Служу Советскому Союзу 2

Глава 5

Как же я люблю русскую баню…

Вот никогда не думал, что место, где пышет жаром так, что уши в трубочку заворачиваются, может быть самым лучшим местом на свете. Когда выбиваешь из себя дубовым веником не только внешнюю грязь, но и внутреннюю. Когда жар сменяется холодом ледяной воды из шайки. Или из раскаленной парной прыгнуть в снег и чувствовать, как ледяной снег обжигает кожу. Конечно, снег не может обжигать, но вот когда выпрыгиваешь и оставляешь след в холодной простыне… Ммм… ощущения, что прямо-таки жжет раскаленным пеплом.

И вскоре я там окажусь… Даже мурашки по коже пробежали от предвкушения…

Корнев показал нам на входную дверь:

— Там чайник горячий, плюшки на столе. Пока заморите червячка, а дальше я вас позову.

— Спасибо, хозяин. Сразу бы так, а то сходу в морду ружьем тычешь, — хмыкнул Зинчуков.

Мы уже успели сходить до машины и вытащили несколько походных сумок. Конечно, это не клетчатые «мечты оккупанта», но тоже объемные.

— Ну, так надо же было проверить мальчишку, — сказал Корнев. — А чем лучше всего проверять? Только боевой ситуацией.

— Проверил? — чуть задержался Зинчуков.

— Не до конца. Проверка пройдена не полностью. Ладно, валите, а то вы же с дороги…

Мы прошли в небольшие сенцы. Уютно, половички кругом. Сундук как из сказки возле дальней стенки. Возле деревянной скамьи кадушка литров на двадцать, крышка прижата солидным камнем. Явно капустка солится. Я даже сглотнул, когда представил вкус хрустящей и солоноватой капусты. Под потолком сушились небольшие рыбешки. Те самые, которые хорошо заходят под пиво в дружной компании.

Всё-таки да — поесть бы не мешало.

Сенцы привели на кухню. Мы сразу же уперлись взглядами в бок беленой печки. Справа за легкими занавесками скрывалась большая горница с рядом узких окон. Её освещала необычная люстра — словно раскидистую ветку выдолбили изнутри и пустили по ней провода, заставив две лампы висеть как груши на суку. Свет расплескался по узкой солдатской койке, по шторам на окнах, по темно-коричневому серванту, по черной тумбочке с мерцающим телевизором, по двум могучим креслам.

Слева находилась кухня, она же, по всей видимости, являлась и гостиной. Тоже не маленькая, скажу я вам. Центральное место занимал деревянный стол, такой же крепкий и могучий на вид, как и хозяин. Такой век простоит и не шелохнется, если не подточит семейство древоточцев.

К столу приткнулись шесть табуретов. Видно, что сиденья недавно покрашены суриком — они ещё поблескивали на свету. Я даже опасливо потрогал пальцем сиденье — не прилипает ли?

Тут была спартанская обстановка, кроме тяжелых табуреток, крепкого стола под синей клеенкой, ещё имелась электрическая плита на две конфорки и старенький кухонный комод. На широком печном шестке подбоченились горшки, сковороды. Словно худой охранник возле них красовался рогатый ухват.

На столе из-под полотенца высовывались румяными боками пироги. Горшочек с медом, банка малинового варенья и кринка молока добавляли красочности натюрморту.

— Ну что, раз хозяин дал добро, то давай угостимся, чем Пантелеймон Борисович послал, — предложил Зинчуков и приподнял расшитое узорами полотенце. — Ого! Да тут шаньги! Сто лет их не ел. Уже забыл, какими они бывают на вкус!

Я же тем временем взял две алюминиевые кружки с крючков на стене и после ухватился за чайник. Он был и в самом деле горяч — пришлось браться за ручку через лежащую неподалеку тряпку.

Когда наливал чай, то ароматный пар от заваренных трав так шибанул по ноздрям, что даже слегка закружилась голова. Пахло летом и залитым солнцем лугом. Пахло теплом и радостью.

— Да уж, Борисыч умеет заваривать чай, — одобрительно хмыкнул Зинчуков, когда аромат достиг и его ноздрей. — Сам собирает травы, сам сушит. Большого ума человек… Не зря же его до сих пор уважают наверху и чуть-что совета спрашивают.

— Ну что же, попробуем, чем хозяин угощает. Добротой и лаской он уже встретил. Так теперь попробуем хлебного гостеприимства, — улыбнулся я в ответ.

Шаньги были похожи на ватрушки, вот только вместо творожной начинки тут была начинка из картофельного пюре. В других присутствовала гречневая каша с рубленым вареным яйцом. В третьих гороховое пюре. Да, был своеобразный вкус, но аппетит утоляло здорово.

Ароматный чай сразу же придал сил. По телу разлилось тепло и блаженство. Казалось, что не было позади двух тысяч километров. И что можно снова за руль и ехать обратно.

Артем Григорьевич только покряхтывал, глядя на меня и стараясь не отставать в поедании печева. В общем и целом, когда мы отвалились от стола, заморив червячка, можно было сказать, что «приветствие» Пантелеймона Борисовича целиком искупилось угощением.

— Ох, то ли ещё будет, Борис, — подмигнул Артем Григорьевич. — Ведь это только легкий перекус, а основное угощение нас ждет после бани. Ты не смотри на Борисовича, он на вид грозный, но в душе… Если его хорошо узнать и прочувствовать, то золото, а не человек.

Входная дверь без шума отворилась и на пороге появился сам Пантелеймон Борисович.

— Про меня вспоминали? Нахваливали, небось? Да по рожам вижу, что не ругали.

— Спасибо, Пантелеймон Борисович, — сказал Зинчуков, поднимаясь из-за стола. — Угощение было царским.

— Да, я такой вкуснотищи никогда не пробовал! — нимало не покривив душой заметил я.

— Да? Ну вот и ладно, — ответил хозяин дома.

Он постарался сдержать улыбку, но было видно, что похвала пришлась ему по вкусу. Похоже, что у старика не так много гостей было, раз он так реагирует.

— Я с утра баньку подогрел, так что сейчас только дровишек подбросил. Особого жара нет, так что мальчишку можно сейчас отправить мыться, а мы уже потом подойдем, когда взрослый жар найдет.

— Да я могу и со взрослыми сходить, — ответил я.

— Не, Борь, ты пока не знаешь, о чем говорит Пантелеймон Борисович! Не горячись! — остановил меня Зинчуков. — При «взрослом» паре кровь кипит и глаза наружу лезут. Без привычки тяжело…

— Ладно, уговорили, — кивнул я в ответ. — Куда идти нужно?

— А как выйдешь из двери, так налево и поверни. Там увидишь, — махнул рукой Корнев.

— Ещё раз спасибо, — кивнул я.

— Да иди уже, — хмыкнул хозяин дома в ответ.

Я открыл одну из подходных сумок и взял то, что было необходимо для помывки.

Баня оказалась неподалеку от дома. Возле небольшой избушки была вкопана в землю большая дубовая бочка. В ней темнела вода, даже на вид холодная, а уж какой она была на ощупь… Брр…

Толкнул дверь и вошел в небольшой предбанник. Сквозь маленькое окошко падал тусклый свет. На веревочках горделиво висели дубовые, березовые, даже можжевеловые веники. В воздухе парил необыкновенный аромат. Ожидание чего-то хорошего, очищающего наполнило тело, снова мурашки пробежались от ощущения скорой помывки.

Иногда такой малости хватает, как помыться в бане, чтобы почувствовать себя счастливым…

Сбросил пахнущую потом одежду, и на невысокой скамейке положил чистый джентльменский набор: трусы, майка, трико. Всё-таки мы были в пути, так что тут уже не до ароматов светских салонов.

Распахнул дверь в пышущее жаром банное помещение, навстречу рванули клубы горячего влажного пара. Первый вдох слегка ожег легкие. Влажный пар царил по всей маленькой парной, капельки пота сразу выступили на коже.

Присев на обжигающую скамью в парной, я вдыхал раскаленный воздух, чувствовал, как тело покидает усталость, и на её место приходит умиротворение. Спрессованные от долгой дороги мышцы понемногу расслаблялись.

Немного попривык к температуре, плеснул на несколько булыжников, обложивших металлический дымоход. Зашипело, к потемневшему потолку взметнулись клубы пара, тут же жар хлестанул по горячему телу. Волна блаженства накрыла с головой, и я вытянулся на лавке. Нагретое дерево обожгло живот. Почти физически ощущал, как из меня выходит накопившаяся грязь. Довольно зажмурился. Прокатывались расслабляющие волны жара. Дышать можно через раз, зато прочистился нос.

Я успел даже попариться немного. Стало жарко, поэтому решил слегка охолонуться.

Выскочил, ухнул в большую бочку, а потом…

Как меня вынесло наружу? Похоже, что мышцы сами среагировали от соприкосновения с ледяной водой и просто выбросили тело наружу.

Я едва не задохнулся от такой перемены температур. Тут же бросился греться обратно.

Становилось всё горячее и горячее. Уши ещё не свернулись, но явно собирались это сделать в скором времени. Я же решил высидеть до «взрослого» пара. Показать мужчинам, что и я не лыком шит. И что могу потерпеть, если нужно.

В моём прошлом «взрослый» пар был действительно сильной штукой. И я бы мог высидеть, но вот новое тело подсказывало, что ему это в новинку. Что жарко для нового тела, что надо бы вылезать.

И вот когда уже я собрался было в последний раз окатиться водой из шайки, а после идти на попятную, чтобы не поймать «кондрашку», в этот момент дверь и открылась.

Пантелеймон Борисович и Артем Григорьевич соизволили пожаловать для омовения. Оба в шапочках, в легких голицах и с… еловыми вениками в руках.

Вот это и в самом деле было жестко…

— Всё-таки высидел, Борька? — усмехнулся Пантелеймон Борисович. — Показал мужикам свою стойкость и силу воли? А вот как насчет попариться? Или слабо?

Давно меня на «слабо» не ловили. И ведь если сейчас сдашься, то потом словишь только усмешки, мол, млад и глуп и не видал больших… Мда…

Тут нельзя отступать. В случае чего — скинут в ту же бочку, чтобы я пришел в себя.

Я только усмехнулся:

— Лучше березовым или дубовым! Может не надо еловым-то?

— Надо, Федя, надо! — спародировал Шурика из «Операции „Ы“» Зинчуков. — Если дождался взрослых, то покажи себя на все сто! Держись теперь!

Я лег и прикусил нижнюю губу, чтобы сразу не заорать.

Хлясть, хлясть, хлясть…

С оттягом, с прихлестыванием, с нагнетанием пара.

Хлясть, хлясть, хлясть…

По всему телу бегут мириады иголочек, кожа скрипит под ударами веток.

Хлясть, хлясть, хлясть…

Водопады воды, волны жара, запах ели… Расслабление пошло по телу, глаза сами собой закрылись, скамейка полетела в бездонное небо, а вместе с ней полетел и я…

— Да ты никак поплыл, милай? Совсем в душах да ванных ослаб? Иди тогда в предбанник — хлебни кваску, да в избу ступай. Чайник поставь, а мы пока тоже попаримся. Да ладно, ладно, ты всё доказал! Уважаю, — сказал Пантелеймон Борисович.

После этих слов он плеснул широким ковшиком на камни, густой пар мощным кулаком ударил в потолок. На губах Зинчукова я увидел одобрительную улыбку, он исподтишка показал поднятый вверх большой палец.

В моей голове царила такая же пустота, как в бескрайнем синем небе. Слегка пошатываясь, я кое-как выбрался из парной. Теперь бы только не упасть. Только бы дойти. Осенний промозглый воздух приятно окутал распаренное тело — клубами повалил пар от красной кожи.

Банка с холодным квасом блестела возле чистой одежды. Я аккуратно поднял, чтоб не выскользнула из мокрых рук, отхлебнул ядреной воды. В голове появились далекие отзвуки мыслей, легкая музыка и пересвист канареек. За дверью раздавался хлест прутьев, и шипела подливаемая вода. Пусть их, завзятых банщиков, а я, пошатываясь, отправился в дом.

Чайник урчал на подпечнике сытым и обласканным котом. Я огляделся по сторонам, вытер капли пота. Ну, что же, можно считать, что наше знакомство с учителем состоялось.