6

Кэтрин Райли обедала в своем кабинете за столом у окна: сэндвичи с салатом, холодное молоко и переписанная диссертация одного из ее более слабых студентов.

Раздался стук в дверь, и вошел Морган. Он был одет в темный свитер-поло и серый пиджак из донегальского твида. Единственной военной вещью в нем был плащ, который свободно свисал с его плеч.

— Да? — сказала она, хотя уже знала, кто это должен быть.

— Морган, — сказал он. «Аса Морган. Я полагаю, главный суперинтендант Бейкер из Особого отдела связывался с вами».

Она сидела и смотрела на него снизу вверх, с сэндвичем в одной руке и ручкой в другой. — Полковник Морган, не так ли? Аса Морган? Парашютно-десантный полк?»

— Ты так говоришь, как будто это имеет какое-то значение.

«Я прочитал ту брошюру, которую вы написали для Министерства обороны после Кореи. Так уж случилось, что это моя область».

«Что-то общее».

— О, нет, — сказала она. — Нет, насколько я могу судить. Та маленькая неприятность, в которую ты попал на Кипре во время борьбы с ЭОКА. Я навел о вас справки, полковник. В то время в газетах писали, что вы неплохо вписались бы в СС.

«Цель терроризма — терроризировать», — сказал ей Морган. «Это сказал Ленин. Еще в тысяча девятьсот двадцать первом году Майкл Коллинз жил этим кредо. Он сказал, что это единственный способ, которым маленькая страна может победить нацию. Городские партизаны — ваша специальность, доктор, так что вы не хуже меня знаете, как они работают. Беспорядочные бомбардировки, беспричинный террор, преднамеренное убийство невинных. Женщины, дети. Моим заданием на Кипре было остановить это, и я это сделал».

«С использованием методов допроса, которые больше всего напоминали гестапо».

— Нет, — сказал он. — Совершенно неверно. Все стоящее, что я мог предложить, было любезно предоставлено китайцами. Они дали мне личное наставление в лагере под названием Ти-пай в Маньчжурии».

Она сидела и смотрела на него, понимая, что должна злиться, но не злилась, что было странно, потому что этот мужчина олицетворял все, что она презирала больше всего. Власть в форме, военная машина, которая снова пережевывала молодежь своей страны и выплевывала их во Вьетнаме.

— Гарри Бейкер сказал мне, что тебе не нравятся копы, — сказал он. «Он был неправ. Очевидно, это униформа.»

«Возможно».

Он закурил сигарету. — Так-то лучше. Ты почти улыбнулся, и уголки твоего рта начали подниматься, а не опускаться».

— Черт бы тебя побрал, — сказала она.

Он присел на край стола. «Смогу ли я увидеть девушку Хоффманна?»

«Из того, что сказал мне Бейкер, это связано со стрельбой в Максвелла Коэна. Специальное отделение думает, что это снова был критянин».

«Это верно».

— И ты думаешь, что сможешь получить наводку на него от Лизелотт? Она покачала головой. — Она не сказала бы тебе, даже если бы могла.

— Потому что он занимался с ней любовью?

Она покачала головой. «Я не думаю, что ты понимаешь. Для кого-то вроде нее он почти бог. Символ того, во что они верят.»

— Не говори мне, дай угадаю. Чистота насилия.»

Она открыла ящик стола и достала желтую брошюру. «Кто-то прислал мне это из Сорбонны на днях. Это было напечатано одним из студенческих сообществ. Они должны учиться в университете, получать образование, и какое образование». Она открыла брошюру. «Прислушайтесь к этому совету для демонстрантов. При нанесении ударов полицейским следует надевать кожаные перчатки. Газеты, обернутые вокруг тела, снижают эффективность прикладов. Одна таблетка от гриппа, принятая за полчаса до начала беспорядков, и еще одна, когда начнут сыпаться гранаты, уменьшают тошноту, которую вы должны получить от вдыхания газа».

«Я не сталкивался с этим раньше», — прокомментировал Морган. «Я должен помнить. Когда я смогу ее увидеть?»

«Ладно, трать свое время, если хочешь. У тебя есть машина?»

«Да».

Я договорился о встрече на троих. Дорога туда займет двадцать минут. Ты можешь заехать за мной в два тридцать. А теперь, если ты не возражаешь.»

Он взял свой портфель и плащ. — Ты всегда носишь волосы вот так, зачесанными назад?

— Какое, черт возьми, это имеет отношение к тебе?

«На твоем месте, девочка, оставь это в покое», — сказал он. «В хороший день это может даже сделать тебя похожей на настоящую женщину».

Дверь за ним тихо закрылась. Она сидела с открытым от изумления ртом.

* * *

Комната для допросов в Специальном следственном изоляторе Тангмер была на удивление приятной. Обои с рисунком, ковролин, стол, современные стулья. Зарешеченные окна казались почти неуместными.

«Довольно приятно, на самом деле», — сказал Морган с некоторой иронией, вглядываясь в сад.

«Это не обычная тюрьма, и она не должна быть такой», — сказала ему Кэтрин Райли. «Это психиатрическое учреждение…»

«Направленный на реабилитацию, выздоровление и давайте все радоваться, потому что Бог добр».

Прежде чем она смогла ответить, дверь открылась, и вошла Лизелотт Хоффманн. Женщина-тюремный надзиратель удалилась, снова заперев дверь.

Она была маленькой, простоватой девушкой с короткими светлыми волосами и носила джинсы и джинсовую рубашку. Она проигнорировала Моргана и спросила на превосходном английском: «Кто твой друг?»

— Полковник Морган. Он хотел бы задать вам несколько вопросов. Кэтрин Райли достала сигареты, дала ей одну и прикурила.

— Насчет критянина, — сказал Морган.

Девушка резко повернулась, ее лицо ничего не выражало, а затем она снова повернулась к Кэтрин Райли. — Что случилось? — спросил я.

«В Лондоне произошла стрельба. Видный сионист. «Черный сентябрь» претендует на признание, но полиция думает, что это был критянин».

Лизелотт Хоффман повернулась к Морган и подняла сжатый кулак. «Власть народу».

«Какие люди, ты, глупая маленькая сучка?»

Она опустила руку со странной неуверенностью на лице, и он открыл свой портфель и достал пачку фотографий.

«Я подумал, что ты, возможно, захочешь для разнообразия соприкоснуться с реальностью. Посмотри, чем занимался твой критянин все эти годы».

Она подошла к столу, и Кэтрин Райли последовала за ней.

«Это полковник Вассиликос на заднем сиденье своей машины в Париже. Как вы можете видеть, его череп раздроблен. Мужчина, стоящий на коленях рядом с ним, — один из его телохранителей. Это его мозги просвечивают.»

Выражение ее лица нисколько не изменилось, когда он бросал одну фотографию за другой жертв критянина. На последнем снимке была Меган, снятая в Паддингтонском туннеле, лежащая в канаве, где ее нашли.

— Кем она была? — спросил я.

— Моя дочь, — сказал Морган. — Ей было четырнадцать. Он сбил ее на машине, которую угнал, чтобы скрыться после того, как застрелил Коэна».

Она отложила его и повернулась к Кэтрин Райли с выражением полного безразличия на лице. — Теперь я могу идти?

И Кэтрин Райли жестом, совершенно чуждым ее натуре, ударила ее по лицу.

Морган был между ними, его руки на ее руках, его голос мягкий, настойчивый. «Полегче, девочка. Отпусти это.»

Позади них Лизелотт Хоффманн подошла к двери и нажала на звонок. Через некоторое время дверь открылась, и она прошла, не сказав ни слова.

За его плечом Кэтрин Райли ясно видела фотографию Меган, кровавую маску лица, и ей было физически плохо.

— Прости, — прошептала она.

— Ах, Кейт, — сказал он. «Правило номер один. Никогда не извиняйся, никогда не объясняй. А теперь давай уберемся отсюда и найдем себе выпивку.»

— Эйса? — позвала она. «Это странное имя».

«Из Библии», — сказал он ей, и на мгновение он стал настоящим валлийцем. «Религиозная женщина, моя мама. Церковь дважды каждое воскресенье, когда я был мальчиком».

— И где это было? — спросил я.

«Деревня в долине Рондда в Уэльсе. Угольные шахты, отвалы. Место, из которого можно выбраться. Мой отец погиб при падении с крыши, когда мне было восемь. Компания выплачивала моей матери пенсию в десять шиллингов в неделю. Я пошел ко дну. Я сам попал в яму в четырнадцать лет, в последний раз вышел оттуда четыре года спустя, чтобы вступить в армию.»

— И никогда не оглядывался назад?

«Мне понравилось», — сказал он. «Солдатская служба. Я никогда не чувствовал себя так хорошо. И армия была добра ко мне. Я был сержантом в Арнеме, затем получил офицерский чин в звании второго лейтенанта. После войны меня оставили. Отправил меня в Сандхерст».

— А ваше прошлое? Разве это никогда не доставляло тебе проблем в таком месте, как это?»

— О, любой дурак может научиться обращаться с ножом и вилкой, а поскольку я валлиец, понимаете, я всегда знал, что я лучше любого чертова англичанина, который ходит по земле, даже если он учился в Итоне. — Он улыбнулся, теперь насмехаясь над ней. «Мы очень интеллектуальные люди. Я удивил их там. Я не только читал Клаузевица о войне. Я тоже знал своего Ву Чи. Тяжелая штука, понимаешь.»

«Держу пари, ты был первым ублюдком».

«Я должен был быть, девочка. Я должен был стать лучше, понимаешь? Языки, например. Не то чтобы они были какой-то проблемой. Научитесь свободно говорить по-валлийски, все остальное кажется легким».

Они сидели за маленьким столиком, одним из нескольких возле паба на берегу реки Кэм. Это было очень приятно в лучах раннего вечернего солнца.

— А как насчет твоей жены? Как она все это восприняла?»

— С присущей ей твердостью, насколько я мог судить. Он пожал плечами. «Это закончилось довольно давно. Ей никогда не нравилась военная жизнь, или моя версия ее. По профессии она художник, и очень хороший. Мы встретились в Национальной галерее одним воскресным утром. Одна из тех монументальных ошибок, которые люди так часто совершают в жизни. Я думаю, что это была форма, которая сделала это, и красный берет».

— Ей это понравилось?

— Это ненадолго.

«Что пошло не так?»

«Она навестила меня на Кипре во время кампании EOKA. Однажды мы ехали по Никосии вслед за врачом одного из кавалерийских полков, который проводил свободное время, оказывая бесплатную медицинскую помощь крестьянам в деревнях гор Троодос. Он остановился на каком-то светофоре, и пара террористов из ЭОКА выбежали вперед и вышибли ему мозги через окно».

— И ты взял их на себя?

— Естественно, я был вооружен.

— И ты убил их обоих?

— Да. К сожалению, одному из них оказалось всего пятнадцать.»

— И ей было трудно это принять?

«Все эти вестерны. Люди ожидают, что ты выстрелишь им в руку или плечо или что-то в этом роде, только когда это реально, у тебя есть время только на одну вещь. Стреляй на поражение. И всегда дважды, чтобы быть уверенным, иначе он выстрелит в тебя, когда упадет».

— И после этого она стала другой?

«Не столько мальчик. Я думаю, это было видеть, как я это делаю. Сказала мне, что не может забыть выражение моего лица. Так получилось, что она все равно была беременна, но после этого она больше никогда со мной не спала».

— Мне очень жаль.

«Почему ты должен быть? Видишь ли, она верит в жизнь. Она видела во мне своего рода общественного палача. Сейчас она замужем за сельским священником. Из тех людей, которые верят во все и вся, так что им довольно хорошо вместе».

Она сказала: «Я сожалею о вашей дочери».

«Я должен был знать лучше», — сказал он. «Глупая идея думать, что я могу шокировать эту девушку, чтобы получить какой-то ответ».

«Для таких, как она, это как религия», — сказала она. «Они верят во всю эту чушь, распространяемую такими людьми, как Сартр. Мистический взгляд на насилие как на нечто облагораживающее. Террористы любят романтическую точку зрения. Они утверждают, что являются героями революции, но пренебрегают правилами войны. Они утверждают, что говорят от имени народа, а обычно говорят только за себя».

— И критянин, — сказал он. «Что он за человек?»

— Что ты об этом думаешь?

Он рассказал ей о дискуссии, которую они с Бейкером провели по этому вопросу, и об их конечном заключении.

Она кивнула. «Да, я могу согласиться с этим. Военное прошлое — это единственное, в чем я бы с тобой не согласился».

«Почему?»

«Кубинцы уже много лет предлагают отличную военную подготовку террористам со всего мира, а тут еще русские. В наши дни они принимают студентов из большинства зарубежных стран в Университет Патриса Лумумбы в Москве. КГБ всегда в поисках многообещающего материала.»

«Я знаю, — сказал он, — но я думаю, что в критянине есть нечто большее. Солдатский инстинкт для другого солдата, если хотите. Что заставляет такого человека, как он, тикать, вот что я хотел бы знать. Не идеология — в его убийствах нет закономерности, которая указывала бы на это».

— Тебе нужна точка зрения психолога?

— Почему бы и нет?

«Ладно, поехали. Некоторое время назад я участвовал в исследовании пилотов Гран-при. Выяснилось, что чем больше стресс, тем лучше они функционируют. Большинство из них по-настоящему живы, по-настоящему работают в полную силу только в условиях максимальной опасности. Самый успешный гонщик Гран-при — это тот, кто готов просто столкнуть с трассы любую машину, которая встанет у него на пути. Его образ — воплощение абсолютной мужественности, но он любит двигатели, машины, технику своего дела больше, чем он мог бы любить любую женщину. Гонка — это идеальное испытание, единственной альтернативой которому является смерть. Это игра, которая всегда возбуждает, никогда не перестает удовлетворять».

«Постоянный вызов. Один человек против… — Морган нахмурился. — Против чего? — спросил я.

— Возможно, самого себя. Безусловно, психопатическая личность, иначе он никогда не смог бы взять на себя вину, связанную с его убийствами».

— И ты хочешь сказать, что ищешь смерти? Что у него есть желание умереть?»

«Я не думаю, что это его хоть в малейшей степени обеспокоит. У нас есть записи летчиков-испытателей, находящихся на грани гибели при крушении самолетов, которые, вместо того, чтобы кричать от страха, все еще пытаются вслух разобраться, что же пошло не так. Он такой человек. — Она колебалась. — Мужчина, я полагаю, очень похожий на тебя.

— Хорошо, — сказал Морган. — Тогда это дает мне шанс добраться до него. Он взглянул на часы. «Я должен идти. Сегодня вечером у меня назначена встреча в Лондоне».

Когда они возвращались к «порше», она спросила: «Что ты теперь будешь делать? Разве это не все, на что ты способен?»

— Нет, — сказал он. «Пистолет, из которого стреляли в Коэна. Если бы я мог проследить, откуда это взялось».

— Как ты думаешь, ты сможешь?

— В Белфасте есть один мой знакомый, который, возможно, сможет помочь. Я должен посмотреть. — Она села в «порше». Он закрыл дверь, обошел машину и сел за руль. «Могу я увидеть тебя снова, когда вернусь?»

К ее собственному удивлению, она обнаружила, что отвечает без малейшего колебания. — Если ты захочешь.

«Если бы я этого не сделал, я бы не спросил, не так ли?»

Компания «Секьюрити Факториз Лтд» находилась в небольшом тупичке рядом с Грейт-Портленд-стрит. Было чуть больше семи, когда Морган поднялся по лестнице и толкнул дверь с надписью «Офис». Она была заперта, но внутри горел свет. Он нажал на звонок и стал ждать. За стеклом появилась тень, дверь открылась.

Джоку Келсо было пятьдесят пять, а выглядел он на сорок, несмотря на коротко подстриженные седые волосы. Он был выше шести футов ростом, загорелый и подтянутый, мужчина, которого следует избегать в одной ситуации или опереться в другой. Он служил в Шотландской гвардии, а затем в парашютно-десантном полку в течение двадцати пяти лет, пять из них в качестве полкового сержанта-майора Моргана.

— Привет, Джок. — Морган вошел внутрь. — Как дела с безопасностью? — спросил я.

Келсо провел его в другой кабинет, маленький и незагроможденный, аккуратный стол, зеленые шкафы для документов, ковры на стенах. Именно здесь велся настоящий бизнес фирмы. Из этого офиса наемники отправлялись воевать в Конго, Судан, Оман и на дюжину других маленьких грязных войн, потому что Джок Келсо занимался бизнесом Смерти. Он знал, и Морган тоже.

Он налил виски в два бумажных стаканчика и сказал: «Я слышал о Меган. Мне очень жаль.»

«Мне нужен ответственный человек, этот критянин, о котором они говорят», — сказал Морган.

— Я сделаю все, что в моих силах, полковник, вы это знаете.

— Достаточно справедливо, Джок. У меня есть зацепка. Это может означать что-то или ничего, но это значит вернуться в Белфаст, чтобы выяснить».

— Не в форме? — Келсо выглядел серьезным. «Они доберутся до вас, полковник, они получат ваши глаза».

— Сообщи О» Хагану, — сказал Морган. «Скажи ему, что я буду в Европе в Белфасте с завтрашнего дня. Что я должен увидеть его. Ты можешь это сделать?»

— Да, — сказал Келсо. — Если это то, чего ты хочешь.

— Так и есть, Джок, так и есть. Как вы справлялись с тех пор, как умерла ваша жена?»

«Хорошо: моя дочь, Эми, она все еще дома. Заботится обо мне просто отлично.»

— Ей, должно быть, сейчас около двадцати? Она помолвлена, чтобы выйти замуж или что-то в этом роде?»

— Не она. — Келсо рассмеялся. «У нее все в порядке с головой, у этой. Она занимается собственным бизнесом как флорист. Дела идут очень хорошо, особенно в части доставки. Удивительно, как они растут. В одну минуту они просто дети, в следующую…»

Он неловко замолчал. Морган опустошил свой бумажный стаканчик и вздрогнул. «Сегодня холодно. Я, должно быть, старею.»

— Но не так холодно, как в Корее, полковник.

— Нет. — тихо сказал Морган. «Ничто и никогда не могло сравниться с этим. Я дам тебе знать, когда вернусь.»

Келсо слушал, как он спускается по лестнице, затем снял телефонную трубку и вызвал такси.

Двадцать минут спустя он оказался у «Арфы Эрин», публичного дома на Портобелло-роуд, который, как следовало из названия, часто посещали лондонские ирландцы. Бар был переполнен, старик в углу играл на гармошке и пел знаменитую ирландскую уличную балладу «Смелый Роберт Эммет». Когда Келсо вошел, вся комната присоединилась к хору — судили как предателя, мятежника, шпиона; но никто не может назвать меня лжецом или трусом, героем, которым я жил, и героем, которым я умру.

Было более одного недружелюбного взгляда, когда он протискивался к двери из матового стекла с надписью «Уютно». Когда он вошел, он обнаружил трех мужчин, сидящих за маленьким столом и играющих в вист.

Большого человека, стоящего перед ним, звали Патрик Мерфи, и он был организатором «Шинн Фейн» в Северном Лондоне, политического крыла Временной ИРА.

— Джок? — позвал он.

«Это важно», — сказал ему Келсо.

Мерфи кивнул, двое других встали и вышли. — Ну и что? — спросил я.

— У меня сообщение для О» Хагана.

— И кто бы это мог быть из О» Хаганов?

«Не играй со мной в игры, Пэтси, мы слишком долго служили вместе. Скажи О» Хагану, что Аса Морган будет в Европе с завтрашнего дня, и он хочет встретиться с ним как можно скорее по личному делу».

— Какого рода личные дела?

«Это пусть они обсуждают».

Келсо открыл дверь, протолкался сквозь толпу и вернулся к такси, которое он оставил ждать. Когда машина отъехала, он слегка вспотел.

В уютном баре Мерфи некоторое время сидел, размышляя, затем перегнулся через стойку и позвонил хозяйке. Он предложил ей пару фунтовых банкнот.

«Поменяй это на монеты по десять пенсов, Нора, дорогая. Я хочу позвонить в Белфаст.»

«Конечно, и ты можешь воспользоваться моим телефоном, не так ли?»

«Не для этого, я не могу. Никогда не знаешь, кто может слушать.»

Она пожала плечами, дала ему серебро из кассы, и он вышел через боковую дверь и пошел по улице к телефонной будке на углу.

На следующее утро, сразу после девяти, в дверь кабинета Кэтрин Райли постучали. Когда она подняла глаза, появился Микали.

— Когда ты поступил? — требовательно спросила она.

«Прилетел сегодня утром на моей новой подержанной «Сессне». У меня есть пара свободных дней, затем концерты в Париже, Берлине, Риме. После этого я подумал о том, чтобы пойти на Гидру на некоторое время. Не могли бы вы уделить мне время?»

«Я не знаю». Теперь она была в его объятиях, ощущая это нарастающее физическое возбуждение, которое никогда не прекращалось. «У меня чертовски много работы в этом семестре».

«Хорошо, тогда этим утром. Если ты будешь особенно хорошей девочкой, я позволю тебе летать на Сессне».

«Я лучше тебя, Джон Микали, и ты это знаешь», — сказала она, потому что полеты были страстью, которую они разделяли. — Просто дай мне десять минут, чтобы переодеться.

— Пять, — сказал он, сел на стол и закурил сигарету, пока она шла в свою спальню. «Итак, ты был занят на этой неделе? Что делаешь?»

«Все та же старая рутина», — крикнула она. — За исключением девушки Хоффман. Я видел ее вчера при довольно странных обстоятельствах.»

— Это так? — спросил я. Он подошел и прислонился к двери. — Расскажи мне об этом.

Позже, когда они вышли к машине, он извинился, вернулся в колледж, остановился у первого телефона-автомата и набрал Париж.

Когда Девилл ответил, он быстро сказал: «Человек Морган, мне нужно полное досье. Все, что нужно знать. Работы, в том числе фото. Могут ли ваши люди в Лондоне предоставить это?»

— Конечно. Вы можете забрать его в лондонском почтовом ящике в любое время после семи вечера. Я так понимаю, у тебя проблемы?»

«Он был, чтобы увидеть немецкую посылку, не то чтобы это его куда-то привело. По моей информации, сейчас он отправился в Ольстер в поисках зацепки, которая могла бы помочь ему отследить использованное орудие».

Девиль усмехнулся. «Он бежит не в том направлении. Тупиковый путь.»

— Конечно, — сказал Микали. «Но лучше быть готовым. Я буду оставаться на связи.»

Загрузка...