Смерш. Главный козырь Сталина

Неудачные реформы и их влияние на борьбу со спецслужбами Германии в первые два года войны

Как в предвоенный период, так и с началом Великой Отечественной войны руководство СССР придавало большое значение обеспечению безопасности Красной армии и флота от внешних и внутренних угроз в целях их поступательного развития, повышения уровня боевой готовности и эффективного применения в условиях вооружённого противостояния с потенциальными противниками.

Противодействием угрозам, нейтрализацией их негативного воздействия на советские вооружённые силы непрерывно занимались высшие политические и военные органы управления. Однако исполнительным аппаратом в данном деле, безусловно, являлись структуры государственной безопасности, как бы они ни именовались и в какие бы ведомства ни входили на протяжении рассматриваемого периода.

Как известно, практически весь межвоенный период главным субъектом управления в сфере обеспечения безопасности армии и флота выступали органы ВЧК — НКВД, прежде всего в лице Особого отдела. Отлаженная за многие годы служба военной контрразведки начала давать серьёзные сбои в годы массовых репрессий (1937–1938), когда остриё её деятельности направлялось руководством страны на поиск «подрывных элементов», шпионов и вредителей в военной среде. В ходе массовых чисток контингента военнослужащих страдали и ни в чём не повинные люди. Под «каток» репрессий попали и многие сотрудники особых отделов. Были арестованы по ложным обвинениям, осуждены на длительные сроки или расстреляны все сменявшие друг друга с калейдоскопической быстротой начальники Особого отдела ГУГБ НКВД СССР и руководители его структурных подразделений. К концу 1938 г. не остались на своих должностях и начальники особых отделов военных округов и флотов. После принятия постановления Политбюро ЦК ВКП(б) «Об арестах, прокурорском надзоре и ведении следствия» от ноября 1938 г.[130] репрессивные действия резко сократились. Однако что касается сотрудников органов госбезопасности, то количество арестованных за нарушения «социалистической законности» даже несколько увеличилось, не говоря уже об увольнениях со службы, снижении в должностях, отстранении от оперативной и следственной работы.

Н.А.Осетров

На основе решений Центрального комитета ВКП(б) в органы госбезопасности, включая и особые отделы, стали направлять в массовом порядке партийных и комсомольских работников, выпускников военных училищ и академий[131]. Так, после окончания артиллерийской военной академии имени Дзержинского начальником Особого отдела приграничного Белорусского военного округа был назначен в феврале 1939 г. П.Т.Бегма. Ещё один выпускник этой академии — Н.А.Осетров — возглавил особый отдел Киевского военного округа. Даже не окончив полный курс академии, М.Е.Ростомашвили стал в июле 1939 г. начальником Особого отдела Харьковского военного округа. Аналогичные должности заняли ещё ряд слушателей военных академий[132].

Начальником Особого отдела Орловского, а через несколько месяцев — Киевского военного округа весной 1939 г. был назначен выпускник Военно-инженерной академии РККА имени Куйбышева А.Н.Михеев В августе 1940 г., т. е. спустя всего полтора года, на основании постановления Политбюро ЦК ВКП(б), молодой чекист возглавил всю систему военной контрразведки нашей страны[133].

Большинство из новых назначенцев безусловно имели безукоризненные политические и военные характеристики — аттестации, но, к сожалению, не обладали даже минимально допустимым оперативным и следственным опытом для эффективного руководства большими коллективами в специальных службах, не владели методикой чекистской работы. Исходя из этого, отстаивать интересы военной контрразведки в общей системе принятия тех или иных решений на государственном уровне им было достаточно сложно. Особенно ощутимо это стало в ходе и после окончания Советско-финляндской войны, когда зримо проявились желания военного командования взять под своё руководство всю систему особых отделов.

Критика в адрес военной контрразведки прозвучала на заседании комиссии Главного военного совета в апреле 1940 г. в выступлении начальника Автобронетанкового управления РККА Д.Г.Павлова. Он, к примеру, констатировал, что особый отдел НКВД СССР давал ему в ходе войны не соответствующие реальности сведения[134]. В негативном плане упомянул агентурную работу особых отделов начальник артиллерии 8-й армии генерал-майор Н.А.Клич. Он заявил буквально следующее: «Если я соберу своих помощников и отзовусь о формах работы иностранной армии положительно, то заранее знаю, что из 10 присутствующих 9 будут писать донесения»[135].

Сгладить ситуацию попытался начальник ВВС РККА Я.В.Смушке-вич, который посчитал разговоры об особых отделах не главными при разборе состояния дел в Красной армии[136]. Однако выступавшие за ним генералы продолжили тему об органах военной контрразведки, а также о контрпродуктивности масштабного засекречивания информации, необходимой командирам и начальникам.

Приводя фрагменты выступлений участников совещания комиссии Главного военного совета, следует подчеркнуть, что ни одного доклада от имени органов НКВД на нём не прозвучало. И это при том, что в эти же дни (14–17 апреля 1940 г. — А.З.) на прошедшем при ЦК ВКП(б) совещании по обобщению опыта боевых действий с Финляндией присутствовали 17 представителей Главного управления государственной безопасности НКВД СССР, включая начальника Особого отдела В.М.Бочкова, трёх его заместителей и практически всех руководителей отделений[137]. Среди 64 членов комиссии Главного военного совета по обобщению и редакции предложений, выдвинутых участниками совещания, мы не находим ни одного ответственного сотрудника Особого отдела ГУГБ НКВД СССР[138]. Несмотря на это, подкомиссией по партийно-политической работе (руководитель — начальник Политического управления РККА Л.З.Мехлис. — А.З.) были выработаны предложения, напрямую затрагивающие организацию и практическую деятельность особых отделов. В частности, рекомендовалось привлекать к ответственности совершеннолетних членов семей изменников Родины, для чего добавить ряд положений в соответствующую статью закона от 8 июня 1934 г. Военным советам фронтов и отдельных армий предлагалось разрешить давать санкции на арест красноармейцев, младших и средних командиров по представлениям особых отделов[139]. Участники совещания положительно оценили работу, проведённую контрольно-заградительными отрядами (КЗО). Эти отряды были созданы на основании совместного приказа наркомов обороны и внутренних дел СССР № 003/0093 от 24 января 1940 г. В задачи КЗО входило пресечение случаев дезертирства, а также очистка тылов действующей армии от «вражеского элемента». Предлагалось, чтобы в случае нового вооружённого конфликта или войны незамедлительно воссоздать заградительные отряды на основных направлениях действий армий и подчинить их органам НКВД[140]. А в пункте 17 принятого на совещании документа прямо указывалось на потребность в кратчайший срок издать положение о работе особых отделов в военное время. Также категорически подчёркивалось, что именно военные советы фронтов и армий должны объединять и направлять деятельность особых отделов, военной прокуратуры и военных трибуналов. Предлагалось, в частности, воссоздать оправдавшие себя как в мирной, так и в военной обстановке постоянно действующие военно-политические совещания под руководством члена Военного совета фронта (армии), разработать в ближайшее время и издать положение о них. Одним из участников данных совещаний, представлявших из себя некий рабочий орган, должен быть и начальник соответствующего особого отдела, а принимаемые решения являлись бы обязательными для исполнения всеми представленными в нем структурами (политическим управлением, особым отделом, военной прокуратурой и трибуналом. — А.З.)[141].

Следует заметить, что участие чекистов в военно-политических совещаниях предусматривалось ещё в постановлении Политбюро ЦК ВКП(б) от 11 января 1939 г. «О работе особых отделов НКВД СССР», однако регулярно этот коллегиальный орган не функционировал[142].

В течение второй половины 1940 г. основная часть предложений участников совещания в подкомиссии по партийно-политической работе была реализована. В частности, в августе Политбюро ЦК ВКП(б) приняло специальное постановление об усилении работы по борьбе с изменой Родине. В документе отмечалось, что в отношении лиц, совершивших побег или перелёт за границу, уголовные дела расследуются в ускоренном порядке военными трибуналами и приговоры выносятся не позднее чем через 10 дней. Военной коллегии Верховного суда СССР предлагалось выносить решения и о привлечении к уголовной ответственности членов семей изменников Родине[143].

Активно действовал созданный ещё в апреле 1939 г. мобилизационный отдел НКВД. Его сотрудники доработали свой план в части, касающейся формирования и укомплектования личным составом особых отделов фронтов, армий и подчинённых им органов. В соответствии с приказом НКВД СССР № 00668 от 28 мая 1940 г. были проведены при особых отделах военных округов и армий двухмесячные учебные сборы лиц чекистского запаса, подлежащих переподготовке. Всего на эти сборы привлекалось 725 человек[144].

В январе 1941 г. приказом заместителя наркома внутренних дел № 0087 было введено в действие «Наставление по мобилизационной работе органов НКВД», где нашли своё отражение и необходимые мероприятия по линии военной контрразведки в условиях общей, частичной, скрытой или открытой мобилизации. Наблюдение и контроль за выполнением Наставления возлагался на начальника Особого отдела ГУГБ НКВД СССР[145].

На основании постановления ЦК ВКП(б) и СНК СССР в состав созданного Комитета обороны вошёл нарком внутренних дел Л.П.Берия, который и отвечал за реализацию всех управленческих решений высшего уровня в отношении органов госбезопасности, включая и военную контрразведку[146]. Именно он предложил членам Политбюро и Совета обороны заменить на посту начальника 4-го отдела ГУГБ НКВД СССР профессионального пограничника В.М.Бочкова на выпускника военной академии А.Н.Михеева, уже более года возглавлявшего особый отдел Киевского военного округа и зарекомендовавшего себя с положительной стороны. Несомненно, это был шаг навстречу С.К.Ти-мошенко, назначенному в мае 1940 г. наркомом обороны СССР. Последний принимал неотложные меры по укреплению центрального аппарата НКО, улучшению руководства войсками, выстраивал более жёсткую вертикальную линию управления. Ощущая поддержку всех членов Совета обороны, включая И.В.Сталина и Л.П.Берию, он впервые с 1918 г. предпринял попытку взять под свой контроль всю систему военной контрразведки.

Имея информацию о поступившем в ЦК ВКП(б) проекте реорганизации НКВД СССР и разделении его на два наркомата, С.К.Тимошенко направил И.В.Сталину и В.М.Молотову докладную записку, в которой отмечал, что в настоящее время происходит «коренная перестройка функций командования, направленная на укрепление единоначалия и сосредоточения в руках командира всех органов управления». Поэтому, как считал С.К.Тимошенко, предлагается назначать начальника Особого отдела РККА только приказом наркома обороны, которому и должен быть всецело подчинён начальник военной контрразведки[147].

Получатели докладной записки поддержали поступившее предложение и через несколько дней после разделения наркомата внутренних дел на НКВД и НКГБ (3 февраля 1941 г. — А.З.) состоялось и решение Политбюро ЦК ВКП(б) «О передаче Особого отдела из НКВД СССР в ведение наркомата обороны и наркомата Военно-морского флота СССР»[148]. При этом необходимо отметить, что в упомянутом выше проекте реорганизации НКВД СССР, поданном Л.П.Берией в ЦК ВКП(б) в январе 1941 г., ничего не говорилось о выделении военной контрразведки. Поэтому однозначно можно утверждать, что Л.П.Бе-рия подчинился мнению членов Политбюро, так как сам он в это время являлся лишь кандидатом в этот высший орган повседневного руководства большевистской партией.

В преамбуле постановления ЦК ВКП(б) и СНК СССР отмечалось: «За время своего существования особые отделы НКВД проделали большую работу и сыграли положительную роль в деле разгрома контрреволюционных элементов, проникших в Красную армию и Военно-морской флот. В настоящее время в связи с укреплением Красной армии и Военно-морского флота, значительным усилением их мощи и боевой готовности, ростом хорошо подготовленных и преданных делу партии Ленина — Сталина кадров командного и политического состава ЦК ВКП(б) и СНК СССР считает целесообразным передать органы особых отделов из ведения НКВД в ведение Наркомата обороны и Наркомата Военно-морского флота»[149].

Согласно данному постановлению особый отдел ГУГБ НКВД СССР ликвидировался, а вместо него создавались третьи управления НКО и НК ВМФ соответственно. В НКВД СССР остался лишь 3-й отдел, в задачу которого входило обеспечение безопасности всех войск наркомата, а также милиции и пожарной охраны.

Аппаратам третьих управлений и 3-го отдела поручалось решать следующие задачи: 1) борьба с контрреволюцией, шпионажем, диверсией, вредительством и всякого рода антисоветскими проявлениями в Красной армии, ВМФ и войсках НКВД; 2) выявление и информирование руководства наркоматов обо всех недочётах в состоянии воинских частей и сил флота и обо всех имеющихся компрометирующих материалах и сведениях на военнослужащих. Для решения указанных задач аппаратам военной контрразведки необходимо было использовать агентурно-осведомительную сеть в войсках и их окружении, производить следствие по делам, отнесённым к их компетенции, а также осуществлять обыски, аресты и выемки[150].

Начальники третьих управлений НКО и НК ВМФ, а также начальник 3-го отдела НКВД подчинялись непосредственно своим народным комиссарам, что избавляло военную контрразведку от вмешательства в её дела других руководителей наркоматов. Такая же система подчинённости устанавливалась и на местах (в военных округах, на флотах и флотилиях, в армиях, корпусах, дивизиях. — А.З.). ЦК ВКП(б) и СНК СССР назначили первых лиц управлений и отдела. Ими стали:

А.Н.Михеев, А.И.Петров и А.М.Белянов в НКО, НК ВМФ и НКВД соответственно. Срок реорганизации был определён очень сжатый — пять дней[151].

Спешка с реализацией принятого решения не могла не сказаться на качестве проводимых мероприятий. Ведь постановление ЦК ВКП(б) и Совнаркома предусматривало ряд процедур, требующих определённого времени. Так, предписывалось, к примеру, направить весь личный состав особых отделов на укомплектование третьих управлений и отделов, передать туда литерные, агентурные и следственные дела, перечислить за вновь образованными структурами всех арестованных лиц, организовать камеры предварительного заключения для содержания подследственных, определить порядок использования военной контрразведкой сил наружного наблюдения и специальных технических средств органов НКГБ, наладить оперативный учёт и т. д. Отсюда понятно, что в пятидневный срок удалось провести реорганизацию лишь формально, многие вопросы пришлось решать в течение месяца и более. Изменения в структуре военной контрразведки привели к переназначению оперативных и руководящих сотрудников, переводу многих из них на другие должности либо даже в другие места прохождения службы, а это, в свою очередь, серьёзно сказалось на темпах и эффективности работы.

До сегодняшнего дня историки не пришли к однозначному мнению относительно обоснованности и своевременности предпринятой реформы военной контрразведки. На наш взгляд, данное решение было проведено лишь под давлением руководства НКО СССР. После выявившихся недостатков в организации и боеготовности войск в ходе Советско-финляндской войны И.В.Сталин шёл навстречу любой инициативе НКО по укреплению системы управления. Но ускоренное проведение реформы позволяет увидеть ещё один существенный факт: военно-политическое руководство страны, безусловно, не намеревалось предпринимать какие-либо превентивные боевые действия в отношении нацистской Германии, как это утверждают некоторые авторы. И.В.Сталин и его ближайшие соратники надеялись, что войны с ней удастся избежать по крайней мере до начала 1942 г. Ведь аксиомой является то, что проведение крупных реформ в любых сферах жизнедеятельности государства, включая и реформы специальных служб страны, результативно лишь в перспективно стабильной обстановке, когда потерянный темп их работы будет возможно постепенно восстановить. Изучение соответствующих материалов Центрального архива ФСБ России показывает, что с февраля по середину июня 1941 г. 3-е управление наркомата обороны смогло предоставить своему новому руководству всего часть информации по важнейшим вопросам боевой готовности войск, недостатков в управленческих действиях разноуровневых структур, включая и подразделения Генерального штаба. Так, в апреле 1941 г. начальник военной контрразведки проинформировал С.К.Тимошенко о серьёзных системных проблемах в Разведывательном управлении, разведотделах военных округов и зарубежных аппаратах[152].

По заданию ЦК ВКП(б) 3-е управление НКО СССР, в частности его авиационный отдел, активно участвовало в информационном обеспечении готовившегося постановления «Об авариях и катастрофах в авиации Красной армии», которое было принято 9 апреля 1941 г. В определённой степени военные контрразведчики даже инициировали это решение ЦК ВКП(б) и Совнаркома[153]. Речь в этом документе шла далеко не только и не столько о технических причинах гибели лётно-подъёмного состава и уничтожении самолётов, сколько о расхлябанности и недисциплинированности в авиационных частях, т. е. о субъективных моментах, что и находилось в фокусе деятельности военной контрразведки и политорганов. Начальник 3-го управления НКО А.Н.Михеев, несмотря на прямую подчинённость наркому обороны, сообщил в Центральный комитет партии о «неблаговидном» поведении своего непосредственного начальника, который, якобы не разобравшись в причинах многих катастроф, подписал «замазывающий» всё дело доклад заместителя наркома — руководителя ВВС РККА генерал-лейтенанта П.В.Рычагова. В итоге военно-политическое руководство страны посчитало необходимым снять последнего с занимаемой должности, а также предложило наркому обороны представить проект решения Главного Военного Совета в разрезе вышеуказанного постановления ЦК ВКП(б) и СНК СССР[154].

За предвоенные месяцы 3-е управление НКО СССР реализовало с санкции наркома лишь одну серьёзную оперативную разработку на группу генералов и офицеров бывшей латышской армии. Причём эта разработка была начата ещё до проведения реформы военной контрразведки, и первые спецсообщения на имя И.В.Сталина по поводу проведённых арестов направлялись из НКГБ СССР за подписью В.Меркулова, а не руководителя военной контрразведки А.Н.Михее-ва. Только после допросов главы антисоветской организации генерала Ж.К.Баха с учётом того, что все лица, названные им в показаниях, являлись военнослужащими РККА (24-го территориального Латвийского стрелкового корпуса. — Авт.) оперативные и следственные материалы для дальнейшего расследования были переданы в 3-е управление НКО CCCP[155]. Уволенных в запас, разрабатываемых и уже арестованных латышских генералов и офицеров НКГБ СССР оставил за собой. Этот факт, так же как и проведение разработки военнослужащих в течение месяца после создания 3-го управления Наркомата обороны, свидетельствует об отсутствии у В.Меркулова, а следовательно, и у Л.П.Берию желания отдавать военную контрразведку в другое ведомство, о стремлении исподволь, пока ещё идёт реформа, переубедить И.В.Сталина относительно принятого решения.

Здесь необходимо заметить, что в преамбуле постановления ЦК ВКП(б) и Совнаркома о передаче Особого отдела из НКВД в НКО и НК ВМФ СССР ничего не говорилось об успехах военных контрразведчиков по борьбе со шпионажем, будто они этой проблемой и не занимались. Речь шла только об укреплении боевой мощи Красной армии и Военно-морского флота, что само по себе не вызывало необходимости проведения реформы. Более того, если мы сопоставим задачи Особого отдела НКВД СССР, определённые постановлением Политбюро ЦК ВКП(б) от 11 января 1939 г., с задачами третьих управлений НКО и НК ВМФ, то увидим, что они текстуально во многом совпадают, а что касается информирования командования о вскрытых недостатках в войсках, то в первом документе это прописано даже более детально[156].

Таким образом, можно констатировать по крайней мере преждевременность реформы военной контрразведки, её субъективистскую основу. И тем не менее реорганизация состоялась.

В середине марта 1941 г., т. е. через месяц после создания третьих управлений и отделов удалось разработать положение о них, которое по непонятным до сих пор причинам было утверждено наркомом обороны (к тому времени уже Маршалом Советского Союза. — А.З.) С.К.Тимошенко лишь 12 апреля и объявлено приказом НКО СССР № 0028[157].

В положении подчёркивалось, что 3-е управление существует на правах Главного управления НКО СССР, а его начальник подчиняется только народному комиссару обороны и выполняет только его распоряжения[158]. Несомненно, И.В.Сталин ознакомился с текстом положения и не мог не обратить внимания на выделенные нами слова. После того что было вскрыто в ходе проработки вопроса об аварийности и катастрофах в авиации, он, надо полагать, почувствовал утрату одного из важнейших источников информации о состоянии советских Вооружённых сил, поддержав предложение наркома обороны С.К.Тимошенко о подчинении тому органов военной контрразведки. При таком рассмотрении данного вопроса становится понятным, почему буквально через несколько дней после утверждения на Политбюро выводов по фактам аварийности катастроф и подписания наркомом своего приказа № 0028 появилось совместное постановление ЦК ВКП(б) и СНК СССР «О третьих управлениях НКО и НК ВМФ»[159]. В нём отмечалось, что практика применения постановления о передаче Особого отдела НКВД в ведение НКО и НК ВМФ показала наличие проблем во взаимодействии всех структур госбезопасности и единстве их действий. Поэтому и состоялось решение о введение в штаты третьих управлений и в их местные органы (вплоть до бригадных, гарнизонных и т. д.) должностей заместителей, которые бы одновременно подчинялись соответствующим руководителям НКГБ-УНКГБ. Эти заместители назначались, перемещались и увольнялись со службы приказами НКГБ и содержались за счёт сметы этого наркомата. В постановлении ещё раз подчёркивалась роль Центрального и территориальных советов руководителей спецслужб. Председателями советов являлись нарком госбезопасности и начальники УНКГБ. Таким образом, высшее военно-политическое руководство страны частично устранило негативный эффект от выделения военной контрразведки из общей системы госбезопасности с её прямым подчинением лично И.В.Сталину. Вскоре руководитель большевистской партии стал инициировать решения о передаче ряда расследуемых дел на военнослужащих из 3-го управления НКО в НКГБ СССР. В частности, 3 июня 1941 г. принято постановление ЦК ВКП(б) и СНК СССР о передаче в наркомат госбезопасности дела на бывшего командующего ВВС Московского военного округа генерал-лейтенанта авиации Героя Советского Союза П.И.Пумпура, арестованного ещё 31 мая[160].

Все отрицательные стороны осуществлённой реформы проявились с началом Великой Отечественной войны. В условиях боевых действий командование требовало от военных контрразведчиков лишь участия в наведении порядка в войсках, проведении разведки непосредственно в тактической зоне обороны, а также недопущения ухода военнослужащего с позиций без приказа. Ни о какой планомерной борьбе с разведывательно-подрывной деятельностью противника речи в первый месяц войны не шло. И это происходило на фоне изданной 3-м управлением НКО СССР директивы № 34794 от 22 июня 1941 г.[161] Согласно её тексту от военных контрразведчиков требовалось усилить именно оперативную работу, провести в жизнь планы перестройки агентурно-осведомительной сети в соответствии с потребностями условий военного времени. Если это возможно было реализовать в тыловых районах, то в зоне боевых действий и в прифронтовых районах усилия военных контрразведчиков направлялись исключительно на выполнение приказов командования. Информация 3-го управления НКО СССР и его подчинённых органов доходила до созданного в конце июня 1941 г. Государственного комитета обороны лишь в том виде, в котором её представлял, если вообще представлял, нарком — Маршал Советского Союза С.К.Тимошенко. В отличие от руководителей НКВД (Л.П.Берия) и НКТБ (В.Меркулов) начальник военной контрразведки А.Н.Михеев не имел права прямого доклада И.В.Сталину и другим членам ГКО[162].

Ввиду перегруженности работой в постоянно меняющейся обстановке нарком обороны не находил времени для рассмотрения и утверждения положения о работе органов 3-го управления НКО в военное время. По крайней мере до конца июня 1941 г. (как явствует из директивы № 35523 от 27.06.1941 г., подписанной А.Н.Михеевым и разосланной в подчинённые органы) руководителям аппаратов военной контрразведки в войсках предлагалось руководствоваться в своих действиях временными правилами, которые, по существу, и являлись проектом положения[163].

Здесь следует подчеркнуть, что приказы и директивы начальника 3-го управления НКО СССР не являлись руководством к действию командующих армиями и фронтами, а подлежали исполнению лишь сотрудниками военной контрразведки. Подобного рода документы доводились до командования лишь в порядке ознакомления и практически не влияли на принимаемые им решения.

10 июля 1941 г. были созданы аппараты главнокомандующих Северо-Западного, Западного и Юго-Западного направлений. Для обеспечения главкомов своевременной информацией о состоянии подчинённых им войск, совместным приказом по третьим управлениям НКО СССР и НКВМФ от 15 июля при ставках главкомов создавались третьи отделы[164].

Главкомом войск Западного направления был назначен С.К.Тимошенко. Вместе с ним на фронт убыл и начальник 3-го управления НКО СССР А.Н.Михеев, занявший одновременно и должность начальника третьего отдела главкомата. Поскольку отъезд руководителя всей системы военной контрразведки страны не вызвал возражений со стороны ответственного за государственную и общественную безопасность в ГКО Л.П.Берии, то можно предположить, что уже в первой декаде июля прорабатывалось решение о структурных преобразованиях в подведомственной ему сфере. Ведь ещё 6 июля 1941 г. ГКО принимает постановление № 37сс о введении военной цензуры, которым предписывалось именно третьим управлениям НКО и НКВМФ в пятидневный срок сформировать соответствующие отделения, обратив на их укомплектование около тысячи сотрудников 4-го отдела НКГБ СССР. Это решение было объявлено совместным приказом от 13 июля наркомов С.К.Тимошенко и Н.Г.Кузнецова[165]. Однако уже через четыре дня — 17 июля 1941 г. — по докладу Л.П.Берии и В.Н.Меркулова ГКО решило реорганизовать военную контрразведку и передать её в НКВД[166]. В постановлении ГКО № 187сс указывалось: «1. Преобразовать органы Третьего управления, как в действующей армии, так и в военных округах (от отделений в дивизиях и выше) в особые отделы, а Третье управление — в Управление особых отделов; 2. Подчинить Управления особых отделов и особые отделы Народному комиссариату внутренних дел, а уполномоченного особотдела в полку и особотдела в дивизии одновременно подчинить соответствующему комиссару полка и комиссару дивизии»[167].

Члены ГКО согласились с предложенной Л.П.Берией формулировкой главной задачи особых отделов: решительная борьба со шпионажем и предательством в частях Красной армии, ликвидация дезертирства непосредственно в прифронтовой полосе. Особым отделам предоставлялось право ареста дезертиров, а в необходимых случаях и расстрела их на месте. Для реализации поставленных задач постановлением ГКО предписывалось НКВД дать в распоряжение особых отделов необходимые вооружённые отряды из войск наркомата внутренних дел.

Следует заметить, что члены ГКО обратили внимание лишь на органы военной контрразведки в Красной армии, но оставили без изменения таковые в Военно-морском флоте. Что касалось последних, то они были реорганизованы только 10 января 1942 г. на основании постановления ГКО № 1120сс[168]. Такое особое отношение к контрразведке в РККА, и прежде всего в действующей армии, становится понятным, если учесть, что накануне принятия решения о реорганизации 3-го управления НКО СССР и подчинённых ему отделов состоялось заседание членов ГКО, на котором было постановлено арестовать и придать суду военного трибунала бывшего командующего Западным фронтом Д.Г.Павлова и группу подчинённых ему генералов[169]. Им инкриминировались позорная для командира трусость, бездействие, отсутствие распорядительности, развал управления войсками, сдача оружия противнику без боя и самовольное оставление боевых позиций. В этот же день (15 июля 1941 г.) члены ГКО рассмотрели ещё три важных вопроса: 1) проект Указа Президиума Верховного Совета СССР о реорганизации органов политической пропаганды и введении института военных комиссаров в РККА, а также проект Положения о комиссарах[170]; 2) проект приказа Ставки ВТК «О случаях трусости и сдаче в плен и мерах по пресечению таких действий» 3) о создании Можайской линии обороны.

Все эти решения подчёркивали негативную оценку складывающейся на фронтах ситуации и таковой же прогноз на ближайшие месяцы. Поэтому и принимаемые меры носили экстраординарный характер. Требовалось не только усилить централизацию усилий ряда государственных ведомств, но и придать им более жёсткий характер, включая и область контроля за действиями командования фронтов, армий, корпусов, дивизий и т. д. Отсюда становится понятным, почему военная контрразведка передавалась в НКВД, а оперуполномоченные в полках и начальники особых отделов дивизии получили двойное подчинение — своим непосредственным начальникам и соответствующим военным комиссарам (а не командирам).

Постепенно складывающейся системой работы ГКО предусматривалось, что принимаемые постановления детально развиваются в приказах и директивах ответственных за реализацию предпринимаемых мер. Так произошло и в случае с реорганизацией органов военной контрразведки. Л.П.Берия уже 18 июля 1941 г. подписал директиву № 169 и распорядился о передаче её на места. В тексте документа чётко формулировался смысл проведённых преобразований — «повести беспощадную борьбу со шпионами, предателями, диверсантами и всякого рода паникёрами и дезорганизаторами»[171]. От военных контрразведчиков требовалась беспощадная расправа с такими категориями лиц. Причём в директиве слова «беспощадность», «уничтожение», «ликвидация» повторены были неоднократно, что подчёркивало экстраординарность подлежащих принятию мер.

В директиве речь шла и об укреплении руководящего состава особых отделов, однако никаких конкретных фамилий не указывалось. Тем не менее начальник 3-го управления НКО СССР А.Н.Михеев, геройски проявивший себя в боях, но не проявивший достаточных организаторских и чекистских качеств как глава военной контрразведки страны, даже не рассматривался на пост начальника Управления особых отделов, впрочем, как и два его заместителя (Н.А.Осетров и А.Н.Клыков). Согласно приказу НКВД СССР № 00940 от 19 июля 1941 г. после согласования (по номенклатурному принципу) с аппаратом ЦК ВКП(б) и председателем ГКО И.В.Сталиным начальником Управления особых отделов был назначен заместитель наркома внутренних дел комиссар госбезопасности 3-го ранга В.С.Абакумов[172]. Для военного командования и личного состава особых отделов он до своего назначения оставался неизвестным, поскольку никогда ранее не работал в военной контрразведке, а трудился на оперативных и руководящих должностях в экономических и секретно-политических подразделениях[173]. Надо полагать, что рекомендация Л.П.Берии сыграла решающее значение при назначении В.С.Абакумова и не потребовалось представлять его лично председателю ГКО и (19 июля 1941 г.) наркому обороны И.В.Сталину. Среди лиц, посетивших кабинет главы государства, мы не находим фамилии В.С.Абакумова до 31 марта 1943 г., когда решался вопрос о создании контрразведки «Смерш»[174]. Однако это не означает, что В.С.Абакумов не имел персональных докладов у Верховного Главнокомандующего вне Кремля, а также телефонных переговоров. Вместе с тем письменные доклады в ГКО подписывал Л.П.Берия, даже если их содержание касалось сугубо деятельности особых отделов и вопросов о деятельности войск и военных укреплений.

В развитие постановления ГКО В.С.Абакумов предпринял необходимые меры по ускорению реорганизации военной контрразведки. Если оперативные и следственные аппараты подлежали лишь незначительным изменениям, то воинские подразделения при особых отделах предстояло ещё создать. За подписью наркома внутренних дел был подготовлен приказ № 00941 от 19 июля 1941 г. о сформировании частей войск НКВД при органах военной контрразведки[175]. Особым отделам дивизии и корпусов полагалось иметь отдельные стрелковые взводы, армейские роты, а фронтовым — батальоны.

Чтобы повысить общий профессиональный уровень сотрудников, были организованы курсы при Высшей школе НКВД с численностью одновременно обучающихся 850 человек. Согласно приказу НКВД СССР № 00960 от 23 июля 1941 г. занятия на курсах планировалось начать уже с 26 июля[176].

В конце месяца В.С.Абакумов подписал директиву № 39212 (от 28.07.1941 г.), касающуюся усиления работы заградительных отрядов по выявлению и разоблачению агентуры противника, перебрасываемой через линию фронта. В данном документе нашёл своё отражение некоторый опыт по борьбе со шпионами и диверсантами, завербованными абверовцами из числа советских военнопленных. Их практически не готовили, а лишь инструктировали по проведению прифронтовой разведки и совершению диверсий, а также ведению пораженческой пропаганды[177].

Заградительные отряды начали организовываться командованием армий и фронтов с разрешения Ставки ВГК и до издания вышеуказанной директивы решали различные задачи, порой далёкие от контрразведки: помогали командованию в поддержании дисциплины и воинского порядка, пресечении бегства командиров и бойцов с занимаемых позиций, в ликвидации паники и т. д.

Легитимизация действий заградительных отрядов и укрепление правовой основы деятельности военной контрразведки происходила и далее. Так, 12 августа 1941 г. нарком обороны И.В.Сталин подписал приказ военным советам фронтов и армий о необходимости придания суду военного трибунала лиц среднего и старшего начсостава, оставляющих позиции без приказа своего руководства. Под суд предлагалось отдавать военнослужащих до командира батальона включительно. Данный приказ отражал сложнейшую ситуацию на фронте. К середине августа части вермахта уже продвинулись на 400–600 км на северо-западном направлении и до 350 км на юго-западном. Наша армия оставила территорию Латвии, Литвы, почти всю Эстонию и Белоруссию, значительную часть Украины. Враг вышел на дальние подступы к Ленинграду, захватил Смоленск, под угрозой оккупации находился Киев. Отступление вызывало многочисленные случаи растерянности и даже паники, которой поддавались и лица комсостава. Безусловно, этот приказ при его реализации на местах иногда давал основу для скоропалительных решений, но в целом он сыграл свою мобилизующую роль[178].

Ещё одним нормативным актом, предопределившим направленность деятельности особых отделов НКВД, стал приказ Верховного Главного Командования Красной армии № 270 от 16 августа 1941 г.

Само название приказа — «О случаях трусости и сдаче в плен и мерах по пресечению таких действий» — указывало на его репрессивный характер. В приказе прямо говорилось о «недопустимой растерянности» работников особых отделов НКВД и отсутствии попыток помешать некоторым генералам сдаться в плен врагу. Данное утверждение являлось объективным лишь отчасти, поскольку среди указанных в приказе генералов далеко не все добровольно сдались в плен. Это относится прежде всего к П.Г.Понеделину, Н.К.Кириллову и В.Я.Качалову. Последний героически погиб в ходе боя с немцами. Но приказ, составленный «по горячим следам», в условиях отсутствия данных о реальных поступках ряда командиров и начальников, задавал некий вектор оценок, которые следует применять в репрессивной деятельности по отношению к неустойчивым, малодушным и трусливым элементам.

Рассматриваемый приказ подписали семь человек: И.В.Сталин, В.М.Молотов, С.М.Будённый, К.Е.Ворошилов, С.К.Тимошенко, Б.М. Шапошников, Г.К.Жуков. Конкретизируя определённые приказом общие установки для сотрудников военной контрразведки, Главный военный прокурор Красной армии дивизионный военный юрист В.И.Носов отметил в своём письме подчинённым (8 сентября 1941 г.), что дезертиров и лиц, вернувшихся из плена, особые отделы вправе арестовывать без предварительной санкции соответствующего прокурора[179]. Лица, сдавшиеся в плен без сопротивления, определялись в письме как изменники Родине и поэтому должны были привлекаться к строжайшей ответственности.

Отдавая себе отчёт в том, что среди пленных и вышедших из окружения при сомнительных обстоятельствах военнослужащих могут оказаться лица, уже завербованные разведкой противника, члены ГКО на заседании 27 декабря 1943 г. указали органам госбезопасности на необходимость организации их фильтрации. Это решение было оформлено в виде постановления ГКО № 1066.

На основании данного постановления нарком внутренних дел Л.П.Берия издал соответствующий приказ, обязывающий Управление особых отделов НКВД СССР, а также начальников военной контрразведки фронтов и армий незамедлительно принять требуемые организационные и кадровые решения для реализации необходимых мер. Как видно из докладной записки в ГКО № 280/Б от 1 марта 1942 г., В.С.Абакумов и его подчинённые создали 19 спецлагерей с особыми отделами при них. По состоянию на 23 февраля было освобождено из плена и собрано лиц, вышедших из окружения, более 128 000 военнослужащих. Из них 21 804 человека прошли фильтрацию и направлены в действующие части Красной армии. Ещё 106 328 человек находились в процессе проверки на сборно-пересыльных пунктах, 14 963 — в пути до спецлагерей НКВД. В самих же спецлагерях проходили дополнительную проверку ещё 68 577 человек[180].

На заседаниях ГКО рассматривалось большое количество вопросов, имевших порой отношение лишь к отдельным родам войск. Для обеспечения принятия решений требовалась детализированная, многократно проверенная информация. В этом процессе неизменно принимали участие и органы НКВД, а конкретно Управления особых отделов и его фронтовых аппаратов. Однако отчётные материалы и аналитические заметки порой находились в делах структурных подразделений УОО НКВД СССР, что позволяло быстро найти и представить в секретариат Л.П.Берии, а затем в ГКО требуемые сведения. Вот почему он как член ГКО приказал реорганизовать аппарат УОО НКВД СССР, что и было сделано 4 июля 1942 г. В соответствующей директиве заместитель наркома внутренних дел — начальник военной контрразведки В.С.Абакумов связал реорганизацию с необходимостью более полного обеспечения оперативно-чекистского обслуживания Красной армии и флота, что было яснее для руководящего и оперативного состава особых отделов. Анализ же текста директивы даёт основание утверждать, что УОО НКВД СССР больше всего беспокоили недостатки в информационной работе. В.С.Абакумов прямо указывал, что, несмотря на неоднократные предупреждения, особые отделы продолжают направлять в Москву документы, не представляющие оперативного интереса, составленные на основании устаревших и официальных данных. «В Управление особых отделов, — отмечал В.С.Абакумов, — подлежит представлять наиболее важные донесения, тщательно проверенные на месте…»[181]

Особо выделялись вопросы о причинах провала боевых операций, преступной деятельности лиц командно-начальствующего состава, подрывающих боеспособность частей Красной армии и ВМФ, о серьёзных недочётах в состоянии воинских частей. Поскольку в 1941–1942 гг. на заседаниях ГКО чаще других рассматривались вопросы формирования и состояния танковых, артиллерийских, инженерных частей и соединений, то в УОО НКВД СССР специально создавались профильные отделы. К примеру, отдел по руководству органами военной контрразведки в тыловых округах, где комплектовались новые формирования РККА и запасные части. На базе бывшего 3-го отдела управления образовывались два других, отвечавших за артиллерийские, танковые и гвардейские миномётные части, а также связные и военно-инженерные соответственно. 4-му отделу УОО НКВД СССР поручалось руководство и обобщение опыта по борьбе с антисоветскими элементами, изменой Родине, членовредительством, трусостью, паникёрством и распространением ложных слухов. Именно этот отдел стал отвечать за информацию о действиях заградительных отрядов и эффективности их применения. Это было достаточно важным с учётом последовавшего через несколько дней издания приказа наркома обороны СССР № 227 от 28 июля 1942 г. Данный приказ появился в условиях резкого обострения обстановки практически на всём советско-германском фронте, когда советские войска стремительно отступали к Волге, оставляли обширные районы на Северном Кавказе. Призыв приказа — «Ни шагу назад!» — стал главным для каждой воинской части. Но чтобы за призывом последовало реальное укрепление боевой стойкости, требовались не только идеолого-воспитательные меры, но и достаточно жёсткие заградительные мероприятия.

На основании указания председателя ГКО И.В.Сталина об изменении ранее принятых решений заградительные отряды на Сталинградском фронте были подчинены не военным советам армий и фронта, а соответствующим особым отделам. Это налагало большую ответственность на руководителя военной контрразведки, и не столько за принятие мер к дезертирам, трусам и паникёрам, сколько за максимальную помощь командованию в удержании боевых позиций, возвращению на линию обороны как можно большего возможного количества проявивших малодушие военнослужащих. Только за август-сентябрь 1942 г. в районе Сталинграда заградительными отрядами и оперативными группами особых отделов было задержано 45 465 солдат и офицеров, сбежавших с передовой линии фронта. Из общего числа по постановлениям особых отделов 699 человек расстреляли перед строем за паникёрство, членовредительство и трусость, а около 42 ООО военнослужащих возвращено в свои части или на пересылочные пункты. Почти 1500 бойцов и командиров направлено в штрафные роты и батальоны[182].

Поручив военным контрразведчикам руководство заградительными мероприятиями, председатель ГКО приказал наркому внутренних дел организовать поступление ежесуточной информации от особых отделов Сталинградского и Юго-Восточного фронтов об обстановке в войсках, разного рода недостатках в снабжении частей и соединений всем необходимым и даже о действиях командования всех уровней, повлиявших либо могущих повлиять на успешность боевых операций.

Одновременно укреплялось (на уровне полка и дивизии) единоначалие. Указом Президиума Верховного Совета СССР от 9 октября 1942 г. упразднялся институт военных комиссаров и поэтому ГКО на своём заседании 13 октября 1942 г. принял постановление № 2406, определившее подчинённость уполномоченного особого отдела в полку и начальника дивизионного аппарата особого отдела командиру части или соединения соответственно.

При этом сохранялась вертикальная подчинённость военных контрразведчиков по линии НКВД СССР.

Чтобы максимально возможно снять проявившиеся в тяжелейшей фронтовой обстановке трения между командованием фронтов и армий с одной стороны и руководителями особых отделов с другой, члены ГКО поручили наркомату внутренних дел, а конкретно Управлению особых отделов более чётко и однозначно формулировать задачи органов военной контрразведки. Во исполнение данного поручения во второй половине октября 1942 г. за подписью Л.П.Берии в ГКО был представлен пакет документов, включавший: проект постановления Государственного комитета обороны; справку о штатной численности особых отделов НКВД СССР; список начальников отделов фронтов, армий, военных округов, флотов и флотилий. В проекте упомянутого выше постановления ГКО были прописаны задачи военной контрразведки, вытекающие из складывающейся обстановки. В пункте втором проекта предусматривалось, в частности, обязанность начальников особых отделов своевременно информировать командование обо всех имеющихся материалах на командно-начальствующий и рядовой состав, а также обо всех выявленных недостатках[183].

По неизвестным до сегодняшнего дня причинам предполагавшееся постановление ГКО не состоялось, однако разработанный проект лёг в основу тех кардинальных решений, которые были приняты уже весной 1943 г.

Перестройка организационной структуры и корректировка задач органов военной контрразведки в 1943 году

Победа в Сталинградской битве вселила в войска, прежде всего в командный состав, уверенность в возможности наращивания наступательных действий. Оснований к этому виделось вполне достаточно. Однако реальность оказалась заметно иной. Харьковская наступательная операция, предпринятая в феврале 1943 г. Воронежским фронтом и 6-й армией Юго-Западного фронта, развивалась успешно. Сломив сопротивление противника, советские войска освободили Курск, Белгород, а затем и Харьков. Но фронтовое командование допустило ошибки в оценке обстановки. Ставка ВГК, не обладая полными данными на фронте, не поправила решение командующих на продолжение наступления, темпы которого резко замедлились. Исчерпав свои возможности и не имея резервов, армии Воронежского фронта вынуждены были перейти к обороне, а затем вновь оставить Харьков, Белгород и другие населённые пункты. К 25 марта 1943 г. наши войска отошли на 100–150 км[184].

Ошибки, допущенные командованием фронтов, коренились в том числе и в недостатках работы разведывательных органов, а отсутствие должной реакции Ставки ВГК — в искажённой информации о состоянии наступающих войск, способности их закрепить достигнутые успехи.

Эти обстоятельства подтолкнули Верховного Главнокомандующего и других членов ГКО принять необходимые организационно-кадровые решения, направленные на исправление положения.

Отложившиеся в архивах документы однозначно свидетельствуют, что никаких предложений об изменении положения органов военной контрразведки до конца марта 1943 г. в адрес ГКО и от самих членов Государственного комитета обороны не поступало. Более того, не нарком внутренних дел СССР Л.П.Берия и не заместитель главы НКВД начальник Управления особых отделов В.С.Абакумов, а первый заместитель наркома В.Н.Меркулов, курировавший контрразведывательный блок, в конце марта собрал в Москве первое за период с начала Великой Отечественной войны совещание руководителей особых отделов фронтов и некоторых армий[185]. Присутствовавшие на заседаниях заместители наркома И.А.Серов и В.С.Абакумов, а также начальник 2-го (контрразведывательного) управления П.В.Федотов выглядели в роли статистов, лишь изредка уточняли у выступающих отдельные положения их докладов.

Как главный на совещании ставился вопрос об усилении борьбы со шпионажем по линии военной контрразведки, укреплении её связи в практической работе с территориальными органами госбезопасности и внутренних дел. С основным докладом выступил не начальник УОО НКВД СССР комиссар госбезопасности 2-го ранга В.С.Абакумов (что было бы логично), а его подчинённый — начальник Особого отдела Западного фронта Л.Ф.Цанава, бывший нарком госбезопасности Белорусской ССР, близкий соратник В.Н.Меркулова и члена ГКО — наркома внутренних дел СССР Л.П.Берии. Оратор почти не упомянул о такой функции военной контрразведки, как информирование командования о вскрываемых недостатках в войсках. Другие выступающие не просто обратили на это внимание, но и высказались за усиление значения информационной работы, однако не нашли открытой поддержки руководства. Лишь отдельные замечания В.С.Абакумова могут свидетельствовать о его стремлении сохранить известный баланс между контрразведывательной и информационной работой.

Главный докладчик поставил под сомнение даже основополагающий принцип работы военной контрразведки: объектово-линейный. В случае внедрения линейного принципа, более характерного для территориальных органов госбезопасности, особисты потеряли бы контроль за обстановкой в войсках. Против идей Л.Ф.Цанавы резко выступил начальник Особого отдела Сталинградского (а на период совещания уже Южного) фронта Н.Н.Селивановский. Его аргументы были убедительными и прозвучали в контексте достигнутых отделом успехов в период Сталинградской операции.

Никаких конкретных решений по итогам совещания принято не было, всё свелось к уточнению некоторых аспектов работы особистов на фронте. Надо полагать, что В.Н.Меркулов без одобрения наркома не решился на серьёзные изменения, предложенные основным докладчиком, в условиях противодействия других участников.

Следует отметить, что в это время Л.П.Берия находился на Кавказе и за исключением нескольких первых дней марта 1943 г., не был на приёме в кабинете Верховного Главнокомандующего И.В.Сталина[186]. Лишь 31 марта мы видим его фамилию в списке посетителей. Характерно, что одновременно с ним, в те же самые часы, на совещании присутствовали члены ГКО В.М.Молотов, Г.М.Маленков, а также заместитель начальника Генштаба по организационным вопросам генерал-лейтенант Ф.Е.Боков, начальник Главного разведывательного управления генерал-лейтенант И.И.Ильичёв, заместитель наркома обороны — начальник Главного политического управления РККА генерал-полковник А.С.Щербаков, первый заместитель наркома внутренних дел комиссар госбезопасности 1-го ранга В.Н.Меркулов и впервые приглашённый в кабинет главы государства начальник Управления особых отделов НКВД СССР комиссар госбезопасности 3-го ранга В.С.Абакумов.

Состав участников не оставляет сомнений, что обсуждались важные вопросы в области разведки, контрразведки и правоохранительной деятельности.

Ход дальнейших событий показывает, что к 13 апреля 1943 г. И.Сталин определился с разделением НКВД на два ведомства и передачей военной контрразведки в Наркомат обороны. Вероятно, глава государства уже проработал эту идею с некоторыми высшими политическими и военными руководителями и получил полное согласие. Возвратившись с Кавказа, Л.Берия, в свою очередь, посчитал, что появилась возможность, не снижая темпов работы, провести организационную перестройку чекистских аппаратов. Структура Наркомата внутренних дел на начало 1943 г. оставалась достаточно сложной и уже не отвечала требованиям, предъявляемым Государственным комитетом обороны.

Ещё до совещания у И.В.Сталина начальник УОО НКВД СССР В.Абакумов провёл необходимую предварительную работу, создав временную группу разработчиков основополагающих документов, необходимых для проведения реорганизации. Вот что вспоминал о создании и функционировании группы ветеран военной контрразведки полковник И.Я.Леонов:

«А.М.Сиднев (начальник Особого отдела Карельского фронта. — Авт.) буквально через десять дней после вступления меня в должность пригласил к себе и сообщил, что по согласованию с Центром я включён в состав представительной комиссии Управления особых отделов по решению вопросов по подготовке необходимых нормативных документов реорганизации особых отделов, для чего я должен выехать в Москву. Поскольку А.М.Сиднев был в курсе дел о предстоящей работе комиссии, он чётко определил мои задачи и высказал ряд своих рекомендаций… 3 апреля я выехал в Москву и приступил к работе в вышеуказанной комиссии. 19 апреля 1943 г. в связи с подготовкой и проведением крупных наступательных операций Красной армии и с возросшими контрразведывательными задачами ГКО издал Постановление о реорганизации особых отделов в органы военной контрразведки “Смерш” (“Смерть шпионам”) и переводе их из системы НКВД СССР в Наркомат обороны, что предусматривало ещё большее взаимодействие органов контрразведки с военным командованием, позволяло улучшить их материально-техническое обеспечение и повышало мощь в борьбе с разведками противника. Это была смелая, разумная и дальновидная перестройка наших органов военной контрразведки… Следует отметить, что работа комиссии по реорганизации особых отделов была хорошо подготовлена, проходила при непосредственном участии И.В.Сталина и под его руководством. Создана она была при Управлении особых отделов НКВД СССР во главе с заместителем начальника Управления, опытнейшим контрразведчиком генерал-лейтенантом И.Я.Бабичем. В комиссию вошло по одному представителю особых отделов каждого фронта, военного округа и от каждой штатной должности, начиная от старшего оперативного уполномоченного до заместителя начальника Особого отдела фронта, военного округа. В состав комиссии был также включён представитель и от особых отделов Военно-морского флота… Комиссия работала де-сять дней, заседания комиссии проходили ежедневно с 13.00 до 24 часов в кабинете И.Я.Бабича, иногда в этих заседаниях принимал участие и В.С.Абакумов. Обсуждения выносимых на заседания вопросов всегда проходили активно. Особенно мне запомнились выступления двух подполковников: Фролова — начальника штабного отделения Особого отдела 1-го Белорусского фронта и Веселова — начальника отделения по руководству подчинёнными особыми отделами войск Ленинградского фронта. Они отличались хорошим знанием специфики работы оперативных работников в войсках, вопросов взаимодействий их с командованием и личным составом войск, а также знанием структуры спецслужб противника и методов их работы против наших войск. Как правило, вносимые ими предложения находили поддержку. Комиссия разработала все основные нормативные документы: Положение о военной контрразведке НКО “Смерш”, необходимые приказы, наставления и инструкции, структуру органов военной контрразведки. Разработанная комиссией структура главного управления контрразведки НКО “Смерш”, фронтовых, армейских, корпусных и дивизионных органов контрразведки и флотов была не громоздкой, эффективной, позволявшей обеспечивать чёткую работу всех звеньев военной контрразведки сверху донизу. При докладе И.В.Сталину о результатах работы комиссии встал вопрос о целесообразности изменения наименования особых отделов… Наименование “Смерш” подчёркивало, что во главу всех задач военной контрразведки ставится бескомпромиссная борьба с подрывной деятельностью иностранных разведслужб против сражающейся Красной армии. По решению Совнаркома СССР в функции органов “Смерш” включалось также пресечение враждебных действий антисоветских элементов, проникших в войска, борьба с предательством, изменой Родине, дезертирством, обеспечение непроницаемости линии фронта для агентуры противника и выполнение специальных заданий Народного комиссара обороны. Было установлено, что по всем вопросам оперативной деятельности нижестоящие органы “Смерш” подчиняются вышестоящим отделам и управлениям “Смерш”. Главное управление контрразведки “Смерш” подчинялось Наркому обороны СССР, его начальник являлся одним из заместителей Наркома (И.В.Сталина). Было также создано Управление контрразведки “Смерш” при Наркомате Военно-Морского Флота СССР»[187].

До принятия окончательного решения В.Абакумов ещё дважды побывал у И.Сталина. На одной из бесед присутствовал и В.Мерку-лов, который представил председателю ГКО проект постановления ЦК ВКП(б) о создании управления «Смеринш». Согласившись в основном с текстом, И.Сталин лично внёс изменение в название нового чекистского органа. Вместо «Смеринш» (что означало «Смерть иностранным шпионам») он написал «Смерш», что представляется неким акцентом на расширении круга лиц, определяемых как шпионы[188]. И это было абсолютно правильным уточнением, так как органам «Смерш» пришлось вскоре столкнуться с агентурой бандподполья на Украине, Северном Кавказе и в Прибалтике.

Во исполнение указаний И.В.Сталина, поддержанных другими членами ГКО, В.Н.Меркулов уже 2 и 4 апреля 1943 г. представил в ГКО различные варианты структурных преобразований, в которых не предполагалось выделение органов военной контрразведки из состава будущего НКГБ. Однако председатель ГКО вернул документы на доработку, с тем чтобы предусматривалась передача системы особых отделов в НКО с подчинением лично ему как наркому. Новые проекты документов были представлены И.В.Сталину 14 апреля и в тот же день рассмотрены на заседании Политбюро ЦК ВКП(б)[189].

Принятые решения были формализованы в виде постановления ЦК ВКП(б) «Об организации народного комиссариата» и соответствующего Указа Президиума Верховного Совета СССР. Что касается Управления особых отделов СССР как одного из структурных подразделений Наркомата внутренних дел, то достаточным было принятие постановления Совнаркома. Этот документ за № 415-138сс был подписан председателем СНК СССР И.В.Сталиным через несколько дней — 19 апреля 1943 г.

В постановлении указывалось следующее: «1. Управление особых отделов НКВД СССР изъять из ведения НКВД СССР и передать народному комиссариату обороны, реорганизовав его в Главное управление контрразведки НКО «Смерть шпионам…»[190]

Далее в постановлении перечислялись задачи органов военной контрразведки. Текстуально и по приоритетности они несколько отличались от того, что было изложено в проекте постановления ГКО, разработанном в НКВД СССР 15 октября 1942 г., о чём говорилось выше. Естественно, что борьба со шпионской, диверсионной, террористической и иной подрывной деятельностью иностранных разведок осталась на первом месте. Выявление и пресечение активности антисоветских элементов, изменнических намерений и действий, а также борьба с дезертирством и членовредительством остались в качестве задач. Исходя из личных указаний Верховного Главнокомандующего некоторые задачи были детализированы фактически до уровня конкретных мероприятий, как то: «принятие агентурно-оперативных и иных (через командование) мер к созданию на фронтах условий, исключающих возможность безнаказанного прохода агентуры противника через линию фронта, с тем чтобы сделать линию фронта непроницаемой для шпионских и антисоветских элементов»[191].

В такой постановке данный вопрос будет присутствовать практически во всех указаниях ГУКР НКО «Смерш», фронтовых и армейских аппаратов по обеспечению безопасности войск в оборонительных операциях.

Важно подчеркнуть, что в постановлении СНК СССР изложен исчерпывающий перечень задач для органов военной контрразведки, что подчёркнуто в тексте: «Установить, что органы «Смерш» освобождаются от проведения всякой другой работы, не связанной непосредственно с задачами…»[192]

Вместе с тем в постановлении зафиксирована возможность наркома обороны давать специальные задания аппаратам военной контрразведки.

В развитие юридического акта Совнаркома уже через два дня — 21 апреля 1943 г. члены ГКО приняли постановление № 3222сс/ов, утверждающее Положение о Главном управлении контрразведки «Смерш» и его органах на местах[193].

Подписав указанное постановление как председатель Совнаркома СССР, И.Сталин через два дня уже в качестве руководителя Госкомитета обороны утвердил представленное в ГКО Положение о ГУКР «Смерш». Данный документ лично доложил В.Абакумов, назначенный не только начальником военной контрразведки, но и утверждённый двумя днями ранее заместителем наркома обороны, то есть И.Сталина[194].

Согласно тексту Положения о ГУКР «Смерш», его начальник «подчинён непосредственно народному комиссару обороны и выполняет только его распоряжения»[195].

Обращает на себя внимание последняя часть формулировки о функциональной подчинённости. Ранее мы нигде не встречаем положений о каких-либо структурах госбезопасности с указанием на личную подчинённость И.Сталину, совмещавшему, как известно, долж-ности военного наркома и председателя ГКО. Таким образом, можно говорить о том, что никакого влияния НКГБ — НКВД и, что особенно важно, ответственных руководителей Наркомата обороны на практическую деятельность ГУКР «Смерш» и его информационные потоки не осуществлялось. Предусматривались лишь «поддержание, по мере необходимости, тесного контакта с соответствующими органами НКГБ СССР, НКВД СССР и Разведывательным управлением Генштаба Красной армии», обмен информацией и ориентировками[196].

В отличие от постановления ГКО № 187сс от 17 июля 1941 г. о преобразовании органов 3-го управления НКО СССР в особые отделы НКВД СССР, в Положении о ГУКР «Смерш» уже не содержалось права на расстрел дезертиров на месте. Не увидим мы и таких оборотов, как «беспощадная расправа с паникёрами, диверсантами, дезертирами и всякого рода дезорганизаторами», которые фигурировали в директиве НКВД, изданной на основе постановления ГКО.

В Положении о ГУКР «Смерш» упор сделан на активную агентурно-оперативную работу военной контрразведки в области борьбы со шпионажем и изменниками. Однако дезертирство и членовредительство, а также оказание помощи командованию в поддержании высокой боеготовности войск остались в качестве объектов приложения усилий аппаратов «Смерш»[197].

К разрешению отдельных организационно-кадровых вопросов деятельности органов госбезопасности ГКО ещё не раз возвращался на своих заседаниях в последующие месяцы.

Сохранившиеся в Центральном архиве ФСБ России документы со всей очевидностью свидетельствуют о том, что И.Сталин глубоко вникал в процесс реорганизации органов военной контрразведки. Он лично рассматривал, корректировал и утверждал Положение о ГУКР НКО «Смерш», его структуру и штат. Председатель ГКО отредактировал и подписал штаты и структуру двух видов фронтовых управлений, увеличив количество штатных единиц в УКР «Смерш», где во фронт входило более пяти армий. По приказанию наркома В.Абакумов подготовил приказ НКО № 1/сш от 29 апреля 1943 г. о присвоении воинских званий начальствующему составу органов «Смерш» и приказ НКО № 2/сш о назначениях заместителей и помощников начальника ГУКР НКО «Смерш».

И.В.Сталин согласился со всеми предложениями вновь назначенного начальника ГУКР НКО «Смерш» В.С.Абакумова. Эти предложения касались как построения структуры военной контрразведки (включая и сам Главк), так и сосредоточения в едином центре ряда направлений оперативной работы. В частности, нарком обороны утвердил создание аппарата помощников начальника ГУКР НКО «Смерш», каждый из которых курировал два-три фронтовых аппарата. Сделано это было по образцу Генерального штаба РККА, где уже функционировали аналогичные структуры. Помощники начальника Главка с подчинёнными им группами опытных оперативных работников являлись контрольно-инспекторскими и аналитическими аппаратами, призванными обеспечить главу ГУКР НКО «Смерш», а через него — членов ГКО, начальника Генерального штаба, других руководителей наркомата обороны и командующих родами войск информацией по вопросам, отнесённым к компетенции военной контрразведки.

Кроме аппарата помощников начальника Главка в ГУКР НКО «Смерш» организовывались функциональные отделы. Так, во исполнение личного указания И.В.Сталина был организован отдел, отвечающий за проведение радиоигр с разведцентрами противника. В этот отдел передавались все те сотрудники НКГБ СССР, кто ранее вёл такого рода работу. Таким образом, с апреля 1943 г. все радиоигры проводились органами военной контрразведки. Исключение составила лишь трёхэтапная операция «Монастырь — «Курьеры» — Березино», которая длительное время велась 4-м управлением НКГБ СССР. Проявлением усиления наступательности в действиях военной контрразведки явилось создание 4-го (позднее 3-го) отдела. Согласно тексту Положения о ГУКР НКО «Смерш», этому отделу поручалась «контрразведывательная работа на стороне противника в целях выявления каналов проникновения агентуры противника в части и учреждения Красной Армии»[198].

На местах создавались управления и отделы контрразведки «Смерш» фронтов, военных округов, армий, корпусов, дивизий, бригад, запасных полков, гарнизонов, укрепрайонов и учреждений РККА.

Нельзя не упомянуть ещё несколько решений, которые дополняли развёрнутый процесс реорганизации. В постановлении СНК СССР № 415-138ссот 19апреля 1943 г. в пункте № 7 прямо указывалось: «Изъять из ведения НКВД СССР Морской отдел Управления особых отделов НКВД СССР и передать его Народному комиссариату Военно-морского флота, организовав на базе его Управления контрразведки НКВМФ (“Смерш”)». Далее перечислялись задачи вновь создаваемого органа, во многом повторявшие те, что стояли перед ГУКР НКО «Смерш». СНК обязал наркома Н.К.Кузнецова представить на утверждение ЦК ВКП(б) структуру органов «Смерш» НКВМФ, кандидатуры начальника

Управления контрразведки и его заместителей[199].

К концу мая 1943 г. указание СНК СССР было выполнено и разработано положение об УКР НКВМФ «Смерш» и его органах на местах. 3 июня 1943 г. нарком ВМФ адмирал Н.Кузнецов подписал приказ № 00155 о создании управления. Согласно этому приказу УКР НКВМФ «Смерш» подчинялось непосредственно наркому и, как подчёркивалось, «выполняет только его распоряжения»[200].

В системе НКВД СССР на базе 6-го отдела Управления особых отделов создавался отдел «Смерш» для оперативного обслуживания войск НКВД.

Таким образом, весной 1943 г. была создана система органов «Смерш», охватывавшая все Вооружённые силы. Нельзя не заметить, что практически одновременно с реформой контрразведки произошли организационные изменения в военной разведке. Приказом наркома обороны И.Сталина (№ 0071 от 19 апреля 1943 г.) Управление войсковой разведки Генштаба было реорганизовано в Разведуправ-ление Генерального штаба Красной армии, на него было возложено руководство войсковой и агентурной разведками фронтов, а также проведение дезинформации противника. Этим же приказом при начальнике Генштаба (ГШ) создавалась группа командиров во главе с генерал-полковником Ф.И.Голиковым с задачей обобщения и анализа поступающих данных о противнике от всех органов разведки и контрразведки НКО, НКВД, НКВМФ, ГУКР «Смерш» и партизанских штабов. Органам ГУКР «Смерш» предписывалось усилить работу по обеспечению безопасных условий деятельности военной разведки и систематически информировать Разведывательное управление Генштаба Красной армии, сообщая данные о причинах провала агентов, полученные в ходе следственной работы, факты перевербовки противником негласных сотрудников военной разведки, особенности подготовки противником своих агентов, организации связи с ними, а также способы заброски в наш тыл. Одновременно и РУ ГШ РККА обязывалось незамедлительно сообщать в ГУКР «Смерш» все добытые данные об агентуре противника, подготавливаемой для внедрения в Красную армию или в её тылы[201].

Изменения в структуре претерпели также и войска НКВД. По распоряжению Госкомитета обороны нарком внутренних дел СССР Л.П.Берия своим приказом № 00792 от 4 мая 1943 г. создаёт Главное управление войск НКВД по охране тыла действующей армии с подчинением ему всех управлений охраны тыла фронтов и входивших в их состав частей. Общая численность войск охраны тыла определялась в 80 тысяч офицеров и солдат. Начальником Главного управления назначили комиссара госбезопасности А.М.Леонтьева[202]. В составе Главка имелись разведывательный отдел и аналогичные подразделения в войсках фронтов. Они работали в контакте с органами «Смерш» по выявлению агентуры противника, предателей, изменников и националистического подполья во фронтовых тылах.

Как явствует из положения, органы «Смерш» создавались как централизованная организация с вертикальной подчинённостью. Все аппараты военной контрразведки обязывались информировать военные советы и командование соответствующих частей, соединений и учреждений Красной армии по следующим вопросам: 1) о результатах борьбы с агентурой противника; 2) о проникших в части антисоветских элементах; 3) о результатах борьбы с изменой Родине, предательством, дезертирством и членовредительством. На практике по каждому из указанных вопросов управления и отделы «Смерша» стали предоставлять военным советам и командующим ежемесячные сводки, а при проведении наступательных операций даже информацию за несколько дней.

В положении специально подчёркивалось, что органы «Смерш» освобождаются от проведения всякой другой работы, не связанной непосредственно с решением возложенных на них задач. Сами же задачи формулировались следующим образом: а) борьба со шпионской, диверсионной, террористической и иной подрывной деятельностью иностранных разведок в частях и учреждениях Красной армии; б) борьба с антисоветскими элементами, проникшими в части и учреждения Красной армии; в) принятие необходимых агентурно-оперативных и иных (через командование) мер к созданию на фронтах условий, исключающих возможность безнаказанного прохода агентуры противника через линию фронта с тем, чтобы сделать линию фронта непроницаемой для шпионских и антисоветских элементов; г) борьба с предательством и изменой Родине в частях и учреждениях Красной армии (переход на сторону противника, укрывательство шпионов и вообще содействие работе последних); д) борьба с дезертирством и членовредительством на фронтах; е) проверка военнослужащих и других лиц, бывших в плену и окружении противника; ж) выполнение специальных заданий народного комиссара обороны.

В положении чётко определялись права и обязанности органов военной контрразведки: а) вести агентурно-осведомительную работу; б) производить в установленном законом порядке выемки, обыски и аресты военнослужащих Красной армии, а также связанных с ними лиц из гражданского населения, подозреваемых в преступной деятельности; в) проводить следствие по делам арестованных с последующей передачей дел по согласованию с органами прокуратуры на рассмотрение соответствующих судебных органов или Особого совещания при Наркомате внутренних дел СССР; г) применять различные специальные мероприятия, направленные на выявление преступной деятельности агентуры иностранных разведок и антисоветских элементов; д) вызывать без предварительного согласования с командованием в случаях оперативной необходимости и для допросов рядовой и командно-начальствующий состав Красной армии.

Было определено, что аресты военнослужащих Красной армии органами «Смерш» производились: а) рядового и младшего начсостава — по согласованию с прокурором; б) среднего начсостава — по согласованию с командиром и прокурором соединения, части; в) старшего начсостава — по согласованию с военными советами и прокурором; г) высшего начсостава — с санкции наркома обороны.

Между структурными подразделениями органов контрразведки «Смерш» строго распределялись функциональные обязанности, что обеспечивало достаточно высокое качество их работы. Помощники начальника Главного управления (по числу фронтов) с приданными им группами оперативных работников курировали работу органов «Смерш» на фронтах. Кроме данных групп имелись и функциональные отделы:

1-й отдел ГУКР «Смерш» НКО занимался агентурно-оперативной работой по центральным органам Красной армии, управлениям Наркомата обороны;

2-й отдел вёл работу среди военнопленных, представляющих интерес для органов «Смерш», осуществлял проверку военнослужащих Красной армии, бывших в плену и окружении противника;

3-й отдел отвечал за борьбу с агентурой противника (парашютистами), забрасываемой в наш тыл;

4-й отдел вёл контрразведывательную работу в тылу противника в целях выявления каналов проникновения агентуры противника в части и учреждения Красной армии;

5-й отдел осуществлял руководство работой органов «Смерш» военных округов;

6-й отдел был следственным;

отдел кадров занимался подбором и подготовкой кадров для органов «Смерш», формированием новых органов «Смерш».

На местах были организованы следующие органы «Смерш»: а) управления контрразведки НКО (Смерш) фронтов; б) отделы контрразведки НКО (Смерш) армий, округов, корпусов, дивизий, бригад, запасных полков, гарнизонов, укрепрайонов, учреждений Красной армии.

Структура местных органов «Смерша» была установлена применительно к структуре Главного управления контрразведки НКО (Смерш) и утверждалась народным комиссаром обороны.

Для обеспечения оперативной работы, конвоирования арестованных и их охраны, а также охраны мест заключения в органах «Смерш» формировались воинские подразделения: во фронтовых управлениях — батальон, в армейских отделах — рота, а в отделах контрразведки корпуса, дивизии и бригады — взвод.

Личный состав органов контрразведки «Смерш» комплектовался за счёт оперативного состава бывшего Управления особых отделов НКВД СССР и специального отбора военнослужащих из числа командно-начальствующего и политического состава Красной армии и ВМФ. Подготовка кадров для органов «Смерш» обеспечивалась путём создания специальных школ и курсов при Главном управлении контрразведки НКО (Смерш). Работникам органов контрразведки «Смерш» присваивались воинские звания, установленные в Красной армии. Они носили форму, погоны и другие знаки различия, установленные для соответствующих родов войск Красной армии.

Произошедшие структурные изменения органов контрразведки «Смерш» в 1943 г. обеспечили повышение эффективности и целеустремлённости разведывательной и контрразведывательной работы, всё более широкое применение наступательных методов в борьбе с подрывной деятельностью спецслужб противника. Произведённые изменения в организационно-штатной структуре органов военной контрразведки в 1943 г. оправдали себя и фактически не претерпели существенных изменений до конца войны.

После реорганизации большое внимание было уделено подготовке новых кадров. 15 июня 1943 г. председатель ГКО И.Сталин подписал приказ ГКО об организации школ и курсов ГУКР «Смерш». В частности, были созданы четыре постоянные школы: 1-я Московская — на 600 человек, 2-я Московская — на 200, Ташкентская — на 300, Хабаровская — на 250 человек со сроком обучения от шести до девяти месяцев и курсы с четырёхмесячным сроком обучения в Новосибирске на 200 человек и в Свердловске на 200 человек[203].

В ноябре 1943 г. Новосибирские курсы по подготовке оперативного состава были реорганизованы в школу ГУКР НКО СССР «Смерш» с четырёхмесячным, а в дальнейшем годичным сроком обучения. Всего за годы Великой Отечественной войны в Новосибирске на курсах было подготовлено около 4 тысяч военных контрразведчиков.

Проделанная в этом направлении работа позволила не просто сво-евременно восполнять безвозвратные потери, которые несли органы контрразведки «Смерш» в период войны, но и повысить качество разведывательной и контрразведывательной деятельности в боевых условиях за счёт повышения квалификации сотрудников.

После подготовки и утверждения организационно-кадровых документов председатель ГКО И.В.Сталин поручил В.С.Абакумову принять действенные меры по активизации агентурно-оперативной работы и ликвидации выявившихся в ходе войны недостатков в деятельности следственных подразделений. На основании полученных указаний ГУКР НКО «Смерш» издало необходимые директивы для подчинённых органов, а позднее направило на места инспекционные группы для проверки реализации полученных из Москвы установок.

Совместно с НКГБ ССР Главное управление военной контрразведки подготовило докладную записку в ГКО (№ 82/М от 29 апреля 1943 г.) по итогам предшествующей борьбы с агентурой противника — германской и финской разведок.

В документе отмечалось, что с начала Великой Отечественной войны было задержано 978 агентов-парашютистов. Из них на долю особых отделов приходилось 203, на войска НКВД по охране тыла действующей армии — 70 человек. Остальные были схвачены территориальными и транспортными органами. Приведённые цифры являлись как бы рубежными и отражали работу до проведённой реорганизации. В докладной записке также указывалось, что НКГБ СССР в связи с передачей борьбы с агентами-парашютистами противника в ГУКР НКО «Смерш» дал указание своим периферийным органам незамедлительно передать в военную контрразведку всех содержащихся под арестом лиц данной категории вместе со следственными делами на них[204].

В апреле 1943 г. от НКГБ СССР в ГУКР НКО «Смерш» было передано контрразведывательное обеспечение штабов партизанского движения, включая и Центральный, а также партизанских отрядов и соединений[205]. Руководитель ЦШПД П.К.Пономаренко не воспринял это решение, очевидно не осознав, что оно согласовано с Верховным главнокомандующим и даже более того — является прямым указанием последнего. Он продолжал решать все вопросы с НКГБ и его аппаратами на местах, игнорируя контрразведку «Смерш». В.С.Абакумов вынужден был 20 августа обратиться к П.К.Пономаренко с личным письмом, в котором не преминул указать следующее: «Как Вам известно, по указанию товарища Сталина, оперативное обслуживание штабов партизанского движения и борьба с агентурой противника, проникающей в эти штабы и партизанские отряды, возложена на органы контрразведки «Смерш»… В целях усиления борьбы с агентурой противника, прошу дать указание по линии штабов партизанского движения о следующем: 1. Все поступающие материалы из партизанских отрядов о задержании или явках с повинной шпионов, диверсантов, террористов, захваченных официальных сотрудников и документов немецких разведывательных органов — передавать в органы контрразведки «Смерш»; 2. По требованию органов контрразведки «Смерш» доставлять из тыла противника задержанных шпионов, диверсантов, террористов, а также официальных сотрудников и документы разведывательных и контрразведывательных органов; 3. Сообщать в органы контрразведки «Смерш» о переходах на строну партизан групп и подразделений РОА и других созданных немцами формирований. Лиц из этих формирований, интересующих органы контрразведки, доставлять на нашу сторону по требованию органов контрразведки «Смерш». Руководитель ЦШПД незамедлительно отреагировал, но достаточно своеобразно. В ответном письме В.С.Абаку-мову он указал, что штабы партизанского движения сами ведут борьбу со шпионажем со стороны немецких спецслужб, а «Смерш» пусть работает в войсках.

Противостояние ГУКР НКО «Смерш» и ЦШПД продолжалось несколько месяцев. Конец ему положило решение ГКО. Здесь следует отметить, что на основании информации о серьёзных недостатках в практической и организационной деятельности ЦШПД, подготовленной в основном Главным управлением военной контрразведки, руководство страны посчитало излишним дислоцирование в Москве республиканских штабов партизанского движения, а в середине января 1944 г. ГКО постановил ликвидировать сам Центральный штаб[206]. В последнем случае также не обошлось без информации ГУКР НКО «Смерш».

Ещё одна комиссия ГКО разбиралась с ситуацией на Западном фронте. Дважды, 14 и 29 февраля 1944 г. начальник ГУКР «Смерш» В.А-бакумов докладывал председателю ГКО И.Сталину об обстановке на Западном фронте, и в частности о «необеспеченности руководства боевыми операциями и издевательствах над командирами со стороны командующего 33-й армией генерал-полковника В.Гордова»[207].

По указанию ГКО и Ставки ВГК оперативные группы ГУКР НКО «Смерш», возглавляемые помощниками начальника Главка по нескольку раз выезжали на те участки советско-германского фронта, где намечались крупные оборонительные или наступательные операции. Эти группы обеспечивали координацию усилий ряда фронтовых аппаратов контрразведки, оказывали им действенную практическую помощь, обеспечивали поступление в Москву более точной и всесторонней информации. Так, по итогам работы оперативных групп ГУКР НКО «Смерш» перед началом Белорусской стратегической наступательной операции в Государственный комитет обороны была представлена информация об активизации немецкой агентурной разведки именно в предполагаемой полосе действий 1-го, 2-го и 3-го Белорусских фронтов, что могло свидетельствовать о наличии у противника неких сведений о подготовке наступления советских ВОЙСК[208].

Копия данного сообщения адресовалась и начальнику Генерального штаба для учёта при выработке конкретных директив фронтовому командованию.

ГУКР НКО «Смерш» постоянно наращивало поток информации в ГКО. Архивные документы, сохранившиеся в ЦА ФСБ России, показывают, что в зависимости от существа информации копии докладных записок направлялись (в ряде случаях по личному указанию И.В.Сталина) в адрес заместителя председателя ГКО В.М.Молотова, членов ГКО Л.П.Берии, Г.М.Маленкова, А.И.Микояна, а также начальнику Генерального штаба, руководителям Главного политического управления РККА, начальнику ГРУ Разведупра ГШ, командующим родами войск. На основе докладных записок и спецсообщений принимались постановления ГКО, издавались приказы наркома обороны и его заместителей, директивы и указания начальника Генерального штаба и т.д.

Успехи наших войск на фронтах положительно отразились на деятельности всех оперативных структур НКВД. Советские органы госбезопасности приобрели к этому времени достаточный опыт противодействия спецслужбам фашистской Германии, не позволяя им существенным образом влиять на подготовку и проведение боевых операций, проводя масштабные подрывные и шпионско-диверсионные акции.

И тем не менее с учётом изменений в военно-политической и оперативной обстановке потребовалось не только откорректировать задачи органов военной контрразведки, но и привести их организационную структуру в оптимальное состояние. Подобного рода задачи обозначились ещё в ходе зимней кампании 1942/43 г., поэтому проекты некоторых основополагающих документов появились в Управлении особых отделов НКВД СССР именно в этот период. Однако пока продолжалась Сталинградская битва, а также другие крупные оборонительные и наступательные операции, проводить реорганизацию, включая и разрешение такого исключительно чувствительного для командования Красной армии вопроса, как ведомственная принадлежность военной контрразведки, руководство страны признало нецелесообразным.

Как известно, 12 апреля 1943 г. состоялось совещание в Ставке ВГК, на котором обсуждался план летней кампании на советско-германском фронте. А в предыдущие дни в кабинете И.Сталина побывали, и не по одному разу, крупные военные руководители, а также член ГКО Л.Берия. Обсуждались насущные вопросы продолжения боевых операций, включая организационные и кадровые, которые так или иначе могли влиять на успешность реализации намеченных планов. Ход дальнейших событий показывает, что к 13 апреля 1943 г. И.Сталин определился с передачей военной контрразведки в Наркомат обороны, проработав эту идею с некоторыми высшими политическими и военными руководителями. Л.Берия считал, что появилась возможность, не снижая темпов работы, провести организационную перестройку чекистских аппаратов. Структура Наркомата внутренних дел в 1942 г. оставалась достаточно сложной и уже не отвечала предъявляемым Государственным комитетом обороны требованиям. По указанию И.Сталина заместитель министра внутренних дел СССР В.Меркулов подготовил и 14 апреля 1943 г. направил председателю ГКО проект постановления ЦК ВКП(б) об организации самостоятельного Наркомата госбезопасности и проект указа Президиума Верховного Совета СССР на сей счёт. Это были документы, уже доработанные с учётом мнения И.Сталина, поскольку В.Меркулов с начала апреля 1943 г. уже дважды докладывал Верховному Главнокомандующему первоначальные варианты, которые тогда не были утверждены. По имеющимся сведениям, одной из причин этого послужило стремление замнаркома внутренних дел, рассчитывавшего занять главный пост в НКГБ, сохранить в своём подчинении военную контрразведку в виде Управления особых отделов[209].

У председателя ГКО было иное мнение. Поскольку И.Сталин одновременно являлся и наркомом обороны, то он решил замкнуть на себя руководство военной контрразведкой, которая к этому времени разрослась численно, укрепилась организационно и, что самое главное, уже реально доминировала среди других оперативных управлений НКВД. Даже в области зафронтовой работы особисты по ряду позиций не уступали специально созданному для этих целей 4-му управлению НКВД.

Предстоявшие серьёзнейшие изменения в сфере органов госбезопасности И.Сталин решил первоначально обсудить с членами Политбюро ЦК ВКП(б), заседание которого состоялось 14 апреля 1943 г.[210]

В постановлении, принятом по итогам обсуждения, указывалось на необходимость реализации рассмотренных проектов обозначенных выше документов. Участники заседания сошлись во мнении относительно задач Наркомата госбезопасности, отметив при этом, что в сферу ответственности НКГБ СССР не входит борьба с подрывной, шпионской, диверсионной и террористической деятельностью иностранных разведок в частях и учреждениях Красной армии и Военно-морского флота, а также в войсках Наркомата внутренних дел[211].

Уже на следующий день во всех центральных советских газетах был опубликован указ Президиума Верховного Совета СССР об образовании Народного комиссариата государственной безопасности[212]. Наркомом был утверждён В.Меркулов.

Здесь возникает вопрос: почему член ГКО Л.Берия согласился на явное сужение полномочий, а значит, и влияния? Ведь все без исключения авторы, пишущие об этом человеке, отмечают его крайнюю амбициозность и властолюбие. Однако никакого противоречия здесь нет. Дело в том, что Л.Берия, оставаясь руководителем огромной структуры НКВД, требовавшей, что называется, «ручного» управления, одновременно как член ГКО отвечал за производство военной техники и вооружения. Это поглощало практически всё его рабочее время. Немаловажно и то, что ответственность за львиную долю оборонной промышленности создавала Л.Берии своеобразный задел в укреплении влияния в высшем эшелоне власти на период после окончания войны, когда вопросы государственной и общественной безопасности будут менее значимы среди других проблем жизни страны.

Однако возвратимся к событиям, происходившим в Кремле в апреле 1943 г. За день до решения вопроса о создании НКГБ, то есть 13 апреля, кабинет председателя ГКО И.Сталина в одно и то же время посетили и провели там более двух часов члены ГКО В.Молотов, Г.Маленков, Л.Берия, заместитель наркома внутренних дел В.Меркулов, заместитель наркома обороны и начальник Главупра РККА А.Щербаков, только что назначенный заместителем наркома обороны по кадрам Ф.Голиков, а также семь руководителей особых отделов фронтов. Эту группу возглавлял замнаркома внутренних дел, начальник Управления особых отделов НКВД В.Абакумов[213].

Поскольку ранее в таком составе особисты никогда не вызывались на совещания к Сталину, тем более в присутствии основных членов ГКО и руководства Наркомата обороны, а также, зная о состоявшемся через несколько дней знаменательном для военных контрразведчиков решении, можно утверждать, что речь на заседании шла о выделении военной контрразведки из системы НКВД и придании ей определённого статуса в рамках военного ведомства.

Оперативная обстановка в период коренного перелома в ходе войны

В результате проведения зимней кампании 1942/43 г. советские войска продвинулись вперёд на 600–700 км, было разгромлено свыше 100 дивизий врага, действовавших на советско-германском фронте. Наша армия постепенно стала перехватывать у врага стратегическую инициативу. Контрнаступление под Сталинградом имело в этом плане решающее значение, но окончательно ситуацию переломил провал операции вермахта «Цитадель». Сражения на северном и южном фасах Курского выступа, активные действия Брянского и Западного фронтов привели к краху последнего крупного наступления немецкой армии, а фактически последней попытки германского командования вновь взять инициативу в свои руки.

Однако победы дались Красной армии ценой больших потерь в личном составе и боевой технике. Согласно новейшим исследованиям, за второй период Великой Отечественной войны (с 19 ноября 1942 г. по 31 декабря 1943 г.) людские потери составили 8 538 700 человек, из них безвозвратные — 2 553 400[214].

Потребовалось значительно увеличить объём пополнения, мобилизовать в армию и во флот новые возрастные категории советских граждан, массированно призывать тех, кто проживал на временно оккупированной территории, освобождённой нашей армией. Большинство мобилизуемых на фронт составляли лица, родившиеся уже при советской власти, воспитанные в патриотическом духе. В то же время этому контингенту, как и вообще молодёжи, наряду с безоглядной храбростью и напором были присущи и такие черты, как потеря целеустремлённости без твёрдого руководства командиров либо просто старших по возрасту, склонность к утрате способности трезво оценивать обстановку, поддаваться панике и т. д. Достаточно большое количество вновь мобилизованных составили представители коренных национальностей советских республик Средней Азии. По свидетельству маршала Советского Союза А.И.Ерёменко, в конце 1942 г. в состав Сталинградского фронта прибыл 4-й кавалерийский корпус, в котором 70 % личного состава приходилось на узбеков и казахов. Их подготовка вызывала много сомнений[215]. Слабое знание русского языка, предопределявшее плохое усвоение, а затем и ненадлежащее выполнение ими приказов командиров и начальников, самым непосредственным образом влияло на решение боевых задач воинскими частями.

В своих дневниках А.Ерёменко отметил и другой малоизвестный факт: в числе пополнения на Калининский фронт в середине июля 1943 г. прибыло 20 уже сформированных штрафных рот, созданных по решению ГКО из лиц, осуждённых на длительные сроки заключения[216]. Примерно по столько же штрафных рот было распределено и по другим фронтам. Вместе с тем к 1943 г. устойчивость войск в определённой степени обеспечивала прослойка военнослужащих, которые участвовали в боевых действиях с первых месяцев войны и приобрели необходимый фронтовой опыт. Именно они цементировали подразделения, заражая уверенностью в победе над врагом молодых солдат. Для многих рядовых и командиров — от взводного до дивизионного уровня — во второй период войны даже бои в полном окружении не являлись чем-то уникальным, воспринимались пусть и как экстраординарная ситуация, но не как катастрофа. Именно из категории бывалых бойцов и командиров сотрудники военной контрразведки приобретали своих негласных помощников, поскольку именно такие люди пользовались авторитетом уличного состава, могли не только давать объективную информацию чекистам, но и своим поведением, личным примером воодушевлять сослуживцев на упорное сопротивление врагу и решение задач в наступлении.

В октябре 1942 г. Президиум Верховного Совета СССР упразднил институт комиссаров и вновь установил полное единоначалие, указав тем самым на возросшее доверие к командному составу Красной армии и флота[217].

Приобрели хорошие навыки работы в боевых условиях и партийно-политические органы. Основная масса политработников вполне эффективно вела пропагандистскую и контрпропагандистскую деятельность. Для положительного воздействия на политико-моральное состояние рядового и командно-начальствующего состава широко стали использоваться указания на примеры зверств оккупантов во временно занятых ими районах нашей страны.

Укреплению политико-морального состояния войск способствовало также переименование многих частей и соединений в гвардейские. На основании приказов народного комиссара обороны только за первую половину 1943 г. более 100 полков, бригад, дивизий, корпусов и армий стали гвардейскими[218].

Для военнослужащих гвардейских частей были установлены привилегии материального плана: полуторный оклад денежного содержания для офицеров, а для рядового состава — двойной. Нагрудный знак «Гвардия» носили все — от рядового до генерала. Он также помещался на знамёнах гвардейских подразделений. Даже если военнослужащий-гвардеец после ранения или по переводу попадал в другие воинские части, он имел право на ношение своего нагрудного знака.

Указами Президиума Верховного Совета СССР от 6 января и 15 февраля 1943 г. впервые после революции были введены погоны для личного состава Красной армии и ВМФ[219].

В 1943 г. произошло изменение политики государственных и партийных властей в отношении Русской православной церкви (РПЦ). 8 сентября собрался Архиерейский собор, и был избран митрополит Сергий на патриарший престол. Синод принял обращение к советскому правительству, в котором выражалась готовность умножать усилия РПЦ в служении правому делу защиты Родины от фашистской агрессии. В церквях на всей территории СССР активизировался сбор средств в фонд обороны. По некоторым данным, всего верующими было собрано более 300 млн рублей, построены на деньги прихожан танковая колонна (40 танков) имени Дмитрия Донского и самолёты для нескольких авиаэскадрилий.

Повышение роли церкви в мобилизации духовных сил всего общества, и Вооружённых сил в частности, имело важное значение в переломный период войны. Призывы церкви к беспощадной борьбе с захватчиками находили отклик в сердцах огромной массы военнослужащих, особенно выходцев из сельских районов страны, где, несмотря на гонения в отношении священнослужителей в 1920-1930-е гг., у населения сохранились религиозные чувства. Всё это учитывали военные контрразведчики в своей работе. Никаких репрессивных мер в отношении солдат и офицеров, открыто проявлявших свою религиозность, не принималось, выражение своей приверженности той или иной конфессии не являлось основанием для подозрений в какой-либо противоправной деятельности, прежде всего антисоветской.

Лишь к представителям разного рода сект, не желавшим брать в руки оружие для защиты Отечества, органы госбезопасности относились с повышенным вниманием и зачастую добивались предания их суду военного трибунала.

Постановлением Политбюро ЦК ВКП(б) в конце 1943 г. был утверждён, а затем опубликован во всех центральных и местных газетах новый гимн Союза ССР. «Интернационал», фактически являвшийся в течение многих лет гимном нашей страны, в данном качестве отменялся. Это стало знаковым событием, однако неоднозначно воспринятым различными категориями граждан. Руководство страны хотело знать мнение населения и особенно военнослужащих по поводу своего далеко не ординарного политико-идеологического шага. Соответствующее поручение в этом направлении было дано и органам контрразведки «Смерш». Уже 23 декабря 1943 г. В.Абакумов подготовил спецсообщение председателю ГКО И.Сталину под заголовком: «О реакции военнослужащих на новый государственный гимн СССР»[220]. Военные контрразведчики выборочно, однако достаточно репрезентативно, отразили в докладе мнения различных категорий лиц — от лейтенантов до маршалов, от офицеров фронтовых воинских частей до руководителей структурных подразделений Наркомата обороны и Генерального штаба. Судя по тексту спецсообщения, большинство офицеров и генералов с одобрением встретили новый гимн, подчёркивали, что он славит нашу великую Родину и нерушимый союз советских республик, отражает сущность нашего государственного строя, проникнут чувством патриотизма и вселяет уверенность в скорую победу над врагом. Вместе с тем контрразведчики выявили и негативные тенденции во взглядах некоторых военнослужащих на советскую внешнюю и внутреннюю политику, взаимоотношения с союзниками по антигитлеровской коалиции, роль И.Сталина до и в ходе войны, ведущую роль русского народа в борьбе с захватчиками. Подобные высказывания в основном фиксировались со стороны представителей среднего звена командно-начальствующих кадров и инженерно-технического персонала. За поставленный короткий срок изучить настроения рядового состава Красной армии сотрудники органов «Смерш» не успели. Но в дальнейшем они учитывали высказывания, связанные со сменой государственного гимна, в работе по выявлению лиц, подрывающих политико-моральное состояние частей армии и флота.

Одним из индикаторов политико-морального состояния войск для органов военной контрразведки являлись сведения, содержавшиеся в обобщённых сводках отделений военной цензуры (ОВЦ) НКГБ СССР при армиях. Вот, к примеру, что говорилось в одной из сводок ОВЦ 13-й армии Центрального фронта от 8 июля 1943 г. в преддверии Курской битвы: «…за 5 и 6 июля процензурировано исходящей корреспонденции 55 336 писем, из них на национальных языках народов СССР — 6914. Из общего числа проверенной корреспонденции обнаружено отрицательных высказываний 21, относящихся к жалобам на недостаток в питании и отсутствие табака. Вся остальная корреспонденция (55 315 писем) — патриотического характера, отражающая преданность нашей Родине и любовь к Отечеству. Бойцы и командиры горят желанием немедленно вступить в решающее сражение с ненавистным врагом…»[221].

Специальная сводка ОВЦ по этой же армии за период с 25 июня по 9 июля 1943 г. была посвящена обзору писем только на национальных языках. Поскольку, как отмечено выше, в воинские части поступило пополнение из числа лиц, призванных в Средней Азии, то отдел военной цензуры проверил 52 853 их письма и сообщил, что в корреспонденции присутствуют патриотические мотивы, вера в силу советского оружия[222].

Указанное выше и другие факторы, включая, конечно же, всё увеличивавшиеся поставки в войска боевой техники и вооружения, положительно сказывались на ходе и исходе оборонительных, а затем по преимуществу наступательных операций Красной армии и сил флота.

Повышение уровня политико-морального состояния войск, положительные изменения в области управления ими, организованности, воинской дисциплины, а также порядка в деле снабжения продовольствием и обмундированием, не говоря уже о вооружении, напрямую влияли на оперативную и следственную работу органов военной контрразведки.

К лету 1943 г. особые отделы (а затем органы «Смерш») соединений и объединений уже достаточно детально изучили построение и методы работы спецслужб противника. В сообщении от 1 июля ГУКР НКО «Смерш» в ГКО отмечалось, в частности, что за время войны удалось выявить 23 разведывательные и диверсионные школы, а также 66 разведывательных команд и групп, действующих на советско-германском фронте. На дату доклада военные контрразведчики разоблачили и арестовали 15 443 агента германской разведки и имели в своём распоряжении их детальные показания, раскрывающие формы и методы работы врага[223].

Важное значение имело выявление, установление структуры и вариантов использования противником разнообразных вооружённых формирований из числа послереволюционных эмигрантов и бывших военнослужащих нашей армии и флота, а также жителей оккупированных районов. Эти лица являлись наиболее податливым элементом для осуществления вербовочной работы немецких и других спецслужб, проведения разведки во фронтовой полосе и ближайшем тылу наших войск, реализации провокационных и идеологических акций. Известны не единичные факты, когда предатели составляли даже экипажи захваченной советской бронетехники и использовали её в боевых действиях против частей Красной армии. Так, к примеру, в ходе боёв 11 июля 1943 г. на Курской дуге немцы поставили во главе колонны немецких бронемашин группу танков Т-34. Благодаря этому во время перегруппировки соединений 35-го гвардейского стрелкового корпуса противник легко продвинулся вглубь нашей обороны более чем на 10 км, слившись с частями отходившей 92-й гвардейской стрелковой дивизии. Таким образом, изменники помогли врагу овладеть городом Ржавцом. При этом 92-я дивизия понесла серьёзные потери в личном составе и утратила практически всю материальную часть[224].

В 1942 г. при 1-м отделе штаба «Валли» (разведорган на советско-германском фронте) был создан особый штаб «Россия», больше известный как «Зондерштаб-Р». Возглавил его русский эмигрант майор немецкой армии Б.Смысловский (он же фон Регенау), а разведывательный отдел — изменник Родины, бывший полковник и до июля 1942 г. командир 1-го отдельного стрелкового корпуса 56-й армии Северо-Кавказского фронта М.Шаповалов[225].

Наряду с проведением карательных операций против партизан «Зондерштаб-Р» занимался и разведкой в тылу Красной армии, в том числе оставлял свою проверенную агентуру в освобождаемых от оккупантов районах[226].

Военные контрразведчики владели информацией о войсковых соединениях, известных как Русская национальная бригада СС, Русская национальная народная армия (РННА), легионе «Идель — Урал», о кавказском полке особого назначения «Бергман», состоявшем из азербайджанского, грузинского и северокавказского батальонов, а также о так называемой Русской освободительной армии, непосредственно руководимой изменником Родины бывшим генералом Красной армии А.Власовым. Известно было и о формировании и действиях казачьих частей. Уже во второй половине 1942 г. эти части имелись в составе нескольких немецких армий и охранных дивизий.

Для планирования и успешного проведения активной контрразведывательной и разложенческой работы по указанным выше и другим вооружённым формированиям начальник Управления особых отделов НКВД В.Абакумов приказал всем руководителям фронтовых и армейских аппаратов военной контрразведки наладить анализ поступающей информации об их появлении в зоне ответственности того или иного Особого отдела, задержаниях участников и о результатах их допросов. Особое внимание предлагалось уделить сбору сведений о командном составе, прикомандированных офицерах германской военной и политической разведок, политико-моральном состоянии личного состава антисоветских формирований[227].

В результате целенаправленной работы аппаратов спецпропаганды политорганов РККА, подпольных организаций, партизан, оперативных групп 4-го управления НКВД — НКГБ, а также военной контрразведки многие солдаты и командиры указанных формирований перешли на сторону Красной армии. Так, только со 2 по 12 августа 1943 г. на участке ответственности 13-й армии Центрального фронта через передовые позиции прошли и сдались в плен четыре группы солдат из Грузинского легиона. Они показали при допросах, что моральное состояние их батальона крайне низкое, что большинство солдат всего Грузинского легиона имеет желание влиться в части нашей армии и на её стороне сражаться с немецкими захватчиками[228].

Успешной работе особых отделов — органов «Смерш» способствовало укрепление нормативно-правовой базы их функционирования во второй период войны.

Так, приказом народного комиссара обороны № 0283 от 19 апреля 1943 г. был объявлен указ Президиума Верховного Совета СССР о мерах наказания шпионов, изменников Родины из числа советских граждан и образовании военно-полевых судов. В нём, в частности, говорилось, что ко всем преступникам, виновным в совершении кровавых расправ над мирным советским населением и пленными красноармейцами, их пособникам из местного населения применяется в настоящее время мера возмездия, явно не соответствующая содеянным ими злодеяниям[229]. Поэтому для наказания немецких, итальянских, румынских, венгерских и финских военнослужащих, чиновников оккупационных властей и коллаборационистов, а также шпионов и изменников Родины создавались военно-полевые суды. В состав суда входили: председатель военного трибунала дивизии, заместитель командира дивизии по политической части и начальник Особого отдела НКВД. Приговоры военно-полевого суда должны были приводиться в исполнение немедленно. Участников карательных акций, а также шпионов и изменников Родины надлежало приговаривать к смертной казни через повешение, а пособников оккупантов, уличённых в содействии совершению злодеяний, — к каторжным работам на срок от 13 до 20 лет. Для целенаправленного психологического воздействия на местное население и военнослужащих признавалось необходимым производить повешение публично, а тела повешенных оставлять на виселице в течение нескольких дней, чтобы все знали, как карают тех, кто совершал насилие и расправу над мирными гражданами и советскими военнопленными и кто предал свою Родину.

Данный указ ПВС СССР двояким образом сказался на практической и прежде всего следственной работе органов госбезопасности. С одной стороны, он позволял отдельным сотрудникам не слишком заботиться о скрупулёзном, детальном расследовании деяний, совершённых пособниками врага, шпионами и изменниками, что приводило порой к трагическим судебным ошибкам. А с другой стороны, реализация указа положительно влияла на политико-моральное состояние войск, отражала отношение населения освобождённых от оккупантов районов к тем, кто помогал врагу. Все знали, что изменникам, карателям и другим активным пособникам военных противников СССР уготованы лишь короткое заседание военно-полевого суда и незамедлительное приведение приговора о высшей мере наказания в исполнение. Это давало хороший профилактический эффект и укрепляло настрой людей на оказание содействия командованию и органам госбезопасности в нейтрализации подрывных элементов, включая шпионов, диверсантов, агентуры гестапо и СД.

Серьёзное значение для оперативных работников, следователей и их руководителей имело специальное постановление Пленума Верховного суда СССР от 25 ноября 1943 г. «О квалификации действий советских граждан по оказанию помощи врагу в районах, временно оккупированных немецкими захватчиками»[230].

В тексте постановления указывалось, что судебная практика, а следовательно, и оперативно-чекистская шла по пути квалификации всякого содействия, оказанного советскими гражданами врагу, как измена Родине, независимо от характера этого деяния. Отсюда возникали факты суровых приговоров, не соответствующих духу и букве вышеприведённого указа ПВС СССР от 19 апреля 1943 г.

Применение изложенной в постановлении Пленума ВС СССР градации тех или иных деяний по степени их опасности для государства, а также описание действий, вообще не влекущих за собой уголовной ответственности, способствовали устранению возможных трагических последствий для конкретных лиц.

Наличие правовой базы, определявшей следственную работу органов госбезопасности, в том числе и военной контрразведки, ещё не означало, что на практике во фронтовых условиях не допускались случаи нарушений процессуальных норм при расследовании уголовных дел. Военные прокуроры, надзиравшие за следствием в особых отделах НКВД, а затем в органах «Смерш», также далеко не всегда оказывались на высоте и недостаточно принципиально реагировали на имевшие место отклонения от норм закона. Характерные в этом отношении примеры содержатся в докладной записке начальника Главного политического управления Красной армии генерал-полковника А.С.Щербакова председателю ГКО и наркому обороны И.Стали-ну о проведённом расследовании по донесению на имя последнего от командующего 7-й отдельной армией генерал-майора А.Н.Крутикова. Командарм написал в апреле 1943 г. наркому об искривлении следственной практики в Особом отделе армии. По указанию И.Сталина для изучения дел на месте в штаб армии были командированы представители ГПУ РККА и ГУКР НКО «Смерш», а упомянутых генералом Крутиковым «шпионов» доставили в Москву, где их лично передопросили А.Щербаков и В.Абакумов. В результате проведённой работы были установлены реально имевшие место факты нарушений в работе сотрудников Особого отдела при расследовании уголовных дел на лиц, подозреваемых в шпионаже, измене Родине и антисоветской пропаганде. Основными причинами такого положения являлись: поверхностная и тенденциозная оценка материалов дел; использование непроверенных сведений из донесений секретных осведомителей; упор при расследовании на признание подозреваемыми своей вины. Надзирающие прокуроры знали об этом, однако не реагировали должным образом. В итоговом документе комиссии констатировалось: «…в работе особого отдела армии и особых отделов соединений имели место крупные и серьёзные недостатки, а также извращения»[231].

На основании предложений комиссии нарком обороны И.Сталин подписал приказ № 0089 от 31 мая 1943 г., в соответствии с которым заместитель начальника Особого отдела 7-й отдельной армии (он же начальник следственной части) был уволен из органов контрразведки и осуждён на пять лет лишения свободы. Уволили и трёх следователей с направлением их в штрафной батальон. Одновременно был снят с должности и понижен в воинском звании помощник военного про-курора армии, а его начальник наказан в дисциплинарном порядке[232].

Главным управлением контрразведки «Смерш», управлениями контрразведки фронтов и соответствующими отделами армий неоднократно предпринимались выезды на места для изучения состояния следственной работы в подчинённых органах. Так, в ходе проверки сигнала, поступившего в УКР «Смерш» Южного фронта, о недостойном поведении следователя ОКР «Смерш» 50-го запасного полка 44-й армии ЮФ были вскрыты серьёзные недостатки и нарушения процессуальных норм. Выяснились факты угроз подследственным и даже случаи их избиения. Приказом начальника отдела «Смерша» армии полковника Б.М.Самогородского следователь, допустивший нарушения законности, был отстранён от работы, а его начальник получил взыскание[233].

Подобные случаи имели место и в отделе военной контрразведки 56-й армии. В докладной записке военного прокурора этого объединения указывалось: «Органами ОКР “Смерш” 56-й армии проведена огромная работа по выявлению и разоблачению контрреволюционного предательского элемента, пробравшегося в ряды Красной армии и засланного немецкими разведывательными органами… Однако наряду с этим ряд работников ОКР “Смерш” армии допускали извращения следственной практики и необоснованные аресты военнослужащих по обвинению их в контрреволюционных преступлениях…»[234]. Как оказалось, следователи использовали заявления лжесвидетелей и обвиняли ряд лиц в намерении изменить Родине или в контрреволюционной пропаганде. В итоге разбирательства по данным случаям нарушители закона понесли заслуженное наказание.

Приведённые факты являлись единичными и никак не умаляют огромную работу следователей и оперативных работников, основанную на нормах законов, действовавших в те годы.

В начале июня 1943 г. начальник ГУКР НКО «Смерш» направил руководителям подчинённых органов указание об улучшении следственной работы. В преамбуле данного документа отмечалось, что начальники управлений и отделов военной контрразведки ещё недостаточно предметно руководят следственной работой. Исходя из этого, им предлагалось принять меры к укомплектованию следственных подразделений опытными работниками и постоянно оказывать им практическую помощь. В случаях возбуждения уголовных дел по шпионажу в аппаратах «Смерш» дивизий и армий передавать их для более квалифицированной оценки и дальнейшего расследования в соответствующие структуры фронтового уровня или уровня военных округов. В.Абакумов указал на необходимость тщательной проверки показаний обвиняемых и свидетелей[235].

Для контроля за выполнением на практике указания начальника ГУКР «Смерш» в управления контрразведки фронтов выезжали комиссии, а по результатам их работы созывались совещания для обсуждения состояния дел и принимались необходимые организационно-кадровые решения. Так, к примеру, в конце августа 1943 г. было проведено двухдневное совещание в Краснодаре в УКР «Смерш» Северо-Кавказского фронта. В его работе приняли участие военный прокурор и председатель военного трибунала. Заместитель начальника управления контрразведки сообщил присутствующим, что после получения указания начальника Главка была осуществлена проверка следственных подразделений по кадровой линии, в ходе которой отчислены малоквалифицированные офицеры и те, кто допускал какие-либо нарушения уголовно-процессуальных норм. Была также введена практика обязательного согласования оперативными работниками со следователем вопроса о возбуждении того или иного уголовного дела. В итоге количество возбуждённых дел в органах военной контрразведки объединений и соединений фронта сократилось, стало шире применяться профилактическое воздействие на военнослужащих с целью недопущения реальных преступных действий с их стороны[236].

На втором этапе Великой Отечественной войны совершенствовалась нормативная база организации и проведения оперативной работы. Сюда прежде всего относятся такие основополагающие документы, как: 1) указание Управления особых отделов НКВД СССР № 1694 от 20 января 1943 г. о правилах переброски агентуры на сторону противника; 2) инструкция по организации и проведению радиоигр с противником, объявленная директивой ГУКР НКО «Смерш» 16 июля 1943 г.; 3) приказ начальника ГУКР НКО «Смерш» № 00204/сш от 2 сентября 1943 г. об усилении работы по розыску и ликвидации агентуры германской военной разведки; 4) инструкция по организации разыскной работы, разработанная в развитие приказа.

Серьёзным подспорьем для фронтовых военных контрразведчиков стала специальная инструкция, разработанная летом 1943 г. в ГУКР НКО «Смерш», по организации и проведению радиоигр с противником с использованием захваченных агентурных радиостанций. Она появилась в преддверии Курской битвы и сыграла свою роль как инструмент для более эффективной работы в указанном направлении. В основе инструкции лежали результаты анализа предшествующего опыта как непосредственно контрразведывательной деятельности, так и взаимодействия с Генеральным штабом Красной армии и штабами фронтов.

Уже в начале 1943 г. контрразведчики чётко определились с каналами проникновения агентуры противника в войска. К ним относились следующие:

1) вербовка захваченных в плен военнослужащих и в короткое время возвращение их в часть под видом отставших, заблудившихся, раненых;

2) переброска агентуры в расположение наших войск под видом выходящих из окружения или бежавших из плена в расчёте на то, что эта агентура непосредственно либо через лагеря попадает в действующую армию;

3) перевербовка зафронтовой агентуры разведорганов армии и фронта в целях внедрения через неё в разведывательные отделы штабов;

4) внедрение агентуры прямо или путём подставы её военнослужащим в учреждения и предприятия, обслуживающие армию и её штабы;

5) приобретение агентуры из лиц призывного возраста на территории, оставляемой немецкой армией под ударами наших войск, в расчёте на то, что они будут мобилизованы;

6) внедрение агентуры в партизанские отряды из числа лиц, ранее не призванных в Красную армию по тем или иным причинам либо из бывших военнослужащих, осевших на жительство на оккупированной территории; расчёт в данном случае делался на то, что партизанские отряды на уже освобождённой территории будут расформированы, а их бойцы и командиры пополнят ряды Красной армии.

По данным ГУКР НКО «Смерш», за сентябрь-ноябрь 1943 г. в полосе только 3-го Белорусского фронта на сторону советских войск вышло шесть партизанских бригад общей численностью более 5 тысяч человек. В ходе их фильтрации военные контрразведчики арестовали 92 партизан, обоснованно подозревавшихся в принадлежности к агентуре немецкой контрразведки и полицейских органов[237].

Особое внимание аппараты «Смерш» уделяли поиску агентуры спецслужб противника среди офицерского состава. Те, кто был ранее в плену либо вышел из окружения в одиночном порядке и при сомнительных обстоятельствах, подлежали фильтрации. Постепенно эта работа упорядочивалась на основе приказов и директив командования. Так, Главное управление кадров НКО СССР издало в начале октября 1943 г. специальную директиву, предписывавшую в запасных офицерских полках создавать проверочные комиссии, в состав которых в обязательном порядке требовалось включать представителей управлений и отделов военной контрразведки[238].

Эта мера способствовала разыскной работе органов «Смерш». Так, за сентябрь-декабрь 1943 г. контрразведчики 3-го Белорусского фронта выявили среди личного состава запасного офицерского полка 39 агентов противника, пытавшихся проникнуть в действующие части. Один из разоблачённых шпионов — бывший начальник ветеринар-ской лечебницы кавалерийской дивизии Б. — попал в плен и в лагере был завербован гестапо, затем окончил бреславльскую разведшколу и вступил в антисоветскую организацию Боевой союз русских националистов, подконтрольную СД. Хорошо зарекомендовав себя в борьбе с партизанами, он прошёл переподготовку в разведшколе в городе Яблонь Люблинского округа Польши и был оставлен «на оседание» в районе наступления советских войск для дальнейшего проникновения в части Красной армии[239].

Результаты наступательных операций советских войск летом 1943 г. предполагали корректировку содержания некоторых направлений оперативной деятельности органов контрразведки «Смерш».

Операция «Цитадель» являлась последним крупным наступлением немецких войск на Восточном фронте. Стратегическая инициатива полностью и окончательно перешла к Красной армии. Это означало, что военным контрразведчикам всё чаще приходилось работать в условиях наступления, когда освобождались большие районы нашей страны. В этот период спецслужбы противника в своей разведывательно-подрывной работе сделали упор на создание агентурных позиций путём оставления шпионов и диверсантов в отбитых в ходе наступления районах в прифронтовом тылу. Следовательно, резко возрастало значение разыскных мероприятий. Выводы из ранее накопленного опыта розыска ГУКР НКО «Смерш» были изложены в приказе № 00204/сш от 2 сентября 1943 г. В его тексте констатировалось, что розыск агентуры противника всё ещё находится в неудовлетворительном состоянии. Достаточно много германских агентов, объявленных в розыск на основе добытых оперативных и следственных материалов, пока не задержаны. По показаниям ряда арестованных агентов было установлено, что отдельные из них до ареста неоднократно задерживались как лица, подозревавшиеся в шпионаже, но после поверхностной проверки документов освобождались, даже не подвергшись личному обыску. В целях усиления розыска начальник ГУКР НКО «Смерш» приказал ещё раз проверить разыскную работу всех аппаратов военной контрразведки и устранить выявленные недочёты. Далее следовал перечень конкретных мер, в том числе создание внештатных оперативно-разыскных групп с включёнными в их состав агентами-опознавателями. Одному из своих заместителей и начальнику 3-го отдела ГУКР НКО «Смерш» В.Абакумов поручил разработать инструкцию для подчинённых органов по розыску агентуры противника[240].

Такая инструкция была подготовлена в короткий срок. В.Абаку-мов утвердил её, после чего объявил директивой ГУКР НКО «Смерш» № 49519 от 9 сентября 1943 г. Она содержала оперативные, заградительные и профилактические мероприятия. Основными из них были следующие: выявление вражеских агентов по признакам фиктивности документов и особенностям экипировки; опрос военнослужащих, находившихся в плену или вышедших из окружения при сомнительных обстоятельствах; обеспечение непроницаемости линии фронта; проверочная (фильтрационная) работа; изучение захваченных трофейных документов; опрос населения прифронтовой полосы и т.д.

Основным средством армейских контрразведывательных аппаратов в борьбе со шпионами, диверсантами и террористами, а также антисоветскими элементами являлись секретные сотрудники органов «Смерш». Это являлось важнейшим условием успешной борьбы с противником.

Основные направления деятельности органов военной контрразведки

Определение линий работы и тактических приёмов деятельности особых отделов, а затем и органов «Смерш» напрямую зависело от направленности и активности противостоящих разведорганов противника на том или ином участке фронта.

Набор оперативных мероприятий, их объём и интенсивность определялись в зависимости от того, что происходило на фронтах: оборонялись ли советские войска, либо наступали, от успешности того и другого. Начиная со второй половины 1942 г. и особенно после эффективного контрнаступления под Сталинградом перед руководством органов госбезопасности и военной контрразведки со всей очевидностью встал вопрос о необходимости активной разыскной работы на освобождаемой от врага территории. Было очевидным, что прифронтовой тыл противник постарается насытить агентурой, оставленной «на оседание», а также нацеленной на непосредственное проникновение в воинские части, штабы и учреждения Красной армии.

Для второго периода войны характерным стало использование спецслужбами врага хорошо подготовленной в созданной для этой цели сети разведывательных школ и курсов агентуры. Слабо обученные диверсионно-разведывательные кадры из числа советских военнопленных уже не могли принести противнику существенную пользу.

Разыскная работа на ранее оккупированной врагом территории проводилась органами госбезопасности и ранее, в первый период Великой Отечественной войны, однако масштабы её были невелики и результативность оставляла желать лучшего.

Органы военной контрразведки зимой 1942/43 г. столкнулись с необходимостью фильтрации большого числа бывших военнопленных и организации проверочной работы в отношении призываемых в Красную армию граждан, проживавших в освобождённых районах. Кроме того, следовало развернуть оперативные мероприятия среди военнопленных противника. До наступления под Сталинградом их число росло достаточно медленно и к середине ноября 1942 г. не превышало 20 тысяч[241]. Однако уже к концу года через приёмные пункты прошло 80 тысяч немецких и итальянских военнопленных. Всего же в плену у советских войск только в результате ликвидации котла в районе Сталинграда оказалось почти 152 тысяч человек. В частях 6-й армии фельдмаршала Ф.Паулюса служило, по некоторым данным, 51 780 так называемых хиви, то есть советских граждан, добровольно надевших форму врага, участвовавших в боях либо выполнявших вспомогательные функции. Лишь в одном 524-м гренадерском полку разгромленной под Сталинградом 297-й немецкой пехотной дивизии по состоянию на 12 ноября 1942 г. числилось 106 человек, служивших в качестве ездовых, шофёров, поваров и рабочих на передовой.

Для содержания военнопленных противника и фильтрации бывших советских военнопленных в конце февраля 1942 г. Наркомат внутренних дел СССР создал 19 спецлагерей, в каждом из которых из оперативного состава и следователей военной контрразведки были организованы особые отделы. В ходе и после завершения Сталинградской битвы в спецлагерях и на сборно-пересыльных пунктах были собраны 128 132 человека из числа освобождённых из плена или находившихся в окружении. Из них после краткой проверки были направлены в части Красной армии 21 804 человека, а в отношении остальных проводились более углублённые фильтрационные процедуры[242].

Государственный комитет обороны возложил на органы госбезопасности задачу по организации агентурно-оперативной работы среди военнопленных и интернированных. С этой целью ещё в 1941 г. в НКВД СССР было образовано Главное управление по делам военнопленных и интернированных (ГУПВИ), включавшее в свой состав оперативно-чекистский отдел, который руководил оперативно-чекистскими отделами (отделениями) в лагерях. Основными задачами агентурно-оперативной работы среди военнопленных и интернированных были: сбор разведывательных сведений, представляющих интерес для Красной армии; вербовка агентов и подготовка их для использования за границей; выявление официальных сотрудников и агентов вражеских разведывательных органов; разоблачение деятельности разведывательных, контрразведывательных и карательных органов противника; вербовка агентов в целях контрразведывательной работы среди военнопленных и интернированных; выявление среди военнопленных бывших советских граждан — изменников Родины, участников фашистских злодеяний; агентурное изучение политических настроений, выявление и ликвидация нелегальных фашистских, диверсионных, шпионских и иных подрывных организаций; пресечение различных внутрилагерных преступлений; выявление и пресечение подрывной деятельности агентов американской и английской разведок, проводимой против СССР; выявление высококвалифицированных специалистов с целью их последующего использования в интересах нашей страны.

Учитывая, что военнопленные являются ценнейшим источником информации о противнике, органы госбезопасности уделяли особое внимание сбору через них разведывательных сведений. Военнопленные, среди которых были не только кадровые офицеры и солдаты, но и лица, мобилизованные из учреждений государственного аппарата, различных отраслей промышленности, научно-исследовательских и других учреждений Германии, представляли значительный интерес. Они сообщали важные сведения об армии и военно-экономическом потенциале противника, о новых видах вооружения, об аэродромах, укреплениях и других военных объектах, а также о различных государственных, военных и дипломатических секретах и мероприятиях правительства фашистской Германии и её сателлитов. Как следует из докладной записки Л.П.Берии Сталину № 337/6 от 3 апреля 1943 г., на 25 марта 1943 г. в лагерях содержалось 93 663 военнопленных. Всего же содержалось 159 474 военнопленных[243].

В ходе опросов военнопленных с целью сбора разведывательных данных органы госбезопасности уделяли особое внимание получению сведений, в которых нуждалось советское командование. Для этого были составлены специальные вопросники, которыми оперативные работники руководствовались в работе с агентами, при допросах военнопленных и при проведении других мероприятий с целью добывания нужной информации. В годы войны органами госбезопасности было получено от военнопленных, обработано и направлено командованию Красной армии, различным наркоматам и ведомствам свыше 6 тысяч разведывательных документов.

Работа по выявлению сотрудников и агентов разведорганов противника позволяла устанавливать основные направления деятельности немецко-фашистской разведки, пресекать её подрывные акции на нашей территории, выяснять, в какой мере она при переброске своих агентов через линию фронта использовала сопредельные с Советским Союзом страны (Турцию, Швецию и другие государства). Добытые данные о деятельности разведывательных и контрразведывательных органов противника помогли сделать некоторые выводы и об ошибках, допущенных советскими спецслужбами.

На основании этих сведений органы госбезопасности получили возможность вскрывать в последующем подрывную деятельность агентов фашистских спецслужб, руководителей реакционных политических партий, организаций в Польше, Чехословакии, Венгрии, Румынии, Болгарии и в других странах. Большое значение имели также данные, полученные от военнопленных-разведчиков, об агентуре разведывательных органов Германии и её сателлитов в различных капиталистических странах, в первую очередь в США и Англии. Эти сведения были использованы советской разведкой в интересах СССР.

О результатах работы среди военнопленных противника во фронтовых условиях периодически составлялись обобщённые документы, позволявшие своевременно вскрывать недостатки и использовать положительный опыт. В этом отношении интересна докладная записка начальника Управления контрразведки «Смерш» Центрального фронта генерал-майора А.А.Вадиса Военному совету фронта о работе с военнопленными войск противника 13 октября 1943 г.[244] В ней указывалось, что за период наступательных операций с 26 августа по 1 октября 1943 г. войсками Центрального фронта захвачены в плен 4445 солдат и офицеров противника, из которых офицерского состава — 42 человека. По национальному составу пленные распределяются следующим образом: немцев — 4102 человека, эльзасцев — 20, венгров — 8, поляков, румын и других лиц славянской национальности — 315. За указанный период было допрошено свыше 90 военнопленных, представляющих оперативный интерес, в том числе 1 майор, 4 обер-лейтенанта, 4 лейтенанта, 2 зондерфюрера и 81 человек унтер-офицерского и рядового состава.

При допросах военнопленных германской армии и при обработке трофейных документов основное внимание уделялось вопросам деятельности разведывательных и контрразведывательных органов противника, мероприятиям германского командования по формированию воинских частей из национальностей Советского Союза, выяснению политико-морального состояния войск противника, а также вопросам о режиме на оккупированной территории, паспортной системе и административном устройстве. К примеру, важную оперативную информацию дал военнопленный, командир эскадрона разве-дотряда 251-й пехотной дивизии германской армии обер-лейтенант Эрнст Шуппе. На допросе в управлении «Смерш» фронта он показал, что в ночь на 20 августа 1943 г. в районе города Севска через линию фронта в расположение частей Красной армии были переброшены два агента германской разведки, имевшие для обратного возвращения пароль «Курск». Один из агентов был одет в форму лейтенанта Красной армии, другой — красноармейца. Переброска агентов была осуществлена во время разведывательного поиска, проводившегося подразделением обер-лейтенанта Э.Шуппе. Последний также указал приметы переброшенных агентов, предполагаемый срок и место их возвращения.

Поскольку из полученных ещё ранее показаний военнопленного германской армии ефрейтора Германа Лидерера было уже известно, что в июле 1943 г. на участке 82-й пехотной дивизии через линию фронта перебрасывались два агента немецкой разведки, также имевшие пароль «Курск», все подчинённые органы «Смерш» Центрального фронта были информированы о том, что в районе дислокации войск Центрального фронта действует разведорган противника, снабжающий своих агентов паролем «Курск». В ориентировке были указаны подробные приметы перебрасываемых агентов.

В результате проведённых оперативных мероприятий на участке 65-й армии, где начальником отдела «Смерша» был полковник Н.Г.Трапезников, контрразведчики задержали двух неизвестных в форме лейтенанта Красной армии и красноармейца. Один из задержанных назвался Кромовым Алексеем Фёдоровичем, второй — Волынцевым Александром Степановичем, и оба представились военнослужащими Красной армии. В ходе следствия они были разоблачены как агенты германской разведки, переброшенные на сторону частей Красной армии абвергруппой-110 при 3-й танковой армии. Переброску их через линию фронта осуществлял зондерфюрер Вольф. Для обратного возвращения они получили пароль «Курск». Переброска была произведена в ночь на 20 августа 1943 г. в районе Севска. Обстоятельства переброски, а также приметы Кромова и Волынцева совпадали с данными, которые сообщил надопросе обер-лейтенант Э.Шуппе.

В Разыскной работе важное значение придавалось поддержанию режима прифронтовой полосы. Когда советские войска перешли от обороны к контрнаступлению, начальник Управления особых отделов НКВД СССР В.Абакумов направил директивное указание № 10687, в котором разъяснялось, в чём должна была состоять помощь командованию в установлении и поддержании фронтового режима и как эффективнее использовать этот административный режим в целях усиления разыскной работы. Данное указание легло в основу соответствующих распорядительных документов особых отделов фронтов и армий и принесло хорошие результаты. В период наступательных операций Сталинградского, Донского и Юго-Западного фронтов, а также на Центральном направлении на фоне усиления режима передвижения и проживания в прифронтовой полосе особыми отделами НКВД указанных фронтов на освобождённой от вражеских войск территории среди общего числа арестованных подозрительных лиц (1369 человек) в результате активной разыскной работы были выявлены и разоблачены 144 агента спецслужб противника, 688 пособников оккупантов — полицейских, старост и т. д.

А Особому отделу Донского фронта удалось лишь в одном прифронтовом районе вскрыть резидентуру германской разведки в количестве 14 человек, из которых были арестованы 10, а остальные объявлены в розыск[245].

Аппараты «Смерш» постоянно заботились об укреплении прифронтового режима и находили поддержку в этом вопросе у командования. Командующий войсками Юго-Западного фронта генерал армии Р.Я.Малиновский, к примеру, полностью согласился с предложениями управления контрразведки по усилению режима прифронтовой полосы и отдал соответствующие распоряжения[246]. Решение командующего базировалось на информации начальника УКР «Смерш» фронта генерал-майора П.Ивашутина о том, что в районах, где был ранее установлен жёсткий режим прифронтовой зоны, его подчинённые выявили и арестовали 63 агентов из числа гражданских лиц разведки противника только за апрель 1943 г.

Активно действовали военные контрразведчики в ходе битвы за Кавказ, при освобождении городов Моздок, Минеральные Воды, Пятигорск, Ставрополь, Армавир, Майкоп и Краснодар. Судя по докладной записке Особого отдела Северо-Кавказского фронта, подготовленной за несколько дней до завершения Краснодарской наступательной операции, только манёвренными оперативными группами, действовавшими в боевых порядках войск, на освобождённой территории были задержаны 64 606 человек. Из этого числа удалось выявить 1176 агентов разведывательных, контрразведывательных и полицейских органов противника, включая агентов абвергрупп-101 и 301, зондеркоманды «Цеппелин». Они были заброшены в тыл наступающих советских войск либо оставлены «на оседание» при отходе частей вермахта. Кроме того, особые отделы соединений и объединений фронта задержали 416 подозреваемых в шпионаже лиц, а также более 2 тысяч ранее бежавших к немцам изменников Родины из числа бывших военнослужащих и 1350 дезертиров[247]. Фронтовые контрразведчики в ходе частичной реализации имевшихся агентурных дел по разработке разведывательных органов противника в короткий срок установили и арестовали членов семи разведывательно-диверсионных резидентур, имевших в своём распоряжении пять портативных радиостанций.

Как видно из приведённых примеров, органы военной контрразведки решали на освобождённой территории следующие задачи: а) выявление, разоблачение и пресечение работы агентуры разведорганов противника, оставленной либо заброшенной в прифронтовые районы; б) установление и задержание изменников Родины и активных пособников оккупантов, особенно тех, кто участвовал в карательных операциях против партизан, вскрытии и разгроме подпольных организаций; в) арест создателей и руководителей антисоветских воинских формирований.

Здесь следует уточнить, что сотрудники особых отделов (позднее органов «Смерш») в основной своей массе достаточно быстро передвигались вперёд вместе с наступающими войсками и не имели реальной возможности вести длительную и глубокую проверку задержанных активных пособников врага и большинство из них передавали воссоздаваемым на основе оперативных групп территориальным органам госбезопасности. Однако в отношении тех, кто был разоблачён как агент немецкой военной и политической разведок, а также лиц, обоснованно подозреваемых в этом, самостоятельно заводили уголовные дела и вели расследования.

В докладной записке на имя В.Абакумова от УКР «Смерш» Центрального фронта об агентурно-оперативной работе за июль 1943 г. указано, что данным органом и его подчинёнными аппаратами на освобождённой территории задержаны 4501 человек, из которых 145 подвергнуты аресту ввиду получения информации об их враждебной деятельности в качестве агентов разведывательных, контрразведывательных и полицейских структур противника, а также старост и служивших в немецкой армии[248].

Отделы военной контрразведки 13, 48 и 70-й армий создали оперативные группы для проведения мероприятий по фильтрации подозрительных лиц с целью выявления враждебных элементов. В результате на 15 августа 1943 г. они смогли разоблачить 12 шпионов, 4 диверсанта, 62 полицейских, 37 старост, 13 человек, служивших в немецкой армии.

Активно работали на освобождённой территории и органы «Смерш» Северо-Кавказского фронта. Начальник управления военной контрразведки генерал-майор М.И.Белкин в начале июля 1943 г. доложил в Москву о некоторых результатах работы по агентурным делам, заведённым на различные органы германской военной и политической разведок. Так, по делу «Пинг-Понг» (на абвергруппу-101) было арестовано 17 агентов врага и у них изъято три радиостанции. Более 20 агентов зондеркоманды «Цеппелин» (дело «Берлога») удалось арестовать в Ставропольском крае. Абвергруппа-102 (дело «Контора») потеряла в результате работы контрразведчиков 11 своих агентов-радистов, а абвергруппа-301 (дело «Банкроты») — 38 агентов, участвовавших в контрразведывательных акциях против заброшенных в немецкий тыл советских разведчиков, а также подпольщиков и партизан. Оперативно-разыскная группа УКР «Смерш» фронта захватила в Ставрополе, в помещении, где дислоцировалось до отступления войск противника одно из подразделений «Цеппелина», его секретные документы. Сведения, почерпнутые из них, дополненные материалами из протоколов допросов уже арестованных шпионов, позволили выявить 136 агентов, подготовленных к переброске либо уже заброшенных в тыл Красной армии[249].

Военные контрразведчики Северо-Кавказского фронта в рамках агентурного дела под условным названием «Чёрное золото» вскрыли намерение германского командования и его разведорганов по обеспечению быстрейшего использования объектов нефтяной промышленности в случае захвата Кавказа. Оказалось, что была создана «армия нефтяников» из числа советских военнопленных, ранее имевших отношение к добыче и транспортировке нефти. Группы «армии нефтяников» были сконцентрированы в Мариупольском лагере, их численность составляла более 2 тысяч человек. Среди этого контингента вербовалась агентура для заброски в города Грозный, Майкоп и Баку. Задача этих групп состояла в проведении диверсий и пораженческой агитации среди рабочих и инженерно-технического персонала нефтепромыслов и перерабатывающих предприятий в преддверии захвата Кавказа частями вермахта. Первая агентурная группа («Зет») численностью до 50 человек в декабре 1942 г. прибыла в Ставрополь для до-подготовки в разведшколе. Планам абверовцев не суждено было осуществиться ввиду проведения наступательных операций советских войск. Однако часть агентуры из групп «Зет» и «МАФ» была оставлена на освобождённой от врага территории. Начиная с конца лета 1942 г. (с возникновения агентурного дела «Чёрное золото») и по июнь 1943 г. сотрудники органов «Смерш» фронта арестовали и разоблачили 14 агентов немецкой разведки, завербованных в «армию нефтяников», взяли на учёт и объявили в розыск ещё более 70 агентов[250].

Действуя на освобождённой от врага территории, аппараты военной контрразведки координировали оперативные мероприятия с воссоздаваемыми территориальными органами НКГБ — НКВД прифронтовых областей. В период развернувшихся наступательных операций советских войск по освобождению территории Курской области спецслужбы фашистской Германии активизировали в нашем тылу шпионскую, диверсионно-террористическую деятельность, усилили заброску парашютистов-диверсантов, предпринимали меры по поддержке подрывной деятельности бандитских элементов. Чекисты Курской области в тесном взаимодействии с работниками военной контрразведки Центрального, Воронежского и Степного фронтов, опираясь на помощь советских людей, вскрывали и обезвреживали законспирированную фашистскую шпионскую сеть, ликвидировали остатки банд-групп, созданных немецкой разведкой.

Налаживался и обмен информацией прифронтовых управлений НКГБ с фронтовыми и армейскими органами «Смерш», позволявший распределять, а при необходимости и концентрировать усилия в оперативно-разыскной работе. К примеру, УНКГБ по Курской области задержало, а затем передало сотрудникам военной контрразведки для проведения следствия двух агентов немецкой разведки, сброшенных 28 июля 1943 г. с вражеского самолёта. Эти агенты имели задание по совершению диверсионных актов на вновь строящейся фронтовыми инженерными и сапёрными частями железной дороге от Старого Оскола до станции Ржава. Транспортная магистраль прежде всего предназначалась для обеспечения боеприпасами, боевой техникой и военным имуществом наступающих частей Красной армии. В ходе следствия выяснилось, что, кроме захваченных агентов, абверовцы забросили ещё две группы по четыре человека в каждой. У них было задание, как и у первой группы. Четырёх диверсантов удалось задержать. По информации контрразведчиков командование Воронежского фронта приняло необходимые охранные меры, и диверсий удалось избежать.

Для более тесной увязки работы с органами военной контрразведки руководство НКГБ СССР командировало в освобождённые областные центры оперативные группы, которые направляли деятельность воссоздаваемых соответствующих территориальных органов. В частности, в Орле с начала августа 1943 г. находилась группа сотрудников во главе с заместителем начальника 2-го (контрразведывательного) управления НКГБ СССР комиссаром госбезопасности Л.Ф.Райхманом. Он лично встретился с начальником УКР «Смерш» Брянского фронта генерал-майором Н.И.Железниковым и начальником 4-го отдела ГУКР НКО «Смерш» генерал-майором П.И.Тимофеевым, прибывшим с проверкой состояния фильтрационной работы на освобождённой территории, и сообщил им добытые оперативной группой данные.

В свою очередь ГУКР НКО «Смерш» незамедлительно поставило в известность члена ГКО, наркома внутренних дел Л.Берию, и главу НКГБ СССР В.Меркулова о являвшихся с повинной, а также задержанных подростках-диверсантах, переброшенных немцами на сторону частей Красной армии самолётами для совершения диверсионных актов на коммуникациях наших войск. Военные контрразведчики установили, что в конце августа 1943 г. 10 молодых людей — диверсантов были заброшены в районы городов Гжатск, Ржев и Сычёвка, а ещё две группы с таким же числом диверсантов — на территорию Тульской, Московской, Воронежской и Курской областей. Используя привлечённых экспертов из числа военных химиков и сапёров, сотрудники «Смерша» установили, что замаскированная под куски каменного угля взрывчатка обладает большой разрушительной силой. Для розыска подростков-диверсантов военные контрразведчики предложили коллегам из НКГБ — НКВД организовать агентурное наблюдение в районах железных дорог, выявлять и задерживать подозрительных подростков, вероятно причастных к диверсионной агентуре противника. С этой же целью рекомендовалось создавать оперативно-разыскные группы, ориентировать дежурные службы на станциях и сотрудников транспортной милиции[251].

Серьёзную помощь в борьбе с разведчиками и диверсантами германских спецслужб в прифронтовой зоне, в очистке освобождённых районов от иных враждебных элементов, а также в задержании дезертиров военным контрразведчикам оказывали войска охраны тыла НКВД СССР. Итог их деятельности за 1943 г. в полной мере отражён в докладной записке Л.Берии на имя председателя ГКО И.Ста-лина. В документе, в частности, указано, что войска по охране тыла действующей армии в процессе очистки ранее оккупированных районов задержали для проверки 931 459 человек, из которых подавляющее большинство — 582 515 человек — составляли военнослужащие, неорганизованно отходившие с поля боя, отставшие от своих частей, находившиеся ранее в немецком плену и т. д. Среди них, а также среди гражданских лиц было арестовано 80 296 человек, включая 4822 агента разведки, контрразведки и полицейских органов врага. Кроме этого, разведотделы войск по охране тыла выявили в общем потоке задержанных 14 626 изменников Родины и предателей, большое число карателей и иных активных пособников оккупантов.

За 1943 г. было задержано и передано органам контрразведки «Смерш» 95 агентов-парашютистов. Наибольшее их количество нейтрализовано в тылах Западного, Белорусского и 3-го Украинского фронтов[252].

Активная разыскная работа проводилась сотрудниками «Смерша» и непосредственно среди личного состава военнослужащих и служащих Красной армии и флота. К сожалению, они нередко сталкивались с фактами, когда некоторые командиры без всякой проверки зачисляли на службу или работу лиц, проживавших на оккупированной территории, бежавших из плена или вышедших из окружения, что создавало условия для проникновения в воинские части агентуры противника, изменников Родины и пособников оккупантов. По информации военной контрразведки, Генеральный штаб и Главное управление кадров НКО СССР не раз издавали соответствующие распоряжения, которые приводили к некоторым положительным сдвигам в указанном выше вопросе. Однако порочную практику искоренить не удалось вплоть до окончания Великой Отечественной войны. Поэтому аппараты «Смерш» брали на учёт всех, кто не прошёл необходимую проверку, добивались через командование и политорганы их увольнения либо направления на сборно-пересыльные пункты для более тщательного изучения. Такие меры далеко не всегда находили понимание у командно-начальствующего состава среднего уровня да и у отдельных лиц, носивших генеральские погоны. Характерный в этом отношении пример привёл в своих мемуарах Маршал Советского Союза К.К.Рокоссовский. Зимой 1942 г. его подчинённые доложили о том, что наши войска освободили советских военнопленных, содержавшихся немцами в двух лагерях. Начальник политотдела предложил зачислить их в воинские части. «Это была верная мысль, — пишет Константин Константинович. — Послали в Козельск группу офицеров штаба, политработников и врачей. Отобрали пригодных по здоровью. Эти люди столько испытали за время оккупации, что готовы были идти на любую опасность, лишь бы отомстить ненавистному врагу»[253]. А вот органы военной контрразведки были поставлены уже перед свершившимся фактом зачисления бывших военнопленных в части и учреждения наших войск.

УКР «Смерш» Южного фронта выявило и разоблачило окончившего варшавскую разведшколу Абвера Н.Трофименко, который под видом отставшего от своей части командира роты пытался проникнуть в одну из воинских частей 2-й гвардейской армии с разведывательными целями. Первоначально он внедрился на пересыльный пункт и был затем направлен в резерв командного состава, а уже оттуда прибыл в отдел кадров штаба армии и только там был арестован[254]. Подобных поверхностных проверок без участия сотрудников «Смерша» было немало.

Одним из оснований для организации разыскных мероприятий военными контрразведчиками являлись материалы, добытые в ходе проведения активной фронтовой работы. Суть её заключалась в проникновении в спецслужбы противника с целью получения упреждающей информации о планах и замыслах разведывательных, контрразведывательных и полицейских структур по вербовке, подготовке и внедрению их агентуры в воинские части действующей армии, прифронтовую зону и тыловые районы страны, а также в партизанские отряды и соединения, национальные патриотические организации. Такого рода работа проводилась и в первый период Великой Отечественной войны, однако по понятным причинам развернуть её в полную силу не представлялось возможным. Успехи советских войск в ходе контрнаступлений и наступательных операций позволили контрразведчикам действовать более активно.

Первое, что потребовалось сделать, — это проанализировать все ранее полученные материалы по конкретным разведывательно-диверсионным органам противника, действующим против того или иного фронта и армии. Собранные воедино данные стали основой для заведения объектовых агентурных дел на абверкоманды, абвергруппы и разведывательные школы.

В этих делах концентрировались протоколы допросов арестованных или явившихся с повинной шпионов и диверсантов Абвера и СД, а также доклады зафронтовых агентов, вернувшихся на нашу сторону после выполнения заданий военной контрразведки. Так, внедрённый ещё в июне 1942 г. в Смоленскую диверсионную школу, подчинённую абверкоманде-203, зафронтовой агент Особого отдела 20-й армии Западного фронта Михайлов (красноармеец 444-го стрелкового полка Алексей Семёнович Соболев) возвратился в конце января 1943 г. Он сообщил Особому отделу Калининского фронта ценные сведения о диверсионной школе, подготовленных и уже заброшенных в наш тыл агентах вражеских разведорганов[255].

Интересную информацию А.Соболев передал и ранее через посланного им курьера. Более того, он завербовал бывшего начальника штаба заградительного батальона 346-й стрелковой дивизии 61-й армии Петра Марковича Голокоза. Последний в августе 1942 г. попал в плен и с целью возвращения на сторону Красной армии дал согласие немецким разведчикам на вербовку. Он был направлен в так называемый лагерь МТС, а в действительности в смоленскую диверсионную школу, где и встретился с Михайловым. П.Голокоз уже самостоятельно завербовал 17 немецких агентов ещё до заброски их в наш тыл, дав им задание явиться в органы контрразведки. Все они исполнили задание и сдали сотрудникам «Смерша» заброшенных в группах с ними диверсантов, намеревавшихся выполнить поставленные немецкой разведкой задания[256].

По представлению ГУКР НКО «Смерш» указом Президиума Верховного Совета СССР от 28 октября 1943 г. А.С.Соболев и П.М.Голокоз награждены орденами Красного Знамени за героизм и мужество, проявленные при выполнении заданий органов военной контрразведки в немецком тылу. Их материалы были ключевыми в агентурных делах, заведённых на абвергруппу-203 и смоленскую диверсионную школу (соответственно, «Кондотьеры» и «Взрыв»)[257].

Постепенно таких дел становилось всё больше и больше. Во второй половине 1942 г. и в первой половине 1943 г. было заведено всего лишь несколько объектовых агентурных дел (например, дело «Пауль Цвай» на абвергруппу-107 и её передовой пост и ещё на некоторые разведорганы)[258]. Позднее были приняты постановления о заведении более чем 20 подобных дел (агентурные разработки «Взрыв» и «Кондотьеры» на абвергруппу-203; «Птицеловы» на абвергруппу-209 («Бус-сард»); «Охотники» — на абвергруппу-205; «Яма» и «Коррозия» — на борисовскую разведшколу и др.).

По всем этим делам были намечены и реализованы конкретные оперативные планы, направленные на парализацию или снижение разведывательно-подрывной активности спецслужб противника. Если по агентурным делам «Пауль Цвай» и «Скорпионы» в абвергруп-пу-107 («Виддер») в 1942 г. удалось внедрить только одного зафронто-вого агента «Уланова», то за 1943 г. — уже И секретных сотрудников «Смерша» [259].

Один из них — зафронтовой агент «Патриот» — передавал чекистам данные на несколько десятков «учеников» борисовской разведшколы Абвера, перевербовал немецкого агента Шумилова, а за «успешное» выполнение диверсионного задания в тылу Белорусского фронта награждён был немцами бронзовой медалью. Особого успеха добилась зафронтовой агент Марта (УКР «Смерш» Брянского фронта), заброшенная в апреле 1943 г. в Орёл для проникновения в «Виддер». Выдержав серьёзные проверочные мероприятия со стороны германской разведки, она стала руководителем спецгруппы, в которую вошли ещё два агента-радиста «Виддера». В августе 1943 г. состоялась переброска группы в тыл Брянского фронта. Марта вышла на связь с военными контрразведчиками и представила им большое количество ценной информации[260]. Радиостанция агентурной группы «Марта» в течение некоторого времени, но практически до конца наступательной операции советских войск передавала противнику дезинформацию в интересах нашего командования.

По агентурному делу «Коррозия» УКР «Смерш» Брянского фронта проводило разработку борисовской разведывательной школы. Ещё в конце сентября 1942 г. в тыл противника на базу одной из партизанских бригад была направлена оперативная группа под руководством сотрудника Особого отдела 4-й ударной армии младшего лейтенанта П.Т.Дрега. Группа имела задание вербовать агентуру и внедрять её в разведшколы в Смоленске и Борисове[261].

Опергруппа добилась некоторых результатов в разработке борисовской разведшколы, но внедриться туда не удалось. Фактически продолжением работы явились мероприятия по агентурным делам «Коррозия» (УКР «Смерш» Брянского фронта) и «Яма» (УКР «Смерш» 1-го Белорусского фронта). В частности, по делу «Коррозия» военные контрразведчики задержали около десятка выпускников школы, перевербовали агента-радиста Богданова, а также ранее заброшенных в наш тыл агентов немецкой разведки Ростовцева и Свиридова. Предполагалось начать радиоигру с борисовской разведшколой и вызвать на контролируемую явочную квартиру связника. Кроме того, контрразведчики намеревались завербовать преподавателей школы И.Фролова и Д.Шинкаренко. Однако реализовать намеченные планы не удалось в силу ряда допущенных оперативных ошибок. Аналогичные ошибки имели место и по агентурному делу «Кондотьеры» на абвер-группу-203, которая черпала кадры из борисовской разведшколы[262].

Более эффективно шла работа по агентурному делу «Яма». Контрразведчики 1-го Белорусского фронта с начала лета 1943 г. уже вели радиоигру с абвергруппой-203. К этому времени было перевербовано несколько бывших «курсантов» разведшколы и один из них в рамках агентурной комбинации «Рояль» заброшен в немецкий тыл под видом агента, уже выполнившего задание.

На декабрь 1943 г. в борисовской разведшколе разновременно поработали, выполняя поручения сотрудников «Смерша», семь зафронтовых агентов. Секретные сотрудники Николаев и Кторов, вновь заброшенные противником в наш тыл, использовались в радиоиграх «Музыка» и «Опыт». В ходе последней на конец сентября 1943 г. удалось вызвать на нашу сторону и арестовать трёх опытных агентов борисовской разведшколы и передать противнику большое количество дезинформационных сведений. Всего по агентурному делу «Яма» военные контрразведчики арестовали 15 бывших «курсантов» и 220 объявили в розыск на основе полученных от зафронтовых агентов данных.

Активно разрабатывалась и абвергруппа-203, использовавшая агентуру борисовской разведшколы и смоленской диверсионной школы, действовавших против войск Брянского, Центрального и Воронежского фронтов, а позднее и против 1-го Белорусского.

В полосе ответственности УКР «Смерш» Западного фронта действовала абвергруппа-108 под радиопозывным «Эбер». Она была придана 4-й германской армии и особенно активизировалась в июле-августе 1943 г. — накануне и в период проведения войсками Западного, а также Брянского и Центрального фронтов стратегической Орловской наступательной операции. В ходе разработки этого разведоргана только контрразведчики Западного фронта за июнь-август арестовали 11 его агентов. Сотрудники фронтового управления «Смерш» выяснили, что на разведпункте в Рославльском районе Смоленской области сконцентрировано до 30 подготовленных шпионов и диверсантов, причём число их растёт за счёт новых вербовок среди советских военнопленных.

Чтобы парализовать деятельность «Эбера» и его разведпункта были спланированы и проведены агентурные комбинации «Катализаторы», «Бумеранг» и «Рейд». Только по делу «Катализаторы» в тыл противника для закрепления в абвергруппе-108 военные контрразведчики пе-ребросили двух перевербованных ими агентов противника. Один из них — Матырев — должен был завербовать в интересах УКР «Смерш» Западного фронта бывшего военнопленного В.Кондаурова, постоянно работавшего в разведпункте, но просоветски настроенного, который мог сам стать вербовщиком и склонять немецких агентов к явке с повинной после заброски в тыл Красной армии[263].

В 1943 г. наращивала свою активность абверкоманда-103 (радиопозывной «Сатурн»). Она действовала против Западного, Калининского, Брянского и Центрального фронтов, а подчинялась армейской группе «Митте». Агентуру для «Сатурна» немцы готовили в местечке Катынь, недалеко от Смоленска. Там обучался и советский военнопленный лейтенант Александр Иванович Козлов, он же немецкий агент Меньшиков. В конце июня 1943 г. германская разведка забросила его в тыл нашей армии в Тульскую область. Он направлялся как курьер к агенту «Сатурна» Ароматову в подмосковную деревню Малаховку. Однако Меньшиков сразу же явился с повинной в отдел «Смерша» 323-й стрелковой дивизии, а вскоре был доставлен в ГУКР НКО «Смерш» в Москву. Сведения, сообщённые Козловым, полностью совпадали с материалами ранее ушедшего к партизанам сотрудника паспортного бюро катынской (позднее борисовской) разведшколы. Он передал чекистам фотографии 141 агента немецкой разведки, дал установочные данные и характеристики на многих из них, указал фамилии, под которыми их забросили в наш тыл. Кроме того, «паспортист» дал фото 91 курсанта разведшколы. С учётом этих обстоятельств в ГУКР НКО «Смерш» решили использовать Козлова в разработке разведоргана врага «Сатурн» и завербовали его под псевдонимом Следопыт. 17 июля 1943 г. он был переброшен через линию фронта. Успешно отчитавшись о «выполнении» задания, он по предложению руководителя агентурной работы «Сатурна» зондерфюрера Фурмана занял должность преподавателя центральной школы абверкоманды-103. Уже в конце августа 1943 г. от Следопыта прибыл курьер — заброшенный на сторону советских войск радист Березовский с паролем «Байкал-61», а затем и другие завербованные Козловым агенты, которые доставили в органы военной контрразведки исключительно важную информацию. Сам Козлов действовал в «Сатурне» до апреля 1945 г. В общей сложности он передал в органы «Смерш» данные на 80 официальных сотрудников и агентов вражеских разведорганов. За выполнение заданий советской военной контрразведки А.И.Козлов был представлен к правительственной награде[264].

Объектами проникновения для органов «Смерш» являлись и раз-ного рода антисоветские вооружённые формирования, созданные германским командованием ещё в первый период войны. Среди таких формирований была и Русская освободительная армия (РОА).

ОКР «Смерш» 60-й армии Центрального фронта в разгар Курской битвы разработал агентурную комбинацию по внедрению в РОА своего секретного сотрудника под вымышленной фамилией Давыдов. После активной оперативной и идеологической подготовки агент был переброшен через линию фронта под видом перебежчика. Перед Давыдовым поставили задачу проникнуть на службу в РОА, занять там командную должность и обеспечить переход возможно большего числа солдат и офицеров на сторону Красной армии для обеспечения того или иного тактического успеха советских воинских частей. Благодаря хорошей подготовке и личным качествам агент проник не только в РОА, но и в спецлагерь особой команды «Цеппелина» в городе Зандберге. Вскоре от него прибыл курьер с данными по РОА и об организации охраны штабов некоторых немецких соединений. Курьер не только сам по заданию Давыдова ушёл к партизанам, но и увёл с собой около трёх десятков военнослужащих РОА. Агенту военной контрразведки удалось установить достаточно близкие отношения с начальником отдела «А» «Цеппелина» Г.Грайфе, что позволило ему более эффективно выполнять задания. В частности, Давыдов завербовал четырёх диверсантов и обработал их для явки с повинной в органы «Смерш», а в случае направления в части РОА поручил им вести там разложенческую работу, добиваясь перехода частей к партизанам либо на сторону Красной армии.

Весной 1944 г. Давыдов был заброшен в наш тыл Главной командой «Руслан-Норд» для связи с группой немецких агентов, которых сотрудники военной контрразведки к тому времени уже перевербовали и использовали в радиоигре «Бурса». Таким образом, Давыдов за время пребывания в тылу у немцев установил в общей сложности 15 официальных сотрудников и 25 агентов «Цеппелина», подготовленных к заброске в тыл Красной армии, причём некоторых перевербовал, и они явились с повинной. А 17 других агентов германской политической разведки контрразведчики разыскали по сообщённым Давыдовым приметам и арестовали[265].

Управлением контрразведки Центрального фронта 5 июня 1943 г., то есть за месяц до начала немецкими войсками операции «Цитадель», был переброшен за линию фронта опытный секретный сотрудник Алексей Иванович Колесников (псевдоним Электрик). Ему поручили внедриться в разведорган противника в Орле (в абвергруппу-207, проводившую диверсионную деятельность на коммуникациях и в тылах Западного, Центрального и Белорусского фронтов) для сбора данных об агентах, готовившихся к заброске в расположение частей Красной армии. Контрразведчики предусмотрели, что если Электрик будет направлен немцами в РОА, то он должен проводить там разложенческую работу, создавать группы из патриотически настроенных лиц и склонять их к переходу на сторону Красной армии в ходе наступления частей вермахта. Так сложилось, что Колесников внедрился в антисоветское формирование — «бригаду Каминского» — Русскую освободительную народную армию. Находясь в её рядах более трёх месяцев, Электрик завербовал 19 человек из числа личного состава РОНА, вместе с которыми проводил разложенческую работу. В результате их деятельности на сторону партизан перешло около двух рот РОНА со всем вооружением[266].

В общей сложности во втором периоде войны агенты, возвратившиеся разновременно из тыла противника, представили добытые ими сведения на 359 официальных сотрудников германской военной разведки и на несколько сотен выявленных ими германских шпионов и диверсантов, подготовлявшихся для переброски в расположение частей Красной армии. Впоследствии 176 германских разведчиков из числа названных нашей агентурой после переброски их немцами на нашу сторону были арестованы органами «Смерш».

Кроме того, находясь на территории противника, наши секретные сотрудники перевербовали 85 агентов немецких разведывательных органов и склонили для работы в пользу советской контрразведки пять официальных сотрудников германской разведки. От зафронтовой агентуры были получены подробные доклады о методах вербовки и подготовки немцами шпионов, диверсантов для проведения подрывной деятельности в частях Красной армии и советском тылу. Всё это способствовало повышению эффективности розыска вражеских агентов, диверсантов и террористов.

Активное развитие в 1943 г. получило взаимодействие органов военной контрразведки с 4-м управлением НКГБ СССР и его подчинёнными органами в зафронтовой работе. В 1943 г., в период наибольшей активности германских спецслужб, оперативные группы органов госбезопасности, действовавшие в тылу противника, передали в органы военной контрразведки «Смерш» установочные данные более чем на 1260 агентов, заброшенных немцами в части Красной армии[267].

Несмотря на значительные достижения в зафронтовой работе органов военной контрразведки, имели место и недостатки, повлиявшие на эффективность работы в тылу врага. Основными причинами здесь являлись: отсутствие до весны 1943 г. чётких и объективных данных о спецслужбах противника, прежде всего о разведывательных и контрразведывательных подразделениях в полосе действий того или иного фронта; разрозненность проводимых мероприятий, практически полное отсутствие объектовых агентурных разработок на конкретные абверкоманды, абвергруппы, зондеркоманды СД — «Цеппелина», разведывательно-диверсионные школы и на созданные немцами антисоветские вооружённые формирования, — а следовательно, и планов работы по ним; слабая централизация зафронтовой работы. Лишь с созданием ГУКР НКО «Смерш» в нём был образован соответствующий отдел. За весь период Великой Отечественной войны так и не было создано специальных школ либо курсов для подготовки оперсостава к проведению зафронтовой работы. Среди причин, повлиявших на эффективность работы в тылу врага, следует отметить также незначительное в процентном отношении использование военнопленных противника для проникновения в разведорганы Германии и её сателлитов, неудовлетворительную организацию связи с заброшенными в тыл врага агентами, вследствие чего добытая ими информация запаздывала и поэтому не всегда удавалось парализовать усилия Абвера и СД по проведению разведывательно-диверсионных акций в периоды оборонительных или наступательных операций советских войск.

Во второй период Великой Отечественной войны советская контрразведка значительно расширила практику применения сложного, но эффективного оружия — радиоигр с разведками врага. Они проводились как в оперативных целях для нанесения ущерба германским спецслужбам в их агентурной деятельности, так и для продвижения дезинформационных сведений в штабы немецких войск относительно замыслов и конкретных планов Ставки ВГК, фронтовых и армейских аппаратов управления.

В начале апреля 1943 г. в НКВД СССР проанализировали итоги уже проведённых и ещё продолжавшихся радиоигр и пришли к выводу, что в подавляющем большинстве случаев удавалось добиться требуемых результатов. Так, в ходе радиоигры «Неон» из района станции Подборовье Северной железной дороги, выполняя задачу скрытия концентрации советских войск на Волховском направлении, в декабре 1942 г. и январе 1943 г. систематически передавалась противнику дезинформация, преуменьшавшая реальные перевозки боевой техники и воинских контингентов в направлении городов Тихвин и Волхов. В итоге из германского разведцентра в Пскове была получена радиограмма с указанием на то, что агентурная группа «проворонила» передислокацию 2-й ударной армии[268].

По заданию Генерального штаба РККА с целью сковывания сил противника на севере через группу захваченных и включённых в радиоигру агентов (в Вологде, Москве, Ярославле) были переданы дезинформационные сведения о концентрации наших войск на Карельском фронте. Противнику было сообщено, что на этот фронт направлено 70 эшелонов с личным составом и 8 эшелонов с артиллерией. Эта работа достигла своей цели. 3 и 10 февраля 1943 г. Главное разведывательное управление РККА от своей резидентуры в Женеве получило телеграммы о том, что германское командование уверено в наращивании количества частей Красной армии в городах Мурманск и Кандалакша и поэтому ожидает советское наступление в Лапландии, то есть на западе Мурманской области. Это свидетельство достигнутого контрразведчиками успеха в проведении радиоигры.

Однако к началу весны 1943 г. уже были реализованы все планы дезинформации противника, составленные в ГШ РККА и утверждённые Ставкой. Отрицательно сказывалось на проведении радиоигр и отсутствие в Генштабе конкретных лиц или подразделения, ведавшего бы вопросами дезинформации, и НКВД СССР незамедлительно проинформировал по этому поводу председателя ГКО И.Сталина, ведь под угрозой провала оказалось более десяти подконтрольных контрразведчикам агентурных радиостанций немецких спецслужб[269].

Как известно, решение ГКО по указанному выше вопросу было принято в апреле 1943 г., практически одновременно с реорганизацией Управления особых отделов НКВД в Главное управление контрразведки НКО «Смерш». Как и предлагал Л.Берия, в Генеральном штабе создали специальную группу по подготовке дезинформационных материалов. Более того, вся работа по организации и проведению радиоигр с противником была сконцентрирована в ГУКР НКО «Смерш», куда в полном составе перешло одно из отделений 1-го отдела Контрразведывательного управления НКВД СССР, ранее отвечавшее за радиоигры. В штате вновь созданного Главного управления военной контрразведки Наркомата обороны предусматривался 3-й отдел с задачей организации войны в эфире — проведения операций «литера Э» (эфир). Начальником его стал полковник Г.В.Утехин, а затем генерал-майор В.Я.Барышников. С этого времени и до конца Великой Отечественной войны за разработку планов радиоигр, координацию работы фронтовых аппаратов «Смерш» и соответствующих управлений и отделов военных округов отвечали сотрудники 3-го отдела Г.Григоренко. С.Елина, И.Лебедев, Д.Тарасов. Они же зачастую непосредственно работали с перевербованными агентами-радистами, участвовали в поимке немецких шпионов.

С начала Великой Отечественной войны и по июнь 1943 г. органы госбезопасности СССР арестовали 263 агента-парашютиста, снабжённых коротковолновыми радиостанциями. Из этого числа 89 были перевербованы и включены в радиоигры. Однако к началу лета 1943 г. 65 радиостанций контрразведчики в разное время вывели из активной работы вследствие потери к ним интереса со стороны противника, из-за опасности провала по причине длительного срока использования, а также по технической невозможности поддержания связи.

Таким образом, до начала летних наступательных операций наших войск осуществлялись 24 операции «литера Э», причём 16 из них начались в 1943 г. (две в феврале, две в марте и 12 в мае)[270].

Радиоигры велись не только в прифронтовых районах, но и из Новосибирска (радиоигра «Валдавский»), городов Солигалич Ярославской области («Лесники»), Ленинград («Трио»), Горький («Друзья»), Свердловск («Патриоты»), со станции Рузаевка Мордовской АССР («Арфа») и др.

Одной из наиболее удачных радиоигр, проведённых органами «Смерш» в 1943 г., может считаться операция «Салават». Она развивалась на фоне наступления наших войск. С 9 февраля по 16 марта 1943 г. войска Северо-Кавказского фронта (СКФ) при взаимодействии с Черноморским флотом провели Краснодарскую наступательную операцию, целью которой был разгром немецко-фашистских войск на Кубани. Операция стала частью грандиозной битвы за Кавказ 1942–1943 гг. В результате успешных действий Красной армии зимой 1943 г. на юго-западном направлении от главных сил группы армий «А» были отсечены и прижаты к Азовскому морю 17-я и часть войск 1-й танковой армии вермахта. Танки генерал-фельдмаршала Э. фон Клейста были остановлены у Кавказских гор, но враг был ещё не сломлен и полон решимости продолжать войну. 16 марта по указанию Ставки ВГК войска СКФ перешли к обороне и начали подготовку новой наступательной операции с целью разгрома противника на Таманском полуострове.

Радиоигра «Салават» была начата 31 марта 1943 г. особым отделом Северо-Кавказского фронта с санкции наркома внутренних дел СССР Л.П.Берии. С апреля того же года руководство «игрой» перешло в ведение Управления контрразведки (УКР) «Смерш» СКФ.

Непосредственный участник этой радиоигры полковник в отставке Дмитрий Петрович Тарасов так описал начало данной операции:

«Весной 1943 г. при отступлении немецко-фашистских захватчиков из Краснодарского края орган германской военно-морской разведки “Нахрихтен беобахтер” (НБО) оставил в станице Славянской агентов Мухаммедова и Яковлева с радиостанцией. Оба агента в прошлом служили в Черноморском военно-морском флоте, но, попав в плен, были завербованы германской разведкой и прошли специальную подготовку.

На следующий день после вступления частей Красной армии в станицу, 23 марта 1943 г., эти германские разведчики добровольно явились с повинной в оперативную группу Особого отдела НКВД 37-й армии СКФ. Они подробно рассказали особистам о полученном ими задании и сообщили имена других 14 немецких агентов, ранее заброшенных НБО в тыл Красной армии.

Приняв во внимание, что командование Северо-Кавказского фронта остро нуждалось в тот период в передаче противнику военной дезинформации из района станицы Ново-Великовская, советской военной контрразведкой было решено начать радиоигру с германским военно-морским разведорганом. В радиоигре с противником агент Мухаммедов получил псевдоним Салават, а Яковлев — Моряк.

Утром 9 апреля 1943 г. противнику была передана первая радиограмма, содержащая дезинформацию. Следующий сеанс состоялся 10 апреля: «Из разговоров с жителями, много войск движутся ночью на северо-запад. По дороге видели также большое количество подвод, на них большие и малые ящики. Кроме того, видел движение до 40 пушек, низкие, с длинными стволами, колёса резиновые. Нашёл подходящее и безопасное место. Чувствую себя хорошо».

Через несколько дней к противнику ушла радиограмма с новой порцией дезинформации: «Шесть. Ночью возвратился. С 14 по 18 апреля видел через станцию Мышастовка прошло до сорока поездов в северном направлении. В сутки проходит до десяти эшелонов с бойцами, которые хорошо одеты, все молодые. В эшелонах имеется много платформ, на которых большие понтоны с подвесными моторами. Из разговоров с красноармейцами узнал, что эти войска идут якобы на побережье моря для специального задания».

Работа радиоточки «Салават» была замечена службами радиоперехвата и дешифрования НКГБ СССР, которые, естественно, не знали о радиоигре военных контрразведчиков. Руководство НКГБ СССР обратило внимание ГУКР «Смерш» на переговоры противника, в которых сообщалось о передвижениях войск в полосе ответственности Северо-Кавказского фронта, полагая, что это явится основанием для розыска немецкого агента. В свою очередь ГУКР «Смерш» запросило Управление контрразведки «Смерш» СКФ. 29 апреля 1943 г. начальник УКР СКФ генерал-майор М.И.Белкин доложил заместителю начальника ГУКР «Смерш» НКО СССР генерал-майору П.Я.Мешику: «Сообщённые Вами данные по материалам “радиоперехват” о получении немцами сведений военно-разведывательного характера являются нашим “дезом”, сообщённым германской военно-морской разведке по рации агента Салават… Для ориентировки по делу просим дать указание в дальнейшем о контроле в эфире за сообщениями германской военно-морской разведки, касающимся работы на рации “Салават” и результаты сообщать нам».

В ГУКР НКО «Смерш» придавали большое значение радиоигре «Салават», взяли её под особый контроль, и все перспективные планы направлялись для согласования в Москву. В материалах агентурного дела «Салават» имеется, к примеру, выписка из доклада по «Плану дезинформации противника перед СКФ на май 1943 г. в глубоком и ближнем тылу фронта и на переднем крае», подготовленного штабом СКФ. Документ был получен УКР «Смерш» СКФ 18 мая и транслирован В.Абакумову. В плане обозначались цели радиоигры на конкретный период: 1) данными из глубокого тыла создать впечатление у противника о подходе значительных резервов из глубины и сосредоточении их на правом и левом флангах Северо-Кавказского фронта; 2) агентурными данными и распространением слухов среди наших войск на флангах убедить противника в заканчивающемся сосредоточении пехоты, артиллерии и танков на флангах СКФ; 3) совокупностью мероприятий (агентурные данные, радиоданные, данные войсковые) приковать внимание противника к району Шапсугская, Кабардинка, Цемесская долина; 4) вынудить противника перебрасываемые из глубины на Таманский полуостров новые части и пополнение сосредотачивать к своим флангам и оттянуть имеющиеся резервы с Крымского участка. Далее указывались конкретные дезинформационные данные, которые надлежало передать противнику.

Данные радиоперехвата, полученные из отдела «Б» и 5-го управления НКГБ СССР в конце мая — начале июня 1943 г. и свидетельствовавшие об успехе дезинформации по радиоточке «Салават», оперативно поступали в УКР «Смерш» СКФ. О ходе радиоигры с противником, переданных и полученных радиограммах УКР «Смерш» СКФ стало регулярно докладывать в 3-й отдел ГУКР, а также непосредственно начальнику ГУКР «Смерш» НКО СССР В.Абакумову либо его заместителю П.Мешику.

25 августа в районе станицы Старонижестеблиевской Краснодарского края была сброшена группа парашютистов для помощи Салавату. Они были арестованы на месте приземления. Ими оказались агенты германской военно-морской разведки Саркисов, Парсанов и Петросов.

Из допросов арестованных стало известно, что они должны были изыскать возможность для встречи с ранее заброшенными агентами и передать им фиктивные документы, штамп и печать 670-го запасного полка, запчасти к радиостанции и батареи питания. Агенты Саркисов, Парсанов и Петросов были позднее также перевербованы и привлечены к самостоятельной радиоигре, получившей в Смерше кодовое наименование «Тройка».

По ходу радиоигры «Салават» начальник УКР «Смерш» генерал-майор М.Белкин регулярно запрашивал командование СКФ о новых порциях дезинформации для передачи противнику. Так, 7 сентября, исходя из требований немецкого разведоргана, он написал командующему, что, по достоверным данным, имеющимся в Управлении контрразведки «Смерш» СК фронта, противник усиленно интересуется, снимает ли командование Красной армии части с Кубанского фронта для переброски на средний участок, какие части и тяжёлое вооружение перебрасываются и каким путём. Одновременно противник интересовался наличием частей Красной армии в районе Тихорецка (номера частей, их вооружение, командиры и т. д.). В связи с этим М.Белкин просил дать распоряжение выдать для управления контрразведки дезинформационный материал по указанным выше вопросам для передачи противнику в ходе радиоигры.

В сентябре радиоточка «Салават» интенсивно передавала противнику новые порции дезинформации. Текст дезинформаций представляло УКР «Смерш» СКФ, а передачу санкционировал начальник Раз-ведупра Генштаба КА. На заключительном этапе игры (ноябрь 1943 г.) дальнейший план предусматривал создание такого положения, чтобы радиоточка «Салават» стала базой для легализации агентуры НБО, забрасываемой в тыл частей Красной армии. Однако реализовать его не удалось. 15 сентября из германского разведцентра поступило указание агентам на переезд ближе к линии фронта. После этого связь с разведорганом противника прервалась. До середины декабря 1943 г. радиоточка «Салават» запрашивала центр, но ответа не последовало: слишком далеко на запад передислоцировался НБО. И тем не менее можно утверждать, что в ходе радиоигры контрразведчики внесли свой вклад в успешное наступление войск фронта, сумев наряду с другими мерами оказать содействие командованию в сокрытии от противника планов действий наших частей и соединений. С 9 апреля по 17 декабря 1943 г. по радиоточке «Салават» было проведено 86 сеансов связи. За этот же период времени в адрес противника передано 39 радиограмм, а получено 30.

Ещё 23 августа 1944 г. распоряжением заместителя начальника ГУКР «Смерш» следственные дела на бывших агентов германской военно-морской разведки производством были прекращены, Яковлев и Мухаммедов из-под стражи освобождены и направлены в запасные части Северо-Кавказского военного округа. Радиоаппаратура и материалы к радиоигре «Салават» были направлены в 3-й отдел ГУКР «Смерш»[271].

В мае-июне 1943 г. большие результаты были достигнуты в ходе радиоигры «Опыт», проведённой на Центральном фронте. Передачи осуществлялись от имени фашистских агентов, переброшенных в расположение войск Красной армии для сбора шпионских сведений о дислокации и передвижении частей и подразделений, о местах нахождения штабов, аэродромов, оборонительных сооружений. Цель радиоигры заключалась в том, чтобы дезинформировать гитлеровское командование относительно мероприятий, проводившихся советскими войсками. Для этого в разведывательный орган противника через каждые два-три дня по указанию Генерального штаба Красной армии передавались радиограммы, содержавшие дезинформацию. В них указывалось, что в сторону фронта проходят эшелоны со строительными материалами, бронеколпаками, колючей проволокой и другими грузами, необходимыми для обороны, что местные жители и сапёры роют окопы, противотанковые рвы, строят блиндажи и доты. В сообщениях редко упоминалось о перевозке войск и боевой техники. Игра продолжалась всего лишь 20 дней, однако противник был в определённой степени введён в заблуждение в отношении замысла нашего командования в период подготовки к Курской битве. Он так и не смог выяснить истинные силы советских войск, сосредоточенных на Центральном фронте.

В качестве примера операции с целью дезинформации противника можно также привести радиоигру «Повестка». Основанием для её проведения послужил факт явки с повинной 12 мая 1943 г. в Перемышльском районе Тульской области двух переброшенных немцами агентов-парашютистов: М.А.Мишуринского и В.Я.Таргонина. Разведчики имели задание осесть в районе Козельск — Белёв — Лихвин и вести шпионскую работу, устанавливая количество, наименование и дислокацию воинских частей, их оснащённость техникой и вооружением, а также выяснить морально-политическое состояние командного и рядового состава частей Красной армии. Радиоигра началась 17 мая 1943 г., продолжалась более двух месяцев и была прекращена только из-за невозможности вести успешную дезинформацию по этой рации ввиду близости фронта[272].

В июне 1943 г. в Егорьевский райотдел УНКВД по Московской области явился зафронтовой агент Особого отдела Северо-Западного фронта Северов, переброшенный немцами самолётом через линию фронта для выполнения разведзадания. Секретного сотрудника военной контрразведки и его добровольно сдавшегося напарника Бойцова срочно направили в Москву в ГУКР НКО «Смерш».

«“Северов” и “Бойцов” дали чекистам подробные сведения о германской военной разведке и СД, их структуре, официальном составе и сообщили о 133 агентах, уже подготовленных немецкими спецслужбами для работы в советском тылу. Оценив все полученные сведения и личностные характеристики самих опрашиваемых, заместитель начальника 3-го отдела ГУКР НКО “Смерш” полковник В.Я.Барышников доложил комиссару госбезопасности 2-го ранга В.Абакумову о том, что “Северов” и “Бойцов” имеют очень интересное задание и можно осуществить серьёзные контрразведывательные мероприятия, такие как вызов, например, квалифицированных вербовщиков, данную агентурную группу целесообразно включить в радиоигру. Радиосвязь предлагалось установить с 26 июня»[273].

Так началась игра с разведорганом «Цеппелин-Норд» под условным наименованием «Загадка». Уже первые результаты её проведения показали, что существует реальная возможность решения не только чисто контрразведывательных задач, но и стратегической дезинформации противника, обеспечивая легендой наличие у Бойцова и Северова канала получения сведений от высокопоставленного источника в Наркомате путей сообщения. Он якобы готов давать совершенно секретную информацию по воинским перевозкам, но работать будет только на разведки союзников СССР, и поэтому вербовать его надо под чужим флагом — от имени английской разведки. Своё согласие Главное управление имперской безопасности (РСХА) дало незамедлительно. Дезинформирование противника в рамках радиоигры «Загадка» продолжалось до 7 апреля 1945 г.

Со второго периода Великой Отечественной войны операции по дезинформированию проводились по двум основным направлениям:

а) введение военного командования противника в заблуждение о характере железнодорожных перевозок и дислокации войск;

б) передача в разведывательно-диверсионные органы противника сведений о мнимых положительных результатах его подрывной деятельности.

Радиоигры по дезинформированию военного командования противоборствующей стороны по своему содержанию также были чрезвычайно разнообразны — от кратковременной передачи дезинформационных сведений тактического порядка одной радиостанцией противника, действующей под контролем военной контрразведки, до создания долговременного комплекса, целой системы радиоигр, передающих целенаправленно в разведцентры врага дезинформацию в масштабах региона, фронта, направления и театра военных действий. Наиболее важными этапами совершенствования подобного опыта дезинформирования военного командования противника явились:

1) создание на базе радиоигры «Кварц», проводившейся органами военной контрразведки Волховского фронта, комплекса радиоигр из семи перехваченных радиостанций (Вологда, Ярославль, Рыбинск, Бежецк, Калинин, Москва, Горький) накануне наступательной операции наших войск под Тихвином (декабрь 1942 — январь 1943 г.);

2) создание сети из пяти захваченных радиостанций (Пудож, Ярославль, Вологда, Москва и станции Обозерской Северной железной дороги) для передачи дезинформационных сведений о концентрации наших войск и техники на Кольском полуострове (январь 1943 г.);

3) в увязке друг с другом работало девять радиостанций (базовая радиоигра «Опыт») для передачи дезинформации военного характера в период подготовки и осуществления наступления наших войск на Курской дуге (май — июнь 1943 г.).

Всего со дня создания ГУКР НКО «Смерш» в апреле 1943 г. и до конца года было проведено 30 радиоигр, о чём В.Абакумов доложил И.Сталину и В.Молотову запиской № 360/А от 15 января 1944 г.[274] В результате этих игр было арестовано 40 агентов противника, изъято более 500 кг взрывчатки, 13 ящиков винтовочных патронов и много других материальных средств для проведения шпионской и диверсионной работы в тылу Красной армии.

Свидетельством успешности действий военной контрразведки является тот факт, что участвовавших в радиоиграх агентов противника, перевербованных сотрудниками «Смерша», немцы наградили орденами и медалями, а пятерых даже дважды. Что касается ГУКР НКО «Смерш», то около 10 секретных сотрудников из числа вышеуказанных агентов были представлены и удостоились советских правительственных наград.

Наряду с решением основных вопросов в области контрразведки органы «Смерш» (также, как и ранее особые отделы НКВД) уделяли необходимое внимание оказанию помощи командованию в поддержании высокой боеготовности войск. Эта задача была комплексной и распадалась на многие компоненты, как-то: выявление предпосылок к утечке важной информации о замыслах и планах военного руководства; вскрытие и нейтрализация через оперативные возможности факторов, отрицательно сказывавшихся на политико-моральном состоянии войск; своевременное получение информации о недостатках в снабжении воинских частей всеми видами довольствия, обеспечении их оружием, боевой техникой и боеприпасами; проведение расследований фактов срыва выполнения боевых задач и т. д. Устанавливая объективные причины и условия тех или иных недостатков, сотрудники военной контрразведки концентрировались на роли субъективных факторов в происходивших событиях. Именно на это нацеливался их агентурно-осведомительный аппарат.

По указанным выше и иным вопросам представлялись письменные сообщения членам военных советов фронтов и армий, командирам соединений и воинских частей. При необходимости руководители отделов и управлений контрразведки делали устные доклады на заседаниях военных советов. В подавляющем большинстве случаев по итогам докладов принимались конкретные решения по исправлению допущенных конкретными должностными лицами ошибок, им указывалось на ненадлежащее выполнение служебных обязанностей, разгильдяйство и недисциплинированность. По наиболее серьёзным фактам командующие и другие члены военных советов давали распоряжения военно-прокурорским работникам оценить представленную аппаратами «Смерш» информацию на предмет установления признаков состава того или иного преступления в действиях военнослужащих. Так, особый отдел НКВД Северо-Кавказского фронта по поручению Военного совета расследовал причины серьёзных потерь и срыва наступления 4-го казачьего кавалерийского корпуса в январе 1943 г. Как выяснилось, в наступлении не участвовала приданная корпусу танковая группа, которую своевременно не обеспечили дизельным топливом. Были установлены преступная халатность и безответственное поведение со стороны начальника штаба тыла фронта и ещё нескольких должностных лиц. Все материалы расследования УКР «Смерш» СКФ передало в апреле 1943 г. в военный трибунал, который приговорил виновных к различным срокам исправительно-трудовых лагерей с отсрочкой исполнения приговора до окончания боевых действий[275].

В мае 1943 г. Там же, на Северо-Кавказском фронте, контрразведчикам пришлось проводить ещё одно расследование. На станции Усть-Лабинской Краснодарского края всего лишь от одной бомбы, сброшенной с внезапно появившегося самолёта противника, было уничтожено два эшелона, один с боеприпасами, а другой — с боевой техникой и военным имуществом. Всего взорвалось и выгорело 88 вагонов. Сотрудники «Смерша» доказали виновность начальника станции, военного коменданта и его помощника, которые грубо нарушили установленные приказами НКО и НКПС правила формирования и размещения на станциях воинских эшелонов. В частности, в одном и том же эшелоне перевозились боеприпасы и самовозгорающаяся жидкость «КС», а второй эшелон стоял параллельно первому[276].

В положении о ГУКР НКО «Смерш» содержалось указание на то, что Главк и его подчинённые органы выполняют, помимо своих прямых обязанностей, конкретные поручения наркома обороны. На протяжении 1943–1945 гг. И.В.Сталин не раз использовал своё право.

В 1942–1943 гг. на основе информации военной контрразведки и политорганов создавались комиссии ГКО. В мемуарной литературе существуют противоречивые оценки их работы, особенно в тех случаях, когда выводы «представителей Москвы» и конкретные решения не совпадали с мнениями командующих фронтами и армиями. Следует прямо сказать, что в ряде случаев члены комиссии расширительно трактовали данные особых отделов (органов «Смерш»), да и в спец-сообщениях военных контрразведчиков и политработников иногда сгущались факты.

Это происходило в силу ряда причин, прежде всего из-за неполноты информации о произошедших событиях. Командующий Донским фронтом генерал армии К.К.Рокоссовский сожалел о снятии с должностей генералов В.Д.Крюченкина (командующий 4-й танковой армией) и А.И.Данилова (командующий 21-й армией). Этот факт произошёл после доклада Верховному Главнокомандующему выводов комиссии ГКО под руководством Г.М.Маленкова и заместителя начальника Генерального штаба по организационным вопросам генерал-майора Ф.Е.Бокова[277]. Выводы комиссии базировались в основном на данных контрразведчиков и политработников.

Иную оценку работы одной из комиссий ГКО даёт только что вступивший в командование фронтом генерал-полковник А.И.Ерёменко. Вот что он записал в своём дневнике: «6 мая 1943 г. на Калининский фронт приехала комиссия ГКО во главе с тов. Щербаковым А.С. (секретарь ЦК и начальник Главного политуправления Красной армии), члены комиссии тов. Хрулев и тов. Кузнецов. Цель приезда: проверить и навести порядок в вопросах снабжения и обеспечения войск, так как были случаи (за что и сняли Пуркаева) больших перебоев в питании. Люди недоедали из-за плохой организации снабжения. В первом квартале 1943 г. было 76 случаев смерти от истощения».[278]

Комиссия, изучив состояние дел, провела совещание с начальниками тыла дивизий и армий и потребовала устранить факты неорганизованности в снабжении, особенно в подвозе продовольствия в боевые порядки, дать должную оценку фактам хищения продуктов питания.

По результатам работы комиссии ГКО принял постановление, в котором резко осуждалась плохая работа бывшего командующего Калининским фронтом генерал-полковника М.А.Пуркаева. Приказом НКО № 0374 от 31 мая 1943 г. М.Пуркаеву и члену Военного совета фронта генерал-лейтенанту Д.С.Леонову был объявлен выговор. Лиц начсостава, допустивших перебои в питании бойцов, предписывалось направить в штрафные батальоны. В пункте № 16 приказа наркома обороны указывалось следующее: «Военным советам фронтов (армий), военным прокуратурам и трибуналам усилить меры борьбы с хищениями и разбазариванием продфуража, неуклонное применение к нарушителям законов Постановления Государственного Комитета Обороны от 3 марта 1942 г. № 1379с»[279].

По поручению ГКО в июле 1943 г. военные контрразведчики осуществили негласную проверку работы Советского транспортного управления в Иране. Они выяснили, что огромное количество грузов, таких как броневая сталь для танковой промышленности, рельсы, трубы и т. д., поставленные для СССР союзниками, лежат без движения, продукты питания расхищаются, их учёт абсолютно запущен. Деятельность начальника транспортного управления генерал-майора Л.Е.Краснова была признана не соответствующей стоящим задачам. На основании доклада ГУКР НКО «Смерш» в Иран была направлена комиссия ГКО, которая перепроверила и в итоге подтвердила всё, что выявили военные контрразведчики. Однако вскрытые недостатки устранялись крайне медленно. В августе 1943 г. по поручению ГКО вновь негласно проверил работу транспортников в Иране. Было установлено, что на складах скопилось более 60 тысяч тонн бензина и 6 тысяч тонн пороха, так необходимых Красной армии.

Через свои негласные возможности военные контрразведчики в 1943 г. выявили серьёзные недостатки в работе Главного управления формирования и укомплектования войск. Вскрылась картина «самостийных» действий заместителя наркома обороны — начальника Главка генерал-полковника Е.А.Щаденко. С мая 1942 и по середину 1943 г. он без разрешения Правительства СССР и ГКО передал разным наркоматам более 300 тысяч человек военнообязанных, подлежащих направлению в войска. За эти и иные нарушения Е.А.Щаденко был снят со своей должности и назначен с понижением.

В ноябре 1943 г. ГКО поручил ГУКР НКО «Смерш» провести параллельно с командованием выяснение недостатков в организации и осуществлении десанта в Крыму. Особое внимание чекисты обратили не субъективные причины неудачных действий. Выяснилось, что командующие 18-й и 56-й армий из-за личных взаимоотношений иногда действовали несогласованно.

Ещё одна комиссия ГКО побывала в июле 1943 г. на Воронежском фронте. Она разбиралась с причинами больших потерь в бронетехнике. По некоторым оценкам, только за 12 июля 1943 г. они составили до 530 танков и САУ. В основном эти потери относились к 5-й гвардейской танковой армии. Комиссия, которую возглавлял член ГКО Г.Ма-ленков, пришла к выводу, что действия войск Воронежского фронта 12 июля являются образцом неудачно организованной и проведённой боевой операции. По результатам работы комиссии несколько командиров из числа высшего начальствующего состава были отстранены от командования соединениями и объединениями[280].

Среди материалов, лёгших в основу выводов комиссии, были и спецсообщения УКР «Смерш» Воронежского фронта. Здесь следует напомнить, что ещё в конце 1941 г. Главный военный прокурор В.Носов издал приказ, в котором содержался запрет на самостоятельное расследование неудачных боевых операций[281].

Однако в отличие от прокурорских работников аппараты военной контрразведки фронтов и армий по указаниям соответствующих военных советов занимались расследованиями, а также в большинстве случаев оперативно сопровождали работу разного рода комиссий и представляли в их распоряжение легализованные агентурные материалы.

Достаточно эффективно советские военные контрразведчики работали по вопросу вскрытия причин, условий и конкретных фактов утечки важной секретной информации, выявляли военнослужащих и служащих армии и флота, допускавших нарушения правил секретного делопроизводства. Особенно важным это направление деятельности становилось при подготовке и проведении разного уровня боевых операций.

В ходе развернувшихся в конце 1942–1943 гг. наступлений произошёл ряд фактов, когда высокопоставленные представители командно-начальствующего состава непреднамеренно оказывались на занятой врагом территории и погибали либо захватывались в плен. При этом у них оказывались важные секретные документы.

К примеру, нарком внутренних дел СССР Л.Берия 21 декабря 1942 г. проинформировал Верховного Главнокомандующего и других членов ГКО о том, что, по сообщению Особого отдела Юго-Западного фронта (ЮЗФ), начальник штаба ЮЗФ генерал-майор ЕД.Стельмах и начальник штаба 3-й гвардейской армии генерал-майор И.П.Крупенников сбились с намеченного маршрута своей поездки в 1-й механизированный корпус и попали в расположение противника в деревне Коньково. У Г.Стельмаха имелась при себе топографическая карта с нанесённой обстановкой частей 1-й и 3-й гвардейских армий, записная книжка с важными записями о состоянии войск фронта. Для розыска генералов была сформирована оперативная группа во главе с заместителем начальника Особого отдела фронта. Эта группа вместе с наступающими частями прибыла в освобождённое Коньково и разыскала тела убитых немцами генерала Г.Стельмаха, адъютантов и водителей. Никаких документов при них не оказалось, и не было сомнений, что они в руках у врага. 8 января 1943 г. Л.Берия сообщил в ГКО о результатах проведения расследования случившегося. Оказалось, что генерал-майор И.Крупенников был пленён и под конвоем отправлен в штаб одной из немецких дивизий, а затем в штаб армейской группировки. Пленные подтвердили, что у советского генерала имелся портфель с документами, отражавшими предстоящие действия 3-й гвардейской армии[282].

Вне всякого сомнения, немцы воспользовались случайно попавшими к ним секретными документами при планировании и организации своих боевых действий.

В октябре 1943 г. менее чем за неделю из-за несоблюдения необходимых мер обеспечения безопасности перемещения высшего командного состава в плену у противника оказались командующий артиллерией 3-й ударной армии генерал-майор М.О.Петров и его начальник штаба, а также начальник штаба 49-го стрелкового корпуса.

С ноября 1943 г. военные контрразведчики проводили расследование обстоятельств захвата немцами командующего 44-й армией генерал-лейтенанта В.А.Хоменко и командующего артиллерией этой же армии генерал-майора артиллерии С.А.Бобкова.

По настоянию ГУКР НКО «Смерш» Ставка Главнокомандующего 7 ноября 1943 г. издала директиву всем командующим войсками фронтов и отдельными армиями, а также представителям Ставки ВГК об усилении охраны и мер безопасности командного состава. В этом документе указывалось следующее:

«1) Запретить выезд командующих армиями, командиров корпусов и лиц высшего командного состава им соответствующих в передовую линию войск без организованной по пути движения разведки и охраны в 2–3 бронемашины или танка; 2) При выезде в войска, от штаба корпуса и ниже, не брать с собой никаких оперативных документов за исключением чистой карты района поездки; 3) Беспрекословно выполнять все требования регулировщиков; 4) Запретить высшему начальствующему составу личное управление автомашинами; 5) Возложить ответственность за точное выполнение настоящей директивы лично на командующих фронтами и отдельными армиями. В случае нарушения настоящей директивы командующий фронтом лично будет привлечён к ответственности»[283].

Данную директиву подписали И.Сталин и 1-й заместитель начальника Генерального штаба РККА генерал-полковник А.И.Антонов.

На оказавшихся в плену генералов военные контрразведчики заводили разыскные дела с целью выяснения их судьбы. В частности, на основании полученной оперативной информации разыскная группа УКР «Смерш» 4-го Украинского фронта установила место захоронения генерал-лейтенанта В.Хоменко и генерал-майора С.Бобкова. Их тела были найдены только в 20-х числах июля 1944 г. и перезахоронены со всеми воинскими почестями в Мелитополе[284].

В ходе агентурно-оперативной работы по поводу предательства подпольной организации в Днепропетровске сотрудники «Смерша» установили, что в её состав входил некто Петров, который на самом деле оказался генерал-майором П.П.Павловым, числившимся пропавшим без вести командиром 25-го танкового корпуса 6-й армии ЮЗФ. Как оказалось, он, будучи раненым, попал в плен, бежал, вступил в нелегальную организацию советских патриотов, но был выдан провокатором. Уже в апреле 1945 г. он был освобождён из концлагеря американскими войсками и передан представителям советского командования. П.Павлов прошёл глубокую проверку в органах госбезопасности. Контрразведчики выясняли, не выдал ли он военной тайны и не достались ли врагу его секретные документы. Результаты проверки показали, что он достаточно мужественно держался при пленении и в период пребывания в лагерях военнопленных, а секретные документы он успел уничтожить после своего ранения[285].

Директива Ставки ВГК от 7 ноября была далеко не единственным нормативным документом в области сохранения государственной и военной тайны, инициированным военными контрразведчиками. Так, в ходе Ржевско-Вяземской наступательный операции Западного фронта ОКР «Смерш» 50-й армии выявил факт утраты боевого приказа командования объединения. Виновника установили довольно быстро. Им оказался начальник штаба 139-й стрелковой дивизии подполковник Л.Ф.Кваша. Контрразведчики уже не раз предупреждали его в связи с проявлением халатности в работе с секретными документами. В этот раз дело усугублялось тем, что через несколько часов должны были возобновиться наступательные действия войск армии и в случае попадания боевого приказа к противнику большие потери стали бы неминуемы. По факту утраты особо важного документа военные контрразведчики провели расследование, но боевой приказ найден не был. Военный трибунал 50-й армии приговорил Л.Квашу к 10 годам с отбыванием наказания в исправительно-трудовых лагерях с отсрочкой наказания до окончания военных действий. О произошедшем ГУКР НКО «Смерш» доложило в ГКО, и 31 мая 1943 г. заместитель наркома обороны Маршал Советского Союза А.Василевский подписал приказ № 0330 «О мерах по сохранению военной тайны при отдании боевых приказов», подготовленный в Генеральном штабе при участии контрразведчиков.

В данном документе командующим армиями предписывалось не отдавать общего боевого приказа, а доводить свои указания непосредственно до исполнителей либо ограничиваться частными боевыми приказами. Начальники штабов обязывались записывать эти приказы в одном экземпляре и хранить лично у себя. «Начальствующий состав Красной армии, — отмечалось в 4-м пункте приказа, — должен понять, что всякая небрежность и халатность в обращении с секретными документами оказывает помощь противнику. Ни один командир, ни один штаб не должны знать о том или ином секретном мероприятии, если это не положено им знать по долгу службы»[286].

Работа по сохранению в тайне замыслов и планов командования особенно активизировалась после принятия Ставкой ВГК решений о проведении тех или иных операций. Режимные меры должны были реализовывать соответствующие военачальники, и в большинстве случаев они это делали с большой ответственностью. «О предстоящем наступлении (под Сталинградом. — А.З.), — писал в своих воспоминаниях Маршал Советского Союза К.К.Рокоссовский, — была осведомлена лишь небольшая группа штабных работников. На сей счёт представитель Ставки Г.К.Жуков сделал строжайшее предупреждение»[287].

Много раз о жёстких мерах по сохранению секретности упоминает в своей книге «Генеральный штаб в годы войны» генерал армии С.М.Штеменко[288].

Однако военные контрразведчики внимательно следили за реализацией принимаемых мер, их эффективностью с точки зрения надёжного перекрытия каналов утечки важных сведений, выявления предпосылок к утратам документов. Через свои агентурно-оперативные возможности они отслеживали все этапы планирования, а затем и реализацию утверждённых планов. Безусловно, главным являлось ограждение штабов от проникновения агентуры противника. Для этого сотрудники особых отделов, а затем органов «Смерш» предпринимали целый комплекс мер: организационных, режимных, оперативных и профилактических. Для контрразведывательной работы в штабах и на узлах связи выделялись наиболее опытные оперативные работники, а их работу контролировали не только начальники первых отделов (отделений), но и лично руководители фронтовых и армейских аппаратов. Перед началом каждой крупной операции советских войск контрразведчики профильтровывали через «оперативное сито» весь личный состав органов управления. В необходимых случаях через командование принимались меры к отчислению из штабных подразделений и узлов связи лиц, вызывающих какие-либо сомнения. Так, при подготовке наступления войск 4-го Украинского фронта управление «Смерш» проинформировало Военный совет о результатах проведённой работы. Члены Военного совета отреагировали незамедлительно. Во-первых, был издан приказ по войскам фронта, категорически запрещающий принимать на службу и работу лиц, не прошедших проверку органами «Смерш». Во-вторых, были отданы соответствующие распоряжения, и за октябрь-ноябрь 1943 г. только из штаба фронта и других органов управления и связи отчислили более 40 человек, включая 8 офицеров[289].Действуя совместно с командованием, военные контрразведчики добились положительных результатов. Можно констатировать, что во второй период Великой Отечественной войны противнику не удалось добыть документальных свидетельств, перехватить переговоры по линиям связи, свидетельствующие о разработке фронтовых и армейских операций. Однако следует подчеркнуть, что на стадии реализации планов перекрыть утечку информации было многократно сложнее ввиду резкого расширения круга лиц, посвящённых в подготовительные мероприятия, а также в силу невозможности полностью скрыть масштабные перегруппировки войск и техники, подвоз и концентрацию боеприпасов, воинского имущества, продовольствия и т. д. Когда всё же случалась утечка важных сведений, то контрразведчикам приходилось проводить тщательное расследование для установления истинных причин произошедшего. Так, УКР «Смерш» Брянского фронта изучало в июне 1943 г. причины утечки информации о предстоящих наступательных операциях. Результаты расследования начальник фронтового управления контрразведки генерал-майор Н.И.Железников незамедлительно сообщил Военному совету и в ГУКР НКО «Смерш». Судя по тексту докладной записки, наблюдалась плохая маскировка в районах сосредоточения войск, особенно это касалось артиллерии. В итоге противник подверг авиаудару боевые позиции 7-го и 2-го артиллерийских корпусов. Контрразведчики установили и явные просчёты в работе штаба фронта. В частности, вопрос о скрытности всех подготовительных действий решался формально, не было даже разработано плана маскировки. Вместе с тем Н.Железников признал и недостатки в оперативном обслуживании штабов, а также факты, когда не удалось предотвратить переход на сторону врага некоторых военнослужащих — изменников Родины[290].

Одним из серьёзных вопросов, решавшихся органами контрразведки «Смерш» и военным командованием во фронтовых условиях, являлась борьба с переходами на сторону противника (изменой Родине) и дезертирством. В целях предупреждения измены Родине и дезертирства сотрудники органов военной контрразведки наряду с оперативной работой проводили профилактические мероприятия. В частности, они информировали командование и политорганы частей и соединений о выявленных нарушениях воинского порядка, которые могли использовать изменники и дезертиры для осуществления своих преступных замыслов, о лицах, заподозренных в изменнических намерениях, с тем, чтобы не допустить назначения их в наряды, выполнявшие боевые задания на переднем крае. Уязвимые участки линии фронта, удобные для перехода на сторону противника, командование части по рекомендации оперативных работников перекрывало засадами, постами, секретами.

Работа органов военной контрразведки по выявлению изменнических намерений и попыток отдельных военнослужащих дезертировать начиналась, как правило, в запасных частях. Военные контрразведчики выявляли в запасных частях и подразделениях военнослужащих с подобными настроениями, а также учитывали признаки, свидетельствующие о подготовке этих видов преступлений: повышенный интерес к вражеским листовкам, служившим «пропуском» для перебежчиков; сбор и хранение таких листовок; заучивание на языке противника отдельных фраз и слов, необходимых для объяснения причин своего перехода через линию фронта; стремление собрать секретные сведения в целях их передачи противнику после перехода; выяснение отношения противника к перебежчикам и военнопленным и т. д.

Н.И.Железников

При организации работы по борьбе с дезертирством органы военной контрразведки использовали заградительную службу, а также выделенные в их распоряжение воинские подразделения. Эти подразделения, действуя под руководством оперативных работников, осуществляли поиск дезертиров и изменников Родины в городах и населённых пунктах прифронтовой полосы, прочёсывали леса, овраги, выставляли заслоны на мостах, перекрёстках дорог. Изменники Родины и дезертиры, место пребывания которых не было известно, после соответствующего расследования объявлялись в местный или всесоюзный розыск.

Меры по борьбе с изменой Родине и дезертирством постоянно совершенствовались. Действуя на основе директив ГУКР НКО «Смерш», учитывая складывающуюся оперативную и военную обстановку, фронтовые аппараты контрразведки инициировали проведение более эффективных мер. Так, начальник УКР «Смерш» Северо-Западного фронта генерал-майор Я.А.Едунов представил Военному совету перечень мероприятий, реализация которых в соединениях и частях позволила бы положительно повлиять на динамику таких преступлений, как дезертирство и переход на сторону врага. Данные меры разделялись на три основные группы: 1) обеспечение непроницаемости линии фронта; 2) укрепление дисциплины и усиление политико-воспитательной работы среди военнослужащих и служащих; 3) максимально возможное удовлетворение бытовых потребностей солдат и офицеров, находящихся на передовой[291].

Из 31 пункта мероприятий, предложенных Военному совету фронта, 12 содержали меры по первому направлению. В частности, контрразведчики настаивали на незамедлительном устранении недостатков в расстановке постов боевого охранения с целью ликвидации больших участков оборонительной линии, оставшихся вне какого-либо наблюдения. Представлялось целесообразным выставлять секреты из надёжных бойцов, которые должны были пресекать, вплоть до применения оружия на поражение, любые попытки перехода к врагу.

Генерал Я.Едунов писал и о выявленных, далеко не единичных, к сожалению, случаях самоуправства, рукоприкладства, грубых издевательств отдельных командиров в отношении к подчинённым.

С учётом всё более усиливавшейся пропаганды противника, направленной на наши войска, представлялось необходимым резко активизировать контрпропаганду, организовать работу по сбору и уничтожению вражеских листовок. Требовалось разъяснить военнослужащим, что хранение листовок — уголовно наказуемое деяние.

В то же время контрразведчики докладывали Военному совету фронта, что в своей агентурно-оперативной работе многократно сталкивались с фактами, когда осведомители доносили о наличии немецких листовок — пропусков через линию фронта — у солдат и младших командиров, а это являлось признаком подготовки того или иного военнослужащего к переходу на сторону врага. При разбирательстве, однако, оказывалось, что ничего преступного не замышлялось, а сохранение листовок являлось следствием отсутствия у личного состава курительной бумаги. Управление контрразведки настаивало в связи с этим на устранении недостатков в вопросах снабжения передовых частей всеми видами довольствия[292].

В целях затруднения попыток перехода на сторону врага со стороны военнослужащих приходилось применять на отдельных участках советско-германского фронта оперативно-чекистские мероприятия под условным названием «Измена Родине». Потребность в их реализации возникла при подготовке Орловской стратегической наступательной операции (операция «Кутузов»). Дело в том, что противнику стало известно о предстоящих наступательных действиях на участке Брянского фронта. Расследуя причины утечки важной информации, контрразведчики пришли к выводу, что одним из каналов получения противником секретных данных стали проведённые допросы перебежчиков из числа советских солдат. Только в полосе 63-й армии через линию фронта перешли около 10 наших военнослужащих.

Чтобы резко сократить число изменников, было решено провести спецоперации. Об их целях и планах УКР «Смерш» Брянского фронта доложил в Москву 19 июня 1943 г. Вот что говорилось в этом отчётном документе:

«В мае с.г. наиболее поражёнными изменой Родине были 415-я и 356-я сд 61-й армии и 5-я сд 63-й армии, из которых перешли к противнику 23 военнослужащих.

Одной из наиболее эффективных мер борьбы с изменниками Родине было проведение операций по инсценированию групповых сдач военнослужащих в плен к противнику, которые проводились по инициативе Управления] контрразведки “Смерш” фронта под руководством опытных оперативных работников отделов контрразведки армии.

Операции происходили 2 и 3 июня с.г. на участках 415-й и 356-й сд с задачей: под видом сдачи в плен наших военнослужащих сблизиться с немцами, забросать их гранатами, чтобы противник в будущем каждый переход на его сторону группы или одиночек изменников встречал огнём и уничтожал.

Для проведения операций были отобраны и тщательно проверены три группы военнослужащих 415-й и 356-й сд. В каждую группу входили 4 человека.

В 415-й сд одна группа состояла из разведчиков дивизии, вторая — из штрафников.

В 356-й сд создана одна группа из разведчиков дивизии»[293].

В состав групп были подобраны и тщательно проверены смелые и волевые солдаты и младшие командиры. В тылах дивизий эти группы прошли специальную подготовку на местности, аналогичной предполагаемому району действий. Участников операции снабдили немецкими листовками-пропусками, которые они должны были демонстрировать вражеским солдатам при подходе к их окопам. Отважные бойцы точно выполнили указания контрразведчиков, и лишь два человека получили лёгкие ранения, уничтожив несколько десятков гитлеровцев. Управление контрразведки фронта поставило перед командованием вопрос о награждении участников операции правительственными наградами, а в отношении тех, кто ранее был осуждён, ещё и о снятии судимости и откомандировании из штрафной роты[294].

Подобную операцию УКР «Смерш» Брянского фронта провело в начале июля в полосе действий 63-й армии. В итоге в последние дни перед наступлением количество военнослужащих, предпринимавших попытки уйти к противнику, кардинально уменьшилось, а следовательно, один из каналов утечки информации был перекрыт сотрудниками «Смерша».

Выявление военнослужащих, намеревавшихся изменить Родине, было достаточно сложным делом для контрразведчиков, и в этой сфере работы трудно было избежать ошибок, и они, конечно же, имели место. Характерным в этом плане являлось оперативное дело на сержанта воздушно-десантной дивизии Центрального фронта Рожкова. Он до начала войны был судим за совершённое преступление и, находясь в рядах армии, неоднократно допускал «восхваление немецкого оружия» и резкие антисоветские высказывания. На этом основании контрразведчики занялись его углублённой проверкой и предполагали отвести из передовых порядков в тыл дивизии для проведения дополнительных агентурно-оперативных мероприятий. Однако сделать это до начала наступления не представлялось возможным, и оперативный работник проинструктировал нескольких осведомителей относительно их действий в случае попытки ухода Рожкова в расположение немецких войск. Однако секретным сотрудникам контрразведки ничего предпринимать не пришлось. В ходе июльских боёв на Курской дуге сержант Рожков проявил себя отважным и умелым бойцом. Он уничтожил семь немецких солдат в рукопашной схватке, ещё 30 расстрелял из автомата. Кроме этого, он спас жизнь заместителю командира батальона, а также экипажу подбитого и горящего танка. За совершённый подвиг Рожкова представили к званию Героя Советского Союза[295].

Начальник УКР «Смерш» Центрального фронта генерал-майор А.А.Вадис в докладной записке от 13 августа 1943 г. на имя В.Абакумова отмечал, что «часть военнослужащих, состоявших на оперативном учёте, особенно на окраске “Измена Родине” и “антисоветский элемент”, проявляли героизм и преданность в боях за Родину»[296].

Этими словами опытный контрразведчик фактически признавал допущенные ранее ошибки при включении ряда военнослужащих в списки оперативного учёта. Однако подчеркнём, что во фронтовых условиях подобного рода ошибки объективно были неизбежны на фоне значительной по объёму и важности работы по предотвращению совершения тяжких преступлений, к каковым относится и измена Родине в форме перехода на сторону врага.

Руководители контрразведывательных аппаратов разных уровней и оперативные работники персонально несли ответственность за состояние дел в сфере борьбы с изменническими проявлениями, лишь отчасти разделяя её с командным и политическим составом.

Мероприятия военной контрразведки по борьбе с дезертирами, изменниками Родины, с антисоветскими элементами, распространителями провокационных и панических слухов способствовали укреплению политико-морального состояния личного состава действующей армии, повышению боевой готовности частей и соединений советских войск.

Военная контрразведка в 1943 г. совершенствовала свою работу по обеспечению безопасности проведения крупных оборонительных и наступательных операций Красной армии. Как свидетельствуют архивные документы, органы госбезопасности особое внимание обращали на сохранение в секрете планов подготовки и проведения операций, безопасности воинских перевозок, выявлении недостатков в сокрытии районов расположения и сосредоточения войск главного удара и др.

Непосредственно во время наступления оперативный состав органов военной контрразведки решал также задачи по выявлению агентуры противника, предупреждению и пресечению случаев измены Родине, дезертирства и бегства с поля боя военнослужащих.

Так, согласно докладной записке Особого отдела НКВД Донского фронта, с 10 по 18 января 1943 г. в ходе начавшегося наступления по уничтожению окружённой под Сталинградом немецкой группы войск был разоблачён 31 немецкий агент, переброшенный через линию фронта. Немецкое командование пыталось с помощью заброски агентуры определить направление наступления и состав группировки советских войск.

В тылу наступающих войск по согласованию с Военным советом фронта были развёрнуты заградительные отряды. Однако, как отмечалось в одном из спецсообщений Особого отдела в Военный совет фронта, «политико-моральное состояние личного состава частей фронта в период подготовки к наступлению и в ходе операций было здоровое. Бойцы и командиры показывали примеры исключительного героизма и выносливости. Даже те военнослужащие, которые ранее высказывали упаднические, пораженческие настроения, лично убеждаясь в успешных действиях Красной армии, изменяли свои настроения, проявляли высокое чувство патриотизма…»

Для работы на освобождённой территории по «очистке населённых пунктов от контрреволюционного шпионского элемента» на главных направлениях наступления были развёрнуты три оперативные группы Особого отдела фронта.

Силами оперативных групп и заградительных отрядов немедленно после освобождения частями Красной армии от противника населённых пунктов производилось прочёсывание этих пунктов и районов бывшей обороны противника (блиндажи, окопы). В результате этого было задержано:

— бывших военнослужащих Красной армии, находившихся в плену, проживавших на оккупированной территории, — 571;

— старост, полицейских и других пособников оккупантов — 98;

— лиц призывного возраста — 120;

— немецких солдат и офицеров — 423.

В процессе фильтрации немцев-военнопленных удалось выявить лиц, работавших в немецкой тайной полиции и разведке.

Кроме того, особыми отделами НКВД 21-й, 64-й и 65-й армий при прочёсывании освобождённых от противника населённых пунктов Карповка, Кариновка, Ново-Алексеевка, Жирноклеевка был захвачен ряд важных документов немецких штабов, комендатур, в том числе приказ командующего окружённой немецкой группы войск генерал-полковника Паулюса, в котором говорилось о тяжёлом положении немецких войск в кольце окружения, о сокращении норм выдачи продуктов солдатам, снятии с питания советских военнопленных и пр.

Органы военной контрразведки информировали командование и о фактах получения противником сведений о наших войсках. К примеру, 7 августа 1943 г. ГУКР НКО «Смерш» направило в Генштаб РККА информацию об обнаружении противником перегруппировки наших войск на участке 39-й армии. Как выяснилось, это произошло вследствие нарушения правил маскировки. Во время марша в ночное время автомашины двигались со светом, техника сосредотачивалась в большом количестве на открытой местности и т. п. Результатом обнаружения перегруппировки стали сильные бомбёжки авиацией противника станций погрузки и мест сосредоточения войск.

Серьёзным подспорьем для командования при подготовке и проведении ряда операций стали сведения, полученные органами военной контрразведки в ходе зафронтовой работы. Так, 11 мая 1943 г. Управление контрразведки «Смерш» Брянского фронта доложило в Военный совет фронта о данных, полученных зафронтовой агентурой, по концентрации немецких войск в районе города Орла. Секретный сотрудник военной контрразведки, подставленный на вербовку подразделению немецкой разведки при штабе 2-й немецкой танковой армии и переброшенный этим органом на нашу сторону 7 мая 1943 г., сообщил, что от немцев он получил задание после перехода линии фронта осесть в районе Елец — Ефремов или Малиново, где заниматься сбором данных о продвижении войск Красной армии, вести разложенческую работу, склоняя военнослужащих к измене Родине (во время боевых действий сдаваться в плен противнику). Кроме того, среди гражданского населения восхвалять существующий режим в захваченных немцами областях и агитировать, чтобы они во время наступления немцев не отходили вместе с Красной армией из своих районов. В процессе подготовки агента офицер немецкой разведки особенно интересовался вопросом: что ему известно о подготовке частей и соединений Красной армии на случай, если немцы, предприняв наступление, попытаются окружить и уничтожить Курскую группировку, а также если немцы попытаются выйти в направлении Белёва на реку Оку, окружить и отрезать отходы войск Красной армии к Москве. На вопрос нашего агента, сколько времени ему придётся ждать прихода немцев в указанном ныне районе, офицер ответил, что наступление немецкой армии начнётся примерно в первых числах июня и немецкая армия будет наступать на Москву. Кроме того, агенту из личных наблюдений и со слов военнопленных Красной армии, использовавшихся немцами на различных работах, стало известно, что в Орёл недавно прибыли бронетанковая дивизия «Мёртвая голова» и отряды СС, которые пока разместились в городе и его окрестностях.

В ходе боевых действий части Красной армии захватили большое число военнопленных.

Большую роль играли информационные сводки органов военной контрразведки, направляемые в адрес военного командования. По неполным подсчётам, в 1943 г. органами военной контрразведки фронтов и армий действующей Красной армии военному командованию (от наркома обороны до командующего отдельными армиями) было направлено более 12 тысяч письменных информационных документов, не считая почти ежедневной передачи устной информации на всех уровнях. В них сообщались, как правило, обобщённые сведения и оценка данных о наличии и составе группировок противника на конкретном операционном направлении, определялся вероятный характер их действий, что целенаправленно использовалось в ходе подготовки и ведения Красной армией наступательных операций.

Вместе с органами военной контрразведки большую помощь нашему командованию оказывала служба радиоразведки и радиоперехвата органов НКВД — НКГБ. Она вела постоянное наблюдение за работой вражеских радиостанций, дешифровывала их радиограммы. За годы войны органы госбезопасности передали командованию советских войск тысячи расшифрованных радиограмм о дислокации и численном составе основных группировок фашистских войск, готовящихся наступательных и оборонительных операциях противника, сосредоточении резервов и т. д. Много было перехвачено радиограмм, содержавших донесения агентов немецко-фашистской разведки, действовавших в тылу наших войск.

Важную разведывательную информацию о противнике получало военное командование от органов госбезопасности. Так, в период Смоленско-Рославльской наступательной операции советских войск 31 августа 1943 г. командованию Западного фронта были переданы сведения о подтягивании немцами резервов в район Ельни.

В августе-сентябре 1943 г. органы госбезопасности сообщили командованию Воронежского, Степного и Юго-Западного фронтов о дислокации и численном составе действовавших против них 1-й и 4-й танковых и 8-й армий противника и о том, что в состав 1-й танковой армии входят 40-й, 48-й и 57-й танковые корпуса, а в состав 8-й армии — 2-й и 3-й танковые корпуса, дивизии танкового корпуса СС («Мёртвая голова», «Рейх», «Великая Германия») и другие соединения.

Органы госбезопасности СССР, и военная контрразведка в частности, внесли свой весомый вклад в достижение побед в исторических сражениях конца 1942 и 1943 г., которые создали серьёзные предпосылки для окончательного разгрома агрессора. Ведя агентурно-оперативную работу, контрразведчики регулярно информировали Государственный комитет обороны, Ставку Верховного Главнокомандования и военное руководство разного уровня о полученных ими результатах, о том, что применение чекистских сил и средств способствовало успеху боевых действий и позволило сохранить жизнь многим тысячам солдат и офицеров Красной армии и флота. Информация, поступавшая от закордонных источников внешней разведки и зафронтовой агентуры органов «Смерш», позволила, к примеру, определить планы врага в районе Курской дуги, подтвердила правильность принятых решений о переходе наших войск к преднамеренной обороне. Свою лепту внесли военные контрразведчики в обеспечение быстрого и скрытного сосредоточения и подготовки советских армий к наступлению. Достаточно сказать, что командование вермахта длительное время не имело сведений о создании за районами ответственности Воронежского и Центрального фронтов ещё одного — Степного. В его состав на середину июля 1943 г. входили шесть общевойсковых и одна авиационная армии, а также такая мощная сила, как 5-я гвардейская танковая армия. Войска Степного фронта находились в резерве Ставки ВГК и предназначались для обороны в случае прорыва врага и контрнаступления на Орловском и Белгородско-Харьковском направлениях.

1943 год характеризовался значительно возросшей активностью органов военной контрразведки, всё более широким применением наступательных методов работы по обеспечению безопасности Красной армии и флота, ограждению наших войск от разведывательно-подрывной деятельности противника, которая после осознания германским командованием затяжного характера войны приобрела широкий размах. Усилилась агентурная разведка, резко возросло количество забрасываемых в наш тыл диверсантов, а также специальных групп для создания «антисоветского партизанского фронта». Подготовка агентуры Абвера и Имперской службы безопасности стала вестись более квалифицированно. Всё это учитывалось советской военной контрразведкой, осознавалось высшим руководством страны и командованием ее вооружённых сил.

Проведённая в апреле 1943 г. реорганизация органов госбезопасности адекватно отражала сложившуюся ситуацию. Во вновь созданном Главном управлении контрразведки НКО «Смерш» и его фронтовых аппаратах были сосредоточены такие важнейшие направления работы, как радиоигры со спецслужбами противника, проникновение в их структуры, включая разведывательные и диверсионные школы.

Огромную работу проводили военные контрразведчики на освобождаемой от врага территории. При этом они активно взаимодействовали с воссоздаваемыми управлениями и отделами НКГБ — НКВД, а также войсками по охране тыла действующей армии.

Значительные усилия прилагали сотрудники особых отделов органов «Смерш» в сфере проведения разыскных мероприятий, включая фильтрацию бывших советских военнопленных, призывного контингента на ранее оккупированной территории.

Всё это позволило в 1943 г. в значительной степени оградить нашу армию от широкого проникновения в неё агентуры врага, изменников и предателей, а также активных пособников оккупантов.

Многое было сделано военными контрразведчиками в интересах Ставки ВГК и фронтовых органов управления по дезинформированию командования противника. Со дня образования «Смерша» (19 апреля 1943 г.) и по начало 1944 г. для этого было задействовано 30 агентурных радиостанций спецслужб врага, работавших под контролем советской военной контрразведки.

В ходе зафронтовых мероприятий удалось проникнуть в ряд абвергрупп и разведывательно-диверсионных школ. Полученная от зафронтовых оперативных групп и отдельных агентов информация позволила нанести серьёзный ущерб немецким, румынским и финским разведорганам, в определённой степени сковать их активность, а в конечном итоге — не допустить утечки важных сведений о замыслах и планах советского командования.

Военным контрразведчикам удалось достигнуть реальных успехов в деле борьбы с такими преступлениями, как измена Родине в форме перехода на сторону врага, дезертирство и членовредительство. В ходе оборонительных действий, а затем контрнаступления под Сталинградом, а также в ходе Курской битвы приходилось проводить заградительные мероприятия с целью пресечения фактов несанкционированного оставления боевых позиций подразделениями, бегства с поля боя групп и отдельных военнослужащих. Командование высоко оценило усилия контрразведчиков в этом направлении, отдавая должное их самоотверженности при исполнении непростых задач в критической обстановке.

Большая помощь военному руководству была оказана по вскры-тию серьёзных недостатков в жизнедеятельности войск, предотвращению и расследованию разного рода чрезвычайных происшествий в войсках, негативно влиявших на успешное проведение оборонительных и наступательных операций.

На переломном этапе Великой Отечественной войны сложилась достаточно эффективная система информирования командования всех уровней. Только в ГКО с апреля 1943 г. и до конца года было направлено около 360 докладных записок за личной подписью начальника ГУКР НКО «Смерш» В.Абакумова.

Можно с уверенностью утверждать, что органы военной контрразведки в переломный период Великой Отечественной войны свои задачи решали в полном объёме и с высокой степенью эффективности. Всё делалось в интересах укрепления нашей доблестной Красной армии и советского Военно-морского флота, для победы над ещё опасным врагом.