СЛОВО ТОВАРИЩУ СТАЛИНУ

Такие лица, преследуя свои цели, не сознавали идеи вообще; но они являлись практическими и политическими деятелями. Но в то же время они были и мыслящими людьми, понимавшими то, что нужно и что своевременно. Именно это является правдой их времени и их мира, так сказать, ближайшим родом, который уже находился внутри. Их дело было знать это всеобщее, необходимую ближайшую ступень в развитии их мира, сделать ее своей целью и вложить в ее осуществление свою энергию. Поэтому всемирно-исторических людей, героев какой-нибудь эпохи, следует признать проницательными людьми, их действия, их речи — лучшим в данное время.

Гегель

Предисловие составителя

Весной 1972 года во время наших совместных трудов Григорий Оганов (ныне уже покойный) подарил мне стихотворение, которое стало некоторым образом рубежным в моем осмыслении личности и роли Сталина.

Гриша был бакинец и журналист. Наверное, он лучше меня видел кавказские истоки сталинского характера, да еще и собирал исторические материалы. Однако, может быть, и он не вполне ощущал трагически-пронзительное проникновение в собственную судьбу, которое несло в себе наивно-прозрачное произведение 16-летнего семинариста, написанное как бы для серии поэтических «пророков» в родной литературе.

Вот это стихотворение:

Ходил он от дома к дому,

Стучась у чужих дверей,

Со старым дубовым пандури,

С нехитрою песней своей.

А в песне его, а в песне,

Как солнечный блеск, чиста.

Звучали великая правда,

Возвышенная мечта.

Сердца, превращенные в камень,

Заставить биться сумел,

У многих будил он разум,

Дремавший в глубокой тьме.

Но вместо величья и славы

Люди его земли

Отверженному отраву

В чаше преподнесли.

Сказали ему: «Проклятый,

Пей, осуши до дна…

И песня твоя чужда нам,

И правда твоя не нужна!»


Этот текст опубликован в газете «Иверия» 25 декабря 1895 года. Он так бы и остался невинным школьническим опытом, если бы не великое — славное и страшное — будущее автора. Уже сорок лет Сталин, переживший самые громкие восхваления и триумфы, когда-либо выпадавшие на долю смертного, покоится то рядом с Лениным в Мавзолее, то позади Мавзолея, под Кремлевской стеной, и все эти десятилетия громоздятся хулы в его адрес, а его имя втаптывается в грязь.

Единственное, в чем ошибся юный поэт Сосо Джугашвили, так это в том, что отверженным в державном доме, который он строил, он стал не при жизни, а после смерти. Многие из тех, в ком Сталин пытался будить разум, с лихвой выместили на нем, мертвом, филистерское раздражение своих растрепанных умишек. Было предпринято все возможное и невозможное для того, чтобы сделать его правду чуждой народу, а его песню — никому не нужной. При всей оглушительности поношений — с основанием (а оно также имеется) и без оного — Сталин теперь самый неизвестный из когда-либо писавших и говоривших. Его мысли и суждения, как правило, даются в тенденциозном пересказе и в усеченном виде, «…и на устах его печать». Работы Сталина почти не переиздаются, и он лишен возможности вести прямой диалог уже с двумя поколениями читателей.

С сознанием своей гражданской ответственности, требуя: «Слово товарищу Сталину!», — составитель помещает в этом сборнике ряд работ Кобы послеленинского периода, когда он оказался во главе Российской, а с 1925 года Всесоюзной коммунистической партии (большевиков). Эти работы, давно или вовсе не публиковавшиеся, неведомы большинству. Сборник естественно распадается на три части: довоенную, с 1924 года; военную, 1941–1945; финальную. Тексты располагаются в хронологическом порядке. Заголовки в большинстве случаев даны составителем.

В конце книги каждому тексту соответствует краткое авторское примечание. Оно, естественно, недостаточно с точки зрения традиционного академизма, но ни к чему другому составитель и не стремился. Для научного комментирования надо проделать колоссальную исследовательскую работу, в том числе в архивах, для которой я не располагаю временем, да она, думается, здесь и не нужна. Мы сыты по горло яковлевыми и лацисами, дзарасовыми и волкогоновыми. Надо, наконец, позволить говорить самому Сталину. Что же касается моих примечаний, то это всего лишь личный взгляд современника, прожившего довольно долгую жизнь и имевшего возможность кое-что наблюдать и сравнивать.

Какой-нибудь мыльный, застойно-перестроечный «академик» попытается вновь, наподобие Ю. Арбатова, заклеймить автора этих строк как «догматического сталиниста». Но это несерьезно. Ни демонизация Сталина, служащая внутренней и международной реакции, ни его канонизация, практикуемая консерваторами от коммунизма, не допустят нас к истине. Поэтому, не играя бесплодно и фальшиво в «сталинистов» и «антисталинистов», я предлагаю применить простой шекспировский принцип: «Он человек был, вот что несомненно», — и прежде чем вести разговоры о нем, изучать его самого.

«Сталин был самым ненавистным и самым любимым, глубоко уважаемым и люто презираемым государственным деятелем во всей истории, — писал А. Авторханов. — В его государстве не было людей, равнодушных к нему, — были только энтузиасты и враги. Ни один современник не нарисовал и едва ли нарисует его точный политико-психологический портрет, ибо у него нет беспристрастных современников — даже после его смерти. Чтобы понять его психологию и правильно оценить его деяния, а значит, и его место в истории России и мира, нужны хотя бы лет сто-двести исторической дистанции» (Авторханов А. Загадка смерти Сталина (Заговор Берии). М., 1992. С. 104).

Думаю, что при верной в целом констатации противоречивого восприятия Сталина А. Авторханову несколько изменяет историческое чутье. Серная мгла, которой своекорыстно постарались окружить имя и образ Сталина определенные силы, наконец-то рассеивается под влиянием их же собственных мерзких творений. Пляшущая канкан контрреволюция в Советском Союзе и России уже промыла многим соотечественникам глаза кровью жертв 4 октября. Бред «перестройки» и «рынка» без производства, развальных «реформ» и распродажи страны, ее искусственно подстроенного обнищания и вымирания все чаще пересекается со сверкающей сталинской мыслью и волей. Не только мне и моим друзьям, всем россиянам есть с чем сравнить нынешнюю нашу убогую действительность. Вопреки А. Авторханову, свершенное при участии и под руководством Сталина, контраст между всем этим и постигшим нас разорением доказывают никчемность многих сознательно подогретых антисталинских страстей, облегчая понимание его психологии и правильную оценку его деяний. Наваждение проходит быстрее, чем казалось, и срок, назначенный А. Авторхановым — 100–200 лет, — сам собой сокращается не по дням, а по часам.

В настоящем сборнике, очевидно, представлен не весь Сталин. Единственное, за что можно ручаться, — это то, что перед читателем предстанет Сталин забытый, неизвестный, разный. При этом я ограничиваю свою задачу тем, чтобы дать поработать историческому материалу без каких-либо добавлений, поскольку он интересен и ярок сам по себе. Благодарю всех тех, кто сочувственно отнесся к такому замыслу, и особенно тех, кто оказал мне прямую помощь в работе, — Киру Алексеевну Корнеенкову, Ларису Геннадиевну Косолапову, Николая Васильевича Мищенко, Татьяну Валентиновну Чеплакову.

РИЧАРД КОСОЛАПОВ.

Москва. Июль 1993 — март 1994.

Загрузка...