Александр смотрит на экспроприированную чашку и идет делать себе новый чай.
А мне не стыдно! Я, в конце концов, его почти каждый день супом кормлю, может разочек и поделиться.
— Ну что со Светланой… — говорит он, стоя рядом с чайником и упираясь ладонями в стол. — Все у Светланы хорошо. Встретил ее, отвез в квартиру, которую ей снял. Познакомился с ее куратором, все будет на контроле. Раз в неделю у нее групповая встреча, раз в две — психотерапия, витаминки, фрукты, избегать стрессов.
— Квартиру? — тут же цепляюсь я за главное. — Где-то недалеко?
— Нет, — Александр разворачивается ко мне, но взглядом все равно избегает встречаться. — В Павловске. Вроде и недалеко, но к бывшим друзьям неудобно ездить. Но она уже нашла себе новых. Она веселая девочка, у нее с этим проблем нет.
Я смотрю на него, слышу, как он отзывается о матери своего ребенка и вдруг меня осеняет:
— Вы же ее не любили!
— И что? — равнодушно пожимает он плечами и начинает готовить чай — достает чашку, споласкивает, кладет пакетик, заливает кипятком. Мешает ложечкой, чтобы чай быстрее остыл.
— Ну вот поэтому все так и получилось.
— Я виноват? — резко поворачивается он.
Густые брови хмурятся, нависая над светлыми глазами, рубленые черты лица становятся еще жестче, когда он стискивает челюсти.
— Без любви сложно жить. Особенно, без любви отца своего ребенка, — как можно мягче говорю я.
— Ты сейчас ее защищаешь? — таким удивленным я Александра еще не видела. — Ты? Та, что нашла Динку на какой-то помойке в компании с бомжами и видела, до чего ее довели? Что случилось?
— Если выбирать между Диной и Светланой, то я, разумеется, на стороне Дины, — говорю я негромко, чтобы чуть-чуть остудить накалившуюся обстановку. — Но если смотреть на Светлану и вас…
— Меня? — он хлопает ладонями по кухонной стойке, наклоняясь над ней и нависая надо мной. — Ты не понимаешь! Если бы я ее любил, я бы ее вообще убил за измену! Пусть скажет спасибо, что мне было практически все равно!
Смотрю в светлые глаза, мечущие молнии и почему-то думаю, что он чем-то похож на Тора — бога грома. Вот-вот достанет свой молот Мьольнир и начнет все вокруг крушить.
Жаль только, что семейные проблемы не решаются ни магией, ни силой, ни гневом.
— Да вы опасный человек, Александр, — хмыкаю я, спокойно отпивая чай.
Не первый раз встречаюсь с этими властными мужиками и знаю, что они уважают только тех, кто их не боится. Впрочем, я и правда не боюсь. Надо бы насторожиться, но почему-то я не чувствую угрозы.
Ну погремит немножко гром — и пройдет.
— Нет! — хлопает ладонью о стол он и повышает голос. — Не опасный! Что я не так сделал? Лар, ты мне скажи? Я дал ей все: ребенка, заботу, уютный дом, возможность не работать. Никогда не ограничивал ее траты! Хочешь — гуляй по магазинам, хочешь — занимайся только дочерью, хочешь — хоть каждый день мебель меняй! Разве не этого нужно любой женщине?
Я смотрю в свою чашку с остывающим чаем и думаю.
В самом деле?
— Понимаете, Александр, если б я была такой вот «любой» женщиной, которых вы выбираете, я бы вам обязательно сказала. Но, как вы помните, я замужем не была, с мужчинами не жила — и занималась другими интересными делами. Кроме магазинов, кухни, детей у женщин бывают иные интересы, представляете?
— Эта ваша работа… — он машет рукой в воздухе. — И есть ваши интересы? Вы бы предпочли ее вместо того, чтобы сидеть дома с ребенком?
— Безусловно.
— Вы бы предпочли каждый день ездить черте куда и общаться там с посторонними людьми вместо того, чтобы проводить время с Диной? — удивленно спросил он. — А если б в плюс к этому были магазины, наряды, обеспеченное будущее? И любящий муж?
— Думаю, с любящим мужем можно было бы договориться о компромиссах, — улыбаюсь я. — Но я, наверное, плохо приспособлена к женской жизни, как вы ее себе представляете. Может быть, и не я одна. Так что, стоило бы поговорить со Светланой об этом, узнать, чего она хочет.
Пристально смотревший на меня Александр кривится и с досадой роняет:
— При чем тут Светлана…
— Она ваша жена, — напоминаю я.
— Это ненадолго. Скоро суд.
Он отворачивается, берет свою чашку и выплескивает ее в раковину, так и не отпив ни глотка чая. Я придвигаю свою поближе и обнимаю ладонями, хоть она уже и остыла.
Сама допью.
— Вы будете настаивать, чтобы Дина осталась с вами? — снова задаю я вопрос, который, по-хорошему, меня не касается. Через пару месяцев я уйду из этой семьи.
— Да, — коротко роняет Александр.
— Понятно…
Он стоит на кухне, словно не зная, куда себя деть. Серая футболка обтягивает широкие плечи и бугрящиеся бицепсы, грудь вздымается от частого дыхания.
А на лице — усталость, раздражение и какая-то глубоко скрытая тоска, от которой сжимается сердце.
— Вы планируете встречу Дины с матерью? — задаю я вопрос, который волнует меня уже давно. Как они увидятся после всего, что случилось?
— Да. Но не раньше, чем Дина сама об этом попросит.
— Значит, пока не говорить ей про маму? — уточняю я.
— Нет.
— Понятно…
На кухне снова воцаряется тишина. Я легонько постукиваю ногтями по фарфору чашки, вижу, как Александр снова морщится, но не прекращаю.
— Ладно, — говорю, слезая с табурета. — Пойду я спать.
Я уже почти в коридоре, когда Александр окликает меня:
— Лара!
— Что? — оборачиваюсь к нему.
Он смотрит на меня, непроизвольно сжимая и разжимая кулаки.
Хочет что-то сказать, но молчит.
Я жду.
Читаю на его лице решимость и сомнения, грусть и надежду, властность и нежность.
Противоречивый мужчина, который думает, что разобрался в жизни, но почему-то постоянно утыкается в непонятные ему препятствия, когда люди ведут себя не так, как он ожидает.
— Доброй ночи, Лара, — наконец говорит он.
— Доброй ночи, — откликаюсь я.