Смерть как сон

21

Сцена гибели Венди еще долго стояла у меня перед глазами. Но в эту минуту она казалась уже почти сном. Кошмарным, но сном. Я поднималась в лифте на четвертый этаж штаб-квартиры ФБР. С набережной Джона увезли прямиком в госпиталь. Я поехала вместе с ним. Нас охраняло столько вооруженных людей, что впору было почувствовать себя женой президента. Дэниел Бакстер и инспектор Боулс первыми навестили Джона в больничной палате. И не удержались от инструктажа медперсонала, хотя врачи и сестры без них знали, что нужно делать и как.

Через полчаса Бакстера и Боулса и дух простыл. Они вернулись в штаб-квартиру, где руководили поисками трупа утонувшего похитителя. Я сидела в приемном покое, со всех сторон окруженная бойцами ФБР, а перед мысленным взором то и дело вспыхивала одна и та же картинка: Венди стреляет в похитителя и ранит его, а тот выпускает в нее целую обойму… А в ушах по-прежнему стоял глухой стук, с которым Венди упала на мостовую… И голос похитителя: «Если дернешься еще раз, я приставлю пушку к твоему позвоночнику и нажму на спусковой крючок. После этого ты станешь похожа на тряпичную куклу. Мне придется переть тебя на себе, зато ты останешься жива, по-прежнему сладенькая и мокренькая между ног. И кое-кому еще можно будет написать с тебя красивую картинку».

На мое счастье, ко мне снова приставили телохранителя-женщину. Она раздобыла для меня новую блузку, а мою – забрызганную кровью Венди – запечатали в полиэтиленовый пакет и сдали на экспертизу.

Джон хорошо перенес операцию, но врач запретил ему двигаться в течение суток. В ответ он горячо поблагодарил его за помощь и заботу, оперся на костыль, который принесли в палату, и похромал прочь из госпиталя. Решив, что я его жена или невеста, врач прочитал мне целую лекцию о том, как следует ухаживать за ногой Кайсера. Я внимательно выслушала его и поспешила за Джоном.

– Куда? – весело спросил шофер служебной машины. Тоже спецагент ФБР. В принципе, Джон не был его начальником, но шофер смотрел на него снизу вверх, как ученик на учителя.

– В штаб-квартиру, – бросил Джон. – И побыстрее.

Бакстер, Ленц и Боулс ждали нас в кабинете инспектора. Вообще-то теперь основная работа была перенесена в штаб чрезвычайных ситуаций, но только в этом кабинете нашлось удобное кресло с приставкой, на которой Джон мог устроить раненую ногу.

– Ну как ты? – спросил Бакстер, когда мы наконец расселись и Джон перестал охать.

– Неплохо.

Бакстер удовлетворенно кивнул, хотя ежу было понятно, что Джон чувствует себя очень плохо и лжет. Но это была необходимая ложь. В такие жаркие денечки никому и в голову не пришло бы предоставить ему отпуск по состоянию здоровья. Да он и сам бы не попросил.

– А вы, Джордан?

– Еще держусь.

– Я знаю, что вам пришлось пережить.

– Венди все сделала правильно. У нее не было шанса предотвратить нападение. К нам приближались двое, и первый выглядел гораздо подозрительнее. Венди отвлеклась на него и невольно пропустила атаку со стороны второго. Но она успела меня закрыть и почти выхватила оружие… Никто не сработал бы на ее месте лучше. Никто.

Бакстер поморщился.

– Это первое расследование по делу о серийных преступлениях, в ходе которого я потерял агента, – произнес он сурово. – Точнее, двух, если считать еще Фреда Коутса. Сейчас я скажу вещь, которую в принципе мог бы и не говорить. Но все же скажу. Я не успокоюсь до тех пор, пока все, замешанные в этом – я подчеркиваю: все! – не будут рассажены по тюремным камерам.

– Аминь, – буркнул Боулс. – Все в этом здании готовы пахать без выходных. Двадцать четыре часа в сутки. У Венди было много друзей.

– Вы нашли труп? – спросил Джон, положив конец этой лирике.

– Нет. Мы задействовали береговую охрану и водолазов, они обшаривают дно квадрат за квадратом. Но пока безрезультатно. Миссисипи – большая и быстрая река. В ней тонет много народу, но далеко не всех потом вылавливают. Надо быть готовым к тому, что мы его так и не отыщем…

– А что с его телефоном?

– Отпечатков пальцев нет.

– Я так и думал.

– Он недолго пролежал в воде. У самого берега. Вряд ли их смыло водой. Скорее всего, парень не оставлял на нем свои пальчики изначально. Осторожен был, сукин сын. Но это говорит не в его пользу. Раз он так заботился о том, чтобы не подарить нам свои отпечатки, значит, знал, что они уже есть у нас в картотеке. Таким образом, если мы найдем труп, установить личность погибшего будет просто.

– А карта памяти из телефона?

– Ребята из Квонтико получили аппарат всего полчаса назад. Я говорил с ними. Телефон закоротило. Замыкание могло повредить карту. А могло и не повредить. Я жду их отчета с минуты на минуту.

– А как насчет моих снимков? – спросила я.

– Вы в очередной раз восхитили меня своим профессионализмом, Джордан. Надо было умудриться поймать его лицо в такой ситуации. Снимки плохие, но главное – лицо – на них есть. Ребята из университета Аризоны увеличили самый лучший кадр и отрихтовали его на компьютере. Мы уже крутим эту морду последние два часа по местному телевидению. Пока поступило три звонка. Но погодите – завтра фотографию опубликует «Таймс» и звонков будет больше.

– Мы добились чего хотели, – пробормотал Джон. – Выбили почву из-под ног преступника. Рано или поздно это должно было случиться. Жаль, что не случилось раньше.

– Да, – согласился Бакстер.

– А пистолет его нашли?

Бакстер покачал головой.

– Течение очень сильное, а дно местами песчаное. Брось туда слона, и через пару минут ты его уже не найдешь. Водолазы пашут без отдыха, но особенных иллюзий я не питаю. Главное – отыскать труп и установить личность погибшего. Тогда мы либо сможем как-то привязать его к Уитону, Фрэнку и Гейнсу… либо не сможем.

– Кстати, где находились эти три мушкетера, пока мы с Джордан были на реке? – спросил Джон.

– Мы не спускали с них глаз. Уитон торчал в своей галерее, дописывал картину. Отправился туда сразу после вашего утреннего визита и никуда не выходил. Даже в туалет. Что до Смита, то он, проводив Джордан, пообедал в «Байоне», пошлялся по мебельному центру «Харвиц-Минц», чего-то там себе прикупил и вернулся домой. Сейчас заперся там с одним смазливым молодым джентльменом, личность которого мы выясняем.

– А Гейнс?

– Гейнс и его подружка продрали глаза в десять часов и сразу присосались к бутылке, а потом, по своему обыкновению, начали ругаться. Поорав друг на друга вволю, покувыркались в койке и отключились. Оба.

– До сих пор спят?

– До сих пор.

– Кто-нибудь из них кому-нибудь звонил?

– Никто и никому.

– Предлагаю натравить на них полицию и допрашивать до тех пор, пока не расколются! – буркнул инспектор Боулс.

– Увы, но сегодня у нас ничуть не больше шансов расколоть их, чем вчера, – возразил Бакстер. – Я уже сказал, что наша первостепенная задача – отыскать труп и установить личность похитителя. Если повезет, протянем от него ниточку к кому-то из этой троицы.

Боулс шумно выдохнул, скрестил руки и обвел всех мрачным взглядом.

– Мне нужны версии, догадки, предположения – все, что угодно. Выкладывайте. Итак, что у нас есть?

Джон и Ленц хранили гробовое молчание, поэтому Бакстеру пришлось вмешаться:

– Артур, давай ты первый.

Ленц словно очнулся.

– Одна из реплик, брошенных похитителем, наталкивает нас на предположение, что женщин сначала насиловали, а потом передавали некоему художнику, который писал с них картины. В то же время наши эксперты-искусствоведы в один голос утверждают, что «Спящие женщины» не могут принадлежать кисти ни Уитона, ни Смита, ни Гейнса. При этом реплику похитителя можно понимать двояко. С одной стороны, он намекал на некоего сообщника, с другой – его фразу можно понять и так, что он говорил о себе самом, но в другом амплуа. То есть в качестве похитителя он охотился на жертв, а в качестве художника – «кое-кого» – писал с них картины.

– Мне кажется, художник, тем более такой одаренный, не может называть свои творения красивыми картинками, – возразила я.

– Бьюсь об заклад, что похититель был как-то связан с Марселем де Беком, – вдруг сказал Джон. – Старик по уши замешан в этом деле. Я чувствую!

После этого в кабинете воцарилось молчание. Потом Бакстер раздраженно махнул рукой.

– И это все, что у нас есть? Поверить не могу!

– А как насчет идеи Джордан о раздвоении личности? – спросил Джон. – Мы так и не узнали ничего определенного о детстве Уитона и Фрэнка, но вопрос остается открытым. Все-таки давайте попробуем предположить, что есть некий художник, который страдает подобным расстройством психики и способен писать картины в абсолютно разных манерах. Так, что его не уличит ни один эксперт. Такое возможно?

Ленц откинулся на спинку дивана и скрестил руки на груди.

– Раздвоение личности – уникальная патология. Она может принимать как мягкие, так и ярко выраженные формы. Науке известны случаи, когда больной, находясь в одном образе, нуждался в сердечных каплях, чтобы выжить, а в другом – не испытывал никакой потребности в лечении. Находясь в одном образе, ходил с контактными линзами или в очках, а в другом имел стопроцентное зрение. Как это ни удивительно, но такое бывает.

– Продолжай, – буркнул Боулс.

– Вправе ли мы предполагать, – тоном лектора произнес Ленц, – что в одном теле могут сосуществовать два абсолютно непохожих по своей художественной манере творца? Теоретически это возможно. Но мы имеем дело не с чистым, я бы сказал – лабораторным, экспериментом, когда художник, страдающий раздвоением личности, пишет сначала одну картину, а потом совершенно другую. У нас серийные преступления, огромное количество жертв и полное отсутствие улик… Не могу себе представить, чтобы на все это был способен один человек, пусть даже и страдающий таким расстройством психики. В конце концов, у него по-прежнему только две руки и две ноги.

– Подожди! – вмешался Джон. – Джордан предположила, что такие «пациенты» не всегда осознают, что творят, находясь в ином образе. Это так?

– Совершенно верно. Как правило, одна из личностей доминирует над другой. И вот эта доминирующая личность в курсе всего, а подавленная может даже не подозревать о ее существовании.

– Боже правый… – пробормотал потрясенный Бакстер.

– Откуда широкая общественность узнала, что в природе случаются подобные вещи? – продолжал Ленц. – Правильно, из литературного произведения под названием «Странная история доктора Джекилла и мистера Хайда». Все мы читали эту историю и с тех пор пребываем в полной уверенности, что синдром раздвоения личности – это когда изощренный злодей прячется под внешне пристойной маской. Но на самом деле означенный синдром проявляет себя несколько иначе. У такого пациента нет «доброго» или «злого» лица. То, что принято называть «добрым», – это подорванная психика ребенка, столкнувшегося с сексуальным насилием, а «злое» – доминирующая личность, сумевшая пережить шок и – пусть обезображенная им – все же способная двинуться в своем развитии дальше. Вот и все.

Джон осторожно погладил ноющую ногу.

– Нам доводилось допрашивать немало маньяков, переживших в детстве сексуальное насилие. Много ли среди них было лиц, страдавших синдромом раздвоения личности?

– И много? – спросил Ленц.

– Ни одного.

Ленц улыбнулся, словно гроссмейстер, завлекший своего оппонента в ловушку, которой тот не видел до последнего момента.

– То-то и оно. Мы можем серьезно отнестись к идее, поданной мисс Гласс. Но для начала давайте уволим всех наших экспертов-искусствоведов и наймем новых.

– А почему бы и нет! – раздражился Джон. – Нам ни холодно, ни жарко от их заключений! Мы топчемся на месте! А тем временем и подозреваемые, и де Бек потешаются над нами, потому что каждый из них сказал нам гораздо меньше, чем знал, а мы и рады!

– Вингейт тоже много чего знал, – наконец подала голос и я. – Я это сразу почувствовала.

Бакстер вдруг вперил мне в переносицу тяжелый взгляд.

– Джордан… Может, вы все-таки соизволите раскрыть нам тайну Фрэнка Смита и Роджера Уитона?

Я тут же вспомнила умоляющее лицо Фрэнка…

– Н-нет, не могу. Вам придется поверить мне на слово – эта тайна не имеет к делу никакого отношения.

– Хотя бы намекните, – попросил доктор Ленц. – Это может быть важно.

– Это самая рядовая – я бы даже сказала, банальная – тайна. В ней нет ничего интересного.

Телефон на столе Боулса уберег меня от дальнейших расспросов цепкого доктора. Боулс снял трубку и сразу передал ее Бакстеру.

– Это твои ребята из Квонтико.

– Бакстер слушает.

Его лицо оставалось непроницаемым, как у профессионального игрока в покер. Невозможно было догадаться, хорошие новости он сейчас получил или плохие.

– Понял, – наконец бросил он в трубку и передал ее обратно Боулсу.

– Ну? – спросил Джон.

Бакстер оперся руками о стол инспектора.

– Телефончик ворованный и перепрограммированный. Отследить по нему личность утопленника не представляется возможным. Но чип удалось спасти, а он дал нам адресную книгу. И в ней значится прямой номер Марселя де Бека.

Джон вскинул руки в победном жесте, а мне вспомнился старик француз, замерший у стеклянной стены и устремивший задумчивый взгляд на далекие паруса. И еще я вспомнила, как тактично он рассказывал мне об отце и его коллегах по Вьетнаму.

Бакстер вынул из кармана сотовый и быстро набрал какой-то номер.

– Чрезвычайка? – спросил он. Я сразу поняла, что он имеет в виду штаб по чрезвычайным ситуациям. – Это Бакстер. Быстро выясните настоящее местонахождение Марселя де Бека. Я буду ждать.

Он напряженно молчал, и мы тоже молчали, глядя на него. Потом его лицо вдруг стало серым.

– Когда? Звоните в госдепартамент и министерство юстиции. Потом мне. – Он нажал кнопку отбоя и ожесточенно почесал кулаком небритый подбородок. – Шесть часов назад самолет де Бека покинул Кайманы. Экипаж оформил полетный план до Рио-де-Жанейро, но туда самолет не прибыл. Де Бек сейчас может быть где угодно.

– Твою мать… – прошептал Джон.

Прежде чем кто-то из нас успел отпустить еще одну реплику, телефон Боулса зазвонил снова. Тот включил громкую связь.

– Бакстер слушает.

– Дэниел, тебе кое-что хочет сказать Фаррел.

– Давай его.

– Дэниел? – услышали мы голос, который мог принадлежать только афроамериканцу.

– Здорово, Генри. Что у тебя?

– Нам только что позвонили по поводу вашей фотки, которую крутят по телику. Одна вдовушка из Кеннера. Она утверждает, что этот парень снимает у нее комнату. Говорит, что ошибки быть не может. По ее словам, его зовут Джонсон и он постоянно в разъездах. Коммивояжер. Записывай адрес: Вистерия-драйв, двести двадцать один. Это к северу от шоссе И-десять. Недалеко от аэропорта. Округ Джефферсон.

Бакстер был явно доволен.

– Шериф и его ребята уже там?

– Шериф еще не знает об этом звонке. Я решил сначала звякнуть тебе.

Бакстер облегченно вздохнул.

– Наши ребята будут там через двадцать минут. С шерифом мы потом разберемся.

– Удачи, Дэниел. Вдовушку звать Питра.

– Я твой должник!

Бакстер повесил трубку и глянул на Боулса.

– Скажи, Патрик, пять лет назад Фаррел позвонил бы нам первым?

– Скорее бы удавился. За эти пять лет он уволил и пересажал целую роту полицейских.

Бакстер вызвал по телефону экспертов.

– Вистерия-драйв, двести двадцать один. В Кеннере. Собирайтесь – и живо туда.

– А вы?

– Встретимся там.

– Понял. До встречи.

Жилище миссис Питры почти примыкало к международному аэропорту Нового Орлеана. Когда мы подъезжали к ее дому, над крышами домов показался взлетающий самолет, накрывший своим ревом всю округу.

– Прелестный райончик, – проговорил Бакстер, сидевший за рулем. – Здесь можно устраивать бандитские перестрелки – никто ничего не услышит.

– Криков жертв здесь тоже никто не услышит, – согласился Ленц. – Есть над чем задуматься, а?

Бакстер мельком оглянулся на меня.

– Вы уж извините нас, Джордан.

– Все нормально.

Джон накрыл мою ладонь своей.

– Подъезжаем, – сказал Ленц.

Типичный домик с короткой подъездной аллеей. Фанерный двухэтажный гараж, приткнувшийся сбоку, смотрелся нелепо. Блеклые стены и крыша, в которую почти упирались давно обрезанные ветви окрестных вязов.

Бакстер выключил движок, и мы выбрались из машины. На шатком крыльце нас уже поджидала пожилая женщина с сигареткой в зубах и связкой ключей в руке. Несмотря на возраст – а было ей под шестьдесят, – она была одета в розовую футболку и синие шорты, из-под которых выглядывали пораженные варикозом ноги.

– Сейчас наступит момент истины, – пробормотал Джон.

– Не забудь свой костыль, – бросил ему Бакстер. – Там ступеньки.

– Не хочу, – с мальчишеским упрямством отозвался Кайсер.

– А вы шустро доехали, вот ни за что бы не подумала, – грубым, как у портового рабочего, прокуренным голосом заявила хозяйка дома. – Все боялась, что этот заявится раньше вас. Кэрол Питра, вдова с четырехлетним стажем. А мужа моего грохнули.

– Специальный агент Джон Кайсер, ФБР. – Они обменялись крепкими рукопожатиями. – Хочу вас обрадовать, миссис Питра, ваш постоялец уже не заявится.

– Почем вы знаете? Опять в командировке?

– Не совсем.

– А что он натворил-то? Почему это им вдруг заинтересовалось ФБР? – прищурилась она.

– А что вам сказали, когда вы позвонили по контактному телефону?

– Сказали, что он в федеральном розыске. И все.

– Что ж, я могу лишь повторить это, мэм.

Миссис Питра по-хозяйски оглядела Кайсера с ног до головы. От ее взора не укрылось, что он припадает на одну ногу.

– Что это с вами?

– На лыжах катался.

– На водных?

К дому подъехал фургон с экспертами.

– Кто это там? – спросила миссис Питра, глядя поверх плеча Джона. – Ваши ребята?

– Наши, мэм. Будем производить обыск, не возражаете?

– Совсем как по делу Симпсона![30]

– Вот-вот.

– Надеюсь, ваши ребята станут искать тщательней, чем те… из Лос-Анджелеса.

– Все будет в лучшем виде, миссис Питра, не сомневайтесь.

– Может, войдете?

Пока эксперты выгружались из фургона, к дому подъехала, взвизгнув тормозами, еще одна машина. Штатская, но с мигалкой, пристроенной в салоне к лобовому стеклу.

– Миссис Питра, ваш постоялец предъявлял вам какие-нибудь документы, подтверждающие его личность?

– А как же! Иначе я и разговаривать бы с ним не стала! С тех пор, как у меня убили Рэя, я научилась осторожности. По улицам, знаете ли, шатается немало разных психов. И если раньше их издалека было видно, чернокожих-то, то теперь и не поймешь, кто перед тобой – богатый белый адвокат или маньяк-душитель!

Джон терпеливо дослушал эту тираду до конца и невинно спросил:

– А что конкретно он вам предъявлял?

– Регистрационную карточку избирателя, мало?

– Карточка штата Луизиана?

– Нет, нью-йоркская. И водительские права у него тоже были нью-йоркские.

– Он показывал вам и права?

– Ну а как бы я узнала, что они нью-йоркские, сами-то подумайте!

– Да, конечно. Права были с фотографией?

– Что же это за права, если на них нет фотографии? Имелась, а как же! Да он у меня парень был ничего себе, не урод какой-нибудь! Разве только лицо тяжелое такое… как топором вырубленное… Значит, жизнь была нелегкая, повертела им… Правильно я говорю?

– Правильно. Мы, пожалуй, пройдем, миссис Питра. Вы сказали, что он занимал вон ту комнату? – Джон показал на второй ярус гаража.

– Как же, комнату! Там две комнаты, еще и с ванной! Рэй надстроил их специально для Джои. После того, как мы купили ему ударную установку. Он замучил нас в доме этим грохотом, пришлось отселять парня в гараж. Я не разбираюсь в современной музыке – может, Джои и барабанил как в оркестре, не знаю. Зато этим грохотом можно мертвых с кладбища поднимать, это я вам точно говорю!

– Верю. Так мы поднимемся? Вы там, надеюсь, ничего не трогали?

– Как можно! – Миссис Питра вручила Джону один из ключей со своей связки. – Если чего забирать будете, так это… только под расписочку. Сами понимаете…

– Конечно, конечно. – Джон обернулся ко мне. – Мы с Дэниелом и Ленцем глянем там, что и как. Я бы и тебя позвал, но знаешь… эксперты не обрадуются. Чем меньше посторонних следов, тем им легче.

– Хорошо, я вас подожду.

Джон обменялся парой слов с начальником экспертной бригады и забрал у него несколько герметичных пластиковых пакетов. Затем они с Ленцем и Бакстером поднялись по внешней лесенке гаража на второй этаж и скрылись из виду. Миссис Питра начала было приставать ко мне с расспросами, очевидно, полагая, что женщина сможет удовлетворить ее любопытство. Я вежливо извинилась и вернулась в машину.

Через пару минут салон и все тело сотрясла крупная дрожь – это взлетел еще один самолет. Удивительно, как же тут люди живут? Вот и миссис Питра… Тетушка хоть и говорливая, но совсем не нервная. А я бы здесь и недели не продержалась. Только я решила чуть вздремнуть, как вдруг увидела возвращавшегося Кайсера.

– Нога заболела? – участливо спросила я.

– Нет. – Он показал мне один из пакетов, в котором явно что-то было.

Джон снова переговорил с экспертами, и те наконец гуськом двинулись в гараж.

– Что вы там нашли? Что это в пакете?

– Парнишка знал, что мы повисли у него на хвосте. Обе комнаты и ванная вылизаны. До блеска. Нам удалось найти лишь остатки его завтрака: чипсы, шоколадное печенье и мясная вяленая нарезка. Но и тут не повезло. Он, похоже, ходил за покупками в перчатках. Хитер, сукин сын…

Джон вдруг сделал театральную паузу и обратил на меня выжидающий взор.

– Ну? Ну что?

Он усмехнулся:

– А вот в кухоньке мы наткнулись на фотографии.

– Жертв?

– Да.

– Сколько?

– Одиннадцать. Кроме той женщины, труп которой мы нашли. И Талии.

– Значит, в магазине «У Дориньяка» действовал не он? Что у тебя в пакете?

Довольная улыбка сошла с его лица. Он взял меня за руку и чуть сжал ее.

– Фотография Джейн. Если ты чувствуешь себя готовой, я могу тебе показать. Будет здорово, если ты скажешь, где и когда она была сделана.

– Дай сюда!

После секундного колебания он отдал мне пакет. Снимок был черно-белый и настолько плохой, что рассмотреть находящегося на заднем плане не представлялось возможным. Но Джейн я разглядела хорошо. На ней был свитер-безрукавка и джинсы. Взгляд ее был обращен в сторону снимавшего, но не в объектив камеры. Мне показалось, что она чуть напряжена, потому что глаза ее были слегка прищурены. У нас почти идентичная мимика. Я прищуриваю глаза точно так же. И делаю это, когда во что-то вглядываюсь… Я на несколько секунд отвлеклась от снимка, а потом вновь принялась изучать его, пытаясь узнать хоть какую-то деталь на заднем плане. Но в глаза ничего не бросалось. Тогда я снова внимательно рассмотрела Джейн и вдруг… чуть не задохнулась. У меня мелко задрожал подбородок, и я подняла на Джона широко раскрытые глаза.

– Что? – спросил он, крепко взяв меня за плечи. – Тебе плохо? Мне не стоило показывать тебе эту фотографию, черт…

– Посмотри на ее руки, Джон.

На лице его отразилось недоумение.

– А что?

– Посмотри. Ты видишь шрамы?

– Нет, не вижу, а должен?

Я по-прежнему стояла перед ним, вцепившись в фотографию мертвой хваткой и не в силах пошевелиться.

– На Джейн в детстве напала собака.

– Собака?

И тут я вспомнила. Я видела эту фотографию раньше. Но сейчас держала в руках не оригинальный снимок, а факсимиле, отпечатанное на фотобумаге. Я наконец дала волю слезам, уткнувшись лицом Джону в грудь.

– Осторожно, Джордан! Там могут быть отпечатки пальцев!

– Эй, гляньте, там на обороте какая-то надпись, – вдруг услышали мы голос подошедшего Ленца.

Джон выхватил у меня из рук снимок и жадно впился в него взглядом.

– Адрес. Сен-Шарль-авеню, двадцать пять девяносто.

– Это ее дом, – тихо сказала я.

– Тут еще номер телефона.

– Семь-пять-восемь-один-девять – девяносто два? – спросила я.

– Нет. – Джон покачал головой. – Это нью-йоркский номер. Надо срочно выяснить, кому он принадлежит.

Я глянула ему через плечо и прочитала: двести двенадцать – пятьсот пятьдесят пять – двадцать девять – девяносто девять.

– Я знаю этот номер…

– Чей он? – резко спросил Джон.

– Не помню… Черт, не могу вспомнить… Подождите! – Перед моим мысленным взором возник стакан с виски на донышке, коробочка ксанакса и… иллюминатор. – Боже, это ведь номер галереи Вингейта! Я звонила по нему, когда летела из Гонконга!

– Вот оно что… – пробормотал Джон. – Значит, все они одна шайка… Этот наш утопленник, Кристофер Вингейт и Марсель де Бек. Трое пока. И повязаны накрепко.

– Номер Вингейта на фотографии жертвы, – задумчиво проговорил Ленц. – Что это значит? Уж не то ли, что кандидатуры жертв утверждал Вингейт? И в частности, выбрал Джейн Лакур?

– По фотографии? Неужели ты думаешь, что в таком деле им хватило бы фотографии? – возразил Джон.

Воцарилась пауза, которую я прервала словами, поразившими всех:

– Он выбрал не Джейн, он выбрал меня.