Снайпер-инструктор

8 – Красавица санинструктор

В первых числах октября наша армия задержалась на занятых позициях, южнее литовского города Вилкавишкис. Немецкая оборона проходила по западному берегу реки Шеймена. Оборонительные сооружения противник подготовил заранее, и сильно укрепил, поэтому наше командование вынуждено было остановить наступление и перейти к выжидательной обороне. В эти дни затишья, в 21-й полк, прислали молодую девушку, санинструктора, с погонами лейтенанта медицинской службы. Это была на редкость симпатичная блондинка. Её голубые глаза сразили наповал многих мужчин. О её красоте быстро разнеслась молва. Не только наш полк, но и вся дивизия сохла по ней. Многие притворялись больными, лишь бы найти повод познакомиться с этой красавицей.

Я не притворялся, а на самом деле простудился, ведь стояла сырая ветреная погода. Чувствуя сильное недомогание, я направился в медпункт, расположенный неподалёку от штаба, в просторном блиндаже.

Спускаясь по ступенькам в блиндаж, я почувствовал запах женских духов и запах лекарств, хлынувших мне в лицо вместе с тёплым воздухом. В медпункте было не многолюдно, несколько санитарок, ели горячие щи из глиняных мисок, так как привезли обед. Все эти женщины тоже были, в большинстве, молодые, но обычные, измотанные тяжёлой военной службой, и на них мало кто обращал внимание, как на женский пол. Редко с ними заигрывали.

– На что жалуешься боец? – с улыбкой спросила санитарка.

– Наверное, простудился, горло побаливает, и голова как чугунная,– ответил я охрипшим голосом.

В этот момент из-за ширмы, отгораживающей половину блиндажа, вышла она, о которой так часто приходилось слышать в последние дни, но не доводилось встречаться. Когда, я её увидел, то голове сразу стало легче. Девушка была так хороша, что я стеснялся на неё смотреть. Ей всё было к лицу: и новая офицерская гимнастёрка, стянутая в талии широким ремнём, и выглаженная юбка, плотно облегающая бёдра, и хромовые сапоги на стройных ножках.

– Так, давай я посмотрю твоё горло, – сказала она деловито и села на ящик рядом со мной. От её прикосновения меня бросило в жар. Пока она меня осматривала, в медпункт пришли ещё несколько солдат и офицеров. Некоторые из них нарочито кашляли, видно, что притворялись. Они начали шутить и пытаться с помощью юмора познакомиться.

Среди пришедших был и мой уже приятель, капитан Озеров. Мы с ним успели подружиться, так как я часто бывал у него в батальоне, и в часы затишья мы играли в шахматы. Увидев меня, он подковырнул:

– А ты, старшина не промах, вовремя заболел. Смотри, опередят тебя другие больные. Вон их сколько, и все при параде, с медалями. Женихи, да и только.

– Не тушуйся, Коля, – поддержал меня знакомый сержант, – здесь все инвалиды, у них понос, не дай бог, кашлянут, вот уж грохот будет…

От этих шуток санитарки дружно захихикали, а санинструктор строго сказала:

– Кто не болеет, прошу покинуть помещение. И все эти шутки не уместны! А вас, старшина, я направляю в медсанбат. Придётся там полечиться недельку.

Я, конечно, запротестовал. Как это в медсанбат, ведь мне некогда там прохлаждаться, надо обучать снайперов. Я попросил санинструктора дать мне лекарства, чтобы самому вылечиться.

– У меня нет ничего, кроме аспирина, – объяснила она. – У вас начинается ангина, и с этим не шутят.

– Николай, приходи ко мне в землянку, я тебя быстро вылечу, – весело сказал Озеров. – У меня есть хорошее средство.

– Это, какое средство? – поинтересовалась девушка. Она пыталась быть строгой, но её нежное, по-детски, лицо всё равно оставалось добродушным.

– Обычное народное средство, – игриво ответил капитан, – мёд с водкой. Хотите, и вас угощу.

– Я водку не пью.

– Тогда мёд покушайте.

В разговоре, санитарки назвали свою начальницу Светланой Сергеевной. Теперь её имя уже не было засекреченным. Всех присутствующих медсёстры прослушали и сделали выводы, что тяжелобольных нет. Мне, конечно, хотелось подружиться со Светланой, но где уж мне, старшине тягаться с капитаном. Было очевидно, что санинструктор отдаёт предпочтение Озерову. Она больше других уделила ему внимания, и не сводила с него глаз. Капитан Озеров был мужчиной видным, симпатичным, и возраст тридцать лет, вполне подходящий. А главное – это орден на его груди и несколько медалей.

После медпункта мы с Озеровым зашли в штабной блиндаж. Там застали на месте командира полка. Обычно, его трудно найти, но на этот раз повезло. Подполковник тоже сильно кашлял, и не только от табака. В такую погоду многие простужались. Я спросил у него разрешения подлечиться в гостях у Озерова. Он был не против, а, узнав о мёде, сам решил пойти в гости вместе со мной.

Начинало смеркаться, и вдалеке, над передовой, изредка взлетали осветительные ракеты. Отправились в путь мы большой группой. Приладышев взял с собой для охраны отделение автоматчиков, из роты разведки. Участились случаи вылазок немцев в наши тылы. Они совершали диверсии и брали языков. Их разведка тоже активно работала.

Землянка комбата Озерова была вырыта в склоне оврага, примыкавшего к реке Шеймене. До реки оставалось метров сто. На той стороне были немецкие позиции, и оттуда доносились редкие автоматные очереди. Рядом с землянкой комбата в ряд расположились другие землянки бойцов первого батальона. Место удобное, и замаскировано кустарником, росшим по всему оврагу. Вдоль этого берега реки проходила череда наших траншей. Я уже не раз там бывал.

Войдя в землянку, Приладышев спросил хозяина:

– Почему у тебя не топлено? Ведь сейчас не лето.

– Вы разве забыли, что мы топим только в ночное время?

– Да, помню. Дым может выдать ваше расположение. А ты не мог запастись углями? Уголь же горит без дыма, – в свою очередь упрекнул его Приладышев.

Смутившись, комбат крикнул:

– Баранов! Иди сюда!

Сидевший возле землянки часовой всё слышал и спросил:

– Что прикажете, товарищ командир. Затопить печку? Дрова сухие заготовлены.

Через несколько минут в железной печурке уже трещали дрова и в землянке появился едкий дым, от чего присутствующие закашлялись. Но когда печка раскалилась, то дымить перестала. На улице стемнело, и Озеров зажёг керосиновую лампу. В землянке стало уютно. В нашей компании оказались ещё два офицера – начальник штаба батальона и командир второй роты.

– Где ты столько мёда раздобыл? – полюбопытствовал Приладышев, глядя на пятилитровый бочонок.

– Есть тут в ближайшей деревне пасека. Пасечник принёс нам этот мёд, – пояснил комбат.– Он нам сочувствует, сам из партизан, хороший старик.

– Ну, давай, капитан, разливай водку, по кружкам да мёд по котелкам, – потирая руки, проговорил Приладышев.

Капитан всё это сделал, и Подполковник встал, держа в руках кружку:

– Предлагаю выпить за павших в боях наших товарищей. Вечная им память.

После этого все встали и выпили стоя, упираясь головами в низкий потолок. Затем закусили мёдом. Как водится, возникли бурные разговоры на разные темы. Начали с обсуждения боевых задач, а закончили женщинами. Я давно заметил, что в мужской компании всегда разговор заканчивается темой про любовь, про женщин. И тут стали обсуждать нашу новую девушку санинструктора. Озеров захмелев, откровенно признался, что влюбился в неё, как мальчишка.

– Ты же женат, – удивлённо посмотрел на капитана Приладышев.

– Я вдовец, – вздохнул Озеров. – Моя жена погибла во время бомбёжки, а дети умерли от тифа. Мне об этом тёща в письме сообщила, ещё в сорок третьем.

– Соболезную от всей души, – прижимая руку к сердцу, сказал Приладышев. – Извини, не знал. Только послушай моего совета: днём к санинструктору не ходи, её авторитет подмочишь.

Два дня мне разрешили отлежаться в землянке Озерова. Водка и чай с мёдом сделали своё дело, и мне стало легче. На третий день я вновь приступил к своим обязанностям, к обучению снайперов.