Слезы из черного золота

Глава 11

После столь удачных для всех переговоров, завершившихся торжественным подписанием соответствующего пакета документов в конференц-зале нефтяной компании «Грознефтегаз», Юрий Филатов немедленно отрапортовал обо всем случившемся отцу Елены Мининой в Нальчик. План Шевцова был окончательно сорван. Теперь ни о какой дальнейшей работе с «Black Gold» не могло идти речи. Однако известие о том, что Елена Минина по-прежнему находится в плену, не могло не выбить из сил ее отца, совсем недавно потерявшего сына. Разумеется, о том, что девушка была насильно взята в жены, Юрий тактично умолчал, считая первоочередной задачей вытащить ее из плена.

Однако планы Филатова коренным образом расходились с замыслами начинавшего трезветь от мимолетной любовной вспышки господина Халипова. Появление Мининой в городе означало появление новых проблем, и потому Эмиль Асланович решил предпринять все, чтобы она не вернулась назад. Через несколько часов после официальной части переговоров за богато накрытым столом в ресторане, размещавшимся в этом же здании, Халипов обратился за помощью к тому же полковнику Талипову, незаметно отведя его в сторону, так, чтобы никто не мог их услышать.

– Ну что, товарищ полковник, вас можно поздравить? – вкрадчиво начал он. – Вы, как говорит российский президент, занимаете жесткую позицию по отношению к вашим бывшим союзникам.

– Почему бывшим? – наигранно удивился Талипов. – Я и сейчас на вашей стороне. Для меня важнее всего мир и спокойствие в Чечне, а вы только что планировали его сорвать, господин Халипов...

– А вы, стало быть, теперь на страже закона и интересов России?

– Почему только я? – высокопарным, официально-деловым тоном продолжал полковник. – Мы все являемся продолжателями святого дела покойного президента Ахмада Кадырова, мир его праху. И долг каждого чеченца...

– Прекрати, Алу, – перебил Талипова Эмиль Асланович. – Долг каждого чеченца – начхала.

– Ты еще скажи священный джихад против неверных, – иронично улыбнулся полковник.

– Послушай, Алу, давай серьезно, – предложил Халипов. – Я же знаю, что ты деловой человек, иначе не работал бы с тобой на протяжении стольких лет. Я даже знаю о наших общих грехах, но давай попробуем забыть прошлое и поговорить по-деловому, как цивилизованные партнеры.

– Ну что ж, – согласился Талипов, – давай.

– Я догадываюсь, что нападение Мирабова не было случайным. Ну, скажи, – вглядываясь в стеклянные глаза полковника, спрашивал Халипов, – ну ведь так?

– Это невозможно доказать, и мне ничего об этом неизвестно, – спокойно ответил Талипов.

– Этот ответ я и хотел услышать, – обрадовался Эмиль Асланович. – А теперь давай рассуждать дальше. Филатов выжил и на правах начальника службы безопасности «Роснефти» заявил, что желает участвовать в операции, так? И он может участвовать, у него есть лицензия на применение всех видов боевого оружия и участие в любых операциях силовых структур, защищающих интересы его компании. А почему он рвется в бой? Только ли по долгу совести? – Халипов пристально смотрел в глаза невозмутимому милиционеру в надежде уловить хоть какую-нибудь эмоцию. – Я уверен, что он не доверяет тебе и правильно делает. А где гарантия, что он не догадался, кто навел на него и Елену боевиков? А теперь представь, если моя дорогая жена вернется назад вместе с ним. Ты представляешь, что может начаться, в первую очередь для тебя? Впрочем, и мне, скрывать не буду, не поздоровится. Сухим из воды выйдет только Евпатов, а мы, Алу... Страшно подумать, что будет...

– И чего ты хочешь? – негромко спросил Талипов.

– Я думаю, ты уже догадался, Алу. Они оба не должны вернуться из Аргунского ущелья живыми.

– Ты предлагаешь мне поставить задачу убрать Филатова? В общей массе? Это утопия, Эмиль.

– Тогда утонем мы, полковник, – подытожил Халипов. – Думай, Алу, думай. – Он вновь вернулся к столу, оставив полковника Талипова наедине с неприятными размышлениями. Ему ничего не оставалось сделать, как последовать предложению Халипова. Филатов и Минина действительно были ненужными свидетелями, и избавиться от них можно только одним способом: послать в бой надежного человека, который решит эту проблему.

На следующий день Талипов уже находился в штабе федеральных войск. По долгу службы он обязан был возглавить разработку спецоперации по обезвреживанию террористов. Некоторые милицейские начальники руководили этим процессом формально, предоставляя право профессионалам из ГРУ или федеральных войск. Однако в своем случае Талипов полагал, что именно на него возложена обязанность разработать план и по его стратегии должно осуществляться уничтожение бывших братьев по оружию.

– Итак, товарищи офицеры, я предлагаю следующий вариант, – начал он, склонившись над картой, которую тускло освещала лампочка, подвешенная под потолком брезентовой генеральской палатки. – Мы могли бы сразу уничтожить базу авиаударом или мощным огнем артиллерии. Однако учитывая сильное охранение и большое количество боевиков, к сожалению, их точное число нам не известно, но не исключаю, что не одна тысяча, это привело бы к минимальным потерям противника и активизации их оборонных систем. В этом случае база станет неприступным фортом. Я предлагаю дождаться их выхода и в тот момент, когда основная масса боевиков будет идти походной колонной, нанести удар по живой силе и технике. Затем мы уничтожаем объекты, а потом проводим зачистку.

– Алу Зелимханович, – обратился к Талипову генерал Черных, присутствовавший от командования федеральных войск, – к сожалению, часть людских ресурсов была переброшена в Кабардино-Балкарию, поэтому мы не сможем выйти в полном составе.

– Хорошо, не будем расстраиваться, – подбодрил его Талипов, – у нас есть бригада внутренних войск, возьмем два взвода оттуда, есть отдельный батальон спецназа ГРУ. Именно они уничтожили на днях лагерь Мирабова. И батальон десантников из 46-го. Этих сил нам хватит, чтобы зачистить территорию. С одного фланга выступят десантники, с другого – батальон ГРУ. Ущелье будет блокировано, и после обстрела духам некуда будет бежать.

– Алу Зелимханович, – вмешался полковник Липатников, представлявший на совещании ГРУ, – я предлагаю не идти напролом. Необходимо подробно провести разведку, собрать как можно больше данных о базе. Мы же толком ничего не знаем.

– Вам бы только разведывать, – иронично произнес Талипов, – ну да, вы ж разведуправление. Вот что, Липатников, времени у нас на это нет. Они в самое ближайшее время атакуют стратегические объекты страны. Вы понимаете, что это значит? Стратегические государственные объекты, это вопрос государственной безопасности. То, за что я непосредственно отвечаю. Мы не можем ждать.

– А если у них мощное ПВО?

– Не смешите меня, Липатников, – рассмеялся полковник, – это же все-таки бандиты. Вы еще скажите, что у них там замаскированный аэродром.

– Вам видней, – с усмешкой намекнул разведчик на прошлое собеседника. – А я ничего не могу сказать, пока не проверю данные.

– Хватит, – раздраженно прекратил разговор Талипов. – Эту операцию разрабатываю я, пора бы уяснить! – он бросил карандаш, которым отмечал данные, на карту, и направился к выходу из палатки.

– Что, полковник, славы захотелось? – бросил вдогонку Липатников.

Чеченец оглянулся и, словно не услышав фразы, добавил:

– В разведке будут задействованы мои ребята. Всем остальным готовиться к выходу в Аргунское ущелье. Он, напоминаю, назначен на завтра.

Стоит ли говорить о том, что несколько человек из спецназа МВД, заранее приготовившегося к встрече с боевиками, были те, кто по личному поручению Талипова выполнял особый приказ...

Отдельный батальон спецназа главного разведывательного управления генерального штаба и прибывшие в их полевой лагерь бойцы третьего батальона 46-го воздушно-десантного полка готовились к новым боевым действиям. В основной массе люди здесь были опытные, проверенные боями. Не торопясь, они тщательно чистили и проверяли оружие, получали боеприпасы и сухой паек, заполняли фляги водой. Командиры подразделений еще раз по картам изучали местность, отрабатывали на макете вопросы взаимодействия, уточняли свои задачи.

В разгар совещания с командирами рот, в палатку подполковника Синькова неожиданно вошел дневальный по лагерю.

– Товарищ подполковник, – обратился он к командиру батальона, – к вам посетители...

– Посетители? – Синьков улыбнулся слову, звучавшему в этих-местах несколько странно. – Ну пригласи.

В палатку зашли два человека. Одного из них,

Юрия Филатова, Синьков знал прекрасно. Лицо его спутника, капитана, он тоже где-то видел, но никак не мог вспомнить, где именно.

– Товарищ подполковник, я из штаба в Грозном, капитан Седенко, – представился офицер, – мне поручено сопровождать этого человека к вам в лагерь. По приказу руководства операцией ему разрешено участвовать вместе с вами. Он должен быть одет, поставлен на довольствие, ему должно быть выдано вооружение.

– Да-а? – иронично улыбнулся Синьков. – Вы свободны, капитан.

Сопровождающий отдал воинское приветствие и вышел.

– Так ты теперь крутой парень? – рассмеялся Синьков. – Это ж как ты так умудрился?

– Наша охрана имеет право на совместное участие во всех силовых операциях.

– Так компания, а не один человек, – продолжал шутить Синьков.

– Значит, один.

– Ну ладно, – согласился комбат, – пойдешь теперь с нами на законных основаниях. Оружие у меня найдется, да, я уверен, воевать нам особо не понадобится. Вертушки сотрут духов, а мы зачистим местность.

– А Елена? – взволновался Филатов.

– Извини, – пожал плечами Синьков. – Теперь с этим никто считаться не будет. Хотя, я думаю, она сидит где-нибудь в подвале, так что достанешь свою красну девицу целой и невредимой. А сейчас готовься. Через час выдвигаемся.

Отдав соответствующие распоряжения, Синьков продолжил подготовку, и уже в скором времени колонна вышла на марш.

Утром военнослужащие двинулись пешим порядком в горы, чтобы блокировать выходы из ущелья. Поднявшись на несколько километров, к полудню они вышли в указанный район. Далее батальоны разделились и отправились по двум направлениям, так, как и было приказано.

Цепочкой, поротно или повзводно, с определенным интервалом между собой, обходя какие-то участки местности, батальон Синькова продвигался вперед по густо поросшим деревьями горным склонам. Саперы, идущие впереди, внимательно смотрели под ноги, стараясь выбирать дорогу по голой почве. Это уменьшало возможность подрыва на минах. Через несколько часов такого пути по лицам и спинам начинал струиться пот, который, высыхая, покрывал зеленые камуфляжи белой соленой коркой.

К исходу дня батальон Синькова вышел на указанную высоту. Сверху желтой змейкой вилась горная дорога, по которой должна пройти колонна боевиков.

Солдаты стали снимать разгрузку, ставили рядом оружие. Изможденные длительным переходом, они присаживались спинами друг к другу, украдкой курили, тихо переговаривались друг с другом. Солнце уже почти спустилось за горы. Заканчивалось 12 октября.

В это же время другая группа боевиков, гораздо большая по численности, проходила блокпосты учебно-тренировочной базы в Аргунском ущелье. Согласно плану, они колонной на грузовиках и бронетехнике должны были дойти до трассы и, не доезжая до Итум-Кале, где недавно встречался журналист «CNN» с сотрудником ЦРУ мистером Скоттом, разделиться на две большие группы.

Первая горными дорогами отправится в Дагестан. Вторая, сметая все вооруженные преграды, – к участку нефтепровода, идущему по территории Чечни. Большинство из них понимало, что идут на верную смерть. Знал это и Исмаил Гишаев, правая рука Аслана Мирабова. Они ехали вместе, впереди колонны. Теперь у них не было прошлого, не было будущего. У двух людей, свято веривших во всемирную победу Ислама, у двух людей с разными философскими взглядами и мировоззрением была одна общая цель: погибнуть за святую идею.

Заметив передвижение противника, спецназовцы из МВД, занимавшие по приказу Талипова в десяти километрах от базы круглосуточную позицию, немедленно передали информацию в штаб федеральных войск, где за развитием событий следила координационная группа во главе с полковником Талиповым.

Получив сигнал, он приказал всем подразделениям, блокировавшим ущелье, приготовится к бою и отдал приказ боевым вертолетам Ми-24 на начало атаки. Готовые к вылету, пилоты не заставили себя долго ждать и подняли машины в небо.

Атака с воздуха была невероятно стремительной. Шесть боевых машин с яростью набросились на боевиков, испепеляя ракетами людей, превращая военную технику в груду искореженного железа. План, разработанный полковником Талиповым, срабатывал, и он поспешно отдал приказ всему личному составу, находящемуся в ущелье, на корректировку огня с воздуха.

Первыми в бой должны были вступать десантники 46-го полка, и батальон начал движение. В нескольких километрах уже слышались мощные взрывы. Боевики, словно тараканы, разбегались, спасаясь от ударов ракет. Однако хаос никогда не спасал ситуацию. В несколько минут от пятитысячного, вооруженного до зубов войска, осталось две тысячи. Многие сгорели прямо в грузовиках, других в клочья разорвали взрывы. Операция, спланированная полковником Талиповым, действительно приносила результаты.

Однако в самый разгар боя, когда, казалось бы, от боевиков останется жалкая горстка, один из российских вертолетов взорвался, разразившись громом и молниями на все ущелье. Через несколько секунд это произошло с другой машиной, потом с третьей... Вскоре в небе не осталось ни одного смертоносного оружия. Никто, кроме Мирабова и нескольких командиров, не понял, что произошло.

Только специалисты знали, что дальность поражения стоявшего на вооружении боевиков зенитно-ракетного комплекса С-125 составляла до 17 километров, тогда, как бой в ущелье велся на семь километров ближе к базе. Полковник Липатников оказался прав: без разведки идти было непростительной ошибкой.

Среди горящих машин Мирабов и Гишаев попытались соединить боевиков в единый кулак. Спустя какое-то время им удалось при помощи полевых командиров собрать оставшиеся полторы тысячи в одном месте.

– Братья, – обратился к боевикам Мирабов, взобравшийся на уцелевший БТР. – Нас стало меньше, но свою священную миссию мы должны выполнить! Нас предали, но мы все равно исполним свой долг. Теперь через горные дороги одним кулаком мы отправимся в Дагестан! Мы будем бить неверных их оружием! С нами Аллах!

Убедительная речь полевого командира зажгла боевиков. Мирабов приказал выдвинуться в горы, леса которых укроют формирование, а сам подошел к Гишаеву.

– Ты пойдешь с ними, – распорядился он, – и выполнишь все, что должен был на Дагестанском направлении. Я вернусь назад и попрошу поддержки, а там... Будь, что будет.

Не привыкший к обсуждениям приказа, Гишаев обнял Мирабова и, повесив автомат на плечо, отправился догонять уходящих в гору боевиков. Тем временем Мирабов сел в БТР, развернул его и на максимальной скорости отправился на базу, из стен которой несколько часов назад боевики выходили, уверенные в своей победе.

Навстречу прорывавшимся боевикам с гор спускались 300 воинов десантного батальона, не подозревавших, что столкнутся лицом к лицу с полуторатысячным вооруженным отрядом.

Батальон подошел к распадку, возле которого Аргунское ущелье делало небольшой поворот. Бойцы стали спускаться вниз. В этом месте спуск был довольно крутым. Осторожно, чтобы не покатиться вниз, бойцы шли навстречу шумящему Аргуну.

– Странно, – удивился командир батальона, – почему прекратились выстрелы?

– Товарищ майор, товарищ майор! – к офицеру подбежал ефрейтор, связист первой роты. – Товарищ майор, вас штаб вызывает.

Майор поспешно взял приемник.

– Здесь скала, база, прием.

– Скала, Скала, – в динамике звучал взволнованный голос командира полка, – Скала, вертушки сбиты, повторяю, вертушки сбиты. Духов может быть гораздо больше, не исключен их прорыв.

– Когда были сбиты? – ошарашено спросил майор.

– Пять минут назад.

– Теперь понятно, почему прекратились выстрелы, – вслух произнес майор, – я сразу почувствовал...

Треск крупнокалиберных пулеметов и стрелкового оружия не дали ему договорить. Боевики, выждавшие, пока батальон подойдет поближе, открыли массированный огонь. Ущелье вновь наполнилось грохотом. Люди, выкинув из сознания все лишнее, поддаваясь только одному инстинкту, инстинкту самосохранения, попадали за камни, прижались к ним, пытаясь спрятать за ними свое уязвимое тело.

Офицеры, прапорщики и бойцы сверхсрочной службы, у которых это был далеко не первый бой, лежа начали осматриваться, и, выбирая более удобные позиции, переползали от одного места к другому. Чаще всего позиции меняли пулеметчики и снайперы, за которыми боевики охотились в первую очередь.

Десантники принялись яростно отбиваться. Непрерывный гром выстрелов, свист пуль, человеческие крики и стоны подхватывались горным эхом, многократно усиливавшим эффект боя.

Наконец, осознав, что вести дальнейший бой нет смысла, комбат отдал приказ отходить. Разбив подразделение на мелкие группы, он попытался вывести свой батальон из окружения. Группы начали отходить назад, однако чеченцы не давали десантникам никаких шансов.

Тем временем к оборонявшимся из последних сил на помощь спешили бойцы отдельного батальона спецназа ГРУ под командованием подполковника Синькова. Исходя из сообщений, полученных по рации из штаба федеральных войск, комбат понял, что противник как обычно изменил первоначальный план операции. Теперь главной задачей было помочь десантникам вырваться из окружения и сберечь силы.

Спецназовцы прекрасно слышали треск боя, и чем ближе они подходили к местности, тем сильнее гудело горное эхо. Вскоре показались и спины боевиков, окружавших остатки воинов-парашютистов. Синьков приказал ротам рассредоточиться, и, подойдя поближе, спецназовцы открыли огонь.

Не ожидавшие нападения со спины, растерявшиеся боевики снова поддались панике и начали стрелять в разные стороны. Теперь явный перевес в силе был на стороне федеральных войск.

– Что-то мало их, – заметил Филатов, подбегая к комбату.

– И мне так кажется, – кивнул головой Синьков.

– Наверное, здесь не все, – предположил Юрий, стараясь перекричать грохот, – остальные, я думаю, ушли, – он махнул рукой в сторону вершины горы, – туда!

– Да, это похоже на правду, – согласился комбат, – тут их не больше двухсот человек. Видимо, они окружили десантуру, перебили почти весь батальон и с оставшимися силами ушли вверх.

С этими словами Синьков достал рацию и сообщил это предположение в центр. Офицеры в высоких чинах молча выслушали доклад, восприняв его с сомнением.

– Ну, товарищ стратег, – обратился к Талипову полковник Липатников, – что вы теперь намерены делать? Я, кажется, предупреждал, что без разведки выдвигаться опасно...

– Спасибо, что напомнили, – со злостью произнес Талипов, вставая из-за стола.

– Что предпримем теперь? – не унимался Липатников, – сбросим ядерную бомбу?

– Вы забываетесь, товарищ полковник... Я вас... Вы... – Талипов начал заходиться злобой и, не зная, что сказать, остановился.

– Что вы? Там в ущелье духи сейчас батальон положат! Если вам плевать на людей, подумайте, какой резонанс пойдет в прессе. Шестую роту уже подняли на пьедестал. Так то роту, а здесь – два батальона попали в мясорубку.

– Это война, – перебил Липатникова полковник, – и здесь все может случиться. А если бы мы, пока шла разведка, проворонили боевиков и они напали бы на нефтепроводы? Как бы тогда вы оправдывались, господин Липатников?

– Вот что, мужики, – вмешался генерал Черных, – это вы после разбирать будете. Давайте решать по существу. Вертушки посылать нельзя, их снова собьют. Может, расстреляем базу реактивной артиллерией?

– Невозможно, – отрицательно ответил Липатников, – мы не знаем, что у них за системы в лагере. И потом, на артобстрел нужно время, а у нас его нет.

– Ну тогда отправим танки, – сказал генерал.

– Не получится, – возразил Липатников, – в ущелье колонну могут обстрелять.

– И впрямь, хоть бомбу бросай! – разозлился Черных.

– Нужно собрать маломальские разведданные, и сделать это могут только наши разведчики.

– Да, но вы же слышали, что духи вырвались из района и идут в Дагестан, – вмешался Талипов.

– Значит, за духами отправятся две роты, а в разведку пойдет одна. Это уже решит Синьков, на месте. А нам нужно срочно связаться с Дагестаном и предупредить коллег об этом отчаянном прорыве. И, товарищ полковник, – покачал головой Липатников, обращаясь к Талипову, – я вас очень прошу, проследите, чтобы ничего из этого не узнали журналисты.

– Могли бы не учить, – огрызнулся Талипов, понимая, что инициатива фактически перешла к полковнику ГРУ.

Однако на сей раз он не стал возражать и спорить, поскольку прекрасно понимал, что отвечал за проваленную операцию, унесшую жизни десятков солдат. Теперь важно было, чтобы не провалилась его операция по ликвидации Филатова и Мининой. Он приказал своим бойцам вести их на протяжении всего времени и убрать без лишнего шума. Но теперь, когда все пошло кувырком, смогут ли они выполнить приказ? На этот вопрос могло ответить только время.

Бой в горах понемногу угас. От трехсот человек из батальона десантников осталось не больше двадцати. Израненные, с честью выдержавшие этот бой, бойцы перевязывали раны. Среди них не осталось ни одного офицера и прапорщика.

Синьков лично подошел к каждому из них, спросил о здоровье, помог перевязать раны.

– Что теперь с ними будем делать? – спросил подошедший начальник штаба майор Сухарев.

– Все, эти ребята уже отвоевались, – заметил комбат. – Оставим с ними сержанта. Я уже вызвал машины, их скоро подберут.

– А нам теперь что? – продолжал расспрос Сухарев.

– Нам? – переспросил Синьков. – Нам приказано провести разведку и преследовать группу боевиков.

– Одновременно?! – вскричал Сухарев.

– Одновременно, – подтвердил комбат.

– Да они там с ума посходили! Духов свыше тысячи, а нас двести–триста человек!

– Нам же не предлагают их ликвидировать, – разумно заметил комбат, – пойдем по следу, и, как только они отойдут на безопасное от ПВО расстояние, сообщим координаты...

– А если нам придется самим действовать? – спросил начальник штаба.

– Вот поэтому и посылают основную массу за ними. Один хрен триста человек ситуацию возле базы не разнюхают. Тут аккуратный подход нужен.

– Хорошо, командир, а кто куда пойдет и в каких количествах?

– Хороший вопрос. Я думаю, в сторону базы больше тридцати человек посылать нет смысла. Как обычно, разбиваются на три группы по десять и нюхают подступы. Я думаю, сейчас там усилена охрана, но они наверняка рассчитывают на массовую атаку: бронетехника, пехота, авиация... Что ж, превратим идиотский замысел командования в наш плюс. Пошлем снайперов, три пулемета, метких стрелков и двух толковых командиров. Они снимут артиллерийские и пулеметные расчеты, уберут растяжки. Главное – попасть на территорию базы.

– И кто пойдет из командиров? – снова спросил Сухарев.

– А вот ты и пойдешь, с ребятами из твоей бывшей роты. Наберем взвод, усилим его чуть-чуть...

– А второй кто пойдет? – невозмутимо спросил майор.

– Ну, второго боевого офицера я уж точно могу определить, – улыбнулся Синьков, глядя на Филатова. – Сам понимаешь, Юра, – обратился он к другу, – приказывать я тебе не могу. Но думаю, ты и сам с удовольствием пойдешь на базу. В конце концов, бегающих по лесам духов мы сами поймаем, а вот в лицо твою Лену опознать сможешь только ты.

– Я согласен, – улыбнулся Юрий, вскидывая на плечо автомат.

– Ну тогда через пять минут выдвигаемся. И помни, действовать... Впрочем, кого я учу.

Филатов развернулся и отправился ко взводу, с которым должен был проводить разведку.

– Да, Юра! – окликнул его Синьков, – у меня ведь с Мирабовым тоже старые счеты. Я все хотел тебе это сказать... – Синьков подошел к Филатову поближе. – Тогда, под Алхан-Чуртом. Я ведь прекрасно помню. Помню ребят, тебя и бойцов, выбравшихся тогда. Лица каждого помню. Ты как про Минина сказал, у меня в памяти его лицо всплыло. Бежит радостный, живым выбрался, салага... И ты, с окурком в руках... – Синьков вздохнул. – Я не часто позволяю себе сантименты, но... Я уже больше десяти лет на это дерьмо смотрю. Тут таких случаев, как этот... – он обвел руками поляну, где зелень растительности настолько смешалась с кровью, что место издалека напоминало осенний лес. – Вон в прессу одна информация о 6-й роте псковских десантников просочилась, так историю раздули на всю страну, генерала судили, кино сняли... Представляешь, если бы говорили о каждой? И, что самое интересное, ведь не из-за предательства мы ребят теряем, а по дурости. Я понимаю, что и тогда, под Алхан-Чуртом, и сейчас, ребята погибли по вине нашего командования. Но от рук боевика Аслана Мирабова. Так я думаю, если мы уничтожим с тобой эту мразь, одними погаными руками станет меньше...

Через несколько минут, обменявшись последними инструкциями, батальон разделился. Филатов отправился в сторону «чечено-американской» военной базы, а командир батальона вслед за боевиками.

Идти по следу могут не только собаки, но и профессионалы, которых этому учили много лет. Разумеется, грибник, зевая идущий по лесу, не заметит сломанной ветки, указывающей направление, в котором прошел человек, не определит, когда ее сломали, не увидит сбитых капель росы, притоптанного мха и многого другого, что внимательно искали спецназовцы.

А боевики оставляли следы и повиднее. Некоторые из них были ранены, о чем свидетельствовали следы крови, бинты и шприцы. Были и опасные следы, в виде наспех установленных мин-растяжек. Все это бойцы внимательно отслеживали, медленно продвигаясь вперед. Пустив головные дозоры вперед, Синьков молил Бога, чтобы ребята обнаружили засаду, если таковая встретится на пути, иначе и он рисковал потерять людей. Попав в окружение, вызывать огонь артиллерии бессмысленно: ракеты и снаряды сравняют с землей всех.

Разделившись на группы, батальон цепями в несколько рядов медленно полз по вьющимся дорогам. Если бы бойцы были одеты не в защитные пятнистые маскхалаты, а в синие комбинезоны, то с высоты птичьего полета могло бы показаться, что в этом районе образовалось множество мелких ручейков, против законов природы текущих не с горы, а в гору.

Очевидно, перед грозой, в воздухе парило, и с небольших опушек было видно, как темно-синие тучи обнимают вершины гор. Бойцы, не растрачивая сил, молча, брели под тяжестью пятидесятикилограммового снаряжения, неся оружие, боекомплекты, гранаты. Голод начинал подавать сигналы, но командиры запрещали пить и вскрывать сухпайки даже на коротких привалах. Если поесть – дальше будет идти еще труднее. Остановки делали не часто, на две-три минуты. Больше и нельзя было. Здесь, в горах, намного холоднее, чем внизу, и пот, мгновенно остывая на разгоряченных телах, неприятно морозил спину. От этого начиналась дрожь и единственным спасением было продолжать движение, несмотря на усталость.

После того, как угас бой, и воцарилась тишина, в горах вновь заиграла гармоничная мелодия природы: колыхание деревьев, пение птиц, отдаленные громовые раскаты, эхо которых опытное ухо побывавшего в боях человека сразу отличит от артиллерийских залпов. Вдалеке шумел несущий свои холодные темные воды Аргун.

– Вернуться бы сюда в другое время, в другом виде! – мечтательно произнес один из молодых бойцов.

– Опоздал, приятель, – скептически заметил Синьков, услышавший реплику, – в другом виде тут был мой батя, в семидесятых.

– Серьезно? – спросил идущий рядом начальник штаба.

– Да. Он в НИИ работал, завязан был на Кавказ, вот как раз на Грозный. Приезжал сюда и по работе и на отдых.

– И что говорил?

– Говорил, что отлично проводил время. Чеченцы устраивали ему роскошный прием. Кавказцы вообще славятся гостеприимством.

– Ага, это вы в ауле скажите, когда вас к стенке абрек поставит, – заметил Сухарев.

– Так ведь это когда было? В семидесятые... Господи, а ведь почти сорок лет прошло, – сам себе удивился Синьков.

– Да неужели были времена, товарищ подполковник, когда русский мог спокойно зайти в чеченский аул? – удивился солдат.

– Представь себе, были, – ответил Синьков. – русские приезжали в Чечню на отдых, жили в Грозном. Тут ведь до войны славян очень много было. Жили все одной страной, врачи лечили, учителя учили, строители строили, а сейчас все смешалось в одну кровавую кашу.

– Да, ладно, товарищ комбат, – махнул рукой боец, – это вы какие-то коммунистические сказки рассказываете. Вот уж не хотел бы я жить в ваше советское серое время, где даже думать-то толком нельзя было.

– Кто хотел, тот думал, – спокойно ответил комбат, – а ты сейчас, я смотрю, сильно думаешь, с ротным пулеметом за плечами и ждешь, когда тебя дух подстрелит?

– Так и тогда был Афган, – заметил солдат.

– Был. Но за десять лет войны мы там потеряли столько, сколько в Чечне за первые недели. А что касается коммунистических сказок, так вот сказки тебе по телевизору рассказывают. Советская власть – это не только 37-й год и пустые прилавки в конце 80-х. Представь себе, и думать можно было, и даже говорить.

– Ну, комбат, тебе бы в монахи идти, – заметил Сухарев, – и как это ты с такими убеждениями десять лет воюешь?

– Я воюю не с людьми, а со злом. Люди, которые стали захватывать заложников, взрывать жилые дома, резать, насиловать и убивать, для меня перестают относиться к человеческому роду. Они, как после укуса вампира, перестают быть людьми, становясь кровопийцами. Вот таким нужно вбивать осиновый кол в грудь, и другого разговора быть не может.

– А как получается, товарищ подполковник, что еще сорок лет назад они были мирными и добрыми чеченцами, а сейчас стали боевиками? – с иронией спросил солдат.

– А как получилось, что еще твои родители жили в Советском Союзе и наверняка были пионерами и комсомольцами, а ты ненавидишь советскую власть, хотя толком-то не жил в то время? А как культурные немцы жгли книги и кричали «зиг-хайль» сумасшедшему ублюдку? А почему сейчас русских ненавидят украинские националисты, которые даже воюют на стороне чеченцев? Почему? Да потому, что оболванить можно любую нацию, ослепить, вбить в голову любую агрессивную идею, стравить друг с другом.

– Выходит, по-вашему, чеченцы не виноваты?

– Что значит виноваты или не виноваты? Это детские примитивные суждения. Я, кстати, от скуки читал Коран. Ислам – это мирная религия, как и любая другая. Просто она моложе остальных, потому мы на нее смотрим с каким-то надутым презрением, как цивилизованный человек смотрит на негра. А между тем напрасно. Я только что говорил, что нации и подревнее сходили в свое время с ума, развязывая мировые войны. Кстати, «холодную войну», которая могла вообще разнести ядерным оружием весь наш земной шар, вели именно цивилизованные страны с богатой культурой. Они и сейчас ее продолжают, только руками мусульман, пользуясь тем, что многие из них уже десятилетиями живут в состоянии войны и вместо того, чтобы погасить ее, разжигают этот костер.

– Делают их «вампирами», как граф Дракула? – уточнил солдат.

– Верно, – согласился Синьков. – Так вот, по моему мнению, именно этот «Дракула» и есть самое главное зло, до которого мне, к сожалению, не дотянуться. Я могу уничтожать лишь его слуг, причем далеко не главных.

– Значит, эта война бесполезна? – снова спросил солдат.

– А если не мы, то кто? старым десантным девизом ответил Синьков. – Да, мы пешки, но мы такие пешки, без которых, возможно, относительный мир давно бы рухнул в пучину хаоса. Конечно, генералы играют нами, но, в конечном счете, исход битвы решаем мы.

Больше никто не произнес ни слова. То ли потому, что тема была закрыта, то ли каждый из них решил сэкономить иссякающие силы, то ли этот философский разговор заставил задуматься. У каждого была своя война, каждый воевал за что-то, каждый мог придумать свой девиз. Но каждый из них понимал одно: никто не в силах остановить эту войну. Они знали, как это сделать, главное, могли это сделать, но не имели самого главного – приказа и государственной воли.

На бешеной скорости, поднимая столбы пыли, БТР, в кабине которого находился Аслан Мирабов, стремительно ворвался на территорию базы и, сминая на своем пути запрещающие знаки, подъехал к зданию «штаба». У входа его уже встречал Джон Лэтимер.

– Черт возьми, Джон! – возмущался Мирабов. – Откуда русские узнали?

– Утечки быть не могло, – рассуждал американец, поднимаясь наверх, – сам не понимаю. Мы никак не ожидали этого... Хорошо, вовремя сработало ПВО.

Они открыли дверь кабинета, где, склонившись над картой, сидели прилетевшие на днях гости.

– А-а, входите, господин Мирабов, – пригласил их офицер из Пентагона, – ну, что у вас?

– Что у меня? – взбешенно крикнул он. – У меня осталось полторы тысячи людей!

– Прошу прощения, – перебил Мирабова Лэтимер, – но именно ваших людей, я имею в виду из вашего подразделения, которых вы направляли к нам на базу, в колонне было не более ста человек. Их немного и в самом лагере. Из группы, которую вы послали месяц назад, мы только-только сформировали дивизион ПВО, который, кстати, умело уничтожил российские вертолеты.

– Мои люди – это мои братья, – выпалил Мирабов. – Мы шли на святое дело, а вы не смогли организовать толком контрразведку.

– Если бы вы, господин Мирабов, были бы расторопнее, то русские ничего не узнали бы о наших планах, – заметил Скотт, – наверняка к ним попало письмо, оставленное мной. Мы учли это, а вы – нет.

– Господа, – перебил Корсон, – сейчас не время ссориться. У нас осталось мало времени. Господин Мирабов, что предприняли оставшиеся люди?

– Он ушли в горы, – ответил тот, – их повел мой верный соратник Исмаил Гишаев, и если Исмаил пообещал довершить начатое, он сделает это. Именно поэтому я примчался сюда. Нам нужно как можно скорее послать на помощь оставшуюся бронетехнику и два наших вертолета. Нам надо бросить все силы, чтобы довершить операцию.

– Все силы, говорите? – задумчиво произнес Корсон, – а вот у офицеров Пентагона есть другое мнение.

– Не понял? – удивился Мирабов.

– Надо уметь проигрывать войны, – сообщил один из офицеров. – Мы не можем больше здесь находиться. Судя по решительным действиям русских, они скоро будут здесь. Мы не должны рисковать престижем нашей страны, ведущей активную борьбу с терроризмом. Вся техника останется в боксах...

– И достанется русским?! – возмутился Мирабов.

– Нас это мало интересует. Технику закупали не мы. Но если в лапы федералов попадемся мы, проблемы будут гораздо серьезнее.

– Я не согласен, – продолжал упираться Мирабов, бросая гневные взгляды на непреклонных американцев. – Я могу удерживать базу своими силами...

– У вас нет никаких прав на эту базу и никаких сил, – отрезал Лэтимер. – Из ваших людей здесь только те, кто работает на системах ПВО. Остальные подчинялись другим полевым командирам. Впрочем, после нашего ухода мы можем вам оставить базу, наделив вас полномочиями руководства. Но на территории осталась только охрана – кучка фанатов общим количеством не более трехсот человек, включая ваших.

– Но зато в их руках ПВО и артиллерия! – отчаянно противился Мирабов.

– Вот что, господин полевой командир, – вставая из-за стола, подвел черту Корсон, – вы можете оставаться, вас никто не удерживает. Но я уверен, что русские уже вынесли вам смертный приговор. Один дивизион ПВО не справится с массированным ударом русской артиллерии. Не поможет вам и охрана. Лагерь сомнут, а когда его сомнут, вас показательно расстреляют. Затем полуголый труп позорно расстрелянного боевика Мирабова покажут по телевидению, выставляя напоказ довольной российской публике. Для вас еще найдется работа, в других уголках земного шара. Если нет, – Корсон сделал паузу, – вертолет взлетает через десять минут...

Мирабов прошелся вдоль окна, бросая взгляд на территорию, лагеря. Выбор был невелик, и разум цивилизованного человека с ходу взял верх.

– Я согласен, – вздохнул он.

– Отлично, – подытожил Корсон, – мистер Лэтимер, вы уже собрались?

– Следов нашего пребывания на базе не обнаружено.

– А что мы решим по вопросу Шевцова? Он не выдаст нас? Может, перевести ему деньги? Или лучше убрать?

– Денег он не заработал, а убирать... Лишний раз нам светиться ни к чему. Даже если он расскажет обо всем, убедительных доказательств не будет, ведь официальных контрактов нет. Предыдущие деньги ему переводились через третьих лиц. Так что пусть им занимаются федералы...

Через пять минут кабинет опустел. Семь человек маленькой группой вышли из штаба и направились к транспортному вертолету, который должен был унести их в Грузию, спрятав от возмездия.

Эмир Рустамов, один из боевиков, дежуривший в «штабе», заметив, что все «командование» вышло из здания, вошел в пустое помещение мистера Лэтимера, куда раньше вход ему был запрещен. Эмир удивился увиденной картине: сейф с документацией был открыт, на столе лежали разбросанные канцелярские принадлежности, один из стульев одиноко стоял у окна, поспешно отброшенный кем-то из гостей. В открытые настежь окна врывался ветер и, поднимая занавески, раскидывал по полу чистые листки бумаги, словно старался помочь американцам замести следы их пребывания. На смятой карте, в районе, куда отправилась группа Гишаева, Эмир Рустамов увидел свежую, нанесенную красным карандашом надпись: «Да поможет вам Аллах». Это было последнее распоряжение, оставленное удравшим вместе с американцами командиром.

А в это время боевики стремительно уходили в горы. Так же, как и федералы, оставшиеся боевики старались идти осторожно и тихо. Они передвигались двумя большими колоннами по горно-лесным дорогам, обходя населенные пункты. Гишаев был уверен в своем командире. За многие годы Мирабов ни разу не подводил верных людей. Он научил Исмаила всему: искусству воевать и выживать, по-настоящему уважать силу, но не бояться ее. Мирабов постепенно, с завидным упорством вводил в него свою идеологию, как врач вводит инъекции тяжелобольному. Исмаил называл Мирабова своим учителем, потому что не знал других учителей, да они и не нужны ему были, здесь. Вера в человека – вот лучшие уроки на войне. Человек, которому веришь – лучший учитель.

Оставшиеся боевики поднимались вверх, но с каждым метром становилось холоднее, ногам приходилось трудно, и чем больше они уставали, тем сильнее в строю слышались жалобы.

– Исмаил, надо сделать привал, – предложил один из командиров, вошедших в подчинение Гишаева.

– Чтобы русские нас догнали?

– Мы оторвались от них на несколько часов, – возразил боевик, – но если сейчас нам не отдохнуть, хотя бы полчаса, в скором времени люди начнут валиться с ног. Тогда мы станем еще лучшей добычей для федералов и не выполним своей миссии.

– Ты прав, – согласился Гишаев, доставая карту, – вот тут, – он указал на маленькую точку, – будет плато. Здесь поляна и хорошие подходы. Мы расставим охрану, взвод минометов и примостимся на час. В случае, если русские нас настигнут, – примем бой. Мало им не покажется.

Боевики выполнили все, как было запланировано. Они расположились на открытой местности, расставили пулеметы, в глубине стоянки разместились минометчики, дежурившие посменно.

– Костры не жечь, – приказал Гишаев, – громко не разговаривать, никому не спать!

Проверив бойцов, разместившихся на большой поляне в стороне от дороги, он вошел в небольшую рощу и, пройдя пятьдесят метров, вышел на склон, откуда открывался великолепный вид. И в этот момент, он, приготовившись выйти на связь с Мирабовым, вдруг поймал себя на мысли о том, как не сочетается, естественная природа с войной: распаханными снарядами полями, горящими лесами, изуродованными человеческими телами и искалеченными душами. Впрочем, последняя рана пока не коснулась его.

Гишаев несколько раз пытался вызвать базу, но в ответ слышал гробовое молчание.

Из динамика включенной небольшой радиостанции, оставленной Мирабовым в кабинете мистера Лэтимера, звучали позывные с просьбой о помощи, но единственный человек, который их слышал, был рядовой боец Эмир Рустамов.

– Это ты, Исмаил? – спросил он, подняв рацию.

– С кем я говорю? – спросил боевик.

– Эмир Рустамов. Я из нашей группы. Аслан послал нас на базу месяц назад, чтобы мы на ПВО учились. Я дежурю внизу, возле входа в центральный корпус.

– А где Мирабов? – спросил Исмаил.

– Мирабов десять минут назад зашел в вертолет вместе с американцами.

– Что?! – вскричал Гишаев, вскочив с места.

– Бежал Мирабов, – не выдержал Рустамов, – как последний шакал бежал.

– Ты врешь, гад! – гневно заявил Гишаев.

– Ну, тогда вы в этом убедитесь, когда вместо боевых машин и вертолетов вам поможет лишь Аллах грозовым облаком. А русский Бог пришлет им подкрепление...

– Не-ет, – тихо произнес Гишаев, попятившись назад и прислонившись к дереву, – не-ет, – повторил он, выронив рацию.

Застыв, он просидел в таком положении минут десять, затем поднялся и уверенным шагом направился на место стоянки.

– Где ты был, командир? – взволнованно спросили его подскочившие боевики. – Мы начали волноваться...

– Поднимай воинов, – не обращая внимания на сказанное, приказал Гишаев.

– Но ведь не прошло и получаса? – удивились боевики.

– Я сказал поднять всех! – ледяным тоном произнес Гишаев.

Спустя несколько минут, согласно приказу командиров, уставшие боевики начали медленно подниматься с земли, опираясь на автоматы и в темпе докуривая сигареты.

Гишаев сурово посмотрел на стоявшую толпу, ожидавшую нового приказа. Однако вместо этого он задал вопрос:

– За что мы воюем?

Ничего не понимающие боевики молча смотрели на командира. Его лицо, всегда спокойное и уверенное, трудно было узнать. Уголок рта нервно подергивался, от периодического стискивания зубов двигались скулы.

– Я повторяю вопрос: за что мы воюем?

– За свободу нашей страны, – робко ответил кто-то.

– За независимость, – послышалось с другого конца.

– За создание независимого исламского государства...

– Это священный джихад...

– Довольно, – оборвал высказывания Гишаев. – Кто вам все это говорил? Повторяю, кто?

– Это сидит в сердце каждого правоверного мусульманина, – негромко сказал один из командиров.

– И все это дерьмо вы вбиваете в головы молодым ребятам, которых с ранних лет вербуете в аулах.

– Я не понимаю тебя, Исмаил, – произнес один из них.

– Сколько тебе лет, Ахмат? – спросил Исмаил бандита.

– Тридцать шесть, – пожимая плечами, ответил тот. – Работал пекарем...

– Почему ты решил воевать? Ты, человек, проживший шесть лет нормальной жизнью, ушел в леса?

– Русские разбомбили Шатой, мой родной дом...

– Сейчас русские построили его. Почему ты снова не пойдешь печь хлеб? Кормить людей, а не убивать их?

Боевик пожал плечами и, не найдя, что ответить, повторил свой вопрос.

– Я все равно не понимаю, что ты хочешь сказать?

– Чтобы понять, что я хочу сказать, вернись в Шатой, а вы все, – он обвел руками толпу, – вернитесь в свои дома. Если их нет – постройте заново. Бросайте оружие и возвращайтесь, – с этими словами он с силой откинул автомат.

Среди боевиков пошел ропот, начались возмущенные крики. Больше всех возмущались афганские талибы и арабы-наемники, требовавшие немедленной казни взбунтовавшегося командира. В любом другом случае его бы расстреляли на месте, но сейчас, в сознании людей, терпящих поражение за поражением, начало что-то меняться. Увидев это, Гишаев продолжил.

– Не понимаете? – спросил он властным и громким голосом, заставившим толпу замолчать. – Тогда скажите, кто помогает нам бороться с неверными? Кто платит вам, афганские и арабские братья, деньги? Кто дает нам оружие и посылает нас на смерть? Молчите? Но вы прекрасно знаете, что это не только всемогущий Усама бен Ладен. Гораздо ближе к нам американские инструкторы. Их оружие, их деньги. Да, мы хотим построить исламское государство, и оно обязательно будет. Я в это верю, но мы никогда не построим его войной, воюя за чужие деньги и чужие интересы! Я понял это только сегодня, когда десять минут назад узнал, что в транспортном вертолете с нашей базы бежало все руководство вместе с моим командиром Асланом Мирабовым, еще утром произносящим пламенные речи на бронетранспортере. Они позорно бежали, оставив нас на милость Аллаха. Мы идем выполнять задание, заранее обреченные на провал, потому что помощи не будет и те, кто должен ответить за нашу кровь и позор, будут в достатке жить у себя дома, посылая на смерть новых людей. Мы хотим построить исламское государство. Но государство не может вечно воевать, оно должно жить, нормальной жизнью, жить в мире, а мира войной не построишь. Я понял это только сейчас и, понял, к сожалению, очень поздно... – Гишаев сделал паузу, сокрушенно опустив голову. Затем, набрав полную грудь воздуха, он снова посмотрел на изумленных воинов Аллаха и продолжил: – Но у вас еще есть время наверстать упущенное. Те, кто умеет сеять – сейте, кто умеет печь хлеб – пеките, растить виноград – растите... И поэтому я еще раз говорю: бросайте оружие и возвращайтесь по домам. Если вы добровольно вернетесь, федералы ничего вам не сделают. Будет трудно, не спорю, но этот трудный путь будет единственно правильным решением.

Гишаев устало закончил речь и посмотрел на людей. Пожалуй, в первый раз за всю войну он увидел думающие глаза, внимательно смотрящие из-под черных шапок и длинных бород. В первый раз люди по-настоящему проанализировали услышанное... Гишаев сплюнул в землю и легким шагом, словно прогуливаясь по летнему парку, отправился в сторону дороги, по которой они долго и упорно взбирались на гору.

Несколько минут боевики стояли, переминаясь с ноги на ногу, а затем, последовав примеру командира, произнесшего убедительную и эмоциональную речь, побросали оружие и сначала неуверенно, словно узники, сбросившие с себя многолетние оковы, а потом все быстрее и быстрее начали расходиться. Вскоре на поляне не осталось ни одного боевика.

Гишаев медленно шел по дороге, сокрушенно глядя себе под ноги. Он не замечал ничего, что происходило вокруг, не наблюдал за временем. В голове кинохроникой мелькали кадры его сознательной жизни: перестрелки, кровь, стоны и мольбы о пощаде, вечерние беседы с Мирабовым. Только теперь, когда рядом не стало учителя, предавшего все идеалы, которые он внушал ученику, Гишаев понял, что ничего не умел, кроме как метко стрелять, метать ножи и командовать людьми. Мирабов спас его еще подростком из-под обстрела, воспитывал, как сына, и первый раз в своей жизни Исмаил пожалел об этом, возненавидев своего спасителя.

В этот момент где-то далеко внизу он услышал тихий шелест от идущего по лесу строя. Гишаев присел возле дерева и вскоре увидел солдата с радиостанцией и идущих с ним рядом остальных бойцов головного дозора. Он попятился, достал из внутреннего кармана ТТ и выстрелил в сторону спецназовцев, поверх голов.

Увидев бегущего между деревьями боевика, солдаты присели и, сообщив Синькову об обнаружении противника, дали ответную очередь.

Отстреливаясь, Гишаев уводил за собой спецназовцев и через полчаса вывел их на поляну, где еще недавно отдыхали боевики. Он подбежал к брошенному пулемету и открыл огонь. Бойцы спрятались за деревьями и ответили ответными очередями. Вскоре к ним подошли основные силы батальона.

– Что там такое? – удивленно спросил Синьков, пригибаясь подбежавший к солдатам.

– Чечен валит, – ответили бойцы. – Мы гнались за ним около километра.

– Странно, а где остальные? – удивился Синьков.

В этот момент прямо над его головой свистнули пули, вонзаясь в дерево.

– Ни хрена себе, – заметил он, – так ведь и кончить мог бы.

– Позиция у него хорошая, за бугром, – прокомментировал боец, – и патронов не жалеет..

– Позиция, говоришь? – спросил Синьков, заряжая подствольный гранатомет, – сейчас посмотрим, какая позиция.

Гишаев действительно стрелял довольно метко, не давая бойцам, подбиравшимся снизу, передвигаться и даже высунуться из укрытия, давая короткие очереди поверх голов.

Комбат пригнулся и короткими перебежками, держа в правой руке автомат, помчался на левый фланг. Заметив его, Гишаев открыл огонь. Под свист пуль Синьков добрался до цели и подал знак наблюдавшему за ним командиру роты капитану Добрых. Тот поднялся вверх и замахнулся гранатой на боевика. Но Исмаил, заметив его боковым зрением, резко перевел пулемет и дал очередь, прострелив майору грудь.

В ту же секунду, стиснув от злости зубы, Синьков выскочил из укрытия и, в долю секунды прицелившись, выстрелил по пулеметной позиции из подствольного гранатомета. Граната взорвалась прямо в ногах боевика. Не обращая внимания на поляну с оружием, Синьков подбежал к майору. Добрых лежал без сознания.

– Медика сюда! – крикнул он.

Подбежавший солдат из медицинской службы, идущий с ними, внимательно осмотрел начальника штаба.

– Жить будет, – сообщил он, – но нужно срочно доставить в госпиталь.

Синьков немедленно связался с полком и, сообщив координаты, вызвал вертолет. Затем бойцы вышли на поляну и обнаружили оставленные боевиками автоматы.

– Все ясно, – мрачно произнес Синьков. – Они поняли, что план сорвался, и разбежались, как тараканы.

– Надо найти их, – предложил один из офицеров.

– Найдешь их. У них в кармане паспорт, а на лице признаков бандитизма нет. И потом к тем, кто добровольно складывает оружие, у нас особый подход. Это уже не наша головная боль. Пусть менты поработают.

Присев на поляне, спецназовцы стали ждать вертолета.