Слишком дружелюбный незнакомец

1

Ооооооооооох…

Ооооооочень жаль… Мне ооооооочень жаль…

Я… не оооооооочень… Хорошо себя чувствую…

Ооооооох…

Это была не боль.

Или если это была она, то имела какое-то другое название.

Это было даже не так, как во сне. Никаких ориентиров, которые могли бы послужить точкой отсчета. Ничего определенного, ничего реального.

Нет, ему не было плохо. Его телу — возможно, но не ему самому. По крайней мере, пока что.

Он чувствовал, что подхвачен бурной волной, которая под влиянием неведомой силы поднималась все выше.

Впечатление неустойчивого колебания. Телесная оболочка потеряла свою плотность. Это ощущение оказалось настолько странным, что он не мог понять, нравится оно ему или нет.

А затем свет. И цвета, которые сияют, веером расходясь из движущейся точки. Ее невозможно схватить.

Туманные сгустки, которые без конца то растягивались, то сужались.

Все время и пространство во вселенной вдруг перестало быть значимым.

Вслед за этим непроглядный мрак.

Издалека доносится какой-то звук, чей-то голос.

Голос женщины, которая его знает, даже если само слово «знает» не означает для него ничего особенного.

И еще другой голос.

Мужчины…

Испуганный голос, который доносится с нескольких сторон одновременно, будто отражающийся от множества невидимых преград.

Голоса смешиваются друг с другом, звучат одновременно, прерывают друг друга, образуя некий беспорядочный балет, непонятное смешение звуков.

Модуляции голосов принялись медленно соединяться друг с другом, пока не слились в волну, которая несла его куда-то.

Пока он окончательно не растворился в ней.

Пока звук не превратился в обычное покачивание. Движение, которое его убаюкивало.

И снова тишина.

Его пальцы заскребли по чему-то влажному и холодному.

Земля. Не паркет и не плитка.

Голая земля. Жесткая утоптанная земля. Но это было не снаружи. В этом было уверено то, что еще оставалось от его сознания. Тишина вокруг него была мягкой, приглушенной, явно принадлежащей закрытому пространству.

Он открыл один глаз, но свет буравчиком ввинтился в его мозг, вынудив снова зажмуриться.

Перед ним снова упала толстая завеса.

Гнетущая темнота.

Услышав прерывистое свистящее дыхание, он в конце концов понял, что дышит сам. Он сильно втянул воздух носом. Это он тоже мог сделать, почти не прилагая усилий.

В его носовые полости проникла струя чистого воздуха, принеся с собой резковатый запах. Его он уже ощущал; в нейронах сохранился похожий след.

И тут боль снова навалилась на него.

Внезапно, без предупреждения.

Его голову будто зажало металлическим обручем — это был единственный образ, который приходил на ум. Как если бы черепная коробка была сжата чем-то, пробуждавшим все нервные окончания его мозга одновременно.

Ооооооох…

Обычный жалобный стон.

Он не кричал. На это он был еще не способен.

Уши пронзил тихий, но непрерывный свист.

От боли глаза его наполнились слезами, но он все равно должен был поднять себе веки. Он ждал, что свет окажется мучительным, но на самом деле он оказался едва ощутимым, и боль немного отступила. Совсем немного.

Он сделал усилие, чтобы поднять лицо. Стекающая с губ нить слюны оторвалась и приклеилась к подбородку.

Его череп все еще напоминал кипящую кастрюлю, но кому-то хватило благоразумия убавить огонь.

Из глаз полились слезы.

Зрение стало чуть более четким.

Маленькие, симметрично расположенные прямоугольники.

Ткань матраса.

Мой матрас, подумал он. Это была первая разумная мысль, которую выдал его мозг.

Матрас из его комнаты… Тот матрас, который у него где-то когда-то был. Но где и когда, по-прежнему оставалось неясным.

Единственная проблема состояла в том, что он находился не в комнате.

Ему удалось опереться на локоть, но он не смог узнать этого места.

Слишком темно, слишком странно…

Брайан, что с тобой происходит?

То, что он вдруг вспомнил, кто он такой, принесло ему неожиданное облегчение, но вслед за этим пришел настоящий страх.

Он ничего не мог вспомнить… или мог, но очень смутно.

На поверхность поднимались какие-то обрывки, еще слишком запутанные, чтобы его размягченный мозг смог их проанализировать.

Теперь вся боль сосредоточилась в верхней части лба. Будто тяжелый брус.

В глазах щипало, и, чтобы это прекратилось, он был вынужден много раз моргнуть.

Ему хотелось спать. Ужасно хотелось. Сознание немного прояснилось, и вот уже тело и разум начали ему подчиняться. Почему он борется? Не лучше ли позволить, чтобы все шло, как идет… Чтобы избежать боли… Чтобы выйти из этого томительного состояния…

Он повернул голову направо, и это простое движение отдалось в затылке целым залпом боли.

С этой стороны проникал свет. Отраженный и рассеянный.

За то время, пока его глаза привыкали к изменению освещенности, он различил горизонтальные линии, заполняющие почти все его поле зрения.

— Я рада, что вы снова с нами.

Голос… Приглушенный, будто проходящий сквозь ватную стену.

Он проглотил слюну, при этом непроизвольно свистнув.

Решетка… Параллельные линии перед его глазами были не чем иным, как прутьями решетки, едва видневшимися на тусклом сером фоне.

За ним тоже были прутья решетки, он их ясно видел.

А по другую сторону решетки он увидел ее.

Она была совершенно неподвижна. Без сомнения, она находилась здесь уже давно, но не обнаруживала своего присутствия.

— Мадам Вассер…

Почему-то это имя само сорвалось с его языка, но в то же время он не мог точно сказать, кто она такая.

Его рот был как будто наполнен клейким тестом. Вместо языка там еле шевелилась огромная личинка.

— Что?..

Он не был уверен, что его губы пошевелились.

— Тсс… Вы слишком много выпили вчера вечером, вы упали. Но успокойтесь, ничего серьезного. Всего лишь небольшая рана на голове. Я ее обработала.

Женщина говорила слишком быстро. Его мозг был не способен воспринимать кучу долетавшей до него информации.

Слишком много выпил? Рана?

Поднеся руку к волосам, он почувствовал под пальцами полоску ткани, повязанную вокруг головы.

— Не делайте усилий… Все будет хорошо. Здесь вы в безопасности.

Это неодолимое желание спать, снова погрузиться в сумерки…

Боль, давящая на глаза…

И в то же время ему хотелось бороться. Бодрствовать как можно дольше. Понять, что с ним происходит.

— Я хотела быть здесь, когда вы проснетесь, чтобы вы не испугались. Но вы нуждаетесь в отдыхе. Позже мы сможем поговорить.

Не спать… Понять, что происходит… не спать, по…

Его голова бессильно опустилась на матрас.

Он был уже наполовину поглощен покрывающей его непроглядной темнотой, когда до его сознания дошла последняя фраза:

— Мы как следует вами займемся…

2

Когда он по-настоящему проснулся — несколько минут или часов спустя, — что-то изменилось. А точнее, исчезло.

Боль…

По его личной шкале Рихтера она уменьшилась от состояния опустошительного потрясения до слабого подземного толчка. При обычном стечении обстоятельств он, возможно, почувствовал бы недомогание, но в связи с тем, что он вынес, это было нечто большее, чем просто неудобство, обычная головная боль, которая может застать врасплох при пробуждении после слишком короткой ночи.

Брайан чувствовал себя заледеневшим, продрогшим насквозь.

Обострившемуся от холода разуму не понадобилось много времени, чтобы окончательно проясниться, и воспоминания начали возвращаться с ужасающей четкостью. Вассеры, дом, ужин, опустошенные им бутылки пива, столовая, которая начала раскачиваться, пол, равномерно пошатывающийся у него под ногами…

А затем все его существо охватила паника.

Он лежал, вытянувшись на матрасе, ноги были прикрыты шерстяным одеялом. Тоже из его комнаты: он безошибочно узнал этот узор из черточек. Вокруг были стены погреба, погруженные в полумрак.

Лампы дневного света не горели, и Брайан спросил себя, откуда этот слабый свет, позволяющий ему рассмотреть, что рядом с ним.

Он находился в пространстве два на три метра, похожем на то, где месье Вассер держал бутылки вина. За тем исключением, что здесь не было ни одной бутылки. Только стена из голого камня, покрытая паутиной, где выделялись более светлые квадраты — места, где находились ящики.

У матраса бутылка воды. Той марки, которую он всегда находил на столе во время обеда и ужина.

И недалеко от бутылки голубое ведро.

Положив руку на лоб, он ощутил, как та непроизвольно дрожит.

Да что же это за?..

Даже особенно этого не желая, он повернулся и подергал решетку. Она была закрыта. Заперто или всего лишь закрыто на щеколду?

Ну и вопрос!

В тот единственный раз, когда он спускался в этот погреб, его заинтриговали эти мощные прутья. Ему показалось странным, что такую громоздкую решетку поставили, чтобы охранять несколько бутылок вина…

Инстинктивно или, может быть, от страха он свернулся клубком на матрасе, сложив вместе локти и колени.

Мумусс.

Он подумал о Мумусс, своей кошке.

Вспышка…

Сперва ему показалось, что в ней нет никакого смысла.

Воспоминание из детства; ему тогда только исполнилось семь лет.

Вот уже много дней животное ничего не ело и вело себя странно, избегая их компании и прячась в глубине шкафов. Никто даже не подумал отнести ее к ветеринару. Слишком дорого. Нет времени. В конце концов, это всего лишь кошка.

Однажды утром Мумусс убежала в нижний этаж и прорыла дыру на поросшем пожелтевшей травой участке земли за мусорными баками, служившем им садом.

Чтобы быть одной. Чтобы иметь возможность умереть спокойно.

Он нашел ее три дня спустя, по запаху. Все думали, что это мусорные баки воняют, как обычно. Но на этот раз это было тело животного, которое уже начало разлагаться. Теперь Брайан находился в той же позе, что и она: свернувшись клубком…

Едва он об этом вспомнил, как все его тело напряглось. Нет, так нельзя: эта поза означает смирение, покорность…

С усилием он поднялся на ноги и потратил несколько секунд, чтобы обрести равновесие. «Всего лишь небольшая рана на голове. Я ее уже обработала».

Марля была твердой, будто забытый на плите блин, на ней виднелось темное пятно. Он предположил, что это кровь.

Его кровь.

Брайан заметил, что на нем другая одежда. Вместо брюк и его единственной белой рубашки на нем были старые джинсы и футболка с изображением музыкальной группы Linkin Park. Его туфли исчезли. Он был в одних носках. Обнюхав свою футболку, он учуял запах чистоты и моющего средства, которым пользовалась мадам Вассер.

Брайан был уверен, что не переодевался. Но ведь кто-то же это сделал…

Ощутив непреодолимое желание почесаться, он сунул руку в джинсы и заметил, что под ними ничего нет. Низ живота обдуло холодным воздухом. Страх сменился чувством стыда. Кто-то раздел его догола, чтобы натянуть на него эту одежду.

Еще несколько секунд он собирался с духом, чтобы подойти к решетке. Впрочем, его рука просто осталась лежать на ручке дверцы. То неустойчивое мгновение, когда еще может произойти самое лучшее или, наоборот, самое худшее…

Не раздумывай!

Он попытался открыть дверцу — безуспешно, попробовал еще раз, а затем принялся трясти решетку, чтобы расшатать прутья.

Он потер себе глаза и попытался успокоиться. Расположить в порядке те вопросы, которые рвались из него наружу.

Что я здесь делаю?

Почему я заперт?

Почему я не в своей комнате?

Но положа руку на сердце он не был уверен, что хочет знать ответы на них.

От страха ему неудержимо захотелось помочиться.

Он поспешил к голубому ведру. Ему снова сделалось стыдно, но у него не было выбора.

Расстегнул ширинку. Его член уменьшился — от холода или страха. А может быть, по обеим причинам сразу. Струя мочи забрызгала внутреннюю поверхность сосуда, а затем покрыла ее белесой пеной.

Закончив, он поставил ведро в дальний угол, чтобы оно не маячило перед глазами.

Потом он снова подошел к решетке и принялся звать: сперва тихонько. Как будто все было не так серьезно и сохранялась надежда, что достаточно всего лишь объяснения, чтобы положить конец этой более чем странной ситуации.

Затем он подал голос.

Его крики нарушили холодную тишину погреба.

Не прошло и нескольких секунд, как начала открываться дверь, ведущая в нижний этаж.

Брайан хорошо помнил скрип плохо смазанной двери. Когда он спустился сюда, чтобы выбрать бутылку вина, он сказал себе, что найдет время и смажет петли как следует. А потом об этом уже не думал…

На нижние ступеньки лестницы упал луч света. Брайан ясно различил на другом конце помещения прикрепленные к стене этажерки две большие бочки и сложенные стопкой пыльные ящики.

Шум не ритмичный…

Силуэт внизу лестницы, наполовину скрытый этажеркой.

— Мадам Вассер, это вы?

Он ждал, что вспыхнут лампы дневного света, но этого не произошло. Его сердце будто пропустило несколько ударов во время этой слишком долгой, томительной тишины. Затем женщина приблизилась, и он узнал ее.

— Здравствуйте, Людовик.

На этот раз она выглядела более чем настоящей. Она больше не казалась тенью, привидевшейся ему во сне. Но это не было сном: он тогда действительно проснулся в первый раз.

— Как вы себя чувствуете? Голова не очень болит? Я принесла вам таблетки…

Ее голос был очень спокойным, но это неуместное спокойствие совсем не утешило его.

— Почему я здесь?

Мадам Вассер подошла к решетке, но из-за слабого освещения он не мог разглядеть черты ее лица.

— Вы не должны бояться. Многие вещи могут показаться вам… немного несообразными.

Он догадался, что это слово она употребила в смысле «странными». Ну да, еще как! Он снова нажал на ручку, скорее не для того, чтобы попытаться открыть дверь, а чтобы сделать свои слова более наглядными:

— Почему я заперт?

В следующее же мгновение он сам удивился, насколько наивно прозвучал этот вопрос.

— Вы не останетесь здесь надолго, обещаю. Это все… временно.

Схватив обеими руками прутья решетки, он почувствовал, что его тело сотрясает дрожь.

— Вы меня пугаете. Что произошло?

Что произошло, он и сам прекрасно знал. По крайней мере, мог представить себе. Его накачали наркотиками, переодели, затем спустили в погреб. Кто-то даже взял на себя труд притащить сюда матрас из его комнаты. Но почему?

— Позавчера после еды вы плохо себя почувствовали и…

— Позавчера?

— Вы много спали, вам требовался отдых.

У него в голове не укладывалось, что он мог быть без сознания более суток. На самом деле даже если он каким-то образом и потерял счет времени, все равно должно быть раннее утро, не позднее.

— Вам было нехорошо. Мы устроили вас здесь, чтобы…

Она прервала свою речь, сделала шаг вперед и положила пальцы на решетку.

— …чтобы вы случайно не поранили себя во время сна.

Да что она плетет?

Если ему было нехорошо, зачем тогда надо было запирать его в погребе? Брайану показалось, что он каким-то образом оказался на месте человека, которого по ошибке поместили в психиатрическую больницу. Не хватает только смирительной рубашки…

— Я что, пленник?

«Пленник»… Это слово, так естественно вылетевшее у него изо рта, показалось ему странным. Но никакого другого он не находил. Ему хотелось выть, осыпать ее ругательствами, но в то же время он был парализован страхом.

— Ну-ну, не говорите глупостей! — произнесла она, резким движением убирая пальцы от решетки.

Знакомая интонация, которой мадам Вассер иногда пользовалась, чтобы мягко сделать ему замечание. Когда он лишний раз спрашивал разрешения… когда извинялся за какой-нибудь пустяк…

Эти дружеские слова подействовали на него так, будто повернули выключатель. Брайан сразу же понял, что она не ответит на его вопросы. Потому что ей нечего ответить. По крайней мере, ничего разумного.

Конечно, он пленник! Как еще назвать человека, которого удерживают против его воли?

— Возьмите, вам нужно принять таблетки.

С этими словами она протянула ему две белые пилюли, на которые он едва взглянул.

— Где месье Вассер?

Брайан задал этот вопрос бездумно, только для того, чтобы попытаться удержать собеседницу в подобии нормального состояния.

И увидел, как на ее лице появляется гримаса.

— Сейчас это вас не должно волновать.

— Но неужели он согласился с?..

Он с усилием повернулся к своей камере — в первый раз он назвал нишу в погребе этим словом — и широко развел руками в воздухе.

— …вот с этим?

Лицо стоящей напротив него женщины захлопнулось, будто устричная раковина.

— Это все именно из-за вашей ошибки, Людовик!

Брайан подпрыгнул. Она повысила голос. Он увидел, как напряглось ее тело, как пальцы разжались и легли на бедра. На короткое мгновение он даже почувствовал себя виноватым, что довел ее до этого.

— Вы так торопились нас покинуть! И что на вас такое нашло? Вы объявляете, что собираетесь завтра уехать, а мы должны делать вид, будто ничего не произошло. Как будто мы для вас являемся такими же клиентами, как и все остальные! Вы меня разочаровали… И это после всего, что мы для вас сделали… Так нельзя себя вести, нет… Вам не хватает… воспитания!

Не глядя на него, она будто произносила заученный монолог. Ее пальцы расслабились, она заправила за ухо прядь волос. Возбуждение спало, и мадам Вассер снова заговорила почти нормальным тоном:

— Извините меня, Людовик, мне не следовало сердиться. Ваша реакция совершенно понятна. Вы оказались здесь, в этом недружелюбном месте… Мне бы очень хотелось, чтобы все произошло совершенно по-другому. Но скоро все устроится, вот увидите.

На лбу его выступила капля пота. Начиная с этого мгновения, будто в его мозгу кто-то нажал кнопку «противоположное направление», Брайан начал все ненавидеть в этой женщине: ее псевдокультурный тон, гладкие формулировки, неизменно приличный вид, что бы ни произошло. В конечном итоге, самым страшным было то, что на самом деле она ни капли не изменилась. Если не считать вспышки гнева, это была та же самая женщина, с которой он сталкивался каждый день на протяжении двух месяцев. И за исключением того, что сейчас между ними были эти чертовы железные прутья…

На самом деле Брайан хотел, чтобы она по-настоящему разозлилась: тогда он, по крайней мере, будет знать, как вести себя с ней. Но она стояла перед ним, невозмутимая, будто гранитная стена, за которую невозможно зацепиться.

— Сейчас я должна вас покинуть, Людовик. Вам следует немного побыть здесь одному, чтобы привыкнуть к этой ситуации. У вас есть вода, чуть позже я принесу вам поесть.

Нет, она не может оставить его вот так! Бросить, не ответив ни на один из вопросов!

— Подождите!

Уже поставив ногу на первую ступеньку, она повернулась к нему.

— Что такое?

Он понял, что имеет право только на одну просьбу.

— По крайней мере, зажгите мне свет, пожалуйста. Лампы дневного света… Я не хочу оставаться здесь в темноте.

Ее лицо, причудливо разделенное на части тусклым светом, доходящим из дома, было лишено всякого выражения.

— В темноте лучше думается, Людовик.

С этими словами она исчезла из его поля зрения.

Теперь он слышал только звук ее шагов на лестнице. Настолько отчетливый, что Брайан мог сосчитать количество ступенек.

Более ощутимый скрип предпоследней ступеньки… Какой-то скрежет…

Дверь снова закрылась.

Несколько минут, пока его глаза снова не привыкли к темноте, вокруг царил непроглядный мрак.

Единственное, что он слышал, — это звук учащенного дыхания и скрип ногтей о прутья железной решетки.

Затем он начал кричать.

Пока не сорвал голос.

Несмотря на уверенность, что это не поможет.

3

Рухнув на матрас, Брайан принялся плакать — безудержно, как маленький.

От непонимания происходящего. От страха. От одиночества…

Усталость и упадок духа взяли над ним верх. Столько времени он орал как сумасшедший, и от этого у него снова разболелась голова. Тогда он набросился на таблетки, которые та ненормальная оставила прямо на полу.

Кричать бесполезно. Никто не сможет его услышать, за исключением тех, кто запер его здесь.

Он вспомнил об одной странной вещи, на которую до сих пор не обращал внимания. У Вассеров никогда не было никаких гостей.

Брайан попытался вспомнить. С тех пор как он поселился здесь, кто же пересекал границу их владений? Их сосед… как же его звали? Его имя вертелось на кончике языка.

Однажды он заметил, что перед домом припаркован красный грузовичок. После этого посещения у мадам Не-говорите-глупостей непонятно почему был совершенно потрясенный вид.

Несколько раз Вассеры разговаривали с соседом. Никогда не ругались, но, судя по всему, они не особенно ему доверяли. Как-то все это не очень понятно…

Кто еще?

Почтальон. Он ограничивался тем, что опускал корреспонденцию в почтовый ящик. Один раз Брайан увидел, как в дождь он шлепает по грязи у входа в дом. Он никогда не звонил в дверь и не приносил никаких посылок.

У Вассеров не было прислуги. Все работы по дому мадам Вассер делала сама. Как раз это его и удивило. У них были деньги, гораздо больше, чем эти двое могли бы потратить. Но они даже не наняли себе кого-нибудь, кто помогал бы им в этой большой несуразной хибаре. Садовника тоже не было… Непроизвольно Брайан усмехнулся — по крайней мере, на это он еще был способен. Господи боже, так ведь он и был садовником! Ведь его же для этого сюда и позвали. А потом он сам напросился на эти дерьмовые работы, из-за которых в конечном итоге и оказался здесь…

Итак, кричать бесполезно.

Дом стоит на отшибе. Брайан вспомнил, как едва не рехнулся, пока нашел его в первый раз. Потерялся, доехав до конца совершенно разбитой дороги. Со стороны шоссе этот дом не заметен, а в тупик никому и в голову не придет заехать.

Мне нужно успокоиться… Успокоиться и как следует все обдумать. В конце концов, хитрости у меня хватает…

И все-таки место, где он находился, не тюрьма! Угол погреба, который приспособили для хранения вина. А не камера, приспособленная для того, чтобы содержать кого-нибудь в неволе…

Воодушевленный новой надеждой, он поднялся с матраса. Кажется, ему удалось обнаружить слабое звено.

Что касается каменной стены, здесь, конечно, надеяться не на что. Ведь погреб находится под землей… Но даже если бы он и был расположен наверху, в этой старой халупе, все равно стена могла бы оказаться в метр толщиной.

Остается только решетка.

Она глубоко забита в стену и сводчатый потолок. Должно быть, прутья закреплены строительным раствором или химическим способом. Даже если она держится на обычных металлических креплениях, ему бы это ничего не дало. Без инструмента — а у него под рукой ничего, что могло бы за таковой сойти, — ни единой возможности расшатать решетку.

Встав на колени, Брайан внимательно осмотрел замочную скважину. Здесь он не обладал особыми познаниями, но вполне возможно, что все окажется не таким сложным. Он узнал так называемый «точечный замок» — самый классический вариант. Со стальным корпусом. К сожалению, без инструментов его не взломать. К тому же, даже открыв решетку, он не смог бы выйти отсюда. Даже если бы он попробовал, поднялся бы такой шум, что хозяева дома сразу же прибежали бы сюда.

Единственное средство — напасть на самих Вассеров. Их двое, но они намного старше его. Надо воспользоваться моментом, когда мадам Не-делайте-глупостей приблизится к решетке, схватить ее и заставить отдать ключи. После этого сбежать из дома будет парой пустяков… если только у них нет ружья и старик не будет поджидать его с ним наверху.

Но нет, Брайан был почти уверен, что в доме нет никакого оружия. Единственным предметом, который мог бы использоваться в этом качестве, был висящий на стене гостиной охотничий кинжал. Казалось, он был взят из рыцарской эпохи и лучше смотрелся бы в маленьком музее ужасов в кабинете, рядом с намордником. Его лезвие совершенно затупилось, и Брайан не мог себе представить, чтобы месье Вассер им воспользовался. Да он едва на ногах держится.

Оставалось лишь надеяться на то, что она подойдет… Хотя вряд ли: в первый раз она из предосторожности остановилась едва ли не в метре от решетки.

И тут же в его мозгу вспыхнула другая, еще более ужасающая мысль.

Никто не знает, что я здесь…

Но до сих пор все неплохо устраивалось.

Брайан попытался мысленно пережить последние несколько дней свободы. Когда он объявил мадам Вассер о своем отъезде, лицо у нее сделалось грустным и рассерженным. Да, это было хорошо заметно. Но что она себе, в конце концов, вообразила? Что он останется с ними до конца своих дней? Или, скорее, до их последних дней?

Они здесь одни. Безо всякого занятия. Без друзей.

Месье Вассер больше не преподает. У него проблемы со здоровьем, правда, непонятно какие. Стоило только заговорить о его ноге, как он всегда переводил разговор на другую тему.

Что же с ним могло произойти? Может быть, несчастный случай? Но тогда как это связано с тем, что они удрали в Бретань?

У них есть дочь, но, скорее всего, она не часто бывает у них в гостях. Интересно, они хоть когда-нибудь ей звонят? Хоть он и не торчал в доме круглые сутки, но все равно сильно в этом сомневался. И теперь он начинал понимать почему.

С такими чокнутыми родителями…

Они никогда не говорили о ней. Что она делает в жизни? Вкалывает где-то в Англии — это он помнил. Что-то такое говорилось в связи c консульством. Если бы в гостиной не было ее фотографий, он бы и не догадался о ее существовании.

Как-то раз он внимательно рассмотрел эти снимки. Эта девушка, Камилла, была миленькой. Очень похожей на свою мать. Красивые светлые глаза. Крохотные пятнышки румянца на щеках. «Вроде блондинистые» волосы — он не знал точного обозначения этого оттенка — с отблесками рыжего.

На нее нечего надеяться, это точно. Вряд ли она в один прекрасный день вбежит с криком: «Здравствуй, мама, здравствуй, папа, а я решила вам сделать маленький сюрприз!»

Вассеры всегда были здесь одни, и лишь его присутствие придавало хоть немного жизни этому дому, слишком большому для них двоих.

Брайан снова подумал о словах мадам Вассер, обращенных к нему: «Ваша поспешность, с которой вы решили нас оставить! Что на вас нашло? Вы меня разочаровали…»

Это не входило в ее планы! Хорошо: ей не понравилось, что он уезжает так быстро и предупредил ее об этом в последний момент. Но, черт возьми, разве это причина так поступать с ним?

А если она просто-напросто сошла с ума? Может быть, она сейчас придет в себя, поймет, что натворила, и с хныканьем вернется к нему…

Но тут дверь начала открываться, и Брайан почти успокоился.

В конце концов, он прекрасно пожил здесь. «Покормлен, устроен, выбелен», как говорила его мать. Она часто это повторяла, когда они с братьями лениво валялись на диване перед телевизором, что ужасно ее злило. «Выбелен». Он так и не узнал, что это слово означает на самом деле. Он представлял себе, что его лицо для чистоты натирают кусочком мела. В этом была вся его мать. Они всегда чувствовали, что являются для нее тяжким бременем. Брайан был уверен: она считала, что заслужила себе памятник при жизни только за то, что занималась своими сыновьями. Часто они думали, что они не ее дети, а соседкины, за которыми она скрепя сердце согласилась иногда присматривать.

Да, по сравнению с той жизнью здесь он был просто как на курорте. Но он поклялся себе никогда не пускать корни. Он не мог идти на такой большой риск. Он знал, что в таком случае рано или поздно привлечет к себе внимание…

Два месяца… Так долго оставаться было уже безумием… Родители, братья… Он ни разу не связывался с ними с того самого дня, как собрал чемоданы.

Первое, что он сделал, — это выкинул свой мобильник в мусорный контейнер и купил себе дешевенький телефон с широкой зоной охвата и возможностью заранее вносить плату. Он был знаком со множеством телефонных марок и знал, что полицейские могут за несколько часов засечь местоположение мобильника, даже если по нему не звонить.

Отчаянный поступок. Его отъезд был отчаянным поступком.

Он сделал это из страха перед тем, что с ним может произойти. Он опасался заранее, и этого оказалось достаточно. Мысленно он еще видел камеру: настоящую, в полицейском участке. Лужица свернувшейся крови на полу… высохшие пятна блевотины… запах моющих средств, который быстро исчез…

Он стоял голый, с раздвинутыми ногами, положив руки на стену, а его подвергали ужасному обыску… Бесконечные вопросы, полицейский, который печатал на клавиатуре двумя пальцами, пластиковый стул, надоевший до судорог…

Не думай об этом, блин, у тебя сейчас другие проблемы!

Ему удалось ускользнуть со всеми своими накоплениями. Четыре тысячи евро. Совсем неплохо.

С деньгами, которые дали ему Вассеры, он надеялся зажить как следует. Например, отправиться за границу. Его хороший друг детства устроился в Аргентине и вкалывает в ресторане в Буэнос-Айреса… Антонио… Друг со школьных времен, с которым они были неразлучны, как рубашка и штаны… Единственное, чего Брайан не знал, — как выехать из страны, чтобы не сцапали в аэропорту…

Ты бредишь, приятель! Мысленно ты садишься на самолет, а на самом деле торчишь в этом погребе!

Вывод напрашивался сам собой.

Никто не забеспокоится по поводу его исчезновения по той простой причине, что он и не исчезал.

По крайней мере, не в том смысле, в каком ему хотелось бы.

Брайан снова подумал о матери и о еще одном ее излюбленном выражении: «Главное, не влипай больше во всякие истории!»

Судя по всему, у нее был своего рода пророческий дар. Каждый раз, когда она произносила эти слова, он вмешивался в какую-нибудь потасовку или получал дисциплинарное взыскание за то, что курил в туалете колледжа.

Сидя на матрасе и уставившись в пустоту, он сказал себе, что на этот раз он точно влип в очень дерьмовую историю.

4

— Перестаньте ребячиться. Вы должны покушать, вам надо набраться сил.

Скорее сдохнуть…

В то же время он был в состоянии проглотить что угодно, лишь бы заткнуть огромную дыру, пожирающую его желудок, и в конце концов едва не подавился своими слюнями.

Он спросил себя, сколько времени ничего не ел. Наверно, сорок восемь часов…

Стоящий прямо на полу с другой стороны решетки пластиковый контейнер был доверху наполнен тушеным мясом с овощами. Вероятно, остатки блюда, которое эта ненормальная подавала вчера на ужин.

Он не стал пить пиво, которое она ему принесла. Это доставило бы ей слишком большое удовольствие… В любом случае ему этого не хотелось.

Никакой стеклянной посуды… Только пластиковый стаканчик. Чего она боится? Что он попытается сделать с собой что-нибудь нехорошее?

Успокойся, у меня нет никакого желания покидать этот старый мир…

Или сделать что-нибудь нехорошее с ней?

А ведь на это я вполне способен…

Брайан продолжал неподвижно сидеть на матрасе.

— Я не буду есть, пока вы не откроете мне эту чертову дверь!

Даже не глядя на свою тюремщицу, он легко мог представить себе ее неодобрительный вид.

— Мне не нравится, когда вы так грубо разговариваете! Раньше вы такого себе не позволяли.

Раньше я не был заперт в погребе!

Он быстро понял, что оскорблять ее тоже без толку. Единственное, что, ему удалось, — это немного спустить пар. Брайан попробовал было, когда она пришла в следующий раз, но та будто оглохла. Чем бы дитя ни тешилось…

— Кушайте, Людовик. Знаю: вам нравится все, что я для вас приготовила. Помните, что вы мне тогда сказали: «моя мать любит готовить, но у нее никогда не получалось так хорошо, как у вас».

Нет, он об этом уже не помнил.

Когда его угораздило сказать эту глупость? Неделю назад? Месяц? Два месяца? В любом случае его мать почти никогда не готовила. У них чаще всего были макароны и самые дешевые замороженные блюда. Или что-нибудь жирное и сладкое, из-за чего отец поправился на двадцать килограмм. В их семье Брайан был единственным, кто оставался худым, как гвоздь.

Что она делала, чтобы вспомнить фразы вроде этой? Или записывала в тетрадочку все, что он говорил?

Брайан проглотил слюну, заливавшую ему горло. Как будто едкая жидкость, которая поднимается у него из желудка, будто грязная вода из засорившейся канализации.

— Почему вы так со мной поступаете? Я не сделал вам ничего плохого…

На этот раз голос его был спокойным и ровным, без всякой злобы. Он не мог понять, каким образом ситуация могла настолько выйти из-под контроля. Как все могло так резко измениться, причем незаметно для него самого.

— О нет, Людовик, сделали. Скорее всего, сами того не желая…

Но у него не было никакого желания возобновлять поток безумных упреков. Надо попробовать новый метод.

— Клянусь вам, мадам Вассер: если вы сейчас позволите мне уйти, я никому ничего не скажу. Я уеду, и вы никогда больше не услышите обо мне. Я не пойду в полицию и не сделаю ничего в таком роде. У меня нет никакого желания причинять вам неприятности. Вы столько сделали для меня, и ничто не сможет заставить меня это забыть. Но давайте покончим с этим… Вы совершили ошибку, такое может случиться с каждым человеком…

Примерно секунду Брайан был очень горд своей речью. У него было впечатление, что он попал в цель, и ожидал только хорошего результата. Но лицо собеседницы выражало скорее досаду.

— Вы сказали, что я никогда больше о вас не услышу. Но вы здесь именно потому, что я не хочу, чтобы вы уезжали…

Он оказался полным дураком. И его стратегия тоже была донельзя глупой.

Может быть, надо ее напугать… Поменяться ролями. Попытаться заставить ее осознать если не безумие своего поступка, то хотя бы его последствия.

— Моя семья… она будет волноваться, если не получит от меня известий. Моим родственникам известно, что я здесь. Вы не можете меня здесь держать, иначе в один прекрасный день сюда нагрянет полиция.

Его голос был чересчур угрожающим, и Брайан сразу же пожалел об этом. Он хотел напугать ее, но не выглядеть при этом шантажистом.

— Вы лжете, Людовик, и делаете это очень неумело. Вы же сами мне сказали, что давно не поддерживаете отношений с семьей.

Он что, действительно ей это сказал? Или она просто-напросто блефует? Единственное, что Брайан смутно помнил, — в самый первый день он и в самом деле говорил о родителях.

Лучше бы ты помалкивал! «Как можно меньше рассказывать о себе» — разве это не твой девиз?

— Я просмотрела ваш мобильник. Вы никому не звонили. Единственные набранные номера — это наши и телефоны нескольких строительных магазинов. Не думаю, чтобы вы писали своим родственникам. Я далека от мысли каким-то образом обидеть вас, но в этом вы не сильны.

Ему следовало бы догадаться, что она найдет его мобильник и просмотрит все вызовы.

— Я все знаю, Людовик.

Его сердце бешено заколотилось.

— Что «все»? — спросил он, будто игрок, который отказывается выкладывать карты на стол.

— Месье Вассер нашел в вашей комнате ваше удостоверение личности. На самом деле вас зовут Брайан.

Второй апперкот, который выбил из него весь дух.

Они знают его имя… Настоящее…

Они недавно рылись в его вещах… Если только не сделали это гораздо раньше.

На память ему пришла одна, казалось бы, незначительная деталь: визитная карточка месье Вассера. Тем вечером он нашел ее на полу комнаты как раз возле кровати, в то время как он был уверен, что накануне вложил ее в свою записную книжку. Тогда он не обратил на это внимания, но сейчас… Бесспорное доказательство того, что кто-то зашел в его комнату и порылся в его рюкзаке.

— Если хотите знать, муж думает, что вы скрываетесь от правосудия. Что вы вляпались в грязную историю и предпочли сбежать.

Брайан не мог удержаться, чтобы не опустить глаза. И слишком поздно понял, что молчание выдало его.

Эта история будет меня преследовать всю жизнь…

— Это просто невероятно, что сегодня можно сделать с помощью Интернета, — добавила мадам Вассер, покачивая головой. — Но все это не имеет никакого значения, Людовик. Как вы мне только что сказали, все мы делаем ошибки. Что бы ни произошло, на наши отношения это не влияет. Вам нечего бояться. Ваше прошлое у вас за спиной. Не принимайте происходящее чересчур трагично. Когда я сочту, что время наступило, вы сможете выйти отсюда.

При каждом из этих обещаний Брайан чувствовал все нарастающую тревогу. Эта ситуация напоминала ему, как дети спрашивают с заднего сиденья «А мы скоро приедем?» и им отвечают «Скоро», хотя ехать еще не один час.

Вранье… Просто уловка, чтобы успокоить его.

Она бросила на него строгий взгляд, как будто расценивала его внезапное молчание как личное оскорбление.

— Не знаю, почему вы вообразили себе невесть что. Разве я не была добра с вами?

Ах ты, сволочь, с каким удовольствием я бы тебе…

— Да, конечно, я не хотел.

— А теперь кушайте. Пока вы не наберетесь сил, вы не сможете выйти отсюда. Это было бы неблагоразумно, — произнесла она, четко выделяя каждое слово резким тоном, не допускающим возражений.

Ты бы лучше о себе подумала… Потому что в тот день, когда я, как ты говоришь, наберусь сил…

— Вот так, а чтобы показать вам свое доброе отношение, я оставляю вам включенный свет.

Протиснув лицо между прутьями решетки, Брайан проводил ее взглядом до самой лестницы, а затем слушал, как она поднимается по ступенькам.

Когда дверь за ней закрылась, он вытер вспотевший лоб и упал на колени. Придвинув пластиковый контейнер к своей камере, Брайан набросился на еду. Он ел руками, не пользуясь пластиковой ложкой, которую ему оставили.

В течение нескольких минут, испуская тихое рычание, он полностью отдался чувству невероятного облегчения, которое принесла еда его телу.

Ни о чем другом он не думал.

Даже о той ночи, которая шесть месяцев назад изменила его жизнь и в конечном итоге привела его в этот подвал…

5

Он никогда не любил танцевать.

Он считал, что смешно выглядит, жестикулируя и двигая слишком большими конечностями, никогда не попадавшими в такт с музыкой. Он принадлежал к тем людям, которые неспособны определить, какая из двух нот выше, и лишены способностей к пению.

Поэтому Брайан проводил время на вечерах за напитками и сигаретами. Содержимое его пепельницы росло как снежный ком. Он уже стрельнул сигареты у троих приятелей, куривших разные марки, и теперь во рту у него появился очень странный вкус. Что касается алкоголя, он не мог сказать, сколько стаканов выпил. Брайан начал с готовых коктейлей, затем перешел на пиво, потом осушил несколько стаканов текилы, снова вернулся к пиву.

И вот этой девушке, Мелани, удалось быстренько вытащить его на арену, а точнее, в ту часть салона, где было устроено место для танцев…

Он находил ее действительно привлекательной. Она была почти на две головы ниже его. Но его это не коробило, так как он никогда не встречался с такой миниатюрной девушкой. К тому же он не то чтобы встречался, но чувствовал, что между ними что-то происходит.

На самом деле он знал ее с колледжа, но с тех пор не видел до этого самого дня. Когда Брайан учился в третьем классе, она была на класс младше. Поскольку он остался на второй год в шестом классе, им пришлось проучиться два года вместе. Она была совершеннолетней, в этом Брайан был уверен: он слышал, что она недавно праздновала день рождения. А ведь она не «перепрыгивала через класс»…

Третья, господи, когда это, наконец, закончится?! Худший год в его жизни… Ему удалось сдать все экзамены. По крайней мере, его мать была довольна. Сколько нервов она потратила, чтобы он получил этот чертов диплом, который ни для чего в жизни не пригодится! В любом случае его уже взяли работать строителем. Мечтал он, конечно, не об этом, но зато был талантлив по части работать руками. Это замечали все, даже родители, которые не были особенно щедрыми на похвалу. И потом, для него не могло быть и речи, чтобы остаться на второй год и перейти на следующую ступень образования. Учеба его уже порядком достала…

Всякий раз, снова думая о том вечере, он слышал один и тот же музыкальный отрывок. Get Lucky[18] группы Daft Punk[19], льющийся из звуковых колонок. Так громко, что даже стаканы дребезжали.

Из слов песни он ничего не понимал. Английский был не его конек. Вот спорт или техника — там он чувствовал себя как рыба в воде. Остальные подпевали, а он лишь делал вид, шевеля губами.

Мелани была явно в ударе. У нее было офигенное чувство ритма, и к тому же она могла танцевать, не повторяя дважды какое-нибудь движение. Он попробовал было подражать ей, но получилось не так хорошо, как хотелось бы.

Наконец после Daft Punk объявили медляк. Они танцевали вместе, их тела буквально прилипли друг к другу. Выпитый алкоголь окружал его мягким коконом, он был счастлив.

Во время танца они целовались. Это она первая начала. Ее губы были мягкими и со сладким вкусом — она пила только содовую с фруктовым соком, от алкоголя у нее начинала болеть голова. Ему приходилось нагибаться, чтобы их губы встретились. Она тянулась вверх, встав на носки, будто балерина.

Затем его окликнула приятельница. Мелани отпустила его, ответив на поцелуй.

«Эй, ты уже уходишь?»

Вечер выдался очень оживленный. Если бы в его силах было изменить прошлое, Брайан знал бы, что самое время забеспокоиться и держаться настороже.

И тогда он не влип бы еще раз в эту историю…

К одиннадцати часам вечера заявились трое типов, которые не были приглашены на праздник. Они находились уже порядком под градусом и захотели ворваться силой. Там присутствовало столько народа, что Брайан спрашивал себя, почему он их вообще заметил…

Каким образом они заговорили с ним? Тайна, покрытая мраком… В конце концов, оказалось достаточно того, что какие-то идиоты выложили об этом в Твиттер ролик со своими комментариями.

Незваных гостей удалось выставить, и на этом дело закончилось. Не считая Гианни — одного из его лучших приятелей, парня с горячей кровью, у которого была зловредная привычка искать приключения на свою задницу. Это ему пришла в голову «блестящая» мысль стащить с кухни нож и проучить их как следует. Об этом он и принялся орать во все горло.

Все принялись вразнобой кричать ему:

— Да ты ненормальный, брось это дело, пускай уйдут.

— Хватит, Гианни, а то и правда продырявишь кого-нибудь!

Какое-то время он размахивал этим ножом как саблей. Типы уже ушли: они слишком нагрузились, чтобы понять, что происходит. Но Гианни удалось каким-то образом порезать себе ладонь.

Господи, ну и потекла же кровища! Она была повсюду — на площадке перед дверью и на входе. Вытянув руку вверх, Гианни ржал, как будто это был вечер Хеллоуина и по пальцам у него текла обыкновенная краска.

Девушка, которая устроила праздник, перепугалась до холодного пота. Она была просто в панике. Некоторые стали спрашивать, не надо ли вызвать «Скорую помощь». Затем кто-то пошел искать, чем бы продезинфицировать рану и перевязать руку. На самом деле порез был не таким уж серьезным. Затем от мысли о «Скорой» отказались: желающих провести с пострадавшим ночь в больнице не нашлось…

Прошло менее получаса. Он думал, не выпить ли еще стаканчик — честное слово, последний, когда Гианни окликнул его:

— Брайан, ты идешь?

На руке у него красовалась огромная, совершенно невообразимая повязка. Он сам и то сделал бы лучше… Гианни не очень-то хорошо выглядел: похоже, в плане алкоголя он сегодня побил все рекорды.

— Как твоя рука?

— Она-то? Да ерунда… Видал, какого страху я на них нагнал? Сюда они больше не вернутся. Подонки, засранцы…

На самом деле Брайан его не слышал.

— Что ты сказал?

— Сматываемся! Меня тут уже достало.

— Вы куда идете?

— Совершим прогулку.

Гианни очень любил это слово. Каждый раз, слыша его, Брайан надеялся, что они сейчас выкинут какую-нибудь невероятную штуку, хотя на самом деле все заканчивалось тем, что они отправлялись куда-нибудь на канал пить пиво.

Брайан одним глотком осушил стакан, который держал в руках. Мощный вкус текилы смешался с остатками ментолового привкуса последней сигареты.

— Отлично, только я возьму с собой кого-нибудь.

— Ладно, только нас и так уже пятеро. В тачке будет тесновато.

Мелани странно посмотрела на него, увидев, что он взял свою куртку.

— Ты уходишь?

Он наклонился к ее уху, чтобы его было слышно сквозь шум музыки, и рассказал ей о плане Гианни.

— Почему бы и нет? — произнесла она, улыбаясь.

Там, снаружи, была луна — ослепительная и большая, во все небо, она светила, будто огромный фонарь. Сколько же было уже времени? Последний раз, когда он вынимал свой телефон, было начало третьего ночи.

Дверца машины Гианни — черного «БМВ» 1986 года выпуска, который он основательно потрепанным купил у какого-то незнакомого типа, — была открыта. Брайан посмотрел цену на сайте, где продавались подержанные машины: за такую можно было выручить по меньшей мере 20000 евро, и то если не слишком капризничать. Но с тех пор как Гианни начал ее водить, он стал с ней просто неразлучным. Как же эту колымагу подбрасывало на каждом ухабе!

Брайан спрашивал себя, каким образом им удалось всем там поместиться. Гианни, еще двое приятелей, Мелани, он сам и еще одна девушка, имя которой он не помнил. Коара? Лаура? Эмма? Что-то, что оканчивалось на «а».

— Да в чем дело?

Мелани осталась неподвижно стоять на тротуаре, повернув голову к дому, где еще шел праздник. Выражение ее лица было немного странным.

— На самом деле мне не так уж и хочется ехать. Холод собачий. Думаю, мне лучше остаться.

Конечно, он был расстроен, а из-за выпитого алкоголя ни на что особенное и не способен, но ему так не хотелось прослыть лохом…

— Ну что, едем? — крикнул Гианни, обращаясь к ней.

— Извините, но я остаюсь.

Уже было взявшись за дверцу, Брайан подошел к ней и наклонился, чтобы поцеловать на прощание.

— Ладно, тогда, может быть, в следующий раз… Я тебе позвоню, хорошо?

— Ага, разумеется…

Она кивнула. Он даже не был уверен, что знает ее номер.

— На кожаные сиденья никому не блевать! Я их только вчера вычистил.

В машине было так же прохладно, как и на улице.

— Отопление у тебя, по крайней мере, здесь есть? — нервно выкрикнул кто-то.

— Спокуха! Климат-контроль не пашет, но отопление в норме.

Наконец они тронулись с места. Перед глазами проплывали дома, садовые участки. Хибары из красного кирпича, все как под копирку — с маленьким квадратным садом со стороны дороги.

Выехав из квартала, застроенного частными домами, они свернули на дорогу, которая вела к городу. Но вдруг машина поехала в другом направлении.

— Ля-ля-ля, night… Ля-ля-ля, get lucky[22]…

— Кто там фальшивит?

Да уж, на кирпич мимо нот. До Брайана даже не доходило, что напевает именно он.

Затем он задремал под мерное покачивание машины. Он предпочел бы сделать это в своей кровати, спрятавшись под одеялами. В воскресенье он не работал, но у него не было никакого желания проснуться в три часа дня, не воспользовавшись уик-эндом. Снова наступит понедельник, и придется целую неделю вкалывать на стройке за крохотную зарплату. Он оказался не таким крепким, чтобы вкалывать по-черному в двух-трех местах, как предполагал вначале.

— Приехали.

Никто даже не спросил куда.

Брайан не смог бы сказать, сколько времени они провели в дороге. Во всяком случае, не больше четверти часа.

Ему было трудно выбираться с заднего сиденья, слишком маленького для его крупного тела, и он едва не вывалился из дверцы. Он и в самом деле слишком много выпил. Поискав луну на небе, он не нашел ее. Не могла же она совсем исчезнуть…

— Пошли, и не забудьте выпивку! — крикнул Гианни.

Звук сталкивающихся друг с другом бутылок. Сколько же их они утащили с праздника?

Место было совершенно заброшенным. Брайан чувствовал, как по ногам задевает высокая трава. Много раз он едва не навернулся из-за каких-то ям в земле. Затем он увидел огромный фасад.

Трехэтажное здание, зияющие оконные проемы, будто глаза, которые угрожающе смотрят из темноты.

Дверь была открыта, или скорее выломана.

Внутри царил ледяной холод. Воспользовавшись фонариком от своего мобильника, Гианни поводил световым лучом по комнате. Все стены были изрисованы граффити. Повсюду, будто осенние листья, валялись старые газеты. В воздухе витал сильнейший запах мочи. Должно быть, днем это здание было раем для бездомных и всякой швали.

Брайан счел это место слишком зловещим и уже жалел, что уехал с праздника. Кто знает? Может быть, ему удастся найти в какой-нибудь комнате кровать и залечь туда?

— Вы уверены, что здесь никого нет?

— Если только парочка бродяг, — пошутил Гианни.

Все, кроме Брайана, дружно заржали.

— А здесь классно! Ты сюда уже приходил? — спросила девушка, чье имя заканчивалось на букву «а».

— Да так. Самое суперское здесь — это этажи. Там куча всякого хлама: старая мебель, горы старой заплесневевшей бумаги… Можно подумать, что ты в «Войне миров Z», когда за каким-то типом гонится толпа зомби.

— Я не смотрела этот фильм. Он хороший?

— Убойный! Мы с Брайаном ходили в кино. Верно, Брайан? Да где этот придурок?

Брайан услышал свое имя.

— Мне бы хотелось подняться туда, — закричала Коара-Лаура-Эмма.

— Сейчас. Только еще по паре глотков. Я хочу пить.

В углу и правда нашелся старый матрас, но Гианни наклонился над ним, освещая помещение своим фонариком.

— Я бы тебе не советовал класть сюда свою задницу! Если только не хочешь подхватить лобковых вшей.

— Ну и пакость!

Они устроились у стены перед единственным окном, где еще сохранились целые стекла.

Пройдя по рукам, бутылка дошла до него. Несмотря на то что его уже тошнило, Брайан поднес бутылку ко рту. Текила. Снова. Он сделал всего глоток, а потом невидимая рука забрала бутылку у него.

В темноте блеснул огонек зажигалки, а затем в ноздри ударил сильный запах нечистот.

— Икаю, и все никак не перестать, — произнес кто-то из тени. — Даже сигарета не помогает.

— Что ты несешь? — загоготал в ответ Гианни.

Послышался звук хриплого дыхания. Засветился красным раскаленный конец сигареты с наркотиком.

— Увидите! Две-три затяжки… Единственная штука, которая мне помогает от икоты. Честно!

— Передай, я тоже хочу.

— Хм… как хорошо!

Сигарета обожгла ему кончики пальцев. Поднеся ее к губам, Брайан постарался затянуться как можно меньше. Он чувствовал, что проглоченная на празднике еда поднимается у него вверх по пищеводу.

— Ну что, пошли наверх?

— Двинулись!

Звук торопливых шагов. Смешки.

Брайан совсем не чувствовал, что у него хватит смелости тащиться по лестницам. Ему и правда слишком сильно хотелось спать.

— Я, пожалуй, пойду подремлю в машине.

Но никто его не услышал.

Четыре силуэта исчезли там, где, как он предполагал, находится лестничная площадка. Большая черная дыра.

Пошатываясь, он вышел наружу.

Ну вот, луна снова и появилась. Огромный шар цвета слоновой кости за ветками деревьев. Это было красиво.

Едва он успел сделать несколько шагов, как его вытошнило. Желудок изверг все, что в нем было. Прямо на туфли, убрать ноги Брайан не успел. Затем он снова и снова плевал, чтобы избавиться от мерзкого вкуса, переполнявшего рот.

Затем он снова забрался в «БМВ», который Гианни, к счастью, забыл закрыть на ключ, и завалился на заднее сиденье.

Там было еще хорошо. Кожа сидений хранила тепло их тел.

Но с другой стороны, от этого запаха снова затошнило. Гианни его убьет. Он мог бы, по крайней мере, лучше целиться…

Закрыв глаза, Брайан провалился в сон.

Последняя его мысль была о туфлях. Черт! Прекрасная пара «Тимберлендов»[23], которую он неделю назад купил на распродаже.

6

Он наказан. Все так и есть. Этот погреб и есть его наказание.

Когда поступаешь плохо, тебя всегда наказывают. Об этом и рассказывают барельефы над портиками церквей: там еще куча народа кипит в больших котлах, окруженных толпой демонов с вилами…

За одним исключением: он-то ничего плохого не сделал.

Все это натворил Гианни. Он же сам совершил лишь одну ошибку — что той ночью поехал с ним.

Почему же он должен платить за других? Его даже не было там, когда эту девушку… Дерьмо, ему и в самом деле не в чем себя упрекнуть! Но кто может поверить в такую нелепую и неправдоподобную историю, которой представлялось то, что он рассказал? Уснуть на заднем сиденье старой колымаги, в то время как его приятели… А они-то как раз воздержались от того, чтобы сказать правду. Все они в одной лодке. «Размывание ответственности», как сказал его адвокат. Полицейские даже не приняли его слова всерьез.

Есть целая куча свидетелей, которые видели, как в тот вечер ты уехал с друзьями. Скажешь, что и они тоже врут?

Нет, он и не думал отрицать, что уехал с ними…

Но ты же вошел в здание? И что, ты нас здесь за дураков держишь?

Вошел, но оставался с ними не больше четверти часа.

Нет, ну вы только посмотрите на него! Вы же все той ночью надрались как свиньи.

Ок, он выпил… как и все, кто был на той вечеринке.

И, кстати, что вы там покуривали? А ты в курсе, что это запрещено? Ты тут не в Амстердаме.

Он сделал только одну затяжку. Потом его потянуло блевать.

Да ну? А на празднике?

Верно, на празднике он немного покурил… Но не он же первым вытащил этот косяк…

Хорошо, предположим… Конопля плюс алкогольное опьянение. Следовательно, ты все равно находился в ненормальном состоянии. И к тому же эта девушка, Мелани, за которой ты так настойчиво ухлестывал весь вечер.

«Ухлестывал»? Но это же глупо. Она же сама его поцеловала…

Если она не села в машину, значит, это потому, что она сочла вашу компанию немного подозрительной, ведь так?

Ей было холодно, всего-навсего холодно. Она хотела вернуться в дом.

Ты ее хотел, это яснее ясного. Гормоны, в твоем возрасте это нормально. Раз она тебя оттолкнула, тебе надо было найти кого-то еще!

Нет, нет, нет… Все было совсем не так…

Он открыл глаза. Слишком резкий и холодный свет ударил в зрачки. Чертовы неоновые лампы. От этого искусственного света рехнуться можно. Он уже почти сожалел, что не остался в темноте.

Бесполезно пытаться узнать, сколько времени. Даже если бы у него не забрали часы и они бы шли, он готов был бы поспорить, что сейчас глубокая ночь.

Если бы у него были хотя бы часы… Или если бы он мог слышать тиканье часов в нижнем этаже дома. Он мог бы отсчитывать время. Чертить крохотные палочки на стене, чтобы сохранять представление о времени, как Робинзон на необитаемом острове.

Ему до смерти захотелось выкурить сигарету. Он никогда так надолго не оставался без курева. Он бы отдал все рагу на свете за одну-две затяжки. Во рту бумажная трубочка, наполненная табаком, запах никотина и табачной смолы…

Закрыв глаза, Брайан зажег воображаемую сигарету. Он поднес к ней руку, но ничего не почувствовал. Продолжил «как будто» вдыхать дым большими затяжками, и ему даже показалось, что его мозг узнает никотин, высвобождая тонкую струйку дофамина[24]. Брайан вдохнул еще раз, но воображаемая сигарета погасла. И он никак не мог снова зажечь ее.

Что-то плохое… В этом все и дело. Он определенно сделал что-то плохое, раз попал сюда.

Книга… Вот с ней действительно глупо получилось.

Их в этой библиотеке столько было; он был уверен, что хозяин ничего не заметит. Стоило мистеру Вассеру отвернуться на несколько секунд, как он схватил ее и засунул себе в джинсы.

Его выбор был почти случайным. Он всего лишь взял книгу знакомого автора. Флобер — это ему о чем-то говорило. Так же как Моцарт или Писарро.

1857 год. Этой книге больше ста пятидесяти лет! Самой старой книгой, которую он видел в жизни, был один из экземпляров пособия по электронному зажиганию из колледжа, пожелтевшие страницы которого пахли затхлостью.

Ему ни в коем случае не стоило этого делать. Это было нехорошо по отношению к месье Вассеру, который хорошо ему платил — больше, чем кто-либо в жизни. А он не нашел ничего умнее, чем обокрасть его.

Войдя в старый букинистический магазин, Брайан ощутил себя раздавленным сотнями старых книг, расставленных и разложенных повсюду. Что он здесь делает? У него еще было время вернуться назад и положить книгу на место.

Когда книгу не взяли, он даже почувствовал облегчение. Во всяком случае, это должно было означать, что она не представляет собой особой ценности.

А что еще?

Когда хозяев не было дома, он немного там порылся. Открыл несколько ящиков, покопался в вещах… Один-единственный раз он вскрыл письмо, адресованное месье Вассеру. Насколько он понял, это были результаты медицинских исследований. Он и сам не знал, зачем ему стукнуло в голову это сделать. Он едва взглянул на письмо и к тому же ничего не понял в этом медицинском жаргоне. Это было всего лишь любопытство, ничего злонамеренного…

Если как следует поразмыслить, Вассеры все обстряпали как нельзя лучше. Теперь он не сомневался, что, прежде чем запереть его здесь, они побывали в его комнате. Сколько же времени они знали о его подлинной сущности? Сколько дней? Недель? А ведь ему следовало бы догадаться. Визитную карточку он подобрал с пола в конце февраля. Должно быть, они умирали от страха, что приютили в своем доме типа, который солгал насчет своего имени.

Зато что касается его прошлого, того дела, бегства, он не мог понять, каким образом они оказались в курсе. Случайная оговорка? Нет, это было бы уже слишком… Газеты? Там не упоминалось его имени. Еще одно, в чем он не был до конца уверен… Он не вел никаких поисков в Интернете. Он даже не знал, что судебный процесс уже прошел и что его бывшие приятели теперь сидят за решеткой. Неужели его усиленно разыскивают или полицейским удалось напасть на его след? Учитывая, сколько всего каждый день появляется на страницах средств массовой информации… В любом случае он всего лишь хотел выкинуть прошлое из головы…

Нет, даже если Вассерам все было известно о нем, они не боялись.

Потому что они не чувствовали себя в опасности. Потому что они хорошо знали, что он всего лишь впутался в скверную историю.

И, господи боже, единственное, в чем Брайан был абсолютно уверен, — он ни в чем не виноват.

7

Ведро было пустым.

Едва проснувшись, он сразу же это понял. Просто он не чувствовал запаха. Вони застоявшейся мочи.

Он встал и заглянул в ведро.

Пустое и чистое.

На самом деле это было другое ведро. Это тоже было голубым, но по краям не было трещин, как у того, вчерашнего.

Следовательно, пока он спал, кто-то вошел в его камеру. Каким образом им удалось открыть решетку, не разбудив его?

Он даже не мог с уверенностью сказать, что спал. Просто задремал, отгородившись от своего вчерашнего состояния.

И тем не менее она вошла.

Он сразу подумал «она», так как был уверен, что сам Вассер никогда не спускался в погреб и отказывался участвовать в его «домашнем аресте».

И тут до него дошло, что с таким же успехом он сейчас мог быть и мертв. Что, если бы она избавилась от него ради своего спокойствия?

Брайан представил себе оживленный спор в гостиной… На самом деле он не столько представлял себе, сколько вспоминал крики, которые слышал, когда был в бессознательном состоянии. Он видел, как мадам Не-говори-глупостей хватает первое, что подвернулось ей под руку: бутылку, блюдо, кочергу, лежавшее у камина полено — детали сценария менялись, но результат оставался тем же самым: ударяет его снова и снова, пока он не сводит счеты с жизнью.

Что она сделала бы с его телом? Это ведь не пара пустяков. Может, закопала бы в саду под розовыми кустами? А может быть, просто оставила его гнить в комнате или своей мастерской…

Хватит нести бред.

Но раз уж он жив, каким образом он может заявить месье Вассеру о неблаговидных действиях его жены? «Пускай вас сейчас это не волнует». Вот что она ему сказала. Вассер не хотел всего этого. Возможно, он даже не был в курсе, что она накачала его наркотиками во время еды, подсыпав их в пиво.

Вода… Он взял бутылку и поднял ее, чтобы обследовать.

Может быть, она подмешала в питье успокоительного, чтобы он был послушнее? Не тот же самый наркотик, которым она воспользовалась в тот вечер, — это он бы почувствовал, но одно из средств, которые мало-помалу превращают вас в покорное и послушное существо.

Он не должен больше пить эту воду. На свой страх и риск надо вылить ее в ведро, смешав со своей мочой. Растянуться на матрасе и прикинуться спящим. И, если понадобится, ждать всю ночь. Оставаться настороже, прислушиваясь к малейшему шуму. А как только она войдет к нему, схватить ее и…

Успокойся, гнев ни к чему не приведет. Ты должен сохранять контроль над собой.

Его план не так уж и плох.

Расстегнув ширинку, он попытался помочиться в ведро. Через несколько секунд прерывистые струи брызнули в пластиковое ведро, но источник скоро иссяк. Ничего страшного, в следующий раз будет лучше. Затем он вылил туда всю воду из бутылки.

Прислонившись к стене, упершись головой в холодные влажные камни и закрыв глаза, он принялся неустанно повторять одну и ту же фразу.

Я скоро выйду отсюда. Я скоро выйду отсюда. Я скоро выйду отсюда.

— Какой сегодня день?

Мадам Вассер состроила недовольную гримасу. Похоже, она была разочарована, что он обращает внимание на такие несущественные подробности.

— Разве это важно?

— Я просто хотел знать, какой сегодня день, вот и все.

— Предположим, среда.

Предположим? Она что, издевается над ним или он в забытьи потерял счет времени?

Итак, он провел в этом погребе три дня, в то время как у него создалось впечатление, что он здесь уже месяц или по крайней мере неделю. К тому же половину времени он пребывал без сознания.

— Держите, я принесла вам воды.

Шагнув вперед, она поставила бутылку перед самой решеткой. Она двигалась без особой поспешности, но даже если бы Брайан был в состоянии предвидеть ее движение, единственное, что бы он сумел сделать, — это дотронуться до кончиков ее пальцев.

Брайан заметил, что мадам Вассер одета так же, как и в первый раз, когда он ее увидел. На ней были бордовые брюки и серый свитер из тонкой шерсти. Даже смешно, что иногда можно вспоминать о такой ерунде.

Он не стал брать бутылку. У него достаточно времени, чтобы позже осмотреть ее и установить, была ли она открыта.

Мадам Вассер обернулась и, казалось, что-то искала взглядом. Вытащив из-за ящиков небольшой деревянный табурет, она села на него.

Несмотря на то что сидеть на нем было неудобно, она устроилась в преувеличенно манерной позе: колени сжаты, спина идеально прямая, руки сложены, будто у примерной девочки.

— Когда я была ребенком, я жила в замке у Луары. О, не надо представлять себе Шамбор![25] Это был, самое большее, кукольный домик, но для людей из деревни мы казались «хозяевами замка». Сейчас это у меня вызывает лишь смех.

Зачем она мне все это рассказывает? На кой черт мне все эти истории о замке и принцессе!

— Мой дед купил его в двадцатых годах. Это было здание, где протекал каждый угол. В половине комнат невозможно было жить из-за холода и сырости. Мой отец ни за что не хотел с ним расстаться — думаю, тогда его и продать-то было бы невозможно — и тратил безумные деньги, чтобы хоть немного привести дом в порядок. Едва заканчивались одни работы, надо было приниматься за другие. Отцу пришлось занять много денег. Просто бездонная бочка… Может быть, он так поступал из гордости или из привязанности к наследственным семейным ценностям…

Не прерывать ее, только не прерывать…

— На дворе был уже май шестьдесят восьмого года, но мои родители продолжали жить словно в пятидесятых. Они не доверяли тем изменениям, которые происходили в обществе, и оставались фанатично преданны консервативным ценностям. Когда мы с сестрой вели себя не как воспитанные дети, они имели обыкновение запирать нас в маленькой комнате в нижнем этаже одной из башенок. Это было холодное место, едва освещенное небольшим круглым окном, которое буквально заросло пылью.

Она остановилась, и Брайан увидел, что на ее губах появляется улыбка.

— Нельзя сказать, чтобы с нами плохо обращались, на нас даже никогда не поднимали руку. Мы жили в деревне, а там тогда детей нередко наказывали достаточно жестоко. Поэтому быть запертыми в комнате, даже темной и холодной, — это не самое худшее из наказаний, можете мне поверить… Разумеется, если бы родители вздумали так поступить в наше время, они тут же оказались бы в полиции. Хотели даже запретить порку. Какая глупость!

А вот в этом она не так уж и не права. Хотя мальчишкой он получал немало тумаков и нельзя сказать, чтобы они нанесли особенный вред его здоровью.

— Я до смерти боялась этой комнаты. Конечно, нам там ничто не угрожало, но ведь мне было всего десять лет. Потом мне удалось побороть свой страх — иногда для этого требовалось довольно много времени, — я начинала представлять себе пейзаж за стенами замка. Я видела поля, которые простираются насколько хватает взгляда, лесную опушку, берега озера, которое находилось вдалеке от замка… Я внушала себе, что у меня в распоряжении карандаши и бумага, и принималась все это рисовать в своей голове. Думаю, именно из этого и родилась моя страсть к живописи. В замке было полно картин. Старые полотна, которые не стоили даже гвоздя, на котором висели, но в этом возрасте любая картина кажется чем-то невероятным. Я сохранила рисунки, которые сделала тогда. Настоящие, которые делала, как только выходила из комнаты в башне. Они достаточно посредственны, но вы даже представить себе не можете, сколько, казалось бы, позабытых воспоминаний пробуждают они во мне. Люди часто недооценивают силу воображения.

Черт побери! Да когда же она, наконец, заткнется?

— Всякий ребенок заслуживает настоящего воспитания. Я старалась изо всех сил. И тем не менее я думаю, что не была достаточно строгой с Камиллой. Вот Франсуа способен на вспышки безумного гнева, и правда ужасные, но в конце концов он позволял дочери все. Когда наказываешь ребенка, это не доставляет тебе удовольствия. И все же никогда не нужно жалеть, что сделал это. Вот такими и были мои родители: добрыми, но умеющими принимать неприятные решения, когда это необходимо.

Она не шевелилась, оставаясь неподвижно сидеть на своем троне.

Она что, собирается выплеснуть на него все, что накопилось? А с другой стороны, на кого еще? Он здесь наказанный ребенок, она — мать, которая приняла решение запереть его. И явно крепко вцепилась в эту свою фантазию.

Брайан не решался заговорить. Сколько же времени она собирается не поднимать свою задницу с табурета, где сидит, не шевеля даже пальцем?

Играть роль. Он должен взвалить на себя роль, которую она выбрала для него.

— Я как следует поразмыслил…

…мадам Не-говорите-глупостей.

— …мадам Вассер. Вы были правы, все это произошло из-за моего неправильного поведения. После всего, что вы для меня сделали, все так и должно было произойти.

Внимательно посмотрев на него, она снизошла до ответа:

— Хорошо, что вы это признаете.

— Я жил у вас целых два месяца и боялся, что уже начал вам докучать. Думаю, я понял урок и теперь буду вести себя спокойно. Вы сказали, что я не должен буду здесь находиться очень долго…

— Это так.

— Клянусь, что не попытаюсь сбежать, если вы отпустите меня ненадолго.

— Что вам доставило бы удовольствие, Людовик?

Она хорошо знает, что это не мое настоящее имя. Но почему она продолжает называть меня так?

Понять это было не так уж и сложно. Для нее он Людовик и останется им навсегда. Назвать его Брайаном означало бы признать, что их отношения не имеют под собой никаких оснований, лишь видимость. Обрушится песочный замок, который она так терпеливо выстраивала все это время.

— Что вы хотите этим сказать?

— Раз вы готовы выйти отсюда, я бы предпочла, чтобы сегодня вечером мы поужинали вместе, наверху.

«Мы»? «Вместе»? Она имеет в виду, что они будут ужинать с месье Вассером или только он и она? Лучше сейчас не ломать над этим голову.

А может быть, в этом предложении содержится какая-то ловушка? Но какая же? Он здесь в полной ее власти. И каким образом ужин сможет оказаться для него хуже того, что он здесь уже пережил?

— В таком случае, — снова заговорила она, — что бы вы предпочли на ужин?

Брайан почувствовал, что его застали врасплох. Его держат здесь в клетке и в то же время просят ни больше ни меньше, как составить меню будущей трапезы.

Скажи что-нибудь, неважно что, пока она не поменяла свое мнение.

— Даже не знаю… Может быть, мясо, а сверху фуа-гра?

Лицо мадам Вассер просияло. Его выбор ей понравился.

— Говяжье филе Россини?

— Ну да…

Совершив множество мелких движений, она с маниакальной точностью оказалась на том же самом месте, где стояла до этого.

— Очень хорошо. Сегодня вечером я вас выпущу. Но вам следует вести себя очень спокойно, Людовик. Меня очень огорчит, если придется снова запереть вас в башне.

Брайан безуспешно искал на ее лице и в глазах хоть малейшую искру иронии, знак, который позволял бы думать, что она шутит.

Но не нашел. Мадам Вассер говорила совершенно серьезно. «В башне…»

Эта женщина совершенно чокнутая, даже больше того, что он раньше мог себе представить.

8

— Вы не против, если я надену на вас вот это?

Брайан не мог оторвать взгляда от двух металлических колец, блестевших при свете неоновых ламп.

— Нет, пожалуйста.

Пара наручников. Откуда она их выкопала? Это ведь не такая вещь, которую покупают в первом хозяйственном магазине.

— Вы сказали, что готовы выйти, но это налагает на вас некоторые условия. Мне бы очень не хотелось, чтобы вы испортили этот вечер.

А на что он надеялся? Что ему пришлют открытку с приглашением и предоставят полную свободу действий?

Он ошибся. Эта женщина не сумасшедшая. По крайней мере, в своей форме безумия она сохранила логику и здравый смысл. Бесполезно ждать от нее ошибки или неверного шага. Значит, его задача — побудить ее совершить их.

— Очень хорошо.

Брайан наклонился, чтобы взять наручники, протягивая руки в кольца. Делать нечего: придется без возражений надеть их. Он не должен упускать возможность хоть на время покинуть эту дыру и выбраться наверх.

Он закрыл первое кольцо на своем левом запястье. Звук, который при этом раздался, пробудил в нем неприятные и унизительные воспоминания. Его арест… Позволить надеть на себя наручники для него было все равно что признать себя виновным безо всякого судебного процесса. Такое не забывается.

Он собрался уже надеть второй, когда мадам Вассер его остановила:

— Нет, Людовик. За спиной, пожалуйста.

Он даже не пытался спорить. Нет смысла совершать усилия, которые все равно обречены на неудачу.

— Согласен.

Клик. Брайан почувствовал, как его запястья сжал холодный тяжелый металл. Он ощутимо тянул руки вниз. Цепочка была такой короткой, что почти не давала возможности пошевелить руками. Он попытался сделать несколько движений, чтобы показать, что наручники надеты как следует.

— Так годится?

Она вынула из кармана брюк ключ от решетки.

— А вот я сейчас вас открою. Теперь я могу вам доверять.

Последняя фраза прозвучала не как вопрос, а как утверждение.

Когда она повернула ключ в замке, Брайан почувствовал прилив адреналина во всем теле. Теперь его ничего не отделяло от этой женщины. Решетка уже казалась ему не более чем плохим воспоминанием. Во всяком случае, теперь она его не удерживала.

Он ловил рыбу только раз в жизни. Отец Гианни повел их в выходные на пруд в Ре, в нескольких километрах от Дуэ. Почувствовав, как его первая рыба тянет за конец лески — карп? плотва? черт возьми, он ничего в этом не понимал, но рыба казалась ему и правда огромной, — он совершил ошибку, начав крутить как ненормальный. Так быстро, что рыба тут же сорвалась с крючка.

— Ты должен быть терпеливым, — сказал ему отец его приятеля. — Не налегай так на удочку. Оборот рукоятки должен длиться секунды полторы.

Не торопиться. Выждать благоприятный момент. Даже если на этот раз он имеет дело с рыбой, попавшей в вершу… О, стоило бы только захотеть, он смог бы отделаться от нее — швырнуть на пол, дать по голове, удрать… Но кто знает, какой прием приготовлен ему там, наверху?

Она поставила ногу на первую ступеньку.

— Я иду перед вами, хоть это и не особенно прилично. Вы же знаете, мужчина всегда должен идти на лестнице впереди женщины. Рассказывают, это для того, чтобы не попасть головой в ее юбки…

Насмехается. Все время эти невыносимые хорошие манеры, даже в такой момент.

Подняться на полтора десятка ступенек, отделяющих от нижнего этажа, неожиданно потребовало от него значительных усилий. Вот уже три дня, как все его передвижения были в пределах камеры. Его мышцы были скованы, будто атрофировались после долгого пребывания на постельном режиме.

Когда он поднялся из погреба, свет ослепил его и вынудил зажмуриться.

Первое, что привлекло его внимание, был богато украшенный стол: фарфоровая посуда, белые свечи в канделябрах, ваза с недавно срезанными цветами… Праздничный стол — но что же они, в самом деле, празднуют? Почти такой же, как она накрыла в тот воскресный вечер. «Мой последний вечер в этом доме», — думал он тогда.

Брайан думал, что выход из этого чертова подвала принесет ему облегчение. Но вместо этого почувствовал нечто противоположное. Вся эта семейная обстановка вызывала у него панический страх. В этой комнате все слишком нормальное, слишком спокойное. И если бы понадобилось найти единственный чужеродный элемент, единственную аномалию в этом милом интерьере, то это был он сам.

Брайан посмотрел на часы. 20:45. Мадам Вассер не изменила своим привычкам. «Мы ужинаем в девять вечера», и весь этот цирк, который он знал наизусть.

На входной двери висела связка ключей. С руками, скованными за спиной, было бы слишком рискованно попытаться отпереть дверь. И к тому же все это казалось слишком легкой задачей…

Судя по всему, по комнате он мог ходить куда ему вздумается. Брайан остановился перед большим зеркалом наверху секретера.

Больше всего его потрясло не то, что его волосы были в страшном беспорядке, не восковой цвет лица и даже не прищуренные от света глаза, которые, казалось, готовы спрятаться в орбиты, будто устрицы в свои раковины. Нет, больше всего его перепугало то, что он не узнавал сам себя.

— Брайан.

Он прошептал свое имя, словно хотел удостовериться, что видит именно свое отражение. Это зеркало напомнило ему кривые зеркала на городских праздниках — те, которые все показывают в искаженном виде. За исключением того, что сейчас у него не было никакого желания веселиться.

Услышав шум со стороны кухни, он обернулся.

В дверном проеме стоял месье Вассер. Он тоже изменился. Его лицо выглядело еще более изможденным и как будто вытянулось, волосы еще больше поседели. Ко всему прочему, он сидел в инвалидном кресле, будто старикашка из дома престарелых.

Но что она с ним сделала?

По телу Брайана пробежала дрожь. Но странное дело: в то же самое время он чувствовал облегчение.

Живой, он живой…

Как он мог предположить, будто она из-за него избавилась от мужа? Она сорвалась со всех крючков, но не настолько, чтобы устранить мужа, с которым провела половину жизни…

— Месье Вассер, что с вами?

До Брайана даже не дошло, насколько смешным был этот вопрос: похищенный и запертый в подвале, он не нашел ничего лучше, чем беспокоиться о судьбе этого субъекта.

Вассер привел в действие колеса своего кресла и въехал в комнату. Жена поспешила ему навстречу, стараясь помочь.

— Не беспокойтесь, Людовик. С Франсуа все хорошо.

Брайан счел за лучшее промолчать. Он решил, что задавать вопросы, которые могут вызвать беспокойство, — не самая лучшая мысль.

Держись в рамках, постарайся усыпить их недоверие.

— Здравствуйте, Людовик. Держите удар?

Его слова прозвучали монотонно и не так четко, как всегда. Обычно, когда месье Вассер говорил, можно было подумать, что он старается четко произносить каждый слог, чтобы быть услышанным воображаемыми учениками в самом конце класса.

— Это больше не повторится! — вспылила мадам Вассер. — Можно подумать, я плохо обращаюсь с мальчиком. Ведь я все-таки добра с вами, не так ли?

Брайан опустил глаза.

— Да.

— Хорошо. Пойдемте к столу и давайте постараемся не говорить глупостей.

Брайан заметил, что стул, на котором обычно сидел Вассер, теперь отодвинут в угол комнаты, к буфету. Сколько времени он уже в инвалидном кресле? Без сомнения, столько же, сколько он заперт в подвале. Что же произошло в тот воскресный вечер, когда он рухнул на пол посреди гостиной? Тот спор, из которого до его слуха донеслись лишь незначительные обрывки. Если бы он только мог вспомнить…

— В чем дело?

Вернувшись в действительность, он обнаружил, что неподвижно стоит перед своим стулом.

— Вы не снимете мне наручники… чтобы я мог поесть?

— Садитесь… Мы сейчас выйдем из положения.

Носком ноги Брайан немного оттолкнул стул, чтобы иметь возможность поместить ноги под стол. Металлические кольца уже начинали давить на руки, вызывая сильнейший зуд.

Исчезнув на несколько секунд в кухне, мадам Вассер вернулась, держа в руке стакан пива, в который была вставлена разноцветная трубочка.

— Видите, я обо всем позаботилась. Таким образом, вы сможете пить, сколько захотите.

Согласно эффекту пузырьков, соломинка поднялась к самой поверхности и держалась в равновесии на краю стакана. Тянуть пиво через трубочку. В его жизни такое впервые.

— Я сейчас закончу с филе. Это ненадолго.

На другом конце стола Вассер сидел, опустив глаза на свой прибор. Брайан уловил доносящийся из кухни звук, означающий, что блюдо раскладывают по тарелкам, затем шум работающей микроволновки. Он знал, что у него всего лишь несколько минут, чтобы поговорить с Вассером с глазу на глаз.

— Что с вами случилось? — прошептал он.

Вассер не ответил.

— Но вы же не можете вот так ничего не делать! Не знаю, что произошло с вашей женой, но… Вы хотя бы понимаете, что у нее совершенно съехала крыша? Я не пойду в полицию. Вы знаете, что со мной произошло, знаете, кто я на самом деле. Какой мне смысл бросаться к волку в пасть?

Не отдавая себе в этом отчета, Брайан немного повысил голос. Он не рассчитывал, что его предложение подействует как «сезам, откройся», но надеялся извлечь из ответа Вассера хоть какие-то сведения. До какой степени он является сообщником своей жены? Или все-таки противостоит ей? Или он такой же пленник в этой длинной одноэтажной халупе?

Вассер все не отвечал, и Брайану показалось, что произнесенные слова бесследно растаяли в разделявшем их пространстве.

— Все это из-за меня, — наконец произнес Вассер.

— Как из-за вас?

Вассер встретился с ним взглядом.

— Мне ни в коем случае не следовало приглашать ее. Но я к тому же и настаивал. Изначально мы должны были всего лишь пообедать вместе. Я так долго ждал этого. Если бы вы знали… И непонятно почему я сделал ей это глупое предложение…

Что он такое рассказывает?

Брайан посмотрел в сторону двери, чтобы убедиться, что их не подслушивают.

— Что вы говорите? Кого вы пригласили приехать?

Ответом Вассера была еле заметная печальная улыбка.

— Матильда не хочет сделать вам ничего плохого. Уверен, она отпустит вас. Только надо ей дать немного времени. Знаете, она много страдала в жизни.

Вот дерьмо! Ничего не понимаю в его загадках.

— Ненавижу, когда шепчутся!

Брайан резко повернул голову. Мадам Не-делайте-глупостей неподвижно стояла, прислонившись к дверному косяку, и смотрела на них с видом презрительного превосходства. Если только не с гневом.

— Нет ничего более невежливого. Если вы хотите поговорить, то я хотела бы, по крайней мере, вас слышать.

За столом повисло молчание.

Брайан не осмеливался даже пошевелиться. Повернувшись на каблуках, мадам Вассер снова ушла в кухню.

Он не произнес больше ни звука и, прежде чем снова открыть рот, дождался, пока его тюремщица вернется с тарелками.

9

— Откройте пошире рот, Людовик! Ну, давайте же, чтобы все поместилось!

Брайан сделал над собой усилие, чтобы исполнить требование, и почувствовал, как вилка стукнулась о его зубы. Он почувствовал себя птицей, которую откармливают к новогоднему столу. Ему было тяжело прожевывать слишком большие куски, которые ему совали в рот. Эта кормежка была для него абсолютно безвкусной. Фуа-гра казалась ему похожей на губку, а мясо — лишенным всякой остроты. Несомненно, психологический эффект в чистом виде.

Чтобы все это проскользнуло в горло, ему пришлось выпить большой глоток пива — через трубочку. Слабое утешение, когда тебя кормят, будто несмышленыша…

Салфеткой, повязанной у него на шее, мадам Вассер промокнула ему губы.

— Я вот о чем подумала… Мне разонравились обои в спальне. Эти цветы! Понять не могу, и почему я их когда-то выбрала. Иногда говорят, что мешает уснуть расположение кровати, но мне кажется, что причина моей бессонницы — не что иное, как обои.

Новый толчок вилки в рот.

Ложку за папу, ложку за маму…

Брайан едва ее слушал. С самого начала еды она говорила только о всяких пустяках: о погоде, рецепте говяжьего филе, о последних новостях, которые передавали по радио.

Что касается Вассера, то он замкнулся в молчании. Он сидел безвольный, погасший и время от времени односложно отвечал на пространные тирады жены. Брайан спрашивал себя, не находится ли тот под действием успокоительного. Из-за своей ноги он должен держать у себя в ванной комнате целую аптеку. Что эта женщина могла ему подлить, чтобы довести до такого состояния?

Трудно было определить, какие чувства выражал взгляд, которым он время от времени встречался с Брайаном: то это был страх, то отрешенность. Иногда казалось, что Вассер даже не понимает, что за столом напротив него сидит человек в наручниках.

— Мне бы хотелось покрасить ее в белый цвет. Да, белый цвет никогда не выйдет из моды. Все вечно стремятся изобразить что-нибудь оригинальное, но, по-моему, нет ничего лучше, чем скромный цвет, актуальный в любую эпоху. Вы не находите?

Сейчас не удастся ничего, что бы я ни предпринял. Она старше на тридцать лет и тяжелее на двадцать килограммов, но, когда руки скованы за спиной, ничего толком не получится.

— Не могли бы вы этим заняться? Сколько времени вам потребуется, чтобы перекрасить комнату?

Брайан попытался поддержать разговор.

Перекрасить комнату? Она это серьезно? Он представил себе, что клеит обои на стену, прикованный цепью к ножке кровати, будто каторжник к железному шару.

Ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы его голос прозвучал достаточно естественно:

— Э… понадобится около двух дней, чтобы снять обои, и еще два, чтобы положить несколько слоев краски. Затем останется только подождать, пока исчезнет запах.

— Очень хорошо. Итак, я решилась. А на время ремонта мы устроимся в другой комнате. Удачная мысль, не правда ли, Франсуа?

Муж что-то неразборчиво пробормотал ей в ответ.

Брайан бросил взгляд на стрелку часов. Половина десятого. На что он теперь имеет право? На ром-бабу? Или на плавающий остров?[26] Сколько времени он сможет еще провести в гостиной, прежде чем его заставят вернуться в этот ужасный погреб?

Минуты не посчитаны. Нужно воспользоваться малейшей возможностью и выиграть хоть что-то.

Он даже представить себе не мог, насколько быстро такая возможность ему представится.

Внезапно загорелась лампочка, соединенная с датчиком движения. За темными стеклами окна напротив Брайана возник кусок сада. Скорчившись на стуле, мадам Вассер повернулась к входной двери. С ошарашенным видом она прислушивалась к малейшему звуку.

— Что это?..

Брайан затаил дыхание. Пару раз датчик вот так срабатывал из-за бродячей кошки. Вассеры никогда не обращали на это внимания, но в этот вечер все было по-другому.

Он предпочел хранить молчание. Не торопить события…

Даже не бросив в его сторону недоверчивый взгляд, мадам Вассер положила салфетку на угол стола и торопливо встала.

— Будьте спокойны, — машинально произнесла она.

Мадам Вассер пересекла комнату. Это длилось две или три секунды, но для Брайана все происходило как в замедленной съемке.

Если она откроет эту дерьмовую дверь…

Рыбу он подсек. Теперь нужно ее вытащить. Без спешки. Не рискуя сломать удочку.

Иначе ему может не скоро представиться другая возможность выйти из подвала. Или, без сомнения, такие милые семейные ужины могут стать исключительным явлением.

Медленно. На каждый оборот катушки не меньше секунды. «Ты должен быть терпелив. Не налегай так на удочку».

Поворот ключа в замочной скважине.

Казалось, мадам Вассер колеблется. Она повернулась к нему, чтобы удостовериться, что он не пошевелился. Но он не совершил этой ошибки.

Наконец дверь открылась. В дом проник легкий ночной ветерок, заставив колебаться пламя свечей. Мадам Вассер стояла, глядя на монитор камеры слежения. Ее силуэт четко выделялся в дверном проеме. Сделав шаг вперед, она перешагнула через порог.

— А ну, брысь отсюда! — крикнула она, махая рукой.

Брайан услышал мяуканье за дверью.

Карп высунул голову из воды. Теперь он бьется на леске сильнее, чем когда-либо. На этот раз он должен поймать его.

Теперь. Теперь или никогда…

Он не подвинул свой стул даже на миллиметр, удовольствовавшись тем, что повернул туловище, чтобы вытащить ноги из-под стола.

Так, хорошо…

Она не обращала на него внимания, несомненно успокоившись, что за дверью нет никакого неожиданного гостя. Брайан встал и покосился на Вассера, который продолжал безразлично наблюдать за происходящим из своего кресла.

Ничего не говори, умоляю тебя, только ничего не говори…

Его мольбы были услышаны. Вассер не стал подавать сигнал тревоги, и Брайан принял его молчание за безмолвное согласие, нечто вроде одобрения. Вдруг и он мечтает о том же самом? Чтобы у кого-нибудь хватило смелости действовать и положить конец этой совершенно безумной истории.

Брайан почувствовал, как волосы у него на затылке встали дыбом. Он сделал несколько шагов, стараясь ступать как можно тише, отошел на три метра от двери и побежал, испуская громкий клич, знаменующий освобождение.

В то мгновение, когда мадам Вассер обернулась, для нее было уже слишком поздно. Разбежавшись, он подпрыгнул, почти горизонтально вытянув правую ногу.

Удар был страшным.

Подошва кроссовки щелкнула ее будто кнутом чуть выше груди. С воем мадам Вассер опрокинулась навзничь.

Брайан ясно услышал хруст кости, но не мог сказать, из чьего тела он исходил.

Из-за скованных за спиной рук он не смог ни удержать хотя бы подобие равновесия, ни даже смягчить падение. Он рухнул на пол, всем своим весом упав на правое плечо. Его голова ударилась о металлическую окантовку порога.

Перед глазами замелькали черные точки. Плечо пронзила резкая боль, исторгнув из груди длинный стон.

Вставай!

Подняв голову, он увидел мадам Вассер, которая лежала на полу менее чем в метре от него и с хриплым оханьем хваталась за грудь.

По крайней мере, он не промазал.

Чувствуя себя полностью разбитым, Брайан сделал усилие, чтобы поднять верхнюю часть туловища. Затем он скрутился, чтобы пропустить руки под бедрами и просунуть ноги. Вид своих собственных рук произвел на него впечатление неожиданно произошедшего чуда. Теперь наручники казались ему лишь незначительным препятствием.

Мадам Вассер все еще лежала на земле, не в силах восстановить дыхание, но уже пыталась встать, скребя по гравию скрюченными пальцами. Из ее беспорядочного бормотания внятным было только одно слово:

— Лю…довик!

На какой-то краткий миг их взгляды встретились. В свете фонарей, освещавших фасад дома, он увидел на ее лице маску ужаса. Такого он никогда не видел, но прекрасно знал, что она хотела сказать. Эти слова он уже знал наизусть: «Как вы могли? После всего, что я для вас сделала!»

Брайан поднялся на ноги и непроизвольно вскрикнул. Левая нога ужасно болела. Растяжение? Разрыв связки? Какая разница, ему плохо.

Под действием адреналина он смог преодолеть боль.

Он увидел свой белый фургончик — с тех пор, как его заперли в подвале, машина так и стояла на том же самом месте.

Освещенная тоненьким серпом луны, темная масса деревьев вырисовывалась на фоне неба.

Мадам Вассер уже поднялась на четвереньки и пыталась восстановить дыхание, старательно делая глубокие вдохи.

Он не колебался больше ни секунды.

Ни малейшего шанса, что ключи окажутся, как раньше, в бардачке на папке с документами.

Тем не менее он бросился бежать, ни о чем не думая и не глядя по сторонам.

Он сильно хромал, так как был вынужден перенести вес тела в основном на правую ногу, но ничто не могло его остановить. Он слышал только свое короткое дыхание и скрип гравия под подошвами своих кроссовок. И еще ритмичное звяканье цепочки, которая ударялась о кольца на его запястьях.

От холода щипало глаза, в висках стучала кровь. Плечо чертовски болело — что он там мог вывихнуть, упав? Но особенно беспокоила его нога. Он не был в состоянии быстро бежать и поэтому двигался вперед мелкими беспорядочными прыжками.

А если ненормальная бросится за ним в погоню? Маловероятно, учитывая, в каком состоянии он ее оставил… Во всяком случае, без оружия она ничего больше не сможет сделать против него.

Фонари на фасаде ярко светили у него за спиной, и теперь он едва различал аллею перед собой. Он промчался вдоль живой изгороди — этих дерьмовых кустов, которые он постриг идеально ровно, по ниточке, ради двух старых придурков. С каждым шагом его сердце билось все сильнее. Казалось, оно готово разорвать грудь и выскочить наружу.

Аллея была не больше двухсот метров. К счастью, калитки там не было. Чтобы выбраться на дорогу, достаточно перешагнуть цепь, протянутую поперек аллеи. Добраться, а затем скорее на обочину дороги и через поля. Главное, чтобы ему удалось сбежать из этого дома, остальное неважно.

В его теле боль будто изображала йо-йо, переходя из плеча в ногу, а из ноги снова в плечо. Воздух был настолько холодным, что, казалось, замерзал прямо в легких.

Впереди появился выезд из владений Вассеров. Вид толстой цепи, висящей между двух столбов, подхлестнул Брайана, и он удвоил усилия.

Ты уже почти…

Именно в это мгновение он услышал за спиной шум мотора.

Продолжая, прихрамывая, двигаться вперед, он повернул голову. Черноту ночи разбивал свет двух фар. Это она…

Как она могла так быстро забраться в свою колымагу? И что еще важнее: как он сам мог настолько сглупить — оставить ей возможность следовать за ним?

Он быстро проанализировал ситуацию. Выезд слишком далеко. Не успеет он преодолеть и половины расстояния, как она его нагонит… И даже если ему удастся оторваться от нее, он не может оставаться на открытой местности.

Свернув, Брайан оказался на опушке. Гравий под ногами уступил место густой траве.

Он надеялся, что изгородь его скрыла достаточно, чтобы преследовательница не заметила, что он сменил направление. Ему нужно пробраться сквозь живую изгородь чуть дальше отсюда. А затем он до утра спрячется в лесу, после чего постучится в первый попавшийся дом.

Брайан уже представлял себе полицейские машины с включенными мигалками. Он будет спасен. Да, мысленно он уже видел машину «Скорой помощи» и носилки, на которые его уложат. «У вас жар. Кто знает, что произошло бы с вами, если бы вы и дальше оставались в этом доме?» В машине радио… «Они у нас. Мои коллеги только что их арестовали. Они просто ненормальные!» Теперь он был готов ко всему, даже сдаться полицейским; пусть его снова посадят в камеру по тому делу об изнасиловании. Наверно, его обвинят в том, что он скрылся, но, возможно, у него получится доказать свою невиновность…

За его спиной шум мотора все нарастал. Прошло всего несколько секунд, а машина уже показалась в аллее.

Не оглядывайся, беги!

Брайан задыхался, его ноги путались во влажной траве. Он замедлял движение и терял преимущество.

Ты должен выбраться отсюда. Самое трудное позади.

Собрав последние силы, он снова побежал.

Упав вперед, он растянулся в траве, рефлекторным движением закрыв лицо обеими скованными руками.

На мгновение ему показалось, что его задела машина. Но нет, он всего-навсего споткнулся о корень или кусок дерева.

В промокшей одежде, чувствуя на губах вкус земли, он снова поднялся, опершись на поврежденную ногу.

Свет фар ослепил его. Она его заметила. Свернув с аллеи, машина направилась прямо к опушке.

Продолжать… Он еще может добраться до изгороди…

Брайан снова двинулся вперед, прихрамывая и подвывая всякий раз, когда, стоило ему поставить ногу, какое-то таинственное подземное создание втыкало что-то острое ему в подошву.

Он шлепал по грязи, будто пробирался по торфяному болоту. Чем дальше он шел, тем мокрее становилась земля. Сейчас он был в тени дубов — в той части владений Вассеров, где почти всегда было темно, а если вспомнить, сколько дождей выпало за последние недели…

Пятна света от фар вырастали, постепенно сокращая расстояние между Брайаном и преследовательницей. Его учащенное дыхание будто разрывало грудную клетку.

От недавних усилий он все видел будто в тумане, но наконец смог разглядеть изгородь.

До нее было более двадцати метров…

Господи боже, я доберусь до нее.

Звук мотора рычал уже едва ли не в самые уши.

Она стремительно неслась прямо на него. Достаточно будет лишь чуть-чуть прибавить скорость…

Она меня сейчас в лепешку раздавит!

Вытаращив от ужаса глаза, он в последний раз обернулся.

Инстинктивно он закрыл лицо обеими руками. Свет фар, будто огромное солнце, поглотил его, лишая возможности видеть.

Он играл.

Он проиграл.

10 Двенадцать часов спустя

Марк выключил отопление в машине. Сломанное колесико не давало возможности регулировать его мощность. Едва он его включал, как теплый воздух разносился по всем углам и в кабине делалось жарко, будто в парилке. Чертова колымага…

Опустив стекло, он почувствовал, как в машину врывается поток ледяного воздуха, моментально выдувая лишнее тепло. В начале недели сильно похолодало, можно подумать, что уже началась зима. Выехав на рассвете, он даже был вынужден очистить от изморози ветровое стекло.

Не отводя глаз от дороги, жандарм вытащил из почти пустой пачки сигарету, сунул ее себе за ухо и включил прикуриватель на приборном щитке.

С тех пор как он больше не мог курить в квартире, Марк удвоил свою ежедневную порцию никотина и завел дурную привычку, докурив одну сигарету, тут же зажигать о ее окурок следующую. Шутки ради Лоренс приклеила на окно салона одну из табличек, которые развешивают в общественных местах: «Курение здесь может повлечь за собой судебные преследования». Смешно, особенно учитывая, кому это предназначалось.

От усталости он зевнул, не сдерживая себя. У него выдалась очень беспокойная ночь. Из-за болезненных спазмов Лоренс проснулась в два часа ночи. И что особенно его беспокоило, это было уже не впервые. На прошлой неделе они, совершенно запаниковав, вызвали «Скорую» посреди ночи. В акушерском отделении врачи осмотрели ее, но не заметили никаких изменений в шейке матки. Если им верить, такие спазмы, продолжающиеся уже четыре месяца беременности, являются довольно редким явлением, но в то же время совсем не исключительным. В конце концов они просто уехали с упаковкой «Спасфона»[27] и неприятным впечатлением, что их здесь не принимают всерьез.

На этот раз они попробовали сохранять спокойствие. Как им посоветовали, Лоренс сделала дыхательные упражнения, и боль наконец начала успокаиваться. Но ни ей, ни ему самому так и не удалось заснуть.

Перед тем как уехать на работу, Марк заметил, что жена перенесла визит к гинекологу, чтобы встретиться с ним пораньше. Несмотря на все уговоры врачей, у нее было скверное предчувствие. Во время бессонницы у него возникло глупейшее желание поискать, что по этому поводу пишут в Интернете. Переходя с сайта на сайт, он узнал обо всех осложнениях, которыми может сопровождаться беременность. Выключая компьютер, он ощутил сильную тревогу подобно тем, кто, стоит лишь заметить прыщик, начинает подозревать у себя все болезни мира.

Профессия Лоренс была утомительной и требовала продолжительных усилий. Марк прекрасно видел, что уже несколько недель она возвращается совершенно вымотанная и засыпает, стоит ей только присесть на кушетку. Когда он набрался смелости и заговорил об «экстренном отпуске», она взвилась под небеса. Он совсем не имел в виду, что ближайшие пять месяцев она должна бить баклуши дома! Наконец Марк проявил чудеса дипломатии и смог убедить Лоренс немного изменить график работы. Но партия была еще далеко не выиграна…

Марк посмотрел на часы на приборной доске. Без четверти двенадцать. В жандармерии его ждут тонны всякой документации, а все утро потеряно из-за кражи на ферме неподалеку от Тремевена.

Украдены сельскохозяйственные инструменты и горючее. С этой фермы — во второй раз за последние полгода. Ничего подобного он даже представить себе не мог, когда пятнадцать лет назад взялся за эту работу. Ну да, с ферм вечно что-нибудь пропадает. Сейчас разница состояла в том, что жандармы столкнулись с настоящей преступной сетью, которая буквально расхищала небольшие хозяйства. Не проходило и недели, чтобы не поступало вызова на одну из ферм по поводу кражи или намеренного причинения ущерба.

Крали все. Бензин, металлические предметы. Даже сено и корм для скота. В некоторых случаях доходило до похищения скота среди ночи. Или скотину забивали прямо на месте, чтобы унести мясо.

Марк захотел сам прибыть на место преступления. Фермер был вне себя: «Последующий раз, клянусь вам, я их встречу пулей из ружья!» Марк попытался успокоить фермера, сказать, что прекрасно понимает его состояние. Теперь он больше очередного взлома опасался того, что фермер и в самом деле выйдет из себя и задерживать придется как раз его.

Лейтенант зажег сигарету. Взяв в бардачке пачку, он случайно увидел желтую бумажку для записей, которую ему несколько дней назад дала Лоренс и которую, как Марк думал, он давно потерял.

Имя и адрес.

Раз он все равно оказался в этих краях и все утреннее время пошло псу под хвост, можно заодно выполнить и это поручение, чтобы отвязаться.

Лоренс его уже просто достала с этим пациентом! Франсуа Вассер… На последний визит он не пришел. «Если ты хочешь, чтобы я навещал всех пациентов, которым случается прогулять твой сеанс, у меня ни на что другое времени не хватит», — в шутку заявил он тогда. Проблема состояла в том, что жена чересчур симпатизировала всем своим пациентам и тащила в дом все их личные проблемы. Марку часто приходилось оправдываться, когда она заявляла, что он слушает ее вполуха. За целый день ему хватало чужих драм и совсем не хотелось еще и вечером слушать о чужих несчастьях.

Но этот пациент был совсем не такой, как другие, и Марку вряд ли удалось бы его забыть. Он был одной из жертв «университетской бойни», как это тогда называли в газетах. Десяток убитых. Двадцать раненых. Настоящая бойня, которая повергла в ужас всю страну. Марк еще помнил страницы специальных изданий, которые мелькали на экране в комнате отдыха для сотрудников жандармерии. Даже он не мог этому поверить. Такого еще не видели.

В первые часы все думали, что имел место террористический акт. Был задействован план Вижипират[28]. Но быстро выяснилось, что убийца — не более чем деклассированный субъект, ранее лежавший в психиатрической клинике с тяжелым диагнозом, за которым должны были наблюдать после выписки, но делали это на редкость халатно. Такой никогда и не смог бы найти свое место в нормальной жизни.

Все жертвы, кроме Вассера, были студентами. Профессор словил две пули, одна из которых едва не перебила ему бедренную артерию. За этим для него последовало много недель в больнице и восстановительная терапия.

Насколько Марк понял, Вассеры позвали к себе какого-то парня для работ по дому, и он в конце концов прочно обосновался у них. Из-за того, что жили они достаточно уединенно, ситуация вызывала тревогу, и к тому же они представляли собой идеальную жертву для того, кто захотел бы воспользоваться их физической слабостью. Лоренс не могла сказать, что конкретно вызывало у нее тревогу. Ни кражи, ни угроз… Ничего. Эта пара не намеревалась подавать жалобу.

По словам Лоренс, Вассер рассказал обо всем этом более чем кратко, но она чувствовала, что здесь что-то не так. «У меня такое впечатление, что он послал мне призыв о помощи». Ни больше, ни меньше! «Умоляю, загляни к ним. Просто чтобы удостовериться, что у них все хорошо и что я напрасно беспокоюсь».

В конце концов он согласился заняться этим. Просто потому, что опасался, как бы она не взялась за дело сама.

У Марка не было ни единой мысли, и он собирался что-нибудь придумать на месте. Как он объяснит людям, что заявился к ним без предупреждения? Вся эта история казалась ему смешной, а сам он был чересчур вымотанным, чтобы состряпать какой-нибудь правдоподобный сценарий.

«Только и остается, что импровизировать…»

Марк знал, что дом Вассеров находится где-то здесь, но адрес, записанный на крохотной желтой бумажке, ни о чем ему не говорил. Не выпуская из рук окурок, он ввел данные в навигатор.

«Четыре километра. Шесть минут».

Следуя указаниям монотонного голоса, он наконец прибыл к въезду на дорожку, где было совершенно невозможно проехать на машине.

От души выругав навигатор, Марк сделал полуоборот, чтобы снова выехать на шоссе. Он так бы и поступил, если бы не заметил в сотне метров слева хорошую дорогу: на карте навигатора ее не было.

Разбитая, затопленная грязью дорога, постепенно сужаясь, проходила между двумя рядами буков, листья которых едва пропускали свет. Марку пришлось сбавить скорость, чтобы не попасть в какую-нибудь выбоину. По ветровому стеклу хлестали ветви деревьев.

Он остановился перед домом, к которому и привела эта дорога. Ворот не было. Всего лишь толстая цепь, висящая между столбами, покрытыми облупившейся краской.

Выйдя из машины, он застегнул куртку: снаружи оказалось довольно холодно. От его дыхания в воздухе виднелась струйка пара. Марк подошел к почтовому ящику, чтобы удостовериться, что не ошибся адресом. «Вассер» — значилось на полуоторванной табличке.

С неохотой перешагнув через цепь, Марк сделал несколько шагов по аллее. Его туфли сразу же так глубоко утонули в раскисшей земле, что он поспешил шагнуть на траву и оперся о пень какого-то дерева. Отсюда ему был виден только крохотный кусочек фасада с голубыми ставнями, проглядывающий за деревьями. Несколько растрепанных туч казались приклеенными к черепичной крыше.

Марк вернулся назад. Оказавшись у машины, он снова почувствовал колебания. Странно, что здесь нет звонка, и к тому же у него ни времени, ни желания идти пешком по этой аллее, утопающей в грязи.

«Черт, ну решайся же!»

В конце концов он снял цепь, которая плюхнулась в топкую грязь, снова сел в машину и включил мотор.

11

— Я могла бы убить вас вчера вечером, если бы не затормозила в последнее мгновение.

И я еще должен благодарить ее за это.

За решеткой мадам Не-говорите-глупостей производила впечатление непобедимого существа. Открыв уже начатую бутылку воды, он одним глотком осушил ее. Но, сколько бы он ни выпил, ему вряд ли удастся утолить иссушающую жажду. Его горло было будто пересохшая земля, которую невозможно увлажнить несколькими каплями дождя.

Его лоб оставался таким же горячим, а эффекта болеутоляющего хватило ненадолго. Задрав футболку, Брайан увидел огромный синяк во все тело, но в то же время он был уверен, что ничего себе не сломал. Как-то один из его приятелей сломал себе лопатку на матче по регби. Боль была ужасной, невыносимой, несмотря на все лекарства, которыми накачали его в «Скорой помощи».

В противоположность этому мешочек со льдом, положенный на лодыжку, унял боль в ноге. Всю ночь она так болела, что он не мог даже сомкнуть глаз, но теперь это прошло.

Во всяком случае, несмотря на то что его надзирательница утверждала, что здесь всего лишь вывих, теперь стало ясно: все гораздо серьезнее. В конце концов, она же не медсестра… К тому же он здорово расшибся при падении, когда его отбросило машиной. Судя по всему, само это не заживет.

Придя в сознание, он обнаружил, что его матрас теперь перемещен к стене. Его левая рука была пристегнута наручниками к вмурованному в стену угловому кронштейну, который, скорее всего, раньше поддерживал навесной шкаф. По-видимому, погреба оказалось уже недостаточно.

Брайан даже не стал умолять мадам Вассер снять с него наручники. Так же как не стал просить еще обезболивающего. Нет, он не унизится до того, чтобы просить ее хоть о какой-нибудь милости. Он твердо решил не идти с ней на соглашения, какими бы ни были условия.

По всей видимости, она быстрее его оправилась от их столкновения. Изменился только ее голос. Теперь он стал более низким, чуть хрипловатым. Возможно, набросившись тогда на нее, он задел горло.

Он едва мог вспомнить минуты после удара машины. Он лежал оглушенный, зарывшись лицом в траву, с полным ртом влажной земли. Где она нашла силы затащить его в машину и переместить в погреб? Смутно вспоминалось ощущение укола в руку. Какое дерьмо она ему вколола?

В памяти всплывало несколько картинок, похожих на выцветшие снимки, сделанные старым поляроидом. Слишком резкий свет в гостиной… погруженные во мрак ступеньки… Его никто не нес, в этом Брайан был совершенно уверен. Он спускался сам в измененном состоянии, опираясь на ее плечо.

— Сволочь проклятая, вы из этого не выпутаетесь! Когда-нибудь кто-то все равно придет сюда. Не можете же вы вечно держать меня здесь.

Говорить с ней в таком тоне и вкладывать эту мысль в ее голову не было с его стороны особой хитростью. На самом деле не факт, что для него будет хорошо, если сюда кто-нибудь и в самом деле придет. Кто знает, на что она будет способна, если почувствует себя в опасности и запаникует? Однако в данный момент это было единственным, что он мог сделать. Даже своя жизнь казалась Брайану не такой важной, как раньше.

Проснувшись, он принялся реветь как маленький. Это был гнев, обращенный против себя самого. Упустить такой случай! Возможность, которая, может быть, больше никогда не представится. Когда он успел стать таким неудачником?

А может быть, в его положении это нормально и в такое состояние периодически впадают все узники? Он вспомнил о похищенной девочке из Австрии, которую нашли только через восемь лет. Репортаж о ней он видел по телевизору. Она была заперта в подвале одним психически ненормальным. Не в хижине среди леса… Нет, прямо в городе, в коттедже, рядом с которым стояло много других домов.

Восемь лет. Сколько же это дней? Три тысячи? Что-то в этом роде… И как ему потом после этого жить? И откуда он возьмет силы держаться так долго? Не свести счеты с жизнью? А ведь он заперт здесь не больше пяти дней.

Больше 2995, Брайан…

Казалось, мадам Вассер была раздосадована его наглой выходкой:

— Конечно, не может быть и речи, что вы останетесь здесь, как вы говорите, навечно. Но вы обещали мне вести себя спокойно и нарушили свое обещание. Обманывать других — это плохо, очень плохо.

— Когда обещание вырвано силой, оно ничего не стоит.

Сказав это, он сам тут же удивился своим словам. Где он услышал эту фразу? В телесериале, который смотрел с братьями? Она так легко вылетела у него изо рта, как будто он сам до этого давно додумался.

— Так, значит, теперь вы сыпете афоризмами?

Он ненавидел, когда она намеренно употребляла слова, которых он не знает. Не более чем способ его унизить, опустить ниже плинтуса. Они принадлежали к разным мирам, но он предпочитал свою невежественную семью этим мелким буржуа, которые лопаются от гордости за свой культурный уровень, свои книги и хорошие манеры.

Как и в прошлый раз, мадам Вассер вытащила маленькую табуретку и уселась на нее. Но в этот раз, так как он не мог передвигаться по камере, ее лицо было частично скрыто этажеркой для бутылок вина, стоящей у подножия лестницы.

— Когда-то Франсуа меня обманул. Один-единственный раз.

Счастлив это узнать.

— Не могу вам сказать, что тогда мы с ним пережили кризис. Камилле было три года. Конечно, Франсуа часто не появлялся дома: у него было много работы в университете, а иногда он уезжал на всякие семинары и конференции… Но наши отношения сохранялись. По крайней мере, я так думала. Не могу точно сказать вам, когда я начала его подозревать.

Пустилась в откровения. С чего вдруг ей вздумалось рассказывать ему свою жизнь? Делать его своим сообщником? Маловероятно, учитывая все, что произошло между ними. Дать ему какое-то поручение? Возможно, особенно если вспомнить, что она говорила о комнате в башенке.

— В одной глупейшей журнальной статье я прочла, что существует «десять признаков, что мужчина вас обманывает». Вот ведь комедия! «Он назвал вас другим именем» или «от него пахнет незнакомыми женскими духами». Полагаю, чтобы прийти к такому выводу, вовсе не требуются какие-то вещественные признаки. Начав в нем сомневаться, я принялась методично рыться в его вещах, но не нашла ничего, что бы подтвердило мои подозрения. Тогда не было всех этих эсэмэсок и распечаток телефонных разговоров, с помощью которых гораздо легче следить за супругом…

Брайан скорчил гримасу. В его плече боль пульсировала с регулярностью метронома. Его лоб начинал покрываться испариной. Еще немного, и он будет готов умолять о нескольких крохотных таблетках.

— Как-то раз одна из моих подруг увидела Франсуа в ресторане с женщиной. Эта идиотка рассказала мне обо всем, потому что ей показалось, будто они «очень близки» и что, узнав ее, он имел «смущенный» вид. Даже сегодня я продолжаю считать эту ситуацию смехотворной. Разве можно представить себе что-нибудь еще более избитое и банальное? Эта подруга была одинокой, и все ее любовные истории оказывались недолговечными. Думаю, она просто захотела навредить мне. Так как она сама не была счастлива в личной жизни, ей было неприятно видеть счастливыми других. Конечно, я могла оставить ее слова без внимания и отнести их на счет ее зависти. Но уже тогда у меня были сильные сомнения относительно Франсуа. Притворяться я не могла.

Брайан попытался изменить позу, чтобы утихомирить боль в плече. Ему было трудно сосредоточиться на рассказе этой ненормальной, но он знал, что должен сделать над собой усилие. Все то, что она ему рассказывает о своей супружеской жизни, может послужить подсказкой, где находится слабое звено. Туда он и устремится, когда настанет благоприятный момент.

— После этого я принялась расспрашивать Франсуа, пока он не признался в своей связи. Все оказалось гораздо легче, чем я думала. Мужчины ведут себя настолько предсказуемо! Сначала все отрицают, а затем во всех подробностях рассказывают гораздо больше того, что у них спрашивали. Его любовница — господи, ненавижу это слово! — была соискательницей диссертации и работала в отделе средневековой истории. Вы даже представить себе не можете, сколько университетских преподавателей имеют на стороне связи с хорошенькими охотницами на мужчин. Знаете, я не преувеличиваю. Почти все друзья Франсуа в конце концов разошлись из-за своих жалких адюльтеров.

Брайан поправил на лодыжке мешочек со льдом. Ледышки уже не холодили как раньше, и пальцы ноги принялись немилосердно чесаться.

— Я ушла из квартиры, взяв лишь самое необходимое, и увела Камиллу с собой. Думаю, наш уход испугал Франсуа. Он мог бы смириться с нашим разрывом, но потерять дочь — это совсем другое… У нас были бесконечные разговоры, которые всякий раз заканчивались ужасными спорами. Тем временем он покончил со своей связью. Не думаю, чтобы он когда-либо был влюблен в эту девушку. Но почему же тогда он меня обманул? Об этом я ничего не знаю; он же оказался не способен дать этому какое-нибудь внятное объяснение. Кризис среднего возраста? Средство что-то доказать себе самому? Или обычная выходка и он был убежден, что я никогда ни о чем не узнаю?

Наклонившись вперед, под свет лампы, мадам Вассер повернулась к своему собеседнику. Может быть, она ожидала, что тот побудит ее рассказывать дальше? Теперь ее лицо казалось пустым, без всякого выражения.

— В конце концов я вернулась. Не думаю, чтобы я на самом деле собиралась его оставить. Я чувствовала себя униженной, я была в гневе, но действовала так лишь для того, чтобы преподать Франсуа хороший урок. Он поклялся жизнью своей дочери, что никогда больше меня не обманет и посвятит свою жизнь искуплению этой вины. Что он и сделал.

Она замолчала. Несмотря на острую боль в плече, Брайан чувствовал, что глаза у него сами начинают закрываться. Он попытался бороться против усталости, которая все больше захватывала его.

— Откуда вы знали, что он больше вас не обманывал?

Ему было ровным счетом наплевать на все эти давние измены, но ему хотелось заставить ее страдать, посеять в ней неуверенность в себе, постараться разрушить чересчур позитивный вариант истории.

— Женщины умеют чувствовать такие вещи.

Брайан заметил улыбку, с которой мадам Вассер произнесла эти слова.

— Все это, конечно, очень глупо, как в тех журнальных статьях. Франсуа все время держался как сильный, уверенный в себе человек, но под этой внешностью скрывалось нечто предельно осторожное и пребывающее в постоянной тревоге. Он знал, что во второй раз я его уже не прощу. Он потерял бы и меня, и дочь; в этом случае я ушла бы от него по-настоящему. Дамоклов меч, который висит над головой…

Она продолжала неподвижно сидеть на своем табурете, уставившись на стену перед собой.

— Об этом я никогда никому не рассказывала.

— Но тогда почему вы рассказали об этом мне?

Она поправила волосы, как если бы находилась в многолюдном собрании.

— О, сегодня эти маленькие секреты уже не имеют никакого значения. И особенно, Людовик, я хочу, чтобы вы знали: второй раз я вас уже не прощу.

Она встала. Ее лицо снова появилось в свете неоновых ламп. Подойдя к самой решетке, она сжала прутья обеими руками.

— Я прекрасно понимаю, что работы в моей комнате могут подождать. Вы еще не готовы. Более того: я спрашиваю себя, будете ли вы готовы вообще когда-нибудь.

Брайан почувствовал, что его сердце забилось с бешеной скоростью. Недавний случай что-то бесповоротно изменил в их взаимоотношениях. Теперь он больше не был для нее маленьким существом, которое нужно защищать от окружающего мира. Для нее он превратился в угрозу. В бомбу замедленного действия.

Эта женщина далеко не глупа. Если не принимать во внимание ее безумную выходку, она очень быстро поняла, что может его удержать только за решеткой. Что же произойдет в один прекрасный день, когда эта ситуация перестанет ее устраивать? В тот день, когда она почувствует, что должна избавиться от него?

Он исчезнет, и никто на свете не станет о нем беспокоиться. «А как там Брайан, о нем что-нибудь слышно?» «Полицейские его так и не поймали… Должно быть, сбежал куда подальше и живет там припеваючи…»

Мадам Вассер порылась у себя в кармане брюк.

— Сейчас я оставлю вам коробку анальгетиков. Можете взять две таблетки, но затем до каждого следующего приема вам придется ждать четыре часа. Соблюдайте дозировку, они очень сильные. С ногой Франсуа они творили настоящие чудеса.

Подняв оставшуюся свободной руку, Брайан пошевелил запястьем.

— На случай, если вы не заметили, обращаю ваше внимание, что у меня нет часов.

Судя по всему, это замечание позабавило ее.

— Ваше тело само будет знать, когда вам понадобится очередная таблетка.

С этими словами она отошла от решетки.

— О! Еще одно… Месье Вассер вам не поможет. Даже несмотря на то, что у него мог быть… момент сомнения, теперь он на моей стороне, знайте это. Мы живем вместе уже больше тридцати лет, и у нас позади многие вещи, которые соединили нас крепче, чем вы можете себе представить. Знаю, что он не одобряет моего поведения, но он больше не способен в чем-либо мне отказать. У него передо мной долг, причем такой, который он никогда не сможет оплатить.

Долг? О чем она говорит? Но это же не может быть та измена двадцатилетней давности?

— Почему вы это делаете?

В глазах мадам Вассер появилось недовольное выражение, которое, скорее всего, означало: «Почему вы решили об этом заговорить?»

Она не ответила.

— Почему? — настаивал Брайан. — Мне необходимо это знать.

— Я вам уже объяснила, Людовик…

Когда он выпрямился с угрожающим видом, она сделала легкое движение, чтобы отступить.

— Нет, хватит этих ваших глупостей! Вы сейчас скажете мне, что все это для моего блага, чтобы защитить меня… Но, черт возьми, откройте глаза! Я вам никто, всего лишь случайный прохожий, который занимался вашим садом и выполнил несколько работ в вашем доме. Я помог вашему мужу сменить колесо! Вы же знаете, что все это не имеет для меня никакого значения…

Он задел чувствительную струнку, так как она отступила еще на шаг, поднеся ладонь ко рту:

— Людовик!

Вытянув прикованную руку, он постучал наручником о кронштейн, к которому та была прикована.

— И перестаньте называть меня так, дерьмо и еще раз дерьмо! Какой смысл ломать всю эту комедию? Меня зовут Брайан, и вы прекрасно это знаете. Слышите: меня зовут Брайан, Брайан, Брайан!

Теперь он уже кричал. Его голос дрожал от гнева, срываясь почти до визга. Брайан неистово тряс головой, как будто у него перед лицом вился целый рой пчел. Ему показалось, что вся кровь отхлынула у него от мозга и прилила к низу туловища.

— Перестаньте, ради бога, вы с ума сошли!

Его крики перешли во взрыв безумного смеха.

— Это я-то сошел с ума? Ах ты, чокнутая тварь! Посмотри на меня: я прикован к стене, заперт в этой собачьей клетке, и я еще после этого сумасшедший!

Он снова принялся хохотать во все горло, откидывая голову назад. А вдруг у него не получится остановиться. И он умрет со смеху…

Что ты вообразил себе, мой бедный Брайан? Ты в дерьме, в полнейшем дерьме! Ты никогда не отделаешься от этой ненормальной… У вас настоящий разговор глухих.

На глазах у него показались слезы отчаяния. Все вокруг сделалось расплывчатым. В конечном итоге, он ничего больше не мог предпринять.

Делай со мной все, что хочешь. Можешь убить меня прямо сейчас. Все лучше, чем здесь плесневеть.

Вдруг, когда Брайан зажал себе голову коленями, его охватил сильный приступ кашля, от которого он едва не задохнулся.

— Тсс! Замолчите.

Брайан заметил, что она резко подняла взгляд и посмотрела в сторону лестницы. Что-то ее и вправду беспокоило. Он замолчал.

Вдалеке слышался шум мотора, который казался едва различимым…

Скрип гравия под колесами…

К дому приближалась машина. Ему это не показалось!

В тело хлынул поток адреналина, который был в тысячу раз сильнее и целительней, чем все успокоительные на свете.

Мадам Вассер снова повернулась к нему. На лице ее ясно читалась паника. Меньше чем за сутки он уже второй раз видел это выражение.

Ветер меняется, Брайан…

Глубоко вдохнув, будто ныряльщик перед погружением, он приготовился заорать.

12

И в то же время он был не в силах издать ни звука.

Его что-то удерживало.

На лице его тюремщицы больше не было паники, она вся куда-то улетучилась. Вместо нее там ясно читалась крайняя степень сосредоточенности, соседствующая с важностью и степенностью. Вопреки ожиданиям Брайана мадам Вассер вовсе не потеряла контроль над ситуацией. О нет, она не собиралась сидеть и ждать, пока его вопли будут услышаны таинственными незнакомцами, которые только что проникли в ее владения.

На секунду она исчезла, скрывшись за этажерками, на которых стояли винные бутылки. Когда она снова появилась на свету, в руках у нее был какой-то предмет. Очень странная вещь, которую Брайан тотчас же узнал.

А затем изумленно вытаращил глаза.

Что это за?!.

Металлический обруч, подобие уздечки, свисающая короткая цепочка… Он узнал намордник из коллекции Вассера. Орудие пытки, которым он тогда сильно порезал себе палец…

С ужасом отпрянув от нее, он как бешеный принялся дергать за цепочку наручников. Мадам Вассер направилась к решетке с поспешностью, которая его буквально парализовала, и открыла дверь, издавшую зловещий звук.

— Я знала, что это может произойти. В таком случае не о чем и беспокоиться.

Она говорила сама с собой, тихим голосом. Брайану показалось, что он является для нее всего лишь затруднением, которое надо устранить.

В голове у него бились, сталкиваясь между собой, мысли. Когда она спустила этот намордник в погреб, чтобы иметь его под рукой? В первый же день? Или приняла меры предосторожности уже после его попытки к бегству?

Он снова попытался кричать, но горло вдруг пересохло. Изо рта вылетел только жалкий писк.

Кричи, черт тебя подери, кричи же!

— Не надо делать глупостей, — раздраженно произнесла она тем же приглушенным голосом, как если бы ее можно было услышать снаружи. — Иначе я буду вынуждена надеть на вас эту вещь. У меня нет выбора.

И тут она набросилась на него. У Брайана не было времени разработать хоть какой-нибудь план. Он попытался вывернуться, отодвинуться от нее, отпихивая ее от себя ногами. Мешочек со льдом упал на пол, и боль в травмированной ноге, казалось, вспыхнула как факел.

Без всякой деликатности мадам Вассер швырнула его на землю и с силой наступила коленом на грудь. Он отбивался, как только мог. Наручники, цепочка от которых была вытянута на максимальное расстояние, впилась в кожу и кость запястья. От правой руки, практически неподвижной из-за травмы, не было никакого толка.

Не делай этого, я буду вести себя спокойно, обещаю…

Давление на грудь усилилось. Она почти раздавила его всем своим весом. Казалось, еще немного, и его кости затрещат под этой тяжестью.

— А ну успокойтесь, растяпа!

Перед тем как закрыть глаза, Брайан успел заметить тусклый блеск вороненого металла. Должно быть, намордник оказался слишком мал для него; металлический обруч впился в кожу головы и натер уши.

Его тело непрестанно двигалось. Брайан извивался, будто рыба в сачке. Он попытался достать мадам Вассер правой ногой и отбросить ее от себя, но тогда она еще сильнее навалилась на его грудную клетку.

— Откройте рот!

А не шла бы ты!

Он сжал губы. Бесполезно. Его передние зубы задел металлический язык; удар будто эхом отозвался во всей челюсти. Он почувствовал, что кончик одного из них сломался во рту и острый металл разрезал верхнюю губу.

Язык у него во рту сам сложился. Этот вкус крови, стекающей из разреза на губе… и ужасная горечь ржавого металла… Больше всего на свете ему хотелось блевать, как если бы ему в горло засунули два пальца.

Мадам Вассер была над ним, и Брайан видел только ее лицо, которое теперь казалось огромным: выпученные от усилий глаза, морщинки на лбу, которые превратились в глубокие борозды. Ее духи он тоже узнал — смесь розы и жасмина. Он помнил их, так как однажды открыл шкафчик в ванной комнате и увидел маленький флакончик из золоченого стекла. О, этот запах он вряд ли когда-нибудь сможет забыть. Как странно его ощущать сейчас, когда эта женщина с такой яростью напала на него и со всей силы давит так, что он едва не задохнулся.

Повернув Брайана на бок, мадам Вассер затянула уздечку у него на затылке. При этом она сильно затянула ремешок, отчего его голова оказалась как будто зажатой в тисках.

Соскользнув с матраса, его лицо ударилось о пол из утоптанной земли. Брайан попытался умолять ее, но смог издать лишь невнятное бурчание. Подняв язык, он почувствовал острое железное лезвие. Слюна снова смешалась с кровью… Ему захотелось сплюнуть, но горькая жидкость хлынула ему в рот. Чтобы получить хоть немного кислорода, он резко вдохнул через нос.

Совершенно оглушенный, он поднял голову и заметил, что мадам Вассер уже вышла из его клетки и теперь запирает дверь на замок.

Она послала ему последнее предупреждение:

— Вот теперь вы сами заинтересованы в том, чтобы держать себя в руках!

13

Закрыв дверцу машины, Марк неподвижно встал, опираясь рукой на капот. Его взгляд задержался на фасаде, отделанном под камень, и на очаровательных голубых ставнях, совсем недавно выкрашенных. «Ничего себе домик», — подумал Марк. Как раз такой, о каком он мечтал…

Вот уже много лет Марк вынашивал довольно честолюбивый проект. У его родителей, живущих в Кверрине[29], была наследственная ферма в очень плохом состоянии. Ее он и хотел наскоро подновить. Прошлым летом они с отцом вывезли три грузовика мусора после того, как полностью очистили свою территорию от сорняков и кустарников. Как только устанавливалась хорошая погода, Марк впрягался в хозяйственные работы. В идеях он не испытывал недостатка и даже начал разрабатывать план, как обустроить дом внутри.

Жандарм заметил «Рено Лагуну», припаркованную перед кустарником на краю лужайки. По крайней мере, Вассеры у себя. И он не уйдет отсюда несолоно хлебавши…

Пока он смотрел в сторону сада, пытаясь разглядеть, не там ли находятся хозяева, за его спиной открылась входная дверь.

Он обернулся. В дверном проеме появилась женщина. Ему ничего не оставалось, как признать, что у Лоренс есть некоторый талант описывать людей. Он вспомнил, что она сказала о мадам Вассер: «Она чем-то напоминает Мэрил Стрип эпохи „Мостов округа Мэдисон“». На самом деле сходство оказалось довольно смутным. Удлиненное лицо, высокие скулы. Очень красивая женщина…

— Мадам Вассер?

— Да.

В этом односложном ответе прозвучало недоверие, но никак не смущение. Марк увидел, как она нахмурилась и бросила беспокойный взгляд на полицейскую машину. Марк поспешил успокоить собеседницу:

— Здравствуйте. Прошу извинить, что прибыл, не предупредив вас. Меня зовут Марк, я муж Лоренс, массажистки вашего мужа.

Напряжение на лице женщины немного спало. Она вышла из дома. Отойдя от своей машины, Марк двинулся ей навстречу.

— Да, конечно… Лоренс рассказывала нам о вас.

Улыбнувшись, она протянула ему руку. Вблизи Марк заметил «гусиные лапки» у глаз, морщинки, выдающие тревогу, немного грустный вид, несмотря на приветливую улыбку.

— Извините, что вас побеспокоил…

— Вы нас совершенно не побеспокоили. Надеюсь, ваша жена хорошо себя чувствует. Знаете, Франсуа ее очень ценит.

— Это взаимно. С Лоренс все хорошо… она только немного устала, это связано с ее беременностью.

Марку очень хотелось свести эти вежливые фразы до минимума.

— Тем лучше. Франсуа мне уже сообщил эту прекрасную новость. Это просто замечательно!

«Замечательно!» Это слово она произнесла не фальшиво-радостным тоном и не из простой вежливости. В ее взгляде вспыхнули огоньки, как если бы его жена не была ей чужой. Нет, она радовалась так, будто сама скоро станет бабушкой.

— Насколько я знаю, у вас есть дочь?

— Да. Камилла… — ответила она после короткой паузы.

Незаконченная фраза повисла в воздухе.

— Вы приехали к нам не по делам службы? — спросила она, снова взглянув на его машину.

Марк улыбнулся.

— На самом деле нет. Я находился неподалеку отсюда по делу и… Честно говоря, Лоренс немного беспокоится о вашем муже.

Услышав эти слова, она удивленно подняла брови.

— Но я же ей позвонила, чтобы отменить сеансы. Франсуа не очень хорошо себя чувствует, он немного простужен.

— Знаю, да…

У Марка не было ни малейшего желания ходить вокруг да около.

— Я чувствую себя полнейшим идиотом! Лоренс попросила меня заглянуть к вам вот по какой причине. Она мне сказала, что у вас уже долго работает какой-то молодой человек… и что он даже поселился у вас.

— Да, все так и есть, но…

— Моя жена напридумывала себе бог знает что. Имея мужа-жандарма, волей-неволей начинаешь видеть во всем плохую сторону. Каждый день сталкиваешься с таким количеством ужасов.

Мадам Вассер покачала головой:

— Вы правы. Мы с Франсуа почти не слушаем новости. Возможно, мы стали немного эгоистами, но в конце концов это начало угнетающе действовать на нас.

После всего, что они пережили, было бы удивительно, если бы они вели себя по-другому.

Марк поправил воротник рубашки.

— Мне только хотелось удостовериться, что с вами все хорошо и что этот молодой человек не создает вам проблем.

Удивление на лице мадам Вассер сменилось явным раздражением.

— Проблемы? Нет, Людовик прекрасно ладил с нами. Его общество нам было даже приятно. Во всяком случае, он здесь больше не живет.

Марк даже не попытался скрыть удивление:

— Он переехал?

Разумеется, непроизвольно она повернула голову к концу дома, буквально утонувшему в клумбах гортензий, и Марк догадался, что именно там и жил молодой человек.

— На прошлой неделе работы были закончены, и он уехал. — Против всех ожиданий, она рассмеялась. — Не знаю, как все это поняла ваша жена, но не было даже и речи, чтобы Людовик поселился у нас. Мы тогда предложили ему комнату, чтобы он не терял время на дорогу.

Марк почувствовал ужасное смущение. Вот до чего его довела «безупречная» интуиция Лоренс.

— Теперь я вижу, что зря потревожил вас.

— Зато нам представился случай познакомиться.

— Это верно.

Лейтенант оглянулся кругом и, чтобы немного передохнуть, окинул взглядом дом и окрестности.

— И, надеюсь, этот вопрос не покажется вам неделикатным: как вы встретились с этим… Людовиком?

Почему-то, когда он произносил это имя, в его голосе непроизвольно прозвучала нотка презрения. Мадам Вассер ответила, не выказав ни малейших колебаний:

— Нам его порекомендовали друзья, которые воспользовались его услугами. Его работа нас очень устроила. К тому же мы хотели обустроить часть дома и поручили это ему.

Марк еле заметно покачал головой.

— Не могли бы вы мне сообщить его фамилию?

На этот раз ее лицо моментально приняло отчужденное выражение.

— Его фамилию? Я даже не уверена, что запомнила ее, Марк — вы позволите мне называть вас Марк?

— Конечно.

— А что, разве Людовика разыскивают? У полиции есть в чем его упрекнуть?

Он через силу заставил себя улыбнуться, чтобы смягчить эту неловкую ситуацию.

— Нет, что вы… Извините, я, наверно, смешон со всеми этими вопросами. Все это меня не касается, но… Иногда здесь шатаются всякие посторонние. В последнее время в районе участились кражи и грабежи на фермах, поэтому все необычное, даже незначительное обстоятельство сразу вызывает беспокойство. Обычная профессиональная деформация.

Лицо его собеседницы заметно смягчилось.

— Ну, раз этот молодой человек уехал и все прошло хорошо, так, значит, никаких проблем нет.

Ничего не отвечая, мадам Вассер неподвижно стояла перед ним. Может быть, она ждала, когда он наконец уберется? Марк колебался. Он уже потерял достаточно времени, и в то же время что-то во всей этой истории интриговало его и удерживало здесь. У него не было причин сомневаться в словах этой женщины, но он думал о Лоренс, о ее скверном предчувствии и о настойчивости, с которой она уговаривала его приехать сюда.

Неожиданно Марку вспомнились женщины, которых избивают в семье и которые, несмотря на удары и унижения, продолжают прощать своих супругов и отказываются подавать жалобу. Из страха, что тот им отомстит…

Потому что хотят убедиться, что следующего раза не будет. В этой схеме находили в том числе и злоупотребление слабостью. Вот так некоторые пользуются уязвимостью других людей и держат их под своим контролем.

Интересно, правда ли этот тип навострил лыжи? Вдруг он все еще живет под этой крышей? А что, если он каким-то образом воздействует на Вассеров и те вынуждены его покрывать?

У этой женщины был приветливый вид, но во время всего разговора Марк не мог забыть о первом впечатлении, которое она произвела. Мадам Вассер вела себя беспокойно, держалась настороже, а вид полицейской машины вызвал у нее панику.

— Я вот о чем… мы с отцом начали приводить в порядок старый семейный дом.

Марку не было необходимости лгать. К тому же и предлог он нашел не особенно убедительный.

— Если вас это не затруднит, могу я взглянуть на ваши работы? Это могло бы дать мне какие-нибудь идеи.

Прищурившись, она в упор сурово взглянула на него. Марк заметил легкое сомнение и плохо скрытую настороженность. Затем напряжение исчезло.

— Нет, отчего же. Если хотите, я сама вам все покажу.

14

Кричать не было никакой возможности.

Брайан не мог даже пошевелить языком, не рискуя отрезать его себе. Намордник мешал ему проглотить смешанную с кровью слюну, которая скапливалась в горле и лишь усиливала рвотные позывы. Железяка во рту вызывала ужасные ощущения.

Неоновые лампы выключены. Темнота вокруг него была практически абсолютной.

Несмотря на то что перед этим он ясно услышал, как машина останавливается перед домом, с тех пор как мадам Вассер вышла из погреба, до его ушей не долетало почти никаких звуков. Обычный стук закрывающейся двери. Затем тихий неразборчивый разговор, который мог существовать только в его воображении.

Чья это машина? Соседа, что тут думать. Если так, у него совсем мало времени: Ле Бри — это имя тут же всплыло в его памяти, — навещая Вассеров, не имел привычки долго засиживаться у них.

Как можно скорее избавиться от этого намордника…

Из-за боли в правом плече он не мог двигать рукой. Опустив голову, Брайан ощупал рукой, прикованной наручниками к стене, заднюю часть головы, но так и не понял, как устроена эта уздечка. Она застегивалась не на обычный ремешок, как он надеялся вначале. Похоже, здесь целая система заклепок… две соединенные металлические пластинки, концы которых входят друг в друга.

Брайан постарался вспомнить, что объяснял ему Вассер. Ведьму… женщину, которая слишком много говорила, хотели опустить до уровня животного… Как, собственно, сейчас поступают и с ним. Держат в клетке как зверя.

Он с трудом встал. Из-за травмированной лодыжки стоять ему пришлось на одной ноге. Он слишком далеко от решетки, чтобы начать по ней барабанить. И поскольку он прикован к стене, у него нет никакой возможности дать знать о своем присутствии.

Перехватив правой рукой цепочку, чтобы кольцо меньше давило на запястье, он стукнул другим кольцом о кронштейн. Короткие мощные удары отдались болью в правом плече. Лицо Брайана сморщилось.

Ударяясь, кольцо издавало пронзительное звяканье. При каждой попытке вделанный в стену кусок железа вибрировал, но оставался на своем месте.

Стоять на одной ноге было крайне утомительно, и Брайан не мог действовать с той силой, с какой хотел бы. Если бы он только смог опереться на стену и навалиться всем своим весом на этот чертов кронштейн, то выдрать его из стены было бы детской забавой.

Снова и снова он дергал цепочку, чувствуя, как по лицу стекают крупные капли пота. От его собственного тела исходил острый неприятный запах. Сколько же дней он не был в душе? Казалась, грязь кусками отваливается с его тела, источая омерзительное зловоние. Лоб пылал, силы стремительно покидали его тело.

Продолжай… Не останавливайся…

Брайан продолжал бороться с охватывающей его усталостью. Жизнь на стройках сделала его черствым, но теперь что-то в нем сопротивлялось.

Он был болен, находился в полусознательном состоянии; несколько недавно принятых таблеток ничего не изменили. Мадам Вассер меньше всего беспокоилась о его ноге. Может быть, потому, что такое состояние лишает его всякой возможности бежать. Даже оставь она сейчас решетку открытой, вряд ли у него хватило бы сил подняться по лестнице.

Выгнав из головы все мысли о поражении, он продолжил ожесточенно двигать цепочкой. Металл скрипел, звенел, издавал писклявые звуки. Кронштейн сминался и терял первоначальную форму.

На мгновение Брайан остановился, чтобы перевести дыхание. Он прислушался, но круглые наушники уздечки давили ему на ушные раковины; звуки его учащенного дыхания отдавались в голове, изолируя от всего мира.

Брайан снова принялся за работу. На его лбу пульсировали вены. Он впал в ярость, пытаясь отвлечься от боли в плече, в ноге, в мышцах, отделиться от своего тела. Теперь он весь был порывом, силой воли, направленной против препятствий.

Он продолжил, стараясь двигаться с большей амплитудой. Цепочка выскальзывала из вспотевших рук, поэтому он выпустил ее. Металлическое кольцо содрало ему кожу на запястье и врезалось в сустав.

Через три минуты непрерывных усилий он почувствовал, что кронштейн начинает подаваться.

Ты почти…

Сразу же потеряв равновесие, он рухнул навзничь. Несколько гвоздей выскочило из стены. Теперь перекрученный кронштейн торчал из стены под прямым углом.

Действуя здоровой ногой, Брайан с трудом передвинул свой матрас, чтобы лежать не в такой неудобной позе. Приподняв верхнюю часть туловища, он навалился всем своим весом на наручники. Под давлением кронштейн продолжал деформироваться и, наконец, резко вырвался из стены, со всего размаха ударившись о тело Брайана. Тот почувствовал, как металлический угол кольнул его в грудь прямо под правым соском. Брайану было плохо. Он чувствовал себя полностью разбитым.

Но боль не имела никакого значения.

Он был свободен.

15

— Как мне нравится этот запах свежей краски.

Прислонившись к барной стойке маленькой летней кухни, Марк скрестил руки. Его уже начал тяготить разговор, где говорил он один, получая в ответ лишь безразличные вежливые фразы. Он чувствовал, что было глупостью вообще заходить в дом. Чего он этим добивается? Успокоить совесть? Быть уверенным, что выполнил свою работу до конца? К тому же это не был официальный визит, что значительно ослабляло его позиции.

Повисло молчание, про которое обычно говорят «пролетел ангел». Марк поднял глаза к потолку.

— А эти комнаты вы намерены сдавать?

— Ни в коем случае. Все это делалось для нашей дочери. Может быть, этим летом она приедет к нам. Не то чтобы этот дом недостаточно велик для нас всех, но ей будет гораздо приятнее чувствовать, что у нее есть свое жизненное пространство.

— Во всяком случае, прекрасная работа.

— Всем занимался Людовик. Видели бы вы, что здесь было несколько недель назад… Полнейшая разруха.

— А что на верхнем этаже? Вы сказали, две комнаты?

— И ванная. Показать вам?

И снова у Марка сложилось впечатление, что ему это предлагается исключительно из вежливости и что от него ждут отрицательного ответа.

— Охотно.

— Осторожнее на лестнице.

Она пропустила его перед собой. Они оказались в коридорчике, свет в который падал через слуховое окно, в котором виднелось небо без единой тучки. На наклонной стене у окна Марк заметил след от бесформенного пятна.

— Вы это видели? Здесь пятно от сырости.

Мадам Вассер удивленно обернулась.

— Это как?

Марк указал ей пальцем на пятно.

— Должно быть, у вас в крыше протечка.

— Этой зимой была, но ее заделали…

— Какая жалость, что человека, который все это сделал, здесь нет!

Сделав вид, будто не замечает иронии, прозвучавшей в его словах, мадам Вассер подошла к правой двери:

— Вот первая комната.

Марк остановился на пороге. Комната была маленькой, но хорошо обставленной: сосновый шкаф, старый письменный стол, похожий на пюпитр школьника, шерстяной ковер из переплетенной вьющейся некрашеной шерсти. Единственная странность: место, где должна была стоять кровать, пустовало.

Через единственное окно, разделенное переплетом на четыре части, и доходившее почти до пола, можно было увидеть переднюю часть дома. Марк разглядел цепочку дубов и буков, тянущуюся куда-то вдаль.

— Здесь он и спал?

— Да.

— И что, здесь нет кровати?

Его тон мог показаться ей подозрительным, но мадам Вассер пропустила это мимо ушей.

— Кровать шаталась, а матрас был слишком старым. Мы собираемся купить в эту комнату новую мебель.

Жандарм прошелся по комнате. На конце письменного стола, который оставался вне поля зрения, его внимание привлекла стопка тщательно сложенной одежды: джинсы, пуловер и несколько футболок. Верхняя была украшена логотипом фирмы Quiksilver[30] в виде футуристических букв. Марк встречался с Вассером лишь раз в жизни, но, принимая во внимание его стиль — насколько можно было вспомнить, строго классический, — он даже представить себе не мог, чтобы тот надел нечто подобное.

Мадам Вассер заметила его удивление:

— Вот глупый Людовик — забыл кое-что из своих вещей в шкафу. Я это только вчера и заметила.

— А…

Марк сделал еще пару шагов. Обогнув письменный стол, он заметил темный прямоугольный предмет, наполовину скрытый одеждой. Ему пришлось подойти поближе, чтобы удостовериться, что это телефон.

— Он и мобильник свой забыл?

Без видимой причины мадам Вассер принялась вытаскивать футболку из самого низа стопки. Услышав вопрос, она схватила мобильник и сунула его в карман брюк.

— Нет, это мой. У меня просто ветер в голове. Оставила его здесь, когда делала уборку после отъезда Людовика.

— Должно быть, вы не часто им пользуетесь.

— О, знаете… Я так и не привыкла ко всем этим телефонам, пользуюсь только домашним. Мне не особенно нравится сама мысль, что я на связи двадцать четыре часа в сутки. Из-за этих новых технологий жизнь в конце концов становится невыносимой…

Внезапно Марку показалось, что она сделалась слишком болтливой. Эта женщина производила впечатление, будто она пытается в чем-то оправдаться с подозрительной настойчивостью. Здесь что-то явно было не так, вот только что именно? Отсутствие кровати, эта одежда, телефон… Конечно, все это мелочи, но тем не менее…

— Хорошо. Спасибо за экскурсию. Думаю, я уже достаточно злоупотребил вашим временем.

Они начали спускаться. Марк шел позади.

— Франсуа?

Он был еще на лестнице, когда услышал, как мадам Вассер произносит имя мужа, причем с удивлением, которое Марку показалось странным в таких обыденных обстоятельствах.

Он хорошо помнил Вассера, но, случись ему встретить его на улице, возможно, он его бы и не узнал. В первый раз тот показался ему шестидесятилетним, возможно, преждевременно постаревшим мужчиной. Но тот не имел ничего общего с больным и потрепанным жизнью человеком, который сейчас стоял перед ним.

Ему было тяжело стоять, и одной рукой он опирался на костыль, а другой на барную стойку в кухне. Его лицо было неподвижным как у статуи и не выражало никаких особенных чувств.

— Я услышал, что кто-то приехал, и спустился…

Его голос звучал монотонно и совершенно безжизненно. Мадам Вассер моментально перехватила инициативу в разговоре:

— Посмотри, кто к нам заглянул. Помнишь Марка, мужа Лоренс? Думаю, вы уже встречались?

Она говорила медленно, тщательно произнося каждый слог. Как будто обращалась к маленькому ребенку или выжившему из ума старику.

Почувствовав неловкость, Марк шагнул вперед, протянув руку. Вассеру понадобилось две или три секунды, чтобы сделать ответное движение. Он не выпустил костыль и удовольствовался тем, что протянул ему тыльную сторону руки.

— Месье Вассер, рад снова вас видеть.

— Мне очень… жаль… что я пропустил последний сеанс.

«Интересно, — подумал Марк, — мне снова кажется или ему и правда трудно подбирать слова?»

— Ну что вы, ничего страшного. Лоренс на вас не сердится.

Казалось, услышав это имя, Вассер сделался более сосредоточенным.

— Как она?

— Как я уже сказал вашей супруге, у нее все хорошо.

— Счастлив это узнать… Вы приехали из-за Людовика?

Услышав этот вопрос, лейтенант едва не раскрыл рот от удивления. Вассера не удивило ни его присутствие, ни то, что причина его появления могла быть связана с их «подопечным».

— Дело в том, что…

Мадам Вассер сухо прервала его:

— Марк у нас с дружеским визитом, хотя и немного беспокоится за нас. Не знаю, что ты такого рассказал Лоренс. Она подумала, что Людовик создал нам проблемы. Я ему объяснила, что он безупречно вел себя с нами и уехал на прошлой неделе…

И снова у Марка возникло ощущение, что эта женщина ведет себя слишком демонстративно и старается направить своего мужа.

— Да, Людовик хороший мальчик, — внезапно произнес тот более оживленным тоном. — У него была нелегкая жизнь, но…

— Но?

Вассер принялся моргать.

— Но он очень хорошо себя вел. Нам действительно не в чем его упрекнуть.

Его лицо вновь стало непроницаемым. Марк не верил ни единому слову из того, что сейчас сказал этот человек.

Снаружи небо снова оказалось затянуто тучами и потеряло свой блеск.

Марк застегнул куртку и порылся в карманах.

— Я дам вам свою карточку… на всякий случай. При малейшей проблеме, пожалуйста, не стесняйтесь мне звонить. Даже на мой личный мобильник.

Мадам Вассер взяла картонный прямоугольничек с улыбкой, которой очень не хватало искренности. Ее муж остался позади у входа в дом.

— Заезжайте к нам при случае, если вам это доставит удовольствие. Я с удовольствием составлю вам компанию…

Проходя мимо, Марк повернул голову к дому. Что скрывается за этим очаровательным фасадом? Людовик… Что за тип? Что он хотел от Вассеров? И где он сейчас находится?

Уже собираясь сесть в машину, он вдруг неподвижно замер.

Ничего особенного. Какой-то странный звук. Будто где-то далеко колотят по листу железа…

— Вы слышали?

— Нет.

— Этот шум!

Марк внимательно прислушался. Теперь металлический звук был едва различим. Чем-то он напоминал азбуку Морзе. И, по всей вероятности, раздавался из дома.

— Думаю, это у вас? Вы здесь одни?

Мадам Вассер кивнула:

— Да, конечно. Но я ничего не слышу.

— Прислушайтесь.

Снова тот же самый звук. Бум. Бум. Бум. Ритмичный, как метроном.

— Вы правы, это довольно странно.

Не ожидая мадам Вассер и даже не взглянув на нее, Марк отошел от машины и приблизился к дому.

Бум. Бум. Тот же самый приглушенный шум.

Жандарм был уже в нескольких метрах от входа, когда почувствовал, что мобильник у него в кармане начал вибрировать.

— Извините, я должен ответить, возможно, это «Скорая». Да?

Связь была плохая, в трубке потрескивало, шипело. «Ваша жена… больница…» Сердце Марка забилось с бешеной скоростью. Он переместился, чтобы голос собеседника стал более отчетливым.

— Пожалуйста, повторите!

Лоренс была в службе неотложной помощи. Этим утром она плохо себя чувствовала. «Скорая» забрала ее из рабочего кабинета.

— Черт! Почему они мне сразу не позвонили на мобильник?

На это ему ничего не смогли ответить. Возможно, в регистратуре больницы не знали его номера.

Не терять голову. Прошлой ночью все прошло хорошо. Нет никаких причин, чтобы сегодня все сложилось плохо.

Завершив разговор, он выронил телефон на гравиевую дорожку. Окончательно разволновавшись, нагнулся за ним.

— Что-то случилось?

От неожиданности он подскочил. Мадам Вассер, которая непонятно когда успела подойти к нему, стояла на расстоянии в несколько сантиметров. Марк удивился ее бесцеремонности.

— Извините, — сказал он, вытирая экран мобильника. — Мне нужно ехать. Это по работе.

Марк попытался успокоиться и снова связать нить своих мыслей. Он внимательно оглядел фасад дома. Шум… Он почти забыл о странном грохоте, который его заинтриговал.

Снова прислушался. Мадам Вассер по-прежнему была рядом с ним, не проронив ни слова. Ничего. Кругом царила тишина. Только шум листьев под ветром.

Муж мадам Вассер стоял на том же месте, с совершенно отсутствующим видом опираясь на костыль.

Лоренс… Он уже потерял здесь достаточно времени.

— Я вас покидаю. Спасибо за любезный прием.

С этими словами он поспешил сесть в машину.

— Вы доставили нам удовольствие своим посещением, — ответила мадам Вассер слащавым тоном.

Он видел, что его отъезд доставляет ей явное облегчение.

Марк рассеянно махнул им рукой. Выезжая, он бросил на эту парочку последний взгляд через грязное стекло.

Что-то здесь не так. Определенно не так.

Он не знал, что именно, но теперь у него была полная уверенность: эти люди что-то скрывают.

16

Бум. Бум. Бум.

Продолжать колотить по решетке. Не сдаваться.

При каждом ударе решетка дрожала у него под пальцами, отдаваясь во всем теле вибрацией, похожей на электрический разряд.

Все его тело охватило какое-то онемение. Обескровленные кончики пальцев начали холодеть, прутья решетки врезались ему в ладонь.

Бум. Бум. Бум.

Шум получался как нельзя лучше, но что-то все равно шло не так. С ним происходила какая-то странная штука. Его руки… Он больше не видел своих рук. Как, впрочем, и остального тела.

Однако он чувствовал, как судорожно сжаты его распухшие пальцы, как напряглись от усилий мускулы.

Охваченный паникой, Брайан прекратил стучать по прутьям решетки. Но грохот продолжал звучать у него в голове.

Бум. Бум…

Изо всех сил он пытался найти всему этому какое-нибудь разумное объяснение, но не находил его.

Что с ним происходит? Он сошел с ума? Кто же тогда вместо него производит весь этот шум?

Но вдруг все вопросы потеряли для него свое значение. И что он как ненормальный стучит и стучит по этой решетке? И что он вообще делает? Этого он тоже больше не мог вспомнить. Его движения стали механическими, теперь он действовал без всякой цели.

В ушах у него продолжал звучать невыносимый шум.

Бум. Бум.

Шум прекратился.

На весь мир упала тяжелая тишина.

Вместе с тишиной пришло странное ощущение. За ним шпионят, его выслеживают…

Он не один. Здесь кто-то есть, совсем рядом с ним… Брайан обернулся.

Ослепительно-чистая белизна. Вихрь света. Его зрачки расширились.

Мысли стали туманными, беспорядочными.

Брайан лениво облизнул губы. Несмотря на то что во рту по-прежнему ощущался вязкий вкус крови, на нем больше не было намордника. Ему понадобилось несколько секунд, чтобы понять, что шум звучал только у него в голове. Что он по-прежнему заперт в погребе.

Неоновые лампы слепили его, будто солнце в зените. Брайан закрыл глаза, чтобы защитить их от потока света.

— Вы гордитесь собой?

Он чуть пошевелил головой, и свет, проникающий сквозь веки, стал не таким резким. Снова открыть глаза… Медленно…

В его поле зрения появился перевернутый силуэт мадам Вассер, в свете неоновых ламп крепко стоящий на ногах менее чем в двух метрах от него. Это зрелище было ему хорошо знакомо, и все же что-то изменилось. Какая-то деталь… Нет, даже больше чем деталь…

Она находилась с плохой стороны решетки. В клетке.

Брайан спросил себя, не продолжает ли он бредить. Скосил глаза на дверь своей камеры. Она была открыта, ключ еще торчал из замочной скважины.

Сколько раз он представлял себе, как окажется в такой ситуации? Мадам Вассер в пределах досягаемости, без защиты…

И в то же время он не пошевелил даже пальцем. На это у него не было ни силы, ни смелости. Теперь он чувствовал себя полностью опустошенным, лишенным всякой воли. Лежать и лежать — вот что сейчас больше всего его устраивало.

Взглянув на стену слева от себя, он заметил, что снова перемещен на первоначальное место. А это означало, что… С трудом он поднял руку: наручников больше не было. Его левое запястье было обмотано полоской марли, на которой виднелось коричневатое пятно.

— Вы поранили себя, все запястье содрано в кровь. Что у вас в голове, Людовик?

Что у него в голове… Хороший вопрос. Он и сам этого толком не знал. Несмотря на то что Брайан оставался в лежачем положении, у него было полное впечатление, что он потерял равновесие. Казалось, весь погреб был странно наклонен, будто палуба тонущего корабля.

А что с ним, в самом деле, происходит? Но все воспоминания разбегались из головы. Он разозлился на эту мерзкую решетку… Если только и это не еще один сон… Нет, металлический кронштейн исчез со стены. Худо-бедно ему удалось его вырвать. У него запястье в крови… это, конечно, можно считать доказательством. Он устроил грандиозный тарарам. Бум. Бум. Бум. А забавно было устроить себе такую разрядку после стольких дней заключения. До изнеможения… У него кружилась голова, он будто летел в бездонную черную дыру.

— Я упал в обморок?

Мадам Вассер была спокойна. Она ни капли не боялась его. Возможно, своим присутствием она и хотела дать ему понять, что выиграла партию.

— Вы сваляли дурака еще раз! Посмотрите, в какое состояние себя привели! У вас был сильный жар, я все время только вами и занималась!

Несмотря на то что в ее голосе звучал упрек, он звучал благосклонно, почти по-матерински.

Брайан чуть приподнялся. Голова у него продолжала кружиться. Стоять не было сил. И еще меньше — чтобы броситься на нее и потерпеть новое фиаско.

На самом деле, даже если эта мысль так дорого ему обошлась, он больше не испытывал ненависти к этой женщине. Может быть, потому, что он уже упал духом дальше некуда. Брайан чувствовал себя как собака, которая в конце концов привыкла к жестокому обращению хозяина и, несмотря на все придирки, все равно пытается добиться его ласки. Он больше не мог ненавидеть кого бы то ни было. Даже Гианни и его компанию, пустивших его жизнь под откос. Они всего лишь пытались спасти свою шкуру. Разве не самое нормальное желание для этого низменного мира? Спасти свою шкуру… даже если его собственная шкура сейчас ничего и не стоит.

Брайан сделал усилие, чтобы еще выпрямиться. Его тело казалось ему гораздо крупнее, чем на самом деле. Как будто кто-то ради забавы растянул ему все части тела, пока он спал.

Его взгляд скользнул до самого пола. Наверно, он должен был ужаснуться, но воспринял свою левую ступню всего лишь как странное утолщение на конце ноги.

Эта штука не могла иметь к нему отношения. Это было почти комично.

Ступня увеличилась почти вдвое. Там больше не было ни костей, ни вен, выходящих на поверхность. Можно подумать, что это резиновая нога, будто у куклы, — что-то бесформенное, розоватое, в ровной натянутой коже.

Он чуть задержал дыхание, чтобы собраться с мыслями.

— Вы видели мою ногу?

Его удивило полное отсутствие паники в своем голосе. Как он может быть таким равнодушным и покорным? Почему он сейчас не орет?

— Вы сами сделали себе хуже.

— Меня нужно отправить в больницу. Мне нехорошо…

Мадам Вассер даже не пошевелилась и удовольствовалась тем, что чуть покосилась в его сторону.

— Не драматизируйте.

— Я вас очень прошу, мне нужна помощь.

Умолять ее… Может быть, тогда она наконец уступит…

— Я вам только что сделала инъекцию кортизона. Не беспокойтесь, в конце концов вы поправитесь. У вас всего-навсего вывих.

Он никогда не видел, как выглядит вывихнутая лодыжка, но не мог поверить, что то, что в данный момент было у него перед глазами, представляло собой этап на пути к выздоровлению. Что с ним произойдет, если он надолго останется без медицинской помощи? А если в ногу попадет инфекция? И он сгниет прямо здесь?

Его нога совсем ничего не ощущала, и это, без сомнения, было плохим знаком. Из любопытства он попытался подвигать пальцами. Но они не реагировали на приказы, посылаемые мозгом.

— Кто это был?

— О ком вы говорите?

Он указал на потолок над головой.

— Машина… там, наверху…

— Да это… Один незваный гость.

— Что?

— Человек, у которого не было никакой причины к нам приезжать. Я от него отделалась.

«Отделалась»? Брайан нервно сглотнул. Что она имела в виду? Он вспомнил, что подумал о ней чуть раньше: «Кто знает, на что она будет способна, если почувствует себя в опасности или запаникует?» Поэтому он предпочел не настаивать.

Его взгляд снова упал на потолок. Брайан чувствовал себя одиноким, безнадежно одиноким. Его охватила совершенно идиотская ностальгия. Он снова увидел себя в семейной квартире социального района[31] с родителями и братьями. Теперь это несимпатичное жилье казалось ему недостижимой мечтой, потерянным раем.

На него беспорядочной толпой нахлынули обыденные, но такие утешительные сейчас воспоминания. Пиво, которое они потягивали в первые теплые дни в крохотном жалком дворике позади дома, куда выходило окно кухни…

Их бесконечные громкие перебранки по всякому поводу, которые заканчивались тем, что соседи с первого этажа принимались возмущаться: «Эй, деревня! Дождетесь, будут у вас проблемы…»

Новой год, проведенный в семье у синтетической елки… Каждый год его мать готовила на праздничный ужин свой знаменитый запеченный окорок: слишком тяжелый, слишком сухой, слишком сытный. Он так и не узнал, откуда взялась эта проклятая традиция. Почему бы не приготовить индейку, или фаршированного каплуна, или еще что-нибудь в таком духе вроде того, что он видел в телефильмах? Или почти такие же блюда.

Брайан попытался сосредоточиться на этих мыслях, но гнетущая атмосфера погреба быстро вернула его к состоянию обессиленного узника.

Он все бы отдал, лишь бы вернуться в прошлое, уйти… что? Хоть на несколько дней… Опа! Маленькое путешествие во времени… сложить вещички и уйти, никому ничего не сказав, без лишнего шума… И угораздило же его здесь оказаться! Но что толку себя упрекать? Нет, правда, как он мог хоть что-нибудь такое заподозрить? Невозможно и представить себе ничего безобиднее этих двух стариков…

Семья… И почему он о них раньше не подумал? А ведь это мысль… да, идея, которая вполне может сработать… В конце концов, под лежачий камень вода не течет. Пословица, конечно, глупая, но все так и есть…

— Подумайте о своей дочери, мадам Вассер.

Ее взгляд изменился. Неужели все оказалось так просто?

— Не говорите о моей дочери!

— Так ведь она… Почти моего возраста, правильно? А представьте себе, что ее кто-то где-то запер… Что бы вы почувствовали, узнав такую новость? Готов поспорить, вы были бы в отчаянии.

Никакого ответа. Но взгляд ее вдруг сделался задумчивым, почти оскорбленным.

— Разве вы не были бы готовы на все, лишь бы ее освободить? Разве вы не отдали бы за это все, чем обладаете в жизни?

Она покачала головой, будто отказываясь это слышать.

— Такого не может произойти.

Он окинул взглядом свое истерзанное тело, ногу, раздувшуюся, будто воздушный шарик.

— Но со мной-то произошло. Почему с ней не может?

В свете неоновых ламп лицо мадам Вассер выглядело как-то болезненно. Зеленоватая бледность его явно не украшала.

— Я думала, что вы поняли, за все это время…

— Понял что?

Она так быстро закрыла лицо руками, что он подумал, что она расплакалась. Но когда ее лицо снова появилось перед ним, на нем не было и следа слез. Напротив, выражение ее лица было таким же спокойным и даже чуть более решительным. Она медленно направилась к двери.

— Камилла оставила нас, Людовик.

Ее слова немного заглушил пронзительный скрип решетки, и Брайану показалось, что он плохо расслышал.

— Это как — «оставила»?

— Наша дочь мертва, Людовик. Сейчас у нас есть только вы…

Брайан закрыл глаза. По всему его телу пробежала дрожь.

В мозгу его вспыхнула одна-единственная мысль: «Я никогда не выйду отсюда живым».