Сломленные души

Глава 12

Павел

Я ненавижу похороны.

Наверное, как и каждый, но меня они беспокоят на каком-то глубинном уровне. Выражения лиц людей. Печаль. Плач.

Когда начинают опускать гроб с Юрием, и его сестра падает на колени в грязь, я больше не могу этого выносить. Разворачиваюсь и иду в сторону парковки, а за спиной раздаются плач и крики боли. Даже когда еду домой, я все еще слышу их в голове. А то, что у нас до сих пор нет четких доказательств того, кто стоит за этим нападением, еще больше усложняет ситуацию.

Потянувшись к звонку, чтобы Ася открыла дверь квартиры, понимаю, что все еще в костюме. Правда, поверх него накинуто черное пальто, но оно все равно может встревожить Асю. Я планировал взять с собой сменную одежду, но забыл. Если бы несколько месяцев назад мне кто-нибудь сказал, что я буду переживать из-за того, что у меня нет под рукой джинсов и футболки, я бы рассмеялся им в лицо. С появлением Аси моя нелюбовь к джинсам как-то отодвинулась и исчезла. Все потому, что носить повседневную одежду вместо костюмов ей помогает, поэтому меня больше не беспокоит мысль о рваных «Левис».

Я отдергиваю руку, снимаю пальто и расстегиваю пиджак. Только когда пиджак, жилет и рубашка сняты, я снова тянусь к звонку. Спустя долю секунды меня осеняет мысль, что надо было просто воспользоваться ключом. Поздно.

Ася отпирает дверь. У нее округляются глаза, когда видит меня полураздетым, и ее взгляд останавливается на руке, держащей скомканную одежду. Медленно она берет меня за другую руку и заводит внутрь.

— Ты же замерзнешь насмерть, — бормочет она, направляясь в гостиную, а я следую за ней.

Когда мы доходим до дивана, она легонько подталкивает меня, чтобы я сел, и исчезает из виду. Я бросаю одежду на другой конец дивана и бесцельно смотрю на пустой экран телевизора. В голове все еще не выходит образ сестры Юрия, стоящей на коленях в грязи.

Из оцепенения меня выводит легкое прикосновение к плечу — передо мной стоит Ася. В руках у нее футболка и серая толстовка. Я не бросаю свою одежду где попало. Она должна была пойти в гардеробную, чтобы взять их для меня. Где висят мои костюмы. Я беру у нее футболку и надеваю. Как только накинул толстовку, Ася забирается ко мне на колени и обхватывает руками мою шею.

— Всё прошло плохо? — спрашивает она возле моего уха.

Я кладу руку ей на затылок, запуская пальцы в волосы, и вдыхаю.

— Да.

— Вы узнали что-нибудь еще о том, кто напал?

— Нет. Перед смертью Юрий сказал, что это были албанцы, но другой информации у нас нет. Парень, который поставлял наркотики, мертв. Без других зацепок мы не можем установить никаких связей.

Она крепче прижимает меня к себе. Я чувствую, как поднимается ее грудь, когда она делает глубокий вдох, затем начинает шептать.

АСЯ

— Парень, который меня похитил, не был албанцем. Во всяком случае, мне так не показалось, — дрожащим голосом шепчу я.

— Mishka, не надо. — Паша проводит ладонью по моей щеке. — Не надо об этом говорить, если не хочешь.

— Я была в баре с сестрой, — продолжаю. — Мы воспользовались поддельными документами, чтобы войти. Мы хотели просто потанцевать. К нам подошел парень. Он был красивым. Харизматичным. Рассмешил нас обоих. У него не было акцента, иначе я бы запомнила. Сиенна решила пойти домой пораньше, поскольку утром у нее был пилатес. Я осталась.

— А телохранителей с вами не было?

— Нет. Мы незаметно вышли из дома и поехали в бар на такси. Артуро всегда бесился, когда мы так делали.

Он проводит пальцем по моему подбородку.

— А мне он показался забавным. Этот парень, — говорю я. — Он сказал, что его зовут Роберт. Мы проболтали час, а когда я стала собираться домой, он предложил проводить меня на улицу, чтобы поймать такси. Мне показалось это очень милым.

Мне хочется рассмеяться от того, как глупо я себя вела.

— Он что-то прижал к моему лицу. Какую-то мокрую тряпку с резким запахом. Я пыталась вырваться, бороться с ним. Он был больше меня. Сильнее. Вскоре я потеряла сознание.

Мой голос дрожит. Я закрываю глаза, заставляя себя продолжать.

— Когда очнулась, вокруг царила тьма, ни единого проблеска света. Я лежала на холодной земле, а он стоял надо мной на коленях и рвал на мне платье. Я кричала и пыталась бороться с ним, но разум все еще был затуманен. Потом почувствовала… его… между ног. — Я крепко обнимаю Пашу за шею и зарываюсь в нее лицом. Он сидит так неподвижно, только грудь поднимается и опускается от учащенного, неглубокого дыхания. — Больно. Было так больно. Это был мой первый раз.

Паша обнимает меня крепче. Меня тошнит, когда рассказываю об этом, но теперь, когда начала, то не могу остановиться. Словно жаждала выговориться.

— Я оцепенела. Не могла пошевелить ни руками, ни ногами, меня словно внезапно парализовало.

Ощущение полной беспомощности, ужас, который я испытала в тот момент… Думаю, что никогда не смогу забыть.

— После… Мне удалось вырваться от него и побежать в сторону улицы. Я бежала изо всех сил. Но он все равно меня поймал. А потом накачал меня наркотиками. Я проснулась одна в незнакомой комнате. Мне было так страшно.

Меня крепко обнимают, и я чувствую, как Паша ласково поглаживает мою спину, совсем как в ту первую ночь.

— Там была женщина. Долли. Это она давала мне и другим девочкам таблетки. И продолжала приносить их дважды в день. Она же наставляла девочек и назначала встречи с… клиентами. — Я наклоняю голову так, что мои губы оказываются совсем рядом с ухом Паши, и шепчу: — Я не сопротивлялась. Я позволила им накачать меня наркотиками и делать со мной все, что они хотели. Какой нужно быть жалкой отвратительной личностью, чтобы позволить это?

Паша поднимает руку к моему затылку и наклоняет мою голову так, что наши глаза встречаются.

— Молодая, невинная девушка, которая подверглась такому жестокому насилию, что ее разум отключился в попытке ее защитить. Но ты боролась. Сбежала. Выжила. Тебя никто не спас. Ты сделала это сама.

— От этого я не чувствую себя менее отвратительно.

— Не говори так, детка. — Он целует меня в лоб. — Я найду тех, кто причинил тебе боль. И они будут кричать о пощаде, когда я сломаю их, как они пытались сломать тебя. Их смерть не будет быстрой.

Я впитываю его слова. Хочу ли я их смерти? Я представляю себе Роберта, молящего о жизни. Желчь подступает к горлу. Но разве я не молила об этом? А как же другие девушки? Теперь, когда представляю крики Роберта о пощаде, на моих губах появляется улыбка.

— Можно мне посмотреть? — нерешительно спрашиваю я, одновременно страшась и жаждая этой идеи.

— От начало и до конца, mishka.

Я прижимаюсь к Пашиной груди и обхватываю его руками. Меня снедает неуверенность и настороженность.

— Мне страшно, — шепчу я. — Страшно, что все повторится. Я не знаю, смогу ли когда-нибудь выйти на улицу и пройтись по ней одна, не вздрагивая каждый раз, когда кто-то проходит рядом.

— Сможешь. — Он снова гладит меня по волосам. — Я тебе это обещаю.