— Вон, смотри, сейчас нас точно тормознут, — сказал я, показывая на пост впереди. — Вот чуйка у меня на подобные неприятности.
И точно, полненький милиционер в пальто цвета «маренго» махнул нам жезлом, указывая на место рядом с машиной канареечного цвета, по борту которой шла синяя полоса. Таким же желтым цветом светились буквы «ГАИ» на выкрашенном в синий багажнике.
— Сейчас точно будет денег клянчить, — вздохнул я.
— С чего ты взял? — спросил Зинчуков, поворачивая руль «Волги». — Ах да, забыл… Тебе же не просто так дали оперативную кличку «Оракул».
— Не кличку, а позывной. И тут всё просто, как дважды два четыре. Улаганский тракт особо не радует наличием машин, — хмыкнул я в ответ — Тут нет почти никого. А мы с московскими номерами «ММЦ» как подарок с небес. Не государственные номера, не правительственные… И по любому найдет какое-нибудь нарушение, чтобы дырочку в талоне пробить. Либо намекнет о возможности запломбировать дырочку денежкой.
— Думаешь? — хмыкнул Зинчуков. — Ну что же, тогда покажем ему фокус…
Он свернул на обочину и с улыбкой вышел наружу. Я тоже вышел, чтобы ноги размять и чтобы не упустить грядущий спектакль. Всё-таки путь не близкий, да и дорога из гравия не предполагала большого расслабления. Осенние дожди успели основательно подпортить покрытие, отчего Зинчуков еле слышно матерился, когда колесо попадало в невинную на вид лужицу, которая коварно скрывала глубокую рытвину.
Второй гаишник сидел в машине. Погода на улице не радовала, поэтому ему явно лишний раз не хотелось высовывать нос на улицу. Для «развода» хватит и одного человека.
— Старший лейтенант Кудытов! — небрежно отдал честь остановивший нас гаишник. — Нарушаем, граждане?
Вот так вот с места и в карьер. Даже не спросил для приличия документы, не попялился в них, чтобы хотя бы чуточку проявить заинтересованность. Нет, сразу же пошел прессинг.
— Да вы что? Какие нарушения? — доброжелательно отозвался Зинчуков. — Мы самые законопослушные люди в СССР! Сами не нарушаем и нарушителей презираем.
— Да? Тогда почему превышаете скорость? — нахмурился старший лейтенант Кудытов.
— Когда? — сделал глуповатое лицо Зинчуков. — Я всегда езжу аккуратно. Тем более, что путешествуем с сыном, любуемся горами и природой… Тут не до скорости.
В ответ на его слова старший лейтенант поднял вверх руку с секундомером-скоростемером. Он показал значения на круглом циферблате, а потом махнул рукой в ту сторону, откуда мы ехали.
— Вон там стоят столбики, отмеряющие сто метров. Так вы превысили разрешенную скорость на целых двадцать километров. А говорите, что никогда не лихачите, товарищ автовладелец, — покачал головой лейтенант.
В его голосе слышалась вселенская грусть от того, что существуют на свете подобные люди, которым сам черт не брат и которых хлебом не корми — дай только нарушить правила дорожного движения. Ведь как раз из-за таких людей и должны мерзнуть на холодном ветру люди, подобные доблестному гаишнику Кудытову.
— Ух ты, даже не заметил, — продолжал валять дурака Зинчуков. — У вас тут такие виды, такие алтайские красоты, что невольно перестаешь следить за скоростью. Прошу прощения, товарищ старший лейтенант. Больше такого не повторится. Может… Обойдемся предупреждением?
И тут лицо гаишника стало ещё грустнее. Он явно жалел нерадивого водителя и его сердце обливалось кровью, но…
— Товарищ водитель, к сожалению я не могу вас так просто отпустить. Вы сами видите, что дорожное покрытие неровное и превышать скорость ни в коем случае нельзя. К сожалению, подобные действия могут привести к аварийной ситуации. Я просто вынужден сделать прокол в вашем талоне… Эх, и куда же вы так спешили-то?
С видом самого скорбящего в мире человека гаишник достал свой компостер. По его лицу только горькая слеза не пробежала — так он переживал о грядущем действии.
— Так мы же фокусники, торопимся в Акташ на представление, — Зинчуков вытащил свой идеально целый талон. — Товарищ старший лейтенант, так может не надо делать прокол в таком талоне? Зачем портить жизнь водительскую? Может, как-нибудь по-другому удастся договориться?
Гаишник помолчал для вида. Оглянулся на своего напарника, посмотрел на меня.
— Товарищ водитель, вы хотите договориться с инспектором ГАИ? — поднял он бровь.
— Ну да, я могу показать фокус с превращением десятирублевой купюры. Вот сейчас я положу эту купюру вам в карман, скажу волшебные слова, а через мгновение она удвоится. Хотите увидеть такой фокус? — с лукавой улыбкой спросил Зинчуков.
Гаишник недоверчиво хмыкнул:
— Что? Вот так вот прямо и удвоятся?
— Зуб даю! — ответил Зинчуков.
— И червонец дадите посмотреть? А то вдруг там он какой с секретом?
— Конечно дам, вот, держите…
Зинчуков выудил из кошелька красновато-рыжую купюру с портретом Ленина и протянул её гаишнику. Тот осмотрел её со всех сторон, понюхал, только что на зуб не попробовал.
— Ловкость рук и никакого мошенства? — спросил Кудытов.
— Так точно, товарищ старший лейтенант.
— И удвоится?
— Может быть даже утроится. Смотря какие слова сказать, — всё также солнечно улыбнулся Зинчуков. — Волшебные…
Мне тоже стало интересно — куда же клонит человек, с которым мы начали работать в тройке? Ну, как работать… Меня только начали обучать всем премудростям незаметной жизни.
— Тогда показывайте, — гаишник даже чуть выпятил грудь.
Зинчуков засунул купюру в карман гаишника, потом таинственно помахал руками и произнес:
— Как говаривал старик Хоттабыч… Трах-тибидох! Пусть вместо одного червонца станет два! Можете доставать.
Гаишник тут же сунул руку в карман, а когда вытащил, то там был всё те же десять рублей. Он с легким вопросом во взгляде посмотрел на Зинчукова:
— Это что, фокус не удался?
— Да нет, всё нормально, — улыбнулся Зинчуков и ловким движением фокусника открыл перед глазами Кудытова красное удостоверение. — Всё прочитали, товарищ старший лейтенант? Так как по вашему — фокус удался?
Кудытов помрачнел, вытянулся в струнку и произнес:
— Удался, товарищ майор! Прошу прощения, что сразу не признал. Доброго пути…
— Какого доброго пути, старлей? — хмыкнул Зинчуков. — А как же удавшийся фокус? Ведь если он удался, тогда должны были быть две купюры. Или мне добавить «волшебных слов»?
На этот раз уже Зинчуков выражал вселенскую скорбь от действий гаишника.
— Товарищ майор, я же извинился!
— И что? Мне теперь после тебя нервы лечить, а хорошее кизлярское лекарство дорого стоит. Впрочем, я могу уехать и так, но… сам понимаешь… Тогда уже проколы будут не на талонах, а на погонах…
— Понимаю, — со вздохом сказал Кудытов и полез во внутренний карман.
Десятка добавилась к десятке. После этого гаишник протянул купюры Зинчукову.
— Доброго пути, товарищ майор.
Банкноты исчезли в кошельке. После этого гаишник вздохнул и отдал честь.
— Счастливо оставаться, — подмигнул ему Зинчуков, насмешливо вскидывая руку в ответ, после чего повернулся ко мне. — Борька, размялся? Прыгай в машину.
Да, теперь я Борис Петрович Смирнов. Человек без определенного места жительства, но с определенными задачами для житья. И одной из насущных задач сейчас является путь до поселка городского типа Акташ. Не просто же так мы третьи сутки едем на машине Зинчукова.
Не просто…
— Весьма поучительно, — хохотнул я, когда мы тронулись в путь. — А гаишник так и стоит, глядя нам вслед.
— Будет ему уроком. А то привыкли тут дурачков ошкуривать. Ничего, пусть сам побудет на месте дурачка.
Я посмотрел в боковое зеркальце. Второй гаишник вышел только после того, как мы отъехали. Точно почувствовал неприятности. Увидел красное удостоверение…
— И фокус неплох, гаишник даже спал с лица, когда «ксиву» увидел.
— Эх, это ли фокус, — вздохнул Зинчуков. — Вот Пантелеймон Борисович, к которому мы едем, вот кто настоящий фокусник. Наверное слышал про перестрелку из-за острова Даманский?
Конечно же слышал. Как не слышать, если это общеизвестный факт, что наши советские пограничники закусились с китайскими. Да и по времени это было совсем недавно, в 1969 году. И пусть я попал в тело молодого человека в 1972-ом, но слышать о конфликте просто был обязан. Иначе это вызвало бы подозрение — вряд ли можно было найти человека в СССР, который не знал, что Китай планирует откусить кусок от страны.
— Так вот, заключил перед этим «Внешторг» договор с одной китайской фирмой на поставку в СССР, ну, скажем на «глазок», миллиона махровых банных полотенец. Вроде все ясно и понятно: Мы вам деньги — вы нам товар. Но, как на грех, в это время наши отношения с Китаем (на высшем уровне) уже начинали пробуксовывать…
— То есть, не совсем ещё стреляли, но уже…
— Да, уже, — кивнул Зинчуков. — В общем, хитрые китайцы бодро поставили в Союз половину, оговоренной в договоре, партии этих самых полотенчиков, а вторую половину, так же бодро продали подороже во Францию. А французы уже поступили с этими полотенцами по своему усмотрению. Нашили халатов или ещё чего, но переделали, короче.
— И как? Половина-то оплачена.
— Да-да, оплачена, а сами китайцы всё щурят глазки и улыбаются. Вроде бы и не отказываются, но в то же время и поставлять не поставляют. Руководство уже хмурится, требует результаты. Тогда и отправили в Китай группу наших, среди которых направили и Пантелеймона Борисовича. Дали всем строгий наказ разрешить ситуацию — либо вернуть полотенца, либо стрясти неустойку по контракту. Сам понимаешь — это всё не очень хорошо бы сказалось на международной политике. А там ещё американцы подтявкивали, говорили, что китайцы не отдают по закону, что, мол, так всё и должно быть в цивилизованном обществе.
Я только покачал головой. В цивилизационном обществе уже не бьют ножом, в этом обществе предпочитают на голову скинуть бомбу, а после с уверенностью сказать, что иначе поступить было нельзя.
— Так вот, наши долго и упорно вели переговоры. Но китайцы… Эти узкоглазые засранцы заявили, что они вовсе не отказываются поставлять недостающую часть товара. Однако, остаток полотенец будет с портретом Мао Цзэдуна! Представляешь? На фоне накаляющейся обстановки такие выкаблучивания! И ведь не докопаешься! Полотенца-то будут поставлены — контракт не нарушен. Вроде бы всё хорошо, но как это будет выглядеть в Советском Союзе? Целый анекдот! Причем с политическим подтекстом, таким, чтобы весь мир насмехался над облапошенным советским народом.
— И что?
— А то, что Пантелеймон Борисович придумал, как выйти из этой ситуации. На следующей встрече он с радостью принял предложение китайских «товарищей», даже занес уже ручку для постановки подписи под соглашением с портретом Мао, но… Вслух произнес, что эти полотенца будут использованы для вытирания нижней части тела! Во! Каков поворот, а? Почти прямо сказал, что портретом Мао будут вытирать не только жопы, но и другие срамные места. У китайцев даже глаза стали круглыми. Такого поворота они точно не ожидали…
— И что в итоге? — спросил я, когда Зинчуков начал затягивать театральную паузу.
— А что в итоге? Китайцы всё поняли, извинились, а после в СССР пришли полотенца с простыми и банальными изображениями, там бамбуки, журавли, горы и туманы…
Я расхохотался. Зинчуков поддержал меня. Этот смех позволил немного взбодриться. Всё-таки трехдневный путь не из самых легких. Тем более, когда далеко не все дороги асфальтированы…
— Веселый человек этот самый Пантелеймон Борисович, — сказал я, отсмеявшись. — А мы для чего к нему едем?
— Чтобы ты научился основам дипломатии. Чтобы знал, что и как делать среди чиновников высокого ранга, партийных работников и высшего руководства.
— Во как, а зачем мне это будет нужно? Для какой-то операции?
— Ну да. Для операции, — неохотно сказал Зинчуков.
— И в чем же цель операции, если мне придется так много узнать? Что мы будем делать?
— Ликвидировать Гитлера… — просто ответил Зинчуков.
Я едва успел поймать отпавшую челюсть и ошалело уставился на майора:
— Ч-чего?
— Чего-чего… Казнить Гитлера будем, Борька, — хмыкнул Зинчуков в ответ.