Служу Советскому Союзу 2

Глава 35

Четыре дня спустя меня послали в патруль. Основные работы за снежную зиму были сделаны, поэтому люд начал маяться от безделья. Чтобы как-нибудь занять коллектив, нас начали посылать в патрулирование.

А нам что? Погулять и подышать свежим воздухом все же было лучше, чем находиться в пыльном помещении да загонять в лёгкие пары бензина и солидола.

На улице отчётливо пахло весной. Того и гляди начнут распускаться почки, а следом повеет свежестью молодой листвы. Признаться, я обожаю это время года, когда природа просыпается после зимней спячки и меняет грязно-серое рубище на изумрудный наряд из листвы и трав. Особенно классно было видеть мелкие цветки мать-и-мачехи, которые выныривают из-под палой листвы и тянутся маленькими солнышками к небесному светилу.

Меня направили вместе с майором Геннадием Дориным и прапорщиком-связистом Сергеем Головлевым.

Геннадий Дорин был из тех служак, которые стараются жить по уставу. Невысокий, крепко сбитый, он смотрел на жизнь исключительно через призму распорядка и правил. Какие-либо отклонения от буквы устава принимались им чуть ли не как личным оскорблением.

Сергей же Головлев был если не противоположностью Дорина, то весьма близким к этому званию. Если где кто и влипал в неприятную историю, то это в основном приходилось на долю Головлева. И всё равно с каждым разом ему удавалось выкрутиться, пролезал в такие щели, в какие не каждая блоха протиснется. Нескладный и высокий, похожий на штангенциркуль, Сергей не стеснялся своей угловатости, а наоборот, понимал шутки и сам не раз шутил над собой.

Я так понимаю, что в патрулирование их ставили вместе специально, чтобы один дополнял другого, а второй наоборот — сдерживал кипучую энергию первого. Я же был им сбоку припека. Просто ходил и вдыхал свежий воздух. По сути, патрули и не были нужны, так как дисциплинированные немцы из маленького городка любили покой и стабильность, но… Руководство сказало сделать — от нас требовалось взять под козырек и идти выполнять!

Эх, как же всё-таки хорошо было на улице… И на душе разливалась та самая отчаянная радость, какая бывает после опостылевшей зимы. Эта самая радость как будто бабочка вылезала из кокона замерзших за снежные дни эмоций. Хотелось улыбаться всем и каждому, пожимать руки и хлопать по плечу. А ещё хотелось влюбиться. Вот прямо так, чтобы до зубовного скрежета и стихов в тетрадку…

Сергей Головлев тоже чувствовал нечто подобное, так как без конца сыпал анекдотами и травил байки. Дорин только хмурился в ответ. Похоже, что все эти истории он слышал и не раз, а вот в моём лице Сергей нашел свободные уши, в которые можно было залить старые истории. Залить и ещё раз посмеяться.

А мне что? Лишний раз улыбнуться западло? Вот я и скалился шуткам, солнцу, проходящим мимо немцам…

От Зинчукова не было никакой информации, от де Мезьера тоже. Я находился в том самом состоянии, которое называют «спящее». То есть ждал определенных указаний, но сам не высовывался.

После эпизода с той худощавой наседкой ничего интересного не было. После секса я внес установку, что у нас с ней была только бурная страсть и ничего больше. Никакой информации она мне не давала, кроме той, что всё было «даст ист фантастиш».

— Вот, Борь, скажи, какая разница между советской девушкой и французской? — спросил в очередной раз Сергей.

— Языком владеют по-разному? — предположил я, ожидая какой-нибудь подвох.

— Не, — покачал он головой. — Когда советская девушка видит лягушку, она вскрикивает: «Ой, бл…!» А когда француженка видит лягушку, то говорит: «О-ля-ля!», а лягушка уже вскрикивает: «Ой, бл…!»

Я охотно посушил зубы. А чего же не улыбнуться, если эту шутку ещё не слышал?

— Опять старые анекдоты травишь? — буркнул Дорин. — Ты лучше Борису расскажи, как жену свою заполучил. Он-то вряд ли такое слышал.

— А что так? — заинтересованно откликнулся я. — Что за история?

Сергей прямо-таки расцвел на глазах. Он увидел во мне очень благодарного слушателя, а уж то, с какой охотой я улыбаюсь, возвело меня на пьедестал лучших на свете людей.

— Это очень драматическая история, — начал он театрально. — Началась она давным-давно, в городе Свердловске, ещё на школьных стульях и…

— В общем, жена у него красавица, а он уродился таким нескладенышем, — прервал театр одного актера Дорин.

— Вот что ты за человек? — возмутился Сергей. — Я же рассказываю!

— Да ты полчаса только то, что я в одно предложение уместил, будешь рассказывать. Давай без долгих прелюдий, — хмыкнул Дорин. — А то будешь тут трепаться, как за косички дергал и портфелем по башке бил.

— Никогда я её не бил портфелем по голове! — ещё больше возмутился Сергей.

— Ладно-ладно, не надо спорить. Что было дальше-то? — напомнил я про историю.

— А что дальше? Вот собьют весь настрой, а потом ещё и спрашивают, — пробурчал Сергей, но продолжил. — В общем да, была у нас в классе одна красавица, Маринка Иванова. По ней не только одноклассники сохли, но ещё и учителя заглядывались. Особенно физрук. Понятное дело, что мне вообще ничего не светило. Она была осыпана вниманием с ног до головы, куда уж мне соваться…

— Да уж, — крякнул Дорин.

— Эй, не любо — не слушай, а врать не мешай! — прикрикнул Сергей. — Сейчас вообще рассказывать не буду.

— Молчу-молчу, — голосом дедка из кинофильма «Морозко» ответил Дорин.

Я сжал губы, чтобы не расхохотаться — так похоже получилось. Вот уж не ожидал от хмурого майора подобной пародии.

— Ладно, продолжим. На чем я остановился? А! Вспомнил! Так вот, вышла Маринка замуж рано. Выскочила чуть ли не после школы. Но, что-то у неё не задалось с мужем — всё-таки ещё дети, хоть и учились в универе. В общем, осталась она одна. Что-то там в семье у неё случилось, что после этого она никого к себе не подпускала. Детей не было, так что разбежались легко. Что было, она не рассказывала, а я и не допытывался особо. В общем, увидел её через пять лет после школы и снова в груди всколыхнулось то самое чувство. Я думал, что всё, вышла прочь и забуду, а оказалось, что нет.

Майор подмигнул мне, мол, складно врет рассказчик. Я кивнул в ответ.

— Так вот, увидел, что без кольца на безымянном пальце, так и всколыхнулось. Начал я потихоньку наводить справки. Вызнавать, что и как. Потом узнал, что одна и никого не подпускает к себе. Вроде молодая ещё девчонка, а хоронит себя на бухгалтерской работе. А ещё собралась на лето в Сочи отдыхать. Вот тогда-то и родился гениальный план по ловле Маринки в собственные сети.

Солнце отразилось в большой витрине мясной лавки. От вида колбас и нарезки у меня заурчало в желудке. До обеда оставалось ещё полчаса, но маркетологи магазина умели вызывать голод видом красиво уложенной еды. А ещё я увидел в витрине, что в отдалении за нами движется УАЗ-452, в простонародье «буханка». Эта самая «буханка» ехала неторопливо, как будто пыталась подстроиться под прогулочный шаг.

У меня по спине пробежали мурашки. Вроде бы ничего в этой самой машине не было, но чувство тревоги немного поубавило радость от прогулки под солнцем.

— Так вот, купается моя ненаглядная Марина, думает о здоровье и прочем, а тут под руку попадается ей бутылка! Вот прямо запечатанная сургучом, всё как полагается. Если бы нашли в акуле, то была бы из «Детей капитана Гранта». Внутри этой бутылки что-то белело. Марина вместо того, чтобы выкинуть её в мусор, отнесла к себе в санаторий. Там распечатала и нашла несколько писем, чуть подмоченных водой, но просушенных на солнце. Было там письмо от некоего Максима Герова, что, мол, мама, мы потерпели крушение неподалеку от Стамбула. Подорвались на мине с военных времен. Доплыть вплавь не получится, но на сооруженном плоту получится продержаться ещё какое-то время. С ним ещё четверо друзей. Остальные погибли при взрыве. Мама, люблю тебя и всё такое. Нашедшему просьба передать по адресу туда-то туда-то…

Сергей даже картинно вздохнул и вытер сухие глаза, подчеркивая драматичность написанного.

— И что? Спасли? — спросил я.

— Слушай дальше. В общем, среди похожих писем было письмо от одного человека по имени-фамилии Сергей Головлев. Писал этот самый Сергей, что передает он привет своим родным и близким, а также хотел бы передать послание Марине Ивановой из школы тридцать пять выпуска шестьдесят пятого года. Что, мол, любил её всё это время и только о ней и думал. И сейчас, когда балансирует на краю гибели и дрейфует без запасов еды и воды среди бескрайнего Черного моря, хотел бы признаться ей в своих чувствах…

— Во как, — присвистнул я. — А дальше?

— А дальше вернулась Марина Иванова в родной Свердловск, да и нашла Сергея Головлева. Посидели они в кафешке, пообщались, тут он и вывалил ей, что да, было такое пару лет назад, но спасли их на третьи сутки. Вроде как на яхте с друзьями вышел в море, да и нарвался на мину подводную. И что писал он это под палящими солнечными лучами, и писал правду, ведь перед смертью врать не положено.

— А на самом деле? — спросил я, чувствуя подвох. — Как было на самом деле?

— А вот когда забрал Марину из роддома с Максимкой на руках, да как привез домой, так и бухнулся на колени. Рассказал я тогда, что в самом деле любил её всё это время, но стеснялся подойти. Что никогда не был ни на яхте, ни на Черном море. А бутылку ей подсунул один знакомый человек, который тоже отдыхал неподалеку… Найти старую бумагу, слегка подмочить её и высушить — было делом одного дня, запечатать тоже получилось нормально. В общем, простила мою аферу. Я же примерный муж, не пью, не курю, а что иногда происходит нелепое… Ну, да с кем не бывает? Вот, теперь дома ждет. Остался ещё месяц и поеду обратно, — лучезарно улыбнулся Сергей.

— Аферист, — покачал головой Дорин. — Как есть аферист!

Я всё это время не выпускал «буханку» из вида, стараясь посматривать на неё в витринах магазинов и в зеркалах заднего вида у припаркованных машин. Когда мы свернули на Штрассе дер Югенд, машина ускорила свой ход. На улице никого не было. Мы должны были пройти до конца улицы и вернуться обратно. Вскоре «буханка» поравнялась с нами, отчего я напрягся.

— А вот чем отличается американка от советской девушки? — задал очередной вопрос Сергей.

В этот момент машина остановилась возле нас, и боковая дверца открылась. На нас уставились два коротких дула «Узи».

— Рюсские солдаты, не пугайтесь. Мы из Штази. Мы задавать вам пять вопрос и отпускать. Заходите! — раздались из машины слова русской речи.

— Вы… — Дорин схватился было за кобуру, но в этот момент к двум стволам прибавился ещё один. Пистолетный.

— Если вы не идти на контакт, то мы стрелять! — лязгнули оружейные затворы.

Дорин оглянулся на нас:

— Пацаны, идемте, раз так любезно приглашают. Немцы, вам это так с рук не сойдет!