Следствие по-русски-2

ВЕРНИТЕ ИЕРЕЯ!

— Что случилось? — спросил я, переступая порог дома Разумовского. — К чему такая спешка, Алена?

— Андрей пропал, — растерянно сообщила она.

— Как это пропал? — удивился я. — Куда пропал?

— Если бы я знала, — всхлипнула она, спохватилась, понизила голос и бросив взгляд на второй этаж, где спала в своей комнате Наташа, потащила меня за собой на кухню. — Нет его, и все….А где он — никто не знает. Я уже всех соседей обежала….

— Подожди, подожди, давай-ка по порядку. Когда и куда он ушел?

— Не знаю. Мы с Наташей уезжали к моим родителям на неделю. Вернулись на два дня раньше и обнаружили что Андрея нет. Дом закрыт, никто ничего не знает….Я боюсь, что с ним что то случилось. Ты же знаешь его характер и страсть к поиску всякого рода неприятностей….Он даже записки не оставил. Все его вещи на месте — и одежда, и деньги …Коля что делать?

— А машина? его машина на месте?

— В том то и дело что на месте. В гараже стоит.

— Что говорят соседи? Они хот что — ни будь видели?

— За день до моего возвращения к нему ночью кто-то приезжал на машине, но что это за машина — никто не знает. В деревнях ложатся спать рано, слышали только шум мотора. Говорят, он собрался очень быстро. От прибытия машины до ее отъезда прошло не больше пяти минут…Ведь предупреждала я его, просила, умоляла: не лезь ты во все это, не высовывайся, живи как все люди живут. Что ему? Больше всех надо? Ведь священник, а не оперативник, его дело людей учить и наставлять, а не чужие проблемы решать…Вот и дождались….

Она расплакалась. Я угрюмо молчал, размышляя, сказать по правде, я разделял ее опасения. Зная Разумовского много лет, я вполне мог предположить, что батюшка в очередной раз «воспылал праведным гневом» на обидчиков его прихожан и, знакомый с неповоротливостью официальных следственных органов и скотским безразличием властей, взялся за разрешение проблемы своими методами. Надо признать — далекими от непротивления злу насилием. А это означало, что, действуя в одиночку, Андрей мог попасть в какую — то крайне неприятную историю.

— Это я виноват, — сказал я.

В каком смысле? — подняла она на меня заплаканные глаза.

— Я вечно ворчал на него, осуждая за желание помочь своим прихожанам….Понимаешь, я всегда соглашался ему помочь, но при этом обязательно упрямился, надеясь что когда ни будь смогу его убедить же ему просто надоест со мной препираться, а в одиночку много не навоюешь…

Видимо, он все же взялся за какое — то дело в одиночку, а оно оказалось ему не по зубам. Если бы он обратился за помощью ко мне, этого бы не случилось…Хоть знать бы, где его искать! Неужели вообще никаких зацепок? Ищи теперь по всей России …

— Господи, лишь бы обошлось! Лишь бы обошлось… Пусть что угодно, но лишь бы живым вернулся….Найди его, его Коля! Найди его, умоляю.

— Я бы рад, — вдохнул я. — Да весь вопрос в том, где его искать? Откуда начинать? Припомни, может быть, твоего отъезда он рассказывал о каком-то запутанном деле? О беде, которую попал кто-то из его прихожан? Был озабочен какой-то проблемой?

— Нет, нет…. Веселый он был. Никаких дел, никаких бед … На рыбалку с тобой в эти выходные собирался поехать …….

— Даже не знаю, — растерялся я, — В моей практике такого еще не случалось. Всегда есть какой то «хвостик», за который можно уцепиться и потянуть. Иногда это удавалось, иногда нет, но всегда было с чего начать, какая то информация, догадки предположения. Но ведь у Разумовского все не по человечески. Пропасть, и то умудрился без следа! Ну, если мне все же удастся его отыскать и он будет жив — здоров — убью!

— Нет уж, — всхлипнула Алена. — Ты его мне верни….Я его сама убью…..

— Ладно, не будем терять время, — решил я. — Сидя на месте, много не узнаешь. Я пойду к местному участковому, нужно начинить поиск… А ты созвонись с моей женой, объясни ей все, успокой. А то ведь я, получив твою телеграмму, сорвался с места, ничего ей не объяснив, и получится такая же история, как с Разумовским…

Я встал и направился к выходу.

— Найди его, Коля, — повторила мне вслед Алена. — Пожалуйста, найди его.

— Найду, — пообещал я. — Обязательно найду.

Едва я коснулся калитки участкового, как жуткий, басовитый лай разорвал тишину ночи. Я поспешно захлопнул калитку и замер, прислушиваясь к тяжелому дыханию по другую сторону забора. Я люблю собак, и они, чувствуя это, отвечают мне взаимностью, но никогда не следует забывать, что, в отличие от людей, собаки относятся к своим обязанностям как к главному закону, и покушаться на их право охранять хозяина я не рекомендовал бы никому… Особенно если это такой монстр, как тот, что ждал меня за калиткой. Судя по голосу, это был старший брат собаки Баскервилей и питался исключительно ночными гостями, забредающими на хозяйский двор. Это слышалось в предвкушающих нотках его баса.

— Хозяин, — позвал я в темноту. — Капитан Терентьев! Вы дома?

В окне дома вспыхнул свет, и минуту спустя пронзительно заскрипела входная дверь.

— Кто здесь? — послышался голос. — Кого нелегкая на ночь глядя несет?

— Моя фамилия Куницын! — крикнул я. — Я друг Разумовского… отца Владимира, священника. У нас несчастье. Отец Владимир пропал. Я боюсь, что произошло нечто нехорошее, поэтому и решился потревожить вас в такое время.

— Отец Владимир пропал? — удивился участковый. — Вот уж чего я даже представить не мог. Ну проходи.

— А собака? — напомнил я.

— Ах, да… Не наступите на нее в темноте.

Я помолчал, осмысливая услышанное, присел на корточки и, с трудом разглядев во мгле крохотный пушистый комочек чуть больше моей ладони, издающий будоражащие воображение «позывные», в сердцах сплюнул. Отворил калитку и смело шагнул вперед…

— Вау! — успел сказать я. — Откуда же в ней столько этого?

— Что, все-таки наступили? — испугался участковый.

— Я имею в виду наглость, — пояснил я, отдирая нахальную собачонку от своей ноги вместе с куском штанины. — Держи…

Я передал недовольно ворчащего коротышку хозяину и вошел в сени.

— Знатная псина, — сказал участковый, задумчиво наблюдая, как я пытаюсь приладить на место вырванный из штанов клок. — Голос как у московской сторожевой… За что и держу. Местные-то знают, а вот у посторонних желания залезть во двор не возникает.

— Я думаю, если б она молчала, эффект был бы не меньший, — предположил я, оставляя безуспешные попытки вернуть брюкам первоначальный вид. — Помощь твоя нужна, капитан. Признаюсь, я в растерянности. Отец Владимир позавчера уехал неизвестно куда и неизвестно с кем. До сих пор не дал о себе знать. Жена в панике. Да и я, зная его характер, могу предположить, что с ним не все в порядке…

— Я думаю, что, если бы с ним что-то случилось, мы бы уже знали, — сказал участковый. — Мне бы сообщили. Я только сегодня просматривал ориентировки. Ни из больницы, ни из морга сообщений не поступало. В районе тихо.

— С одной стороны, это хорошо, это дает мне право надеяться, что я смогу его отыскать. Но с другой стороны…

— Я имею в виду тех, кто рискнул бы напасть на него, — уточнил капитан. — Но ни из больницы, ни из морга сообщений не поступало.

— Но ведь он пропал! — воскликнул я. — Пропал! Причем пропал без следа. Я даже не знаю, с чего начинать поиски.

Капитан потер ладонью морщинистый лоб и вздохнул.

— Хорошо. Подожди меня здесь, я сейчас оденусь. Сходим к Федору… Это местный забулдыга. Шустрый, как мой кот Васька. За день успевает всю округу обежать, во все щели нос засунуть и все сплетни, словно грязь с дороги, на себя собрать. Используя эти сплетни и кормится… Точнее — поится. Может быть, эму что-нибудь известно. У тебя пол-литра есть?

— Нет, — озадаченно признался я. — Я как-то не предполагал…

— А надо было, — укорил меня участковый, извлекая из-за поленницы прозрачную склянку. — Это я от жены ее здесь храню. Никогда не знаешь, в какое время нужда в ней возникнет. Л жена у меня… Ну, что-то вроде моей Жучки — маленькая, пушистая, но страху нагнать умудряется, не приведи Господь. Спрячь пока бутылку у себя. Я мигом…

— Да откуда же мне знать, что со священником сталось? — удивился бородатый Федор, обводя нас мутноватым взглядом. — Я второй день из дома не выхожу. Приболел…

— А чего-нибудь странного в округе не происходило? — зашел с другого конца участковый. — Чего-нибудь подозрительного, необычного?

— Да откуда же мне знать, что в округе происходило? — развел руками Федор. — Я второй день из дома не выхожу… Приболел…

Участковый достал из кармана плаща бутылку «Пшеничной», посмотрел на пробку, на этикетку, зачем-то глянул на свет и, вздохнув, убрал обратно.

— Хотя некоторые подозрительные вещи имели место два дня назад в Степанове, — быстро сориентировался Федор. — Я бы даже сказал: очень подозрительные события… И держится это в большом секрете, — поднял он вверх заскорузлый палец. — Темная история…

— Откуда же тебе про это знать, если ты второй день из дома не выходишь? — прищурился участковый, поглаживая оттопыривающийся карман. — Или врешь?

— Вот те крест! — обиделся Федор, напряженно следя за рукой участкового. — Слухами земля полнится… Да и было это в то время, когда я еще здоров был…

— Тогда рассказывай.

— А?..

— Сперва рассказывай. А там видно будет.

— Дом Варвары знаешь? — решился Федор. — Усычихи? Он в Степанове на самом краю села стоит. Ветхий такой…

— Знаю, — кивнул участковый. — И сына ее Семена помню. Его первым парнем на деревне назвать было бы сложно, даже если б в деревне был только один дом. Наглый, вороватый, но трусливый. Только он уже два года как в город подался.

— Приезжал недавно, — сказал Федор. — Аккурат два дня назад. Был под вечер, на грузовой машине. И как только стемнело, что-то они из этого грузовика вместе с шофером в сарай перетаскивали. Долго перетаскивали, почти час. А потом сразу уехали. Вот так-то.

— История занимательная, — подтвердил капитан. — Но мы священника ищем, а эта история…

— Ты погоди, начальник, — остановил его Федор. — Священник когда пропал? В ту же ночь, что и машина приходила, верно? На машине петербургские номера были, а священник откуда к нам перебрался? Вот то-то и оно…

— А больше ничего за последнее время не происходило?

— Все было тихо, — уверенно заявил Федор. — И если исчезновение священника не связано с этой крайне загадочной и подозрительной историей, тогда я даже и не знаю… Может, заблудился?

— Нет, — отверг я предположение. — Это исключено. Что-то произошло.

— Тогда будем разбираться с грузовиком, — решил участковый. — Что они привезли, Федор?

— Откуда ж мне знать? — отвел глаза в сторону Федор.

— Да будет тебе, — поморщился капитан. — Ни за что не поверю, что ты не засунул свой нос в сарай сразу после отбытия машины. Два дня-то после этого ты с каких шишов болеешь? Видимо, было на что «болеть». Что ты там нашел?

Федор поскреб в затылке, подошел к дивану и извлек из его недр небольшой полиэтиленовый пакетик. Зубами надорвал пленку и протянул его нам.

— Компьютерный дисковод, — определил я, рассматривая деталь. — Трехдюймовый компьютерный дисковод… И много там еще такого добра?

Навалом, — сказал Федор. — Ящик на ящике, и не только такие. Там всякого добра полно. Но у меня только этот остался.

— Понятно, — сказал я. — И хранят все это в сарае?

— В сарае.

— Значит, ворованные, — уверенно сказал капитан. — Только где ж это Семен такое количество этих штуковин спер? Вещи-то видно заграничные. Дорогие небось?

— Если Федор не врет и там этих штуковин хотя бы полмашины, то сумма огромная, — ответил я. — Пока не увижу, оценивать не берусь, но даже приблизительная сумма определяется несколькими десятками тысяч долларов. А может, и сотнями — в зависимости от того, что в этих коробках. Нужно идти туда и самим смотреть.

— Вот что, Федор, — сказал участковый. — О нашем разговоре пока никому ни слова. К сараю этому даже близко не подходи, дело может оказаться весьма дурно попахивающим, а тебе это, как я полагаю, ни к чему. Договорились?

— Ну, так, — глубокомысленно отозвался Федор, не сводя глаз кармана участкового. — Ты же знаешь, начальник: из меня клещами слова не вытянешь.

— Знаю, — вздохнул капитан. — Потому и предупреждаю. Но гели все же проболтаешься и это помешает нам в поисках священника — закусывать тебе долго не придется. Это я тебе обещаю.

Он поставил бутылку на стол и вышел на улицу. Я последовал за ним.

— Проболтается, — уверенно сказал участковый. — У него язык, как помело. Завтра же, как только протрезвеет, побежит по селу свежие сплетни за стакан горькой продавать…

— А старуха эта, как ее?.. Усычиха. Может, она что подскажет?

— Нет, — покачал головой капитан. — Ей уже далеко за восемьдесят. Старая совсем. Скорее всего, и не вспомнит, что два дня назад было. Да и не станет ее Семен в свои дела посвящать. Он сюда не зря краденое повез. Места у нас глухие да полудикие, старуха из дома редко выходит, а заходят к ней еще реже. Так что от старухи нам проку мало. А вот сарай проверить стоит. Федор ведь и соврет — недорого возьмет. Может, он эту детальку нашел где?

— Такие вещи на дороге не валяются, — усомнился я. — Но посмотреть нужно.

Деревня, в которой жила Усычиха, находилась в двух километрах от дома участкового, и мы решили идти пешком, чтобы шум мотора машины не привлек внимания соседей к нашему визиту. Домишко, на который указал мне капитан, был немногим лучше примостившегося рядом сарая. Просевшая крыша, прогнившие венцы и перекошенный предбанник выглядели не просто по-нищенски, а как-то жалобно и убого.

— Хорош сынок, — сказал я. — Можно сказать, заживо мать похоронил.

— Знаешь, а то, что он уехал, — даже лучше, — ответил участковый. — Так хоть ее пенсию никто не пропивает да перед соседями пьянками, да драками не позорит. Бывают такие дети, любовь к которым не успевает превратиться в ненависть только потому, что они далеко. Надо же, на дверях сарая замок новый. А как же Федор внутрь проникал? Да через чердак, — ответил он сам себе. — Ну-ка, подсади меня… Вот так. Теперь давай руку.

Луч фонарика участкового скользнул по стенам сарая, по гнилым доскам и остановился на огромной кипе полусгнившей соломы, сваленной в углу.

— А ведь не соврал, паршивец! — покачал головой капитан, откидывая мокрый клок сена. — Здесь и впрямь на полгрузовика деталей… Ох, Семен, ох, шельма! Что делать будем?

— Прежде всего священника искать, — сказал я, мрачно разглядывая сваленные в кучу блоки питания, винчестеры и дисководы. — Все это уже никуда не денется, а Разумовский… У меня начинают появляться очень дурные предчувствия. И если

раньше я беспокоился о здоровье Разумовского, то теперь нанимаю опасаться за его жизнь. Нужно срочно ехать в город, разыскивать хозяина этих «безделушек» и любыми средствами вытаскивать из него информацию о местонахождении иерея. Хотя в делах, где вращаются такие суммы денег, свидетелей обычно не держат п темном погребе. Впрочем, и многомиллионные состояния обычно не хранят в ветхих сараях. Вот ведь угораздило батюшку попасть в переплет! Ну кто просил его соваться в такие дела? Да еще без меня! Делаем так, капитан: ты даешь мне полные данные сына Усычихи, и я срочно отправляюсь в город, а ты… До завтрашнего дня не трогай здесь ничего. Мы не знаем, остались ли сообщники у этого Семена в деревне. Он мог попросить кого-то из дружков приглядывать за сараем и сообщить в случае чего. А мне нужно успеть добраться до города прежде, чем они заподозрят что-то.

— Вряд ли он кого-то просил, — сказал участковый. — В деревне одни старики со старухами остались. Молодежь вся в город подалась, на поиски легкой жизни.

— И все же рисковать я не хочу, — упрямился я. — Это мой друг, и я не могу пренебрегать даже самыми незначительными шансами, если они могут повернуть его судьбу в ту или иную сторону. Я должен найти его. Постарайся немедля организовать поиск в ближайших окрестностях. Мобилизуй кого только сможешь. Особое внимание уделите лесочку вокруг этой деревни. Позвони, в районную больницу, в… в морг. Свяжись с местным егерем — он должен хорошо знать эти леса, — скажи ему, что я в долгу не останусь, но и он пускай заглянет под каждый пенек, в каждый овражек… Постарайся, капитан. Я не могу разорваться и быть сразу в двух местах, но ты постарайся сделать все так, что…

— Не волнуйся, — похлопал меня по плечу капитан. — Я сделаю все, как надо. Найдем мы твоего «потеряшку». Записывай данные Семена. Усачев Семен Иванович, 1965 года рождения…

— Петрович, Никитин у себя? — спросил я сонного дежурного, вбегая в отдел. — Он уже пришел?

— Что ты орешь, как полоумный? — зевнул Петрович. — Исчезает из города на полгода, врывается в семь утра и вместо того, чтобы поздороваться, справиться о жизни и здоровье, начинает орать над ухом… Какой же дурак в семь утра в отделе торчать будет? Нет никого, рано еще.

— Дай мне телефон, — схватил я трубку — Нужно позвонить ему домой. Дело срочное.

— И дома его тоже нет, — монотонно брюзжал дежурный, сонно глядя на меня. — Какой же дурак будет проводить отпуск дома? Да еще на территории отдела, в котором работает?

— Проклятье! — выругался я. — Ну хоть кто-нибудь из оперов на месте? Дежурит кто-нибудь?

— Какой же дурак будет… — опять начал было дежурный, но я не дал ему закончить:

— Петрович, пропал Разумовский. У меня есть все основания полагать, что его жизнь находится в опасности. Я еще ничего не знаю, но суммы, которые фигурируют в этом деле, таковы, что жизнь одного человека может показаться преступникам просто досадным препятствием. Даже если это жизнь священника. Я нашел небольшой «хвостик» в этом деле, но мне нужна помощь. И нужна срочно.

Дежурный медленно поднялся, зачем-то надел лежащую на столе фуражку и угрожающе сдвинул брови:

— Так что же ты молчал?! С этого надо было начинать!

— Так я…

— Я, я, — передразнил Петрович. — Давай по порядку. Что требуется от меня?

— Прежде всего установить адрес вот этого парня, — протянул я ему бумажку с данными Усачева. — Во-вторых, проверить номера вот этих компьютерных деталей. Скорее всего, в сводках по городу есть информация о них. Что-нибудь вроде кражи крупной партии комплектующих или мошенничество. Во всяком случае, их пытались спрятать, а это значит, они где-то засвечены. В-третьих, мне нужен толковый парень из оперативников — дело может иметь некоторые недоступные для меня глубины. В-четвертых…

— Подожди, не гони, — замахал руками дежурный. — Не все сразу. Иванцов!

Из комнаты отдыха выглянул белобрысый сержант, помощник дежурного по отделу.

— Возьми вот эти данные и установи адрес… — Петрович заглянул в бумажку,

— Усачева. Это нужно сделать очень быстро. На обратной стороне — номера деталей от компьютера. Прокинь их на предмет кражи. А вот с оперативником тебе придется подождать, — повернулся он ко мне. — В отделе их всего четверо осталось. Все в отпусках или на учебе.

— Петрович, мне каждая минута дорога, — взмолился я.

Дежурный пристально посмотрел на меня и, решившись, достал из ящика стола какой-то график.

— Ладно, возьму грех на душу, — проворчал он. — Но если из- за тебя мы выгодную халтуру потеряем, тогда тебя точно никто не найдет, сколько бы ни искали. Сейчас начальство опять возбудилось к руководящей деятельности, так что халтурить снова запрещено. А мы тут с ребятами склад одной фирмы на нашей территории охранять подрядились, и сегодня как раз двое оперативников там сидят. До конца их дежурства два часа осталось, так что, если упросишь, может, один и вырвется пораньше. Но только…

— Я понял, Петрович, понял! — заверил я. — И еще одно. Проверьте на всякий случай морги и больницы. Хотя я и надеюсь, что… Полные данные Разумовского оставить?

— Не надо. За столько лет твой поп у нас так примелькался, что в пору было в штат сотрудников принимать… Вот тебе адрес дома, в подвале которого охраняют склад оперативники. Нам на то, чтобы установить адрес этого парня и определиться с номерами запчастей, потребуется некоторое время, так что мы тебе прямо туда позвоним.

Я схватил бумажку с адресом и, не теряя времени, выбежал из отдела.

Склад и впрямь нуждался в охране. Фирма, которой он принадлежал, явно предпочитала форме содержание. Или же попросту экономила на внешних средствах защиты. Во всяком случае, дверь как средство защиты они не признавали. Ветхая

и перекошенная, она словно зазывала прохожих не полениться и преодолеть это соблазнительно доступное препятствие. Я постучал кулаком в гнилые доски и прислушался. За дверью царила тишина. Отыскав среди кучи валяющегося тут же мусора длинный и ржавый гвоздь, я просунул его в щель и, подцепив крючок, вошел внутрь. В подвале было сыро и холодно. Монотонно капающая с ржавых труб вода уже наполовину скрыла деревянные настилы, на которых стояли штабеля из ящиков и лежали сваленные грудой мешки, а все освещение подвала составляла одна- единственная забрызганная грязью лампочка в дальнем углу. Возле входа стояла старая школьная парта с разложенными на ней остатками незатейливого ужина, подсказывающая, что кроме мышей и приведений здесь же должны водиться и охранники.

— Эй! — позвал я. — Что-нибудь живое здесь есть?

Справа от меня зашевелилась груда мешков, и из-под рваного

ватного одеяла показалась чья-то голова.

— Живое в таких условиях впадает в спячку, — пояснил человек, садясь на своей импровизированной кровати. — Комаров, и тех по пальцам пересчитать можно. Какая-то аномальная зона. Даже сны исключительно про прокуратуру снятся. Что орешь?

— Агафонов и Гаранин нужны.

— Я Агафонов, — представился человек. — А Гаранина еще отыскать нужно в этих дебрях.

— Моя фамилия — Куницын. Николай Куницын. Я раньше работал…

— Слышал, — кивнул Агафонов, слезая вниз. — С тобой еще вечно какой-то поп из соседней церкви таскался. Ребята рассказывали.

— Пропал этот поп, — сказал я. — Два дня назад уехал из дома и не вернулся. А в это самое время в соседнюю деревню грузовик е ворованными запчастями приезжал. Зная характер Разумовского, мучают меня дурные предчувствия. Пришел я к вам за помощью.

— Насколько я помню, вы в последнее время из города уехали?

— Да, но следы сюда ведут. Машина городская, да и краденые детали отсюда. Боюсь, что увязался он за ними. И попал в переплет. Обычно в таких делах он ко мне за помощью обращается, а в этот раз даже не позвонил — значит, что-то произошло. Мне одному в короткий срок это дело не осилить. А действовать нужно очень быстро. Поможете? Пропадет ведь мужик.

Агафонов растер ладонями заспанное лицо и кивнул:

— Помозгуем. Что делать надо?

— Сейчас Петрович устанавливает адрес человека, привозившего краденые детали, и пытается выяснить, откуда эти детали взялись. Нужно будет объединиться с оперативниками, расследующими это дело, и срочно задержать всех, кто имеет к этому грузовику хоть какое-то отношение. Это — единственная возможность.

— Не нужно чужой работой заниматься, — буркнул выходящий из дальнего угла Гаранин. — Каждый должен быть профессионалом в своем деле, а не лезть в чужую область. Кто его просит вмешиваться в такие дела?

— Так и вы, как я погляжу, тоже не совсем своим делом занимаетесь, — не остался я в долгу.

— Так мы от безысходности…

— И мы… от безысходности, — вздохнул я. — Признаться, я ему то же самое говорил, но вокруг него постоянно толпа из обманутых, обворованных, преданных и проданных. Вот он нет-нет, да и сойдет с пути праведного.

— Сейчас в стране девяносто девять процентов преданных и проданных, — ворчал злой от недосыпания Гаранин. — Но если исправлять это полезет каждый, кто захочет, то лучше от этого не станет. Вы можете действовать только теми методами, которые мягко именуются «незаконными», а это порядка не прибавляет. У нас все беды от этого. Страной «дети кухарки» управляют, милицией в крупных городах вообще какие-то дилетанты руководят, далекие от юриспруденции, как я от балета… Каждый должен быть профессионалом в своей области. В своей!

— Да я-то согласен, — искренне заверил я. — И Разумовский согласен. Но когда к нему приходит какая-нибудь бабка, которую на старости лет без крыши над головой оставили, он не согласен.

— Лучше б молился, чтоб в России хоть одно не преступное правительство появилось, — буркнул Гаранин, втыкая штепсель кипятильника в розетку. — Ох и искрит, когда-нибудь так током долбанет!

— Это ты про розетку? — улыбнулся я.

— А ты про что подумал? — усмехнулся он. — То, что на соплях держится, обычно долго не существует. А ты уверен, что твой поп до сих пор… Что с ним ничего не случилось до сей поры?

— Я надеюсь на это, — покачал я головой. — Очень надеюсь. Но ответить на этот вопрос могут только хозяева грузовика. И мне нужно найти их.

— Ладно, не переживай, найдем мы твоего друга, — сказал Гаранин. — У меня сегодня выходной, так и быть — посвящу его твоему священнику. Только к вечеру мне опять здесь надо быть. Мы с Павлом должны здесь по очереди дежурить, да вдвоем все же сподручнее.

В глубинах стола что-то тоненько задребезжало. Гаранин нагнулся и извлек на свет кучу пластика, проводов и металла, когда-то, еще до потери корпуса, именовавшуюся телефоном. Снял перетянутую изолентой трубку и приложил к уху:

— Слушаю… Да, уже подошел, записываю, Петрович… Так… Так. А как там с комплектующими? Кража?.. Ах даже так. Хорошо, мы свяжемся с местными операми. Пока, — он положил трубку на рычаг и повернулся ко мне: — Адрес Усачева установили, он живет в Веселом поселке, недалеко от станции метро «Улица Дыбенко». А вот с теми номерами, которые ты просил проверить, выходит интересная штука. Партия комплектующих, найденная тобой, проходит по делу о грабеже в Центральном районе. Есть там какой-то экспериментальный завод, изготавливающий компьютеры, вот он-то и заказал крупную партию деталей из-за рубежа, но до заказчика товар не доехал ровно сто метров. Возле самой проходной завода машину, перевозящую товар, уже ждали. Связали вахтера, водителя и охранников, а сам грузовик угнали. Позже его нашли в двух кварталах от места происшествия, но уже без груза. А перевозили они товар на сумму ни много ни мало…

Он показал мне листок бумаги с записанной на нем цифрой. Я падал восхищенный вздох.

Вот это да! Я не самый крутой специалист, но то, что я вижу, — лишь десятая часть… Хотя… Смотря что было в той партии. Есть в компьютерах детальки совсем махонькие, но такие дорогие, что одна коробка потянет на стоимость квартиры… Это тоже следует уточнить. А сейчас нужно срочно ехать и брать Усачева.

— Я бы рекомендовал сперва поставить в известность отдел, ведущий дело о разбое, — сказал Агафонов. — Может быть, у них есть свои соображения по поводу этого парня. Представьте, что будет, если оперативники его «пасут», выявляя связи, а тут появляемся мы и выдергиваем его у них из-под носа?

— Я не могу ждать, — твердо заявил я. — Даже если они рассчитывают с его помощью получить компромат на всю российскую мафию, я вынужден буду огорчить их, задержав Усачева сейчас. Я не хочу, чтобы с Разумовским случилась беда.

— Хороший мужик? — улыбнулся Гаранин.

— Замечательный! — заверил я. — Умница, прекрасный товарищ, добрый, отзывчивый… Сволочь! Из-за него одни неприятности!

— Ну что ж, Паша, придется тебе до конца дежурства в одиночестве посидеть, — сказал Гаранин. — Поеду я разыскивать того мечательного парня, из-за которого одни неприятности. Мы поедем к Усачеву, а ты, как сдашь дежурство, попытайся связаться с расследующими разбой оперативниками и узнай все, что у них есть по этому делу. Встретимся в отделе.

— Удачи, — пожелал нам Агафонов, и мы вышли.

Усачев жил в однокомнатной квартире на первом этаже серого блочного дома в двух кварталах от станции метро «Улица Дыбенко».

— Будем работать по старинке, — решил Гаранин, останавливая «ной старенький «Москвич» возле угла дома. — Кто будет выступать в роли загонщика?

— Мне все равно. Главное, чтобы он дома оказался.

— Ладно, я сам пойду, — он передал мне наручники и ключи от машины. — Не пропусти его.

— Не пропущу, — заверил я.

Упустить Усачева действительно было бы сложно. Несколько минут спустя окно на первом этаже распахнулось, оттуда выпрыгнул взъерошенный, наспех одетый человек и бросился к нашей машине.

— Быстрей, шеф! Заводи свою колымагу! — заорал он, дергая дверцу «Москвича». — Хорошо заплачу! Только быстрее! Да открой же ты дверцу!

Я распахнул дверцу машины, и он плюхнулся рядом со мной на сиденье.

— Быстрее, быстрее! Что ты копаешься?

— Куда? — деловито осведомился я.

— Да куда угодно, только быстрее! К метро давай.

— Деньги вперед, — потребовал я. — Знаю я вашего брата. Сперва наобещаете с три короба, а потом…

Матерясь сквозь зубы, он порылся в карманах джинсовой куртки и протянул пригоршню мятых купюр. Я удовлетворенно кивнул и защелкнул на протянутых запястьях наручники.

— Вот теперь можно ехать, Семен Иванович, — сказал я. — Только не к метро, а чуть подальше. Куда священника дели?!

— Ка… Какого священника? — оторопело взирая на блестящие хромом наручники, переспросил он. — Кто дел?

— Не играй со мной, Семен, — посоветовал я. — Я за этого священника любому «авторитету» глотку перегрызу. Где он?!

— Не знаю я никакого священника, — пролепетал он, переводя взгляд с меня на подходящего к машине Гаранина. — Я и в церковь-то не хожу.

— Где Разумовский?! — заорал я, чувствуя, как вновь заворочалось в душе нехорошее предчувствие. — Если вы с ним хоть что-то сделали! Если хоть один волос упал с его головы!.. Если…

— Успокойся, Коля, — похлопал меня по плечу Гаранин. — Теперь он у нас, и уже через пару-тройку часов мы будем знать все подробности. Так ведь, Усачев?

— Да не знаю я никакого священника! — взвился тот. — Я вообще в толк не возьму, о чем вы говорите!

— Вспомнит, — убежденно сказал Гаранин. — Перебирайся на заднее сиденье, Николай. Через двадцать минут будем в отделе и начнем вспоминать.

Я уступил ему место за рулем и перебрался на заднее сиденье,

Чувствуя, как растет где-то внутри меня чувство тревоги. В молчании мы добрались до отдела, где уже ожидал нас взволнованный Агафонов.

— Привезли! — обрадовался он, рассматривая сникшего Усачева. — Ребята из Центрального уже выехали. Они как только услышали, что в деле какой-то просвет появился, так даже заикаться от волнения стали. Там, оказывается, такое дело! На такую сумму! С такой неподражаемой наглостью!

— У тебя назревают крупные неприятности, — сообщил Гаранин Усачеву. — Насколько я понимаю, сейчас сюда примчатся полные энтузиазма ребята, которых начальство заряжает энергией на каждом утреннем совещании по поводу твоего дела, и эта энергия ничего хорошего тебе не обещает. Я тебе искренне советую успеть рассказать все до их прибытия. Право слово, нет нужды осложнять и без того тяжелый день. Где священник?

— Ну не знаю я никакого священника! — заорал Усачев, вскакивая со стула. — Вы хоть объясните, чего вы от меня хотите? Что я должен рассказать? Я в прокуратуру пойду! К вашему генералу пойду! К этому, как его…

— Ты можешь идти хоть к Папе Римскому, — заверил Гаранин. — Но перед этим ты расскажешь нам, что случилось со священником.

— С каким священником?!

С Разумовским! — вновь не выдержал я. — С иереем! С отцом Владимиром! С тем, который пропал в ту ночь, когда ты привез в деревню…

— Подожди, — остановил меня Гаранин и, поднявшись из-за стола, поманил за собой в коридор. — Можно тебя на минутку…

Из последних сил стараясь держать себя в руках, я последовал за ним.

— Коля, — сказал Гаранин, — у тебя были довольно трудные сутки. Насколько я вижу, ты давно не спал и постоянно находишься в напряжении. Я понимаю, что это твой близкий друг, но пойми и ты меня: будет лучше, если его «расколом» займемся мы. Поверь, мы это сделаем весьма старательно. Просто дело в том, что его раскол выгоднее проводить людям спокойным, отдохнувшим, хладнокровным и незаинтересованным… Ну, относительно незаинтересованным. Как профессионал, ты должен понять, что твоя нервозность на пользу дела не пойдет. Позволь мы возьмемся за него сами, хорошо?

— Но я…

— Тебе лучше отдохнуть, — твердо сказал Гаранин. — И не спорь. Мы не знаем, как повернется все через два часа. Может быть, это займет еще… некоторое время. Послушайся моего совета и воспользуйся предоставившейся возможностью для того, чтобы отдохнуть несколько часов и набраться сил для дальнейшей работы… Подожди, не возражай. Усачев уже никуда не денется. Ты доверяешь нам как профессионалам?.. Вот и хорошо. А если ты не отдохнешь, то сможешь ли работать со стопроцентной отдачей? Во всю свою силу? Нет, в то, что ты будешь держаться до последнего, в это я верю, но будет ли так лучше, с пользой для дела?

— Скажи лучше, что я вам мешаю, — проворчал я.

— Мешаешь, — легко согласился Гаранин. — Я хочу взяться за него всерьез и работать с полной уверенностью в том, что он отдаст нам все, что знает. Все, до конца. А эмоции в этом деле — Я не лучшие помощники. Дай нам и себе три часа, хорошо?

— Я не уйду.

— Я выделю тебе роскошный диван в своем кабинете, и как только Усачев поплывет…

— Саша, ты знаешь, сколько опаснейших и серьезнейших дел мы провели вместе с Разумовским? — горько спросил я. — Ты знаешь, сколько пудов соли нам довелось съесть? Во скольких переделках мы побывали, прикрывая друг друга? Сколько драк выдержали спина к спине? Ты знаешь, какой это друг?!

— А ты знаешь, на какое время ты оттянешь «раскол» своими эмоциональными репликами? А молча наблюдать ты ведь не сможешь… Так что послушайся доброго совета и предоставь работу с Усачевым нам. Пойдем, — он прихватил меня за локоть и, невзирая на слабые протесты, повел к дверям одного из кабинетов.

Отомкнул ключом замок и указал мне на обтянутый дерматином диван:

Вся эта роскошь — для тебя. Я запру двери снаружи, и часа три тебя никто не будет тревожить.

Но как только что-нибудь прояснится…

Я тебя тут же разбужу, — заверил Гаранин. — Одеяло и подушку найдешь в стенном шкафу.

Дверь за ним закрылась, замок защелкнулся, и мне осталось только тяжело вздохнуть. Я достал из шкафа белье и осторожно прилег на поскрипывающий от старости диван. На противоположной стене висела огромная карта России с еще не отгрызенными от нее горбачевской «перестройкой» республиками и полузатертыми буквами: РСФСР.

— Хуже коммуниста во власти может быть только коммунист в демократии, — проворчал я, поворачиваясь к карте спиной. — А уж если это коммунист-реформатор… Интересно, кто будет следующим? Коммунист-диктатор или коммунист-анархист? Где бы найти Моисея, который бы вывел всех их в пустыню лет на сто? Этого хватило бы, чтоб державу отстроить. Но я не стал бы возражать и против кандидатуры Сусанина…

Усталость и напряжение последних суток все же дали о себе знать… Мои веки сомкнулись, и мгла забвения приняла меня в свои объятия. Мне показалось, что я только задремал, а кто-то уже тряс меня за плечо.

— Что случилось? — спросил я склонившегося надо мной Гагарина. — Что, уже?

— Ничего себе «уже», — усмехнулся он. — Три с лишним часа работали, пока ты тут дрых. Едва добудился, ты так руками размачивал, что чуть нос мне не своротил.

— Это я веревку намыливал, — припомнил я сон. — Мне приснилось, что к власти пришел коммунист-монархист и реформы — еще триста лет. Я уже вешаться собрался, и тут ты мне помешал. Теперь придется мучиться… Это все твоя карта со стены, и без того в политике по уши, так еще и ночью эти ужасы мучить будут. Сними ее. А еще лучше, замени на карту Брунея и засыпай с мыслями о гареме… Хорошие новости есть?

— Есть, но… Усачеву ничего не известно о судьбе священника. Это точно.

— Не может быть, — уверенно заявил я. — Если Разумовский и поехал в город, то это было как-то связано с грузовиком Усачева. Просто ничего другого у нас не происходило…

— Не знает он ничего, — настойчиво повторил оперативник. — Мы все это дело уже на составные части разобрали, каждую деталь в отдельности изучили и обратно в единое целое собрали. Все сходится… Тут вот какая история. Усачев год назад устроился ночным сторожем на завод, собирающий компьютеры. А около месяца назад познакомился с двумя парнями, предложившими ему поживиться за счет его работодателей. Усачев узнал, что в ближайшее время на завод должна прибыть крупная партия микросхем. Они подготовили уникальный по дерзости план нападения на грузовик прямо возле проходной завода. Охрана немного потеряла бдительность, не подозревая, что на них могут напасть в двух шагах от места назначения, а именно на это и делали ставку преступники. Машине требовалось заехать в подворотню и на несколько секунд остановиться перед воротами проходной, дожидаясь, пока охрана пропустит их на территорию завода. Но вахтера к тому времени уже связали, и вместо него грузовик встретили преступники. Охрану и водителя тоже связали, а грузовик перегнали за пару кварталов и перегрузили товар в заранее подготовленный фургон. После чего благополучно скрылись. Операция могла пройти идеально, но все погубила жадность Усачева. Дело в том, что самой дорогостоящей частью груза была партия микросхем: центральные процессоры, математические сопроцессоры и прочая дребедень. Но дребедень компактная, невероятно дорогая и в большинстве своем не имеющая серийных номеров. Настоящий клад для тех, у кого есть покупатель. А покупатель у новых знакомых Усачева был. Вся партия микросхем умещалась в трех коробках, но ее стоимость превышала стоимость всего остального груза. И после долгих споров они решили уничтожить ту часть товара, которая представляла для них опасность при сбыте. Идея, кстати, очень недурная, потому что кроме милиции в поисках такого огромного количества микропроцессоров были задействованы и частные детективы, и «крыша», кровно заинтересованная в возвращении груза. А «крыша», надо заметить, v них не самая немощная. Весь этот наглый план увенчался успехом только потому, что никто не допускал даже мысли о подобной наглости» бандитов-одиночек. По той же причине не давали результатов и поиски похищенного. Все искали мистическую группировку, долго планирующую и разрабатывающую эту операцию, и даже в самых бредовых мыслях не допускали возможность подобного успеха дилетантов. Нет, те двое, что действовали заодно с Усачевым, не были дилетантами в грабежах и кражах, но по сравнению с теми, кто занимается операциями подобного масштаба… Тех денег, что они могли выручить с продажи микропроцессоров, хватит на долгие и безбедные годы, но тут взыграла жадность Усачева. Он просто не мог понять — как можно пожертвовать деньгами ради чего-то, даже ради собственной безопасности. И если б его друзья-подельники уничтожили эту часть товара собственноручно, может быть, эта история навсегда осталась бы в анналах криминалистики как пример наглой, расчетливой и удачной операции. Но они поручили вывоз «мусора» самому никчемному члену их группы. Поездка за город, где детали должны были быть похоронены на дне какого-нибудь озера или оврага. Требовала времени, а они были заняты переговорами с покупателями. Усачеву же стало жалко такого богатства, и, несмотря ни наставления своих спутников, он отвез комплектующие в деревню и спрягал у себя в сарае до лучших времен, надеясь впоследствии найти возможность для их реализации. И машину, кстати они и нашли по объявлению в газете, и водитель не был поставлен и известность о происхождении груза. Скорее всего, он догадывался что дело нечисто, но деньги надежно заткнули ему рот. Вернувший, в город, Усачев доложил подельникам, что утопил груз в озере И теперь невероятно напуган тем, что дружки узнают о его «проколе»

— Фактически он провалил всю операцию.

А Разумовский? Разумовский где? — спросил я. — Что с иереем?

Про священника он ничего не знает, — сказал Гаранин. — Он в глаза не видел никого, более или менее похожего на Разумовского.

Не может этого быть! — вскочил я. — Ложь! Ложь от начала и до конца! Может быть… Может быть, они с ним что-то сделали и теперь боятся в этом признаться?

— Возможно, и так, — не стал спорить оперативник. — Но в этом случае о судьбе священника нужно узнавать у подельников Усачева. Сам он ничего не знает. Я в этом уверен, или же я не разбираюсь в людях и мне пора уходить с этой работы. Единственное, что я могу предположить, что священник в отличие от нас не стал ограничиваться установлением личности Усачева, а решил пройти эту цепочку до конца. Проследил за Усачевым и вышел непосредственно на тех, у кого в настоящий момент находятся микросхемы. В этом случае Усачев действительно может ни о чем не подозревать. Возможен такой вариант?

Я задумался и нехотя кивнул.

— Вообще-то, голова у Разумовского работает весьма недурно, и, опасаясь, что Усачев может не знать о дальнейшей судьбе микропроцессоров, он вполне мог пойти дальше, — сказал я. — В конце концов, он мог предположить, что спрятанное Усачевым в сарае — его «доля» от грабежа, и остальная часть банды, расплатившись с наводчиком, может скрыться… Да, это могло быть и так… Но почему он до сих пор не связался со мной?

— Представь себя на его месте, — пояснил Гаранин. — Ты в одиночку следишь за группой людей и отойти куда-то, даже на пять минут, у тебя просто физической возможности нет. К тому же он мог звонить в деревню, а там-то тебя и нет.

— Хорошо, если так, — успокоился я. — Нужно срочно задерживать остатки банды, вы получили их адреса?

— Да, но сегодня их не будет в городе. Они должны были вчера вечером выехать к покупателю — договариваться о механизме сделки. Вернутся завтра утром, и завтра же попытаются сбыть товар.

— Засаду уже организовали?

— На день, — кивнул Гаранин. — Ночью охранять пустую квартиру нет смысла. Ведущие это дело оперативники хотят взять их с поличным в момент продажи. Им чем-то интересен покупатель. Все же нельзя полностью исключать возможность того, что кража заказная и не Усачев познакомился с этими двумя парнями, а они сами вышли на него и плавно подвели к мысли о возможности кражи. В этом случае дело приобретает совсем иной оттенок. Ребята уже выехали на этот адрес и отзвонились нам — в квартире никого нет.

— Саша, — напомнил я, — мы ведь начинали это дело с совсем целью. Я тебе честно скажу: мне совершенно наплевать, кто

заказчик этой кражи и получит ли завод свои микросхемы назад. Мне нужен Разумовский, а все остальное сейчас не так уж и важно. Знаешь, он как-то сказал мне: «Разница между помощью и желанием возмездия — огромна. Если смысл своей работы ты видишь в помощи людям — это добро, если же занимаешься чем-то с позиции наказания и возмездия — зло». Он помогал людям,

И теперь мы должны помочь ему. Это главное. А не все эти процессоры, микросхемы и дисководы…

— Думаешь, я стану с тобой спорить? — устало отмахнулся Гаранин.

.— Нет. Я соглашусь с тобой. Только я кое-что добавлю к этому.

— Ты знаешь, что самое сложное в нашей работе?

— Душой болея за тех, кому помогаешь, тем не менее уметь эти эмоции сдерживать на время работы. Дьявольская необходимость. И не каждому под силу. Полностью выжжешь в себе боль за убитых, изнасилованных, ограбленных — превратишься в бездумную легавую, а будешь проецировать эмоции на дело — и дело развалишь, и сам на скамью подсудимых угодишь. Так что давай подпилить к расследованию не с точки зрения обывателей, а как профессионалы. Нам нужна как можно более полная картина преступления. Нам необходимы козыри, если преступники решили «уйти в отказ». А ведь такая возможность не исключена. Расколоть-то мы их расколем, но сколько уйдет на это времени? Нам, как ты понимаешь, нужно действовать быстро. Лучше уж потратить несколько часов на слежку и задержать всех, причастных к этому делу, нежели задержать их чуть раньше и потратить несколько суток на допросы. Я прав?

— С одной стороны, прав, — признал я, — но с другой стороны… Черт побери, я сейчас выступаю в любимом амплуа пропавшею иерея. Ты действуешь как оперативник, с профессиональной точки зрения, а я как человек, которому необходимо найти друга, несмотря на все правила и законы следствия. Как офицер, я понимаю, что ты прав и делаешь все возможное, но как Николай Иванович Куницын… Мне нужен живой и здоровый иерей!

— И что ты предложишь? — холодно спросил разозленный моим упрямством Гаранин. — Что конкретно ты хочешь предложить?

— Я сам поеду по адресу, где живут эти двое, и буду ждать там до их возвращения. А вдруг они вернутся раньше?

— Вот с этим я согласен, — улыбнулся он. — Сиди возле пустой квартиры сколько влезет. У тебя времени много, ты себе это можешь позволить. Я тебя даже отговаривать не стану. Так ты хоть нам мешать не будешь. В девять вечера оперативники снимают наблюдение за домом, вот к этому времени туда и отправляйся. В восемь утра оперативники вернутся, а к десяти и я подоспею. Не думаю, что тебе это так уж необходимо, но коли ты настаиваешь… Вот адрес квартиры, которую они снимают, — он протянул мне бумагу с адресом. — Фамилия первого Котенков, на вид ему лет тридцать пять, черноволосый, носит небольшие усы, второй — Потапов, не узнать его сложно, он рыжий. Причем не просто рыжий, а огненно-рыжий. По всей видимости, опасен; не расстается с финкой, которой весьма недурственно владеет. Очень здоровый бугай. Поэтому, если все же произойдет что-то непредвиденное и они каким-то чудом вернутся, — звони мне. Я буду на том же самом складе. Телефон на обратной стороне бумажки.

— Судя по тому, что ты заранее подготовил для меня эту информацию, ты тоже не всегда действуешь с «максимальным профессионализмом», — улыбнулся я.

— Но я стараюсь изжить в себе этот недостаток, — усмехнулся в ответ Гаранин. — Газовый пистолет дать?

— Не надо, — отказался я. — В случае опасности я просто вызову вас. До завтра.

— И не высовывайся там, — предупредил меня на прощание Гаранин. — Речь идет о суммах, из-за которых вполне может исчезнуть еще один парень… И найти его будет уже куда сложнее.

Я стянул отвороты куртки и поежился — в подъезде было немногим теплее, чем на заливаемой дождем улице. Потерев коченеющие руки, я достал из пачки сигарету и, закурив, закашлялся.

— Полпачки за пять часов продымил, — проворчал я, с отвращением глядя на сизую струйку дыма. — Ох, и выскажу же я батюшке все, что у меня наболело по поводу его «хобби». Лишь бы живым и невредимым остался…

Где-то внизу хлопнула входная дверь. Я взглянул на часы и отступил в тень, вжимаясь в холодную стену рядом с мусоропроводом.

…ворчишь? — донесся до меня раздраженный голос одного из поднимавшихся по лестнице. — Кто ж знал, что так получится? Ну ничего, сутки промучаемся, зато закончим все куда быстрее

— Да, только завтрашняя встреча с Рашидом срывается, — проворчал второй.

— Тут уж приходится выбирать, что выгоднее, — возразил первый. — А по «бабкам» так вообще несравнимо.

— То-то нам лишние деньги бы помешали. Ладно, завтра уже будем в Москве, а там определимся.

Мимо меня прошли два человека. Я выждал немного и, поднявшись к лестничному проему, осторожно взглянул наверх. Рыжеволосый широкоплечий парень стоял, облокотившись о перила, и терпеливо ждал, пока его товарищ отыщет ключи от квартиры.

— Что за черт! Да где же они?

— Посмотри на связке с ключами от «джипа».

Ага, нашел… Неси коробки в машину, я пока соберу вещи.

— И так опаздываем.

На сбор им потребуется не более десяти минут, — подумал я. И это максимум. Значит, Гаранину звонить бесполезно. Ведь как чувствовал! Почему из всех возможных вариантов сбываются всегда самые худшие? Что за закон подлости? Думай, Куницын, думай!.. Одному тебе их не задержать. Вызвать наряд из ближайшего отдела? А если не успеют? Потом их уже не найдешь… Думай, думай! Нужно что-то, что сработает наверняка. Если ими сейчас уедут… Уедут? Черта с два они сейчас уедут! Они не Только не уедут, они мне еще и Разумовского собственноручно вернут. Причем с радостью. С огромной охотой вернут.

Не теряя больше времени, я бросился вверх по лестнице. К моему счастью, вход на крышу был открыт. Перспектива поднимать шум, сбивая замок, меня не устраивала. Но это уже сделал кто-то за меня: помятый и раздробленный замок валялся тут же. | А на крыше, возле самого поребрика, выстроилась очередь из пустых пивных бутылок, подсказывающих мне, что сидевшим здесь в засаде оперативникам скучать в течение минувшего дня не приходилось.

— И на том спасибо, — проворчал я, подкидывая на ладони пустую бутылку. — Чувствую себя прямо как панфиловец перед «тигром»…

— Ну-с, начнем…

Первая бутылка разбилась в полуметре от зеленого «джипа», стоящего напротив подъезда, зато вторая удачно попала в лобовое стекло, покрыв его замысловатым узором из трещин. Сигнализация взвыла, словно кот, которому впотьмах наступили на хвост.

— «Тигр» подбит, но еще рычит, — констатировал я, тщательно прицеливаясь. — Ап!..

Еще одна бутылка оставила на крыше машины глубокую вмятину, которую тут же увеличил следующий удачно брошенный «снаряд».

Окно на пятом этаже распахнулось, и я увидел огненно рыжий затылок владельца злополучного «джипа».

— Какая сволочь?! — заорал он, страдальчески заламывая руки. — Убью! Убью мерзавцев!

С трудом преодолевая желание использовать вместо следующей цели его загривок, я обрушил новую бутылку на капот машины. Человек в окне поднял голову и впился взглядом в доступный его зрению край крыши. Подтверждая правильность его, предположений, я запустил еще один «снаряд».

— Убью! — прорычали снизу. — Кирилл, срочно на крышу! | Там какой-то ублюдок…

Не целясь, я швырнул вниз две оставшиеся бутылки и бросился к выходу. Не рискуя зря, я притаился за мусоропроводом на последнем этаже. Я понимал, что мои преследователи вряд ли заподозрят, что я могу вернуться тем же путем. Когда преступники с сопением и матом прогрохотали мимо меня, я смог продолжить свой путь. Добравшись до двери их квартиры, я было собрался вышибить ее ногой, но вовремя остановился — она оказалась открыта.

— Это не просто ублюдки, — заметил я. — Это самонадеянные ублюдки. Эй, есть тут кто? — поинтересовался я, просовывая голову вовнутрь. — У вас дверь не заперта, а сейчас время такое….Шастают тут всякие…

Удовлетворенный царящим в квартире безмолвием, я вошел и огляделся. Три картонные коробки весьма внушительных размеров стояли прямо посреди комнаты.

— С кем бы поспорить, что я знаю, что там внутри? — пробормотал я. — И что ты собираешься делать теперь? Бежать с ними бесполезно — догонят. Прятать их в подъезде или подвале тоже не годится — найдут. У тебя есть десять секунд на раздумье, потом сюда ворвутся здоровенные парни и будут тебя бить, причем именно за тугодумие. Ты этого хочешь?

Этoгo я не хотел, поэтому, быстро воплотив в жизнь появившуюся у меня идею, через минуту уже выбегал из парадной дома. Добравшись до ближайшего таксофона, я отдышался и набрал номер телефона только что покинутой мной квартиры. Трубку не снимали минуты две, затем в ней что-то щелкнуло, и раздраженный голос рявкнул:

— Да!..

— Привет, мужики, — жизнерадостно поздоровался я. — Я тот парень, который у вас коробки стащил. Вы уже это заметили?

После краткой паузы последовала такая замысловатая брань, что я даже покраснел. Правда, от удовольствия.

И машину вам тоже я испохабил, — в экстазе признался я. — Причем это далеко не последний сюрприз для вас. этой ночью…

— Ты кто, ублюдок?! — взревели в трубке.

— Барабашка, — усмехнулся я. — Слышал про такого шаловливого пакостника? Ну так что, вам нужны ваши микросхемы обратно или нет?

— А ты что, собираешься их отдать? — несколько озадаченно поинтересовался мой собеседник.

— А зачем бы я стал вам звонить? — в свою очередь удивился и, У меня есть то, что нужно вам, у вас — то, что нужно мне.

Сообразил?

— Сколько ты хочешь за них? Только в пределах разумного.

— Ты прекрасно знаешь, что я хочу! — рассердился я. — Деньги ссуньте друг другу в… нагрудный карман, а мне отдайте иерея!

— Ты сумасшедший?! — опять заорали в трубке. — Что ты несешь? Какой «иерей»?! Что это — «иерей»?

— Православный, — отчеканил я. — Двухметровый! Голубоглазый и черноволосый!

— Это точно какой-то псих, — услышал я, как мой собеседник жалуется другу. — Он требует в обмен на микросхемы… иерея! И чтоб обязательно не ниже двух метров, с черными волосами и голубыми глазами. Я даже не знаю, что отвечать. Эй, парень, ты меня слышишь? — обратился он ко мне. — Давай мы тебе лучше заплатим, а? На эти деньги ты сможешь себе трех иереев купить. Давай поговорим, как деловые люди. Назови цену.

— Отдайте иерея! — повторил я свои условия. — Вы мне иерея, я вам микросхемы. Мне нужен иерей!

— Ты что, издеваешься? Это шутка такая? Или ты просто хочешь помотать нам нервы и повысить цену выкупа? Мы не можем отдать тебе иерея! Физически не можем!

— Если вы что-то с ним сделали, — тихо сказал я, — если вы хоть что-то с ним сделали…

— Да ничего мы с ним не делали! Ни черта мы с ним не делали! Ни фига мы с ним не делали! Ни…

— Я вас в мелкие клочки порву, — закончил я. — И каждый кусочек будет не больше этих самых микросхем!

— Это точно псих, — сказали в трубке. — Такого я даже в бреду представить не мог. Я тебе говорю: мы на шизофреника нарвались.

— Дай-ка трубку мне, — сказал другой голос. — Послушай, приятель, давай поговорим серьезно. Я понять не могу, как ты на нас вышел, и не понимаю, чего ты от нас хочешь, но готов признать, что ты нас переиграл. У нас очень мало времени, и мы согласны играть по твоим правилам. Что ты хочешь?

— Отдайте иерея! Я устал это повторять. Мне нужен священник, и ничего больше. Все остальное меня не интересует.

— Тебе патологоанатом потребуется, а не священник! — голос в трубке стал истеричным. — А если священник когда-нибудь и подойдет к тебе, то только для того, чтобы отпевать!

— Ну, вы пока подумайте, — посоветовал я. — Может быть,| я еще позвоню вам… Не знаю…

Я повесил трубку и закурил. В их положении было полезно немного понервничать. В том, что они не сбегут, я был уверен. Осталось решить — вызывать наряд милиции сейчас или сперва попытаться вынудить их вернуть Разумовского добровольно, с грубой силой в лице милиции я решил не торопиться. И конце концов, Гаранин был прав: кто знает, насколько крепки эти ребята и сколько времени оперативникам придется повозиться с ними, прежде чем прояснится судьба иерея. Во всяком случае, еще один звонок, по моему мнению, особенно усугубить понижение дел не мог.

Я потушил окурок, взглянул на часы и вновь набрал номер телефона.

— Это снова я, — сказал я. — Считайте, что вам повезло, я все же надумал позвонить. Но этот шанс последний. У меня правило одно доброе дело в месяц. Как у тимуровцев. Лимит исчерпан. Итак, что вы решили?

— А как ты умудрился вынести все эти ящики? — вкрадчиво спросил мой собеседник. — Мы вернулись довольно быстро Ты физически не мог вынести их в одиночку. Здесь какой- то подвох.

— Интересная загадка, да? — самодовольно усмехнулся я. — Даже не знаю, что тебе и ответить. Может быть, я живу в этом же подъезде и просто-напросто перетащил ящики к себе в квартиру, может быть, скинул их с балкона моему приятелю, который поджидал меня в машине, а может быть… Гадать можно долго. Что будем делать? Гадать дальше? Бегать по квартирам, будить соседей и пытаться заглянуть им под кровать? Или все же возможно возвратим иерея?

— Значит, если мы не отдадим священника, то микросхем не увидим? — переспросили на другом конце провода. — Без вариантов?

— Только иерей, — подтвердил я. — И не позднее, чем через три часа. Священник в обмен на микросхемы. Вы согласны?

— У нас есть выбор? Хорошо, ты получишь своего священника.

— С ним все в порядке? Он жив? Здоров? Где он?

Здоров, здоров, — заверил мой собеседник. — Соскучился по тебе так же, как ты по нему. Как будем производить обмен?

— Сколько времени вам потребуется на то, чтоб привезти иерея?

— Он недалеко. А где микросхемы?

— Они тоже недалеко.

— Так какие же ты предлагаешь варианты обмена?

Ответить я не успел. Тонкое холодное лезвие ножа плотно

прижалось к моей шее, и стоящий сзади человек взял трубку из | моих рук.

— Все в порядке, Кирилл, — услышал я рядом уже знакомый, голос рыжеволосого. — Он жаждет отдать нам микросхемы безвозмездно. В качестве гуманитарной помощи.

Ни на секунду не отрывая ножа от моего горла, он повесил трубку и усмехнулся:

— Неужели ты думал, что мы, как перепуганные ягнята, будем жаться у телефона и слушать твою дребедень? Мы же поняли, что ты звонишь нам с улицы, а далеко уйти ты не мог. Правда, мне пришлось побегать, осматривая все ближайшие таксофоны.

И вот тебе лично от меня!

Тяжелый удар обрушился мне на затылок. Когда звездочки наконец прекратили свой хоровод перед моими глазами и комариный зуммер в ушах смолк, я сплюнул появившуюся во рту горечь и пообещал:

— Я лично перекрашу надгробие на твоей могиле в рыжий цвет. И это будет единственное место на кладбище, где народ будет падать со смеху.

— Ах ты дерьмо, — разозлился рыжеволосый, занося руку для повторного удара, но его остановил голос из подъехавшей машины:

— Не торопись, Вадим. Такими делами надо заниматься вдумчиво, спокойно и в специально отведенном для этого месте. Сажай его в тачку.

Меня впихнули на заднее сиденье помятого «джипа», и острое лезвие вновь оцарапало мне шею:

— Только пикни, и ты — труп!

— Пи-пи-пи, — тут же просигнализировал я. — Интересно, почему это я еще жив? A-а! Вам, наверное, нужны микросхемы, а с того света мне будет трудно указать их местонахождение.

— Нужны, — подтвердил Котенков. — Но не настолько, чтоб рисковать своей свободой из-за такого придурка, как ты. Поэтому, если ты поставишь нас перед выбором, мы выберем свободу.

— Где микросхемы, шизофреник?!

— А где иерей? — спросил я и тут же получил сильнейший удар в солнечное сплетение.

Куда ты дел микросхемы? — повторил свой вопрос Котенков — Учти, у нас мало времени. Часа два ты будешь мучиться, и потом… Потом окажется, что твои мучения напрасны. Давай обойдемся без этого и расстанемся живыми, здоровыми и удовле- торенными обоюдовыгодными результатами.

— А я разве против? — с трудом переводя дыхание, спросил я. Я отдаю вам микросхемы, вы мне — иерея, и вот тогда результат будет обоюдовыгодным.

— Не усложняй условия сделки, — поморщился Котенков. — Пока что обсуждается возможность вернуть микросхемы в обмен на твою жизнь. И никаких других условий быть не может.

Может, — заверил я, чувствуя, как из порезов на моей шее бегают вниз теплые ручейки. — Еще как может! Вы взялись за слишком большой гуж, и если что-то пойдет не так — вы потенциальные покойники. Этой кражей вы разозлили очень серьезных людей, и если у вас не будет денег, чтоб раствориться за рубежом или в глубинах России, то получится, что вы рисковали даром. И меня очень интересует вопрос: будет ли так же рисковать, человек, заказавший вам эту кражу? Овчинка-то теперь не стоит выделки. Так что, убив меня, вы присоединитесь ко мне не позднее, чем через неделю.

— Ну, охране завода нас еще долго искать придется, — отмахнулся от меня Котенков, и я понял, что об аресте Усачева им еще неизвестно. — А заказчик… Заказчика не было. Это наша идея.

Врешь, — сказал я. — По глазам вижу, что врешь. Лучше подумай: стоит ли рисковать, ставя все на один кон и полагаясь только на грубую силу? А вдруг не получится?

— Получится, — заверил Котенков. — Еще как получится. я уже устал препираться с тобой, и, насколько понимаю, разумных предложений ты слушать не хочешь. Ты, видимо, из тех ребят, что предпочитают силу разуму. Что ж, сейчас я замолчу, и тобой займется Вадим. Он человек вспыльчивый, к тому же у него

накопилось немало обид на тебя. А с тем, что от тебя останется, я поговорю через полчаса. И думаю, что эта жалкая кучка дерьма будет просто умолять меня выслушать ее признания в том, куда делись микросхемы и кто навел на нас.

— И все же — почему вы не хотите просто отдать иерея?

— Да потому, что его у нас нет! — заорал Потапов. Нет у нас никакого священника, извращенец ты полоумный! Нет! Нет! Нет!

— Осторожнее, Вадим, — предупредил Котенков. — Ты ему сейчас горло проткнешь, а это еще рановато. Через пару секунд у тебя появится шанс убедить нашего упрямого друга в том, что никаких попов радом с нами сроду не крутилось. У нас со священниками несколько разный род деятельности. Они облегчают душу, мы — карманы. Последний раз спрашиваю: отдашь микросхемы добровольно?

— Дай мне подумать несколько секунд, — попросил я. — У меня появилась одна идея, думаю, она придется вам по вкусу. Я отдам вам микросхемы. Если вы поклянетесь, что со священником все в порядке. Что вы его даже пальцем не…

— Он издевается! — снова взвился Потапов. — Кирилл, он издевается! Я его, гада, сейчас…

— Подожди! — прикрикнул на него Котенков. — Мы куда больше времени и нервов потеряем на мордобои. Послушай, парень, — повернулся он ко мне, — ты уже и сам должен был понять, что мы твоего священника в глаза не видели. Ну хорошо, хорошо, если у тебя на этом бзик, так и быть. Я клянусь тебе, что ни я, ни мой друг даже пальцем к священнику не прикасались. Нам вообще ничего неизвестно о том, кто это такой и где он находится. Но в любом случае, мы ему вреда не причиняли. Доволен?

— Не то чтобы очень, — признался я. — Но какие-то надежды на благополучную развязку у меня появились. Хорошо. Поговорим. Только скажи этому перекачанному «подсолнуху», чтоб он убрал финку от моего горла.

— Придется потерпеть, — сочувственно вздохнул Котенков. — А то у тебя могут появиться несбыточные мечты на сопротивление или бегство. Окончатся они все равно плачевно, а вот время мы потеряем. К чему нам это? Рассказывай.

— Я живу за городом, в другой области, — начал я. — И два дня назад я случайно заметил грузовую машину, остановившуюся возле дома, где живет старуха по прозвищу Усычиха. Вам это мало о чем говорит, но это мать Семена Усачева.

Я почувствовал, как дрогнула державшая нож рука, и поморщился:

Ты там потише переживай, а то и впрямь прирежешь ненароком. А мне еще иерея живым и здоровым увидеть надо.

— Да заткнись ты со своим иереем! — прикрикнул Потапов. — Что дальше-то было?

— Прижали мы с другом вашего Усачева…

— «Друг» — это и есть твой пропавший иерей? — догадался Котенков.

— Да, — подтвердил я. — Догадываетесь, что прятал Усачев в сарае под сеном?

— Сволочь! — процедил Потапов. — Крыса жадная!

— Ну хорошо. Убери нож, Вадим, — распорядился Котенков. — Убери, я сказал! Дело поворачивается интересной стороной. Не думаю, что он убежит. Мне кажется, что мы и впрямь нужны ему не меньше, чем он — нам. Продолжай, парень, продолжай.

— Продолжать особо нечего, — потер я занемевшую шею. — Прижали мы вашего дружка, он и раскололся: что, кто, когда и от куда… Видимо, понимал, что с нами ему теперь куда выгоднее иметь дело, потому как если мы его вам сдадим… Сами пони- маете. Договорились все, что он в грузовике привез, поделить поровну, без обид. А хорошо подумав, решили, что неплохо было бы еще и долю Усачева у вас попросить. А то уж больно нас сомнении мучили, что вы захотите так легко с ней расстаться.

— Вот гад! — с чувством сказал Потапов. — Порешу ублюдка! Глазюки его завистливые выколю да руки загребущие отрежу!

— Приехали мы в город, — продолжал я. — Показал он нам нишу квартиру и сказал, что до завтрашнего дня вас в городе не будет. А после этого разыскивать пропавшие микросхемы, бегая по городу, вы не решитесь.

— Но почему же вы их не взяли, пока нас не было? — подозрительно прищурился Котенков. — Они ведь даже без охраны лежали заходи и бери.

— Мы так и хотели сделать, — вздохнул я. — Но тут пропал иерей, и очень много времени ушло на его поиски. Мы не знали, что случилось, и не могли рисковать. Вполне могло оказаться, что Усачев вновь блефует. Кто мог дать гарантию, что, продав единожды, он не продаст и вторично? А во-вторых, тот шанс, что микросхемы окажутся в квартире, был весьма невелик. Обычно так краденное не хранят. А вы, обнаружив взломанную дверь, молниеносно сделали бы ноги.

— Подожди, подожди, — досадливо поморщившись, остановил меня Котенков. — Что-то ты нагромоздил здесь совсем несусветное…

«Было у меня время отрабатывать эту версию, — подумал я. — Ничего, проглотишь и в таком виде. Главное, чтоб ты хотел верить в это, а значит, согласишься и с неувязками».

— Так как ты сумел вытащить эти ящики и где они? — спросил Котенков.

— Под окном меня ждал Усачев с машиной, — сказал я. — Пришлось ваши коробки сбрасывать. Заметили — балкон был немного приоткрыт? Признаюсь, некоторая часть микросхем могла пострадать, но их большая часть цела и невредима. Сейчас эти ящики находятся в одном подвале, где дожидается меня Усачев.

— Так ты ему и доверил коробки, — недоверчиво усмехнулся Котенков.

— Этот подвал — склад одной фирмы, где по ночам дежурит сторож. Это мой приятель, и он присматривает за Усачевым. Он; мужик безобидный, забулдыга, но вряд ли в его присутствии Усачев решит выкидывать фортели. Ну что, теперь — все?

— У меня стойкое ощущение нечистой игры, — мрачно глядя на меня, заметил Котенков. — Как-то не так все это выглядит… Не слишком убедительно.

— Что «не убедительно»? — оскорбился я. — То, что я разбомбил ваш «джип»? Или то, что похитил коробки с микросхемами? Или то, что я вместо того, чтобы уехать с Усачевым делить микросхемы, остался освобождать иерея? Так что вызывает у вас сомнения?

— Белиберда какая-то, — проворчал Котенков. — В жизни не слышал ничего глупее. Такая красивая была операция, а ваше вмешательство превратило ее черт знает во что…

— Время идет, Кирилл, — напомнил его рыжеволосый напарник. — Уже светает, а мы все еще красуемся тут посреди улицы, как три тополя на Плющихе. Не веришь — давай я им займусь. он мне всю правду выложит.

— Не нравится мне все это, — проворчал Котенков, пристально глядя в мои честные глаза. — Ох как не нравится… А если там засада? Мы приедем, а там…

— Если б милиция хотела вас задержать, то вы сейчас не сидели бы здесь, — заметил я. — То же относится и к «крыше» фирмы. А ящики и без того у нас. Так какой в этом смысл? А сдавать вас кому-то, у нас просто нет надобности. В этом случае мы теряем детали, что свалены в сарае у Усачева. А мне в данной ситуации проще потерять эти микросхемы, но сохранить здоровье и целый грузовик комплектующих. Нет, хотелось бы и микросхемы тоже получить, но раз уж ничего не вышло, — вздохнул я — отведу вас к этому подвалу. Но обещайте, что не тронете Усачева- Я не хочу связываться с «мокрухой». Да и вам она ни к чему Разобрались и разбежались, идет?

— Посмотрим, — так же мрачно отозвался Котенков. — Там видно будет. Хорошо, мы сейчас поедем в этот подвал, но если там что-то пойдет не так, ты сдохнешь первым. А если ты решил с нами поиграть и потянуть время, то… Лучше молись, чтоб твои дружки дождались тебя там.

— Знал бы ты, как я искренне этого желаю, — с чувством признался я. — Потому что если их не будет…

Вот-вот, — подтвердил Котенков и повернул ключи в замке зажигания.

— Вроде есть кто-то, — сообщил Потапов, возвращаясь в машину. — Я внутрь заглядывать не стал, просто послушал. Но вроде кто то есть — сопит, ворочается. Что делать будем?

Котенков молчал, угрюмо глядя перед собой. Пред утренний туман клубился за окнами машины, напоминая, что до восхода солнца остались считанные минуты.

— Пойдем в подвал, — наконец решился Котенков. — На засаду вроде не похоже. Нет смысла устраивать столь странное шоу, если б захотели нас прижать, то сделали бы это куда раньше, причем без всякого шума. Но если что-то пойдет не так…

— Ребята, — попросил я, — теперь, когда микросхемы почти у вас в руках, может, все-таки скажете, где священник?

— Ты что — дурак? — удивился Котенков. — Я тебе сотый раз говорю: не видели мы твоего священника. Может быть, он просто уехал от вас, а может, тебе надо получше Усачева расспросить. Не думаю, что ему пришлось по душе то, что вы «вписались» в долю. Он труслив, но уж очень жаден. Ну все, кончай базар, пошли.

Мы вышли из машины и направились к дверям подвала. Рыжеволосый Потапов одной рукой крепко держал меня за локоть, не вынимая другую из кармана.

— Только попробуй дернуться, — предупредил он меня. — Я буду даже рад этому. Усек?

— Да понял я, понял, — успокоил я его. — Мне их звать?

— Не надо, — сказал Котенков. — Дверь, как я вижу, не из швейцарского банка. Давай, Вадим.

Одним мощным ударом ноги Потапов выбил дверь и втолкнул меня вовнутрь. Тусклая лампочка все так же уныло освещала серые стены подвала.

— Ну, и где твои дружки? — угрожающе придвинулся ко мне Котенков. — Я ведь предупреждал тебя.

— Саша, — позвал я. — Где Усачев? Тут ребята за ящиками пришли… За теми, что он сегодня привез.

Взъерошенная голова Гаранина поднялась над грудой мешков, и, зевнув, он пожал плечами:

— Вышел Усачев. Сказал, что за тобой поехал. Разминулись, что ли?

— Это тот самый сторож-алкаш, про которого ты рассказывал? — несколько успокоено спросил Котенков. — А где коробки?

— Куда он коробки поставил? — спросил я у Гаранина.

Тот махнул рукой в глубь склада и снова завалился на мешки.

— Врываются ни свет ни заря, — проворчал он. — Дверь испоганили… Чинить кто будет? Опять же мне придется.

— Ты покряхти там еще! — огрызнулся Котенков. — Вадим, сходи проверь.

Потапов оттолкнул меня к стене и быстрым шагом направился за штабеля ящиков. Через несколько секунд он появился обратно… Но уже пятясь задом и держа руки вытянутыми высоко над головой. В двух шагах за ним следовал Агафонов, мрачным и взглядом буравя непрошеного гостя через прицел «Макарова».

— Это еще что?! — взревел Котенков, пытаясь вытащить из-за пояса брюк пистолет.

— Стоять! Убью!

И замер, расслышав над головой сухой щелчок взводимого курка.

Не думаю, что эта идея увенчается успехом, — заявил Гаранин, указывая стволом пистолета на стол. — Оружие!

Котенков бросил в его сторону ненавидящий взгляд и полоши на столешницу небольшой самодельный револьвер.

— Вот и хорошо, — удовлетворенно кивнул Гаранин, спрыгивая вниз с груды мешков. — А теперь…

Договорить он не успел — ударом ноги толкнув на него разделявший их стол, Котенков бросился к выходу. Он уже выскочим на улицу, когда, догнав его в два прыжка, я повис у него на и мечах.

— Отпусти, сволочь! — хрипел Котенков, изо всех сил пытаясь стряхнуть меня. —

Отцепись от меня!

— Отдай иерея! — не сдавался и я, мертвой хваткой вцепившись в его куртку. — Где иерей?!

Собрав последние силы, Котенков рванулся, едва не выскользнул из куртки, но споткнулся о поребрик, и мы покатились по земле. Отчаяние удвоило силы бандита, и мне стоило больших трудов прижимать его к асфальту, уворачиваясь от мелькавших перед моим лицом кулаков.

Уйди от меня, полоумок! — голос Котенкова сорвался на хрип. — Уйди, псих ненормальный!

— Отдай священника! — рычал я в ответ. — Отдай по-хорошему!

Чтобы оттащить меня от Котенкова, потребовалось вмешательство двух оперативников сразу. Пока Агафонов надевал на Котенкова наручники и отводил его к украшенному такими же «браслетами» напарнику, Гаранин удерживал меня, не позволяя броситься в подвал, вслед за преступниками.

Уймись ты наконец! — прикрикнул он, встряхивая меня. — Уймись же, ну!

Верните иерея! — неистовствовал я. — Куда они дели священника?! Что они сделали с Разумовским?! Отдайте иерея!..

— Если ты сейчас не угомонишься, я посажу тебя в камеру и буду держать там до тех пор, пока мы не закончим с ними работать, — предупредил меня Гаранин, выпроваживая из своего кабинета двумя часами позже. — Ты не только их до сумасшествия довел, но и меня уже до самых печенок достал! Ты же видишь: они все свои дела за последние три года перечислили, лишь бы ты их в покое оставил. Ну не знают они, где твой иерей!

— Врут! — уверенно заявил я, пытаясь проскользнуть мимо него в приоткрытую дверь. — Не мог же он в воздухе раствориться? Он же священник, а не святой.

— Если они хоть что-то знают о судьбе священника, то это будет известно и мне, — заверил Гаранин. — Но ты сейчас для них стращней электрического стула. И пока ты будешь висеть дамокловым мечом над их головами — результатов не жди. Если они и расскажут что-то, то только тогда, когда тебя не будет в радиусе трехсот метров… По крайней мере, вне зоны их видимости.

— Дай мне с ними поговорить!

— Вот! — Гаранин показал мне кукиш и с треском захлопнул дверь перед моим носом.

В бессильной ярости я несколько раз пнул ее ногой и, гневно сопя, уселся на скамеечке в коридоре. Не успел я выкурить сигарету, как из ведущей в дежурную часть двери выглянул молодой сержант и поинтересовался:

— Вы Куницын? Вас к телефону дежурного.

Отбросив окурок в заполненную бумагами мусорную корзину, я поспешил в дежурку.

— Сергеев тебя разыскивает, — сообщил мне майор, протягивая трубку. — Говорит — срочно.

— Слушаю, — сказал я, чувствуя, как вновь заполняют душу нехорошие предчувствия. — Говори, Витя. Что с Разумовским? Что с ним?!

— Не ори так, — недовольно заворчали на другом конце провода, — совсем оглушил. Он тебя разыскивает, звонил к тебе домой, но не застал, звонил в отдел, но там постоянно занято — сам знаешь, в будние дни вообще дозвониться сложно, а уж по междугородке… Он уже выехал.

— Кто звонил? — опешил я. — Кто выехал?

— Как кто? Разумовский, конечно. Он сказал, что ты вроде как ищешь его, и попросил меня дозвониться и передать, чтоб ты беспокоился, он был у умирающего прихожанина и не знал, что жена приедет раньше срока, а она…

— Так он жив? — хмуро уточнил я. — Здоров, и ему ничего не угрожало?

— Да, с ним все в порядке.

— Все равно ненавижу! — заявил я после некоторого молчания.

— Почему? — удивился Сергеев, — Что-нибудь случилось?

— Естественно: он жив и здоров… Я как чувствовал, что и на этот раз он принесет мне одни неприятности.

— Ты знаешь, что я выпустил книгу? — похвастался Сергеев. — Толстенный детектив. И догадайся — про кого?

— Не знаю, — буркнул я. — Про сыщиков. Когда Разумовский приедет?

— Чaca через три должен быть в городе, — несколько обиженно отозвался Сергеев.

— Я думал, что тебе будет интересно…

Я про вас с Разумовским написал.

— Что? — испугался я. — Ты спятил?! Ты хоть понимаешь, что ты наделал? Ты представляешь, чем мне это грозит?

— Чем это может грозить? — удивился Сергеев. Я хотел ответить, но перехватил странный взгляд дежурного, рассматривающей! что-то за моей спиной, и, повернувшись, едва не застонал: возле дверей стоял мрачный, как грозовая туча, Гаранин и, засунув руки в карманы, исподлобья наблюдал за мной.

— Витя, — заторопился я, — давай поговорим позже… Приходи через полчаса в кафе, что в моем доме, там и поговорим. Я сейчас занят. Мне некогда. Пока.

Я положил трубку и улыбнулся как можно приветливее:

Бывший напарник звонил. Работали мы с ним здесь когда- то,„М-да.

— Ты зачем корзину с мусором в коридоре поджег? — звеневшие в голосе Гаранина ледышки заставили меня улыбнуться еще доброжелательнее и теплее.

— Корзину с мусором? — я вспомнил злосчастный окурок, пущенный мной впопыхах, и моя улыбка стала «голливудской. — Не нарочно. Случайно. В смысле, без злого умысла.

— Случайно, — многозначительно повторил он, медленно приближаясь ко мне. — А что, ты говоришь, там с иереем?

— С Разумовским-то? — жизнерадостно переспросил я, мысленно прикидывая расстояние между Гараниным и входной дверью. — Да что с ним станется? Жив, курилка. Сюда едет… В гости.

— Петрович, — попросил Гаранин, — дай-ка мне ключи от камеры.

Не дожидаясь развязки, я метнулся к выходу и, ужом проскользнув мимо оперативника, выскочил во двор.

— Не друг ты мне более! Не друг! — с пафосом воскликнул я, обиженно отодвигая от себя подаренную Сергеевым книгу с изображением священника на обложке.

— Не понравилось? — растерянно спросил Виктор. — Да, я немножечко утрировал. Но я же написал в предисловии, что все это — шутка и ее не следует воспринимать серьезно.

— Какого лешего ты вообще полез в литературу? Ты юрист, а не писатель, вот и занимался бы юриспруденцией. Писать и без тебя есть кому. А то взяли себе манеру заниматься не своим делом… Один, будучи священником, преступления раскрывать пытается, другой, будучи юристом, в писатели лезет. Вот от этого и случаются все неприятности.

— А кому же писать про сыщиков, как не сыщику? — удивился Сергеев. — Нужно знать, о чем пишешь, а то в последнее время… Да если вдуматься, из юристов получилось немало хороших писателей. Эта работа приучает делать выводы, а не слепо верить тому, что говорят, думать самостоятельно, дает знание законов, десятки интереснейших дел, учит разбираться в людях… Ведь юристами были Лев Толстой, Островский, Зощенко, Александр Блок, Бальмонт, Петрарка, Мопассан, Густав Флобер, Стивенсон, Гёте, Жюль Верн, Гейне, Франц Кафка, Бальзак, Гофман. Шекспир служил в нотариальной конторе, а Шарль Перро, Монтень, Лафонтен и Бэкон были адвокатами. И это далеко не полный перечень. Дюма очень любил брать в основу романов реальные уголовные дела, вспомни хотя бы «Графа Монте-Кристо». Нет, ты не прав, я взял за основу…

— За горло ты меня взял, а не за основу, — перебил его я.

— Ты понимаешь, что это не книжка, а реклама для Разумовского и надгробие для меня? Ты памятник мне воздвиг, к которому не зарастет из бабушек и дедушек тропа! — Мне конец.

— Да ладно тебе, — поморщился Сергеев. — Никто и не поверит

Я возмущенно фыркнул и, осторожно оглядевшись, шепотом сообщил Сергееву, указывая на сидевшую за соседним столиком женщину лет пятидесяти пяти:

— Вот, уже началось! Она нас слушает! Я тебе точно говорю. Ты же написал про это кафе, а человеку внимательному не так уж сложно вычислить, где оно находится. Я теперь из деревни даже на время выбираться не смогу. Похоронил ты меня… Заживо!

— Знаешь, что, — рассердился Сергеев, — у тебя мания преследования. И последнее дело это наглядно доказывает. Да никому и в голову не придет… Тем более что у тех людей, которые обращаются за помощью к твоему иерею, денег на книжки, как правило, нет.

— Он будет им дарить их, — уверенно сказал я. — Ты бы хоть предупредил меня перед тем, как подобную пакость затевать.

— И я бы сказал тебе — нет!

Тогда зачем предупреждать? — усмехнулся негодяй. — Я хотел подарок тебе сделать.

— Сделал! — кивнул я. — Уж такой подарок! Да и получился я у тебя…какой-то… вредный и занудливый.

— С натуры писал, — пожал плечами Сергеев.

— Да? А почему же у тебя Разумовский положительным героем оказался?! — возмутился я. — Это же исчадие сыска! Террорист! Ужас одиноких оперативников! И, если вдуматься глубоко, Миру житель церковных уставов! А дела, которые ты описал? Это пособие для прокуратуры! И это сбывшаяся мечта всех засранцев, задавшихся целью накопать побольше материалов, послуживших бы основой новой серии «Волосатые руки». А все эти бабушки и дедушки, у которых накопилась груда проблем выстой с пик Коммунизма? Теперь-то они знают, где нас искать. Нет, Сергеев, это не мания преследования, это — гигантский опыт за плечами. Печальный опыт. В общем, ты меня угробил. Меня будут бить, сажать и убивать, а ты будешь получать за это свои

авторские тридцать сребреников. Вот она — цена истинной мужской дружбы! Вот оно, хваленое братство офицеров! Завтра я смогу с полным основанием сказать своей жене, что она уже вдова. Спасибо! От меня спасибо, от моей жены, от жены Разумовского! Последняя будет тебе особенно благодарна. Знал бы ты, каких нам трудов стоит хоть как-то удерживать Разумовского от его «крестовых походов»!

— Не надо удерживать, — подозрительно быстро ответил Сергеев. — Он, это… людям помогает.

Я с подозрением посмотрел на него. Сергеев чуть заметно покраснел и принялся рассматривать на свет рубиновое вино в бокале.

— Ты сейчас над новой книгой не работаешь? — вкрадчиво спросил я. — О чем она?

— Я? Над этим… Любовный роман пишу.

— Сергеев, — мрачно предупредил я. — Еще один рассказ про попа — и ты покойник! Нам и этого дела до конца жизни хватит. Его жена чуть с ума не сошла, не зная, где его искать — то ли в морге, то ли в больнице.

— Вот я и говорю: у страха глаза велики, — сказал Сергеев. — ; Разумовского вызвали в соседнюю деревню к умирающему старику, и ему пришлось поторопиться. Он же не предполагал, что жена вернется на два дня раньше. Вчера он приехал и, как только узнал, что все так обернулось, принялся названивать тебе. Но не застал.

— Естественно, — подтвердил я. — Я в это время мерз в засадах, обивал пороги кабинетов и бегал за бандитами. Меня постоянно мучили предчувствия, что произойдет что-то нехорошее. И точно: он жив и здоров!

— Зато какое дело раскрыли, — улыбнулся Сергеев. — И похищенное удалось вернуть почти полностью. Только скажи мне, когда ты успел те ящики с микросхемами из квартиры вынести?

— Никуда я их не выносил, — проворчал я. — Вышел на балкон и перекинул ящики к соседям. Там они до прибытия оперативников и лежали. У Котенкова с Потаповым ума не хватило на соседний балкон заглянуть. Да и мои звонки им мешали, отвлекая. Они уже не микросхемы искали, а меня. Едва не прирезали, — пожаловался я. — И вот что, Витя… Не вздумай ему проболтаться о твоей свинской шутке с книгой. Береженого Бог бережет. Чем меньше иерей знает, тем я лучше сплю.

Я посмотрел на часы и ужаснулся:

— Сейчас Разумовский должен подъехать! Все, Витя, шагай отсюда, а то, неровен час, проболтаешься. Ох и напакостил ты мне со своей книгой… Чтоб тебя всю жизнь редактировали!

— Зануда, — повторил Сергеев и встал из-за стола. — Ладно, будешь в городе — звони, мне интересно, что вы еще начудите.

— Не дождешься, — проворчал я ему вслед. — Хватит с меня и одной книжки.

Едва дверь за Сергеевым закрылась, как женщина за соседним столиком обернулась ко мне.

— Простите, вы Куницын? — с какой-то потаенной надеждой им >лосе спросила она. — Я случайно услышала часть вашего разговора, Я понимаю, что это совсем безумная надежда… Но у меня случилось огромное несчастье.

— К сожалению, вы неправильно поняли смысл нашего разговора, — быстро сказал я. — Дело в том, что все написанное в книге — вымысел, а я сердился на своего знакомого как раз за то, что доверчивые люди могут принять это за чистую монету. Это — шутка. Да и я уже давно не оперативник и даже не живу в городе. Я здесь проездом.

— А священник? — расстроилась она. — Священник тоже больше не занимается… то есть…

— А священник вообще вымышленное лицо, — нагло соврал я — Литературный персонаж. — Образ. Вы же понимаете: в жизни такого не бывает.

— Жаль, — печально вздохнула она. — Так хочется, чтобы был кто то, похожий на него. Такой вот священник.

— Жаль, — подтвердил я. — Очень жаль.

— Что же мне делать? Мне никто не в силах помочь… Дело невероятно запутанное и даже немного неправдоподобное. Я надеялась, что только такие люди, как вы, поверите мне и постараетесь помочь. На адвокатов и этих, как же их… сыщиков у меня нет денег.

Я с тревогой посмотрел на наручные часы и перевел взгляд на окно — иерея еще не было. Но рисковать мне не хотелось. И, в конце концов, в соседнем отделе работали весьма приличные оперативники, а взваливать все беды на хрупкие плечи деревенского жителя Куницына было бы по меньшей мере несправедливо. Легкий укол совести я мужественно стерпел.

— Что ж, извините, — сказала женщина и встала. — Это была глупость с моей стороны. Что-то вроде детской веры в сказки. До свидания.

Она направилась к выходу, а я с облегчением перевел дух. И в это время, сияя ослепительной улыбкой, в кафе вошел Разумовский. Я быстро перевернул лежащую на столе книгу лицевой стороной вниз. Подумал и положил ее на стул рядом с собой. Подумал еще немного и сел на нее сверху.

— Здравствуй, Коля, — приветливо пробасил подошедший иерей. — Что это ты смотришь на меня так испуганно? Неужели Сергеев не смог до тебя дозвониться?

— Э-э, — промямлил я, искоса поглядывая на застывшую в дверях женщину, — смог… дозвониться…

— Ты уж извини, что все так получилось, — сказал иерей, присаживаясь за стол. — Я просто физически не имел возможности сообщить о своем местопребывании. Ты же знаешь, как обстоит дело с телефонной связью в заброшенных деревеньках. Когда Алена рассказала, что своей тревогой за меня она подвигла тебя на эту поездку в город, я срочно выехал следом. Но, как вижу, все в порядке. Правда, у тебя какой-то испуганный вид, — встревожился он. — С тобой все хорошо?

Я поймал на себе возмущенный взгляд женщины и скромно потупился.

— A-а, я догадался! — лукаво улыбнулся Разумовский. — Ты боишься, что я, как обычно, попрошу тебя оказать мне помощь в расследовании какого-нибудь загадочного случая из жизни моих прихожан? Нет, Коля, могу тебя обрадовать — в этот раз нет. К счастью, вот уже два месяца, как подобные беды обходят моих друзей стороной. И у нас с тобой есть несколько спокойных и приятных часов, чтобы, никуда не спеша, отдохнуть, наслаждаясь беседой. Давненько не удавалось нам с тобой просто посидеть и поговорить, а?

Посмотрев на решительно направившуюся к нашему столу женщину, я вздохнул, достал презентованную Сергеевым книгу и, открыв ее, отрешенно углубился в чтение…