— Смотри, — Маша указывает на медленно проезжающую мимо окон БМВ ярко-лазурного цвета, пока я ставлю на стол заказанный ей кофе.
— Машина твоей мечты? — усмехаюсь я.
— Нет, в такой цвет я хочу тебя покрасить!
— Меня?
— Тебя-тебя!
Я фыркаю, но, пока принимаю новые заказы, обдумываю эту мысль. Пытаюсь найти аргументы против. Их нет.
— Знаешь, отличный выбор цвета, — бросаю я, проходя мимо ее столика и унося грязную посуду с соседнего.
— Я знала, что ты согласишься!
Сегодня я полсмены подменяю коллегу. И когда рабочий день наконец заканчивается, Маша везет меня в свой любимый салон красоты и долго мучает мастера, объясняя, что должно получиться у меня на голове.
Спустя три часа я вижу в зеркале какое-то инопланетное прелестное создание. Маша пищит от восторга и делает не меньше трех миллионов фотографий меня.
— Злата офигеет! — повторяет она в третий раз, а потом интересуется, не выгонят ли меня из дома.
Я отправляю маме фото, на что она пишет, что мне идет, и спрашивает, сколько это стоило. Я называю только часть суммы. И я даже не уверена, что сумма, названная мастером, тоже полная. Подозрительно приемлемая цена. Но от Фомичёвой я не добилась никакой информации.
— Отец меня бы выставил за дверь. Или всю ночь полоскал головой в унитазе, — ворчит подруга, прочитав сообщение моей мамы. — Ладно, поехали, у нас мало времени.
Почти год я успешно избегала компании Звягинцева. Сегодня моя победная серия закончится. Маша большей частью была занята своими отношениями, а Злата не так сильно близка с ним — это позволяло мне держаться максимально далеко от Артёма и оградить себя от почти любой информации о нем. Лишь обрывочные сведения достигали моего поля зрения, ничего конкретного.
А в конце лета Маша рассталась с Терновским. Причина банальна (и подруга больше злилась именно из-за этого). Измена Терновского не ввергла ее в пучину уныния и хандры. Видимо, Машка в конце концов перегорела. Она пострадала, конечно, пару недель. «Я как-будто всё время ждала, что такое случится. И успела привыкнуть к этой мысли. Я вроде бы зла, но в то же время мне всё равно», — сказала Маша мне тогда в телефонную трубку, сидя на кухне квартиры Терновского. А в спальне в это время ее парень пыхтел над другой девушкой. Именно так она и сказала — пыхтел. И сама же долго смеялась над подобранным словом. Ее смех услышали изменщики. По словам Маши, ничего более нелепого и одновременно мерзкого в ее жизни не было.
Позже Злата много раз повторила: «Я же говорила, что она отойдет!»
А я не могла поверить и спрашивала, не врет ли Фомичёва нам.
— Я просто уже устала страдать из-за него, — сказала она мне тогда. — Уже ничего не чувствую. Даже у меня есть лимит унижений. И он подошел к концу.
А месяц назад ей написал Паша из Питера. Фомичева отказывается давать определение тому, что между ними происходит, но ее довольную моську невозможно не заметить.
— Отношения на расстоянии? — заикнулась Злата.
— Нет! Это не отношения!
— А что?
— Ничего!
Да-да, только это «ничего» собирается приехать к ней после сессии. А так ничего, да.
Маша вернулась к самой себе и частично вернула прошлый образ жизни. И старых друзей, которым пришлось уйти на задний план, пока она занималась саморазрушением в отношениях с ветреным Терновским. А значит, вернулся и Звягинцев.
В конце концов отмазки, связанные с занятостью и работой, перестали производить впечатление на моих подруг. Сегодня мне пришлось согласиться прийти на вечеринку.
Волнуюсь ли я перед встречей? Утром казалось, что нет. А сейчас я уже не уверена. Злюсь на себя за свое неравнодушие. Ему-то ведь наверняка всё равно. Почему я не могу до сих пор всё забыть? Почему не могу перегореть?
По традиции суечусь на кухне. Мне не сложно, да и помогает справиться с волнением. Но всё же вздрагиваю каждый раз, слыша звонок в дверь.
Отношу две тарелки с закусками ровно в тот момент, когда Маша открыла дверь Звягинцеву.
В — везение.
Где можно недорого почистить карму?
Я не останавливаюсь и иду в гостиную. Что сложного игнорировать людей? Это же легко, правда? Чувствую затылком внимание к своей персоне. Списываю на паранойю. Повторяю мантру под кодовым названием «Мне всё равно, я бесчувственный камушек». Медленно расставляю тарелки, проверяю салфетки и одноразовые стаканчики. Тяну время.
Сейчас он зайдет, заговорит с кем-нибудь. Ему будет не до меня. И я спокойно ретируюсь, не сталкиваясь лицом к лицу.
Но судьбе и Артёму плевать на мои желания и планы. Он подходит ко мне.
— Привет.
Мысленно умираю.
— Привет.
— Космический цвет.
Я по инерции провожу ладонью по волосам.
— Ага.
— Тебе идет.
— Спасибо.
Я не смотрю на него, но чувствую, что он смотрит только на меня.
— Пойду, у меня там дела…
Позорно сбегаю на кухню, он отпускает меня.
Но долго отсидеться у меня не получается. Злата утаскивает меня в «зону боевых действий».
— Заметила? — Кошелева передает мне бокал и шепчет на ухо.
— Что?
— Как на тебя смотрит Тёма?
— Как? — делаю максимально незаинтересованный вид.
— М-м, посмотри сама и реши, — ее лицо не выражает никаких эмоций, но мой подозрениеметр зашкаливает. Злата слишком проницательна. Хотя редко показывает это.
— Ну мои волосы невозможно игнорировать.
Она усмехается.
— Точно, он сказал, что ты напоминаешь ему Джой из «Бегущего по лезвию».
Я закатываю глаза.
В тот вечер Артём еще два раза пытался поговорить, но нас всё время кто-то прерывал. И я им была бесконечно благодарна.
Или нет. Я сгорала от любопытства, что же он мог мне сказать? Лучше мне не знать этого. Извинится за свое трусливое поведение — что не нашел в себе сил даже расстаться нормально? Или сделал бы вид, что ничего не было?
Когда зевнула уже в пятый раз за минуту, поняла, что пора ехать домой. Нашла Машу залипающей в телефоне в прихожей.
— Прием-прием! — я помахала руками у нее перед лицом.
— Ой! — она подняла глаза на меня. Довольная улыбка сияла на лице, и я не смогла не улыбнуться тоже.
— Хочу воссоединиться со своим одеялом, мы слишком долго были в разлуке. Отпустишь?
— Еще так рано! Не можешь остаться? — она внимательно посмотрела на меня. — У тебя усталые глаза. Ладно, Лиса-Алиса, отпускаю тебя. Но сильно там с одеялком не усердствуй, ты только моя! Так и передай ему.
И только я вытащила из горы ботинок свои, как Маша выдала:
— О, Артём, ты еще не уехал? Подвезешь Алису?
Я замерла.
— Конечно. Спускайся сразу, когда будешь готова, — его тон был ровным, даже дружелюбным. Он правда готов довезти меня? Звягинцев быстро оделся и спустился. Я не сказала Маше и слова против. Кто откажется от комфортной машины в пользу холодного троллейбуса?
Но боюсь, что меня может ожидать тяжелый разговор. Для меня тяжелый. И неважно, в каком ключе он пойдет.
Получив на прощание порцию обнимашек, спустилась на улицу и, даже не выглядывая в темном дворе сине-фиолетовую «Мазду», прямиком отправилась к остановке — я выбираю троллейбус.
У выезда из двора меня нагнала та самая «Мазда» и остановилась. А я нет.
— Алиса!
— Я поеду на троллейбусе.
— Любишь троллейбусы?
— Обожаю! Хлебом не корми, дай покататься. Вырасту — куплю себе, обклею стразами и буду бесплатно возить старушек в поликлинику по утрам…
Все это время Артём медленно ехал рядом со мной, пока я не вышла на тротуар, а ему пришлось держаться своей дороги. На остановке никого не было, я сверилась с расписанием — последний троллейбус ушел восемь минут назад. Могла бы и догадаться! Краем глаза я увидела, что Артём остановился на парковке ближайшего магазина.
— Ты уверена, что еще хоть что-то ходит? — спросил он, выйдя из машины и остановившись рядом.
— Да, — судя по расписанию, еще будет пара маршруток.
— Холодно, поехали на машине.
Я оглядела Звягинцева — его куртка явно не рассчитана, чтобы в конце ноября ходить пешком.
— Мне тепло. А ты можешь ехать.
— И оставить тебя ночью одну на улице?
— Ты мне не мамочка.
— И слава богу.
— Вот уж точно!
Не знаю почему, но я начинала злиться. Его присутствие жутко нервировало и не давало расслабиться.
— Слушай, иди уже в машину. Я спокойно доеду на маршрутке.
— Слушай, иди уже в машину, и спокойно доедем на машине, — передразнил он меня.
— Как мне еще сказать, чтобы ты понял, что с тобой я не поеду?
— Почему?
— Можешь не косить под дебила, я не поверю. Оставь меня в покое.
— Это было грубо…
Его тон был ровным и немного насмешливым. И это злило еще больше. Я тут еле сдерживаюсь, чтобы не закатить истерику и не послать во все самые «прекрасные» места этого мира, а ему весело.
— Вот и оставь такую грубиянку и иди уже.
— Не могу тебя оставить…
Я уже хотела выпалить какое-нибудь не особенно цензурное слово, но замерла. Это прозвучало так… искренне. Будто Артём имел в виду нечто большее.
Ну уж нет, я не собираюсь расклеиваться от одной дурацкой фразы.
— Мы стоим уже 15 минут.
— И?
— И ни одной самой чахлой маршрутки не приехало.
— Скоро будет
— Не будет. Поехали уже, Алиса.
Этот день не мог закончиться хорошо, я знала. А ведь начинался неплохо.
Я размышляю еще несколько минут и понимаю, что, возможно, уже и правда никто не приедет. И я сдаюсь и молча иду к машине. Артём догоняет и открывает мне дверцу, а я фыркаю, давая понять, что меня такой ерундой не возьмешь.
Внутри еще осталось тепло, и я понимаю, что вообще-то замерзла. Звягинцев располагается за рулем и включает обогреватель.
— Я чуть там не окоченел! — он подставляет руки к потоку теплого воздуха.
— А по-моему чудесная погодка, свежо и прохладно, — сварливо отвечаю. И Артём легко смеется. Я уже и забыла его смех. Внутри всё сжимается. Божечки-кошечки, скорее бы доехать и нырнуть в спасительные объятия кроватки!
В колонках раздается так любимый им Lukhash, и мы в молчании доезжаем до моего дома.
— Поговорим? — спрашивает Артём, когда я отстегнула ремень безопасности.
Я вздыхаю. Нам и правда нужно разрешить эту ситуацию. Высказаться и прийти к решению, как вести себя. Это будет тяжело.
— Говори.
— Не сейчас.
— Когда?
— Завтра.
— Не могу, работаю.
— Заберу с работы.
— Я дома допоздна работаю.
— Когда можешь?
— Никогда. Я очень много работаю.
— Это немного долговато. Выдели мне время на неделе.
Я не смотрю на него, но чувствую, что он улыбается. Бесит, зараза такая! Бросаю ему «Посмотрим» и выхожу.