На цыпочках отступаю от кровати Дины и маню Александра из комнаты.
— Откуда мне знать? — говорю вполголоса уже в коридоре. — Никогда не нравилась мужчинам. Почему — это у них надо спрашивать.
Мои дела здесь закончены, поэтому иду собирать сумку.
— Полагаю, вы спрашивали?
Александр стоит в узком коридоре между гостиной и «моей» комнатой и я в суете сборов вынуждена постоянно мимо него протискиваться. Но не скажешь же хозяину дома отойти с дороги.
— Спрашивала.
— И что вам ответили?
Останавливаюсь в прихожей и кладу сумку на полку под зеркалом.
Усмехаюсь и цитирую:
— «Ты, конечно, симпатичная, но не в моем вкусе, Ларис», — на весу начинаю надевать ботильоны. — Ни в чьем вкусе. Так уж вышло.
Не люблю обсуждать эту тему, зато в большинстве случаев мой ответ надолго ее закрывает. Не работает с родственниками — они продолжают требовать замуж и детей. Но с остальными помогает.
— Довольно странно, — хмыкает Александр, перемещаясь в прихожую и включая свет. — Вы ведь симпатичная.
Он смотрит на меня так, словно и правда произвел тщательную оценку параметров.
— Просто не в вашем вкусе? — вновь усмехаюсь я.
Он мешкает, и эта пауза говорит мне все, что требуется знать.
— Вот об этом я и говорю, — срываю с вешалки куртку и понимаю, что меня все-таки задела его реакция. Что он хотя бы из вежливости не сказал, что я привлекательная.
Александр шагает ко мне, забирая куртку из рук и разворачивает ее так, чтобы помочь мне надеть.
— Вам всего двадцать восемь, — его низкий голос над самым ухом заставляет ежиться от мурашек. — Рано еще отчаиваться.
Вдеваю руку во второй рукав и поспешно застегиваю молнию, чуть не прищемляя кожу на голом горле. Забыла платок. Снова расстегиваю и наматываю платок вокруг шеи, избегая взгляда мужчины, стоящего рядом. Я так давно отчаялась, что уже перестала смущаться в присутствии других мужчин. Но Александр умудрился пробить мою защиту.
— Думаю, в самый раз, — говорю я и усилием воли поднимаю на него глаза. — Если до этого момента ничего не получилось, вряд ли уже сложится. Так что, не волнуйтесь — замуж я внезапно не выйду. И никаких тайных пороков у меня нет. Просто я не привлекаю мужчин. Во все времена были такие женщины. Они становились компаньонками, приживалками, уходили в монастырь. Сейчас можно заняться чем-нибудь поинтереснее.
Его взгляд непроницаем. Он не смущается, как большинство мужчин, когда я им это говорю. Они как будто считают себя обязанными проявить ко мне внимание, но при этом не испытывают никакого желания. Наблюдать за этой внутренней борьбой всегда неловко.
— Мне кажется, вы все-таки ошибаетесь, — говорит Александр.
— Вам кажется, — отрезаю я. — До завтра.
На следующее утро за мной снова заезжает «роллс-ройс», и история повторяется — спешащий Александр, список докторов, список поручений. Теперь к ним добавляются выписанные Дине таблетки, и я вновь отправляюсь в интернет искать способ скормить их ребенку.
— И побольше с ней общайтесь! — просит напоследок Александр, захлопывая за собой дверь. — Говорят — это поможет!
Дина смотрит на меня, держа на руках зайца Ой.
— Кашу? — спрашиваю я у нее.
Она мотает головой.
— Мороженое? — коварно интересуюсь я.
Энергичный кивок.
— Тогда сначала кашу, потом психолог, а потом пойдем гулять в парк с мороженым.
Раздумывает пару секунд — и кивает.
Что ж, можно поставить галочку — искусству родительского подкупа я тоже научилась.
Честно говоря, я еще никому из знакомых не сказала, что работаю няней. Отчасти потому, что не знала, как объяснить, почему согласилась, отчасти — потому что не хотела озвучивать предложенную зарплату.
За такие деньги я бы и сама подумала, что там не только за девочкой надо присматривать, но и оказывать… кхм… иные услуги ее отцу…
Впрочем, отца я толком не вижу — Александр раньше восьми домой не возвращается
— Может быть, вам на следующий вечер что-нибудь заказать? — спрашиваю я как-то у него, увидев, как он расстроился, узнав, что мы с Диной перекусили в парке хот-догами и не готовили ужин.
— Нет, не надо, просто готовьте на мою долю. Вам доплатить?
Я смотрю на него с упреком.
Дина стала соглашаться не только на рисовую кашу и мороженое, а еще на супы-пюре и спагетти с любыми добавками, лишь бы там было побольше сыра. Приготовить тройную порцию вместо двойной не так уж сложно.
В остальное время мы стараемся побольше гулять, пока не стало слишком холодно.
В ноябре меньше всего хочется выходить из дома, но ради мороженого мы с Диной оказываемся способны на подвиги.
В Михайловском парке облетают листья, под ногами валяются шипастые шкурки от расколотых каштанов, никто не хочет сидеть на мокрых лавочках, зато в павильоне Росси — аншлаг. Мы едим мороженое, сидя за столиком с видом на темную воду канала, по которой плывут золотые листья — это очень красиво и печально. На наших глазах до следующего сезона разбирают пристань экскурсионных катеров и последние капитаны уводят свои судна на стоянки до весны.
— Чтоб не измучилось дитя, учил его всему шутя, не докучал моралью строгой, слегка за шалости бранил и в Летний сад гулять водил, — цитирую Дине «Евгения Онегина», крепко держа ее за маленькую лапку на светофорах, когда нам надоедает Михайловский и мы идем в Летний сад.
Ей почему-то очень нравится Пушкин, и мне приходится вытаскивать из памяти все, что я знаю из него про нянь, воспитание и непослушных детей. Дина заливается счастливым хохотом, и я не могу не вспоминать ее настороженный взгляд в тот день, когда увидела ее в компании бомжей.
Она как будто забыла этот опыт. Если не считать того, что она по-прежнему говорит только «Лала» и «Папа». Но мы с психологом надеемся, что однажды все пройдет само собой, когда она почувствует себя в безопасности со мной.
Мы в очередной раз гуляем по Летнему саду, рассматривая аллегорические скульптуры, и я пересказываю Дине мифы, когда вдруг под статуей Сатурна, пожирающего своих детей, меня хватает за плечо высокий мужчина.
— Вы кто такая?! — жестко говорит он и ловит Дину за капюшон другой рукой. — Что вы делаете с этой девочкой?!