Снайпер. Дара (СИ)

Эпилог

Лес шумел по-весеннему радостно, деревья словно передавали друг другу последние новости, шушукаясь и шепча одним им ведомые тайны. Прогалина в густом березняке уже освещалась высоко взошедшим Гаучо, когда двое мальчишек встрепенулись, поднимаясь из высокой травы, где до этого момента разве что дикий зверь смог бы их учуять.

— Чего так долго? — спросил чернявый долговязый подросток лет четырнадцати, закидывая на плечо карабин. Второй, двенадцатилетний крепыш с мечтательными голубыми глазами и встрепанной копной темно-каштановых волос, лениво добавил:

— Блин, Матвеев, договаривались с утра выйти, а теперь только тут, возле дома, погулять осталось.

Тот, кого они ждали, продрался, наконец, сквозь кусты, появляясь перед друзьями во всей красе. Ярко рыжая шевелюра, зеленые озорные глаза и довольная улыбка на измазанных чем-то синим губах.

— Заглохните, пацаны! Оторваться надо было от сеструхи. Жучки искал.

— Нашел? — чернявый не забывал чутко прислушиваться, следя за округой. Тут, на Прерии, стоит на секунду расслабиться и…

— Нее.

— Оторвался? — спросил младший.

— Ага! Пришлось полкилометра по реке топать, — показал он на мокрые сапоги, — потом еще долго сидел в вишневнике, следил.

— Это мы заметили, — чернявый презрительно сплюнул. — Небось, пока все кусты не ободрал, не ушел!

— Ты чо, Макс, там медведь приперся, пришлось ноги делать.

Макс ухмыльнулся:

— Ты его за собой что ли привел? — И громко добавил: — Алин, выползай! Хорош прятаться.

Рыжий с досадой обернулся, и увидел, как худенькая фигурка ловко соскользнула с дерева.

— Ну что, пошли? — прозвенел над поляной задорный девичий голосок. — А медведя не было. Я Фагора попросила тебя поторопить, потому что сил уже не было ждать, пока ты там наешься. Вот он и шумнул.

Долговязый Максим с голубоглазым весело рассмеялись, глядя на обиженную рожицу друга, как две капли воды похожую на лицо худенькой девчонки. Даже чужой сразу признал бы в них двойняшек. Правда волосы у нее, в отличие от брата, были не рыжими, а золотистыми, заплетенными в тугую косу, перекинутую на грудь.

— Оружие у всех заряжено? — Макс, как самый старший, первый положил конец веселью. — Вань, — кивнул он голубоглазому крепышу, — ты впереди, я смотрю налево, Алинка — направо. Димас, за тобой задний обзор. Гляди в оба. Пошли?

— Па в курсе, что ты за нами увязалась? — зло прошипел Димка сестре.

— Мы с Федькой только маме сказали, — она показала ему язык, потом кивнула на рюкзак за спиной, — когда он, еще с вечера, помогал мне собираться. Ну и утром послал со мной своего пса, а то, говорит, уж больно горазд ты следы путать.

— Разговорчики! — прошипел Макс. — Из вас разведчики, блин… В следующий раз возьму только Ваньку.

Все сразу замолчали и пошли гуськом, почти не производя шума. Ваня, хоть и младше остальных, а чуть морщился, прислушиваясь поначалу, как за ним идут остальные. Хотя городские, пожалуй, и не увидели бы четыре маленькие тени, быстро продвигающиеся по лесу. Но ему-то слышно все. То ли дело, когда они с мамой идут, даже не идут — бегут. Их и зверь не всегда приметит. А они замечают все-все. И так это весело и спокойно. Даже с папой уже не то.

— Стойте, — шепнул он минуту спустя. Друзья услышали, замерли, почти перестав дышать.

Долго ждать не пришлось, где-то впереди продирался крупный зверь. Может кабан, а может и медведь, не разберешь. Ванька подал знак ждать, а сам, словно танцуя, побежал вперед, ловко и бесшумно запрыгнул по низко опущенной ветке на толстое дерево.

Прислушался к музыке леса, уловил сытое урчание здоровенного кабана. Чувства отца семейства удалось уловить сразу — недоумение, недовольство, досаду. Но вот и он «услышал» Ваньку, и сразу, после краткого удивления, потерял к нему интерес. Затопал в сторону, подгоняя перед собой детишек, похожих на трогательные бочоночки с короткими ножками. Ванька бы за ними наблюдал и дальше, если бы не друзья — ему нравилось следить за животными.

— Вань, ты скоро? — Макс сам уже разобрал, что опасность миновала. Недаром его считают лучшим охотником среди пацанов в посёлке.

— Щас, минуточку.

Ванька подтянулся, сорвал распустившийся цветок с вершины куста, спрыгнул и как-то неожиданно оказался прямо перед Алинкой.

— Это тебе, — пробормотал он, сунув цветок ей в руки, и сразу рванул вперед, на свое место, мимо удивленно поднявшего брови черноволосого друга.

Димка фыркнул, глядя как Алинка вплетает себе цветок в кончик косы, прижимая локтем двустволочку, и тихонько прошептал ей на ухо:

— Жених и невеста!

И тут же заработал злой взгляд обернувшегося Макса.

Дальше шли за Ванькой молча. Всем очень хотелось, чтобы на этот раз поход оказался удачным. Шутка ли — выследить самих Хозяев леса. Но раз Ванька сказал, что нынче они там, в долине, значит правда. Он никогда не ошибается, хотя никто не знает, как ему это удается. С ним и заблудиться невозможно, всегда найдет дорогу, хоть к воде, хоть домой. И любого зверя на расстоянии чует, да еще и не трогает его никто, даже полосатики стороной обходят. Говорят, это ему от мамы передалось.

До перевала дошли уже к вечеру, перекусили на ходу сушеным мясом, и сразу двинулись вниз. Предстояло до темноты найти маленькую избушку, где собирались устроить ночевку.

Почти пустые рюкзаки на спинах стали тяжелыми и неподъемными, ноги передвигались с трудом, оружие оттягивало руки, но никто не жаловался, Даже Алинка. Зато, когда впереди показалось низкое неказистое строение на курьих ножках, послышался общий вздох облегчения. Его подхватил ветер, унес куда-то в сторону темнеющих деревьев.

Димка с Алинкой сразу сбегали за водой к озерцу, Ванька набрал хворосту, и, выкопав ямку, занимался костром. Макс колдовал над котелком, нарезая продукты для ужина.

Когда котелок, подвешенный над бездымным пламенем, стал издавать томительно-аппетитные ароматы, все подтянулись к огоньку, приготовив ложки. Ужинали быстро и молча, закусывая толстыми ломтями черного хлеба.

Посуду сразу после еды вычистили песком и золой, а ямку с горящими углями закопали, и отправились спать в домик.

— Варенье поставил? — уже засыпая, спросил Макс.

— Ага, сразу две банки, — Ванька покрутился, устраиваясь поудобнее на своей подстилке.

— Где?

— Там же, где всегда.

— Думаешь, придут?

— Не знаю.

— Тише вы, — шикнул Димка, — дайте уже поспать!

В домишке установилась тишина, только звуки леса стали чуть слышнее, прорываясь сквозь щели меж неплотно пригнанных брёвен. Даже слышалось далекое завывание волка. Да Алинка что-то тихонько бормотала во сне, пока не перевернулась на бочок, уткнувшись лбом в плечо брата.

Ванька проснулся первым, поднялся бесшумно, стараясь не разбудить друзей, и на цыпочках подошел к двери, но все же его услышали.

— Куда? — Макс открыл глаза и сразу вскочил одним гибким движением — удивительно бодрый и решительный. — Вместе пойдем, как договорились. Алин, Димка!

— Сколько времени? — недовольно пробурчал рыжий Матвеев, протирая глаза.

— Почти шесть утра, давайте уже! — Ванька нетерпеливо приплясывал на пороге.

— Пить хочется, — это уже Алинка. Пока поднимался брат, она с благодарностью взяла фляжку, протянутую Максом, и с жадностью пила подслащенную чем-то вкусным воду.

Наконец все тихонько выбрались из хижины. До нужного бугорка тут рукой подать.

— Есть! — закричал Ванька, заметив что-то еще издалека.

И действительно, когда все подошли к холмику — обнаружили пустые, словно вылизанные, банки из-под варенья с плотно закрученными крышками.

А сбоку на траве лежали четыре почти одинаковые метлы. И записка на куске коры, выведенная русскими буквами: «Летайте на здоровье! Потом положите на место!»

— Ага, — Ванька уронил руку с запиской и с грустью оглянулся по сторонам, — значит, опять не покажутся, раз подарки оставили.

Любопытная Алинка присела возле крайней метлы и осторожно ткнула в нее пальцем:

— А как на этом летать? Это магия?

— Никакой магии, — рассудил по праву старшего Максим. — Скорее всего, где-то тут запрятан антиграв. А стилизация выполнена просто по приколу… ну, чтобы было похоже на сказки про ведьм.

— А инструкции нет? — жалобно спросил Димка, вслед за остальными поднимая с земли метлу.

— Сами разберемся, — широко улыбнулся Макс. — Не сложнее, чем в прошлый раз! Видишь, сучья развилки торчат спереди — ясно же, что для рук. Где-то тут и органы управления. — Макс оседлал свою метлу, и немножко поковырявшись с рукоятками, вдруг плавно поднялся над землей. И радостно скомандовал: — Бероев! Отставить грусть! Подумаешь: «Не покажутся!». Какие твои годы!

— Слушаюсь, синьор Моретти! — вытянулся в струнку Ванька. — Тогда уж и ты спустись с небес на землю, да покажи нам, как на ней летать.

— Мне покажи! Макс, мне сначала! — нетерпеливо воскликнула Алинка, и вдруг, сложив руки рупором, звонко закричала: — СПА-СИ-БО!

Из-под настила клетушки выбралось нечто, более всего напоминающее стог сена — искусственная шерсть из торчащих в разные стороны «хамелионистых» ленточек размывала контуры фигуры, заодно выравнивая температуру с окружающей средой. Не абы какая защита от чутких электронных глаз, но вот человека и зверя обмануть способна вполне.

«Стог» некоторое время смотрел вслед улетевшим детям, затем покачался с пяток на носки — «шерсть» послушно заволновалась и качнула ленточками вверх-вниз, сохраняя видимую неподвижность размазанного силуэта, а потом заглянула под настил.

— Совсем умаялся боец. Вадим, вставай, — прошептал тихий женский голос, пока руки стягивали верхний слой маскировочного комбинезона, — Вставай, милый, проспишь не только завтрак, но и обед.

Облепленная обтягивающим нижним комбинезоном, худенькая, но что называется, «точеная» фигурка от души потянулась, хрустнув суставами, да так и замерла посреди движения от ткнувшегося в шею носа.

— Совсем ты видно его загоняла, Дара… — окатило щёку горячее дыхание в ухо, а цепкие лапки ухватили поперек туловища. Лобастая голова, покрытая короткой шерсткой, от души потерлась сбоку, кольнув шею жесткими усиками. Девушка, а точнее — молодая женщина, закинула левую руку назад, в ответ почесав за ушком мурлыкнувшую от удовольствия «фурь».

— Ёжка? — неуверенно спросила она.

— Ёжка-Ёжка… — лизнули ей в ответ ладонь шершавым языком, — хоть горшком назови, только в печь не ставь.

И собеседница перевернулась на настиле клетки на спину, намекая, что и пузико надо бы почесать. Что и было проделано.

— Ну ты, Ёжка, даешь! Подкралась так, что я и не услышала. Навыка вижу, не потеряла. Что тут делаешь?

— Да вот, после малыша решила форму восстановить. И заглянула по памятным местам…

— И у тебя ребенок? И где он??

— Да по округе с друзьями носится. Он ведь тут каждую кочку знает по рассказам отца, да по записям, вот теперь проверяет. Уже массу нового узнал заодно…

— Надо же, и ты взрослая стала, мать семейства…

— Какие наши годы, — насмешливо фыркнули в ответ, — а вот дети на самом деле — растут.

— Да, растут. — Задумчивый взгляд мазнул по верхушкам деревьев в той стороне, где скрылись сорванцы. — Знаешь, я совсем не чувствую себя повзрослевшей и умудренной.

— Какие наши годы, — повторила собеседница, сворачиваясь мохнатым клубочком на настиле клетушки, — хотя дети уже выросли…

И, неожиданно встрепенувшись, решительно добавила:

— Пора делать следующих! Впрочем, я вижу, вы уже над этим работаете. — И полюбовавшись покрасневшей до корней волос подругой. — Вот теперь я тебе верю. Что, сестра — каждый раз, как в первый? Зато какие детишки получились — счастливая ты!

— Как в первый, — прижав ладони к пламенеющим щекам, Дара прикрыла глаза, вспоминая.

— Ну что, никого не забыли? — поинтересовался седой, но отнюдь не старый мужчина у парнишки, возящегося с аппаратурой противодиверсионного комплекса, одновременно обозревая окружающий разгром.

Ночной налет батальона десанта на госпиталь и последующая спешная эвакуация соблюдению идеального порядка не способствовали. Ранее стройные ряды палаток зияли прорехами там, где эвакуирующиеся успели снять их, и кучами рваного брезента и брошенной мебели в местах, где было не до того.

Повсюду виделись следы ночного боя: разбросанные стреляные гильзы и воронки от разрывов гранат, развороченные и выжженные попаданием термобарических зарядов пулеметные гнезда, а то и оставленные прямо на месте смерти трупы.

Ближе к окраине госпитального лагеря красовалось несколько приличного размера воронок. Это уже постарались свои — разлет самодельных реактивных мин большого калибра был приличным. Поспешность, с которой производился залп, тем более не прибавила точности.

Осмотрев в бинокль «оспины» разрывов, испятнавшие склоны соседних высот, седой только сплюнул, оценивая результаты ночного применения «резерва верховного» — между соседними воронками местами было под две сотни метров.

— Зато хоть напугали… — буркнул он себе под нос.

— Чё? — оторвался от вождения из стороны в сторону приемным детектором недослышавший оператор.

— Не «чокай», а работай, давай. Всё что подчинённому надо слышать — доводится до его сведения громко и четко. Остальное бойца не касается. И, сменив гнев на милость: — Напугали мы десант, говорю. Не рискнули они под артобстрелом атаковать, да отошли от греха — честно говоря, я наших криворуких артиллеристов сам теперь боюсь. Не дай бог придется просить их о поддержке… Ну что, есть отметки?

— Чисто практически. Вот только от той кучи идет восходящий поток. Вроде — теплый воздух поднимается, как от дыхания. И сквозь стенки тоже угадывается тень.

— Ты что, думаешь, наши эскулапы кого-то живым в ящик положили?! — удивленно поднял брови Седой, рассматривая гору, образовавшуюся из рухнувшего от близкого попадания мины штабеля гробов.

— Может, привалило кого? — с сомнением ответил парнишка, колдуя над настройками комплекса, в попытке сделать картинку четче, — надо бы вблизи посмотреть.

— Не вопрос. Петр, Федька, Андрей Петрович — прогуляемся.

Поименованные двинулись вперед, разворачиваясь стандартным порядком с командиром и оператором в центре.

— Не, вроде живые. Двигаются… — сосредоточено произнес парнишка, да так и замер с отвисшей челюстью.

Седой быстро переключил канал сканера на себя, глянув «через плечо» на выдаваемую аппаратурой картинку, и тут же прижал датчик вниз, вместе с рукой застывшего столбом оператора:

— Остальную округу давай смотри внимательней, — бросил он, подзатыльником приводя оператора в чувство и разворачивая его на сто восемьдесят градусов. А сам быстро подошёл к неустойчивому развалу из ящиков и заглянул внутрь кучи.

Назад он вынырнул красным как вареный рак и, быстро отойдя, начал выуживать из пачки непослушную последнюю папиросу.

— Кхе. Вот дают, блин. Нашли время, а главное место, — пробурчал он, наконец прикуривая.

— Эт ты зря, — возразил ему Андрей Петрович, спокойно прислоняя к ближайшему гробу верную «десятку». Без спешки достал кисет и обрывок бумаги для самокрутки. — Когда ж еще о детях думать? Война, она ненадолго, а дети — это вечное.

Конец.