Снайпер. Дара (СИ)

Глава 13 У судьбы свои законы

— Подсекай, — Дара, положившая руку на удилище, почувствовала по его трепету, что пора. И мохнатик подсёк. Отчего согнутый из булавки крючок распрямился и вышел из воды идеально пустым.

— Трудный у вас способ ловить рыбу, — вздохнул парнишка, загибая его обратно. — Но ужасно интересный.

Он скребнул по земле своими когтями, выковыряв оттуда землероя, приладил его на место наживки, и снова забросил. Едва это было проделано, Дара опять положила свою руку на удилище, прикоснувшись к шерсти повыше кисти.

Приятное ощущение. Раньше у неё никогда не было домашних любимцев, как, собственно, и дома, но погладить собаку или кошку — это случалось. И сейчас ощущается что-то похожее, тёплое и доброе. Вот ведь удивительно — по всем признакам рядом с ней сидит зверь, покрытый шерстью, клыкастый, когтястый, с похожими на кошачьи вибриссами и подвижными стоячими ушками. А чувство к нему она испытывает человеческое. Как к другу.

— Что же тут трудного? Или ты знаешь какой-то более простой приём?

— Ну-у… — нога паренька резко выпрямилась, уйдя в воду, и тут же вернулась обратно с зажатой между когтями рыбёшкой. — … обычно мы делаем так.

— Круто! — и без того не маленькие глаза девушки округлились от восторга. — Слушай, а чего ты тогда мне с удочкой мозги пудрил?

— Я не пудрил, я растерялся, — «мохнатик» в несколько движений своих бритвенно-острых когтей выпотрошил и очистил тушку, располосовал её и располовинил, протянув вторую часть Даре. Свою же долю мигом схрумкал: — Ерундовая тут рыба, — добавил он разочарованно. — То ли дело морская, — его рука вытянула когти, и между пальцами явственно обозначились перепонки.

— Прямо трансформер какой-то, — невольно воскликнула девушка, глядя на эту метаморфозу.

— Чубакобары мы, — парировал её собеседник. И зыркнул озорным глазом.

— Похитители юных дев, — прыснула Дара и тут же притворно потупилась: — Молчу, молчу.

— Знаешь, — продолжила она спустя минуту, — ни имени твоего не знаю, ни нации, а почему-то с тобой легко и просто.

— Это потому что для тебя нет у меня ни прошлого, ни будущего. Я — мимолётное видение…

— … ты гений чистой красоты, — завершила девушка строку из классика.

— Твой Бероев через пару минут подойдёт к укрытию, — вдруг сменил тему «чубакобара», а своё обещание научить меня удить рыбу, ты выполнила.

— Чего это он вдруг «мой»?! — возмутилась Дара и повернулась к собеседнику. А его уже и нет. Только лежит самодельная удочка с крючком, согнутым из булавки.

Делать нечего — надо встречать незваного гостя. Встала, оглянулась еще раз в поисках неотложного дела, словно хотела зачем-то потянуть время, но ничего такого глаза не заметили. Пришлось идти, так как уже привыкла за время жизни здесь — скрываясь и осматриваясь, чутко прислушиваясь к звукам и поглядывая на следы. А в голове роем закрутились мысли: Бероев вернулся? Один? А остальные? Новая хитрость ловцов, или другое что-то? И при мысли об этом «что-то» стало жарко. То ли Гаучо так греет немилосердно, то ли слишком спешит она на встречу с «коллегой». И воспоминание дурацкое, совсем ненужное — как Бероев возле учебки коснулся пальцами ее щеки и странно так посмотрел, словно сказать хотел что-то, но лишь попрощался. Ну и пусть, ей-то что! Она теперь одна и ей это нравится, так что пришел он совершенно зря!

Вадим — вот как оказывается звать Бероева — и не думал скрываться. Он разводил костёр в том месте, где она обычно занималась стряпнёй, и подвешивал над огнём котелок, используя давно прилаженную рядом рогульку. Пистолет в расстёгнутой кобуре и помповка под рукой — видно, что реальности жизни на этой планете он уже усвоил твёрдо. Оружие — это не угроза кому-то, а часть бытия. И движения — четкие, уверенные, без суеты. Подумать только, Он здесь, на Прерии! Могла ли она предположить нечто подобное, когда сжигала за собой мосты, отправляясь сюда?!

И сама себе ответила: «Нет!» Возможно, потому и нет веры даже к нему. Слишком все это как-то нарочито. Почему вот его послали? Именно его!?

Посмотрела издалека на хлопоты умелого кашевара, на банку консервов, вскрытую и приготовленную к опрокидыванию в варево, на пакет, из которого что-то сыплется в кипящую воду. Судя по всему, ловить её сегодня собираются на приманку… хотя… с другой стороны — ну нельзя же, в конце концов, всегда и всё рассматривать исключительно в подобном ключе! Ведь она точно помнит, что появившись невесть откуда в самый решительный момент, этот парень не к ней подскочил, чтобы повязать, а обезоружил свою напарницу (или кто она ему), пытавшуюся угрожать ей. То есть, завершил дело, начатое чубакобарой, просто не столь стремительно вступил в дело.

Бероев не оглядывался в ее сторону, напротив даже к озеру отвернулся, выпрямляясь:

— Выходи уже, что ли, — предложил нейтрально негромким голосом.

Ну конечно, расслабилась тут со своими мыслями… Любой бы давно обнаружил. Тем более она слишком уж пристально его разглядывала.

— Привет! — Дара кивнула Вадиму, выходя из-за кустов. — Угощаешь?

Парень исподлобья быстрым взглядом оглядел ее всю, от ботинок до макушки, и ответил какой-то нерешительной улыбкой, сразу изменившей его лицо, даже смешливые морщинки в уголках глаз появились. И девушка невольно выдохнула, словно задерживала дыхание, не зная, как теперь себя с ним вести. Какой-то миг обмена взглядами, а сразу стало легче, свободней.

— Присаживайся. Вермишель-паутинку с тушёнкой сделал, чтобы поскорее. Ты ведь сегодня даже не завтракала, — обычные мирные слова отозвались теплом в душе и пробудили голод, забытый из-за всех этих переживаний.

Бероев, впрочем, тоже не отставал, однако ел не торопясь, посматривая на неё из-под длинных ресниц — чувствовала она эти взгляды. Сам-то красавец, умыт, побрит. А она? Непричёсанная, лицо смуглое, как у цыганки, да еще наверняка чумазое…

Вздохнула, отметая беспокойство. Глянула твердо — я такая, какая есть. Взгляд её Вадим понял по-своему, хмыкнул, заговорил, словно стремясь перевести внимание на другое:

— Кир ранен, Ленка ему поможет добраться на яхте в Ново-Плесецк. И еще. — Взгляд парня стал серьезным, даже ложку отложил. — Я отправил сообщение, что ты отказалась вступать с нами в контакт и скрылась. Не знаю даже, оставят тебя в покое, или пошлют новую группу на поиски. Ты не расскажешь мне, откуда к тебе такой необычно сильный интерес?

Пытливый взгляд словно пытался проникнуть в самую душу, и Дара отвела взгляд:

— А если нет?

— Твое право.

Сказал-то ровно, а напряжение в голосе чувствуется. Обиделся? А чего он хотел?! Чтобы вот так сразу — пришел, увидел, победил? А впрочем, почему и нет?

— Ты ешь, остынет же, — не глядя на нее, посоветовал Вадим.

— Сам ешь, — хмыкнула она. — В общем, знаешь, Бероев, мне ведь тоже никто не докладывал, чем это я так всем интересна. Вроде как ты мне сказать должен. Давай доедать, немного осталось, а за чаем пообщаемся. Э-э… если конечно будет чай.

— Будет, — оживился он. И потянулся вправо, не отрывая от нее самодовольного взгляда, достал из своего рюкзака термос литра на два, — такого ты точно не пробовала. Сам заваривал.

— Хм, — ей понравилось, как Вадим это сказал, но ему об этом знать совсем не обязательно.

С варевом расправились быстро. И «чудо-чай» был разлит в две кружки. Горячий — пар поднимался, донося очень ароматный дух. И пара сушек в придачу. Прикосновение его пальцев неожиданно обожгло, словно коснулся он оголенных нервов, а не ладони. Широко улыбнулась ему, скрывая панику — как же все это не вовремя у нее, да и объект не тот. Почему к Луке — такому простому и понятному, она ничего подобного не испытывает? Почему Бероев?

— Ну как? — мальчишеская улыбка очаровывала, а нельзя! Нельзя терять контроль и забывать кто перед ней.

— Ага, изумительно. — Противоречивые мысли не мешали наслаждаться каждым глотком терпкого напитка. Когда еще приведется такое пить!

Наконец сушки были съедены, кружки наполнены заново и Дара вздохнула:

— Мне бы забыть обо всем, а не ворошить заново, но раз уж ты… В общем, могу только в самых общих чертах предположить. У меня даже есть несколько версий. К примеру, мне тут одна частная военная кампания гонорар задолжала, вот и послали вас, чтобы мне эту кучу денег выплатить.

— Угу, а за что гонорар?

— А ты не знаешь?

— Дара!

— А я, Вадим, очень неплохо освоила довольно редкое ремесло, которое бывает востребовано при разрешении разных нехороших проблем нечестными методами.

— Ты снайпер, — кивнул он. А потом, поймал на себе насмешливый взгляд, нахмурился и полувопросительно добавил:

— Ликвидатор?

— А еще у меня есть основания полагать, что в скором времени проблемы похожего плана возникнут где-то на Прерии.

— Откуда дровишки?

И опять она насмешливо улыбнулась, а он чуть раздраженно пожал плечом.

— Допустим, и что?

— А я не хочу возвращаться. Мне и так нормально, одной!

— Ой ли?

— А ты поверь! Ты же умный, Бероев. Ты-то на моем месте вернулся бы?

— Я военный. Мне приказано — я исполняю.

— А свои мозги на что?

Он вздохнул и залпом допил остывший чай.

— Не хочу я в это вмешиваться, Вадим, да только жизнь не всегда считается с нашими желаниями. Однако право выбрать сторону, на которую встану, хочу за собой сохранить.

Парень некоторое время молчал, с каким-то новым интересом разглядывая ее.

— А сама-то ты чего бы хотела? Вот для себя, а не вообще, — явно хочет сменить тему, уйдя в сторону от глобальных проблем.

— Выспаться и чтобы, наконец, уже выпал у меня последний молочный зуб. Знаешь, как надоел — шатается и шатается.

Спалось Даре сладко, но чутко. Вадим, сидящий неподалеку у дотлевающего костра, конечно, охраняет её сон, но само его присутствие будоражит какие-то полузабытые желания и мечты. Да и привычки дикого зверя, усвоенные за время жизни здесь, никуда не девались. Знакомые голоса птиц, шорохи в кронах деревьев, плеск резвящейся в озере выдры — дополнялись звуком тихонько брякнувшей ложки, шелестом упаковки, далёким фырканьем буйвола с луговины.

Интересно — этот парень не разрушил мир вокруг, а только дополнил его своим присутствием. И если уж быть совсем честной перед самой собой, она рада, что Вадим здесь.

Проснулась она оттого, что в вечерний концерт прибрежных лягушек вплелся новый элемент оформления. В звуках беспечного хора появилась забавная скользящая пауза, как будто певуний кто-то заставлял замолкать. И этот кто-то приближался вдоль кромки воды.

— Не придёт она, — послышался голос Луки.

— Уверен? — приглушенно отозвался Вадим.

— Она умная. Я вот ей харчей оставить решил, а она от тебя сховалась, так что и не свидеться нам теперь. Шел бы ты своей дорогой, мил человек.

— Вадим, — пауза заполнена негромким сопением, выполненным дуэтом.

— Лука. Только, хоть и силён ты, а всё одно я её за себя возьму, потому как девка она славная, и ежели кто за ней гоняться станет, так я мигом роги-то поотшибаю.

— Рад знакомству, — в голосе Бероева слышна внутренняя ухмылка. — Я тоже считаю Дару в высшей степени достойной девушкой, но гоняться за ней не стану. Можем ли мы считать конфликт исчерпанным?

— Э-э… а чего ты тут выкарауливаешь тогда? Чего на катере не уехал?

— В гости зашёл, проведать старую знакомую.

— Ага, ага. В гости. На ночь глядя. А ну иди отсель, пока я тебе ноги не повыдергал, — послышалась возня и усиленное сопение.

Какой уж тут сон! Как бы Бероев не сломал чего этому честному пейзанину! Дара стремительно выскользнула из-под положенного на неё неизвестно кем воздушного платка и бросилась к месту событий.

Парни, оба коренастые и крепкие, стояли, вцепившись друг другу в плечи и натужно пыжились, стремясь завалить противника исключительно грубой силой. От напряжения мышцы у них резко обозначились, а на шеях вздулись жилы. Картина маслом!

— Привет, богатыри, — только и сказала. А они уже отпустили друг друга и теперь переминались с ноги на ногу, потупив взоры, словно нашкодившие пацаны, застигнутые во время шалости строгой учительницей. — Лука, а что ты принёс? — решила она немного отомстить Вадиму, правда, сама не поняла за что.

Разглядывание содержимого объёмистого мешка сопровождалось одобрительными замечаниями и похвалами предусмотрительности Луки. Замершего в нерешительности Бероева отправила за дровами, а сама принесла утопленную в камышах сковородку, достала из своего рюкзачка бутылку с маслом и принялась помогать в стряпне, словно признав себя недостойной высокого звания повара рядом с признанным мастером.

Вадим с непроницаемым лицом занялся чисткой оружия. Казалось бы весь такой спокойный и доброжелательный, однако обостренные чувства Дары улавливали досаду парня в случайном движении, в сдвинутых на секунду бровях, в закушенной словно от усердия нижней губе, и Дара внутренне улыбалась, смакуя и впитывая в себя его недовольство. Ага, значит, бегать за ней он не собирается? Ну-ну!

Лука же, напротив, буквально цвёл, поясняя, почему резать нужно так, а помешивать этак. Вся эта ситуация забавляла, заставляла чувствовать себя кошкой, добравшейся до сметаны, когда все удовольствие еще впереди, и Дара невольно щурилась, глядя на костер, чтобы скрыть смеющиеся глаза.

«Мальчики» вели себя примерно, даже не глядели друг на друга. Готовящееся блюдо, оказывается, называлось «кавардак» и уже «доходило», когда неожиданно, словно из лучей заходящего за горы солнца, выткался бесшумно идущий со снижением параплан. Заметили его ровно за полминуты до того, как ноги пассажирки уверенно утвердились буквально в нескольких шагах от места готовки.

— Привет, Лука! Здравствуй, Дара. И тебе, Вадик, не болеть, — радостно воскликнула Маруся, контролируя опадание купола и манипулируя стропами.

— Здравствуй, — первым отреагировал на появление нового лица Бероев. — А у вас тут, оказывается, весело, — добавил он, метнув на гостью восхищённый взгляд.

Дару словно по сердцу скребнуло. Точно. Ведь группа преследования добралась до Лавровки через час-другой, после Маруси. И провела там ночь. Успели, значит, познакомиться. Радужное настроение пошло на спад, и опять она не показала виду.

— Ну что же, ты, Лука, — деловито распорядилась Дара, — накрывай на стол.

В сторону Маруси только кивнула.

За ужином местные обсудили проблемы поисков дяди Сидора, которому парапланеристка привезла летковый клей, и про которого Февронья сказала, что он нынче в Глухой долине, но на звонки не отвечает — вне доступа сети.

Выяснилось, что дядька этот побёг в Легунцы проверять борти, а когда кто работает возле пчёл, то средства связи держат выключенными.

Сумерки на Прерии короткие. Только Гаучо скрылся за зубцами Большого Хребта, а уже и темнота настала. Маруся безмятежно забралась на циновку в укрытии, устроившись между мужчинами, а Даре предстояло решиться последовать ее примеру. Нет, она уже давно поняла, что в полевых условиях тут не смотрят на пол соседа по ложу — ночные ласки достаются прикладу ружья. И выбора — рядом с которым из парней лечь, вроде и не было на самом деле. В другом затруднение — она ещё ни разу в жизни не лежала рядом с мужчиной. Даже тогда, с Игнацио, до этого дело так и не дошло! А если Он обнимет… и руку куда положит…

Наверное, для искушенной женщины подобных вопросов просто не существует, но для неё это может оказаться нелёгким испытанием. Впрочем, она ни капельки не сомневается, как поступит, но вот так вот просто взять и самой прийти! Прямо сейчас?!

Делая вид, что завершает хозяйственные дела, Дара задумчиво пересмотрела продукты, что притащил Вадим. Потом перебрала горку, куда выгружал свой мешок Лука. Рука скользнула по банке знакомой формы. Открутила крышку — варенье. Крыжовник. Усмехнулась про себя, вспомнив, как мохнатик высказался про Вадима: «Твой Бероев». И поставила подношение на то самое место, куда и в прошлый раз. И уж пора на боковую, но стоит ли так просто сдаваться?

Да и спать пока не хотелось. Какой уж тут сон, когда от одних мыслей бросает то в жар, то в холод. Посидела, глядя на угли костра. Очень успокаивающее занятие. Пыталась унять тревогу, сохраняя неподвижность, пока притворное сопение за спиной не сменилось тихим дыханием трех уснувших людей. Известный фокус взвинченного организма — чем сильнее человек напряжен и волнуется, тем незаметнее и коварней подкрадывается к нему сон. Вот только к ней он никак не идет…

Так и сидела, пока пришедшая в голову мысль не разрушила очарование — она ж так совершенно ничего не видит! Приходи, кто хошь и выбирай себе самого вкусного — часовой все равно, кроме пламени костра различает только смутные тени на краю своего сознания. И, словно в продолжение этих мыслей, со стороны раздался тихий звук.

Не громкий стук — чуть слышный щелчок. В городской квартире на него бы никто и внимания не обратил. Но тут он прозвучал просто набатом. Дара сразу прикрыла глаза, плавно отворачиваясь от костра, однако, надеясь не столько на зрение — оно не придет в норму еще минут десять — сколько на слух и чутье на опасность.

Странно, но опасностью или чужой яростью от визитёра не веяло. Скорее предвкушением и… и, похоже, ее собственное подсознание пытается подсказать, что звук этот раздался в аккурат оттуда, где оставлена баночка с подношением, и похож он больше всего на постукивание когтем по жестяной крышке. Словно в ответ на эти мысли постукивание раздалось еще раз, уже сдвоенное.

Оставалось только взглянуть на это место через полуприкрытые ресницы. Увиденное могло бы испугать — баночка исчезла, но чуть дальше над землей «парили» на высоте в полметра два громадных глаза — слабый свет от углей костра отражался от них, делая невидимой всю остальную зверюгу. Через секунду одно из «зыркал» нагло ей подмигнуло, после чего оба пропали из виду, зато с той стороны донеслось неслышное успокаивающее ворчание. Тут же стало немного стыдно за свой испуг.

О чем это она? Сбивает все же с толку эта звероподобность — вполне вероятно, что никакой это не огонь отражается, а работает встроенная система ночного видения. Какой-нибудь вшитый в ухо суперкомпьютер, о котором ее соотечественники могут только мечтать, создает коллеге «картинку», да выводит прямо на сетчатку глаза. Впрочем, все потом — Дару явно зовут.

Несчастных восемь метров, чтобы выбраться из освещенного костром круга, шла целую вечность. Это ведь только кажется, что ее гости дрыхнут без задних ног. Тех, кто способен почивать столь беспробудно, что не проснется на близкое движение, на Прерии вы не найдете. Да и Вадима тоже учили мгновенно просыпаться при изменении обстановки. То, что она идет не в их сторону, конечно, облегчает дело, но все же, спешить не стоит.

Пока сосредотачивалась на правильном преставлении ног, забыла об общем контроле, за что была немедленно наказана мягкими губами, прихватившими ухо. Неимоверным усилием воли заставила себя не вздрогнуть, но вряд ли от визитера укрылось изменение ритма ее сердца, пропутешествовавшего в пятки и назад. Однако мохнатик был слишком деликатен, или просто предпочитал ехидничать на другие темы: «Никак не можешь решиться?», — донесло вопрос сочувственное рукопожатие. Оказывается, они и «распальцовку» знают. Однако!

Но пока Дара придумывала ответ, настроение ее собеседника уже поменялось: «А и верно, — быстро почиркали по ладони ловкие пальчики, — такая ночь замечательная! Пошли, побегаем? Я тебе такое покажу — вряд ли еще где увидишь». И, не спрашивая ее согласия, девушку потянули подальше от костра.

Бегом это, конечно, не назовешь. Скорее скольжение — невнятная тень танцевала перед глазами совершенно невесомо, не давая приблизиться, но и не удаляясь дальше вытянутой руки. Как он умудрялся менять ритм, моментально подстраиваясь под ее неуклюжие попытки двигаться бесшумно, оставалось загадкой. Но больше всего Даре это напоминало танец — она помимо воли залюбовалась «струящимся» между веток телом, и сама невольно впала в странное состояние разлитого по всему миру сознания, так, наверное, чувствует себя мышь, загипнотизированная движением змеи.

Ее собственное тело начало двигаться легко и свободно, а глаза замечать малейшее шевеление листика на распрямляющейся ветке. Оказалось, чтобы не производить шума, надо «всего лишь» попадать в ритм разлитой вокруг музыки. В мире, озарённом светом выглянувшего из-за тучки спутника, движение и неподвижность звучали разными тонами. Главное было только вносить свои ноты так, чтобы они не звучали фальшиво, и тогда становилось возможным даже непредставимое ранее.

Например, почувствовав колебание воображаемых струн, натянутых вдоль лунных лучей, они спокойно присели, да так и просидели на корточках не менее получаса, пока замершая не больше чем в десятке метров от них гора мяса, успокоено не хрюкнула, и мимо быстро не простучали копытцами пять «гор» поменьше и десяток любопытных «сосисочек». И только после этого монументальный отец семейства фыркнул с облегчением и направился в их сторону. Не больше чем на пару ладоней продвинулся, скорее показал атаку, но даже в этот момент в «зеркале сознания» не возникло ни малейшей ряби — она не чувствовала угрозы и была совершенно уверена в том, что ситуация разрешится бескровно. Не было опасения и в ее спутнике. Наверное, поэтому, обиженно хрюкнув (подраться не удалось), кабан убрался по своим свинячьим делам, а они продолжили путь дальше, теперь уже действительно танцуя между пронизывающих листву лучей.

Закончился этот танец, когда отчетливо потянуло влагой, и они выскочили на берег водной глади. По ней, блеснув глазами, мохнатик совершенно бесшумно хлопнул лапой, и по поверхности побежали кольца отраженного лунного света. И будто в ответ на это движение от середины затона прямо из глубины начала распространяться сфера настоящего сияния.

Дара замерла, наблюдая как от самого дна наверх, поднимался расширяющийся купол, сияющий белым, а следом за ним шел новый — уже другого оттенка, а их пытался настигнуть следующий. Свечение воды начало соперничать с лунным светом, а переливы красок — с радугой. Кто бы мог подумать, что в белом цвете может быть сокрыто столько ярких оттенков!

Купола достигли берега, и в следующий миг весь затон превратился в грозовое небо — пронизанное искрами и сполохами далеких разрядов. Мохнатик ухватил ее за руку и практически силой увел назад. Все верно, пусть в памяти останется это чудо в момент крещендо, а не в период угасания.

— Ты волшебник?

— Только учусь, — в темноте сверкнули озорные глаза и белоснежные зубы. Странно, вроде бы хищники показывают зубы совсем не от хорошего настроения? — Это просто подводный ключ. Он горячий, и каждый выброс происходит как по часам, вызывает свечение… этих… которые мелкие.

— Микроорганизмов?

— Ага! — удивительно, но получившее объяснение чудо, чудом от этого быть не перестало, — А теперь тише, покажу еще кое-что.

Время текло в эту ночь явно сквозь них, не вызывая ни малейшего возмущения или желания поторопить. Само движение доставляло удовольствие, хотя Дара точно могла сказать, сколько часов, минут и даже секунд прошло перед тем, как они вышли из леса на длинную полосу высокой луговой травы. Вот только желания вспоминать о времени в душе не возникало. Ни тогда, ни потом.

После замкнутого по трем сторонам пространства леса, луг и звездное небо над ним (местная луна успела уйти за горизонт), вызывали желание то ли убежать, то ли взлететь. А может упасть в это небо, пронизанное светом незнакомых звезд?

Вместо этого они просто легли на спины и долго смотрели в прозрачную бесконечность, пока не выяснилось, что они тут не одни — самые яркие звезды оказались заслонены чем-то темным и громадным, а лицо обдало горячим дыханием и запахом, который почему-то разбудил в памяти мысли о счастье и родном очаге. Откуда? Ведь она никогда не жила в собственном доме, крытом соломой, и не слышала этого запаха навоза и парного молока. Не иначе, память предков проснулась.

Дара, даже на миг не допустив сомнений в том, что это безопасно, протянула руку вверх и погладила склонившуюся над ней голову по бархатистому носу и непрерывно жующим губам. Ладонь согрело горячее дыхание, и живая громадина совершенно бесшумно переступила с ноги на ногу, не переставая при этом жевать.

Некоторое время они с мохнатиком в неспешном темпе двигались вместе со спящим стадом. Вздымающиеся курчавые горбы заслоняли горизонт как настоящие горы. Можно было спокойно подойти и погладить по пахнущему живым теплому боку — на них совершенно не обращали внимания. Кажется, эти громадины тоже умели слышать музыку вселенной.

Единственным, кто проявил любопытство, оказался крохотный теленок, со смешными кудряшками между маленьких рожек. Дара не удержалась, чтобы не почесать этот «чубчик». Малыш удивленно взглянул на невиданных пришельцев, потыкался теплыми ноздрями в ладонь и карманы, изучая нечто совершенно новое и неожиданное в его короткой жизни, и мигом ускакал под бок к мамке, едва ближайший «борт» начал слегка поворачиваться в их сторону.

Дара с «экскурсоводом» тоже поспешили укрыться за соседним «сухопутным дредноутом». Это было ошибкой, видимо они незаметно оказались с краю стада и столкнулись с тем, кому сегодня спать было не положено.

Пришлось стоять пару минут по стойке «смирно» пока их не обнюхали с ног до головы и не признали надоедливыми, но безвредными чужаками. Возражать они не решились — властелин стада был чудовищно велик даже на фоне остальных громадин, а его дыхание чуть не сбивало с ног. И умиротворением от него точно не веяло, а вот ощущение силы просто разливалось вокруг.

В конце концов, их насмешливо обфыркали, и туша двинулась дальше. Преследовать стадо они не решились. У обоих сложилось впечатление, что их попросили не портить ни себе, ни другим такую замечательную ночь. Оставалось только послушаться.

Короткий овражек, буквально несколько шагов, и у Дары возникло ощущение, что она стоит посреди чьей-то гостиной. Вот, как ни удивительно, а именно такое чувство! И не важно, что вместо стен — поросшие травой склоны, а вместо мебели — несколько сучковатых деревьев, на которых хозяева развесили вещи. Зато кровать тут присутствовала совершенно роскошная, пусть и из наломанного лапника и слегка подсушенной травы, зато запах…!

Желания гостьи, топтавшейся с ноги на ногу в попытке найти тряпку для вытирания ног, были поняты без слов — ее тут же ухватили несколько цепких лапок и мигом засунули в самую серединку. Да накрыли сверху стогом душистого сена. Там, в окружении прижимающихся теплых и мохнатых тел Дара моментально заснула.

Почему-то ей показалось, что в таком окружении она теперь в полной безопасности. И, ни Прима, с серыми губами и белеющим в темноте телом, ни так и оставшийся безымянным «тирщик» с кровавым месивом вместо лица, ни живые факелы, тянущие из чадного пламени скрюченные черные пальцы, ни другие, встретившиеся ей на коротком жизненном пути — никто не вторгнется в ночные видения. Все они оставят её сегодня в покое. В эту ночь они не придут, чтобы молча стоять рядом и смотреть на нее спящую.

И ведь оказалась права.

— Дара пропала! — шепот Маруси разрушил сон, в котором Вадим пытался сказать что-то важное знакомой спине девушки, руками опирающейся на парапет. Там во сне дул мягкий бриз, кричали чайки, и синело море, вот только девушка никак не хотела обернуться. И вообще было непонятно, слышит она его, или все эти слова звучат только у него в голове.

— Ох ты, горюшко! — казалось бы неуклюжий и неумелый Лука уже оказался рядом с костром и теперь стоял в странной позе, на четвереньках, но опираясь не на колени, а только на носки и одну кисть, рассматривая углубление в траве.

Также, не поднимаясь на задние, он по-крабьи, но довольно быстро, начал сдвигаться вбок, продолжая высматривать что-то в траве. Непонятно, что он там такое видел, как и вытянувшаяся рядом Маруся, у самого Вадима умений едва хватало понять, что никаких следов борьбы не заметно. Пробежав так метров пятнадцать, Лука вдруг резко плюхнулся на колени и, обхватив голову руками, начал раскачиваться из стороны в сторону.

— Ой бяда! Свёл Хозяин девку! А ведь такая была справная! — запричитал он горестно.

— Какой бл… «хозяин»?! Как «свёл»?! — раздражение дикостью и невероятностью ситуации чуть не выплеснулось из Вадима потоком брани. Удержало только присутствие рядом другой девушки. И серьезное выражение, с которым она выслушивала этот опиумный бред. Если б не это, то любителю поскулить, когда надо срочно бежать и спасать человека, ушедшего неведомо зачем ночью в лес, полный зверя, пришлось бы испытать на себе весьма увесистые аргументы.

— Знамо какой, — вдруг разом успокоившийся Лука поднялся с колен, сохраняя на лице странную смесь горького разочарования и смирения, пополам с решительностью, — городские его легендой считают, да вот она легенда. Эх, спортит хозяин девку, и не уделать ничего…

«Он не врет, — вдруг совершенно четко понял Бероев, отчего душа ухнула, будто в пропасть, — он действительно уже заранее смирился с потерей».

— А ты? Вроде ж не городская, тоже что ли не веришь?! — вдруг переключился Лука на Марусю, словно не замечая изменившегося в лице Бероева, который от гнева, вызванного столь категорическим заявлением, не мог сказать ни слова и только сжимал и разжимал кулаки, да оглядывался по сторонам, словно ожидая, что Дара появиться из-за ближайших кустов, как ни в чем ни бывало.

— Ну не знаю… — с сомнением сказала девушка, отводя взгляд от Вадима и ковыряя землю носком сапога, — у нас про него только бабки рассказывают. Не видела я его ни разу. И никого не знаю, кто бы хоть след примечал. Не из балаболов, вроде тебя, — непонятно зачем напустилась она на хуторянина.

— Не видала, говоришь… Ну так иди, полюбуйся! — Горько усмехнувшись в ответ, Лука махнул рукой в сторону ближайшего куста, — али и теперь не видишь?

— Закус! — легко, но как-то стороной, по дуге девушка подбежала к указанному растению, и всплеснула руками. Вадим как привязанный потопал за ней, не зная, что и думать — тяжело нормальному человеку, внезапно попавшему в сумасшедший дом.

Но возле куста бред начал обретать материальные признаки, не иначе как сумасшествие заразно — одна из тонких веток оказалась будто сначала наискось срезана острейшим ножом, а потом кончик был аккуратно размочален так, что получилась плоская «лопаточка». Что это значило, Вадим не понял и повернулся к Марусе, но та неотрывно смотрела куда-то ему за спину, помертвев лицом.

— Задиры… — выдохнула она.

Упомянутыми «задирами», судя по всему, были три борозды на ближайшем стволе — сначала слева направо и одновременно вниз, а потом тоже вниз и справа налево. Этакий тройной знак «больше».

— Ага, — буркнул неслышно подошедший сзади Лука, и, шмыгнув носом, убито добавил: — «Мое», говорит, «не ходите следом». Вот оно как значится…

Тут долго сдерживавшегося Вадима наконец прорвало, и он, бешено сверкая глазами, заорал в эти огорчённые лица, уже смирившиеся с потерей:

— Плевать, Хозяин там, или черт лысый! Я ее никому не отдам! Надо идти и искать. Понятно?!!! — и неожиданно успокоившись, спросил тихо: — Вы пойдете?

— Так ведь она сама пошла… — начал Лука и запнулся, получив острым девичьим локтем в бок. — Не пихайся! Все равно не будет нам ни пути, ни следа, это ж Хозяин!

— Я! Её! Не отдам! — с нажимом сказал Бероев.

— Мы пойдем! — вдруг решительно тряхнула головой Маруся и снова долбанула локтем в бок хуторянина.

— Эх, чудак человек, она ж сама пошла… — но вдруг его взгляд как-то даже посерьезнел и стал уважительным. — Вона оно как. Значит, не откажешься? А ведь так и надоть… Может ведь и выйти… Как вернется девка — забирай ее в город, а лучше сразу на Землю. Это у нас лес, вона — за околицей, и кому нужна девка, которая из-под твоего боку в лес бегать будет? А так-то оно может и выйдет… Особенно, как детишки пойдут.

От жестокой расправы прямо на месте этого болтуна спас только острый локоток и то, что, завершив рассуждения, он мигом переключился с непонятных мыслей на дела насущные.

— А поискать, так чего ж не поискать. Хозяин нам не по науке, а вот девку по следам можно и найти… В лесу ей никто с Ним не навредит, но береженного… — и быстро двинулся по следу, так и не получив честно заслуженного тумака.

След, поначалу четкий и заметный даже Вадиму, уже через сто метров начал теряться, а потом и вовсе растворился в окружающих зарослях, несмотря на все усилия Луки и Маруси.

— Эх! — тоскливо махнул рукой балабол. — На руках он ее, чоли, отсель понес? Теперь только ждать, что сама придет. Поутру или через месяц, эт смотря как у них заладится…

Пробудилась Дара легко и приятно, отлично помня, где она, и как сюда попала. Разворошённая копна душистого сена, щекотливый стебелёк, потревоживший щёку, низкий клочковатый туман в отдалении и ворошащийся клубок из мохнатых тел, с сопением катающийся неподалеку. Прежде, чем поняла, зачем, она влетела в эту свалку, была подброшена, перевёрнута, подмята, после чего исхитрилась вывернуться и тоже кого-то пихнуть. Потом на ногах у неё оказалась неподатливая тяжесть, и возня прекратилась.

Исхитрившись повернуться, едва не вывернув себе шею, увидела своего гида, притиснутого грудью к её ногам. Поверх же восседал ещё один мохнатик, горделиво демонстрируя… банку с вареньем из крыжовника. Видимо из-за неё и произошла потасовка.

Новый персонаж (показалось, что это девочка-подросток) открутил крышку и, словно ложкой, щедро зачерпнул из сосуда раздора длинным языком. Сладкоежка довольно прижмурилась, явно испытывая удовольствие первого глотка, и даже прижала к голове одно ушко. Второе было жестяным и осталось стоять торчком.

Туша у Дары на ногах дёрнулась, подбросив лакомку в воздух. Пришлось срочно откатываться, чтобы не быть расплющенной весом возвращающегося обратно на землю тела. Но плюхаться на попу победительница не стала — осталась на ногах и снова запустила язык в банку.

Проигравший мохнатик обиженно заворчал, после чего заметно полегчавшая посудина перекочевала в его лапы… руки, конечно. С ловкими и цепкими пальцами. Уверенное действие языком, и уровень содержимого заметно понизился. Следующей варенье предложили гостье, благо, ложка у неё всегда при себе. Впрочем, когда уровень в банке достиг середины высоты, крышка была водружена на место, а сама посудина — закопана в подстилку.

— У вас имена есть? — спросила Дара, наблюдая за этими действиями.

— Я Медвежонок, а она Ёжка, — ответил старый знакомец. — Скоро ты? — обратился он к соплеменнице, прибирающей лакомство.

— Уже, — девчонка сорвалась с места и помчалась в прогалину между кустов. Остальные понеслись за ней и через пару минут оказались на берегу заводи, в которую, клокоча, словно кипящий чайник, вливался аккуратный водный поток. Все тут же прыгнули в воду, только Дара замешкалась, пока расшнуровывала башмаки, да скидывала с себя штаны и футболку. Ломящего холода горных ручьев здесь не было — приятная свежесть окутала тело, а потом началась возня, брызгание, подныривание и хватание за ноги.

Много времени это не заняло — выбравшись на каменистый берег, вся троица почувствовала отменный аппетит и, словно стая диких обезьян, занялась поисками пропитания. Ёжка позвала всех к длинным тощим стручкам, обильно свисавшим с веток травянистого куста. Впрочем, внутри оказались не горошины, а продолговатые колбаски мякоти, консистенцией напоминающие банан, а вкусом — смесь дыни и ананаса.

Потом они куда-то шли, прислушиваясь и принюхиваясь, подглядывая за тем, что творится вокруг. Дарины спутники ни о чём не разговаривали, изредка подавая знаки или издавая негромкие звуки. На деревья они карабкались ловчее, чем белки, а потом терпеливо поджидали, глядя, как она лезет следом. Раскачиваясь на длинных ветвях ивы, дразнили полосатого амфициона… который вовсе не хотел дразниться, только изредка ворчал в сторону надоед, а то и лапой отмахивался.

Тихонько, словно самые скромные на свете скромники, прошли мимо шерстистых носорогов, хрумкающих в редколесье, выкрали несколько яиц из утиных гнёзд, обнюхали их, обслушали, а потом с сожалением вернули обратно. Даре тоже почудилось, что под скорлупой уже зародилась жизнь, но по каким признакам она это почуяла, не поняла.

Их компания так и бродила по уже исхоженной девушкой вдоль и поперёк долине, которая, почему-то, выглядела в этот раз совершенно иначе. Словно не с точки зрения человека, а через восприятие других существ: растений, мышей и лягушек, вон того переросшего покосившегося гриба… Хвост буйвола расплющил по покрытому короткой шерстью боку кусачую муху. Птичка вынырнула из воды с рыбкой в клюве. Мама мегакошка снабжённой чувствительными пальцами лапой пододвинула к себе отползший слишком далеко пушистый комочек. И где-то далеко, на другой стороне озера кто-то грозный и злой встревожен и разочарован одновременно.

Дара встряхнула головой — мир вернулся снова к своему привычному состоянию: яркий, наполненный жизнью, он равнодушно покоился вокруг… но… косуля тянется мягкими губами к трепещущим над нею листочкам…

— Пойду я к своему, — вдруг произнесла она вслух.

— Ступай, — как-то отстранённо ответила Ёжка. — А то уже сил нет терпеть, как у него сердце кровью обливается.

Дара удивленно открыла рот. Она еще до конца не уверена, а они уже все знают. И о ней, и о нем…

— Она только-только начала слышать, — словно оправдывая человеческую девушку, отозвался Медвежонок.

— Придёте, если я ещё вареньем разживусь? — как же не хочется расставаться так быстро с этими замечательными существами. По крайней мере, желание встретиться с ними ещё раз просто переполняет душу.

Но долг… перед кем? Непонятно. Однако, воспринимается это именно, как долг. Вот он и зовёт её туда, к решётчатому укрытию, рядом с которым ждёт её… судьба?

Посмотрела на мохнатых своих дружков, на их задумчивые мордочки. Словно и им тоже жаль расставаться.

— Не знаю, у нас практика заканчивается, — протянул Медвежонок.

А Ёжка совсем по-девчоночьи шмыгнула носом.