Сломанная роза

11

Столы убрали. Настал час послеобеденного отдыха, бесед и флирта. Галеран ходил по залу, разговаривал со своими людьми, находя слово для каждого, выслушивал новости. Джеанна издали наблюдала за ним, понимая, как скучала она по Галерану в долгой разлуке. А ведь ей и в голову не пришло, как он должен был тосковать по Хейвуду, как много всего случилось тут, пока он сражался на краю земли.

Ейбыло безумно жаль, что появление Галлота на свет и вся его короткая жизнь прошли без Галерана, но она знала, что и веселое сватовство Хью к Маргарет он тоже хотел бы видеть своими глазами. Все наперебой рассказывали ему эту историю, и он смеялся.

А еще ему хотелось услышать, как Свен лишился руки, как Энн спасала тонущего в реке малыша…

Джеанна отвернулась и сглотнула ком, застрявший в горле. Но что это? Алина горящими глазами следит за каждым движением Рауля. Ах ты, боже мой! Она поспешила к кузине.

— Рауль де Журэ и впрямь хорош собою. К несчастью, ему это известно, — сказала она как бы невзначай.

— Было бы странно, если б он не знал этой тайны. Ты ведь догадываешься, насколько прекрасна.

— А ты очень на меня похожа, так что тоже должна сознавать силу своих чар.

— Меня никто не назовет тонкой и гибкой, как и ивовый прутик, — мрачно возразила Алина, впервые выражая недовольство по столь земному поводу.

— Поэтический вздор. Какой разумный человек захочет, чтобы его дама походила на этих жеманных и хилых девиц из баллад?

— Может быть, — усмехнулась Алина. — Хотя такая девица не доставляла бы рыцарю особых хлопот. Она терпеливо сидела бы дома за прялкой, пока ее возлюбленный совершал подвиги по всему свету. Или послушно подвергалась бы опасностям, чтобы он мог ее доблестно спасти. А когда воздыхатель признавал бы, что недостоин ее, она ни слвом бы не обмолвилась, как это верно. — Она вздохнула. — Боюсь, девочке вредно расти среди одних мужчин. Легко можно стать злюкой.

Джеанна облегченно рассмеялась и обняла кузину.

— Ничего нет удивительного в том, что ты решила испытать свою стойкость на Рауле де Журэ, ибо он притягателен, как яблоко в саду Эдема. Только не слишком увлекайся. И не рассчитывай, что он женится на тебе. Безземельным жениться нельзя.

— С такими быстрыми глазами он вряд ли будет верным мужем. — И Алина сердито воззрилась на пригожего повесу, расточавшего любезности заливавшейся смехом даме.

Алина вроде бы оставалась все той же разумной, здравомыслящей девицей. Тем не менее Джеанна, объявив об окончании послеобеденного отдыха и разослав всех по делам, настигла Рауля у дверей зала.

— Если вы, сэр весельчак, обидите мою кузину, я с вас шкуру спущу.

Рауль удивленно изогнул бровь.

— Галеран уже говорил со мною об этом, госпожа моя, хотя куда более учтиво, чем вы.

Джеанна почувствовала, что краснеет.

— У меня злой язык.

— Леди Джеанна, добродетель происходит не из признания своих ошибок, но из стремления исправить их. — И ушел, а она так и осталась стоять, посрамленная.

Подошел Галеран.

— Рауль сказал что-нибудь обидное?

— Нет… — Она посмотрела на мужа. — Как можешь ты меня любить? Меня нельзя любить!

Его рука потянулась к висящему на поясе кинжалу.

— Что он тебе сказал?

— Ничего обидного, но…

— Но?

— Но я горжусь моими недостатками и не пытаюсь избавиться от них. Я люблю говорить все, что думаю. Я боюсь быть слабой, боюсь зависеть от тебя…

— Зачем бы тебе хотеть быть слабой? Да и я могу в лобой момент покинуть сей мир.

— Но ты уже знаешь, с этим горем я вряд ли справлюсь.

Галеран вздохнул.

— Джеанна, хватит мучить себя. Ты словно сдираешь болячку с заживающей раны.

— Когда рана заживет, болячки не будет. Если она заживет. — Она вглядывалась в его лицо, силясь понять, что скрывается под внешним спокойствием. — Все до сих пор ждут, что ты сделаешь со мною.

— Авось когда-нибудь перестанут. Мне говорили, надо углубить колодец. Пойду отправлю туда людей.

Вздохнув, Джеанна пошла наблюдать, как перебирают пшеницу. Она сочувствовала желанию Галерана положиться на целительную силу времени, но сомневалась, что время сможет загладить ее грех.

Дни стояли по-летнему длинные, так что вечерняя трапеза началась поздно — правда, не настолько поздно, чтобы усталые люди не хотели развлечься. Когда убрали столы, заиграла музыка, а после в золотистом свете заходящего солнца стали рассказывать истории.

Самым большим успехом пользовались рассказы Галерана и Рауля, побывавших в таинственных краях, где никто, кроме них, не бывал. Рауль мог еще поведать о своих странствиях по Испании, по ее христианскому северу и мавританскому югу. Он рассказывал о знакомстве со знаменитым Сидом Кампеадором, именуемым иначе Родриго Диас де Бивар, — могущественным испанским воином, который уже несколько лет в одиночку сражался с маврами, исполняя данный господу обет.

— Хотите, я спою вам испанскую песню, — предложил наконец Рауль, окинув взглядом завороженных слушателей.

Ответом ему был общий восторженный вопль. Принесли лютню, Рауль тронул струны, и полилась плавная, нежная мелодия.

— Говорят, эту песню Сид сложил для своей возлюбленной, леди Химены, когда добивался ее любви. В ней поется, что возлюбленная его прекрасна, как цветок миндаля, чиста, как вода из снегов Сьерры, сладка для губ, как округлая сочная виноградина.

Он запел звучным, выразительным голосом, и, хотя не глядел на Алину и она не понимала ни единого слова, ей казалось, что пел он для нее одной. Будто она была прекрасна, как цветок миндаля, сладка, как сочный виноград, и чиста как вода из снегов Сьерры.

Закончив песню, Рауль отверг просьбы спеть или рассказать еще что-нибудь и сел на пол у ног Алины. Она не знала, почему, но ощущала его намного ближе, чем если бы он просто сидел рядом.

— В этой песне действительно поется обо всем, о чем вы сказали? — спросила она.

Рауль посмотрел на нее.

— Разумеется, но это лишь припев. В самой песне воин рассказывает, как добивался он любви своей прекрасней дамы. Как обожал ее издалека. Как, рискуя жизнью, совершал подвиги, дабы быть достойным ее. Как убивал каждого, кто угрожал ей. И все потому, что она была прекрасна, как цветок миндаля, чиста, как вода с гор, и сладка, как округлая сочная виноградина.

— Отчего мне кажется, что на самом деле виноград кислый, как незрелый крыжовник?

Рауль положил руку ей на бедро и заглянул в глаза.

— Почему вы так недоверчивы? В Гиени виноград сладок, как мед. Возможно, и здесь можно достать винограда в Лондон и других южных портах. Обещаю, однажды я угощу вас сочным, спелым виноградом.

У Алины пересохло во рту. Она пыталась внимать рыцарю стоящему посреди зала и повествующему о чудовищах и колдовстве, но мощная, властная рука Рауля оставалась там же, где была, и почему-то Алине стало спокойно.

Она даже поймала себя на мысли о том, что было бы, положи она свою руку ему на плечо, такое твердое и надежное…

Как только представилась возможность, она с великим облегчением скрылась в опочивальню, где мирно уснула под охраной пяти дам Джеанны.

Галеран провел с домашними весь вечер, а затем повел Джеанну в спальню. День заканчивался своим чередом, обычный день, похожий на сотни других, и все же особенный. Слишком много больных вопросов стояло между ним и женой. Сразу же пришла нянька с Донатой, и Джеанна села кормить девочку. Однако, как только ребенок насытился, Джеанна велела женщинам унести ее.

Галеран решил не перечить. Он снял пояс и тунику, оставшись в рубахе и штанах.

— Хочешь сыграть в шахматы?

Она в упор посмотрела на него.

— Я хочу любви.

Его обдало жаром.

— И я тоже. — Он протянул руку, и она отдала ему свою. Он привлек ее к себе, поцеловал, вдруг поняв, что впервые после разлуки делает это.

Не выпуская из объятий, он воскликнул:

— Иисусе сладчайший, мы еще ни разу не целовались. Подумай, мы ведь не целовались в тот раз!

Она прильнула к нему.

— Знаю, я заметила. Отчего все начинается с поцелуя и кончается поцелуем?

Он взял ее лицо в ладони, нежно погладил большим пальцем слабо желтеющий синяк.

— Может, оттого, что поцелуй так невинен. Давшие обет целомудрия и те целуются, только без чувства.

Но сам он, охваченный горячкой страсти, желал не одних поцелуев. Он развязал пояс Джеанны и отшвырнул его, затем забрался ей под тунику, нащупывая разрезы на рубахе.

Она ахнула, задохнулась и откинулась назад, а он ласкал ей груди, сначала руками, потом губами, пока она вновь не приникла к нему. Тогда он положил ее на новую кровать.

Он развязал пояс на штанах, поднял Джеанне юбки и вторгся в ее влажный жар, не в силах сдерживать себя Он не мог сейчас быть нежным и неторопливым. Бешеное пламя, пожирающее их обоих, заставило упиваться каждым обжигающим мигом слияния.

Потом, когда первый шквал страсти немного утих, он задернул занавеси вокруг кровати, заключая себя и Джеанну в особый мир, куда не было доступа злу. В наступившей темноте он снял одежды с безвольного, потного тела Джеанны, заботливо поворачивая ее, точно малого ребенка, и покрывая поцелуями каждый сантиметр обнажающегося тела.

Потом и Джеанна раздела его так же, как и он ее, лаская и дразня, покуда он не был готов слиться с нею снова. В этот раз он решил испробовать одну из восточных затей и потянул ее вверх, так что она упала на колени над его ртом, а он принялся пытать ее языком.

— Галеран! — ахнула она при первом прикосновении, затем обхватила руками спинку кровати и замолчала, вздрагивая от возбуждения. Но он не позволил ей молчать и терзал ее, пока она не вскрикнула.

Только тогда он привлек ее к себе и наполнил собою, и они полетели вдвоем в блаженное забытье.

— Наверное, это рай, — еле слышно шептала Джеанна, прижавшись к нему, — или ад, если вспомнить, какому греху ты только что научил меня! Восхитительный грех! Ах, если б можно было навсегда остаться с тобою вдвоем в этом жарком, темном коконе…

Это невозможно, но сейчас не хотелось думать о завтрашнем дне.

Утром Вильям Бром прискакал в Хейвуд. Галеран и Джеанна только позавтракали.

— Король мертв, — возвестил он, вступая в зал в развевающемся плаще, не обращая внимания на заливистый лай собак.

Галеран прервал разговор об углублении колодца и велел перепуганным слугам приниматься за работу.

— Рыжий мертв? Как это случилось?

— Убит стрелою на охоте. Ты можешь в это поверить? — Он понизил голос. — Кто-нибудь поверит, что это несчастный случай? — И повел головой в сторону спальни.

Не говоря ни слова, Галеран направился туда.

В спальне находились Джеанна, Алина, Доната и нянька. Все они тут же встали и хотели выйти, но Галеран сказал:

— Джеанна, тебе надобно остаться.

Когда они остались втроем, Галеран обратился к отцу:

— Теперь, отец, расскажи нам, что случилось.

Лорд Вильям шумно сел на скамью, сцепив мощные руки на коленях.

— Я могу передать лишь слова королевского глашатая, чуть приправленные сплетней. Два дня назад Рыжий охотился близ Винчестера. С ним были его брат принц Генрих, Уот Тиррел — тот, что водит дружбу с Клерами, — и братья Бомон. Уот Тиррел ухитрился пустить стрелу прямо в короля[4].

Джеанна охнула. Галеран тоже едва сдержался, но лишь промолвил:

— Как кстати.

— Ха! — отозвался отец. — Ты сам все понял! Так вот, не успел Рыжий остыть, а Генрих[5] уже мчался вместе с Бомонами в Винчестер захватывать казну. Я еду в Лондон, чтобы помочь избрать нового короля, но, думаю, еду зря.

— Сейчас его как раз должны короновать, если только лорды не заартачатся. Хотя вряд ли, ведь Рыжего очень не любили, да и другой брат, Роберт, особого доверия не вызывает.

— Но Роберт — старший брат, — вступила в разговор Джеанна. — Не станет ли он оспаривать права Генриха?

Лорд Вильям кивнул.

— Это и я хотел бы знать. Галеран, ты, кажется, познакомился с ним во время похода?

— Я служил под его началом почти все время. И возвращался тоже вместе с ним до самой Сицилии. Там он решил отдохнуть, а я спешил домой.

— Об этом отдыхе он будет жалеть всю жизнь.

— Думаешь? А я подозреваю, что, вернись Роберт в Англию раньше, Рыжий умер бы скорее.

Воцарилась тишина, и только Джеанна спросила:

— Генрих велел убить брата?

Лорд Вильям кивнул.

— Другого объяснения я не нахожу. Генрих Боклерк всегда хотел править Англией. Поскольку из сыновей Завоевателя он один родился здесь, то полагал, что трон его по праву рождения. Но когда умер отец, ему исполнилось всего девятнадцать, и заявлять своих прав он еще не мог. Теперь ему тридцать два; он умный, опытный государственный муж. Разумеется, он просто ждал удобного случая.

— Случая? Это же убийство!

— Джеанна, на охоте такое случается, — сказал Галеран, присаживаясь на краешек кровати. — Хотя, конечно, надо все обдумать. В Брюгге я прибыл с небольшим отрядом других крестоносцев, и некоторые из них направлялись на юг, а не на север Англии. На прошлой неделе Генрих получил известие о том, что его брат возвращается из похода невредимый и покрытый славой спасителя Иерусалима от неверных. Более того, там Роберт хорошо зарекомендовал себя — намного лучше, чем на родине. Генрих, вероятно, решил, что, даже если ему удастся избавиться от Рыжего, королем Англии могут выбрать Роберта. Невыносимо. А этого он допустить не мог. Вот и пришлось поступить так жестоко.

— Вопрос в том, — перебил его лорд Вильям, — что нам теперь делать?

Галеран обернулся к нему.

— А какой у нас выбор?

— Мы можем поддержать притязания Роберта.

Галеран искоса взглянул на Джеанну и увидел, что она встревожена, как и он сам.

— Зачем?

— Потому, что законный король — он! Ад и пламя, Галеран, неужели ты утратил понятие о добре и зле настолько, что поддержишь братоубийцу и смерда?

— Я поддержу лучшего короля.

— И ты полагаешь, Генрих — лучший?

— Да. Не хотим же мы, чтобы Англия снова стала провинцией Нормандии.

Лорд Вильям пошел на попятный.

— Верно говоришь. Но, признаться честно, не нравится мне все это.

— А мне не нравился Рыжий с его беззаконными приспешниками и ненасытными ворами вроде Ранульфа Фламбара.

Лорд Вильям внимательно посмотрел на сына из-под насупленных кустистых бровей.

— Ты уверен, что тобою руководит не только желание помешать Ранульфу Фламбару копаться в твоих семейных делах?

— Признаюсь, я думал об этом. Ранульф остается без защиты Рыжего, и это должно умерить его аппетиты. Но вернемся к вопросу о новом короле. Какой у нас выбор?

Лорд Вильям беспокойно потер подбородок костяшками пальцев.

— Я уже говорил: до меня дошли вести из Винчестера и малая толика слухов. Так вот, некоторые рыцари готовы поддержать Роберта.

— Храни нас всех Всевышний, коли так. И что же, нам придется воевать?

— Мы не можем из страха уклониться от боя.

— На мой век боев хватит.

— Нет, ежели ты мужчина, — отрезал отец. — За правое дело мы будем драться, коли придется. Но об этом после. После… — Он скинул плащ и снова пристально посмотрел на Галерана и Джеанну. — Кстати, о Фламбаре. Что это за история с умыканием младенца? И при нем тут лучник?

Галеран недовольно поморщился. Скрыть что-либо от отца было невозможно.

— Ничего у них не вышло. Но как ты узнал?

— Губерт послал мне весточку, спасибо ему. Тогда как родной сын пытается держать меня в неведении…

— Я просто не хотел тревожить тебя.

— Тревожить меня?! — вскочил на ноги лорд Вильям. — Меня тревожить! Да что у меня есть в этой жизни, кроме тревог! И зачем Фламбару нужно это отродье?

— Думаю, скорее речь о том, что Доната нужна Лоуику.

— Зачем?

— Затем, что сопровождать грудного младенца пришлось бы Джеанне.

Лорд Вильям опасливо покосился на свою невестку.

— Он все домогается тебя?

— Он домогается Хейвуда, — покраснев, ответила Джеанна ровным голосом.

— Пронеси, господи, — пробормотал, уразумев сказанное, лорд Вильям. — А Генрих Боклерк не станет водить дружбу с Фламбаром, и то, что случилось, предвещает скорое падение Фламбара, а вместе с ним — и Лоуика.

— Именно, — кивнул Галеран. — Итак, если мы поддержим Генриха, я смогу отправиться к нему с просьбой рассудить наш с Лоуиком спор о Донате и быть уверенным в его благосклонности.

Лорд Вильям опустился на скамью.

— Но ему придется нарушить закон, ибо отец имеет право на свое родное дитя.

— Тот, кто был оскорблен в собственном доме, тоже имеет кое-какие права. Но от тебя, отец, и только от тебя все зависит. Если ты обеспечишь Генриху надежную опору на севере, он вряд ли захочет ссориться с тобою. Или ты предпочтешь не зависеть от короля?

Лорд Вильям нахмурился.

— Ей-богу, было бы проще утопить это отродье, — проворчал он и тут же виновато взглянул на Джеанну.

— Пожалуй, — заметил Галеран, — тебе пора познакомиться с твоей новой внучкой. Джеанна?

Она послушно вышла, и лорд Вильям пробурчал:

— Она мне не внучка!

— Все равно, привыкай обращаться с нею как с внучкой.

Джеанна вернулась, неся ребенка. Галеран взял у нее девочку и положил на руки отцу. Поистине, рука господня благословила этот момент: Доната не спала и была в лучшем виде — сытая, сухая и спокойная.

Галеран молча взглянул на жену, и та выскользнула из спальни.

Девочка таращилась на большого, краснолицего Вильяма Брома, агукала, разевала ротик, словно желая заговорить.

— Ну, ну, птичка моя маленькая, — молвил лорд Вильям, давая ей ухватиться за свой толстый, мозолистый палец. — Должен сказать, ее старший брат в этом возрасте выглядел точно так же.

Напоминание о сыне, которого он так и не увидел, было подобно удару ножом, но Галеран не показал виду, когда отец с беспокойством взглянул на него.

— И пальчики сильные, — продолжал лорд Вильям, — жаль, не держать ей в руках меча.

— Я бы за это не поручился: она ведь дочь Джеанны.

— Верно говоришь! — расхохотался отец и вдруг испытующе взглянул на Галерана. — У вас все сладилось?

— Все или не все, но могу сказать наверняка, я не отвергну Джеанну и никому не позволю причинить ей зло, и отнять у нас ее дитя тоже не позволю.

Лорд Вильям пошевелил бровями; ребенок зачарованно смотрел на него.

— Такая кроха, а хлопот от тебя, как от большой… Hy ладно. Так чего нам ждать от Лоуика?

— Не знаю; быть может, попытается силой захватить Джеанну и Донату. Но при этом ему надо убить меня, ведь только в этом случае он сможет завладеть Хейвудом.

— Если б Лоуик попытался прибрать к рукам Джеанну и ребенка, ты бы сразился с ним?

— Пришлось бы.

— Но, убей он тебя в бою, других препон для него не будет.

— Кроме мести за меня моей семьи.

— А что, если он решит примкнуть к герцогу Роберту? Роберт пойдет войной на север, и месть твоей семьи едва ли будет опасна для Лоуика.

— Отец, я знаю и Генриха, и Роберта. Если корона достанется Роберту, это будет самая злая из шуток судьбы.

Лорд Вильям в упор смотрел на сына.

— Как возвышение Завоевателя вопреки всем трудностям и как случайная стрела, пронзившая Рыжего на охоте? Ох, Галеран, судьба шутит странные шутки с королями Англии. И не жди, чтобы эти события подчинялись законам здравого смысла. — Он встал, отдал девочку Галерану. — Что ж, я еду в Лондон, присягать новому королю. Быть может, тебе стоило бы поехать со мною и изложить твое дело самому Генриху, покуда новая случайность не спутает наши планы. Вместе мы будем сильнее.

Доната беспокойно заворочалась, и Галеран положил ее головкой себе на плечо, как делала Джеанна. Девочка успокоилась, доверчиво прижалась к нему.

— Когда ты едешь?

— На днях.

— С женщинами и младенцем придется путешествовать не торопясь.

— А куда мне спешить? Я просто не хочу, чтобы кто-то думал, будто я отсиживаюсь в своей глуши, — хитро прищурился лорд Вильям.

— Понимаю. — Галеран осторожно погладил Донату по спинке, и она, казалось, стала засыпать. Как хотелось остаться за надежными стенами собственного замка и уповать на то, что мир не заметит малого, беззащитного ребенка… Но это было глупо, как и другие искушения.

— Мы отправляемся с тобою, — заявил он отцу.

Лишь только вышел лорд Вильям, рядом с Галераном бесшумно возникла Джеанна.

— Я не осталась с вами, чтобы не трястись над Донатой. Ты заметил?..

Галеран невозмутимо поглаживал лежавшую на его плече милую ношу.

— А нужно было? — поддразнил он жену.

— Я тебе доверилась!

— Надеюсь, что так, — улыбнулся ее горячности Галеран. Он понимал, как тревожно Джеанне оставить дочь в чужих руках.

Заслышав голос матери, девочка обернулась к ней и зaхныкала.

— Ты опять голодна? — спросил Галеран, заглядывая в молочно-синие глазки. — Прожорливая маленькая особа.

— Они часто едят в этом возрасте, — промолвила Джеанна, и в ее голосе Галеран уловил тревогу. Сможет ли она когда-нибудь без опаски доверять ему ребенка?

— Ты выдержишь долгий путь?

— Конечно. Кормить ее легко, а аппетит скоро уймется. Почему ты спросил?

— Мой отец собирается присягать на верность Генриху. На днях он едет на юг, и я решил поехать вместе с ним.

— Зачем? — мягко спросила Джеанна, но Галеран почувствовал, как она напряглась.

— Чтобы вынести наше дело на суд короля. Надобно наконец его уладить.

Он видел, что Джеанна боится не меньше, чем он сам; но бездействие не менее опасно, чем действие.

Доната требовательно закричала; Джеанна взяла ее на руки и принялась укачивать.

— Но отчего так скоро? Ведь Генрих пока не так уж прочно сидит на троне.

— Джеанна, откладывать нельзя. Сейчас, когда умер король и нарастает смута, Фламбар может навязать нам свой суд, суд Церкви. Я не хотел бы ссориться с Церковью. В самом лучшем случае мы будем разорены.

— Но разве король не представит дело суду Церкви?

— Если и так, нас будет судить архиепископ Лондонский.

— А что, если он решит дело не в нашу пользу?

— Джеанна, не можем же мы бесконечно твердить: «Что если…» — Он обнял жену за плечи, окружил кольцом рук ее и Донату. — Ты мне веришь?

Она испуганно глядела на него.

— Конечно, верю.

Галеран понимал, что Джеанна выдает желаемое за действительное. Он же хотел большего. Он хотел того, что уже было между ними когда-то…

Видимо, Джеаина прочла его мысли.

— Я стараюсь, — прошептала она. — Мне надо освободиться от прошлого, тогда и тебе будет легче со мной.

Он поцеловал ее в щеку.

— Не слишком старайся, Джеанна. Я люблю тебя, люблю твой острый язычок и боевой нрав. И мне, право, не хотелось бы в один прекрасный день обнаружить, что я женат на медовоголосой скромнице, которая может лишиться чувств при одном виде дикого вепря.

К его удовольствию, Джеанна зарделась и пыталась скрыть это, опустив взор к личику дочери.

— Твой отец сошел с ума, — сообщила она Донате и, спохватившись, в ужасе воззрилась на Галерана.

Он заставил себя улыбнуться.

— По всему, кроме крови, я отец ей. Но я не сумасшедший.

Алина вошла в светлицу, но, увидев, как любовно беседуют Галеран и Джеанна, тут же метнулась обратно в зал, а из зала — во двор. Почему-то сердце ее забилось сильнее от подсмотренной нечаянно чужой нежности.

Отчего она взяла в голову, будто ее не волнуют земные дела? После утренней службы она подошла к отцу Роберту и, отчаянно смущаясь, попыталась рассказать ему о своих мятежных чувствах. Втайне она надеялась услышать, что любая встреча с Раулем — тяжкий грех, и теперь ей следует немедленно вернуться в обитель.

Но совет святого отца оказался совсем иным.

— Леди Алина, вы еще не давали никаких обетов. Вам надобно время, чтобы понять, на каком поприще господь призывает вас служить Ему. Если вы познали волнение плоти, это не препятствует вам стать монахиней. Те, кто удаляется от мира, тоже испытывают искушения, но учатся противостоять им, обретая в том новые силы.

Алина вышла из церкви растерянная, так и не поняв, что такое ее тревожное чувство к Раулю де Журэ — знамение божье, что ей пора замуж, или дьявольское искушение, ниспосланное, дабы укрепить ее.

В то же время она не переставала гадать, испытывает ли Рауль хоть какое-нибудь чувство к ней или это просто игра, которой развлекает себя полный сил мужчина, оказавшися в северной глуши.

Алина шла в дальний угол двора, где мужчины обычно упражнялись в фехтовании и рукопашной борьбе, зная, что возможно, найдет там Рауля. Он был просто создан для ратных забав. Накануне она сквозь бойницу наблюдала, как он один отражал натиск двух вооруженных боевыми топорами солдат. Раз или два у нее едва не остановилось сердце, хотя Рауль был в доспехах, с мечом и щитом.

Но нынче, памятуя о разговоре за столом, она решила не прятаться.

Мужчины дрались на палках. Они были раздеты до пояса.

День выдался жаркий, и почти все бойцы, разгорячившись, скинули рубахи, но лишь вид полуобнаженного Рауля заставил сердце Алины забиться быстрее. Она уже раз видела его без одежды, когда он мылся, но тогда ее мало занимало созерцание его физических достоинств, ибо она старалась не смотреть.

Теперь же, помня о давешнем споре, она решила получше ознакомиться с его вооружением.

Боже милостивый…

Пятеро братьев Алины тоже были сильны и хороши собою, но бог обидел их ростом; высокий Рауль с его атлетической фигурой очень нравился Алине. Но завораживала ее даже не его телесная красота, а манера двигаться. Рауль обладал каким-то звериным, гибким изяществом; он наступал, отклонялся, сбивалс ног своих противников, словно кружил по утоптанной площадке в легком танце, и никому не удавалось даже дотронуться до него.

— Эй, — вдруг вскричал он, — что там выстроились как монашки за причастием! Давайте, возьмите меня!

Десять мужчин переглянулись, а затем атаковали его одновременно с разных сторон, оторопело усмехаясь при мысли, что, быть может, они повалят наземь этого демона. И все же, прежде чем он рухнул, придавленный их телами, им пришлось изрядно попотеть, и синякам и вывихам, обретенным ими в борьбе, поистине не было счета.

Алина прижала ладони ко рту, останавливая рвущийся с губ крик. Она была уверена, что Рауль мертв.

Но вот куча мала рассыпалась, и он вскочил на ноги, как ни в чем не бывало, шумно встряхнулся, и смешанные с грязью капли пота и облака пыли полетели во все стороны. Тут он заметил Алину, и на его черном от грязи лице особенно ярко сверкнула белозубая улыбка.

— Хотите палку, госпожа моя?

Алина отвернулась и бегом кинулась в зал.

Джеанна сидела за вышиванием; колыбелька Донаты стояла рядом.

— Что случилось? — спросила она.

— Ничего! — отвечала Алина, дрожащими руками поправляя покрывало и пытаясь унять дыхание.

— Нет, что-то есть… — лукаво улыбнулась Джеанна. — Дай отгадаю. Рауль де Журэ?

Алине оставалось лишь молча проклинать свою склонность краснеть по любому поводу.

— Я просто испугалась. На него напали десять человек…

— Боже правый! Но почему?

— Потому что он им велел, этот глупец. — Алина села, силой затавила себя успокоиться. Но вот руки перестали дрожать. Oнa начала прясть шерсть и рассказывать кузине о своей встрече с Раулем, придав ей вид забавного происшествия.

Выслушав, Джеанна заметила:

—Таким, как он, ничто не мило, кроме охоты и драк.

Алина старательно сучила нить.

— Что это — предостережение?

— Быть может… Но, пожалуй, мне не следовало говорить, что больше его ничто не занимает. Думаю, любовные игры должны увлекать его не меньше, чем охота. — И она пытливо взглянула на Алину.

Та не опустила глаз.

— Между нами ничего подобного не происходит.

— Хорошо, — протянула Джеанна, видимо, не до конца веря словам кузины. — Но если, как ты говоришь, он был весь в грязи, то, несомненно, ему надо вымыться?

Алина почувствовала, что краснеет.

— Ты права, — нарочито ровным голосом ответила она и пошла проверить, довольно ли на кухне горячей воды, ощущая всей кожей легкое покалывание нараставшего из-нутри возбуждения. Она солгала Джеанне. Любовная игра уже началась между нею и Раулем; во всяком случае, ей xoтелось, чтобы это было так. И еще ей хотелось, чтобы игра продолжалась.

Она подождала немного, но Рауль так и не появился. Тогда она отправилась искать его и нашла в компании других мужчин, которые смеялись, переговаривались и чистили оружие. Рауль любовно и заботливо водил точильным камнем по лезвию меча. Он успел надеть рубаху и умыться.

Завидя Алину, он вложил меч в ножны и со смиренным видом подошел к ней.

— Леди Алина, простите, если вас оскорбили наши грубые забавы.

— Нет, что вы.

— Значит, вас обидело мое приглашение. Я раскаиваюсь, простите меня.

— Хорошо, коли так. Но это было непристойно. — Алина знала, что хмурится, хотя сердиться не собиралась.

— Вовсе нет, — возразил Рауль, невинно глядя нее искрящимися глазами. — Вы не так меня поняли. Я с радостью поучил бы вас драться на палках, если вам интересно.

— С вами невозможно разговаривать! — вспылила Алина, стараясь не замечать, как облегают его великолепное тело тонкая рубаха и штаны. — Когда вы успели вымытся?

Усмехаясь, он оглядел грязную одежду.

— Вымыться? Несколько ведер воды из колодца — вот все мое мытье. Я достаточно чист для поцелуя?

Алина отпрянула.

— О, нет!

— Увы… Что ж, драгоценнейшая Алина, если не хотите целовать меня, пожалуй, мне лучше вернуться к заботам о драгоценном мече. — И без лишних слов он продолжил точить меч. Алина растерялась, почувствовала себя покинутой и жестоко разочарованной.

Но тут же вспомнила, что у нее есть важное дело — помочь Джеанне собираться в дорогу.

— Алина, — сказала Джеанна утром, когда они вдвоем рылись в сундуках, выбирая, какую одежду взять с собою, — тебе совсем не обязательно ехать с нами. Хочешь, возвращайся в Берсток или прямо в обитель.

Алина из-за вороха разноцветных тканей умоляюще посмотрела на нее.

— Я ни разу не была на юге, а мне всегда хотелось…

— Нам предстоит долгий, трудный путь, а в конце его ждут опасности. Вдруг нападет герцог Роберт?

— Дорога не страшит меня. И потом, что нам грозит, если с нами едут лорд Вильям и Галеран? И Рауль де Журэ тожe, — добавила она, моля Всевышнего, чтобы Джеанна не догадалась ни о чем. — Он ведь тоже едет?

— Думаю, да. Галеран говорил, что он хочет найти виноград… Должно быть, тоскует по своему дому на юге Франции.

Алина спрятала зардевшееся лицо в недрах сундука.

В маленькой уютной приемной архиепископского дворца в Дургаме Ранульф Фламбар развернул сыромятную кожу и несколько слоев тонкой ткани и достал маленький белый череп.

Коренастый плотный человек средних лет, с изжелта-бледным лицом, в грубых чертах которого угадывались недюжинный ум и хитрость, он своими поступками снискал славу беззастенчивого скряги.

Из письма, приложенною к дару, Ранульф понял, чего ему ждать от Галерана Хейвуда, но все раздумывал над неясными намеками между строк. Странный дар тем более обеспокоил его, что был доставлен почти одновременно с известием о нежданной смерти Вильгельма Рыжего.

Да, гибель короля стала тяжелым ударом для Фламбара, но он не имел привычки тревожиться о том, чего все равно нельзя изменить. Теперь его волновало лишь одно: как сохранить свои богатства, власть и влияние при дворе.

Он сам охотно служил бы Генриху Боклерку, как служил его брату, но новый король никогда особенно не жаловал его. Разумеется, Генриху, как и Рыжему, рано или поздно понадобились бы деньги, а Ранульф умел выжимать деньги из Англии. Но все же нельзя всецело зависеть от преходящей нужды короля в деньгах; это не могло помочь удержаться на высоте.

Рассмотрев как следует череп, Ранульф послал за Раймондом Лоуиком.

Вскоре вошел плечистый, высокий человек — столь высокий, что ему пришлось пригнуться, чтобы не удариться головою о каменную притолоку, и столь внушительно сложенный, что в маленькой приемной сразу стало тесно. По наблюдениям Фламбара, в натуре Лоуикачестолюбие странным образом мешалось с вечными угрызениями совести; но его золотые кудри, широкая грудь и гордая осанка распола гали к нему людей — в особенности женщин. А в центре занимающих Фламбара событий как раз и была женщина…

— Милорд архиепископ, у вac есть вести для меня? Он стоял, положив ладонь на рукоять меча, словно в этот неподходящий момент был готов к битве. Архиепископ Фламбар вздохнул и поведал Лоуику о бесплодном паломничестве брата Фортреда из Хейвуда в Бром.

Тот помрачнел.

— Отчего же он не справился со столь простым делом?

— Оттого, что лорд Галеран оказался намного умнее, чем ты, сэр Раймонд, дал мне основания полагать.

— При чем здесь его ум? Вы ведь говорили, что у меня есть права на мою дочь.

— Но нельзя разлучать мать и дитя — на что и мы рассчитывали, — а лорд Галеран заявил свои права на внимание и услуги своей жены.

Красиво очерченные губы Раймонда крепко сжались.

— Милорд архиепископ, но это мало чем отличается от изнасилования! Джеанна всегда любила меня одного, она не по своей воле шла замуж. Ее отец кнутом пригнал ее к алтарю и силой вынудил сочетаться узами брака с этим недомерком.

Нечто подобное Фламбар слышал и из других источников, и потому решил поверить Лоуику. Но последние события опровергали его слова.

— И все же, — промолвил он, — она не покинула замок вместе с тобой, когда у нее появилась такая возможность.

— Клятвы, произнесенные у алтаря, слишком много значат для леди Джеанны, — выпрямился Лоуик, — и я преклоняюсь перед ее покорностью долгу.

— Это и в самом деле похвально, — отозвался Фламбар — если б не одна подробность. Насколько известно мне, она ни разу не была близка с тобою ни пока была в тягости, ни после.

Лоуик покраснел.

— И за это я тоже преклоняюсь перед нею. Милорд архиепископ, она не дурная женщина. Мы поддались слабости, но лишь однажды.

— И все же, я убежден, ты уговаривал ее согрешить еще.

— В этом я исповедовался вам.

Фламбар молча смотрел на человека, которого избрал орудием для исполнения своих замыслов, и размышлял. Скорее всего Лоуик не лжет и Джеанна из Хейвуда предпочла его мужу. Но архиепископ по опыту знал, что женщина не станет внимать столь истово голосу совести, в особенности, если думает, что муж ее погиб. Если леди Джеанна просто боялась бежать от законного мужа, то его смерть избавила бы ее от страха; если же она искренне раскаивалась в совершенном грехе, то могла вместе со всем своим имуществом уйти в монастырь, что для Фламбара было крайне нежелательно.

Джеанна из Хейвуда могла помочь Фламбару ослабить власть Вильяма Брома и упрочить собственное положение на севере. Но также она могла стать источником бедствий, ибо то, что он успел узнать об этой женщине, всерьез беспокоило его. Он предпочитал иметь дело с женщинами глупыми и смирными.

— Брат Фортред также поведал нам, что кто-то напал на лорда Галерана близ его дома.

— Разбойники? — без особого интереса спросил Лоуик.

— Вряд ли. Некто, вооруженный самострелом. Лоуик вздрогнул всем телом, и все его безразличие пропало.

— Самострел! Дьявольское орудие… На что же рассчитывал этот злодей?

— Убить лорда Галерана, думается мне.

— Галеран был ранен? — спросил Лоуик, и Фламбар, как ни старался, не заметил в его глазах и тени надежды.

— Нет, остался невредим.

— Хвала господу, что так. Не должно христианину умирать столь недостойной смертью. Клянусь Святым Распятием, попадись мне этот несчастный…

— Он уже получил по заслугам, сэр Раймонд. Лорд Галеран сам разделался с ним, проявив при том, как я слышал, недюжинную отвагу.

— Он на такое способен, — одобрительно кивнул Лоуик.

Фламбар не спускал глаз с благородного глупца.

— Но, знаешь ли, случись Галерану из Хейвуда погибнуть тогда, это не было бы так уж нежелательно.

— А при чем тут наше дело? — недоуменно сдвинул брови Лоуик.

Фламбар счел за благо сменить направление беседы.

— Ты дал мне понять, что лорд Галеран немногого стоит как воин.

— Разумеется, ведь он мал ростом. Но разве много нужно сноровки, чтобы зарубить смерда?

— В Святой Земле лорд Галеран как будто бы сражался отважно.

— А я разве когда-нибудь отрицал это? — с еще большим недоумением нахмурился сэр Раймонд.

— Но ты никогда не ценил его боевое искусство особенно высоко.

Чистый лоб Лоуика прорезала глубокая морщина, золотые брови слились в одну сплошную линию.

— Я говорил, что у него нет особого вкуса к битвам. Ростом и статью он не вышел. Но сражается честно и отважно.

— И все же ты полагаешь, что в поединке мог бы разбить его?

Лоб Лоуика разгладился.

— Несомненно, милорд. Я не хотел бы, но ради Джеанны и нашего ребенка мне придется сделать это.

Фламбар уже не был так уверен, что может рассчитывать на победу Лоуика, хотя тот и слыл опасным противником. Все дело внушало ему некоторые сомнения. Поведение хозяина Хейвуда после его возвращения из похода было совершенно неожиданным, кроме того единственного тумака, который достался жене при встрече. Да и исход поединка чести так сложно предугадать! Нет, не стоит на него полагаться. При возможности поединка лучше избежать, воспользовавшись способами более верными и тихими.

— Король мертв, — без предупреждения промолвил он.

Смысл сказанного дошел до Лоуика не сразу.

— Рыжий? Как?

— Не в пример лорду Хейвуду, не успел уклониться от вовремя пущенной стрелы.

— Король был с Галераном?

— Нет, — терпеливо отвечал Фламбар, — он охотился в Новом лесу со своим братом Генрихом, который, верно, теперь уже захватил трон. К несчастью, он не дружен со мною. Нам остается лишь уповать на скорое возвращение в Нормандию герцога Роберта.

— Вы полагаете, герцог встанет на мою сторону?

— Да, когда ты пообещаешь ему поддержку. Если Вильям Бром поставит на Генриха, герцогу Роберту тоже нужна будет надежная опора на севере. Я поддержу его, и ты тоже, раз Галеран из Хейвуда погибнет, и его вдова станет твоею женой.

При этих словах Лоуик словно бы стал еще выше ростом. Фламбар провел рукою по гладкому белому черепу, лежавшему на столе.

— Что это? — с отвращением спросил Лоуик. — Детский череп?

— Череп Иоанна Крестителя, когда он был ребенком. Лоуик почтительно опустился на одно колено.

— Боже милостивый! Можно мне дотронуться до него?

— Конечно, — вздохнул Фламбар.

Раймонд благоговейно коснулся белой кости, поцеловал ее, и на его лице отразилось почти детское изумление.

— Откуда у вас такое чудо, милорд?

— Воистину, чудо. Это благодарственный дар Галерана Хейвуда мне за то, что я примирил его с тобою.

Лоуик вскочил с колен.

— То есть взятка! О, теперь понимаю. Вы поддерживаете его, не меня.

Фламбар взял в руки череп и стал внимательно изучать его.

— Должен признать, я мог бы. Но нет. Это лишено смысла, ибо семья лорда Галерана ни за какие посулы не встанет на мою сторону. — Он положил череп обратно и, отбросив тонкие намеки, заговорил с Лоуиком прямо. — Мы должны обернуть смерть Рыжего себе во благо, но, что бы мы ни делали, ключом к успеху все же остается смерть лорда Хейвуда.

— Я счастлив буду убить его в честном бою.

— Остается дождаться, пока он бросит тебе вызов.

— Он не осмелится! — рассмеялся Лоуик.

— Осторожнее со словами, сэр Раймонд. Не забывай: лорд Галеран — крестоносец. О нем надлежит отзываться с должным уважением.

Лоуик мерил шагами комнату, то плащом, то ножнами меча опрокидывая мелкую утварь.

— Только потому, что он был там? О, почему я тоже не принял обет! Уж я бы показал им, что такое истинный героизм!

— Уверен, многие разделяют твое сожаление. Раймонд продолжал ходить взад-вперед, и, когда он чуть не свалил, задев ножнами, подсвечник, Фламбар прикрикнул:

— Да стой же, наконец!

Лоуик повиновался.

— Слушай внимательно, — продолжал Фламбар. — Я слышал, Вильям Бром и Галеран Хейвуд хотят отправиться на юг, чтобы представиться Генриху. Разумеется, они рассчитывают на его поддержку. Леди Джеанна с младенцем, вне всякого сомнения, едет с ними. Вот и тебе надобно мчаться сейчас на юг и постараться войти в милость к королю, пока они еще в пути. Я пошлю с тобою брата Фортреда; он охотно поможет и делом, и советом, ибо, кажется мне, у него с Хейвудом свои счеты.

— Но я думал, что принесу присягу Роберту Нормандскому?

Фламбар небрежно махнул рукою.

— В Лондоне много окажется таких, кто преданно смотрит на Генриха, но не упускает из виду Роберта. Кроме того, Роберт до сих пор прохлаждается в Сицилии и вернется, быть может, только через несколько недель. Я и сам завтра отправлюсь в Лондон, но ты, конечно, доберешься быстрее меня.

Лоуик кивнул.

— Так что я должен сделать, милорд?

— Открыто поддерживай Генриха; заручись дружбой тех, кто окружает его. Как только появится лорд Хейвуд, постарайся довести дело до ссоры и убей его в поединке. Поскольку через твой меч господь явит волю Свою, у Генриха не будет иного выбора, как отдать тебе в жены леди Джеанну со всем ее имуществом. А потом, если Роберт пойдет на Генриха войной, ты в твоем новом качестве поддержишь его и возвысишься под его началом.

У честолюбивого Раймонда при этих словах загорелись глаза.

— Убить Галерана будет легко; надобно только втянуть его в перепалку.

— Уж ты постарайся. Если к тому времени, как я прибуду в Лондон, ничего не произойдет, у меня есть некоторые соображения, как нам поступить. Надобно только, чтобы ты выполнил свою часть дела и убил его. Ступай с богом, сэр Раймонд.

Раймонд упал на колени, благоговейно поцеловал сначала перстень Фламбара, затем — иерусалимскую святыню и отправился исполнять святое дело.

Архиепископ задумчиво смотрел на череп.

— Полезная ты вещь. Как раскрываются пред тобою люди! Но в этой схватке я, пожалуй, предпочел бы иметь на своей стороне не Раймонда Лоуика, а Галерана Хейвуда.