имеют границ — нащупать верхнюю или нижнюю было невозможно.

— … А, вы тут развлекаетесь! — Арутр появился из-за стеллажа, левитируя перед собой небольшую стопку книг. — Ну-ну, давайте-давайте… — Он бухнул книги на столик для чтения и завис рядом, щелчком пальцев включив стоявшую рядом лампу с зеленым абажуром.

— Что это?.. «Структура континуума как n-мерного пространства, Уильям Кроули»… «Темпоральные фазы как эфирные аномалии, У. Кроули»… «Математика вещей», опять же Кроули… Это, часом, не тот Кроули, который…

— Да-да, все верно. Тот, который. Заседал в Первом ректорате и был одно время моим замом… Я пока быстренько все это отсканирую, а вы, если хотите, задавайте вопросы. Вижу, у вас их немало.

— На самом деле, всего один. — Фигаро сел на стул рядом с Артуром. — Что все это значит? Вы сказали, что Конрад погиб не зря, и что вы уже видели такое раньше.

— Да, — кивнул Артур, — видел. Точнее, видел нечто очень похожее… Впрочем, позвольте начать издалека, а то вы ни черта не поймете.

…Одна из книг сама собой открылась, и ее страницы начали неспешно перелистываться. Артур что-то прошептал, сделал рукой сложный пасс и, вздохнув, сказал:

— Кроули был гением. И он был, простите мне мой прононс, дерьмом на палочке… Я никогда не видел, чтобы кому-то настолько легко давалось изучение колдовства — в двадцать лет он вытворял с эфиром такое, что завидно становилось даже мне. Однако же, как мне тогда казалось, его не интересовало ничего, кроме его лаборатории и опытов. Поэтому я с легким сердцем сделал его своим первым замом и снабжал всем, о чем он только мог попросить.

— Он изучал запретные искусства?

— Фигаро, в те времена не было понятия запретных искусств. Мы были детьми, перед которыми Демон Квадриптиха распахнул двери конфетной лавки. И мы жрали, жрали, пока нам не поплохело… Никаких ограничений перед Кроули никто специально не ставил.

— Он стал заниматься некромантией?

— Хуже. Он изучал Время.

— Но… — Фигаро озадаченно потер нос, — но темпоральное колдовство не работает. Манипулировать временем нельзя.

— Да, да, нельзя перемещаться вдоль Линии. Нельзя попасть в прошлое или в будущее, нельзя предсказать, какая лошадь победит на скачках, невозможно узнать, от чего померли динозавры и так далее… Потому что во времени невозможно перемещение материальных объектов.

— Ну да. Я об этом и…

— Фигаро, перемещаясь через блиц вы тоже перестаете быть материальным объектом. Вас разбирает до условных эфирных блоков, а затем, в точке выхода, собирает обратно. Поэтому-то частое перемещение через блиц так опасно: вы как бы оставляете свои отпечатки во Внешних Сферах, что может вызвать нездоровое внимание со стороны тамошних обитателей… Кроули начал с изучения блиц-портов. Все современные внепространственные коридоры работают по его теоретическим выкладкам — вы знали бы это, если бы не прогуливали историю колдовства… Так вот: я в то время работал со сложными эфирными моделями. И обнаружил… несоответствия. Некоторые базовые структуры вели себя… странно. Что-то меняло их, вмешивалось в мироздание на самом фундаментальном уровне. Дальше — еще хуже. Я начал замечать расхождения в результатах экспериментов с основными слоями. Это означало, как вы понимаете, нарушения в причинно-следственных связях. У меня чуть ум за разум не зашел. Хорошо, что Моргана — она мало кому доверяла после своего тесного общения с руководством Старой церкви — сообщила мне об экспериментах Кроули.

Артур немного помолчал; на лбу призрака залегла глубокая складка.

— Очень скоро опасения Морганы подтвердились. Кроули, мать его, перемещался во времени. Недалеко — секунды в прошлое, минуты в будущее. Но этого оказалось достаточно для того, чтобы пошатнуть сами основы мироздания.

— И… что тогда? — Лицо следователя было бледным, как мелованная бумага.

— Между нами состоялся разговор. — Артур невесело усмехнулся. — Кроули уверил меня, что все в порядке, что он прекрасно понимает всю опасность этих экспериментов, что он проводит их только для корректировки своих вычислений и что с перемещениями по Линии закончено. Я поверил ему — в конце концов, он был просто жадным до знаний невротиком. Но установил за Кроули постоянное наблюдение. Через подконтрольных мне Других — чтобы он ничего не заметил и не заподозрил.

— И…

— Некоторое время все было тихо-мирно. Кроули с головой ушел в математику и занимался только теорией. Это продолжалось почти полгода, а потом…

— Он принялся за старое.

— Да, Фигаро. Он принялся за старое. Пять минут в прошлое. Час в будущее. Однажды я скопировал все его бумаги и провел над ними бессонную неделю — отвлекался только на чай и сортир. Не скажу, что разобрался в записях этого психопата, но главное я понял: Кроули может создать временной парадокс. Это могло закончиться… Впрочем, лучше вам о таком не знать — спать спокойнее будете.

— Вы его… устранили?

— Я засунул в одно из его устройств бракованную пирамидку-концентратор. Взрыв уничтожил его лабораторию, лес в радиусе трех верст вокруг нее и проделал в земле небольшой кратер. Кроули погиб — я лично регистрировал эфирное затухание. Его аура разлетелась, его душа отправилась за поток горнего Эфира.

— Но если он мог перемещаться во времени…

— Фигаро, вы меня не за того принимаете. Я параноик. И первым делом мы с Морганой ломанулись в Белую Башню. Мы внесли коррективы в Общее поле — самый базовый, самый фундаментальный уровень. Мы… выключили темпоральное колдовство. Запретили его. Вычеркнули из реальности. Так что даже если Кроули и отправился в прошлое или будущее — а это, кстати, не так, прибор, который взорвался, был просто регистратором искажений — он погиб. И неважно, сумел ли он достичь цели: Линия выпрямилась, любые признаки парадоксов были вычеркнуты из нее как бы задним числом… Не просите объяснить подробнее, у меня самого от этих вещей ум за разум заходит…

— Но как это связано с Конрадом?

— Сейчас, сейчас… После смерти Кроули мы собрали все его бумаги и запихнули сюда, в закрытый сектор библиотеки. Это идеальный сейф, поверьте…

— А почему просто не уничтожили?

— Фигаро, — призрак грустно улыбнулся, — Демон Квадриптиха все еще нависал над нашими головами дамокловым мечом. И тогда, и сейчас. Кто знает, может быть эти записи понадобятся и нам с вами… В общем, мы стали рыться в бумагах Кроули. И нашли кое-что… весьма пугающее. Приборы. Странные устройства, которые делали удивительные вещи. Колдовские формулы, применить которые не нашлось мужества ни у кого из нас. Но самой жуткой вещью были, конечно, часы.

— Часы?

— В своих записях Кроули называл это устройство «секундомером». Это такая маленькая штучка, похожая на брегет без стрелок. Если ее коснуться, то на ней появятся цифры — время оставшейся вам жизни.

— Это невозможно.

— Мы тоже так думали. Пока не провели несколько опытов с этой хреновиной. Она работала, Фигаро. И работала безотказно.

— Стоп! — следователь взъерошил волосы руками; на его лице явственно читалась отчаянная работа мысли. — Но это же бред! Предположим, некто Василий должен, согласно этому вашему «секундомеру», умереть через три дня. Во-первых, можно грохнуть его немедленно и тогда показания прибора — коту под хвост. Во-вторых, можно просто спасти его от смерти через три дня. Запереть в крохотной подземной камере, заключить в кокон поддержания… — Фигаро внезапно осекся; его лицо не выражало ничего, кроме ужаса.

— Теперь вы поняли? — голос Артура стал тихим; он почти шептал. — Поняли, почему я сразу же вспомнил о Кроули и его опытах? Да, мы пытались спасти тех, кому, согласно показаниям «секундомера» оставались считанные дни. И потерпели неудачу. Если кому-то должен упасть на голову кирпич, а мы его перехватим, то этого кого-то чуть позже задавит паровая повозка. Остановим повозку — утонет в реке. Выловим из реки — подавится пельменем. А если, как вы говорите, запихнем такого человека в кокон поддержки, то он просто умрет без видимой причины. Разлет ауры и остановка сердца. Тут замешаны принципы куда более глубокие, чем при темпоральном перемещении. Здесь действует нечто фундаментальное, какое-то правило Вселенной, которого мы не можем понять… А, да, кстати: грохнуть, как вы изволили выразиться, не выходит тоже. Яды обращаются в воду, шаровые молнии гаснут на подлете, револьверы дают осечки…

— Что за чушь! Если то, о чем вы говорите, правда, то такое должно происходить сплошь и рядом! Вот выстрелил я, скажем, в преступника, а тому жить еще пять лет. И расплавилась моя пуля на подлете…

— Нет, — покачал головой Артур, — тут все дело именно в знании. В присутствии наблюдателя. Понимаете, иметь точную информацию о будущем — уже предпосылка к парадоксу. Сам Кроули объяснял это так: Вселенная изменяет себя, дабы парадокса не допустить. Колдовство, кстати, работает похожим образом, хоть и не настолько… Впрочем, это неважно, — оборвал призрак сам себя, — дело в другом. Эти смерти, о которых я рассказываю…

— Да, — медленно произнес следователь, — да… Это очень похоже на то, что я видел там, на холме… Сперва обвал, потом молния с ясного неба, а потом — конец… — Он яростно потер виски. — Но, Артур, это же все равно бред! Ну, хорошо, допустим, кто-то свистнул эти ваши «часы». И попытался спасти Конрада, написав анонимное письмо Пфую, в надежде что опытный колдун сумеет что-то сделать… как-то предотвратить смерть студента. Предположим. Но как тогда быть с остальными смертями?

— Верно, это чушь. — Призрак резко тряхнул головой. — К тому же еще по пути сюда я подал запрос в Белую Башню. Часики на месте, лежат себе тихо-мирно в кунсткамере Морганы.

— Но таких «часиков» могло быть и несколько, верно?

— Да, их могло быть несколько, — сегодня Артур был явно не в настроении спорить. — Однако даже если… Фигаро! Фигаро, смотрите!

…Перед Артуром лежала пухлая папка битком набитая бумагами: какие-то схемы, диаграммы, заметки, явно сделанные второпях на полях тетрадных листов рассыпающихся в прах от времени (не спасали даже защитные чары). Один из таких клочков бумаги левитировал перед старым колдуном на уровне глаз. А на нем…

Набросок тушью: висящий над многогранным постаментом шар, утыканный длинными иглами.

«Исполнитель Желаний».

…Трясущимися пальцами следователь осторожно взял из воздуха бумажку с рисунком и поднес к глазам. Призрак не препятствовал, хотя бумага сыпалась мелкой крошкой, грозя развалиться буквально у Фигаро в пальцах.

— Что… Что здесь написано? Я не знаю этого языка…

— Это один из внутренних шифров Квадриптиха. «…день пятый — эксперимент удачен, необходимые данные получены. Проблема аккумуляции не решена; проблема регулирования мощности решена частично. Подопытный в порядке, видимых изменений в ауре нет. Попытки с животными до сих пор безрезультатны, подопытные без способностей к колдовству тоже реагируют плохо. Нужен материал. Проблема первая: термический коллапс (нужны материалы сохраняющие сверхпроводимость при обычных температурах). Проблема вторая: рассеивание заряда. Нужно постоянное… Все, дальше запись обрывается.

— Как быстро мы сможем попасть в комнату к «Исполнителю»? — Фигаро нервно облизал губы.

— Прямых портов в те места нет. Бегом к шорт-треккеру! Живо! — Артур отшвырнул папку с бумагами в сторону. — Я тут уже почти все скопировал, а вынести бумаги из Красного сектора библиотеки все равно нельзя…

…Коридор. Двери. Еще коридор. Мимо мелькают стеллажи с книгами, луч света следит за ними словно прожектор с невидимой вышки. Запах старой бумаги — такой бывает только в архивах и библиотеках.

— Артур!

— Что?

— Получается… Получается, это, все-таки, Кроули?

— По всему выходит, что так. — Призрак сразу поскучнел. Я бы назвал это невозможным, но, похоже, прохвост как-то выкрутился… Сам Кроули не силен — я сотру его в порошок одной левой. Но его необычные знания меня, надо сказать, тревожат.

— …Но если он путешествует во времени…

— Нет, Фигаро, нет! Я знаю, о чем вы сейчас думаете. Но — нет. Он не может уберечься от опасности переместившись в прошлое и сбросив на нас с балкона рояль.

— Почему?

— Потому что это отменит события будущего. Это, как раз, и есть парадокс: вы отправляетесь в прошлое чтобы предотвратить убийство жены, но если вы его предотвратите, то исчезнет предпосылка к перемещению в прошлое, потому что нечего будет предотвращать, поэтому вы никуда не перемещаетесь, и вашу жену убивают, поэтому вы… Короче, смысл вы, думаю, поняли.

— Сумасшествие какое-то…

— А то! Поэтому-то мы и расправились с темпоральным колдовством раз и навсегда!.. Стойте! Не так быстро! Сюда, сюда, к столу…

— Но он же был здесь…

Следователь, рассеяно потирая лоб, широко открытыми глазами смотрел на многогранную деревянную стойку, похожую на вбитый в пол карандаш-переросток. На ее поверхности уже успела собраться пыль. Черные зеркала стен смотрели на них холодно и хмуро, издевательски кривя лица поздних гостей.

Шипастый серебристый шар — «Исполнитель желаний» — пропал.

— Но он же… Вы же сами видели, Артур… Он был здесь. Это не было иллюзией.

— Да. — Веко правого глаза призрака слегка подрагивало. — Был. На этом самом месте. На. Этом. Самом. Мать его. Месте!! — внезапно заорал старый колдун. — На этом самом месте!! На этом самом!!!

…С пальцев Артура сорвался пучок голубых молний. Фигаро едва успел пригнуться — стекло стен, в том месте, где его касались шнуры ослепительного света, разлеталось яростно шипящими брызгами.

Призрак взмахнул рукой, и одна из стен с грохотом вмялась, точно в нее на полной скорости въехал грузовой локомотив. Взмахнул другой — рукава халата закатились почти до плеч — и стойка посреди комнаты взорвалась.

Следователь, к этому времени, впрочем, уже успел выскочить из комнаты. Отходя от двери, за которой раньше покоился «Исполнитель желаний» и, закуривая тонкую папироску, он подумал, что впервые видит Артура в подобном состоянии. Старый склочник, должно быть, здорово расстроился и Фигаро счел, что самым благоразумным будет оставить его ненадолго в одиночестве.

…Минут через пять, когда стены, наконец, перестали сотрясаться, Фигаро, аккуратно потушив окурок об одну из статуй (каменные глыбы в виде песочных часов не казались ему сколь-нибудь ценными даже с эстетической точки зрения), осторожно заглянул в комнату.

Комнаты больше не существовало. За развороченной аркой двери теперь было нечто, напоминавшее ствол шахты в которой взорвался… нет, даже не газ, а что-то вроде алхимической бомбы. Ошлакованная пещера, со стен которой потоками стекало жидкое стекло, задымленная и изуродованная страшными колдовскими ударами — вот во что превратились покои «Исполнителя желаний».

Сам Артур с непроницаемым выражением лица висел в центре всего этого хаоса и насвистывал себе под нос какую-то мелодию. Заметив следователя он, как ни в чем не бывало, улыбнулся и сказал:

— Моргана как-то сказала, что бить посуду глупо, однако полезно для быстрейшего восстановления душевного равновесия. В этом старушка, надо признать, была права…Но каков пострел, черти б его взяли!

— Что вас так расстроило? — Фигаро, качая головой, с интересом осматривал то, что осталось от комнаты, оценивая масштаб разрушений с профессиональной точки зрения; было видно, что следователь с трудом скрывает восхищение.

— Что? Да то, что у нас из-под носа увели последнюю — а, возможно, и единственную — значимую улику. Вот как теперь прикажете искать Кроули?

— Значит, мы сошлись на том, что это таки Кроули? — Фигаро хмыкнул. — Это ваш окончательный вердикт?

— Ну, подумайте сами: у кого есть доступ к защитным системам Академии на таком уровне? В чьих бумагах мы нашли чертеж? Кто занимался исследованиями в области Времени — а у меня нет ни малейших сомнений, что смерть Конрада имеет к ним самое прямое отношение?

— Да, но как он действует? Откуда? Где тогда сам Кроули? И в чем смысл этих манипуляций? Какая ему выгода от смертей студентов? И откуда такая периодичность: тридцатилетние пики смертности? Что вообще все это значит?

— Вот этого я, если честно, не понимаю, — признался Артур. — Думаю, ответы на некоторые из ваших вопросов мы смогли бы получить, покопайся я пару часов в этом долбанном «Исполнителе», но его, как видите, нет дома.

— А можно как-нибудь узнать, покидал ли артефакт Академию?

— Нельзя. Нужно специально вешать на него «маячок». Думайте дальше.

— А если… хм… если вы… ну, залезете в головы студентов? Выясним, на скольких из них висит заклятье «типуна» с доступом к «Исполнителю», найдем того, кто начал всю эту цепочку…

— …и наверняка найдем у него в голове фальшивые воспоминания. Кроули никогда не был идиотом… Но сама по себе идея неплоха. Чувствуется, что вы действительно шевелите мозгами, а не просто делаете вид.

Фигаро сел на пол, прислонился к стене и задумался. Вокруг поскрипывала Академия: гудели в коридорах сквозняки, щелкали, остывая, раскаленные колдовством Артура стены, шуршали под паркетом вездесущие мыши, у которых были свои потайные ходы в местную столовую. Никакой тишины; эти стены никогда не спали.

— Тут ведь какая штука, Артур: пойми мотив и найдешь преступника. Но я все равно не понимаю, кому выгодны все эти смерти. Какая польза от гибели Конрада? И кому? — Следователь беспомощно развел руками.

— Найти орудие убийства тоже не мешало бы, — призрак поцокал языком. — Ума не приложу, как именно убили всех этих студентов. И можно ли вообще считать это убийством. Не собирал же Кроули в Академии учеников, которым осталось жить всего ничего…

— Да, причем каждые тридцать лет все повторяется.

— Не совсем. — Артур нахмурился. — Помните, что говорил ваш начальник? О прошлых происшествиях? В этом году трупов много как никогда… Мы спугнули Кроули, Фигаро. И я пока не знаю, хорошо это или плохо.

— Странно. — Следователь прикусил губу. — Это тот редкий случай, когда я вообще не вижу в происходящем логики. Посудите сами: где-то в Академии вот уже несколько столетий скрывается древний колдун…

— А почему именно в Академии?

— А где же еще? Вряд ли господин Кроули живет в гостинице. Если он — бывший член ректората, то тут ему, в буквальном смысле слова, помогают сами стены. К тому же вы сами говорили: миллионы кабинетов, тысячи верст коридоров. Да здесь можно без труда спрятать полк солдат!

— Полк? — Призрак усмехнулся в усы. — Да вся армия Королевства затеряется в этих залах, точно иголка в океане… Но продолжайте, прошу вас.

— Да… И вот каждые тридцать лет этот колдун делает… что-то. Нечто такое, после чего остается несколько трупов. Потом он опять исчезает на тридцать лет и это повторяется уже очень долго…

— Мне вспомнилась одна книга, — встрял призрак, — которую я когда-то прочел. Там один ученый собрал машину времени… Ну, такой… э-э-э… колдовской прибор. Но он сработал не так как надо и каждый день, ровно в полночь, этого ученого переносило в будущее на десять лет. Драматическая книженция, кстати.

— Я понимаю, к чему вы клоните. — Фигаро задумчиво потер нос. — Но ведь вы сами сказали: путешествовать во времени нельзя.

— Да, — согласился призрак, — нельзя. Точнее, невозможно — мы полностью заблокировали Линию.

— Хорошо. — Голос следователя слегка дрожал. — Очень хорошо. А теперь скажите мне: если Кроули — предположим, что это действительно он — не перемещается во времени, то сколько ему сейчас лет?

— Э-э-э… — глаза Артура расширились от удивления, — э-э-э… Признаться…

— Этот вопрос не приходил вам в голову, так? Потому что вы сами живете уже черт знает сколько. Вы разучились мыслить в рамках временных категорий, присущих простым людям.

— Да. — Призрак дернул себя за бороду и покачал головой, — да, вы правы… Честно говоря, вы даже меня умеете удивить, Фигаро… Если допустить что Кроули до сих пор жив, то ему сейчас должно быть лет шестьсот.

— …что автоматически поднимает следующий вопрос: как вообще кто-либо может прожить столько? Это ваш бывший коллега, Артур. У вас есть теории?

— Давайте, для начала, пробежимся по всем известным способам продления жизни. — Взгляд Артура стал хищным и злым; следователь уже знал, что это значит: старый колдун думал. — Алхимия, омолаживающее колдовство — к черту. Максимум, до двухсот лет, не больше. Помощь Других — лет триста. Потом едет крыша, причем гарантировано. Помощь сильных Других — тут уже возможны варианты. Колдун, выпросивший у демона вечную жизнь, вполне мог бы скрываться в стенах Академии от выплат по долгам, вполне… Но это бред, Фигаро. Студентов убивали не Другие. Здесь это невозможно.

— Но если эти смерти — жертва, которую…

— Нет! В таком случае, ауры студентов были бы поглощены. А это не так. Они просто… ну, умерли. Едем дальше: можно впадать в алхимический анабиоз. Типа, в спячку. Лет десять спишь, потом пару месяцев бодрствуешь. Не наш случай — Кроули к этому времени уже стал бы дряхлой мумией, у которой изо всех дыр текут алхимические декокты. Хотя если ты умеешь управлять временем, то можно, наверное, как-то… сжать его. Я имею в виду, создать нечто вроде «темпорального морозильника» и проводить в нем годы и годы… Но, опять-таки — зачем?

— Зачем? — эхом отозвался следователь, — зачем?.. Вопрос мотива, Артур. Это самый важный вопрос в этом деле…

Он зажмурился и вспомнил: Конрад подходит к серебряной сфере, касается одного из длинных, похожих на гвозди шипов, и «Исполнитель желаний» замирает, словно в ожидании…

«Сто золотых империалов!»

Легкий звон. Золотые монеты на ладони Конрада. И безоглядная радость в его глазах — чудо!

Чудо, да.

Чертеж «Исполнителя» был найден Артуром в бумагах Уильяма Кроули, колдуна изучавшего Время. И, судя по его обрывочным записям, Кроули вложил в это устройство немало времени и сил.

Но для чего? Чтобы создать машинку клепающую деньги из воздуха? Что за бред?

«…взамен ничего не требует, не бойся. Я у него уже раз десять просил…»

И тут, наконец, до него дошло.

— Артур… Артур, я, кажется, все понял…

— Спокойно, Фигаро, — встревожился призрак, — спокойно! — На вас лица нет! И пульс как перед инфарктом. Успокойтесь, расслабьтесь, не переживайте так. Что вы поняли?

— Я понял. — Следователь из последних сил рванул воротник, отрывая пуговицу — дышать сразу стало легче. — Я понял, как Кроули смог прожить столько лет. Потому что я, кажется, знаю, чем был этот проклятый «Исполнитель». Что он забирал у студентов в обмен на золото.

Артур открыл рот и снова его закрыл. Его глаза сузились, превратившись в холодные темные щелочки.

— Устами младенца… — прошептал призрак, облизывая тонкие губы. — Возвращаемся, Фигаро. Здесь больше делать нечего.

— Фигаро! К вам посетитель!

— В такой час? Кто это?

— Эта девушка. Ну, Шэн.

— …

— Фигаро?

— Она не слышит нас?

— Нет, конечно. Защита…

— Тогда меня нет дома.

— Вы, кстати, ей нравитесь, Фигаро. Вы в курсе?

— Да. Артур, можно чуть больше света на стол?.. Спасибо.

— И что вы собираетесь делать?

— Артур, я не студент Академии. Я следователь ДДД. Мне, без малого, пятьдесят. Что я могу сделать? Через месяц я стану тем, кем был до всей этой эпопеи: немолодым чиновником с лысиной, животиком и занудным характером.

— Вы могли бы… Ну… Воспользоваться моментом и хорошо провести время… Ну, ну, не смотрите на меня так. Я шучу… Но, все же, что вам мешает…

— Знаете, когда Качка изменил мое тело, я поначалу подумал, что он что-то повредил у меня в голове. Весь мир казался… ярким. Сочным. Счастье било через край, весна, заповедные дали, все такое… А потом я понял: это просто молодая кровь вновь играет в венах. Фальшивая молодость. И мне вдруг так захотелось чтобы это продолжалось без конца… Так, что… Я был готов все отдать за новые двадцать лет.

— … Фигаро, есть одна древняя легенда: в далеких горах на востоке бьет из земли фонтан вечной молодости. Тот кто выпьет из него, станет вновь молодым и вернет свою утерянную юность…

— Красивая легенда…

— Погодите, я не закончил… Так вот: в стародавние времена глоток воды из этого фонтана был самой страшной карой. К нему приговаривали, Фигаро. И это было хуже смерти, потому что как только человек понимал, что можно длить и длить свою жизнь без конца, в его душе что-то ломалось, и он готов был пойти на все, дабы получить еще глоток колдовской воды. На все что угодно.

— Вы хотите сказать, что вечная жизнь это плохо? Вы?

— Нет, Фигаро. Вечная жизнь это просто вечная жизнь. Спросите меня о ее плюсах и минусах лет, эдак, через миллион. Но жизнь взаймы или, что еще хуже, жизнь краденая уродует человека. Никто никогда не слышал о счастливых вампирах… Так что у вас там получилось?

— Пока ничего. Думаю. Но я бы начал проверку среди первых курсов. Узнал бы кому известно о «Исполнителе желаний» и пошел бы дальше по цепочке…

— А почему первых курсов?.. Хотя да, понятно… Съешьте хоть бутерброд, что ли. С утра ни крошки во рту.

— Не хочу бутерброд. Хочу яичницу с беконом.

— Так закажите.

— … и две сосиски в тесте. И шашлыка пару шампуров. И пива. Темного, холодного. Желательно устричного стаута.

— Губа не дура!

— А вы как думали… Так вот, вернемся к нашим преподавателям. Допустим, Кроули…

…Полуденное солнце потоком вливалось в окно кабинета и в его лучах комиссар Пфуй казался огромной черной статуей, неподвижно замершей у подоконника. Сходство дополняла смертельная бледность — последствие недавней контузии.

— Я только что имел весьма неприятный разговор с начальством, — сказал, наконец, Пфуй. — Академию не закроют, но с этого дня здесь будет дежурить ударный отряд Ордена Строго Призрения. В полном составе, мать его. Не люблю этих парней — дуболомы как есть. Поэтому я принял решение усилить их своей личной группой быстрого реагирования. Ребята проверенные и опытные. Вот только не знаю, помогут ли они…

— Вы не думаете, — Фигаро скептически поджал губы, — что вся эта суета скорее, спугнет виновного в смерти Конрада?

— Да, — комиссар кивнул, — конечно. Но никакой другой вариант не устроил бы ни шефа, ни королевские спецслужбы. Или круглосуточная охрана, или работа Академии будет приостановлена. Что, в свою очередь, означает, что ОСП перевернет здесь все вверх дном, подпишет заключение о безопасности и откроет Академию заново. Что так, что эдак — один черт. Пусть хоть студенты учатся.

Помолчали. Следователь, умостившийся на мягком диванчике у стены, задумчиво откусил кусок черничного пирога и запил кофе (секретарша Пфуя готовила прямо-таки божественный кофе, зерна для которого доставляли комиссару из какого-то жутко секретного места).

— Комиссар, — сказал, дожевав, Фигаро, — зачем вы «блицнули» меня из вагона? Никак не могу понять смысл этой процедуры.

— Конспирация. — Пфуй криво усмехнулся. — Это был не просто блиц, а обменный блиц. Знаешь, наверное: переместить что-то через внепространственный коридор можно гораздо боле безопасным способом — произвести обмен массами.

— Так на приемной платформе, куда я прибыл…

— …находился мой человек. Нас приехало трое, и вагон мы должны были покинуть тоже втроем. А блиц — мало ли, что мы там перемещали… Но, самое главное, я хотел снять с тебя возможные заклятья-«маячки». Блиц убирает их начисто, если ты не в курсе.

— Я в курсе… Но вся эта эпопея с превращением меня в студента Академии… Чего вы надеялись добиться? Только честно?

— Чего? — Пфуй как-то странно посмотрел на следователя. — Я знаю тебя не первый год, Фигаро. У тебя есть удивительная способность: вокруг тебя вечно что-то происходит. Ты умеешь приводить события в движение, зачастую, сам того не желая.

— Да, — кивнул следователь, думая о намертво впаянном в свою кровь Договоре Квадриптиха, — Да, есть такое. Но результат…

— Фигаро, подумай сам: мы впервые добились какой-то реакции. Вспомни письмо. Ну, эту анонимку. Мы впервые увидели, как гибнут студенты. Как это происходит. Жуткое, совершенно невероятное дело… Целеста до сих пор не вылезает из лаборатории — работает с данными, что нам удалось собрать. Это нечто необычное, Фигаро. Какое-то невероятное, новое колдовство. Мы…

Дверь открылась, и в кабинет без стука вошел Савелий Качка. Сегодня колдун был начисто лишен своеобычной веселости: хмурый взгляд, плотно сжатые губы, глубокая горизонтальная морщина на лбу. На Качке была тяжелая роба Ударного отряда; на широком поясе крепился целый арсенал «волшебных палочек» — концентраторов.

— Все готово, Андреа. — Качка коротко мотнул головой. — Наши люди на местах.

— Отлично. — Комиссар удовлетворенно кивнул. — Подчиняешься только мне… и вот ему. — Он ткнул пальцем в Фигаро, который чуть не подавился куском пирога. — Все приказы ОСП можешь игнорировать. Под мою ответственность… Да, Фигаро, ты можешь пока идти. Не знаю даже, какие пары сегодня будут — все преподаватели без алиби сейчас на дознании. А мне опять к начальству с отчетом… Ох и выскажу я сегодня шефу все, что о нем думаю… Ох и выскажу…

Академия огромна. Да, большая часть ее коридоров не исследована (и неизвестно, случится ли это когда-либо; еще Восьмой ректор, знаменитый Рено Карр, окончательно задолбавшись терять в ее лабиринтах исследовательские экспедиции, подписал известный Приказ № 210, запрещающий подобные вылазки), однако даже та часть, которая благополучно используется к настоящему времени, являет собою прелюбопытнейший сборник историко-архитектурных экспонатов. Алый зал, в котором заступал в правление Третий Квадриптих, Комната Двенадцати Колонн, где знаменитый сержант Кувалда в одиночку одолел боевой отряд столичной Инквизиции без единого заклятья, одним лишь черенком от лопаты, Кунсткамера, в которой выставлены уморительные поделки выпускников-метафизиков (говорят, даже легендарная Невидимая Шляпа хранится где-то здесь, просто найти ее бывает тяжеловато), Зал Копий…

Но, конечно, самая драматическая судьба — у столовой.

Когда Академия только начинала свою работу, никакой столовой в ней не было вообще. Студенты питались в маленьком флигеле во дворе (от которого, к настоящему времени, остались лишь фрагменты фундамента), а преподаватели — где попало. Когда, в конце концов, зам. ректора, господин Флауэрс, случайно развоплотил себе левую ногу (его бутерброд с анчоусами лежал на столе плохо протертом после алхимических опытов), была открыта столовая для персонала — маленькая комнатушка, в которой профессура могла спокойно предаться чревоугодию. Еще через год в столовую притащили полевую кухню, затем помещение увеличили, снеся пару стен, еще через четыре года там уже работало трио поваров из Лютеции, но лишь сто лет спустя, при ректоре Гиле Александре, столовую, наконец, открыли для студентов. И с этого момента спокойная жизнь для преподавательского состава закончилась.

Чаще всего столовую взрывали. Это не было совсем уж большой проблемой; в конце концов, Академия умела себя восстанавливать. Но, почему-то, алхимические взрывпакеты чаще всего оказывались именно в содержимом кухонных кастрюль. Что интересно, виновные так и не были найдены.

Историческая дуэль Квадриги Буйного и ЛеФевра Аттанэ тоже произошла в столовой. Оба магистра, изрядно нагрузившись, устроили колдовской поединок длившийся пять часов, в результате которого зал для приема пищи был полностью уничтожен, а колдуны открыли Закон Квадриги-ЛеФевра, принцип, сделавший возможным зачарование предметов на длительные сроки. На радостях магистры решили добавить, после чего опять подрались, выясняя, кто же, все-таки, автор нового закона метафизики. К счастью, оба к тому времени уже страдали от эфирного истощения, поэтому драка свелась к банальному мордобою, закончившемуся окончательным перемирием и совместной научной работой.

Именно здесь, среди кастрюль и сковородок рождались гениальные идеи, исторические заговоры, великие изобретения и новые блюда, способные поставить на уши даже гурманов Белой Башни. Именно здесь Моргана Грозная, будучи на тот момент простой студенткой кафедры метафизики Кариной Востриковой, подкидывая монетку выбросила «решку» тысячу сто двадцать три раза подряд, после чего слегка тронулась умом и уехала на Дальнюю Хлябь изучать эфирные флуктуации (ее труд «Метафизика Случая» и стал, в конечном итоге, поводом для приглашения Карины в Квадриптих).

А сама столовая мало изменилась за прошедшие столетия: длинное просторное помещение с низкими потолками и обоями в коричневую клетку на бежевом фоне, потертый паркет, ряды одинаковых белых столов и стульев, окошечко выдачи и пыльные плафоны-раковины под потолком. Ничего лишнего, никаких дополнительных украшений. И триста сорок блюд, достойных украсить королевский стол.

— …что-то неважно они выглядят, — буркнула Шэн, рассеяно ковыряя вилкой омлет по лютециански. — Преподы, я имею в виду.

Она чуть повернулась, покосившись на стол у стены, за которым сидели трое: Артемий Пакля, Марина Меримайнд и Нерон Фрикассо. «Историчка» выглядела очень расстроенной; ее волосы были уложены кое-как, напоминая воронье гнездо, а глаза воспалены, словно она только что крепко нюхнула «голубой пыли».

— Они только что с дознания, — граф Сильвер-Понч откусил кусок котлеты и принялся без аппетита жевать. — Чего им веселиться? Студент умер. Найти бы того, кто это сделал с Конрадом и… — он с размаху ударил кулаком по столу. — Я бы эту скотину…

— Это несчастный случай. Ты же слышал. — Таккер без выражения посмотрел на трио преподавателей и чуть слышно выругался. — Шестой подряд.

— А что, нет? — Шэн подняла брови. — Если бы это было… ну, убийство… Академию бы, наверно, закрыли до выяснения, так?

— Никто ничего закрывать не будет. — Таккер скривился. — Потому как стратегический объект… Ты ешь, Фигаро, ешь. Этот антрекот «Дымная дорога» — шикарная вещь… Вон, гляди: Фрикассо тоже его взял…

Следователь переключил внимание на преподавателей. До их стола было меньше десяти шагов, поэтому голоса магистров были слышны очень хорошо.

— …под подписку. — Нерон Фрикассо нервно крутил вилку в тонких пальцах. — А, может быть, и вообще под круглосуточным наблюдением. Серьезное же дело.

— Во времена моей молодости, — Марина Меримайнд шмыгнула носом, — этим бы уже занимался Специальный корпус. А Академию бы закрыли. Временно, конечно.

— Ха! — Пакля махнул рукой, — держи карман шире! Это разве что Фунтик с Тузиком бумагу подмахнут. А пока что будем сидеть тут под присмотром ОСП. Вон они, кстати, легки на помине.

И точно: шагах в тридцати, у длинного окна, за которым покачивались на ветру ветви разлапистых елей, сидело трое господ в штатском. ОСП-шники если макароны с болоньезе, пили квас и тихонько шушукались.

— Орден, — тихо сказал Пончик. — Как пить дать, Орден. Видите, нашивки на рукавах? Ударный отряд. Ничего себе.

— А ты как думал. — Таккер вздохнул. — Препода у нас, конечно, хороши, но в реальном бою давно не были. Вон тот же Фрикассо — ему кроме как метафизику преподавать да речи на Новый год толкать ничего и не надо. А Меримайнд так и вообще… Не-е-е, хорошо, что сюда ОСП-шников нагнали. Спокойнее.

— Да что ты говоришь. — Пончик нервно дернул плечами. — А я вот сижу и думаю: а, может, к черту это все? Напьюсь сегодня в кабаке, пусть мне ногу сломают. Буду лежать себе дома, почитывать книжечки и посмеиваться над дурачками, что остались в Академии…

— Неплохая, кстати, идея. — Фигаро кивнул. — Кроме шуток. Айда в кабак вместе. А Шэн устроим… ну, скажем, отравление селедкой.

— Да ты видел здешнюю селедку? Это ж норвежская семга! Белуга! Осетр! Хрен ты ей отравишься…

— … и все-таки, коллеги, прошу заметить, что допрашивали нас на Лубянке-Два. О-о-чень серьезные ребята подключились, зуб даю. Может, комиссар что-то и знает, просто виду не подает…

— Фигаро! Фигаро, ты куда?

— В туалет. — Следователь натужно улыбнулся. — Что-то мне твоя семга боком выходит… Погоди, вот вернусь и обсудим планы на вечер…

…Фигаро изо всех сил пытался контролировать мышцы, дабы буря, что бушевала в его голове, никак не отразилась на лице.

Он лишь надеялся, что у него получается достаточно хорошо.

…В кабинете комиссара Пфуя был только Савелий Качка. Магистр сидел в кресле комиссара и, хмурясь, пялился в монокуляр дальней связи.

— Да, Фигаро? Что случилось? — Качка как-то умудрился выразить удивление одним глазом, второй все так же был скрыт линзой прибора.

— А где комиссар? — Сердце следователя бешено колотилось.

— У начальства… Да что это с вами? На вас лица нет!

— Господин Качка! — Фигаро перевел дух, — Комиссар сказал, что вы выполняете мои распоряжения, так? У меня вопрос: сделаете ли вы по моей просьбе… очень странную и, возможно, очень опасную вещь?

— Да. — Теперь Качка уставился на следователя в оба глаза. — Да, сделаю. Я в вашем подчинении. Но о чем идет речь?

— Ваши люди смогут взять под стражу колдуна уровня магистра? Скорее всего, искушенного в боевом колдовстве?

— Каждый из них сможет. А с моей помощью — хоть самого Целесту.

— Тогда слушайте. Прямо сейчас…

…Фигаро говорил минуты три. За это время на лице Качки не дрогнул ни один мускул. Он просто выслушал, хмыкнул и коротко кивнул.

— Я все сделаю, Фигаро. Но понимаете ли вы, что вам придется потом отчитываться перед комиссаром? А, скорее всего, и перед королевскими службами?

— Отдаю.

— Тогда вперед. — Качка встал из-за стола и отключил монокуляр. — Возьму с собой парочку ребят — для верности. А то наслышан я о вас…

— …Артур! Артур!

— Я здесь. Не орите так. Что случилось?

— Артур, у меня просьба. Это срочно. Вы помните, как выглядел «секундомер» Кроули?

— У меня даже фото есть. А в чем дело?

— Сможете сделать такой же? Я имею в виду, копию? Не рабочую, понятное дело, а просто очень похожую.

— …

— Артур!

— Могу сделать идеальную копию.

— Как быстро?

— В течение минуты. Но зачем вам это нужно?!

— Я идиот, Артур. Я круглый идиот. Смотрите: мне нужно не привлекая внимания, проникать в Академию каждые тридцать лет. Система охраны меня знает — я бывший член ректората и Квадриптиха. Но меня не знают люди. Люди, понимаете, Артур? Преподаватели, работники столовой, студенты. И, тем не менее, меня это, почему-то, не волнует. Так кто я?

— Невидимка?

— Нет, Артур, нет. Зачем такие сложности? Мне ведь еще нужно запустить слух о моем «Исполнителе Желаний», причем так, чтобы не вызвать подозрения. А потом ходить, контролировать, наблюдать… Нет, я не невидимка. Я вообще не буду прятаться, понимаете? Ведь я…

— О, дьявол!..

…Войдя в столовую Фигаро махнул рукой сидящим за столом приятелям и вальяжной походочкой направился к окошку для выдачи блюд. Шаг. Еще шаг.

«Один. Два. Три…» — считал он. В голове билась, гудела от напряжения кровь.

— Фигаро! — крикнул Пончик, — селедку не бери!

Кто-то рассмеялся, должно быть, Шэн.

«Восемь. Девять…»

— Всем оставаться на своих местах! — голос Качки прогремел как пушечный выстрел. Следователь и не подозревал, что этот низенький толстячок способен реветь как иерихонская труба. Качка, как оказалось, был личностью весьма многогранной.

Фигаро обернулся. Качка стоял в дверях; чуть спереди, по обе стороны от него, возвышались двое рослых мужиков в боевых робах. С их плотно сжатых кулаков то и дело слетали искры — люди магистра уже подготовили атакующие заклятья.

ОСП-шники за столом напряглись, и Качка подал им едва заметный условный знак: «будь на подхвате». Следователь увидел, как один из боевиков Ордена чуть склонил голову — они все поняли.

Преподаватели и студенты просто таращились на Качку как на внезапно выросший посреди столовой кактус. Но магистр не обращал на них внимания. Он сунул руку за пазуху и достал небольшую — чуть больше ладони — коробочку, из которой аккуратно извлек нечто, отдаленно напоминающее часы на длинной цепочке.

Больше всего эта штуковина напоминала брегет-переросток: большой, слегка выпуклый циферблат, головка завода, блестящая серебряная крышка. Но сходство на этом заканчивалось: корпус был сплошь утыкан хитрыми переключателями и пружинками, а на циферблате не было стрелок.

«Секундомер» не был иллюзией. Артур трансформировал в него старый портсигар следователя, придав материи форму по имевшемуся у него шаблону. Этот момент был важен: иллюзию убийца мог учуять.

…Десятки пар глаз смотрели на устройство в руке магистра. Глаз удивленных, озадаченных, непонимающих.

Но были еще одни глаза, глаза в которых изумление почти полностью скрывалось за чистой, высшей пробы ненавистью.

— …как вы поняли, Фигаро? Как вы поняли, что это он?

— Пока что это не более чем догадка, Артур. Но Нерон Фрикассо не преподает метафизику уже лет двадцать. Он занимается квазиматематикой. К тому же единственный раз, когда его уговорили выступить с речью на новогоднем балу, был лет тридцать назад. Ничего, кстати, из этого не вышло: он перевернул графин и запутался в словах. Хотя получилось, в общем, смешно.

— Студент, Фигаро?

— Да, Артур. Студент. Просто студент. Как я, понимаете? Дерево в лесу, травинка на лугу. И никаких подозрений.

Дальнейшие события развивались очень быстро.

Таккер взмыл в воздух.

Никаких эфирных каркасов и гравитационных заклятий. Никаких сложных построений. Он просто взмыл к потолку, а в следующий момент в столовой Академии разверзся ад.

Люди Качки, похоже, не были морально готовы палить в студента боевыми заклятиями. Поэтому в Таккера полетели два «лассо» — обездвиживающее колдовство довольно высокого уровня, но безопасное для жизни.

А вот Качка был готов ко всему. Потому что с его пальцев сорвался «Ветер пустыни» — по-настоящему жуткая вещь, мгновенно выпаривающая из человеческого тела всю воду.

Вот только вокруг были стены Академии. Стены, в которые защитных заклятий вплетено больше, чем живет блох на портовой крысе.

Щиты Академии отразили колдовство Качки и его людей. А потом ударил Таккер.

Волна пламени с хлопком резанула воздух и трое ОСП-шников, которые уже начали что-то наколдовывать, рухнули на месте, тут же принявшись с воплями кататься по паркету. Защита Академии не сработала; хитрые системы, чьим главным назначением было спасать жизни, остались безучастны.

Качка даже не успел поднять руки для нового заклятья — Таккер действовал со скоростью молнии.

Волна зеленого газа — и вот магистр и оба боевика содрогаются в приступе безудержной рвоты. Веер молний, кинетик, разбивший несколько столов в мелкую крошку, огромная плазменная комета. Нечто невидимое, от чего не спасли щиты — Качка зашатался и упал, царапая горло.

…Молодой граф Сильвер-Понч отреагировал на удивление быстро: короткими перебежками от стола к столу он добежал до окошка сдачи грязной посуды и одним прыжком нырнул внутрь. Похоже, Пончик умел оставаться хладнокровным даже в подобных ситуациях. «Станет Инквизитором», пронеслось в голове у следователя, судорожно «накручивающего» боевое заклятье.

А вот Шэн повезло меньше. Одно из заклинаний Таккера — странная рябь, с визгом пронзившая воздух, зацепило своим краем девушку и она, подлетев в воздух, упала между столами, где и осталась лежать, точно тряпичная кукла, брошенная злым ребенком. Кожа Шэн на глазах наливалась нездоровой трупной синевой.

«Вопль баньши», — с ужасом понял Фигаро. «Инфразвуковой резонансный деструктор. У нее минута, максимум, две. И если здесь не окажется опытного магистра…»

Остальные студенты уже разбегались с воплями; гремели бьющиеся тарелки, грохотала опрокидываемая мебель. Таккер не обращал на них внимания. То есть — совсем. Он не целился ни в кого из студентов специально, но и не делал «поправок на ветер»: вот пульсирующая сфера рванула к Качке, по пути сбив какого-то бедолагу в синей робе третьекурсника; несчастный отлетел к стене словно кегля. А вот пучок странных искрящихся кружев чиркнул какого-то «первачка» по плечу и рука студента отвалилась будто кусок масла отрезанный раскаленным ножом. Крови не было; «кружева» мгновенно прижгли рану.

…Люди магистра уже не двигались. Сам он, лежа на полу, из последних сил пытался «набросать» заклинание — даже не атакующее, а просто фронтальную защиту.

И вдруг…

Следователь, как оказалось, совершенно забыл, что на сцене присутствуют еще несколько действующих лиц.

Артемий Пакля, Марина Меримайнд и Нерон Фрикассо ударили одновременно. Три заклятья, три невидимых эфирных волны с шипением врезались в тыловые щиты Таккера.

Ни одно из этих заклинаний следователь не смог идентифицировать. Первое с яростным шипением врезалось в щит и разлетелось клочьями экто-пыли, второе одним махом снесло половину защиты Таккера, обрушив яростно орущего колдуна на пол, а третье буквально сдуло всю плоть с его костей.

А дальше произошло страшное. Настолько страшное, что даже у Фигаро, повидавшего на своем веку немало жутких гнусностей, зашевелились волосы на затылке.

Скелет Таккера встал. Ничем не поддерживаемые, не скрепленные ни связками ни вообще какой-либо плотью кости дрожали; мокрые от крови запястья колдуна двигались, совершая множество мелких брезгливых движений. Фигаро пришло в голову сумасшедшее сравнение с очень тощим купальщиком, входящим в холодную воду и содрогающимся от озноба.

А затем плоть стала возвращаться на кости Таккера.

Именно «возвращаться» — другое слово здесь бы просто не подошло. Как будто кто-то быстро менял картинки в волшебном фонаре: раз! — и мышцы тугими канатами оплели голый остов. Раз! — и мясо облачилось в чехол розовой кожи. Раз! — и с восстановленного тела Таккера исчезли все шрамы. Самым безумным было то, что восстановилась даже его одежда: зеленый сюртук, брюки цвета бутылочного стекла и дорогой галстук-бант вышитый тонким серебряным узором.

Таккер медленно развернулся в сторону группки преподавателей, которых от изумления, похоже, разбило нечто вроде паралича.

Но тут Фигаро, наконец, завершил свое заклятье.

…Этому приему научил его Артур: довольно сложная формула, которую, к тому же, нельзя было подготовить заранее, или, на языке профессионалов, «повесить на палец». Заклинание требовало длительного «накручивания», однако оно само наводилось на цель и использовало энергию щитов противника для усиления самого себя.

«Если щиты адаптивные, — вспомнил следователь наставления старого колдуна, — то они тут же попробуют перезарядиться, отдавая при этом твоему заклятью еще больше энергии. Эфирная перегрузка обеспечена. Если не контузия, хе-хе…»

…Ослепительно сияющее «веретено» впилось в тыловую защиту Таккера и с визгом принялось прогрызать себе путь к цели. Эфир загудел от перегрузки, а в следующее мгновение фигура Таккера окуталась ярким светом. Колдун взмыл в воздух, сжался, точно еж, и со страшной скоростью рванул к стене, пробив ее насквозь и оставив после себя лишь обугленную дыру в обоях. Однако он, все же, успел шарахнуть по троице преподавателей чем-то оглушающим — магистры повалились на пол как подкошенные.

— Твою ж мать! — Артур, мгновенно материализовавшись по правую руку от следователя, — восхищенно поцокал языком. — Вот это да!.. Бежим, Фигаро, а то тут скоро будет черно от ОСП-шников.

— Нет! — заорал следователь, — я никуда не пойду! Здесь раненые! Им нужна помощь! Я должен…

Призрак схватил Фигаро за грудки и встряхнул; в руках старого колдуна было столько силы, что следователь почувствовал, как его подошвы отрываются от земли.

— Пр-р-р-рекратить истерику!! — в голосе Артура зазвенела сталь. — Вы нужны мне бодреньким и с чистой головой! Я перезагрузил защитные системы Академии. Никто из них не умрет, Фигаро. Машина знает, что делать, и никакие ваши костоправы не помогут раненым лучше. А теперь — бегом!

…Коридор. Еще коридор. Голоса впереди — Артур, выругавшись, тут же свернул в один из боковых проходов.

— Быстрее, Фигаро! Поднажмите! Вам снова восемнадцать, так что не пыхтите как загнанная лошадь!

— Их… Их точно спасут? — Следователь, тяжело дыша, прибавил ходу.

— Академия спасет. Этот подонок, оказывается, научился точечно отключать защиту. Ну и стервец… Я дурак, Фигаро. Старый дурак. Вы были правы — когда живешь так долго, мозги начинают работать иначе… Мне и в голову не пришло, что Кроули тоже становился сильнее. Он многому научился, да… Теперь этот орешек даже мне может оказаться не по зубам… Стоп! Стоп! Да остановитесь вы, наконец! Вот сюда, за запечатанную дверь…

Артур коснулся замка одной из запертых дверей с табличкой «Не входить! Закрыто по распоряжению администрации!» и та с легким скрипом открылась.

— Прошу.

Сразу за дверью начинался широкий коридор, по которому вполне могли бы проехать рядом две кареты, и еще хватило бы места для пары велосипедистов. Гладкий камень стен, тусклые алхимические лампы в простых потолочных зажимах и ни одной двери, кроме той, через которую только что прошли следователь и колдун.

Артур взмахнул рукой, и из затхлого воздуха тут же соткалась пара великолепных кресел обитых сверкающей свиной кожей. Призрак тут же уселся в одно из них (при этом между его задом и креслом остался зазор в полвершка) и жестом пригласил Фигаро последовать его примеру.

— Здесь можно спокойно поговорить. Никто сюда не сунется, а если даже и сунется, то нас все равно не увидит. Это Общий коридор; я создал его черт знает сколько лет назад. Посторонние могут попасть сюда только если я этого захочу.

Призрак задумчиво уставился куда-то в потолок и принялся рассеяно наматывать ус на палец.

— Значит, Таккер… Ученик… Да, логично: если у него есть доступ к Анне, то можно просто оформить перевод — никто даже не подумает проверять бумаги, такие мелочи уже сотни лет сваливают на Администратора. И нет никакой надобности скрываться. Целиком и полностью по Плану комиссара Пфуя, хе-хе… Вы все это время подражали убийце, Фигаро! Каково, а?!

— Отвратительно. — Следователь дернулся как от удара током. — Но теперь он сбежал. Кроули…

— Никуда он не сбежал. Я запечатал Академию. Своим личным шифром. Это здание превращено в неприступный сейф — никто не войдет и не выйдет, пока я этого не захочу… Меня забавляет другое: Кроули, похоже, даже не пытался покинуть Академию. Интересно, почему?..

— А меня, признаться, это не забавляет ни разу. — Фигаро поморщился. — Как он выжил, Артур? Как? Только не рассказывайте мне, что Академия может восстановить человеческое тело за пять секунд.

— Нет, конечно. — Призрак, наконец, отпустил многострадальный ус и теперь рассеяно зажигал в воздухе цепочки колдовских огоньков. — Это Время, Фигаро. У него в загашнике куча ворованного времени… Не представляю даже, как с ним сражаться: он и без того силен, а теперь, ко всему прочему, еще и бессмертен.

Следователь не ответил. Ему жутко хотелось курить; руки Фигаро тряслись, и усмирить эту дрожь никак не получалось. Только что он стоял в двадцати шагах от колдуна-магистра, и обрати Кроули на него чуть больше внимания, то, вполне возможно, следователь сейчас валялся бы на полу столовой обугленной головешкой.

Он пошарил по карманам: колпачок от автоматического пера, носовой платок, трубка… ага, а вот и кисет. Фигаро достал трубку, сжал губами мундштук… и вдруг заметил сложенный вчетверо клочок бумаги, вывалившийся из его кармана и упавший на каменный пол.

Следователь поднял листок, развернул его и прочел:

— Семь-сорок-двести-вверх-три-тридцать…

— Что это? — Артур поднял бровь.

— Маршрут. Дорога к «Исполнителю Желаний», будь он проклят. Это бумажку дал мне Конрад…

— А ну, дайте-ка взглянуть… М-да, ну и почерк… Потом через А-тринадцать, левый проход… ну да, ну да… Стоп. — Артур нахмурился. — Погодите-ка… Семь. Потом сорок. Потом один проход вверх…

— Что-то не так? — Фигаро озадаченно посмотрел на колдуна, но тот лишь отмахнулся, бегая взглядом по записке и загибая пальцы. — И два сюда, а потом опять вниз на один уровень… Это выходит… ну да: один-три-пять… и в следующей итерации… да то же самое! Фигаро, да это же шифр!

— Не понял. — Следователь нервно привстал в кресле и, зачем-то, огляделся по сторонам. — Какой еще шифр?

— Долбанный вы гуманитарий… Это же просто как репа: все эти цифры — чушь собачья! Они вообще не нужны. Глядите: один поворот направо. Потом пропускаешь три поворота — не важно, какие именно и в какую сторону — и поворачиваешь налево. Потом таким же макаром пропускаешь пять поворотов и сразу направо. Поднимаешься на уровень вверх на любой лестнице. И все по новой: один раз направо, пропустить три поворота — налево, пропустить пять поворотов — направо, подняться вверх. И все. Элементарно как веник!

— Это для вас элементарно, — фыркнул следователь, — вы математик… Ну, допустим, вы правы. И что с того?

— А то, дорогой мой Фигаро, что последовательность не завершается на комнате «Исполнителя». Это не конец цикла, понимаете? Подняться по лестнице, один поворот направо — и все, вы пришли. Комната с этим чертовым прибором. Если это не приглашение идти дальше, то я даже не знаю, чем это еще может быть.

— Но какой в этом смысл?

— А какой смысл оставаться в Академии, если твой след уже взяли и ты забрал «Исполнитель»? Какой смысл в анонимке, которую убийца — а почти на сто процентов уверен, что это был он — прислал Пфую? Ведь он практически ткнул вас носом в очередную жертву. Можете думать, что я спятил, но мне кажется, что Кроули хочет, чтобы мы его нашли.

— И какова цель подобной провокации? Может, там, куда он нас заманивает, установлена хитроумная ловушка? Оторвет нам головы вот и будет вам «шифр».

— Фигаро, — в голосе Артура не было ничего, кроме бесконечного терпения мастера мануфактуры поучающего глуповатого подмастерье, — столетиями Кроули сидел тише воды ниже травы. И пожелай он скрыться сейчас, он бы это сделал. Тихо, спокойно, без лишнего шума и не оставляя никаких следов. Но нет, он не сделал этого даже тогда, когда в Академию прибыли ОСП-шники. Почему? А насчет «оторвет головы» — так в этом смысла нет вообще. Уж кто-кто, а Кроули точно мог бы уничтожить любого, не оставив вообще никаких следов.

— Но это не отменяет нашей главной проблемы, Артур.

— Да, — призрак вздохнул, — вы правы. Я по-прежнему не представляю, как убить Кроули. Темпоральным колдовством, увы, не владею.

Следователь молча кивнул, глубоко затянулся, выпустил в полоток облако табачного дыма и, откинувшись на спинку кресла, закрыл глаза.

…Раздел «Карманного справочника работника ДДД» посвященный столкновениям с колдунами-магистрами высшего уровня, в основном, описывал разнообразные способы скорейшего побега. Это было разумно и правильно, но следователю, почему-то, вспомнились слова Стефана Целесты: «…более сильный противник — угроза, да. Но хитросплетения его планов и изящество заклятий на самом деле — ловушка для него самого. Вспомните историю Гуги Бойкого, который так долго выбирал оружие для битвы, что был заколот молодым гусаром в собственном арсенале…»

И насмешливый голос Артура во время одного из их бесчисленных занятий: «…не стремитесь к сложности, Фигаро. Чем сложнее система, тем чаще в ней что-нибудь ломается или срабатывает не так, как надо. Ищите простоту. Сложное разбивайте на подмножества простых вещей. И сами увидите, что казавшееся вам недавно абсолютно необходимым и незаменимым вдруг окажется излишним, избыточным…»

И вдруг все обрывки информации, бессистемно падавшие на дно головы следователя несколько последних дней подряд, перестали грохотать в его голове как биллиардные шары, рикошетящие от бортиков стола, замерли, а потом каким-то хитрым образом щелкнув, соединились вместе без единого шва.

— Артур. — Голос следователя был на удивление тих и спокоен, — Артур, у меня есть идея. Но мне нужна ваша помощь. Один я не справлюсь.

— Я слушаю. — Призрак удивленно посмотрел на Фигаро и сразу как-то подобрался, словно гончая учуявшая зайца. — Рассказывайте, что там у вас.

…Когда следователь закончил говорить, Артур еще некоторое время молча чесал лоб и издавал звуки, похожие на «гхм!» и «кхм!». Затем он сказал:

— Беру свои слова назад. Вы не гуманитарий. Вы психопат. И это очень хорошо, Фигаро. Я обожаю психопатов. С ними весело.

— Вы думаете, может сработать?

— Да. Я думаю, что у нас есть хороший шанс. Но вот ту часть вашего плана, где мы вваливаемся к Кроули, пуляясь заклятьями во все стороны я предлагаю переработать.

— Это еще почему?

— Фигаро, — призрак хитро усмехнулся, — поверьте старому колдуну, что восседал во главе Первого Квадриптиха: магия, конечно, штука мощная. Но есть кое-что посильнее — психология. Вы не умеете и не хотите манипулировать людьми. Так дайте поработать профессионалу…

… Чем дальше они уходили вглубь Академии, тем тяжелее становилось у Фигаро на душе.

Дело было не в том, что впереди их, возможно, ждал колдун-магистр равный по силе Артуру и способный повелевать самим Временем. К своим годам, пройдя сквозь пекло мировой войны и проработав столько времени в ДДД Фигаро научился уживаться со страхом опасности очень хорошо. Опасность есть всегда, вопрос лишь в том, насколько ты готов ее встретить.

Но вот сама Академия…

Коридоры вокруг кривились, коридоры извивались, они ломались под причудливыми углами и, в конце концов, похоже, окончательно плюнув на все законы физики и геометрии, явили перепуганному следователю тот самый «ужас в изгибе стен» о котором писал в своей «Бесплодной пустоши» Гейзенберг-Эллиот:

Они шли по коридорам, что закручивались невероятными спиралями, шли по лентам переходов, чей шахматный узор, казалось, пожирал свет, и где без труда можно было перейти по стене на потолок — гравитация тут, каким-то невероятным образом, работала сразу во всех направлениях. Они шли через трепещущие каскады ниспадающих в бездну колоннад, где направление появлялось лишь тогда, когда Фигаро задавался вопросом о его существовании. Они шли по наклонным плитам под уходящими во мрак арками, а сверху яростно сияло злое карминовое солнце — огромный и страшный шар, вокруг которого обращалось другое солнце — маленькое и ослепительно-белое. Они видели залы, похожие на постоянно разворачивающиеся сами из себя рулоны обоев и видели залы, в которых существа, похожие на закованных в рыцарские доспехи фламинго верхом на одноколесных велосипедах возводили из пустоты огромные решетчатые башни. Они видели…

Даже неизменно спокойный Артур потерял значительную часть своего хладнокровия; он перестал барражировать вокруг Фигаро как дирижабль-бомбардир, и теперь буквально жался к следователю, бормоча себе под нос:

— …ну да, ну да… Перегрузка конструктора, базовые искривления… И отказ строительного протокола…

— Артур, что все это значит? — следователь изо всех сил старался не смотреть по сторонам. — Почему все выглядит… так?

— Академия, Фигаро. — Старый колдун поморщился. — Академия… пустила корни. Она лишь частично существует в нашем пространстве и, разрастаясь, похоже, пошла путем наименьшего сопротивления, на каком-то этапе определив под застройку пространства с… скажем так: с удобным ей количеством измерений… Ах, Моргана, ну и Моргана… Выпрямить бы старушке руки кувалдой…

— Артур, мы идем уже почти три часа. Не то чтобы я устал… хотя и это тоже. Но все вокруг…

— Да, — резко кивнул призрак, — да. Давайте так: еще три цикла и все. Потом возвращаемся. Вы правы, Фигаро. А то мы окажемся в таком месте, что наши мозги могут не выдержать. Помню, как-то мы с Мор… А это что такое?

Но следователь уже и сам увидел: коридор впереди разрывался тройным перекрестком, который, казалось, висел в полной пустоте посреди сверкающего Ничто. А там, в центре небольшой площадки, от которой отходили ленты боковых ответвлений, стояла дверь.

Это была простая, абсолютно нормальная дверь: шесть деревянных панелей, ручка-шар и медные петли. Вот только петли ни к чему не крепились: дверь просто стояла здесь, не скрывая за собой ничего. И еще на ней не было номера. Только табличка с надписью «Только по приглашению!»

По обе стороны от двери стояли две статуи в чуть разных ракурсах повторяющие один и тот же образ: обнаженный юноша с поднятой головой опрокидывающий себе в рот струю песка из половинки песочных часов, которую он сжимал в руке.

«Ну да, — подумал Фигаро, — Песочный человек. Конечно. Можно было и догадаться».

Он подошел к двери (вблизи было видно, что она ведет не в пустоту, а в какой-то обособленный сектор пространства — дешевые трюки) и коснулся деревянной панели. Артур немедленно исчез — не стал невидимым, а именно исчез, втянувшись, словно струйка дыма, в Орб на пальце следователя.

Фигаро глубоко вздохнул, пробормотал витиеватое ругательство и потянул за ручку.

Ничего не произошло. Латунный шар не сдвинулся ни на миллиметр, лишь табличка на двери ярко вспыхнула оранжевым.

— «Только по приглашению»… — Следователь криво усмехнулся. — Ну да, естественно.

Он прочистил горло и медленно, нараспев, произнес стишок, который выучил давным-давно, еще в детстве:

…Высокая мелодичная нота всколыхнула воздух и медленно растаяла в пустоте бесконечных коридоров. Дверная ручка сама по себе повернулась, и веселый голос за дверью произнес:

— Входи, Фигаро! А то я уже заждался!

Следователь сжал зубы и перешагнул через порог.

…Это было довольно большое помещение: побольше аудитории, но, все же, поменьше гостиной залы в доме комиссара Пфуя. Высокий резной потолок украшали панели витражного стекла за которыми горел мягкий приятный свет. Огромные шкафы с книгами почти полностью скрывали собой стенные панели темного дерева, мраморные плиты под ногами были испещрены разноцветными пятнами и потеками, словно здесь многие годы проводили алхимические опыты, прямо под ногами лежали стопки бумаг: манускрипты, планшетки для свитков, папки из которых вываливались целые пачки пожелтевших от времени листов, записные книжки, рассыпающиеся в прах блокноты…

Но самым интересным, была, конечно, хитрая машинерия, занимавшая почти все свободное пространство. Некоторые из этих приборов были знакомы следователю: алхимическое оборудование, бывшее в ходу более века назад, перегонные кубы, автоклавы, ректификационные колонны, фокусирующие параболоиды с зажимами для пирамидок-концентраторов, лейденские банки… Но большая часть находящегося здесь «железа» являла собою удивительные образчики неведомого конструкторского гения и предназначалась вообще непонятно для чего: загадочные устройства, похожие на двигатели Дизеля, двигатели Дизеля, переделанные в загадочные устройства, огромные ящики в которых что-то тикало и сверкало, сверкающий заклепками прибор похожий на здоровенный самовар с дверцей (в дверце было круглое окошечко с толстым стеклом), ванны для электролиза над которыми волнами поднимался странный жемчужный свет, загадочные, похожие на гробы коробки…

— Нравится?

Следователь, наконец, нашел в себе силы посмотреть туда, где в высоком кресле у пылающего камина сидел Таккер.

Колдун ничуть не изменился, и было не похоже, что недавняя эфирная перегрузка хоть сколь-нибудь ему повредила. Он сменил свой зеленый сюртук на длинный темный халат, перехваченный в талии широким поясом, успел аккуратно уложить волосы и в настоящий момент орудовал пилочкой для ногтей, наводя маникюр. Таккер с усмешкой подмигнул Фигаро и поманил его пальцем.

— Не стой в дверях, приятель, это невежливо… Заходи, гостем будешь. Извини, что не предлагаю присесть, но, так уже получилось, что я довольно долго пользовался этим помещением в полном одиночестве и не озаботился мебелью для гостей.

— Ничего, я постою. — Фигаро изо всех сил прикусил губу. Только что пережитый кошмар коридоров Академии был еще свеж в его памяти и заставлял следователя испытывать невольную симпатию к Таккеру просто потому что тот был частью чего-то реального, стабильного и осязаемого.

Колдун же, тем временем, закинул ноги на подлокотник кресла и принялся обрабатывать пилочкой ногти на другой руке. Вид у Таккера был настолько затрапезный, что Фигаро просто не знал, как ему на все это реагировать.

— Значит, — сказал Таккер, наконец, — ты решил принять мое предложение. Я знаю, что ты пришел сюда один, хотя мог бы приволочь с собой кучу спецназовцев. Правильное решение. Хотя и немного запоздалое… Понимаешь, Фигаро, я оставил эту подсказку с маршрутом триста лет назад. Триста лет! И за все это время ни один кретин… — Он махнул рукой. — Хотя, может, это и к лучшему. Мне не нужны идиоты.

— Кто сказал, — следователь облизнул пересохшие губы, — что я решил принять какое-то предложение? Может быть, я здесь совершенно с иными целями… Ты знаешь, кто я такой?

— Да, — колдун спокойно кивнул, — знаю. Ты следователь ДДД. Комиссар Пфуй — круторогий баран. Он так старался сбить с тебя возможные следящие заклятья, что совершенно не подумал о том, что они могут висеть на нем самом. В одну из пуговиц его неизменного мундира я вплел замечательный «маячок», спрятав под наколдованной Пфуем защитной формулой. Я знал о его с Целестой планах еще до того как господа магистры вышли из поезда в Нижнем Тудыме… Так что, хочешь меня арестовать?

— Попробовать стоит, — вздохнул Фигаро и внезапно резким движением выбросил вперед правую руку.

— Туше!!

…С пальцев следователя сорвался маленький яркий шарик алого света и с визгом рванул к Таккеру.

Заклятье не долетело до цели. Оно ударилось о невидимый щит в двух вершках от носа колдуна и с шипением погасло.

— «Кулак корчмаря»? — Таккер изумленно уставился на Фигаро. — Я глазам своим не верю… Ты… серьезно??

— Иногда слабое и маленькое срабатывает там, где не работает сложное и большое. — Следователь пошатнулся: нервное напряжение было чересчур велико. — Вам ли не знать… господин Кроули.

…И вот опять: из-под корки напускного безразличия — вспышка ненависти. Мелькнула в глазах и пропала, упрятанная под маску фальшивой молодости. И голос — резкий, холодный:

— Я не Кроули.

…Огонь в камине на секунду ярко вспыхнул; стрельнуло еловое полено и вихрь ярких искр умчался в жерло дымохода (а интересно, куда, все-таки, выходят в Академии каминные трубы?). Откуда-то налетел порыв ветра, и огонь свечей в канделябрах на каминной полке затрепетал, наполняя углы древней залы беспокойными тенями.

— Я не Кроули, Фигаро. — Тонкие губы колдуна искривились. — И если мы будем работать вместе, вам стоит уяснить это раз и навсегда.

Таккер уставился в огонь камина, и на его обманчиво молодом лице появилось очень странное выражение. Скорбь? Да, возможно.

— Вот послушайте: когда-то давным-давно жил-был молодой колдун. Жизнь его, можно сказать, удалась по всем фронтам: его приблизили к Первому Квадриптиху, ему благоволили сильнейшие мира сего и, что самое главное, ему дали возможность заниматься метафизикой. Золото, лаборатории, подопытные — у колдуна было все. Он же, в свою очередь, не разочаровывал своих хозяев: сам Мерлин Первый вручил ему «Обсидиановый скипетр» — высшую награду Белой Башни. Колдун написал горы книг: научные труды, монографии, учебники, по которым студенты учатся даже сегодня…

Фигаро машинально кивнул. Таккер пересказывал биографию Кроули… но зачем? Все это следователю было известно и так: история колдовства, курс первый.

Таккер, тем временем, продолжал:

— Известность колдуна росла и росла, а вместе с ней росло и его состояние. В какой-то момент он стал вторым человеком в государстве: Мерлин прислушивался к его мнению чаще, чем к мнению Морганы. Даже недруги колдуна сходились во мнении, что его скоро с почестями введут в Квадриптих. Но…

С рассеянным видом Таккер извлек прямо из воздуха кочергу и помешал угли. Дрова снова стрельнули, на этот раз чуть тише.

— Но случилось кое-что, чего колдун никак не ожидал. У него появился конкурент… Честно говоря, до этого колдун вообще не понимал значения слова «конкуренция»: коллеги? Да, конечно. Другие колдуны, параллельно работающие по тем же направлениям? Разумеется. Но конкурент… А тем временем молодой новичок представил на рассмотрение Квадриптиху свой свежий научный труд: «Математика N-мерных эфирных мембран». Колдун прочел его… и понял, что перед ним не просто профессионал, а гений, из тех, что появляются раз в несколько поколений. Но даже осознание этого факта не подготовило его к тому, что случилось несколькими месяцами позже: новичка без всякого предупреждения ввели в состав ректората только что открывшейся Академии. И это при том, что тому вообще было плевать на эту должность — его занимали лишь исследования в области внепространственных перемещений…

И тут, наконец, до Фигаро дошло.

— Вы не Кроули, — выдохнул следователь. — Вы Брунэ. Седрик Брунэ, отец классической метафизики. Мы учимся по вашим книгам. Горний Эфир, вы чертов Первый магистр Института Других наук при Квадриптихе Мерлина Первого!

…Опять этот неизвестно откуда взявшийся порыв ветра, растрепавший свечное пламя и качнувший паутину в углах. И взгляд колдуна — внимательный и едкий, от которого волосы зашевелились на голове следователя.

— Да, Фигаро, ты прав. Я — Седрик Брунэ. Тот самый Седрик Брунэ, которого Мерлин Первый в свое время назвал «трудягой без фантазии». Тот, которому повезло встретить на своем жизненном пути Уильяма Родерика Кроули, величайшего гения, когда-либо ступавшего по этой земле.

— Вы… Вы ненавидели его?

— Ненавидел?! — глаза Брунэ изумленно расширились. — Ты с ума сошел, Фигаро. Скажешь тоже — «ненавидел»… Я восхищался Кроули. Я не лицеистка-истеричка, а профессиональный метафизик, магистр. Я читал его труды как святой схимник читает в своей пещере Библию — со щенячьим восторгом, в экстатических судорогах. Это был Колдун с большой буквы, человек, чья вскользь брошенная фраза могла загрузить меня работой на год вперед… Нет, Фигаро, послушники не испытывают ненависти к святым. Это нонсенс. Но я всей душой ненавидел человека, который с легкостью обменял меня на Кроули, причем сделал это так же легко, как ребенок отшвыривает старую куклу при виде новой лошадки-качалки. Я ненавидел Артура Зигфрида-Медичи. Мерлина Первого.

Фигаро молчал. Брунэ, Кроули, старые обиды древнего колдуна — все это было слишком много для его перегруженного мозга. Но сказать что-то было нужно.

— А вы не могли… Ну… Просто сказать…

— Ха! Ты не понимаешь, Фигаро. Просто не понимаешь. Это были первые годы для колдовства как дисциплины: сумасшедший ажиотаж, новые горизонты, неограниченные возможности… Мерлин был для всех кем-то вроде бога, Моргана — живой святой. Их решения не обсуждались. И я проглотил все это: назначение Кроули в ректорат, официальное объявление о его скором вхождении в Квадриптих, открытый восторг старого дьявола и его прихлебателей… Я молчал даже тогда, когда мои лаборатории в Разливе отдали Кроули со всем оборудованием и персоналом. Но когда Мерлин решил его убить…

— Но за что?

— Кроули занимался очень опасными вещами. Он был увлеченным человеком, энтузиастом, поэтому простые убеждения в его случае не работали долго. Но Мерлин решил его убить — не изолировать, не контролировать, дабы сохранить этот великолепный мозг — о нет. Устранить физически. Он подстроил несчастный случай в лаборатории Кроули, подменив одну из пирамидок-концентраторов в его приборе. Взрыв, лаборатория вместе со всеми ее чудесами испаряется, Кроули погибает, конец. А мне, — колдун криво усмехнулся — мне Мерлин приказал собрать все оставшиеся после Кроули документы и запечатать в Красном секторе библиотеки Академии. Верный, безотказный трудяга-Брунэ… Но к этому времени я уже начал задумываться о своей собственной судьбе. Я размышлял: если старик так просто швырнул свою любимую игрушку в камин, то что же ждет меня самого? И кто я? Мелкая разменная монета, пешка, которую так же легко уберут с доски, если такова будет повестка дня?

Он утер тыльной стороной ладони выступивший на лбу пот; было видно, что колдуну удалось серьезно накрутить самого себя. И следователь поразился: шестьсот лет! Шестьсот лет прошло, неужели память о тех событиях все еще настолько свежа в голове Брунэ? Это попахивало даже не вендеттой, а самым настоящим психозом.

— И вот тогда я впервые ослушался прямого приказа. Мерлин приказал спрятать все документы Кроули и даже одним глазком не заглядывать в них. Вместо этого я их скопировал. Скопировал каждый свиток, каждую записную книжку, каждый обрывок бумаги… То, что я нашел в этих документах поразило меня до глубины души: Кроули сумел подчинить себя Время. Время, Фигаро!! Да по сравнению с этим мои собственные работы были… Я бы сам не глядя пустил их на пипифакс. Но самое главное: я, наконец, понял, почему никто из членов Квадриптиха не стареет.

«Ты идиот, — устало подумал сдедователь. — Ты просто древний дремучий идиот… Хотя да, откуда тебе знать о Демоне Квадриптиха и Договоре? Тебя, понятное дело, никто не посвящал в такие вещи. И ты подумал, что Артур сотоварищи используют наработки Кроули для того чтобы жить вечно. Да я сам бы так подумал, если уж быть честным…Но Артур, дери тебя старый черт, ты ведь тоже хорош…»

Брунэ же, ударившись в воспоминания, похоже, вообще потерял к следователю всякий интерес. Речь колдуна становилась все эмоциональнее, жестикуляция — все резче.

— …среди бумаг я нашел устройства, которые Кроули называл «секундомерами» — всего их было три, два я украл. Это были удивительные и страшные приборы: они показывали время оставшейся человеку жизни. Я испытал их на куче людей и «секундомеры» ни разу не ошиблись. После того как дата смерти становилась известна, уже нельзя было ни убить человека раньше, ни как-то спасти его когда роковое время, наконец, наступало.

И тогда я испытал «секундомер» на себе. Вы даже представить не можете, чего мне стоило это решение: я думал, что сойду с ума. Но мне надо было знать. Надо, Фигаро! Эти штуки полностью меняют представление о времени, жизни, смерти и всем таком… Вот представь: ты сидишь привязанный к стулу, а у тебя под задницей догорает фитиль на пороховом заряде, причем ты понятия не имеешь, сколько ему осталось гореть… Для спасения собственной психики мы все по умолчанию считаем свой «фитиль» бесконечно длинным, хотя, по уму, знаем, что это не так.

— И ваш «фитиль» оказался очень коротким?

— Что?… А, нет, нет, — колдун рассеяно махнул рукой — ничего подобного… «Секундомер» Кроули дал мне более шестидесяти лет жизни — по всему выходило, что я умру древним старцем… Но, как оказалось, видеть как время утекает у тебя сквозь пальцы — ничуть не менее мучительное занятие. «Секундомеры» были адской ловушкой, Фигаро.

— Да уж, — буркнул следователь, — ловушкой… — Он чуть не ляпнул «в которую вы сами радостно залезли», но вовремя сдержался.

«Хорошо, — подумал он, — допустим. Допустим, я оказался клиническим идиотом и не смог сдержать любопытство. И вот показывает мне эта хреновина, этот «секундомер», что мне осталось жить лет пятьдесят… Ну ладно, ладно — с моей любовью к отбивным и пиву — какие там пятьдесят, будем честны… Лет тридцать-сорок. Но! Знать что тебе ничего не угрожает во время боевой операции, с ехидной улыбкой глядеть в харю демону-сублиматору, осознавать что ты — пусть и временно — бессмертен и неуязвим… Вот скажи честно: согласился бы ты поменять все свои страхи на один-единственный? На страх смерти которая ВСЕ РАВНО ПРИДЕТ? Хороший, очень хороший вопрос…»

Брунэ, тем временем, подошел к камину, и пламя в каменном жерле тут же вспыхнуло карминовыми языками, затрепетало, загудело в дымоходе. Плечи древнего колдуна опустились; голос стал тише, мягче:

— Моя жизнь разделилась на две части: днем я работал в Белой Башне, а ночами как безумный рылся в бумагах Кроули. Я рассуждал так: если он изобрел эти чертовы «секундомеры», то неужели он не воспользовался бы ими, а воспользовавшись — неужели не стал бы искать способ вырваться из ловушки смерти? Он был чертов гений, а гении так просто не сдаются… И в конце концов я наткнулся на этот чертеж…

— «Исполнитель желаний» — пробормотал Фигаро.

— О, так ты догадался? — в голосе «Таккера» послышались уважительные нотки. — Похвально, похвально… Знаете, нужно иметь весьма живой и свободный от предубеждений ум чтобы поверить в такое. Копилка Времени — ха!.. У прибора был лишь один недостаток: он работал только на колдунах. Впрочем, эту недоработку я исправил еще лет триста назад.

— Тогда почему вы до сих пор прячетесь в Академии?

— Ты сам, считай, ответил на свой же вопрос. — Брунэ, наконец, повернулся к следователю (тому стоило немалых усилий выдержать пристальный взгляд этих фальшиво-молодых глаз) и кивнул в сторону входной двери. — Ключевое слово здесь «прячетесь». Это место — мой замок, Фигаро. Мой дворец. Я единственный их ныне живущих у кого остались все доступы к защитным системам этого места. Здесь я неуловим и дважды неуязвим — в отличии от моих врагов, хе-хе… И, главное, что все кто временно является в эти стены считая себя их хозяевами, все эти преподаватели, ректоры и сонмы учеников, все они искренне считают себя здесь в безопасности. Это идеальное укрытие, Фигаро. Вот почему я возвращаюсь сюда снова и снова.

— За ворованным временем? — выплюнул следователь не сдержавшись. И запоздало вздрогнул: разговаривать в таком тоне с колдуном уровня Брунэ не стоило.

Однако тот лишь покачал головой; на лице Первого ректора явственно читалось разочарование.

— Фигаро, я даже не стану тебя убеждать, что каждая минута этого времени куплена и честно оплачена. Ты сейчас не в состоянии думать без лишних эмоций, хотя даже дураку понятно, что я делаю ровно то же самое, что и наши фабриканты: предоставляю людям возможность перемолоть свои жизни в золото — и то: если в золото, то можно считать, что тебе повезло! — большинству достаются жалкие медяки. В конце концов, свой первый год я купил за бутыль коньяка — пусть даже и весьма недурственного. Я приобрел его у моряка, что спал в доках забившись между тюков с табаком и дубленой кожей и он был настолько пьян что вряд ли даже понял, что именно я от него хочу — он бы душу продал за эту бутыль с выпивкой. Он был грязным, вонючим оборванцем, но в нем теплилась колдовская искра и он стал моим первым клиентом… Я еще проверил его «секундомером» — этого парня ждали долгие годы жизни и смерть в глубокой старости. Год туда, год сюда — какая разница? Но вот увидеть как стрелки твоего личного «секундомера» начинают вращаться в обратную сторону, увидеть как твой приговор, казавшийся доселе неизменным, вдруг откладывается… Вот это реально сносит башку, Фигаро. Сносит начисто, уж будь уверен…

Брунэ, сунув руки в карманы халата, принялся вышагивать вокруг кресла; мышцы его лица нервно подергивались.

— На следующие лет десять я превратился… Раньше меня назвали бы «дьяволом»: я инкогнито мотался по миру и скупал время. Там год, там пару месяцев, там прихватить недельку… Если я расскажу тебе по каким дырам мне приходилось лазать, то ты, боюсь, не поверишь: в моем списке были даже чумные бараки. Я колун, Фигаро, и колдун весьма сильный. Так что я мог рассчитаться с моими клиентами не только деньгами. Красота, мужская сила, приворотные чары, избавление от застарелых уродств и болезней — я торговал всем. Моя копилка все тяжелела и тяжелела и в один прекрасный вечер — как сейчас помню: я сидел на берегу Средиземного моря, попивая пунш — я взял в руку «секундомер» и вдруг понял, что скопил ни много ни мало — тысячу лет. Тысячу лет жизни, Фигаро! Моя личная маленькая вечность!

— Но зачем убивать студентов?

— А, это… — Брунэ закатил глаза и скорчил недовольную мину. — Я никого не убивал. Прибор был настроен так, что за один… хм… «сеанс» забирал один месяц… Кстати, золото он не производит — это все мои личные деньги… М-м-да… Но я недооценил человеческую жадность. Студенты получившие доступ к «Исполнителю» сжигали свои жизни прямо-таки с сумасшедшей скоростью. А ведь всегда найдется несколько таких кому жить осталось всего ничего. Отсюда и все эти смерти каждые тридцать лет.

— Думаю, если бы вы повесили на «Исполнитель» инструкцию поток клиентов сильно бы поредел. — Фигаро скривил губы. — А так… Согласитесь, это слишком уж похоже на жульничество.

— Соглашаюсь, — мирно кивнул Брунэ. — Вот только никто — никто, слышишь, Фигаро? — ни разу не попытался понять, что же такое этот самый «Исполнитель». Я изгалялся как мог: запускал слухи о том, что прибор вытягивает жизнь — они просто трансформировались в легенду о Песочном Человеке. Выстреливал в лоб фактами о связи смертей студентов с прибором — это закончилось появлением очередной легенды о некоем демоне, что охраняет несметные сокровища сокрытые в недрах Академии. Придумал эту тупую загадку с маршрутом ведущим прямо ко мне в укрытие — всем плевать!

— Но зачем вы это делали?!

— Неужели до тебя не доходит, Фигаро? — колдун сухо рассмеялся. — Я ищу союзников.

…Ветер. Холодный ветер шелестящий бумагой старых свитков, треплющий пламя камина, заставляющий ежиться, поднимая воротник. Откуда здесь ветер?..

— Союзников? — следователь глупо уставился на колдуна округлившимися глазами. — В каком смысле? Вы…

— Фигаро, не разочаровывай меня. — Брунэ поморщился. — Я — единственный живой обладатель древних колдовских секретов. Жизнь, Время — тебе этого недостаточно? Здесь, в этой комнате, я сохранил все бумаги Кроули. Фигаро, ты даже представить себе не можешь, что в них! Как насчет того чтобы ускорить личное время так, что окружающий мир практически замрет? Кто устоит против тебя в бою, если в твоих руках подобный секрет? А сила что способна заставить рассыпаться в прах целую звезду?! А темпоральный щит, что остановит любое вражеское заклятье?! А тайные коридоры, через которые можно проникнуть в места, что лежат дальше самых отдаленных солнц?! Я могу продолжать часами. Но неужели тебе мало того, что ты уже знаешь?

…Глаза колдуна блестели, губы слабо подрагивали; он порывисто подошел к Фигаро и схватил того за плечи. На мгновение следователю показалось, что в него вцепились два раскаленных крюка — от Брунэ веяло тяжелым нездоровым жаром.

— Представь себе это, Фигаро, — дыхание старого колдуна обжигало, — представь себе мир которым правят бессмертные, неуязвимые существа, обладающие почти беспредельной властью. Когда-то люди мечтали о богах, которые будут следить за ними и пестовать их — что же произойдет, если такие боги действительно сойдут на землю?! Войны? К черту! Восстания? К дьяволу восстания! В мусорный бак истории все эти клики дерущиеся за кусок земли, за золото, за власть, за женщин. Мы все это упраздним, сделаем то, на что не хватило сил и воли у Квадриптиха: создадим единое всемирное государство с единым языком и едиными законами. И это государство, в конце концов, осуществит мечту Мерлина Первого, этого склочного деспотичного старикашки: сбросит оковы времени и пространства и подчинит своей воле бесконечные звездные острова что лежат над нашими головами! Неужели тебя, Фигаро, ничуть не привлекает такое будущее? Ну вот хоть на секунду просто попробуй себе его представить!

…Совершенно дезориентированный следователь, если честно, ни о чем особо не думал; ему было нехорошо: сказывались стресс и непрекращающееся напряжение последних нескольких часов. Однако он не мог отрицать очевидного: у Брунэ был стиль. И хотя он занимался тем же, что и любой студент вчера научившийся швырять шаровую молнию — нес лютую утопическую банальщину, Фигаро с дрожью подумал, что у Первого ректора Академии есть все средства осуществить свои планы.

Вот только…

— Тогда почему вы до сих пор ничего не сделали? Почему не попытались что-то дать человечеству, которое так рветесь осчастливить? — Фигаро, наконец, удалось выскользнуть из цепких рук колдуна и это, надо сказать, принесло следователю немалое облегчение.

— Не стройте из себя идиота. — Брунэ высокомерно поджал губы. — Я один, совсем один, Фигаро. Да, я мог бы пойти по стопам Квадриптиха: сформировать новое всемирное правительство… ну, попробовать точно можно было бы. Но это — старые грабли. Как только идейная «верхушка» куда-то исчезает, немедленно начинается грызня за власть, и каждая лошадь тащит телегу в свою сторону. А постоянно бить эту свору кретинов по головам мне ни разу не интересно. И даже не потому что это не лучший способ провести вечность; просто в конечном итоге я превращусь в ненавидимого всеми бессменного тирана… Нет, для моего плана нужна группа. Те, кто проявит себя как боги, в чьих словах никто и не подумает сомневаться. Понимаете?

Следователь кивнул, а сам подумал что старик Брунэ заблуждается: боги богами, а еретики были всегда. Разве что он создаст нечто вроде глобального заклятья, которое будет шарашить молнией в темечко любого несогласного — Артур, помнится, рассказывал, что у Квадриптиха была когда-то такая задумка, но от нее, в конечном счете, отказались — на моделях все работало вон из рук хреново…

— …именно поэтому мне и нужны соратники. Но не те, кому эта власть нужна — слишком много людей, что позволили бы отрубить себе руки и ноги, лишь бы получить Дар Кроули — а люди вроде тебя, Фигаро. Не жадные до власти, но приученные защищать людей и стремиться к их благу, не деспоты, но гуманисты. И я хочу задать тебе один лишь вопрос…

— Прежде позвольте мне задать вам несколько вопросов, господин Брунэ, — перебил следователь. — Если вы, конечно, позволите. Мы ведь не торопимся?

— О, — колдун благожелательно махнул рукой, — у меня в запасе более двух тысячелетий. Так что я легко могу позволить себе потратить несколько минут на милую болтовню… Что вы хотите узнать?

— Во-первых, — Фигаро достал из кармана платок и дрожащей рукой вытер со лба крупные капли пота, — мне хотелось бы знать, почему вы не убили меня сразу. Я же, дьявол вас забери, следователь ДДД.

— И что? — колдун фыркнул и изящным полуповоротом опустился в кресло (в его руке тут же материализовался бокал вина). — Тебе, по крайней мере, не двадцать лет и твой психологический профиль имеющийся в архивах Департамента Других Дел меня вполне устраивает. Не думаешь же ты что я боюсь Пфуя, Целесту или ОСП? Фигаро, я бессмертен! Могу позволить себе маленькие шалости.

— Поэтому вы и прислали то письмо?

— Конечно. Для меня это было абсолютно безопасно, а тебе прямо указало на Конрада. Я хотел чтобы у тебя в голове зашевелились извилины. Чтобы ты начал думать. И, как видишь, ты здесь, а, значит, мой план удался.

— Но, — Фигаро почесал затылок, — думать мог начать и кто-то другой…

— Нет, — отрезал Брунэ, — не мог. Потому что они, все эти магистры, деканы и боевые колдуны, все они мелки. Мелки, глупы, и суеверны — как вам запрет на изучение Академии, а? Не колдуны — колдунишки… Я ненавидел Мерлина Первого — земля ему стекловатой! — но старик был прав: самый страшный грех для колдуна — отсутствие любопытства. Со времени возведения Белой Башни прошло семьсот лет — где заклятья зажигающие звезды? Где колдовство исцеляющее все болезни? Всю землю можно было давно превратить в один огромный цветущий сад! А чем они заняты?! Чем?!? Вот этим??! — Брунэ яростно пнул стопку журналов громоздящихся у камина (судя по плачевному состоянию многих их них журналы часто использовались для растопки) и они, рухнув, разлетелись по комнате. Один из журналов, открывшись, примерно, на середине, упал к ногам следователя. «….новый керосиновый двигатель от Ленуара Брюзо», прочел Фигаро. И чуть ниже: «…с новым амулетом «Альфонс колористикс» вы сможете менять цвет волос хоть трижды на дню!»

— Я понимаю, о чем вы говорите, — голос следователя стал мягче. — Но вы не там ищите, Брунэ. Вам нужны старики, древние старики, познавшие радость старых фолиантов и нашедшие свое счастье в тишине обсерваторий. Ученые, которые будут боготворить вас за время, которое вы им вернете… пусть даже и краденое. А молодость… Молодость хочет танцевать. И не вам ее в этом винить.

— Ах, Фигаро, Фигаро… Ты такой милый идеалист, что временами это граничит с идиотизмом. — Колдун пригубил вина и улыбнулся уголками губ. — Думаешь, я не проводил подобных экспериментов? Нет, дорогой мой, Фауст, которому вернули молодость, более не хочет к своим книгам, он хочет увиваться за юбками! Бросается в бездну порока, о котором так скучал, а потом требует еще и еще!

— И пусть бросается, — тихо сказал следователь. — Нам ли судить?

— Кто-то же должен. — Взгляд Брунэ стал суровым; колдун сжал кулак, и осколки бокала брызнули во все стороны, тут же превращаясь в невидимую пыль. — Слишком уж много причин ничего не делать можно найти при желании, слишком много! Будешь искать, а? Но я хочу задать тебе совсем другой вопрос. Вот ты, колдун, стоишь сейчас передо мной, так ответь: неужели тебе ничуть не интересно?

Не дожидаясь ответа Первый ректор сотворил из воздуха еще один бокал вина и, посмеиваясь, отвернулся к камину. Сейчас — в который раз уже! — он повернулся к следователю спиной, но это, похоже, его совсем не волновало. Он был стар, стар и бессмертен и само это бессмертие опиралось на столь фундаментальные законы бытия, что было в основе своей нерушимым словно закон тяготения или постоянная «Пи».

Брунэ плевал на опасность. Страха смерти для него не существовало.

А Фигаро думал. Думал о том, как хорошо, все-таки, быть молодым и прекрасно, наверное, будет остаться молодым навсегда. Вечная весна, золотые дали впереди, другие страны, вино, девушки… Шэн. Старый дьявол был тысячу раз прав: следователю было интересно.

От скольких соблазнов в своей жизни он отказался лишь потому, что они были опасны? Древние гроты, тайные заклятья, колдовство которого избегают, поскольку оно легко может превратить колдуна рискнувшего с ним связаться в пыль, прочие опасности коими кишит этот мир? А от чего — будем откровенны! — он вынужден отказываться сегодня, день за днем, просто потому что начинать уже поздно? Каково это: когда у тебя есть время на все, что ты хочешь? Наверное, это как обладать бесконечным кошелем, в котором никогда не заканчиваются золотые…

«Но это ворованное золото. И ты это прекрасно понимаешь».

Тем временем колдун допил вино, и простер руку над пустым бокалом.

Тысячи маленьких невидимых игл вонзились следователю в ладони — уже знакомое ощущение, но гораздо, гораздо сильнее, чем раньше. А затем он увидел, как в бокал с пальцев Брунэ течет… нечто.

Странная субстанция напоминала жидкий светящийся жемчуг: то ли пар, то ли газ тяжелее воздуха — он медленно оседал на хрустальных стенках, крупными каплями стекая на дно. Свет казался ярким; он даже немного слепил глаза, но при этом ничего не освещал — на пальцах колдуна не появилось даже малейшего блика.

Мороз продрал Фигаро по спине.

— Это…

— Да, мой любезный друг, да. Перед тобой Время. Разумеется, не часть того Великого Потока, что окружает нас, не Время как часть континуума, но Время в узко-специальном смысле. В этом бокале — сто лет жизни. Возьми, Фигаро. Они твои.

Следователь застыл, остекленевшим взглядом уставившись на бокал в руке колдуна. Он хотел что-то сказать, что-то правильное, что-то соответствующее моменту, что-то достойное, но все слова вдруг куда-то улетучились.

Свет в руках Брунэ манил Фигаро. И сила этой тяги была такова, что вызывала физическую боль.

Следователь ничего не мог сказать о природе этого странного «нечто» (да и вряд ли в мире нашелся бы хоть один колдун, который смог бы), но тело Фигаро все понимало и тянулось к этому свету. Какие-то древние, глубинные инстинкты встрепенулись в самом центре естества и теперь кричали: «возьми! Возьми это!! Немедленно!! Это — жизнь!»

Он честно пробовал сопротивляться. Но — и теперь он запоздало это понимал — из этой ловушки не было выхода. Противиться этому зову было невозможно, как невозможно было контролировать рефлекторное вздрагивание ноги, когда доктор бьет тебя молоточком по колену. Глас рассудка, глас совести — все это никуда не делось, но теперь они просто растворились в яростном жемчужном сиянии, как свет спички теряется в пламени солнечной короны.

«Я погиб», понял следователь.

На негнущихся ногах он сделал шаг, другой… Протянул руку, разжимая одеревеневшие пальцы…

…И вот тогда в его голове зазвучал Голос.

Этот голос не был чем-то инородным, чем-то чужим; он всегда был там, на дне сознания Фигаро, время от времени вставляя односложные реплики, и следователь настолько сроднился с ним, что давно считал его просто одним из сонма «внутренних голосов» что звучат в любой отдельно взятой голове. Но сейчас, когда весь хор больших и малых «я» следователя заткнулся парализованный безусловным приказом исходящим от света в руке Брунэ, этот голос лишь лениво приоткрыл один глаз и произнес:

«Скажи честно: на самом деле ты просто хочешь эту штуку. Так сильно хочешь, что тебе лень искать причину ее не взять. Более того: ты боишься такую причину найти. Что ж, достойно. Одобряю-с».

«Что?! — слабо возмутился Фигаро каким-то краем незамутненного сознания, — что это еще за враки?! Я бы с удовольствием опустил руку, оттолкнул бы Брунэ, но…»

«Так попробуй. Это не тяжело».

«Тебе легко говорить!»

«Да, — неожиданно согласился голос, — легко. Делай что хочешь, мне, в общем-то, до лампочки. Я просто информирую тебя, что путь назад возможен. Пока. А вот когда ты выхлебаешь эту штуку, то его уже не будет».

«Что за чушь?! И что за голоса звучат у меня в голове?! Я что, таки сошел с ума?»

«Нет, — в голосе чувствовались бесконечное терпение и скука, — ты в здравом рассудке. Ну, насколько это вообще возможно. Я — Договор Квадриптиха. Если тебе интересны детали, то это к Артуру… Короче: тебе нужна помощь? Думай быстрее; мне, знаешь ли, довольно лениво обретать сознание ради всякой ерунды»

…

«Фигаро?»

…

«Да. Помоги мне»

…И тогда ледяной поток воспоминаний ударил следователя прямо в центр мозга.

Конрад у костра — в руке стакан с вином, в глазах отражается огонь и искры угольев. Опять Конрад — бледный и словно высохший, утыканный трубками и оплетенный проводами непонятных приборов — таким следователь видел его в последний раз в доме комиссара Пфуя. Золотой шар на постаменте в маленькой темной комнате. И, почему-то, сполохи фейерверков в низком темном небе — огонь меж облаков.

Сами по себе эти воспоминания-картинки никак не были связаны между собой, но они заключали в себе страшный заряд душевной боли. И эта боль сверкающим скальпелем вспорола пелену застилавшую разум следователя.

«Святый Эфир, что я делаю?! Я что, действительно собрался…»

Фигаро буквально отскочил от Брунэ, будто отброшенный невидимой пружиной. Его руки тряслись, глаза заливал ледяной пот.

На лице старого колдуна медленно проступило изумление.

— Однако, — покачал головой Первый ректор, — однако… Вот это воля… Я определенно не ошибся в своем выборе. Фигаро, я почту за честь видеть тебя своей правой рукой. Похоже, я тебя недооценил… Ладно, а теперь…

— Нет.

— Что? — на щеке Брунэ непроизвольно дернулась мышца.

— Нет, — на этот голос следователя прозвучал уже гораздо спокойнее. В голове Фигаро яростно пульсировала кровь, во рту словно эскадрон ночевал, но в целом он чувствовал себя нормально — после эфирных контузий бывало и хуже. — Нет, — повторил он, — я не возьму ваш… подарок. Оставьте себе… Это так глупо, черт побери… Так глупо… Какая, нахрен, «моральная дилемма»? Вы — вор. Обыкновенный вор, который пытается дать мне взятку предложив часть награбленного. И всего-то… Ученый он… Прогрессист… Брунэ, что вы сделали за прошедшие сотни лет? Ну, кроме как собирали в копилку, мотались по миру и нажухивали студентов? Сделали хоть одно открытие? Написали хоть одну новую книгу?.. Небо, да мы до сих пор учимся по вашим учебникам! Вы же, по факту, хозяин Академии — так являлись бы сюда не под личиной студента, а как преподаватель. Но нет, как же… Благодетель человечества — тьфуй… Вы как в той старой истории про дракона: «…змей-то наш радетель и добряк душою, жрет не более одной девицы за год…». Вы вечный студент. И это так символично, Брунэ. Так точно…

…Ледяной ветер хлестнул по лицу следователя. Первый ректор нахмурился; в его глазах на мгновение сверкнула ярость — сверкнула и погасла. Но Фигаро, почему-то, был уверен, что ему удалось задеть колдуна за живое. Время там или не Время, а так с Брунэ не говорил еще никто за долгие столетия.

— Ты идиот. — В голосе колдуна презрение мешалось с разочарованием. — Ты разочаровал меня, полностью разочаровал, Фигаро. И даже не самим своим отказом — это, по крайней мере, еще можно объяснить всякой моральной ерундой. Но неужели у тебя не хватает мозгов чтобы понять: живым ты отсюда не уйдешь?

— А вот это мы еще посмотрим, Сэдрик!

…Фигаро редко доводилось видеть Артура таким: всколоченная борода, по копне которой с треском стекали вспышки голубого электричества, искры кривыми стрелами срывающиеся с пальцев и яростный взгляд ехидных темных глаз: Мерлин Первый был готов к бою.

Но внимание следователя было сосредоточено на Первом ректоре. Этого стоило того в полной мере: рожу Брунэ нужно было видеть.

У колдуна было такое выражение лица, будто перед ним внезапно появился Демон-Сублиматор, огрел по голове пыльным мешком и тут же предложил по дешевке купить три отреза холстины.

— Артур!! — завизжал Брунэ, — какого хрена ты здесь делаешь?!

— Что?!? — Артур от возмущения чуть не подавился, — Что ты несешь, скотина мелкая?! Это, вообще-то, моя академия! Ворюга мелкий, таракан запечный!!

— Ты… Ты что, создал себе филактерию?! Или это какая-то иллюзия?!

— Идиот!! Кретинозавр!! — Артур всплеснул руками, возведя очи горе. — И мошенник к тому же! Я доверял тебе! А ты… Ты заныкал бумаги Кроули!!

— Кроули тебе тоже доверял! — тут же взвился Брунэ, от возмущения глотая воздух словно запыхавшаяся собака. — А ты его прикончил!

— И сообщил тебе, дурак!! Тебе!! А ты и слова не сказал! Решил действовать за моей спиной! Я эту сволочь, понимаешь, на помойке нашел, отмыл, отчистил, а он мне тут рисует гиперболу Гельмгольца! Ты со мной вообще когда-нибудь пытался по-человечески поговорить?!

— Ты скрыл от меня секрет бессмертия!!

— Да я до вчерашнего дня про этот твой Исполнитель желаний слыхом не слыхивал!! Вот почему ты, тупая башка, не подошел ко мне и не заявил, что хочешь заниматься исследованиями бессмертия?! Я бы тебе и слова не сказал!

— Слова не сказал?! Да ты ходил с надменной харей поплевывая по сторонам! «Отец Квадриптиха», сам Мерлин Первый, а мы — грязь! Слякоть под его ногами!!

— Да я!!.. Я!!. — Артур резко зажмурился и внезапно произнес совершенно нормальным тоном: — Да, я был именно таким. Сволочью и скотиной, каких мало. Заносчивым болваном, все верно. Поэтому я в огромной мере ответственен за всю эту историю с копилкой времени. Грешен, каюсь.

…Судя по размеру глаз Брунэ с ним случилось нечто вроде нервного припадка. Он открывал и закрывал рот, точно рыба выброшенная на берег; было похоже, что колдун просто не может подобрать слова.

— …и поэтому, — Артур вздохнул, — я предлагаю тебе сделку. Ты покинешь Академию, и я больше никогда тебя не увижу. А это место и все документы Кроули я уничтожу. Думай, Седрик. Такие предложения я делаю нечасто.

— Предложения?! — расхохотался Брунэ, недоверчиво покачивая головой, — какие, нахрен, предложения?! Артур, до тебя, кажется не дошел главный факт дня: я бессмертен! Ты не можешь меня победить в бою, просто не можешь! Да обрушь ты на меня всю мощь чар Белой Башни — мне плевать!.. Хотя я все равно уделаю тебя одной правой: сейчас на мне Высший Темпоральный Щит Кроули. С таким же успехом я мог быть Легким Вампиром, а ты — пятилетним карапузом с прутиком в руке. Поэтому вот тебе встречное предложение: ты становишься моим заместителем и мы вместе…

— Что?!? — Мощи визга Артура позавидовала бы и мадам Софочка с Кошачьей улицы. — Ты!! Предлагаешь!! Мне!! ПОСТ СВОЕГО ЗАМЕСТИТЕЛЯ?!? Мне?!? Да ты… Да ты…

— Да!! Да, предлагаю!! Белую Башню ты прогадил, Квадриптих пустил по ветру, власть не удержал…

— Ах ты… Ах ты глиста мелкая, с-с-с-укин сын, да я тебя…

Они орали. Визжали, брызгая слюной. Топали ногами. Ругательства звучавшие под древними сводами становились все более изощренными, все менее приличными. Они выкрикивали обвинения, оскорбления, ругали друг друга на чем свет стоял, и именно тогда с глаз следователя, наконец, упала пелена.

Брунэ, несмотря на ни на что, обладал харизмой. У него был стиль: вечно молодой колдун, преемник тайн мироздания, загадочный инкогнито, Песочный Человек Академии Других наук. Он был сволочью, вором, скотиной, но, в то же время, он являл собой то, что Фигаро считал, скорее, добродетелью: неопалимую купину юности сплавленную с гибким и неординарным умом.

Но теперь, глядя на перебранку Брунэ и Артура, следователь уже не мог не видеть очевидного.

Перед Фигаро стоял старик.

Мелкий, обиженный на весь мир склочный старикашка, неведомо как напяливший на себя личину юноши, но от этого не переставший быть стариком. И это несоответствие резало глаз.

Как сам Фигаро не был двадцатилетним юношей, так им не был и Брунэ. Но если следователю игра в подростка причиняла мучения (теперь он мог честно себе в этом признаться), то Первый ректор ей наслаждался.

Фигаро знал, что он НЕ молод, что все это закончится, и что все происходящее с ним — просто игра со льдинкой жарким летом: невозможно не замечать, как лед тает и по твоим запястьям текут струйки воды. Но ровно то же самое происходило и с Брунэ; разница была лишь в том, что он случайно нашел грузовик льда и всегда мог украсть еще.

Вечная жизнь? О да! Какой дурак отказался бы от такого? Но вечная молодость, как оказалось, была миражом.

…Если бы Фигаро был по-настоящему молодым, он вычислил бы Брунэ на раз. Но колдун не вызвал у него никаких подозрений, как один волк в овечьей шкуре не вызвал бы подозрений у другого — оба были бы уверены, что круто замаскировались. И именно поэтому следователь пропускал мимо ушей слова Шэн о «нашем старике Таккере» и фразы Конрада о том, что «Таккер, по ходу, здесь самый взрослый».

…и вот когда с пальцев Артура уже начали слетать первые молнии, когда Таккер-Брунэ уже закатывал рукава, когда ругань грозила стать весьма небанальной колдовской битвой (в которой, будем откровенны, у Мерлина Первого не было никаких шансов) воздух древней залы разрезал звук.

Это был сухой деловитый звонок, словно в старой придорожной гостинице кто-то нетерпеливо дернул колокольчик: эй, любезный! Есть номера? Звук был довольно громким и шел, казалось, отовсюду; его источником, похоже, был сам воздух.

— Это еще что? — Брунэ недоуменно осмотрелся.

— А, — Артур поднял палец, — наконец-то! Я уже и не надеялся… Фигаро, будьте любезны!

Следователь коротко кивнул и внезапно резким, отточенным за многие годы движением, выбросил руку в сторону Брунэ.

…с пальцев Фигаро сорвалась маленькая яркая искра и рванула к колдуну.

«Кулак Корчмаря», базовое заклятье первого курса. Небоевоое, нелетальное, способное, максимум, оставить после себя шишку или синяк под глазом. Как всегда, будучи сотворенным без мнемонического компонента «Кулак» казался ярче и был визуально меньшего размера.

Вот только на этот раз он разбился не о щиты Брунэ, а об его лоб.

С изумленным воплем колдун, дрыгая ногами, упал в кресло, которое по инерции перевернулось и вышвырнуло Первого ректора на пол. Колдун, впрочем, тут же вскочил на ноги; на его лбу уже расплывался довольно большой кровоподтек.

— Что за… — Брунэ недоверчиво ощупал повреждения, морщась от боли. — Мои щиты! Артур, твоя работа?!

— Моя. — Артур гордо кивнул, задрав нос чуть ли не к самому потолку. — Выкуси, старый хрыч.

— …обычный колдун таскает на себе набор из тридцати-сорока щитов. Опытный — щитов десять, но самых крутых. И, наконец, профи — около двадцати, причем половина из них — его личные наработки. У Кроули же наверняка будет нечто весьма нетривиальное. Такое, с чем не справлюсь даже я. Он изучал Время, Фигаро. И он — хренов гений.

— А это ваше заклятье…

— Это… Я даже не знаю, как вам объяснить… Это вирус, Фигаро. Интеллектуальное заклинание моей собственной разработки. Оно внедрится в систему щитов Кроули, проанализирует их, найдет силовые узлы, а затем все разом отключит.

— Но есть подвох…

— Даже два. Во-первых, я спрячу его «под капот» обычного «Кулака Корчмаря». Это гениальная идея и грех ей не воспользоваться… черт, я себя теперь лет сто буду пинать за то, что сам до такого не додумался… Но бросить этот «Кулак» должны будете вы. Потому что только в этом случае Кроули ничего не заподозрит — вы для него мелкий колдунишка без воображения, которого он легко раздавит мизинцем.

— Спасибо на добром слове… А как быстро это ваше заклятье подействует?

— Базовый набор щитов оно снимает за тридцать секунд. Профессиональный неклассический — минуты за две. Но я понятия не имею, сколько оно будет работать с защитой Кроули. Это, если честно, слабое место в нашем плане.

— Артур, наш план — сплошное слабое место.

— Тут вы правы.

— Ты отключил мои щиты? — в голосе Брунэ недоверие мешалось с восхищением. — Включая темпоральный? Ну ты даешь… Дорого бы я дал, чтобы понять как именно ты это сделал. Ты неплох, старикашка, совсем не плох… Ну, ничего, я уделаю тебя и так. Бессмертие — прелестная штука, хе-хе…

— …бессмертие, Фигаро, это адская вещь. Как вы предлагаете его грохнуть?.. Спокойно, не торопитесь. Я вижу, что вам пришла в голову какая-то идея, но, ради Небес, не надо так нервничать! Глубоко вдохните, проанализируйте все еще раз и говорите.

— Гхм!.. Артур… Я тут недавно вспомнил одну книгу, которую я читал…

— Детектив?

— Не поверите — учебник. Милейшего господина Людвига Свифта.

— А, магистра квазиматематической трансформации! Знаю, знаю. У него есть великолепный…

— Артур?..

— …

— Артур? С вами все в порядке?..

— Устами младенца… Я понял вас, Фигаро. Вы гений и все такое. А теперь заткнитесь и не мешайте думать.

…Движение руки Артура было резким и молниеносным, точно удар змеи. Не всякий профессионал заметил бы этот выверенный Начинающий жест, а заметив не факт, что успел бы отреагировать.

Однако Брунэ был профессионалом с многовековым опытом и он, конечно, понял, что Артур собирается метнуть заклятье. Более того: у него, мастера дуэлей, была куча возможностей уклониться, поставить блок, контратаковать…

Но вот уже сотни лет старый колдун не отвлекался на подобные мелочи. Убить его было невозможно, он это знал, поэтому, неспешно «накручивая» боевое заклятье, он лишь поморщился в ожидании боли.

То, что сорвалось с пальцев Артура, было практически невидимо — так, легкая рябь воздуха. И, ударив Брунэ, заклятие не произвело сколь-нибудь видимых разрушений. Ни вспышки, ни грохота, ни крови. На халате колдуна не дрогнула ни одна кисть.

Ничего не изменилось.

Кроме внезапно проступившего на лице Брунэ изумления.

— Э-э-э… Какого… Что ты сделал?.. Что происходит?!

Хотя ничего эдакого, на первый взгляд, не происходило: колдун не дымился, не растворялся в воздухе и, похоже, не думал взрываться. Но ему, похоже, становилось все труднее и труднее говорить.

— Артур!! — вопил Брунэ, — Артур, скотина, что ты сде… Ай!.. Как… Заче… С-с-су-у-уки-и-и-н сын, я тебя…

Затем голос Первого ректора с хрипом затих; Брунэ, выпучив глаза, схватил себя за горло, словно собираясь свернуть самому себе шею.

А потом…

…Как-то в детстве Фигаро увидел стеклодува за работой. Увиденное поразило его на многие годы вперед: на его глазах масса стекла, ставшая вдруг податливой и текучей, меняла свою форму следуя легчайшим, казалось бы, движением рук мастера. Тогда Фигаро подумал, что перед ним колдун.

Примерно то же самое происходило сейчас и с Седриком Брунэ.

Сперва изменился цвет лица Первого ректора: оно внезапно покрылось мертвенной бледностью, а затем стало почему-то бледно-желтым, точно у колдуна вдруг случились внезапные проблемы с печенью. Раздался хлопок — не громче того, что издает откупориваемая бутыль вина, и тело колдуна окуталось ледяным паром, оседающим на полу переохлажденными снежными хлопьями.

Заклятье Высшей Трансформации, Модель Первая, запрещенная Другим Кодексом под страхом пожизненной каторги.

Живое в неживое, плоть в не-плоть.

…Холодный ветер в последний раз прошелестел по древней зале, и огонь в камине, тонко зашипев, погас. Белые клубы пара вокруг того места где мгновением раньше стоял Брунэ, развеялись без следа и Фигаро, уже, казалось, привыкший за сегодня ко всему чему только можно, задушено вскрикнул… и истерически расхохотался.

— Артур… Вы серьезно?!

В двух шагах от камина, на месте Первого ректора Академии Других наук, Песочного Человека, Вора Времени и бессмертного колдуна стояла… вешалка.

Это была самая обычная вешалка коим несть числа: в каждой захудалой привокзальной гостинице наверняка найдется десяток-другой. Длинная, в человеческий рост палка светлого дерева, покрытая прозрачным лаком, с клюками для одежды, «рогами» для шляп и мощной треногой внизу. Предмет из тех, по которым взгляд пробегает не останавливаясь.

Артур живо подлетел к вешалке, достал из кармана небольшую, с ладонь коробочку и поднес к одной из шляпных подставок. Коробочка слабо зажужжала, и на ее серебристом боку вспыхнул зеленый огонек.

— Он жив, — констатировал Артур Зигфрид-Медичи, внимательно изучая странный черный индикатор своего прибора, на котором появлялись и исчезали ряды цифр. — Классическая трансформация с сохранением полной функциональности сознания.

Следователь осторожно подошел к призраку, с опаской протянул руку, взял вешалку, чуть приподнял над полом и встряхнул.

— Это не дерево, — удивленно произнес он, — что-то… другое. Легкое…

— Это называется «титан», Фигаро, — ответил Артур, не отрываясь от своего прибора. — В этом виде наш дражайший Седрик Брунэ просуществует века.

— Э-э-э… А можно уточнить, сколько именно?

— Как там он сказал? «У меня в запасе больше двух тысяч лет», да? Ну, вот столько и просуществует. — Старый колдун противно захихикал. — Мон шер, не соблаговолите ли вы взять нашего любезного Седрика Брунэ и покинуть вместе с ним это помещение? Сейчас тут все будет немного взрываться.

Фигаро молча подхватил Брунэ-вешалку, подобрал с пола свой неизменный саквояж и в последний раз окинул взглядом зал, где все эти годы обитал Песочный Человек.

Какие тайны скрывались здесь! Какими загадками были набиты эти шкафы, что таили в своих недрах тяжелые несгораемые сейфы? Для чего предназначались странные приборы на стендах? Не узнать теперь…

Он никак не мог убедить себя в том, что это к лучшему.

— Значит, конец всем секретам Кроули? — тихо спросил следователь, ни к кому конкретно не обращаясь.

— Ну что вы, в самом деле, как гимназистка! — тут же взвился Артур. — Документы Кроули вон в том ящике; я скопировал их сразу, как только мы сюда вошли. Не держите меня за идиота, пожалуйста.

— Значит, все-таки, хотите это все использовать?

— Фигаро, — Артур посмотрел на следователя бесконечно усталым взглядом учителя, в сотый раз объясняющего ученику-идиоту таблицу умножения, — у нас на шее все еще висит Демон Квадриптиха. И в этой борьбе нам понадобятся любые козыри. Любые, понимаете?.. А теперь, будьте так любезны, — за дверь.

Комиссар Пфуй покрутил в руке кочергу скрученную изящной спиралью и украшенную на ручке чугунными завитушками, согнул ее двумя пальцами почти в идеальный бублик, выругался, и, наконец, соизволил посмотреть на Фигаро который уже минут пять безуспешно пытался слиться со спинкой стоявшего напротив стола первого зама ректора кресла.

— М-м-мда, — сказал Пфуй, — задал ты, пострел, нам всем задачку… Хоро-о-о-ш, хорош, ничего не скажешь…

— Меня… — следователь сглотнул, — меня в чем-то обвиняют? Я имею в виду…

— Нет, — отрезал комиссар, — тебя никто ни в чем не обвиняет. Коль уж Старший презиратор не высказал к тебе никаких претензий, то я, стало быть, тоже таковых не имею. Но… Ах, черт!

Следователь кивнул, стараясь не смотреть на Пфуя. Страший Презиратор ОСП — похожий на пожилую черепаху колдун с цепким взглядом и нарочито медленной речью («…та-а-а-к вы говори-и-и-ите, что поня-я-я-ятия не име-е-е-ете…) был бы очень удивлен если бы узнал, что во время допроса Фигаро ему тщательно промыл мозги не кто иной, как Артур Зигфрид-Медичи, более известный как Мерлин Первый. Так что если какие-то вопросы у ОСП к следователю и имелись, то теперь все они канули в прошлое.

Комиссар вздохнул, размашисто взъерошил волосы мозолистой пятерней и, похоже, задумался.

— Ладно, — сказал он, — на самом деле меня волнуют лишь два вопроса. Первый: почему Академия оказалась запечатанной почти на шесть часов, и почему об этом периоде ни у кого из оказавшихся внутри не осталось никаких воспоминаний?

— Не могу знать, господин комиссар. — Следователь пожал плечами. — У меня об этом периоде не осталось никаких воспоминаний.

— Ну ты и жук… — Пфуй уставился на Фигаро покачивая головой. — Ладно, допустим, не осталось. Тогда какого черта тебя нашли без сознания в столовой? Без единой царапины! И это после произошедшей там бойни! И от кого, скажи на милость, ты отмахивался вешалкой?!

Фигаро вздохнул. Вешалку, в которую превратился Брунэ, Артур утащил к себе в Орб. «Буду цеплять на нее всяких хлам. И вспоминать что и я тоже часто бываю круглым идиотом… Брунэ, ну надо же! Не Кроули — Брунэ! В тихом омуте…»

— В столовой все живы? — спросил он вместо ответа.

— Все, все… — Комиссар взял из коробки на столе сигару, прикурил заклятьем и тут же принялся пускать в потолок целые пласты ароматного дыма. — Академия всех спасла. Есть пара учеников без рук-ног, но повреждения свежие — все приживят обратно… Одного только не могу понять — кто же, все-таки, этот Таккер? И как, тысяча дьяволов, он нажухал Анну? Мы проверили: адреса, который он оставил вообще не существует в природе, а номера его документов взяты с потолка. Черт-те знает, что такое; разладилось, что ли, что-то в нашей старушке…

— Что будет с Академией?

— Ха! — Пфуй хохотнул, стряхнув сигарный пепел прямо на ковер, — Ничего не будет, не волнуйся. Вот что пишут, ты только послушай, — с этими словами комиссар схватил со стола какой-то листок и ткнул в него пальцем едва не продырявив бумагу — «…защитные системы Академии показали свою состоятельность при любых нагрузочных испытаниях, поэтому мы можем с уверенностью сказать, что студентам ничего не угрожает…» Каково?! Неизвестный псих устраивает побоище в столовой, едва не убивает целую кучу студентов и преподавателей, Академия едва их всех спасает, а они пишут «нормально, значит, все работает»! Но, думаю, они написали бы нечто подобное даже если бы все закончилось кучей трупов.

— Потому что Академия нужна.

— Да, — комиссар вздохнул, — потому что она нужна. Нужна армии, нужна ОСП, нужна Королям, секретным службам, ученым из институтов, конструкторским бюро, больницам, астрономам, торговцам, столичным модницам, чиновникам… И да будет так. Единственное: здесь временно пропишется ударный отряд ОСП. Думаю, на пару месяцев. Хочу, кстати, их выгнать на полигон — тренировать пятикурсников… В общем, что ни делается — все к лучшему. Но я еще не задал тебе второй вопрос.

Комиссар сел на крышку стола, пыхнул сигарой и внимательно посмотрел на следователя. Во взгляде зама ректора не было ни злобы, ни угрозы, а лишь усталость и плохо скрываемое любопытство. Фигаро напрягся. От Пфуя можно было ожидать чего угодно; шокировать окружающих для него было в порядке вещей.

Но даже полное осознание этого факта не смогло подготовить его к следующей фразе комиссара:

— Фигаро, хочешь, я дам тебе рекомендацию о зачислении в штат ОСП?

…Дождавшись пока следователь закончит давиться воздухом и, наконец, возьмет себя в руки, Пфуй с каменным лицом добавил:

— Как следователя первого ранга. С серым жетоном.

— Серый жетон… — Фигаро потряс головой словно собака, выбравшаяся на берег из воды. — Это, если я правильно помню, возможность класть с прибором на любые нормы законодательства. Привилегия верхушки Ордена Строгого Призрения, десятка правительственных агентов, ваша с Целестой, и королевского советника Штайнера.

— Да, все верно.

— Поясните.

— Фигаро, — комиссар прикусил губу, — мне уже немало лет. Но мне хватает квалификации и специальных знаний, чтобы понять некоторые важные вещи. Например, то, что вешалка, с которой тебя нашли в обнимку — трансформированный Таккер. И что если уж у тебя хватило сил ухайдокать колдуна с которым не справились ударный отряд ОСП, преподаватели Академии и Савелий Качка, то…

— Что если это вышло случайно? — перебил Фигаро. Он с такой силой вцепился в подлокотники кресла, что костяшки на его пальцах побелели.

— Да, — легко согласился Пфуй, — такое тоже вполне возможно. Но вот это случайностью не объяснишь.

С этими словами комиссар, обойдя стол, открыл шкаф и, достав из него стопку мелко исписанных листков бумаги, хлопнул ими о столешницу.

— Что это? — следователь с опаской покосился на листки. — Где-то я это уже видел…

— Это квалификационный тест для работников ДДД. Тот самый, который ты недавно заполнял. Так вот: для подтверждения твоей квалификации нужно набрать сто баллов. Ты набрал триста тридцать. Это возможный максимум, Фигаро.

— Я списал, — с каменным лицом процедил следователь. — Можете направить меня на пересдачу.

— Ты, конечно, мог списать, — вздохнул Пфуй. — Но есть одна проблема. Последние сто заданий — задачи по квазиматематике. И я, разумеется, готов поверить в то, что какой-нибудь студент шестого курса кафедры метафизики решил тебе несколько задачек за бутылку коньяка. Но я никогда не поверю, что среди них ты нашел вундеркинда способного решить задачу Крегора-Моне. Или задачу о наложении лямбда-потоков в пространстве Мерлина.

— Это был очень умный студент.

— Ага, — комиссар чуть улыбнулся, — конечно. Очень-очень умный.

Он аккуратно, почти нежно взял один из листков теста и поднес его к глазам.

— Эти задачи… Они не имеют решения, Фигаро. Точнее, не имели его до того дня пока ты их не решил. Их специально включают в тесты как пример предельной сложности научной проблемы; решать их не нужно.

«Проклятый Артур», подумал следователь.

— … и если мой сотрудник, который еще вчера не умел сотворить элементарный кинетик без того чтобы не поджечь себе ботинки вдруг становится круче Мерлина Первого, то нетрудно догадаться что происходит нечто из ряда вон выходящее.

— И что теперь? — спросил Фигаро после недолгого молчания. — Заявите в ОСП?

— Нет, — коротко хохотнул Пфуй. — Повторю свой вопрос: как насчет…

— Мне не нужна эта должность, — тон следователя был, возможно, несколько более резковат, нежели он рассчитывал. — Мне нужно кое-что другое. Я прошу вас ответить на один простой вопрос, господин комиссар. На один-единственный.

— Я слушаю. — На лице Пфуя не дрогнула ни одна мышца.

— Насколько вы мне верите?

— Хм…

— Я имею в виду, верите не как сотруднику, а как человеку? Вы знаете меня уже черт знает сколько лет. Я не раз слышал, что вы доверяете мне бесповоротно. Но вас хрен поймешь: то ли вы шутите, то ли говорите правду. Поэтому…

— Я верю тебе, Фигаро, — Пфуй вздохнул и сдул пепел с сигары. — И я прекрасно понимаю, что ты имеешь в виду.

— О… Тогда выслушайте меня… — Следователь прочистил горло, — Я не буду рассказывать всю суть переделки в которую я попал. Пока не буду — думаю, придет время, и мне понадобится вся помощь, которую я только смогу получить. Скажу просто: я тот же Фигаро, которым был всегда. Ничего не изменилось.

— Охотно верю. — Комиссар чуть улыбнулся. — Только следователь Александр Фигаро, оболтус, остолоп и троечник мог произнести эту фразу с таким выражением физиономии и таким тоном. Так что ты явно не Другой, занявший место Фигаро и не колдун под личиной… Ты во что-то ввязался, во что-то темное и непонятное — я это прекрасно вижу. Уж не знаю, что ты там взвалил на свои плечи, но скажу одно: ты помог нам, и в урочный час мы с Целестой тоже придем тебе на помощь. А пока…

Он взял со стола лист бумаги, исписанный знакомым следователю бисерным почерком (Фигаро, если честно, вообще не понимал, как комиссар умудряется держать пальцами автоматическое перо, не разламывая его на части), скомкал его, швырнул бумажный катышек в мусорную корзину, витиевато выругался и спросил:

— А пока давай вместе подумаем, что мне писать в заключительном отчете по этому делу.

…Холодный весенний дождь короткими очередями бил в жестяной оконный козырек; тяжелые капли расшибались, превращаясь в фонтанчики водяной пыли, и эта пыль сеялась на окна словно туман. Иногда, когда порывистый ветер вдруг менял свое направление, капли дождя барабанили прямо в стекло, полностью скрывая от глаз следователя широкий двор городской резиденции комиссара Пфуя: серые мокрые деревья маленького парка, отключенный фонтан в стиле барокко и ряды хозяйственных пристроек: пару флигелей из потемневшего от времени красного кирпича, дровяной сарай и покосившуюся деревянную будку непонятного назначения из крыши которой торчала кривая жестяная труба. Чуть дальше, почти скрытая пеленой дождя, тянулась высокая решетчатая ограда, увитая сухой виноградной лозой.

Фигаро отвернулся от окна и притворился спящим, сквозь полуприкрытые веки наблюдая за Савелием Качкой, который тихонько напевал себе под нос, суетясь у низкого журнального столика. Колдуна окутывало облако едких алхимических запахов; он что-то смешивал в тонкой высокой колбе, время от времени удовлетворенно крякая, когда декокт внезапно менял цвет.

Голова следователя покоилась на огромной подушке — самой мягкой подушке, которую только может вообразить себе искушенный уютом человеческий гений: с таким же успехом Фигаро мог бы возлежать на облаке. На этой подушке можно было часами лежать, не шевеля головой, и шея не затекала. Без колдовства, понятное дело, тут не обошлось, но следователю было лениво анализировать тонкое сложное заклятье.

Все утро и почти весь день он проспал и с удовольствием продолжал бы в том же духе, но спать больше не хотелось. Беда была в том, что не хотелось ничего вообще.

— Ага, проснулись? — Качка потер пухлыми ладошками, — Отлично! Хватит дрыхнуть, Фигаро, вы уже полностью восстановились физически. Это была очень легкая декомпрессия, чем я, кстати, не без основания горжусь. А теперь, — он поднес к носу следователя столовую ложку с какой-то гадостью — открываем ротик и-и-и… ням!

Следователь покорно проглотил безвкусную микстуру и снова уставился в заливаемое дождем окно. Ему не хотелось ни спать, ни есть, ни даже двигаться.

…Хлопнула дверь и по комнате пронесся ветер, пронизанный запахами кирзы, дорогого одеколона, помады для усов и табачного дыма. Фигаро даже не повернул головы; букета ароматов было вполне достаточно для идентификации вошедшего в комнату.

— Фигаро!! — заорал комиссар Пфуй, швыряя фуражку на письменный стол, — ну как ты, гад болезный? Вычухался?

— Все в порядке, господин комиссар. — Следователь вздохнул. — И я бы попросил дать мне какого-нибудь снотворного. Желательно посильнее.

— Что это с ним? — Пфуй недоуменно посмотрел на Качку, вернувшегося к возне со своими колбами.

— Постдекомпрессионная депрессия. — Качка пожал плечами. — Он придет в себя, но нужно его… как бы так сказать… тормошить.

— Не надо меня тормошить, — процедил Фигаро. — Просто дайте поспать.

— Ага, понял. — Пфуй коротко кивнул. — Сейчас все будет. Савелий, задержишься еще на час-два?.. Отлично. Я мигом.

«Час или два, — пронеслось в голове у Фигаро. — Целая вечность покоя».

Он закрыл глаза и стал слушать как капли барабанят по стеклу. Где-то под полом шуршала мышь, и этот звук странным образом дополнял шум непогоды.

«Дождь за окном, — подумал следователь, — мыши под полом, нафталин в старых сундуках, стопки выцветших фотографий над каминами, сырость… Где-то когда-то это все уже было… И еще не раз будет…»

Он, кажется, все-таки задремал, или, точнее, провалился в странный полусон, где существовали только звуки: вот где-то хлопнул ставень, вот странный посвист, точно кто-то машет хлыстом, а вот — стук жестяных ведер и женские голоса. Все это сливалось в приятный бессмысленный шум, который прервал резкий хлопок двери.

«Опять», подумал следователь.

Он открыл глаза… и тут же понял, что в комнате что-то изменилось.

И как!

На пороге, покручивая пальцем ус, стоял, усмехаясь, комиссар Пфуй. А рядом с ним…

Фигаро не поверил своим глазам.

— Тетушка Марта! — охнул он, ошалело тряся головой, — но как?! Вы же… Вы же…

— Скажите спасибо вашему начальнику, Фигаро! — тетушка Марта отряхнула подол и строго посмотрела на следователя. — Который притащил меня сюда, надо полагать, колдовством, рассказав слезную историю, что с вами, мол, приключилась тяжелая хандра. С любезным комиссаром Пфуем мы поговорим чуть позже, а сейчас будьте так любезны объяснить мне, отчего у вас такой вид, словно вам сообщили, что вы неизлечимо больны?

— Болен, тетушка Марта, болен… — следователь слабо улыбнулся. — Просто до недавних пор сам не подозревал об этом. Вы не поверите, но еще три дня назад я был двадцатилетним парнем — колдовство, будь оно неладно! Теперь же, как видите, я вновь тот же дряхлый брюзга, которого вы знаете. С той лишь разницей, что теперь я понимаю одну простую вещь: да, я болен. И моя болезнь называется «возраст». Поверьте, я в полной мере чувствую все ее симптомы: спину ломит, хочется спать, тоска… И нет лекарства, понимаете? Вот что ужасно.

Тетушка Марта повернулась к Пфую и мотнула головой в сторону Фигаро.

— И давно он так?

— Почти двое суток. — Комиссар вздохнул. — И конца-краю этому не видно.

— Ясно. — Тетушка Марта покачала головой. — Сейчас будем лечить. Господин Андрэа, помогите-ка…

Только теперь следователь заметил две больших плетеных корзины прикрытые плотными крышками, стоявшие на полу у ног тетушки Марты.

«Это еще что?», слабо удивился он.

…А комната уже пришла в движение: комиссар подвинул к кровати Фигаро тяжелый стол на котором вполне можно было накрыть персон на десять, Качка мановением руки пролевитировал к столу четыре глубоких мягких кресла, а тетушка Марта с размаху бухнула на столешницу обе корзины и сняла с них крышки.

…Ароматы вырвавшиеся на свободу были настолько неописуемы, что желудок Фигаро, всегда живший отдельной жизнью, издал жалобный скулеж.

Еще бы!

Печеночный паштет с грибами в фарфоровой салатнице. Истекающие соком ребрышки, от которых во все стороны распространялись ароматы тудымских коптилен. Несколько горшочков, в недрах которых изнывали под картофельной шубой кусочки шашлыка в луковых кольцах. Огромный чан, полный рассыпчатой картошки, аккуратно разрезанной пополам и сжимающей в своих жарких объятиях тончайший нежный бекон. Бочковые огурчики переложенные долькам чеснока и сверкающие соленые помидоры в укропных зарослях. И, конечно же, две необъятных бутыли, в которых плескалось что-то ледяное, мутное, с одуряющим запахом корицы и лимона, ощущавшимся даже сквозь залитую сургучом пробку.

— Ну, — сказал комиссар, разливая божественный нектар в стаканы, — до дна!.. Я сказал, до дна, Фигаро! Я слежу, пострел ты эдакий!

Чудные дела: опрокинув в рот стакан ледяного пламени и захрумтев его ароматным огурчиком, следователь впился зубами в горячую как ад картофелину, блаженно застонав, когда вытопленный из бекона ароматный сок брызнул ему на язык… и тут внезапно увидел мучавшую его тоску со стороны. Жар и уют вспыхнули в комнате, и в их свете он увидел то, что все это время мучило его: темный комок, похожий на жирную Буку, мерно гложущую его сердце.

«Прочь пошла», сказал Фигаро.

И тоска, жалобно заскулив, бросилась наутек, уходя, прячась в самые дальние коридоры души, туда, куда солнце почти никогда не заглядывает, где лишь пыль и тени, среди которых гнездятся призраки прошлого и куда люди, слава Небесам, почти никогда не заглядывают.

— …вы, Фигаро, должно быть, одурели в этой столице, — тетушка Марта аккуратно расставляла на столе горшочки. — Или у вас этот как его… кризис среднего возраста. Сидите и стонете: ах, жизнь так коротка! Ах, все в мире тленно! Чес-слово, как курсистка какая-то!

— Но жизнь действительно конечна, тетушка Марта!

— Ага. И эта бутылка тоже. Так что — не будем открывать?

— Ну, скажете тоже! Какое тогда удовольствие от бутылки?

— В-о-о-о-от! И я о том же!

— Но жизнь — не бутылка. За второй не сбегаешь. — Следователь опрокинул второй стакан, чувствуя, как мир вокруг возвращается на привычную орбиту.

— А вам бы хотелось? — тетушка Марта язвительно посмотрела на Фигаро, по лицу которого внезапно пронеслась какая-то быстрая темная тень.

— Нет, — покачал он головой, — не за такие деньги… В смысле, сколько ни бери — все равно ж не хватит!

— Так какой же дурак одну берет?! Лучше пусть уж останется!.. И вообще, Фигаро — если не умеешь пить, то лучше и не надо.

— Золотые слова, тетушка Марта! За это надо бы… А, уже налито?.. Спасибо, комиссар… Да… Ух!.. Так вот: жизнь, понимаете, такая штука… А, стоп. А как комиссар вообще вас сюда доставил?! Только не говорите, что…

— Блиц, Фигаро, как есть блиц! — Комиссар восторженно топнул ногой, едва не перевернув столик. — Попросил Целесту; говорю, мне, значит, чтоб надежно было как старгородская сталь!..

— …вж-ж-ж-ик! И все. Прямо какое-то разочарование: я-то думала, что интересно… Но, однако, и погода у вас тут в столице!

— А в Тудыме?

— В Тудыме сейчас снег, мороз… Последние весенние морозы, Фигаро. Еще примета есть: если в эти дни мороз — лето будет жаркое…

— …вам бы, Фигаро, отпуск. Вот честно.

— Ваши слова да в золоте выковать, Савелий! Не-е-е-ет, вернусь в Тудым — засяду за работу. Бумажки, бумажки, ничего, кроме бумажек. Буду отъедаться — вы ж сами сказали, что мне после декомпрессии жрать надо от пуза? — читать, а как потеплеет — отправлюсь, наконец, на рыбалку…

— …слово первого зама ректора, что, минимум, полгода не трону вашего следователя, тетушка Марта! Пусть себе работает в глубинке на благо отечества…

— А еще по одной! Погода-то, дамы и господа, так и шепчет…

— Кстати, чуть позже к нам присоединится почтенный господин Целеста. Сейчас он занят улаживанием кучи всякой бумажной волокиты, но вечером освободится и подойдет с какой-то совершенно феноменальной наливкой, так что просьба: до его прихода всем быть в форме… Так вот: блиц-коридоры абсолютно безопасными не бывают в принципе, тут вы правы. Однако же благодаря развитию метафизики и квазиматематики сегодня путешествие через блиц — если им не злоупотреблять, конечно — гораздо безопаснее, скажем, езды на паровой самоходке. Поэтому…

«А еще Брунэ бессовестно врал, — думал следователь, намазывая на хлеб паштет, — врал и не краснел, скотина… Он жил в этих катакомбах не потому что беспокоился о своей безопасности — какая, к черту, безопасность… Просто постоянно смотреть как умирают люди с которыми ты вчера гулял на выпускном — это ж с ума можно сойти… Не-е-е-ет, если бессмертие — то для всех и сразу. Хотя я и сам прекрасно понимаю, что это невозможно…»

«Да, — прошелестел в его голове голос Артура, — бессмертие для всех скопом — сложная проблема. Но вполне разрешимая. А вот Брунэ… Я не знаю ни одного места, где проблему таких вот Брунэ решили. И не знаю, возможно ли такое вообще…»

«Хватит читать мои мысли, — беззлобно огрызнулся следователь. — Ну ее к черту, всю эту философию. Знаете, какой у нее недостаток? Она мешает быть счастливым».

Артур хмыкнул и отключился, а следователь, наливая себе еще, с изумлением понял, что он только что сказал.

«А ведь я счастлив, черт побери. Прямо сейчас, в этот момент, рядом с этими людьми я счастлив и мне хорошо. Я не хочу никуда идти, ничего менять и даже дождь за окном лишь подчеркивает царящий в этой комнате уют. Странно выходит: убери все плохое и то что останется и будет счастьем… Но тогда получается…»

Он потряс головой, чокнулся стаканами с остальными, выпил, закусил и, улыбаясь, посмотрел в заливаемое дождем окно.

«Завтра же уеду домой вместе с тетушкой Мартой, — подумал он, невольно улыбаясь, — Блиц-коридором — пусть его Пфуй с Целестой расстараются… Вы, господа, как хотите, а меня ждет отпуск. Длинный-предлинный отпуск…»