Брекстона арестовали и доставили в тюрьму в два часа ночи вторника. Заседание специального суда было намечено на пятницу. Это давало мне два дня, чтобы найти настоящего убийцу — для вящей славы самого себя и слепой леди с весами. Сорок восемь часов, за которые я должен был по крайней мере не обнаружить, что Брекстон в самом деле был убийцей.
На следующее утро я встал в девять часов и еще не успел толком одеться, как позвонил редактор «Глоуб».
— Послушай, сукин сын, что ты имеешь в виду, когда распускаешь слухи, что Брекстон — не убийца?
— Потому что я не считаю его убийцей.
Пришлось отставить трубку на вытянутую руку, пока бывший одно время моим работодателем и источником дохода человек изрыгал свою ярость. Когда трубка затихла, я снова приложил ее к уху и сделал это как раз вовремя, чтобы услышать, как он сказал:
— Ну, я посылаю Элмера разобраться во всем на месте. Он туда рвался, но я сказал: нет, там у нас есть Саржент! Ты помнишь Саржента? Саржента с горящими глазами и несуразными ушами, — сказал я, — он все нам расскажет, если сможет решить эту чертову загадку! И если полиция думает, что Брекстон убил свою жену, то Саржент лучше знает, сказал я ему, и разберется во всем. Ха! Ты оставил нас в дураках. Элмер намерен вытащить нас из этой ямы.
— Ругань ни к чему не приведет, — жестко отрезал я. — Ничего не добьется и Элмер. Одним словом, что вы скажете, если я исключительно вам представлю настоящего убийцу и сделаю это к пятнице?
— А ты не хочешь…
Я заметил, что его предложения непрактичны. Потом сказал, что он может сделать с Элмером, если у него будет подходящее настроение, и первым повесил трубку.
Новость меня обескуражила. Элмер Буш, автор газетной колонки «Американский Нью-Йорк», которая на телевидении стала популярным еженедельным обзором новостей под названием «Нью-Йоркская Америка», был моим старым соперником. Он был знаменитым обозревателем уже тогда, когда я — всего лишь помощником редактора отдела театра. Но позднее наши пути пересеклись, и мне удалось дважды побить его на поприще добывания новостей. Теперь я мрачно решил, что предстоит серьезное испытание.
Я позвонил Лиз, которая казалась совершенно проснувшейся, хотя я был уверен, что она только что открыла глаза.
— Прошлой ночью арестовали Брекстона.
— Не может быть! — Она вынудила содрогнуться мои барабанные перепонки. — Стало быть, ты ошибался. А я всегда считала, что это сделал он. Конечно, всего лишь женская интуиция, но и она кое-что значит. Посмотри на медиумов.
— Каких медиумов?
— Которые говорят с умершими… Они, как правило, женщины.
— Ну, я хотел бы, чтобы ты позвонила Милдред Брекстон и…
— Не издевайся! Но разве это не восхитительно! Могу я заехать за тобой?
— Нет, но если все будет хорошо, мы увидимся после обеда.
— Прекрасно. После ленча я буду в клубе.
— Что с тобой случилось прошлым вечером?
— О, я была на танцах у Вильсона. Хотела позвонить тебе, но Дик сказал, что ты рано лег спать.
— Ренден? Он тоже был там?
— О да. Знаешь, он просто душка. Почему он тебе не нравится? Он был совсем недолго, но мы очень мило поболтали. Он хотел отвезти меня в Монтаук, предлагал прогуляться при луне в его машине, но я решила, что это может зайти слишком далеко…
— Приятно слышать, что у тебя сохранились известные пределы…
— Не будь таким придирой.
После еще нескольких подобных реплик я повесил трубку. Видимо, выдался неудачный день, решил я. Приехал Элмер Буш, Ренден слишком присосался к Лиз, Брекстон сидел в тюрьме — и мои версии временно оказались несостоятельными.
Насвистывая похоронный марш, я спустился к завтраку.
Вид Рендена, с аппетитом поглощающего завтрак, не улучшил моего настроения. Больше к завтраку никто не вышел.
— Вы видели газеты? — он даже светился от возбуждения. — На самых первых страницах.
И придвинул мне целую пачку.
Все последние выпуски кричали о нас. Самым скромным заголовком было: «Художник арестован за убийство жены и друга». В описаниях здешние отношения походили на Содом и Гоморру.
Я просмотрел статьи только мельком — знал по собственному опыту газетчика, что газетные статьи, если не считать заголовка и первого абзаца, обычно не содержат ничего, кроме пустых слов, только лучше или хуже подобранных. И сосредоточился на поджаренных гренках и кофе… Чистейший мазохизм — наслаждаться, представляя день еще хуже, чем он был на самом деле.
— Думаю, что никто из нас этого предположить не мог, — сказал Ренден, не обращая внимания на мое настроение. — Я согласен, что очевидное часто может оказаться самым правильным, но мог бы поклясться, что Брекстон ни при чем.
— Но ведь вы все время думали, что убийца — он?
Ренден снисходительно улыбнулся:
— Это только для отвода глаз. Я затеял свое собственное расследование в поисках настоящего убийцы или того, кто мне им казался. Но зашел в тупик.
— Так же, как и я.
— Полагаю, все решит вопрос с ключом, — вздохнул Ренден, протягивая мне «Дейли Ньюс», на первой странице которой красовался заголовок: «Обвинен известный кубист: убивает жену, разрезает на кубики друга».
Я только хмуро отмахнулся. У меня была собственная теория насчет ключа. Слишком очевидные возможности мне не нравятся. И я уважаю в других людях интеллект, даже в художниках-абстракционистах. Брекстон не оставлял ключа под подушкой и уж тем более не оставлял свой нож возле тела Клейпула. В разговорах он поразил меня не только интеллигентностью, но и осторожностью. Став убийцей, он не совершил бы ни одной из этих ошибок.
Эти мысли я оставил при себе, не став комментировать мнение Рендена (и всех остальных), что справедливость восторжествовала и убийство раскрыто.
Миссис Виринг и мисс Ланг спустились к завтраку вместе. Они были оживлены и прекрасно владели собой.
— Ах, джентльмены встали вместе с птичками! — весело воскликнула писательница, полностью оправившаяся от пережитого несколько часов назад потрясения.
— Боюсь, это было довольно суровое испытание, Питер, — улыбнулась мне миссис Виринг. Она была бледной, но держалась твердо. И казалось, забыла про выпивку.
Я пробормотал что-то вроде того, что могло быть и хуже.
— И еще я боюсь, что наш первоначальный план теперь невыполним.
Я уже смирился с этим, но принял задумчивый и немного разочарованный вид.
— Да, полагаю, вы правы… При сложившихся обстоятельствах не совсем разумно затевать такое…
— Я знала, что вы меня поймете. Только жаль, что вы впустую потеряли почти неделю…
— Не совсем.
Она улыбнулась.
— Это верно. Вы набрали материал на несколько статей, верно?
В разговор вмешалась мисс Ланг.
— Потрясающе, мистер Саржент! Просто не могу дождаться того момента, когда прочту ваш отчет об убийце на побережье!
— Время, — сказал я, — всему свое время.
— Я просто не в состоянии ждать! Хотя видит Бог, любые напоминания о том, что нам пришлось пережить, будут по меньшей мере неприятны. Роза, всех нас прокалили в горниле опыта.
— И мы вышли из этого испытания закаленными, а не сломленными, — согласилась миссис Виринг.
Я попросил извинить меня, сославшись на то, что нужно поработать.
— Конечно, — дружелюбно согласилась миссис Виринг. — Да, кстати, мистер Грейвс, или как там его зовут, звонил мне сегодня утром и просил, чтобы все оставались в Истхемптоне, по крайней мере до заседания специального суда. Надеюсь, это не причинит вам особых неудобств; разумеется, я буду только рада, если все останутся.
Я заверил, что чрезвычайно рад случаю.
Уже из комнаты я позвонил своей секретарше мисс Флин.
— Дело кончено, и все раскрыто, — сказала она тоном человека, наблюдающего за преступлением с приличной дистанции.
— Похоже на то. — У меня не было ни малейшего желания говорить что-либо о моих сомнениях по телефону, который мог прослушивать кто угодно. — Я вернусь в пятницу после обеда. Есть новости?
Она выдала мне краткий и точный отчет о том, что произошло за время моего отсутствия. Я дал указания, что следует сделать для отдельных клиентов. Потом попросил кое-что проверить. Хотя просьба могла показаться ей странной, мисс Флин, как всегда, была сама сдержанность; никаких комментариев с ее стороны не последовало.
— Как вы понимаете, я приложу все усилия, чтобы выполнить вашу просьбу, — пообещала она. — Кстати, мистер Уинн звонит вам каждый день. Можно дать ему ваш телефон?
Я ответил отрицательно, она заметила, что о сути дела он не говорил, и с этим вопросом тоже было покончено.
Следующий мой шаг, после того как я повесил трубку, носил стратегический характер.
Судя по тишине, в соседней комнате мисс Ланг не было. На всем втором этаже также было пусто, если не считать одну служанку. Я осторожно выскользнул из своей комнаты, пересек коридор и проник в комнату Дика Рендена.
Та была точной копией моей. Он не потрудился разложить свои вещи, и чемодан, набитый мятым барахлом, валялся открытым. Если не считать акриловых носков с большими дырами, ничего необычного там не было. Ничего конкретного я и не искал, что делало поиски еще более затруднительными. Просто хотелось как следует запомнить обстановку в комнате.
Обследовав ванную, я обнаружил там обычный набор для бритья. Кроме того, нашел женский носовой платок с инициалами Р. В. Он был скомкан и засунут в стакан, стоявший на второй полке аптечки. Инициалы Р. В., безусловно, принадлежали Розе Виринг, но почему ее носовой платок оказался в его ванной, оставалось загадкой. На платке не было никаких следов… Ни пятен крови, ни чего-либо еще интересного. Просто кружевной платочек, каких полно в любом магазине.
Несколько удивленный, я положил его на место. Может быть, Ренден — клептоман? Или фетишист? Или миссис Виринг ночью занималась с ним любовью и оставила платочек в знак признательности? Или просто он нашел его и сунул куда попало, а под руку подвернулся стакан?
Я пришел к выводу, что начинаю сходить с ума, приписывая каждому пустяку особое значение.
Вернувшись в его спальню, я обратил внимание, что оба окна открыты. Поскольку комната была угловой, из них открывался вид на обе стороны: одно выходило на дюны к северу от дома и позволяло взглянуть на пляж, другое смотрело прямо на террасу внизу, стоики с зонтиками и спокойное море. С этой стороны прямо под окном оказалась крыша навеса галереи первого этажа.
Потом я открыл двери между комнатой Рендена и следующей спальней, принадлежавшей миссис Виринг. Это была самая большая спальня с тремя окнами, выходившими на океан. Дорогая мебель, вся в розовых тонах, шелках и кружевах. Она была заполнена всяческими безделушками и одеждой… Слишком много барахла, чтобы разобраться с первого взгляда.
В ее ванной я тоже нашел кое-что интересное.
На металлическом столике стоял небольшой автоклав, в нем — несколько шприцев для инъекций и пузырьки с лекарствами, на каждом аккуратно написано ее имя и содержимое. В двух пузырьках — стрихнин, который, как я смутно припоминал, вводят в чрезвычайных обстоятельствах при остановке сердца. Становилось очевидно, что миссис Виринг была готова ко всему…
Дверь в комнату Элли Клейпул осталась не заперта. Там пахло как в больнице. Вещи ее остались там, все аккуратно развешано в шкафу и сложено в ящиках стола. Если и было что-то, хотя бы отдаленно напоминающее улику, полиция уже все нашла и забрала.
Наскоро все просмотрев, я прошел в комнату Брекстона. Там царил полный беспорядок, матрас валялся на полу, вокруг разбросаны подушки и простыни. Видимо, кто-то заходил сюда за его одеждой; никаких следов его пребывания в комнате не осталось. Я не нашел ничего… если не считать окна, выходившего на океан над той самой металлической качалкой, возле которой я нашел тело Флетчера Клейпула. В ту ночь было полнолуние, так что Брекстон из окна вполне мог видеть убийцу.
Только из этого окна открывался без всяких помех вид на качалку; при взгляде из других окон второго этажа увидеть качалку мешали зонтики или тенты.
Я выяснил не так уж много, но все-таки это была некая возможность… Возможно, это объясняло явную уверенность Брекстона: он действительно видел убийство Клейпула. Но если это так, почему он молчит?
Загадка.
У меня не было ни малейшего представления, что решение буквально под рукой.
Гривса я прождал до половины двенадцатого, но оказалось, что он занят служебными делами в Риверхейде, барахтаясь в море официальных согласований и разрешений. Отдел окружного прокурора раскрутил машину правосудия, и доблестный Гривс мог теперь почивать на лаврах.
Убедившись, что он не намерен нанести нам визит, я попросил Рендена одолжить машину. Он любезно согласился и только спросил, есть ли у меня права. Я заверил, что есть, и забрал машину.
День был ясным, прохладным и напоминал скорее осень, чем лето. Кончики листьев вязов вдоль главной улицы Истхемптона начали желтеть. Зима была не за горами.
Я направился прямо в больницу святой Агаты — именно туда отвезли Элли Клейпул.
С весьма уверенным видом, хотя никакой уверенности не испытывая, я вошел в мрачное кирпичное здание в викторианском стиле и представился дежурной в регистратуре как Дик Ренден, племянник мисс Клейпул.
К моему удивлению, после нескольких минут телефонных переговоров оказалось, что я могу побыть с ней до десяти минут, но ни в коем случае ее не волновать. Несколько часов назад она пришла в сознание и чувствовала себя лучше.
Элли лежала навзничь, лицо белое, как бумага, но глаза — ясные и живые. Она полностью владела собой и была удивлена при виде меня.
— Я думала, Дик…
Я поспешно перебил ее.
— Он хотел приехать, но послал меня. Не мог бы я поговорить с вами наедине? — Я взглянул на сестру, которая неловко, но решительно возилась с разложенными на подносе инструментами.
— Это противоречит инструкциям доктора. И полиции, — твердо заявила медсестра. — Но вы не беспокойтесь, я подслушивать не буду.
Элли устало улыбнулась.
— Боюсь, нам придется подчиниться. Так почему вы хотели меня видеть, мистер Саржент?
Я сел поближе к ее койке и понизил голос.
— Просто хотел увидеть, как вы себя чувствуете, вот и все.
— Почти нормально. Кажется, стрихнин, вместо того чтобы убить меня, дал необходимую встряску. Мне сказали, что существовала опасность сойти с ума. — Она произнесла все это будничным и деловым тоном, явно полностью владея собой.
— Вы что-нибудь помните?
Она покачала головой.
— До приезда «скорой помощи» я не приходила в себя.
— Вы были с Брекстоном, когда убили вашего брата?
Она кивнула.
— Я уже рассказала полиции сегодня утром, ко мне приходил этот ужасный коротышка.
— И конечно, вам не хотят верить?
— Да, они не верят. Не понимаю почему.
— Вы знаете, что арестовали Брекстона?
Глаза у нее расширились и дыхание прервалось; потом она медленно вздохнула и закрыла глаза.
— Мне следовало догадаться, — прошептала она. — Нет, мне не сказали, но это объясняет, почему мой рассказ так их разочаровал. Думаю, что мне хотели устроить перекрестный допрос, но врач выпроводил их вон. Поль не мог этого сделать. У него не было причин. И он был со мной.
— У нас не так много времени, — поспешил сказать я. — Я тоже не думаю, что Брекстон виновен, но полиция считает иначе, и они собрали кучу доказательств — или того, что они считают доказательствами. Сейчас вы должны мне помочь. Думаю, я смогу найти решение этой загадки, но мне нужно больше знать об участниках событий, особенно насчет их прошлого. Пожалуйста, расскажите мне правду. Если вы это сделаете, мы сможем снять с Брекстона обвинения.
— Что вы хотите знать?
— У кого были причины убить вашего брата?
Она отвела взгляд.
— Трудно сказать. Что можно считать достаточной причиной? Иметь повод для недовольства и обиды — одно, но убийство — совсем другое.
— Вы имеете в виду мисс Ланг?
— Да, ее. А как вы узнали?
— Это неважно. Что на самом деле произошло между ней и вашим братом?
— Ничего, в том-то и все дело. Она была влюблена в него. А он — нет. Как вы знаете, мы все жили тогда в Бостоне. И очень часто встречались. Полагаю, вы уже знаете, что в те годы она выглядела вполне прилично. Когда у него начался роман с Милдред, ее это чуть не убило. Примерно тогда она и начала толстеть… Не думаю, что это было связано с гормонами, скорее чисто невротическая реакция. Насколько я знаю, в ее жизни никогда не было другого мужчины, и она никогда не переставала любить Флетчера…
— Как вы думаете, могла она подбросить таблетки Милдред?
— Я… Я все время думала над этим. Она ненавидела Милдред. Думаю, она ненавидела ее еще больше после того, как Милдред отвергла Флетчера… Странно, верно? Ненавидеть за то, что та стала ее соперницей, и потом ненавидеть еще больше за то, что отвергла человека, которого она сама продолжала любить. Да, думаю, она могла подбросить Милдред таблетки, зачем было выжидать пятнадцать лет?
— Может быть, впервые представилась возможность?
— Не знаю. Даже если она это сделала, зачем же потом убивать Флетчера?
— Месть? За то, что он ее отверг.
— Сомневаюсь. Поначалу я думала, что произошел несчастный случай, что Милдред приняла чрезмерную дозу таблеток и погибла во время купания, но потом, когда в дело вмешалась полиция, мне пришло в голову, что Мери Вестерн Ланг могла дать Милдред снотворное по той простой причине, что больше никто так не ненавидел бедную Милдред…
— Даже ее муж?
Элли пожала плечами.
— Он привык к ней. Кроме того, у него была масса более удобных возможностей: зачем дожидаться приема по случаю уикенда, чтобы убить жену?
— Вы не любили Милдред, верно?
— Она не была моей приятельницей. Мне не нравилась манера, с которой она пыталась обращаться с Флетчером после замужества. Где бы мы ни встречались, мы начинали ссориться, и обычно потому, что я удерживала Флетчера в Кембридже, а она считала, что он должен жить в Нью-Йорке, где ей легче было бы в него вцепиться.
— А вы действительно удерживали его в Кембридже?
Она печально улыбнулась.
— Не могло быть и речи о том, чтобы удержать его, если он сам того не хотел. Когда Милдред вышла замуж, она сразу перестала его интересовать. А ей надоела жизнь без него.
— Да, она продолжала с ним флиртовать.
— Если это слово подходит. У нее слишком развиты инстинкты собственницы.
— А мог ваш брат желать ее смерти?
Элли изумленно посмотрела на меня.
— Что вы имеете в виду?
— Просто хочу рассмотреть все возможные мотивы, вот и все. Интересно, мог ли он иметь мотив для убийства.
— Не могу даже представить. Конечно нет. Старых приятельниц не убивают из-за того, что они вам надоели.
— Пожалуй. Теперь о вашем племяннике. Были ли у него какие-то причины убить Милдред?
Она покачала головой.
— Не думаю, что они встречались больше чем раз-другой. Кроме того, он был в Бостоне. Мне пришлось говорить с ним по междугородному телефону как раз накануне ее смерти.
— По семейным делам?
— В какой-то степени. И еще я пригласила его сюда. Роза сказала, что не возражает.
— Тогда это заставляет исключить его, по крайней мере, насчет Милдред. Были у него какие-то причины убить вашего брата?
Она медленно покачала головой.
— Нет, не думаю. Они не слишком симпатизировали друг другу. Слишком разные натуры. Флетчер был его опекуном. Не думаю, что они открыто ссорились, хотя прошлой зимой у них произошла стычка из-за денег. Флетчер контролировал собственность Дика, Дик хотел получить над ней полный контроль. Но Флетчер проявил твердость, и на этом все закончилось. С той поры они встречались редко.
— Тогда Ренден вряд ли сюда рвался.
Элли улыбнулась.
— Когда я ему позвонила, он отказался. Думаю, ему не хотелось встречаться с Флетчером. Но вы же знаете, я — миротворец.
— Полагаю, его привело сюда любопытство по поводу Милдред?
Она кивнула.
— Его просто опьяняет преступление.
Следовало действовать быстро.
— А миссис Виринг?
Я видел, что медсестра в другом конце комнаты начинает беспокоиться.
— Мы встретились с ней примерно в то же время, что и с Милдред… У нас общие друзья. Мы с Розой всегда были довольно близки; Роза, пожалуй, расстроилась больше всех, когда брак Милдред с Флетчером не состоялся.
— Как вы думаете, мог у нее быть мотив для любого из этих убийств?
Элли покачала головой.
— Даже представить не могу. Конечно, Милдред стала тяжким испытанием для окружающих, но Роза могла не встречаться с ней, если не хотела… Я была удивлена, когда Роза пригласила нас и сказала, что Брекстоны тоже будут. Я думала, Роза перестала с ними встречаться. Это показалось нам странным… У нас с Флетчером не было уверенности, что стоит ехать. О Боже, как бы мне хотелось, чтобы мы не приезжали!
Это первое проявление эмоций за все время нашего разговора заставило медсестру неодобрительно взглянуть на меня. Элли прикусила нижнюю губу.
Но я остался непреклонен: время уходило.
— Миссис Виринг была дружна с вашим братом?
— Конечно. Нет, не вижу я мотива. Не могу придумать никакой причины.
— Значит, вы полностью исключаете ее, как возможного убийцу?
Элли только смущенно покачала головой.
— Я просто не знаю, что думать. Все так ужасно…
— Сэр, вам пора, — вмешалась медсестра.
Я задал последний вопрос.
— Вы влюблены в Брекстона?
— Нет, не влюблена, — она покраснела.
— А он в вас?
— Я… Вам лучше спросить об этом у него самого, мистер Саржент.
Я обнаружил Лиз на террасе клуба, где она с удовольствием поглощала еду и напитки в компании нескольких выдающихся членов международного сообщества, в частности Альмы Эддердейл, шикарной особы с голубыми волосами, унаследовавшей громадное состояние в чикагских бойнях, что позволило ей купить целую гирлянду мужей, самым знаменитым из которых был ныне покойный маркиз. Она печально скиталась по свету, перебираясь из города в город, с континента на континент, напоминая домашнего голубя, выпущенного в дальний полет.
Когда нас представили, она взглянула на меня затуманенным взглядом и вздохнула:
— Чудесно!
Я знал ее уже много лет. Лицо под широкополой шляпой, которую она носила для защиты от солнца, оставалось молочно-белым. На руках у нее были перчатки длиною до локтей, украшенные на запястьях изумрудами и скрывавшие признаки возраста. После бесчисленных подтяжек она лицом напоминала китайского идола династии Сунь.
Лиз поспешно утащила меня прочь. Она была в восторге от последних новостей.
— Все идет так, как я и говорила, верно?
Только ее очарование удержало меня, чтобы не ткнуть ее носом.
— Именно так, дорогая.
— Ну а ты разве не доволен? Теперь ты можешь уехать из этого ужасного дома — и дело кончено.
— Я постараюсь задержаться там как можно дольше.
— О, профессиональный интерес у тебя всегда на первом месте! Забудь об этом. Людям свойственно ошибаться. Ошибается каждый. Я честно прочитала твои статьи в «Глоуб»… Конечно, ясно, ты думал, что Брекстон невиновен, но я уверена, что «Глоуб» не станет придираться к мелочам. Посмотри на президента Трумэна!
— Какого Трумэна? При чем тут он?
— Перед выборами все утверждали, что он не пройдет. Но никто не придал никакого значения, когда все ошиблись.
Я решил оставить ее в неведении. В тот давний мрачный год слетело немало голов. И вот сейчас вполне могла слететь еще одна. Конечно, я мог бы прожить и без «Глоуб», но все же старой дружбе пришел бы конец — не сумей я раскопать чего-нибудь сенсационного.
В этот момент навстречу мне двинулась сама судьба в лице Элмера Буша, разодетого в канареечно-желтые брюки, темно-бордовый пиджак и башмаки из кожи аллигатора. С улыбкой, которую могли видеть миллионы телезрителей на рубленом лице, он распростер руки и громко прокричал:
— Тысячу лет не виделись, дружище Саржент!
Я подавил тошнотный спазм и представил его присутствующим; и каждый сделал вид, что выразил больше удовольствия, чем неудовольствия, от появления такой звезды.
— У меня здесь кое-какие делишки, — сказал обозреватель, хлопая меня по спине в надежде, что она обгорела на солнце. Но ожога у меня не было. Я по-дружески стукнул его по руке, применив прием дзюдо, рассчитанный на то, чтобы парализовать ее несколько минут. Но либо он был сделан из резины, либо я утратил прежнюю квалификацию, но Буш даже глазом не моргнул и продолжал: — «Глоуб» считает, что мне имело смысл присмотреться, что здесь происходит.
— А что именно? — Я продолжал сохранять на физиономии дружескую улыбку в качестве прикрытия, чтобы еще раз врезать ему как следует по руке, но он вышел за пределы досягаемости.
— Просто оглядеться… А ты шутник, Пит. Ха-ха-ха! Я читал твои статьи в «Глоуб». События освещены совсем неплохо.
— Спасибо. — Я подождал, пока он нанесет удар. Так и произошло.
— Конечно, ты поставил не на ту лошадь. И потому разозлил местные власти. Сам знаешь, как они чувствительны. Конечно, я никогда не воображал, что газетная писанина имеет какое-нибудь значение, все тотчас ее забывают к выходу следующего номера, но редактору этого не скажешь.
Я понимал, что это его взгляд на вещи. И часто удивлялся, как Элмеру удается избежать линчевания: его статьи зачастую бывали грязнее некуда… разве что для канализации.
— Его еще не приговорили.
— Это случится в пятницу. — Элмер облизал губы. — Я немного поболтал с Гривсом… он мой старый приятель. Познакомились, когда он расследовал случай в графстве Саффолк, еще в старые времена. — Скорее всего, он лгал. Элмер, как все газетчики, стремился подчеркивать свои близкие отношения со всеми подряд, начиная с президента и кончая мелким полицейским чином.
— Он неплохо раскрутил это дельце. Этот ключ! Должен сказать, первоклассная работа.
Я выругался про себя. Лиз была совершенно очарована знаменитостью и слушала его, широко раскрыв свой прелестный ротик. Поэтому я устало буркнул:
— Вы правы, Элмер. Это действительно требует большого искусства: обыскать комнату и найти ключ. Теперь уже не осталось таких полицейских, как прежде.
Элмер почувствовал насмешку. С ней ему не часто приходилось сталкиваться в процессе привычного вынюхивания всяческих деталей, связанных с тайными побегами любовников, разводами и прочими грешками.
— Не относитесь к Гривсу с пренебрежением, — строго заметил он. — Таких не так много… Он мыслящий полицейский с ясной головой. Именно это мне в нем и нравится. Из него лишнего слова не вытащишь, но мне это удается. И я не стыжусь в этом признаться. Я учусь у каждого.
Наступила пауза, мы обдумывали его слова.
Потом я с невинным видом спросил:
— И вы выяснили, зачем Брекстону понадобился ключ, чтобы попасть в комнату мисс Клейпул?
Буш посмотрел на меня так, словно я свихнулся, и презрительно заметил:
— Вы слишком долго занимались связями с общественностью. Он украл ключ у миссис Виринг… Та держала его у себя в столе, кстати, прямо в верхнем ящике, где найти его мог кто угодно. Потом он открыл комнату мисс Клейпул, когда медсестра вышла, прокрался на цыпочках, взял шприц, наполнил его стрихнином, попытался сделать ей укол, но неудачно… Убежал обратно в свою комнату, запер дверь и спрятал ключ в ящик для подушек.
— Разве это не восхитительно! — вероломная Лиз была вся вне себя от возбуждения.
— Стрихнин, — негромко заметил я, — находился в комнате миссис Виринг, а не мисс Клейпул. Как он мог его достать?
— В любое время… когда угодно, — с общительной улыбкой заявил Элмер.
— Вполне возможно. Правда, остается открытым еще один вопрос. Я уверен, вы с Гривсом над ним основательно поработали. Зачем Брекстону понадобилось убивать Элли?
— Чтобы она не дала показания.
— Так ведь она уже показала, что была с Брекстоном в тот момент, когда убили ее брата, разве не так? Какой тогда смысл убивать единственного человека, который мог подтвердить алиби?
Элмер только улыбнулся.
— Я не имею права разглашать детали расследования… пока.
Я был испуган этим заявлением. Ни Элмер, ни Гривс не были круглыми дураками. Может быть, это означало, что полиция намерена попытаться доказать сговор Элли с Брекстоном в убийстве ее брата? В этом случае Брекстон мог попытаться убить ее, чтобы выпутаться самому?.. Нет, ничего не получалось; полиция не настолько глупа. Они или знали что-то неизвестное мне, или блефовали.
Альма Эддердейл пригласила нас в свой коттедж. Мы с Лиз последовали за ней, оставив Элмера с важным видом вращаться среди именитых членов клуба.
Коттедж леди Эддердейл находился в конце ряда и был снабжен ярким тентом, верандой и портативным баром. Примерно полдюжины гостей удобно расположились в плетеных креслах. День был просто великолепным, всюду разливался серебристый свет, который можно видеть только осенью на берегу моря.
Леди Эддердейл несколько минут беседовала со мной. Наконец-то она начала меня замечать. Мне даже показалось, что она проявила определенный интерес, когда услышала, что я приехал к миссис Виринг.
— Дорогая моя бедняжка Роза, — промурлыкала она. — Какая ужасная трагедия! Брекстон мой самый любимый современный художник. Почему кто-то хотел его убить?
Я попытался объяснить ей, что убит не Брекстон, а его жена, но она только кивала, как близорукая лошадь, завидевшая овес.
— Его жена Пегги всегда доставляла всем множество хлопот, не правда ли? Но бедная, что же она теперь будет без него делать? Вы знаете, она ведь дочь Розы.
Я сдался. Способность леди Эддердейл все путать слыла легендарной. А она продолжала своим умирающим голосом:
— Да, им теперь будет очень трудно. Я уверена, человек, который его убил, теперь будет страшно раскаиваться. Я бы раскаивалась, а вы? Ведь он такой прекрасный художник. Кстати, а как чувствует себя Роза? Я с ней еще не виделась…
Я заверил, что хорошо, насколько это возможно при сложившихся обстоятельствах.
— Да, я уверена, она вполне справится. Вы знаете, мне тоже пришлось пережить нечто подобное. Это было как гром среди ясного неба. Однажды ко мне пришли и заявили: «Леди Эддердейл, мы хотим получить перерасчет». Я ответила, что не занимаюсь счетами, это дело моего адвоката. Они отправились к нему, и, прежде чем я спохватилась, пришлось выложить больше сотни тысяч долларов.
Было такое ощущение, что мне снится какой-то кошмар. Либо леди Эддердейл окончательно свихнулась, либо это случилось с нами обоими. Я в отчаянии оглянулся на Лиз, но та устроилась на солнышке, развратно принимая комплименты толстого шведа.
— Сотню тысяч долларов? — Я просто повторил единственные слова, которые смог уловить из ее болтовни.
— Что-то в этом роде. Не знаю точно сколько, но это было просто ужасно — собрать такую сумму в такой короткий срок. Они были неумолимы. Надеюсь, Розе они дадут немного больше времени, чем мне.
— Времени?
— Да, чтобы заплатить.
— Кому?
— Этим ужасным типам из налогового ведомства.
Теперь все стало ясно.
— И давно Роза обнаружила, что должна заплатить?
— Ну, кажется, недавно. Я всегда ужасно путаюсь в датах. Припоминаю, мы обедали в городе с Чико Пацелли… Вы знаете Чико? Кстати, от него ушла жена.
— Она сказала это вам недавно?
— Да, примерно месяц назад. Я помню, она провела тогда в городе несколько дней; приехала к ним в департамент, чтобы обсудить эту проблему.
— А в чем заключалась… эта проблема?
Альма вздохнула и беспомощно взмахнула в воздухе своими унизанными изумрудами руками.
— Точно не знаю. Только она была ужасно расстроена и хотела поговорить со мной, так как я прошла через то же самое. Боюсь, я не сумела ей помочь. Мне кажется, она сказала что-то о сотне тысяч… или это я должна была столько заплатить? Нет, мы обе должны были заплатить такие деньги, причем в достаточно короткий срок. Я помню, что сказала, что мы оказались в одной лодке, если, конечно, исключить бедняжку Розу, у которой больше не было денег.
Я обещал Лиз позвонить позднее, если будет возможность, и, извинившись, помчался в «Северные дюны».
Дом выглядел мирным и странно пустым, словно в нем больше никто не жил. Было ли в этом что-то пророческое? Войдя в дом, я обнаружил, что и внутри он почти пуст. Все куда-то разошлись за исключением мисс Ланг, сидевшей за столом миссис Виринг с гранками предпоследнего выпуска «Бесед о книгах» в руках.
— Вы видите меня за работой, — сказала она, снимая очки с улыбкой, в равной мере развратной и глупой. Однако на самом деле она была совсем не глупа, я начинал это понимать.
— Ездил навестить Элли, — сообщил я, усаживаясь в кресло, в котором провел столько бесед с Гривсом.
— О? Я не знала, что ее разрешают навещать.
— Мне разрешили. Она чувствует себя гораздо лучше.
— Очень рада. Я так привязана к Элли… Кстати, я собираюсь на этой неделе заняться Перл Бак; мне кажется, ее индейские вещи просто замечательны… особенно после того, как она закончила китайские. Хочу сказать, вышло уже столько китайского, что назрела необходимость перемен.
Она прочитала мне целую колонку из «Бесед о книгах», и я слегка поаплодировал.
— Трудитесь? — В алькове с деловым и решительным видом появилась миссис Виринг, снимая огромную шляпу. — Какой день!
Мисс Ланг вскочила.
— Мы очень мило поболтали с мистером Саржентом. Я проверила на нем свою колонку; вы же знаете, как меня волнует реакция читателей. Если бы большинство писателей пыталось, как я, точно оценивать отклики большей части читателей, а потом стремились удовлетворить их требования! Я считаю, можно установить контакт со средним читателем на любом уровне.
Я извинился от своего имени, от среднего читателя и от имени всех остальных.
Потом я предпринял небольшую прогулку на пляж перед домом. Свет постепенно ослабевал; серебристый день уходил в позолоту. Я понял, что еще никому не удалось найти место, где был убит Клейпул. Возможно, теперь это уже невозможно: его вытащили на берег, как можно ближе к воде, чтобы прибой смыл отпечатки убийцы. У меня было подозрение, что убийство совершено возле дома, может быть за пределами видимости, за дюнами. Но почему убийца не оставил тело на месте? Зачем было тащить его на террасу… Довольно рискованное занятие, учитывая, что в доме полно полицейских.
Что-то постоянно от меня ускользало; как забытое слово, которое вертелось в голове, но никак не шло на язык.
Ничего не получалось. Над морем кружились две чайки. В северной части небо стало серым: приближался шторм? Или первый порыв зимы?
Я вздрогнул и вернулся в дом. В тот день мне предстояло совершить еще одну ошибку.
Брекстон уныло сидел на койке в довольно уютной истхемптонской тюрьме. На нем была обычная одежда (я ожидал увидеть его в полосатой робе заключенного), и он что-то рисовал большим угольным карандашом в альбоме.
— Это в качестве терапии, — улыбнулся он, когда я вошел. — Вы не слишком похожи на моего адвоката.
— Это был для меня единственный способ проникнуть внутрь. Я представился полиции младшим партнером фирмы «Оливер энд Дейл». Вы выглядите вполне прилично.
— Рад, что вы так считаете. Присаживайтесь.
Я уселся на табуретку возле зарешеченного окна. Перед ним качалась ветка дерева с зелеными листьями; я сам почувствовал себя заключенным.
— Я не думаю, что это сделали вы, — начал я.
— Тогда нас уже двое. Чем я могу вам помочь?
— Трое. Сегодня утром я разговаривал с Элли. Не представляю, как вас могли арестовать, зная о ее показаниях.
— Тем не менее это сделали. — Он положил блокнот на постель и стер с пальцев крошки угля краем одеяла.
— Я написал об этом статью в «Глоуб». Думаю, вы читали.
Он кивнул, никак не прокомментировав мои слова.
— Ну ладно, я пытаюсь раскрыть это преступление самостоятельно и думаю, что вы знаете, кто убил Клейпула. Думаю также, что вы видели, как убийца тащил тело к качалке. Ваше окно выходит прямо на террасу и качалку.
Он рассмеялся.
— Если это типичный пример ваших детективных методов, я погиб. В одном случае я появился в своей комнате слишком поздно, а во втором — все еще спал в комнате на первом этаже.
Я забыл об этом, совершенно забыл. И даже начал сомневаться в своих дедуктивных способностях.
— Ну, тогда это исключено, — продолжил я, оправившись. — А где вы были в то время, когда убили Клейпула?
— Большую часть времени сидели с Элли на галерее.
— Кто-нибудь из вас покидал галерею, когда погас свет?
— Да, мы оба, но ненадолго.
Я пошел, чтобы выяснить у дежурного полицейского, что случилось со светом, но его не нашел. Думаю, что он охотился за коробкой с предохранителями. Потом вернулся и мы с Элли немного поговорили. Она вышла из комнаты, чтобы принести мне книгу… книгу по искусству…
— И все это в темноте?
— От луны было довольно светло, все отлично видно. Она принесла книгу из своей комнаты. Мы поговорили еще немного, а потом отправились спать. Остальное вы знаете.
— О чем вы говорили?
— В основном о Милдред.
— О женитьбе вы не говорили? Я имею в виду брак между вами и Элли.
— Это никого не касается, — отрезал он.
— Простите. — Я почувствовал себя неловко. — Что вы знаете о проблемах миссис Виринг с налогами?
Он посмотрел на меня с удивленной улыбкой.
— Вы об этом знаете?
— Не так много… просто слухи. Насколько я понимаю, ей необходимо заплатить довольно крупную сумму.
— Да, пожалуй, — кивнул Брекстон. — Больше ста тысяч долларов.
— И она может ее выплатить?
— Думаю, да, но это сильно подорвет ее доходы.
— Как получилось, что она так задолжала?
— Ну, у Вирингов на Западе есть литейный завод. Дела идут неплохо, и ее доля акций приносит приличный доход. Дело ведет и за всем присматривает брат ее покойного мужа, хотя Роза и сама неплохо разбирается в бизнесе. Ведь начинала она секретаршей у старого Виринга, президента компании. Он женился на ней, умер и оставил свою долю. Кажется, брат в последнее время провел несколько биржевых спекуляций… что-то насчет слияния. Я не очень в этом разбираюсь… просто знаю, что это позволило спрятать часть налогов на прибыль. Но власти это обнаружили, и теперь Розе с братом придется выложить по сотне тысяч…
— Но у миссис Виринг таких денег нет?
— Нет, если не продать большую часть своей доли в литейном заводе.
— И потому вы говорите, что она оказалась в затруднительном положении?
— Да, я сказал, что она оказалась в весьма затруднительном положении. — Брекстон следил за зеленой веткой, царапавшей прутья решетки.
Я спросил наудачу:
— Мистер Брекстон, ваша жена была состоятельной женщиной?
Он понял, что я имею в виду, но не подал виду; только взглянул на меня без всякого выражения.
— Да, в самом деле.
— Ее состояние было ее собственным?.. Она получила его не от миссис Виринг?
— Совершенно верно. Деньги моей жены — это состояние другой ветви ее семьи.
— А не пыталась миссис Виринг занять у вашей жены денег?
Брекстон беспокойно поерзал на койке, ломая пальцы.
— Элли вам рассказала?
— Нет, я просто так предполагаю.
— Роза попыталась получить от Милдред помощь. Но Милдред отказала.
Какое-то время никто из нас не произнес ни слова.
— А почему?
— Не знаю. Полагаю, речь шла о слишком крупной сумме даже для нее. В ночь накануне смерти между ними произошла ужасная сцена. Думаю, эти крики вы слышали. У них у обеих вспыльчивый характер. Милдред набросилась на Розу с моим ножом для соскребания краски (кстати, с той ночи я его не видел… пока он не оказался возле тела Флетчера). Я их разнял и попытался успокоить Милдред.
— Я бы предположил, что все должно было произойти иначе: скорее миссис Виринг могла впасть в истерику, получив отказ.
— Они обе одинаковы. Понимаете, они очень похожи: истеричны и неуравновешенны. Милдред хотела тотчас же уехать, но я ее отговорил; на следующее утро она как будто успокоилась и пришла в норму.
— Вы не думаете, что вашу жену… что вас с ней пригласили на уикенд… специально, чтобы помочь миссис Виринг?
Брекстон кивнул.
— Я это знаю. Думаю, именно это так взбесило Милдред. Она знала, что Роза от нее устала, и не общалась с нами почти год. Когда пришло приглашение, Милдред оживилась: она всегда считала Розу арбитром в семейных делах, и ее очень задевало, что Роза ее игнорирует. Но после первого же ужина Милдред обнаружила: нас пригласили только потому, что Розе нужны деньги. И она взорвалась. Я не могу ее за это осуждать.
— Не кажется ли вам, что при обычных обстоятельствах ваша жена могла бы дать взаймы?
Брекстон пожал плечами.
— Может быть. Хотя тут очень много неясного. Я никогда не знал, сколько у Милдред денег. Она всегда сама платила по своим счетам, я — по своим. Так мы договорились.
— У вас было письменное соглашение?
— Нет, просто между нами всегда царило взаимопонимание. Для меня Милдред всегда была хорошей женой… как ни странно это покажется любому, кто знал ее последний год.
Я перешел к юридическим аспектам ситуации. — Как вы думаете, какую линию выберет обвинение? — Я не могу сказать наверняка. Думаю, изобретут что-нибудь невероятное. Мои адвокаты весьма уверены, но, учитывая, что я им плачу, ничего другого им не остается, — он рассмеялся. — Они способны обеспечить любые доказательства, которые понадобятся. Но, если говорить серьезно, они совершенно не представляют, что у Гривса на уме. Мы думали, показания Элли убедят даже окружного прокурора. Но вместо этого они пошли в атаку, назначили заседание специального суда и упрятали меня сюда.
— Думаю, основную надежду они возлагают на мотив: вы убили жену, потому что не любили ее и хотели заполучить ее деньги… Может быть, попытаются доказать, что вы собирались жениться на Элли, и этим объяснить, почему ее показания подтверждают ваше алиби.
— А как объяснить убийство ее брата? Единственного человека, которого она искренне любила?
— Думаю, что они просто хватаются за соломинку… а остальное просто подогнали… И в качестве главного доказательства использовали ваш нож, найденный возле тела.
— Это слишком слабо, — Брекстон покачал головой.
— К счастью, обвинение не знает о вашей ссоре с Клейпулом после того, как утонула ваша жена. Они знают только то, что и все: что он вас обвинял, когда она погибла… Но ничего не слышали о стычке в вашей комнате; я был ее свидетелем, сидя на галерее.
Да, Брекстон изумительно владел собой. Он даже не удивился, а лишь заинтересовался.
— Вы слышали?
— Да, большую часть. Клейпул обвинял вас в убийстве жены. Не непосредственно… по крайней мере, я не думаю… Но у меня сложилось впечатление, что он считал вас ответственным за ее смерть и собирался вас разоблачить.
— Ну, что-то в этом роде.
Спокойствие Брекстона просто потрясало.
— У меня нет ни малейшего намерения рассказывать об этом окружному прокурору.
— Очень благородно с вашей стороны.
— Но я хотел бы знать, в чем было дело. Что вы имели в виду, заявляя, что тогда тоже все расскажете?
Прежде чем ответить, Брекстон задумчиво помолчал. Его быстрые и острые глаза художника изучали меня, словно оценивая качество модели. Потом он сказал:
— Много тут говорить нечего. Несколько последних лет Милдред охотилась за Флетчером, пытаясь женить его на себе. Поначалу она его не интересовала, хотя когда-то они были влюблены. Но в последний год все переменилось. Они начали встречаться, под вымышленными именами съездили на Багамы… Я это обнаружил… шила в мешке не утаишь. И устроил Милдред ужасную сцену. Именно тогда у нее произошел нервный срыв; потом она попросила развода, но я отказал. Думаю, это было ошибкой. Я не был влюблен в Милдред, но она мне правилась, я привык к ней и подозревал, что Клейпул интересуется ею только ради ее денег. Элли мне рассказывала, как последние годы стремительно снижались их доходы, — это со многими случилось. Думаю, Флетчер просто пришел к выводу, что пора завести богатую жену. И пришел в ярость, когда я стал у него на пути. Поэтому, когда Милдред утонула, он был твердо уверен, что я имею к этому какое-то отношение, что я пытался сохранить ее деньги для себя, пытался удержать ее. Вот и все. Он взорвался и угрожал обвинить меня в убийстве… Подозреваю, что он успел это сделать, и думаю, что именно на это рассчитывает Гривс, выдвигая против меня обвинения…
Теперь все начало приобретать какой-то смысл.
— А что вы имели в виду, когда говорили, что если он выдвинет обвинение против вас, вы втянете в это дело и Элли?
Брекстон покраснел.
— Разве я так сказал? Должно быть, я был на грани срыва. Я никогда бы не позволил бы себе этого… Видимо, просто угрожал, чтоб напугать его.
— А каким образом она могла быть замешана?
— Никак: я имел в виду… совершенно другие дела. Я просто угрожал, и это единственное, что пришло мне в голову. Странно, но я совершенно забыл о своих словах, пока вы не напомнили.
Теперь я был абсолютно уверен, какую линию обвинения выберет окружной прокурор. Разговор явно помог.
Появился надзиратель и, гремя ключами, заявил, что мое время истекло.
— Удачи, — пожелал я Брекстону.
Он рассмеялся.
— Она мне очень пригодится. — И снова поднял свой блокнот. — Думаю, что вы движетесь в правильном направлении, мистер Саржент. — Но полицейский вытолкал меня из камеры прежде, чем я успел спросить, что он имеет в виду.
Когда я вернулся в дом и оставил машину Рендена на подъездной дорожке, солнце уже садилось. Полицейские куда-то исчезли. В доме остались только мисс Ланг, миссис Виринг, Ренден и я, не считая слуг.
Рендена я обнаружил в гостиной, где он в одиночестве что-то яростно чиркал в записной книжке; перед ним стоял бокал с коктейлем.
— О, привет. — Он бросил беглый взгляд, чтобы убедиться, что я не поломал конечности в аварии. — С машиной все в порядке?
— С машиной-то в порядке… но я переехал ребенка, так что вам придется уладить это дело с родителями. Но кажется, это вполне современная пара с широким взглядом на вещи. — Я смешал себе мартини.
— Я описываю это дело, — сказал Ренден, дописывая абзац и закрывая записную книжку. — Собираюсь написать серьезную статью.
Я сменил тему разговора.
— А где наши прекрасные дамы?
— Делают себя еще более прекрасными. Ужин сегодня подадут раньше, через полчаса. Да, ваша приятельница Лиз звонила и просила присоединиться к ней на вечеринке в честь Альмы Эддердейл в Саутхемптоне нынче вечером. Я обещал вас подвезти…
— И тоже получили приглашение?
Рендену стало неловко за мою бестактность.
— Я просто хотел быть полезным.
— Не сомневаюсь. Кстати, я видел Брекстона.
— В тюрьме? Я и не знал, что его можно навещать.
— У меня есть связи. А вы собирались к нему?
Ренден с важным видом кивнул.
— Да, хотел кое-что проверить. У меня возникли некоторые сомнения…
— Сомнения? Я думал, вы согласны с Гривсом.
— Теперь я уже не так уверен. Я… ну, скажем так, сегодня я тут кое-что услышал. Я не любитель подслушивать, но…
— Но слышали разговор, не предназначенный для ваших ушей. Это всеобщий недостаток… В конце концов, чем бы была история без подслушивания? — К счастью, этот риторический вопрос Ренден игнорировал.
— Я слышал, как миссис Виринг разговаривала с адвокатом.
— С адвокатом Брекстона?
— Да… но не про убийства. Они говорили о завещании миссис Брекстон. Похоже, она оставила половину своего состояния миссис Виринг. А вторую половину — Клейпулу. Муж не получит ничего. И он об этом знал заранее и не возражал. Так теперь возникает вопрос…