Глава первая

На взморье предполагалось провести неделю, но у обоих к отдыху не лежала душа, и они решили вернуться раньше. Мэйкон рулил. Сара сидела рядом, привалившись к окну. Сквозь ее спутанные каштановые пряди проглядывали кусочки хмурого неба.

Мэйкон был в своем дорожном летнем костюме, в котором, считал он, путешествовать гораздо разумнее, нежели в джинсах. Джинсы жесткие, у них эти грубые швы и заклепки. На Саре было махровое пляжное платье без бретелек. Казалось, супруги возвращаются из двух совершенно разных поездок. Сара загорела, Мэйкон – ничуть. Рослый, бледный, сероглазый, прямые светлые волосы коротко стрижены, он был из тех, кто обгорает мгновенно. И с полудня всегда прятался от солнца.

Едва выехали на разделенную отбойником автостраду, как небо почернело и крупные капли испятнали ветровое стекло. Сара выпрямилась.

– Хоть бы не полило, – сказала она.

– Короткий дождь не помешает, – ответил Мэйкон.

Сара откинулась на сиденье, не отрывая глаз от дороги.

Утро, четверг. Машин было немного. Обогнали грузовой пикап, потом фургон, весь обклеенный зазывными афишами. Капли на ветровом стекле сливались в струйки. Мэйкон включил дворники. Убаюкивающе шуршали щетки, тихонько барабанило по крыше. Временами задувал ветер. Дождем прибило высокую блеклую траву на обочинах. Косые струи лупили по лодочным причалам, дровяным складам и магазинам «Мебель со скидкой», уже успевшим потемнеть от влаги.

– Тебе видно хорошо? – спросила Сара.

– Вполне, – сказал Мэйкон. – Это пустяки.

Они догнали грузовик, с задних колес которого веером летели брызги. Мэйкон принял влево и обошел его. На мгновенье их накрыло водяной пеленой, грузовик остался позади. Одной рукой Сара ухватилась за приборную панель.

– Не понимаю, как ты видишь дорогу.

– А ты надень очки.

– Это улучшит твой обзор?

– Нет, твой, – ответил Мэйкон. – Ты вперилась в стекло и не различаешь дорогу.

Сара не выпускала панель. Широкое гладкое лицо ее излучало покой, но, приглядевшись, вы бы заметили напряженность, затаившуюся в уголках глаз.

Машина стала их домиком. От дыхания стекла запотели. Кондиционер уже не работал, но еще чувствовались остатки искусственной прохлады, быстро превращавшейся в сырость, отдававшую плесенью. Проскочили под эстакадой. На пугающе бесшумную секунду дождь прекратился. Не успела Сара облегченно выдохнуть, как по крыше вновь забарабанило. Сара обернулась и тоскливо посмотрела на эстакаду. Мэйкон гнал вперед, руки его расслабленно лежали на руле.

– Ты заметил парня с мотоциклом? – спросила Сара. Сквозь неумолчный равномерный рокот, окутывавший их, говорить приходилось громко.

– Какого парня?

– Он стоял под эстакадой.

– В такую погоду мотоцикл – это безумие, – сказал Мэйкон. – Да и в любую другую тоже. Ты уязвим для стихии.

– И мы могли бы там переждать.

– Сара, если б я почуял хоть малейшую опасность, я бы давно остановился.

– В этом я, знаешь ли, не уверена, – откликнулась Сара.

Они миновали поле, на котором дождь, ливший уже стеной, повалил кукурузные стебли и затопил межрядья. Водяные залпы бились о ветровое стекло. Мэйкон переключил дворники на максимально быстрый режим.

– Похоже, тебе безразлично, – сказала Сара. – Ей-богу.

– Безразлично? – переспросил Мэйкон.

– На днях я тебе сказала: Мэйкон, сказала я, после смерти Итана мне иногда кажется, что жизнь бессмысленна. Помнишь, что ты ответил?

– Сразу не вспомню.

– «Милая, – сказал ты, – если честно, я никогда не видел в ней особого смысла вообще». Вот твои точные слова.

– Хм…

– Ты даже не понимаешь, что в них плохого.

– Наверное, нет.

Миновали ряд автомобилей, припаркованных на обочине, – затененные окна, на сверкающих капотах пляшут дождевые фонтанчики. Одна машина слегка накренилась, словно вот-вот свалится в кювет, где бурлил мутный поток. Мэйкон не сбавлял скорость.

– Неважный из тебя утешитель, – сказала Сара.

– Я стараюсь как могу, милая.

– Ты живешь своей прежней жизнью. День за днем по заведенному распорядку, по унылым привычкам. Никакого утешения.

– По-твоему, мне оно не требуется? – спросил Мэйкон. – Ты не единственная, Сара. Не понимаю, почему ты считаешь это своей единоличной утратой.

– Порой так оно и выходит.

Они помолчали. Волны из лужи, озером разлившейся посреди шоссе, ударили в автомобильное брюхо, машину повело вправо. Мэйкон тормознул и вновь дал газу.

– Вот, к примеру, этот дождь, – сказала Сара. – Ты же видишь, я нервничаю. Чего стоило бы переждать? Этим ты бы выказал заботу. Дал понять, что в горе мы вместе.

Мэйкон вглядывался сквозь ветровое стекло, под струями казавшееся мраморным.

– У меня своя система, Сара, – ответил он. – Ты же знаешь, я вожу по системе.

– Ох уж эти твои системы!

– И потом, если жизнь тебе кажется бессмысленной, чего уж нервничать из-за ливня.

Сара съежилась на сиденье.

– Ты только глянь! – воскликнул Мэйкон. – Фургон вообще смыло на другой конец стоянки.

– Я хочу развод, – сказала Сара.

– Что? – Мэйкон затормозил и уставился на жену. Машина вильнула. Мэйкон перевел взгляд на шоссе. – Что я такого сказал? Что не так?

– Просто я больше не могу с тобой жить.

Мэйкон смотрел на дорогу, однако нос его заострился и побелел, словно кожа на лице туго натянулась. Мэйкон прокашлялся.

– Милая. Послушай. У нас был трудный год. Тяжелое время. Такое часто бывает с теми, кто потерял ребенка. Все это говорят. Все говорят, это ужасное испытание для брака…

– Как только вернемся, я подыщу себе жилье, – перебила Сара.

– «Себе жилье», – эхом повторил Мэйкон, но так тихо, что за шумом дождя казалось, будто он беззвучно пошевелил губами. – Что ж. Ладно. Если ты и впрямь этого хочешь.

– Можешь забрать дом, – сказала Сара. – Ты же ненавидишь переезды.

Почему-то именно это ее доконало. Она резко отвернулась. Мэйкон включил правый поворотник. Заехал на заправку «Тексако», встал под навесом и выключил мотор. Потом начал растирать себе колени. Сара вжалась в угол. Только стук дождя по высокому навесу нарушал тишину.

Загрузка...