Смертельный дубль

Глава 8

Джеффри Торп закинул ногу на ногу и заметил:

— Какой прекрасный образец!

— Чего? — Прокурор перевел на него недовольный взгляд.

— Власти. Ее высокомерия. У моего отца это тоже было: вот почему я продержался в его офисе лишь пару недель, когда начинал постигать там азы мошеннического ремесла. Теперь вы заявляете, что Фокс будет ужинать бесплатно за казенный счет, хотя еще даже не видели его. Откуда вы знаете, может быть, он разыскал Люка и Кестера на необитаемом острове и собирался доставить их к вам?

— Я этого не знаю, мистер Торп. Но думаю, вполне резонно предположить, что раз Фокс не связался с…

— Ладно, не будем об этом. — Джеффри махнул рукой. — Во всяком случае, для вас многое должно разъясниться, ведь Люк находился в бунгало, когда произошло убийство. Полагаю, вы не станете грубо обращаться с Люком. Я приходил к Люку еще тогда, когда был ростом ему. до колена и когда мне нужна была помощь.

Будьте к нему благосклонны, и он отдаст вам последнюю рубашку. Но угроз он не терпит и грубости тоже. Кестер… Вы знаете Кестера?

— Нет, мы никогда не встречались.

— Ну, он как раз из тех, кто словно сделан по заказу для таких авторитетных типов, как вы. Из него можно веревки вить, если дать ему сначала пару раз кувалдой по голове. Каким образом, черт возьми, он оказался вместе с Люком? Или Люк вместе с ним? Можешь ты это объяснить, сестренка? Как так случилось?

— Представления не имею, Джеффри.

— И я тоже. — Он повернулся к представителю власти: — Вы сказали мне, что у вас имеются какие-то подозрения.

— Да, мистер Торп, имеются, — кивнул Дервин. — Во-первых, оказалось, что племянница Гранта не так уж незнакома с вашим отцом, как она тут нам изображала; во-вторых, она не сказала правды относительно своих действий в бунгало в воскресенье вечером. Уверяю вас: я вовсе не демонстрирую тут высокомерие власти, я только излагаю факты или, в крайнем случае, выводы, которые напрашиваются сами собой. В связи с моей полной уверенностью, что любая мелочь, касающаяся предыдущих контактов Нэнси Грант с членами вашей семьи, может иметь отношение к убийству мистера Торпа и должна стать известной тем, кто ведет расследование, я убедительно прошу вас рассказать мне…

— О ее прошлых контактах с этим вот членом семьи.

Бедняжка Джефф!

— Да. И я настоятельно советую…

— Я уже это слышал. — Джеффри опустил ногу на пол и наклонился вперед. — А теперь послушайте меня.

Помните, что вам сказала вчера моя сестра? В глубине души, если считать, что у нас есть душа, мы с ней оба несколько обижены на отца. Это правда. Не то чтобы он с нами жестоко обращался или еще какие-то там романтические бредни, но он просто никогда не был нам настоящим отцом. Сейчас, глядя на меня, такого пресыщенного, умудренного опытом, крутого и холодного, на меня, которого немедленно узнает метрдотель у Рустермана, вы и поверить не сможете, что однажды я рыдал горькими слезами из-за того, что отец Джонни Холкомба — боже, представляете, я даже имя его до сих пор помню! — целый день провел с ним в зоопарке, тогда как мой не только не водил меня в зоопарк, но ему недосуг было даже выслушать мой рассказ о том, что я там видел, когда ходил туда с воспитательницей, у которой были такие же зубы, как у грызунов, как у бобра, например. Ее звали мисс Джандорф.

— Лефкорт, — поправила Миранда.

— Нет, черт возьми, то была Джандорф. Лефкорт водила меня в Аквариум… Вчера моя сестра совершенно верно заметила, что после смерти матери мы фактически остались сиротами. Убийство отца — прискорбный факт, и, конечно, нас оно потрясло, но говорить, что сердца наши переполнила печаль — если считать, что у нас есть сердце, — было бы преувеличением. И мы не требуем крови за кровь, потому что мстительность вообще не в нашем характере. Несмотря на это, я надеюсь, вы поймаете того, кто это сделал, и, если бы я располагал информацией, которая могла бы вам помочь, я непременно бы ее сообщил. Я говорил об этом еще вчера утром. И сейчас все больше убеждаюсь в том, что, если даже миллион Джеймсов Бондов будет вести расследование миллион лет, они не смогут обнаружить никакой связи между смертью отца и моей мимолетной встречей с мисс Грант в прошлом. Поэтому не суйте нос не в свое дело. Quod erat demonstrandum.[3] Я знал, что когда-нибудь мне пригодится знание геометрии.

Дервин бросил мокрый носовой платок на стол.

— И все же я считаю, что вы должны мне рассказать, — не сдавался он. — Если это действительно не имеет никакого отношения, если это безобидно…

— Я не говорил, что безобидно. Я говорил, что та встреча не имеет никакого отношения к убийству. Но она не безобидна. Я вел себя как идиот и заслужил ярую ненависть со стороны мисс Грант.

— Ах, ненависть…

— Нет-нет, это не то, о чем вы думаете! — Джеффри опять махнул рукой. — Я говорю о ненависти совсем другого рода, которую можно превратить в нечто противоположное, перевернув, словно блин на сковородке, но это очень трудная задача.

— Вы сказали «ярая ненависть».

— Забудьте об этом.

Дервин криво улыбнулся.

— Позвольте вас спросить, мистер Торп. Вы… Нет, я поставлю вопрос иначе. Вы бы хотели, чтобы мисс Грант понесла наказание за убийство вашего отца, если бы она была виновата?

Мгновение Джеффри с недоумением смотрел на прокурора, потом презрительно фыркнул.

— Час от часу не легче, — констатировал он.

Дервин резко выдвинул ящик стола, вынул большой картонный прямоугольник, глянул на него и протянул через стол.

— Видели вы это когда-нибудь раньше?

Торп потянулся из своего кресла, чтобы взглянуть.

Это был фотопортрет Нэнси Грант; глаза ее смеялись, губы были чуть приоткрыты. Внизу справа круглым, четким почерком было написано: «Никогда не забуду!» и ниже подпись: «Нэнси Грант». Ни места, ни чернил на надпись не пожалели.

— Можно это купить? — спросил Джеффри.

— Нет. Видели вы эту фотографию раньше?

— Нет.

— А вы, миссис Пембертон?

— Нет. Откуда она у вас?

— Ее нашли в ящике комода в гардеробной вашего отца, в его нью-йоркской квартире.

У Миранды округлились глаза. У Джеффри отпала челюсть. Он вновь закрыл рот, посмотрел еще раз на фотографию, перевел взгляд на Дервина и заявил:

— Это наглая ложь.

— Нет, не ложь, мистер Торп. — Дервин не отвел взгляда. — И еще вот это. — Он снова выдвинул ящик. — Здесь две перчатки. Как видите, обе желтые, хорошего качества, прекрасно сшиты, они из хлопка, такие перчатки женщины обычно носят летом. Одну нашли в траве под кустом, в двадцати футах от окна, через которое Энди Грант, по его утверждению, видел, как ваш отец курил сигару и слушал джаз в воскресенье вечером. Другую обнаружили в машине, которую Нэнси Грант оставила возле ворот, когда возила к бунгало своего дядю. Мы нашли…

— Но они обе на правую руку! — воскликнула Миранда.

— Совершенно верно, миссис Пембертон. У нас нет доказательств, что они принадлежат Нэнси Грант. Как указывает ярлычок, обе куплены в магазине «Хартлспун»; таких перчаток в этом сезоне было продано несколько тысяч пар. Не стану делать вид, будто здесь решающее значение имеет то, что мисс Грант работает в «Хартлспун». Но в воскресенье вечером в бунгало была только она, и нет никаких оснований предполагать, что там побывала еще какая-то женщина. Судя по ее рассказу, она вообще не подходила к той стене, где находится окно. Она сразу же прошла ко входу через веранду. Еще одну перчатку, как я говорил, нашли в машине, которую она вела. Поэтому, хотя мы не имеем прямых доказательств, есть все основания полагать, что перчатки принадлежат ей и что одну из них она уронила возле окна, где ее и нашли. Но тогда выходит, она солгала, рассказывая о своих действиях в тот вечер. К тому же она заявляла, что никогда прежде, до того воскресного вечера, не встречала и даже в глаза не видела вашего отца.

Однако фотография заставляет предполагать, что и это неправда.

— Господи боже, — пробормотала Миранда.

Джеффри встал.

— Куда вы, мистер Торп?

— Собираюсь разыскать мисс Грант.

— Умерь свой пыл, Джефф, милый, — посоветовала Миранда. — Она все равно не станет с тобой разговаривать.

— Но этот кусок дерьма… — Он повернулся к ней, дрожа от негодования. — Разве ты не понимаешь, что эта вонючая котлета намекает…

— Прекрасно понимаю. — Голос ее звучал отрывисто. — И кроме того, я прекрасно понимаю, что он действительно хочет найти убийцу, и надеюсь, ему это удастся. И если окажется, что это сделала очаровательная Нэнси — чему я не верю, — ты попадешь в чертовски трудное положение. И вряд ли ты поможешь делу, если станешь размахивать кулаками и обзывать его…

— Спасибо, миссис Пембертон! — остановил ее Дервин, он тоже говорил резко. — Вы правы, этим делу не поможешь. Если вы сядете на место, мистер Торп, то я вам еще кое-что объясню. Я сообщил вам о фотографии и перчатках намеренно. Я думал, что, возможно, ваш отказ рассказать о предыдущей встрече с Нэнси Грант продиктован тем, что она была в хороших отношениях с вашим отцом, и если вы узнаете, что мне уже известно…

— Да ни черта вам о ней не известно!

— Но у меня есть веские основания для моих выводов.

Она была с вашим отцом, когда вы с ней встретились?

— Нет!

— Может быть, вы расскажете мне об этом… теперь?

— Нет!

— А что она говорит насчет фотографии и перчаток? — встряла в разговор Миранда.

— О фотографии я ее не спрашивал. Ее нашли только сегодня утром, и к тому времени, когда мне ее привезли, сюда явился Нат Коллинз в качестве их адвоката и посоветовал мисс Грант не отвечать ни на какие вопросы, кроме тех, которые непосредственно относятся к событиям в бунгало в воскресенье вечером. Она отрицает, что когда-либо видела или встречалась с Ридли Торпом, и этот ее ответ зафиксирован в материалах допроса.

Так же, как и ее слова о том, что перчатки ей не принадлежат и она ничего о них не знает.

— Странно, что обе перчатки на одну руку. Вам не кажется, что там могли быть две женщины в одинаковых перчатках и каждая из них умудрилась потерять одну правую?

— Нет. Это возможно, но маловероятно. Если одной из женщин была Нэнси Грант и если она уронила перчатку на пол в своей машине, почему она отрицает это? Если она потеряла ее возле куста у окна, тогда ясно, что она соврала насчет своих действий возле бунгало. А предполагать, что там были еще какие-то две женщины, кроме нее, — это уж слишком. Нет никаких признаков, что там была хотя бы еще одна. Вероятнее всего, обе перчатки принадлежат одной женщине, которая по ошибке захватила с собой две перчатки на одну руку.

Дервин взял свой платок и вытер лицо.

— Но это забота полиции — выяснить, кому принадлежат перчатки. Я упомянул про них и про фотографию с единственной целью, как я уже объяснил. Есть еще одна тема, которую я бы хотел с вами обсудить: это завещание вашего отца. Может быть, вы сядете, мистер Торп? Благодарю вас. Вам, конечно, известно, что вы двое являетесь основными и главными наследниками. В завещании упоминаются еще некоторые лица: Люк Уир получает пожизненное содержание в размере трех тысяч долларов ежегодно…

Некоторое время они говорили об этом. Потом Дервин захотел побольше узнать об их встрече с Боном Кестером в воскресенье вечером, об ужине в клубе «Грин-Медоу».

Перейдя к этой теме, он опять стал вежливым и обходительным — настолько обходительным, по крайней мере, насколько может человек, у которого пот начинает струиться по шее через две минуты после того, как он его вытер. Разговор о Кестере в конечном счете вновь привел к завещанию, к тому пункту, согласно которому доверенный секретарь должен был получить солидный куш. Они рассматривали различные возможные последствия этого, когда раздался стук в дверь и в комнату вошел Бен Кук, начальник полиции, которого так занимала какая-то мысль, что он даже не заметил присутствия Торпов.

— Что-нибудь новенькое? — спросил Дервин.

— Не знаю, насколько это ново, — сказал Кук, — но хуже не бывает. Речь идет о том субъекте, которого привезли из Порт-Джефферсона и который утверждает, что он Ридли Торп.

— Я дал вам указание самому разобраться с ним.

— Знаю, что дали, но вы должны выслушать его. Он действительно считает, что он Ридли Торп. Я подумал, легче всего избавиться от него, если привести сюда, пусть сын и дочь посмотрят…

— Что за глупости! Посадите его в камеру и наведите справки, кто он такой.

— Но я же говорю вам… — стоял на своем Кук. — Это займет одну минуту. Вы не возражаете, миссис Пембертон?

— Вовсе нет.

— А вы, мистер Торп?

— Нет.

— Ну так что, Фил?

Дервин нехотя согласился. Не теряя времени, Кук вышел и тут же вернулся. Дверь отворилась, он отступил в сторону, пропуская двух мужчин, — обоим около шестидесяти, один маленький, но не хилый, и загорелый до черноты, другой покрупнее, более властный, внушительный и неторопливый. Последний остановился посреди комнаты и воскликнул:

— Это вы, дети?

Медленно поднимаясь с кресла, Миранда смотрела на него расширенными, изумленными глазами. Джеффри остался сидеть словно прикованный, не сводя взгляда с вошедшего; кровь отхлынула от его лица.

— Эй? — опять выкрикнул папаша.

Не отрывая глаз, Миранда медленно подошла к нему, остановилась в трех футах от него, еще секунд пять рассматривала его и, наконец, проговорила высоким, напряженным и тихим голосом:

— А мы как раз обсуждали твое завещание с мистером Дервином.

— Что?.. — подскочил Дервин. — Что это… Что вы…

— Это мой отец, мистер Дервин. Или его дух.

— Дух…

Джеффри с побледневшим лицом стоял рядом. Глядя прямо в глаза стоящему посреди комнаты человеку, он произнес резким голосом:

— Да. Это ты.

— Конечно, мой мальчик. А как же?

— Дух! Я… что… — бессвязно заговорил прокурор. — Вы ошибаетесь… Это какое-то…

— Они не ошибаются, — заявил человек. — Я Ридли Торп. Это мой друг Генри Джордан. Генри, ты, кажется, не знаком с моим сыном и моей дочерью. Пожми им руки. Миранда. Джеффри. Я устал и хочу сесть.