Трое уже доехали до моста, когда Доминик сказал:
— Что с тобой, Виллему? Ты выглядишь совершенно изможденной.
Женщина провела рукой по лбу:
— Не знаю. Мне что-то нехорошо.
— Устала?
— Смертельно. Вы, верно, тоже?
— Странно было бы, если б мы не устали. Ведь мы не спали двое суток. Но у тебя, по-моему, не только усталость.
— Наверно. Я в полном разочаровании оттого, что проиграла.
— Вовсе нет, — обернулся Никлас. — Тебе удалось обуздать его, говорить с ним. А этого еще никому не удавалось. Мы залечили его раны. Он поехал с нами. Чем же ты недовольна? Ты, верно, хочешь, чтобы все изменилось, как по мановению волшебной палочки.
Виллему благодарно улыбнулась:
— Больше всего я боюсь быть меченой…
— Боишься его глаз? — спросил Доминик.
— Да. Он многое может. Вспомните, ведь он чуть не заморозил нас. А сколько не проснулось от его гипнотического сна! Я так часто и подолгу смотрела ему в глаза. Он словно приобрел надо мной власть. Забрал у меня всю силу.
Она покачнулась в седле:
— Что ты «видишь», Доминик? Расскажи, что сейчас делает чудовище.
Озабоченно взглянув в бледное лицо жены, он раздумчиво произнес:
— Чудовище? Оно ничего не делает. Думаю, спит. Но недавно…
— Почему ты вдруг замолчал?
— Да так. Ничего особенного.
Доминик не хотел говорить о том, что чувствовал. А Ульвхедин был в крайнем возбуждении, он это знал. В нем бушевала жажда насилия, ярость и отчаяние.
— А Элиса?
— Она с ним, — звенящим голосом отвечал муж.
— Доминик! Виллему падает с лошади! — крикнул Никлас.
Они едва удержали женщину на лошади. Остановившись, огляделись.
На дороге через мост ясно были видны следы лошади Элисы. Их было нетрудно опознать, так как лошадь была подкована у гростенхольмского кузнеца. Кузнец был большой оригинал и мастер на все руки. После моста начиналась твердая земля, следы пропали. И тут следопыты допустили ошибку. Ульвхедин и Элиса поднялись на крутой холм, а они поехали в объезд, вдоль Турифьорда. Эта дорога была значительно легче; все нормальные люди выбрали бы именно ее. Но они забыли, что Ульвхедин не был обычным человеком.
Мужчины уложили Виллему в хорошо защищенном месте на берегу фьорда. Доминик находился в крайнем волнении.
— Никлас, что с ней?
Оба положили руки на тело женщины.
— Если бы у меня был мой сундучок! Но наш друг позаботился о нем. Доминик, ситуация не так уж безнадежна. Она скоро придет в себя.
Виллему приоткрыла глаза. Устало улыбнулась.
— Как приятно чувствовать твои руки, Никлас, — невнятно пробормотала она. — Кажется, я уже никогда не поправлюсь.
— Мы не можем двигаться дальше, — решил Доминик.
— Чудовище спит, а мы смертельно устали. Давай и мы немного отдохнем, — поддержал его Никлас.
— Тогда останемся. Виллему крайне нуждается в отдыхе.
Присев около спящей, Никлас еще некоторое время гладил ее по лицу своими чудодейственными руками. Когда ей стало лучше, мужчины расположились на земле и уснули. Пришлось ложиться на голую землю, все пожитки исчезли вместе с лошадью Элисы. Сняв широкий плащ, Доминик набросил его на Виллему, а сам примостился с краю. Никлас завернулся в свой плащ.
Виллему прижалась к мужу:
— Доминик, я хочу домой, — прошептала она.
— Я тоже.
— Знаешь, я часто говорила о том, что мой дом в Элистранде. И только сейчас поняла, что настоящий дом у меня в Мёрбю, в Швеции. Там наш дом — мой, твой, Тенгеля Младшего и твоего отца.
Он благодарно погладил ее плечо. Виллему часто сердилась на все шведское и хвалила норвежское. Его задевало такое отношение, но он никогда ничем не показал ей, что ему бывает больно от таких слов.
Прижавшись лбом к щеке мужа, она прошептала:
— Я тоже хочу домой, к Тенгелю. Будем надеяться, что у него все хорошо. Мне наплевать на чудовище. У меня нет никакого желания заниматься его перевоспитанием. В нем говорит животный инстинкт убивать. Так противно, просто тошнит от всего этого! Пусть он умрет! Что нам от того?
Доминик покрепче обнял ее:
— Не говори так, Виллему. Видимо, его надо спасать. Почему — мы можем только гадать. Он далеко не бессмертен, просто очень живуч. Думаю, наши предки именно этого и бояться. За свою долгую жизнь он может наделать немало бед — не только заколдовывать Людей Льда, но и убить немало ни в чем не повинных людей. А потому из него необходимо сделать нового Тенгеля Доброго.
— Ты же сам понимаешь, что это невозможно, — тяжело вздохнула жена. — Его нельзя перевоспитать. В нем нет ни капли добра.
— Не говори так. Нам рано сдаваться.
— Ладно, пусть он живуч. Но если его можно сжечь на костре или…
— Какой вред смогли принести ему отлично вооруженные кнехты? Кто пошлет его на костер? Ты, именно ты должна сделать из него человека. Многое уже сделано. Гораздо больше, чем ты думаешь.
— Он словно чем-то заразил меня. Он боится и ненавидит меня. Хоть его колдовство и не возымело на меня никакого действия, я чувствую себя больной и разбитой.
— Он как-то повлиял на тебя. Моей жене не свойственно опускать руки.
— Ты прав. Однако меня просто тошнит от всей этой истории.
— Отдохнешь, и все пройдет. Вот увидишь. Ты просто устала. Смотри, Никлас уже уснул. И нам пора.
Элиса открыла глаза и огляделась.
Солнце еще не опустилось, так что в бессознательном состоянии девушка была недолго. Лошадь паслась рядом.
Рука спящего рядом чудовища лежала на ее плече.
Элиса попыталась приподняться и тут же почувствовала такую страшную боль, словно кто-то резал ее ножом. В глазах потемнело.
— Милосердный Боже, — прошептала она. — Бедная, несчастная грешница! И что я наделала! Жизнь разбита… Верно, я уже никогда не поднимусь на ноги.
С трудом, повернувшись на бок, взглянула на парня. Грустная улыбка тронула губы.
«Ему холодно», — подумала она, откидывая со лба волосы.
Встать оказалось совсем не просто. Острая боль пронзала ее при каждом движении. Сдерживая крик, девушка с трудом доплелась до лошади. Сняв два одеяла, накрыла ими юношу. Ульвхедин крепко спал. Элиса вскоре нашла небольшой ручеек и, отойдя подальше, чтобы Ульвхедин не заметил ее, разделась и как следует вымылась. Много раз ей казалось, что она вот-вот потеряет сознание от невыносимой боли. Однако ей все же удалось одеться и дойти до полянки. Теперь она была свободна, и ничто не препятствовало ее бегству от палача — да, он был палачом! Но ей это даже не пришло в голову. Не могла же она бросить его одного в диком лесу! И что скажет фру Виллему, остальные?! Им ведь так важно привезти его домой, в Гростенсхольм.
И девушка прилегла на одеяло, постаравшись получше укрыть спящего.
Из глаз полились слезы. Она скорбела об утраченной девственности.
И, тем не менее, девушка не могла отрицать, что в ней тоже заговорило желание… А потом все было так ужасно, гадко, больно и противно.
Наплакавшись вволю, Элиса уснула.
Ульвхедин проснулся первым. Во всем теле чувствовалась необыкновенная легкость. Он огляделся и вспомнил, что произошло.
Он был укрыт одеялом. Странно. Он помнил точно, что одеяла не брал…
Он повернулся на бок. Девушка… Она все еще спала. Глупая дурочка! Почему она все еще здесь?! Ей давно пора исчезнуть.
Как же она привлекательна! Плечи, талия, бедра… Такая мягкая кожа. Он протянул руку и погладил ее. Такая теплая! Такая зовущая! И как же хорошо было с ней! Ульвхедин никогда не испытывал ничего подобного. Разве что во сне.
В нем снова проснулось желание. Полуживотное, получеловек, он думал только об удовлетворении своей страсти. Задрав на девушке рубашку, оглядел ее с ног до головы. Из глотки вылетело нечленораздельное мычание. Властным движением раздвинул ноги Элисы.
Это движение разбудило девушку:
— НЕТ, не надо! Не делайте этого, Вы же убьете меня, я умру! Неужели Вы не понимаете?
Девушка отчаянно боролась за жизнь. Сопротивление Элисы только разжигало страсть.
— Я только что помылась, — всхлипывала Элиса. — Ну, пожалуйста!
Мольбы были бесполезны. Ульвхедин решил получить свое. Ведь ему было так хорошо!
Когда он, наконец, поднялся, Элиса заливалась слезами.
— Прекрати, — грубо прикрикнул он. — Живо на лошадь!
Он решил взять девушку с собой. А она чувствовала себя так, словно ее только что перемололи в мельничном Гроте.
Ульвхедин нетерпеливо схватил ее в охапку и перебросил через седло. Затем сел на лошадь сам. Жалобные стоны девушки его ничуть не волновали.
— Я хотела… приготовить нам поесть, — всхлипывала она в полном отчаянии.
— Потом. Показывай дорогу домой, к твоим крестьянам!
Говорить девушка не могла. Сделав над собой усилие, слабо махнула рукой туда где, как казалось, находился Гростенсхольм. Ульвхедин кивнул. По его расчетам Гростенсхольм должен был, находится именно там.
Они подъехали к Гростенсхольму, когда солнце уже зашло. Начинало темнеть.
— Вот и усадьба, — удрученно прошептала Элиса.
— Сам вижу. Где хранится сокровище?
— Я не могу сказать.
— Быстро говори, — сквозь зубы процедило чудовище.
— Ой! В Гростенсхольме! Но я не знаю где, ведь я работаю в Линде-аллее. Мне больно!
— Ну-ка, ляг!
— Это еще зачем?
Проживший всю жизнь без женщин, Ульвхедин решил снова испытать это сладострастное чувство.
Они проехали уже не один час, причем тело Элисы все время соприкасалось с телом юноши, и в нем снова возникло желание. Он дрожал от возбуждение и не видел причины ждать. В нем заговорил чисто животный инстинкт.
Он пытался уложить ее прямо на спине лошади:
— Да ложись же! — уже раздраженно повторил он. — И снимай свою чертову рубашку! У нас нет времени останавливаться, прекрасно сойдет и на лошади!
— Нет! — закричала Элиса, чувствуя тепло и влагу Ульвхедина.
— Делай, что тебе говорят!
— Нет, ради всего святого, умоляю! Я все что угодно сделаю, только не это. Я не могу.
Она так решительно защищалась и была настолько испугана, что до него, наконец, дошло, что это серьезно. Ее слова о взаимности осели где-то в глубине его души. Мечта о… взаимности… Что-то в этом было.
Элисе было не до взаимности. Ее раздирала боль. Ульвхедину этого не объяснить.
Она все молила:
— Вы поймите… Ко мне все всегда относились с любовью и заботой. И я хочу дать другим людям то же. Может, это глупо, но уж такая я есть. Пожалуйста, будьте милосердны. Я хотела бы выполнить ваше желание, но тело говорит «нет». Оно хочет защитить себя… Не знаю, как объяснить.
Н глубине сознания Ульвхедина шевельнулось понимание. Но эта способность была запрятана очень глубоко. На поверхность вырвались злость и разочарование. В дикой ярости он сбросил девушку с лошади.
— Ты ни на что не годна! Добирайся сама. — И он пришпорил лошадь. Через минуту юноша скрылся с глаз.
Падая, девушка сильно ушиблась, поцарапала щеку. Что-то случилось с ногой. Идти она не могла.
Элиса свернулась калачиком. Она была полностью раздавлена.
Утром трое добрались, наконец, до дома.
В Линде-аллее стояла тишина. В доме никого не было. Никого — ни хозяев, ни слуг. Пусто было на полях и в сараях.
Пришпорив лошадей, они помчались в Гростенсхольм.
На втором этаже слышались приглушенные рыдания.
— Кто там? — закричал Никлас.
С лестницы неслышно спустился Альв, сын Никласа. Обычно жизнерадостный, сегодня парень был мрачен.
— Слава Богу, хоть вы тут! Мы думали, с вами что-то случилось.
— Что тут происходит? — прервал Доминик.
— Дед…
— Дядя Матиас? Что с ним? — прошептала Виллему.
— Здесь было чудовище, — коротко бросил Андреас, спускаясь вниз. — Забрал с собой почти все сокровище Людей Льда. А Матиас хотел остановить его.
— Нет, только не это, — потрясение воскликнул Никлас. — Неправда. Чудовище убило его? Отца Ирмелин? Что за…!
— Нет, Матиас жив. Чудовище не пыталось его убить. Но Матиас уже далеко не мальчик. Когда он попытался отнять мешок, куда чудовище сложило сокровище, оно толкнуло Матиаса и тот покатился вниз по лестнице…
Навстречу им из спальни Матиаса вышла Ирмелин. Видно было, что она недавно плакала. Увидев Никласа, женщина кинулась ему в объятия.
Смертельно бледный Матиас попытался улыбнуться им. Спросив, где болит, Никлас тотчас же наложил руки на больные места, пытаясь хоть немного умерить страдания несчастного.
— А где Элиса? — спросил Андреас.
— Элиса? — переспросила Виллему. — Разве она не с вами?
— Откуда? Она уехала вместе с вами!
— Мы думали, чудовище привезло ее сюда. Он уехал на ее лошади, захватив девушку с собой. Доминик «видел» их вместе. Он, скорее всего, бросил ее где-то в лесу.
— Что? — вскричал Андреас. — Немедленно на поиски!
Доминик не посмел сообщить им, что случилось с Элисой.
К счастью, его никто ни о чем не спросил, так как тут в дом вбежал слуга из Элистранда.
— Боже, сегодня к нам приходило чудовище! Скорее! Он увел с собой герра Калеба!
— Отец! — вскрикнула Виллему.
— Это все ты! Вздумала рассказывать ему историю Людей Льда! — прошептал Доминик. — Ведь ты сказала, что Калеб был там! Теперь у негодяя есть проводник!
— Господи! Но ведь отцу уже семьдесят семь! Ему не выдержать долгого пути до Трёнделага! А где мать?
— Фру Габриэлла собирается вслед за ними. Спасать герра Калеба.
Виллему разрыдалась:
— Нет! Нет, нет, нет… Что я наделала!
— Ты? Ты тут не при чем. Но если я встречу этого мерзавца, пощады ему не дождаться! — воскликнул Никлас. «А что я могу сделать», — тут же подумал он.
— Ирмелин и Никлас, вы остаетесь с Матиасом. А я и Альв с остальными поедем на поиски Элисы. Доминик и Виллему, поезжайте домой, в Элистранд. Соберете слуг и поедете за Габриэллой, ее надо вернуть домой. Она совсем сошла с ума! Ведь ей скоро семьдесят! Остальные займутся поисками чудовища и, в первую очередь, Калеба, — распорядился Андреас.
— Утешает только одно, — нарушил молчание Никлас. — После нашей победы в Нурефьелль, он еще никого не убил. И даже не попытался!
— Да, — подтвердил Андреас. — Так хотелось бы услышать о вашей поездке.
Все разъехались. Виллему было сказано оставаться в Элистранде. Ее уложили в ее старую, так и не расписанную кровать. Почти насильно заставили выпить снотворного, что приготовил Никлас. Состояние женщины внушало опасения. У нее была какая-то нечеловеческая усталость.
— Доминик, — заплетающимся языком пробормотала она (снотворное уже начало действовать). — Найди моих родителей! Живыми!
— Не волнуйся, Виллему, все будет хорошо. Отдыхай!
— А Элиса?
— Она где-то рядом. Ее найдут.
Виллему еще не забыла норвежский:
— А Ульвхедин… Он же дикий…
— Об этом потом. Все образуется. А теперь спи.
Она хотела сказать что-то еще, но сил уже не было… Она заснула.
Доминик собрал на поиски всех, кого мог. Присматривать за Виллему остались только самые немощные.
Первой нашли Габриэллу. Она не смогла уехать далеко. Она страшно переживала за Калеба. Но когда услышала о состоянии Виллему и о том, что на поиски Калеба отправилось много народу, повернула назад.
По следу Ульвхедина шли без особого труда. Во-первых, его «чувствовал» Доминик, а во-вторых, чудовище и не думало заметать следы. Путь его лежал на север. По дороге им постоянно рассказывали о проезжавшем мимо ужасном рыцаре-привидении. На крупе лошади привидения сидел какой-то старик.
Погоня не останавливалась ни днем, ни ночью.
На следующее утро нашли Калеба. Он лежал в придорожной канаве со сломанным бедром. Доминик осторожно поднял тестя.
— Что произошло? — озабоченно спросил он. — Как вам удалось освободиться, отец?
— Я доставлял ему слишком много неудобств, — прошептал Калеб. Ему было очень больно. — Он добился того, что я показал ему дорогу в долину Людей Льда…
— Вот как.
— Да. А потом сбросил меня с лошади. С тех пор я тут валяюсь. Не могу даже пошевелиться.
Калеб зашелся сухим кашлем.
— Так вы здесь пролежали всю ночь?
— Да. Ну и холод, скажу я вам.
— Теперь все позади. Дома нас уже ждет Виллему. Поворачиваем! Пусть чудовище идет, куда хочет. Вы важнее.
Старик просветлел лицом:
— Виллему? Слава Богу! Она не пострадала?
Доминик помедлил:
— Нет. Так, значит, чудовище не расправилось с вами, отец?
— Нет, как видишь. Я, признаться, удивлен до глубины души. Я так много слышал о нем. О его жестокости. Он страшен, черт возьми, но ведь не убил же меня!
— Это заслуга Виллему, — отвечал Доминик, помогая старику устроиться на лошади. Делал он это крайне осторожно, стараясь не причинить боль. — Ваша дочь совершила подвиг. Только сама этого не поняла и крайне расстроена тем, что, как ей кажется, проиграла.
— Это еще не окончательная победа. Но расскажите мне…
Альв, Андреас и все жители Линде-аллее искали Элису. Женщины и мужчины обшаривали достаточно большой участок. На главной дороге ее не нашли. Видимо, искать надо было где-то в лесу или на холме.
Искать пришлось долго. А нашел ее Альв.
Он сразу позвал Андреаса, а тот собрал остальных.
Неистощимая на выдумки, девушка опиралась на сук как на палку. Она бы могла добраться до дома самостоятельно. Увидев домашних, зашлась в плаче. Прижавшись к Андреасу, плакала и не могла остановиться.
— Маленькая моя, — со слезами на глазах утешал он ее. — Мое дорогое дитя! Как ты?
Она не отвечала. Да они и не ждали ответа. Соорудив носилки из березовых ветвей, отнесли девушку домой. Ей рассказали, что все благополучно добрались до дома, что Матиас серьезно ранен, сокровище пропало, что чудовище забрало с собой герра Калеба, а Габриэлла отправилась на его поиски…
Элиса только плакала. Она была так глубоко несчастна!
Когда они добрались, наконец, до Линде-аллее, Виллему уже очнулась от своего глубокого сна. Она вместе с Габриэллой и Никласом спустились вниз встречать носилки.
— С ногой ничего серьезного, — вставая с колен, сказал Никлас Элисе. — Ты просто сильно растянула мышцу. Через несколько дней все пройдет, но необходим постельный режим.
Виллему попросила выйти из гостиной всех любопытных, поблагодарив их сначала за помощь. На кухне спасителей ждал праздничный обед.
— Элиса, твоя рубашка вся в крови. Что случилось? — спросила Виллему, когда посторонние вышли.
Девушка снова залилась слезами:
— Именно это и случилось, фру Виллему. Много раз. Было так больно. Он такой большой, такой…
— О Боже! — вскричала Виллему, закрывая лицо руками.
Андреас обнял девушку. Он стиснул зубы, но губы все равно предательски дрожали.
— Теперь ему не миновать смерти, — горько произнесла Виллему. — Теперь я и гроша ломаного не дам за его жизнь!
— Нет, фру, не говорите так, — воскликнула Элиса.
— Не смей даже просить за этого негодяя! А тебе, дружок, я сейчас дам кое-что, и от возможных последствий не останется и следа, — проговорил Никлас.
Он совсем забыл, что сундучок пропал.
Элиса резко выпрямилась:
— Нет! — с силой произнесла она. — Нет, нет и нет. Не делайте этого, герр Никлас! Пожалуйста. Мне так хочется…
— Элиса, ты же не хочешь сказать, что…
— Именно это я и хочу сказать, — перебила Виллему Элиса.
— История снова повторяется, — грустно сказала Габриэлла. — Женщины нашего рода всегда боролись за своих детей, зная, что они могут оказаться среди отверженных. Вспомните Силье. Бедную маленькую Сунниву. А вы, Ирмелин и Виллему, вы разве забыли?
— Нет, я ничего не забыла. Но тогда все было по-другому! А тут чудовище набросилось на невинную девушку… Где же тут любовь? О, как это ужасно!
Элиса подняла руку, призывая выслушать ее:
— Фру Виллему, я совсем не хотела этого. Я просила, умоляла его сохранить мою честь и девственность. Но поймите, фру Виллему, я привязалась к нему. Да, он дикий и грубый, но мне он мил и такой. Простите меня, но я ничего не могу с собой поделать.
В комнате стало тихо.
— Ты увлеклась им еще там, наверху, — только и сказала Виллему.
— Верно, — поддакнул Никлас. — Только мы ничего не замечали. Совсем забыли про бедную девочку. Это мы должны просить у тебя прощения. И все же позволь дать тебе лекарство!
— А ведь у тебя нет лекарств. Наш пришелец из преисподней украл у тебя весь запас. А потом, женщин из рода Людей Льда бесполезно уговаривать, раз уж они решили сохранить ребенка. И потом я вообще не уверена в том, что Элиса беременна, — ответила Виллему.
Вздохнув, Никлас сдался:
— Хорошо. Дайте же теперь осмотреть Элису.
На следующий день привезли Калеба. Кашель не проходил.
Не могло быть и речи, чтобы отправиться в погоню за Ульвхедином. Решено было оставаться дома и залечивать раны.
Виллему обдувал холодный осенний ветер. Ей было горько и обидно.
Какой толк от их поездки?!
Серьезно пострадали Калеб и Матиас. Никто не знал, выживут ли они. С тревогой вспоминала она слова Доминика. Тот как-то сказал ей, что в воздухе пахнет смертью. Он чувствовал ее приближение. Но никто не мог предположить, что все случится именно так…
Нет, не надо об этом думать!
А Элиса… Ей были нанесены не только телесные, но и душевные раны… К тому же она может скоро стать матерью…
Виллему не узнавала сама себя. Куда только делась воля, решительность, уверенность в себе…
Что с Ульвхедином?
Свободный, как ветер, дикий, со всеми сокровищами рода. Теперь он знает, как пройти в долину. И никто, никто не может его остановить!
Вот и все, чего они добились.