Смотрящий

Глава 10

Небольшой ресторан на окраине Москвы не впечатлял ни размерами, ни меню, ни даже ценами. У него были плюсы — банкетный зал, лес вокруг и возможность послать всех остальных в тот самый лес, не привлекая излишнего внимания. Закрыто на спецобслуживание. Такое постсоветским людям было знакомо, и они уезжали восвояси. Впрочем, советские монстры общепита понемногу хирели, потому как деньги у населения стремительно заканчивались. Народ надирался дома на кухне, а кабаки понемногу начинали превращаться в притоны, где гуляла братва.

Лакоба с Вахтангом, Архип и Босой из шадринских, Северянин и еще четверо воров пожиже сидели за длинным столом, степенно беседуя на отвлеченные темы. Я скромно занял угол, не боясь приметы, и полировал словесные заготовки, планируя какую-нибудь из них да использовать. Вечер обещал быть томным, потому что Циркуль опаздывал. Невероятная наглость и неуважение по отношению к людям, стоящим неизмеримо выше, чем он в воровской иерархии. Я скромно водил вилкой по тарелке, превращая картофельное пюре в шедевр абстракционизма, и думал: сто долларов дать пацанам, которые подкинули ежа под колесо девятки Циркуля, или ограничиться полтосом. Наверное, все-таки полтос. Неча баловать братву, а то много думать о себе будут, расслабятся. Хотя нет, пятнадцать минут прошло… наверное, дам сто. Зачетно сработали.

Циркуль зашел, когда отвлеченные темы уже закончились, и народ понемногу начал закипать. Такое опоздание считалось беспримерной наглостью. Все взгляды обратились на него. Давненько я не видел людей, которым так хорошо подходило погоняло. Длинный, нескладный и весь какой-то дерганый. Но первое впечатление было обманчивым. Циркуль, по слухам, очень неглуп, обладал хорошими организаторскими способностями, а свою братву держал железной рукой. Только вот высокомерен он был страшно. Вот лично мной он брезговал, считая выскочкой. А потому, работая по соседству, даже не соизволил встретиться. А ведь я пытался поначалу…

— Ты, Циркуль, попутал конкретно, — первым высказался Северянин. — Мы что, фофан дешевый, тебя ждать должны?

— Под колесо ежа кинули, — хмуро ответил Циркуль и бросил на меня ненавидящий взгляд. Как я и думал, он весьма неглуп.

Я покачал головой, делая вид, что не верю.

— Кого это здесь волнует? — вступил в разговор Лакоба. — Ты свои проблемы сам решай. Кстати, о проблемах. Тут тебе Хлыст предъявить хочет. Мол, ты теперь проблемы через ментов решаешь… Замусорился.

— Самого Хлыста спросите, — отбился Циркуль. — Как это его братва на следующий день вышла. Со стволами повязали всех. Вот кто замусорился по полной!

— Кстати, Хлыст, — Лакоба повернулся ко мне. — Люди интересуются. Ты в каких отношениях с легавыми местными?

— В деловых, — честно ответил я. К этому вопросу я готовился особенно тщательно. Уж очень он скользкий. — Я, когда шлюху в бане пользую, плачу. И от этого сам шлюхой не стал. Вот и ментам я тоже плачу, и ничего плохого в этом не вижу. Они тоже за деньги услуги оказывают.

Воры заржали. Сравнение всем понравилось. А я продолжил.

— Теперь ответь ты, Циркуль. Как так получилось, что ты меня на стрелку позвал, а вместо тебя мусора с автоматами приехали?

— А ты кто такой, чтобы с меня спрашивать, Хлыст? — вскинулся Циркуль. — Ты босяк! Из-под какого камня ты вылез? Ты полгода назад в драных кедах на морозе ходил. Ты ничего не попутал?

— Ответить все-таки придется, — Лакоба выпустил кольцо дыма. — И не только Хлысту, а и людям тоже. Мы сюда для этого приехали.

Авторитет набрал воздуха, чтобы начать свою речь, а я напрягся. Нет! Не так должно быть! У него может появиться шанс! Нельзя позволить ему заболтать всех. И я заорал.

— Чё молчишь? Хуй бычий — голова птичья! Отвечай, когда тебя люди спрашивают!

— Что? — Циркуль совершенно растерялся, но собрался быстро. Глаза его сузились, и он начал вставать из-за стола. — Что ты сказал?

— Петушья у тебя голова, — совершенно спокойно сказал я. — Я тебя сукой объявляю, Циркуль. Таких, как ты, в параше топить надо. Стукач мусорской!

Он не стал кричать и биться в истериках. И пустых угроз он тоже произносить не стал. Он бросился на меня со скоростью жалящей кобры, а я смотрел на это, как будто на замедленную съемку. Я видел, как из кармана достается нож, как из него лениво выдвигается лезвие, и как это лезвие летит мне в шею. А еще я очень неловко вскочил, споткнувшись об упавший стул, и понял, что не успеваю. И он это понял тоже, потому что на лице его появилась торжествующая улыбка, которая превратилась в удивленную гримасу. Выстрел я услышал чуть позже, когда Циркуль почти упал в мои объятия.

— От души, братан! — прохрипел я, видя, как Вахтанг прячет ствол в подмышечную кобуру. Тот ослепительно улыбнулся и чуть приподнял бокал с вином. Угощаю, мол. Шутник хренов.

Воры повскакали с мест, но тут же сели. Лица у всех спокойные, даже самую малость расслабленные.

— Ну что же, — Северянин весело прищурился, глядя на тело Циркуля. — Хлыст по ходу поторопился его сукой объявить. Но у меня к Хлысту претензий нет. И к Циркулю… ха-ха… тоже больше нет.

— У нас тоже, — кивнули остальные. — По делам Циркуля, он конченая сука и есть. Хлыст его торпед положил, вот и он и сдулся сразу. И к мусорам плакаться побежал. Мы за эту тему с лобненской братвой хорошо знаем. Подстава голимая.

— Тогда я Долгопрудное под себя заберу, — прочистил горло я. — И железный порядок там гарантирую. Только по взносу прошу отсрочку дать. Менты куда дороже шлюх обходятся. За пацанов меня выдоили насухо. Надо заново мясом обрастать.

Лакоба медленно качнул головой, и остальные возражать не стали. Что с боя взято, то свято. По всем понятиям я был прав. Торпеды вынесли тело Циркуля, пришла бабуля-уборщица, начала с каменным лицом затирать кровь на паркете. Я уже встал уходить, когда меня тормознули:

— Хлыст, не торопись, — Лакоба кивнул мне, чтобы я пересел ближе — Сейчас Тимофей приедет. Выступать будет.

— Тимофей?

— Шансонье. Не слыхал?

Пришлось пересаживаться, пить с ворами водку. Сначала за упокой, потом за здравие. Через полчаса появился невысокий, с фигурной бородкой на лице шансонье. Пока музыканты расставлялись на небольшой сцене, Тимофею сразу поднесли штрафную. И могу сказать, голос у него хуже не стал. По залу ресторана понеслось:

— Я куплю тебе дом у пруда, в Подмосковье, и тебя приведу в этот собственный дом!

Заведу голубей и с тобой, и с любовью мы посадим сирень под окном…

И почти сразу, без перерыва после Столыпинского вагона — Ушаночка:

— Бегут, стучат…

Бегут колесики гуськом.

Спешат, хотят

Пугнуть мальчишечку Сибирским холодком…

Ехал на воровскую сходку, а попал считай, на вечер культуры и творчества. Вот так и живем.

Основным активом Долгопрудненской братвы был аэропорт Шереметьево. И «презентовал» нам его «завхоз» Циркуля, — «просто Андреич». Пожилой бродяга, с несколькими ходками и весь в партаках. Пришел он сам, никто его не звал, и сразу обозначил свою цену. Косарь бакинских в месяц. Что было заоблачной ценой.

— Я забирал бабки с обеих терминалов, — пояснил Андреич. — Знаю там ситуевину. Директоров напряг. Хлыст, хочу сразу предупредить. Директора нам не друзья, суки конченные. Если будет шанс отложиться и сбежать под другую крышу, пусть даже ментовскую — так и сделают.

Братва смотрела на бродягу мрачно. Он никому не нравился, и все уже были к нему отрицательно настроены. Погоняло называть отказался, где чалился, тоже не прояснил. Ну и цена вопроса… Платить чужому штукарь, если можно поставить своего за пятьсот? Или даже меньше. Но тему свою Андреич знал туго.

— А с местными линейными ментами как отношения?

— Они ни во что не вмешиваются, если платить вовремя.

— Ладно, поехали, посмотрим на месте.

Аэропорт пока и близко не похож на тот Шарик, что был знаком каждому москвичу будущего, который привык гонять в Прагу на выходные просто, чтобы попить пивка. Ну, такой вот сложился стереотип о москвичах у людей, чью жизнь испортила прописка в ином регионе. Первый терминал был обычным советским аэропортом, рожденным каким-то конструктивистом без малейших проблесков фантазии. Простая стеклянная коробка, которая должна было символизировать нечто. Но она ничего не символизировала, у нее это не получалось. Коробка эта была забита толпами людей с баулами и чемоданами, матерящимися, дымящими сигаретами прямо в зале прилета и вылета.

На площади перед терминалом клубилась еще одна толпа. Правда, более специфическая.

До сих пор я не сталкивался близко с таким явлением природы, как советский таксист. Я, конечно, пользовался их услугами, но в жизнь этого сообщества не вникал. Сел, доехал, заплатил и вышел. Все. Зачем мне интересоваться их жизнью? Люди как люди. Как выяснилось, я был слишком наивен. Таксисты из позднего СССР и ранней РФ оказались не просто отдельной кастой. Они оказались иным биологическим видом, доселе мне незнакомым. А потому я, человек, который всю сознательную жизнь изучал других людей, чувствовал себя как энтомолог, впервые попавший на остров Борнео. Удар по всем чувством сразу был бы точно таким же.

С полусотню людей, орущих что-то, трясущих кулаками и монтировками, брызжущие слюной и ненавистью. Им кто-то сказал, что новый смотрящий поднимет дань, и они восстали. Я позже разберусь с тем, кто это сделал, а пока есть нешуточная опасность быть затоптанным этим диким стадом. Таксисты крутились, как могли, чтобы сбить свою копейку. Они калымили на государственных машинах налево и направо. Они торговали водкой по ночам. Возили в три цены из аэропорта, пользуясь тем, что по ночам автобусы не ходят. И они же могли обшмонать пьяного пассажира, если совсем уж совести не было. В любом случае, мужики это были крепкие, тертые, привычные к холоду и зною. И они тоже озверели от той блядской жизни, что свалилась им на головы. Завести их оказалось легче легкого.

Первой мыслью, что пришла мне в голову — это достать ствол и шмальнуть пару раз в воздух, чтобы привести народ в чувство. Но, во-первых, ствол у меня легальный, и лицензия обошлась прилично. Пистолета было жалко, отберут тут же. А во-вторых, это все-таки аэропорт, а значит, транспортная милиция тут присутствует. Конечно! Вот она, зубы скалит. Наряд ментов остановился и курит, сплевывая на асфальт.

— Тихо-о! — заорал я, едва пробиваясь голосом сквозь рев толпы. — А ну, затихли, утырки! А то хрен кто сюда вообще заедет! Ты! Ты! Ты! Ты! — ткнул я в самых горластых. — Пошли перетрем! Остальным — работать!

Вперед вышел Андреич и добавил в «список» еще каких-то авторитетных водил.

Я повернулся и пошел, надеясь, что у тех, в кого я выбрал, присутствует хоть толика здравого смысла. А еще я очень боялся получить пустой бутылкой по голове. Для заведенной до точки кипения толпы это было раз плюнуть. Потом хрен концов найдешь. Бросят в затылок, и здравствуй Склиф.

Мне повезло. То ли провокаторы недокрутили народ, то ли разум не покинул таксистов окончательно, но указанные мной и Андреичем добровольцы покорно шагнули вперед, чтобы излить свои беды. Через пять минут сбивчивых криков, сопровождавшихся матом и тоннами вылетевшей слюны, картина прояснилась.

— Ну и какой мудак вам сказал, что вы теперь больше платить будете? — пристально посмотрел я на них.

— Дык… люди говорят, — получил я уклончивый ответ.

— Люди — говно на блюде! — припечатал их я. — Ну что, сами их отмудохаете или мне поискать их? Только если я их найду, то они в больничку на полгода минимум заедут. Так что?

— Сами разберемся, — хмуро кивнули таксисты.

— Дальше, — жестко сказал я. — Еще одно такое выступление, и в аэропорт вы не заедете. Мне на ваш профсоюз насрать и растереть. Вам просто колеса резать будут. А на ваше место я работяг с заводов нагоню. Они на своих копейках таксовать будут и еще и клиентам улыбаться.

— Кому улыбаться? — не поверили таксисты и презрительно ткнули в сторону потока страждущих, которых изрыгнула из себя утроба стеклянного монстра. — Этим, что ли, улыбаться?

Никогда не мог понять, почему один советский человек, попав на работу в сферу услуг, тут же начинал люто презирать других советских людей. Продавец смотрел на стоявших в очереди, как на говно. Но при этом, сам стоя в очереди в аптеку, в железнодорожную кассу или в регистратуру поликлиники, сгибал спину в поклоне и делал умильную рожу. Ведь почему-то в стране, победившей эксплуатацию человека человеком, все окошки делались строго на высоте гениталий. Наверное, для того, чтобы проситель не только кланялся, но и точно знал свое место в этой жизни.

— Да, — кивнул я. — Вот этим людям будут улыбаться. И даже чемодан помогут в багажник поставить, если он тяжелый. Дверку бабам откроют и не переломятся.

Все, в Россию окончательно пришел капитализм. Ну, как пришел… Я его принес. На собственных ручках.

— Да ну на! — высказал всеобщее самый старший из водил.

— Ну раз ну на, — сказал я и представил Карася, — вот вам Владимир Алексеевич. Все вопросы с ним. Он вам папа, мама, крыша, отсутствие конкурентов и относительно доступный бензин. Не дешевый, но в наличии, и без очереди.

— С этого места, пожалуйста, поподробнее! — по-гусиному вытянули шеи делегаты, а в их глазах зажегся жадный интерес. На цену бензина им было плевать. Талоны в таксопарке давали со скрипом. Лишняя поездка — и все потери окупились. Это для легальных. А для бомбил бензин был актуален как никогда.

На этом порядок был восстановлен, а зарубку в памяти я все-таки сделал. Заводил надо найти, допросить и покарать. Я кивнул Карасю, но тот и сам уже все понял. Мы пошли дальше, обозревать немалое хозяйство, которое теперь имеет к нам самое прямое отношение.

— С топливом голяк, Серый, — с сожалением сказал Карась. — Бодяжить его — не вариант, самолет сразу упадет. А толкать его налево просто некуда. Кому нужен авиационный керосин…

— Хм… — задумался я. — Ты не прав, Вован. Годик потерпи. Как только заправки разрешат в аренду частникам отдавать, тут-то масть и попрет. Керосин зимой в соляру добавить — милое дело.

— Да? — расцвел в улыбке Карась. — Ну, сука, банкуем тогда. Тут его немерено выжирают!

— Хлыст, — ко мне протиснулся Андреич, который о чем-то тоже перетирал с бомбилами. — Нас местный бугор ждет из второго терминала. Уже позвонили ему.

Директор аэропорта был малость бледноват. Он вообще не понимал, какое отношение имеют бандиты к режимному объекту, каким являлся аэропорт. Ни Циркуль этого объяснить ему не смог, ни я. Человек просто отрицал действительность, которая свалилась на его многострадальную голову, отягощенную профильным высшим образованием. Для него все эти валютные бары и дьюти-фри были лишь досадной помехой. Его дело — обеспечить расписание вылетов и взлетов, безопасность оных и кристальную прозрачность авиационного керосина. На этом мы с ним и поладили. Договоренность оказалась предельно проста — мы не лезем в работу аэропорта, а взамен он делает вид, что не замечает наших взаимоотношений с торговыми точками, расположенными на территории Шереметьево. Меня это устроило, и мы расстались, полностью довольные друг другом. Нам даже зама выделили для решения оперативных вопросов. Потому как сам директор решать вопросы сам почему-то не хотел. Интересно, почему?

— Поехали, Вован, — сказал я, когда осмотр владений был завершен. — Ты тут крышу давать будешь. Перетри с барыгами. На мой взгляд, тут магазинов можно кучу открыть — дьютик-то всего один. Потом не одним дьютиком жить нужно. Площадей полно. Ставь перегородки из стекла и торгуй чем хочешь.

— Сделаю, — кивнул Карась. — Говно вопрос. Может, даже бабла коммерсам на раскрутку дадим. Тогда на долю зайдем, а не на дань. Поставим своих людей из Лобни продавцами. Едальни какие-нибудь откроем. Пирожковые или блинные.

— Пельменные, — буркнул Андреич, явно недовольный, что не он теперь главный.

— Да хоть чебуречные, — я повернулся к циркулевскому «завхозу.» — Ты пока побегай при Карасе, помоги ему вникнуть во все. Если все пойдет ровно, доходы вырастут, то обратно тут главным станешь. А Владимир Алексеевич у нас займется другим важным проектом.

— Да, казино! — бригадир счастливо зажмурился.