7


Квартира Александра оказалась в Золотом Треугольнике Петербурга — самом шикарном районе города. Внутри трех его сторон — Дворцовой площади, Фонтанки и Невского — располагается куча достопримечательностей: Эрмитаж, Спас на Крови, Марсово поле, Михайловский замок. А еще — гостиницы, рестораны и, разумеется, квартиры. В старых, но еще крепких домах, каждый из которых может похвастаться интересной историей.

Дом, в котором обитал Александр, выделяется даже среди этих домов с историей. Это оказывается Писательский Небоскреб — дом, где расположен музей Зощенко, где во время Блокады жила Ахматова и обитало огромное количество других писателей, которым когда-то и выделили тут квартиры.

В парадной тут стоят статуи, на подоконниках колосятся цветы, а сама квартира, куда мы приходим по длинному запутанному коридору — разветвленный и запутанный лабиринт с множеством комнат.

— Дина! — гаркает Александр, едва мы заходим в прихожую. — Руки мыть быстро!

Девочка, едва успевшая стянуть сапожки, пулей мчится куда-то вглубь коридоров, а я с упреком смотрю на ее отца. Она сама недавно скиталась на улице, и не по своей вине. Совершенно нет необходимости так ее строить.

Оборачиваюсь, чтобы ему об этом сказать и вижу минуту слабости Александра Владимировича. Этот огромный суровый мужик с вечно недовольным лицом стоит посреди прихожей все с тем же огрызком яблока в руках и явно не знает, куда его деть. Положить на столик под зеркалом? В карман? Отдать обратно мне?

Его рука дергается в такт каждому варианту, который проносится в его голове и явно рисуется на лице, и мне становится его жаль.

Я уже сняла ботильоны, поэтому просто забираю у него огрызок, прохожу в огромную кухню-гостиную, разделенную на зоны плиткой и паркетом, и выбрасываю его в мусор.

Оборачиваюсь и врезаюсь прямо в грудь Александру, который последовал за мной, не снимая ботинок, но так тихо, что я его не заметила.

— Откуда вы знаете, где тут мусорное ведро? — спрашивает он с подозрением.

— У большинства людей оно под раковиной, — пожимаю я плечами.

— Хм… — он останавливается, обдумывая эту мысль. — И то верно…

Пока Александр раздевался, я прогулялась по обозримой части квартиры, немного опасаясь забираться далеко, чтобы не заблудиться. В квартире была видна женская рука — подушечки, занавесочки, нежные обои, статуэтки, цветы.

— Тут кто-нибудь знаменитый жил? — начинаю я издалека. — Писательский дом же.

— Не знаю, — пожимает плечами Александр. — Я не интересовался. Это бывшая коммуналка. Сначала ее разбили на три разные квартиры, потом соединили обратно.

— Можно, наверное, погуглить?

— Наверное.

Он пожимает плечами. Явно видно, что история дома его интересует мало.

Зачем тогда он тут живет?

Ах да, вид на канал Грибоедова!

Я оценила — и Итальянский мостик, и корпус Бенуа, и, если высунуться, наверняка и Спас на Крови увижу.

Но это потом. Сначала — главный вопрос.

— Так что, Александр, с матерью Дины? Раз уж я согласилась — рассказывайте.

Он тоже подходит к окну, встает рядом, но каналом не любуется, а со вздохом трет ладонью лоб. Уже было открывает рот, но…

— Лала! — из глубины квартиры прилетает Дина, уже успевшая переодеться, виснет на мне и задирает мордашку, глядя восторженными глазами. — На!

Протягивает мне моего зайца. Я прижимаю его к себе и смаргиваю слезы с век. Бедная малышка. Я еще не знаю ее историю, но уже понимаю, что простой она не будет.

— Лариса Михайловна… — начинает Александр, но я обрываю его.

— Можно просто Лара? Я не врач и не преподаватель. Мне так комфортнее.

— Хорошо, Лара, — кивает он. — Тогда для вас просто Александр. Впрочем, вы и так… Я, честно говоря, живу тут только последние несколько дней. С тех пор, как сорвался из Москвы по звонку Дины. Вообще не имею понятия, где тут что, как с ней себя вести, что делать. В том числе поэтому вы мне и нужны тут постоянно.

Оглядываю гостиную.

Она производит странное впечатление роскоши вперемешку с заброшенностью. Диван явно дорогой, но на обивке жирные пятна. Кофейный столик в виде друзы кристаллов весь в кругах от чашек и бокалов. Засохшие цветы на давно не мытом окне. Криво висящая картина и под ней на расписном столике лампа с расколотым абажуром.

— Нет, Александр, — мотаю я головой. — Я уже вам сказала, что на проживание не согласна. Категорически.

— Я вас услышал, — серьезно кивает он. — Значит, вас будет привозить шофер. Но все-таки иногда нужно будет оставаться на ночь.

Он говорит это с такой же уверенностью, с какой утверждал, что я все равно соглашусь.

И я согласилась!

Но почему-то сейчас меня это бесит.

— Извините, пожалуйста, Александр, что я вмешиваюсь не в свое дело… Хотя теперь оно и мое тоже. Но мне все-таки кажется, что вы рановато планируете личную жизнь! Если вы не жили раньше с Диной, для вас приоритетом должно быть налаживание с ней отношений, а не ночевки… Непонятно с кем.

Я проглатываю большинство ехидных комментариев и стараюсь звучать строго и профессионально. Но, боюсь, получается плохо.

Александр смотрит на меня с удивлением:

— Лара, я не личную жизнь планирую, а дедлайны.

— Дедлайны запланировать нельзя!

— Запланировать можно все, — твердо говорит он.

Я только развожу руками — таких людей я тоже встречала.

Мне ужасно становилось их жаль, когда все планы разбивались вдребезги, и приходилось жить в условиях вечно меняющейся реальности. Они либо быстро меняли свои убеждения, либо ломались.

— Тогда я бы попросила предупреждать меня заранее о ваших ночных «дедлайнах» и задержках, — говорю я, руками показывая кавычки к слову «дедлайн».

Потому что он меня не убедил.

Нет никакой необходимости ночевать на работе, когда у тебя маленькая дочь дома.

— Зачем? — спрашивает Александр недоуменно. — У вас же нет мужчины, я узнавал.

Загрузка...