Глава 8

Утреннее чаепитие не задалось. Мать напекла блинчиков, выставила на стол три банки варенья собственного приготовления, и, пока разговор шел на посторонние темы, все было хорошо. Но потом Андрею вздумалось попросить маму смягчить свое отношение к отцу, и тут ее прорвало.

– Я много от него в своей жизни натерпелась, – заявила она. – Хватит с меня. Не прощу ему эту Светку белобрысую. На кого он меня променял? Вот пусть теперь мучается.

– Погоди. – Андрей осторожно положил надкушенный блинчик на тарелку. – Я кое-что начинаю понимать. Ты ведь на самом деле не считаешь, что он действительно убил Никольникова. Ты мстишь ему. Так? Признайся.

– Давай оставим эту тему, – нервно произнесла мать. – Ты всегда жил своей жизнью и ничего не знаешь о нашей.

Зазвонил ее мобильник, положенный на тумбочку возле плиты, чтобы был под рукой.

Мать взглянула на экран и как-то засуетилась, задвигалась быстрее, сунула раскаленную сковородку под воду, полезла в холодильник за молоком, села к столу, шумно придвинув стул.

– На звонок не отвечаешь… – заметил Андрей, внимательно наблюдавший за ней.

– Успею. Это не срочно. Ешь блины, пока горячие. Вот это прошлогоднее варенье, абрикосовое. В этой банке черничное, а здесь клубничное. Какое будешь? Молочка налить?

Сама того не подозревая, она напомнила Андрею поведение его жены, не научившейся толком скрывать свои измены. Этот дрогнувший голос, этот бегающий взгляд. «Сколько ей лет?» – спросил себя Андрей. Подсчитал и вдруг понял: у матери кто-то есть. Ей удобно отсутствие отца. Она и пальцем о палец не ударит, чтобы вытащить его из тюрьмы. Возможно, обид действительно накопилось слишком много. А может, мужчина подвернулся очень уж хороший.

– Он моложе тебя? – спросил Андрей, жуя. – На сколько лет?

Мать засмеялась, как будто ее неожиданно пощекотали.

– Кого ты имеешь в виду, Андрюша? – спросила она.

Не опешила. Даже не удивилась. Просто ответила вопросом на вопрос, чтобы потянуть время, собраться с мыслями.

Стало ясно, что догадка верна. Но если бы Андрей попытался припереть мать к стенке, он все равно не добился бы ничего, кроме лжи и агрессии.

– Никольникова, – нашелся Андрей, решив не раскрывать карты.

– А! – Мать опять засмеялась, но на этот раз иначе, с облегчением. – Нет, по-моему они с твоим отцом ровесники. А что? Почему ты вдруг про него вспомнил?

– Просто так.

– О покойниках или хорошо, или ничего. Но я, признаться, недолюбливала Юрия.

– За что?

– Мне они оба не нравились: ни он, ни его благоверная, – сказала мать. – Я знала, что они плохо кончат.

Андрей взглянул на нее и опустил глаза, намазывая блин янтарным вареньем.

– С Никольниковой, насколько мне известно, все в порядке?

– Не знаю и знать не хочу. – Она дернула плечами. – Приехала с курорта, вся загорелая, разодетая. Небось, там тоже времени не теряла, ш…

Ругательство, готовое сорваться с губ матери, так и не прозвучало, но она отодвинула чашку слишком резко, чуть не столкнув на пол, встала и поспешно скрылась в коридоре.

Оставшийся сидеть Андрей подумал, что и женщины и мужчины, в общем-то, одинаковы, но отказывают другим в праве делать то же, что позволяют себе. Сплошное притворство и ханжество. Взять хотя бы мать и эту ее вечную соперницу, Светлану Никольникову. Обеим скоро стукнет по пятьдесят, а они ведут себя, как девчонки. Шашни, сплетни, тряпки. И бесконечное стремление быть первой, выделиться, затмить остальных…

Прислушавшись к шуму воды, Андрей осторожно встал и взял материн телефон. Звонил ей, оказывается, некий Карен Б. Недолго думая, Андрей нажал кнопку вызова. Ответил сочный мужской баритон:

– Аллочка? Так что, мы встречаемся? Во сколько ты будешь?

Отключив телефон, Андрей вернулся на место. Его неприятно покоробил этот свойский голос с чуть заметным южным акцентом. Вот, значит, на кого мать променяла отца. Что ж, ладно. Но Андрей его не бросит. Он начнет собственное расследование. Попробует понять, каким образом домашний кухонный нож попал на чужую дачу. Постарается выяснить, куда запропастился отцовский мобильник. Побеседует со свидетелем. Ну и, конечно, встретится с прокурором Соболевым. Может быть, с него и начать?

– Мама! – крикнул Андрей. – Тебе опять звонят.

– Посмотри, кто, – откликнулась она сквозь шум душа. – Нет, не надо! – Это прозвучало испуганно. – Посуду не убирай, я сама. Посмотри, пожалуйста, я телевизор не оставила включенным?

«Из кухни выманивает, – смекнул Андрей. – Боится, что узнаю, как зовут этого назойливого типа. Карен, хм. Кавказец, скорее всего. Мясник с мохнатыми руками и грудью».

Пнув табурет, Андрей отправился переодеваться. Его еще долго преследовал образ матери в чужих объятиях. И почему природа так устроила женщин, что с годами они становятся развратнее? Нет, чтобы остепеняться вместе с увяданием… Нет ведь, они только распаляются. Прискорбно – и с моральной, и с эстетической стороны.

Город принял Андрея как родного, раскинул перед ним все свои улицы, бульвары и скверы, радостно уставился на гостя тысячами окон, поблескивающими в лучах уже вполне летнего солнца. Поначалу было незаметно, какой он весь старенький, невзрачный, потускневший. Но постепенно с глаз сползла ностальгическая пелена. Исчезнув, она позволила увидеть город таким, каким он стал на самом деле, не желая идти в ногу со временем, увязнув в своих допотопных представлениях о прекрасном.

Обшарпанные стены, потрескавшийся асфальт, уродливые скворечники лоджий, вытоптанные газоны, мятые мусорные баки… Каждый пятый встреченный мужчина попивал пивко, молодежь и детвора расхаживали с совершенно взрослыми, серьезными лицами. Обстановка угнетала, как резко повысившееся атмосферное давление или полнолуние.

Внутренне Андрей был готов к тому, что с самого начала его будут преследовать сплошные неудачи, и не ошибся. В полиции с ним не то что разговаривать не стали, а послали туда, чему и названия нет в официальном языке. Никто здесь в глаза не видел отцовского мобильника, а расспросы лишь злили полицаев, которые сулили назойливому визитеру денек-другой в «обезьяннике», чтобы не был таким деятельным.

Встретился Андрей со следователем Перепелицыным, полюбовался его замечательными очками, послушал россказни про то, как беспристрастно и оперативно ведется следствие.

– Скажите лучше, чем и кому Никольников насолил, – предложил Андрей. – Он ведь журналистом был. Почему вы не рассматриваете версию, учитывающую род его профессиональной деятельности?

Очки Перепелицына поблескивали, а глаза сделались тусклыми, как у рыбы, вытащенной на сушу.

– Мы рассматриваем разные версии, Андрей Вадимович. Мой вам совет… Даже не совет, нет. Личная просьба. Отправляйтесь-ка вы домой. С результатами следствия вас ознакомят в свое время. А сейчас не мешайте работать. Что вы такой беспокойный, молодой человек? Вам сколько лет? Тридцать?

– Еще нет тридцати.

– И мне, – доверительно сообщил Перепелицын. – Видите, мы ровесники. И оба выглядим старше своего возраста. Современные люди, в современном мире живем. Но есть и старики, их все еще хватает, да… – Он наморщил лоб, давая понять, как это его огорчает. – И они совершают глупости. А нам, молодым, приходится расхлебывать. – Перепелицын сокрушенно развел руками. – Этот напился и с балкона сверзился, тот под поезд угодил, а другой с ножичком к бывшему другу поперся. Нужно учиться дистанцироваться, иначе рехнемся к чертовой матери. Согласны со мной, Андрей?

– Нет, – отрезал Андрей и покинул управление полиции, где, как он уже понял, можно искать что угодно, только не закон и справедливость.

Оттуда он махнул прямиком на дачу Никольникова. Отыскать ее помог сторож, почему-то принявший незнакомца за очередного опера. Разубеждать его Андрей не стал. Многозначительно покивал, а потом стал осторожно расспрашивать. Сторож в ответах путался, все скреб затылок, соображая, чего от него добиваются, а потом заявил:

– Вы вот что… Хватит меня пытать. Что сказали, то я и подписал. Чего вы ко мне с воротами опять пристали? Открыты, закрыты… Если человек однажды оступился, то что же, теперь всю жизнь его мурыжить?

– У вас, значится, судимость имеется? – осведомился Андрей, переходя на суконный язык полицейских.

– А то вы не знаете, – обиженно буркнул сторож. – Все у вас подходцы с подлянками. Отвяжитесь, ради бога.

– Ладно, ладно, не надо так нервничать.

Они закончили короткую прогулку вдоль озера и остановились возле калитки с перекошенным почтовым ящиком, настолько ржавым, что, казалось, хлопни по нему рукой, он весь осыплется рыжей трухой. В притирку с воротами стояла отцовская «Мазда», которую, похоже, не вскрывали и не обыскивали. Андрей проверил запасной ключ, прихваченный из дома. Автомобильные задвижки с веселым писком открылись и закрылись.

– Забираете? – поинтересовался сторож с пониманием и легкой завистью к людям, которые могут получить все что угодно по одному лишь своему желанию.

– Реквизирую, – поправил Андрей, возвращаясь к калитке.

На ней, как и на воротах, белела бумаженция с круглой синей печатью.

– Опечатано, – пояснил сторож. – Но у вас же есть право срывать бумажки?

– Есть, – кивнул Андрей с самым суровым и деловым видом, на который был способен. – Но порядок нарушать не стоит. Я позвоню, согласую.

– Порядок – оно конечно, куда ж без него. С начальством не согласуешь, потом сделают козлом опущения.

– Отпущения.

– Да, меня часто поправляют. Но в местах не столь отдаленных если кто козел, то непременно опущенный.

Высказавший столь глубокомысленное наблюдение сторож был отправлен на все четыре стороны, да еще с деньгами на бутылку, и так обрадовался этому обстоятельству, что удалился чуть ли не вприпрыжку. Подождав, пока его макушка окончательно скроется за гущей бурьяна на повороте, Андрей стал осматривать бумажку с печатью. Прилепленная канцелярским клеем, она должна была легко отделиться от металла, но зачем?

Взламывать входную дверь Андрей не намеревался. Он приехал сюда, чтобы забрать машину и поговорить с двумя свидетелями по делу об убийстве Никольникова. Обыскивать чужую дачу не имело смысла, без сыщицких навыков это все равно ничего не дало бы. Да и заявить могли в полицию. С улицы поселок выглядел совершенно пустым, но кто знает, сколько глаз сейчас наблюдают за пришельцем поверх кустов, заборов, через щелочки и сквозь занавески?

Ощущение того, что дело именно так и обстоит, было настолько сильным, что Андрею пришлось встряхнуться и помотать головой, избавляясь от оцепенения. Но тревога не прошла, а только усилилась.

Загрузка...