Снайпер-2

Глава 2

С их совместными доходами снять для свадьбы кафе или даже школьную столовую было просто нереально.

Сначала его мать попробовала поговорить с одной из своих знакомых, работавших в школе номер один. Та ей резонно ответила, что она ведь не заведующая, и может только рассказать о ценах на услуги.

После вычета арендной платы Виталий и его будущая теща поняли, что кормить гостей им будет нечем. А приглашать в большое помещение десяток родственников просто глупо.

Алеся сходила на переговоры в столовую другой школы — там помещение было поменьше. Аренда зала оказалась недорогой, но сразу же появилось новое препятствие. Обслуживать свадьбу должны были школьные повара, пусть даже из продуктов заказчика.

Итак, столовые оказались откинуты. После такого фиаско даже заикаться об аренде кафе — хоть «тошниловки» в центре, хоть «Зловещих мертвецов» у кладбища, не говоря уже о цивильном «Наф — Нафе» — было абсолютно бессмысленно.

Но просто так расписаться, без белого платья и фаты, Алеся не соглашалась ни за что.

— А вдруг я выхожу замуж один раз в жизни? — говорила она. — И у меня больше никогда не будет такой возможности?

Виталий просто терялся от таких фраз и не мог ничего придумать, чтобы эффектно возразить. Хотя в школе он отличался как раз таки бойким языком, который часто ставил своего хозяина в откровенно неловкое, а иногда даже чреватое побоями, положение.

— Как ты так можешь говорить? — растерянно возражал он. — С чего это ты вздумала рассуждать о разводе, еще даже не став моей женой?

— Ну что ты такой занудный? — улыбалась Алеся. — Я же просто шучу!.. Шучу!.. Но без фаты и платья я все равно не согласна.

Виталий мрачнел и задумывался.

Нет безвыходных положений, а есть неприятные решения.

Виталий, его мама, будущая теща и невеста, собравшись за одним столом, вздохнули, и решили, что будут играть свадьбу в квартире. Так как у тещи жилая площадь состояла из двух комнат, а у свекрови только из одной, то и выбора особого не оказалось.

Алеся слегка покривилась, конечно — все же неудобно перед подругами за бедность — но делать нечего, пришлось соглашаться. Виталий подсластил пилюлю, сказав, что зато платье теперь можно будет купить подороже. Пусть ротозеи у ЗАГСа посмотрят на блеск ее наряда. А куда потом свадьба поедет водку пьянствовать и безобразия нарушать, это уже не их дело.

От такой речи Алеся заулыбалась, и жених перевел про себя дух.

С утра Виталий разогнал из ванны понаехавших родственников, долго мылся, брился, натирался лосьонами и дезодорантами, купленными как раз для такого экстраординарного случая, а потом в одном исподнем переместился за ширму надевать костюм.

Больше всего муки оказалось с галстуком. И то сказать, этот мужской ошейник Виталий одевал всего в третий или четвертый раз в жизни. Проклятый узел никак не получался. Он даже высунул из-за ширмы голову, и страдальчески вопросил:

— Кто умеет завязывать галстуки?

Гости растерянно переглянулись, но всех спасла тетя Катя. Ее муж работал охранником в частной фирме, и воленс-ноленс ему приходилось носить галстук на службу. А так как опыт общения с этим предметом у него был на уровне Виталия, то завязывала ему галстуки жена.

Тетя Катя без лишних слов быстро и легко соорудила узел и помогла жениху расправить его под воротником.

Когда Виталий вышел из-за ширмы и остановился перед зеркалом, женщины принялись вовсю его расхваливать. Сколько в их словах было правды, а сколько ничего не значащих звуков, изданных для приличия, определить было трудно.

Костюм был не новый, отцовский. Однако изготовлен он был в Прибалтике в старое доброе советское время, и даже сейчас превосходил по всем параметрам современный новодел.

Туфли, естественно, пришлось купить новые. Из-за этого все предыдущее воскресенье Виталий провел на Тракторозаводском рынке: то форма обуви ему не нравилась, то цена. Скажем прямо, найти что-то приличное за ту сумму, которую Виталий мог позволить себе потратить на туфли, было крайне сложно.

Честно говоря, качество покупки, которую он, наконец, сделал, вызывало у него серьезные сомнения.

Но Виталий решил, что хотя бы свадьбу-то они продержатся, а потом уже он что-нибудь придумает.

Единственное, в чем жених не сомневался — это была рубашка. Ее ему подарили на 25 лет дядя и тетя, и стоила она хорошо.

Еще когда он только получил подарок в руки, мать сразу же сказала отложить ее до подходящего случая. Тогда он с ней поругался, но сейчас оценил мамин совет.

— Давай Виталя, давай! Машина подошла — пора на выкуп!

Муж тети Кати — дядя Петя — уже был слегка навеселе. Он-то и должен был пойти первым номером перед женихом. Виталя слегка содрогнулся. Сколько он смеялся на выкупе на чужих свадьбах!.. А вот на своей замандражировал. Хотя и понятно, что игра, что все это несерьезно, но дрожь все равно не спешила уходить.

В дверь позвонили. Думали, что нетерпеливый шофер устал ждать, а это пришел Валера Колбасник с видеокамерой. Вместе учились в школе, потом в ПТУ, одновременно пошли в армию — перебрав всех друзей и знакомых с техникой, Виталий остановил выбор именно на нем. Валера хоть и был прижимист, но лишнего никогда не просил. А лишних денег у жениха сейчас не было совсем.

— Ну, чего? — спросил Валера своим вечно недовольным голосом, — начинаем съемку?

— Давай! — закричал дядя Петя, и принял театральную позу.

У невестиного подъезда толпился народ. Приглашенный гармонист вовсю наяривал на своем видавшем виды аккордеоне. Виталий успел отметить, что он уже довольно сильно поддат. Вопрос о том, насколько хватит этого музыканта, повис в воздухе.

— Чего приехали? — иронично спросила необъятных размеров дама, вставшая у дверей в подъезд.

— Да вот, слыхали мы, что здесь какая — никакая невеста есть. А у нас, вот, молодец томится, желает семью завести!

— А хорош ли ваш молодец-то? Нынче молодцев много, а хороших как-то маловато встречается.

— Ну — ну… Не сомневайтесь! Только гляньте на него.

— С лица воду не пить. Позвольте вашего молодца испытать!

— Жених! Давай вперед!

Виталий протиснулся из-за стены своих родственников.

Не человечески накрашенная малолетка у подъезда ехидно засмеялась:

— Чтобы на ступеньку стать, надо денежку нам дать!

Виталий полез в карман и протянул червонец.

— Проходи.

Гости, загораживавшие вход, засуетились, давая дорогу жениху. Однако не успел он пройти и одного пролета, как на его пути снова оказались девченки.

— Жених! Чтобы дальше пройти до нашей красавицы, ты должен наступать на бумажные следы и громко — очень громко — должен произносить одно ласковое слово.

Хотя в подъезде было прохладно, и Виталий понимал, что все это игра, и ничего более, но он вспотел. Все — таки нелегко что-то делать, когда за каждым твоим шагом следит с пристальным вниманием такое количество людей. Причем если одна половина из них смотрит на тебе очень благожелательно, и готова помочь, то другая половина смотрит с изрядной долей иронии.

— Ласточка! Лапонька! Касатушка! Розочка! Любовь моя!..

На пятнадцатой ступеньке Виталий запнулся. Гости, следовавшие за ним по пятам, замолчали как по команде. Виталий ощутил, как бешено колотится у него сердце. Раз — два — три… Раз — два — три…

— Шоколадка моя! — не нашел он ничего лучшего.

Позади захохотали.

Виталий скрипнул зубами. Осталось еще две ступеньки.

— Сладенькая моя! Сахарная моя!

Все, ступеньки кончились, дверь перед ним открылась, но поперек двери стоял стол, на котором выстроились в ряд несколько туфель.

— Угадай туфлю своей невесты, — сказали ему. — Или тебе придется платить штраф!

Жених заколебался, ему казалось, что все они были одинаковы, за исключением, конечно, армейского ботинка, явно поставленного сюда для смеха.

— Хе-хе, — заколыхал животом дядя Петя. — Виталя, этот ботинок, наверное, то, что надо?

Виталий не стал реагировать не неуместную шутку.

— Этот, — ткнул он пальцем наугад.

— Вот, блин! Угадал! — расстроилась необъятная дама.

— Теперь я могу пройти? — вежливо спросил жених.

— Рано! Рано еще! — зашумели родственники невесты. — Еще стол не посеребрил!

— Да, — поддержала их дама. — Тебе, дружок, надо выстроить дом для семьи. Начинай со стен.

Виталий повернулся и взял из рук двоюродного брата Толика мешочек с мелочью. Он вывалил ее на стол и по четырем углам построил четыре столбика из монет.

— Стены готовы! — объявил он.

— Теперь покрывай крышу. Не будете же ведь вы жить без крыши?

Виталий полез в карман, достал пачку десяток и покрыл ими середину стола.

— Я гляжу, у тебя мелочь осталась, — сказала дама. — Выложи, дорогой, нам имя своей невесты на столе.

Мелочи на полное имя не хватило. Но женихова родня быстро прошерстила по своим кошелькам и бумажникам, и мелочи наскребли на полное имя — Алеся.

— Хорошо, что твою будущую жену не Маргарита зовут. Или Елизавета какая-нибудь, — шепнул Виталию двоюродный брат.

— Ладно, — смилостивилась, наконец, необъятная дама. — Иди, забирай свою невесту.

Однако зря Виталик позволил себе расслабится. Коварные невестины родственники подстроили ему напоследок еще одну шутку.

Когда он вошел в комнату к невесте, то встал на одно колено, и приложился губами к протянутой руке. В тот же миг низко опущенная голова поднялась, фата откинулась, и на ошарашенного жениха уставились смеющиеся карие глаза. Но не Алесины. Это тоже была красивая девочка. Но явно школьница, и совершенно ему незнакомая.

Сама невеста находилась в другой комнате.

Виталий, честно говоря, обиделся. Но в данный момент этого показать было никак нельзя. Он через силу улыбнулся, и побежал просить прощения у своей будущей жены.

— Эх ты, — сказала она ему. — Ладно, прощаю!

Не то, чтобы свадьба с самого начала пошла как-то не так… Нет, все было довольно чинно, традиционно, так — как и полагалось у них в городе. После выкупа — в ЗАГС. Заведующая торжественно зачитала под музыку приветствие молодоженам; они под музыку потоптались на ковре перед хлопающими в ладоши родственниками, выпили шампанское в небольшой комнате; сфотографировались на память — молодожены плюс родители; гости пешком направились через площадь Ленина в квартиру за праздничный стол, а новобрачные на «Мерседесее» поехали по родному городу покататься и посигналить.

Кортеж был, прямо скажем, не впечатляющий — кроме «Мерседеса» еще пара «девяток» и одна «Волга». Но и на том спасибо. Съездили за город в местный этнографический музей, и вернулись к гостям.

Все было как у всех — по крайней мере, очередность местных свадебных обычаев, окаменевших за последние лет пятнадцать — двадцать, была соблюдена. Но Виталий, пристально всматривавшийся в лицо своей молодой жене, чувствовал какое-то смутное беспокойство. Чем-то тревожило его выражение ее лица. Какое-то внутреннее недовольство нет — нет, да и проступало на нем.

Легкая угрюмость на выходе из ЗАГСа, когда Алеся увидела, как мала их автомобильная кавалькада. Еле заметная ирония при взгляде на его, Виталия, костюм. Чуть более, чем следовало, долгий взгляд на Толика.

Виталию еще дома, до выхода, не очень понравилось, что Толик выглядел несколько лучше, чем сам жених.

Хотя он-то знал, что все, надетое на двоюродном брате, куплено ему родителями, а братец своими руками ни копейки не заработал, но тем не менее… Тем не менее… Нельзя же быть на свадьбе красивее невесты и импозантнее жениха. В конце-то концов, это просто неприлично!

Подарки дарили скромные, никто особенно не выделялся. Даже дядя Петя подарил неожиданно мало. Но потом стало понятно, что он не жадничал, а просто не захотел выделяться на общем фоне. На конкурсах дядя Петя, не особо это афишируя, доложил до вполне приемлемой суммы.

Когда «обязательные выступления», как с иронией называл действо по передаче подарков молодым сам Виталий, закончились, теща со свекровью уединились на кухню и вернулись с сообщением о собранной сумме.

«По крайней мере, свадьбу окупили», — со скрытым вздохом подумал Виталий.

Грустно, конечно, когда, начиная с собственной свадьбы, уже приходится считать каждую копейку.

Тем не менее, Алеся веселилась от души. Танцевала, хохотала, целовалась со всеми. И почему-то, как ревниво отметил про себя новобрачный, слишком много таких поцелуев досталось этой скотине Толику. Виталий начинал чувствовать к нему откровенную неприязнь. Появилось странное желание, чтобы все это поскорее кончилось, и они остались с новобрачной, наконец, только вдвоем.

Как бы это не было трудно в финансовом плане, но Виталий отложил деньги на съем «квартиры на сутки». Ему очень хотелось провести свою первую брачную ночь по-человечески, вдвоем, без подгулявших гостей. Тем более, что эта ночь была для него по-настоящему первой. До этого он с Оксаной не переспал, и это служило ему даже какой-то тайной гордостью, потому что жениться на девушке, которая ложится в постель до свадьбы, порядочному мужчине как-то грустно.

Себя Виталий, безусловно, относил себя к порядочным. То, что первой его женщиной была девица «из доступных», с которыми его свели на какой-то пьянке друзья из ПТУ, он за грех никак посчитать не мог. Если они сами прыгают на тебя, если утром все равно ничего не помнят, то это не считается — так совершенно искренне думал Виталий. Он, как само собой разумеющееся, делил девчонок на тех, «кто сам напрашивается» — для развлечений, и на «порядочных» — на которых стоит потом жениться.

«Ну сами подумайте», — говорил он. — «Приятно ли иметь жену, с которой кто-то уже переспал. Ведь он всегда может сказать, что спал с моей женой, и она делала ему хорошо! И как я при этом буду выглядеть? Как оплеванный?».

Об Оксане никаких слухов, по крайней мере, не ходило, в связях, «порочащих ее честь и достоинство, замечена не была», и потому Виталий как-то и не сомневался, что ему достается девочка, которой он сможет открыть замечательный мир секса, и возможности для сравнения у нее не будет. И не то, чтобы он сомневался в собственных достоинствах, просто любое сравнение его постельных возможностей с кем-то, да еще собственной женой, представлялось невероятным оскорблением.

Все же некий червь сомнения присутствовал. Ведь жена училась в торговом техникуме в областном центре, жила в общаге, и чем она там занималась, никто не знал. Но, с другой стороны, нельзя же называть любое общежитие «гнездом разврата» и полагать, что любая девушка, которая там живет во время учебы, выходит оттуда законченной потаскухой.

Часов в 11 вечера молодые простились с гостями, погрузились в «Мерседес», который снова подали им к подъезду в оговоренное время, и направились в другую сторону поселка, в так называемую «Малиновку», на снятую квартиру. Ключи позванивали у новобрачного в одном кармане, а в другом кармане лежала праздничная упаковка индийских презервативов.

Как только они вошли в квартиру, и Виталий захлопнул дверь, Алеся со стоном сняла туфли, сбросила фату и юбку, и повалилась лицом вниз на неразобранную двуспальную постель, широко раскинув руки.

— Господи, как я устала! — с чувством прошептала она, приподняв голову, и снова уронила ее в подушку.

Виталий присел на краешек кровати и провел ногтями по обнаженной спине. Жена вздрогнула и прогнулась.

— Ой, что-то есть хочется! — сказала она.

Виталий оторопел.

— Ты что? На свадьбе не наелась? — спросил он. — Там же полный стол был!

— Я не могу есть, когда на меня смотрит столько людей. Постоянно думаешь, как ты выглядишь. А то потом распишут. В красках. От таких мыслей и кусок в горло не лезет.

Муж обескуражено пожал плечами:

— Ну ладно, понятно. Тут недалеко есть круглосуточный киоск, я куплю чего-нибудь.

— Да, дорогой. Купи шоколада и что-нибудь попить. Лимонаду, что ли… Ну там посмотришь сам, короче… И возьми ключи, я пока в душ схожу — а то я вся потная, липкая, гадкая…

Она обворожительно улыбнулась. Виталий вышел на лестничную площадку и пересчитал наличные. Денег было в самый обрез, но на шоколад и большую бутылку «Пепси» вполне хватало. Он неторопливо начал спускаться по лестнице.

Через полчаса Виталий вернулся. Новобрачная сняла чулки, сбросила бюстгальтер, и, оставшись в одних прозрачных трусишках, смотрела телевизор. Она искупалась, но голову мыть не стала — не захотела портить прическу. На загорелой спине новобрачной четко выделялся след от лифчика. Услышав щелчок замка, она обернулась и поманила Виталия пальцем.

— Дайте выпить, просто умираю от жажды!

Он протянул ей бутылку. Пробку она скрутила сама и приложилась к горлышку.

— Уф-ф… Хорошо!

Виталий улыбнулся в ответ, и начал раздеваться. Потом они съели напополам шоколадку, допили «Пепси», и начали целоваться. Телевизор выключили, и новобрачный погасил свет…

Он навис над женой на вытянутых руках, опустился и начал входить в нее, ожидая легкого сопротивления девственной плевны… Но ничего не произошло. Член скользнул легко, не встречая препятствий, и погрузился в жену на всю его глубину. Она провела ногтями по его спине, и он выгнулся от удовольствия. Виталий задвигался с ускорением…

— Не торопись! — сказала Алеся. — Куда ты торопишься? Помедленнее, продли удовольствие.

Виталий почувствовал, что она сама ритмично ведет его, что она понимает, что надо делать, как надо делать… Что это занятие для нее не новое, и не редкое. И это было крайне неприятным открытием.

Он кончил, чуть полежал согнувшись, у нее на животе, встал, и пошел в ванную снимать использованный презерватив. Пока он мылся, он все думал, как же спросить у жены, откуда у нее опыт? И ответит ли вообще? И как воспримет вопрос? Честно говоря, не хотелось бы начинать семейную жизнь со скандала.

— Ну что, тебе понравилось? — спросил он жену, когда вернулся к ней в постель.

— Да, — ответила она. — Через час повторим.

— Точно через час? — удивился он.

— Ну конечно, через час тебе опять захочется.

— И откуда ты это так хорошо знаешь? — снова спросил Виталий и тут же пожалел о вопросе.

Интонация была слишком резкая, недовольная. Он немедленно ощутил ответную реакцию.

— Что значит «так хорошо»? — приподнялась Алеся с подушки. — Я не поняла.

— Ну-у… — Виталий замялся. — Я смотрю, ты настоящий мастер секса… Ну в смысле, я думал мне тебя учить придется… И все такое… А ты еще меня научишь…

Новобрачный улыбнулся, но улыбка все же вышла какая-то кривоватая.

— А… Вон ты о чем… — Новобрачная снова откинулась на подушку.

— Надо нам расставить точки над «i», — продолжила она. — Знаешь, ты ведь и не спрашивал, но я тебе скажу сразу, что я не девочка. Но все это было до тебя, так что к нашей семейной жизни уже никакого отношения иметь не должно. Я тебя люблю, а те люди прошли просто как партнеры. Не более того.

Виталий очень надеялся, что Алеся не видела его лица, потому что при словах «те люди» его перекосило. Она сказала во множественном числе! Сколько же их было? Кто был первый? Вот, блин, открытие в первую брачную ночь…

Видимо Алеся поняла, что сама допустила промах, и решила слегка приободрить своего молодого мужа.

— Ну что ты так расстроился?.. Ты неприятно удивлен?.. Ты думал я девочка?… Смешной…

Она ласково гладила мужа по волосам, перебирала их, накручивала на пальцы. Ему было приятно, он почувствовал, что расслабляется, что успокаивается.

— Но зато, милый, — загадочно сказала она, — я сделаю тебе сейчас то, что никому до этого не делала никогда. Я решила для себя, что это я сделаю только своему мужу и больше никому.

Виталий затаил дыхание и смотрел на нее во все глаза. Алеся легко поднялась, перекинула через него ногу и пощекотала языком сосок. Потом, не торопясь, провела им от груди до живота, сделала это еще раз, и замерла над мужским достоинством Виталия. Он следил за ее движениями, слегка приподняв голову.

Новобрачная стала серьезной, даже скорее очень сосредоточенной. Она очень легко, почти незаметно лизнула крайнюю плоть, а Виталий почувствовал, что еще чуть-чуть, и он не выдержит — он сам войдет ей в рот…

Она слегка вздохнула, и втянула член в себя. Виталий смотрел, как ритмично движется ее голова, и ему было так хорошо…

Когда он кончил в нее, она не отшатнулась, не выплюнула член изо рта, а дождалась, пока семяизвержение закончилось, и только потом быстро слезла с кровати и побежала в ванную.

Виталий остался в постели, и снова червь сомнения начал терзать его душу. Минет ему делали не в первый раз, и он примерно представлял себе, что это такое.

«Если для нее это в новинку», — размышлял он, «то почему она сделала его так хорошо? Ни разу не зацепила зубами, не испугалась спермы? А языком работала так, как никто из тех, кого я знаю?.. Ну нет, что-то тут не так! Не похоже, что она сосет впервые. Не похоже».

Все, первая брачная ночь для него была безнадежно испорчена. Виталий встал с постели, нашарил в пиджаке сигареты и спички, подошел, как и был, к окну, открыл форточку и закурил. Он точно понимал, что не успокоится, пока не узнает от жены обо всей ее прошлой половой жизни, о первом мужчине, о том «с кем, как и сколько». И также он знал, что это ничего для него не облегчит, что будет терзать его еще сильнее, и что будет теперь дальше с их семейной жизнью — неизвестно…

Дня через два после «удачного» прибытия, когда синяк с лица практически сошел, Паша решил сходить на местный рынок. Покупать там он ничего, конечно, не собирался, но в субботу на нем можно было встретить кучу знакомых. Не будешь же ходить к каждому домой персонально? А так можно и выцепить кого интересного. Поболтать, узнать новости, прикинуть, к кому лучше подвалить, кто сейчас чем занимается.

Паша твердо намеревался месяца два минимум погулять. А потом можно будет подумать и о работе. По крайней мере, такие мысли он высказал родителям. Сам же Паша имел несколько другие планы. И приступать к их реализации он собирался немедленно, не теряя времени. Но для этого ему нужно было встретиться с Колькой. Или с Артуром. Причем встретиться как бы случайно, вот, например, на рынке.

Дома он спросил у матери, что слышно о Кольке.

«Ничего особенно не слышно», — ответила она. — «А что ты про него вспомнил? Вы же вроде бы и не дружили никогда?».

Он отмахнулся и ничего объяснять не стал. Он и сам толком еще не знал, как подступиться к этому делу. Просто однажды его одноклассник, служивший в части по соседству, как-то обмолвился, что «Колян быкует, и деньги у него не переводятся». А потом, на другом строевом смотре, добавил информации, что «Колян ларьки трясет».

Паша же, если на то пошло, тоже горбатиться на дядю не собирался. Поэтому «ларьки трясет» и «деньги не переводятся» запало ему в память.

«Как бы жить так хорошо, чтобы не сильно напрягаться — вот вопрос», — размышлял Паша на дежурстве в КПП, — «не будешь же бегать по Максимке и спрашивать: возьмите меня в мафию! А Коля-то уж точно в этом замешан. Надо с ним на гражданке скорешиться. Авось что и всплывет… Авось и меня примут в брателлы».

Жить Паше хотелось хорошо, а на легальные максимовские заработки он не рассчитывал. Парень прекрасно знал, как мало получают отец с матерью, и что ему большее также не светит. Если еще вообще возьмут на работу. Конечно, можно было пойти в подсобные цеха… Там платили заметно больше, но работа была изнуряющая, а главное — главное — вонь стояла такая, что пропитывала все и отмываться не желала ни в какую.

«Пойдешь в цех», — предостерег его как-то хороший знакомый, — «про бабс-лапс забудь. Провоняешь так, что ни одна баба тебе не то что не даст, даже стоять рядом с тобой не захочет».

Нет уж, увольте, на такие жертвы Паша идти не собирался.

Парень облачился в легкий джинсовый костюмчик, и с удовольствием отметил, что тот ему совершенно в пору, даже слегка стал свободнее, чем был до армии. Он критически осмотрел себя в зеркале, и отражение ему понравилось.

— Пора показаться народу! — подмигнул он своему зеркальному двойнику, и еще раз, напоследок, провел щеткой по густым черным волосам.

До рынка идти было не близко, но жара еще не наступила, поэтому шагалось легко. А ноги, привыкшие к пудовым сапогам, в кроссовках просто летели. Паша добрался до центра города за пятнадцать минут, и начал встречать знакомые лица. Друзей и товарищей он еще не увидел, но тех людей, которым можно было кивнуть головой, как, например, своей бывшей учительнице английского, уже было достаточно.

Наконец Паша обогнул церковный двор, и пошел по переулку, прямо выводившему его к рыночной площади.

Переулок был густо заставлен автомобилями, и бывший дембель не преминул отметить, что здесь было много новых машин, и даже иномарок, а это значило, что благосостояние российского народа, несмотря на все тяготы и лишения, продолжает расти. И что было бы совсем неплохо как-то лично приобщиться к этому растущему благосостоянию. Права имелись, еще в школе удалось получить на халяву, и дело оставалось только за малым — за самим автомобилем.

Паша не торопился. Неспешным «бульварным» шагом, сплевывая на ходу семечки, заранее взятые из дома, он продвигался вдоль линии автомобилей, потом вдоль торговых рядов, рассматривая свежую рыбу, зелень, банки с медом и бутылки с подсолнечным маслом, горки помидоров и огурцов.

Пройдя до самого последнего из торговых рядов, Паша почувствовал некоторое глухое разочарование. Никого из тех, кого бы он хотел увидеть, встретить не удалось. А ведь сначала почему-то казалось, что здесь непременно все соберутся. Хотя с чего бы это?

На мгновение Веретенникову показалось, что слишком сильно он размахнулся в мечтах. Кто он сейчас такой? С чего бы это Кольке взять его к себе в дело? Не слишком-то сильно они и дружили. Так, хороший знакомый. Но не более…

Семечки закончились. Паша прошел через рынок к центральной площади. Рядом с ней, словно напоминание о катаклизмах эпохи, тихо разваливался недостроенный Дворец Культуры. Остов его был возведен еще при советской власти. Но с приснопамятного августа 91-го финансирование строительства мгновенно оборвалось, и скелет здания так и не оброс «мясом». Памятник Ильичу показывал рукой прямо на этот долгострой. Лицо у Ленина как-то съежилось от пережитого и отсутствия ремонта, и он словно говорил горестно: «Ну как же вы? Так-то… Эх, вы…».

С краю площади стояло еще несколько торговых палаток. Взглянув туда, Паша резко остановился.

Потому что у одной из них стоял Колька. Он улыбнулся продавцу, тут деревянно улыбнулся в ответ, протянул Кольке деньги, тот небрежно положил их в карман, но при этом привычно зыркнул по сторонам взглядом… И взгляд его остановился на Паше. По его глазам Веретенников понял: «Узнал меня. Вспомнил»!

Некоторое мгновение наморщенный Колькин лоб выражал бешеную работу мысли, но потом разгладился. Колян взмахнул рукой, иди, мол, сюда!

Паша не стал изображать непонимание, и вразвалочку, стараясь показать чувство собственного достоинства, подошел к палатке.

— Вот, — почему-то Колька показал рукой на Пашу продавцу, — знаешь его? Нет? Это кореш мой давний. Запомни его. Кореш мой — Пашка!

— Пашка, ты как сюда, откуда? — Колян энергично затряс Паше руку. — Где пропадал столько? Чего не заходишь?

Веретенников ощутил, что кореш-то слегка навеселе. И вообще, его несколько покоробило такое обращение. Колян уж должен был знать, где Паша провел последние два года.

— Да в армии я был, — ответил Паша. — Вчера только домой вернулся.

— О! Да ты дембель! — воскликнул Колян. — Угощаешь?

— Вообще-то, у меня это… С деньгами напряженка.

Колян кисло посмотрел на него. Потом вдруг снова стал ни с того, ни с сего весел.

— Ну и ладно! — воскликнул он. — Я угощаю сегодня. Деньги — это мусор.

Продавец горько усмехнулся, но Колян стоял к нему спиной, и не чувствовал этого взгляда.

— Поедем со мной, тут рядом. Кстати, с братвой познакомлю.

Сердце у Паши подпрыгнуло, и снова обрушилось вниз. Все-таки зря он так расстроился на рынке. Надо было, оказывается, немного подождать. Да и то удача, первый же день дома, и тут же нашел того, кто ему так нужен. И, кажется, будет продолжение… Надо только ковать железо, не отходя от кассы. Хорошо, что Колян «под газом». «Под газом» он гораздо добрее. Трезвый Колян — очень бывает злой. А «под газом» ничего — добрый…

Колян поволок его к машине. Черная «десятка» была чудовищно затонирована, со стороны могло показаться, что и сам водитель изнутри также ничего не может увидеть.

— Не боишься, что оштрафуют? — кивнул Паша на тонировку.

— Кто? — искренне удивился Коля. — Кто меня здесь оштрафует? А в областном городе я в лапу менту суну, он и отвалит. Да я туда редко езжу. Мне и тут неплохо.

В этот момент зазвонил сотовый. Коля взял трубку, поднес к уху, послушал что-то, легкая гримаса недовольства пробежала по его лицу. Было видно, что настроение у него испортилось.

— Вот что, — сказал он Паше. — Я сейчас не могу тебя с собой взять…. Но ты вечером к «Наф-Нафу» подваливай, там мы обычно вечером тусуемся с братвой. Хочешь с братвой познакомиться?

При этом он хитро подмигнул. Как-то гаденько это получилось, но Пашу этим смутить было трудно. В армии он всякого насмотрелся.

— Я обязательно приду, — ответил он. — Когда подходить?

— Ну, после девяти часов. Раньше я там редко бывают. Зато уйдем не скоро, учти.

Колян захлопнул дверцу, и рванул с места так, что взгвизнула резина. «Десятка» резво объехала памятник Ленину, повернула направо и скрылась из глаз.

Паша долго и задумчиво смотрел ей вслед. «Неужели все будет так просто?» — подумал он.

Просто не было. Началось вообще с того, что Паша не мог попасть внутрь кафе. Оказалось, что вход платный. А денег Веретенников взял в самый обрез. Было очень неудобно, но пришлось просить у отца.

Но отдать большую часть денег за вход? А что делать потом? Паша еще не знал, что оплата входа входила в стоимость заказа. А подсказать ему было некому.

Так что пока Веретенников стоял на крылечке, и ждал с моря погоды. Из темных глубин заведения, которые периодически озарялись разноцветными всполохами цветомузыки, слышались глухие раскаты хохота, девичий визг, иной раз грубые матерные выкрики.

Когда отец спросил, куда Павел собирается идти, и тот сказал — «в «Наф-Наф» — у отца изумленно поднялись брови. Теперь Веретенников начинал смутно догадываться, что у кафе сейчас имеется собственная дурная слава. Но тем больше захотелось ему попасть внутрь. Он считал, что его место именно там. Ведь Паша всегда был «правильным» пацаном.

«Правильный» пацан — это тот, кто живет по понятиям. Хорошо учиться — это западло. Уважать учителей — это западло. Соблюдать законы — это тоже западло. Выпить — это правильно. Курить — тоже правильно. Вытрясти деньги из «ботана» — это правильно. Развести «лоха» — это тоже правильно.

Единственное, что не хватало Паше, чтобы стать совсем уж «правильным» — это физической силы. Как-то в школе «правильный» Паша получил в глаз от «неправильного» пацана, и этот случай получил огласку. После такого позора кореша долго косились на Павла, а когда тот еще раз нарвался на этого же «ботана», и снова получил в глаз, то вообще стали над ним смеяться.

Сейчас Веретенникову очень хотелось бы, чтобы тот случай забылся. Как, кстати, очень хотелось бы, чтобы забылась обидная кличка «Веревкин», которую приклеили к нему его кореша.

За время службы Паша заматерел, физически окреп, и чувствовал себя гораздо увереннее.

А пока пришлось ждать. Павел надеялся, что Колян или подъедет к кафе, или, если он внутри, выйдет хотя бы покурить. Охранник, который стоял у дверей, отказался спрашивать Кольку внутри зала. «Я что, справочное бюро?» — хмуро пробурчал он. Паша не решился спорить. Предпочел запастись терпением и подождать.

Пока он стоял в сторонке, из кафе выбралась группа крепких парней с бритыми затылками. Они отошли в другую сторону летней веранды, и закурили. Паша посмотрел на них, и ему захотелось закурить тоже. Он достал сигарету, чиркнул спичками, помахал затухающей спичкой в воздухе, затянулся.

Внезапно парни, о чем-то вполне мирно гудевшие между собой, замолчали. Вначале Паша совершенно не придал этому значению, а потом сообразил, что они смотрят на него.

«Узнали?», — подумал Паша. — «Но я почему-то их не помню».

Строго говоря, он приободрился. Он решил, что раз они его узнали, то подойдут хотя бы поздороваться, а там можно заговорить, и, глядишь, и в кафе пролезть…

Да, от группы отделился один человек, и направился к нему. Что-то смутно знакомое уловил Паша в его лице, где-то он не так давно его видел… И почему-то это было неприятное воспоминание.

Однако долго думать и гадать Веретенникову не пришлось.

— Это ты недавно в автобусе к моей бабе приставал?

Вот тут Паша вспомнил, где он его видел. Это же был тот самый быкастый тип, который ударил его в автобусе в лицо, когда пьяный в дупель Паша к кому-то там приставал. К кому он там приставал, он вспомнить уже не мог — лицо расплывалось в тумане. А вот этого он запомнил. Трудно было забыть человека, который разбил тебе лицо!

Впрочем, сейчас было не до этого. Быкастый, он же Каратунов, он же просто Каратун, был поддат, агрессивен, и явно искал повод вцепиться в кого-нибудь. Оценив его состояние и комплекцию, оценив те же самые параметры у его товарищей, Паша решил, что было бы совсем неплохо избежать проблем. («Проклятая водка!» — мелькнуло у него в голове).

— Да вроде нет, — ответил он, — не помню такого.

— Да ну, ты гонишь, — развязно сказал Каратун. — Я тебя точно запомнил. Такую лошадиную морду трудно забыть. Да вот и след от «фонаря» я вижу.

«Лошадиную морду» прощать было нельзя. Это было бы не «по понятиям». Его оскорбили, и если он не ответит на оскорбление, то все. Кто с ним потом будет серьезно разговаривать?

— У меня не лошадиная морда, — сказал он. — А вполне нормальная. А вот у тебя…

Он замолчал, потому что не мог подобрать подходящего слова — оскорбительного, но не через чур. (Мало ли — вдруг потом придется общаться?). Но подбирать слово и не понадобилось. Каратун сразу бросился в драку.

Наверное, бить людей было для него привычным, но Паша, которому в армии пришлось драться довольно много, не собирался молча и терпеливо сносить побои.

Каратун скользнул ему по уху, но в ответ получил от Павла удар прямо в глаз. Как бы в отместку за тот «фонарь» в автобусе. Каратунов охнул, и бочком, закрыв одной рукой лицо, отступил к кованной ограде. Тут же второй из парней рванул к ним, а третий — в кафе.

Ситуация становилась совсем — совсем хреновой. Паша понял, что сейчас из кафе выскочит толпа, и они начнут его бить. Все. Ногами и руками. Пьяные, не рассчитывающие силы, они могут его как минимум покалечить.

Разум, и сжавшееся от напряжения «очко» подсказали, что нужно брать ноги в руки, прыгать через ограду, и делать ноги. Быстро — быстро.

Но Паша не успел. Второй, такой же быкастый как и Каратун, вцепился в него как клещ. Павел бил его в лицо, а тот пытался попасть ему коленом в пах. И попал! Боль скрутила Пашу, но он все еще мог немного двигаться. Рывком он освободился от противника, но тут пропустил удар от Каратуна в лицо. Веретенников ответил ему. Удачно ответил, но вся эта возня, борьба и обмен ударами оттеснили Пашу от ограды к стене здания, откуда бежать было уже некуда.

В этот момент из открытых дверей посыпались первые «бойцы».

Паша приготовился к худшему.

— Вали козла! — послышался знакомый голос, и быстрее всех, схватив в одну руку деревянный стул из кафе, к месту схватки добрался Колян.

— Колян!!! — заорал Паша не своим голосом. — Ты-то чего?!

Занесенная для удара рука остановилась. Колян даже раскинул руки, чем не дал остальным «бойцам» добраться до Паши.

— Пашка! — воскликнул он. — А ты чего тут делаешь?

В этот момент Каратун и его кореш снова попытались кинуться на Веретенникова, но Коля цыкнул на кореша, а Каратуна перехватил за пояс и оттянул назад. Каратун отмахнулся и попал локтем Коляну в лицо. Колян развернул Каратуна лицом к себе, и хорошо встряхнул.

— Ты чего, охренел что-ли?

Каратун ошарашенно посмотрел на Коляна, а потом как-то сразу съежился.

— Я не хотел, я случайно, — начал он оправдываться.

Видно было, что ему сразу стало не до Паши.

— Что случилось? — снова спросил Колян. — Веревкин, ты чего?

И хотя Паше резануло ухо такое старое, (и как оказалось, совсем не забытое, вопреки всем Пашиным надеждам) обращение, он был страшно рад, что драка закончилась. Все могло бы быть гораздо хуже.

— Он говорит, — просипел Павел в сторону Каратуна, — что я к его бабе приставал. А я даже не знаю, кто там у него баба.

— Что, серьезно? — повернулся к Каратуну Колян. Легкая усмешка коснулась его губ. — Когда это он успел? Он же только из армии вернулся.

— Он в автобусе к ней клеился, — хмуро пояснил Каратун. — Пьяный был в жопу. Я ему в глаз дал, он и вырубился.

Колян заржал. Не сразу, но его смех подхватила вся собравшаяся толпа, и даже охранник кафе, оторвавший задницу от своего стула, чтобы взглянуть на происходящее.

— Ну и чего теперь-то ты от него хочешь? — снова спросил Коля. — Паша — пацан правильный. Ну, выпил, в честь дембеля. Ну, решили вопросы. Он же не знал, что это твоя телка. У тебя претензии к нему еще есть?

Паша уже пришел в себя, сердце перестало колотиться как бешеное, и он увидел и девицу, к которой приставал в автобусе. Разумеется, она тусовалась здесь вместе со своих хахалем. Лицо у нее было уже абсолютно пьяное, на обращение «телка» она реагировала тупой, но довольной улыбкой, и Пашу слегка замутило. Нашел к кому клеиться! Будь он трезвым, на такое чудо и не взглянул бы!

— Нет у меня претензий, — наконец, ответил Каратун, и снова взглянул на Пашу исподлобья. — Я не знал, что это твой кореш.

— Ну и ладно… Короче, Паша, ты чего тут околачиваешься у входа, как не родной? Пошли с нами.

Колян приобнял Павла за плечи, и потянул в сторону входа. Паша заметил взгляд Каратуна. Ничего хорошего он ему не обещал. Но в этот момент Веретенникову было на это наплевать. Главное было сделано, как он думал. Колян признал его за своего, и теперь нужно было только не лажануться, и правильно встроиться в систему.

— Слышь, Каратун, а что это за чувак вообще? Откуда нарисовался?

— Да хрен его знает. Знакомый какой-то Коляна. Вроде Веревкин была погоняла. Так — мутный тип.

— А чего его к нам Колян цепляет?

— Ну, наверное, нужен ему для чего-то… Колян редко что по доброте делает. Расчет, наверное, какой-то имеет…

Игорь Поляков.

В районной налоговой инспекции прошли сокращения. Процесс сопровождался скандалами, слезами, интригами и прочими сопутствующими таким делам вещами. Пенсионеров сократили еще в прошлый раз. Поэтому сейчас начальству приходилось резать по «живому».

Игорю все это очень сильно не нравилось. В инспекции работали матери — одиночки, кумы, сватья, братья и прочие более — менее близкие люди, а вот ему — Игорю — поддержку оказывать было некому. Правда, начальник налоговой инспекции был мужик хороший — справедливый, и все такое… Но ведь ругаться с женщинами любому мужчине тяжело. А тут такое…

Однако все, на удивление, сложилось даже лучше, чем Игорь мог рассчитывать.

Начальник вызвал его к себе в кабинет, и сказал, что Игоря здесь однозначно сократят, но для него, как мужчины, специалиста, и кормильца семьи, (тут Поляков подумал, что речь скорее идет о нем, как плательщике алиментов), есть достойное предложение.

— В милиции есть вакансия начфина. Начальник милиции звонил мне вчера, спрашивал, нет ли у меня кого под сокращение, чтобы перешел к ним. Я сразу подумал про тебя. Ну, как?

— Разве у меня есть выбор?

— Конечно, есть. Можешь просто уволиться. И не идти в милицию.

Поляков грустно улыбнулся.

— Да разве это выбор? Нет, конечно, я пойду. Когда мне к ним идти?

— Секундочку…

Начальник взял трубку, позвонил в райотдел, поговорил, опустил трубку, и сказал:

— Иди прямо сейчас. Начальник милиции будет тебя ждать.

Не откладывая дела, Игорь тут же собрал свою папку с документами, которую держал под рукой на всякий случай, (вот случай и представился), и отправился в райотдел.

Несмотря на то, что Поляков всегда считал себя законопослушным, (семейные дрязги не в счет), проходить мимо этого обложенного голубоватой мелкой плиткой двухэтажного здания он не любил. Оно всегда казалось ему несколько угрожающим, а улыбки тусующихся на порожках ментов — довольно зловещими. Что было даже странно — ведь многих из них Игорь неплохо знал лично. Со многими он ходил вместе на совместные проверки торговых точек и рынков. Они были вполне милыми и приятными людьми… Впрочем, каждый в отдельности мог быть приятным, а вот вместе они наводили на него легкий страх. Это было уже что-то иррациональное.

По приходу Поляков сразу обратился в дежурку, назвал свою фамилию, и сообщил, что его здесь ждут.

Дежурный капитан, (Игорь знал его в лицо, но никогда не общался), позвонил начальству, и дал добро. Поляков протиснулся через вертушку, и отправился на второй этаж. Ему не нужно было объяснять, где находится кабинет начальника милиции. Несколько раз он уже был внутри этого здания — когда проводили сверку изъятой совместными усилиями фальсифицированной алкогольной продукции. Ему тогда еще запомнился плакат, висевший на стол у молодого и чрезвычайно веселого лейтенанта — «Если вы не сидите, то это не ваша заслуга, а наша недоработка!». Игорь тогда покосился на этот плакат, а лейтенант долго смеялся.

Поляков аккуратно постучал в обшитую черным дермантином дверь.

— Войдите, — раздался грозный голос.

Игорь вошел. За столом сидел крупный, рослый, с несколько одутловатым лицом, с бритым черепом, напряженный подполковник. Форменная рубашка была расстегнута на верхнюю пуговицу. В кабинете был еще один человек — майор. Он сидел как-то сбоку, так что когда Игорь обращался к начальнику милиции, то не мог его видеть.

Видимо, они ждали кого-то другого, потому что напряжение с начальника милиции тут же спало.

— Вы, видимо, из налоговой? — наполовину вопросительно, наполовину утвердительно спросил начальник.

— Да, меня прислал Аркадий Витальевич.

— Служили?

— В ПВО. Зенитно-ракетный дивизион, под Минском. Старший сержант.

— А образование?

— Экономфак, в СХИ.

— Очень хорошо, — задумчиво протянул подполковник. — Какая у нас есть свободная должность, вы в курсе?

— Да, разумеется. Мне сказали.

— Тут есть одна тонкость. На эту должность требуется утверждение из города. Придется поехать туда со всеми вашими документами, а также сдать физподготовку. Стометровка, три километра, и подтягивания. Сможете?

Игорь несколько смутился. Последний раз нормативы он сдавал на третьем курсе института, и после этого прошло порядочно времени. Но что-то ему подсказывало, что особо придираться к его физической форме не будут даже в городе. Начфин — это не оперативник, ему скорость ног и сила рук не так уж сильно нужны.

— Я постараюсь, — ответил Поляков. — Не боги горшки обжигают.

— Давайте Ваши документы. Вы их с собой принесли? — спросил майор.

Игорь передал всю папку. Подполковник, наконец, предложил ему присесть, и Игорь выбрал средний стул из трех, стоявших вдоль стены напротив окна. В окна было видно серые здания пятиэтажных домов, и просветы высокого голубого неба.

— Ну что же, все хорошо, — подал голос майор. — Пишите в налоговой заявление об уходе, и готовьтесь к физо. Примерно через месяц поедем в город, там будет проверка ваших документов, и сдача нормативов. И будете работать. Справитесь, надеюсь?

— Думаю, справлюсь, — сразу ответил Игорь, а сам подумал, что отсрочка на месяц — это здорово.

За это время он успеет подучить бюджетный учет, с которым раньше, честно говоря, сталкивался только в теории.

— Ну вот и славно, — подал голос начальник милиции. — А то замучили эти бабы. То месячные, то в декрет, то дети болеют, то сами… Хоть сам за них зарплату считай и в банк бегай. И по тревоге не дозовешься. Потом еще возмущаются. А чего возмущаться? Ты же в милицию на службу устроилась, а не в магазин бухгалтершей! А мужик — начфин — это хорошо. Это здорово!

Отработав две положенные по законодательству недели в налоговой, Игорь уволился. Даже проводы сотрудникам своего отдела он устраивать не стал. Не в его это было характере, да и та явная радость, (ведь одним серьезным конкурентом на сокращающиеся в отделе места стало меньше!), которую проявили бывшие коллеги, его покоробила.

После этого Поляков честно пытался хоть немного восстановить спортивную форму. Он бегал, подтягивался и отжимался, но вскоре с прискорбием осознал, что за две недели восстановить то, чем не занимался уже многие годы, практически невозможно.

Тем не менее, сдавать нормативы он отправился со спокойной душой. Его почему-то не покидала уверенность, что все обойдется. Ну, посудите сами! Не взять на работу начфина только потому, что он не силен физически? А оно ему так уж надо? Ему головой нужно думать, а не ногами.

А за свою голову Игорь был спокоен. Он еще месяц назад распечатал на работе инструкцию по ведению бухгалтерского учета в бюджетных учреждениях, прочитал ее, и понял, что ничего особо для него сложного, честно говоря, там нет.

Нормативы сдавали прямо в областном управлении.

За огромным зданием неопределенного казенного грязно-желтого цвета оказался небольшой спортивный городок. Площадка для мини-футбола, окруженная тремя рядами беговых дорожек, перекладины разной высоты, брусья, площадки для волейбола и баскетбола.

Из сдающих нормативы оказалась дюжина мужчин, и несколько женщин.

Женщины кучковались в сторонке, у шведской стенки. Как выяснилось, они начнут свои испытания после того, как покинут спортгородок мужчины. Бегать, прыгать и отжиматься в присутствии сильного пола слабый пол категорически отказался. Разумеется, начальство пошло дамам навстречу.

Ни на стометровке, ни в подтягиваниях Поляков в нормативы не уложился. Принимал тесты улыбающийся черноусый майор. Посмотрев на результаты Игоря, он нахмурился, но ничего не сказал. Только что-то пометил у себя в журнале.

На трех километрах Поляков понял, что начинать заниматься нужно было не меньше, чем полгода назад. Сердце колотилось где-то у горла, воздуха отчаянно не хватало, горькая слюна наполняла рот, и Игорь постоянно сплевывал ее прямо на дорожку. Через несколько кругов появилось острое желание плюнуть на все, и сойти с дистанции.

«Ну ее к черту, эту должность»!

Игорь бежал самый последний, и, видимо, по его лицу майор понял все его состояние. Он подошел к дорожке и крикнул Игорю:

— Добежишь до конца, зачту все нормативы!

Игорь услышал эти слова, и продолжил движение. Ноги налились острой болью, казалось, что каждым движением он преодолевает какую-то невыносимо упругую среду. Мышцы просто отказывались повиноваться. Поляков давно уже бежал через «не могу», но подозревал, что очень скоро это «не могу» закончиться, и он просто-напросто упадет на дорожку из-за отсутствия сил.

Тем не менее, он добежал, а точнее — почти дополз — до финиша.

— Молодец! Мужик! — похлопал его майор по плечу. — Я тебе все нормативы записал. Так что физические тесты ты прошел. Ну а дальше — это не моя забота.

Отплевываясь, с трудом набирая воздух в измученные легкие, Игорь все же нашел возможность задать вопрос:

— Ну а если бы я не добежал? Что не зачли бы? И на работу не взяли?

Майор посуровел лицом.

— Нет, не зачел бы. У нас не работа, у нас служба. Зачем нам люди, которые себя пересилить не могут? Пересилил — молодец, мужик! А хлюпики пусть в другое место идут работать. В милиции таким делать нечего.

Игорь уже не слушал его. Он опустился на скамейку, переводя дыхание, и ловил «отходняк». Ему казалось, что он выиграл главный забег в своей жизни.