Слова и наставления

На пути к свободе… (ч.2)

Пожалуйста, послушайте. Я отдал Богу свою свободу. А что же сделал со мной Он? Освятил меня. Что значит освятил? Значит, что я принадлежу Ему как освященная Его собственность, с которой Он делает все, что заблаговолит. То, что принадлежит Богу, находится в Его распоряжении.

Следовательно, я полностью свободен, потому что уже принадлежу Ему и живу тем, чего возжелал. Я вкушаю то, по чему затосковала душа моя, осознав свое изгнанничество из настоящей жизни. Я отдал свободу и принял освящение. Я живу и не живу. Что значит — живу и не живу? То, о чем говорил апостол: живет во мне Христос (Гал. 2, 20). Понимаете теперь, что значит: «Не я более живу, но живет во мне Христос». Я живу, но и не живу: «Живет во мне Христос».

Помогли ли мои разъяснения понять вам то, о чем мы говорим сейчас? Не знаю, но полагаю, что вы войдете в состояние, которое пришлось испытать апостолу Павлу: «Не я более живу, но живет во мне Христос». «Живет во мне Христос» означает, что Христос для меня все. Стало быть, Он влечет меня за Собой. Помните, раньше я пытался привлечь к себе Божественную благодать, а потом отдал себя и потерял свою самостоятельность, утратил самовидение, свободу, разумение, полностью положился на Бога. Я оказался пленником Божественной любви.

Что же происходит с нами, когда мы живем со Христом? Ответ тут один: я знаю только то, что ничего не знаю, я понимаю одно — то, что я ничего не понимаю. А что мы можем понять, будучи сами ограниченны, ведь мы не обладаем непосредственным духовным пониманием вещей? Поэтому «я знаю только то, что ничего не знаю». Единственное, что я чувствую: меня влечет и тянет за собой в любви Своей Сам Христос. И единственное мое желание — чтобы это состояние не покинуло меня и мое восхищение Богом продолжалось, не убывала и та полная свобода, которую я в Нем вкушаю.

И опять мы сталкиваемся с противоречием. Мы все еще люди и имеем плоть. В тот час, когда я пойму, что знаю только одно и одного желаю — чтобы не ушло от меня это состояние, я почувствую, что потерял его. Стрела как бы вернулась назад. Любовь ощутила ослабление присутствия Бога и влечения к Нему. Поэтому душа говорит: «Когда же, когда же я покину этот мир? Когда же наконец?»

В тот час, когда душа говорит: «Боже, пусть все останется так», — пропадает ощущение объятий, и она видит, что затворена внутри маленькой келии, что она бедная студентка университета или бедный монах. И теперь живет повседневной жизнью в мире или в своем монастыре, на работе, в девстве или в браке, в этой нашей с вами жизни. Но как живет? Будьте внимательны. Мы уже познали Бога. Как же мы теперь проводим нашу жизнь, познав опыт общения с Богом?

То «ис–ступление», в котором человек пребывает, не есть выход из себя самого, из своего существа, но переселение этого существа. Как чувствует себя христианин, возлюбивший Христа и познавший Бога? Какова его повседневная жизнь в часы напряженной работы и отдыха?

В своей повседневной жизни он непрестанно испытывает тишину и покой. Его жизнь — это мир, любовь, радость, уверенность. И в то же время с ним постоянно что–то происходит: его существование несет на себе отпечаток воздействия, лежащего за пределами логики. А мы, можем ли мы о себе сказать, что испытываем уверенность, любовь и мир?

Обыкновенный человек живет против законов естества, отпав от природы. Но мы уже привыкли неестественное считать естественным, поэтому состояние «ис–ступления» несет в себе для нас нечто несообразное, неразумное по человеческим понятиям. В то же время «ис–ступление» беспредельно. Испытавший такое состояние человек живет вне искушений, мечтаний, в безгреховности, бесстрастии. Он исполнен миром, радостью, уверенностью, немыслимыми и несообразными с точки зрения человеческого разума. У него нет помыслов. Обыкновенный человек идет на молитву, а его голова полна помыслов, стрел, пущенных в него. Фьють! И угодил в него помысел: «Похоже, завтра я провалю экзамен». Вошел помысел! Как он вошел?

У «ис–ступленного» человека нет ни помыслов, ни искушений, ни мечтаний, ни возможности грешить, так как Бог безгрешен, а он наводнен Божественной благодатью. Он бесстрастен, и это бесстрастие является его целостной составляющей. Он переживает немыслимые страдания, страдания Христа, которые превосходят разумное. Это нечто не от мира сего (Ин. 18, 36). Жизнь в бесстрастии, в тишине, в радости с болью, со страданием, страхом, мучениями Страстей Христовых.

Такое состояние, страдания во Христе, возводят человека от земли на небо. Находясь на земле, он жительствует на небесах. И «это представляет его Богу, Который над всем». Твое страдание, по словам одного святого о молитве, покуда ты на земле, возводит тебя на небо и поселяет там и поставляет перед Самим Богом, Сущим над всем. Тот, Кто владычествует над всем, вот Он перед тобой! Вот сколь высоко поставляет человека страдание Христово.

Такова повседневная жизнь человека, посвятившего себя Богу. Живет он как все люди, так же, как и они, работает. Он рядом с ними. Я сижу и стучу по клавишам пишущей машинки, а он стучит рядом со мной. Но я–то думаю о невеселых моих делишках, а он ни о чем не думает, но переживает страдания Христа. Он такой же, как и я. Он разговаривает со мной: «Здравствуй, как дела, как поживаешь, что твоя мама?» — а в это время погружен в свое. Он может мне улыбнуться или пригрозить, похвалить меня, польстить и вместе с тем быть тем человеком, который живет в мире, радости, уверенности, бесстрастии. Он живет в том же мире, что и я, в той же атмосфере, сталкивается с теми же самыми искушениями, но в нем больше нет способности ко греху, в нем все наводнено струями Божественной благодати. Так он в полном спокойствии живет себе в этой жизни. Так протекает его повседневная реальность. То, что мы называем страданиями Христовыми, входит в его будничную жизнь.

Но эти страдания для него не представляют ничего особенного, это его привычное «я», это хлеб да соль. Но разве будешь питаться только хлебом да солью? Так и он не довольствуется обыденной жизнью и снова и снова ищет взлетов — того, о чем мы говорили раньше, того, что потерял человек, воскликнув: «Ах, Боже мой, я хочу остаться здесь!»

И поэтому, живя будничной жизнью, ему свойственной (вот бы нам хоть малую толику такой повседневности!), он непрестанно ищет взлетов, «ис–ступления», видений. Тогда приходят мгновения, целые часы его восхождения к Богу, взлетов. Его ум, его дух, как вода, взлетает вверх из фонтана, устремляется к Богу.

Эти моменты и чередования будней со взлетами в небеса помогают ему освоиться там. Уже на земле Бог становится для него чем–то близким. Я пришел сюда как чужой, мне поставили стул, и я сел на него. Мог ли я сказать «нет» и не садиться на этот стул? Я еще не освоился. Когда я приду сюда пятнадцать–двадцать раз, то войду сам, уже без стука в дверь, и стану делать то, что хочу. Я привыкну, и это место станет моим домом.

Когда мы осваиваемся в небесных обителях, то возвращаемся в тот мир, какой существовал до грехопадения. Адам, Ева и Бог так легко беседовали друг с другом в раю, словно друзья. Подумайте, какие прекрасные вечера проводили в раю Адам и Ева вместе со Христом: садилось солнце или восходило, вместе там были собраны и звери дубравные, и рыбы речные, и все Божие творение. И текли там четыре реки. И чего там только не было: и птицы небесные, и ангелы, и все. Какие великолепные солнечные дни и дни облачные они переживали вместе с Богом, какие дивные прогулки совершали в раю! Все это вкушает душа обоженного человека.

Когда я прихожу к вам, о чем мы говорим? Об обыденном: «Как дела? Как вы тут поживаете? А, это твой брат, да?» Но, набравшись смелости, я задаю и другие вопросы. Проникаю в сердце, душу, потайные покои дома. Так же я вхожу и в тайные дворы Бога. Не в те, о которых мы говорили вначале, не в первые откровения, но в те, что показывает Бог моему уму. Я вступаю в тайны Божества и получаю ясное понимание учения Церкви. Не то смутное представление о Святой Троице, что имел прежде. А ну–ка, если бы я попробовал сейчас объяснить тебе, что такое Святая Троица. Не смог бы, и ты бы ничего не понял. Сейчас Святую Троицу нам открывает Сам Бог, и я получаю откровение о Святой Троице, о таинствах церковных, о Божественных глубинах. Они длятся дни, часы, а иногда и мгновения. Но скажите, может ли хоть что–то заменить нам эти мгновения? Думаю, что всю жизнь стоит отдать за одно из них. И пускай нам говорят другие люди: «Что с ними случилось, и они нам говорят, что еще в этой жизни можно увидеть Бога?!». Они это говорят, потому что не могут этого понять, да и не ищут Бога, не стремятся к таким откровениям. Однако мы будем продолжать Его изыскивать, даже если нам придется увидеть Его только в другой жизни.

Мы рассмотрели путь души с момента осознания ею своего изгнанничества до мгновения вкушения Божественной любви и следующего за этим окончательного пребывания в Боге.

Удастся ли нам пройти этот путь? Не могу ответить с уверенностью. В заключение приведу два примера.

Один монах, посвятивший себя Богу, оставил свой монастырь. Он ушел помолиться далеко — в поля, леса, взыскуя и призывая Господа. Братия искала его, звала, но дозваться не смогла. А он, плача, проливая потоки слез и отпуская свою душу к Богу, удалился в пещеру. Там, в полумраке ее нескончаемой ночи, он преклонил колена и опустошал, самоуничижал, изливал себя перед Богом, полагая на Господа все свое упование.

Он непрерывно молился, не понимая, в теле или вне его находится. Шли дни и ночи. Через сорок дней братия отыскала его. Толкали, толкали и увидели, что он весь благоухает, но остается недвижим. Душа его отлетела ко Господу. По мирским понятиям он был мертв, но для имеющего очи духовные, наоборот, наконец–то ожил и стал причастником жизни вечной. Он был мертв, но душа его отныне вечно пребывала с Богом.

Второй пример. Монах, преисполненный духовного вожделения, вышел из своего монастыря, удалился в пещеру и там молился Богу. Солнце всходило и заходило. Снаружи кричали лоточники, крестьяне, радовались, веселились — он знать не знал, но жил в вечном единообразии: коленопреклоненный, во мраке пещеры молясь ко Господу. Через сорок дней его нашел один человек в исступлении, с сияющим ликом, переселенным сердцем. Это превосходное, неземное, небесное видение он сподобился лицезреть на земле, в нашем с вами мире.

«Жив ли он? Может, он неживой?» — подумал нашедший его и подошел поближе, чтобы дотронуться до него. Очнувшись, молитвенник смутился: «Зачем ты увел меня оттуда?», — произнес жалобно, будто спросонья. Но спал ли он? Нет, не спал. Его ум был в единении с Богом. Его побеспокоили, и ум тотчас спустился на землю и увидел себя в пещере. Рядом стоял живой, растормошивший его человек, который в подлинном, духовном смысле был мертвецом: «Зачем ты увел меня оттуда, с тех небесных вершин?»

Мы не можем вкусить сладостных мгновений, прилепляясь к земному! Они так прекрасны, что любой, переживший их, воскликнет: «Зачем ты увел меня оттуда?» — или угаснет в ожидании, когда плоть останется здесь, а дух переселится и наверху станет лицезреть Бога, как в случае с первым монахом. Разве примеры этих плодов не стоят любого, даже самого тяжелого, труда? Надо либо оставить на земле свои бренные кости, либо жить здесь, но с Богом.

Думаю, что Господь бросил наши души в жизненные бури и земные мучения после грехопадения для того, чтобы снова они обрели переживания восхождения к Богу. Почувствовав свое изгнанничество и богооставленность, устремимся ко Господу и возжелаем жизни с Богом.

Обожение — это непрерывный процесс. Оно не происходит в один раз. Обожение — это состояние и динамическое действие, которое окончится только в жизни иной.

Поэтому обычно, когда я пребываю во владениях Бога, я переживаю моменты страдания за Христа. В этом заключается взыскание Бога, Которого я в непрестанных поисках обретаю.

Ежедневно мы испытываем мгновения тишины, покоя, радости, страдания Христова, непрестанной молитвы. Душа научается молитве настолько, насколько она познала Господа, думает о Нем и любит Его. Она не ждет распоряжений: «Молись, душа моя, пора выполнить пятьсот четок». Нет, душа уже навыкла в непрестанной молитве.

Но будьте осторожны. Непрестанная молитва творится не потому, что нужно. Помните, что мы говорили вчера: где появляется «нужно», там мы терпим поражение, а потому по–другому душа уже жить не может. Она вкусила Бога, и ей одиноко без Него. Молитва есть плод ее любви к Богу, а потом и причастности, и единения с Ним.

Молитва — это то, что делается из любви к Богу. Если я Бога люблю, то хочу с Ним общаться, будучи еще здесь, на земле, в моей повседневной жизни. Молитва прекращается, когда я восхожу ввысь. Там Бог захватывает нас, и мы пребываем в Его полной власти, там Он нас открывает, опаляет, осиявает. Там нас обымают Его лучи, омывают, и мы становимся тем же, что и Он. Как железо, положенное в огонь, делается огненным, так соединяюсь с Богом и я. Там молитва становится исступлением. Но здесь я тоже молюсь и в молитве выражаю свою любовь к Богу, свое общение и единение с Ним.

Следовательно, эта моя любовь не есть действие ума, но действие всего человека. Поэтому мы и говорим: пусть сердце молится. А значит — и весь человек в своем восхождении к Богу. Такой должна быть молитва человека.