Следующей зимой (СИ)

Пятый день зимы

Открываю тетрадь на чистой странице и пишу: «Что у тебя происходит?» Толкаю подругу плечом и киваю на тетрадь. Она выводит рядом вопросительный знак.

«Ты на себя не похожа».

Маша задумывается, потом пишет: «Всё то же».

«Рассказать не хочешь?»

«Ты же бесишься, когда я рассказываю про Юру!»

Демонстративно закатываю глаза.

«Когда вообще такое было? Я и бешусь?»

«Он тебе не нравится».

«Не нравится. Но это не значит, что я тебя не поддержу и что не хочу ничего знать!» — ставлю жирнющий восклицательный знак, протыкая страницу.

«Ладно-ладно, поняла!» — Маша пририсовывает рядом сердечки и улыбочки.

— Так что происходит? — снова задаю вопрос после пары.

— Кофе! Сначала кофе. Всё воскресенье спала, а ночью не могла уснуть.

— Всё настолько серьезно? — смеюсь я.

— Да. Или нет. Что я совсем с катушек съехала — это однозначно. Вот честно, сама себя бешу. Но как остановиться, не знаю, — Маша засовывает купюру в автомат. — Давай, дорогой, налей мамочке кофе. Ты будешь?

— Нет.

— В субботу папа с Ел Ол таскали меня на горячие источники…

— Сочувствую.

— Рано сочувствуешь. Угадай, кого я там встретила?

— Только не говори, что Терновского.

— Бинго!

— Да ладно?!

— Ага. Вот как так? В городе еще постараться надо пересечься с ним. А тут в месте для пенсионеров встретились!

— Че сразу для пенсионеров? Все любят погреть косточки.

— Может быть. Но только не Терновский. Ну на горнолыжном склоне, ну в тренажерке, но не в спа. В голове не укладывается. И самое главное, угадай с кем?

— С той блондинкой?

— Неа, с новой блондинкой.

— Дружище! — я сочувственно треплю Машу по плечу.

Она залпом допивает свою кофеобразную бурду и раскидывает руки в стороны.

— Утешительные обнимашки, двойную порцию, пожалуйста!

Я смеюсь до слез и обнимаю. Мы будем в порядке, несмотря ни на что. Плачу и снова смеюсь.

— А ты чего? — не разрывая объятий, бормочет Маша.

— Не знаю, просто всё как-то не так было. Ты такая вся печальная ходила. И мне тоже было плохо.

— Знаю. Извини. Нужно просто потерпеть. Надеюсь, когда-нибудь это кончится у меня.

А на следующей паре Злата написала в чат, что рассталась с Мишей. Фомичёва не удивлена, в отличие от меня. Что ж, они эти дни общались теснее.

«Напьемся?» — пишет Маша в ответ.

«Сразу после пар, у меня», — ответила Кошелева.

Что ж отложу разговор с Артёмом до завтра. Всё равно это уже ничего не решит и спешка ничем не поможет. После пар пошла в профком, Маша передумала участвовать — «Какой смысл теперь?» — и попросила всё уладить. Встретила Руслана там, он пытался заговорить, но я успешно сбежала.

Еще издалека заметила — вернее, услышала — что-то не так. Маша и Злата, как и условились, ждали меня возле «Бомжа», но с ними был Шварц. Он ругался с Кошелевой.

— …хватит уже! Что тебя не устраивало? — я первый раз видела Шварца таким злым. Он был весь красный. И расстроенный. — Что тебе еще нужно?

— Да ничего уже! — Злата тоже на взводе, хотя и значительно спокойнее бывшего парня.

— А тебе вообще что-то надо было хоть когда-то?

— Когда-то да…

Я подхожу и встаю рядом с Машей, которая наблюдает за скандалом. Вся ее поза говорит о том, что если что, она готова ринуться в бой.

— И что же?

— Да что пристал? Всё, расстались уже, прими это!

— Не хочу!

— Меня не волнует, что ты хочешь!

— И никогда не волновало!

Злата фыркает, а Миша хватает ее за руку. Та пытается вырваться, но он держит крепко. Маша пытается помочь. Мы все хором кричим, чтобы тот отцепился.

— Достал уже! — срывается Злата. А ее бывший парень, кажется, готов схватить ее и утащить. Или придушить. На него страшно смотреть.

— Мишаня, хватит, — раздается за спиной мягкий голос Звягинцева, я и моментально покрываюсь испариной. Артём подходит и размыкает хватку Миши на руке Кошелевой. Другую руку Артёма держит девушка. Я моргаю. Узнаю в ней его прошлогоднюю девушку — дизайнер или кто она там. Отвожу взгляд, не могу на это смотреть. Понимание накрывает с головой. Вот и нет смысла выяснять отношения.

Артём увел Мишу. А Маша — меня и Злату.

— Он опять с Дорониной, что ли? — спрашивает Злата, усаживаясь за руль.

— Понятия не имею, — отзывается Маша.

Всю дорогу мы молчали. А когда приехали и взяли по коктейлю, Злату прорвало.

— Я такая дрянь… Но я правда думала, что он тот самый. Мне казалось между нами искра, химия, физика и все дела. Но нет. Я даже не сразу это поняла. Иначе всё бы так не затянулось.

— А он так не считает… — сообщила очевидный факт Маша.

— Знаю. Если бы можно было, я бы вообще не начала с ним встречаться.

— Всё так плохо? — спросила я. Ведь я почти ничего не знала, в отличие от Фомичёвой.

— Не плохо. Но я бы предпочла, чтобы ему сейчас не приходилось через это проходить. Миша — хороший парень…

— Но не тот?

— Не тот, — согласилась Злата. — И я бы хотела, чтобы был тем.

Мы дружно допили первый бокал, и Злата сделала нам новую порцию.

— Мне так жаль, — тихо произнесла она и смахнула слезу. — Он не заслужил это всё.

Я отпила огромный глоток, пытаясь избавиться от тугого комка жалости в груди.

— Мне кажется, я вообще не способна любить…

— Ты способна любить. Ты же любишь нас! — горячо воскликнула Маша.

— Люблю, — Злата так просто признала этот факт, что я во все глаза уставилась на нее. Что она любит Машу я знала, но не думала, что могу входить в число людей, которым симпатизирует Кошелева. — Конечно люблю. Как вас можно не любить?

— О, ну теперь и я собираюсь рыдать! — воскликнула Маша, вытирая слезы и улыбаясь.

— А тут никто, кроме тебя, и не рыдает, — съязвила Злата и тепло улыбнулась. Посмотрела на меня — а я как раз попыталась незаметно стереть эту предательскую слезу. — Ах нет, вы обе решили затопить соседей.

— Лиса Алиса, включи-ка свой знаменитый грустный плей-лист, порыдаем все.

— А почему не мой? — спросила Злата, роясь в телефоне.

— Ох нет, Злата, только не твой, положи телефон. Ты же знаешь, у тебя отвратительный музыкальный вкус. Доверь это дело профессионалам.

Кошелева развела руками, позволяя мне быть диджеем.

И мы просто сидели, пили, молчали, слушали музыку. Каждый думал о своем. За окном темнело, мы не включали свет.

— Ничего не меняется, да? — спросила Маша и подняла бокал. — За нас, красивых и одиноких!

О да…