Григорий Неделько
Смерть найдёт каждого
Как мы можем знать, что такое
смерть, когда мы не знаем
ещё, что такое жизнь?
(Конфуций)
Не звени ключами от тайн.
(Станислав Ежи Лец)
Глава 1
Вторник
В летних вечерних сумерках Максим разрывал лопаткой давно заброшенную могилу на тихом, безлюдном кладбище. Голод донимал, мучил, выворачивал кишки.
Дома у Максима не было, а равно и работы, и искать еду приходилось где угодно и как угодно. Особенно когда голод набрасывался, точно чудовище, точно киллер из-за угла, и стремился подмять под себя, подчинить своей воле. Казалось, когда-нибудь это мучительное чувство, это желание поглощать мясо и кровь полностью лишит мужчину воли. Но пока этого не произошло, и всё, чего ему хотелось, о чём он думал, - солидный кусок, шмат человеческой плоти. Пусть даже речь о мертвечине…
Постоянно оглядываясь по сторонам, испуганно, затравленно, Максим продолжал работать лопаткой, поспешно раскидывая землю куда придётся. Главным было добраться до трупа и погрузить зубы в его сладкую, желанную, пускай и протухшую плоть. Самое важное – одолеть голод… прежде чем он победит самого Максима. На середине этой увлекательнейшей процедуры, когда уже было раскопано полмогилы и рядом высились целые горки земли, Максим услышал подозрительный шум.
Он оглянулся через плечо и увидел медленно бредущую сквозь сумрак вечера долговязую фигуру. Максима и того, на кого он смотрел, разделяло несколько десятков метров. К счастью, обладатель фигуры не заметил наблюдавшего за ним бездомного. К счастью – потому что выглядел идущий в высшей степени подозрительно. Максим даже перепугался. Бессознательно бросив лопатку, он прекратил разрывать могилу и, забыв на минуту о свербящем голоде, скрылся за ближайшей оградой, чтобы оттуда продолжить наблюдение.
И, кажется, не зря, поскольку ему наконец удалось повнимательнее разглядеть новоявленного. Тот шёл не спеша, волоча за собой что-то тяжёлое… и при ближайшем рассмотрении это оказалось телом. Ну, телом не телом, но, во всяком случае, неподвижным человеком. Долговязый выбрал удачное время, чтобы заявиться на кладбище со своей непонятной «ношей»: сейчас людей рядом нет и быть не может.
На кладбище почти никого не хоронили, предпочитая пользоваться крематориями, потому что никому не хотелось, чтобы его почившего родственника сожрал такой вот голодный Максим. И очень редко кто являлся сюда проведать умерших, поскольку, во-первых, не планировал стать жертвой проголодавшегося людоеда, а во-вторых, не желал провоцировать самого себя: а ну как головой, сердцем и желудком завладеют каннибальские устремления и захочется раскопать могилу собственного родственника, чтобы немного перекусить…
Тем временем верзила остановился и отпустил тело того, кого волочил по потрескавшейся – она здесь вся была такая – асфальтированной дорожке. Судя по тому, как «человек» упал лицом вниз, он был мёртв или, по крайней мере, пребывал в столь глубоком бессознательном состоянии, что никакие, даже самые сильные, внешние факторы не могли его разбудить. Это как нельзя лучше устраивало Максима, ведь он уже решил добраться до несчастного и полакомиться им – тот всяко будет лучше лежалого, многомесячного мертвеца. Однако прежде следовало удостовериться, что долговязый, который его притащил, не представляет опасности.
А вот насчёт этого Максим не мог побиться об заклад: только сейчас в другой, до того скрытой торсом долговязого руке бездомный заметил лопату, по размеру – значительно больше, чем его собственный жалкий совочек, который он умыкнул из одной лавчонки. Да и в целом выглядел долговязый внушительно и был достаточно силён: неизвестно, сколько времени он тащил по кладбищу – а может, и вне его – бессознательное тело. И вроде бы не испытывал в связи с этим никакой усталости. Во всяком случае, даже не передохнув, дылда взялся за лопату и принялся копать яму.
Максим взирал на происходящее со смесью ужаса, восхищения и нетерпения. Долговязый работал методично, не прерываясь. Копал он в том месте, где, вероятно, не находилось захоронений, потому что, по прошествии довольно продолжительного времени, черенок его лопаты не стукнулся о гроб. Долговязый рыл и рыл, без передыха, поступательно, словно робот, запрограммированный на определённое действие. Максим не решался предположить, что будет дальше.
А дальше, когда яма выросла настолько, что, судя по всему, стала соответствовать неким требованиям копателя, долговязый спокойно, неторопливо отложил лопату, подошёл к лежащему на покорёженном асфальте телу, без видимого труда приподнял его, донёс до выкопанной дыры и бросил туда. Затем уделил пару секунд тому, чтобы оценить результат своих трудов. И вдруг, точно почуяв что-то, а возможно, совершенно случайно – Максим надеялся, что именно так, - обернулся и поглядел прямо туда, где, скрывшись за оградой, сидел бездомный в обносках.
Максим затаился пуще прежнего, вжал голову в плечи, застыл и практически не дышал. Отчего-то он понимал, что если не повезёт и его заметят, ему не жить. Сожрут ли его или сотворят с ним нечто похуже? Например, закопают живьём рядом с тем телом? Максим не удивился бы такому исходу: уж больно вязкой, концентрированной жутью веяло от долговязого копателя. Такой, которой бомж раньше никогда не ощущал. А он-то, Максим, ещё подумывал застигнуть врасплох каланчу с лопатой, повалить, сломать ему шею и загрызть незнакомца. Свеженького мяса захотелось. Вот дуралей!..
Наконец, когда минуло, кажется, несколько вечностей, Максим решился выглянуть из-за ограды. С удовлетворением и облегчением он отметил, что долговязый более не смотрит в его сторону, а всецело поглощён закапыванием вновь разрытой могилы.
Когда дело было завершено, рослый таинственный незнакомец забрал лопату, ещё раз внимательно осмотрелся – Максим опять спрятался за витое ограждение – и характерной неспешной походкой устремился куда-то. Надо полагать, к выходу с кладбища.
Максим последил за ним до того момента, когда долговязый скрылся с глаз, после чего рванулся из укрытия, правда, по возможности тихо. Одна опасность ушла, но кто знает, не притаилась ли поблизости иная? У бездомного был выбор: либо отправиться за высоким загадочным субъектом, либо побежать к закопанной могиле. Максим выбрал второе, поскольку ужас перед долговязым был очень уж велик; некий безотчётный всеобъемлющий страх, который сам себе бездомный оказался не способен объяснить. Да и не желал объяснять. Мало ли чего не происходит в стране К? Обращать, что ли, на каждую секретность, любую несуразность внимание? Конечно, нет. Их дела – это их дела; а его дело, которое, кстати, тоже никого не касается, - разрыть могилу и хорошенько попировать.
В спешке Максим забыл даже про лопаточку и спохватился, только когда уже был у могилы и разрывал свежеперевёрнутую землю пальцами. Чёрная масса забивалась под ногти, однако бездомный не обращал на это внимания. Он стремился утолить голод, алкал, хотел есть… жрать!
«Чёртов вирус!» - подумал Максим, но как-то вскользь, безотчётно. Да и не было ярости в этой мысли, куда-то подевался гнев на судьбу, природу, людей, государства и несправедливость… Сколько раз в прошлом Максим сетовал на неудачу – не глобальную, а личную – и готов был разрыдаться от охватывавшего его отчаяния. От понимания, что он – бомж, и никуда от этого не деться, и ничего не изменить…
Но теперь им владел голод. Голод заявил свои права и управлял человеком – или тем, что в какой-то мере напоминало человека. Голод вёл его через время, это самое время уничтожая, пожирая… Максим не мог дождаться, когда в конце концов раскопает погребённого и отведает его нежной, мягкой, вкусной плоти. Бездомному довелось питаться самой разнообразной «плотью»: от тараканьей до человечьей. Не гнушался он и изъеденной червями мертвечины. Но всё было неважно, всё было ничто; сейчас имело значение лишь свежее – наверняка свежее – тело, которое станет наградой за недели, месяцы мучений. И голодания. Потому что ни насекомыми, ни грызунами, ни разложившимися останками людей не утолить безумного, противоестественного алкания, выворачивающего наизнанку душу и внутренности.
«Чёртов вирус!..»
И когда Максим, с грязными руками, вспотевший, уже судорожно разгребающий землю, всё-таки добрался до «мясного клада», то в тот же миг отшатнулся. Гримаса ужаса исказила неприятные, заросшие небритыми, чёрными с проседью волосами черты лица мужчины. Он не удержался и испустил вопль страха, потрясения и недоумения, и даже не оглянулся, чтобы убедиться, что его никто не слушал. Ему было не до того; он впервые в жизни – а может, и вообще первый из людей или, как минимум, разумных существ – взирал на столь странную и кошмарную картину.
Вначале Максим откопал голову мертвеца. А что это был именно мертвец, не вызывало никаких сомнений: запавшие глаза, вывалившийся распухший язык, синюшное лицо, трупное окоченение… Но не это так изумило и напугало разом позабывшего о треклятом голоде бомжа. Сперва он не поверил тому, что увидел. Бесстрастный лик солнца зашёл за далёкий горизонт; в наступившей темноте почти ничего невозможно было разглядеть. Поэтому Максим вытащил из кармана грязных, порванных джинсов старую пластмассовую зажигалку, найденную в каком-то мусорном контейнере. Внутри оставалось совсем немного бензина – должно хватить. Бездомный чиркнул колёсиком и после нескольких неудачных попыток зажёг пламя. Поднёс к обезображенному смертью и налипшей землёй лицу трупа… И тогда отшатнулся; и закричал.
Трупов за свою казавшуюся неизмеримо долгой, омерзительную жизнь бездомный повидал немало; этим его не удивишь и не устрашишь. Однако он впервые смотрел в лицо мертвеца, как две капли воды похожего на него самого – на Максима…
Глава 2
Среда
- Дорогой, вставай, тебе пора на работу, - прожурчал над ухом у Анатолия Герера приятный женский голосок.
Лейтенант полиции, работник убойного отдела, не открывая глаз, перевернулся на другой бок и проворчал:
- Да будь она проклята, эта работа. И гори синим пламенем.
Марина склонилась над мужем ещё ниже и ещё нежнее проворковала:
- Толя, тебя ждут. Уже начало седьмого утра.
- Ну и пёс с ним. Подождут, если я им так нужен.
- Серьёзно, Герер, - голос женщины стал жёстким, - поднимайся. Надо зарабатывать на пропитание нашей небольшой семьи.
- А ты?
- А я, как всегда, так уж и быть, возьму на себя домашние хлопоты.
Анатолий выругался, но всё же открыл глаза. У него появилось стойкое желание впиться зубами в податливую, белую плоть Марининого тела, однако он сдержался. Ужасная вещь этот вирус! Какое уже по счёту поколение ощущает на себе его последствия? И конца тому не видно.
Марина коварно поцеловала мужа и тут же упорхнула куда-то; судя по донёсшемуся звуку включённого чайника, накрывать на стол.
Продолжая приглушённо сыпать проклятиями, полицейский встал, оделся и отправился умываться.
«Если выпивка и секс стали так на меня влиять, похоже, пора завязывать, - подумал он. – С работой».
Позавтракав бутербродами с человеческим мясом и чашечкой кофе с горячей кровью, он чмокнул в щёчку свою прелестную жёнушку, которая терпела его уже более десяти лет.
- Не знаю, когда вернусь, - буркнул он.
- Буду ждать тебя, родной, - донёсся из кухни напевный, мелодичный голос Марины, занятой загрузкой грязных блюдец и чашек в посудомоечную машину.
Машина дожидалась Анатолия за углом. Он сел в неё и посмотрелся в зеркало заднего вида. Увиденное ему не понравилось. Тогда полицейский снова выругался, завёл мотор и поехал к полицейскому участку.
Не успел он войти в кабинет и расположиться, как вызвали к начальству.
«Отлично начинается день, - подумал Анатолий. – Что же я такое натворил? Или дело не во мне? Ладно, сейчас выясним».
Он прошёл коридорами к кабинету генерала Семёнова, начальника полицейского участка, и постучал в дверь, после чего заглянул внутрь.
- А, Герер? – оторвавшись от созерцания бумаг на столе, отреагировал генерал. – Заходи, гостем будешь.
Анатолий кивнул и вошёл в помещение, гадая, сколько времени Семёнов уже здесь сидит, разбирая документацию.
«Он что, вообще не спит? У него личная жизнь-то есть?»
- Присаживайся, - сказал Семёнов, - я введу тебя в курс дела.
- А что-то случилось? – поинтересовался Анатолий, садясь на стул.
- Что-то? – со странным выражением на лице переспросил генерал. – Да, несомненно. Вот только мы до сих пор не можем понять что.
Заинтригованный, Анатолий приподнял бровь. Семёнов замолчал, и подчинённый терпеливо ждал продолжения. Генерал тем временем вертел в руках какие-то взятые со стола распечатки.
- Ты наверняка помнишь дело о пропаже Алексея Медянкина, - скорее утвердительно, чем вопросительно, сказал Семёнов.
Ещё бы Герер не помнил. Всё началось пару недель назад. Средь бела дня пропал владелец сети аптек, один из богатейших жителей города С, и никто не мог найти его, хотя поиски продолжались непрерывно. Естественно, средства на это были выделены родственниками пропавшего и другими заинтересованными лицами, многие из которых располагаются очень высоко в политической иерархии. Но ничего не помогло – Медянкина так и не обнаружили. СМИ хорошенько попировать на этом деле. Случай вышел более чем запоминающимся, о чём Анатолий и сказал начальнику.
- Так вот, кажется, мы его всё же нашли, - произнёс Семёнов.
- Кажется? – повторил Анатолий.
То, что он услышал дальше, повергло его в шок.
- Тело, предположительно принадлежащее Медянкину, обнаружили в реке Д, - сообщил генерал, и его служащему отчего-то очень не понравилось словосочетание «предположительно принадлежащее». Впрочем, это был далеко не конец: - Его прибило к берегу в Восточном Производственном районе. Надо ли говорить, какое потрясение испытали нашедшие, тем более что это была молодая парочка, парень с девушкой. И как их туда занесло?
- Возможно, решили погулять в каком-нибудь необычном месте, искали романтики, - предположил Анатолий.
- Возможно, - вроде бы согласился Семёнов. – Как бы то ни было, вид изрезанного до состояния куска кровавого мяса мертвеца, да ещё полежавшего в воде, на кого угодно произведёт впечатление.
«Бесспорно», - подумал лейтенант.
- Так оно вышло и с нашими свидетелями. Их зовут Александр и Юлия. Вот, ознакомься.
Генерал протянул Гереру распечатку. Пока тот просматривал фотографии и пробегал глазами текст, Семёнов продолжил:
- Медэксперт установил, что тело пробыло в воде около дня, но умер человек раньше – два-три дня назад минимум. То есть, получается, Медянкина (или кого-то другого) убили и сбросили в реку, чтобы избавиться от трупа.
- Логично.
- Более чем. Только вот причину смерти установить не удалось.
- То есть?
- У тела нет никаких явных признаков насильственной смерти. Она не наступила в результате утопления. Также мы точно можем сказать, что его не застрелили, не удушили и так далее. Создаётся впечатление, что он умер по естественным причинам, если бы не два обстоятельства. Первое – он был достаточно молод, сорок три года, и не страдал ни от каких серьёзных заболеваний.
- Тромб?
- Не исключено. Пока неясно, что убило Медянкина. Или кого-то, похожего на него: рост, цвет глаз и некоторые иные параметры соответствуют характеристикам пропавшего. Правда, комплекция странным образом изменилась, если, конечно, это он: раньше Медянкин не обладал такими мощными руками и ногами. Не было у него и горба. Плюс тело почти всё было изрезано. Да к тому же какое-то время пробыло в воде. Также у мёртвого отсутствовали при себе какие-либо документы. В связи со всем этим опознать труп оказалось делом весьма трудным. Жена, которая, кажется, души в нём не чаяла, говорит, что это точно он. Может, ей и виднее. Тем более на руке мертвеца были дорогие часы, которые, при жизни, носил и Медянкин, и на нём осталось кое-что из одежды тех марок, которые носил пропавший. Правда, я бы не опирался целиком и полностью на эмоциональные показания истерзанной горем и неизвестностью женщины. Знаешь, когда она впервые увидела труп, то упала в обморок.
Анатолий молчал, хотя про себя заметил, что реакция вполне понятная и адекватная. Вряд ли такое можно симулировать, а значит, Раису, видимо, придётся исключить из числа подозреваемых. Если только дело не окажется гораздо глубже, чем представляется.
- И второй момент: ни жена, ни кто-либо ещё никогда не видел Медянкина в той промзоне, - говорил Семёнов. – Раиса, когда мы её спросили, ответила, что вряд ли у него могли быть какие-то дела в этом районе. Конечно, слова «вряд ли» вызывают сомнение – сомневаюсь, что Медянкин ставил жену, да и кого-либо другого, в известность обо всех своих перемещениях. И тем не менее… Да и неясно, откуда его принесло течением: что если он пропал в совсем другом районе – река-то широкая, длинная… Толя, ты опер опытный, и я тебе доверяю. Займись расследованием и в кратчайшие сроки всё выясни: на нас давят сверху, особенно ближнее окружение Медянкина.
Анатолий пожевал губами, уставясь в пустоту, и сказал «Хорошо».
- Делом Медянкина до обнаружения его тела… или, предположительно, его тела в реке занимался Вольский, из убойного отдела соседнего участка. У тебя есть контакты Вольского? – осведомился генерал.
К сожалению, они у Герера были. По прошлым делам. Он молча кивнул.
- Вот и отлично. Свяжись с ним, он введёт тебя в курс дела и протянет руку помощи.
- Мне не требуется помощь.
- Можешь считать это приказом.
- Как скажете, - спокойно отозвался Анатолий.
Хотя внутри этого спокойствия он не ощущал.
Ему было интересно, почему генерал решил лично сообщить ему о задании, а не возложил эту ответственность, как положено, на начальника убойного отдела их участка.
«Майор наверняка в курсе, - подумал Герер. – Но у высоких чинов, генералов и маршалов, свои договорённости. Не стоит лишний раз во всё это влезать. Мне так точно».
К тому же дело Медянкина, как он знал, до сих пор в приоритете: было кому об этом «попросить» и было что за это предложить…
Глава 3
Среда
Рано утром Константин Вильсон, заместитель мэра города С, столицы страны К, прибыл на конспиративную квартиру. Здесь его уже дожидался Михаил, человек, который привык, любил и хотел обходиться без фамилии. Конечно, она у него имелась, но не должна была входить в сферу интересов Вильсона или кого-либо ещё из тех, кто не соответствовал Михаилу по статусу. Кто является таковым, Михаил определял сам, поскольку сам находился на верхушке политической лестницы, причём ближе к её пику, и подразумевалось, что речь отнюдь не о городской элите. Государственной? Возможно.
Вильсон сел на стул, за стол напротив Михаила, и посмотрел ему прямо в глаза с немым вопросом. Водителя Карима Константин оставил внизу, в машине. Сомнительно, чтобы Михаил, с которым они давно и плотно контактировали, представлял для него опасность. А даже если так, стоит Константину лишь нажать на лежащий в кармане приборчик с тревожной кнопкой, и счёт оставшейся Михаилу жизни пойдёт на секунды. Тот не станет рисковать собственной безопасностью, тем более ради фантомов власти. Её у человека без фамилии, по представлениям Вильсона, и так завались.
Михаил, лицо которого хранило ту степень невыразительности и одновременно угрозы, каковыми способен обладать лишь человек его ранга и опасности, ответил Вильсону не менее продолжительным, многозначительным взглядом.
- Мне пришлось отложить все дела, - не выдержав молчания, начал разговор Константин. – Что-то случилось?
- Можно и так сказать, - пространно выразился Михаил своим глухим голосом, в котором замогильное спокойствие сочеталось с предельной уверенностью.
Вильсон внимательно посмотрел на собеседника. Что он хочет этим сказать?
- Проблемы в центре? – предположил Константин.
- Нет, слава богу.
- Ты знаешь, я не верю в бога.
- Это не отменяет его возможного существования.
- Да что такое-то! – не выдержал Вильсон. – Не тяни. Что такого сверхважного могло произойти?
Михаил молча вытащил что-то из кармана и положил на стол перед Вильсоном. Фотографии.
Озадаченно нахмурившись, Константин взял их в руки и принялся просматривать. И ахнул.
- Значит, его всё-таки нашли…
Михаил молчал, предоставляя Вильсону возможность подумать и принять решение самостоятельно. С первым вышло проще: мозги Константина работали в полную силу. Но что касается решения… Что вообще можно предпринять в подобной ситуации?!
- Откуда фотографии? – спросил он, чтобы хоть что-нибудь спросить, разрядить обстановку, дать себе собраться с мыслями.
Михаил лишь испытующе поглядел на человека напротив.
- Да хватит играть со мной в молчанку! – взвился тот. – Если хочешь чего-то, говори. Как я могу услышать тебя и понять, что делать, если ты ничего мне не сообщаешь. Или я сейчас же соберусь и уеду: у меня есть дела и помимо… этого.
- Никуда ты не уедешь, - наконец заговорил Михаил, и голос, даже для него, прозвучал безапелляционно.
Константин понял, что его собеседник прав. Он никуда не уедет; во всяком случае, пока не узнает, по какой причине явился сюда. В противном случае, можно просто взять, положить голову на плаху и попросить, нет, приказать любому отрубить её. Не кому угодно из них, а вообще любому: настолько велика, сложна и важна была их миссия.
- Объясни толком, - уже мягче заговорил Вильсон, - что стряслось? Он кому-то проболтался?
- Благо, не успел, - ответил Михаил.
- Тогда…
- Но у нас есть подозрение, - перебил влиятельный молчун, - что проболтаться может кто-нибудь другой.
- Ты намекаешь на меня?
Михаил мрачно усмехнулся.
- Не будь дураком. И помимо тебя есть люди.
- Да. И немало. И это, - он помахал фотографиями, - может их напугать. Серьёзно напугать.
- Вот именно.
Михаил откинулся на спинку стула. Вильсон догадался, что мужчина готовится сказать ему нечто ещё более важное.
«Ещё более важное! Куда уж важнее… будь оно всё проклято!..»
- У нас есть подозрение, - проговорил, почти прошептал Михаил, - что о происходящем стало или может стать известно третьим лицам.
- Из тех, кто против?
- Да, из противников. И им ничего не стоит проболтаться.
Вильсон закивал. Жуткое дело… Но, по крайней мере, теперь всё ясно, всё становится на свои места.
- И это только полбеды, - сказал Михаил. – Другая половина заключается в том, что они способны на поступки.
- Я думал, мы их контролируем.
- Их чересчур много, и они слишком рассредоточены.
- Хорошо-хорошо. Неправильно выразился. Я думал, нам известны их планы и передвижения… по большей части.
- Точность в нашем деле дорого стоит, - указал Михаил. – По большей части, всё это нам известно, но остаётся меньшая. И он, - кивок на фотографии, - мог связаться с ними.
- Думаешь, он был заодно с противниками?! – ошарашенно спросил Константин.
Михаил пожал плечами.
- Или так, или специально внедрился к ним. В любом случае существует опасность, что они использовали его.
- Думаешь, это… его устранение… их рук дело?
Снова пожатие плечами.
- Понятно. Я всё выясню. Подключу все каналы, приложу все усилия, чтобы добраться до правды. И наказать виновных… кем бы они ни были.
- Вот теперь ты говоришь дельные вещи.
Похвала от Михаила? Звучит двусмысленно. Да не просто звучит, а является весьма сомнительной.
- Кто делал фотографии?
- Один наш человек.
- Ему можно доверять?
- Вполне.
- Может быть, стоит его проверить?
- Может. Но это не твоя забота. Раньше он нас не подводил.
- Всякое бывает…
- Согласен.
- Значит, он не информатор? Не нанятая ими фигура для перевода стрелок?
- Сильно сомневаюсь. Запутать нас им, безусловно, на руку. Но ты же понимаешь, всё произошедшее ставит под удар как нас, так и их. В равной степени. Стоит ли так рисковать?
Константин покачал головой. Нет, не стоит. Но в чём же тогда дело? Как-то уж очень всё загадочно и непонятно; он не привык к подобному. Занимая свой пост заммэра, Вильсон знал всё или практически всё, что происходило в городе С, и такая информированность была ему по душе. Он считал, что так всё будет продолжаться и дальше. А тут вдруг…
Он встал со стула и окинул взглядом пустую комнату, где они уже не первый раз встречались, и исключительно по неотложным причинам. Ни мебели, ни картин, ни посуды… ничего. Только стены, два стула и стол. Всё, что нужно, чтобы провести экстренную, столь важную для них – и для всех остальных – встречу.
Внезапно в голове Вильсона родилось сумасбродное, однако, как он понимал, вполне вероятное, учитывая обстоятельства, предположение.
- А ты уверен, - спросил он, - что это именно Медянкин?
Михаил поморщился, когда Константин произнёс эту фамилию: то ли был недоволен, что её вообще назвали, то ли по какой-то иной причине.
- Очевидно одно, - сказал он, - это человек, и человек этот похож на того, кто нас интересует. В наших интересах выяснить, он это или нет, и принять меры…
«Но если это не Медянкин, тогда кто? – размышлял Вильсон, выходя из квартиры. – Кому могло потребоваться выбрасывать в реку труп человека и подстраивать всё так, чтобы подумали, будто это Медянкин? Отчего труп выглядит так странно – если не принимать во внимание его пребывание в воде? Да и всё остальное вызывает вопросы…»
Вопросы без ответов. Если Вильсон и ненавидел что-нибудь больше этого, ему самому то было неизвестно.
В дожидавшуюся неподалёку от входа в многоквартирный дом машину он сел в препоганом настроении и даже накричал на вежливого и исполнительного водителя Карима, когда давал указание тронуться с места.
Что делать дальше? Куда ехать? К кому обращаться?.. Вильсон поспешно выстраивал в голове план действий, который, принимая во внимание форс-мажорные обстоятельства, лишь отчасти сочетался с разработанным ими заранее, для «подобных» случаев, сценарием.
Глава 4
Среда
Около получаса Максим потратил на то, чтобы выкопать тело. Для этого потребовалось вернуться за лопаткой: бездомный сразу понял, что руками рыть слишком тяжело и долго. Он и без того устал и замёрз. А сейчас ещё и стемнело, и копать в густой темноте было не только тревожно, но и опасно: кто знает, какие последствия вируса и голода бродят в округе. Может быть, такие же, как он: беспринципные, безжалостные… или того хуже…
Идя за лопаткой, Максим поёжился в наступившем холоде. Пару раз он подсветил себе дорогу зажигалкой, но предпочитал экономить оставшиеся крохи бензина и двигался по чёрному кладбищу почти вслепую. Благо, глаза привыкли к темноте, да и вообще, за бытность свою бомжом, Максиму не раз и не два приходилось делать что-то ночью: пробираться куда-нибудь, красть, спасаться от полиции… Не всегда получалось, однако опыт он приобрёл.
Поход за лопаткой показался ему нескончаемым, а когда он преодолел-таки эти несколько десятков метров, выяснилось, что он не помнит, где уронил инструмент. Максим отчаянно рыскал по земле, но найти лопатки не мог. Пару раз чиркнул своенравной зажигалкой и наконец в неверном свете небольшого пламени нашёл то, что разыскивал. Зажигалка тут же потухла. Максим чиркал колёсиком, но высечь пламя не мог: бензин закончился.
«Ну и чёрт с ней!»
Бездомный отбросил бесполезную зажигалку, схватил лопатку и припустил обратно. Им руководил вовсе не вездесущий голод, хотя и тот иногда поднимал свою уродливую голову, а потрясение, искреннее непонимание, как всё это может быть. Как возможно то, чему он, несомненно, стал свидетелем…
Обратный путь занял чуть меньше времени, и вот он уже у частично разрытой могилы, сидит на коленях и орудует лопаткой, продолжая своё преступное занятие. Хотя преступное ли? Максим ничего не знал о погребённом здесь несчастном и не способен был предположить ни единой правдоподобной – да хоть какой-нибудь – версии произошедшего. Почему странный и жуткий труп тут очутился? Что с ним сделал (если сделал) долговязый, перед тем как похоронить? И кто этот долговязый такой?.. Вопросы теснились в голове, но ответов Максим не находил.
Постоянно пребывая в томительном напряжении, бездомный наконец откопал тело. Когда Максим почти впритык взглянул на откопанный труп, по телу бездомного пробежала дрожь, и причина её была отнюдь не в одном холоде. Максим подхватил мертвеца и, поднапрягшись, вытащил из ямы. Труп оказался тяжелее, чем представлялось. Сколько же силищи было в том долговязом, раз он тащил тело всего одной рукой, при этом держа в другой лопату!
Максим поволок мёртвого к выходу с кладбища, ещё не зная, что будет делать потом. Лопатка осталась лежать возле разрытой ямы, да и чёрт с ней. Тяжело дыша, бездомный тащил свою ужасную находку всё дальше и дальше. Небо окончательно почернело; взошла круглая луна. Максим сделал остановку, перевёл дух. Протащил тело ещё на какое-то расстояние и снова взял передышку. Голод не отпускал, а поминутно становился сильнее. Отдуваясь, Максим вполголоса в сердцах помянул проклятущий вирус, по вине которого всё и все, и он тоже, стали такими, какими были. Даром что виновных не нашли…
Тащить тело становилось всё тяжелее. Кроме того, бомж не представлял, куда его деть. Он уже подумывал было отказаться от возможности оставить «находку» себе, когда в поле зрения, совсем недалеко, попала сторожка. Старая, полуразвалившаяся, никому не нужная, но пока ещё пригодная для того, чтобы провести там ночь.
«Решено, - подумал Максим. – Затащу мертвеца туда. Там меня вряд ли найдут».
Бездомный вымотался и мечтал сейчас лишь о том, чтобы отдохнуть… конечно, если позабыть о голоде. А забыть не получалось…
Продолжая приглушённо материться, Максим дотащил труп до сторожки, выпустил его из рук и потратил пару минут на восстановление сил. Затем открыл скрипящую дверь, которую не пожалели время и обстоятельства, и, заглянув в сторожку, осмотрелся.
Сквозь разбитое окно внутрь проникал лунный свет. Разруха, в том, что касалось сохранившихся предметов, царила полнейшая. Сломанная лавка, перевёрнутые стол и стул, какие-то разбитые ёмкости – банки, горшки или что это? – и куски и осколки чего-то ещё. Однако выбирать не приходилось. Максим отметил, что посреди главного помещения валились стол со стулом, но их можно отодвинуть. Что бездомный и сделал. Потом вернулся на улицу, убедился, что никого рядом нет (насколько можно быть уверенным в ночной темноте), и затащил труп в сторожку.
Бросив отвратительную и столь же загадочную «находку» на полу, на том самом расчищенном месте, где только что лежали предметы мебели, Максим и сам завалился рядом. Именно завалился, иначе не скажешь, поскольку силы вдруг покинули его: слишком велико оказалось физическое и психологическое напряжение. Он свернулся калачиком, стараясь не обращать внимания на холод; закрыл глаза и вскоре, несмотря на настойчивый, требующий удовлетворения голод, задремал. Максиму приходилось спать и в менее комфортабельных местах и в более неприятной компании. Самым сложным было не обращать внимания на лежащего в паре шагов от него мертвеца. Если бы не пугающая схожесть умершего с ним самим, бездомный давно бы откусил от него кусочек-другой. С этими мыслями Максим погрузился в глубокий сон…
Что-то разбудило его. Сонно моргая глазами, Максим пытался понять, что именно, и не мог. Он прислушался к окружающему, но не услышал ничего подозрительного. За окнами по-прежнему стояла концентрированная темнота.
Максим мог бы снова закрыть глаза и уснуть, как ему очень сильно и хотелось поступить, но делать этого не стал. Годы, проведённые на улице, взрастили в нём предельную осторожность, воспитали его интуицию. И бездомный безоговорочно верил ей. Если кажется, что что-то не так, то, скорее всего, он не ошибается. Но в чём же дело? Допустим, кто-то обнаружил его; почему же этот некто ничего не предпринимает? У того было достаточно времени, чтобы что-нибудь сделать: убить его, пленить, вызвать полицию… да что угодно!
Волнуясь всё сильнее, Максим безотчётным движением перевернулся набок – и оторопел. Тела, которое он раскопал, вытащил из импровизированной могилы и приволок сюда, не было на месте! Максим задохнулся от недоброго, да что там, кошмарного предчувствия. Кто-то проник в сторожку, пока он спал, и забрал труп! Но для чего? Если это была очередная жертва голода, почему жаждущий крови и плоти не покусился на живого человека, гораздо более вкусного, нежели лежалый мертвец? Побоялся, что Максим даст отпор? Не хотел будить? Но он же мог поднять его самим своим присутствием, что, возможно, и произошло…
Обливаясь потом, Максим в панике вскочил на ноги. Вернее, попытался, поскольку вдруг нечто обрушилось на него и заставило опять растянуться на полу. Это не было ударом; нет, на Максима словно бы что-то свалилось. Что-то грузное. Часть потолочного перекрытия? Не может быть: оно не настолько тяжёлое и гораздо более жёсткое.
Максим принялся отпихиваться руками и ногами от неведомого нечто. Возможно, то был таинственный визитёр – похититель тел. Впрочем, плевать: главное, спасти свою жизнь! Вероятнее всего, похититель отволок куда-то мертвеца или вовсе сожрал его, а теперь решил приняться за Максима.
А что если это вернулся долговязый, прознавший, что сотворил Максим?..
Мысли вспыхивали в опалённом страхом мозгу молниями, и от последней сделалось совсем худо. Если его противник – ужасный верзила, бездомному никогда с ним не справиться.
Максим продолжал барахтаться, отпихиваться и лягаться. Что-то держало его, бесшумно, но настойчиво. Что-то или кто-то. Наконец брыкания принесли свои плоды и Максим вырвался из-под навалившейся на него тяжести; тяжести, как он внезапно осознал, с чётким мерзким запахом. Запахом, явно ассоциировавшимся со смертью.
Невероятная догадка ворвалась в разум, но у бездомного не было времени ухватить её и проанализировать. Вместо этого, почувствовав свободу, он рванулся прочь, к двери наружу, на воздух, на кладбище, в темноту, в ночь… Однако на пороге, ведомый предчувствием сродни тому, что заставило его ввязаться во всю эту историю – проследить за долговязым, выкопать труп и приволочь сюда, - Максим обернулся. Всего на мгновение, но этого хватило, чтобы кровь застыла в жилах.
Темнота скрадывала очертания и суть, и тем не менее Максим понял, кто навалился на него минутой ранее. Догадка обрела форму. У Максима спёрло дыхание, когда он увидел перед собой напавшего. Эту фигуру он бы ни с чем не спутал; кроме того, их разделяло буквально несколько шагов. Каким-то необъяснимым, чудовищным образом труп, что притащил Максим, поднялся с пола – ожил! – и набросился на него…
Выдержать подобное зрелище и откровение было выше сил испуганного, утомлённого человека. Поэтому в следующую секунду Максим развернулся и выбежал в ночь – в полном молчании, опутанный оковами неописуемого страха. Он бежал, и бежал, и бежал, даже когда чудилось, что сил не осталось вовсе; он нёсся во тьме будто бы наугад, не разбирая дороги, и остановился, вымотанный, обессиленный, лишь за пределами кладбища, отбежав от него на добрые две-три сотни метров…
Глава 5
Среда
Нельзя сказать, что морг обладает хоть какой-нибудь привлекательностью. Разве что, по мнению Анатолия, для некрофилов, которым всё равно с кем спать, бомжей, которым всё равно что жрать, и патологоанатомов, находящихся здесь по долгу службы. Но без подобных зданий не обойтись, особенно в стране, где из-за поганого, неизвестно откуда взявшегося вируса годы назад государственность мутировала, превратившись в чудовище-каннибала. Приходилось банально прятать трупы от живых «соотечественников» усопших. Даже если людоед питается консервированной пищей, не стоит забывать ни о происхождении этой пищи, ни о том, что людоед, по когда-то считавшимся общепринятыми меркам, остаётся монстром, аномалией. А аномалию лучше не провоцировать, обходя стороной.
Перед дверью, за которой лежало тело Медянкина (или «возможно, Медянкина»), Анатолия встретил Вольский. Сразу обращал на себя внимание надменный взгляд коллеги, что, в своём роде, прекрасно сочетался с внешностью и ухоженностью красавчика. Герера, в свою очередь, мало заботил собственный внешний вид. Вольский Анатолию никогда не нравился, и сейчас, когда они были вынуждены работать бок о бок, это чувство только возросло. Герер предпочёл бы вести дело в полном одиночестве, без начальников, подчинённых и напарников, но, увы, выбирать не приходилось.
Анатолий протянул мощную руку и, не скрывая презрения, обменялся рукопожатиями с обладателем изящной верхней конечности.
Верхняя конечность… нижняя конечность… Такие термины вошли в обиход наряду с «руками» и «ногами» вскоре после распространения вируса, когда его уже локализовали и можно было рассуждать о более простых вещах, нежели банальное спасение жизни. Однако если бы кто-нибудь предложил Анатолию сожрать Вольского, хотя бы из принципа, то, пусть даже лейтенант к тому моменту не ел бы две недели, он бы плюнул такому «советчику» в лицо. Было что-то природное, в худшем смысле этого слова, в самоуверенности Вольского, в его желании пускай незримо, но доминировать надо всеми и вся. По крайней мере, так казалось Гереру.
- Ну, - без особого желания начал разговор лейтенант, - какие успехи?
- А я должен перед тобой отчитываться? – отозвался Вольский, и не вызов прозвучал в его фразе, а сарказм, смешанный с полнейшим пренебрежением.
- Нет, конечно, не должен, - по возможности бесстрастно сказал Анатолий. – Но только в том случае, если хочешь проблем.
- От тебя, что ли?
- Нет, от тех, кто располагается чуть выше.
- Ты про Семёнова?
- Догадайся сам.
Вольский усмехнулся.
- А ты совсем не изменился с нашей последней встречи, Толя.
- Ты тоже, Женя.
Вольский сплюнул прямо на пол.
- Если думаешь, что мне доставляет удовольствие работать с тобой, да просто лицезреть твою унылую физиономию, то ошибаешься.
- Аналогично. С поправкой на тошнотворную рожу.
Вольский рассмеялся: такое ощущение, что ему понравились грубость и неуступчивость Анатолия.
- Ладно, - произнёс он, - коли в деле задействованы серьёзные верха, так и быть, потерплю твоё присутствие… какое-то время.
Анатолий на это ничего не ответил.
- Пойдём, взглянешь на нашего субчика.
Вольский открыл дверь и, в виде насмешки, галантно пропустил вперёд коллегу. Тот никак не отреагировал – просто зашёл внутрь.
- Как думаешь, это действительно Медянкин? – спросил он.
- Мне платят не за то, чтобы я думал на такие темы, - закрывая дверь, грубо откликнулся Вольский.
«Лейтенант, как и я, - подумал Герер, - но форсу больше, чем в маршале, а ведёт себя хуже ефрейтора. Зазнавшаяся блоха».
Вслух полицейский ничего подобного не сказал, а лишь пристально посмотрел на Вольского.
Тот вздохнул, делая вид, что устал от недалёкости Анатолия, и с неохотой выговорил:
- Облака, что бегут по небу, настоящие?
- Не исключаю.
- Вот тебе и ответ.
Анатолий сдержанно кивнул: напрягать обстановку было не в его характере, да и задачи такой не стояло.
Он подошёл к терпеливо ожидавшему их невысокому и плотному патологоанатому. С лицом, на котором ясно читалось «меня заботит только моя работа, а не ваши разборки», врач проговорил:
- Вы закончили? Тогда дайте мне секундочку.
Вольский пробормотал что-то вроде «Чем стоять подслушивать, занимался бы лучше делом». Он ждать не любил; впрочем, это правило к себе он, естественно, не применял.
Молчаливый – ему делить с Вольским было нечего, - врач открыл морозильную камеру, выдвинул столик и со словами «Предлагаю взглянуть на кое-что интересное» откинул покрывало.
Анатолий повидал всякое, но даже его, полицейского и каннибала со стажем, неприятно поразила открывшаяся картина. Истерзанное, можно сказать искорёженное голое тело, всё покрытое кровью, лежало перед ними на металлической платформе.
Гереру подумалось:
«Неужели найдутся столь голодные и безумные бомжи, которые позарятся на этакое блюдо?»
В голове тут же возник образ, от которого Анатолию даже стало нехорошо. Не то чтобы затошнило, но сделалось очень неприятно.
Взгляд полицейского не зацепился ни за что необычное, кроме многочисленных ран, явно нанесённых острым предметом. Анатолий с отвращением и некоторым сочувствием подумал о работе патологоанатома.
И вдруг кое-что привлекло его внимание. Нечто, чего он раньше не замечал, поскольку оно не относилось к какой-то конкретной части тела, а было связано с мертвецом в целом.
- Скажите… - начал он.
- Владлен, - подсказал врач.
Анатолия совершенно не интересовало имя медика – полицейский задумался, потому что размышлял над неожиданной догадкой, над тем, насколько она имеет право на существование. Он ещё раз окинул взором мерзкое мёртвое тело. Да, всё говорило в пользу того, что он прав.
Патологоанатом терпеливо ждал. Вольский с деланым безразличием переводил взгляд с трупа на коллегу и обратно.
«Владлен так Владлен».
- Послушайте, Владлен, - наконец заговорил Герер, - у трупа имеются какие-либо механические повреждения?
- Если не считать, что его всего исполосовали? – иронически спросил патологоанатом.
- Да.
- Нет. Больше никаких «механических повреждений».
- В таком случае, - продолжил Анатолий, - почему создаётся впечатление, будто его всего переломали? Я понимаю, тело изрезали, чтобы затруднить опознание, и результат этого, как говорится, налицо. Но ведь таким образом невозможно деформировать кости, словно пройдясь по ним молотком. То же касается и пребывания трупа в воде. Взгляните, - он ткнул пальцем в мертвеца, - руки искривлены, ноги тоже, шея согнута, спина будто сломана…
Вольский теперь не отрывал взгляда от трупа и согласно кивал. Когда Герер закончил, Евгений спросил, и прозвучало это достаточно серьёзно:
- Значит, ты тоже заметил?
- Ну, глаза у меня пока на месте.
- А я думал, нам всем показалось. – Сейчас уже в голосе Вольского слышались привычные саркастические нотки.
- Имеет смысл взять пробы для генетической экспертизы, если этого ещё не сделали, - сказал Анатолий.
- И здесь мы тоже тебя опередили.
- Ну и прекрасно. В таком случае, я могу оставить это дело более компетентным и зорким людям.
- Ничего не выйдет. Не забывай про Семёнова.
Патологоанатом Владлен явно заинтересовался, о каком Семёнове речь, но смолчал: его дело – копаться в трупах, а не заниматься расследованиями. У каждого своя задача. Короткая фраза из четырёх слов, которая стала негласным девизом страны К и на которой только и держалась ставшая явью кровавая, кошмарная фантасмагория.
«Сказал бы кто-нибудь нашим предкам, что их потомки будут жить в высокотехнологичном государстве, где во главе угла встанет каннибализм, они бы подняли этого человека на смех, - подумал Анатолий. – Или того хуже – упекли бы куда-нибудь».
По его лицу пробежала кривая усмешка.
- Над чем смеёмся? – поинтересовался Вольский.
- Да вот, кажется, нашёл кое-что, ускользнувшее от внимательных глаз более компетентных людей.
- А именно?
Вместо ответа Герер указал на раскрытый рот Медянкина… или того, кто, скорее всего, им являлся.
- Зубы, - кратко пояснил лейтенант.
Владлену и Вольскому потребовалось некоторое время, чтобы догадаться, на что намекал Анатолий. Потом глаза Владлена расширились от изумления, и Вольский тоже удивился, хотя его реакция не была столь очевидной.
- А тебе не зря платят деньги, - сказал Евгений.
- Тем и живём.
Ещё в юношестве, во время драки, Медянкин потерял один зуб. Ему поставили золотой. Жила семья Медянкиных бедно, денег на имплантант не хватило бы. Позже, уже став владельцем сети аптек и разбогатев, Алексей Медянкин, однако, не стал менее эксцентричной личностью, чем был, и одной из его «странных» черт была любовь ко всему старому. В том числе к тому, что имело отношение к нему самому. Он так и не избавился от золотого зуба, не поставил на его место более качественный заменитель. Все мы родом из детства, и возможно, дело в воспоминаниях, связанных с этим зубом. В любом случае, в тот день, когда он пропал, золотой заменитель всё ещё был на месте. А теперь вместо него красовался другой зуб: либо имплантант, либо, что уж совсем невероятно, натуральный.
«Он что, в день исчезновения решил-таки избавиться от золотого зуба? – подумал Анатолий. – Или кто-то сделал это за него? Возможно, уже после смерти Медянкина. Но зуб бы просто не прижился. О чём это говорит? Да ни о чём, - ответил Герер сам себе. – Надо уточнить этот момент у жены Медянкина, Раисы. И вообще пройтись по свидетелям».
Ещё что-то смущало Анатолия во внешнем виде «нового» зуба. Даже всей челюсти. Как будто резцы увеличились, а клыки не просто стали больше, но ещё и острее… Однако возможно ли такое?
- Как появятся результаты генетической экспертизы, немедленно сообщите, - сказал Анатолий.
Затем развернулся и вышел из тёмного, наполненного смертью помещения.
- Куда мы? – осведомился Вольский, следуя за коллегой.
- Сперва наведаемся к тем ребятам, что нашли тело, - к Юлии с Александром. Вдруг вспомнят что-нибудь важное. Надо ковать железо, пока горячо… пока память при них.
- Вряд ли они скоро забудут то, что видели и мы минуту назад. – Вольский кивнул на закрытую дверь и усмехнулся.
- Тем лучше, - немного цинично заметил Герер; впрочем, куда в работе полицейского без взвешенной доли отстранённости? – А потом ещё раз заглянем к Раисе – уточним новые факты. И старые тоже не мешало бы прояснить.
- Какие?
- Там разберёмся. Ты на машине?
- Нет, мне сказали, что на машине – ты.
- Я так и знал. Вечно мне что-нибудь подложат: то свинью, то Вольского.
Вольский громогласно расхохотался.
- Таким ты мне нравишься больше, - сказал он.
- А ты мне вообще не нравишься.
Новый взрыв смеха, на который Анатолий не обратил внимания. Только обернулись в их сторону два шедших по своим делам человека в белых халатах.
- Идём. Машина за углом.
- За дальним или ближним?
- За прямым.
Глава 6
Среда
Константин Вильсон ехал по городу С на своём шикарном автомобиле, ведомом профессиональным и, что немаловажно, молчаливым водителем. Кариму платили немало за то, чтобы он хорошо выполнял свои обязанности и не лез в дела тех, кто сильнее его. Этим шофёр и занимался.
Сидя на заднем сиденье и машинально играя в кармане с тревожной кнопкой, Константин размышлял о том, кого подключить к делу. Десятки кандидатур проплывали перед его мысленным взором; Вильсон знал и помнил всех людей, кто когда-либо оказал ему услугу или мог это сделать.
«Остряк? Но у него какие-то проблемы с полицией… Кобра? Слишком приметная. Куб? Возможно, возможно…»
Он позвонил по засекреченному номеру, и ему никто не ответил. Значит, Куб на задании…
Константин поразмышлял ещё некоторое время и наконец остановился на кандидатуре Меченого.
«То, что надо».
Снова телефонный звонок, и на этот раз его сбросили. Это означало, что Меченый свободен и готов встретиться.
Вильсон убрал смартфон и сказал водителю куда ехать.
Спустя пятнадцать минут они были на месте.
«Ещё те трущобы», - подумал Вильсон.
Но лучше места, чтобы спрятаться, не найти. Спрячь дерево в лесу, а отбросы – в компостной куче.
Машина стояла возле их условленного места, там, где им уже приходилось встречаться несколько раз. Вильсону хотелось закурить, он даже достал пачку дорогих сигарет «Сила К», но просто вертел её в руке: открывать окно и закуривать в такой ситуации было бы верхом безрассудства. А что если их кто-нибудь увидит? Что если кто-то следит за ним самим или за Меченым? И только и ждёт возможности выстрелить… В работе Константина всегда присутствовала доля риска, и немалая.
Но вот незапертая дверца машины открылась, и Меченый, не здороваясь, сел в салон. Это был крепко сбитый человек чуть выше среднего роста со шрамом над левой бровью. Меченый утверждал, что получил его, когда служил в армии.
Почти у всех «кандидатов» Вильсона имелась соответствующая подготовка. И очень кстати.
«А в предстоящем деле военный опыт наверняка пригодится парню», - подумал Константин и махнул рукой Кариму: дескать, трогай.
Водитель, который всегда был начеку, увидел в зеркало заднего вида этот жест и поехал прочь от деревянный развалюх на окраине города. Если шеф не дал конкретного указания, можно ехать куда угодно; указания последуют позже.
- Очень рад, что ты свободен, - не глядя на Меченого, сказал Вильсон.
«Свободен и на свободе», - мысленно произнёс Константин.
Меченый ничего не ответил, не кивнул и никак иначе не отреагировал на слова Вильсона – ждал.
- У нас возникли осложнения… я бы даже сказал, трудности, - говорил Константин, - и ты тот, кто может нам помочь.
- Всегда к вашим услугам, господин Вильсон, - своим низким голосом ответил Меченый.
Константин кратко ввёл его в курс дела и показал фотографию Медянкина.
- Ты его, конечно же, знаешь, - сказал Вильсон.
Меченый кивнул.
- Сделай так, чтобы больше никто о нём не знал. Не слышал, не видел. Это очень важно, как ты понимаешь. Но только в том случае, если это он.
Меченый вопросительно приподнял бровь.
Вильсон пояснил.
Меченый снова кивнул: он всё понимал и умел хранить тайны. За это ему и платили – за умение быть молчаливым в любой ситуации и исполнительность. Потом убийца кивнул ещё раз, когда Константин назвал цену: она Меченого более чем устроила. Если он и удивился такой большой сумме, то ничем этого не выдал: Меченый был профессионалом как в самих «делах», так и во всём с ними связанном.
- Возможны осложнения. Дело очень щекотливое. Вести себя надо предельно осторожно. Меры, которые следует принимать, на твоё усмотрение, но не забывай о том, что я сказал.
Меченый внимательно слушал и впитывал. Вильсон умолк, и убийца решил, что настало время задать пару важных уточняющих вопросов.
- Полиция?
- Если будет мешать, старайся избегать нагнетания обстановки: это нам совсем ни к чему. Главное, выполнить задание. Но если будут слишком надоедать и подберутся чересчур близко, успокой их. Нам не нужно внимание ни полиции, ни властей, ни кого-либо ещё. У нас там есть свои люди, так что дело мы постараемся замять, но пока это невозможно.
Константин подумал, не многого ли он требует от «помощника». Однако Меченый – матёрый волк, побывал в самых разных передрягах. Да и платят ему очень и очень хорошо: за такие деньги не грех постараться. Самое главное для Вильсона и тех, кто стоит за ним – и над ним, - сохранить всё в тайне. А для этого, в их случае, все средства хороши.
- Дополнительные указания?
- Обрати особое внимание на всех, кому может быть что-то известно…
Константин не договорил, но Меченый и так всё понял.
- Масштаб?
Имелся в виду масштаб операции.
- Самый крупный. Пока ограничимся пределами города.
- Пока?
- Ну ты же ещё не приступил к заданию. Надеюсь, после того как это случится, мы будем оперировать уже меньшими территориями.
- Связь?
- По обычной линии. Я всегда готов тебе помочь, ты знаешь. Особенно в этом деле. Но не злоупотребляй моими возможностями.
Меченый наконец повернулся и посмотрел на Вильсона. Дрожь пробирала от такого взгляда, впрочем не Константина. За свою бытность «в законе» кого он только не повидал, с кем только не скрещивал шпаги… Был у него опыт общения с опасными личностями и до того, как он стал известной и влиятельной персоной.
- Всё понятно. – Меченый улыбнулся: странно, едва заметно, самыми краешками губ.
- Карим, езжай к ближайшему метро.
Дальнейшей путь они проделали в полном молчании. Вильсон и Меченый сидели рядом, но казалось, эти два человека не знают друг друга. Константин смотрел в окно, а убийца – перед собой, словно бы в пустоту.
Шофёр плавно остановил машину на некотором отдалении от входа в метро. Карим прекрасно знал, что определённые «гости» его шефа не хотели бы, чтобы их видели в компании Вильсона и выходящими из его машины. Ни слова не говоря, Меченый покинул автомобиль, закрыл за собой дверь и неторопливым шагом направился к лестнице, над которой возвышалась большая красная буква «М».
Вильсон посмотрел в боковое окошко, ему вслед, а затем перевёл взгляд на Карима.
- Езжай домой.
Машина, так же плавно, как останавливалась, тронулась с места.
«А я сделаю пару важных звонков», - подумал Вильсон, доставая смартфон.
Глава 7
Среда
После того что случилось на кладбище, Максим ещё долго не мог прийти в себя. Он бродил по обезлюдившим улицам города С, но страх, пробравшийся, кажется, в самые кости, так и не отпускал. Бездомный был напуган, дрожал от холода и хотел есть.
Однако какой кров могла ему предоставить столица? Тем более, бесплатно. Если бы у него были деньги, он бы купил что-нибудь в одном из супермаркетов; сеть «Жратва», например, предлагала широкий выбор недорогих каннибальских продуктов. Но у бомжа не хватало средств и на такие бюджетные покупки. Не шло речи и о кабинках удовольствия, где выдавали небольшие порции еды всем, кого Страна К сочла достойными, то есть тем, кто обладал скидочными, социальными, пенсионными карточками. А чтобы попасть в рассадник и сделать пару укусов от какой-нибудь симпатичной беспринципной девушки или юноши – для Максима пол торговца телом не имел никакого значения, особенно сейчас, - тоже требовались дены. А у него их не было: ни в кармане, ни на счёте, потому что и счёта-то самого не было.
Максим плёлся по очередному переулку, кутаясь в рваньё. Он привык к холодам и справлялся и с более сильным понижением температуры, правда, тогда было где укрыться и ужас напополам с голодом не терзали его тело и душу. Теперь же, несчастный и разбитый, в какую бы дверь он ни постучался, никто не открывал ему.
«Уж лучше бы прогнали, - в отчаянии думал Максим. – Хуже нет, чем когда тебя не замечают».
В этом, конечно, были свои плюсы, если речь шла о полицейских, хулиганах или каких-нибудь особенно злых или ответственных гражданах, которые считали своим долгом прогнать бездомного либо заявить о нём куда следует. В основном же никому не было до него дела. Сейчас же обратная сторона такой невидимости играла с её владельцем злую шутку.
Максим постучался в очередную дверь, неловко, неуверенно. И снова в ответ тишина. Как же быть? Ему нужен ночлег! Хотя бы чтоб банально не сойти с ума. И если он немедленно чего-нибудь не съест – чего угодно содержащего мясо, - то попросту умрёт: так ему представлялось.
Максим остановился, обнял себя руками и начал растирать плечи, чтобы хоть немного согреться. Затем он перешёл на предплечья, и вдруг левое пронзила боль. Бездомный вздрогнул, скривился и одновременно удивился: до того никакой раны он тут не ощущал. Максим аккуратно залез пальцами под грубую рваную материю и пощупал болевшее место. Ну точно, ранка; не очень большая, вот он её и не заметил. Откуда же она взялась? Наверное, та неведомая страхолюдина на кладбище всё-таки добралась до него.
Вспомнив это, Максим поморщился и содрогнулся пуще прежнего.
«Повезло, что жив остался».
А потом задался вопросом: как это возможно, чтобы труп – или что это было – разгуливал по территории города? Ну ладно, кладбища. Откуда он взялся? И кто такой тот долговязый, что его притащил?..
Но, вероятно, все эти вопросы так и останутся без ответа. Не то чтобы Максима волновало, откуда что взялось, однако любопытство, просочившись исподволь, разгоралось само по себе, без его участия. Кроме того, оно помогало отвлечься от холода и голода. Ужас на кладбище был, но прошёл, а жрать хотелось по-прежнему. И ночлег… где-то надо найти ночлег. Подойдёт любой: Максим не привередливый.
Наконец ему улыбнулась удача – или то, что считалось за неё у бездомных: в одном из переулков, в углу, были свалены кучей картонные коробки. Максим засеменил к ним. Луна одиноко горела в небе; выхлопы фабрик и заводов скрывали свет звёзд. Привыкшие к темноте глаза бомжа высматривали рядом с коробками пропитание. Максим знал по опыту: в городе, там, где лежит мусор, к тому же если он лежит долго, обязательно заведутся крысы. Им ведь тоже хочется есть…
Не сходя с места, вообще не двигаясь, застыв, словно монолит, Максим вглядывался в ночной мрак, пытаясь найти загулявшую крысу. Толстую или худую, не имело значения; любая подойдёт, чтобы слегка утолить разыгравшийся голод, заморить червячка.
И вот рядом с одной из коробок бездомный уловил быстрое, нечёткое движение. Он подождал ещё немного, чтобы убедиться, что не ошибся. Его терпение было вознаграждено: жирная – и, похоже, старая – крыса выползла прямо в полосу лунного света. Удивительная неосторожность…
Максим сорвался с места – бросок вперёд, руки с поломанными ногтями вытянулись к желанной добыче, гнилые зубы уже ощерились в гримасе нестерпимого голода. Крыса попалась! Зверёк попытался вырваться, заёрзал, запищал, но Максим держал крепко. Прежде чем бомж свернул крысе голову и погрузил зубы в её плоть, упиваясь запахом и вкусом мяса с кровью, крыса успела укусить бродягу. Максим, поглощённый трапезой, не обратил на это внимания.
Покончив с «угощением», Максим вытер одеждой кровь со рта, рыгнул и поплёлся в сторону уютно, на его взгляд, возвышавшихся коробок. Улёгся, зарывшись в них, закрыл глаза и тут же, довольный, уснул. Холод больше не беспокоил его, да и чувство голода пока тоже…
Кто-то с силой выдернул Максима из его удобного и тёплого лежбища.
- Ты что тут делаешь, мразь?! – послышался гневный голос.
Утреннее солнце больно било по глазам. Спросонья Максим не понимал, что происходит.
- Это моя территория! Вот я тебя научу уму-разуму!..
Очень скоро бездомный понял что к чему: благо, уличная жизнь обострила все инстинкты и научила молниеносно реагировать на опасность. Даже странно, что он не заметил его, не почувствовал. Настолько сильно вымотался – и физически, и эмоционально? Может быть…
А опасность была более чем реальная. Другой бомж цепко держал правой рукой Максима за шею. Максим начал задыхаться. В левой руке у напавшего была зажата арматурина. Максим понял, что если сейчас же чего-нибудь не предпримет, то очень сильно пожалеет. Возможно, до смерти…
Без разговоров, не тратя силы и время на объяснения, Максим извернулся и больно наступил нападавшему на ногу. Второй бездомный сжал зубы, из глаз у него хлынули слёзы. Воспользовавшись этой заминкой врага, Максим оттолкнул его, и тот упал на асфальт; арматурина вылетела из руки. Покашливая – вот гад, чуть не удушил! – Максим прыгнул за выроненным оружием, схватил его и обернулся.
Он не хотел пускать арматурину в ход, собирался только пригрозить ей, чтобы прогнать злобного бомжа. Может, это действительно его территория, однако для Максима подобные мелочи не имели значения, когда речь шла о его собственной жизни. Вообще-то он предпочитал соблюдать неписаный кодекс бездомного и уважал права своих собратьев, тем более что любой из них, защищая свои «земли», мог его побить – или того хуже. Но Максим понимал: если он не справится с тем, кто напал, то поплатится за это. Бомж может просто так не успокоиться – позвать друзей или продолжить преследование в одиночку. Однако зла ему Максим не желал.
И тем не менее, он взмахнул арматуриной – чисто машинально, рефлекторно, автоматически, - когда свирепо зарычавший бездомный, не испугавшись угрозы, налетел на него. Удар по голове, и лицо бомжа перекосилось. Он рухнул наземь и больше не поднялся.
Максим оторопело взирал на распростёршееся перед ним тело, на лежащие рядом осколки зубов и кровь. Он редко кого убивал, в особенности людей, пускай и таких же бездомных, как он сам.
И вдруг случилось что-то невероятное: вспышкой, волной проснулся, поднялся, обрушился на него голод! Кошмарный, неконтролируемый…
Миг помутнения, затемнения, и Максим пришёл в себя уже на корточках. Он погружал зубы в плоть убитого бомжа, рвал её и поглощал, даже не жуя. Никогда раньше с ним такого не случалось. Арматурину при этом Максим не выпускал из напряжённой руки.
- Эй ты, отойди от него! А то пристрелю!
Максим вскинул голову. С его губ капала кровь поверженного врага. Перед Максимом во всей красе стоял полицейский и целился в него из пистолета.
Страх и непонимание тотчас налетели и овладели бездомным. Он вскочил и в растерянности огляделся. Что с ним произошло? И что ему делать дальше?!
- В участок захотел, чёртов троглодит? – сквозь зубы прорычал полицейский.
Тогда Максим поступил так, как подсказала ему интуиция. А может быть, объявший его, лишавший контроля и разумности ужас. Почти не размахиваясь, он бросил в полицейского арматуриной, не желая навредить служителю порядка, а с целью просто отвлечь. И промахнулся. Развернулся и помчался стремглав по переулку.
- Стой! – донеслось ему в спину. – Или пристрелю как собаку!
Но Максим не останавливался.
Впрочем, никто не палил ему вдогонку. А когда раздался громогласный надсадный хохот полицейского, Максим понял, что никто и не собирался стрелять.
Переулок мелькал за переулком, сливаясь в одну огромную индустриальную змею. Бездомный не прекратил бегства, пока не увидел открытую дверь и не забежал внутрь. Ему было всё равно, кто не закрыл её и кому принадлежало помещение, где он оказался: главное – спасти свою жизнь. Даже если полицейский не хотел его убивать, он вполне мог арестовать Максима, а повторения издевательств, когда-то выпавших на долю бездомного в участке, тот отнюдь не жаждал.
Замерев на месте и отдышавшись, Максим осмотрелся. Пустое пространство… Какая-то ведущая наверх лестница…
За спиной Максима послышались тяжёлые шаги. Не отошедший от только что завершившегося ужаса, бездомный рванулся единственным путём, который ему оставался, - вверх по лестнице. Он попал в коридор, окружённый запертыми старомодными дверями. Максим дёрнул одну, вторую… закрыты! Наконец одна из дверей отворилась, и он забежал в тёмное помещение без окон и закрыл за собой дверь. Кажется, пронесло…
Позади Максима послышалось тихое шевеление, и в то же мгновение загорелся свет. Бездомный резко обернулся и услышал елейный голосок:
- Эй, милок, ты ко мне? А деньги-то у тебя имеются?
В голосе звучала не насмешка, но лёгкая ирония, и принадлежал он внушительной комплекции молодому человеку, блондину со светлыми глазами, сидевшему на кровати. На голой груди – незастёгнутая старая рубашка. Одна рука юноши была перебинтована, на другой не хватало нескольких пальцев. Кроме того, на груди у парня имелось множество шрамов.
Парень улыбнулся перекошенными губами и сказал добродушно:
- Меня зовут Кусманчик. А ты кто будешь, милый? И как сюда попал?
Несмотря на некоторую ограниченность ума, на догадливость Максим не жаловался: он сразу понял, что попал в рассадник. Аналог публичного дома, только сюда приходили не за сексом – или не только за ним, - а чтобы утолить свои «гастрономические» желания. Вездесущий каннибальский голод…
Максим похлопал глазами, поразмыслил и пришёл к выводу, что ничего страшного не случится, если он назовёт своё имя. Бывшее имя. А может, придуманное.
- Когда-то, - прохрипел он, - меня звали Максим…
Глава 8
Среда
- Думаю, имеет смысл разделиться, - сказал Вольский, когда они с Герером ехали по городу.
Сидевший за рулём Анатолий задумчиво кивнул.
- Я тоже так считаю.
- Мог бы и раньше поделиться своими соображениями.
- Зачем? Я же знал, что тебе не под силу промолчать.
Вольский усмехнулся, но ничего на это не сказал.
- В таком случае, договорились, - заметил Анатолий.
- А я ведь ещё не соглашался.
- А я и не спрашивал.
- И не собирался, - добавил Вольский с ещё одной усмешкой.
- И не собирался, - подтвердил Герер.
- Знаешь, ещё немного, и я начну думать, что ты нормальный парень… упаси меня бог.
- Какой нормальный парень? Мы живём в стране каннибалов.
- Да, верно. Что-то я запамятовал.
- А ты веришь в бога?
- Лучше верить в него, чем в абсолютный хаос… где, кажется, мы и пребываем.
- Не знал, что ты философ.
- И впредь не будешь знать. Я тебя подкалываю.
- Понятно. – Анатолий крутанул руль, машина повернула и затем остановилась. – Что ж, отсюда до места, где проживает наша Юлия, совсем недалеко. Доберёшься?
- Постараюсь.
Вольский вышел из машины.
- Если повезёт, застанешь их вместе с Александром, - напутствовал Герер.
- А если нет?
- Ну, у тебя же профессиональная память. Адрес Александра помнишь?
- На амнезию пока не жаловался. Бывай.
- Бывай, - откликнулся Герер. – Я прямиком к Раисе. Может, мне она скажет то, чего не говорила тебе.
- Мечтай.
И, когда хлопнула закрытая Вольским дверца, Анатолий тронулся с места.
Огромный особняк Медянкиных Анатолий заприметил ещё издалека. Строение выделялось на фоне типичных одно- и двухэтажных загородных домиков на скромных размеров участках, как Джомолунгма на фоне кочек. Герер присвистнул: он, конечно, ожидал всякого, и даже запредельной роскоши, но всему же должен быть предел… Должен ли?
Анатолий припарковался у ворот и вышел из машины. Дневное летнее солнце припекало и слепило глаза. Он подошёл к кнопке у закрытых ворот, вдавил её и отпустил только секунд через пять.
Герер ждал. Вскоре послышалось чьё-то недовольное ворчание, и за воротами показалась физиономия охранника, вооружённого, как отметил лейтенант, автоматом.
- Чего надо? – более чем отчётливо сознавая собственные важность и величие, бросил охранник.
Анатолий молча показал ему удостоверение.
- И чего? – сделал вид, что не понял, охранник.
- И ничего. Открывай.
- Зачем это?
- Хочу побеседовать с твоей хозяйкой.
- Никого нет дома.
Анатолий обречённо вздохнул.
- А если мы проверим?
- Кто мы? – на сей раз, кажется, действительно не понял охранник.
- Полиция.
Охраннику понадобилось некоторое время, чтобы всё обдумать и принять решение.
- Раиса Фёдоровна просила её не беспокоить.
- Ко мне это не относится.
Охранник уже не знал, как реагировать.
- Вы думаете?
- Уверен. Открывайте ворота. Разговор не займёт много времени.
Привратник скорчил сомневающуюся рожу.
Анатолий терпеливо ждал.
- Ну хорошо, - сделал-таки одолжение охранник.
Зыркнул недовольно на Герера (лейтенант ответил ему тем же), но ворота всё-таки открыл.
Анатолий вернулся в машину и загнал её на стоянку у особняка. Затем проследовал внутрь громадного строения.
Герер не успел полностью восхититься и насладиться представшей перед ним роскошью, когда услышал, как его окликнул женский голос. По-юношески звонкий, но в нём слышались усталость и грусть.
Анатолий оторвался от созерцания дорогущих люстр и картин – наверняка подлинников, - обернулся и увидел Раису, спускавшуюся к нему по центральной лестнице.
- Добрый день, - сказала моложавая женщина с русыми волосами, подходя к Гереру.
Он поздоровался и представился.
- Чем обязана вашему приходу? Выяснили что-то новое?
- Пока нет, но ради этого я здесь.
- Вряд ли я смогу вам помочь… Я уже всё рассказала вашему коллеге… как его? Лейтенанту Смольскому.
- Вольскому.
- Извините.
- Ничего. Он не в обиде.
Раиса улыбнулась приятной улыбкой.
- И тем не менее, я должен задать вам пару вопросов. Это не займёт много времени.
- Вы говорите прямо как в фильмах.
- Ага, старых. Или книгах. Работа такая.
- Ну что же, в таком случае, пойдёмте.
Она провела его в гостиную, слепившую глаза золотом и серебром, особенно сейчас, когда солнце стояло в зените и бликовало на поверхностях с вензелями. Они сели в большие, мягкие и, естественно, очень дорогие кресла, друг напротив друга.
- Хотите чего-нибудь выпить? – спросила Раиса. – Или вы на работе?
- Ваша догадка попала прямо в цель. В другой раз я бы не отказался, но не сейчас.
- А я, с вашего позволения, выпью.
Она встала, достала из серванта бокал, из холодильника – бутылку виски «Странник» непомерной цены, и налила себе немного. Анатолий терпеливо ждал. Раиса убрал виски обратно в холодильник, вновь села и хлебнула из бокала.
«Интересно, - подумалось Гереру, - сколько у них холодильников? А туалетов?»
О стоимости дома он предпочитал не думать, чтобы не нанести самому себе психическую травму, и, несмотря на это, именно богатство Медянкиных подтолкнуло его к первому вопросу.
- Как вы думаете, Раиса Фёдоровна…
- Можно просто Раиса, лейтенант.
- Тогда для вас я просто Анатолий.
- Я запомню.
- Так вот, Раиса, как вам кажется, у вас много врагов?
- Вы имеете в виду, у моего мужа?
- Нет, у вас обоих. Это ведь ваши совместные владения.
- Как бы.
- То есть?
- Зарегистрированы были на мужа. Моего здесь… совсем чуть-чуть.
Она снова хлебнула из бокала.
- А на кого оформлено наследство Алексея Павловича?
- А, вот вы к чему. Подбираетесь к мотиву. Ну так я его не убивала.
- И всё же, на кого?
- А никто не знает.
- Как так?
- Никто в глаза не видел завещания и не знает, что там написано. Алексей приглашал юриста, что-то с ним обсуждал и, кажется, составил-таки завещание, но кого он указал своим наследником и куда положил бумаги, никому неизвестно. Я, во всяком случае, этого не знаю.
- У вас, не побоюсь этого слова, шикарный дом.
- Я уже заметила, что вы под впечатлением.
- И неудивительно, не правда ли?
Она пожала плечами.
Анатолий не знал, как это рассудить, и продолжил:
- Много кому хотелось бы откусить кусочек от этого пирога. Хотя бы маленький.
- Забавно звучит, если вспомнить, в какой стране мы живём.
«Да уж, забавно», - подумал Анатолий.
- Вы кого-нибудь подозреваете, Раиса?
- Как я могу кого-нибудь подозревать, если не в курсе рабочих дел мужа?
- Он вам ничего не рассказывал.
- Почти ничего. А я не лезла, чтобы… Ну, словом, каждый должен заниматься своим делом.
- А вы чем занимались?
- Вела хозяйство. Это не так просто, как может показаться, учитывая масштабы, если вы понимаете.
Герер ещё раз обвёл взглядом помещение.
- Прекрасно понимаю. Но всё-таки создаётся впечатление, будто вы что-то от меня утаиваете.
- И почему же оно создаётся?
- Не знаю. Может быть, из-за ваших ответов?
- А что с ними не так?
- Да нет, всё так. Однако не поверю, что умная и наблюдательная женщина вроде вас, женщина, на хрупких плечах которой лежит забота о многомиллионном состоянии, не обращала внимания на связи мужа.
Анатолию показалось, что Раиса вздрогнула. Он подождал, но она молчала.
Тогда Герер задал следующий вопрос:
- Расскажите мне обо всех, кто кажется вам подозрительным среди знакомых мужа.
Раиса залпом допила остатки виски.
- На это уйдёт слишком много времени.
- Ничего, у меня его навалом.
- Но вы же шутите.
- Возможно. Но вместе с тем я на работе, а слушать – часть моей работы. Крайне важная часть.
Раиса снова вздрогнула и глубоко вздохнула. Отвела взгляд от полицейского, посмотрев на потолок: она определённо готовилась сделать какое-то признание.
- Иногда мне кажется, - заговорила она, - что среди знакомых Алексея вообще не было неподозрительных личностей.
- И тем не менее…
Она опять посмотрела на него – взором смелым, почти яростным, и, по продолжению фразы, Анатолий понял, что ярость эта обращена не к нему:
- И тем не менее, была одна личность, мне особенно неприятная. Может быть, не подозрительная, но мерзкая. Отвратительная. Я никогда бы не подумала… - Кажется, она хотела заплакать, даже приложила руку к губам – но сдержалась.
Анатолий молча ждал продолжения.
- Боюсь, что ничего не смогу сказать вам об этой личности, так как сама в глаза её не видела. Но я знаю. Я чувствую. Женщины всегда такое чувствуют. Особенно когда от мужа пахнет духами… дешёвыми духами! И эти волосы!.. – Её передёрнуло. – Я нашла в его вещах несколько длинных волос, но, когда спросила его, кто эта блондинка, он устроил такой скандал… Он, а не я. У нас были открытые отношения, и я бы простила ему, а он отчего-то…
Она недоговорила, обречённо махнула рукой и встала за новой порцией виски.
- А теперь он мёртв, - говорила она отрешённо, будто под гипнозом. – Уверена, вы нашли именно его тело…
- Данных генетической экспертизы пока нет.
Повернувшись с бокалом в руке, она покивала с таким видом, будто Анатолий пытался убедить её в том, что солнце холодное и зелёное.
- И мы уже ничего друг другу не скажем. Не объясним, - сказала Раиса и залпом выпила всё виски в бокале.
Гереру почувствовалась в её словах не столько боль, сколько обида: муж умер, словно бы специально унеся в могилу тайну своей измены, а она рассчитывала узнать правду.
«Все мы хотим знать правду», - подумалось лейтенанту.
- У вас не сохранились эти волосы?
Она покачала головой.
- Увы.
- Тогда такой вопрос: не мог ли ваш муж оформить завещание на свою любовницу?
Раиса опять пожала плечами, но на этот раз ничего загадочного в её жесте не было: «Конечно, мог» - говорил он. Но молодящаяся женщина делала вид, что ей это безразлично.
- Скажите, незадолго до исчезновения ваш муж не планировал избавиться от золотого зуба во рту? Может, хотел заменить его имплантантом? Или даже сделал это.
Раиса немного удивилась такому вопросу, но уточнять ничего не стала. Только покачала головой и ответила:
- Нет… нет…
Герер встал.
- Что ж, спасибо за помощь.
С одной стороны, Вольскому повезло: он действительно застал в квартире и Александра, и Юлию. Как объяснили молодые влюблённые, после случившегося, ставшего для них большим стрессом, они решили не расставаться надолго. Пока, во всяком случае.
А вот с другой стороны, беседа, длившаяся уже более получаса, не выявила новых фактов: ни важных, ни малозначимых. Никаких. Что бы ни спрашивал Вольский, парочка повторяла то, что и так уже знала полиция.
Вольский начал даже терять надежду, что было для него совсем нехарактерно, однако усилием воли заставил себя продолжить допрос: в первую очередь, он профессионал, а потом уже живой человек.
- А всё-таки что вы делали в промзоне?
- Гуляли, - ответил высокий и худой Александр.
- Странное место для прогулок, не находите?
- Да нет. Каждый в наш век развлекается как может. После вируса вообще стало очень сложно от чего бы то ни было получать удовольствие.
«Какие взрослые рассуждения, - подумал Вольский. – И какая детская реакция на найденный труп. Конечно, он был обезображен, но всё же… Они что, никогда раньше мертвецов не видели? Они же каннибалы! Едят себе подобных, в том числе и мертвечину. Что-то они скрывают…»
Как по щелчку, в тренированном уме Вольского зародилась идея. Он помолчал, раздумывая над новым вопросом: следовало сформулировать его как можно более точно.
- А от чего вы получаете удовольствие, Александр?
- Да от разного.
- А если чуть сузить область ответа?
- Больше всего я люблю мотоциклы, - произнёс Александр едва ли не с гордостью, и глаза парня загорелись.
Вольский степенно кивнул и повернулся к Юлии.
- А вы?
Сидевшая под руку со своим молодым человеком и немного комично смотрящаяся на его фоне, потому что была на две головы ниже, Юлия пожала плечами.
- Как и все девчонки, я люблю тряпочки, украшения… Ну знаете, всю эту ерундень.
- Вроде тех, что на вас?
Юлия, казалось, удивилась.
- А, эти? Это подарок Александра.
- Довольно дорогие.
- Мне для любимой ничего не жалко.
Александр поцеловал девушку в щеку.
- А вы когда-нибудь дарили подарки своему молодому человеку? – продолжал задавать вопросы Вольский.
- Ну естественно. Но главный подарок он пока не получил. Даже не знаете о нём.
Александр заинтересованно и удивлённо посмотрел на Юлию.
- Что за подарок?
У Вольского промелькнула догадка.
«Наверное, речь о ребёнке. А она сейчас скажет что-нибудь вроде “Потом узнаешь”».
Но полицейский ошибся: повернувшись к любимому, Юлия расплылась в лучезарной улыбке и произнесла:
- На день рождения – он буквально через неделю – я подарю ему мотоцикл. Саша так о нём мечтал!
Пока влюблённые мечтательно и многозначительно переглядывались, Вольский сделал соответствующие выводы. Он уже успел навести справки об этой паре, в частности об их финансовом положении, и, согласно тому, что он выяснил, позволить себе такие дорогие покупки они не могли. А кредит пока нигде не оформляли.
О чём Вольский, в весьма сжатой форме, и сообщил двум молодым людям. Улыбки тотчас исчезли с их лиц. Вольский понял, что попал в цель.
- Таким образом, если не хотите осложнений с законом, лучше сами всё расскажите.
- Что рассказать? – Юлия «встала» в боевую стойку.
Александр глядел на лейтенанта исподлобья.
Вольский посмотрел на них грустными глазами.
«Сейчас начнётся фаза “Я не понимаю, о чём вы говорите”. Надо пресечь её, немедленно. И следующую фазу тоже: “Я буду говорить только в присутствии своего адвоката”».
- Саша, Юля, поймите, - медоточивым голосом начал Вольский, - я ваш друг. Но я – офицер полиции. И я могу – и должен – заявить о вас в отделение. А там, среди прочих, служат гораздо более циничные и намного менее дружелюбные сотрудники. И что-то мне подсказывает: именно к ним вы и попадёте. А они умеют вытрясать из людей правду.
«Все мы хотим знать правду».
- Мне бы совершенно не хотелось, чтобы это произошло. И подобного легко избежать, если вы сами мне всё расскажете.
Он многозначительно умолк.
Юлия с Александром испуганно переглянулись.
«В яблочко!»…
…Стоя на улице возле многоквартирного дома, где жили Александр и Юлия, Вольский набрал на смартфоне номер Герера.
- Толя?
- Да?
- Есть новости?
- Найдутся.
- Аналогично. Заезжай за мной – поговорим.
Когда Вольский оказался в машине Анатолия, Герер рассказал ему о том, что ему удалось выяснить у Раисы Медянкиной.
- Выходит, Медянкин был гулякой, - подытожил Вольский.
- А ты сомневался?
- Ни секунды. Но нам ещё предстоит как-то отыскать эту кралю.
- Отыщем. И не таких отыскивали.
- Мне бы твою уверенность. Медянкин был очень осторожный человек…
- Только умер.
- Впрочем, когда речь идёт о любви и всяких плотских удовольствиях, почти все резко теряют осторожность.
- Будем надеяться. А что у тебя?
- Тоже неплохие новости, - ответил Вольский. – Правь к ломбарду на улице О.
- А что мы там забыли?
- Бриллиант.
- Бриллиант?
- Во всяком случае, так утверждают обнаружившие его ребята.
Сидящий за рулём Анатолий нахмурился – его мозги, получив очередную порцию информации, заработали в усиленном режиме.
Вольский решил ему помочь:
- Наши Сашка с Юлькой не такие пугливые, как может показаться. Это всё для отвода глаз. Наоборот, они очень смелые, даже безрассудные. И не совсем понимают, кому что можно говорить. Рядом с трупом они нашли бриллиант – и, разумеется, оставили себе. А нам всё это время пудрили мозги.
- А почему не взяли часы тоже?
- Часы перестали идти после контакта с водой. Удалось бы их починить и сколько бы это стоило – неизвестно. Да и если бы они пошли с ними в починку, это вызвало бы подозрения. Кроме того, они не мародёры. И не хотели оставлять мертвеца, так сказать, без каких-либо признаков, по которым можно определить, кто он такой был.
- Как благородно, - сыронизировал Анатолий.
- Но в итоге, нам же это помогло.
- Почти. Ждём результата генетической экспертизы. И золотой зуб, значит, они тоже не брали?
- Нет.
- Уверен?
- Я надавил на них. Они были напуганы до смерти и не стали бы ничего скрывать. Да и зачем им какой-то там зуб, когда есть бриллиант?
- Тоже верно. И что, большой камушек?
- В каратах они не разбираются…
- Было бы удивительно, если б разбирались.
- …Но, судя по их описанию, размером с ноготь на моём большом пальце.
Анатолий присвистнул.
- То-то и оно, - сказал Вольский. – Так что правь к ломбарду, где они заложили камень. Чувствую, мы напали на верный след.
«Хочется верить», - подумал Герер, езжая кратчайшей дорогой на улицу О.
Глава 9
Среда
Вильсон закончил очередной разговор и отложил смартфон в сторону.
Ну вот, звонки сделаны. Теперь все будут в курсе и вести себя станут более чем осторожно. А в случае осложнений примут меры. Тут, главное, не упустить момент, сообщить вовремя, что Константин и сделал.
- Включи музыку, - сказал Вильсон, откидываясь на спинку кресла.
Продолжая вести машину по оживлённой дороге, Карим правой рукой дотянулся до плеера и включил его. Полилась расслабляющая мелодия без слов.
Вильсон закрыл глаза и постарался представить что-нибудь приятное. Они справятся с этой ситуацией. Ведь уже не раз, когда возникали сложности, им удавалось решать насущные проблемы, и всегда – без осложнений.
Осталось только дождаться отчёта Меченого. А в том, что он скоро последует, Вильсон не сомневался: Меченый – сотрудник исполнительный. Кроме того, Константин был знаком с его способом вести важные дела…
Машина Меченого ехала по направлению к моргу. В багажнике лежали форма полицейского и халат врача и соответствующие бумаги: удостоверение и прочие необходимые документы… Меченый давно вращался в том обществе, которое не сказать чтобы благодарно, но с желанием его приняло, и потому обладал нужными связями. Один из знакомых когда-то, за справедливую плату, сделал ему нужную документацию. Качество – первоклассное, да и работа была проделана оперативно. А что касается формы и халата, раздобыть их гораздо проще: мало, что ли, в стране К фабрик по пошиву одежды? И увлечение косплеем никто не отменял…
Меченый беззвучно фыркнул: это у него сходило за смех. Смеялся он так не из-за снобизма или по какой-то иной, столь же глупой причине, а потому что предпочитал сохранять предельные концентрацию и настороженность, тем более когда находился на задании.
Этому он научился ещё в армии. Его первым и главным учителем стал сержант Прохоров. Невзирая на грубые манеры, Прохоров отличался проницательностью и умом и старался развить их в солдатах, которые попадали под его командование. На войне все средства хороши, и если, чтобы научить «духа» уму-разуму, приходилось отвесить ему пару пинков да подзатыльников, сопроводив это поминанием всем известной матушки, сержант так и поступал.
И Меченый был ему признателен. Вначале он, салага, ненавидел Прохорова, поскольку не понимал. Но возмужав и разобравшись в поведении старшего по званию, принял его точку зрения и согласился с ней. Если бы не Прохоров, Меченого, с его образом жизни, давно бы уже не было в живых. В армии, в сухопутных войсках, он дослужился до младшего лейтенанта; на новом поприще обрёл влиятельных знакомых. А раны… раны заживут. Шрамы же, как давно известно, только украшают мужчину.
Он остановился на пустынной улице, за пару кварталов от морга, и внимательно осмотрелся: ничего подозрительного. Расстояние, разделявшее место, где он припарковался, и здание морга, Меченый прошёл пешком. В руке он держал взятый из багажника свёрток с врачебной маскировкой.
Естественно, у него имелся проработанный план, основанный как на логике текущего момента, так и на богатом опыте подобных операций. Подобравшись к моргу, Меченый собирался в каком-нибудь укромном уголке переодеться во врачебный халат, проникнуть внутрь и выкрасть тело. На очередного врача никто не должен был обратить внимание. И вряд ли кому-нибудь придёт в голову проверять, чьё именно тело он повезёт на тележке к машине «скорой помощи», а рядом с моргом хоть одна, но всегда обязательно стояла. Если возникнут вопросы – а они, скорее всего, возникнут, - он представится врачом, посланным государственной службой безопасности. Якобы гээсбэшникам срочно потребовалось тело, и это дело первостепенной важности, связанное с одним из нынешних расследований, однако подробности он раскрывать не может, да и неизвестны они ему. Обычно, когда речь заходила о ГСБ, к людям, которые её представляли, относились по-особенному: со вниманием и уважением. А у него ещё и имелись при себе превосходно подделанные документы…
Конечно, была вероятность, что ему не поверят. Такое на практике Меченого происходило лишь раз за долгие годы его «службы». Тогда пришлось решать проблему пистолетом. Он, верный полуавтоматический друг с пятнадцатью патронами, и сейчас был при убийце. Он – а ещё бомба: если потребуется, он взорвёт морозильник морга вместе с телом. Как он понимал, самое важное в теперешнем задании – не допустить утечки информации. Он не знал, но хорошо представлял себе ставки в этой игре и цену ошибки. В случае форс-мажора он провернёт всё предельно шумно и эффективно: устроит настоящий хаос, в котором невозможно разобраться. И скроется. Его, Меченого, никто никогда не найдёт – поможет его годами отточенное умение прятаться и ждать. И, безусловно, высокие покровители, без которых он – ничто, но которые без него пропадут. Он слишком много знает. Однако Меченый упорным, самоотверженным трудом доказал, что ему можно доверять, и они не захотят ставить себя под удар, потеряв одного из лучших исполнителей. Если бы хотели, давно бы избавились от него; а они не хотят – более того, платят ему немалые деньги, большАя часть которых идёт на подготовку к новым заданиям…
Меченый завернул в глухой переулок, куда не выходили окна домов. Идеальное место, чтобы переодеться. Однако времени в обрез, надо торопиться.
Он уже начал раздеваться, когда услышал позади чей-то возмущённый голос:
- Что это ты тут собрался делать?!
Меченый вздрогнул – возможно, впервые за много лет. Повернулся и увидел перед собой какого-то дрища в аляповатой одежде.
- А ну вали отсюда, - разорялся дрищ, - не то полицию вызову! Нам тут не нужны неприятности! Давай-давай, бомжатина, или кто ты там, проваливай!..
План операции – чрезвычайно важной операции – оказался под угрозой. Меченый понял, что действовать надо быстро и решительно. Как на войне.
Он достал пистолет.
Дрищ тут же замолк и отступил, выставив перед собой руки.
- Да ладно-ладно, я пошутил. Делай что хочешь. В конце концов, даже если ты извращенец или вор, это не мои проблемы…
«Слишком много шума, - подумал Меченый, - и слишком велика опасность».
И выстрелил из пистолета с глушителем.
Нечаянный свидетель, оказавшийся не в том месте не в то время, упал с пробитой пулей головой.
Меченый понимал, что рискует, делая то, что делает, и оставляя следы своего пребывания, но сохранить жизнь дрищу, который видел его, не мог. На войне не так – там можно помириться… как-нибудь, когда-нибудь… Здесь же всё гораздо хуже и опаснее.
Меченый убрал пистолет, поднял выпавшую из оружия гильзу, спрятал в карман и затащил тело убитого подальше в переулок. Поискал глазами, куда можно его спрятать, и обнаружил мусорный контейнер. Поднапрягся и забросил труп внутрь. Вытер следы крови тряпьём из мусорки. Это было лучшее, что он мог предпринять в сложившейся ситуации. Отправив куски материи обратно в контейнер, захлопнул крышку.
От спокойствия Меченого веяло замогильной жутью – оно не раз помогало убийце в, казалось бы, безвыходных ситуациях, действуя на врагов, точно гипноз змеи – на зайца. Неважно где: на войне или в «мирной» жизни.
Часы тикали…
Меченый бросил картонку, которую отыскал здесь же, поверх кровяных разводов, маскируя их; сморщился при виде такого непрофессионализма и из-за столь неудачного стечения обстоятельств и вернулся к переодеванию. Вернее, хотел вернуться, уже начал стягивать одежду через голову, когда его остановил какой-то громкий шум. Доносился он – чуткий на ухо Меченый легко это определил – со стороны морга.
Меченый бесшумно прошёл к началу переулка. Шум не стихал. Убийца молниеносно выглянул наружу, оценил ситуацию и спрятался обратно. У него перехватило дыхание от смеси эмоций: гнева, негодования и смятения. Смятение было ненавистнее всего. Меченый любил контролировать ситуацию; всё, что не подчинялось ему, рассматривалось как враждебное и вредоносное.
Меченый мигом сориентировался и, прихватив свёрток с халатом и документами врача, бросился прочь. Плутая переулками, он направлялся к своей оставленной за пару кварталов неприметной машине. На ходу он достал смартфон, сделал звонок и, не дождавшись ответа, сказал несколько слов, после чего прервал связь.
Константин Вильсон сидел с озабоченным лицом. Страх грыз заммэра изнутри.
План сорвался. Меченый не смог избавиться от тела. Это плохо; это ужасно.
Более того, если убийца не врал – а не верить ему нет смысла, - ситуация складывалась наихудшим образом. Вокруг происходящего творилось слишком много суматохи и звучало чересчур много шума.
Подключить к этому делу кого-нибудь ещё? Но тогда велик риск окончательно засветиться.
Вильсон посмотрел на зажатый в толстой потной руке смартфон.
Позвонить тем, кого он предупреждал? Но они и без того настороже. Не пройдёт и пары часов, как им всё станет ясно. А излишнее вмешательство может всё только испортить…
Надо дать Меченому шанс.
Кроме того, имелась вероятность, пусть и исчезающе маленькая, что тело из морга всё-таки не найдут: его ведь уже нет на прежнем месте…
В любом случае, пока Вильсону оставалось то, что он ненавидел всем сердцем и, возможно, сильнее всего в жизни, - ждать. И надеяться…
Глава 10
Среда
Максим сел на кровать рядом с Кусманчиком, под неяркий свет дешёвого бра.
Молодой парень, торгующий телом – в прямом смысле торгующий, позволяющий кусать и кромсать его за деньги, пить из него кровь, - с интересом взглянул на собеседника. Точнее, на слушателя, молчаливого и благодарного.
Впервые за очень долгое время, а может, и за всю жизнь Кусманчик сталкивался с тем, что кто-то его слушает. Что кому-то небезразличны он сам и то, что он говорит. Для всех остальных он не представлял ровным счётом ничего. Ещё одна «мясная шлюха» для владелицы рассадника госпожи Риты; человек без прошлого, настоящего и будущего для «коллег» и охранников, и вовсе недочеловек для всех прочих, например полицейских.
Полицейские любили внезапно нагрянуть, скрутить и засадить в каталажку – под залог, который выплачивала госпожа Рита. У неё было много денег – не то что у Кусманчика или людей вроде него. Либо менты напрямую шли к начальству и выбивали из госпожи Риты деньги за молчание. Продажные, циничные, беспринципные личности. Но разве не таково всё общество?
Кусманчик так думал на протяжении долгих лет, с самого детства. После издевательств отчима, после тайных поеданий друзьями, которые они, естественно, и не собирались оплачивать, да и не могли, после несчастной и извращённой, с точки зрения «нормальных» людей, любви и, наконец, после судьбоносной, если её можно так назвать, встречи с госпожой Ритой. Она предложила ему «работу и кров»… на деле обратившиеся рабством и тюрьмой. И Кусманчик, будучи рабом, по-прежнему пребывал в этих тесных застенках и не знал, как вырваться. Да уже и не хотел.
Но этот Максим, этот запуганный, странный бездомный, одетый в рваньё – хуже, чем у самого Кусманчика, - чем-то сразу привлёк внимание юноши. А когда стал слушать – просто слушать не перебивая, - буквально разрушил картину мира, что складывалась у Кусманчика кирпичик за кирпичиком бесконечными, мучительными годами.
С Максимом в компании время летело незаметно. Кусманчик пересказал ему бОльшую часть своей биографии, в красках и подробностях, и всякий раз, когда приступал к новой главе собственных земных скитаний, полных боли и бессмысленности, ждал, что вот сейчас Максим перебьёт его. Или рассмеётся во весь голос, как делали остальные. Или больше того – молча развернётся и уйдёт. Ему ведь, по сути, здесь делать нечего. Однако этот момент всё не наступал, и Кусманчик говорил, и говорил, и говорил…
- Наверное, со стороны я выгляжу плаксой? – спросил он.
Максим на мгновение задумался, а потом отрицательно помотал головой.
- Знаешь, - сказал Кусманчик, - я ещё не встречал человека, способного так долго и с таким желанием слушать незнакомца. Тебе, наверное, при твоей-то жизни особенно не с кем поговорить?
Максим не ответил, даже не кивнул.
- Вот и мне тоже, - продолжал тогда Кусманчик. – Правда, у меня всё несколько лучше. Наверное. Зато тебя никто не пытается ни съесть, ни изнасиловать.
Молодой человек повернул голову к бездомному, посмотрел на него задумчивым, не до конца понятным Максиму взглядом – будто из-за завесы фантазии, сквозь флёр нереальности.
На этот раз Максим усмехнулся: такие наивность и простодушие поразили его. И сказал своим хриплым голосом:
- Меня пытаются убить.
Кусманчик покачал головой. Видимо, он ещё не окончательно огрубел и потерял связь с жизнью, подлинной, а не выдуманной так называемыми людьми или теми, кто хотел бы на них походить, раз им под силу сопереживать.
- И не только убить, - добавил Максим. – Знаешь, после всего того, что ты мне рассказал, я тебе… - Кусманчик подумал, что Максим скажет «сочувствую», но он произнёс, - завидую.
- Завидуешь? Мне? Почему?!
Максим неловко пожал плечами и промолчал.
- У меня ведь никогда не было нормальной жизни! – воскликнул Кусманчик.
- Вот именно…
- Не понимаю.
- Ты всегда жил в яме… А я… Не знаю… Может быть… Не уверен… - забормотал Максим.
Кусманчик во все глаза воззрился на бездомного.
- Ты не помнишь, кем ты был?
Максим сжал губы и ничего не ответил.
- Но хоть что-нибудь ты помнишь? Какие-то отрывочные воспоминания остались? Или что-нибудь приходит во сне?
Кусманчик хотел как лучше; желал подтолкнуть память Максима, чтобы спасти его. Если уж ему, Кусманчику, не удастся вытащить из ямы самого себя, он, по крайней мере, попытается протянуть руку помощи другу. Да, он уже воспринимал Максима как настоящего друга. А всего-то и надо было: послушать. Не затыкать уши и не отгораживаться невидимой стеной от другого, живого и разумного, существа.
Максим отвернулся и уставился в пол. Сны… Снятся ли они ему? О да. И ещё как! Во множестве. Но всё это пустые фантасмагории и галлюцинации, которые не несут с собой ничего рационального – один лишь бред.
На глаза бездомного навернулись слёзы. Если бы он только вспомнил!..
Глаза Кусманчика расширились, когда он увидел, как этот казавшийся пришельцем из иных мира и жизни человек плачет. Слёзы катились по щекам, падали на тряпьё, в которое Максим был одет, срывались на пол…
Максим рыдал и не мог остановиться. Возможно, ему просто надо было сбросить напряжение, скопившееся за последние часы. Нет, больше – за всё то время, что он пребывал на улице.
А ведь когда-то у него был собственный дом… или квартира… а может, комната… Он верил в это, он… почти помнил! Но когда он рассказывал о своих воспоминаниях другим бездомным, они лишь смеялись и издевались. И тогда Максим сам стал сомневаться, и чем дальше, тем сильнее. Но в глубине души он так хотел верить! И этот откровенный разговор с Кусманчиком разбередил его, казалось, зачерствевшую, будто уже несуществующую душу. Вот только душа никуда не девается; прячется, да, возможно – как совесть, страх, вожделение, - однако не исчезает. Это невозможно в случае с разумным живым созданием.
Кусманчик приобнял Максима, но тот отстранился. Тогда юноша сказал:
- Я как-нибудь могу тебе помочь? Я практически заперт тут, и у меня не столь много знакомств, но…
И вдруг почувствовал, как глупо звучат его слова. И, в конце-то концов, что он может предложить несчастному бездомному?
Не прекращая рыданий, Максим повернулся к Кусманчику и уткнулся лицом ему в бок. Молодой человек вздрогнул, потому что бомж коснулся одной из недавних, ещё не зажитых ран, но стерпел и не отстранился. Он снова попытался приобнять Максима, и на сей раз тот даже не шелохнулся.
А у Максима на уме сейчас было только одно. Лишь одно вертелось в его голове. Одно-единственное слово. Месть. Месть!.. И связана она была… с чем? Он почти ухватил причину; она тоже была короткой, в единственное слово, однако эту причину ещё надо было вспомнить…
Вспомнить! Почему он не может вспомнить?! Что же с ним сделали? И кто?!..
- Разумовский, - одними губами прошептал Максим.
Кусманчик удивлённо посмотрел на него, ожидая пояснения.
Его не последовало. Но Максим вспомнил. Не всё, но кое-что. Стресс, вызванный разговором, разбередил глубины памяти, те её области, которые, как чудилось, надёжно и навсегда похоронили давние воспоминания. Те самые, над которые смеялись; из-за которых издевались…
- Разумовский, - повторил Максим чуть громче.
- Разумовский, - эхом откликнулся Кусманчик. – Это он виноват, что ты потерял всё? Это он выгнал тебя на улицу и превратил в… - Юноша недоговорил.
Максим, со слезами на глазах, отчаянно кивал. Да, Кусманчик прав! И Максим наконец-то вспомнил! Не всё, нет, - но и того, что он теперь снова знал, было достаточно.
- Я найду его… - прошептал Максим. – Я найду Разумовского… и…
Кусманчик погладил его по плечу.
- Может быть, останешься ещё хоть на полчасика? Я дам тебе откусить от меня самый вкусный кусочек. И крови можешь попить. М-м?
Кусманчик не испытывал особенного влечения к Максиму – сейчас он относился к нему скорее как мать или отец относятся к несмышлёному, достойному лишь сочувствия ребёнку, нашкодившему и поплатившемуся за это, однако, по сути, в том совсем невиноватому.
- У меня тут есть все средства предохранения, - убеждал Кусманчик. – И зелёнка с йодом. И пластырь с бинтом. Ты ничем не заразишься. Тебе ничего не угрожает. И денег я с тебя не потребую. Всё по дружбе.
Пуще прежнего смущённый добротой нового знакомого, Максим кивнул.
Он примет предложение Кусманчика. В конечном итоге, и ему, Максиму, нужно отдохнуть и восстановить силы. А если друг предлагает помощь, хотя бы и такую, грех отказываться.
«Чёртов вирус! Как ты всё поменял, извратил!.. Но тебе не удастся лишить людей того, что им свойственно с момента зачатия человеческой расы, - души!»
И он припал жадными, голодными зубами к боку Кусманчика. Почувствовал свежее мясо, кровь… Главное, не сойти с ума от этого впечатления.
Прежде чем прикрыть от наслаждения глаза, Максим заметил, как их закрыл веками Кусманчик. Даже если ему было больно, тот никак этого не выдал: не вскрикнул, не вздрогнул…
Максиму было хорошо, а это – лучшее состояние, лучшее ощущение перед тем, как идти на важное и рискованное дело. Смертельно опасное. Но – необходимое, неизбежное. Перед тем как идти на месть.
Он найдёт Разумовского. И уничтожит. Отплатит той же монетой. Разрушит его жизнь и заставит умирать, медленно, мучительно. И через это обретёт спасение и спокойствие, и наконец всё – абсолютно всё! – вспомнит.
Он вернёт себе потерянную жизнь. Вернёт через смерть.
Левое предплечье Максима, там, где его подрал оживший мертвец – или кто была эта тварь? – обожгло внезапным приступом боли, но бездомный, погружённый в нахлынувшие волной мечтания и долгожданное, хоть и сиюминутное счастье, не обратил на это внимания.
Глава 11
Среда
Припарковавшись на улице О, Герер и Вольский вошли в ломбард.
Снаружи он ничем не выделялся на фоне остальных многочисленных ломбардов, которые довелось видеть полицейским. Когда коллеги оказались внутри, их ощущения не изменились. Типичный ломбард: тесный, бесшумный и пропитанный ощущением денег, причём денег, заработанных преимущественно нечестно. Такие деньги легко получить, но ещё легче потерять, и ломбард мог помочь клиенту как в первом, так и во втором случае. Никому не хотелось проблем с законом, поэтому владельцы ломбардов предпочитали работать честно. Или делать вид, что они честны перед различными кодексами, в том числе уголовным. Однако «деньги делают деньги», и чем больше ты их сделал, тем больше тебе хочется. Следовательно, разрешено всё то, что не запрещено – и не замечено. Кради – но будь предельно осторожен и насторожен. По крайней мере, подобные мысли навевал именно этот ломбард.
«Получается, есть в нём что-то своё, нечто особенное», - подумал Анатолий.
Но мысль свою продолжить не успел, поскольку занятый разговором – судя по всему, с очередным клиентом – владелец, упитанный лысый мужчина в очках, наконец обратил на них внимание.
Анатолий отвлёкся от досужих размышлений и тоже внимательно посмотрел на того, кого заинтересовал его вид. Впрочем, неудивительно, что их вычислили: несмотря на то, что оба полицейских были в штатском, определить, кто они, опытному глазу не представлялось сложной задачей.
Справился с ней и владелец ломбарда. Ни слова не говоря, он кивнул посетителю, рослому, непропорционально сложенному малому с длиннющими руками. Тот никак не отреагировал – просто развернулся, прошёл мимо, задев плечом Вольского, и скрылся с глаз, очутившись на улице.
Вольский, недовольный тем, что здоровенный мужик не смотрит, куда прёт, сморщился и обратил более неприветливый, чем прежде, взгляд на владельца заведения.
Анатолию физиономия человека, только что покинувшего ломбард, показалась подозрительной. Он почти не сомневался, что перед ними был преступный элемент. Но не пойман – не вор, и Анатолий переключился на ожидавшего их владельца ломбарда. Тот нетерпеливо переминался с ноги на ногу и постукивал пальцами по перегородке, за которой стоял; при взгляде на Вольского с Герером лицо его исказилось в гримасе неудовольствия, а может, отвращения.
Вольскому это не понравилось ещё больше.
Нравится владельцу, что его отрывают от работы, или нет, а у полицейских тоже были здесь свои дела, причём дела важные. И требовалось немедленно вмешаться, пока Вольский не взорвался и не налетел на, в общем-то, не сделавшего пока ничего страшного человека.
- Лейтенант Герер, - выступая вперёд, представился Анатолий и предъявил служебное удостоверение.
- А это? – неприветливо осведомился мужчина за стойкой, кивнув на Вольского, и скорчил очередную гримасу.
- Твоя смерть. – Евгений уже закипал.
- А это лейтенант Вольский, - ответил за коллегу Анатолий.
- Хм. Тоже лейтенант? – недоверчиво переспросил владелец заведения. – А так бывает?
- Бывает ещё и не так, - ответил или, кто знает, пообещал Вольский.
- Два лейтенанта. Как мило. Только второй лейтенант почему-то невежливый. Ну, во всяком случае, ясно распределение ролей.
- В смысле? – не понял Герер.
- Кто хороший, а кто плохой полицейский.
- Сейчас оба полицейских превратятся в плохих, если ты…
Анатолий положил руку на плечо Вольскому, призывая того успокоиться.
Кажется, помогло, хотя Евгений всё равно дёрнул плечом, сбрасывая ладонь напарника.
- На «ты» мы ещё не переходили, - заявил мужчина за стойкой.
Вольский порывистым движением отвернулся: не потому, что ломбардщик уличил его в некой недопустимой ошибке, а чтобы сдержаться, не наговорить и, тем более, не наделать лишнего.
Владелец ломбарда нагло улыбался.
«Пора это прекращать», - подумал Анатолий.
- Мы из полиции… - вновь заговорил он.
- Я уж догадался, - перебил собеседник.
- …и потому советую вам проявлять уважение.
- А я – вам. Я свои права знаю.
«Крепкий орешек. Но и не таких раскалывали».
- Вы знакомы с Юлией Митроновой и Александром Кондрачуком?
- Впервые о таких слышу.
- Неужели? И они никогда не посещали ваш ломбард?
- Даже если посещали, я не обязан помнить каждого. Кроме того, это их личное дело, а личные дела, особенно в некоторых заведениях, имеют обыкновение оставаться тайной. И ничего предосудительного в том нет.
Если мыслить логично, Герер был склонен согласиться с мужчиной. Однако в данный момент на первый план у Анатолия тоже выходила злоба: он чувствовал, что ломбардщик увиливает, врёт, причём нагло, не краснея. Мало того, он продолжал забавляться с двумя служителями закона, словно с какими-нибудь пацанами.
- Очень странно, что вы их не помните, - заметил Анатолий, - потому что они вас запомнили очень хорошо.
- Ещё раз: я не обязан помнить каждого, к тому же по фамилии. Да и не уверен, что они представлялись.
- Ах, вы уже не уверены? А только что вы точно их не знали.
Ломбардщик сжал губы и ничего не ответил.
- Ваше имя?
- Сергей. Но какое это имеет отношение…
- Фамилия?
- Шольц. Я не понимаю…
- Сейчас поймёшь, - проскрежетал, выдвигаясь вперёд, Вольский.
Герер попытался загородить ему проход рукой, но Евгений не обратил на неё внимания.
- Мы расследуем дело об убийстве, - рыкнул Вольский. – Ясно?
- Я… - начал Сергей, но ему не дали договорить:
- Убийстве! – уже громче повторил Вольский. – И все эти ваши па – помеха расследованию и неуважение к полиции.
- Не было никакого неуважения. И вы не имеете права…
- Я могу тебе популярно объяснить, на что я имею право, а на что нет. Особенно в случае с такой жопой, как ты.
Теперь Сергей Шольц был напуган. Его глаза безумными хорьками метались туда-сюда; он не знал, куда себя деть, и нервно тёр одной рукой другую.
- А я ведь хотел тебе помочь, - сказал, будто выплюнул, Вольский.
- Каким образом? – Сергей всё-таки старался выглядеть достойно.
Пока что никто ему не предъявил ничего серьёзного и конкретного. Пока что не было доказательств. Пока что…
И тут Вольский достал из кармана бумагу, развернул и, можно сказать, впечатал в лицо Сергея.
Шольц испуганно отстранился. Потом его глаза снова забегали, но уже по бумаге. Глаза расширились от ужаса. От потянулся к бумажному листу, однако Вольский вовремя убрал его и снова спрятал в карман.
- Всё верно, - вступил в разговор Герер, - расписка от Александра с Юлией.
- Мы могли бы забыть про неё, - произнёс через силу Вольский, - потерять её или вовсе никогда не находить у той сладкой парочки… Но теперь ты у меня на крючке, понял, лысый? И за свои враньё и наглость будешь отвечать.
Сергей вроде бы не обиделся на «лысого» – только уточнил:
- Вы пришли, чтобы посадить меня в тюрьму?
- Нет, лысый, мы пришли сделать свою работу, быстро и качественно. А ты нам мешаешь!
- Но я ничего не сделал…
Во взгляде Вольского читалось «Да неужели?».
- Вы как минимум мешали полиции и вводили её в заблуждение, - ответил за напарника Герер. И подчеркнул: - Как минимум.
- А как максимум? – упавшим голосом поинтересовался Шольц.
- А как максимум нам любопытно было бы узнать, откуда у владельца обычного ломбарда столько денег, чтобы выкупить подобную драгоценность, - предельно чётко пояснил Вольский.
- Вы о бриллианте?
- Какой сразу стал догадливый.
- Да, я отдал за него почти все накопления. Но оно того стоило!..
- Не сомневаюсь. Ты облапошил молодых, дал им в десятки раз меньше, а сам решил перепродать камушек подороже. Чтобы хватило на сытую жизнь и развитие бизнеса, не так ли?
Сергей понурил голову. В его эмоциях и поведении читалось: «Попался!» Он соглашался. Впрочем, как понимал Анатолий, не признавал своих ошибок, поскольку те не были для него ошибками.
- Очень похоже на помощь мафии, - проронил Вольский.
Сергей вскинул голову. Казалось, он с ума готов сойти от нахлынувшего на него ужаса.
- Что?
- Что слышал! Кто тебя спонсирует? Имена? Фамилии? Ну, живо!
Шольц молчал и трясся.
- Можете молчать, - вновь заговорил Анатолий. – Вы имеете на это право.
И посмотрел на Вольского, как бы говоря: «На этот раз».
Евгений помолчал пару секунд и с неохотой кивнул.
Шольц внимательно за ними наблюдал.
- Это значит… - начал он и недоговорил.
- Это значит, что нам по-прежнему нужна от вас информация, - сказал Анатолий.
- Какого рода? – Судя по голосу Шольца, он уже готов был сознаться в чём угодно, даже в том, в чём не был виноват. Даже в гибели Титаника и взрыве какой-нибудь находящейся за сотни парсеков отсюда звезды миллионы лет назад.
- Нам не нужны все имена, - уже более спокойно произнёс Вольский. – Пока. Вернее, нам нужны имена, касающиеся конкретного дела. Кому ты собирался продать бриллиант?
- И где он сейчас? – добавил Герер.
Сергей обречённо вздохнул, и оба полицейских поняли, что им совсем не понравится его ответ.
- Я не могу назвать имени.
- Ты опять за своё?.. – взъярился было Вольский.
- Нет-нет. Я с радостью бы его сообщил. Но не знаю. Он мне не говорил. И все дела вёл через посредника. Ему-то я и отдал камень… Очень своеобразный, кстати.
- Спасибо за ценные сведения, - процедил Вольский.
- Кто тот посредник? – спросил Анатолий. – Как его зовут?
- Его имени я тоже не знаю.
- А деньги? Они уже у вас?
- Нет, должны поступить на мой счёт очень скоро. По крайней мере, раньше они меня не обманывали.
«Они, - сокрушённо подумал Герер. – Мафия… Или?..»
Вольский мерзко хохотнул. Когда речь шла о деньгах, он не верил никому: ни преступникам, ни подозреваемым, ни даже пострадавшим.
- Кто владелец счёта? – продолжал допрос Анатолий.
- Не знаю! Он фиктивный. Имя вымышленное. Они очень скрытные и осторожные.
«Ещё бы!»
- Но хоть кого-то вы можете описать?
Сергей закивал.
- Да вы и сами его видели.
Герер и Вольский озадаченно переглянулись.
- Тот высокий тип, что был здесь, когда вы пришли… Он и есть посредник. Ему я отдал бриллиант. Хотя я бы не называл его бриллиантом – он совсем не похож…
Анатолий больше не слушал: он рванулся прочь, из ломбарда.
Выбежав на улицу, Герер осмотрелся и попытался представить, где скрылся рослый подозреваемый. Город С полнился людьми, шумел. За время, прошедшее с начала «беседы» с Сергеем, подозреваемый мог исчезнуть куда угодно; у него была куча времени, особенно если он подготовил отступление заранее, например его ждал автомобиль. Анатолий был знаком с преступной кухней, в том числе мафиозной, и предполагал, что так оно и было: эти парни слишком умны, чтобы пускать что бы то ни было на самотёк.
Анатолий приглушённо выругался, и в этот момент у него зазвонил смартфон.
- Алло?
Ему ответили. И по мере того как он слушал, краска сходила с его лица: ставшее красным, оно теперь сделалось пепельного оттенка.
Завершив разговор, он убрал смартфон в карман и вернулся в ломбард, где его дожидался стороживший владельца Вольский.
Евгений сразу понял: что-то случилось.
- В чём дело, Толя?
Герер не знал, смеяться или плакать.
- Женя, наше тело сбежало из морга.
Глава 12
Среда
Он очнулся внезапно, словно вынырнув из болота небытия. Впрочем, он уже не ощущал себя мужчиной, и даже больше – человеком. Он не чувствовал ничего. Только страх.
Но это вначале. Потом, очень скоро, не на смену, но в дополнение к страху пришёл голод: ужасный, неизбывный, отчаянный.
А я ещё был холод. Настоящий мороз. Но он ощущал его будто бы не телом, не кожей и плотью, не нервными рецепторами, а голыми костями. Всё было какое-то не такое, всё было по-другому. И что такое кожа и плоть? Что такое холод и голод? Едва вспомнив эти понятия, он тут же их забыл – как сон. Как кошмар.
Всё перевернулось: то, что он раньше бы счёл ужасающей галлюцинацией, налетело и навалилось на него, подчинило себе и стало реальностью, а действительность потухла, угасла и ушла прочь, навсегда, насовсем. Он… оно… нечто погрузилось в пучину жути и первобытных инстинктов. Стало чем-то совершенно иным.
Инстинкты… Они вели его куда-то. Искажённые, изменившиеся, усилившиеся инстинкты. Ощущения родом из запредельной древности, или из неведомого будущего, или вообще откуда-то из другого, непознанного мира…
Нечто, когда-то бывшее человеком, вскочило с металлического стола, на котором лежало. Голое, голодное, страшное.
Тот, кто и сейчас был человеком, живым, настоящим, глядел на него во все глаза и не мог пошевелиться от нахлынувшего ужаса. Он точно бы попал в волну цунами, в центр урагана – и не в силах был сопротивляться.
Нечто ощерило зубы; не зубы даже – клыки. И среди них не было золотого… Нечто зарычало, сначала приглушённо, но постепенно звук становился всё громче и громче. Пока не перешёл в рёв.
Патологоанатом Владлен зажал уши руками и сделал шаг назад. Что же ему делать?
А потом нечто кинулось на него, и он оказался погребён под телом, что было мертво больше суток. Когда врач наконец пришёл в себя настолько, что смог дать отпор, было уже поздно: клыки сомкнулись на его шее, прокусили её… брызнула кровь… И тьма объяла его…
Утолив голод – ненамного, на какое-то время, - нечто поднялось с обезображенного трупа и стало осматривать помещение. Насколько могло. Мёртвые глаза плохо видели – по сравнению с тем, как видят живые люди, - однако нечто чувствовало исходящие от предметов эманации. Ощущало это какими-то новыми способностями, надсилами. Распознавало и их, и теплоту, испускаемую живыми существами неподалёку.
Люди… Живые… Мясо и кровь… Пища…
Нечто знало: они там. И рвалось к ним.
Сперва нечто билось о закрытую дверь, пытаясь выбить её. Будто имело на это право; словно то, что оно умело передвигаться и чувствовать, делало его живым существом, а значит, наделяло неотменяемой возможностью находиться среди прочих. И питаться… жрать!..
Голод возвращался.
Руки нечто, изрезанные, истерзанные, зашарили по двери. Нащупали ручку, попытались повернуть. Не получилось. Тогда надавили…
Дверь открылась.
Нечто выскочило в коридор, оглушаемое эманациями живых, стремящимися к нему отовсюду. Оно хотело разорвать людей на части, пожрать, не оставив от них ни кусочка, однако эманаций было столь много, и некоторые – до такой степени сильные, что нечто начало сходить с ума. В том смысле, в котором это вообще возможно в его случае.
Перестав окончательно контролировать свои действия, нечто понеслось по коридору. Вначале никто не попадался навстречу. Затем стали появляться какие-то фигуры. Послышались крики. Натыкаясь на кого-то или что-то, нечто скалило клыки, пыталось укусить, подрать, убить…
Кто-то чересчур смелый преградил ему дорогу; в руках у смельчака была зажата дубинка. Нечто попросту оттолкнуло его, и безрассудный малый врезался в стену и, ударившись головой, сполз по ней.
Поверженный человек пока не пришёл в сознание, а остальные оторопели ещё больше. Это было на руку нечто; это-то и было ему нужно.
Бесконтрольные чувства гнали нечто вперёд, и оно продолжило движение, быстрое, стремительное.
Вот впереди замаячила ещё одна дверь. Поворот ручки, дверь открылась, и нечто выскочило на улицы города…
Приказ от перезвонившего ему Константина Вильсона прозвучал более чем однозначно:
- Делай что хочешь, но останови его, пока не поздно! Пока оно не натворило дел! Избавься от тела, кому бы оно ни принадлежало!
Если начальник перезванивает, значит, дело серьёзно. Значит, он уже поговорил с кем-то более высоко стоящим и тот принял решение.
Меченый сидел в машине, когда труп, выскочивший из морга, бежал по улице по направлению к улочкам и переулками на противоположной стороне. Кто-то гнался за ожившим мертвецом, но не мог догнать: восставший развил невероятную скорость. Остальные боялись приближаться к умертвию: оно оказалось чрезвычайно сильно. Некоторые уже слышали о незавидной участи, постигшей Владлена, и не хотели быть следующими. Информация, особенно такого рода, распространяется быстро.
Что касается Меченого, он просто не успевал, даже на машине, преградить дорогу сбежавшему. Или сбить его. Это было тем более опасно, что Меченый мог засветиться. Этого допускать никак нельзя: иначе годы невидимой борьбы и маскировки насмарку, и более того – он подставит под удар работодателей. Это недопустимо! Кроме того, он и так успел порядочно наследить.
Поэтому Меченый поехал прочь от морга, за угол. Он планировал обогнуть квартал, в который забежал труп, перекрыть машиной выход на автомобильную дорогу и, дождавшись беглеца, упокоить его. Пятнадцатизарядный пистолет с глушителем ему, Меченому, в помощь.
Убийца стал действовать в соответствии с оперативно, на месте, разработанным планом. На высокой скорости объехав квартал – впрочем, не нарушая правил, чтобы не привлекать внимания (времени, исходя из расчётов, у него было достаточно), - он затормозил напротив того переулка, откуда только и мог выскочить мертвец. Меченый хорошо знал этот район, да почти все районы города С: расположение домов и улиц, магазинов и стрип-баров, подвалов наркоторговцев и «малин». За это его уважали, за это ему платили.
Меченый прошёл чуть вперёд, чтобы его не было видно с идущей перпендикулярно переулку дороги, и положил руку на пояс, за который был заткнут пистолет с глушителем. Он всё рассчитал точно: беглец двигался без устали и слишком быстро, никому не догнать его, а он, Меченый, устроит ему здесь ловушку. Оружие, понятное дело, убийца пока не вынимал: очередная мера предосторожности. Но готов был выстрелить в любой момент.
Шли секунды, никого не появлялось. У Меченого даже промелькнуло подозрение, что он ошибся, что-то неправильно рассчитал.
Но тут из-за угла вырулила знакомая омерзительная фигура и понеслась прямо на него.
Меченый неуловимым движением выхватил пистолет, быстро прицелился и нажал на спусковой крючок.
Тихий выстрел пришёлся в грудь, прямо туда, где должно находиться сердце. Труп пошатнулся, но не остановился и не сбавил бег.
Вторая пуля попала в умертвию голову: Меченый умел стрелять быстро и точно. Оживший крутанулся на месте и, казалось, на мгновение потерял ориентацию в пространстве.
Меченый, не опуская пистолета, ждал, что будет дальше. Но он никак не предполагал того, что случилось.
Изуродованный труп, то ли дезориентированный, то ли раненый – если это вообще возможно, - подпрыгнул в воздух на добрых полтора-два метра и приземлился рядом с Меченым. Убийца приготовился стрелять. И даже успел один раз нажать на гашетку. Но пуля не попала в цель: мертвец, перед тем как дуло пистолета изрыгнуло острую смерть, пригнулся и бросился на стрелявшего.
Столкновение, удар! Пистолет вылетел из руки Меченого, а сам он отлетел в сторону.
«Какой сообразительный для мертвеца», - пронеслась ироническая мысль.
А догадка, возникшая следом, совсем Меченому не понравилась: скорее всего, сейчас его будут убивать. И что он сможет противопоставить этому прыгучему, бегучему, невероятно сильному чудовищу? Убьёт его? Так ведь оно уже мертво!..
Меченый резво вскочил с асфальта, огляделся. Трупа рядом не было.
Меченый поискал его глазами и увидел, что противник предпочёл не связываться с вооружённым человеком, а помчался через дорогу. Мертвяку повезло: его не сбила машина.
«А что бы это дало?» - снова с усмешкой подумал Меченый.
Никогда прежде у него не было подобных врагов.
Тем временем труп уже пересёк автомобильную дорогу, добрался до ограждения на другой стороне и перемахнул через него. Там, внизу, как было прекрасно известно Меченому, плескалась река Д.
«Упустил… - подумал убийца. И тут же: - Или… спасся?»
В любом случае, предстояло позвонить начальнику и рассказать о случившемся. Меченый с радостью бы избежал этого разговора, потому что знал, насколько жестоким может быть начальство – и конкретно это, и любое другое, - но выбора ему не дали…
Поговорив с Меченым, потрясённый и напуганный, Константин Вильсон тотчас набрал номер Михаила, человека без имени.
- Надеюсь, причина серьёзная, раз ты звонишь на этот номер, - холодно произнёс Михаил.
Мороз пробежал по коже Вильсона. Он облизал пересохшие губы.
- Ситуация непредвиденная.
- М-м?
- И критическая.
Он вкратце описал, что произошло.
- Я тебя понял. – Вот и всё, чего он добился от Михаила.
- Что же нам делать?
- В первую очередь, не паниковать.
- И всё?
- Действуй, как бы действовал всегда. Надо завершить начатое. Замести следы. Никто не должен знать.
- А дополнительная помощь? – спросил Константин.
- Пока не время. Мы и так слишком рискуем, - отрезал Михаил.
И повесил трубку.
Глава 13
Среда
Максим оторвался от молодого громоздкого тела Кусманчика и, вытерев грязным рукавом кровь с губ, с благодарностью посмотрел на парня. Тот ответил ему воодушевлённым взглядом голубых глаз.
- Эй, Кусман! – раздался в этот момент из коридора оглушительный бас.
Кусманчик побледнел, его глаза забегали от страха.
- Это Борис, наш охранник, - прошептал он.
Максим спрыгнул с кровати и огляделся, ища, где спрятаться. Укрыться было негде.
Дверь со скрипом распахнулась, и перед ними предстал толстый, огромный Борис.
Пару секунд они с Максимом изучали друг друга взглядами: Борис – холодным и гневным, а Максим – испуганным и пришибленным.
Потом Борис заорал, наверное на весь рассадник:
- Ах ты шваль подзаборная! Что ты тут делаешь?!
Максим за бытность свою бездомным испытал многое и знал, что дальше может произойти что угодно.
«Лишь бы не убили, - пронеслась шальная мысль. – А ведь они могут…»
- Решил за бесплатно молодой кровушки попить?! – разорялся охранник. – Вот я тебя!..
Он подскочил к Максиму, схватил того за шкирку и выволок в коридор. Бездомный не сопротивлялся, понимая, что этим сделает только хуже.
- А с тобой мы поговорим позже, - угрожающе произнёс Борис, обращаясь к Кусманчику, и захлопнул дверь.
Максим висел на похожей на крюк строительного крана руке и даже не пытался вырваться.
- Ну, - гремел Борис, - что ты тут делал? Отвечай, мусорный гад!
Максим, может, и хотел бы что-нибудь сказать, но ужас сковал горло. Как он ни пытался, наружу вырывалось только сдавленное шипение.
- Язык проглотил? Или немой? А впрочем, без разницы. Сейчас отведу тебя к госпоже Рите на казнь – будешь знать!
Максим был отчасти знаком с этой братией: сутенёрами и их охранниками. Причём охранники вели себя гораздо более жестоко, чем хозяева, - понимая, что являются никем и ничем, всё равно старались выделиться и выслужиться. Не надо обладать сверхъестественной интуицией, чтобы понять: слово «казнь» в данном случае – не фигура речи.
Так что Максим извернулся и что было сил вцепился обломанными зубами в руку Бориса.
Охранник заорал, будто его рвали на части обезумевшие черти, и выпустил бездомного. Тот немедленно воспользовался этим и рванулся к лестнице. Сбегая вниз под матерные крики Бориса, он оступился и последние ступеньки преодолел кубарем. А потом на всём ходу врезался в закрытую дверь, через которую попал сюда. Сначала он не знал, что делать, но, когда самая сильная волна паники прошла, догадался нащупать затвор и отодвинуть его. Дверь распахнулась, и он выскочил на благодатную, спасительную, знакомую и такую родную улицу.
За спиной не стихали вопли Бориса, который клял Максима на все лады. В погоню, впрочем, не пустился: у него наверняка и без того дел хватало, чтобы ещё гоняться за каждым приблудным бомжом. Если бы такое случалось в первый раз, но нет…
Все эти мысли проносились в голове Максима со скоростью света. Он бежал по переулку, не разбирая дороги, счастливый до невозможности, что вырвался, и сожалея лишь об одном: он бросил в беде нового друга. Но мог ли Максим помочь ему? Конечно, нет; только бы подставил под удар и его, и себя. А так у Кусманчика ещё есть шанс выйти из сложившегося положения с наименьшими потерями: никто же не знает, что они подружились и что «мясной мальчик» позволил откусить от себя кусок по собственной доброй воле.
«Только бы он догадался свалить всю вину на меня», - молил Максим.
К такому он уже привык…
Поплутав по лабиринту улочек и переулков, Максим, обессиленный, остановился и прислонился к стене какого-то дома. Сердце, казалось, сейчас выпрыгнет из груди, но это было ничто в сравнении с чудесным ощущением очередного спасения. Сколько раз за свою жизнь он этой самой жизнью рисковал – и всегда выходил победителем; может, с потерями, но – выигравшим.
Отдышавшись, Максим побрёл куда глаза глядят.
Нечаянные рассуждения о жизни натолкнули его на новую мысль: о том существовании, которые было у него, пока не вмешались воры. Преступники, укравшие судьбу, предназначение Максима. И во главе них стоял Разумовский. С каждым разом фамилия всё отчётливее впечатывалась в сознание.
Разумовский!..
Максим заскрежетал зубами от ненависти. Это Разумовский во всём виноват, он и его приспешники. Бездомный мало что помнил о так называемой прошлой своей жизни, однако ни на секунду не подвергал сомнению вину этого человека. Смутный образ Разумовского был пропитан алчностью, гордыней и преступной сутью. Он тренировал и науськивал людей. Заставлял их делать немыслимые вещи. И всё ради собственного обогащения. Ну разумеется.
Конечно, одним Разумовским дело не ограничивалось; над ним стояли иные, более страшные и омерзительные личности, более опасные и скрытные.
«Добраться бы до этого ублюдка, - мечтал Максим. – Уж я бы ему показал… А потом и остальным бы, его приспешникам и боссам, стало лихо!»
Бредя по проулку, Максим вышел к местному моргу. Внимание бездомного привлекла суета, царившая у здания, где находили временное пристанище покойники. Кто-то что-то кричал – пускай и громко, но слов разобрать было нельзя. Максим присмотрелся и разглядел хаотично – так, во всяком случае, казалось – бегающих вокруг территории морга людей. Некоторые были одеты в белые халаты, другие – в униформу охранников.
Они прочесывали местность. Но зачем? Максим терялся в догадках.
Тут суетящиеся разделились на три ручейка: один потёк обратно к зданию морга, другой – вдоль по улице, в сторону от Максима, а третий направлялся прямо к нему!
Интуиция бездомного забила тревогу. Подскочив на месте, Максим нырнул обратно в проулок. Ещё не хватало, чтобы его нашли и опять упекли в тюрягу. Людей Максим недолюбливал, а некоторых и вовсе на дух не переносил, например ментов. В тот самый миг, когда эта мысль пронеслась в уме напуганного бомжа, откуда-то, кажется со стороны всё того же морга, раздался рёв полицейской сирены.
Тюрьма – это полбеды. Оттуда он, вероятнее всего, вскорости выйдет… если, конечно, его поймают и посадят. А вот если они начнут задавать вопросы и сделают из него свидетеля, подставив под удар… Максим не хотел быть свидетелем; он знал, как зачастую заканчивают эти люди. Меньше знаешь – дольше живёшь.
Поэтому бездомный вновь припустил по путанице узких дорожек между домами, намереваясь оказаться как можно дальше от морга…
Несмотря на то, что весь его организм был настроен на бегство и спасение, каким-то отдалённым уголком сознания Максим не прекращал размышлять. Произошедшее в рассаднике разбередило чувства, любопытство, жажду справедливости. А ещё он хотел знать; желал вспомнить! Желал больше всего на свете.
И у Максима постепенно родился план…
Другого бездомного он нашёл достаточно легко: в городе С, как и в стране К в целом, их было навалом, и Максим имел чёткое представление, где они могут обретаться. Не нарваться бы только на какого-нибудь оголтелого или полного психа.
Но Максиму повезло. Бездомный, которого он встретил, растрёпанный, сгорбленный, почти что лысый, оказался спокойным парнем. Этот парень, не менее, а то и более вонючий и оборванный, чем Максим, рылся в мусоре, не проявляя никаких признаков агрессии. Максим понимал, что первое впечатление обманчиво, и потому обратился к собрату по несчастью по возможности вежливо:
- Привет. Могу я с тобой поговорить?
Бездомный копался в мусорном контейнере и, очевидно, не был настроен на диалог. Он не ответил и даже не обернулся, чтобы посмотреть, кто к нему обращается.
- Хочешь сходить на дело? – не отставал Максим.
Рывшийся в контейнере бомж наконец соизволил оторваться от своего наиважнейшего занятия и смерил Максим меланхоличным взглядом.
- Уходи, - буркнул он и вернулся к оставленному делу.
- Нет, я серьёзно. Жрать хочешь?
Плечи бездомного искателя мелко и беззвучно затряслись – надо полагать, так он смеялся.
- А если и хочу, то что?
- Могу помочь.
- Уходи, - повторил неразговорчивый малый.
- Я серьёзно.
- Не смеши меня.
- Это достаточно далеко, но дело того стоит.
То ли вновь встреченный не нашёл в контейнере того, что искал, то ли предложение Максима всё-таки его заинтересовало, но он прекратил рыться в мусоре и медленной, покачивающейся походкой подошёл к собеседнику. Из-за горба новый знакомый казался ниже Максима ростом, хотя на деле был, пожалуй, даже выше.
- Ты кто такой? – спросил бездомный.
- Тот же, кто и ты.
- И?
- И хочу тебе помочь.
- С чего вдруг? Мы даже не знакомы.
- Но уже познакомились.
- Я тебя не знаю, - отрезал бездомный. – И не хочу знать.
- Неужели тебе не хочется есть? – настаивал Максим.
Бездомный снова затрясся от беззвучного смеха и смачно сплюнул на асфальт.
- Всем хочется. И тебе, надо думать, тоже.
- Думаешь, я заманиваю тебя в ловушку?
- Я много всего повидал. И таких вот умников в том числе.
- Каких это?
- Которые едят себе подобных.
«Не мы такие – мир такой», - вдруг подумалось Максиму.
Он «подошёл» с другой стороны:
- Неужто ты меня боишься?
Бездомный помотал головой.
- Нет. Но и рисковать зря не хочу.
Максим расстроился и опустил взгляд, поспешно, чуть ли не панически подбирая новую фразу, которой мог бы убедить несговорчивого собрата.
- А куда ты намылился идти? – поинтересовался тот.
Максим воспрял духом. Только бы не спугнуть!
- Да есть одно богатое местечко…
И он объяснил.
Возможно, следовало дождаться ночи. Возможно, ночью его план удалось бы воплотить с меньшими сложностями и с большей вероятностью. Возможно, он слишком спешил. Возможно…
Но также вероятно, что никто не ожидает подобной наглости среди бела дня, к тому же от двух сговорившихся бездомных. Кроме того, мусоровозы не ездят по ночам.
Бесспорно, эти двое рисковали – но и награда была велика: для Второго, как называл его Максим, - еды выше крыши, а для самого Максима – информация, воспоминания, судьба… Жизнь. Его законная жизнь!
Совсем недавно, во время хождения по переулкам, он припомнил ещё кое-что. Всё-таки стресс – странная и великая вещь: может убить, но способна и разбередить скрытые резервы. Память, затерявшаяся в небытие, возвращалась к Максиму, медленно, мучительно. Но – возвращалась. И надо было её подстегнуть. Или просто – реанимировать. А для этого требовался компетентный источник; такой, где записаны все и вся, где указаны даты, имена и события. Ознакомившись с этим источником, Максим вновь станет самим собой. Он не сомневался в этом. А когда всё свершится, он перейдёт к следующему этапу восстановления справедливости – мести: безжалостной и неотменяемой.
Но прежде требовалось вспомнить. А помочь ему в этом мог лишь один человек. Нет, не Разумовский – Максим и не надеялся отыскать его, тем более что понятия не имел, где тот может жить. Максим сохранил его образ и фамилию в памяти, надёжно сохранил – и достанет оттуда, лишь когда потребуют обстоятельства. Нет, ему припомнилось другое имя. Имя, сопряжённое с местом. Адреса, как Максим ни напрягался, вспомнить не получилось, но он вдруг понял, что знает туда дорогу. Ему только нужен был помощник, чтобы осуществить свой план, и машина, чтобы добраться туда. Важное место располагалось далеко, и добраться до него – очень сложно.
Но приобретённая смекалка жителей улиц помогла Максиму и Второму. Им было известно, где ездят мусоровозы, идущие нужным маршрутом. Спрятавшись в одном из контейнеров с мусором, они дождались грузовой машины, которая подняла их и опрокинула в своё чрево. Приземление вышло неприятным, однако не более того.
Устроившись внутри мусоровоза, они ждали. Вот машина поставила на место контейнер и снова отправилась в путь. Несколько остановок, и они будут у цели.
Максим прислонился к стенке и предвкушал такое близкое и такое желанное будущее. Второй копался в мусоре, выискивая, что бы сожрать. Максим хотел было остановить его, но передумал: а вдруг водитель услышит их разговор? Да и пусть роется, в конце-то концов, это не проблема Максима. Второй сам за себя в ответе.
Максима же сейчас интересовал абсолютно другой человек. Не мужчина, а женщина. Не беднячка, а богатейка… Он катал во рту её имя, не решаясь произнести. Словно скажи его, пускай даже самым тихим шёпотом, и магия исчезнет, и последняя, призрачная надежда расставить всё по своим местам испарится без следа.
Женщина… богатейка… Раиса… Так её звали. Зовут. Максим надеялся, что она ещё жива – и живёт, где и прежде: в самом дорогом доме города С, на окраине. Под охраной человека с автоматом и видеокамер.
Но он не боялся их. Кошмары, реальные и подсознательные, ушли; отступил и вездесущий голод. В эту минуту Максим ничего не страшился. Только одно его пугало: что он может передумать в самую последнюю минуту.
Однако Максим знал: этого не случится. Его жизнь зашла в тупик, и не оставалось иного выбора, кроме того, который он сделал. А значит, обратной дороги нет.
Мусоровоз ехал привычным маршрутом к столичной окраине: везде есть мусор, и его надо вывозить…
Глава 14
Среда
Анатолий и Вольский стояли у входа в морг и наблюдали за тем, как грузят в карету «скорой помощи» укрытое белой материей тело.
- Впервые сталкиваюсь с подобным, - пробормотал Анатолий.
Было непонятно, обращается ли он к кому-то или говорит в пустоту, но Вольский всё равно откликнулся:
- Знаешь, мне тоже нечасто доводилось встречаться с таким вот.
Герер усмехнулся. Весёлая шутка. Да никто и никогда, наверное, не становился свидетелем такого рода преступления. Убийства, совершённого мёртвым уже человеком, причём ещё не до конца опознанным. Не исключено, что были где-то виновные в случившемся, сидели тихо и поджав хвост или, наоборот, находясь вне поля зрения, громогласно хохотали, издеваясь между собой и над Герером, и над Вольским, и над остальными очевидцами и участниками недавних событий. Но Анатолий не имел представления, кто это такие и есть ли они вообще. А если есть, чей извращённый ум мог заставить мертвеца бегать и убивать? Для чего? И как? Или же всё произошло без чьего-либо непосредственного вмешательства? Герер не знал.
Чем больше Анатолий думал об этом, тем меньше понимал; тем сильнее червь сомнения вгрызался ему в мозг; тем тяжелее было смятение, которое он испытывал. Воскресить труп? Пусть и в таком виде? Невозможно! Нет, этого просто не может быть. Потому что… А собственно, почему? Поскольку раньше он с таким не сталкивался, да? Но это не аргумент. Человечество со многим раньше не сталкивалось, а потом это становилось нормой – например, превращение в каннибалов…
Или труп ожил сам? Аномальные – или нормальные? – последствия проклятущего вируса? Всякое можно предположить, однако не всё является истиной. Истина одна, и она нерушима; при этом самое паршивое, что она всегда спрятана. Но разве смысл его профессии не заключается в том, чтобы докапываться до правды, как бы глубоко её не похоронили, и вытаскивать оную на поверхность?
Вытаскивать… Как кто-то или что-то вытащило на поверхность, на волю, в мир живых мёртвое тело. Одиозно. Фантастично. Невероятно. И – реально. Неужели и на сей раз Анатолию улыбнётся удача и он отыщет правду? Истину… Как бы то ни было, он сделает всё возможное, чтобы это случилось…
От долгих и казавшихся бессмысленными размышлений начала болеть голова. Герер закурил, больше чтобы отвлечься. Помогло лишь отчасти.
Тут он понял, что Вольский обращается к нему с вопросом.
- Что, Жень?
- Я говорю, как думаешь, у мёртвых есть душа?
- Душа? К чему ты это?
- Ну, если у них нет души, как же они оживают? А если есть, почему умирают?
- Думаешь, это как-то вообще взаимосвязано?
- Ничего я не думаю, Толя, потому и спрашиваю.
Герер покачал головой.
«Не знаю…»
Что такое душа? Существует ли она? Душа… место, где живёт совесть? Или пребывает даже нечто большее? Очень может быть. Но никто никогда не видел душу…
«Как и ходячих мертвецов. Раньше. А они есть».
- Женя.
- Что?
- Как там, в ГСБ?
Вольский удивлённо посмотрел на Анатолия.
- Что это тебя заинтересовала служба безопасности? Ты же терпеть не можешь её работников. И меня в том числе.
- Я нормально к тебе отношусь.
- Пока мы на задании.
- Разве этого мало?
Вольский пожал плечами.
Да, Герер не любил ГСБ, и больше – ненавидел. По их вине арестовали его отца, объявив предателем. Арестовали неправомерно, не имея стопроцентных доказательств. Потом выяснилось, что произошла ошибка, что отца, честного мента, подставили. Но было поздно: он уже умер в тюрьме…
Герер ненавидел ГСБ и гээсбэшников, но ещё больше – лживую систему. Потому и относился к Вольскому, перешедшему в полицию из службы безопасности, снисходительно и с презрением. Анатолий ничего не мог с собой поделать. Да, система может быть хорошей и полезной, но гораздо чаще она становится прибежищем для воров и преступников. Анатолий не знал до конца, что собой представляет Вольский, хотя пару раз сталкивался с ним по работе. Герер предпочитал не общаться с Евгением, заранее записав его во враги. Ему не нравились методы работы Вольского, его характер, выправка и красота. Не нравилось в нём ничего. Вольский для Герера был олицетворением лжи, а значит, зла. Преступности. Анатолий понимал, что бессознательно лелеет в себе раненого мальчика, мальчика, по воле ужасного случая лишившегося отца, и ничего не мог с этим поделать, да и не хотел, если честно. Разве ему оставалось что-то иное?
И он ненавидел Вольского как ещё одного «лживого гээсбэшника». Презирал и игнорировал. А теперь, видите ли, им надо вместе работать… И всё бы ничего, но прошло совсем немного времени, и Герер стал понимать, что ненавидит вовсе не Вольского, а другие, более значительные силы. Ненавидит своё прошлое. От осознания этого становилось совсем плохо, и Анатолий начинал чувствовать, что испытывает ненависть уже к самому себе.
Вольский наверняка ощущал в Анатолии этот надлом; безусловно, Евгений знал о тяжёлом прошлом нынешнего напарника. Но сочувствует ли Вольский ему? И нужно ли ему это сочувствие? Нет. Впрочем, и взаимная ненависть, которую Вольский возвращал Гереру, словно карточный долг, ему тоже была без надобности…
- И всё-таки, Женя, как тебе работалось?
- Ничего. Только дресс-код напрягал. Все эти выглаженные костюмы и так далее.
- И только?
- Ещё предвзятость людей.
Вольский внимательно посмотрел на Герера.
Тот издал короткий смешок.
- Не знаю насчёт костюмов, - сказал он, - но, может, твой опыт гээсбэшника поможет нам в этом деле.
- Будем надеяться.
Зазвонил смартфон Анатолия.
- Алло… Да… Что?.. В самом деле?.. Угу, ясно… Спасибо.
Он сбросил звонок.
- Звонили из лаборатории. Наш труп – Медянкин.
- Этого следовало ожидать. Но разве он труп?
- Ой, давай только без каламбуров.
- Как пожелаете.
- И ещё они сказали, что он не совсем человек.
- Ну, понятное дело, он же – мёртвый. Теоретически.
- Да и фактически. Но он не человек. В его генах нашли необратимые и серьёзные изменения. Причём объяснить их природу наши лабораторные работники не могут.
- С этого места поподробнее. Он что, мутант?
- Вроде того. Неизвестного вида.
Вольский присвистнул.
- И откуда он такой взялся? И как?
- Кабы знать…
Снова затрезвонил смартфон Анатолия.
- Да… Да… Где?.. Сейчас будем на месте. – Он убрал смартфон и обратился к Вольскому: - Ты очень удивишься, если я скажу, что нашли ещё один труп?
- Не забывай, я работал в ГСБ. Труп хоть мёртвый?
- Пока да.
- Я удивлён.
Они стояли в переулке и смотрели, как работники полиции, приехавшие к моргу вместе с ними, извлекают из мусорного контейнера мёртвое тело в аляповатой одежде.
- Известно, кто это такой? – спросил Герер у стоявшего в сторонке молодого мента.
- Нет, при нём не было документов.
- Опроси людей поблизости: может, кто-нибудь что-нибудь видел или слышал.
- Тут только бомжи да проститутки.
- Тогда их и опроси, - чуть грубее, чем хотел, сказал Анатолий. – Нам надо знать.
- Все шлюхи сейчас отдыхают.
- Может, не все. Может, кто-то ходил в магазин неподалёку.
- Есть, - без особого желания сказал молодой мент.
- Думаешь, это убийство как-то связано с нашим делом? – спросил Вольский, когда полицейский, с которым разговаривал Герер, ушёл выполнять порученное ему задание.
- Места преступлений больно уж близко друг к другу находятся.
- Согласен. Кстати, если тебе нужны проститутки, тут рядом есть один занятный домик. Рассадник.
- Надо сказать об этом нашему юнцу, - решил Анатолий и подозвал направившегося было к выходу из переулка мента.
Тот неохотно вернулся.
Герер рассказал ему, откуда можно начать опрос свидетелей.
- Но это же не шлюхи, - возразил молодчик. – Вернее, не обычные, а «мясные».
- А тебя это колышет? – веско произнёс Вольский.
- Нет.
- Тогда давай двигай.
Юнец пробормотал что-то, но явно не «Так точно». Вольский хотел было вспылить, однако Герер жестом остановил его.
- Его убили точным выстрелом из пистолета, - сказал вытащивший из контейнера труп полицейский.
Анатолий и Вольский повернулись к нему.
- В контейнере было ещё что-то интересное? – спросил Герер.
Во взгляде полицейского, с которым он разговаривал, читалось «А труп для вас недостаточно интересен?». Но ничего подобного мент не сказал – он ответил:
- Материя, испачканная в крови. Предположительно, кровь убитого.
- И всё?
- Всё.
- Продолжайте осмотр.
- Так точно.
Вновь у Анатолия зазвонил смартфон.
- Да будет этому конец? – озвучил Вольский их с Герером общую мысль.
- Алло… Да… - Анатолий замолчал и слушал позвонившего довольно долго, после чего сообщил: - Едем.
- Что теперь? – с неподдельным любопытством задал вопрос Вольский. – Ещё один труп?
- Почти. Видели нашего беглеца. Он пересёк дорогу – на очень большой, надо сказать, скорости – и нырнул с высоты нескольких метров в реку.
- Уже что-то.
- Больше тебе скажу: перед этим кто-то загородил въезд в переулок напротив того места, откуда прыгнул труп.
- Хотел остановить мертвеца?
- Наверное.
- Интересно, как он это себе представлял – задержать трупешник. Стойте, вы мертвы? Или – умереть обратно, вы арестованы?
- Шутки – это хорошо. Но полицейский, который мне звонил, утверждает: с противоположной стороны дороги, на тротуаре, находился свидетель. Случайно проходил мимо. Он видел, как в Медянкина стреляют.
- Ты хотел сказать, в труп Медянкина?
- Что хотел, то и сказал.
- А кто стрелял? Уж не убийца ли людей в безвкусной одежде?
- Вполне возможно. Сейчас там уже работают наши. Кстати, свидетель наблюдал за происходящим несколько секунд. За это время можно выстрелить не раз. И несмотря на то, что он находился неподалёку, выстрелов не слышал.
- Глушитель.
- Я тоже так думаю.
- А когда свидетель понял, что происходит, то испугался и убежал. И сейчас вот, когда всё вроде бы успокоилось, сообщил полиции.
- Разумно.
- А стрелявший видел свидетеля?
- Да вроде бы нет. Он стоял к свидетелю спиной.
- Ясно. Кстати, откуда всем тутошним ментам известен твой номер?
- Я веду это дело. Ты разве не знал?
- А я думал, я веду.
- Тебя ввели в заблуждение. Всем, кто так или иначе связан с моим расследованием, дают мой номер. Обычная практика. Так получается оперативнее.
- Ну правильно. – Вольский кивнул. – Мы же оперативники.
Анатолий улыбнулся. А сам подумал:
«Опытные оперативники. Но которым досталось очень сложное и запутанное дело».
- Ладно, поехали, посмотрим всё на месте, - сказал он. – Может, ещё чего узнаем.
И они направились к машине.
Глава 15
Среда
Сергей Шольц закрыл дверь ломбарда на ключ, повесил на неё табличку «Перерыв» и вернулся за стойку. Там он достал из кармана смартфон и набрал номер, который бы предпочёл никогда не набирать. И вообще – забыть.
Ответили почти сразу. Молчанием.
- Это Шольц, - сказал Сергей. – Нас раскрыли.
Молчание.
- Ну, может, не раскрыли, но ко мне приходили полицейские и задавали вопросы. Они знают про… про фокусировщики.
Молчание.
- Я ничего им не сказал, - поспешно произнёс Сергей. – Их фамилии – Герер и Вольский. Не знаю, подозревают ли они что-то…
Молчание.
- Если они найдут фокусировщик, может случиться беда. Они… им известно о рабах. Я… мне пришлось…
Молчание. Потом:
- Не по телефону. Приезжай на оговоренное место. Немедленно. Расскажешь всё подробнее.
Шольц не успел ответить – на том конце прервали связь.
Ёжась не зная от чего – вроде бы и погода стояла тёплая, и страха он не испытывал, - Шольц шёл от оставленной неподалёку, возле входа в лес, машины к назначенному месту. Что-то шевелилось в душе: подозрение, или предчувствие, или нечто иное? Сергей не мог сказать наверняка.
Он захотел вдруг развернуться и убежать. Но этого делать было нельзя: ему приказали прийти, и ослушаться, значит проявить нелояльность. А за этим последует наказание. Да даже сбеги он, его всё равно найдут…
Он прошёл по незаметной тропинке вглубь леса и вскоре увидел крытую деревянную беседку. Там его уже кто-то ждал. Шольц глубоко вздохнул, подавил в себе рывком всплывший страх и продолжил идти. Он должен проявить лояльность, должен оказать помощь, и тогда всё обойдётся. Они ещё будут ему благодарны – когда поймают и обезвредят врагов. Что бы они делали без него, без Сергея Шольца, с его-то связями и способностью достать и продать что угодно.
Вот только непонятно, почему нельзя было всё обсудить по телефону. Конечно, информация секретная, но ведь контакт так долго его слушал и лишь потом приказал явиться сюда. Хотя, наверное, Сергей излишне и зря волнуется; ничего они ему не сделают: им это невыгодно. И если с ним что-нибудь случится, это вызовет вопросы…
Шольц подошёл совсем близко и остановился. Он оторопело глядел на долговязую мощную фигуру, медленно поворачивающуюся к нему. Фигура встала.
- А… - проронил Шольц. – Это ты.
Фигура молчала.
- Я пришёл так быстро, как только смог. – Сергей хотел, чтобы его голос звучал уверенно, но вместо этого добился какого-то жалкого, извиняющегося тона.
Всё так же молча фигура повернула голову в сторону скамейки.
Шольц кивнул и сел напротив неразговорчивого собеседника.
Фигура тоже вернулась на скамейку и обратила на Сергея пустые, безразличные глаза.
Шольц стал рассказывать, стараясь не упускать подробностей. Он описал, как всё произошло, повторил имена явившихся к нему полицейских, обрисовал их портрет и, тысячу раз извинившись, пересказал, что ему пришлось – пришлось! – сообщить им о деле. Шольц даже запыхался, непонятно отчего. Сердце гулко стучало о грудину, норовя пробить её и выскочить наружу. Сергей попробовал успокоиться, однако не получалось.
Шольц увидел, как фигура опустила левую руку в карман, и весь напрягся. Неужели?!..
Но нет, молчаливый собеседник выложил на стол цифровой диктофон. Сергей пригляделся и увидел, что устройство не работает. Значит, их разговор записывался, и, когда Шольц прекратил пересказывать всё, что знал, долговязый отключил диктофон. Всё логично. Эти… твари… наверное, и разговаривать-то не умеют: как ещё бы он передал начальству то, что сообщил Сергей?
Шольц облегчённо вздохнул; страх отпустил.
Фигура сидела и бессловесно смотрела на него.
- Тогда я пойду?
И снова долговязый промолчал.
Сергей сглотнул, порывисто встал. Ударившись головой о крышу беседки, выругался и поспешил прочь. Он так часто и поспешно перебирал ногами, словно от этого зависела его жизнь.
Шольц не видел, как долговязый вновь опускает руку в карман, на этот раз правую, и достаёт из него полуавтоматический пистолет. Пятнадцатизарядный, с глушителем.
Почти беззвучный выстрел.
Шольц замер на месте, безмерно удивленный. А потом рухнул на землю и больше не поднялся.
Долговязая фигура убрала пистолет обратно в карман, поднялась, молча и беззвучно приблизилась к убитому и, ухватив его за ноги, потащила вглубь леса.
Меченый ехал на машине вдоль русла реки Д.
Убийца потерял его. Он не понимал, как это произошло. Что могло случиться? Единственное предположение приходило на ум: что оживший Медянкин нырнул под воду и теперь плыл сквозь речную толщу. Возможно ли такое? Способно ли… это… мыслить, тем более логически? Если так и если Меченый прав, они попали в незавидное положение. Честно говоря, незавиднее придумать сложно.
Меченый ехал долго и в итоге оказался за городом. Остановив машину на обочине, в неприметном месте, он достал смартфон и позвонил.
- Да? – тотчас откликнулся Вильсон.
Меченый рассказал ему, как обстоит дело.
- Потерял, значит… - проговорил Вильсон.
- Это моя вина. Я готов понести наказание.
- Никакого наказания не будет. Продолжай работу. Следуй заранее оговоренному плану.
- Принято.
Меченый помолчал. Вильсон не вешал трубку. Ждал чего-то?
Тогда убийца сказал:
- Похоже, мы недооценили неприятеля.
На том «проводе» Константин глубоко вздохнул.
- Да что мы вообще о нём знаем…
И прервал связь.
Поглаживая лежащую в кармане тревожную кнопку, Константин Вильсон звонил Михаилу-без-фамилии.
- Второй раз за сегодняшний день, - ответив на звонок, сразу сообщил Михаил. В его голосе явно слышалось недовольство.
Волнуясь и сбиваясь, Вильсон пересказал Михаилу последние новости.
Тот послушал, не перебивая, и произнёс безразличным тоном:
- Ты не всё знаешь.
И рассказал ему о Шольце.
Заммэра прошиб холодный пот.
- Но это значит…
- Значит, - не дослушав, подтвердил Михаил.
- Может, всё-таки стоит усилить меры? – предложил Вильсон.
- Решать не тебе.
- Что говорят… остальные?
- Я сообщу, если будут ещё новости, - вместо ответа сказал Михаил. – Не звони мне больше. Это опасно.
И положил трубку.
Вильсон барабанил пальцами по подлокотнику автомобильного кресла. Ситуация усложнялась… накалялась. Что же делать? Что же делать?! Необходимо что-то предпринять, чтобы не попасть впросак. Но и нарушать указаний Михаила нельзя, чтобы не вызвать неудовольствие его и остальных.
Злой оттого, что не способен, как обычно, быстро принять решение, Вильсон рявкнул на Карима:
- Поехали в мэрию!
Карим кивнул, сказал с акцентом «Есть, шеф» и, развернув машину, поехал куда велено.
«Придётся надавить на все возможные рычаги», - размышлял Вильсон.
Долговязый убрал цифровой диктофон в карман.
Михаил ещё некоторое время продолжал смотреть на то место на столе, где секунду назад стояло устройство, и только потом заговорил:
- Следить. Ты понял меня? Следить. Не трогать.
Долговязый молчал и слушал. Впитывал.
- Не трогать, - повторил Михаил. – Пока, во всяком случае…
Им следовало обезопасить себя со всех сторон. Тем более что эти – мелкие сошки. Кто их хватится? И если есть мозги, то поймут, с кем лучше не связываться. Надо будет – надавят сверху и посильнее; и не с таким справлялись.
Была ещё возможность, что эти потеряют след. Не исключено. Но не стоит так уж на это рассчитывать, потому что в делах, которыми занимались Михаил и остальные, важно не рассчитывать, а действовать.
Устранить их они всегда смогут. А равно и усилить меры. Пока же понаблюдаем; посмотрим, сделаем выводы и будем действовать по обстоятельствам. Не надо спешить… Впрочем, и тянуть тоже нельзя.
Время… всё упирается во время. Михаил ненавидел это понятие, однако, вот парадокс, ни работать, ни просто жить без него не мог – как, собственно, и любой человек.
«Когда-нибудь мы тебя победим, - мысленно сказал себе Михаил. Пообещал. – Когда-нибудь…»
А пока начнём с малого…
Глава 16
Среда
Максим ждал, сгорая от нетерпения. Ни страх, ни голод не мучили; он испытывал только азарт, сравнимый с игрой на большие деньги или риском собственной жизнью. Отчасти так оно и было. Но Максим не боялся рисковать, потому что выигрыш, в случае победы, был очень велик.
Максим не знал точного маршрута мусоровоза за пределами районов, где обычно обретался, но, увидев, где машина остановилась в последний раз, понял, что на следующей остановке им придётся выпрыгивать. Понял – а может, вспомнил, что, собственно, несущественно.
Какие-то изменения происходили в Максиме, и, кажется, он знал какие: он снова чувствовал себя человеком. Или кем-то близким к нему. Не бездомным полоумным, но рационально мыслящим существом. Возможно ли такое? Оказывается, возможно… Максим надеялся на это и в это верил.
- Пора, - шепнул он Второму как можно тише, когда мусоровоз замер на месте.
Второй продолжал рыться в мусоре и, что-то выуживая оттуда, есть.
Максим дёрнул подельника за руку, и тот наконец оторвался от своего занятия.
Открылся люк. Выдвинулись держатели, схватили мусорный контейнер. И в этот самый момент двое бездомных выскочили на улицу из кузова и, быстро сориентировавшись, забежали за угол.
Мусоровоз шумел, занятый своими «делами». Дождавшись, когда шум прекратится, что означало – машина уехала, два заговорщика выглянули из-за угла. Никого.
- Идём, - сказал Максим и махнул рукой, призывая Второго следовать за ним.
Оглянувшись, Максим заметил на лице идущего за ним бомжа нерешительность.
- Не боись, - напутствовал его даже с большей решительностью, чем чувствовал сам. – Всё будет как надо. Нажрёшься от пуза.
Через несколько минут они были на месте.
«Какой шикарный особняк», - подумал Максим, окидывая взглядом дом в три этажа.
Но разве так и не должно выглядеть место, где живёт один из приспешников лжи, несчастья и зла?
Максим аж скрипнул зубами от ненависти. Затем повернулся ко Второму.
- Ты всё помнишь?
Второй немного нерешительно кивнул.
Максим ободряюще хлопнул его плечу.
- Тогда начнём.
Перебежал улицу и спрятался за фонарным столбом.
Он увидел, как Второй некоторое время постоял на месте, видимо набираясь смелости, потом вздохнул поглубже и пошёл к закрытым воротам. Но на полдороге остановился, судя по всему, в нерешительности.
Максим, не зная, видит его подельник или нет, замахал рукой: давай, действуй!
Второй опять сдвинулся с места, добрался до ворот и вдавил кнопку звонка. Он не отпускал её до тех пор, пока не явился разъярённый охранник и не начал поливать его отборным матом.
- А ну прекращай трезвонить, оборвыш! – орал вооружённый автоматом детина. – И проваливай! А то пристрелю!
Наверное, Второй испугался – Максим бы на его месте точно струхнул, - но виду не подал. И, как они и договаривались, начал вопить:
- Еды! Воды! Еды! Хочу жрать! Жра-а-ать! Воды!..
- Вали отсюда, тебе сказали! Считаю до трёх!
- Воды! Еды! Еды-ы-ы!.. – надрывался Второй.
Всё внимание охранника было сосредоточено на бездомном.
«Пора», - понял Максим.
Выскользнул из-за фонарного столба и молнией метнулся влево, а потом вперёд. Затаился у стены, прислушался, не идёт ли кто. Но слышно было только, как требует питья и жратвы Второй да костит его на чём свет стоит охранник. Максим понимал, что долго так продолжаться не может: скоро охраннику это надоест и он позвонит в полицию. Или сам прогонит, а может, схватит Второго… если, конечно, догонит, в чём Максим сомневался. А то и вовсе начнёт пальбу – с этого самоуверенного вооружённого кретина станется.
Так что Максим подпрыгнул, почти без разбега, ухватился за край стены и взобрался на неё. Колючей проволоки не было.
«Какая самоуверенность!»
А за камерами наблюдать пока некому.
Максим соскочил на землю с высоты пары-тройки метров. Натренированный улицей, он бы мог запрыгнуть и выше, особенно в критических обстоятельствах вроде нынешних. А уж когда нет серьёзных препятствий, той же проволоки в колючках – то есть тебя фактически приглашают, - сам бог велел справиться с таким барьером.
Голоса Второго и охранника стихли.
Время поджимает! Сторож с автоматом может заметить его в любой момент!..
Максим изо всей прыти рванул вперёд и спрятался за углом здания. Зелёные заросли – деревья и кустарники – помогли скрыться с глаз.
Вариант войти в особняк с парадного входа он отмёл сразу. Во-первых, увидит охранник. Во-вторых, даже если повезёт и Максим проскочит незамеченным, велика вероятность, что кто-нибудь услышит или заметит его. Скажем, прислуга, если она тут есть. Или хозяйка.
Но всегда была другая, проверенная годами возможность – окно. Как знал по опыту Максим, одно окно кто-нибудь обязательно оставляет открытым. Или незапертым. А уж распахнуть его для бездомного не представляло проблемы. Чтобы забраться в чужой дом и поживиться там чем-нибудь, следовало проявить смекалку и решительность, и их Максиму было не занимать. Без них он бы попросту не выжил на улицах города С.
Осторожно, по возможности бесшумно двигаясь вдоль стены, Максим проверял окна, одно за другим. Надавливал на них и дёргал, чтобы узнать, заперты они или нет. Пока что удача не улыбалась ему.
«Ещё остаётся вопрос, есть ли в доме сигнализация…»
Максим не собирался отчаиваться: не тот он человек, да и не в том положении.
«Эх, только бы не пришлось лезть на второй, а то и третий этаж…»
Он снова повернул за угол и улыбнулся во всё лицо, увидев на первом этаже распахнутые створки. Коли так, сигнализации, надо думать, нет.
Прокравшись к открытому окну, Максим быстро и аккуратно заглянул внутрь. Пусто.
Подтянувшись, бездомный забрался на подоконник, а потом почти беззвучно слез с него.
Максим огляделся и едва сдержал позыв восхищённо присвистнуть. Обстановочка та ещё! Если бы он не находился здесь с совершенно определённой целью, непременно прихватил бы что-нибудь из вещей. На память…
«Хватит мешкать, - приказал себе Максим. – Это не та комната».
Он это чувствовал, знал, помнил.
Максим прокрался к двери, ведущей из комнаты, приоткрыл её и выглянул в коридор. Снова никого.
Что-то подсказывало ему: нужного помещения быть на первом этаже не может. Никто не располагает подобные комнаты внизу, там, куда легко могут зайти гости и прочие посетители. А значит, путь Максима лежал, скорее всего, на самый верх, на третий этаж. Или в подвал, что менее вероятно: там не очень-то удобно и уютно. Слава богу, всё благоволило плану Максима: и отвлечённый охранник, и полное отсутствие кого бы то ни было рядом.
Обрадованный тем, что события развиваются самым лучшим образом и скоро он, возможно, получит ответы на все вопросы, которые его тревожат, Максим уже шагнул в коридор – когда вдруг услышал звонкий перестук. Бездомный сразу понял, что это такое: шаги. Быстрые, уверенные, решительные. Так ходят только богачи, знающие себе цену, - а других и не бывает.
Максим мгновенно и беззвучно закрыл дверь и отступил от неё. Слух и интуиция подсказывали ему, что цокали из фойе в сторону коридора, куда он только что хотел выйти. И что это была женщина; только женские каблуки издают настолько острый, характерный звук. Впрочем, не столь важно, кто шёл, - важно, что он направлялся прямо сюда, в комнату, где затаился Максим. Потому что звук цоканья усиливался, приближался!..
Максим заметался было по комнате, однако быстро понял, что так ничего не добьётся. Надо что-то делать. Вариантов два: либо бежать и прыгать в окно, либо спрятаться где-нибудь в комнате. Но он мог не успеть вылезти через окно, а в шкафу или под кроватью, вполне вероятно, его найдут, хотя бы по сильному запаху. Но надо же что-то делать!..
Максим выбрал шкаф. Он скользнул внутрь и закрыл створки в тот самый миг, когда цокающие шаги вплыли в комнату. Мгновение тишины. Максим замер и сжался в комок, постаравшись уменьшиться, исчезнуть. Если бы он только мог!.. Сердце колотилось предательски громко – по крайней мере, так чудилось.
Внезапно тишина сменилась громким окликом:
- Афанасий!
Да, это была женщина. Наверное, владелица особняка. И сейчас она стояла в комнате, в считаных метрах от спрятавшегося Максима.
- Афанасий! – ещё громче повторила женщина. А потом, похоже, обратилась сама к себе: - Я же просила его убраться. Господи, что за ужасный запах…
На секунду Максиму показалось, что ему снова повезёт – что женщина пойдёт искать неведомого Афанасия, вероятно прислугу, покинет комнату, и тогда Максим выйдет из шкафа, проберётся по коридору и поднимется по лестнице на третий этаж. Не факт, что именно там находится вожделенная комната, но нужно же с чего-то начинать поиски. А пока он лишь стоит и дрожит, ожидая, что в любой миг его обнаружат…
Однако женщина не ушла – каблучки не зацокали. Затем что-то словно бы тихо зашипело. Максим сначала не понял, что происходит, но потом догадался: она принюхивается.
А следом и каблучки зацокали. Громко, отчётливо. По направлению к шкафу.
Максим сжался в комок.
«Как быть? Напасть? Попытаться убежать? Разыграть из себя сумасшедшего?..»
Ни один из вариантов ему не нравился. Он чувствовал, что попал в западню, из которой не вырваться, и каждое его действие лишь всё усложнит и сделает более опасным. Если он нападёт на хозяйку (или кто она), полиции это не понравится. Очень не понравится. Если побежит, его могут схватить или огреть чем-нибудь, а снаружи, кроме того, наверняка уже опять дежурит охранник. Если начнёт строить из себя дурачка, ему, скорее всего, не поверят; а если и поверят, всё равно вызовут полицию, и те отправят его в тюрягу. Или ещё в какое место, похуже… Богатые и уверенные, они такие, от них всего чего угодно можно ожидать…
Затаившийся в самом углу шкафа Максим будто перестал дышать. Во всяком случае, у него самого сложилось именно такое впечатление.
А цокающие, решительные шаги тем временем приближались.
«Интересно, как там Второй? – неожиданно подумалось умирающему от страха бомжу. – А впрочем, какая разница…»
Глава 17
Среда
Герер и Вольский посетили место, где неизвестный, вооружённый пистолетом, стрелял в сбежавшего Медянкина. Теперь ходячий труп решили, для простоты и лаконичности, называть так. Обнаруженные на месте стрельбы гильзы свидетельствовали в пользу показаний очевидца. Однако на баллистическую экспертизу требовалось некоторое время.
Герер переговорил с одним из полицейских на месте происшествия, поинтересовавшись, есть ли ещё новости о том, куда скрылся Медянкин. Новостей не было.
Тогда Анатолий позвонил в управление, сообщил о «побеге» – хотя они наверняка всё уже знали сами – и попросил выделить силы на поиски ускользнувшего Медянкина. Ему ответили положительно, и он повесил трубку.
- Теперь куда? Искать Медянкина? – спросил Вольский с таким выражением лица, словно ему хотелось бросить всё, уехать подальше и там запить – сильно и надолго; впрочем, может, так оно и было.
«Никто не любит неизвестность и непонятность, - подумал Герер. – А полицейские и подавно».
- Что касается Медянкина, мучает меня одна деталь, - невпопад ответил Анатолий.
- Выкладывай.
- Из одежды Медянкина «бриллиант», скорее всего, выпал бы, так что там камень находиться не мог. Ни в какое отверстие внутрь себя Медянкин камушек тоже не помещал – там бы «бриллиант», учитывая все факторы, столько не продержался. Но камень находят рядом с телом Медянкина, на берегу. Какой из этого следует вывод?
- Либо камень случайно выбросило на берег, и он не имеет отношения к Медянкину. Либо его кто-то подложил.
- Правильно. Но кто? И зачем? И почему и как его нашли именно Александр с Юлией?
- Много важных вопросов, на которые нет ответов. Но всё же мы исходим из предпосылки, что камушек связан с делом. А что если нет?
- Вот это нам и надо выяснить.
- Думаешь, Юлия и Александр что-то от нас скрыли?
- Вполне возможно.
- Но они были так напуганы…
- Страх не всегда заставляет говорить – иногда он принуждает молчать.
- Соглашусь. Значит, едем к нашим молодчикам?
Герер не успел ответить – зазвонил его смартфон. Он посмотрел на экран и нахмурил брови: номер не определяется. Только бы не спам. Хотя их номера, насколько он помнил, смартфон в состоянии определить…
Это оказался не спам. И не соцопрос. И не мошенники. Не успел Анатолий сказать «алло», как незнакомый голос быстро и тихо затараторил в трубку:
- Проверьте Шольца. Он знает больше, чем говорит.
Герер открыл было рот, чтобы ответить, но снова опоздал – послышались короткие гудки: звонок сбросили.
Анатолий выразительно глянул на Вольского. Тот напрягся.
- Что?
- Похоже, ехать к Юлии с Александром тебе придётся одному…
По дороге к ломбарду на улице О Герер рассуждал о том, откуда «выплыл» Медянкин. В смысле, в каком месте он находился, прежде чем его безжизненное – или ещё живое? – тело бросили в воду. У реки Д немалая протяжённость. Но течением труп Медянкина могло прибить в промзоне, только если бы его выбросили в воду где-то за пределами города С, со стороны леса Г.
Анатолий приехал к ломбарду на машине. Вольскому, чтобы добраться до места, придётся попросить кого-нибудь из коллег подбросить его до дома влюблённой парочки. В крайнем случае, воспользуется общественным транспортом: порой на метро и автобусе доедешь куда бы то ни было быстрее, чем на личном автомобиле. Цивилизация, город, пробки… А тут – подземные туннели у поездов и выделенные линии для автобусов.
Анатолий ещё издалека заметил на входной двери ломбарда табличку с надписью крупными буквами «Перерыв». У полицейского закралось недоброе предчувствие. Он постучал и подождал, когда откроют. Прошло с полминуты, но никто не отпер дверь, хотя через стеклянное окошко было прекрасно видно, кто именно стоит на пороге. Анатолий постучал громче. Ноль реакции со стороны владельца ломбарда… если Шольц вообще внутри.
- Шольц, открывайте! Полиция!
Он постучал снова.
Время шло, а ему не открывали.
«Или Шольц заперся в помещении, - размышлял Герер, - или его вовсе здесь нет».
Если ломбардщик куда-нибудь отошёл, то скоро вернётся: на двери же написано «Перерыв», а не «Закрыто». Однако это может быть и отвлекающий манёвр. Но настолько ли Шольц умён? И осведомлён?
Анатолий в отчаянии стукнул по входной двери, сильнее, чем рассчитывал, и скривился от боли. Пара людей, проходивших мимо, с интересом на него оглянулась, но ничего не сказала и проследовала дальше.
Анатолий отвернулся от ненавистной запертой двери и увидел перед собой, на другой стороне улицы, журнальный киоск. В голову сразу пришла идея.
Он перешёл дорогу, приблизился к киоску и, вытащив удостоверение, показал его продавцу журналов.
- Чем могу помочь? – с готовностью откликнулся тот.
- Вы тут стоите целый день.
- Да, приходится.
- Так вот. Я ищу Сергея Шольца, владельца ломбарда…
- Серёгу-то? – перебил его продавец; он говорил быстро и охотно. – Так его давно нет.
Герер заподозрил неладное.
- Как давно?
- Да вот уже час-полтора или больше.
- И всё это время на двери висит табличка «Перерыв»?
- Угу.
- И никто не открывал дверь и не заходил внутрь?
- Никто.
Словоохотливый продавец журналов говорил что-то ещё, но Анатолий уже погрузился в размышления. Куда исчез Шольц? Каким образом? И почему? И с чего вдруг вскоре после их «беседы»?..
Наконец слова продавца достигли ушей полицейского – кажется, работник киоска повысил голос.
- А что-то случилось? – спросил киоскёр.
- Пока ничего, - кратко ответствовал Анатолий, хотя сам не верил в то, что говорит; наитие, небезызвестная ментовская чуйка подсказывала совершенно другое.
По дороге к автомобилю Герер достал смартфон и набрал номер Вольского.
До дома, где жили Александр и Юлия, Вольского подбросил сослуживец: так вышло быстрее. Прежде чем попросить об одолжении, Вольский проверил на смартфоне, в «Картах», наличие пробок. И вот теперь, пятую минуту, лейтенант стоял перед дверью квартиры и жал на кнопку звонка. Он делал это не в первый раз, а кроме того, стучал и обращался через дверь в полный голос, называя себя. Ничего не помогало: открывать ему не собирались.
В кармане завибрировал смартфон. Вольский достал его свободной рукой.
- Да? – непроизвольно рявкнул он в трубку.
На несколько секунд воцарилось молчание: звонивший, а это, судя по номеру, был Анатолий, ничего не говорил. Затем Герер произнёс каким-то странным голосом:
- Есть проблемы?
- Вроде того, - ответил Вольский, с ненавистью глядя на дверь, которую никто не намеревался перед ним распахивать.
- У меня тоже.
Герер объяснил, в чём дело, а Вольский рассказал, что несколько минут безуспешно пытается дозвониться и достучаться до девушки с молодым человеком.
- Хм, - изрёк Герер.
- Думаешь, у нас не просто проблемы, а большие проблемы?
- Похоже на то.
Вольский невесело усмехнулся и отпустил кнопку дверного звонка, которую всё это время держал нажатой.
- Я тоже так думаю.
Хуже неизвестности и непонятности только они же, возрастающие в алгебраической прогрессии.
«А ведь есть ещё и геометрическая», - подсказала неунывающая и безжалостная полицейская чуйка.
- Но имеются и положительные новости, - обнадёжил Анатолий.
- Не терпится услышать.
- Сейчас мне звонили наши с тобой коллеги. Очевидец сообщил в полицию, что видел кого-то очень напоминающего ходячий труп в районе кладбища.
- Медянкин?
- Может быть.
Может быть… Отличный ответ. Но если это не Медянкин, тогда кто? Сколько живых мертвецов бродит по округе с одной им известной – известной ли? – целью?..
- Это не всё.
- Какая радость.
- Также мне сообщили, что из рассадника, того, рядом с которым нашли убитого, действительно исчез человек. Ушёл за сигаретами и не вернулся.
- Кто он?
- Сожитель госпожи Риты, управляющей рассадником. Вернее, ночным клубом под названием «Рассада», если ты меня понимаешь.
Вольский всё прекрасно понимал.
- Надо пообщаться с госпожой Ритой с глазу на глаз: какая-никакая, а ниточка.
- Они там могут быть против.
- Плевать. А если всё же будут возникать, пригрозим, что их «ночной клуб» скоро и безвозвратно закроют.
- Ты очень жесток.
- Я такой.
- Ладно, тогда я займусь «мясным товаром» и его сбытчиками, а ты прошвырнись до кладбища. До него тебе ехать ближе.
- Договорились.
Закончив разговор, Вольский испытующе посмотрел на дверь в квартиру.
«Что же за тайны ты скрываешь?»
Он не хотел уходить; хотелось, напротив, взломать дверь и исследовать квартиру. И лучше бы, чтоб Герер, наплевав на всякие формальности, проник в ломбард и осмотрел его. Так подсказывало всё то же чутьё. Но они не имели права. Формальности…
Вольский с неохотой стал спускаться по лестнице. Коллега, подвозивший его, уехал: лейтенант сам отпустил его, - так что добираться до кладбища придётся на общественном транспорте. Вольский припомнил, что в тот район ходит маршрутка, которая останавливается напротив центрального входа. И то хлеб.
Он вышел на улицу, на ходу глядя в смартфон.
«Маршрутка номер 217, - значилось там. – Прибытие через двенадцать минут».
Остановка находилась в паре сотен метров от дома, но кто его знает, этот дурацкий общественный транспорт: то приходит раньше времени, то опаздывает на целый час… Маршруток это касается реже, однако и они не исключение. И Вольский заспешил туда, где стояло несколько людей – потенциальных пассажиров.
Солнце по-прежнему припекало, но уже близился вечер.