Служу Советскому Союзу 2

Глава 40

С меня взяли мерки, поставили зарубки на кресте в тех местах, где должны были располагаться руки и ступни. Причем, крест был весьма условным — верхушки как таковой не было, вместо неё было голое место. Словно большая буква «Т». Как сказал Менгеле, что по историческим справкам именно на таком распяли Христа и двух разбойников. Мне эта информация была ни к чему, но я выслушал этого «доктора» с большим вниманием.

Для освобождения мне могла понадобиться любая деталь.

После снятия мерок у меня взяли ещё несколько проб крови, а также отрезали прядь волос и постригли ногти. Не маникюр, конечно, но хоть без мяса вырезали. Потом Менгеле удалился со своим чемоданчиком, бросив охранникам, чтобы меня отвели на место.

Через пять минут я оказался на прежнем месте. Дорин как раз к этому времени проснулся и пытался привести себя в порядок. То есть крутил головой и изредка ей встряхивал, словно это могло помочь мозгам встать на место. Я в нескольких словах рассказал ему про ту участь, что нам приготовили нацисты. Про таинственный обряд.

Дорин каменел лицом с каждым моим произнесенным словом. Он до последнего надеялся, что нас взяли по ошибке и что после поисков и вмешательства советских властей освободят. Как не больно было его разочаровывать, но лучше горькая правда, чем сладкая ложь.

Я постарался подбодрить Дорина, говорил, что мы ещё можем выбраться, что пока мы дышим — мы можем сопротивляться. Но по меркнущим глазам майора было видно, как из него уходила надежда. На все мои слова он слабо реагировал.

Надо было дать время, чтобы ему переварить эту информацию. Если смирится со своей судьбой, то хотя бы не будет мешать, а если всё-таки найдет в себе силы сопротивляться, то у меня будет помощник. Он уже понял, что нам осталось немного, и, вероятнее всего, нас снова попытаются опоить снотворным. Поэтому в обед майор не притронулся ни к еде, ни к питью. Я последовал его примеру.

Всё равно перед смертью не надышишься, не наешься. А встречать врагов лучше в трезвом уме и ясной памяти. Конечно, в нас могли выстрелить снотворным, но… Вряд ли будут так заморачиваться. Вместо того, чтобы съесть еду и выпить чуть теплый чай, мы выплеснули кашу в отхожее ведро. Там этой параше самое место.

А вот через час после того, как мрачный охранник забрал поднос с пустыми тарелками и кружками, к нам заглянула… Вы не поверите, многоуважаемые читатели портала Автор Тудей, но к нам в комнату заглянула Марта. Да-да, собственной персоной.

Судя по всему, она пробралась к нам не совсем официально. Об этом говорили её бегающие глаза и слова охранника, что у нас всего только пять минут.

Марта несмело подошла ко мне и остановилась возле лавки. Я встал и улыбнулся:

— Фрау Марта, какая встреча! Прошу прощения за свой внешний вид, но…

— Молчите, герр Борис! — она приложила палец к моим губам. — Умоляю, молчите. У нас очень мало времени. Я хочу помочь вам. Если у вас есть какая-нибудь просьба к товарищам, которые остались на воле, то я могу передать её.

За считанные секунды по чуть ускоренному биению сердца женщины, которое смог считать по приложенному пальцу, я всё понял. Не так бьется сердце у взволнованной особы, что пошла на ослушание собственного начальства. Не так…

Понятно, снова проверка и снова проба — клюну я или нет на подобное? Марта играла хорошо, но недостаточно для того, чтобы я поверил. И если я доверился, то рассказал бы и про Гарпун, и про всё остальное. И это после того, как была принесена еда…

Значит, в пищу всё-таки что-то добавили. Не зря же Марта явилась через промежуток времени достаточный для всасывания лекарства. Ну что же, если де Мезьер снова хочет сыграть, то сыграем на этот раз по моим правилам. Я учту ошибки прошлого, чтобы не засыпаться в будущем.

Я вспомнил, как тогда Корнев погрузил в сон наезжающих в деревне. Он сделал это с такой легкостью, с таким изяществом, что я только диву дался. Так почему же мне сейчас не воспользоваться этим приемом?

— Какое счастье, что вы здесь, Марта, — кивнул я и прижал её руку к своей груди. — Чувствуете, как бьется сердце?

Когда ладошка легла на грудь, то указательным пальцем начал легонько постукивать с тыльной стороны. Марта невольно подалась назад, но я не выпустил её руку из своего капкана. Вместо этого сдвинулся чуть вперед и заговорил с ещё большей страстью, стараясь менять интонации так, чтобы мой голос стал похож на морские волны, накатывающиеся на берег.

— С той нашей встречи прошло уже немало времени, а она перед моими глазами стоит точно также, как это было вчера, — говорил я, постукивая пальцем по руке. — Я помню всё-всё-всё, до последней секунды. И с каждым разом переживаю всё по новой.

— Что? — спросила Марта постепенно входя в прострацию.

— Я помню твои губы, помню твои глаза. Чувствуешь, как бьется сердце? Оно так стучит из-за тебя. И теперь… Спать!

Я резко дернул руку женщины вниз, заставляя мозг Марты перейти от состояния расслабленности в состояние напряжения. Этот переход вкупе с противоположной командой и гипнотическим воздействием выдал совершенно противоположный результат, вследствие чего Марта расслабилась, а её голова безвольно упала на грудь.

— Как тебя зовут? — спросил я.

— Марта Гольфман, — ответила женщина чуть слышно.

— На кого ты работаешь?

— На Ульриха де Мезьера.

— Что с нами будет?

— Вас принесут в жертву на инициации.

— Зачем ты пришла?

— Узнать об организации которой ты служишь.

— Кто тебя послал?

— Ульрих де Мезьер.

— На тебе есть микрофон или другая послушка?

— Нет, я должна взять тебя на доверие.

— Сколько у нас ещё есть времени.

— Ещё две минуты.

— Что будет дальше?

— За мной придут и я должна буду обо всём рассказать де Мезьеру.

— Слушай и запоминай. Ты так ничего и не добилась от меня. Я чист и прозрачен. Так ты и скажешь Ульриху де Мезьеру. Никаких следов организации, ничего. Обычный советский солдат, который ещё и напуган. После доклада ты отправишься к церкви Святой Марии Магдалены, найдешь старика… — я быстро проговорил опознавательные черты Зинчукова. — Расскажешь ему про меня и моё местоположение. Он должен как можно быстрее прийти на выручку. Когда я досчитаю до трех ты проснёшься и будешь считать, что я тебе всё также продолжал признаваться в любви. Раз! Ты чувствуешь себя прежней. Два! Твоё тело напрягается. Три! — я перешел на прежнюю болтовню. — И теперь я вряд ли снова смогу ощутить спокойствие, когда ты забрала моё сердце. Марта, скажи, ты же сможешь нам помочь? Сможешь нас спасти?

Марта очнулась. Она посмотрела на меня, перевела взгляд на Геннадия Дорина. Вздохнула.

— Борис, я не в силах чего-либо сделать. Если ты не признаешься, то тебя не помилуют.

— Но мне не в чем признаваться, — я сделал плаксивое лицо. — Марта, я знаю, ты хорошая, ты сможешь нам помочь. Ты можешь обратиться к нашим на аэродром. Пожалуйста, прошу тебя, пожалуйста!

В этот момент в замке повернулся ключ. Марта оглянулась на дверь и выдернула руку из моих пальцев:

— Я… Я зашла попрощаться. Прощай, Борис, ты был… Прощай.

Она пошла к двери, но на несколько секунд замешкалась возле неё, как будто ждала, что я её окликну. Я же сел и обхватил голову руками, изображая отчаяние. Даже чуточку подвыл, чтобы она прочувствовала глубину моего горя. Марта вышла.

Ключ в замке снова повернулся и всё стихло. Ко мне подобрался Геннадий, тронул за плечо:

— Борь, это что сейчас было? Что случилось с той дамочкой? О чем вы разговаривали?

— Это шанс на наше спасение, Геннадий, — проговорил я. — Если не получится, то хотя бы стоило попытаться.

— А вот чего она так голову повесила? Борь, это гипноз был? А это… Охрану так можешь?

— Охрану не могу, — признался я. — Они на меня не смотрят и вообще стараются не встречаться глазами. Ещё и на разговоры не ведутся. Даже если попытаюсь, то… В общем, лучше не пытаться, чтобы не сделать хуже.

— А меня так можешь?

— А тебя зачем? — непонимающе уставился я на него.

— Да чтобы не страшно было. Чтобы эти сволочи не услышали моих криков. Чтобы видели, как помирает настоящий коммунист! — Геннадий схватил меня за руку.

У меня в голове промелькнула интересная мысль.

— Знаешь, можно попытаться, — кивнул я в ответ. — Мы оба примем смерть достойно. Эта нацистская сволочь увидит, как умирают настоящие воины.