-- Служу советскому союзу.

-- Значит, договорились. И чтобы без выкидонов, ибо бороться нет ни капли смысла, ребята. Россия теперь -- старая шлюха с морщинистой задницей. Народонаселение -- рабы либо воры, операция лоботомии успешно завершена, и каждый держит у другого перед носом свой грязный кукиш. Будет лучше, если вы предоставите ублюдков их собственной участи. Другой они не поймут. Или распнут благодетеля в куче собственного дерьма.

-- Ты знаешь, впечатляет,-- задумчиво произнес Алексей, когда Вася закончил.-- Он меня почти убедил.

-- Пожалуй, меня тоже.

-- А Шуляка?

Вопрос повис в воздухе. Наконец Вася пожал плечами.

-- Не знаю.

-- Ладно. Пару слов, Василий Николаевич, о самом преступлении. Где? при каких обстоятельствах? Как говаривал протопоп Аввакум, "пса тянет иногда на свои блевотины".

Вася взглянул на часы.

-- Познакомились они на дискотеке. С помощью Чераневой, она в данном случае сыграла роль подсадной утки. Правда, Суходеев знал потерпевшую Калетину раньше. С дискотеки ушли, отправились в видеозал с мороженым, потом в ресторан. Золотарев всегда при деньгах, официанты перед ним ходят на задних лапах, наобещал девочкам какие-то импортные тряпки. Словом, очаровал. А тут пришла "идея" скататься ночью за город. Июнь, светлые ночи, соловьи свищут. Отправили Суходеева по приятелям, у кого есть мотоцикл. А чтобы те были сговорчивей, Золотарев дал деньг., утверждали потом, будто все складывалось стихийно, без плана.

-- Почему на мотоциклах?

-- На машине туда не проехать, нет дороги. Только тропа вдоль железки.

-- Это где?

-- Тридцать второй километр, по УЖД. Бывший поселок Волковка.

-- Угу,-- Алексей записал.-- Гони дальше.

-- В ресторане набрали коньяку, закуси. И, хотя под балдой, часам к одиннадцати благополучно добрались. Там есть пара уцелевших изб, даже со стеклами. Вот в одной из них устроили шабаш, девочку, разумеется, споили вмертвую. Насиловал Золотарев на глазах у других. Следы спермы обнаружены также на лице и на губах потерпевшей, в заднем проходе. Но в какойто момент Калетина очнулась почти трезвая, и с ней случилась истерика. Кричала, билась, потом выскочила на улицу. Одежду ей не отдавали, стала звать на помощь. Золотарев выпрыгнул в окно, схватил Калетину за волосы и сунул головой в бочку под водостоком. Говорит, хотел привести в себя, но передержал.

-- Как труп оказался возле переезда? Да еще без ноги?

-- Они все, конечно, перепугались. Калетину стали откачивать, но никто делать этого не умел. Наспех одели. Привели помещение в порядок, как им казалось, и вынесли труп к железной дороге. Зачем? Сначала не знали; говорят, растерялись. Но потам Суходеев сказал, что тут ходят составы с лесом и порожняк, можно пристроить труп на платформу. Только надо как-то остановить состав. Суходеев отыскал в кювете обрезок рельса, положили обрезок поперек полотна и набросали старых шпал. Так труп Калетиной доехал до города. Возле переезда состав, надо полагать, сильно дернулся, и тело сползло под колеса.

-- Это уже что-то. С меня причитается, дорогой Василий Николаевич.

-- Еще бы,-- Вася поднялся.-- Ну, давай. Крутись.

-- Погоди. Золотарев мертв. Погиб при весьма загадочных обстоятельствах. Суходеев исчез. Полагаю, мы попросту ищем его труп. Что если на очереди Черанева, подсадная утка?

-- Мотив мести?

-- Почему нет?

-- Едва ли. Калетина проживала вдвоем с матерью, но после смерти дочери у нее... ну, словом, поехала крыша. Есть, правда, родственники по дальней линии, но... они годами даже не встречались.

После ухода следователя Соковнина Алексей позвонил в горторг и выяснил, что продуктовая, машина марки ГАЗ-53Ф, номерной знак 48-60 КВН, в семь ноль-ноль утра, как правило, выезжает из гаража на мясокомбинат. По пути водитель забирает экспедитора Терехину и грузчика Карташова. Экспедитор и водитель те же, с которыми в прошлом году работал пропавший Суходеев.

Потом Алексей сел за машинку и отпечатал в адрес начальника Н-ского РОВД подполковника Вологжина отдельное поручение с просьбой проверить вероятное местонахождение гр-на Суходеева в бывшем поселке Волковка на 32-м километре УЖД. Кратко изложил обстоятельства.

8

Участок земли перед домом Суходеева Г.Я. напоминал территорию нижнего склада местного леспромхоза, где он работал последнее время автослесарем. Две машины дров были свалены у ворот. Часть из них испилена, и даже исколота, но осталась лежать в куче, и было видно, что лежат они тут давно, возможно, с осени. Кубометра два горбыля, уложенного в кладь. Жерди. Машина песку, машина щебня. Отдельной кучей разный дровяной хлам, который продают обычно "на слом".

Алексей постучал в дверь, звякнул несколько раз щеколдой. В доме не отзывались, хотя дверь была заперта изнутри на засов.

-- Эй! Чего барабанишь, хрен моржовый? Тебе, тебе говорю! -- раздался сзади через дорогу хамоватый, сиплый голос.

Алексей обернулся. На крыльце соседнего дома напротив появился хозяин в одних трусах, чрезвычайно живописной наружности. Был он приземист и невероятно толст. Шарообразный живот свешивался ему на колени, поэтому чтобы соразмерить центр тяжести, он заваливал толстые конопатые плечи назад и глядел из-под выгоревших бровей эдаким рассерженным "бонапартом". Приглядевшись, Алексей увидел, что на "бонапарте" женские голубые рейтузы с резинками выше колен, вероятно, потому, что мужских трусов такого размера в природе попросту не существует. Пришлось одалживаться у супруги.

Алексей подошел к крыльцу и теперь уже вблизи с явным любопытством разглядел все это живописное безобразие, выставленное напоказ и нимало себя не стесняющееся. "Что позволено козлу,-- усмехнулся про себя Алексей,-- едва ли позволено Юпитеру".

-- Дядя, тебе не кажется, что своим видом ты позоришь отечество?

-- Ххы! Чего это... чего боронишь тут?

Алексея обдало запахом водочного перегара и жареного лука.

-- Кстати, почему хрен? Да еще моржовый? Ведь ты первый раз меня видишь?

-- А кто ты мне такой? -- брюхом вперед двинулся дядька.-Кум? Или сват? Может, брат? Хрен и есть... Хрен с горы! Хаха-ха!

конопатый, обросший светлым волосом пуп колыхался у Алексея перед самыми глазами. Хотя Алексей уже понял, что дядька хамит ему не из злого умысла, а по причине дурного воспитания.

-- Вот что, дядя. Пожалуй, я тебя сейчас арестую. "Особо циничные действия, совершаемые в общественном месте". Статья 266 часть 2-я, до пяти лет лишения свободы,-- он оттянул резинку на рейтузах, и резинка звучно шлепнула по тугому животу.

Дядька сделал шаг назад и величаво ткнул веснушчатым, толстым пальцем в Алексея.

-- Ты кто?

-- Из прокуратуры.

-- Ну да? Еще чего?

-- Плюс оскорбление представителя власти при исполнении служебных обязанностей.

-- Из прокуратуры... хы! Так бы и сказал сразу. А то мозгу конопатит тут, хрен не хрен...

Договорить хозяину не позволила супруга. Она вдруг вывернула у него из-за спины, такая же крепкая, дородная, и с бранью выставила его с крыльца в дом.

-- И пьют, и пьют! Кажный божий день. Куда чего лезет в паразитов?!

Хозяин однако тут же ее срезал из-за двери:

-- А ты, мать твою... не пьешь, и чего тогда? Жизни не видала, дурища!

Женщина захлопнула за ним дверь и с искательной улыбкой повернулась к Алексею.

-- Вы уж, молодой человек, не взыщите с дуролома пьяного. Он так-то мужик ниче, хороший. А разговору с людями не понимает, как надо-то. Наговорит, наговорит спьяну, они и отворачиваются.

-- Я уже понял,-- Алексей примиряюще улыбнулся.-- скажите, а соседи ваши... Суходеев, он дома сейчас или нет?

-- Ой! Вы из-за Вовки к ним? Отец по времени дома должен быть с работы, а не видала, не знаю. Дуська у него с полдня на огороде крутилась, баню вытопила. Может куда в магазин умелась за хлебом, или еще чего?..

-- Дверь изнутри закрыта на засов.

-- А она огородами ходит, ближе ей. На два дома живут нерасписаны, туда-сюда бегает.

-- Стерва твоя Дуська,-- важно обронил в раскрытое окно "бонапарт". Он сидел там с самым победительным видом и решительно сплюнул, выражая презрение.

-- А она не каждому дает! Вот и сволочат такие-то, кому не досталося!

Но "бонапарт" не удостоил вспыхнувшую порохом супругу даже взгляда. Проплыл мимо величавый, словно корабль мимо болтающейся на волнах выеденной, арбузной корки. "Надо же, сколько осанки в человеке," -- с изумлением подумал Алексей, чувствуя себя нейоторым образом в приемной у важного лица.-- И все зря пропадает. Хотя почему же зря? За осанку, должно быть, и полюбила его эта милая женщина. Вот ревнует даже. Совсем как в известной частушке: "Полюбила Феденьку да за походку реденьку".

-- Мужа вашего, простите, как звать?

-- Федор он. Да вы, молодой человек, не взыщите уж...-вновь начала она привычно заступаться за своего "бонапарта".-с простой души лепает чего ни попало, а люди, конечно, верят поначалу-то...

Минут через пять на разговор подошли еще три соседские женщины. Остановился послушать древний дедок, у которого на лохмотьях -- засаленном, дырявом пиджачишке от плеча и до оторванного кармана красовались многочисленные орденские планки. Разговор покатился сам собой, и Алексей многое успел узнать из тайн этой "растеряевой" улицы, которая с тех достопамятных пор едва ли существенно изменилась, разве что обветшала и сделалась еще гаже, так что классические "растеряевские" времена, если бы здешние обитатели о них знали, показались им золотым веком.

Зато все знали о Суходеевых. Кроме одного -- куда исчез Суходеев-младший? Сестры живут здесь же, в городе, их две, обе замужем. Другая родня, знакомые -- все тут. И сам... учеба ведь у него, никуда ехать не собирался, знали бы. Целыми днями глаза на углах мозолил, и вдруг на тебе, пропал, как провалился. Утонуть не мог, нет. Другие люди рыбачат, много таких, а у них не заведено. И отец, и дед такой же был, рядом с водой живут, а на берегу не бывали... На мотоцикле куда-нибудь уехать мог, это да. Шею себе, поди-ко, свернул и валяется в канаве... Чей мотоцикл? Да кто его знает? Друг у дружки берут, а своего у Володьки не бывало. Про мотоциклы, если конечно интересно, лучше у друзей его поспрашивать. Вон, через два дома... третий. С утра свою керосинку починяют перед воротами, вот у них про мотоциклы все узнаешь, что надо.

Алексей в конце концов так и сделал. Два типичных "олигофрена" сосредоточенно возились у полуразобранного мотоцикла. Рядом на куске брезента были разложены промасленные детали и ветошь вперемешку с инструментам.

Разговор с первой же фразы зашел в тупик. На прямые вопросы оба "олигофрена" отвечали односложно "да", "нет", "не знаю", "не видел". Пожимали плечами, а то и вовсе отмалчивались. Алексей терпеливо вслух анализировал вырванные у них же случайные сведения, разматывал, ловил на нестыковках, ставил в тупик, и чем дальше, тем все сильнее зрело в нем ощущение, что "олигофрены" блефуют. Он уже начал жалеть, что заговорил с обоими сразу. Таких легче колоть по одному с глазу на глаз, на основе элементарного здравого смысла и банальной ответственности, а в группе они мгновенно тупеют, утрачивая даже это немногое.

Он терпеливо, буквально на пальцах объяснил "олигофренам", что для следствия любая, даже маленькая зацепка может оказать неоценимую услугу. Как-то сориентировать розыск, чтобы установить местонахождение трупа Суходеева и напасть на след возможного убийцы.

Про труп и убийцу Алексей упомянул не без умысла, зная, что это поможет обоим приятелям избавиться от обета молчания перед Суходеевым, если таковой имел место в действительности. И не ошибся. "Олигофрены" переглянулись, как бы испрашивая один у другого согласия, наконец, кадыкастый парень с крашеными, пегими волосами буркнул, глядя в сторону:

-- Был у него мотоцикл.

-- Какой?

-- "Восход".

-- Номерной знак помнишь?

-- Без номеров, так ездил.

-- С рук купил?

-- Зачем? Новый... два месяца всего.

-- Отец подарил?

-- Сам.

-- На какие деньги?

-- Ну, были у него... Откуда я знаю?

-- Полторы тысячи? А может, за этот должок с ним кто-нибудь посчитался? А?

-- Не-а,-- мотнул головой парень.

-- Почему "не-а"?

-- Так... знаю.

-- Ты же сам сказал: откуда я знаю... только что.

-- Да ладно, скажи ему,-- подал голос другой, тоже глядя в сторону.-- Чего теперь?

-- Сам скажи.

-- Так он что? Украл эти деньги? Или кого-то ограбил? -наводящими вопросами, мягко Алексей старался подтолкнуть начавшийся разговор в нужную сторону, "дожать" потихоньку "олигофренов".

-- Ну, украл.

-- У кого?

-- У своего пахана.

-- Снял со сберкнижки,-- буркнул другой.

-- И что деньги ему выдали? По чужой книжке? -- изумился Алексей.

-- Ну. Он шесть раз ходил снимать, и ниче ни разу. Даже паспорт не спросили.

-- Отец знает? У Суходеева?

-- Мы-то откуда... Он нам не докладывает.

-- Это понятно. А Суходеев... Воха, ничего не говорил?

-- Не-а.

-- И про мотоцикл отец тоже не знает?

-- Наверно. Он дома мотоцикл не держал. Так, заедет иногда, будто на чужом. А оставлял у ребят, у кого когда.

-- рели не ошибаюсь, мотоциклы продаются по записи? ^ очередь лет эдак на десять.-

-- Блат у гнилого. Сестра зятя... Золовка, что ли? Замдиректора в торге.

-- Все равно сверху дал. Хоть и родня.

"Пожалуй, по факту мошенничества со сберкнижкой придется возбудить уголовное дело. Если Суходеев жив еще," -- подумал Алексей.

-- Десятого мая куда мог ваш Воха поехать на своем новом мотоцикле? Как думаете? Если бы вам пришлось искать его?

-- Без понятия,-- отозвался один.

Второй "олигофрен" глядел в сторону. Алексей однако почувстовал в его молчании некоторое смятение, что ли, как у застигнутых врасплох. Но о причине оставалось пока только гадать.

-- Возможные места или излюбленные маршруты у "него были?

"Олигофрены" замкнулись намертво. Алексей сменил тему:

-- У него подруга есть?

-- Постоянная? Не-а, не было.

-- Есть тут одна телка. Так... общак.

-- Одна на всех?

-- Ну. Она часто с ним.

-- Как фамилия?

-- Черанева Танька.

-- Ладно, орлы. Вот вам две повестки на завтра в прокуратуру. Кой-какие из ваших показаний придется оформить официально. За вашей подписью. Явка обязательна, так что не опаздывайте. Ну, пока.

Алексей решил, что поодиночке с глазу на глаз он заставит хотя бы одного из "олигофренов" выложить все до конца. официальная обстановка тоже иной раз неплохо действует.

Возле суходеевского дома, когда он вернулся к воротам, стоял тяжелый "КРАЗ" с прицепом, груженный бревнами. Алексея обдало запахом разогретого масла и солярки, свежеспиленной древесиной. Двое мужчин, орудуя вагой и крючьями, скатывали вниз с возу еловые, один к одному, бревна.

"Да у него никак пунктик на заготовке древесины," -подумал Алексей, стараясь угадать по повадке в одном из работников хозяина.

-- Суходеев? Геннадий Яковлевич?

Дюжий, медлительный мужчина в промасленной спецовке едва покосился на него и продолжал крючком дергать бревна.

-- Ну, я Суходеев,-- наконец обронил он.

Алексей представился, и по тому, как хозяин и шофер "КРАЗа" на мгновение замешкались, догадался, что дровишки эти, похоже, незаконные, и рейс скорее всего тоже -- левый. Некоторое время он с улыбкой наблюдал за суетливыми действиями обоих, потам решил, что хозяина следует успокоить.

-- Я к вам по поводу сына. Поговорить надо.

Тот не без облегчения кивнул. Потом неторопливо спустился с воза.

-- Нашли, что ли?

-- Идем.

Суходеев задумчиво почесал в затылке. Алексей обратил внимание, что на левой руке у него недостает трех пальцев.

-- Слушай? Надо бы отпустить человека,-- он кивнул на шофера. -- Поговори с дуськой вначале, пока управлюсь, она знает.

-- Да. Так даже лучше,-- согласился Алексей.

Вслед за Суходеевым он двинулся через двор, тоже захламленный, заваленный старой обувью, какими-то мешками, ящиками и прочей рухлядью, которая, похоже копилась тут поколениями. Вышли на огороды и межой, ярко-желтой от одуванчика, направились к притулившейся на задах бане. Суходеев, не заходя в предбанник, торкнул культяпистой рукой в низкую дверь.

-- Евдокия, тут человек пришел. Из прокуратуры. Поговори с ним, пока разгружаемся.

В бане двигали тазами, плескалась вода. Женский певучий голос со смехом откликнулся:

-- Так что? Штаны пусть снимает да заходит, чего не поговорить? Место есть.

В закопченном окошке светлым пятном помаячило лицо. Алексей придержал хозяина за руку.

-- Геннадий Яковлевич, и в самом деле, лучше обождать. Пусть домоется.

-- Ее не переждешь,-- хмуро обронил тот и повернул назад. Алексей опустился перед дверью на широкий, щелястый чурбак.

-- Борисенкова? Евдокия Семеновна? Я правильно называю?.. Заявительница?

Из-за двери послышался смешок.

-- Розыском, Евдокия Семеновна, теперь занимаюсь я. Моя фамилия Валяев. Из прокуратуры района.

-- Слышь, миленький? -- дверь скрипнула и в образовавшуюся щель пошел изнутри ядреный банный дух.-- Венички висят, вона на перекладинке... Не подашь ли?

На еловой жерди через весь предбанник были подвешены попарно сухие березовые веники. Алексей усмехнулся, однако ж отказывать в такой пустяковой просьбе было неловко. Ослепительно белая, гибкая рука приняла у него пару веников, сверкнул в притворе лукавый глаз.

-- Сам-то чего не заходишь?

Он рассмеялся, сел на свой чурбак.

-- У нас это называется "злоупотребление служебным положением в корыстных целях".

-- Ай-ай, страсти какие! Даже в бане у них не моются, начальство не пускает?

Алексей вдруг понял, что с Евдокией Семеновной, развеселой сожительницей Суходеева-старшего, говорить возможно только в игриво-кокетливом тоне, иначе не получится, она попросту не умеет.

Вон, щель какую оставила. Ну и ну!

-- Дуся Семеновна, у тебя баня не выстынет?

-- Так а чего делать-то, коли не идешь? Через дверь кричать?

Резон в ответе был. Хотя двусмысленность положения, кажется, доставляла развеселой Дусе немалое удовольствие.

-- Я с вашими соседями сейчас разговаривал,-- начал Алексей, тоже принимая игривый тон.-- Говорят, вы жутко страстная женщина, даже пальцы можете откусить, если в страсть войдете.

-- Кто говорит-то? Это мерин толстый, напротив, что ли?

-- Ну... да, в общем.

-- Вот, скажи, паразит! Сам целый год за мной от Нинки воровски ухлестывал. Ладно, думаю, лешак с тобой. Убудет, что ли? Шарилась, шарилась у него под пузом-то, а там ничегошеньки нету. Все салом заплыло и травой заросло. Осердилась тогда. Иди, говорю, отсюда, глобус рыжий, и чтобы глаза мои больше тебя не видали. Еще Нинке рассказала. Ты, говорю, присматривай за своим, проходу паразит не дает.

-- Значит, сосед напраслину сказал? Про пальцы?

-- А то нет? Сбрехал паразит, в отместку.

-- Ну, допустим. А у Суходеева, сожителя вашего, что с рукой?

Дуся вдруг расхохоталась, да так заразительно, что тазы начали между собой перезвякивать.

-- А я-то думаю, чего ты такой напуганный? Никак не зазову. Боишься, кабы не откусила чего?

-- Да. Страшновато, пожалуй.

-- У него как с рукой-то получилось? -- отсмеявшись, начала Дуся.-- Он когда с Люськой со своей расплевался вконец, запил сильно. Тогда еще на лесовозе работал, а тут рейс не в рейс каждый день пьянка у него. Два раза перевернулся с машиной, машину угробил и сам чуть не убился. Его за это в слесари определили гайки крутить. В позапрошлый год, осень уж была, заморозки ночами, два шага до дому не хватило, упал чуть не в лужу, да так и уснул. Утром просыпается, а руку левую никак из лужи не вытащит. Вмерзли пальцы, черные сделались. Так со льдиной на руке домой пришел. Взял дурак топор и три пальца... вон на чураке, где ты сидишь, разом себе оттяпал. Да один, говорит, лишний прихватил, не разобрал с похмелюги.

После некоторого молчания Алексей спросил, что случилось с женой Суходеева, где она?

-- Сдохла люська. Грех вроде сказать такое, а как собака сдохла. Сгорела баба на водке. Ты приезжий, видать, а тут два года мужичье-кобели на рогах стояли, весь город. Все изза нее, из-за Люськи. Она красивая была. особенно смолоду. У них в родове и мужики, и бабы такие часто попадаются. На лесопилке работала сортировщицей. Горбыль налево, доска направо. Десять лет так с утра до вечера бросает, потам домой бежит -- трое ребят на руках, скотина не поена -- не кормлена. К ночи управится, а с утра опять -- горбыль налево, доска направо. Заработок -- слезы одни собачьи. Ладно Генка тогда зарабатывал. Маялась она, маялась так-то, и сорвалась баба в одночасье. Запила, загулебанила. Мужик в рейс, а у нее в избе -- дым коромыслом, кобелей... Все равно как водку в магазин завезли. До того обнаглели, что Генка, муж, с полдороги воротился когда, они избили и связали его, еще рукавицу в рот сунули, чтобы не матерился. Ну, он и выгнал ее из дому на другой день. Была я потом у ней, может образумится, думаю. Ты чего это, спрашиваю, Люсь? Неужто детей, мужа тебе не жалко? Хозяйство бросила. А она пьяная вдрызг, платье ухажерами облевано. Засмеялась так страшно... А меня, говорит, кто когда жалел? Генка, что ли? И я не буду, провались оно все. Я, говорит, свою жизнь, как эту вот тряпку, грязную, облеванную, скомкаю и Господу-богу в его харю поганую брошу. Забирай, сволочина, не нужна она мне такая. И ты, говорит, иди, Дуся, отсюда... от греха подальше. Выскочила я, будто из помойной ямы тогда, и с тех пор не видала ее. Только на похоронах до кладбища проводила.

Судя по голосу, Дуся там, на банном полке, всплакнула от жалости. Но разбитной характер не позволял ей долгое время предаваться скорби.

-- Детишки, миленький, уже без матери выросли. А Генку, дурака, я в позапрошлом годе из жалости подобрала. Думаю, сопьется совсем без бабы. А он, на тебе -- по Люське тоскует, не женится. То Люська, то Дуська, так и путает по сю пору. Тебе, миленький, тоже ничего бы не было, если бы зашел ко мне. Что за беда веничком похлестать? -- рассмеялась она.

-- Не ревнует, значит, Геннадий Яковлевич?

-- Ни капельки, даже обида берет. Вот кабы Люська на моем месте мылась, он тебя и близко к бане не допустил.

Алексей с внутренним облегчением вздохнул. Отпала необходимость задавать неприятно томивший его вопрос: не ревновал ли Суходеев-старший свою разбитную сожительницу к Суходеевумладшему? и не случалось ли на этой почве семейных ссор?

Если даже из озорства Евдокия сбила парнях спанталыку. отец за топор не схватится.

Пока женщина хлесталась веником, Алексей уже через закрытую дверь задавал ей обычный круг вопросов. Кто и как обнаружил отсутствие Суходеева-младшего? при каких обстоятельствах? Уезжал ли он раньше из дому, не поставив родных в известность? Когда, где и с кем его видели в последний раз? Есть ли ктото, кто заинтересован в его смерти? Склонен ли к самоубийству? Ходит ли на охоту, и не могло ли что-нибудь случиться в лесу?.. Но нет, ни рыбаком, ни охотником Суходеев-младший никогда не был, и ружье в доме сроду не держали. На мотоциклах целыми днями ездят, а своего у него нет, отец только отмахивается...

Про деньги, снятые с отцовской книжки, Алексей упоминать пока не стал. О мотоцикле тоже промолчал, чтобы потом в разговоре с Суходеевым-старшим увидеть его первоначальную реакцию.

На этом разговор можно было заканчивать. Евдокия, похоже, вконец себя захлестала, голос у нее был вялый и истомленный, даже постанывала от жару. Алексей уже поднялся, чтобы попрощаться, как вдруг дверь распахнулась настежь, и Евдокия распаренной свеклой, прижимая к груди полотенце, вывалилась в предбанник.

-- Ой, миленький, отворотись на минуту! Моченьки терпеть больше нету, запарилась насмерть.

Она рухнула на низкую скамеечку в предбаннике, хватая раскрытым ртом свежий воздух, будто выброшенная на берег большая рыбина. На полной груди женщины родинкой темнел налипший березовый лист.

От неожиданности Алексей не вдруг успел отвести глаза, да и не слишком сожалел об этом. Потом уже, отойдя в сторону, рассмеялся.

-- От общения с вами, дорогая Евдокия Семеновна, я получил сегодня массу удовольствия. Спасибо вам и, извините, я должен идти. Служба.

-- Вот у меня всегда так. Как мужик хороший попадется, пять минут поговорили, и побежал. А от дерьма иной раз не знаешь, как отделаться, проходу не дают,-- не без грусти в голосе посетовала Евдокия.

9

"КРАЗ" перед домом стоял разгруженный, но ни шофера, ни хозяина поблизости не было. Голоса доносились из избы в открытые окна.

Алексей нашел их в узкой комнатушке с двумя кроватями вдоль стен и узким проходом. На голом столе возле окна стояла наполовину пустая бутылка "Пшеничной", вскрытая банка говяжьей тушенки, зеленый лук, хлеб, частью порезанный, частью наломанный от каравая. Матрасы на панцирных сетках были скатаны и открывали под кроватями и в углах солидный склад стеклотары, перезванивающий на разные голоса при ходьбе по половицам. Пол, к тому же, был заляпан засохшей грязью, висели на вбитом в стену гвозде штук с десяток цепей от бензопилы, и вообще все помещение напоминало скорее каптерку, но никак не спальню.

При его появлении хозяин поднялся.

-- Садись, прокурор.

Он сходил на кухню, принес еще стакан и для себя табурет. Не спрашивая, набулькал Алексею с полстакана водки.

-- Ракусывай,-- сам повернулся к шоферу, который было замолчал.-- Ну?

-- ...Сидим, значит. Человек десять-двенадцать на поминки позвала она. Водки -- залейся. Он, правду сказать, и сам закладывал, не дай Бог. Я как-то захожу по соседству, а у него фляга молочная во дворе под брагу приспособлена. Гляжу, змеевик присобачил. Посудину. А к фляге с двух сторон паяльные лампы на полную катушку врубил. Через пять минут потекла сивуха. Отрава чистая. Как на пенсию-вышел, два года попользовался и копыта откинул.

-- Пятьдесят два было. По горячему вышел,-- пояснил для Алексея хозяин.

-- Ну, сидим, значит, пьем. А она бутылку за бутылкой на стол... Последний раз, дескать, годину справим по-людски, и ладной, пили-пили; рожи, правду сказать, от водки повело. Кричат друг дружке кто чего, покойника само собой поминают. Баба евонная в углу ревет, потом, глянь: а он сам над стаканом за столам сидит и голову повесил, вот так...

Рассказчик изобразил, как сидел покойник, сделал недоумевающее лицо.

-- И я-то, дурак, забыл, что покойник он. Сколько раз че-то спрашивал у него, тормошил. Рядом сидели. Ну, он сроду так, когда выпьет: голову повесит и мычит, если спросишь чего.

-- Перепились вы. Мало ли?..

-- Это было,-- согласился рассказчик.-- Ну так, если бы кто один видел. А то...

-- Ну и?

-- Ну... сидим. Глаза на него вытарашили. А он услышал -молчат все. Башку поднял, оглядел нас вроде... да и вышел.

-- Пятьдесят два... Это он не от самогонки помер,-- после паузы не согласился хозяин.-- Зря в пятьдесят лет на пенсию не отправят. Тут у них под обрез рассчитано, годик-два еще прошебуршится человек, как выйдет, и нет его. Ваську, по Воровского жил, помнишь? Брат у него еще задавился? Тоже в пятьдесят один копыта откинул. Лекомцев Серега... в пятьдесят три. Татьяничев, этот и вовсе через месяц. Да все, кого ни возьми. У нас зря деньги работягам платить не станут, не говори.

Хозяин с шофером выпили еще. Алексей от второй отказался. Он только сейчас спохватился, что за весь день с утра ничего не ел, и бутерброд с тушенкой, щедро наваленной хозяином на ломоть, был не лишним.

-- У нас в леспромхозе, знаешь, счас чего творят? Лес насобачились по бартеру заграницу сплавлять. Напрямую, через какое-то СП в Москве. Эшелон за эшелоном. Эшелон лесу, пиломатериалов отправят, а обратно в котомке десять пар этих... кроссовок, да какой-нибудь миксер везут. Эшелон лесу отправят, обратно опять с одной котомкой. Тьфу... глаза бы не глядели. Все равно как у папуасов на бусы лес у нас выменивают.

Алексей понял, что хозяин рассказывает это не без задней мысли, а желая как-то оправдать привезенные левым рейсом бревна.

-- Все по начальству расходится. Обнаглела сволота вконец.

-- Не скажи. Народ у нас тоже разбаловался,-- не поддержал шофер, видимо, не уловив оправдательного оттенка в речи хозяина.-- На делянке вон, в марте было, надо лес трелевать на погрузочную площадку, а Гришка Рузмаков... знаешь такого?

-- Ну?

-- Сел на трелевочник и за двадцать верст по сугробам на речку потарахтел. Ухи, говорит, свежей захотелось. Целый день на зимнюю удочку ершей сидел из лунки дергал. А трактор на берегу на холостом постукивает. Одной солярки бочку сжег. К ночи уж, в одиннадцатом часу вернулся. И ниче... посмеялись только, да бригадир обматерил.

Мужики приняли еще по одной, и шофер поднялся.

-- Пора ехать.

Стеклотара под кроватями жалобно зазвенела, когда тяжелый

"КРАЗ" с могучим ревом тронулся с места. Алексей подождал, пока гул затихнет вдали, спросил:

-- Геннадий Яковлевич, у вас какая сумма на сберегательной книжке? Помните?

Суходеев удивился, но спрашивать, к чему это, не стал.

-- Тыщ пять, как будто. С рублями.

-- Как будто?

-- Нет. Точно.

-- Проверьте книжку.

Суходеев с сомнением посмотрел на следователя, но опять ничего не спросил и тяжело двинулся в комнату. Алексей встал у него за спиной в дверях. Наконец, после довольно-таки продолжительных поисков сберкнижка была найдена в шкафу, под клеенкой.

-- Полгода как не дотрагивался,-- пояснил хозяин свою нерасторопность. Протянул Алексею.

-- Нет, проверьте сами.

Суходеев молча начал листать, отыскивая страничку с последними записями, нашел и поглядел на Алексея непонимающим взглядом. Заглянул в титул -- проверить фамилию. Наконец пробормотал:

-- В марте снято последний раз. Вроде бы не снимал, не помню. Две с половиной тут... ну?

Алексей взял у него книжку. Шестью записями выше, октябрем прошлого года, была записана сумма вклада в размере пяти тысяч двадцати трех рублей с копейками пени.

-- Вы эту сумму имели ввиду?

-- Ну, вот! Пять тыщ с рублями... Так это как получается? Снято, что ли?

Суходеев-старший был в полном недоумении, хотя, Алексей видел, его беспокоила сейчас не пропавшая сумма денег, а сам факт пропажи. Актерская игра исключалась начисто: слишком много привходящих нюансов и оттенков -- не всякий мастер сцены такое вытянет. Выходит, о деньгах Суходеев до этой минуты ничего не знал. Да если бы даже знал, по мужику сразу видно -- За топор из-за денег не схватится.

Еще одна версия, похоже, накрылась...

-- Погоди. А ты сам-то откуда про мою книжку знаешь? -подозрительно осведомился он.

-- От людей, Геннадий Яковлевич. Ваш сын решил приобрести мотоцикл, втайне от вас. Но на ваши деньги, как видите.

-- Вовка? Ну... сволоченок! -- Суходеев вдруг захохотал отрывистым, лающим смехом. Потом махнул рукой, сморщился.-Весь в мать пошел.

-- Так что, Геннадий Яковлевич? Дело возбуждать будем?

-- Какое дело?

-- Уголовное дело по факту мошенничества против Суходеева Владимира Геннадиевича.

Суходеев, сообразив, о чем идет речь, решительно отрезал:

-- Считай, мотоцикл я ему подарил. Сорняком растет парень. Что сам надыбал, то и его. Тут впору на себя заявление писать.

Он осекся и замолчал надолго, отвернувшись в окно. Дальнейший разговор с Суходеевым ничего существенного к уже известным фактам не добавил. Алексей положил перед ним на стол бланк протокола, подал ручку.

-- Прочитайте, и ваша подпись: с моих слов записано верно.

По дороге домой Алексей зашел в магазин взять бутылку молока и батон на вечер. Но от кассы его грубо завернули. Хлеб, как оказалось, продавался в городе по карточкам из расчета четыреста граммов в день на человека, молоко -- по каким-то рецептам. Чай, масло, сахар он спрашивать не стал, тут все ясно. Вышел из магазина, неподалеку, запримеченное еще днем, находилось кафе-стекляшка, отправился туда. но с кафе тоже не повезло, оно было закрыто с полчаса назад. Алексей потоптался в раздумьи перед дверью. Оставалось набиться к кому-нибудь в гости, на ужин. Или пойти в ресторан. Пожалуй, ресторан сейчас как раз то, что ему нужно.

Алексей расспросил у первого встречного дорогу и, гадая, какой сюрприз ожидает его на этот раз, Двинулся в указанном направлении.

В зале, когда он вошел, царил полумрак. Вспыхивали стробоскопы, грохотала новомодная музыка, обычная для такого рода мест. Свободных столиков было предостаточно, но Алексей заметил слева от себя одиноко сидящую девушку, темноволосую, в чем-то белом, не то светло-кремовом. Перед ней стояла чашка с кофе и мороженое в металлической штампованной вазочке. Густая волна волос закрывала большую часть лица, и разобрать, хороша она собой или дурнушка, было нельзя.

"Порядочные девушки по ресторанам в одиночку не ходят,-подумал Алексей.-- Ночная бабочка? Здесь?.. А может, у нее обстоятельства, вроде моих собственных? Или кто-то с минуты на минуту обещал подойти?.. Почему бы не подойти, скажем, мне?"

-- Простите. У вас не занято?

Она слегка повернула к нему голову. Цветомузыка сверкнула в ее глазах зеленоватым, кошачьим блеском.

-- Нет.

-- Вы позволите?

Она кивнула, молча, никак не выразив своего отношения к неожиданному соседству. Кажется, ей было все равно. Алексей сел.

-- И все же,-- он улыбнулся.-- Я вам не помешал?

-- Вы не можете мне помешать,-- медленно произнесла она, как будто даже с трудом. Лицо ее по-прежнему было в тени волос, и выражения Алексей разобрать не мог.

"Наверное, местная дурочка? -- с некоторым сомнением предположил он.-- Тогда я рискую оказаться в дурацком положении. Ну да, не привыкать".

-- Меня звать Алексей.

Он уже подумал, что за грохотам музыки она не услышала его слов, но девушка, хотя и не сразу, отозвалась:

-- Ира.

Пожилая официантка мимоходом положила на их стол меню и удалилась. Алексей протянул меню девушке, но она отрицательно качнула головой.

-- А если я закажу для вас что-нибудь?

-- Благодарю, не нужно.

-- Жаль. В таком случае, Ира, что вы делаете здесь, в ресторане? Извините за прямой вопрос, но иначе я лопну от любопытства.

Она взглянула на него с некоторой даже улыбкой. Или усмешкой?.. В которой Алексей не заметил никакого интереса к себе.

-- Не знаю,-- медленно выговорила она. И было похоже, что действительно не знает.

Подошла официантка.

-- Что будем заказывать?

-- Первое, второе и третье,-- сказал Алексей.

-- Все?

-- Да. Умираю, хочу есть.

Наконец заказ был перед ним на столе. Общепитовская котлета, которая теперь почему-то называлась бифштексом, показалась ему вершиной кулинарного искусства. Соседка по столу, пока он ел, похоже, совершенно забыла о его существовании Она сидела с безучастным видом в прежней своей позе, и Алексей вдруг отчетливо понял, что эту стену равнодушия ему не пробить. Кажется, она была права, когда сказала, что он не может ей помешать. В ее словах не было рисовки или кокетства, как ему вначале показалось. Он, действительно, для нее не существовал.

Алексей знал психологию некоторых странных девочек этого возраста, склонных к суициту, задумчиво-отрешенных, скрытных,-только из посмертной записки и альбомов становится ясно, что самоубийца была безнадежно влюблена в какогонибудь Пола Маккартни.

Через зал возле пустой эстрады веселилась компания молодежи человек шесть; Алексей сидел боком и не особенно всматривался. В компании были две подвыпившие девицы, судя по взвизгам, и с одной из них неожиданно случилась истерика -слезы, хохот, истошные выкрики. Кажется, она требовала кого-то убрать, куда-то рвалась, ее не пускали и, наконец, увели.

На Иру, его соседку, истерика произвела неожиданно сильное впечатление, она задрожала вся и неосторожных движением опрокинула чашку с остатками кофе на стол. Часть пролилась на платье, оставив на нем след.

"Так и есть, с психопатией тоже," -- отметил про себя Алексей, подавая салфетки. Она салфеток не заметила, однако ж ему почудилась странная радость во взоре, она как будто была знакомо с той истеричкой, и Алексей решил, что за какую-то вину Иру попросту изгнали из компании.

Пока он расплачивался с официанткой, девушка вышла из зала. Он успел увидеть ее уже в дверях.

-- За девушку тоже... получите с меня.

Официантка удивленно на него посмотрела и что-то буркнула, возвращая деньги. Алексей сунул сдачу в карман и устремился за Ириной. Она слегка прихрамывала при ходьбе, это было заметно -типичный гадкий утенок в молодежной компании, редко прощающей телесный недостаток. Хромота, пожалуй, многое объясняла в ее поведении, но не все.

-- Разрешите, я провожу вас?

Она не ответила и никак не выразила своего отношения к его словам, ни жестом, ни выражением лица. Он решил расценить это как согласие и пошел рядом.

-- Она вас напугала? Своей истерикой?

-- Нет,-- последовал равнодушный ответ.

-- Нет? А пролитый кофе? И вы так поспешно ушли...

-- Да, я ушла.

-- Почему?

-- Не знаю.

-- Вы знакомы с этой кампанией?

-- Нет.

-- Мне показалось, ту девицу вы, как будто, знаете?

-- Кажется.

Разговор и дальше продолжался в этом роде. Равнодушно с большими паузами она отвечала на все его вопросы, словно исполняя обязанность. Но сама не задала ни одного. Ответы были односложны, часто непонятны или невразумительны, в своих действиях отчета себе она, видимо, не отдавала и не знала, почему поступает так, а не иначе. Алексей почувствовал, что ни на шаг не смог к ней приблизиться, хотя бы зацепить за живое. Даже напротив, она все более отдалялась от него, он чувствовал это почти физически -- они шли рядом, почти касаясь один другого, и в то же время, как бы по разным сторонам улицы.

Прогулка, впрочем, оказалась короткой. Ира остановилась под фонарем возле одноэтажного в три окна домика, утонувшего среди черемух и погруженного в синие майские сумерки.

-- Мы пришли? -- спросил Алексей, косясь на свою черную, шевелящуюся тень.

-Да.

Алексей понял, что тень шевелится из-за раскачивающегося на столбе фонаря. Но тень была одна -- его собственная. Он обернулся. Ира уже стояла за калиткой, и на ее лице ему почудилась улыбка... Или усмешка? Ему сделалось неприятно и, если бы не извечное его любопытство, он сейчас просто повернулся бы и ушел. Но, сделав над собой усилие, спросил:

-- Вы уходите?

-- Да.

-- Я, наверное, несколько стар для вас? -- неловко пошутил он, намекая на поспешное бегство.

-- Вы не можете быть старше меня.

Алексей усмехнулся, каков привет таков и ответ.

-- Ира, а если я вас как-нибудь навещу? Вы позволите?

-- Навестите,-- донеслось до него с крыльца, и белесый силуэт, сверкнув из темноты глазами, тихо скрылся за дверью. Он остался один.

"Наверняка, состоит на учете. Обратись в психдиспансер, и узнаешь о ней все, что тебе нужно," -- мысленно обругал себя Алексей.

Прогулка сюда показалась ему короткой, однако, чтобы выбраться из этих оврагов и кривых, незнакомых улочек, понадобилось плутать в темноте часа полтора. Домой Алексей вернулся лишь в двенадцатом часу ночи, и без сил рухнул на кровать. Тяжелое забытье навалилось на него, едва он расслабился и перестал себя контролировать. Сказывалась усталость минувшего дня.

И вдруг... он разом очнулся. Открыл глаза. Мозг работал ясно и отчетливо. Перед его внутренним взором с голографической ясностью всплыла последняя сцена, под фонарем. Фонарь качался, и он, помнится, скосил глаза на свою шевелящуюся независимо от него тень. Сумасшедшая Ира в тот момент стояла рядом, но ее тень... У нее не было тени! Поначалу до него это не дошло, он что-то еще ей говорил, она ответила... То есть, они продолжали стоять рядом. Но когда он повернул голову, чтобы убедиться окончательно, она вдруг оказалась за калиткой. Несколько странная прыть при ее хромоте? Калитка, к тому же, была шагах в десяти. Он, собственно, только успел поворотить голову...

10

Андрей Ходырев вернулся с дежурства, поиграл во дворе с трехмесячным щенком и вошел в избу. Жена на кухне собирала ему завтрак. Он потерся колючим подбородком о ее щеку, зная, что ей это нравится.

-- Где Марья?

-- Спит еще.

Андрей сел к столу и пока ел, жена выкладывала торопливой скороговоркой последние новости.

-- ...Вчера у Суходеевых следователь был. В восьмом часу уже. Из прокуратуры, говорит. Но не из местных, не похож вроде, по соседям ходил.

-- Не нашли еше?

-- И конь не валялся. Только спохватились, видно. Когда две недели прошло.

-- У них так...

-- Я про Волковку ему тоже сказала. Никакого, говорю, житья от паразитов не стало. Два заявления в милицию отнесли, а участковый только отмахивается. К каждому улью, говорит, милицейский пост не поставишь.

-- А он?

-- Заинтересовался вроде. Что да как? На кого думаете? Разобраться обещал, а там кто его знает? На обещания нынче все скорые, только подставляй. Полный карман насыплют.

После недавней поездки Андрей в душе поставил на Нолковке и на своих планах крест. Одних убытков, он подсчитал, выходило тысячи на полторы, поэтому перевел разговор на дочку.

-- У Марьи каникулы?

-- Первый день. Андрюш?..-- в голосе у женн появились просительные нотки.-- Может, отстал паразит, а? Как раз еще картошку посадить успели бы.

Андрей не ответил.

-- Съездите с Машкой, что ли? Хотя поглядели бы.

-- Нельзя с ней туда.

-- Ой! Да ты сам смеялся... ерунда же все на постном масле. И папка рядом.

-- А как напугается? Что тогда?

Жена вроде согласилась. Однако мысль посадить карточку, чтобы зиму пережить без заботы, видимо, ее не оставляла.

-- Старик твой чего говорит?

-- А че он скажет? -- Андрей усмехнулся.

На днях он встретил старика Устинова с двумя поллитровками в авоське возле магазина, переговорили. С заковырками и всякими финтифлюшками старик все же рассказал, что на его памяти такое, как в Волковке, два раза уже было. Первый раз -- в двадцатом годе. И перед самой войной, второй.

-- Так чего... старик?

-- Кровь, говорит, это ходит.

Жена смотрела на Андрея во все глаза, и, конечно, сразу поверила, с полуслова. Вот же бабы! Он неожиданно схватил ее за нос, но она только отмахнулась.

-- Как это... ходит?

-- Ходит, и все. Земля ее не принимает. Не расступается. Глаза у жены сделались совсем круглые.

-- И чего теперь?

-- Стращает дед. Беды, говорит, много наделает.

-- Кто?

-- Ну кровь, кто! Многим, говорит, кровника эта аукнется. Держаться надо подальше от этих мест. Я, говорит, видишь куда, на Хорошавинскую дорогу забрался. Место доброе, часовенка там стояла, до большевиков еще. Пересидеть хотя бы.

Жена молчала, и Андрей понял, что вопрос с картошкой можно считать закрытым. Больше она к нему не вернется.

Проводив жену на работу, Андрей Ходырев занялся по хозяйству. И вдруг страшная догадка, словно обухом, ударила по голове. Он выронил звякнувшее ведро и медленно опустился на колодезный обруб, глядя перед собой невидящими глазами.

...Последний раз в Волковке он был накануне праздников, восьмого мая. Суходеева хватились где-то числа десятого. Дуська еще по всей улице бегала, колоколила. По времени, как будто, совпадает, и повадки -- те самые. Как только Андрей возвращался домой и шел в очередное дежурство на работу, через день-два в Волковке появлялся пакостник. Ни раньше, ни позже. Как-никак соседи; считай, рядом живут. Все на виду, и секретов от них он никогда не держал. Вроде незачем было.

Андрей сходил в избу за куревом. Вернулся обратно, к колодцу.

С другой стороны, кроме этих двух дат, все остальное, пожалуй, одни домыслы без фактов. С Володькой Суходеевым, да и с отцом его, душа в душу жили всегда. Взаймы одних трешников сколько перетаскал без отдачи. Бензином одалживался постоянно. Дядя Андрей, дядя Андрей... Да ладно, зарабатывать станешь, отдашь. И вдруг на тебе -- навозные вилы, тяжеленные. Чтобы уж насмерть пришить. Андрей не видел в такой злобе ни грамма логики. А если обе даты совпадение, и только? Праздники, они и есть праздники. Мало ли народу спьяну тонет, дохнет? Шею себе сворачивают, режут друг друга, гробятся! Тогда от его домыслов и вовсе камня на камне... Да и зачем? На кой черт Суходееву Володьке сдалась эта Волковка? Туда-сюда мотаться ради пакости? С ума можно сойти! Да и накладно.

И все же, пытаясь глядеть на дело с двух разных сторон, чтобы не ошибиться, Андрей уже прозревал истину. Вспоминались непонятные прежде ухмылки, косые, испытующие взгляды, вопросики, когда он, злой и раздраженный, возвращался с Волковки, переживая очередное разорение. Еще сочувствовал говнюк, советы давал! Андрей вспомнил, как в августе прошлого года остановил Суходеева на улице со вспухшей до черноты щекой. Присвистнул. "Кто это тебя так приложил, парень?" И ключица -с трещиной оказалась, это Андрей уже через жену от Дуськи узнал позднее. И тоже все совпадало: он сам за неделю до этого "забыл" для пакостника на окне пачку патронов с тройной порцией пороха. Сработало... А отсюда и злоба, и все остальное.

Андрей вспоминал мелочь за мелочью, сопоставлял, сводил концы с концами и знал, что прячется за мелочами от главного -почему Суходеева нет уже две недели? Угодил в капкан? но не медведь же он, в конце концов. Неужели недостало толку выбраться?

И вдруг новая мысль промелькнула в голове, от которой по спине поползли омерзительные мурашки, что если следователь сдержит слово? В милиции тоже бывают исключения из правил. Тем более, что Суходеева ищут теперь уже всерьез. По словам жены, следователь заинтересовался... Может быть, они уже что-то знают? Иначе просто отмахнулся бы, как участковый. Ведь зачем-то Володька Суходеев мотался в Волковку. Не из-за одной только пакости, должно быть?

Все! Надо ехать, не мешкая. Если даже там ничего не произошло, он изведется здесь от черных мыслей.

Через час Андрей был на разъезде возле избушки с путевой связью. Поджидал попутный состав. Предчувствие беды не отпускало. Минут через двадцать, словно по расписанию, громыхнул на разъезде, взвизгивая буксами, бесконечный порожняк. Андрей Ходырев поднялся в кабину.

-- Курить можно?

-- Если табачком поделишься,-- ухмыльнулся машинист.

Андрей поделился. На тридцать второй километр доехали молча. На прощание Андрей выбил с полпачки "Астры" для машиниста и спрыгнул на насыпь.

-- Давай!

Он махнул рукой и долго стоял, пережидая набирающий скорость состав, грохот и лязг мелькающих мимо пустых платформ. Наконец, перестук колес затих вдалеке, и Андрей медленно двинулся в гору. За то время, что он здесь не был, трава местами успела вымахать по колено и вязала ноги, стоило сойти с тропы. В остальном все выглядело по-прежнему.

Андрей круто обернулся, вокруг было пусто и тихо, на удивление. Казалось, от тишины в воздухе стоит звон.

-- Как вор,-- он криво усмехнулся.

Но перед избой он снова остановился, даже присел на обочине в траву, озираясь по сторонам. Ощущение постороннего присутствия не оставляло, хотя Андрей догадывался, что страхи его надуманные, скорее от неизвестности. Он попросту боится взглянуть правде в глаза и всячески оттягивает минуту.

С первого же взгляда Андрей понял, что Пакостник здесь побывал. Вновь сбит замок вместе с накладкой. Оторваны на окнах доски. По привычке он обошел усадьбу кругом. Задняя дверь осталась не тронута, замок тоже на месте. Он выломал в кустах палку и вернулся к воротам, стоя сбоку за столбом, толкнул створу от себя. Подождал с минуту и шагнул во двор, в сырой, прохладный полумрак. Когда глаза попривыкли, он обнаружил разбросанный в проходе железный инвентарь. Пакостник, похоже, выбирал в ящике подходящий инструмент, чтобы сбить на сенной двери два висячих замка килограмма по три каждый.

И вдруг Андрей увидел возле заплота прислоненное ружье. Одностволка. Его сразу бросило в жар. Значит, из дому Пакостник уже не вышел? Он там, стоит подняться в сени и толкнуть дверь... в нескольких шагах.

Но жив ли?

Андрей сходил к рюкзаку, достал электрический фонарь. Осмотрел попутно ружье. Шестнадцатый калибр. Бескурковка. Патрон оказался с крупной дробью. Но незнакомое. Ружье деда Устинова со склепанным цевьем, с истертыми до блеска стволами, дряхленькое, он хорошо знал.

Дверь в сени оказалась сильно изрублена топором, оба замка выворочены с мясом и валялись на полу рядом с ломиком. Андрей пошарил лучом по двери, она была слегка приоткрыта, и вдруг внизу, под дверью, увцдел вцепившиеся в порожек, скрюченные пальцы. В крови. Дверь как бы защемила их. И на самой двери внизу темными полосами тоже насохла кровь. Почти в ту же секунду он почуял тошнотворный, гнилостный запах. Невольно отступил, не в силах оторвать глаза от скрюченных пальцев.

-- Что ж ты, сука, глупее медведя оказался,-- пробормотал Андрей и, стиснув зубы, шагнул вперед, потянул дверь на себя.

Мертвец лежал лицом вниз, вытянув к нему руки, будто желая схватить. Черные, жирные сгустки крови заляпали пол, стены. Кровь засохла и на одежде, но капкан оказался в стороне, в углу, спружиненный. Рядом лежал сапог, тоже перемазанный кровью, и вид этого сапога почему-то настораживал, гонцом палки Андрей не без усилия перевернул его. из голенина, из кровавого месива остро торчала кость.

Луч света медленно переполз на мертвеца. Левой ноги ниже колена не было, зато на обрубке поверх штанины был наложен жгут. Из поясного ремня.

Ему показалось неправдоподобным, что дугами могло отхватить ногу напрочь, но гадать он не стал. Ухватил мертвеца за волосы и повернул голову к себе, чтобы увидеть лицо... Мертвый, стеклянный взгляд. Застывший в кривом оскале рот с окровавленными зубами. Он разжал пальцы. Голова с деревянным стуком упала на пол.

Суходеев...

Андрей вышел со двора и тяжело опустился на бревно под окнами. Но запах черемухи, которая обильно сыпала цвет, походил на трупный, и он пересел подальше, на обочину. С полчаса жестоко смолил одну сигарету за другой, пока во рту не появилась горечь.

О явке с повинной не могло быть и речи. И не потому, что боялся за себя или за семью -- просто не чувствовал на себе вины. И в глубине души не слишком раскаивался. На войне как на войне. Враг примел в его дом, покушался на его жизнь и на жизнь его близких. В результате, враг уничтожен. Хотя лучше бы этой смерти не было. Но теперь -- все эмоции по боку -- необходимо уничтожить следы, он не собирается доказывать легавым, что он не верблюд, пусть докажут сами.

Про капкан Андрей никому не рассказывал, даже жене. И сейчас мысленно похвалил себя. Если успеть управиться, то он сможет вернуться домой еще до ее прихода с работы и избежит лишних расспросов. Все знать ей ни к чему.

Андрей заплевал окурок и отправился во двор. Пошарив рукой под сенями, он отыскал в углу два свернутых мешка, припасенных прошлым летом под картошку. На мешках, когда он их вытащил, тоже оказалась кровь. Бурые, засохшие пятна. Андрей принес фонарь и осветил закут.

В щелях, между сенных половиц, кое-где виднелись темные потеки, даже сосульками.

Преодолевая отвращение, Андрей Ходырев сложил мертвецу руки по швам и кое-как затолкал его в два мешка. Туда же засунул сапог с торчащей из голенища костью. Затем он выволок труп на двор и погрузил на тележку с деревянным самодельным кузовам.

Во дворе среди железного хлама он отыскал тяжелый балансир от железнодорожной стрелки, тоже погрузил в тележку и вышел перевести дух. Осмотреться.

Вокруг было пусто и тихо. Толкая перед собой тележку, он двинулся в поселок и остановился на одной из улиц возле обвалившейся, колодезной будки. Разбросал полусгнившие доски и добрался до обруба. Верхние бревна прогнили насквозь, но их никто не трогал, и они держались. Андрей вытащил из прясла длинную жердь и осторожно пошарил в колодце -- нет ли выпавших и застрявших крест-накрест бревен. В стволе было чисто. Он бросил на всякий случай камень. Далеко внизу раздался всплеск.

"Обсох, но на это дело как раз сгодится". Он перетащил мешок к колодцу. Проволокой примотал вместо груза тяжелый балансир и перевалил мешок через край...

В усадьбу он воротился через час. Заглянул в бочку, которая стояла под потоком. Но дождей давно не было, и бочка тоже обсохла. Он забросил в тележку алюминиевую флягу и двинулся лесом по заросшей кустами дороге.

Речку Андрей поначалу не узнал. Она обмелела и походила разве что на ручей. По ее поверхности плыли радужные пятна, и когда он зачерпнул кепкой, чтобы напиться, от воды явственно припахивало керосином. Поколебавшись несколько, он оставил тележку с флягой на дороге, а сам двинулся берегам вверх по течению и метров через триста оказался на краю огромной, свежей вырубки, уходящей за горизонт.

В прошлом году здесь стоял тридцати-сорокалетний березняк с еловым густым подростом. По сути, рубить еще было нечего. Но вырубили, и не столько вырубили, сколько искорежили гусеничными траками землю, испакостили и -- бросили гнить. По всей вырубке, куда хватал глаз, спичечной россыпью белели березовые стволы.

Одолевая буреломы и тракторные отвалы, Андрей прошел еще метров с сотню и увидел то, что искал.

Нож мощного бульдозера попросту сковырнул у речки оба берега на отрезке около полусотни метров, и вода разлилась по всей площади, образовав широкую лужу. Посреди лужи были брошены пустые, промасленные бочки из-под горючего. Лежала на боку горловиной в воде бочка с остатками автола, и фиолетовое, радужное пятно вокруг нее было густым неподвижным.

Андрей выругался и, отыскав подходящую вагу, взялся выкатывать бочки из воды на сухое.

Местный леспромхоз, пакостники, вместо того, чтобы оборудовать под ГСМ специальную площадку -- снять дерн, оканавить, провести на случай пожара минерализацию, насобачились устраивать склады и базы ГСМ в лесных речушках и ручьях. Расплющат оба берега или сковырнут и -- готово. А там трава не расти. И не растет. Ни леса, ни речки, даже болота нет. Только ржавая хлябь под ногами с осокой да мутная вонючая жижа течет по пересохшему руслу вниз.

Андрей провозился с бочками не меньше часу и вдруг понял, что возвращаться не хочет, нет сил. Даже здесь, возле этой изгаженной и поруганной речушки, на краю безобразной вырубки он не чувствовал себя столь отвратительно.

...В сенях, замывая половицы, он нашел раскрытый перочинный нож. В сгустках крови. И вдруг понял до деталей, что тут произошло.

От удара дуг по ноге Пакостник сразу получил открытый перелом голени. Нечто подобное Андрей уже видел, приходилось. Промаявшись в капкане, когда малейшее движение причиняет страшную боль, потеряв много крови, он так и не смог из него освободиться, да еще в темноте наощупь. И тогда перочинным ножом он ампутировал ногу. Последнее, на что у него достало сил -- это наложить жгут. Но выбраться уже не смог. Наверно, лишился чувств и то ли от потери крови, а может ночью от переохлаждения умер.

Андрей вспомнил, что и сам в ночь на восьмое мая изрядно перемерз в нетопленной избе. "Что ж, поделом козлу и мука," -непримиримо подумал он и прополоскал находку в ведре, смывая кровь.

Нож -- это, конечно, улика. Стоит показать нож отцу Пакостника и назвать место, где нашли, будущее для Андрея сразу запахнет парашей. И капкан -- тоже улика.

С помощью ломика Андрей вырвал пробой из стены, смотал цепь и вынес капкан на двор, где на старой тряпке уже лежало разобранное ружье. Все это необходимо было уничтожить. Хотя капкан и ружьишко (наверняка, тоже краденое) при других обстоятельствах он бы, разумеется, приберег.

На речку Андрею Ходыреву пришлось съездить еще раз и приготовить щелок. Но зато он был уверен теперь, что ни одного пятна крови нигде не осталось. Верхний слой земли под сенями он снял и насыпал сухой с гряд. Закут завалил разным пыльным старьем, собранным по углам. Припорошил пылью неправдоподобно чистые ступени и половицы в сенях, дав предварительно просохнуть. В остатках воды тщательно простирнул собственную одежду. Промыл сапоги. Протер оконные стекла, посуду, чтобы ничего суходеевского, ни одного следа не осталось. Мало ли как в скором времени обернется дело? Но изрубленные двери, вывороченные с мясом замки, щеколды, битый кирпич -- все оставил, как есть. У легавых в анналах Пакостник зарегистрирован, и тут уж лгать не приходится. От жены сегодняшнюю поездку тоже лучше не скрывать. Ну, был. Посмотрел. Сама же говорила... Чтобы потом не вышло накладки.

Андрей собрал вещи и напоследок еще раз придирчиво все проверил, до мелочей. Как будто ничего упущено не было.

Погода, пока он возился в доме, сильно переменилась. С запада густо наволокло туч, и далекие раскаты грома становились все слышнее. Но солнце в эти последние минуты, похоже, взбесилось и прожигало одежду насквозь. Спускаясь через поселок к железке, Андрей вдруг краем глаза заметил странный просверк в лесочке в полутораста шагах вправо от себя. Как будто солнечный зайчик. Так могли бликовать линзы бинокля, или очки.

Андрей постоял. Спятился несколько, и блеск снова появился.

Если бы кто-то наблюдал за ним, то понял бы, что тоже замечен. Но блеск не исчезал, и тогда Андрей повернул в сторону леса, решив все же проверить причину. Возможно, блестела консервная банка или пустая бутылка, надетая на сучок.

Однако, к своему удивлению, он обнаружил в кустах возле тропы мотоцикл. Даже ключ зажигания был оставлен в замке... "Восход". Красного цвета. Но номеров почему-то не оказалось. Новый, поэтому не зарегистрирован, решил Андрей.

Он огляделся по сторонам, прислушался -- не раздадутся ли поблизости голоса. Но уже было ясно, кому принадлежит мотоцикл, и от этой случайной находки ему сразу сделалось не по себе. Вся его сегодняшняя работа при такой улике гроша ломаного не стоит, и, как знать, не осталось ли незамеченным что-нибудь еще? Такая же вот "мелочь"?

Андрей замерил уровень бензина в баке и включил зажигание...

11

В семь утра следователь прокуратуры Валяев созвонился с гаражом горторга. Узнал: продуктовая машина ГАЗ 53Ф номерной знак 48-60 КВН сейчас находится на мясокомбинате, стоит под погрузкой. Затем отправится по магазинам развозить товар.

-- Рабочий день у них когда заканчивается?

-- По-разному. Иногда до девяти-десяти вечера раскатывают.

-- А под погрузкой?

-- Тоже по-разному. В зависимости от очереди. Могут час и два простоять.

Алексей отправился на мясокомбинат по адресу: улица Шоссейная, 2.

Вся здешняя округа представляла собой средоточение какихто баз, складских помещений, безымянных контор, свалок в перекрестии железнодорожных ниток и подъездных путей. Все пыльное, деревянное, перекосившееся, и только мясокомбинат, детище трех соседних районов, выглядел более капитально -серый, каменный куб. Забор вокруг него, опутанный поверху колючей проволокой, большей частью был повален, и видно, что не вчера.

Алексей подошел ближе. Возле правого крыла здания друг другу в хвост выстроились несколько грузовых машин. Здесь, посреди просторной, крытой платформы, стояли одинокие весы, и с них шел отпуск и загрузка товара. Из открытых дверей мясокомбината, со склада готовой продукции по подвесному монорельсу весовщица палкой толкала перед собой к весам партию колбас, взвешивала, помечая в блокноты, и шла за следующей. Иногда помечать забывала, и тогда из стоящей полукругам кучки ожидающих, едва весовщица отворачивалась за довеском, хищной птицей выскакивала краснорожая баба в брезентухе, хватала с весов несколько палок колбасы или связку и прятала за полой.

Эту операцию у всех на глазах баба повторила раза три-четыре и сделалась похожа на беременную. Впрочем, не надолго. Она тут же сбегала к машине, той самой ГАЗ 53Ф, номерной знак 48-60 КВН, и разгрузилась с помощью водителя у него в кабине. Затем все повторилось снова, еще и еще раз.

Алексею показалось странным, что весовщица не видит происходящего. Но, кажется, и все прочие тоже происходящего не замечали.

На какое-то время он отвлекся от бабы. В дверях, откуда по монорельсам подавались колбасы, появилась замечательной красоты девушка. Белый короткий халатик и белая шапочка, изящно пришпиленная к черным волосам, делали ее похожей на модель из рекламного буклета. Она никак не вписывалась в здешний уныло-производственный антураж, и Алексей решил, что скорее всего на мясокомбинате эта девушка -- лицо эпизодическое. Возможно, представитель санитарно-эпидемиологической службы. Или какая-нибудь инспектор какого-нибудь отдела по качеству.

Она бросила несколько небрежных слов весовщице и удалилась, никого не поразив своим появлением. И Алексей усомнился тотчас в истинности своих предположений.

Между тем, баба с красным лицом вновь растолстела, и Алексей решил, что пора сунуть в мясокомбинатовский муравейник палку и посмотреть, что из этого выйдет: он выждал момент, когда баба выдернула из кучи на весах три полена колбасы разом, и крепко схватил ее за воротник.

-- Прокуратура! -- зычно объявил он и приставил бабе к носу удостоверение.

Жидкая толпа тотчас отхлынула от весов.

-- Всем стоять! -- приказал Алексей.-- Номера машин переписаны. Личности будут установлены. Ближе, ближе сюда! Не стесняйтесь. А вы, милая,-- он обернулся к растерянной весовщице,-- быстро к телефону, 2-31-93. Вызывайте ОБХСС. Живо!

Он распахнул на бабе брезентовую робу. Под робой на пришитых с внутренней стороны крючках висело несколько палок колбасы. Весовщица исчезла.

Однако дальнейшие события приняли неожиданный оборот. Краснорожая баба вдруг забилась, затрепыхалась у Алексея в руке, словно пойманная курица, и повалилась на цементный пол. Истошный визг ножом полоснул по ушам. От неожиданности он выпустил воротник, и баба с воем задергалась в конвульсиях, биясь головой об пол. Платок на ней съехал, юбка задралась, обнажив застиранные, неопрятные панталоны.

-- Встать! -- рявкнул Алексей, догадываясь, что вся эта истерика разыграна на холяву. Известный воровской прием. Но баба продолжала колотиться головой о цементный пол. Обильная пена выступила у ней на губах, глаза выворотились, лицо уже было разбито в кровь.

Алексей махнул двоим из толпы.

-- Держите ее. За руки и за ноги. А ты,-- он ткнул пальцем в третьего,-- быстро за водой, с ведром.

Ни один не пошевелился. Алексей подошел к толстомордому верзиле вплотную.

-- Ты плохо слышишь?

-- Да иду, иду,-- лениво отозвался тот.-- Только людей зачем бить?

-- Не понял?

Верзила смотрел на него с нагловатой ухмылкой.

-- А че не понял-то? Еще женщину... Вон свидетелей сколько.

Свою последующую реакцию Алексей не успел даже осознать. Правая рука сработала автоматически. Мощным крюком снизу он насадил небритую челюсть на кулак. И когда удар приподнял верзилу на цыпочки и выгнул дугой, коленом сильно ударил в пах. Верзила взвыл неожиданно тонко, по-бабьи и, согнувшись пополам, рухнул на колени.

"Месяц, ублюдок, будешь носить свою драгоценную мошонку в руках. Есть время подумать". С нехорошей улыбкой Алексей повернулся к публике.

-- Ну? Кто еще видел, как я избивал бедную женщину? Ты?

-- Че я-то?

-- Не видел, значит?

-- Не-ет.

-- Может, ты?.. А ну, иди сюда!

Мужичонка в надвинутой на глаза кепке, к которому он обратился, вдруг вильнул задом и бросился наутек. Алексей вновь вернулся к верзиле, приподнял за волосы.

-- Как фамилия?

Тот что-то замычал, не разжимая зубов.

-- Как его фамилия?

-- Карташов,-- испуганно ответил кто-то из публики.-Грузчик.

-- А фамилия этой женщины? -- он кивнул на дергающуюся бабу.

-- Терехина, экспедитор.

-- Который убежал?

-- шофер ихний, горторговский.

-- Фамилия?

-- Пыжьянов.

-- Понятно, наставники подрастающего поколения...

Алексей выписал три повестки. Одну, плюнув, пришлепнул верзиле на лоб.

-- Сегодня, в пятнадцать ноль-ноль, в прокуратуру. Явка обязательна.

Вторую сунул бабе в нагрудный карман.

-- Я думаю, ты меня хорошо слышишь. В пятнадцать ноль-ноль прошу в прокуратуру. А эту повестку,-- он обернулся к зрителям.-- Вот ты, лично... передашь водителю. Я за ним бегать не стану.

"Как Хлыбов," -- раздраженно подумал Алексей, чувствуя и в поведении, и в собственном голосе совершенно хлыбовские нотки. Даже словечко "ублюдок" где-то промелькнуло. Тоже хлыбовское.

-- Здравствуйте,-- услышал он за спиной приятный женский голос.-- Что здесь происходит?

Обернулся. Перед ним в двух шагах стояла очаровательная девушка, та самая в белом халатике, и разглядывала его с явным любопытством. За ее спиной из глубины дверного проема маячило испуганное лицо весовщицы.

"Разумеется, в ОБХСС не дозвонились. Было занято,-догадался он.-- И красотка отлично знает, что здесь происходит".

Он улыбнулся, недоуменно развел руками.

-- Видите ли, сам решил спросить. А эта дама услышала и -сразу упала в обморок. С товарищем тоже дурно сделалось, прямо беда.

Он замолчал с выжидающей улыбкой, девушка тоже улыбнулась и протянула руку.

-- Тэн, Светлана Васильевна. Мастер колбасного цеха.

-- О! Так это вашу колбасу здесь расхищают?

-- Нашу,-- просто согласилась она.

Алексей представился.

-- Ну и... что будем делать?

-- Наверное, стоит обсудить? -- неуверенно предложила она.

-- Согласен.

Алексей отправился следом за мастером колбасного цеха. По пути она отдала распоряжение весовщице, чтобы погрузку продолжали.

-- Вы в ОБХСС позвонили? -- остановил Алексей.

Весовщица заполошно всплеснула руками.

-- Ой, звонила., звонила... никто трубку не берет.

-- А может, занято?

-- Ага, занято,-- поспешно закивала женщина и осеклась. Прикрыла ладошкой рот.

Алексей усмехнулся, но промолчал. Вслед за Тэн он вошел прямо со склада готовой продукции в небольшую, опрятную комнатушку. Отметил про себя, как элегантно, без крика и шума Светлана Васильевна удалила его с места происшествия. Сейчас там спешно заметают следы, чтобы к прибытию сотрудников ОБХСС выглядеть святее самого папы. Звонить, правда, он не собирался. Но хотя день пусть проживут честно, без воровства.

Светлана Васильевна предложила ему стул. Сама же, открыв сейф, достала пару объемистых папок и положила перед Алексеем.

-- Что это?

-- Накладные, Алексей Иванович, на отгрузку мясопродуктов по госдоговорам. За май-апрель месяц. Пожалуйста, обратите внимание на пункты назначения.

Алексей без интереса полистал папку. Пожалуй, его мысли больше занимала сама Светлана Васильевна Тэн, а не эти накладные.

-- Свердловск. Пермь. Ижевск... А это морские порты. Клайпеда, Мурманск, Ленинград,-- она встала у него за спиной, чуть сбоку и изящными, удлиненными пальцами с безупречно налаженным маникюрам отмечала, на что именно ему следует обратить внимание.

-- Что означают морские порты? -- из вежливости спросил он, возвращая просмотренные папки.

-- Что груз предназначен для отправки заграницу.

Она убрала папки на место, закрыла сейф и села за стол напротив. Ее темные, большие глаза мерцали из-под длинных ресниц, волосы отливали свежим, юным блеском, на загорелых щеках тлел нежный румянец, и Алексей подумал, что перед женской красотой все остальное пустая тщета и бессмыслица. Поразительно, как подобная жемчужина могла оказаться в этой навозной куче? '

-- И какие я должен сделать выводы, уважаемая Светлана Васильевна?

Тэн улыбнулась.

-- Весь объем нашей продукции, Алексей Иванович, уходит на сторону. Куда -- вы это сейчас видели. Зато в районы, в наш и в соседние, мы не отгружаем совсем. Только в райцентры. Девятьсот килограммов на шестьдесят тысяч населения. У нас. -- она быстро простучала на калькуляторе.-- Пятнадцать граммов на человека в сутки.

-- На днях я прочел, что ваш мясокомбинат из месяца в месяц срывает госпоставки. В апреле, если не ошибаюсь, недоотгружено до сорока процентов продукции. Хотя, Светлана Васильевна, с планами переработки мясокомбинат как будто справляется, не так ли?

-- Даже перевыполняем.

-- Тогда в чем дело?

-- В пятнадцати граммах в сутки на человека.

-- То есть, расхищают? До сорока процентов?

-- Да.

Алексей подумал, пожал плечами.

-- Мне, впрочем, все равно. Я сюда по другому делу.

-- Я знаю.

-- Вот как! Это каким образам?

-- С помошью телефона. Позвонила в прокуратуру Хлыбову. Он сказал, что вас с проверкой на мясокомбинат никто не уполномочивал. Вы проявляете самодеятельность, скорее всего попутно. Но предупредил, что вы способны на неожиданные поступки, поэтому с вами лучше не лгать, а побеседовать предельно откровенно.

-- Что вы и делаете? -- Алексей был уязвлен до глубины души, и вопрос прозвучал достаточно грубо.

-- В любам случае это лучше, чем ложь.

-- Разумеется. Но у меня в связи с этим появилась одна нескромная мысль. В вашем городе, похоже, я единственный честный человек.

Тэн пожала плечами.

-- Я тоже.

Алексей промолчал и сразу почувствовал -- его молчание истолковано как сомнение. Румянец на щеках обозначился ярче, глаза сверкнули почти сердито, и он убедился окончательно, что задел за больное. Однако продолжал молчать с некоторой даже иронией.

-- Вы можете мне не верить, если угодно,-- она явно оправдывалась! -- С точки зрения закона, наверно, так и есть. Соучастие, недоносительство... Сокрытие? Я не знаю всех юридических формулировок в этом плане. Но моя совесть чиста, своим служебным положением я никогда не пользуюсь.

-- Вам хватает пятнадцати граммов в сутки?

-- Мне и этого много.

-- Вы что же не употребляете мясного?

-- Не употребляю. Зато у экспедитора Терехиной шестеро внуков. Она бабушка. И сотни три родственников, все с неотоваренными талонами на руках. И все к ней обращаются.

-- Выходит, там на весах я вел себя как последний негодяй?

Тэн улыбнулась. С сомнением пожала плечами.

-- Не знаю.

-- Весы, надо думать, не единственный канал хищений?

-- Не единственный. Хлыбов, например, пользуется другими каналами.

Алексей хмыкнул.

-- Не слишком ли вы откровенны со мной?

-- В следующий раз, если захотите кого-то ударить, вы можете сделать это у себя в прокуратуре. А не добираться в такую даль на мясокомбинат.

Алексей расхохотался.

-- Все, сдаюсь! Вы выиграли бой чистым нокаутам, ха-ха-ха!

Она неожиданно взяла его за руку.

-- Хотите, я вам обработаю?

Алексей только сейчас увидел, что костяшки пальцев на тыльной стороне руки сбиты в кровь, и рука перемазана. Ухмыльнулся.

-- Если это не взятка.

Глядя, как мягкими, точными движениями она обрабатывает ссадины, Алексей подумал, что уходить ему отсюда совсем не хочется. Проворчал:

-- Мне кажется, муж не слишком вас любит.

-- Почему? -- она взглянула на него с любопытством.

-- Красивые женщины устраиваются как-то иначе. Здесь не очень подходящее для вас место.

-- Вы просто не знаете настоящую цену моего места.

-- Я знаю, что своим служебным положением вы не пользуетесь. Стало быть, вашему месту грош цена.

Тэн отрицательно качнула головой.

-- Я буду пользоваться, как только выйду замуж.

Алексей даже растерялся.

-- Так вы... незамужем, хотите сказать?

-- Нет.

-- Бог ты мой! Какая удача. В таком случае, я делаю вам предложение.

Она изумленно посмотрела на него и рассмеялась.

-- Хлыбов предупреждал, что вы способны на неожиданные поступки. Кажется, он был прав.

-- Нет, кроме шуток. В городе всего два честных человека. почему мы с вами должны друг друга избегать?

-- Не знаю,-- подумав, ответила Тэн.

Алексей записал номер своего телефона на перекидном календаре. Шутя пригрозил:

-- Если вы, Светлана Васильевна, в течение двух дней не позвоните по этому номеру... хотя бы для того, чтобы сказать "нет", я снова нагряну сюда с проверкой.

Направляясь в прокуратуру, он еще и еще раз мысленно прокрутил отдельные эпизоды, связанные с хищением мясопродуктов, и меру возможного участия в них Суходеева. "Мелкий несун, не более того,-- решил он.-- Вся цепочка налицо: экспедитор, водитель, грузчик. Что успели стянуть с весов, цдет на стол и, видимо, родственникам. Мокрухой тут, пожалуй, не пахнет".

Он вспомнил улепетывающего водителя в надвинутой на глаза кепке и усмехнулся. Терехина, экспедитор, тоже не в счет. Карташов в то время еще не работал. Словом, очередная пустышка. Для очистки совести он допросит всех троих, и можно ставить на мясокомбинате точку...

рядом с ним, взвизгнув тормозами, остановился прокурорский "уазик". В окно высунулась улыбающаяся физиономия Махнева.

-- Валяев, душа! Полезай в карету.

Алексей подошел. В салоне на заднем сидении расположился с чемоданом эксперт-криминалист Дьяконов, полнощекий, с толстыми красными губами и сочным, густым голосом. Поздоровались.

-- Нам по пути? -- засомневался Алексей.

-- По пути, по пути. Садись. На тот свет всем по пути.

"Уазик" рванул с места и, рывками набирая скорость, запрыгал по ямам.

-- Водила хренов,-- проворчал эксперт-криминалист вздрагивающим от езды голосом. Его полные щеки тряслись на ухабах, и даже губы заметно пришлепывали.

-- Помнишь, я тебе рассказывал про младенца? В мусорном баке нашли, угол Парижской Коммуны? в коробке с розовым эдаким бантикам, ха-ха! -- Махнев был радостно возбужден, хотя предмет как будто к веселью не располагал.

-- Помню, еще бы.

-- Так вот. Убийца нашелся. И даже понес наказание. Высшая мера. Через повешение, ха-ха! Есть справедливость на земле. Есть! И, между прочим, уже третий случай подряд. Сегодня, скажем, мы обнаруживаем труп убиенного младенца, а через день... максимум, два-три -- труп убийцы. Как правило, родителя. Даже дрожь берет, словно это возмездие. Свыше! Ха-ха!

-- Как это случилось?

-- Вот сейчас приедем, и сам все увидишь,-- подмигнул махнев. -- Не пожалеешь, обещаю.

Но Махнев не выдержал и полминуты. Начал выкладывать историю.

-- Представляешь, баба потеряла своего мужика! Вышел ночью в сортир, с постели поднялся и -- нет его. Поворочалась она с боку на бок, и опять спит. Дескать, покурит, придет сам. А не придет, так и леший с ним. Утром бабе на работу надо бежать, а в постели рядом пусто. Нет мужика, не пришел. Во двор сунулась, покричала, по улице туда-сюда... Нету. Вышла на огороды, а он, глянь -- возле плетня стоит, на коленках. Да как-то странно стоит... голову на бок повесил. А на голове ворона, глаз ему долбит. Подошла баба ближе, а мужик у ней мертвый, на колу висит. Воротником рубахи за кол зацепился, когда через плетень пьяный перелезал, и сорвался, видать. Как петлей шею перехватило. Высшая мера, ха-ха!

-- Почему ты решил, что это убийца?

-- Баба опять же! Живого боялась досмерти, а как увидела, что сдох, палку из плетня выломала и давай лупить его куда попало. С воем. Соседи понабежали, оттаскивают, а она, как чумная. Он, кричт, гадина, ребеночка моего зашиб. В коробку затолкал. А ей отнести велел и в мусорку бросить. Куда отнесла ребеночка, говори, баба? На парижскую коммуну? Эта коробка? Эта, эта! -- кричит.-- Туда отнесла.

"УАЗ", не разбирая дороги, вихрем промчался по одноэтажным, окраинным улочкам и, вильнув, юзом, тормознул возле открытых настежь ворот и кучки зевак.

На огороде возле плетня тоже было людно. Двое милиционеров сдерживали граждан на приличном расстоянии. Граждане в свою очередь удерживали простоволосую, худую женщину с испитым лицом. Она грязно бранилась и все норовила доплюнуть до мертвеца. Но иногда поворачивалась и, вставая на цыпочки, из-за голов грозила длинной, мослатой рукой в соседские окна рядом.

-- Не угомонилась еще, Мариша? -- мимоходом спросил Махнев.

-- ...Я ее, суку, выведу на чистую воду! Дрянь мокродырая. Вижу тебя, вижу, не спрячешься. Выглядывает гадима с за занавески-то... Ох ты, бесстыжая! -- вопила Мариша, не обращая внимания на следователя.-- А то не знаю, куда он, паразит, ходил с бутылкой-то ночью. К тебе, мокрощелка долбана! То-то носа не кажешь, стыдно на люди показаться... Чужих мужиков сманывать, паразитка косорылая!

Махнев брезгливо махнул рукой.

-- Уведите ее в дом. В ушах звенит.

Алексей остановился перед трупом. Все было так, как рассказывал Махнев. Дородный мужик лет около пятидесяти стоял на коленях возле плетня. Вернее, висел на воротнике с подогнутыми ногами. Трудно было представить, как это могло произойти в действительности, но воротник прочно зацепился за кол. У мертвого было типичное лицо удавленника, налитое кровью, распухшее, с вывалившимся желтым языком. На нем были надеты одни кальсоны, и те съехали, обнажив волосатый пах. Видимо, потерпевший некоторое время еше дергался, но уже в конвульсиях.

Подошел Махнев.

-- Помнишь, у младенчика в области шеи были обнаружены царапины и ушибы непонятного происхождения? Это он... этот подонок. Как только младенчик начинал плакать, он хватал его из кроватки, спеленутого, и -- за дверь, на гвоздь, подвесит, а сам спать. Теперь вот -- висит голубчик. Точь-в-точь. Разве что не плачет. Слушай, сержант? -- Махнев обернулся к милиционеру.-- А где бутылка? Я же не велел ее трогать.

Сержант смущенно развел руками.

-- Виноват, не доглядел.

-- Что значит, не доглядел?! Это же вещдок. Следы!

-- Стащили эти,-- сержант кивнул в сторону зевак.-- Только отвернулся, уже нет.

Махнев вытаращил на него глаза.

-- Как? У мертвого из рук? Бутылку? О, господи, терпение твое бесконечно! -- он с самым свирепым видом двинулся к зевакам. -- А ну, прочь отсюда... Мрразь-!

Обратно он шел держась от смеха за живот.

-- Великолепно, а?! Этот подонок сдох в петле, но бутылку из руки не выпустил. А соседи так называемые, стоило сержанту отвернуться, тут же ее увели.. И распили, наверняка. Грамм двести было, не больше, ха-ха-ха! Замечательный у нас народ, душевный! С таким народом реки вспять поворачивать. Ха-ха-ха! Ой, не могу больше. Уморили сволочи.

Он похлопал удавленника по гладкой, полированной лысине.

-- Ну. хватит, голубчик, повисел, и ладно, снимайте его.

Из двора, шагая прямо по грядам, подходили санитары с носилками, из числа указников.

12

В прокуратуре перед дверью Алексея дожидался один из "олигофренов", кадыкастый парень с крашеными, пегими волосами. Молча протянул повестку.

-- Заходи, приятель, я сейчас,-- Алексей усадил свидетеля у себя в кабинете, сам заглянул в приемную.-- День добрый. Людмила Васильевна, для меня что-нибудь есть?

-- Да. Пожалуйста.

Алексей пробежал глазами по исписанному листу бумаги.

@EP=В следственный отдел прокуратуры

@CE=РАПОРТ

По вашему поручению произвел проверку двух уцелевших строений в бывшем поселке Волковка, а также визуальный осмотр прилегающей местности. Местонахождение пропавшего без вести Суходеева В.Г. установить не удалось.

В домовладении, принадлежащем Ходыреву А.Д., в ограде, мной обнаружен тайник и разобранные ня запчасти три мотоцикла, два "Восхода" и "Ява". Сохранились номерные знаки. По данным учета все три находятся в розыске, начиная с сентября 198... года.

По существу заявлений, сделанных Ходыревым А.Д. в райотдел милиции от 22 августа 1989 года и от 23 мая 1990, дополнительно сообщаю: факты, указанные в заявлениях, при осмотре в основном подтвердились. Имели место неоднократные кражи со взломом, о чем свидетельствуют сбитые замки и поврежденные, изрубленные двери, бессмысленная порча имущества, а также следы взрыва, произведенного в печи и др.

@SIG=Участковый инспектор, старший лейтенант Суслов.

Кратко, но содержательно. Алексей удовлетворенно хмыкнул. Предстоящий разговор с "олигойреном" сразу обретал жесткую направленность. .

Едва ли хозяин домовладения в Волковке, Ходырев, имеет отношение к тайнику. По крайней мере, один из мотоциклов, если верить рапорту, находится в розыске с сентября 198... то есть, был угнан почти за год до того времени, когда Ходырев приобрел усадьбу в частное пользование. И кроме того, от Ходырева поступило два заявления, что тоже свидетельствует в его пользу. Вряд ли кому придет в голову обращаться в милицию, имея у себя во дворе три украденных мотоцикла. Пусть даже в разобранном виде. Скорее всего, не знал.

Алексей вошел в кабинет.

Для начала он предупредил свидетеля об ответственности за дачу ложных показаний. Произошла, по всей вероятности, трагедия, и сейчас в его силах помочь следствию разобраться. Но "олигофрен" набычился и после нескольких односложных ответов перестал реагировать на вопросы совсем. Однако молчание, Алексей это чувствовал, стоило ему усилий -- мешала все та же стая, которая незримо стояла у парня за спиной даже здесь, в кабинете следователя.

Тогда Алексей решил помочь. Небрежным тоном, как бы не придавая своему вопросу особого значения, сказал:

-- А чего ты скрытничаешь? Ваш тайничок, в Волковке, мы раскопали. Три мотоцикла, и все краденые. Ну?

-- Че наш-то? -- разом вскинулся "олигофрен".-- Никакой он не наш. Гнилой там хозяйничал.

-- А угонял?

-- Тоже он.

-- И ты будто бы не при чем? Почему тогда молчал?

-- Че я дурак, что ли?

-- Дурак, можешь в этом не сомневаться. Я тебя предупредил об ответственности, и еще раз предупреждаю: или ты говоришь мне правду, или я сделаю из тебя соучастника в угоне мотоциклов. Два из них, так и быть, повесим на гнилого. Третий будет висеть на тебе.

-- Не докажете,-- подумав, буркнул "олигофрен".

Алексей улыбнулся.

-- Еще как. Тебя я возьму сейчас под стражу, назначим техническую экспертизу, и, я уверен, на твоем мотоцикле обнаружатся снятые запчасти. Он же у тебя разноцветный.

"Олигофрен" смотрел в угол и затравленно шмыгал носом.

Алексей тоже молчал, давая ему время вполне прочувствовать положение. Потом, как о решенном уже вопросе, сказал:

-- Значит, Суходеев подбрасывал вам запчасти. За так?..

Парень мотнул головой.

-- За бабки, по черной цене.

-- Понятно. Но в Волковке теперь хозяин появился, сосед. Что же вы сразу не перепрятали?

-- Пусть у Гнилого голова болит. Это его хаза была.

парень помолчал, потом нехотя признал:

-- Вообще-то, говорили ему ребята.

-- А он?

-- Выкурю, говорит, как таракана. Больше не сунется.

-- Это соседа, что ли? Ходырева?

-- Ну.

-- Понятно.

Алексей еще некоторое время поработал с "олигофреном" в разных режимах, но тот явно иссяк. Разговор пошел вхолостую, по кругу. Он предложил свидетелю подписать протокол допроса и отпустил.

Полученная информация представлялась достаточно ценной. Кажется, впервые дело начало принимать конкретные очертания. Так называемая "хаза" в бывшем поселке Волковка и обнаруженный тайник свидетельствовали, что в этом месте Суходеев имел или имеет определенный устойчивый интерес. Вовторых, угроза выкурить хозяина, которая вполне подтвердилась двумя заявлениями Ходырева. В-третьих, насколько он уяснил из разговора с женой Ходырева, последний акт "терроризма" -- взрыв в печи, порча имущества, произошел совсем недавно. Уже в мае, накануне исчезновения. Пожалуй, дату следует уточнить, но сам факт налицо: в конце апреля, в мае Суходеев там был. Готовил акт.

Что против?.. Участковый инспектор в Волковке Суходеева не обнаружил. Не исключены два варианта. Если это несчастный случай дорожно-транспортного характера, то скорее он произошел по дороге в Волковку. Или обратно. Красного цвета "восход" -приметная деталь в пейзаже. Значит, следует проверить дороги, тропы, которыми возможно добраться в поселок из города.

В случае насильственной смерти убийца наверняка позаботился труп спрятать. Достаточно надежно. Поэтому инспектор его не обнаружил, хотя... если судить по найденному тайнику, усердие проявил. Очевидно, потребуется более детальный осмотр местности и обыск в "хазе", в домовладении, принадлежащем Ходыреву, где обнаружен тайник.

Алексей взялся за телефон, набрал номер.

-- Участковый инспектор, слушаю?

-- здравствуйте, Анатолий Степанович, это Валяев из прокуратуры. Получил рапорт. Очень толково, оперативно и, главное, ко времени. Но кое-что желательно обсудить.

-- Через двадцать минут я к вам... Черанева, сядь на место! -- голос участкового внезапно отдалился, потом вновь зазвучал в трубке.-- Алле?.. Через двадцать минут я к вам подойду. Надо тут с гражданкой закончить.

Алексей насторожился.

-- Минуту, Анатолий Степанович. Как вы назвали фамилию гражданки?

-- Черанева. Татьяна Дмитриевна.-- четко, без ненужных расспросов ответил тот.

-- Понятно. Меня эта дама тоже интересует, так что не спешите. Я выхожу.

-- Комната восемь.

Через несколько минут Алексей входил в комнату участкового инспектора на первом этаже. В Чераневой он сразу узнал вчерашнюю истеричку из ресторана. Кажется, она до сих пор окончательно не протрезвела. Марафет на лице был смазан. Взгляд плавал по сторонам, ни на чем не фиксируясь, и она, похоже, не заметила появления в комнате нового человека, хотя Алексей сел напротив нее спиной к окну.

-- Что произошло?

-- Вчера в одиннадцатом часу ночи была задержана на дискотеке. В невменяемом состоянии. При задержании оказала сопротивление работникам милиции, употребляла в их адрес нецензурные выражения. Доставлена в вытрезвитель.

Слог, каким изъяснялся старший лейтенант Суслов, напоминал его рапорт. Прямолинейный и исполнительный малый, решил Алексей. Любопытно, как они находят с гражданкой Чераневой общий язык?

-- И часто она так?

-- Регулярно. Особенно в последнее время. Хотя по сути школьница. Недавно исполнилось семнадцать.

Черанева никак не реагировала, как будто разговор шел не о ней. Пепел с сигареты сыпался ей на кофточку, на руки, на стол, она не обращала на это внимания и не стряхивала, хотя пепельница стояла рддом. Выглядела она много старше своих семнадцати. Рискованно короткая юбка, белые рыхлые ноги, без чулок, в заметных синяках. Когда она закинула ногу на ногу, Алексей с изумлением отметил, что под юбкой у нее ничего нет, голое тело.

-- Почему на даме нет нижнего белья?

-- Мода такая. На танцы они ходят теперь без трусов. Некоторые даже бреют лобок.

-- Товар лицом?

-- Говорят, для остроты ощущений. Так, Черанева?

Черанева ответила не сразу, вялым, словно спросонья, голосом.

-- Дурак... где ты купишь приличные трусы? Чтобы носить не стыдно?

-- Давай без дураков, Черанева! -- повысил голос участковый. Помолчав, продолжал: -- Допустим, приличного белья в продаже нет. Но бриться тоже не обязательно.

-- Для эстетики! -- Черанева вдруг визгливо рассмеялась, и Алексей сразу вспомнил ее вчерашнюю истерику. Пожалуй, она была не столько пьяна, как показалось вначале, а скорее не в себе. Невменяема, как правильно отметил старший лейтенант Суслов.

"Если с ней что-то произойдет,-- подумал Алексей,-- как с теми двумя, это никого особенно не удивит. Удивительнее будет другое -- если ничего не произойдет".

-- Таня, вы помните меня? Вчера... вы были в ресторане?

Обращение по имени здесь, в стенах милиции, было непривычно, и Черанева наконец его заметила. Но упоминание о ресторане заставило ее вздрогнуть. Ее глаза вдруг расширились, на лице появилось выражение страха. Спустя мгновение она вся сжалась, словно затравленный зверек, готовый вот-вот сорваться с места и бежать.

Такой реакции Алексей не ожидал. Участковый, судя по всему, тоже. Они переглянулись, и, стараясь говорить по возможности мягко, Алексей спросил:

-- Вы знакомы с Ирой?.. Она отдела со мной за одним столиком?

-- Нет! -- истерически взвизгнула Черанева. Губы, а затем все лицо у нее исказилось мучительной гримасой. Руки бесцельно метались по одежде, по волосам. Лейтенант поднялся к ней из-за стола со стаканам воды и окончательно спровоцировал истерику.

На хлопоты вокруг Чераневой ушло около часу. Пришлось даже вызывать врача. Разумеется, о продолжении разговора с ней не могло быть и речи.

Оставшись вдвоем с участковым инспектором, Алексей кое-как уточнил предстоящие следственные действия и в смятенных чувствах вышел из отделения. В его голове давно брезжила ужасная догадка, но он раз за разом упорно гнал ее от себя, хотя косвенных доказательств набиралось предостаточно. Однако теперь впервые, кажется, появилась реальная возможность получить прямое свидетельство, что он действительно напал на след, ради чего, собственно, сюда приехал.

Возле прокуратуры Алексей увидел стоящий "УАЗ". Похоже, Хлыбов был на месте. Он вошел в приемную.

-- Шеф у себя?

-- Нет... в отгуле,-- замялась Людмила Васильевна.

-- Мне нужна машина. На полчаса.

-- К заму, Алексей Иванович.

Через некоторое время, выправив кой-какие бумаги, в том числе постановление на обыск в бывшем поселке Волковка, Алексей сел за руль.

Дорогу скюа он запомнил неплохо. Наверное, потому, что ночью пришлось изрядно проплутать. Вскоре "УАЗ" остановился возле одноэтажного дома, утонувшего среди старых черемух. Алексей отворил калитку и взошел на высокое крыльцо с деревянными резными кружевами и перильцами. Несомненно, дом знавал лучшие времена, но с тех пор осел, сделался темен, и деревянный узор местами выкрошился. Запах гнили, едва уловимый, подсказывал, что где-то начала течь крыша. Дом умирал.

Оглядевшись по сторонам, Алексей пошарил рукой возле двери. Кнопки звонка, кажется, не было. Он позвякал скобой, еще и еще раз. Дом молчал.

Алексей собрался было пойти к соседям, узнать, где хозяева, но случайно нажал на дверь, и она легко, без скрипа отворилась. Из глубины дверного проема на него неподвижно смотрели глаза. Бледным пятном маячило лицо. Это была женщина лет тридцати пяти-сорока с темными волосами, одетая в темное платье и темную, вязаную кофту. Темнота дверного проема совершенно съедала силуэт, и ее худое, бледное лицо поэтому, казалось, висит в воздухе.

Зрелище было неприятным. Тем более, что Алексей не услышал за дверью ее шагов, когда стучал, или хотя бы шороха.

-- Здравствуйте, мне хотелось бы видеть Иру.

Лицо качнулось в темноте и слегка подвинулось к нему.

-- Вы ее мама, я полагаю?

Лицо снова поплыло из темноты, однако ответа долго не было, и он уже не чаял его ождаться, когда она наконец с трудом выговорила:

-- Мама, да.

Она повернулась спиной и двинулась внутрь дома.

-- Проходите,-- услышал Алексей тихий голос.

Он двинулся следом, наощупь отыскивая дорогу. Запнулся за ступени, их было три. Прошел одни двери, другие, и рука ткнулась во что-то мягкое, пушистое. Оно как бы откачнулось, едва он задел, и снова сунулось ему в руку, слегка царапнув.

Алексей постоял несколько, давая глазам привыкнуть. Хозяйка ушла вперед и куда-то исчезла, а перед ним оказалась стена и угол, заваленный бумажным хламом. Он понял, что нужную дверь прошел мимо, и повернул вспять. Пальцы снова уткнулись во что-то пушистое. Он пригляделся внимательнее и тотчас отдернул руку. В дверном проеме на бельевом шнуре была повешена кошка.

Откуда-то сбоку, словно из стены, к нему подплывало бледное лицо. Тихий голос скорбно и бессвязно начал пояснять.

-- Кошечка недавно совсем, вчера... Но я раньше заметила. Рассада стала пропадать. Помидорная. Я ее высадила в ящики с землей, две недели назад. А вчера заметила... Эта кошечка сходила в ящик по нужде. Как уксусом полила. К вечеру рассада у меня пожелтела... Пропала. Вот, пришлось кошечку примерно наказать.

"Точно, крыша поехала," -- подумал про себя Алексей, теперь уже различая хозяйку, но тем не менее стараясь не отстать.

Она остановилась посреди комнаты, которую наверное можно было назвать гостиной. Повернулась к нему, и Алексей смог наконец разглядеть ее лицо. Пожалуй, они были очень похожи с дочерью. Если бы не возраст и манера носить одежду -совершенно двойняшки.

Она слегка коснулась лба, словно припоминая.

-- Вы хотели видеть Иру?

-- Да.

-- Она умерла.

-- Как... когда?!

-- В прошлом году,-- тихим голосом отвечала она. Ему показалось даже, что он ослышался.

-- Простите за назойливость, но вчера я проводил Иру сам. До калитки. Или я что-то путаю?

Она молчала, потом, поколебавшись, кивнула.

-- Идемте.

Алексей прошел вперед, в следующую дверь.

-- Вот ее комната. С тех пор... когда... ее не стало,-- с усилием выговорила она.

Алексей огляделся. Большая и неожиданно светлая для этого дома комната. Удобная тахта. Трельяж с косметикой. И пуф. Платяной шкаф в углу. Стеллаж с книгами; живописной россыпью журналы. И портрет Иры. На стене, в траурной раме. Он даже отшатнулся, но взял себя в руки.

-- В прошлом году, вы говорите?

Женщина молчала, потупясь.

-- Вчера я сидел рядом с ней. В ресторане. Мы разговаривали.

-- Да.

-- Что... да? -- не понял он.

Но ответа не деждался.

-- Вы были дома вчера? Когда она вернулась?

-- Я теперь редко выхожу.

-- Значит, вы не могли ее не видеть?

Не слыша ответа, он хотел повторить вопрос, но женщина подняла голову и рассеянно невпопад улыбнулась.

-- Иногда она приходит,-- тихо прошелестело в воздухе, и Алексей остро ощутил атмосферу безумия, царящую в этом доме.

-- Ваша фамилия... и дочери, Калетина?.

-- Калетина.

Алексей невнятно извинился за причиненное беспокойство и, ничего не объясняя, благо что его ни о чем не спрашивали, вышел из дому. С крыльца оглянулся еще раз: в дверном проеме маячило бледное лицо с исплаканными глазами,-- и сел в машину.

"...В границы здравого смысл происходящее никак не укладывается, но мыслить иначе я, кажется, не умею",-- с некоторым даже ожесточением думал он, чувствуя, что выбит из колеи напрочь.

Минут пять небыстрой езды несколько его успокоили, и он начал прикидывать варианты.

...Сходство матери с умершей Ирой было просто поразительно. Бросалось в глаза, но почему, собственно, он решил, что провожал вчера Иру, а не ее мать? Только потому, что она назвалась Ирой? Не отсюда ли проистекает их поразительное сходство, что Калетину-младшую он сравнивает с Калетиной-старшей? Тем более, что дочь Иру впервые он увидел на стене в траурной раме.

Допустим, вчера Калетина выглядела моложе. Ну и что? Шестидесятилетние травести иногда недурно играют двенадцати-четырнадцатилетних золушек и джульетт. При свете софитов, а не в ресторане при цветомузыке. И не в майских сумерках по дороге домой.

Наконец, если все так, значит ли это, что маскарад понадобился ради мести? Быть может, безумие, замкнутое на одной навязчивой идее, подсказало этот нестандартный, даже изощренный ход? Он сам имел возможность убедиться вчера в ужасной силе избранного средства. Чераневу вывели, почти вынесли из зала на руках в припадке истерики. Даже сегодня, стоило упомянуть имя жертвы, как припадок повторился. На старые что называется дрожжи. Еще несколько подобных сеансов, и устойчивый истерический синдром закрепится навсегда.

В итоге... Золотарев мертв, и, кажется, не без участия какой-то женщины. Второй преступник, Суходеев, пропал без вести, и надежда, что он еще жив, ничтожна. Осталась Черанева из всей компании, и если она в скором времени не погибнет, то обязательно отправится в сумасшедший дом.

13

Во второй половине дня оперативно-следственная группа прибыла в Волковку. Старенький локомотивчик, сопя и вздыхая, затащил пассажирские вагоны на запасной путь и там затих. Алексей и эксперт-криминалист Дьяконов, оглядевшись по сторонам, двинулись в гору мимо осевших, полуразрушенных бараков. Впереди с хмурым, отчужденным видом шагал Андрей Ходырев, приглашенный в качестве свидетеля и хозяина домостроения.

Эксперт Дьяконов закатал намокшие штанины до колен, недовольно буркнул:

-- Дождь был, черт бы его...

Алексей промолчал, хотя эксперт был прав. После такого дождя часть следов на открытой местности окажется смытой. Он обернулся. Их догонял участковый инспектор Суслов.

-- Договорился?

Участковый подмигнул.

-- Час-полтора нам гарантировано.

-- В самый раз. Минут пять пусть погалдят, успокоятся. Потом можно просить.

В молчании, озираясь по сторонам, добрались до подворья. Затем Алексей, один, обошел поселок по периметру, прикинул рельеф местности и направился к поезду. Пестрая, голосистая толпа человек сорок разбрелась по насыпи, обмахиваясь сломленными ветками от овода и комаров.

-- Что случилось, люди? -- нарочито громко спросил он, обращаясь ко всем разом.

-- Грибы собирам, не видишь? -- отозвался из толпы бойкий женский голос.-- Сморчки, харчки... прям на шпалах высыпали. И сама же засмеялась. Алексей широко улыбнулся.

-- А я думал, случилось чего?

-- Слушай ее, сороку. Одни сморчки на уме. Вон керосинка наша гробанулась, не едет.

-- И надолго?

-- А кто знает?

Алексей подошел к машинисту локомотива, который с недовольным видом копался в железных, промасленных внутренностях. Переговорил, потам вернулся назад.

-- Граждане пассажиры! Работы, примерно, на час, от силы полтора. Сменить шкив. Досадно, конечно, но разрешите воспользоваться вашим бедственным положением. Дело в том, что здесь, на территории поселка, по нашим данным, находится пропавший во время майских праздников подросток...

Алексей в двух словах обрисовал ситуацию и объяснил, в чем должна состоять помощь: необходимо построиться цепью и прочесать поселок с прилегающей к нему местностью. Особое внимание при этом следует обращать на естественные впадины, углубления, лесные завалы, кучи хвороста, на свежевскопанНую землю или поврежденный дерн. Труднодоступные места, вроде чердаков, подвалов, колодцев, трогать не надо. Лучше предупредить. Следственная группа займется ими особо.

Переждав шум, вызванный сообщением, Алексей предложил всем разойтись вдоль железнодорожной насыпи с интервалом в десять метров один от другого. Цепочка получилась внушительная, не менее полукилометра, и флангами захватывала опушки леса по обе стороны поселка. Он дал знак начать продвижение, а сам с двумя понятыми отправился в усадьбу Ходырева, где занялся осмотром и составлением описи предметов, изымаемых из тайника. Хозяин, как он и предполагал, про тайник ничего не знал. Ни разу, по его словам, в курятник не заглядывал, не доходили руки. На вопрос, кому мог принадлежать этот тайник, пожал плечами.

-- Не знаю.

-- А предположения есть?

-- Он же, чего тут... Его захоронка.

-- Кто он?

Андрей Ходырев усмехнулся.

-- Имя, что ли? Тогда я и без вас разобрался бы. Без заявлений,-- он повернулся и ушел в избу. Но в избе обстоятельно и по-хозяйски расположился эксперт-криминалист Дьяконов, производил осмотр, и Ходырев отправился на улицу.

В неприязненном отношении хозяина резон был, Алексей это понимал. Правоохранительные органы в данном случае сработали задним числом, когда человек исчез. Наверняка, Ходырев знает, что исчез не безымянный человек, а сосед Суходеев, догадаться теперь нетрудно. И он знает также, что из свидетеля в случае смерти Суходеева вполне может превратиться в подозреваемого, хотя оба его заявления в свое время были оставлены без внимания.

Прошло около получаса, когда неподалеку от усадьбы раздались оживленные выкрики, и цепочка с обоих флангов вся собралась вокруг одного из бараков. Алексей вышел за ворота, мимоходом спросил Ходырева:

-- Что там у них?

-- Нашли чего-то,-- равнодушно отозвался тот и остался сидеть на обочине у поваленного плетня.

Алексей пошел взглянуть, протиснулся через толпу ко входу в барак. Навстречу с кривой усмешкой появился участковый. Мотнул головой.-- Нашли, да не того.

Под одной из сгнивших половиц возле стены, едва присыпанные землей, белели голой костью человеческие останки. На лицевой части черепа даже сейчас был виден длинный, рубленный след, скорее всего, от удара топором.

Вслед за Алексеем в барак хлынули любопытные, и скуластый, худой мужчина, явно коми по национальности, уже в который раз рассказывал, как он вошел, как наступил на половицу, она хрястнула у него под ногой и перевернулась, и что он потом увидел. Кто-то из пожилых вслух по памяти прикидывал, кого и за какие грехи могли здесь угробить. Набиралось человека три-четыре возможных кандидатов, но, кажется, это был еще не предел. Список дополняли другие. Участковый решительно прекратил начавшуюся дискуссию и взялся восстанавливать цепочку.

Однако дальнейшие поиски результатов не дали. Цепочка прочесала поселок до конца, углубилась в лес и лесом же, разделившись надвое, возвратилась на железнодорожную насыпь.

Алексей поблагодарил людей за оказанную помощь и просил двоих доброхотов, если такие найдутся, остаться с группой до конца поисков. Вызвался коми по фамилии Веремеев. Сказал, что он в отпуске и дома ему все равно делать нечего. Вторым к следователю подошел пенсионер из местных старожилов Кропачев и ткНул пальцем в барак, в котором вырос и откуда его призвали в армию.

...Эксперт-криминалист Дьяконов с недовольным видом продолжал возиться теперь уже во дворе. Результаты были малоутешительные. Найдено несколько отпечатков пальцев, которые после сравнения с образцами предположительно были идентифицированы как принадлежащие Суходееву. Его "пальцы" нашлись также на никелированных частях разобранных мотоциклов. Но это лишний раз подтверждало уже известные выводы, и только.

По расчетам Алексея усадьба Ходырева была наиболее вероятным местом совершения преступления. Эту задачу он, собственно, и поставил перед криминалистом: отыскать следы, предметы, орудия с тем, чтобы доказать их отношение к преступлению.

Дорожно-транспортное происшествие после разговора с участковым, а потом с местным старожилам кропачевым пришлось исключить. Железнодорожная ветка била единственной дорогой сюда из города. Вдоль нее прямо по насыпи была набита мотоциклетная колея, по которой добирались в город жители лесоучастков, а когда наступал сезон -- многочисленные грибники, ягодники, позднее охотники. Правда, стороною, низиной шла еще дорога, но это был зимник, а летом даже в сухую, жаркую пору он превращался в непролазное болото и зарастал местами осокой и камышом. То есть, произойди ДТП, то красного цвета "Восход" и сам потерпевший были обнаружены на железнодорожной ветке в течение нескольких часов.

Скорее всего, имело место преступление. Не исключено, что преступник мог свести счеты с Суходеевым не здесь, а где-то на стороне. Во временной раскладке дыр покамест достаточно, но вся собранная информация так или иначе замыкалась на Волковке, даже по приблизительным временным прикидкам. Из остальных версий ни одна не сработала. Поэтому он считает -- интересы Суходеева и интересы предполагаемого преступника сошлись здесь.

Возможно, "олигофрены" (не сумели миром поделить тайник), это во-первых. Во-вторых, Ходырев, хозяин усадьбы, вполне мог по своим каналам вычислить Суходеева и рассчитаться с ним, что в общем и целом было бы даже справедливо. Если по совести, конечно, а не по закону. В-третьих, Устинов, хозяин другой усадьбы, который, примерно, в это же самое время перебрался с пасекой на новое место.

Но главное -- найти труп. На худой конец, красного цвета "Восход", без номеров. Потом можно разматывать дальше.

Участковый Суслов передал Алексею набросанную от руки схему местности, включая поселок, с результатами осмотра. Крестиками были помечены места, которые следовало проверить дополнительно: три колодца, два барака с пометкой (чердак), и еще крест -- на опушке леса справа, если встать лицом к железной дороге.

-- Что тут?

-- Пятно масла. Возможно, протек картер.

-- Понятно. Анатолий Степанович, возьми себе этих помощников и начни с чердаков. А я пока приценюсь к колодцам, лады?

-- Годится.

-- Постой,-- Алексей придержал его за руку, заметив в глазах участкового азарт. Даже схема, составленная с большим толком и дотошностью, несколько выходила за обычные служебные рамки.-- Скажи, что ты об этом думаешь?

-- Что думаю?.. Честно?

-- Желательно.

Алексей улыбнулся, но старший лейтенант шутливого тона не принял. Он скосил глаза на сидящего с безучастным видом Ходырева и коротко, со злостью отрубил:

-- Он. Его рук дело.

-- Есть основания?

-- Без оснований.

-- Тогда каким образом?

-- Двоюродный братец. Знаю, как облупленного.

Алексей разочарованно присвистнул.

-- Ну, братья-славяне, вы даете! А меня, стало быть, за золотоордынца держите? Так, что ли?

-- Его почерк,-- упрямо повторил Суслов, вновь не принимая шутку.-- И поза, когда нашкодит, та самая. Мол, знать ничего не знаю. Мое дело сторона.

-- А если, действительно, не знает? Поза, увы, не доказательство.

-- Для меня доказательство,-- отрубил участковый и с добровольными помощниками отправился исследовать чердаки.

История с двумя проигнорированными заявлениями Ходырева теперь сделалась яснее. Хотя подобная практика в милиции повсеместна независимо от родственных отношений.

Алексей отыскал все три колодца. Трава вокруг них была отоптана. Гнилые доски от развалившихся колодезных будок частью раскиданы по сторонам, частью сгружены. Разрушена у всех трех верхняя часть сруба, стволы завалены бревнами. Время, кажется, сделало свое дело, но, возможно, постарались неумелые помощники, проявив излишнее рвение. Наконец рвение мог проявить и преступник, скрывая следы.

Алексей тщательно обследовал каждый колодец с прилегающим участком земли, но ничего подозрительного не обнаружил. Пятен крови такой дождь после себя, разумеется, не оставит -- трава была слишком мокрая. Следов волочения тоже. Не нашлось хотя бы клочка ткани, пуговицы или зацепившейся нитки, обломанного куста, чтобы отдать приоритет одному из колодцев, а не расчищать все три. Будучи городским жителем, он плохо представлял, как это лучше сделать.

Подошли участковый с Веремеевым и Кропачевым, тоже ни с чем. Переговорив, пришли к выводу, что колодцы -- последнее, что им осталось проверить на территории поселка. И желательно сделать это засветло.

Веремеев, когда составляли опись, заприметил у Ходырева во дворе пару крючков, какими орудуют грузчики на лесоповалах, и вместе с Кропачевым они вызвались изготовить багры. Участковый Суслов взялся расчищать от досок и прочего хлама площадку вокруг колодца. Алексей отправился прогуляться по поселку -осмотреться, и, когда вернулся, багры были уже готовы -длинные, из сухих легких лесин, с намертво примотанными на концах крючками.

Орудуя на пару и с большой сноровкой, Кропачев с Веремеевым цепляли в колодце обвалившееся, рыхлое звено сруба и, с гаканьем, перехватываясь, вытягивали наружу. Получалось споро, и вскоре колодцы были от завалов очищены. Но трупа, сколько они ни шарили по дну, ни в одном из них не оказалось. Последняя из отрабатываемых версий, похоже, оборачивалась пустышкой. Другие в собранном материале попросту не просматривались.

Подошел эксперт Дьяконов. Трехчасовой осмотр в усадьбе Ходырева никаких дополнительных сведений не дал. Ни малейшей зацепки. Дьяконов хмыкнул, оглядев их работу, с наслаждением закурил.

-- Что-то ты, братец, недодумал в этом деле. Не вытанцовывается.

В снисходительном тоне, в голосе с ленивой бархатной развальцей Алексей почувствовал соответствующую оценку, пусть ненамеренную, своим профессиональным качествам. Он промолчал, но спустя некоторое время с вежливой категоричностью отправил Дьяконова с аналогичным осмотром в покинутую избу Устинова.

-- Может, плывуном затянуло? -- высказал предположение Веремеев, провожая эксперта глазами.

-- Это как?

-- Ну, как сказать-то тебе?.. Сруб, он когда дырявый, прогнил то есть, в щели глина, песок, жижа всякая лезет. Плывун называется. Мелеет тогда колодец. Ну, люди это дело чистят. иной раз и сруб переберут наново.

-- Да нет,-- решительно возразил Кропачев.-- Плывун, это когда вода есть. А колодцы, все три, вишь, обсохли. Ушла вода,-- он зло сплюнул и подытожил какую-то давнюю свою мысль: -- На дурное дело трава не растет, не то что...

Не договорил.

-- А ты, Анатолий Степанович, чего молчишь?

Участковый с хмурым видом решительно отрубил:

-- Плохо искали.

-- Ты думаешь?

-- Знаю. Голыми руками, на шару Ходыренка не возьмешь. Что-что, а концы хоронить умеет.

Алексей, хотя был расстроен неудачей, рассмеялся. Братская неприязнь становилась забавной.

-- Что значит хоронить концы? Например?

-- Охотник он. Пушник. Да и по рыбе тоже мастак, не отнимешь, -- нехотя проговорил Суслов, и было понятно, что сказано не в похвалу.-- Вреде леса кругом повывели, а Ходыренок даже в поскотине умудряется, по десятку лис берет за сезон капканами. Больше, чем все райохотобщество. Браконьерит, конечно. Кое-что похуже сдает для отвода глаз, остальное -налево по черной цене. И ни разу, кстати, не попался. Ни с мясом, ни с рыбой, ни с пушниной.

-- А может, слухи? Мало ли, прихвастнул раз-другой. И покатилось?

-- Не слухи. Сам с ним бывал, знаю. Вон, второй "жигуль" добивает. В пожарке таких денег не платят.

Теперь Алексею была понятна причина неприязни участкового к двоюродному брату. Отнюдь не по долгу службы. Удачников и вообще талантливых людей худо терпят, сразу ставят вне закона и травят непримиримо до скончания дней. Он поднялся, постучал по циферблату.

-- Через сорок минут собираемся. На этом самом месте. Желательно, каждый с вариантом.

Пенсионер Кропачев и Веремеев, оба с важностью кивнули и углубились в размышление. Алексей один отправился к Устиновской избе, которая располагалась рядом с железной дорогой. Под "хазу", да еще с тайником, она разумеется не годилась. Слишком торное место в отличие от ходыревской усадьбы, расположенной в полукилометре от железки, к тому же на отшибе, почти в лесу. Другое дело, что Суходеев, воруя, наверняка, не ограничивался одним ходыревским имуществом. Мог заглянуть сюда тоже и нарваться... А если нарвался, то зачем отскда тот же Устинов или Ходырев, или кто-то из "олигофренов" потащит труп на себе в гору за двести метров, чтобы свалить в колодец? Гораздо проще перенести за линию. А там -- дикая вырубка десятилетней давности, черт ногу сломит. Лучше места не придумаешь. Через месяц зверье обгложет труп до костей, и тех не оставит. Но пусть поработает криминалист, с выводами забегать не стоит.

В избу он заходить не стал. Поднялся по насыпи. Его внимание привлекла неглубокая выемка в десятке шагов от тропы. насыпь была -- шлак с песком, но местами она успела обдерниться, местами сохранились проплешины с редкой щеточкой травы. Пожалуй, яма выглядела здесь не вполне логично. Зеленые травинки, подрезанные, надо думать, лопатой, не успели даже подвялиться. Правда, под действием дождя контуры ямы оплыли, и она походила теперь на воронку.

Алексей постоял, соображая, потом сунул в карман пригоршню песку из ямы и повернул назад. По пути он сделал небольшой крюк мимо барака, где были обнаружены человеческие останки, подобрал возле крыльца проржавелый, но крепкий еще ковш.

Веремеев с Кропачевым сидели вдвоем, как он их оставил, в глубоком размышлении. Посасывали папироски. Алексей попросил перевязать на конец шеста вместо крюка ковш, мол, у них это неплохо получается. Когда черпак был готов, он опустил шест в колодец и повозил черпаком по дну. Потом, перехватываясь, вытащил его наружу, заполненный вонючей, липкой грязью. Оба помощника наблюдали за его действиями с озадаченным видом.

Алексей опрокинул содержимое на землю и, волоча шест за собой, двинулся к другому колодцу. Веремеев с Кропачевым молча последовали за ним.

Второй колодец оказался гораздо глубже, и пробу грунта удалось подцепить только с третьей попытки. Зато в черпаке вместо липкой, вонючей грязи оказался сырой песок с частицами шлака.

-- Ну? И че будто бы? -- подсунулся Веремеев. Даже сунул в песок палец, потрогать.

Алексей вывернул из кармана на ладонь принесенный с собой песок, подмигнул.

-- Плывун.

-- Дак это... где взял-то?

-- С насыпи.

-- Вот так да-а...-- Веремеев поскреб в затылке, потом подхватил с земли черпак и, спотыкаясь, едва не вприпрыжку устремился к третьему колодцу, через пять минут он показался назад.

-- Ну? -- грозно издали спросил Кропачев.

-- Грязь, гольная.

-- А я тебе че говорил? -- удовлетворенно кивнул Кропачев, хотя ничего такого он не говорил.-- Откапывать теперь надо.

Загрузка...