25

— Слушай, вельо, — сказал запыхавшийся Ленивец, — я не могу бегать, как мышь, по этому судну! У меня совсем штаны развалились! Я обе половинки в руках таскаю.

— Зайдем в туалет! — скомандовал Живчик.

В туалете Живчик осмотрел своего друга.

— Да, дело дрянь. Гнилые нитки. Теперь штанины разлезутся в разные стороны, а ты останешься посередине. Придется выбросить, ничего не поделаешь.

— А как же я? — взмолился Ленивец.

— А ты ходи, как спортсмен, который только что из бассейна и торопится к себе в каюту.

— Задержат, — грустно поник головой толстяк. — Без халата задержат.

— Могут, — согласился Живчик. — В следующий раз, когда пойдешь на дело, будешь надевать барахло, которое еще не совсем сгнило. Пойди в кабину, разденься и покажись.

Увидев белый живот Ленивца, свисающий над грязными цветастыми трусами, Живчик даже застонал.

— Э-э, нет, братец, на спортсмена ты не похож. Скорее на кусок свиного сала.

Гангстеры задумались.

— Слушай! — Живчик встрепенулся. — Я, кажется, придумал. Надевай вместо штанов рубаху. Как будто бы сверхмодный фасон.

— Ты думаешь? — Ленивец стал подозрителен.

— Дело тебе говорю! Ступай в кабину и переодевайся.

Ленивец покорно скрылся в кабине, и оттуда долго доносились сопение и вздохи.

— Ты заснул? — спрашивал Живчик.

— Не лезут ноги в рукава, черт бы их побрал! — кряхтел за перегородкой толстяк.

Когда он вышел, Живчик вздрогнул.

— Ты как глобус на спичках, — заявил он, — чего это ты так брюхо развесил?

— Так ведь рубаха ж!

— Подбери. А воротник у тебя оказался на самом интересном месте, подтяни сзади. А эта дыра откуда?

— Раньше она была на рукаве, под мышкой, и ее не было видно, а теперь видишь куда вылезла, прямо на всеобщее обозрение, — сокрушался Ленивец.

— Не нужно всякий хлам на себя пялить, когда на серьезное дело собрался, скупердяй! — ворчал Живчик. — Ты, кажется, этого Дика на свалке надеялся найти? Слушай меня. Разорви штанины до конца и обмотай их вокруг пояса, да так, чтобы пояс получился широкий, на весь живот. Вот правильно! Конец штанины пусти спереди — как бы небрежность с твоей стороны. Эта небрежность прикроет отверстие на вороте. Да закатай рукава на ногах! Ты бы еще запонки у щиколотки прицепил! Ходить можешь?

Впавший в какую-то каталепсию, Ленивец с трудом пошевелился.

— Вроде могу, — от волнения голос у него стал высоким и сипловатым.

— Ну и отлично. Пошли. Тебе еще туфли другие и что-нибудь на голову, и был бы ты как шотландец в национальном наряде. Но сойдет. И так похож на чудака-иностранца. Пойдем.

— А куда идти? — обреченно спросил Ленивец.

— Куда идти, куда идти! Словно не знаешь?

— Не знаю, — жалобно вздохнул несчастный. Живчик подумал.

— Пойдем к Мимуазе, поговорим с ней как следует!

— Пойдем, — печально кивнул Ленивец.

Живчик незаметно ухмыльнулся.

«Вот так оно и бывает. Только так, и не иначе. Храбрость Ленивца вошла в поговорку на задворках Вер-о-Пезо. Ленивец пули не боится — это всем известно. Почему не боится, вопрос другой, но не боится, и все тут. И ножа он не боится. Он всегда руку с ножом обломать может. И вообще Ленивцу сам черт не брат. Он бывал в таких переделках! А вот ведь скис Ленивец! Стыдно ему. Стыдно ему, бедолаге, вместо штанов рубаху носить и в таком виде по фешенебельному лайнеру прогуливаться. Смущается, как девчонка, не знает, куда смотреть. Ай да ну! Вот посмеемся на берегу! Пошли, пошли, не вешай нос, толстяк!» Они вышли из туалета и направились к бару доньи Мимуазы, Навстречу им попадались пассажиры и члены команды. Наряд Ленивца воспринимался с интересом, но без энтузиазма. Только раз гангстеров шокировала маленькая девочка:

— Мама, мама! Смотри, кто это такой?

— Иди, иди, детка, этот дядя больной.

Угловым зрением Живчик заметил, что Ленивец побагровел и стал хватать ртом воздух. Затем он услышал тоскливый шепот:

— Слушай, вельо, иди один. Я тебя в туалете подожду, ей-богу. Я там у кого-нибудь штаны достану.

— Да? — Живчик был язвителен и ироничен. — Поднять шум на весь океан? Учти, толстяк, я за тебя работать не собираюсь. С Миму и Диком нужно быть настороже. Идем.

Ленивец обреченно сопел за спиной неумолимого друга.

Живчик неистовствовал. У него был для этого благодарный повод. «Шеф все узнает. Он поймет, каким дураком был, когда посылал этого жирного поросенка на дело. Какой с него прок? Он сейчас как проколотый пузырь. Из него весь воздух выпущен! А храбрился! Подсмеивался. Вельо, вельо, вот тебе и вельо. Сам ты вельо! Стоило с тебя спустить брюки, как ты уже ни на что не годен. Эх ты!» Они прошли по кормовым трапам и, стараясь остаться незамеченными, поднялись на палубу первого класса, где находился бар доньи Мимуазы.

В это время радио «Святой Марии» передало объявление:

— Подсобный матрос Даниил, подойдите к радиорубке, вас вызывает помощник капитана! Подсобный рабочий Даниил, у радиорубки вас ждет помощник капитана!

Сначала они не придали объявлению никакого значения, но уже через несколько шагов Ленивец осторожно тронул плечо спутника:

— Слушай, вельо, а ведь помощник называл Даниилом этого негра там, в каюте.

— Какого?

— Того, с кем я подрался.

— И что?

— И что! Не соображаешь? Зачем им вызывать матроса, когда он рядом с помощником капитана? Здесь что-то не то.

— Глупости! — отрезал Живчик. — Пока мы возились с твоими штанами, негр мог куда угодно податься! Вот его и вызывают.

Живчик раздраженно толкнул дверь бара. В этот ранний час заведение Миму пустовало. Сама хозяйка, стоя на рабочем месте, разливала в четыре рюмки коньяк. Лицо ее было бледным, губы сжаты. Скорбная складка у переносицы придавала ей выражение мученической решительности.

Напротив барменши на высоких вертящихся табуретах сидели четверо. Помощник капитана, Сэм Смит, подсобный рабочий Даниил и Альдо Усис с забинтованной головой. Все четверо сосредоточенно смотрели на плотно сжатый рот доньи Мимуазы.

Первым оцепеневших гангстеров заметил перевязанный Альдо Усис.

— Они! — техник-электрик заорал так зычно, что бутылка коньяка в руках Миму дрогнула и опрокинула рюмку.

— Действительно они, — пробормотал помощник капитана.

Сэм Смит выхватил пистолет. Никто бы не подумал, что этот джентльмен умеет так ловко обращаться с оружием. Негр Даниил широко открыл заплаканные глаза.

Живчик и Ленивец, сдавив друг друга в дверях, выскочили из бара.

Погоня! Погоня! Настоящая большая погоня на «Святой Марии»!

— Держи! Держи их! — истошно вопил жаждущий крови Альдо Усис, перепрыгивая через канаты, тумбы, бухты и кнехты.

— Это уж слишком, это уж из рук вон, — приговаривал, посапывая, помощник капитана. К тому моменту, когда гангстеры и преследовавший их техник-электрик исчезли, помощник только-только оторвался от круглого сиденья у стойки доньи Миму.

Сэм Смит презрительно ухмыльнулся, спрятал пистолет кудато под мышку и остался неподвижен.

— Нехорошо, донья Мимуаза, — сказал негр Даниил. Глаза его снова увлажнились.

Ленивец и Живчик бежали по узким переходам, скатывались вниз, в темные провалы салонов, взмывали вверх, на чистые просторы палуб, и чувствовали себя настоящими, стопроцентными зайцами. Где-то сзади по следу шла тощая и злая гончая. Ее лай временами оглушал их слух, временами пропадал, но все время они ощущали у себя на затылке горячее собачье дыхание.

«Ох, плохо быть шестидесятилетним зайцем!» — держась за сердце, думал Живчик.

«Ох, плохо быть стокилограммовым зайцем!» — стонал Ленивец, удерживая разворачивающийся пояс.

«Дурак шеф, что послал нас на это дело!» — таково было единодушное мнение гангстеров.

На тесной лесенке дорогу бежавшему впереди Ленивцу загородил человек, похожий на боцмана. Ленивец точно не знал, но полагал, что только у боцмана могут быть такой внушающей уважение пышности усы.

— Вы куда? — грозно спросил усач.

— Вы не видели здесь двух? Один высокий, другой пониже? Не пробегали? — задыхаясь спросил Ленивец, кулаком растирая пот на глазах.

— Нет, а вы что?

— Мы их ищем, — выдохнул Ленивец, отодвинул боцмана в сторону и прошел вперед, обнаружив за собой запыхавшегося Живчика. Гангстеры бросились дальше.

— А вот теперь вижу! — заорал усатый боцман и включился в погоню.

Зайцы петляли как могли. Они путали след и временами выходили из игры, накрывшись где-нибудь на шлюпочной палубе куском брезента и пережидая лихую годину. Обычно их передышка кончалась вмешательством добровольной гончей, которая, обнаружив под скользящей шлюп-балкой голые ноги толстяка, открывала новый этап погони стереотипным возгласом:

— Вот они! Держи их!

Их пытались держать, но не могли. Ленивец легко прорывался сквозь блокаду растопыренных рук и ног. В образовавшуюся брешь устремлялся Живчик.

И тем не менее кольцо сужалось. Уже передали по радио, что их разыскивают, уже каждый встречный мог проявить себя как гончая, кончались силы, дыхание, жизнь.

В этот трагический момент они взлетели на солнечную палубу, где доктор Трири произносил свои удивительные речи.

О чудо! Здесь было полно народу. Дамы и пожилые джентльмены сидели на скамьях, стульях, в шезлонгах. Остальные толпились как попало в проходах между скамьями, многие разместились на огромных, похожих на сундуки ящиках со спасательными поясами, некоторые по-восточному расположились прямо на полу, согнув ноги калачиком.

Впереди, на авансцене, шел жаркий словесный бой между доктором Трири и каким-то светлым пареньком в гавайке навыпуск. Слушатели то и дело разражались криком, они смеялись и хлопали.

Гангстеры надеялись, что теперь-то устроились надежно. Со всех сторон их окружали взволнованные, что-то выкрикивающие люди. Проповедь доктора Трири грозила затянуться на несколько часов. Будущее казалось обеспеченным. Правда, сидя на палубе, они не могли внимательно следить за ходом дискуссии, но это их почему-то не огорчало. Ленивец завистливо изучал покрой брюк впереди стоящего мужчины. Живчик тяжело вздыхал, здесь, внизу, воздуха было немного.

— Это как в хороший футбольный день в Рио, правда? — заметил Ленивец, просовывая голову меж чьих-то колен. Загнанный Живчик только кивнул.

«Хорошо тебе, поросенку, а вот побыл бы на моем месте… Не то бы заговорил!»

Ленивца огорчала некоторая текучесть толпы. Люди впереди то и дело двигались, открывая для постороннего обозрения фигуры двух грешников. И хотя спины и бока беглецов были надежно закрыты толпой, Ленивец ощущал беспокойство.

Самые светлые минуты обладают неприятной особенностью прерываться болезненно резко и печально. В жизни дичи этот момент связан со звуком выстрела. И если даже нет прямого попадания, все равно страх охватывает тело жертвы и понуждает ноги к движению, направленному в сторону, противоположную опасности.

Толпа, загораживавшая Ленивца и Живчика от вдохновенного лица доктора Трири, потеснилась, и гангстеры увидели на авансцене уже примелькавшуюся фигуру Альдо Усиса в сопровождении сержанта судовой полиции. Обуреваемый жаждой мести, электромеханик оттеснил доктора Трири и его оппонента в сторону и занял центральное положение возле микрофона.

— Леди и джентльмены! Спокойствие и внимание! — сказал Усис. — Среди вас скрываются два бандита, неоднократно совершавших покушения на персонал экипажа «Святой Марии». Внимание и спокойствие! Один из них толстый, второй маленький. Спокойствие и внимание! Никто не должен уходить, пока…

Все же звезды и созвездия, под которыми родились Ленивец и Живчик, были добры к ним в этот день. Возможно, боги только играли, оттягивая развязку, но как знать, быть может, они и вправду желали спасения этих двух заблудших душ? Что мы знаем о намерениях богов? Ровным счетом ничего.

Одним словом, произнося свою речь, Альдо Усис увидел в первых рядах слушателей Джимми Оссолопа. Почтительный ученик прославленного доктора сидел на стуле с чуть припухшей физиономией и смиренно держал на коленях материалы, которые Трири собирался демонстрировать в своей программе Утверждения. Ведь пока проповедовалась Критика, он успел обшарить максимально возможное количество намеченных кают. Но проклятого Дика так и не обнаружил.

— Это он! — невежливо и нелогично прервал свое обращение Усис, переворачивая микрофон и набрасываясь на смущенного Оссолопа. — Это один из них! Это третий! Я его знаю! Хватайте его! Вяжите его! Он у меня ответит! Он соучастник! Я ему покажу огнетушитель!

— Позвольте… — начал было доктор Трири, у которого в разгар проповеди уводили адепта и ассистента.

— Не позволю! — взревел Усис. Его рот в гневе ощерился внезапно выросшими клыками.

Оссолоп в мгновение ока был скручен и спеленут. Его не уводили, а почти уносили.

— Не знаю, что и придумать, — говорил, тяжело вздыхая, Ленивец, — проповедь по техническим причинам переносится. Все разбегаются. Теперь куда?

— Есть одно место! — Живчик хитро прищурил глаз. «Тебе вовек не додуматься». — Меня этот чокнутый доктор надоумил. Я слышу, он все время твердит «ныряет, ныряет». Вот я и подумал, почему бы и нам не нырнуть, а?

— Еще успеем, — мрачно возразил Ленивец. — Поймают, тогда…

— Брось, парень, я не о том! Идем-ка мы с тобой в бассейн. Там нас голеньких никто не выловит! А?

Ленивец в сомнении покачал головой.

— А если застукают? — спросил он. — Голый далеко не убежишь. Весь на виду. В трусах да плавках разрешается быть только на площадке бассейна.

— А что делать?

— Делать, пожалуй, нечего. Ты прав.

Загрузка...